Гейл Шихи

ВОЗРАСТНЫЕ КРИЗИСЫ

ступени личностного роста

Издательство "Ювента". Санкт-Петербург, 1999

От автора

Ср. психология.

Часть первая. ТАЙНЫ ЖИЗНЕННОГО ЦИКЛА

Безумие и метод борьбы с ним

Предсказуемые кризисы зрелого возраста

Часть вторая. ОТРЫВ ОТ РОДИТЕЛЬСКИХ КОРНЕЙ

Часть третья. ИСКАНИЯ В ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

Часть четвертая. ПЕРЕХОД К ТРИДЦАТИЛЕТНЕМУ ВОЗРАСТУ

Часть пятая. Я УНИКАЛЕН

Часть шестая. ДЕСЯТИЛЕТНИЙ ПЕРИОД ПОДВЕДЕНИЯ ИТОГОВ

Часть седьмая. ОБНОВЛЕНИЕ

Пер. с англ. - СПб.: "Ювента", 1999. - 436 с.

Аннотация

Книга посвящена проблеме возрастных кризисов взрослого человека и написана в стиле психологических интервью. Автор В ней подробно разбираются различные варианты кризисов взрослых людей, которые неизбежно подстерегают каждого человека после 35-летнего возраста, и пути выхода из них. Книга представляет большой интерес как для специалистов, так и для широкого круга читателей. Сразу после выхода в свет она стала бестселлером и разошлась в англоязычных странах тиражом более пяти миллионов экземпляров.

ISBN 5-87399-108-1

© Gail Sheehy

© "Ювента", 1999.

© Шамриков А.В., перевод 1999.

От автора

Идея написания этой книги принадлежала Хелу Шарлэтту, замечательному редактору и человеку, который всегда поддерживал мои исследования психических состояний зрелого возраста. После его преждевременной кончины Джек Макре много времени посвятил редактированию этой книги, и благодаря его стараниям она приобрела особый колорит.

Книга стала реальностью благодаря тем людям, которые поделились историями из своей жизни. Не называя их имена, надеюсь, что поступаю справедливо.

Очень многие помогли мне в работе над книгой. В первую очередь, я обязана таким профессионалам, как Дэниел Левин-сон, Маргарет Мид и Роджер Гоулд. Особенно я благодарна Бернис Нойгартен, Джорджу Вейланту, Маргарет Хенниг, Джеймсу Доновану, Мэрилу Лайонеле и Кэроле Мен, которые помогли мне как эксперты.

Я глубоко признательна Кэрол Ринзлер, Деборе Майн и Байрону Добеллю за прочтение нескольких версий книги и за помощь в их редакции. С благодарностью приняла также замечания Джерри Косински, Патриции Хинайон и Шота Шудасама.

Ночи напролет набирала текст Вирджиния Дайяни, занималась правкой Ли Пауэлл, выполняла копию за копией Элла Кончил. Казалось, что эта книга никогда не превратится во что-то осязаемое. Я благодарна им за терпение и выдержку.

Финансовая поддержка в форме стипендии была предложена фондом Алисии Патерсон. Фонд оказал мне и моральную поддержку, за которую я чрезвычайно признательна его директору Ричарду Нолту.

Я бесконечно благодарна Мауре Шихи и Клей Фелкер. Когда я писала, страдала, переписывала, мечтала и жила этой книгой, они жертвовали личным временем, праздниками ради моего дела и поэтому по праву считаются ее крестными матерями.

Гейл Шихи, Нью-Йорк

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ТАЙНЫ ЖИЗНЕННОГО ЦИКЛА

Глава 1

БЕЗУМИЕ И МЕТОД БОРЬБЫ С НИМ

В тридцатипятилетнем возрасте я впервые испытала нервный срыв. Я была счастлива, полна сил и вдруг словно рухнула с обрыва в бурлящий поток. Дело было так.

По заданию журнала я находилась в Северной Ирландии, в городке Дерри. Ярко светило солнце, только что закончился марш в защиту гражданских прав католиков, и мы, его участники, чувствовали себя победителями. Однако на баррикадах колонну встретили солдаты, они обстреляли нас патронами со слезоточивым газом и резиновыми пулями. Мы оттащили раненых в безопасное место и спустя некоторое время наблюдали происходящее уже с балкона.

“Как удается десантникам так далеко стрелять газовыми патронами?” — спросила я стоящего рядом юношу.

“Посмотри-ка, они ударяют прикладами по земле”, — ответил он. И тут же пуля попала ему в рот, пробила носовую перегородку и до неузнаваемости изуродовала лицо.

“О Боже, — я была ошеломлена, — это настоящие пули!” Впервые в жизни я столкнулась с ситуацией, которую нельзя было исправить.

В это время британские бронеавтомобили начали вклиниваться в толпу, из них выскакивали автоматчики. Они поливали нас свинцовыми пулями.

Тяжело раненный юноша упал на меня. Пожилой человек, которого сильно ударили прикладом в шею, спотыкаясь, вскарабкался вверх по лестнице и рухнул на нас. На наружную лестницу протиснулось еще несколько человек, и мы под обстрелом поползли наверх.

Я крикнула: “Нельзя ли попасть к кому-нибудь в квартиру?” Но все двери были заперты. Мы добрались до восьмого этажа. Кто-то должен был под открытым огнем подняться на балкон и постучать в ближайшую дверь. Снизу раздался крик мальчика:

“Господи, в меня попали!” Этот голос заставил меня действовать. Трясясь от страха, прикрываясь мягким детским пальто в надежде, что это меня спасет, и слыша свист пуль в нескольких футах от собственного носа, я бросилась к ближайшей двери.

Нас впустили в квартиру, наполненную женщинами и детьми. Обстрел продолжался около часа. Из окна я увидела троих ребятишек, которые выбежали из-за баррикады и хотели скрыться. Пули прошили их, словно мишени в тире. За ними следовал священник и махал белым носовым платком. Старик склонился над детскими телами и стал молиться. Его постигла та же участь.

Раненый человек, которого мы тащили наверх, спросил, не видел ли кто-нибудь его младшего брата. В ответ раздалось: “Он убит”.

Несколько лет назад мой брат погиб во Вьетнаме. Его похоронили в штате Коннектикут, в сельской местности. Почетный караул накрыл гроб флагом, который почему-то напоминал покрывало. Люди пожимали мне руку и говорили: “Мы знаем, как вы себя сейчас чувствуете”. Я еще подумала тогда, что бессмысленно говорить человеку, который перенес сердечный приступ, пустые слова вроде “не принимай это близко к сердцу”. “Я знаю, как вы себя сейчас чувствуете”, — единственное, что я могу сказать сейчас. Раньше я этого не знала.

После неожиданной бойни я, как и многие другие, оказалась в летнем домике в католическом гетто. Все выходы из города были перекрыты. Оставалось только ждать. Мы ждали, когда британские солдаты начнут обыскивать дом за домом.

“Что вы сделаете, если придут солдаты и начнут стрелять?”, — спросила я у приютившей меня старухи. “Лягу лицом вниз”, — сказала она.

Одна из женщин пыталась уточнить по телефону фамилии убитых. Когда-то убежденная протестантка, я попыталась молиться. Но мне вспомнилась глупая детская игра, начинающаяся словами: “Если у вас есть одно-единственное желание в этом мире...”. Я решила позвонить в Нью-Йорк любимому человеку. Он скажет волшебные слова, и опасность уйдет.

“Привет, как ты?” — его голос был до абсурда веселым. Он лежал в постели.

“Я жива”.

“Хорошо, а как продвигается дело?”

“Я чудом спаслась. Сегодня убито тринадцать человек”.

“Держись. В новостях говорят как раз о Лондон-Дерри”.

“Это кровавая бойня”.

“Ты можешь говорить громче?”

“Это еще не закончилось. Бронетранспортер только что задавил мать четырнадцати детей”.

“Послушай, тебе не нужно лезть на передовую. Не забывай, ты должна написать статью об ирландских женщинах. Присоединись к женщинам и не лезь на рожон. Хорошо, дорогая?”

После этого бессмысленного разговора я оцепенела. В глазах потемнело, голова стала чугунной. Мной овладела лишь одна мысль: выжить. Мир ничего больше не значил для меня. Тринадцать человек погибнут или тринадцать тысяч, возможно, погибну и я. А завтра все будет в прошлом. Я поняла: со мной нет никого. Никто не сможет меня защитить.

После этого меня целый год мучили головные боли.

Вернувшись домой, я еще долго пребывала под впечатлением своей возможной смерти. Ни о какой статье не могло быть и речи. В конце концов я выдавала из себя несколько слов, выдержала сроки, но какой ценой? Моя злость вылилась в резкую обличительную речь против близких. Я бросила всех, кто меня поддерживал и мог бы помочь в борьбе с демонами страха: порвала отношения с человеком, вместе с которым была четыре года, уволила секретаря, отпустила экономку и осталась одна с дочерью Маурой и своими воспоминаниями.

Весной я не узнала себя. Моя способность быстро принимать решения, мобильность, позволявшая мне избавляться от старых взглядов, дерзость и эгоизм, направленные на достижение очередной цели, скитания по миру, а затем работа над статьями ночи напролет с кофе и сигаретами — все это уже не действовало на меня.

Внутренний голос терзал меня: “Подведи итоги. Половина жизни прожита. Не пора ли позаботиться о доме и завести второго ребенка?” Он заставлял думать над вопросом, который я старательно отодвигала от себя: “А что ты дала миру? Слова, книги, денежные пожертвования — этого достаточно? Ты была в этом мире исполнителем, а не участником. А ведь тебе уже тридцать пять...”

Такова была моя первая встреча с арифметикой жизни.

Это ужасно — оказаться под обстрелом, но те же чувства можно испытать после любого несчастного случая. Представьте: дважды в неделю вы играете в теннис с энергичным тридцативосьмилетним бизнесменом. Однажды после игры у него отрывается тромб и попадает в артерию, сердечный клапан закупорен, и человек не в состоянии позвать на помощь. Его смерть потрясает жену, коллег по бизнесу и всех друзей такого же возраста, включая и вас.

Или междугородный звонок оповещает вас, что ваши отец или мать попали в больницу. Лежа в постели, вы вспоминаете, какой энергичной и жизнерадостной была ваша мать, а увидев ее в больнице, понимаете, что все это ушло навсегда, сменившись болезнью и беспомощностью.

К середине жизни, достигнув тридцати пяти — сорока пяти лет, мы начинаем всерьез задумываться о том, что смертны, что наше время проходит и что, если мы не поспешим определиться в этой жизни, она превратится в выполнение тривиальных обязанностей для поддержания существования. Эта простая истина вызывает у нас шок. По-видимому, мы ожидаем изменения ролей и правил, которые нас полностью удовлетворяли в первой половине жизни, но должны быть пересмотрены во второй ее половине.

В обычных обстоятельствах, без ударов судьбы и сильных потрясений, эти вопросы проявляются в течение нескольких лет. Нам нужно время, чтобы настроиться. Но когда они обрушиваются на нас все сразу, мы не можем их тотчас же “переварить”. Переход ко второй половине жизни кажется нам очень жестким и слишком быстрым, чтобы его принять.

Передо мной эти вопросы встали тогда, когда я неожиданно столкнулась со смертью в Северной Ирландии.

А вот что случилось шесть месяцев спустя. Представьте себе: я, уверенная в себе, разведенная деловая женщина, успешно делающая карьеру, тороплюсь на самолет, чтобы лететь во Флориду, где проходит демократическое национальное собрание, и вдруг обнаруживаю одну из моих любимых домашних птичек мертвой. Я начинаю рыдать навзрыд. Вы наверняка скажете: “Эта женщина сошла с ума”. Точно так же подумала и я.

Я заняла место в хвосте самолета, чтобы при авиакатастрофе оказаться последней, кто столкнется с землей.

Полет на самолете всегда доставлял мне радость. В тридцать лет я не знала, что такое страх, занималась парашютным спортом. Теперь все было иначе. Как только я подходила близко к самолету, я видела балкон в Северной Ирландии. Вскоре этот страх перерос в фобию. Меня стали привлекать истории авиакатастроф. Я болезненно изучала все детали на фотографиях с мест крушения. Выяснив, что самолеты ломаются в передней части, я взяла за правило садиться в хвост, а входя в самолет, спрашивала пилота: “Есть ли у вас опыт выполнения посадки по приборам?” При этом я не испытывала стыда.

Я находила слабое утешение в том, что раньше, до тридцати пяти лет, со мной ничего подобного не происходило. Все мои прежние тревоги имели реальную основу, причиной же нынешней авиафобии стали иные, не связанные с ней события, вытесненные в подсознание. Я пыталась покончить с этим, и одно время мне даже казалось, что все улаживается. Однако, рыдая над мертвой птичкой, я поняла, что видела лишь вершину айсберга.

Тут же я почему-то вспомнила, что отказалась от услуг экономки. Смогу ли я найти другую экономку? Если нет, то мне придется отказаться от работы. А как складываются мои отношения с дочерью?

На некоторое время я оставила Мауру с ее отцом. Мы долго любили друг друга и после развода, причиной которого стали мелочные ссоры, согласились видеться друг с другом ради нашего ребенка. Ничего необычного не было в том, что Маура проведет неделю с отцом, но мне ее очень не хватало. Меня вдруг охватила паника, словно это была не временная разлука, а необратимая потеря. Мрачные мысли, разрывающие меня изнутри, высвобождали темные силы, которые угрожали разрушить весь мой мир, построенный на скорую руку. Когда мы подлетали к Майами и я пожелала Боингу-727 миновать залив Флашинг Бэй, вновь объявился внутренний голос: “Ты проделала хорошую работу, но что реально можно к этому добавить?”

На нервной почве у меня пропал аппетит. Я не знала, что в желудке началась борьба между двумя противоположными по своему действию лекарствами. Одно было назначено мне для лечения астении, а другое прописано психотерапевтом после душевной травмы в Ирландии. На гремучую смесь лекарств и воды в желудке я выплеснула еще коньяк и шампанское.

Оказавшись в номере отеля, я действовала автоматически, и вначале мне это понравилось. Заполнить стенные шкафы. Расчистить рабочее место. Создать, как говорят, домашнюю атмосферу. Открыть чемодан. И тут я испытала шок. Я увидела на белой юбке пару новых красных босоножек. Они были ярким красным пятном на белом фоне. Я вскрикнула.

Внезапно я почувствовала, что не смогу заставить себя составить план, отвечать на телефонные звонки, назначать встречи. Какую статью я должна была написать и для кого? Началось взаимодействие лекарств, но я этого не знала. Головокружение, желудочные спазмы. Мое сердце отчаянно забилось, и казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Номер находился на двадцать первом этаже. Застекленный балкон навис над Бискайским заливом. Внизу была вода, ничего кроме воды. В этот день произошло солнечное затмение.

Меня потянуло на балкон. С болезненным восхищением я наблюдала затмение. Даже планета казалась призрачной из-за вмешательства сил Вселенной. У меня вдруг возникло безотчетное желание прыгнуть с балкона вниз, и от этой мысли я испытала ужас и восторг одновременно. Часть меня, похороненная заживо вместе с не смирившимися родителями, суровым мужем, неудачными друзьями и любовью, даже с моими неизвестными предками, пробилась наружу и обрушилась на меня серией раздробленных видений, среди которых была и окровавленная голова юноши из Северной Ирландии. Всю ночь я просидела на балконе, пытаясь сконцентрировать внимание на луне.

На следующее утро я связалась с обоими врачами, которые выписали мне лекарства. Я хотела, чтобы они дали четкое медицинское обоснование моего страха. После диагноза я могла бы лечь и успокоиться. Врачи подтвердили, что два препарата (барбитурат и стимулятор для поднятия настроения) привели к сильной химической реакции. Я должна была оставаться в постели весь день и принимать минимум психостимуляторов. Отдыхать. Однако эти объяснения не помогли мне избавиться от страха, ибо “это” было значительно больше, чем однодневная болезнь.

Я решила прибегнуть к проверенному способу и попытаться спастись работой. Записи всегда помогали мне понять, чем я живу. Я решила описать историю, которую рассказал мне лет десять назад один молодой врач. Вот что у меня получилось.

Исключительно живая и энергичная женщина жила долго и спокойно на Пятой авеню. Но вот умер ее муж, и в шестьдесят лет она оказалась одна, без средств к существованию. Ей не оставалось ничего другого, как покинуть свой дом и друзей, с которыми она дружила сорок лет. Единственной родственницей, которая могла бы приютить эту женщину, была ее неприветливая невестка, жившая на Юге. Несмотря на постигшее ее несчастье, вдова решила достойно проститься с Нью-Йорком и с людьми, которые ее окружали. Накануне отъезда она устроила обед, и все восхищались ее сильным характером. На следующее утро друзья зашли за ней, чтобы отвезти в аэропорт, однако никто не открыл им дверь. Они вломились в квартиру и в ванной нашли хозяйку, которая лежала на полу в нижнем белье. Она была без сознания.

Расстроенные друзья отвезли вдову в больницу. Молодой врач при первом обследовании ничего не нашел. Пришедшая в себя женщина находилась в приемном отделении. Ее недавно причесанные волосы растрепались, взгляд был бессмысленным. Она неумело отвечала на простые вопросы, путала имена и даты и, очевидно, полностью потеряла ориентацию. Друзья ушли от нее в тихом ужасе. За несколько часов она превратилась в старую бормочущую женщину.

Я не могла выкинуть ни слова из этой истории.

Я способна была только смотреть телевизор. В полночь я его выключила. Дальнейшие события можно только механически перечислить, в это время я уже не управляла своими мыслями и поступками. Это было выше моего понимания.

Из телевизора послышалось шипение. Я оглянулась и увидела призрак. На экране появилась дьявольского вида медуза, голубая, с ядовито-зеленым оттенком и жгучими волосами желтого цвета. Стоп. Я резко выпрямилась, пошатнулась и почувствовала спазм в голове.

“Так, — сказала я громко. — Я совсем расклеилась”. Телефон был в другой спальне — с балконом над водой за стеклянной стеной. Раздвижные двери были открыты. Ветер развевал шторы и трепал их над заливом. Внезапно меня охватил страх. Я вдруг подумала, что если подойду близко к балкону, то потеряю равновесие и свалюсь в воду. Я припала к полу. Как краб, хватаясь за ножки мебели, я пересекла эту смежную комнату. Я говорила себе, что это глупо. Но когда встала, мои ноги дрожали. Меня настойчиво преследовала мысль: “Если я найду нужного человека, то этот ночной кошмар пройдет”. Я цеплялась за соломинку и знала это.

Тогда, в Северной Ирландии, мой страх был обоснован — мне угрожала реальная опасность, исходившая извне. Сейчас же деструктивные силы были во мне самой. Нечто чуждое, страшное, невыразимое, но явное начало жить во мне: моя смерть.

Каждого из нас в этом возрасте (между тридцатью пятью и сорока пятью годами) начинают посещать мысли о смерти. Все мы рано или поздно сталкиваемся с ее реальностью и должны научиться жить с пониманием того, что наше существование конечно. Момент, когда человек первый раз осознает это, вероятно, самый трудный. Мы пытаемся отогнать “привидения”, используя тот вариант поведения, который срабатывал до сих пор.

Первый способ: включить свет. В детстве это всегда прогоняло “привидения”. Становясь взрослыми, мы, как к свету, прибегаем к истинным знаниям. Сначала я искала точное и простое медицинское объяснение происходящему. Но химической реакцией на лекарства можно было объяснить только часть моих симптомов. А я хотела объяснить все. Однако этого не случилось. И “включение света” не избавило меня от страхов.

Второй способ: позвать на помощь. Когда ребенок напуган, он зовет на помощь сильного человека, чтобы тот избавил его от страха, и страх уходит. Затем он сам обучается развеивать иррациональный страх. А что происходит, если мы наталкиваемся на страх, который не способны развеять? Никто не может побороть смерть. К кому бы мы ни обращались, нас только разочаруют — точно так же не удался мой звонок из Северной Ирландии.

Третий способ: не обращать ни на что внимания, погрузиться в работу и жить дальше, словно ничего не случилось. Но я уже не могла избавиться от вопросов, где я была и куда направлялась, почему утратила общее чувство равновесия. Основная задача человека, достигшего середины жизни,— отказаться от всех выдуманных защитников и встать лицом к лицу с миром. Это нужно для обретения полной власти над собой.

Но возникает новый страх: а что если я не смогу устоять на ногах?

Мысль о смерти ужасна для того, кто о ней размышляет. Поэтому она скрывается под страхом падения самолета, в скрипе дверей, в ненадежных балконах, ссорах любовников, таинственных взрывах. Мы избегаем думать об этом, убеждаем себя, что все работает как надо. Некоторые люди еще больше погружаются в дела, другие отдаются спорту, проводят время на вечеринках, кто-то ищет спасения в любви молодых девушек.

Но груз мыслей, искаженных и раздробленных видений, связанных со старением, одиночеством и смертью, исподволь разрушает нашу уверенность: моя система работает великолепно, и я могу встать, когда захочу. А что случится, если произойдет сбой? Начинается серьезная борьба между сознанием, которое пытается отмести эти мысли, и пронзительными, болезненными вопросами, связанными со второй половиной жизни: “Ты не можешь забыть о нас”.

Работа не могла спасти меня и вытеснить страх. История, которую я хотела написать в Майами, была о женщине, дошедшей до отчаяния. Оставшись одна, она потеряла опору, утратила собственную личность и разрушилась подобно Дориану Грею.

Причиной этого стала внутренняя психическая драма, как и в случае со мной. Мой организм также внезапно расстроился. Я оставила мир любящей, великодушной, бесстрашной, амбициозной “хорошей” девушки, которой, как мне казалось, я была, и увидела темную сторону жизни. Меня охватил необъяснимый страх:

Я потеряю стабильность, все умения и навыки, разрушится мой образ жизни... Я проснусь в незнакомом месте... Я потеряю всех друзей и связи... Внезапно я перестану быть самой собою... Я обрету другую, отталкивающую форму... превращусь в старую женщину.

Однако я выжила. Я немного повзрослела, и все, что со мной произошло, казалось, было сто лет назад. Ужасный несчастный случай совпал с критическим переломным моментом в моем жизненном цикле. Этот опыт пробудил во мне желание узнать все о том явлении, которое называется кризисом среднего возраста.

Но начав искать людей, истории которых могут войти в книгу, я сразу же поняла, что взялась за тему, несомненно, более сложную, чем я себе представляла. В жизни каждого человека происходили кризисы или, вернее, переломные моменты. Чем больше я брала интервью у разных людей, тем больше замечала сходство этих переломных моментов. Различные по сюжету, они регулярно происходили в одном и том же возрасте.

Люди были ошеломлены этими срывами. Они пытались связать их с внешними событиями, но связь не прослеживалась, зато налицо был внутренний разлад. В определенные периоды жизненного цикла они чувствовали смятение, иногда внезапные изменения перспектив, часто таинственное неудовлетворение своими действиями, которые раньше оценивали как положительные.

Я задалась вопросом: нельзя ли предсказать эти переломные моменты? И неужели вся жизнь человека в зрелом возрасте должна быть отравлена страхом смерти?

Жизнь после юности?

Так я поняла: то, что Геселл и Спок сделали для детей, не было сделано для взрослых.

Изучение процесса развития ребенка помогло выявить каждый нюанс их роста и дало нам удобные штампы: беспокойные двухгодовалые и шумные девятилетние дети. Юность тоже была тщательно разложена по полочкам. Но — скрупулезный анализ развития личности разработан только до восемнадцати—двадцатилетнего возраста. После двадцати одного года мы предоставлены самим себе и плывем вниз по течению до старости, когда нас начинают изучать геронтологи. И все это время только медицинские работники интересуются нашим физическим здоровьем.

Значительно легче изучать подростков и стариков. Обе группы находятся в учреждениях (школах или домах престарелых), где они являются пленниками. Остальные же мечутся в основном потоке запутанного и обезумевшего общества, пытаясь придать некоторый смысл своему существованию и пробиться через неопределенность.

Где же мудрые советы, помогающие преодолеть возраст двадцати лет, которому свойственны поиски, и сорокалетие, которое обрушивает на нас потерянные надежды? Можно ли доверять народным поверьям о том, что раз в семь лет у нас, взрослых, появляется какое-то непреодолимое желание?

Нас учили, что дети проходят определенные стадии развития, одинаковые и необходимые для всех.

Сейчас, понимая, как развивается личность, мы отправляем нашего отпрыска из детского сада в колледж и оставляем его на пороге зрелости в нервном возбуждении. Он технически подготовлен, жаждет решать проблемы, умеет обходить препятствия. Но мы не учим его понимать свой внутренний механизм, не учим тому, что даже взрослые делятся на тех, которые держатся на плаву, и тех, которые потеряли равновесие и утратили мир в душе.

В период между восемнадцатью и пятьюдесятью годами максимально раскрываются возможности человека. Это тот возраст, когда мы особенно нуждаемся в наставлениях и советах по жизненно важным проблемам, но, увы, лишены их и плутаем в потемках. Если мы “не приспосабливаемся” к условиям существования, то воспринимаем это как собственное несоответствие требованиям жизни. При этом мы не учитываем, что находимся на определенной возрастной ступени развития, и не задумываемся над тем, что многие проблемы тянутся из детства. Значительно легче обвинить в срывах мать, жену, мужа, работу, систему либо вовсе не думать об этом.

До недавнего времени психиатры и социологи обращались к жизни взрослого человека только при наличии каких-то проблем и очень редко уделяли внимание временным изменениям и их предсказанию. Теоретические концепции, берущие начало от Фрейда, основаны на том, что личность более или менее сформировалась в пятилетнем возрасте.

А что могут дать эти концепции сорокалетнему человеку, который достиг профессиональной цели, но чувствует себя подавленным и недооцененным? Он обвиняет свое дело, жену или окружение в том, что они лишили его свободы. В мыслях он пытается вырваться из этих пут. Поэтому объектом в желании освободиться может стать что угодно: например, интересная женщина, которую он встретил, другое поле деятельности и т. д. Но когда цель достигнута, выясняется, что все осталось по-прежнему. Новая ситуация оказывается опасной ловушкой, и человек хочет сбежать из нее и вернуться к жене и детям, которых боится потерять.

Многие жены удивленно смотрят на эти случайные игры и говорят: “Муж сошел с ума”. Никто никогда не думал, что чувство неуравновешенности и подавленности, возникающее в среднем возрасте, можно предсказать.

А что найдет в традиционных фрейдовских концепциях тридцатипятилетняя женщина, пытающаяся убедить своих детей в том, что они лучшие, в то время как сама она испытывает чувство неполноценности. Независимо от вашего возраста попробуйте отождествить себя с тридцатипятилетней Дорис.

За пятнадцать лет совместной жизни муж Дорис никогда не приглашал ее развлечься в обществе своих коллег и почти не обсуждал свои дела. Но вот однажды вечером он пришел домой и сообщил, что президент фирмы видит в нем человека с незапятнанной репутацией и хочет познакомиться с ним поближе.

“Послушай, — сказал он, — президент, собирающийся уйти в отставку, пригласил нас с тобой на обед на следующей неделе. Он что-то там сообщит”.

“О, Господи, — воскликнула Дорис. — Я уже несколько лет не была на званых обедах. О чем же мне говорить?”

“Ничего, дорогая, — ответил муж. — Просмотри газеты за последнюю неделю”.

Движимая чувством долга, Дорис прочитала четыре еженедельных выпуска новостей и каждый вечер перед сном вспоминала фамилию очередного арабского лидера.

Прием был организован по всем правилам. Рядом с Дорис за столом сидел глава компании. “О, только не это”, — подумала она. Однако храбро ввязалась в разговор и начала говорить о проблемах экологии и об использовании солнечной энергии. Рот соседа был наполнен, поэтому она начала объяснять философию демократии для стран третьего мира по Хуберту Хэмфри. Затаив дыхание, Дорис заметила к своему удовольствию, что внимание всех гостей, которые сидели неподалеку, обращено к ней. Воодушевленная этим, она говорила еще минут пять. Президент, очевидно, был поражен. Он не мог отвести от нее глаз.

Дорис скромно потупила взгляд и обнаружила, что резала бифштекс своего соседа. Она отвыкла обедать в обществе.

Суть этой истории в том, что жизнь взрослого человека отнюдь не является ровной дорогой. Изменения возможны и предсказуемы, и это нужно понять.

Новая концепция зрелости включает полный жизненный цикл и подтверждает старые предположения. Если человек воспринимает свою личность не как механизм, сформировавшийся по окончании детства, а как процесс развития, то жизнь в двадцать пять или тридцать лет или при переходе в средний возраст будет интригующей, обещающей сюрпризы и радости открытия.

Особенно хорошо это понимают мистики и поэты. Шекспир пытался донести до нас, что человек при жизни проходит семь ступеней (посмотрите монолог “Все ступени мира” в пьесе “Как вам это понравится”). За много веков до Шекспира в индуистских трактатах были описаны четыре определенных состояния человека, четыре ступени жизни, каждая из которых вызывает последующую: обучающийся; владелец дома; уединенная жизнь; и завершающая ступень, на которой “человек равнодушен ко всему и ничего не любит”.

Первым психологом, который разделил жизненный цикл на ступени, была Эльза Френкель-Брунсвик. Описав в 1930 году духовное богатство человека, позднее она переработала свои взгляды в теорию. Она предприняла первую попытку связать психологию с социологией. Эльза Френкель-Брунсвик проанализировала биографии четырехсот знаменитых людей — таких как королева Виктория, Джон Д. Рокфеллер, Казанова, Дженни Линд, Толстой, Гете и др., — рассматривая их через призму внешних событий и субъективного опыта, и сделала следующий вывод: каждый человек проходит через пять четко разграниченных фаз. Это было предзнаменованием восьми ступеней (три для взрослых) жизненного цикла, которые позднее выдвинул Эрик Эриксон.

Основываясь на некоторых данных, мы можем предполагать, что Эриксон на протяжении всей жизни создавал себе имя. Рожденный в еврейской семье, покинутый отцом еще до рождения, он взял себе фамилию Эриксон, что означает: Эрик, сын Эрика. В 1939 году, спасаясь от нацизма, он покинул Европу, стал американским гражданином и поселился в штате Калифорния. В Беркли он начал заниматься проблемами кризисов в периодах развития человека.

В книге “Детство и общество”, опубликованной в 1950 году, Эриксон популярно и четко изложил свою концепцию жизненного цикла. Он создал схему, показывающую, как последовательно разворачивается жизнь. Каждая ступень заканчивалась кризисом. Причем “кризис” рассматривался не как катастрофа, а как переломный момент, период, связанный с обостренной чувствительностью и повышенным потенциалом. Эриксон осторожно отметил, что не рассматривает все развитие человека как серию кризисов.

Однако он считал, что психическое развитие личности происходит в процессе прохождения через критические точки. “Критическая точка” характеризует моменты принятия прогрессивных или регрессивных решений. В этих точках человек добивается достижений или терпит неудачу, получая будущее несколько лучше или несколько хуже, но в любом случае измененное.

Эриксон описал три ступени зрелости. Он определил центральный вопрос развития в каждый период как основу, которую личность может обрести или потерять. На первой ступени зрелости главным вопросом является интимность (близость), а альтернативным — уединение. Главным вопросом на второй ступени зрелости является производительность, процесс, при котором индивидуум становится творческой личностью в новом смысле, принимая на себя добровольное обязательство передавать опыт новому поколению (молодым коллегам). Главным вопросом на третьей ступени зрелости является цельность, на этой ступени кризис среднего возраста может быть удачно разрешен.

Я почувствовала интерес к работам Брунсвик, Эриксона и других исследователей. Моим руководителем стала Маргарет Мид. Я поняла, что упускаю что-то важное, когда пишу о людях в манере, к которой привыкла. Я рассматривала только фрагменты, отдельные главы из их жизни. Я не учитывала, что люди движутся во времени. А это могло бы многое объяснить.

Мне необходимо было свести воедино множество статистических данных и еще не записанных историй жизни разных людей. Я медленно обрабатывала кучу материала по семейным проблемам, бракам, разводам и т. п., когда мне принесли справку из статистического отчета бюро по переписи населения:

“Средняя продолжительность брака до развода, по данным последних пятидесяти лет, равнялась семи годам”.

Решено. Я поняла, что должна добиться стипендии от фонда Алисии Паттерсон и пройти дневной курс обучения по теме “Стадии развития зрелого человека”.

Помню, в Хантере проходил симпозиум “Обычные кризисы среднего возраста”. Люди здесь были самые разные: мечтатели, искатели, порицатели, пессимисты, неудачники, впавшие в разочарование после двух-трех браков, оставленные женщины среднего возраста и нервные мужчины, переживающие климакс. На их лицах можно было прочитать смутную надежду — все хотели услышать, что же было нормального в кризисе, который, как они думали, коснулся только их.

Скромный и привлекательный седой профессор социальной психологии Дэниел Левинсон начал описывать жизнь мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока семи лет. Он и его сотрудники в течение нескольких лет изучали группу мужчин разных профессий. Левинсон отметил, что для детей и юношей существуют основные принципы развития, а в развитии взрослых имеются периоды, в течение которых необходимо решить определенные задачи. Человек продвигается от одного периода к другому лишь в том случае, если начинает работать над решением новой задачи развития и создает новую структуру своей жизни.

Согласно расчетам Левинсона, ни одна структура не может оставаться неизменной больше семи-восьми лет. И исследования подтвердили эти данные.

Доклад Левинсона заинтересовал меня, хотя и вызвал множество вопросов. Оказалось, что его руководителем была Эльза Френкель-Брунсвик. Я подошла к профессору и попросила объяснить, как работать с биографическим методом. Он проявил необычайное великодушие и, не считаясь со временем, прочитал несколько первых биографий. “Великолепные интервью с хорошо расставленными акцентами, — сказал он. — Вы рассматриваете человека в широком смысле”. Это меня окрылило. “Но не делайте пустых замечаний. Если они хотят поговорить о чем-то важном, то позвольте им это сделать”. Я подумала, что тогда обработанный мной материал пригодится уже лишь геронтологам.

Тема развития взрослого человека была еще только на стадии роста. Совершенствовались теоретические разработки в Гарварде, Беркли, Чикаго, UCLA.* После посещения этих академических центров я убедилась, как различны взгляды на этот вопрос. Кроме того, большинство исследований проводились мужчинами и основывались на изучении мужчин же.

* UCLA — University of California Los Angeles — Калифорнийский университет, Лос-Анджелес. (Прим. ред.)

Что ж, вероятно, школьное обучение юношей и девушек может быть раздельным. Но мы не сможем понять развитие мужчин, если не услышим мнение женщин, которые приводят их в этот мир; женщин, которых мужчины любят, боятся, ненавидят и от которых во многом зависят — так же как и женщины зависят от мужчин.

Наконец в UCLA мне удалось обнаружить работу психиатра Роджера Гоулда, который провел предварительное исследование белых людей среднего класса в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, включая и женщин. Результаты неглубоких интервью были любопытными, но поверхностными. Психиатр позднее объяснил, что ему было очень важно взять интервью и у мужчин, и у женщин. Он попросил почитать некоторые из собранных мною историй и дал их детальные объяснения.

Я в своей книге ставила три основных цели.

Во-первых: обозначить именно внутренние изменения индивидуума в мире, где большинство из нас заняты прежде всего внешними проблемами, и проанализировать их. Я хотела дать людям, которые, как и я, запутались в проблемах своего возраста, доступный способ самоисследования, с помощью которого они могли бы осознать и разрешить конфликт.

Во-вторых: сопоставить темпы развития мужчин и женщин. Фундаментальные ступени расширения возможностей личности, которые откроют человеку путь к полному расцвету его индивидуальности, одинаковы для обоих полов. Однако мужчины и женщины редко сталкиваются с одинаковыми вопросами в той же ситуации и в том же возрасте.

В третьих: исследовать предсказуемые кризисы семейных пар. Это, кстати, вытекает из второй цели. Так, супруги-одногодки очень различаются по синхронизации во времени. Если в возрасте двадцати лет мужчина быстро приобретает уверенность в себе, то замужняя женщина обычно теряет уверенность в себе, которую имела в юности. Когда мужчина переходит рубеж тридцати лет и хочет начать оседлую жизнь, женщина часто становится беспокойной. После сорока мужчина чувствует себя стоящим над обрывом, он оставил позади свою силу, энергию, мечты, расстался с иллюзиями, а его жена в то же время, вероятно, полна амбиций и готова взять новую высоту.

Возможно, при прочтении первой половины книги читателю может показаться, что я больше симпатизирую женщинам. Это все потому, что в первую половину своей жизни я наблюдала внешние ограничения и внутренние противоречия у женщин. Однако совершенно противоположное получается во второй половине моей жизни, поэтому читатель может решить, что вторая половина этой книги больше посвящена мужчинам.

Использование слова кризис для описания стратегического взаимодействия в стабильные периоды и в критические переломные моменты внесло некоторую сумятицу. “А как же я? У меня-то не было кризиса”, — часто говорят люди, словно защищаясь. Наше понимание греческого слова “кризис” имеет уничижительный оттенок, оно включает в себя личную неудачу, слабость, неспособность противостоять внешним событиям, которые вызывают стресс. Поэтому критические переходы между ступенями я буду называть просто переходами (из одного состояния в другое).

Моя работа развивалась поэтапно. Сначала меня очень заинтересовала эта проблема. Затем в одном из нью-йоркских журналов я опубликовала статью под названием “Поймать свои тридцать”, где изложила тему, которой занимаюсь. Я получила сотни писем от людей всех возрастов, которые писали, что в статье речь шла о них. Это дало мне толчок. Затем мною овладела паника. Предположим, что десять человек серьезно отнеслись к тому, что я написала. Большинство из нас за всю свою жизнь не окажут влияния на десять незнакомых людей. Я испугалась ответственности. Я стала заниматься однообразной работой: прорабатывать книги по психиатрии, психологии, биографии, проблемные статьи, длинные исследования и невероятно скучные распечатки со статистическими данными. Я перестала ходить на приемы, где раньше часто бывала, замкнулась в себе и погрузилась в раздумья.

Постепенно я научилась не зависеть от авторитетов. Я стала полагаться на истинность жизненных историй, которые я собиралась проверять, и обогащать теорию, добавляя оригинальные взгляды. Я стала доверять своему собственному мнению.

Всего я собрала сто пятнадцать историй. Обработав биографии, я стала рассматривать многие семейные пары вместе. Это помогало прояснить многие сложные вопросы и позволяло понять психологию индивидуума.

В “оседлую группу”, предназначенную для исследования, я включила здоровых, мотивированных людей, которые составляют средний класс.

Во-первых, в начале исследования я должна была выбрать представителей среднего слоя американского общества для того, чтобы выявить основные закономерности.

Во-вторых, именно представители этой группы становятся носителями наших социальных ценностей. Они также являются основными экспортерами нового образа жизни и новых отношений для других классов. Исследование Дэниела Янкеловича показывает, что приблизительно через пять лет после того, как среди представителей среднего класса формируются определенные взгляды на секс, семью, работу и образ жизни, их наследует молодой рабочий класс.

Наконец, я выбрала эту группу потому, что образованный средний класс имеет максимум вариантов и минимум препятствий при выборе своей жизни. Их не сдерживают традиции, как тех, кто рожден богатыми и социально сильными, и они не обладают той же стабильностью. Они более образованы и состоятельны, чем рабочий класс, живущий чуть выше черты бедности, однако не имеют привилегий.

Только американский средний класс имеет возможность изменить и улучшить свою жизнь. А вместе с миром приходит и хаос. Следовательно, именно на примере среднего класса, переживающего стрессы, победы и поражения, мы, вероятно, сможем наиболее четко увидеть, по какому пути зрелый человек движется от одной ступени развития к другой. И такие наблюдения дадут нам несравненно больше информации, нежели изучение реакций на внешние препятствия или распределение людей на категории по особенностям поведения.

В книге описаны истории людей от восемнадцати до пятидесяти пяти лет. Среди них мужчины-адвокаты, врачи, администраторы, менеджеры среднего звена, министры, профессора, политики и студенты, а также мужчины, занятые в производстве, в средствах массовой информации, ученые и те, кто имеет собственное небольшое дело; женщины, добившиеся всего в жизни, сделавшие карьеру, и женщины, которые традиционно занимаются воспитанием детей.

Хотя многие из моих респондентов выросли в малых городах, впоследствии многие из них оказались в таких центрах, как Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Вашингтон, Сан-Франциско, Чикаго, Детройт, Бостон, Нью-Хэвен и Дэйтон. Некоторые затем переехали в пригород, другие в лесные районы, в районы пляжей штата Калифорния. Половина респондентов развелась. Некоторые пары не имеют детей. Ряд женщин сами ведут домашнее хозяйство. Очень трудно точно указать распределение респондентов по вероисповеданию, так как многие люди утратили веру или отказались от религии, которую исповедовали в детстве, и ищут новые формы духовности. Приблизительно треть имеет протестантские корни, другие две трети равно распределились между католиками и иудеями.

Я думаю, часть моих читателей будет недовольна. Возможно, я услышу: “Вы пытаетесь систематизировать столь изменчивые явления. Это вздор”. В опровержение я могу сказать лишь одно: те, кто изучает человеческую личность, имеют дело не столько с наукой, сколько с искусством, интуицией, проницательностью.

Существует много исследований на тему развития зрелого человека, границы этой области определены, и нам есть о чем поговорить.

Я не исключаю, что многие читатели найдут в этой книге что-то обидное для себя. Некоторым людям, которые точно подойдут под описание, это не понравится, они это не примут и, вероятно, будут оскорблены, получив книгу по почте от своего бывшего товарища. Но это к лучшему. Если вы все прочитаете и останетесь довольны, я буду считать книгу не удавшейся. Наша жизнь постоянно изменяется, а реакции на нее субъективны. Однако я должна признать, что была поставлена в тупик, когда столкнулась с первыми замечаниями моих друзей и коллег. Их оценки одних и тех же биографий оказались очень противоречивыми.

“Любила его, ненавидел ее”, и “я не могу связаться с парнем, который потерпел неудачу в бизнесе”, и “ваши мужчины ведут себя как дети”, “вашим женщинам не хватает инициативы” (замечание амбициозной одинокой женщины-писательницы).

Затем я поговорила с моим другом, который пишет книги на острые современные темы, используя случаи из своей практики врача-психиатра. Когда он отослал свой первый труд некоторым коллегам, то получил несопоставимые ответы. Каждый из критиков нашел ошибку в одной истории, а понравилась ему другая. А когда мой друг написал вторую книгу и снова получил такие же противоречивые отзывы, причина стала очевидной. Это не замечания по существу реального материала, а просто реакция людей на прочитанное.

Далее. Иногда очень трудно симпатизировать людям, которые имеют завидное положение в одном из самых богатых государств планеты. Большинство тех, кто предоставил свои истории для этой книги, имели возможность в какой-то период жизни максимально использовать свои творческие силы. Их мышление натренировано, их тела относительно здоровы, в их работе нет апатии и грубости, всего того, что может причинить боль рабочему на прокатном стане или работнице на конвейере в сборочном цехе. И все же они жалуются. Почему?

Люди, у которых я брала интервью, радовались открывшейся возможности дойти до сути своих сомнений, надежд, конфликтов, эмоционального бессилия. Они не пытались ничего скрыть. Некоторые из них говорили: “По окончании беседы вы будете знать обо мне значительно больше, чем кто-либо другой”.

Последнее из моих интервью послужило мне хорошим примером. Я искала образованную женщину, которая выбрала замужество и материнство и не пожалела об этом выборе, дойдя до середины жизни. Я нашла такую женщину. Она написала следующий биографический отрывок для одной газеты: “Четверо детей. Я преподаю английский язык. В мое свободное время (ха-ха) я играю на фортепиано, занимаюсь теннисом и шью. Я только что бросила курить. Годы, проведенные в колледже, были чудесными. Я бы с удовольствием возвратилась назад и пережила это еще раз. Прямо сейчас!”

В течение восьмичасовой беседы я выяснила следующее. Муж оставил эту женщину год назад, сказав, что он вырос, а она нет. Она опасалась, что с уходом мужа перестанет быть личностью. В свои сорок лет ей страшно было начинать заниматься бизнесом. Однажды вечером ее дочь стала просить электрика провести ночь с мамой, потому что “маме в большой кровати очень одиноко”. Милый биографический очерк для газеты она написала в самый критический момент своей жизни.

Благодаря искренним рассказам многих людей моя работа удачно продвигалась. Их истории и сейчас живут во мне, находят отклик в моей душе, учат меня тому, что сам по себе возраст или событие не могут помешать человеческому духу в расширении возможностей.

Мы не любим обобщений, полагая, что они разрушают нашу уникальность. Однако становясь старше, мы начинаем понимать, что наши жизни имеют много общего, так же как и наше одиночество. Это обнаруживается при исследовании человеческой психики. Постепенно жизненные эпизоды различных людей, с которыми я беседовала, составили цельную согласованную картину. Обобщения мучили меня все меньше и меньше. Я с удовольствием перечитала наблюдения Вилла Катера и открыла для себя следующее: “Есть только две или три человеческих истории, которые повторяются так, как будто они никогда прежде не случались”.

Глава 2

ПРЕДСКАЗУЕМЫЕ КРИЗИСЫ

ЗРЕЛОГО ВОЗРАСТА

Кое в чем мы похожи на некоторых ракообразных. Омар растет и развивается, сбрасывая целый ряд защитных панцирей. Он освобождается от наружного панциря, как только тот начинает ему мешать, и становится ранимым и чувствительным до тех пор, пока не нарастет новый панцирь.

Каждый переход на следующую ступень развития заставляет человека разрушать существующую защитную структуру. Он становится ранимым и чувствительным как эмбрион, но приобретает и его способность постепенно приспосабливаться к окружающим условиям. Этот переход может продолжаться несколько лет. Преодолев его, мы попадаем в продолжительный период стабильности и относительного спокойствия и обретаем чувство равновесия.

Все, что происходит с нами: окончание учебного заведения, брак, рождение ребенка, развод, получение или потеря работы, — все влияет на нас. Эти знаменательные события являются вехами в нашей жизни. Однако ступень развития определяется изменениями личности в эти переходные моменты. Личность обладает скрытой тенденцией к изменению, которая реализуется под воздействием знаменательных событий.

Жизнь личности включает в себя внешние и внутренние аспекты. Внешние аспекты состоят из определенных ценностей: работа, положение в обществе, семья и социальные роли.

Внутренний аспект состоит из определенных моментов, важных для каждого из нас. Каким образом цели и стремления подкрепляются или нарушаются нашей системой жизни? Какие черты собственной личности мы можем изжить, а какие подавляем? Как мы себя ощущаем в мире в данный момент?

Внутренний аспект проявляется там, где разрушающие силы начинают выводить человека из равновесия, сигнализируя о необходимости изменения и продвигая его к новой опоре на следующей ступени развития. Такие кардинальные перемены происходят в жизни повсеместно. Однако люди все равно отказываются признать, что у них есть система внутренней жизни. Спросите человека, который испытывает спад, в чем его причина. Большинство объяснит это знаменательным событием: “Я почувствовал спад после нашего переезда, после смены профессии, после того как жена вернулась работать в школу и превратилась в заезженного муниципального работника в униформе”, — и так далее. Вероятно, менее десяти процентов людей осознают, что их состояние не вызвано внешней причиной, и могут сказать: “Во мне происходит какое-то изменение, и, хотя это болезненно, я чувствую, что должен через это пройти”.

В переходные моменты наш образ жизни подвергается внезапным изменениям в четырех измерениях. Первое измерение: внутреннее ощущение себя по отношению к другим. Второе измерение: чувство безопасности и опасности. Третье измерение: наше восприятие времени — достаточно ли у нас времени, или мы начинаем чувствовать его нехватку? Четвертое измерение: ощущение физического спада. Все эти ощущения задают основной тон жизни и подталкивают нас к тем или иным решениям.

Анализ жизни взрослого человека достаточно сложен. Как и в детстве, каждый шаг не только ставит перед нами новые задачи развития, но и требует отказа от тех способов решения, которыми мы пользовались до сих пор. Каждый переход на новую ступень заставляет отказываться от какой-то магии, от какой-то иллюзии безопасности и удобного привычного чувства “эго” во имя развития нашей неординарности.

Я хочу сказать, что мы должны изменить что-то в жизни, если хотим расти. На первый взгляд, стул и сидящий на нем человек — понятия несовместимые. Но иногда нужно поменять “стул”, чтобы изменить что-то в жизни. Решение, которое было правильным на одной ступени развития, может оказаться неверным на другой. Переходя с одной ступени на другую, мы оказываемся “между двумя стульями”.

Слишком резкие изменения? Да. Но это развитие. Знакомясь с различными жизненными историями, я пришла к убеждению, что во время перехода разрушающие или конструктивные изменения не только предсказуемы, но и желаемы. Они означают развитие.

Конечно, это не единственная возможность. Если работа над жизнью кажется взрослому человеку слишком жесткой, он всегда может создать “временный дом”, окружить себя всеми жизненными ценностями, куда входят работа, школа для детей, общественная деятельность и все остальное. Затем, когда внутри начнутся изменения, свидетельствующие о приближении новой ступени развития, человек понимает невозможность изменений в этот момент.

Нехватка денег заставляет молодого человека внезапно оставить школу и идти работать, брак не заключается в желаемое время, ребенок рождается или слишком рано, или слишком поздно, замедляются профессиональный рост и карьера человека — все это мы можем назвать несвоевременными событиями.

Они нарушают последовательность и сбивают ритм ожидаемого жизненного цикла. Люди, жизнь которых из-за этих несвоевременных событий сложилась не так, как хотелось, пытаются объяснить неудачу неожиданностью произошедшего. Мы можем услышать: “я набитый осел”, или “она появилась слишком рано”, или “он оказался прожженным парнем”, или “она белая ворона”. Любое нарушение привычного ритма жизни может вызывать грызущее чувство, что что-то не в порядке. По наблюдениям социолога Б. Нойгартен, в этих случаях мы обычно говорим о сексуальной роли личности, но очень редко принимаем во внимание значение возраста человека.

Вундеркинд, любой ценой добивающийся успеха и не тративший время на формирование эмоциональных привязанностей, может в свои стремительно проносящиеся под гром аплодисментов годы не обращать внимания на чувство пустоты, которое его охватывает по достижении цели. Общество подстегивает его или ее, как, например, Дороти Паркер, Мерилин Монро и большинство других кинозвезд. Растратив всю свою энергию и достигнув среднего возраста, эти люди бывают шокированы тем, что все осталось позади. С другой стороны, те, кто глубоко прониклись целью и с трудом добиваются ее, начинают процветать в середине жизни, когда выплескивают наружу подавленные эмоции. Это дает им вторую жизнь.

Другие события, которые индивидуум не в силах предотвратить, — это война, депрессия, смерть близкого человека или реальная угроза собственной жизни, которую, например, я испытала в Северной Ирландии. Я называю это несчастным случаем в жизни.

Удар судьбы сильнее, если он совпадает с переходом в очередной жизненный цикл. Это заставляет нас активнее решать вопросы, связанные с переходом. Например, некоторые мужчины, которые только частично освободились от родительской опеки, в период Великой депрессии 1930 года, выбившей у них почву из-под ног, оказались в бедственном положении — они боялись потерять работу.

Две супружеских пары, два поколения

Независимо от возраста, пола и ступени развития на нашу личность влияют принадлежность к тому или иному поколению и социальные изменения. Обычно мы полагаемся на простой и ясный метод подразделения людей на поколения: “Он — старый радикал тридцатых годов” или “Она — дитя шестидесятых”. Я делаю акцент на внезапные внутренние изменения, характерные для нашего хронологического развития. Они заслуживают внимания не потому, что оказывают сильное влияние на развитие взрослого человека, а потому, что мы обычно их отрицаем.

В своем исследовании я столкнулась с истинно американской семьей без кризисов и изучила каждого ее члена. Назовем их Бэбкоки. История их жизни подлинна, я изменила только фамилию. Я сравнила две фотографии из семейного альбома. Одна — 1947 года: жених и невеста — Кен и Маргарет, другая — 1974 года: их сын Дональд и его невеста Бонни. Четверть века разделяет две эти пары. Многое изменилось за эти годы, произошла переоценка взглядов. Чем отличаются их мечты? Каким они видят брачный союз, какие планы строят на будущее, какими видят себя в зрелом возрасте?

Некоторые скажут, что эти поколения легко отличить. А вот мнение самих респондентов.

Супружеская пара А

Мужчина двадцати двух лет говорит о себе: “Я многое взял от отца. Следуя его примеру, я занялся спортом и стал участвовать в соревнованиях. Отец был членом сборной по плаванию в Йеле и хотел, чтобы я пошел по его стопам. Мне хорошо дава-

лись науки. Отец настаивал на том, чтобы я дополнительно занимался, всем детям он рекомендовал смотреть в будущее, учил, что самое главное — это финансовая независимость.

Что заставило меня жениться? Я встретил ее и влюбился. Я знал, что это именно та девушка, которая мне нужна и что мы проведем всю жизнь вместе. Все, чего я хотел, — это жить в семейном кругу.

Я поставил себе цель на будущее, ибо хотел видеть, как мои идеи воплощаются в жизнь. Мне пришлось через многое пройти, тяжело работать. В колледже я проявил интерес к исследовательской работе. Но когда мои друзья предложили мне заняться бизнесом, я осознал, что для жизни одних исследований недостаточно”.

Она делает замечание: “Занятия наукой принесли бы малый доход”.

Он: “Я видел в бизнесе только средство для достижения цели. Можно считать это заделом на будущее. Я не люблю думать о деньгах, но хочу, чтобы моя жена была счастлива”.

Ее взгляды на его мечту: “Хорошо. Я знала, что ему действительно нравятся исследования. Проработав полгода и начав создавать новую компанию, он сказал мне: "Я делаю это ради нашего материального благосостояния". Я спросила: "Ты действительно хочешь этого? Я же знаю, как ты любишь свои исследования". Затем я поняла, что бизнес стал для него вызовом. Он втянулся и открыл в себе любовь к бизнесу”.

Он поправляет: “Скорее интерес”.

Она: “Очень большой интерес”.

Он: “Я видел в этом средство к существованию”.

Она: “Это единственное, о чем мы всегда спорим. Я сказала, что бизнес его засасывает. Это было ужасно”.

Она о своих целях и амбициях: “Я интересовалась многими вещами. Особенно меня привлекала психология. Но я не могла планировать это на будущее. Я была его постоянным спутником. Вот почему я сменила три колледжа. Всегда на первом месте была его карьера. На самом деле я люблю работать с детьми. Я хотела работать до тридцати лет, а затем до сорока стать домохозяйкой и воспитывать своих детей”.

Супружеская пара В

Он о своих мечтах в двадцать один год: “Меня еще маленьким учили достигать финансового успеха и быть хорошим кормильцем семьи. Учили твердо стоять на ногах и совершать хорошие поступки. Это вбивалось в меня с детства. Я хотел завести детей, обеспечивать жену, иметь хороший дом, отправлять своих детей в колледж в Йель, как это делал мой отец, и добиться успеха в бизнесе.

Что заставило меня жениться? Когда мы встретились, мы оба были молоды и незрелы. Мой отец думал, что она — самая красивая. Достаток в семье был скромный”.

Ее мнение: “Я росла очень одинокой. Одна из причин, по которым я вышла за него, заключалась в том, что я хотела иметь большую семью. Меня поразило взаимопонимание, сложившееся у них в доме между родителями и их четырьмя детьми”.

Какой она видела свою мечту: “Я возлагала на него большие надежды. Я верила, что он способен добиться многого в любом деле. Он был таким энергичным и заставил меня поверить в свои замыслы”.

Он (протестующе): “Я и сейчас могу многого добиться”.

Она поправляется: “Да, я думаю, что он может сделать значительно больше. Но не известно, произойдет ли это”.

Ее стремления: “Я год проучилась в колледже, где готовили специалистов в области радио и телевидения. Но затем я отказалась от своих идей получить эту профессию. Денег не хватало, и я пошла работать. Профессии у меня нет. Я действительно не знала, что мне делать. Я хотела выйти замуж и иметь большую семью”.

Супружеская пара А: сын Дональд и его невеста, им сейчас соответственно двадцать два и двадцать лет. Супружеская пара В: мать, Маргарет, сорока шести лет, и отец, сорокавосьмилетний Кен. В семействе Бэбкоков есть проблемы при выборе положительных сторон жизненного опыта семей двух поколений, возможно, вам они тоже знакомы.

Отец заявляет, что сын следует точно по его стопам. “Я женился через неделю после окончания колледжа в Йеле. Дональд сделал то же самое”.

Вероятно, в жизни есть свои особенные часы, отмеряющие наше существование. В какой-то момент мы начинаем чувствовать, как внутри кто-то стонет, а его не слышат, словно в мультфильме Джулиуса Фейфера.

События, которые требуют от нас резкого изменения модели поведения, — готовы мы к этому или нет, — независимо от нашего желания подталкивают нас к следующей ступени развития.

Как мы увидим далее, развитие каждого человека осуществляется в собственном, присущем, только ему стиле. Некоторые люди никогда не завершают логическую цепочку. Отрыв от близких людей, которые заботились о нас, происходит не сразу. Наши корни остаются в родительском доме, даже когда мы покидаем его, заключив брачный союз или найдя работу.

Мы не достигаем автономии сразу после превращения нашей мечты в конкретную цель, даже если и добиваемся ее. Основные вопросы или задачи никогда не решаются полностью, они сужаются и отставляются в сторону. Когда все это произошло, мы готовы продвигаться к следующему периоду.

Способны ли мы все предусмотреть? К сожалению, человек часто приходит к цели окольным путем. Со стороны это может показаться безразличием, упрямством, отчаянным отказом принять очевидное решение задачи. Только на собственных ошибках можно чему-то научиться. Мы можем отступить от достигнутого, затем вновь приблизиться к цели. Неизвестно, готовит ли нас к следующему этапу решение всех задач. Человек не может быть запрограммирован на успех, как машина.

Не стоит слишком серьезно принимать эту информацию, хотя я и указываю точные данные и возраст, в котором люди проходят каждую ступень развития, и показываю различия между мужчиной и женщиной. Вот как можно кратко описать пути развития.

Отрыв от родительских корней

До восемнадцати лет все ясно: “Нужно оторваться от родительского дома”. Обычно даже в школе мы чувствуем себя вполне самостоятельными, оторванными от родителей. Постепенно связующая нить истончается.

После восемнадцати лет мы по-настоящему начинаем отдаляться от семьи. Колледж, военная служба и кратковременные поездки помогают сделать первые шаги. Представление о мире нашей семьи и наше собственное — различны. Свой жесткий протест — “Я знаю точно, чего хочу!” — мы стараемся аргументировать любыми доступными нам средствами. И в процессе проверки этих убеждений часто впадаем в фантазии, которые кажутся нашим родителям таинственными и недоступными. Чего бы мы ни достигли в этом мире, мы не можем избавиться от страха, что мы только дети и не можем сами о себе позаботиться. Мы скрываем эти чувства за полным пренебрежением и напускной самоуверенностью. Мы обращаемся к сверстникам, заменяя их мнением советы родителей. Общение с семьей мы заменяем общением с теми людьми, взгляды которых совпадают с нашими. Но это продолжается недолго. И как только наши убеждения начинают расходиться с сомнительными идеалами “нашей группы”, эти люди оказываются “предателями”. Этот этап обычно приходится на возраст между восемнадцатью и двадцатью двумя годами.

Это время, когда мы хотим одинаково активно проявить себя в идеологии, мировоззрении, сексе и будущей профессиональной деятельности. В результате в нас зреет желание оставить “родительское гнездо”, и мы начинаем разрывать эмоциональные связи с домом, которые в этот момент нас обременяют.

Одна наша половина пытается быть индивидуальностью, а другая стремится восстановить безопасность и комфорт и слиться воедино с другим человеком. Одно из самых популярных противоречий этого перехода заключается в следующем: мы можем ускорить наше развитие, присоединившись к сильному человеку. Но люди, которые вступают в брак в это время, часто продолжают поддерживать финансовые и эмоциональные связи с семьей и родственниками, что мешает им стать экономически независимыми.

Стремительный отрыв от родительских корней, вероятно, дается легче и обеспечивает нормальное развитие жизненного цикла взрослого человека. Если в этот момент кризис личности отсутствует, то он проявится позднее, на переходной ступени, и тогда ударит больнее.

Искания в двадцать лет

В этот период мы сталкиваемся с вопросом, как удержаться в мире взрослых. Наше внимание полностью переключается на разработку внешних причин. “Кто я? Где правда?”. Затухает внутренняя борьба юношеских противоречий: “Как мне воплотить мои мечты? Какой путь выбрать для начала? Куда я иду? Кто может мне помочь? Как добиться цели?”

В этот наиболее продолжительный и стабильный (по сравнению с переходом к нему) период перед человеком встают большие и трудные задачи. Наше представление об осуществлении мечты наполняет нас жизненной энергией и надеждой, дает возможность подготовиться к основному делу жизни, найти наставника, создать интимные отношения, и все это происходит в определенной последовательности. Первая пробная структура, которую мы создали, испытывается жизнью.

Самая актуальная тема двадцатилетних — делать то, что “должно”. Это “должно” сильно зависит от модели семьи, влияния культуры, предрассудков нашего общества. Если в обществе преобладают принципы, согласно которым следует жениться и отгородиться от общества дверью, то образуется вздорная семья. Если общество настаивает на необходимости заниматься делом, то двадцатилетние люди, вероятно, оседлают свой “Харлей-Дэвидсон” и рванут куда глаза глядят, приняв на себя обязательство не иметь никаких обязательств.

Одно из типичных заблуждений двадцатилетних — их внутреннее убеждение в том, что выбор, который они сделали, является окончательным. Это в большинстве случаев неверно. Изменения в выборе не только возможны, но, зачастую, и неизбежны.

Здесь может сработать один из двух импульсов. Повинуясь одному, мы желаем построить прочную безопасную структуру на будущее и готовы принять на себя высокие обязательства. Однако люди, принявшие уже готовую форму, не анализируя ситуацию, вероятно, чувствуют себя словно взаперти.

Второй импульс побуждает нас изучать и экспериментировать, сохраняя динамичную, легко обратимую структуру. Он охватывает людей, которые в экстремальных условиях, столкнувшись с трудностями, мечутся с одной работы на другую, растрачивая свои двадцать лет в затянувшемся переходном периоде.

Хотя выбор двадцатилетних не окончателен, он все равно включает ту или иную жизненные модели. Некоторые из нас ведут скрытный образ жизни, другие живут одним днем, третьи заботятся о ком-то, и так далее. Каждый человек, проходя все жизненные периоды, сталкивается с отдельными элементами различных моделей жизни и испытывает их влияние. В книге прослеживаются наиболее распространенные жизненные модели.

Одолеваемые иллюзиями и верой в силу воли, мы в двадцать лет часто полагаем, что наш выбор есть единственно правильный курс в жизни. Мы хмуримся и выражаем недовольство при малейшем намеке на то, что похожи на своих родителей. Мы готовы согласиться с тем, что двадцать лет родительского воспитания находят отражение в наших реальных действиях и отношениях. Но наш девиз гласит: “Это не я. Я совсем другой”.

Осознать свои тридцать

Приближаясь к тридцатилетию, мы начинаем ощущать в себе новые жизненные силы. Мужчины и женщины говорят о своих чувствах скупо и ограниченно. Они обвиняют всех и вся в том, что выбор, сделанный ими в двадцать лет, был неудачен, и все сводят к росту карьеры. Может быть, на самом деле в тот момент выбор был прекрасен, но сейчас он уже не удовлетворяет человека. Какой-то внутренний аспект, оставленный без внимания, сейчас пытается проявиться. И человек опять поставлен перед необходимостью выбора. Требования к личности изменились и ужесточились. В работе происходят большие перемены, путаница и часто кризис, и человек, желая выплеснуть отрицательные эмоции, в то же время мечтает обрести опору в жизни.

Появляется стремление вырвать пройденный кусок жизни и начать все сначала в тридцать лет. Это может означать выход на иную дорогу или превращение мечты “например, стать президентом” в более реальную цель. Одинокий человек чувствует толчок, побуждающий его искать партнера. Женщина, которая раньше была довольна тем, что сидит дома с детьми, стремится выйти в свет. Бездетные родители стремятся завести детей. И почти каждый, кто уже семь лет живет в супружестве, чувствует недовольство.

Если это не приведет к разводу, то вызовет серьезный пересмотр брачного союза и стремлений партнеров. Суть этого состояния была выражена двадцатидевятилетним сотрудником адвокатской конторы с Уолл-Стрит: “Я собираюсь уйти из фирмы. Я здесь уже четыре года. У меня хороший заработок, но нет клиентов. Я чувствую неудовлетворенность. Если я подожду еще немного, то будет слишком поздно принимать решение. Я хочу добиться успеха. Но мысль о том, что я доработаю до пятидесяти пяти лет и меня засосет монотонная однообразная работа, приводит меня в бешенство. Это меня стимулирует. Скажем, восемьдесят пять процентов времени, которое я провожу на службе, я наслаждаюсь работой. Но получив сумасбродное дело, я выхожу из здания суда и говорю себе: “Что я здесь делаю?” Появляется внутреннее ощущение, что я попусту теряю время. Я прилагаю усилия для того, чтобы найти способ внести свой вклад в общественную деятельность или найти нишу в работе муниципалитета. Я говорю: “Вот еще вариант для меня”.

Вместе со стремлением к профессиональному росту у человека возникает и желание изменить что-то в личной жизни. Он хочет еще двоих или троих детей. “Мысль о доме стала очень значимой для меня. Дом — это место, где можно скрыться от проблем и отдохнуть. Я не ожидал, что буду так любить своего сына. Я никогда не смогу жить один”.

Мужчина поглощен мыслями о выработке ключевых решений в жизни, и это доказывает, что в нем происходят изменения, характерные для этого возраста, стремление сосредоточиться на себе. В результате самоанализа он открыл новые грани собственной личности.

С проблемами, присущими этому возрастному периоду, столкнулась и его жена. Она думает поступить в юридический колледж, но в то же время хочет иметь еще детей. Если она останется дома, то ей бы хотелось, чтобы муж больше времени уделял семье, а не работе. А вот как он представляет себе отношения с женой: “Я бы не хотел, чтобы меня беспокоили. Это звучит жестоко, однако я не хочу думать о том, что она собирается делать на следующей неделе. Поэтому я ей не раз говорил, чтобы она занялась чем-нибудь, предлагал вернуться на работу в школу и получить должность социолога или преподавать географию или еще что-нибудь. Надеюсь, она чем-нибудь займется и мне не придется думать о ее проблемах. Я хочу, чтобы она сама принимала решения”.

Вся проблема состоит в том, что он рассматривает это так, как удобно ему, а не ей. Она сразу подмечает, что он, с одной стороны, дает ей право выбора, а с другой — не желает вникать в ее проблемы. В то же время он отказывает ей в праве “быть эгоистичной” и самостоятельно принимать решения для собственного совершенствования. Обоим не хватает взаимности. Вот что период “осознать свои тридцать” несет для семьи.

Корни и расширение

После тридцати жизнь освобождается от многих условностей, становится более рациональной и упорядоченной Мы начинаем обосновываться в жизни в полном смысле этого слова. Большинство из нас отбрасывают свои старые корни и начинают растить новые. Люди покупают дома и всерьез принимают продвижение по служебной лестнице. Особенно этим озабочены мужчины. Удовлетворение брачным союзом (для тех, кто его сохраняет) несколько снижается по сравнению с высокими ценностями и представлениями о брачном союзе в двадцать лет. Это совпадает с расширением общественных связей супружеской пары и с более внимательным отношением к своим детям.

Возраст между тридцатью пятью и сорока пятью годами

В тридцать пять лет мы оказываемся на перепутье. Достигнув середины жизненного пути, мы видим, где он заканчивается. Время начинает сокращаться.

Утрата молодости, угасание физических сил, изменение привычных ролей — любой из этих моментов может придать переходу характер кризиса. Возраст между тридцатью пятью и сорока пятью годами — это время опасностей и больших возможностей. Мы можем переосмыслить ориентиры, по которым оценивали собственную личность в первой половине жизни, и те из нас, кто воспользуются этой возможностью, будут искать истину.

Чтобы успешно пройти этот кризис, мы должны повторно проанализировать свои цели и произвести переоценку наших ресурсов, начиная с сегодняшнего дня. “Почему я все это делаю? Во что я реально верю?” Независимо от того, что мы делали до сих пор, в нас есть нечто, что мы подавляли, и сейчас оно рвется наружу. Как хорошие, так и “плохие” чувства попытаются осуществить свое право на существование.

Очень опасно вступать на ненадежный “пешеходный мостик”, ведущий ко второй половине жизни. Мы не можем никого взять с собой в это путешествие в неопределенность. Мы должны преодолеть этот путь одни. Нам больше не нужно ни у кого спрашивать разрешения, потому что мы сами обеспечиваем свою безопасность. Мы сталкиваемся с особенностями нашей натуры, которые до той поры были скрыты.

Следует, наверное, горевать о том, что старое “я” умирает. Принимая наши подавленные и даже нежеланные качества, мы готовимся к внутренней реинтеграции личности, которая является нашей и только нашей — это не какая-то искусственная форма, составленная для того, чтобы ублажить культурные традиции или наших друзей. Вначале это темный переход. Но анализируя свои действия, мы вдруг замечаем лучик света и начинаем собирать все заново.

Женщины сталкиваются с этими проблемами раньше, чем мужчины. Время заставляет женщину внезапно остановиться в возрасте тридцати пяти лет и провести детальное исследование по всем направлениям. Она чувствует, что выбор, который ей предстоит сделать, может оказаться ее “последним шансом”, и поэтому хочет просчитать все возможные варианты. Постепенно ее муки и раздумья, с чего же начать подготовку к новому будущему, сменяются приятным чувством свободы. Начинает расти убежденность в том, что еще многое предстоит сделать.

Мужчины в этом возрасте тоже чувствуют, что время начинает их подгонять. Большинство из них при этом начинают больше заботиться о своей карьере. Это “мой последний шанс” вырваться вперед. Теперь мужчине уже недостаточно быть простым младшим администратором, многообещающим молодым писателем, адвокатом, который имеет невысокое жалование за хорошую работу. Он хочет руководить, добиться признания, стать активным политиком со своей законодательной программой. С некоторым огорчением он обнаруживает, что ожидал похвалы и был слишком чувствительным к критике. Он хочет построить свой собственный корабль.

В период этой интенсивной концентрации на внешних успехах мужчина обычно не замечает наиболее сложные внутренние изменения, которые двигают его вперед. Самоанализ, которым человек пренебрег в тридцать пять лет, является решающим в сорок. Каковы бы ни были его достижения, мужчина в этом возрасте обычно испытывает спад, беспокойство, отягощенность заботами и считает, что его недооценили. Он беспокоится о своем здоровье, удивляется: “И это все?” Он может отказаться от хорошо налаженных структур, включая и брак. Все больше мужчин ищут в середине жизни новое дело. Некоторые ломаются. Многие чувствуют, что произошли изменения в направленности энергии, которая до сих пор расходовалась лишь на достижение успеха. В мужчинах проявляется более нежная, чувственная сторона. У них проявляется потребность в развитии этической грани личности.

Обновление или покорность

Примерно к сорока пяти годам равновесие восстанавливается, появляется чувство стабильности, которое может принести удовлетворение.

Если человек отказался проявить активность в середине жизни, чувство спада перерастет в чувство покорности. Через некоторое время человек, остановившийся в развитии, лишится поддержки и безопасности. Родители становятся детьми. Дети станут незнакомыми людьми. Друг вырастет и уйдет. Карьера превратится просто в работу. И каждое из этих событий будет ощущаться как несостоявшееся. Кризисное состояние вернется где-то к пятидесяти годам. И хотя его удар будет еще мощней, он может подтолкнуть покорного человека среднего возраста к восстановлению жизненных сил.

С другой стороны...

Если в эти годы мы найдем новую цель, вокруг которой решим построить подлинную структуру жизни, то они смогут стать лучшими в нашей жизни. Личное счастье помогает тем партнерам, которые принимают себя такими, каковы они есть:

“Я не знаю никого, кто бы понял меня лучше”. Родители могут быть прощены за то, что дети дались им слишком тяжело. Дети могут быть отпущены без сожалений. В пятьдесят лет приходит новая теплота и умудренность опытом. Друзья и личная жизнь становятся важны как никогда. Люди, которые преодолели середину жизни, чаще всего заявляют, что их девиз сейчас: “Не заниматься ерундой”.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ:

ОТРЫВ ОТ РОДИТЕЛЬСКИХ КОРНЕЙ

Глава 3

ПОПЫТКА К БЕГСТВУ

Пьянствовать, предаваться любовным забавам, заниматься спортом, болтаться с компанией по улицам, уйти в армию, присоединиться к миротворческим силам, вступить в университетский женский клуб и студенческую организацию, употреблять наркотики, курить марихуану, увлечься йогой, религиозными сектами, буйствовать, упрямствовать, искать ощущение блаженства — каждое из этих действий удовлетворяет некоторые потребности молодых людей, которые стремятся испытать себя и найти свою собственную правду.

Постепенно отходя от семьи, мы начинаем поиск “себя”. Это обычно называется кризисом юности. Однако цель достигается не тогда, когда мы определяемся с решением, кто мы такие и что собираемся делать в этом мире, — подобные решения переоцениваются со временем. Юнг называет это индивидуацией, Маслоу — самоактуализацией, другие — интеграцией или автономией. Я рассматриваю это явление как достижение нашей подлинности, имея в виду достижение того внутреннего состояния, в котором мы узнаем обо всех наших потенциальных возможностях и обретаем силу, позволяющую полностью их реализовать.

Как долго длится процесс достижения подлинности? До полового созревания мы — дети. Юношеский период продолжается до двадцати лет, после чего мы обретаем условную подлинность. А где-то между тридцатью пятью — сорока годами, в среднем возрасте, мы либо духовно ослабеваем, либо достигаем истинной зрелости, которая дает нам духовный расцвет и способствует проявлению подлинных качеств личности.

Если вы уже оставили дом, то, вероятно, ворчите иногда:

“Что за ерунда? Я же взрослый человек! Разве я не зарабатываю? Разве я не забочусь о своем ребенке? Разве я не живу, как хочу, независимо от того. что обо мне думают мои родители?” Эти и другие внешние проявления, свидетельствующие о том, что вы взрослый человек, легко обнаружить. А вот обнаружить сложный внутренний рост не так просто.

Каждый ребенок, войдя в этот мир, стремится поставить себя в центр Вселенной и воспринимает ее как свой внутренний крут. Первые несколько месяцев это дается ему очень просто. Ребенок является цельным миром и поэтому не ощущает свое “я” как отличие от “других”.

Постепенно, хотя и неосознанно, этот первый круг начинает включать примитивные изображения людей, которые о нем заботятся. Обычно первый “другой” человек для ребенка — его мать. Поскольку потребность и ответ не всегда совпадают, у ребенка впервые нарушается баланс между удовлетворенностью и недовольством. Ребенок начинает плакать, обращаясь к человеку, который о нем заботится, кормит, успокаивает и создает комфорт. Обнаружив, что большая часть его потребностей удовлетворяется своевременно, ребенок получает фундаментальный ресурс, на основе которого происходит его развитие: чувство доверия.

Это доверие позволяет ребенку осознать обмен, в процессе которого познаются чувство “я” и “другой”. Психологи называют это взаимопониманием.

Ранний пример взаимопонимания можно увидеть, когда ребенок улыбается. Мать улыбается в ответ, в то время как ребенок награждает ее еще более восторженной улыбкой. Сущность взаимопонимания заключается в том, что каждому требуется признание другого. Появилась первая страница в жизни ребенка, повествующая о взаимоотношениях.

Наше ищущее и объединяющее “я”

Ощутив в два года первое чувство “я”, мы получаем экстраординарную способность к формированию нашей собственной индивидуальности. Начинается постепенный и мучительный процесс отделения внутренней реальности меня от возвеличенных их. Вот в чем загвоздка. Восхищение родителями вызвано зависимостью от них и, следовательно, необходимостью относить их к категории всемогущих.

Что-то невидимой нитью соединяет ребенка с матерью, пробуждает у него чувство комфорта и потворствует его острому желанию ощутить удовольствие или силу. Этот толчок настолько силен, что сейчас юное дитя хочет отдаться своим внутренним побуждениям и растворить свою многообещающую оригинальность. Почему бы нет? До тех пор пока мы купаемся в нашем эгоцентрическом круге, мы ничего не знаем о проблемах, которые нас окружают. Мы сталкиваемся с проблемами только тогда, когда наше внутреннее “я” становится оппозиционным. Это случается, когда “я” начинает разделяться.

Эти силы лучше представить как две стороны нашего “я”. Они являются такими же разными, как и две оппозиционные фракции в Конгрессе. Одна наша половина стремится к объединению и может быть названа объединяющим “я”. Другая половина побуждает к поиску нашей индивидуальности и может быть названа ищущим “я”.

Объединяющее “я” порождает универсальное желание прикрепиться к кому-то, восстановить близкие отношения с матерью, так как в основе этого слияния будут прекрасная гармония, абсолютная безопасность и бесконечность. Эта сторона “я” сформировалась из разочарования от того, что мы действительно отделяемся и отличаемся от близких людей, которые о нас заботятся. Появляется желание соединиться с “другим” человеком, который станет источником любви и удовольствия. И это желание, как пишет психоаналитик Э. Якобсон, “вероятно, никогда не ослабевает в наших эмоциональных переживаниях”.

Отождествление проявляется как подражание другому. Мы величаво ковыляем в материнских туфлях на высоком каблуке или старательно воспроизводим отцовский ритуал бритья невидимым лезвием. За тысячами таких имитаций действий родителей, которые мы выполняем в первые годы жизни, скрывается желание сохранить максимально близкие отношения с нашими источниками любви.

Как трогательно и прозрачно мы проявляем наше желание соединиться с другим человеком в жизни. В любовном экстазе мы очень близко подходим к новому обретению чувства слияния. Физическая близость не только успокаивает возможный гнев, который накапливается в нас в течение дня, но и дарит ощущение бесконечной гармонии, которая напоминает оригинальное состояние, когда наше “я” и другое “я” кажутся одним целым. Способность ощущать, как чувствуют себя другие, также зависит от настоящего слияния. Наше объединяющее “я”, постоянно пытаясь восстановить близкие отношения, всегда желает безопасного и тесного соединения.

Ищущее “я” человека управляется противоположным желанием: разделиться, обрести независимость, исследовать свои качества, стать хозяином своей судьбы.* Этот импульс подпитывается в раннем детстве, когда мы начинаем восхищаться собственными умениями и способностями. Как только мы начинаем ходить, мы хотим гулять без чьей-либо поддержки, карабкаться вверх и вниз по лестнице, не обращая внимания на ограждения и на предупреждение матери: “Осторожно, ты можешь упасть”. Развиваясь, мы формируем в собственном “внутреннем мире” множественные изображения самих себя как “сильных” личностей, на которых мы хотим походить.

* В этой книге я старалась не использовать трудные и перегруженные понятия ид, эго, суперэго. Я выбрала другую формулировку (ищущее “я” и объединяющее “я”) для описания двух сил, которые действуют внутри нас и противоречат друг другу, решая вопросы: как долго и как часто мы должны расти. Они ни в коем случае не заменяют фрейдистские понятия.

Многие современные теоретики соглашаются с тем, что появление этих ранних отождествлений находится в центре нашего психологического развития. Независимо от возраста наше самоизображение никогда полностью не освобождается от ранних изображений наших родителей.

Слишком раннее проявление объединяющего “я” может вызвать отсутствие риска и роста. Но как только мы выходим за границы подозрений, страха, предоставляя нашей оригинальности прикрепиться к другим, объединяющее “я” позволяет нам ощутить физическую близость, бескорыстное разделение чувств, выразить нежность и испытать сопереживание.

Если мы полностью подчинимся ищущему “я”, то оно приведет нас к эгоцентрическому существованию, в котором не может быть места настоящим обязательствам и в котором напряженные попытки достичь индивидуального отличия истощат нас в эмоциональном плане.

Только при слаженной работе двух сторон собственного “я” человек может обладать как индивидуальностью, так и взаимопониманием. Но это не более чем соревнование в пределах организма.

“Внутренний сторож”

Как только становится ясно, что второй круг — магический круг семьи — нас ограничивает, начинает действовать сила, которая пытается направить наше развитие. К примеру, в детстве все мы должны научиться переходить улицу. Выглядит это следующим образом.

“Стой! Не беги через улицу!” — кричит мать в первый раз любопытному ребенку, который бежит к проезжей части улицы. Удивленный тревогой в ее голосе малыш резко останавливается. После нескольких экскурсий к одному и тому же углу ребенок останавливается и повторяет как попугай материнские слова: “Стой! Подожди свою маму”. Он не пересекает улицу. Но сейчас вместо внешнего, материнского, контроля срабатывает внутренний контроль: родительский фантом. Команда другого частично закрепилась в личности ребенка.

Воспринимая подобные запреты и тысячи других форм поведения путем отождествления, все мы устанавливаем контакт с нашим постоянным компаньоном (назовем его “внутренним сторожем”). Он ограничивает нашу свободу, и в этом смысле он — диктатор. Но он может предсказать наше будущее (“вы будете сбиты машиной, если пойдете на красный свет светофора”) и таким образом защищает нас от опасности.

“Внутренний сторож” проявляется не только в обычной осторожности. Родители на протяжении всего детства говорят нам: “Смотри на меня и будь таким, как я” или в некоторых случаях: “Не будь таким, как я”. Прямо или опосредованно отец может передать сообщение: “Если ты не поступишь на медицинский факультет университета и не станешь врачом, тебя не будут уважать”. Кроме того, мать, чей удел дом, может вбить в ребенка указание: “Изучай иностранный язык, Мария. Читай. Учи. Ты хочешь вырасти и быть, как я, домохозяйкой?”

С этого момента большую часть жизни, даже если внешне все дела идут как по маслу, наш внутренний мир будет взбудоражен борьбой ищущего и объединяющего “я”, в которой участвует и наш “внутренний сторож”.*

* Если обратиться к терминологии психоаналитиков, то сейчас мы говорим об эго и объекте. Эти понятия были введены Фрейдом и на первый взгляд представляются абстрактными. Однако за ними кроется глубина, позволяющая теоретически обосновать биографию человека и увидеть основу его развития с некоторыми индивидуальными источниками препятствий и узлов. Я попыталась изложить теоретические понятия при описании ступеней жизни взрослого человека в менее абстрактных терминах, заменив “объект” “внутренним сторожем”, и более глубоко рассмотреть трудности, с которыми мы сталкиваемся в каждом переходе.

В конце концов, конечно, мы все нарушаем табу “Не переходи улицу”. Нарушение — это единственный путь покончить с мнением не основанным на нашем опыте. Опасно или нет, но мы должны выяснить, можно ли перейти улицу и попасть под машину.

Впервые мы переходим улицу самостоятельно. Власть с этого отдельного объекта “внутреннего сторожа” начинает переходить к нам. Вообразите, как наше “я” дюйм за дюймом отбирает территорию, которая контролируется родительским фантомом. Экспериментируя, мы выясняем, как наблюдать за движущимися на большой скорости автомобилями и что делать, если красный свет загорелся, когда вы были на середине улицы. Теперь мы можем довериться нашим установкам и положиться на собственное чувство безопасности, мы в состоянии перейти улицу при любом потоке транспорта. Мы уже не слышим материнский голос, который останавливал нас раньше. Психиатры называют это внутренним отождествлением. Каждый раз, заменяя родительское указание собственным опытом, мы становимся свободнее: мы можем спокойно кататься на мотоцикле, ехать на автобусе до школы без сопровождения взрослых, некоторые из нас могут поехать кататься на лыжах, нырять или управлять самолетом.

Научиться переходить улицу относительно легко. Постепенно мы начинаем доверяться собственному мнению и в таких сложных вопросах, как выбор друзей, любовников, карьеры, идеологии и нравственных ценностей, — но это более длительный и сложный процесс.

Бегство от “внутреннего сторожа”

“Внутренний сторож” помогает нам удержаться на плаву, защищает от чужих хулиганских выходок и даже, при достижении среднего возраста, — от столкновения с нашим раздвоенным “я”.

Как и наше “я”, “внутренний сторож” имеет две стороны. Его благожелательная сторона ощущается как ангел-хранитель нашей безопасности. Диктаторская сторона имеет угрожающее лицо администратора, отвечающего за то, что должно быть сделано, а что не должно. Его влияние очень сильно.

Вспомним Януса, древнего бога входов и выходов. Его двуликий бородатый профиль представляют собой две стороны одних и тех же ворот. Что ожидает нас за воротами — безопасность или западня? А что ожидает нас перед ними — свобода или опасность? Над решением этого вопроса мы бьемся всю жизнь, так как ответ может быть положительным или отрицательным, а может быть неопределенным, его может не быть вовсе — особенно в период отрыва от родительских корней, когда мы впервые расстаемся со сложившейся системой жизни, чувствуем, что подвергаемся внешнему влиянию, теряем уверенность и пытаемся перенести в свою жизнь форму родительского фантома со всеми его слабостями.

Мы обманываем себя, настаивая на том, что это единственный наш выбор, и забываем, что мы действительно разные. Как мы увидим далее, это отступление от прогрессивного решения. Многие из тех, кто позволяет себе сохранить эту форму и пассивно принимать отождествление, которое (прямо или косвенно) исходит от родителей, оказываются “взаперти”. Однако никто из нас не хочет слишком часто выходить за рамки системы ценностей нашего “внутреннего сторожа”, чтобы быстро стать индивидуальностью. Ведь тогда мы не сможем в случае опасности укрыться в убежище, потому что рост начнется слишком резко. В этом и заключается главная трудность отрыва от родительских корней.

Переход из семьи в мир взрослых, в котором мы реально находимся, продолжается приблизительно от восемнадцати до двадцати двух лет. Мы становимся равными в сексе, в предстоящей работе, в мировоззрении. Обычно на этой ступени развития мы начинаем претендовать на самостоятельность, по крайней мере, в тех вопросах нашей жизни, которые не касаются родителей. Родители могут предложить нам занятия, клубы, семейные поездки в горы или на Карибское море, однако все это несколько “отравлено” тем, что это их правила и ценности.

Каждый раз, когда нам удается заменить родительский взгляд на мир своим собственным взглядом и увидеть дальнейшие перспективы, мы освобождаем от влияния “внутреннего сторожа” еще один дюйм территории. Но это происходит не просто как прием и передача. В основе решения подобных задач находится фундаментальный конфликт внутри нас: ищущее “я” ставит нас в экстремальную ситуацию выбора, заставляет сталкиваться с неизвестным и рисковать, а объединяющее “я” манит обратно к комфорту, безопасности и знакомым вещам — и уводит от решения этого преждевременного вопроса.

Первый одиночный полет

Перед отрывом от родительских корней кажется, что мир семьи иссяк. Появляется чувство, что реальная жизнь находится за пределами семьи и школы и “ждет встречи со мной”. Многие молодые люди, охваченные желанием разрушить влияние семьи, в экстремальных случаях выбирают близкие себе по духу авторитарные группы сверстников, которые требуют преданности и окончательного разрыва с прошлыми ассоциациями. В этих группах подростков привлекает обещание абсолютной истины, отделение от родителей и замена домашнего чувства безопасности коллективным.

Дональд Бэбкок, молодой человек, которого мы встретили во второй главе и который собирался повторить путь своего отца, показывает нам пример того, как объединяющее “я” может победить прежде, чем ищущее “я” получит возможность включить свои рычаги.

Дональд окончил частную подготовительную школу в Хочкисс и поступил в колледж в Йель согласно семейной традиции. Если ваш отец Джозеф П. Кеннеди, то по семейной традиции вы должны стать президентом. Если ваша мать Джуди Гарланд, то вы должны стать кинозвездой. Во многих случаях семейная традиция определяет не отдельный род занятий, а скорее определенную ценность, к которой нужно стремиться: интеллектуальные достижения, творческая независимость, вклад в дело какой-нибудь расы или абсолютная уверенность в своих силах. На пороге двадцати лет молодой человек должен планировать жизненный свой путь с учетом родительских указаний и своих внутренних установок (или отказаться от них в этот период времени, если он хочет сохранить свою многообещающую оригинальность).

Закончив первый курс колледжа в Йеле, Дональд решил расстаться с родителями. Он решил уехать на родительском автомобиле. Дональд не искал авторитарных групп сверстников, близких ему по духу. Он просто хотел получить реальный опыт в поездке по стране и найти работу на лето в Калифорнии. Как и многие американцы в его возрасте, уходя из дома, он был полон уверенности в своей магической неуязвимости, которая остается у нас с детства. Многие из нас в этом возрасте верят, что у нас есть достаточно силы, как и у наших родителей. Мы тоже способны предусмотреть свое будущее и знаем точно, как себя защитить.

“Когда управляешь автомобилем, будь уверен в себе, тогда не заснешь за рулем”, — советовал отец.

На скорости девяносто миль в час Дональд оказался в кювете. “Я не знаю, что случилось. Я заснул на какое-то время. Проснулся, почувствовал себя висящим на ремне безопасности и увидел, что лицо друга залито кровью. Я попытался сдвинуться с места, но не смог. О Боже, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, не мог повернуть шею. Я лежал один в течение двух часов”. Наконец Дональд услышал чьи-то крики. Он еще не знал, что его шея и спина были сломаны.

Совершая свою первую поездку без сопровождения старших, девятнадцатилетний юноша пребывает в иллюзии насчет своей безопасности и не думает о возможности и последствиях аварии.

После всего пережитого герой в крови, но с усмешкой на лице выбирается из-под обломков. А как можно преподнести эту историю красивой девушке!

“Этот несчастный случай имел весьма неприятные последствия. Я не смог получить работу в Калифорнии. В действительности я ничего не мог делать. Мне пришлось расстаться со спортом. Я потерял пятьдесят фунтов веса. Я опять попал в зависимость от семьи и нуждался в уходе. Отец отмечался в офисе и приходил домой, чтобы побрить меня. Мать была вынуждена несколько раз в течение дня приходить домой с работы. Бабушка постоянно ко мне заглядывала. Конечно, это было прекрасно. Мы стали еще ближе друг к другу. Но через несколько недель это начало меня тяготить. Я неподвижно лежал на растяжке”.

Предположение Дональда, что он скоро сможет встать на ноги, не оправдалось. При попытке встать ноги подгибались и совсем не слушались его. Хотя он знал, что это временная стадия, его тяготило положение иждивенца. Когда начался следующий семестр, Дональд был еще не в состоянии учиться.

“Отец предложил мне работу охранника музейного ранчо. Как член комитета республиканской партии он имел право предлагать людям различную работу. Я был против, но это давало мне возможность практически всегда находиться дома. Сюда никто не приходил, кроме ковбоев. Странно, но этот несчастный случай имел и положительную сторону. Я встретился с Бонни”.

Бонни любит рассказывать об их встрече в заколдованном лесу.

“Я любила ездить верхом на лошади по поместью и называла его страной чудес — кусты причудливой формы напоминали мне животных. Я отпускала лошадь пастись, а сама гуляла под гигантскими соснами вокруг прекрасного маленького водоема. Здесь я могла фантазировать.

Однажды я увидела юношу, который сидел, прислонившись к дереву, и играл на губной гармошке. Он выглядел таким грустным. На обратном пути его лицо просто стояло передо мной. И я стала приезжать сюда каждый день. Для меня это была любовь с первого взгляда”.

Что может быть лучше сказки о возвращении к жизни деревенского парня?

Для Дональда, вынужденного проводить время в лесу, который населяли только быстроногие существа и несколько нервных птиц, появление Бонни казалось сказочным видением. Она была сама молодость, которую он недооценил. Как бесстрашно она скакала галопом к нему на неоседланной лошади.

“Она была красива. Мы встречались в лесу каждый день в течение трех недель. Затем меня прооперировали. И хотя я уже мог сам о себе позаботиться, еще два месяца мне нужно было носить корсет для позвоночника. Словом, я все еще был инвалидом. Я почувствовал себя обессиленным”.

Бонни не знала о корсете до их первого свидания. Она привела его в парк развлечений. “Он пытался произвести на меня впечатление, участвуя во всех этих сумасшедших аттракционах, которые я так люблю. Внезапно я поняла, что этот человек испытывает боль. Я знала, что он не выносит материнской заботы — и даже сейчас я говорю ему, что он не будет спать на мягкой постели”.

Дональду все это казалось странным, так как противоречило тем представлениям о самостоятельной жизни, которые сформировались у него до несчастного случая. Он был абсолютно уверен, что женится не раньше, чем через семь лет после окончания учебного заведения. Но внезапно он почувствовал, что снова стал мальчиком, которому требуется помощь. Он не хотел, чтобы за ним ухаживали родители. Разрешить это значило опять попасть в зависимость от них, как в детстве.

Передав заботу о себе девушке своего возраста, Дональд смог заменить родительскую заботу. Мы все в этом возрасте болезненно восприимчивы к заботе о нас. Дональд, которому в это время исполнилось двадцать два года, делает простое заключение: “Любовь — странная штука”.

Кажется, что желание вернуть чувство безопасности заставило Дональда отказаться от своего представления о том, как достичь чего-то в этой жизни. До окончания колледжа в Йеле он углубился в океанографические исследования и решил внести свой оригинальный вклад в решение энергетической проблемы. Но вместо того, чтобы последовательно осуществить свой план и поступить в университет, он решил жениться на Бонни через неделю после окончания колледжа и пойти в бизнес — как его отец.

Несмотря на то, что отец приветствовал продолжение семейной традиции, мать Дональда была против. Она решила узнать его представления об ожидаемом браке.

Дональд сказал ей: “Может быть, это тебя удивит, но я действительно хочу, чтобы наш брак походил на ваш с отцом”.

“Приятно было слышать это, — сказала мне его мать, — но Дональд не знал, что представляет собой наш брак. Он видел только то, что хотел увидеть. Откуда моему сыну было знать о том, как жить, когда ему не хватает общения?”

Дональд сказал ей, что не отказывается от поступления в университет, но сначала хочет “сделать большой задел” и добиться финансовой независимости. Однако мать полагает, что он пойдет по узкой, сопряженной с опасностями дороге отца.

Кен Бэбкок тоже не сталкивался с такими проблемами, когда был молодым. Сегодня у него жесткое, волевое лицо человека, за плечами у которого четверть века борьбы и испытаний в американском бизнесе. Он всегда был опасным соперником, но ни разу не становился чемпионом. Он никогда не говорил о том, что чувствует. Только в зрелом возрасте Кен Бэбкок отказался от мысли стать президентом концерна по примеру своего отца. В сорок восемь лет он понял, что удовлетворен достигнутым, и начал комфортно чувствовать себя в жизни. Дональду, который избежал ранних мучений, пассивно приняв семейную традицию, это тоже принесло временный комфорт. Однако бегство от кризиса в этом переходе только задерживает развитие человека. Молодые люди, которые достойно принимают этот кризис в переломный момент своей жизни, обычно становятся сильнее и способны управлять своей судьбой.

Глава 4

"СВОБОДНАЯ" ЖИЗНЬ

Я знаю другого выпускника школы в Хочкисс. Сколько он себя помнит^ отец называл его паршивым молокососом. Старик махал метлой за восемьдесят четыре доллара в неделю. Это был для него верх карьеры. Он выглядел как выжатый лимон и напоминал шахтера после обвала в шахте. Основные ценности мальчик получил от грубоватой матери, которая внушала детям, что без хитрости и грубости не проживешь. Никто, никто не связывался с миссис Уотлингтон. Она наводила ужас на всех соседей. И первое, что мальчик хотел скопировать у матери, — это ее физическую силу.

Эта семья жила в одном из четырех новых хороших домов, построенных по муниципальному жилищному проекту в Восточном Гарлеме. Люди, проживающие здесь, танцевали, ругались, пили, целовались и убивали. Мальчик рос, болтаясь по улицам вместе с десятком таких же сверстников. Он думал, что жизнь может быть хороша, но что для этого сделать? В поисках ключа к разгадке он изучал телевизионные передачи. Он смотрел популярные “мыльные оперы”, а также другие программы, которые его родители считали гнусным враньем и сразу же переключали телевизор на другие каналы.

Молодому Уотлингтону никогда не приходило в голову, что они бедны. Маленький тесный мирок, в котором каждый имел однотипное жилище с одинаковой мебелью: спортивные площадки, скамейки для болтовни, маленький плавательный бассейн, мусорные баки, переполненные банками из-под фасоли, бобов, овощной смеси и вонючими банками из-под мяса, которое ели только по воскресеньям — вот и все блага из “социальной корзины”, которые получал мальчик. Это был его мир.

Он не мечтал стать богатым. Он хотел стать таким же хладнокровным и “свободным”, как те парни, которые шатались по улицам во главе с его старшим братом. “Эти парни будут сидеть здесь, качать головой, почесываться и заигрывать с проходящими девчонками, хватая их за грудь. Мне хотелось скорее стать таким же, как они”.

Однако у миссис Уотлингтон были другие взгляды и серьезный аргумент в виде шнура от утюга. Она часто порола сына и намеревалась применять этот метод воспитания “до тех пор, пока ты не станешь взрослым и родители не смогут ничего больше с тобой поделать”. Затем мальчик вставал и снова “шел к своей мечте”.

В большинстве семей подобные ссоры наблюдаются, когда дети становятся десяти-пятнадцатилетними подростками. Сыну миссис Уотлингтон было одиннадцать. Он думал: “Мы несчастливы. Нам хочется верить, что однажды мы выйдем из пике — как в истории о достижении успеха. Однако годы проходят, и вы понимаете, что все ваши друзья попадают только в больницу, в тюрьму или в землю”.

Его звали Деннис (Деннис Уотлингтон разрешил использовать его настоящую фамилию). У него был неугасимый дух. В двадцать два года он уже испробовал массу “профессий”, был работником соседнего Молодежного центра, разносчиком мелкого товара, футбольной звездой, учащимся экспериментальной подготовительной школы. Затем снова бездельником. Затем рассыльным. Затем советником по примирению уличных банд. Он быстро поднялся до директора того самого Молодежного центра, который его сначала раздражал. Недавно отец в первый раз пожал ему руку.

Я предлагаю вам историю Денниса для того, чтобы заострить внимание на той проблеме, которая является общей для всех классов и людей с любым цветом кожи при отрыве от родительских корней. Деннис не являлся представителем здорового среднего класса, у него не было заботливых родителей и широких возможностей для выбора образа жизни, ему пришлось преодолевать внешние препятствия. Однако несмотря на задачи, вставшие перед ним на соответствующей ступени развития и изложенные в предыдущей главе, этот парень все равно пробился наверх. Как ему это удалось? Ответ заключается в особенностях его продвижения по пути внутреннегороста.*

* Почему я решила рассказать вам именно о Деннисе? Одна из причин этого в том, что он поверял мне свои мысли и чувства с семнадцати до двадцати двух лет, и я собиралась написать о нем статью. Исследование перешло в дружбу. Когда меня не было поблизости, он записывал свои чувства на магнитофон. Было время, когда я могла ему помочь и когда он помогал мне в нелепых попытках разрешить мои противоречия. Для него это было время "отрыва от семьи", а я была одной из "этих" взрослых.

“Держись поближе к белым”, — с детства твердила Деннису миссис Уотлингтон. Она и ее муж-уборщик были необразованными людьми с низким интеллектом. Но в голову Денниса мать старательно вдалбливала мысль о том, что он должен быть другим. Школа позволяла стать похожим на белого человека. Белые ассоциировались у миссис Уотлингтон с понятиями о чистоте, изяществе, надежности и силе. Она не раз повторяла:

“Не будь похожим на нас, будь похожим на них”.

Родители в экономически независимых семьях отождествляют детей с собой. Так, Кен Бэбкок был очень доволен, когда сын Дональд последовал его примеру и поступил в колледж в Йель, стал участвовать в сборной команде по плаванию, женился молодым и, предпочтя университету бизнес, научился зарабатывать на жизнь. Если сын идет по стопам отца, это гарантирует последнему, что его статус будет увековечен сыном, и служит ему поддержкой в жизни. Дела в семьях обстоят по-разному в зависимости от классовой принадлежности, от цвета кожи или того и другого вместе. Когда горячее желание бросает их отпрысков вверх по классовой лестнице, родители иногда препятствуют тому, чтобы дети отождествляли себя с ними, и обращают их внимание на более подходящие образцы.

Когда миссис Уотлингтон больше не могла управлять Деннисом с помощью электрического шнура, она выбросила его из дома. Он спал на лестнице, в парке, в церкви. Улицы заменили ему семью. Парень болтался там до тех пор, пока однажды огромный негр, живущий по соседству, не схватил его за шиворот и не притащил к себе. Так у Денниса появилась крыша над головой. Чак Гриффин был новым человеком в Молодежном центре. Он хотел собрать всех трудных малолеток в районе и направить их сумасшедшую энергию на игру в футбол. Но прежде всего надо было очистить их души от того хлама, который там накопился, и дать им любовь. На дверях Молодежного центра появилась табличка с надписью, поясняющей, какими хотел видеть тренер своих учеников: "Дом боевых коней - первый на Земле".

Деннис считал Чака высшим существом и единственной моральной силой во Вселенной. Мальчишки тянулись к нему как к отцу, и Чак принимал их. Его план, касающийся дальнейшей судьбы этих парней, согласовывался с мыслями миссис Уот-лингтон. Тренер знал, как заставить ребят засесть за книги. Они смогли бы участвовать в футбольных матчах, а затем получить стипендию и поступить в подготовительные школы для белых. Это было продолжением мысли матери Денниса: “Веди себя не так, как мы, а так, как они”.

До встречи с Чаком у Денниса и его сверстников было три пути выхода из Восточного Гарлема: армия, вскрытие себе вен или, что было чаще всего, — смерть. Конечно, Деннис пробовал наркотики. Ведь дилер (вместе со сводником и разносчиком) был королем гетто. С их влиянием и боролся Чак.

“Мальчишка из гетто видит на углу энергичного человека в хорошо подогнанном костюме и с шикарным автомобилем на стоянке, — объясняет Деннис. — Соблазн велик, а путь достижения цели кажется таким легким. Некоторое время я разносил наркотики, затем сам стал их употреблять. Я думал, что весь мир у моих ног. Я зарабатывал больше денег, чем отец, — двести — триста долларов в неделю”.

Ему было в это время четырнадцать лет.

Деннис выглядел значительно старше своего возраста и сумел завоевать уважение как друзей, так и врагов. Он был скромен и всеми силами пытался преодолеть в себе это качество, желая казаться разбитным парнем. Умный, энергичный и быстро соображающий парнишка, Деннис умел очаровать даже полицейского, назвав его “Мистер”.

Одним словом, он сумел создать довольно привлекательный для людей образ. Но куда он мог повести за собой кучку таких же, как и он, парней?

Один из путей в лидеры заключался в том, чтобы стать торговцем наркотиками. Другой путь — путь Чака. Это означало порвать с гетто, получить образование, вернуться домой и помогать таким же, как он. Копирование героя — это важный шаг, поэтому модели так важны. Созрев, мы принимаем один из вариантов. Знание того, как ведет себя человек, которому мы подражаем, помогает нам направлять в определенное русло способности и толкает к новой ступени развития.

Прежде чем Деннис сделал свой выбор, он, как обычно, обратился за поддержкой к друзьям. Среди ребят, с которыми он общался, самым сильным был Ноэль Веласкез — невысокий эмоциональный крепыш-пуэрториканец, слепленный, как пожарный кран. Он доказывал свое превосходство, борясь со всем, что двигалось, и рассчитывал занять свое место в сети распространителей наркотиков. Только таким путем Ноэль мог получить признание. Он говорил: “Для белых я чужой, а для братьев — свой "деревенщина". Зато в мире наркотиков нет различия по цвету кожи”.

И для такого парня стал примером Чах. Направив свою энергию и злость в футбол, Ноэль смог насладиться своим превосходством в борьбе за мяч. У него был неизрасходованный запас ярости, накопленный еще с детских лет, когда отец издевался над ним и постоянно избивал. Мать плакала, переживала, но не осмеливалась вмешаться. Мальчик научился не доверять людям.

Чак был своим человеком. Крутой как убийца, яростный и жестокий как тигр, он получил благодатный материал. Он “преподавал” гордость. И он не хотел сдаваться. Ночь за ночью он носился за своими “учениками”, ныряя в дверные проемы, где улавливал запах травки или заставал одного из парней, когда тот бил лампочки в лифте. “Я не хочу видеть мальчишку на улице после восьми тридцати вечера, понятно? Если кто-нибудь будет курить, получит пять палок, пить — десять палок. Завтра у нас важная игра. Помните, что вы являетесь частью команды”.

Это было захватывающим соперничеством. В ту пору американское общество поддерживало взгляды Чака. В 1969 году в бурлящем море движения за гражданские права появились мнения об интеграции черной молодежи в мир образованных белых людей.

Деннис оказался на последнем гребне волны.

Через два месяца после того, как Чак отучил Денниса и Ноэля от героина, он направил их под священные своды подготовительной школы в Хочкисс. Они были первыми афро-американцами, принятыми из гетто. Школы Фордов и Дюпонов, наконец, признали необходимость обучения афро-американцев.

Случайно Деннис попал в ту же самую школу, в которой учился Дональд Бэбкок. Но для Денниса пропасть между семьей и требованиями общества была значительно глубже. Имелась существенная разница между шумными городскими улицами, где бегали подростки, и удаленными холмами сельского штата Коннектикут, где в десять в домах гас свет и люди ложились спать.

Сельские пейзажи были прекрасны, но подростку из гетто не так уж легко дышалось в этой чистой атмосфере. Иногда ему нужно было "выпустить пар".

Маленькие белые мальчики вешались на Денниса, словно куклы. Он знал жизнь улицы. А поскольку он был талантливым исполнителем роли, его выступления произвели ошеломляющий эффект.

"Большинство людей боялись и сторонились меня, так как половина никогда не видела таких, как я, - рассказывал Деннис во время своих первых каникул дома. - Они думают: Гарлем - это притоны, наркотики, пулеметы и танки. Им очень легко понравиться. Я там - просто событие. Большие ребята из школы приходят ко мне, как на прием. Я улыбаюсь, и они говорят: "Смотри-ка, он счастлив"".

Очень скоро он оказался в пустоте между двумя равными группами черных и белых, между двумя соревнующимися системами ценностей и различными мировоззрениями, которые даже отдаленно не соприкасались. Деннис Уотлингтон стремился влиться в эти группы, но оказался не нужен им. Он понял это в тот день, когда "Боевые кони" играли с командой из школы Хочкисс, и внезапное столкновение сил парализовало его дух.

Он стоял в защите. Ребята из Хочкисс видели его в игре год назад. Тогда они думали, что неизвестная команда из Гарлема очень слаба. Выходцы из низов, эти цветные не имели дисциплины и навыков - ничего, кроме грубой силы. Местные оказались не готовы к борьбе. Тела "боевых коней" были истерзаны, изуродованы, но воля игроков и слаженность команды благодаря занятиям у Чака были потрясающими. Тогда "Боевые кони" выиграли.

В этом году в игре все было иначе. Ребята Чака, обучающиеся в Хочкисс, вынуждены были играть против своих товарищей. Команда выросла, а члены ее не очень хотели встречаться здесь со своими бывшими героями. Перед Деннисом и Ноэлем стояла сложная задача поддержать идеалы, внушенные им Чаком, сражаясь против своей бывшей команды.

В довершение ко всему девушка Денниса повела себя с ним очень высокомерно. Одаренная певица, собиравшаяся удачно выйти замуж и получить все лучшее, что есть в мире, дала ему понять, что Хочкисс - это лишь малая доля того, чего она хотела достичь.

Это случилось после победы команды из школы Хочкисс. День потускнел, когда Чак и его "Боевые кони" забрались в автобус, а Деннис с Ноэлем остались на улице. Отверженные, чужие, обвиненные в предательстве - боль сдавила горло у ребят, оказавшихся в одиночестве. Денниса трясло, на его губах блуждала улыбка. Приклеившись к заднему стеклу автобуса, старые друзья махали ему, и он видел, как удаляются их лица, пока они совсем не исчезли за деревьями. Все. Уехали, Деннис уже принадлежал к чему-то другому, тому, что он желал ненавидеть и "ненавидел желать".

"Я добьюсь успеха! - крикнул он громко. - У меня будет много денег, красивый дом. Возможно, у меня будет много женщин, но это ничего не будет значить. Потому что я ничего не сделаю для моего народа. Где я буду жить? Белые не хотят меня принимать. Даже если я вернусь в Гарлем с кучей баксов, они все равно не примут меня. Значит, чем больше я сделаю денег, тем сильнее будет одиночество".

Пытаясь осознать противоречивость ситуации, он мысленно обратился к Чаку. "Я сделаю деньги. Но я не собираюсь меняться. Вы не увидите меня в шелковом костюме и в "кадиллаке". У меня будет простая машина и простая жизнь. Я вернусь в Гарлем и буду просто работать с простыми людьми, такими же, как и я сам, - так же как Чак работал со мной".

В первый год в колледже Деннису пришлось туго. Он был помещен на два класса ниже своих сверстников и мучительно страдал от этого. Он понимал, что по возрасту и опыту ни в какое сравнение не идет с теми цыплятами, которые оказались рядом. Они могли пройти под пивной стойкой. Его ужимки они называли "остроумными замечаниями". Чувство одиночества усиливалось из-за огромной пропасти между сознанием "я могу сделать все, что угодно" и реальными возможностями. Он мог легко сломаться.

И он сломался - после экзамена по биологии, как раз накануне Рождества. Ученики спешили в аэропорт или ждали, когда за ними приедут на машинах. Деннис закрылся в комнате, включил записи "Битлз" и стал рыдать. Рассказ о том, что он тогда чувствовал, Деннис записал для меня на магнитофон.

“Это место вызывает у меня депрессию. Самое ужасное, что не хочется возвращаться домой. Все будут сочувствовать: "Как жаль", "Не повезло" — или расспрашивать, что случилось. Я не хочу этого. Единственное, что я могу сделать, — это еще больше работать или уйти. Я должен принять решение.

Я думаю, что, когда вырасту, буду полезен и без всяких рекомендаций из хороших школ. Деньги — это еще не все. Они нужны мне, чтобы жить, иметь крышу над головой, чтобы купить пачку сигарет. Что я хочу сделать — о нет, я знаю, что не хочу этого делать. Я очень расстроился”.

Несколько дней спустя Деннис наблюдал свое отражение в стекле проигрывателя-автомата в кафе. “Уже лучше выгляжу?” — спросил он меня. Все утро он провозился с расческой, чтобы пригладить свои африканские волосы перед возвращением домой, в Нью-Йорк. Но возвращение в свой круг совсем не походило на то, чего он ожидал. Восточный Гарлем опустел. Его друзья умерли. Практически все — неестественной смертью. Шестеро погибли от употребления наркотиков. От их банды осталось только двое: Ноэль и он. Неожиданно они оказались на пороге в ад.

Столкновение мировоззрений привело к тому, что подростки опять занялись наркотиками. Однако они были лишены своего старого убежища. Парни в центре не гнали их, но и не преклонялись перед ними. И хотя в эту жизнь они вписались лучше, чем в Хочкисс, ребята продолжали искать свой путь, свою нишу в жизни. Вернувшись в школу, они стали неразлучны. Как сказал Деннис, “мы жили друг для друга”.

Целый год они были вместе, однако потом отношения их испортились. Администрация школы считала Денниса образцом, которому своенравный Ноэль должен был подражать. Деннис просто купался в лучах своей славы, получив столь высокую оценку. Он не мог остановиться. Чем лучше он действовал, тем пышнее была похвала. Чем больше их сравнивали, тем глубже становилась пропасть между двумя подростками.

Однажды Нозль исчез. Его самолюбие было уязвлено, а привязанность к Деннису переросла в месть. Убежав из школы в Хочкисс, Ноэль поклялся, что станет королем улицы.

Не желая разрывать отношения с бывшим приятелем и частично чувствуя свою вину, Деннис оставил школу и отправился по следам Ноэля. Он снова оказался перед воротами нью-йоркского ада. “Долгое время я пытался стать обаятельным, остроумным атлетом. Но без школы, которая заботилась обо мне, я обнаружил, что не знаю, как работать над собой и заботиться о себе. Я снова стал безработным бездельником”.

С этого момента начался путь Денниса к собственной индивидуальности. Это чувство, которое очень сложно обрести. Деннис должен был преодолеть противоречащие друг другу отождествления с родителями и Чаком, который во многом заменил ему отца, с Ноэлем и подростками из Хочкисс и Гарлема (которые менялись от приятелей до предателей), разобраться в тех взглядах, которые ему внушили как черные, так и белые.

Несколько месяцев Деннис был безработным, познал горечь унижения. В отчаянии он обратился ко мне за помощью. На лето я нашла ему работу рассыльного в одном журнале. В бейсбольной команде журнала он выделялся как игрок с сильным и точным ударом. Он перестал видеться с бывшими друзьями и стал встречаться с белыми девушками. “Меня окружали люди, похожие на тех, что я встречал в Хочкисс среди белого населения. И они придали мне силы. Теперь я думал, что по-настоящему узнал, что такое игра. Это была новая современная форма "негритянского танца"”.

Мы все действуем в рамках той роли, которая нам определена группой. Деннис оставался верен принципам, которые впитал от матери: “Вращаться в кругу белых людей и действовать в соответствии с их правилами”. Он знал, что поведение, принесшее ему успех, было напускным, не истинным поведением, но вынужден был придерживаться его, чтобы получить признание группы. Он был внимательным парнишкой.

До тех пор, пока Деннис не выработал для себя новую линию поведения, он не мог сформировать свою индивидуальность — последовательный путь поведения и выражения своих чувств, подходящий ему и другим людям, которые значили для него все. До этого его бросало из одной крайности в другую. Впрочем, это случается со всеми людьми, которые переживают период отрыва от родительских корней.

В журнале Денниса признали не только хорошим рассыльным, но и футбольной звездой, судьба повернулась к нему лицом. Приободрившись, Деннис вернулся в школу в Хочкисс без Ноэля, чтобы закончить обучение. Он был готов к новым отношениям.

Случилось так, что Деннис нашел поддержку у учителя. Он носил имя вождя викингов. “Шутник Викинг Лайф Торн-Томпсон”. Этот ТТ, ярый молодой индивидуалист, лесной житель, для школы был как бельмо на глазу. Официально он числился советником в школе Денниса. ТТ убедил руководство школы разрешить Деннису снять комнату вне территории школы вместе с семьей учителя. Они вместе подрезали сучья на деревьях и ездили на велосипедах. ТТ был профессиональным гонщиком. Вечером они занимались, пили текилу и болтали о жизни.

“ТТ стал моим наставником и лучшим другом. Он умный человек. Вот здесь и начались мои реальные изменения. ТТ был человеком, который предложил мне проанализировать мои действия и найти себя в той работе, которую я делаю”.

Деннис полюбил ледяной треск зимнего леса, мир, который нарушался только во время философского спора между мужчинами в атмосфере полного доверия. Правда, нельзя сказать, что он стал отшельником, — несколько раз у него даже были неприятности с городской полицией. Однако Деннис обрел надежду и уверенность.

Все изменилось, когда, окончив школу, он вынужден был вернуться в Гарлем. Там его настигло прошлое.

“Удивительно, но первым, кого я встретил, выйдя из такси в центре, был Ноэль. Он затащил меня в какой-то подвал и стал рассказывать о банде "гладиаторов", которую они создали”,

В это время прибежал гонец Чеко и сообщил о драке на углу Сто Двадцатой и Второй улиц. Ноэль подал Деннису тяжелую свинцовую цепь. Деннис не видел ничего подобного с четырнадцати лет. “Гладиаторы”, словно исполняя некий ритуал, наматывали цепи на запястья. Деннис молча наблюдал за ними. И вот они подкрадываются к банде “Тюремные братья”. Деннис пытался спрятать цепь под рубашкой, но она все время выскальзывала оттуда как змея. “Через полчаса после приезда в город я уже ходил, вооруженный цепью. Я только следовал за ними. Ноэль назначил меня советником по войне между бандами”. В состав “Гладиаторов” входило тридцать мелких банд — семь тысяч подростков. Ноэль был президентом, Деннис решал, когда и где состоится драка между группировками. Ноэль и Деннис относились к руководству.

Вернувшись в Гарлем, Деннис почувствовал себя обманутым. Как наивны оказались люди, которые вкладывали свои деньги в будущее черных подростков и говорили Деннису: “Ты избран идти дальше и получить прекрасное образование, чтобы вернуться и спасти своих”! Он снова оказался в этом дерьме. Его акции упали до нуля.

Хуже того — Ноэль хотел свести счеты с бывшим приятелем. Деннис был звездой там, где Ноэлю это не удавалось. Но теперь действие переместилось на небольшую огороженную плошадку, где Ноэль, исполнив свою мечту, стал королем. Один неверный шаг здесь мог привести к смерти. Для Денниса это было наказанием за годы, проведенные в школе в Хочкисс. Они оба знали, что Ноэль может его за это уничтожить.

Деннис признавался: “Я чувствовал себя полным идиотом. Я не мог избавиться от чувства, что тот другой мир, откуда я недавно пришел, был более надежным. Я никогда не боялся кулачного боя. А здесь я оказался среди подростков, которые убивали друг друга из ружей, винтовок, дробовиков и небольших крупнокалиберных пистолетов. Это меня достало, дружище. Постепенно я пришел к выводу, что должен вернуться в знакомое гетто. Сейчас я осознаю, что просто хотел снова слиться с ними. Мой путь был очень долгим и неопределенным. Мне было девятнадцать, и я был никем”.

“Я — никто”. Это было одно из самых сильных чувств, охвативших его. Установка “внутреннего сторожа” (от миссис Уотлингтон и Чака) на получение образования подобно “белому человеку” заставила Денниса забыть о принадлежности к своей группе, пока он не закончил колледж и не столкнулся с прошлым. Это как минимум на год притормозило его развитие.

“Я вспоминаю, как сразу после окончания колледжа мне сделали фотографию в большой рамке. Глядя на нее, я чувствовал связь с этим миром”. Любой импульс вызывается своей противоположностью. Деннис искал близких отношений с другими людьми и одновременно бежал от них. Ему нужна была опора.

Его внутреннее состояние было неустойчивым. Прежде всего Деннису нужно было разобраться в себе. К счастью, он сделал это.

Хотя опыт, который получил Деннис в период отрыва от родительских корней, был необычным, его реакции оказались типичными. В это время возрастает наша зависимость от друга или группы коллег (“Ноэль и я жили друг для друга”, — говорил Деннис.). Для Денниса это усиливалось желанием вернуться в уличную компанию (“Я хотел снова слиться с ними”.).

Мы можем убежать (как убежал Деннис из подготовительной школы). Мы можем оттягивать момент выбора стереотипной роли (обе роли — “танцуй, негр, танцуй” и руководство бандой из “глухого гетто” — были противны Деннису). Многие из нас экспериментируют на грани правонарушения.

Изучая мужчин, достигших успеха, я столкнулась с тем, что большинство из них в детстве прошли через период “правонарушений”.

“Остановите мгновение, я хочу присоединиться!” — вот что хотели бы мы прокричать в этот момент. У нас хорошие инстинкты. Остановиться — это, наверное, лучше всего.

В девятнадцать лет Деннис почувствовал, что он никто — бездельник, сидящий в дерьме. Но в нем шла большая внутренняя работа. Анализируя те противоречивые влияния, которые он испытал в детстве и юности, он в течение года пребывал в состоянии, которое психологи называют мораторием. Остановка. Однако для Денниса это также было опасно.

Среди “гладиаторов” были пятеро бывших осужденных “художников”. Они были по-своему знамениты, их почерк узнавали. Они разрисовывали жилеты для членов банды, разработали символику — каждая группировка имела свою эмблему и название. “Гладиаторы” держались все вместе, а их руки были выкрашены в определенный цвет — в зависимости от принадлежности к той или иной группе — для того, чтобы их узнавали. “Наши цвета символизируют полет”, — говорили они.

Руки Денниса Ноэль выкрасил блестящей белой краской. Этим он давал понять, что Деннис заражен идеями противника. “Где проходит Деннис, там прекращаются драки и затихает война”, — говорил он.

Оказавшись в банде подростков, которые говорили по-испански, Деннис вынужден был использовать два языка. Ноэль все время встревал с замечаниями, подчеркивая его хорошее образование: “Деннис, не забудь французский из школьной программы. Они говорят силь-ву-пле (пожалуйста), перед тем как пукнуть”.

Деннис помнил не только французский, но и кое-что еще: например, как искусно действовать на теннисном корте или как отнести письмо в городские административные органы с просьбой о поддержке молодежи и вернуться обратно с несколькими тысячами долларов ссуды для открытия молодежного центра с программой, альтернативной террору банд. Он не хотел играть с ружьями и цепями и открыто говорил об этом.

Как “Нарисованная птица” Джерри Косински, Деннис стал одной из невинных жертв, на которую нападали каждый день из-за другого цвета кожи. Ему на руку нанесли татуировку подозрительного члена гетто, которого уже никогда больше не признают за своего. Казалось, что рано или поздно они разойдутся друг с другом.

Деннис скрывал свои страдания. Чака, когда-то заменившего ему отца и бывшего для него центром Вселенной, он сравнивал теперь с ТТ, советником из школы в Хочкисс.

“Я почувствовал, что начал перерастать Чака, но не мог ему этого сказать даже и потом. Так бывает: вы кого-то идеализируете, а затем другие люди расширяют рамки вашего мышления. Это как расставание с иллюзиями. Я уже никогда не буду так близок к кому-нибудь. Расставание с иллюзиями задержало мое развитие”.

В этот период с человеком происходит мучительный, однако несущий освобождение процесс: он расстается с иллюзиями относительно родителей или людей, которые воспринимались им как родители, и учится доверять собственным суждениям.

“Я смотрел на Чака как на человека с высокими моральными убеждениями. Сейчас он расстался со своей женой и бродяжничал. Он начал беседовать со мной о таких вещах, о которых мужчины обычно не говорят с подростками”. В оценке Денниса слышится неожиданная пуританская нетерпимость, которая охватывает подростков, когда они видят, что родители подобны им. Обычно кризис, связанный с серединой жизни у родителей, совпадает с юностью их ребенка.

А теперь промежуточный эпизод. Деннис в этот период был поглощен исканиями себя, а его объединяющее “я” было готово на некоторое время взять управление в свои руки. Более взрослая женщина, работавшая в городском агентстве, где он бывал, предложила Деннису свою любовь и уход. Она сумела заглянуть в самые сокровенные уголки его души и окружила его лаской и заботой. “Я почувствовал поддержку. Мне понравилось искреннее отношение этой женщины”, — говорит Деннис. Подобные события часто помогают нам, когда мы находимся в сложном переходном периоде.

Деннис не хотел оказаться в ловушке, в которую попадают те, кто не способен выждать некоторое время. Он присоединился к банде, но только внешне. Внутренне он уже не был с ней. Деяние смог направить свою волю на поиск пути, который привел его к пониманию себя, и фрагменты его представлений наконец сложились в единое целое.

Не так обстояло дело с Ноэлем. Он очень рано позволил группе определить свою роль. Игра с отождествлением похожа на игру с огнем — можно не заметить момент, когда его уже не погасить.

Ноэль думал, что его авторитет и крупнокалиберный пистолет испугают кого угодно. Однако конкуренты подкараулили Ноэля и прострелили ему правое легкое из дробовика.

“Смерть Ноэля свидетельствовала об окончании определенного этапа в нашей жизни, — говорит Деннис. — Я стал целеустремленным, начал много работать, лояльно относился к своей подруге, стал хорошим кормильцем семьи, получил собственное место, закрепился — это целая история. Проклятье, за это время я повзрослел”.

В двадцать два года он стал директором Молодежного центра и начал брать уроки в школе актерского мастерства для афро-американцев. Все фрагменты встали на место в общей картине его жизни. О своем первом переходе Деннис говорит с ностальгией и иронией.

“Когда мне было девятнадцать лет, я думал, что знаю все. А оказывается, не знал ничего. Ноэль тоже был близок к этому, но потом отбросил. Жизнь продолжается, это страшит меня. Сегодня дела идут хорошо, надежно, все в моей жизни определено, но я не думаю, что это будет продолжаться долго. Я уже не тот Деннис, который думал, что все прошло”.

Глава 5

"ЕСЛИ Я ОПОЗДАЛ, ПЕРЕЖИВИ КРИЗИС БЕЗ МЕНЯ"

Состояние молодых людей, которые находятся в вихревом переходе между подростковым и юношеским возрастом, можно сравнить с обычным процессом взросления. Мы все различаем признаки этого состояния души: дети вдруг становятся непослушными, вялыми, раздражительными, у них наблюдаются внезапные перемены настроения. Их охватывает беспокойство, у них нарушается сон и снижается работоспособность. Они начинают страдать от непонятных болезней и кидаются в крайности при выборе высоких идеалов. Часто кажется, что они враждебно относятся к себе и к родителям. В этот период они могут бросить школу, работу, романтическое увлечение или ничего не менять, но обижаться на всех.

Короче говоря, для личности это подобно инфекции. Можно ли сделать от нее прививку? Вот несколько вопросов, на которые хочется ответить.

Является ли это психическое разрушение типичным для периода отрыва от родительских корней? Нет.

В таком случае является ли обязательным это смятение чувств несколько позднее, когда человек достигает самопознания? Вероятно, да.

Может ли человек прожить жизнь, не испытывая подобных душевных потрясений? Да, если предоставит другим определять его путь и заботиться о нем — при условии, что всегда есть кто-то, в чьих интересах он это делает.

Я хочу пояснить свои ответы. Поведение молодых людей, достигших совершеннолетия и пребывающих в разладе с самими собой, тревожит их самих и их родителей. Как выяснил Стенли Кинг, проводивший исследования развития подростков в Гарвардском университете, классический кризис личности в этой возрастной группе наблюдается очень редко. Наблюдая поведение студентов университета, Кинг сформировал общую модель постепенного и прогрессивного развития личности.

Типичный студент при столкновении с настоящими проблемами действует шаблонно по принципу, который в прошлом был эффективен. Он легко заводит друзей и может разделить с ними чувства, помогающие постепенно выработать определенные принципы по отношению к семье. Он может испытывать приливы чувств, но они не в его пользу. Увлекаясь спортом, театром, литературными занятиями, развлекаясь или смеясь над собой, он освобождается от депрессии. К моменту окончания университета многие его сомнения стали рассеиваться.

Сейчас он знает, что может повлиять на людей и события, и, следовательно, чувствует острое желание доверия, компетентности и личного влияния. Его интересы углубляются, но это не мешает сохранить имеющиеся ценности. Если раньше он высокомерно заявлял: “Я абсолютно положителен”, то теперь стал более гибким и признал право других на личную свободу в выборе ценностей.

Но не забывайте, что Кинг наблюдал только молодых и, в некотором смысле, самых привилегированных людей нации. Если бы эти сеньоры из Гарварда узнали, что они могут влиять на людей и события, то их самооценка повысилась бы, как и чувство власти, и они были бы абсолютно правы в своем предположении.

Для большинства студентов колледжа, которые не вхожи в привилегированные школы, и, конечно, для молодых женщин нет гарантии, что по окончании учебы они войдут в когорту “белых воротничков”, большинство из которых занимают ответственные должности и руководят страной. А тем молодым людям, которые не имеют и диплома об окончании колледжа, потребуется немало усилий для того, чтобы просто закрепиться в системе, не говоря о том, чтобы реализовать себя как личность.

Если кризис личности не характерен для этой стадии развития, а прогрессивное постепенное развитие личности можно отнести только к выпускникам Гарварда, тогда где же находится большинство из нас? Дж. Марсиа, профессор психологии в Колумбийском университете, сделал важное дополнение к трудам Эрика Эриксона, предложив четыре “нормальных” положения, в которых, вероятно, оказываются люди в процессе формирования личности.

Некоторые оказываются в группе тех, кто придерживается моратория. Они еще не приняли на себя никаких обязательств и не определились в своих ценностях, но находятся в процессе активного их поиска. Эти люди переживают кризис, который еще не разрешился, и пережидают, как это сделал Деннис.

Люди с предопределенной судьбой личности, входящие в следующую группу, твердо знают, кем они хотят стать, как, например, Дональд Бэбкок (и, вероятно, большинство из выпускников Гарварда, согласно исследованию Кинга). Они выбрали свой дальнейший путь, и этому не предшествовал напряженный поиск. Они пассивно приняли путь, проложенный их родителями. Например, сын банкира, сторонника республиканской партии, становится клерком на Уолл-Стрит и присоединяется к молодым республиканцам. Или дочь провинциальной домохозяйки и садовника-декоратора из Калифорнии выходит замуж за местного парня, занимающегося садоводством. Можно легко предсказать, что люди с предрешенным выбором пути более авторитарны, чем представители какой-либо другой группы. Я называю таких людей замкнутыми. До недавних пор это была та “яма” в нашем обществе, в которую преждевременно скатывались многие молодые женщины.

Следующую группу составляют молодые люди с подавленным собственным “я”, уклонившиеся от выбора своего жизненного пути. Родители, учителя, друзья ожидают от них чего-то большего, нежели то, что они могут выполнить. Они не способны восстать против родителей или бороться с ними за право самим принимать решения. Внешне преуспевающие, они постоянно ощущают себя неудачниками. Часто при попытках определиться в жизни у них развивается комплекс неполноценности и появляется чувство отчуждения. По сравнению с группой моратория они не находятся в состоянии кризиса, но ни к чему не стремятся. Молодые женщины, имеющие возможность посещать колледж, обычно по окончании его впадают в состояние депрессии.

Молодые люди с определившейся личностью переживают кризис и успешно его проходят. Они сформировали жизненные цели и приоритеты в соответствии со своим мировоззрением. Они, вероятно*чувствуют себя очень повзрослевшими.

Вписываются ли молодые люди в эти категории или проверяют себя вне их, они всегда сталкиваются с двумя другими вопросами.

Предположим, что я нахожусь на стадии “бури и натиска”. Повредит ли это моему дальнейшему развитию? Напротив: процесс, вероятно, пойдет быстрее. Студенты, которые в этом возрасте отклоняются от обычного развития личности, обычно стабилизируются очень быстро, еще до завершения последнего года обучения. И они, вероятно, внутренне становятся взрослыми людьми. Психиатр из Гарварда Джордж Вейлант, проанализировав результаты тридцатипятилетнего исследования двухсот шестидесяти восьми человек, пришел к выводу, что бурная юность сама по себе не является препятствием для нормального течения жизненного цикла взрослого человека. В действительности, чаще всего это только к лучшему.

Если я не испытываю кризис в период, когда он должен иметь место, разразится ли он на более поздней ступени развития? Может быть, если вам повезет. Кризис необходим для полного становления личности.

Поиск идеи, в которую нужно поверить

В юности мы тяготимся неадекватностью нашего поведения и пытаемся скрыть ее, стараясь казаться привлекательными, уверенными в себе и коммуникабельными людьми, которыми хотели бы быть, и от этого, может быть, еще болезненнее ощущаем безобразные черты своего характера. В восемнадцать — двадцать лет мы смеемся над собой, наблюдая эти противоречия, и ищем идеал в героях, которым хотелось бы подражать. Мы исключаем из жизни то, что нам не нужно.

Многие молодые люди активно ищут причину недостатков не в себе самих, а в образе жизни взрослых.

В пятидесятые годы в Америке семья и общество в целом старались честно относиться к молодым людям, стремились привить им идеалы семьи, а соответствующие общественные ценности рассматривались как пропуск в мир взрослых. Молчаливое поколение юных, стремясь к единению с родителями, на их же примере постигало реальный мир. Именно от родителей унаследовали они пьянство и уличное хулиганство. Молодые люди повторяли то, что делали родители, но только более безрассудно. Их действия обычно не были обоснованы.

В шестидесятые годы традиция — следовать по стопам родителей — шла вразрез с призывом президента Кеннеди обратить внимание на молодежь. Президент призвал: “Интересы общества должны быть выше личных”. Он был сторонником равноправия и призывал к равенству и хладнокровию, к миру и дружбе.

Поддержка идеи равноправия дала возможность развивать идеалы и формировать взгляды молодого поколения независимо от расы, пола и классовой принадлежности. Образованная молодежь ждала серьезной работы, изменений в системе обучения, свободы для всех и новых преобразований.

Но ненавистная война во Вьетнаме затянулась. Деньги иссякли. Дело заглохло. Лидеры либо умерли, либо оказались лжецами. Когда война закончилась, все были истощены. В семидесятые годы молодежь испытывала апатию, она больше не верила в утопические идеалы. Некоторые наблюдатели говорят о том, что в результате не осуществившихся планов молодежь сегодня теряет чувство оптимизма. Она ищет виновников происшедшего.

Современная идеология замешана на чувстве личного выживания, возрождении и цинизме. Средствами для получения оплачиваемой профессии являются прежде всего приобретенные практические навыки.

Деннис, мальчишка из гетто, попавший в последнюю волну движения за равноправие, рано понял, что лучшей компенсацией за жизнь в Гарлеме будет возможность получить блестящее “белое” образование. Хотя эта идея была отклонена в процессе дальнейшего развития, однако, она послужила Деннису средством борьбы в его метаниях между семьей и обществом.

Его триумф заключался в отказе от абсолютного принятия группы или ее идеологии. Вместо этого он проникся внутренним процессом, при котором все фрагменты его “я” собрались воедино. Вряд ли нужно говорить о том, как трудно противостоять сверстникам, которые определяют вашу роль в обществе.

А если группа сверстников отклоняется от общего направления? Согласно теории развития общества, личность совершает преступление в том случае, если люди, чьим мнением она дорожит, а также группа, к которой она относится (сверстники, семья или соседи), считают преступление закона нормой. Этот пример меняет наши представления о детях гетто, но разве мы не видим, что те же самые принципы действуют среди большей части привилегированной молодежи среднего и высшего класса? Или среди преступников “семейства” Белого дома, замешанных в Уотергейтском скандале.

Овладев мыслями американского студенчества, революционный дух стал быстро распространяться в других слоях молодежи. Общество взрослых они представляли как коррумпированное и чуждое. В 1968 году число членов группы, которые считали себя революционерами и радикалами, составило почти восьмую часть всех студентов и десятую часть остальной молодежи.

Группы ребят, которые сформировались по территориальному признаку, бесчинствовали, бросали взрывные устройства. “Черные Пантеры” и другие группировки шли разными путями, но вели себя как уличные банды, считая балансирование на грани закона нормальным явлением. Цели таких объединений бывают разными. Не все из них, решая свои политические задачи, прибегают к насилию, но в любом случае существует необходимость группы как буфера.

Эриксон считает, что в периоде моратория проступки могут оказывать положительное влияние на дальнейшее развитие личности.

Каждое общество и каждая нация устанавливают определенный мораторий для большей части молодых людей... Мораторий — это “период времени, когда крадут лошадей, мечтают, бродяжничают, работают за рубежом, прожигают молодость, учатся. Это — время самопожертвования и глупых выходок; а сегодня — часто это период, когда вы становитесь пациентом психотерапевта или совершаете правонарушения. Для большей части малолетних преступников, особенно если они организованы, следует учитывать период психологического моратория”.

Однако Эриксон предполагает, что общество своей благотворительностью предоставляет возможность роста как юношам, так и девушкам. Девушки воруют? Вы думаете, что девушки станут преступницами? Нет, в основном этого не наблюдается, традиционно преступниками становятся юноши.

Представим себе девушку из обычной семьи, которая хочет полностью отдаться делу. Предположим, что она подвергается длительной и интенсивной обработке революционной группой и людьми, репутация которых вызывает сомнение у ее родителей. Представьте, что лидером группы является раненый Робин Гуд, тот, который дает ей свое имя, идеологию и учит сопротивляться. Одного жестокого поступка достаточно для того, чтобы все ее прошлые друзья отвернулись от нее. Он хватает топор и разрубает тот хрупкий мостик, который ведет обратно в тесные рамки семьи. А примет ли она с радостью свое новое окружение?

Если она не ужилась в семье родителей и в обществе, то, возможно, да. Однако она испытывает и сильные положительные чувства по отношению к родителям и к своему “я”. Они существуют наряду с сомнениями. Юноша или девушка могут взбунтоваться и стать совершенно иными, чем от них ожидают. Роберт Уайт так говорит об этом в своем труде “Жизнь как предприятие”: “Если человек не может быть белой овцой, то он может стать черной овцой, это лучше, чем вообще не быть овцой”.

Часто молодая женщина чувствует, что она неспособна сделать выбор и отделиться от семьи, к которой привязана. Это продолжается до тех пор, пока ее не возьмет в свои руки сильный человек. Он может быть предводителем партизан, приятелем-наркоманом, сводником или просто мужчиной, которому она подчинится. Она восхищается им как соперником родителей и разрешает ему отвечать за то плохое в ней, о чем она не осмеливается сказать. Таким образом она избегает решения мучительных проблем своего развития. Внутреннего смещения власти от других к своему “я” не наблюдается. Скорее, это внешнее смещение управления от одних людей (родителей) к другому человеку. Это может выглядеть как восстание, но на деле это расплата с “я” в отчаянной надежде, что кто-то другой будет направлять ее в реальной жизни и приведет к абсолютной истине.

О периоде, когда молодежь тянет на необдуманные поступки, Эриксон с уверенностью пишет: “...молодой человек чувствует, что совершает ошибку, и лишь позже узнает, что его серьезное отношение к некоторым вещам объясняется определенным периодом развития. Многие "выздоровевшие" правонарушители избавились, наверное, от "глупости, которая прошла"”.

Я скептически отношусь к легкости освобождения от группы правонарушителей. Конечно, если молодой бунтарь достаточно ловок, чтобы не попасть в тюрьму или имеет родителей с хорошими связями, которые могут замять дело, то он или она могут пройти этот период развития невредимыми. Но если человек известен как член преступной группы (“случайный”, “ненужный”, “с нарушениями психики”), то влияние на него авторитета группы усиливается. Даже усилия лучших агентств по реабилитации юных правонарушителей часто не могут преодолеть круговую поруку, которая идет с детства. Объяснение этого явления предлагает профессор Гарвардского университета Джеймс Уилсон: “От общества требуются большие усилия для "исправления" группы, которая совершает преступления; но в восприятии ее членов действия общества подтверждают его враждебность по отношению к ним, что приводит к еще большему сплочению преступной группы”.

Какую модель выбрать, с какого героя брать пример?

Как только вас начнет тяготить влияние родителей, вы сразу ощутите побуждение заменить его влиянием других “героев”. В глазах Денниса школьный учитель стал “блестящим человеком”, заменой Чака, который ранее заменил мальчику отца. Переход идеалов от родителей к модели бывает мучительным, но это важная часть процесса, который позволяет избежать формирования “замкнутой” личности. Модели выбирают из близкого окружения. Обычно это может быть учитель, который вас воодушевляет, или тренер, женщина со свободными взглядами или эксцентричный мужчина, которого ничто не может шокировать.

Но чем больше отступлений от правил у новых эталонов, чем экзотичнее ваш новый гуру, чем безжалостнее революционер, тем легче идентифицировать их с самим собой. Их ярко выраженный стиль прост для подражания. Очень важно, что они манят молодого человека перейти ров с водой, по крайней мере, мысленно, и сжечь мосты, ведущие обратно к родительскому крову. Молодой человек может легко увлечься романтическим ореолом спортсменов, кинозвезд, художников и промышленных магнатов, а также пьянками или сексуальной распущенностью молодых бездельников, деньгами и дерзостью гангстеров и проституток, ненавистью современных робин гудов. Молодежь также чувствительна к прокламациям политиков, которые предлагают ей бороться, и к речам инфантильного шарлатана, который обещает ей вечное детство.

Легче идентифицировать себя с каким-нибудь человеком, чем с идеей. Шарлатанам, которые преследуют коммерческие интересы, очень легко манипулировать молодыми людьми, обе-шая им новую фиктивную судьбу или быстрый путь к ней, так как чувства в юношеском возрасте еще не оформились, а мышление еще не сформировалось. Молодежь жаждет идеала.

Результатом такого манипулирования умами может быть успешное прохождение молодыми людьми исследовательской стадии развития. Многие из “горячих голов”, которые отбросили свои “дудки”, успешно прошли бурный период двадцатых, прежде чем проявили свои истинные способности, как, например, Тимоти Лири.* Чары идолов влияют не только на людей, которые ищут себя в различных экзотических течениях. “Кто эти приятные, аккуратно подстриженные дети, раздающие листовки на улицах?” — спрашивали люди, когда в Нью-Йорке появился Мунг Мун, выдающий себя за Сына Божьего.

* Тимоти Лири (1921-1996) - писатель, один из идеологов американской контркультуры. (Прим. ред.)

“Я приехал в Америку по воле Бога. Я получил откровение от Него встряхнуть Америку. Я буду выполнять эту миссию до самой смерти”, — так начал свою речь преподобный Мун перед двадцатитысячной толпой молодых людей, которые собрались под крышей Мэдисон-Сквер-Гарден. Через час после того, как он поведал о своих откровениях, преподобный Мун начал терять свою будущую паству. Но только не своих новообращенных. На их бесстрастных лицах лежала маска смертельной официальности. Иногда по твердо сжатым губам пробегала презрительная ухмылка, на лицах появлялось выражение недоверия. Словно агенты секретной службы, они недоверчиво буравили глазами толпу.

Эти шестнадцати- двадцатидвухлетние американские дети походили на молодых коричневорубашечников.

Однажды они, наверное, уже присоединялись к движению за мир или к различным сектам, где предавались монотонным песнопениям. Они сбежали от настоящей би-, гомо- и гетеро-сексуальности и предпочли жить в сексуально изолированных жилищах, защищенные обетом не вступать в половые контакты ранее, чем через сорок дней после заключения брака. Их сексуальная роль, занятия и идеология окончательно определены человеком, выдающим себя за мессию.

Все они стали членами “семьи” преподобного Муна. Они отказались от родных, во многих случаях — от своих сбережений, чтобы ничто не связывало руки. Они путешествуют по миру тесно сплоченными командами, новообращенные учатся механически (не вникая в существо вопроса) пропагандировать свои взгляды перед публикой. Неугодные подвергаются расправе. Ребята действуют как служба безопасности во время массовых митингов. На недовольных они реагируют рефлекторно, называя их “коммунистическими дьяволами”, и быстро заставляют замолчать.

Служители империи Муна находят новых адептов среди тех, кто еще не научился отвечать сам за себя.

“Что я собираюсь сделать со своей жизнью”?

Многие из нас в этот исследовательский период развития еще не определились в жизни, а также не решили вопрос о том, что мы хотим сделать. Обычно мы знаем только то, что не хотим делать.

Деннису было восемнадцать, когда он сказал: “Вы не увидите меня в шелковом костюме и в "кадиллаке"”.

Другие люди скажут, что не хотели быть “винтиком в крупной корпорации” или “ассистентом стоматолога, как моя старшая сестра”, или не хотели “провести остаток своей жизни в городке Диесс штата Арканзас”.

Для детей известных людей процесс отбора начинается обычно с заявления, подобного тому, что произносится в семье политиков с Юга: “Я знал, что не хотел остаться на Юге и быть сыном Джона Маннинга и внуком Джея Маннинга и правнуком того-то и того-то. Пришло время переехать в другое место и попытаться сделать себе имя”.

Ответы сводятся к следующему: “Я знал, что хотел вырваться отсюда” или “Я знал, что не хочу походить на них”. Другое основное желание — это продление приятной безответственности молодости.

Некоторые молодые люди из “среднего класса” выбирают только те варианты, которые требуют от них наименьших затрат труда. Как сказал один студент Колумбийского университета: “Я живу сегодняшним днем. У меня нет планов на будущее — мне это просто не нужно!”

Глава 6

ОСТРОЕ ЖЕЛАНИЕ СЛИЯНИЯ

До недавнего времени поиск был уделом юношей, а слияние — девушек. Девушки добивались права учиться до тех пор, пока это не мешало их популярности. Работа летом рассматривалась скорее как наказание, чем как ступень для серьезной карьеры. Они развивали свои способности на уроках танцев, в драматических студиях, брали уроки игры на фортепиано, пели в церковном хоре, то есть занимались любым делом, которое приносило им удовольствие до тех пор, пока — это понимание всегда присутствовало в подсознании — они не начинали чувствовать в себе какое-либо призвание. Тогда им предстояло сделать мучительный выбор: или выходить замуж, или совершенствоваться в избранной профессии. Многие из них отказывались от дальнейших занятий.

Юноши в игровых видах спорта приобретают основные навыки работы в команде, которые затем пригодятся им в занятии бизнесом или в политической карьере. Они также посещают тренажерные залы. Занятия, которым предаются девушки, лишены соревновательности и не формируют чувство товарищества. Девушки редко оказываются в ситуациях, которые можно было бы сравнить с игрой в футбол или службой в армии, когда в процессе рискованных приключений формируется чувство взаимодействия.

Все, что тебе нужно, — это любовь

Массовый культ песен, денег, поэм, дешевых журналов с сенсационными материалами, кино, запахов, рекламы, искусства превозносит такую ЛЮБОВЬ, которая нужна девушке. Это еще более широкий подход, чем тот, что может предложить специалист с уникальным мышлением, например, как это сделал психолог А. Маслоу.

В его теории о “структуре потребностей” любовь и желание принадлежать кому-то следуют сразу за пищей, кровом и безопасностью. Хотя на лестнице потребностей человека за любовью следуют еще две ступени. Одна из них — оценка, желание достижений, мастерства, компетентности и уверенности, а также уважение и признание других. Другая — потребность возможной самоактуализации.

Большинство теоретиков согласны в том, что превыше всего стоит успешный опыт работы, который помогает молодому человеку решить проблемы, связанные с зависимостью, и сформировать независимую личность.

Пока молодые мужчины стараются решить главный вопрос — найти постоянную работу, — предполагается, что молодые женщины должны довольствоваться и подстраиваться под свою роль, предопределенную их половой принадлежностью. Вопрос стоит следующим образом: “Ты должна выйти замуж, как твоя мать”.

Реальные альтернативные модели для девушек сегодня описаны в детских книжках, журналах, о них говорится с телеэкрана, они обсуждаются даже в Конгрессе. Но при всем восхищении новой героиней легко заметить следующее: первым человеком, с которым себя идентифицирует девушка, самой ранней моделью (на самом выразительном этапе развития) для подражания является ее мать. Это просто, но вместе с тем поразительно.

Как молодая женщина освободится от родительского фантома и сформирует свою личность, если единственное достойное занятие для нее — это стать матерью и завести семью? Ответ печален. Большинство женщин до настоящего времени не освободились.

Еще в начале шестидесятых годов девушка не воспринималась как самостоятельная личность до тех пор, пока отец не проводил ее, закрытую прозрачной вуалью, к алтарю. Дверь в мир взрослых магически открывалась при замужестве. И теперь еще наиболее предпочтительный путь для развития личности женщины — это “супружество, которое завершает меня”.

Однако, если пример жизни родителей и принятые в обществе стереотипы толкают молодых женщин к супружеству, как же тогда объяснить сегодняшним девушкам советы родителей, которые предлагают им подождать с замужеством? Неужели их предупреждения оказываются бесполезными? Дело в том, что на внутреннюю застенчивость молодых женщин влияет даже легкое принуждение.* Они хотят верить, что мужчина дополнит их и обеспечит им безопасность. Выйти замуж — это полшага, это способ оставить дом, не теряя дома. Произвольно из этого материализуется новый мир, театр, важные друзья, восхищение. Однако раннее замужество ограничивает свободу личности. Обязательство стать женой принято до того, как девушке разрешено (или она сама себе разрешила) бороться и сделать выбор в жизни. Перевешивает тяга к безопасности и единообразию, столь соблазнительному и в подростковом, и юношеском возрасте.

* Существует различие между страхом перед реальной и зримой опасностью (например, разве безопасно ехать на автомобиле, когда на улице гололед?) и внутренней застенчивостью. Это понятие я использовала для обозначения субъективного восприятия ситуации и ее оценки.

Проблема заключается в том, что многие молодые женщины не осмеливались (или им не было разрешено) пережить кризис личности. Поэтому они никогда полностью не становятся взрослыми.

Принцип “поддержки”

Герой фильма “Американские граффити” — студент высшей школы — не хочет расставаться со своей девушкой и со знакомым комфортабельным мирком и ехать в университет за 2000 миль. Расставание мучительно. Юноша колеблется и остается в объятиях любимой. Они цепляются друг за друга.

Подобная романтическая логика проявляется в песне:

“Только ты можешь изменить меня,

и это правда,

Ты — моя судьба”.

Желание слиться с любимым естественно на этой стадии развития (так же как и ранее описанное стремление найти настоящее дело, а также людей и идеи, в которые слепо веришь). У молодых женщин оно совершенно естественно трансформируется в убеждение: “Мы можем ускорить свое развитие, примкнув к сильной личности”.

Девушка Серена уехала из маленького городка в штат Иллинойс поступать в университет. Она верила в поддержку. В первый год обучения, когда все было так неопределенно, она страстно желала, чтобы ее друг Джим, парень из родного города, был рядом. Погрузившись в университетские будни, не замечая, что рядом люди разного пола, из разных мест, с разными системами ценностей. Серена уже не ощущала себя лидером. Она была песчинкой среди тридцати шести тысяч учащихся, увлеченных учебой в университете. “Я отчаянно желала, чтобы рядом был тот, кто понял бы, что я переживаю”.

Джим, сильный, независимый юноша, писал ей в одном из писем: “Почему ты не можешь выбросить меня из головы?”

У Серены было одно преимущество перед другими привлекательными девушками. В своей семье она была старшей из детей и получила все привилегии первенца. Когда первой в семье рождается девочка, молодые отцы часто хотят подчеркнуть прежде всего ее способности, нежели пол, обучают дочь спортивным играм и учат ее быть всегда впереди. Ей предлагается интересная работа, и зачастую ожидается, что она сама будет зарабатывать на жизнь. Так было и с Сереной. Часто кажется, что у дочерей-первенцев отцы ищут дружбы, которой им недостает из-за занятости жен домашними делами. Этот феномен я наблюдала во многих жизнеописаниях. Это также было отмечено в исследовании молодых людей из Мичиганского университета, которые добились успеха. Их жены были не достаточно образованны и не поднялись на большие высоты, поэтому мужчины гордились дочерьми, достигшими успеха. Дочь часто бывает фавориткой, потому что она благотворно влияет на своего отца, не вступая при этом в соперничество с ним, в отличие от сына.

Однажды, надев элегантные колготки и туфли на высоком каблуке. Серена пришла в редакцию университетской газеты, надеясь произвести приятное впечатление на редактора. Он, парень, одетый в потрепанные джинсы, усмехнулся и предложил ей работу. Тоска по Джиму утихла, но девушка часто писала ему длинные письма.

Любовь в восемнадцать лет — это попытка, прислушиваясь к себе и к другим, понять, кто мы есть. Приятно слушать рассуждения о том, какие мы прекрасные и неординарные. Поэтому молодые любовники могут говорить всю ночь напролет или писать длиннющие письма — слова просто льются рекой.

Через год, приехав домой на каникулы, Серена словно вернулась в детство.

“Когда этим летом я встретила Джима, мы внезапно ощутили прилив любви”. Они впервые были близки. Однако сексуальные отношения не смогли ликвидировать пропасть между ними. Серена и Джим не стали жертвой “принципа поддержки”. Разница в их развитии была слишком очевидной.

Например, когда они пришли в новое городское кафе, Джим спросил: “Почему бы тебе не надеть туфли на низком каблуке?” Он был ниже Серены, но раньше не обращал на это внимания. А сейчас, казалось, он решил, что она должна быть ниже. “У меня туфли без каблуков”.

Как и все его друзья, Джим еще не знал, кем хочет стать, а Серена знала. Она была исключением. Когда она пошла брать интервью, Джим взорвался: “Почему ты занимаешься своими делами, когда мы вместе? Как я ненавижу это слово — репортер!” (какая завистливая личность).

Джим начал встречаться с другой девушкой. Он демонстративно избегал любых разговоров с Сереной как о философских, так и о практических вещах. (Она единственная осмеливалась быть его достойным противником в спорах.)

“Это охладило наши чувства, — говорит девушка. — Фрагменты мозаики изменили свою форму и уже не подходили друг другу. Я решила, что нам обоим нужно больше свободы”.

Дела наладились, когда оба почувствовали большую свободу друг от друга. Теперь, когда ей двадцать пять, Серена говорит:

“Джим был, вероятно, первым человеком, который помог мне повзрослеть”. Она также признает, что любая из ее знакомых пытается превратить любимого парня в свою собственность. О, сколько слез и разочарований ожидает девушку, внушившую себе, что ее фантазии осуществились и она встретила своего единственного возлюбленного. Серена вовремя осознала это.

Замужество как способ вырваться из-под родительской опеки

Хотя чаще всего девушек подталкивает к замужеству желание составить одно целое с избранником, многие называют другую причину: “Я сделала это, чтобы избавиться от родительской опеки”. Для девушек, которые воспитывались в условиях давления со стороны родителей, замужество — обычный способ вырваться из-под их опеки. Однако то, что на первый взгляд кажется “восстанием”, обычно оказывается передачей зависимости.

Семнадцатилетняя Симона, как и многие девушки из авторитарных семей, чувствовала себя “приговоренной к пожизненному заключению”. Младшая из шестерых детей, она была оставлена в “гнезде”, и предполагалось, что она будет “укреплять семью”. Матери это давало последнюю возможность выполнять ее материнскую роль, а отцу — осуществлять полный контроль. Для Симоны это означало отказ от учебы в университете.

Несмотря на то, что семья не была бедной, Симона пыталась отстоять свою независимость, с четырнадцати лет зарабатывая на жизнь. Она открыла свой счет в банке. Смогут ли две тысячи долларов выкупить ей свободу?

“Мы хотим, чтобы ты оставалась дома до двадцати одного года”, — говорили ей родители. Отец настаивал на том, чтобы она работала. Но работа оказалась другой сдерживающей силой. Она работала на вязальной машине в фирме, выпускавшей трикотажные изделия. В этой же фирме работал ее отец, и Симона опять оказалась под его контролем. Девушка подчинялась отцу до тех пор, пока не встретила Франца. В этом эгоцентричном венгре ее привлекало лишь одно: он предложил ей выйти за него замуж. Франц стал средством в реализации ее стремления вырваться из-под родительской опеки: “Я решила, что лучшим средством избавиться от родительской опеки будут замужество и развод через год. В этом заключалась моя программа”.

Однако природа распорядилась по-своему. Через девять месяцев после медового месяца Симона стала матерью и вскоре забеременела снова.

Однажды муж сообщил ей, что фирма предложила ему работу в Нью-Йорке. Симона воодушевилась.

“Я решила, родив второго ребенка, найти адвоката и начать бракоразводный процесс”. Следующие пять лет показались ей двадцатью. Ей стоило немало терпения и воли убедить Франца, который не хотел ничего слышать о разводе, и игнорировать проклятия своих родителей.

В двадцать пять лет, в седьмую годовщину ее замужества как способа вырваться из-под родительской опеки (который, как выяснилось позже, оказался другой формой ловушки), Симона наконец-то избавилась от опеки. Описывая день своего освобождения, она, как и многие разведенные женщины, личность которых подавлялась в замужестве, сказала: “После развода мне показалось, что я скинула с себя неподъемный груз. Это был самый радостный день в моей жизни”.

Начала

За последние годы произошли серьезные перемены во взглядах общества на взаимоотношения людей. Общество пересмотрело свое отношение к таким формам человеческого существования, как паломничество и жизнь в коммунах, к гражданским бракам и безбрачию, к матерям-одиночкам и бездетным парам, приняло эксперименты с би- и гомосексуальностью.

Барбаре тридцать один год, и она все еще одна. Она принадлежит к первому поколению женщин, которые решились на такие отступления от старых правил. Ее семья всегда достаточно снисходительно относилась к подобным проявлениям эксцентричности. Мать хотела видеть Барбару “принцессой” и полагала, что она выйдет замуж за богатого человека, отец же с удовольствием общался с дочкой, объясняя не по годам развитой девочке довольно сложные вещи. “Я думаю, он хотел, чтобы я как можно дольше оставалась ребенком и никогда не просила у него денег”.

Очень рано Барбара осознала важную вещь: “Самое главное для ребенка — настойчиво учиться, если у вас есть проблемы с учебой”. В восемнадцать лет она начала писать художественные рассказы. Они, конечно, были ужасны, однако ее это нисколько не беспокоило. Ее друг, писатель, сказал ей, что настойчивость, терпение — это все, что нужно, и как только она приложит максимум усилий, все пойдет.

Ее занимали мысли о том, кем она не хочет стать. “Я не собиралась, как испорченные и тупые дети, оставаться в пригороде. Ценности их родителей были пустыми, никчемными. Я не хотела быть обычным средним ребенком”. Но она абсолютно не знала, как получить желаемое: квартиру и работу.

Барбара ушла от родителей в девятнадцать лет, бросив колледж и уехав с мужчиной старше ее. “Я не хотела жить с ним, хотя и пыталась уговорить себя: у меня не оставалось другого выбора, ведь я ничего не имела — ни денег, ни работы, ни знаний. Чтобы получить все это, мне пришлось бы четыре года потратить на учебу в колледже. Я этого не хотела”. Мужчина — опытный, превосходивший ее по возрасту — мог ввести ее в мир взрослых. Через некоторое время она рассталась с этой временной фигурой, а к концу года нашла работу и получила служебную площадь. “Я начала блестяще, но сегодня мне не кажется, что это было так уж хорошо”.

В двадцать пять лет Барбара вернулась в колледж и закончила его. На лето она нашла временную работу в офисе, а один из ее рассказов был напечатан и имел успех. В двадцать девять лет Барбара решила упорядочить свою жизнь, приблизив ее к размеренной жизни писателя. Она встретила удивительного мужчину — свою “настоящую любовь”, как она полагала. “Я была очень рада. Я познавала его в течение года, пока писала, в этом году вышла моя первая книга, и я влюбилась”. Сейчас Барбара и ее друг хотят объединиться. Она чувствует страх:

“Я не знаю, смогу ли жить вместе с ним”, — однако впервые чувствует себя эмоционально удовлетворенной.

Желания Барбары противоречивы. “Почему я не такая, как все, не могу осесть, не доставлять кому-то беспокойство, родить ребенка и так далее. Я не хотела этого. Но чувствовала, что должна это сделать. В самые счастливые моменты моей жизни я не хотела обменять свою жизнь на чью-нибудь другую. А в самые несчастливые моменты я говорила себе: "Ну что же, ясно, что ты ничто, и никто никогда не захочет иметь с тобой дело". Я всегда была очень привлекательна, холодна, рассудительна и никогда не тяготилась своей работой. Я люблю писать. Я хочу иметь все. И не думаю, что не смогу достичь этого”.

Барбара относится к поколению молодых людей, которые отмели замкнутость и выбрали иной образ жизни. Человек может сохранять свои возможности открытыми и перемещаться от одного пробного обязательства к другому, ведя активный поиск людей, идей и стремлений, в которые он хочет верить, но при этом оставаться в переходном состоянии.

Однако сегодня социологи отмечают, что многие женщины в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех лет живут в подвешенном состоянии. Они не могут выбрать карьеру или спланировать ее на продолжительный период, пока не решат, за кого выйдут замуж. Хотя зафиксировано много “пробных” браков, однако, как говорит социолог Гарри Вилле, “пробных” детей не бывает.

Ребенок, который сделает мою жизнь полной

Когда к двадцати годам у молодой женщины появится желание доказать всем, что она может что-то сделать и способна сама за себя отвечать, самым легким путем доказать свою “взрослость” будет для нее беременность. Всегда можно родить ребенка. Это даст матери необходимый толчок к развитию личности. Материнство может удовлетворить и оградить от опасений не прижиться в этом мире.

Современные теории пытаются объяснить желание женщин использовать свою анатомию, исходя из противоречивой концепции женской “внутренней опустошенности” (жизненный вакуум, напоминающий о себе до тех пор, пока он не заполнен), по Э. Эриксону, а также исходя из различных других причин, о которых пишет в книге “Психология планирования рождения ребенка” Эдвард Полман. Родив ребенка, женщина надеется доказать свою компетентность, сравняться со своей матерью, обольстить мужа, привлечь к себе внимание, заполнить свое время, стать бессмертной. Поразительно, что в этот перечень не вошло желание женщины сблизиться с другим человеком.

В последние годы мы наблюдаем большие изменения в развитии общественных и научных технологий. Появился совершенно новый тип женщины, которая пользуется контрацептивами. Заявил о себе феминизм, который последовал как реакция на книги по предупреждению беременности. Шире стали применяться методы стерилизации. Протест против “бездумного материнства” распространился во всех классах населения. В результате исследования, проведенного в 1971 году Дэниелом Янкеловичем, выяснилось, что только тридцать пять процентов женщин, закончивших колледж, и менее половины женщин, не учившихся в колледже, согласились с утверждением, что “очень важно иметь детей”. Консультанты по выбору профессий говорят, что молодые студентки перестали рассматривать материнство как карьеру на всю жизнь, однако все еще придерживаются старых традиций.

Достаточно сильно идеи материнства влияют на девушек пятнадцати — девятнадцати лет. Рождаемость среди девушек двадцати и двадцати четырех лет составляла в 1960 году тридцать процентов. Такой же коэффициент отмечался у только что вышедших замуж девушек-подростков. Однако половина невест в этой возрастной группе шла к алтарю только под давлением обстоятельств.

Девушки из бедных семей не стремились рожать, но не видели другого выхода. Когда они уходят из подготовительной школы, у них нет никаких перспектив. Им оставалось лишь следовать той модели, которую предлагало окружение: родить ребенка от красивого молодого человека, желательно от мужа.

Но все течет, все изменяется. Второе место по частоте проведенных операций в Америке после удаления миндалин в настоящее время занимает аборт.

Обязательные граффити

Вернемся к истории средней американской девушки. Она, вероятно, окончила подготовительную школу, но не колледж. Находит временную работу, выходит замуж в двадцать один год и уходит с работы сразу после создания семьи. Она остается в домашней обстановке до тридцати пяти лет. Как женщина будет проводить вторую половину своей жизни, общественным мнением не планируется.

Средняя американская женщина, вероятно, вернется на работу в тридцать пять лет, когда ее младший ребенок пойдет в школу. Она уже может подумать о своей карьере или, что более вероятно, стать клерком на следующую четверть века. Этот параграф должен быть записан на стенах женских туалетных комнат во всех подготовительных школах.

Над юношей тоже довлеет мнение о необходимости женитьбы. Практически на каждую женщину с подавленной ранним браком личностью приходится, вероятно, молодой мужчина, который попадает в эту ловушку прежде, чем он сможет осознать свои скрытые таланты. По результатам опроса пяти тысяч человек, окончивших школу, выяснилось, что люди, которые сразу пошли работать или погрузились в семейные заботы, люди, которые были все время заняты и более скованны, проявляли меньше любопытства и не были заинтересованы в приобретении нового опыта.

По крайней мере, временно такие молодые люди терпят поражение при определении своего статуса и выбирают тропу, проложенную их отцом, матерью, учителем, религиозным лидером или группой. Они оказываются в состоянии, которое я называю подавленным. (Это совпадает со статусом, определенным Марена как “подавленная личность”.) Понятно, что один из самых популярных способов вырваться из этого состояния — развод. Ранние браки распадаются в два раза чаще, чем заключенные в более зрелом возрасте.

Женщина после колледжа

Казалось бы, судьба домохозяйки чаще всего должна быть уделом женщины с начальным образованием, но это случилось и со многими из тех, кто закончил колледж. Какой шок испытывали девушки, если школьные наставления: быть веселыми и трудолюбивыми, как юноши, — заменялись другими: доставляй удовольствие, но не соперничай, будь любимой, но не амбициозной, найди мужчину, отодвинь учебу на второй план (ее нетрудно совместить с созданием семьи).

Разве не удивительно, что у большинства девушек после колледжа личность подавлена? Обескураженные внешним миром и ослабленные своими внутренними страхами, они отказывались искать собственную форму выражения и дальнейшую жизнь. Они не переживали кризис в развитии и росте личности, который неминуемо возникает в процессе поиска. После окончания колледжа большинство молодых женщин искали мужчину, и если поиск не был успешен, они переживали кризис, связанный с вопросом: “Почему я до сих пор не замужем?” Как только этот вопрос был решен, развитие их личности прекращалось, по крайней мере, на этот период.

Сравнение процесса развития личности молодых мужчин и женщин, обучающихся в колледже, окончательно разрушило представление о разделяющем их барьере. Анна Константино-полис провела опрос девятисот пятидесяти двух молодых студентов Рочестерского университета, используя метод оценки развития личности по Эриксону, оценив каждого студента. Вот какие были получены результаты.

Женщины казались более зрелыми при поступлении в университет, однако только мужчины целенаправленно продвигались вперед по пути развития своей личности в течение всех четырех лет обучения. Академическое окружение поддерживало и стимулировало студентов-мужчин к выбору карьеры и к приобретению уверенности в себе. То же самое окружение вызывало у студенток чувство подавленности личности. Человек с подавленной личностью (по Марсиа) не способен восстать против своих родителей, учителей или друзей, которые ожидают от него чего-то иного, отличного от того, что он сам хочет или чувствует. Несмотря на это, они хорошо работают, но всегда чувствуют себя неудачниками. Многие из молодых женщин чувствовали, что должны выбирать между карьерой и созданием семьи. Перед молодым мужчиной такая проблема не стоит. Таким образом, пока студентки не решат, что предпочесть, они не смогут дальше развивать свою личность.

Найти правильное “я”

Почему мы не можем поспешить и найти абсолютную истину в двадцать один год?

Представление о правильном “я”, которое лежит в основе практически всех идеалов, взято из области романтической литературы. Родители не защитили нас от необходимости решения проблем безопасности, управления, ревности, соперничества. Стратегия жизни, которую мы сами разрабатываем, делает нас как нежными и любящими, так и жестокими соперниками, формирует нас внутренне в соответствии с нашим характером, приобретенным в детстве.

Чтобы познать самого себя в полном смысле этого слова, человек, вероятно, должен осознать все черты своего характера. Такая возможность предоставляется нам при продвижении через критические ступени развития. Однако все не так просто. Человек, продвигающийся от ступени к ступени, поглощен решением задач развития, которые ставятся на том или ином этапе. И даже если одна часть нашего “я” хочет стать индивидуумом, другая часть “я” всегда находится в поисках кого-то или чего-то, чтобы отказаться от этой свободы.

Глава 7

ПРОБЛЕМЫ ВО ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ СУПРУГОВ

Утро в Калифорнии. Прекрасное лицо молодой женщины дрогнуло. Она приподняла ресницы и открыла глаза. Ослепительный мир предстал перед ней во всех красках. Но что-то нарушало эту идиллию. О да, обещание!.. Она поклялась, что сегодня, в день своего рождения, наконец определится в жизни. Вместо этого она (женщина, весящая не более ста фунтов *) лежит тихо, чувствуя себя толстой и загнанной в угол. За ее дачным домиком фанаты физической культуры, танцуя, идут по песку под лучами южного калифорнийского солнца. Всего лишь несколько лет назад эта картина в точности соответствовала ее представлениям о будущем.

* 45,4 кг (Прим. ред.).

Жизнь, полная приключений и нервного возбуждения, энергии и романтики, творчества, — так Нита представляла свою мечту в двадцать лет. Хотя Ните уже исполнилось двадцать пять, по уровню своего развития она все еще находится на ступени отрыва от родительских корней и воспринимает мир на уровне метаний и поисков двадцатилетней девушки. Это не так уж необычно. Хотя возрастные рамки каждого периода развития приблизительно определены, возраст индивидуумов может значительно различаться. Снова все дело в последовательности.

Ян проснулся и уже встает. Она смотрит на спину мужа. Каждое утро, когда он собирается на работу, ритуал повторяется вплоть до мелочей. Он надевает белый халат для работы в лаборатории, сматывает ленты электрокардиограмм и укладывает их в свой портфель. Она завидует его дисциплинированности. Но по-настоящему ее привлекает в нем умение рисковать.

Ян познакомил ее с риском путешествий на каяке, на доске для виндсерфинга. Они карабкались в горы, мчались на лыжах, обгоняя ветер. Нита поражалась возможностям своего тела. В связке с Яном она быстро поднималась на крутые склоны, свободно качалась на тросе, вбивая опоры во враждебный гранит. Мысль о том, что она все это может, возбуждала ее!

В нем она всегда чувствовала кипящую энергию. Когда она прислонялась к нему, происходил обмен энергией, и ей казалось, что она впитывает его сок. В ней снова появлялось чувство оптимизма.

Ян всегда должен был дойти до вершины горы или до последнего поворота реки. Он всегда был таким устремленным. Она же присоединилась к его целям, не имея своих.

“Это было опорой для меня, и такое положение меня устраивало. Ян очень гордился мной. А я чувствовала, что мы достигли зрелости в наших отношениях. Он совсем не походил на моего отца. Занятия отца были, скажем так, более цивилизованными. Ян ведет себя со мной как с взрослым человеком.

Однако он не говорит, как устроить мою жизнь”.

Для того чтобы понять, почему Нита, относящаяся к себе очень серьезно, чувствует себя такой закомплексованной и раздраженной, необходимо оценить ту пропасть, которая пролегла между образом жизни и правилами, которые дала ей семья. и тем имиджем, который она установила для себя. В первые восемнадцать лет жизни размеры мирка Ниты были очень малы. Ее родители — истинные католики. Девочка росла в маленьком провинциальном калифорнийском городке, посещала приходскую школу для девочек. Никто не знал, почему она вдруг избрала такой радикальный путь. Вероятно, период отрыва от родительских корней проходил у нее очень жестко. Она поступила в колледж и попала в более традиционную среду.

Студенческий городок Беркли был далеко от дома, однако только географической удаленности ей было недостаточно. Она пошла дальше. Попав в одну комнату с сексуально искушенной соседкой, Нита решила отойти от своих моральных устоев. Она принудила своего друга по учебе на подготовительных курсах переспать с ней. В течение нескольких месяцев Нита вращалась в новом окружении. Она была шокирована переменой, которая с ней произошла. Лишенная простой исповеди после всего, что с ней произошло, мысленно она хотела вернуться обратно. “Я хотела, чтобы мама сказала мне, что все хорошо”.

Нита ночевала в городском парке, спорила с полицией и постоянно сталкивалась с обычным насилием. Однако, выступая под обязательным тогда ритуальным знаменем “к черту систему”, эта маленькая хорошая девочка была до смерти напугана и искала выход.

Она приняла решение. “Беркли абсолютно лишил мои паруса ветра”. Ее прыжок был великолепен. Она отказалась от работы летом в Сан-Франциско и, довольная, вернулась домой. “Я должна была укрыться где-то”.

На всякий случай девушка отправила заявку в Стенфорд, думая, что ей откажут. Это позволило бы ей успокоиться и дало время для небольших разъездов. Совершенно очевидно, что она пыталась создать для себя мораторий. Но Стенфорд не оправдал надежд Ниты. Ее приняли.

Господи, какое там было окружение! Девушки ходили на занятия в нейлоне, и по их определению Нита была настоящей хиппи. Она вовсе не пыталась произвести такое впечатление, однако решила играть эту роль. Связавшись с молодой женщиной дурного поведения, искушенной Джессикой из Нью-Йорка, однажды она объявила соседкам по комнате: “Ночью мы пойдем развлекаться”. Они стали появляться во всех злачных местах, и вскоре эти походы превратились для них в самое обычное и даже обязательное дело, как для других — пить чай в университетском женском клубе. Они не мусорили, не ругались, никогда ничего не ломали. Они не делали того, за что их могли бы арестовать, так как в этом случае лишились бы поддержки родителей.

Летом после первого курса Нита решила сделать следующий прыжок, согласилась отправиться с Джесси через всю страну для организации детского драматического театра. В последний момент она отказалась от своих “семимильных ботинок”. В конце августа в отношениях с Джессикой стал намечаться разрыв. Подруга начала ее игнорировать. И Нита пересекла континент для того, чтобы навестить своего друга в Бостоне.

Уже на последнем курсе Нита призналась: “Я все еще не чувствую себя независимой”.

Каждый человек решает задачи развития и реагирует на собственные предпринятые усилия в свойственной только ему манере.

Одни из нас делают несколько осторожных шагов вперед, затем один или два назад, а потом длинный скачок до максимальной отметки. Другие предпочитают плавающие ситуации:

“Я не могу выполнить этого, если не определю конкретный срок” или “Если у меня будет опора, то я всегда смогу пройти через это”. Третьи при столкновении с любой задачей отходят на время в сторону, отвлекаясь на посторонние дела.

Манера Ниты решать задачи заключалась в гигантском прыжке и последующем отступлении. Она начинает приходить в себя, забывая все свои тревоги, только тогда, когда созревает для следующего прыжка. И становится просто несчастной, если не может его сделать. Мы видели, как повторялась ее модель поведения. Она бросается в Беркли и к своему другу, затем ищет укрытия дома, потом бежит в Стенфорд. Она болтается с Джессикой, затем отступает и пытается внести коррективы в свою жизнь. Она дурачит вас, так как кажется, что она предпринимает какие-то шаги. Однако если присмотреться повнимательнее, то окажется, что она просто “специалист по побегам”.

Уже на старшем курсе Нита продвинулась в сексуальном плане, использовав свой прошлый опыт. Ее энергия поражала всех. Зоология была ее любимым предметом. Для успешной карьеры не хватало только желания. Добавьте сюда влиятельную фигуру (практически архетип) профессора по английскому языку. Когда она сделала необычную курсовую работу, он пригласил ее на специальные занятия.

“Он опекал меня, он думал, что я стану хорошей писательницей. Это было очень трогательно”.

Хотя у нее были литературные способности, каждый раз, когда у нее получалось что-то стоящее, Нита считала это простой случайностью.

“Я действительно не думала, что умею писать, до тех пор, пока мне не указали на это. Я хваталась за соломинку. Я не верила в свой талант и не знала, что с ним делать. Моя нерешительность не нравилась профессору”. И самое главное, о чем говорит Нита: “Он не смог мне подсказать, как определиться в жизни”. В конце концов, ее учитель сказал: “Вас могут напечатать”.

Наступил период “замороженного” состояния.

Нита перестала посещать его занятия: она не чувствовала, что могла бы писать как Лессинг или Воннегут, и поэтому вообще больше не могла писать. “Я боялась, что он поймет, как я бездарна и как велико было его заблуждение относительно меня”.

Несмотря на все ее заявления о том, что она феминистка, ясно, что Нита просто находилась в опасной оппозиции к двум родительским фантомам. Она хотела выразить свои амбиции, сделать карьеру и найти свой путь в жизни. Но у нее был авторитарный отец, который считал, что девушки не должны делать карьеру, а мать, верная традициям семьи, постоянно твердила Ните, что она должна стать хорошей женой.

Предполагали ли родители, что она может стать другой, не такой, как ее мать? Неужели кто-нибудь пожелает женщину, которая одержимая сама собой? Конечно, как говорит Нита, только мужчина с совершенно иными, нежели у ее отца, взглядами.

Может быть, ей надо было сделать ставку на свой талант, поверить в то, что, добившись успеха, она сможет позднее претендовать на вознаграждение в любви (как делают мужчины)? А что, если бы она, овладев предметом, стала только посредственным исполнителем? Что выйдет из устремленной женщины, испытавшей срыв?

Как страшно оказаться на распутье и выбирать между ролью зависимой жены и независимой личностью, которая не получила достойной оценки окружающих, у которой нет детей, рядом с которой нет заботящегося о ней мужчины — и двадцать лет уже позади.

Большинство женщин, окончивших колледж, пытаются избежать этой участи. Нита приняла самое простое и, как кажется, самое надежное, хотя совсем не безопасное решение. Прежде чем риск становился огромным, Нита отступала, и поэтому ущерб для нее был небольшим.

Перед окончанием университета она почувствовала: “Целый мир был открыт для меня. Затем я снова стала опасаться, что никогда не найду в нем свое место. У меня много идей, которые я хотела бы осуществить, однако мне не хватает для этого решимости, воли, энергии”.

Кто же ей подскажет, как это сделать?

Сразу после окончания университета в Пало-Алто она встретила Яна. Она слышала о нем раньше. Этот мужчина, пятью годами старше Ниты, жил в ее родном городе и имел превосходную репутацию. Они стали встречаться. Нита не искала мужчину, чтобы жить с ним — в 1970 году это считалось ересью. К этому времени она стала ярой феминисткой. Ян был первым мужчиной, который чувствовал, что может дать ему освобожденная женщина.

“Я хотела быть самой собой. Но я также хотела пойти с ним. Я думала, что он заставит меня быть независимой”.

Размышления Ниты полны противоречий. Она видела в Яне человека, который даст ей ее мечту: жизнь, полную приключений и возбуждения, энергии и романтики, полет мысли. У Яна были необходимые для этого качества, он был очень энергичным молодым человеком. Ните казалось, будто он повернул в ней какой-то выключатель, оживил ее. Она почувствовала, что если не последует за ним, то потеряет его.

Она последовала за Яном и получила одобрение матери. Первое свидание молодых людей на самом деле было устроено их матерями. Нита решила пожить с Яном, но не выходить замуж за этого “близкого незнакомца”. Вскоре после этого началась родительская кампания.

“Они сыграли на моих низких инстинктах. Внутренне я не принимала всю их чушь о том, что он женится на мне по любви и это доказывает, что я хорошая девушка. Но в эмоциональном плане их аргументы повлияли на меня. Я и хотела и не хотела этого. Поэтому я вышла замуж с большими сомнениями”.

Ян, как и Нита, не собирался составлять брачный контракт. Но ее родители настояли, и он согласился. Ян верил, что Нита сделает все как положено.

В медовый месяц Нита наслаждалась безвременьем. Но с началом нового учебного года ее стало мучить чувство вины. Следует ли ей найти работу, или оставаться рядом с Яном? Она решила остаться с Яном, но взять в школе несколько часов. Мысль о том, что она должна будет проводить занятия пятьдесят недель в году, пугала ее. Нита решила вернуться в университет.

“Ты знаешь, я хочу стать магистром, — говорила она Яну. — Вопрос только в одном: в какой науке?”

“Тебе решать, дорогая”.

“Мне нравятся ихтиология и английский язык. Как ты думаешь, что лучше?”

Порой он спрашивал: “Ну, хорошо. Если ты любишь писать, то почему не пишешь?”

“У меня ничего не выйдет. Я слишком обычная”.

Она может, но не должна быть ихтиологом, драматургом, хирургом. Другое, совершенно новое для нее понятие — я должна — Нита усвоила от своего поколения. Это касалось детей.

“Я не могу позволить себе завести ребенка, пока не в состоянии буду сама его обеспечить. Никто не должен оставаться в браке из-за детей. Если бы я сделала карьеру, то стала бы более ответственной, и тогда, я думаю, мне бы понравилось быть матерью”.

Вместо попытки соединить свое “я” и своего “внутреннего сторожа”, Нита просто обращается к мужу, чтобы он помог ей разрешить эту дилемму.

“Я не знаю, как тебе определиться в жизни”, — обычно отвечал он ей.

И она знала, что Ян прав. Но будь проклята его правота.

Прошел год. Нита передоверила решение сложного для нее вопроса советнику школы. Она стала работать в системе начального образования детей — и возненавидела ее.

“Став магистром, я поверила бы, что прочно стою на ногах. Но через год начала бы ощущать себя некомпетентной. Минуту я бы чувствовала, что все знаю, а следующую минуту — что не знаю ничего. Это было бы нерационально”. В это лето ее ум отчаянно пытался определить какую-то наиболее совершенную карьеру, отвечающую всем требованиям. Она должна была соответствовать планам Яна, вызывать у него уважение, освободить ее от домашней работы. Эврика! Ее осенила блестящая идея: “Я хочу быть врачом!”

Как всегда, она действовала стремительно: “Я хотела незамедлительно развить полную скорость и взять намеченный курс”. Через три недели после того как она углубилась в новую программу, Нита испугалась и почувствовала, что она наверняка потерпит неудачу.

Мать усилила чувство ее вины и опасения: “Вместо того чтобы научиться готовить и разбить садик, ты собираешься поступать в медицинский колледж. Этот путь не для тебя”. Слова матери поразили Ниту в самое сердце.

“Тебе не надо зацикливаться на этом, — сказал Ян. — Ты недостаточно готовишься к поступлению в колледж”. (Он считал, что будет лучше, если она вообще откажется от этой идеи.)

“То, что сказал Ян, обидело меня, но я вынуждена была с ним согласиться”. Растерянная, она вернулась в систему образования.

Пока она просто высказывала свои жалобы и говорила об ущемлении ее интересов со стороны семьи и государства, ее муж относился к этому с симпатией. “Родители готовят своих дочерей к рабству, поэтому они оставляют их без финансовой поддержки, — начинала она. — Поддержка очень легко приводит к зависимости. Это бесит меня, а кто это понимает?”

И хотя Ян говорил, что он понимает, возникали споры. Нита начинала обвинять мужа в том, что это он загнал ее в такую ситуацию.

“Ты решила пойти в медицинский колледж и хочешь, чтобы все тебя поддерживали. Но подумай и обо мне. Моя мать говорит: "Он так много работает. Он заслуживает, чтобы в доме был порядок и чтобы жена готовила ему обед"”. После этого Нита сердито набрасывалась на мужа: “Я имею такое же право на уважение, как и ты. Почему ты не принимаешь всерьез мои интересы?” А вот этого Ян вообще не понимал: “Зачем ты все время создаешь нам проблемы? Я и так много и напряженно работаю. Почему бы тебе не облегчить нам жизнь?”

Со временем Нита начала думать, что он прав. Чувствуя отвращение к самой себе из-за своих колебаний, не понимая, почему это должно быть именно так, порой она впадает в отчаяние. “Мне не нравится, как я себя веду, и другим это тоже не может нравиться. Это вызывает разлад в отношениях с Яном. Я должна выкарабкаться или утону”.

Ей нравится быть заботливой хозяйкой, модно и со вкусом одеваться. Временами она не сомневалась в правильности своих ценностей. “Меня ужасает мысль о том, что я не смогу устраивать хорошие приемы”.

Как и многие молодые женщины, Нита чувствует, что если она хочет измениться и действовать целеустремленно, то должна все свои дела выполнять великолепно. Все или ничего. Втянутая в борьбу с “внутренним сторожем”, она видит только один выход: стать безупречной и уверенной, чтобы раз и навсегда избавиться от сомнений.

Она могла бы сказать себе: “Хорошо. Сделаем все постепенно. Я получу рекомендации как педагог начальных классов. Закреплюсь в школе, буду, как и моя мама, учить малышей, но одновременно займусь и другим делом. Я буду писать приключенческие рассказы о том, что знаю, о жизни, и отдам их в журналы и газеты. Если я почувствую в себе талант и поверю в него, то оставлю школу и стану писателем”.

Однако вместо этого Нита заявила своему “внутреннему сторожу”: Я буду эмансипированной, сексуально свободной женщиной, ориентированной на карьеру, и не буду рожать детей. Я хочу стать твоей противоположностью. На что он ответил:

Попробуй стать другой. Ты заплатишь за это, провалишься, останешься одна без средств к существованию.

Часто люди пытаются заменить родительский фантом влиянием партнера и ждут от спутника жизни совета, что нужно делать. Однако есть вопросы, которые каждый должен решать самостоятельно, а попытка передоверить их решение другому человеку лишь вредит личным взаимоотношениям. Независимо от того, каков был совет, в дальнейшем желание помочь может обернуться против партнера. “Ты виноват в том, что я пролетела. Ты же знал, что я была не готова” или “Почему ты не позволил мне это, когда у меня была такая возможность?” Поэтому, если вы хотите идти дальше в своем личностном развитии и сохранить отношения с близким человеком, научитесь самостоятельно принимать решения и отвечать за них.

Вам повезло, если ваш партнер не соглашается выступать в роли начальника (как это делал Ян).

“До сегодняшнего дня я не думала всерьез, что у меня ничего не выйдет, что мне не хватает амбиций и целеустремленности”, — говорит Нита. Даже на Яна она смотрит сейчас с обидой. Она всегда видит его спину. Он всегда впереди, уверенный в себе, сильный, ловкий, — делает ли он пируэты на снегу, скользит ли на серфинговой доске или карабкается на горную вершину. Он такой даже тогда, когда смущенно прощается перед уходом в больницу: “Жаль покидать тебя, детка, но мне нужно успеть взять на анализ спинномозговую жидкость перед консультацией”, — и она снова видит его удаляющуюся спину.

Нита пообещала себе, что в день своего двадцатипятилетия определится с направлением в жизни и пойдет по этому курсу, однако вместо этого опять сделала шаг назад. Она оставила работу в школе. Она даже прекратила мешать мужу.

Кажется, что Нита разрывается между желанием сделать карьеру и сохранить удачный брак, не понимая, что с легкостью могла бы иметь и то и другое. В отличие от Денниса Уот-лингтона из Гарлема, Нита винит в своих неудачах внешние причины. Она обижается на мужа, не желающего принимать за нее решения. Она ждет, что он даст ей разрешение на самостоятельность, но он не принимает такой постановки вопроса. Разочарованная этим, она пытается использовать другое средство, чтобы определить правильный путь.

“Основной аргумент Яна: ты всегда ищешь какой-то волшебный ключик, который поможет тебе открыть замок. Ты думаешь, что если найдешь правильное средство, правильного психиатра или что-то еще, то мир вдруг перевернется”.

Американцы вообще уверены в том, что каждая проблема имеет решение, нужно только нажать правильную кнопку. Вы чувствуете неудовлетворенность? Поменяйте работу, поменяйте любовного партнера, сексуальные привычки, поменяйте место проживания, переехав из грязного города в чистый пригород, из наскучившего пригорода — в город.

Как часто мы оказываемся перед старой проблемой, когда не срабатывает нужная кнопка.

Причина безвыходного положения Ниты вовсе не в том, что она выбрала неподходящую профессию или не того партнера. И в глубине души она это понимает.

Сейчас Ните тяжело, но позднее она, скорее всего, выйдет из штопора. По крайней мере, она не замкнулась в себе. Она решительно хочет найти свою форму существования. Но может не выдержать и позволить части своего эго, от которого стремится убежать, победить. В этом случае лет через пять мы, наверное, увидим женщину, которая похоронила все свои надежды и заставляет других платить за свои ошибки. Мы хотели бы узнать, как закончится эта история, которая сейчас только начинается.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ИСКАНИЯ В ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

Глава 8

БЛЕСТЯЩЕЕ НАЧАЛО

Период исканий в двадцать лет ставит перед нами задачу закрепиться в мире взрослых. Наполненные энергией, переросшие рамки родительской семьи и не обретшие еще собственной формы, мы пытаемся найти свой путь в этом мире. Мы примеряемся к различным моделям поведения, отвергая одну за другой. Теперь мы не только себе доказываем свою способность вписаться в более крупное общество, но и понимаем, что нас испытывают.

Независимо от выбранной модели поведения, в этот период мы концентрируемся на совершенствовании того, что должны сделать. В этом состоит отличие от предыдущего периода отрыва от родительских корней, когда мы знали, чего не хотим делать, и следующего периода (наступающего по достижении тридцатилетнего возраста), который подтолкнет нас к тому, что мы хотим делать.

Студент-выпускник — безопасная и несложная роль для тех, кто может себе это позволить. Молодые люди хорошо знают, как получить степень, но учеба отходит на второй план, если юноша начинает демонстрировать себя на большой арене жизни среди мужчин. До Второй мировой войны очень немногие американцы имели такие привилегии. Они достигали переходного возраста в шестнадцать, восемнадцать или двадцать лет и должны были делать выбор независимо от степени своей готовности. Но сегодня индивидуум выбирает свою дорогу в жизни, достигнув двадцати пяти лет и даже позже. Увеличился и срок учебы, был разрешен академический отпуск (поэтому сейчас вполне можно встретить искателя приключений, который еще не определился в жизни, хотя приближается уже к тридцати годам). Сегодня срок учебы составляет лет семь, занимая период от двадцати двух до двадцати восьми лет.

Это период решения огромных задач. Чтобы достичь цели, нужно мобилизовать все свои возможности. Шагая по пути воплощения своей мечты, вы наполняетесь энергией, жизненной силой и надеждой. Сейчас необходимо подготовиться к самому главному делу жизни, если возможно — найти наставника. Научиться строить взаимоотношения, не теряя собственное “я”. Первая пробная структура должна быть сформирована в жизни, которую мы выберем.

Например, один молодой человек с творческими способностями, но с не определившимися стремлениями не знал, что выбрать: фотографию, столярное дело или архитектуру. Спонсора у него не было. Родители юноши работали в телефонной компании, поэтому он тоже туда устроился. Вскоре он женился, но с детьми молодая семья решила повременить. Структура была сформирована. В свободное время он энергично проводил различные эксперименты. В выходные бродил с фотоаппаратом или мастерил книжные шкафы для друзей. Юноша настойчиво развивал свои творческие наклонности в различных направлениям. Это могло помочь ему определиться с дальнейшей профессией.

Одним из вариантов для двадцатилетнего человека может быть и одиночество. Девушка, у которой был эгоистичный отец, во всем выполняла его волю. Чтобы избавиться от его влияния, она решила стать выездным корреспондентом. Это, по крайней мере, давало свободу передвижений, пока не подвернется работа лучше. Девушка переезжала из города в город, жила в гостиницах и великолепно проводила время до двадцати семи лет, пока наконец не получила работу в соответствии со своей мечтой.

“У меня не было чувства, что я похожа на "перекати поле", потому что каждый раз, как я переезжала в другой город, мне предлагали другую, более престижную или высоко оплачиваемую работу. В каждом городе я находила старых друзей по колледжу, встречалась и обедала с ними. Это давало мне чувство стабильности”.

В тридцать лет эта женщина внезапно вышла замуж и родила близнецов. Вписавшись в абсолютно новую и непредсказуемую структуру, она была приятно поражена тем, что довольна своей жизнью. “Я думаю, что была готова к семейной жизни, хотя и не знала об этом”.

Искания в двадцать лет — один из наиболее продолжительных и стабильных периодов. Хотя каждый шаг в нашей первой внешней структуре жизни является пробным, приняв на себя обязательства, мы убеждаемся, что поступили правильно. Пройти этот период безболезненно нам обычно помогает работа.

Я должен...

Сначала я должен приобрести опыт работы в крупной компании.

Я должен работать для изменения системы.

Теперь я должен жениться.

Я должен подождать с браком до тех пор, пока не закончу что-то.

Я должен помочь близким.

Я должен выставить свою кандидатуру на пост президента. Гарвардский университет подготовил меня к этому.

Теперь я освободился и могу попробовать все, что можно.

Понятие “я должен” определяется семейной традицией, давлением общества, представлением наших современников и, конечно, указаниями со стороны общества. Когда революция общественных взглядов в наше время достигла своего пика, многие молодые мужчины и женщины поменялись обязательствами. Молодые американские мужчины отказались от привычных общественных идеалов. Причина известна, это возросшее значение бизнеса и большая ложь о вьетнамской войне. В то время как юноши учились игнорировать команды лейтенанта и опровергали старую американскую формулу успеха, многие их сверстницы стали занимать освободившиеся места. Женщины хотели воспользоваться представившимися возможностями. Под влиянием сложившегося общественного мнения они поверили, что способны баллотироваться в Конгресс, а мужчины в это время искали “весомые связи”. Прогрессивные молодые пары пользуются контрацептивами и считают, что люди могут жить вместе и им вовсе не обязательно жениться и заводить детей.

Одно из опасных качеств двадцатилетних — убеждение в том, что сделанный выбор окончателен. Если мы выбираем подготовительную школу или устраиваемся на работу, создаем семью, меняем место жительства или отправляемся путешествовать за границу, решаем отказаться от возможности иметь детей или сделать карьеру, мы боимся, что уже ничего не сможем изменить. Однако это ложные опасения. Изменения не только возможны. Некоторые изменения нашего первоначального выбора, вероятно, неизбежны. Но когда мы в двадцать лет впервые принимаем ответственные решения, нам сложно предположить, что позже, когда мы внутренне созреем, у нас появятся лучшие возможности интеграции в обществе.

Первый импульс толкает нас к созданию крепкой надежной структуры на будущее и принятию высоких обязательств. Это единственный способ примириться с осторожной частью нашего объединяющего “я”. Однако люди, которые попадают в уже готовую форму, не требующую от них самоанализа, вероятно, оказываются в замкнутой системе.

Повинуясь другому импульсу, мы хотим исследовать и экспериментировать, поддерживая любую пробную и легко обратимую структуру. В этом случае мы удовлетворяем желание нашего ищущего “я”. Такая модель поведения проявляется у людей, которые в двадцатилетнем возрасте перескакивают с одной работы на другую и мечутся от одного личного конфликта к другому.

Баланс между этими двумя импульсами достигается различными способами и, в основном, определяет наше состояние в конце данного переходного периода.

Сила иллюзии

В двадцать лет мы понимаем, что еще далеки от совершенства. Даже с восторгом демонстрируя наши новые блестящие способности, мы терзаемся тайными страхами и не собираемся их раскрывать. Но кое-кто собирается разоблачить обман.

Увидев энергичного двадцатичетырехлетнего младшего администратора по связям с общественностью за работой в первоклассной фирме, мы и не подозреваем, что он думает: “Я осознаю, что еще не вырос. Я восхищаюсь собой, когда у меня что-то получается. Но к чувству радости примешивается и беспокойство: вдруг мои клиенты поймут, что в душе я еще ребенок, что я еще не готов стать взрослым. В то же время я четко представляю, кем являюсь на самом деле. В итоге меня охватывает отчаяние: все думают, что я ужасен. Во мне живут два человека. Я думаю, что смогу избавиться от чувства неполноценности, когда клиенты начнут решать со мной вопросы на равных”.

Многие из нас не осознают своих страхов. Напускной бравадой мы пытаемся обмануть окружающих, а порой и самих себя. Но в душе мы чувствуем неопределенность. Поэтому в поисках совершенства мы торопимся испытать свою модель жизни и возможных партнеров.

“Совершенным” мы считаем того человека, которого сами наделяем какими-то высокими качества, или того, которому мы верим и хотим помочь. Два столетия назад в Германии молодой поэт, убитый горем из-за безнадежной страсти к “совершенной” женщине, выпил бокал вина, вытащил пистолет и пустил себе пулю в висок. Этот выстрел был услышан во всем мире. Страдающий из-за безнадежной любви и застрелившийся юноша — герой романа Гете “Страдания молодого Вертера”. Это произведение способствовало развитию романтизма, который и сегодня влияет на наши представления о любви. Гете было двадцать пять лет, когда он написал эту историю. Как и его герой Вертер, Гете страдал от безрассудной страсти к замужней женщине. Ее недоступность и таинственность давала полет фантазиям великого поэта о совершенстве женщины вообще. “Вертер” оказал на молодых людей столь сильное влияние, что после публикации книги по всей Европе прокатилась волна самоубийств.

Сегодня, как и тогда, молодой человек в своих фантазиях окружает любимую женщину романтическим ореолом. Она предстает в его глазах то матерью, которая защищает его “внутреннего ребенка” и успокаивает все тревоги, то соблазнительницей, которая испытывает его силы и дарит ему бессмертие путем продолжения рода. А какими чертами наделяет своего возлюбленного молодая женщина? Она часто видит в нем способности, которых никто больше не замечает, представляет его героем из своих снов, человеком, который все знает и все понимает. Такими иллюзиями пропитан весь период двадцатилетнего возраста.

Под словом “иллюзия” обычно понимается что-то уничижительное, от чего мы должны освободиться, если подозреваем, что это у нас есть. Так вот, в двадцать лет иллюзий должно быть достаточно для того, чтобы выполнять наши первые обязательства активно, интенсивно и продолжительное время, одновременно приобретая некоторый жизненный опыт.

Задачи, которые мы призваны решить в этом возрасте, удивительны и противоречивы, иногда они нас подавляют, но большинство уверено в одном: воля ведет к успеху, и с ее помощью можно преодолеть все.

Молодому человеку может не хватать денег, и тогда он берет ссуды, так как его траты превышают возможные доходы. Он может испытывать дьявольское искушение “поставить все на карту”. Нам кажется, что стоит только все правильно рассчитать и направить непреклонную волю на то, чтобы привести в движение соответствующий механизм, и рано или поздно мы сможем управлять своей судьбой.

Самообман? Да, в большей степени. Но также и наиболее полезная активная позиция на этой стадии развития. Если бы мы не верили во всемогущую силу нашего разума, если бы мы не были убеждены в том, что сможем стать такими, какими хотим, то не стоило бы и пытаться это делать. Нас сковывают сомнения, но вера в себя, в свою независимость и свои знания постоянно придает нам силы.

Только позднее мы обнаруживаем, что с помощью одной лишь логики не можем постичь человеческую душу.

Единственно верный путь в жизни

Почувствовав, что освоились в реальном мире и выбрали свой путь, мы с оптимизмом и энергией несемся вперед семимильными шагами. Мы с воодушевлением готовы принять прочную форму. Но выбрав нашу первую независимую модель поведения, мы предполагаем, что она будет у нас всегда, и упрямо цепляемся за нее.

Вот почему молодые люди в этом возрасте обычно настаивают на том, что их действия — это и есть единственно верный путь в жизни. Любое подозрение, что мы похожи на своих родителей, приводит нас в ярость. Самоанализ мешает. Он, конечно, не исчезает совсем, но не является характерным для этого периода. Ведь углубленный самоанализ тормозит действие. А что, если нам нужно было найти правду? Фигуры родителей, неосознанно принимаемые нами как наш “внутренний сторож”, обеспечивают чувство безопасности, что позволяет юноше или девушке в двадцать лет бросить вызов всем “великим первым”. Они также являются нашими внутренними диктаторами, которые отбрасывают нас назад.

Большинство двадцатипятилетних людей с возмущением отвергнут эти утверждения. Это внутренняя реальность, от которой каждый из нас пытается оторваться. Мы внутренне убеждены, что если мы примем ее, то все представления о нашей уникальности рассыплются, словно по мановению волшебной палочки.

В любом случае все факторы нашей личности, которые могли бы повлиять на выбранный “единственно верный путь в жизни”, должны быть на это время скрыты. Мы не можем знать, как велико влияние на нас таких глубинных сил прошлого, как отождествление себя с родителями и действие защитного механизма, который мы научились применять в детстве. В этом возрасте мы уверены, что все можно изменить простым воздействием, а любой недостаток устранить указанием на него.

“Если во мне есть то, что тебе не нравится, просто скажи мне. Я изменюсь”, — говорит влюбленный, который хочет угодить своей избраннице. “Может быть, сейчас он и пьет несколько больше, чем нужно. Но я исправлю его”, — признается невеста своей подруге.

Свои внутренние силы мы начнем анализировать в тридцатилетнем возрасте, когда наметим определенные ориентиры. До сорока мы будем копаться в нашем подавленном “я”, которого сейчас — в двадцать лет — стараемся не замечать.

Глава 9

ЕДИНСТВЕННО ВЕРНАЯ ПАРА

Эти годы — годы колебаний для пары. Взлеты поразительны — восторженные, победоносные порывы “мы можем!” Падения — это тяжелые удары, обрушивающиеся на нас. Находясь на гребне наших иллюзий, мы пытаемся игнорировать неудачи и выбросить их из головы, но, тем не менее, готовы признать, что кое-чего все же не можем. Мы с оптимизмом смотрим в будущее. Счастливое время наступит. Мы не поймем, были ли счастливы, пока не покинем период двадцатилетнего возраста.

Мы не знаем ни своей внутренней жизни, ни внутренней жизни партнера. На этой стадии нами управляют, в основном, внешние силы. Мир взрослых не заботит, здорова ли психика молодой пары. Этот мир не представляет, что молодая пара может иметь возможности, одинаково служащие как для развития каждой личности, так и для обеспечения их общей безопасности. А ведь именно здесь можно достигнуть великолепного компромисса. Как уже отмечалось ранее, рост личности мужчины и женщины происходит не синхронно. Когда он продвигается, она чувствует себя спящей, и когда она чувствует, что готова воспарить, он может впасть в отчаяние. Попытка стабилизировать этот процесс — задача двадцатилетнего возраста.

Среди психологов и социологов, занимающихся проблемами семьи и брака, весьма популярно идеалистическое представление о развитии пары как о параллельном процессе. Мы встречаем это мнение и на страницах женских журналов, и в лекциях по психологии.

Однако даже в относительно стабильном обществе маловероятно, что индивидуумы, составляющие пару, могут развиваться синхронно. Элвин Тоффлер в своей книге “Шок будущего” разделяет это мнение и указывает на то, что такие единичные случаи исчезают при больших социальных изменениях, как это происходит в Америке: “В быстро развивающемся обществе, где многое меняется, где муж продвигается то вверх, то вниз по экономической и социальной лестнице, где семья снова и снова отрывается от дома и общины, а индивидуумы отходят от первоначальной религии, а позднее и от традиционных ценностей, было бы чудом, чтобы два человека могли одинаково развиваться”.

Решающим фактором в нашем отрицании неравномерного роста личности индивидуумов, составляющих пару, является наше стремление к внутренней гармонии. Обнаружив внутренние противоречия, мы воспринимаем их как свидетельство нашей никчемности или, что более привлекательно, недостатков партнера. В первый год супружеская пара обычно счастлива. Где-то на втором году совместного проживания удовлетворение жизнью начинает уменьшаться по параболе, низшая точка которой приходится на возраст после тридцати пяти лет. Разрыв наиболее вероятен через семь лет после заключения брака, когда люди достигают периода осознания своих тридцати.

Такая вероятность, основанная на ряде исследований и статистических данных, не соответствует представлениям о долгом семейном счастье, которое многие из нас ожидают в свои двадцать два года.

Если отношения в браке остаются стабильными в течение длительного периода времени, это происходит потому, что супруги научились балансировать: давая что-то другому, одновременно сохранить чувство любви к себе, — и развили способность к взаимопониманию.

Прежде чем супружеская пара сможет достичь взаимопонимания, каждый должен обрести свое собственное разумное чувство личной индивидуальности. Ранний брак часто замыкает молодых людей друг на друга. Они попадают под гнет обязательств: действовать как супружеская чета и как родители.*

* Средний брачный возраст вырос до двадцати одного года для женщин и до двадцати трех лет — для мужчин. Но независимо от этих статистических данных очевидно, что большинство хорошо образованных молодых людей ждут еще несколько лет для того, чтобы закончить обучение или начать карьеру, прежде чем сдержат слово, данное при обручении.

Еще в 1950 году Эриксон писал, что развитие взаимопонимания является центральной задачей двадцатилетнего и тридцатилетнего возрастов. Но система ценностей, принятая в то время под влиянием психоанализа, очень туманно описывала “истинное взаимопонимание” как самоотверженную преданность другому. В то время “я” рассматривалось в общих чертах. Но теперь, когда фокус переместился на автономное развитие партнеров, пары в двадцатилетнем возрасте должны знать, как сбалансировать свои взлеты и падения. Это большое искусство, но они уверены, что обладают им.

Серена Картер (молодая женщина, с которой мы встречались в главе 6) заверила меня, что она и ее супруг пережили кризисную ситуацию. Ее письмо было возражением на мою статью, в которой я описала общие проблемы супружеских пар в тридцатилетнем возрасте. Серена отнеслась к этому без симпатии.

"Ваши мужчины несерьезны, не уверены в себе, таких не существует. Они заявляют, что во всех их неудачах виноваты жены, а успехи основываются на их собственных правильных решениях. Не могу представить себе, чтобы мой муж подошел ко мне после того, как я разменяла свои тридцать, закончила колледж, но еще не обзавелась детьми, толкнул меня локтем и сказал: „Дорогая, пора тебе развиваться"”.

Ее письмо, несомненно, было проникнуто духом двадцатилетнего возраста. Она уверена в том, что ее жизнь развивается в правильном русле и что с помощью рациональных усилий можно решить все проблемы.

“Я думаю, что вы и ваш муж являетесь идеальными представителями взглядов двадцатилетних. Могу ли я включить вас в мою книгу?” — написала я в ответ.

Они с энтузиазмом согласились. Им обоим было по двадцать четыре года, они были любопытны. Они недавно переехали с протестантского Среднего Запада и влились в бурлящий людской поток Манхэттена. Серена перенесла это спокойно и бодро. Ее муж, нерешительный блондин по имени Джеб, испытал потрясение. Оба они в одних и тех же выражениях заверили меня, что не было таких проблем, для которых они бы не нашли “счастливого компромиссного” решения. Однако в конце нашей первой беседы Серена неодобрительно посмотрела на меня и сказала (наверное, это может быть девизом для данной стадии развития): “Почему моя уверенность в себе постоянно сменяется сомнениями?”

Под броней оптимизма большинство двадцатилетних людей чувствуют себя хорошо. Правда заключается в том, что ни Серена, ни Джеб Картеры не были знакомы с очевидными кризисами взросления. Хорошо, что они, сами того не зная, оказались способными помочь друг другу при проходе через последнюю ступень развития. При чередовании независимости и зависимости один помогает другому приспособиться к новой ситуации.

Уж кому-кому, а испуганному Джебу Картеру можно было не говорить о том, что благополучно пережить кризис в возрасте двадцати одного года — это просто подарок судьбы. До этого времени взаимопонимание для юноши было несбыточным. Он не мог позволить себе это после того, как они с матерью застали отца со шлюхой на старой мельнице по дороге в Иллинойс и Джеб увидел, как мать побледнела и начала задыхаться, и словно “резко захлопнулась дверь” после двадцати пяти лет супружества. Но юноша уже стоял на собственных ногах, учился в университете и в итоге выжил.

Вернувшись из университетского городка Биг-Тен, юноша поразился, как мал был тот мир, где он провел детство. Численность жителей по-прежнему составляла семьсот пятьдесят человек. Движение по единственной скоростной автомагистрали, ведущей в Миссисипи, стало значительно меньше. Ничего не изменилось. На фоне ярких впечатлений студенческой жизни это место показалось ему игрушечной парусной шлюпкой, которую поместили в стеклянную бутылку.

Одна часть его “я” стремилась забраться внутрь, а другая — боялась, что сожмется и не сможет там дышать. Делать в этом городишке было нечего. Работа на шлюзах и плотине да пьяные гулянки — вот и все, что он мог предложить молодому человеку. Событием большого значения, о котором долго потом вспоминали, было открытие прачечной самообслуживания в 1965 году.

Юноша не мог сказать, каким образом все это было связано с пьянством отца. У Картера-старшего было болезненное самолюбие. Он никогда его не показывал, только молча страдал и жалел себя.

Отец был сменным инженером, проводил корабли через шлюз. Он работал большей частью в ночную смену и являлся домой, чтобы переодеться, обойдя все таверны на тридцать миль вокруг. Его приятелями по выпивке были крупные грубоватые мужики, с которыми он вместе работал, и женщина по кличке Дармовое Пиво. Небольшие автомобильные аварии и его отсутствие дома по ночам стоили нервов его жене, однако она никогда его не искала. Но однажды, когда Джеб приехал на выходные, она настояла на том, чтобы немедленно найти отца.

Они нашли его на старой мельнице. Джеб ждал в автомобиле, а мать пошла туда и застала мужа с женщиной. Вернувшись домой, отец встал в позу оскорбленной невинности. Родители подрались. “Но ведь все дерутся. Это пройдет”, — думал Джеб, молясь.

Проснувшись утром, он впервые услышал, как отец говорит: “Я хотел бы развода. Я хочу этого”.

Юноша испытал шок. Сначала его охватила злость, а затем он словно оцепенел. Однако постепенно он пришел в себя.

Мать Джеба работала в продуктовой компании. Ее перевели работать в другое место, и она переехала со своим жилым автоприцепом в другой город.

“Джеб Картер, не беспокойся обо мне. Мне хорошо”, — сказала она сыну.

Джеб всегда симпатизировал матери. В школе он был самым младшим среди четырех мальчиков, и притом самого маленького роста. До окончания подготовительной школы его рост был четыре фута десять дюймов,* как и у его матери. Она никогда не смеялась над ним, и с ней он часто плакал. Со всеми другими Джеб вел себя сдержанно.

* 1,47 м. (Прим. ред.)

Он боялся, что может оказаться не единственным малышом, который хочет “стать президентом”. Он делился своими чувствами только с матерью, а когда это не удавалось, то скрывал свои чувства, как и отец.

“Я никогда не рассказывал людям о своем внутреннем состоянии. Поэтому, если они смеялись, я знал, что они смеются не надо мной”.

Эта “маска” помогала ему до последнего курса колледжа, пока Джеб не начал думать о том, что скоро учеба закончится. По совершенно необъяснимым причинам юноша хотел стать инженером. Однако наставник предостерег его: “Вы ошибаетесь, выбирая эту профессию. Результаты тестов Кудера показывают, что вам нравятся люди, а инженерам больше нравятся вещи”. Джеб поблагодарил его. Он достиг хороших успехов, изучая в течение четырех лет профессию своего отца (“Нужно думать, что все это в конце концов принесет свои плоды”.).

С сознанием долга каждое лето он отправлял докладные записки в фирму, объясняя, почему отверстия в банках с краской на целый дюйм не совпадали с техническими чертежами. Летом после окончания колледжа он ругал себя последними словами. “Оператор был с похмелья”, — написал он на своих докладных записках, впервые наслаждаясь собственной независимостью. Проблема заключалась в том, что избрав профессию инженера, Джеб не строил других планов на будущее. “Меня не интересовала карьера в сфере менеджмента, я не хотел набить себе карман на спекуляциях пригородными участками. Меня ничто не привлекало”.

Джеб отстранился от отца. Мать, единственная, чья улыбка придавала ему уверенность в своих силах, забрала все свои вещи и стала жить в маленьком душном автоприцепе в другом городе. Джеб въехал в квартиру брата, который недавно развелся с симпатичной милой женщиной из Миссури и постоянно говорил о том, что внезапно перестал испытывать какие-либо чувства по отношению к своим детям. Так прошло тоскливое опустошающее лето. Это был конец.

Джеб думал, что отождествление с отцом было убито в нем, однако у него все же оставалось сильное влечение к старому семейному крову. Друг предложил ему работу инженера в государственной системе. Он соблазнился, и это было отступлением.

Только потому, что этого требовала его работа, он стал посещать курсы по юриспруденции и добился великолепных результатов в учебе. Директор курсов написал ему рекомендацию для поступления на юридический факультет.

Он подумал: “Зачем это нужно? Юридический факультет и имидж чиновника с Уолл-стрит слишком отличаются от того, для чего меня растили”. Он точно знал, что ему предстояло. Налицо был классический кризис личности.

Для Джеба метания ищущих и объединяющих внутренних сил могли закончиться несколькими вариантами. Он мог вернуться в штат Иллинойс и стать государственным инженером, как его отец. Или он мог бы порвать со всем этим знакомым миром и независимо от готовности окунуться в учебу в элитном юридическом институте на экзотическом побережье. Но он мог также остаться и на своем старом месте — там, где взрослел. И он с присущей молодости находчивостью прибегнул к весьма своеобразной терапии, чтобы выйти из кризиса:

“В силу ряда причин мне потребовалось поработать на газозаправочной станции”. Это была физическая работа на свежем воздухе. Холодильник был всегда заполнен пивом. Он постоянно пил светлое пиво с парнями. “Я люблю выпить”, — признавался Джеб и незаметно стал скатываться на путь отца.

В это же время начали развиваться его первые интимные отношения.

“Она была первой женщиной, с которой я почувствовал себя надежно и которой смог открыться. Она никогда не смеялась надо мной”. По мнению Джеба, Серена изменила его.

Интересно, что Серена твердо уверена в том, что она здесь ни при чем. Она точно знает, кто же из них двоих является сильным лидером.

“Я в первый раз встретилась с Джебом после неудачной любовной истории. Расставшись со своим другом, я начала спать с разными мужчинами, со мной случались пьяные истерики. Я потеряла уверенность в себе, это было ужасно”.

Ей было двадцать лет. “Только два человека помогли мне выбраться из этого. Моя соседка по комнате, заменившая мне мать, и Джеб. Я плакала на его плече”.

“Мне нравится Серена, но я не хочу брать на себя роль сильного лидера”, — думал Джеб сначала.

Но вот что говорит Серена: “Джеб — единственный человек, который позволяет не соглашаться с ним, не оскорбляется из-за этого и не угрожает мне. Я сильная, и мне нужен такой человек, который умеет ладить с силой”.

Джеб удивляется: “Но я не считаю себя сильной личностью”.

“Я думаю, ты намного сильнее других мужчин”, — настаивает его жена.

“Даже сегодня Серена не понимает, в какой ситуации я находился, когда мы встретились”.

“Он был на пути исправления, а я просто оказалась рядом”.

“Если бы Серены не оказалось рядом, я бы сдался”.

И так далее. Прекрасно, что они оба правы. Каждый из них оказался сильным там, где другой нуждался в поддержке.

Что касается карьеры, то Серена была заметной фигурой в своем городке в штате Иллинойс. Она уже не собирала сплетни для институтской газеты, а отвечала за планирование встреч для редактора городской газеты. Девушка мечтала о серьезной журналистике, хотела окунуться в водоворот событий. Но вскоре ее романтические планы рухнули, а от оптимизма не осталось и следа.

Ей катастрофически не везло с мужчинами. У нее была какая-то поразительная способность влюбляться в легкомысленных и бесчестных ловеласов, которые к тому же оказывались обручены. Последний такой мерзавец оставил Серену, удивляясь, что она оказалась беременной. К счастью, она ошиблась, и беременности не было. Когда позднее девушка сказала ему, что не может спать одна, он отругал ее за то, что она слишком легко раздавала свою благосклонность. До встречи с Джебом она считала себя шлюхой. Больше всего сейчас ей нужен был период “возвращения своей девственности”. А Джеб был девственником.

Что он мог знать о сексе, прийдя из прерий Среднего Запада, где в школе изучают любовь по Шекспиру? “Я не скажу, что это было для меня очень легко, но с Сереной я чувствовал себя надежно. Сначала она немного колебалась...”

В свою первую весну они были только приятелями. “Я не хочу, чтобы он оставил меня. Кто тогда обо мне позаботится?” — четко решила для себя Серена. В июне их пути разошлись. Джеб остался до конца лета, а Серена вернулась домой, чтобы снова почувствовать себя “девственницей”, изображая перед реакционными южанами целомудренную красавицу.

Их снова свел случай. Однажды вечером на газозаправочной станции Серена вскрикнула и бросилась на шею маленькому робкому юноше в стандартной униформе. Вскоре после этого Джеб переехал к ней. Он наслаждался чувством согласия, разделяя его со своей подружкой. Вскоре он сделал ей предложение.

Кому-то может показаться нереальным брачный союз амбициозной журналистки и простого работника газозаправочной станции.

“Я нашел человека, с которым чувствовал себя свободно и которому мог открыться. Я не хотел потерять ее. Наверное, это любовь”, — говорит Джеб.

“Я так устала от этих любовных связей, которые ни к чему не приводили. Я решила сделать все, что в моих силах, чтобы наши взаимоотношения не зашли в тупик. Я сказала себе: хватит просто спать с кем-то, пора выходить замуж”, — говорит Серена.

Джеб дополняет с характерным для двадцатилетнего возраста самоанализом: “Это было стоящим делом. Я хотел жениться. Серена вела себя независимо. Ее не волновало, куда я пойду и как буду устраивать свою жизнь”.

Прежде чем они обменялись клятвами, Джеб попытался поступить на юридический факультет, однако его кандидатуру отклонили. Выяснилось, что директор курсов дал ему недостаточно хорошую рекомендацию. Это было неприятным сюрпризом для обоих.

“Поэтому Серена закончила колледж и получила профессию журналиста, а я с удовольствием проработал еще год на газозаправочной станции”, — объясняет Джеб.

Ему нравились работавшие с ним люди, особенно босс, который любил ликер и мог пить его на спор хоть под столом. Джеб стал работать в ночную смену — и это ему тоже нравилось. Он не заходил домой переодеться, а сразу отправлялся в местный ночной бар, где пол был усыпан опилками, и пил там до закрытия. К нему присоединялась и Серена, его жена. Так продолжалось год.

Придерживаясь знакомой жизненной структуры, мы неосознанно пытаемся соблюдать форму родительского фантома вместе с его слабостями. Что и сделал Джеб. Работая физически, он, как и его отец, начал сильно пить, хотя мог избавиться от “плохих” сторон родительского фантома и приобрести “хорошие” его части. Однако он понял, что может пить и не стать алкоголиком, может наслаждаться физической работой, не дожидаясь, пока станет инженером, выражать свои чувства и не быть жестоким со своей женой. Джеб имел свои собственные ценности.

Этот период личного моратория позволил молодому человеку сделать развивающий шаг уже на следующий год. Собрав все свое мужество, он был готов рискнуть и избрать новый путь в жизни, отличный от того, к которому его готовили. Он решил попытаться стать адвокатом. Ну, а если кто-то и посмеется — что с того. У него была Серена, которая в него верила.

“К концу года я уже знал, что хочу поступить на юридический факультет в престижный университет. И я сделал это. На этот раз меня приняли в Колумбийский университет в Нью-Йорке. Я все удивлялся, как мог деревенский мальчик попасть в большой город”.

Великолепная передышка для Джеба прекрасно совпала с потребностями Серены. Ей нужен был человек, который оценил бы ее дружбу и лишь потом стал ее любовником. Она также собиралась закончить учебу там, где ее знали, гае она что-то значила.

Единственной ошибкой для “единственно верной” супружеской пары было бы ожидание того, что эта счастливая синхронность будет продолжаться и дальше.

Единственно верная супружеская пара и изменения

Партнеры не могут координировать все кризисы своего развития, и реализация внешних возможностей не всегда будет синхронной. У каждого из нас есть структура внутренней жизни, зависящая от особенностей характера. В зависимости от того, как шло личностное развитие индивидуумов до объединения в пару, для каждого из них будут свои периоды уверенности, надежды и больших возможностей или, напротив, повышенной ранимости, растерянности и страха.

Вот в чем сейчас заключается настоящая проблема семьи Картер. Впервые два человека, считавшие, что они защищены от кризиса как супружеская пара, оказываются в ситуации, в которой нельзя найти “счастливое компромиссное” решение. Они не могли с этим смириться.

“Серена опасалась переезда в Нью-Йорк. Она боялась, что это изменит нас”, — виновато начинает Джеб. Так и оказалось.

“Я была готова к тому, чтобы воспользоваться представившейся возможностью. Была готова уехать в колледж, академию, университет. Однако я оказалась не готова к переезду в Нью-Йорк. Я думаю, что боялась. Я чувствовала себя как рыба, выброшенная на сушу. Я думала, что умру. А Джеб зависел от меня”, — защищается Серена.

Однако она не умерла, а Джеб научился рассчитывать только на себя. Баланс их взаимопонимания изменился. Когда им исполнился двадцать один год. Серена позволила Джебу почувствовать, что может стать его опорой. Время взлетов и падений для него закончилось. У Джеба, особенно после поступления на юридический факультет, развилось чувство уверенности в своих силах. Сейчас он определился в будущей профессии и подыскивает престижное место. Джеб пытается попасть в круг избранных и получить работу в коллегии адвокатов США.

Теперь в состоянии неуверенности пребывает Серена. Хотя она и кажется решительной молодой профессиональной журналисткой, какой мы ее видели до сих пор глазами мужа, но у нее несколько иной стиль самореализации. Она не боится ничего, компетентна и конкурентоспособна, но — только до тех пор, пока не достигает вершины.

На пике успеха ее начинают терзать сомнения: “Я ведь не могу быть Джин-Клод Килли, поэтому я не достаточно хороша”, — и она отступает.

“В двенадцать лет мне предложили стипендию в художественной школе. С этого момента я стала задаваться вопросом, насколько я талантлива. Затем в четырнадцать лет мне предложили вступить в танцевальную труппу. Мать сказала, чтобы я решала сама. В том и другом случае я решила, что недостаточно хороша. Я никогда не стану Марго Фонтейн.*

* Марго Фонтейн - знаменитая английская танцовщица, с 1954 г. президент Королевской академии танца. (Прим. ред.)

Однако стремление к достижениям было в ней довольно сильным, как это часто происходит со старшими дочерьми в семье, где есть только девочки. Отец Серены обращался с ней как с парнем. Она должна была уметь починить моторную лодку, поддерживать в чистоте двор, отлично играть в хоккей и футбол.

Несмотря на уверенный прогресс — от газеты в колледже до городской газеты — эмоционально она еще не созрела. В сексуальном плане она была разочаровавшейся девушкой, неразборчивой в своих любовных связях. А затем даже ее профессиональные способности оказались под вопросом.

“Это первый признак плохого репортера”, — отчитывал ее редактор, когда она пыталась написать статью и оказалась замешанной в историю с расовой подоплекой. Критика стимулировала ее на выпады вроде угроз “я ему покажу”, что характерно для начинающих. Верная себе. Серена уверенно выплеснула эти слова, и они повисли в воздухе.

“В первый раз я поняла, что не так уж хороша. Я спрашивала себя: насколько я хороший репортер? Есть ли у меня талант, какой был, к примеру, у Моцарта, Фонтейн, Нуриева?”

Она снова пыталась провести невозможные параллели и таким образом найти для себя выход. Если бы она вышла замуж за молодого человека по любви, ей не пришлось бы искать выход. Ей не пришлось бы доказывать, что она хороша в своей профессии, разочаровывать отца или раздражать мужчин своей компетентностью. А сейчас она могла убежать как от неудачи, так и от успеха. Серена нашла легкий способ отдалить свою мечту и проблемы, связанные с ее реализацией: “Замужество могло помешать сделать великолепную карьеру. Я верила в это, как и Кэтрин Хепберн. Но я чувствовала, что эта связь будет очень важной для меня, важнее всех достижений”.

Четыре года спустя Серена Картер получила посредственную работу в большом городе и отчаянно пыталась убедить себя, что еще раз вместе с Джебом они могли прийти к великолепному компромиссу. Нужно было решить вопрос: переехать ли им в небольшой городок, где Серена могла всерьез заняться журналистикой, или остаться в Нью-Йорке, чтобы Джеб смог зацепиться в коллегии адвокатов, о чем он давно мечтал.

Много дней Серена провела в оптимистических надеждах на благополучное разрешение. Однако ей мешала одна мысль:

“Если Джеб получит предложение от коллегии адвокатов, мы рассмотрим его очень тщательно и сделаем так, как будет выгодно нам обоим”.

По вечерам, возвращаясь с работы, где каждую минуту кто-то ноет: “Сделайте копию на ксероксе”. Серена выплескивала свои недовольство и раздражение на мужа.

“Я не ожидала, что в Нью-Йорке потеряю свою индивидуальность. Сначала я пыталась обмануть себя, говоря себе, что я ее не потеряла. Я чувствовала, что возможность получения места для Джеба перевешивала мои временные неудобства”. Слово “временные” застревает у нее в горле. Иногда временное оказывается постоянным. Серена проработала на этом месте два года. “Я бы хотела снова вернуться к работе репортера. Но я сказала себе: сиди и жди”.

Только зайдя в тупик, Серена осмелилась приоткрыть на мгновение хорошо организованную структуру их жизни с Джебом. Кажется, в беседе со мной она что-то не договаривает, что-то не определившееся, то, что она не может выплеснуть из себя, несмотря на свою волю, а это может быть разрушительно для нее.

“Я не вижу, что могло бы нам помешать. Внезапно я почувствовала страстное желание продолжить карьеру. Я должна была найти такую возможность, пожертвовав для этого всем остальным”.

Эти демонические мысли уходили в тот момент, когда Джеб, милый и бледный, в вельветовых брюках с оранжевыми заплатами, входил в квартиру, отбросив волосы со лба.

Джеб склонялся к объединяющей модели. Он пытался уравновесить обязательства по отношению к женщине, которую любил, и достижения, к которым стремился. Как и все интеграторы, с одной стороны, он не хотел, чтобы работа полностью захватила его и стала угрожать отношениям с женой. С другой стороны, он не хотел оказаться некомпетентным и в результате потерять карьеру.

“С одной стороны, я хотел бы стать новым Эдвардом Бен-нетом Вильямсом. С другой стороны, я не мог целиком погрузиться в работу, так как больше всего меня беспокоили отношения с Сереной, которая была мне очень дорога. В то же время я не хотел быть плохим адвокатом”.

Если у интеграторов есть и дети, им приходится согласовывать личные и профессиональные интересы, действуя с акробатической ловкостью. Семья Картер боялась даже думать о детях. Когда им исполнилось по тридцать лет, они посвятили себя осуществлению своих целей: он хотел обзавестись личной адвокатской практикой, а она решила стать репортером в газете “Нью-Йорк Пост”. Они делали вид, что такой проблемы, как продолжение рода, просто не существует.

“Я не думаю, что мы можем сейчас иметь детей”, — говорила Серена.

“Я тоже так считаю”, — отвечал Джеб.

“Все. Закончим на этом”.

“Я сказал ей, что в свободное время готов помогать в работе по дому. Но если дело дойдет до детей, я не хочу тратить на это время”.

“Мне повезло, по крайней мере, в том, что Джеб не требовал родить ребенка, если я этого не хотела”.

После тридцати ей наверняка захочется родить. Этот вопрос будет интересовать ее значительно больше, так как в дело вступит ее собственное таинственное и непредсказуемое внутреннее “я”.

Отвечая на вопрос, кто из партнеров получит преимущество в развитии карьеры, если у них появится ребенок, Джеб пытается освободиться от своих иллюзий.

“Это мы еще не решили. Честно говоря, мы так и не нашли золотой середины”, — признался он, когда жены не было рядом.

На примере семьи Картер мы ясно видим, как происходят взлеты и падения. Предыдущий этап прошел у них довольно гладко. Они смогут сохранить равновесие и в будущем, если признают, что каждый из них имеет периоды внутреннего беспокойства, что не свидетельствует об их недостатках.

Серена, которая более четко представляла, как сде.ыть карьеру, теперь с трудом продвигается к профессиональному признанию. Она уже обрела эмоциональную стабильность, столь необходимую для того, чтобы сделать следующий шаг.

Решение вопросов, которые предлагаются нам в переходный период, не избавит нас от необходимости выбора на следующем этапе. Отрицая существование кризиса развития, мы отказываемся и от самого личностного роста, от возможности скачка, которая нам предоставляется в переходный период. Выполняя же определенную работу по решению задач развития при прохождении перехода, мы получаем предпосылку для следующего этапа развития.

Только преодолев переход к тридцатилетнему возрасту, семья Картер почувствует проявление других, фантомных сил, необъяснимых страстей и страхов, которые были неведомы им до сих пор. Сейчас Джеб должен понять: все не будет идти так прекрасно само собой, они с Сереной не могут развиваться одновременно. Если он это поймет, у них будет реальный шанс стать единственно верной супружеской парой.

Глава 10

ПОЧЕМУ ЖЕ МУЖЧИНЫ ЖЕНЯТСЯ?

Когда романтический брак заменил брак по расчету, появилось предположение, что люди женятся по любви. Это совершенно не так.

Любой брачный союз может перерасти во взаимную любовь по мере того, как партнеры изучают друг друга. Но первые брачные союзы — это дань долгу двадцатилетнего возраста. До недавних пор лишь некоторые мужчины этого возраста не были женаты. Мои выводы основаны на анализе ста пятнадцати интервью. Когда я спросила, почему они женились, ответы мужчин, создавших семью в двадцать лет (теперь им от тридцати до пятидесяти пяти), были очень последовательными.

“Мне казалось это важным. У меня не было глубокого желания жениться, но я думал, что должен это сделать. Дорис приняла мое объяснение”, — сообщил писатель. В настоящее время он достиг среднего возраста и разведен.

Адвокат, который также автоматически принял решение жениться, чувствовал себя неловко, расставаясь со своими романтическими иллюзиями: “За полгода до окончания юридического факультета или через полгода после окончания все мои друзья женились. Я не думаю, что каждый встретил свою девушку случайно. Наверное, это просто произошло в нужное время. Как и у нас с Дженни”.

Каждый мужчина считал, что это был долг по отношению к его религии, классу, поступая так, они следовали определенным традициям.

“Только женившись, вы могли войти в верхний слой среднего класса в Куперстоуне”.

“Если вы выросли на востоке страны, окончили католическую школу и относились к среднему классу, вы должны были жениться и иметь детей”.

“Для юноши из еврейской семьи родом из Филадельфии, принадлежавшего к среднему классу, жениться была делом естественным”.

К женитьбе молодых мужчин побуждали также стремление к безопасности, потребность заполнить некоторый вакуум в самом себе, необходимость уехать из дома, желание приобрести престиж и практичность.

Безопасность

Снова и снова как от мужчин, так и от женщин можно услышать: “Я хотел, чтобы кто-то позаботился обо мне”. Это желание, очевидно, осталось в нас с детства. Те из нас, кто вырос в американском доме среднего класса, где ребенок постоянно находится в центре внимания, не страдали от недостатка заботы. Уход из дома, учеба в школе, служба в армии, болезнь, переезд в незнакомое место, разрушение брака ваших родителей у вас на глазах — все это сопровождается усилением чувства одиночества и ощущением потери безопасности. У вас возникает желание вернуть обратно чувство абсолютной безопасности, которое вы ощущали дома.

Но наши проблемы, связанные с зависимостью, значительно сильнее, чем указанные выше. За последнюю четверть века чувство зависимости стало систематической болезнью в Америке. Все классы населения разделяли мнение о том, что человек имеет право на пожизненную заботу. Начиная с получения стипендии от фондов для продолжения образования, льготных займов на покупку дома и т. д., о человеке заботятся различные фонды, корпорации, чиновники (как часть многочисленной армии государственных служащих), система социального обеспечения — до тех пор, пока не придет время воспользоваться преимуществами социальной защищенности и получить пенсию.

Брачный союз воспринимается как своеобразный “островок безопасности” в нашем бурном мире. Так считают не только женщины, но и мужчины. Поэтому Джеб “невидимыми цепями” прикован к Серене. Он наделил ее волшебными качествами, которых не хватало его родителям. Он не может представить себе какую-либо неудачу, которую они с Сереной не смогли бы преодолеть, пока она будет находиться с ним рядом. Но если Серены не будет...

“Думаешь, вы переживете любые возможные трудности'” — спросила я в конце нашей беседы.

“Я думаю, да”, — ответил он. Пока мы говорили, Серена готовила обед.

“Что, если бы тебя не приняли на юридический факультет?” “Я бы свернул профессору шею”, — смеется Джеб. “Предположим, тебя ограбили или на Серену напали”. “Если бы у нас совершили кражу со взломом, я бы воспользовался своим страховым полисом и не беспокоился об этом. Если мы останемся без денег, эта задача в конце концов решится сама собой. Ну а что касается нападения на Серену, — он потрогал свои мокасины. — Я думаю, было бы лучше, если бы это случилось со мной”.

“А если бы умер твой отец?”

“Я продолжу вашу мысль, — Джеб насупился. (Задавая этот вопрос, я внедрилась в его чувство безопасности.) — Если бы умерла Серена... Это единственное, к чему я не готов. Я не готов жить без нее”, — он застыл на некоторое время, углубившись в размышления.

Вероятно, если Джеб захочет разобраться с чувством безопасности в своей душе, он должен будет признать, что источником его выдуманной защиты является мать. Но он не готов отстаивать право на чувство безопасности в борьбе со своим “внутренним сторожем”. Лишь некоторые из нас решают эту проблему в двадцатилетнем возрасте. Джебу легче поверить, что все эти защитные силы имеются у его партнера. До тех пор пока Серена здорова и способна поддерживать сильное чувство своей индивидуальности, она может подпитывать эту иллюзию.

Если партнеры постоянно обмениваются волшебной мантией Сильной Личности, как мы видели это на примере счастливой супружеской пары Джеба и Серены, то налицо будет их развитие в плане разделения эмоций и обретения независимости. Только эта комбинация позволяет расцветать настоящему чувству взаимопонимания. Но люди, которые заключают контракты типа “позаботься обо мне”, как правило, не достигают такого взаимопонимания. Динамика может развиваться следующим образом: паника — брачный союз для обретения чувства безопасности — неожиданный обратный результат.

Возьмем для примера Эла, молодого человека двадцати трех лет. Он получил весьма посредственное образование и был не готов к осуществлению своей смутной мечты стать профессором колледжа. “Я опасался, что у меня ничего не получится. Один я боялся во что-то ввязываться и поэтому женился на крупной, красивой, амбициозной и практичной девушке. Она знала, чего хочет добиться в жизни. Я знал, что вместе мы выживем в этом мире. А одному мне было бы не выжить. Через год у нее случился нервный срыв. Оказалось, что я женился на "матери", которая затем превратилась в "ребенка"”.

К счастью, подобные превращения происходят не так уж часто. Однако в молодости многим кажется, что это вообще невозможно. Нас воодушевляют рекомендации авторов бестселлера “Как стать своим лучшим другом” Бернарда Беркови-ча и Милдред Ньюман:

“Берни: Вы не возражаете, если мы всем скажем, что принимаем простое, но замечательное решение вступить в брак? Мы решили заботиться друг о друге. Вряд ли есть более хорошая основа для брачного союза.

Милдред: Забота друг о друге включает много моментов. Нам всем иногда хочется, чтобы нас понянчили”.

Так мы и делаем. Но на пути к усвоению этой обычной мудрости нас ожидает множество ловушек. В двадцать лет мы склонны оценивать супруга (или супругу) в соответствии с тем, насколько хорошо он (или она) сможет заместить родителя. Такой подход может привести как к разочарованию, так и, в конечном счете, к потере чувства безопасности. Он заставляет нас оставаться детьми, которые ждут разрешения и просьб о прощении (“Он не разрешает мне” или “Если бы это было не для нее”) и которые ожидают, что кто-то даст им чувство защищенности, вместо того чтобы развивать его в самих себе.

Ожидая, что партнер заменит родителей, мы не разрушаем власть нашего “внутреннего сторожа”. Очень часто он наполняет нас страхами, которые, как описывает Роджер Гоулд, представляют собой ряд отождествлений, запертых в нашем подсознании. Страхи связаны с сексом, взаимопониманием, конкуренцией, сохранением моральных ценностей, а также со всеми другими вопросами, которые находятся еще вне нашей власти. Демоны страха останутся в нас до тех пор, пока мы будем придерживаться предупреждений нашего внутреннего тирана (как говорит об этом Гоулд): “Если вы не сломаете мои табу и останетесь там, где вы находитесь сейчас, и не внедритесь на территорию, которой владею я как объект (другой), вы будете в безопасности, о вас будут заботиться, и вы будете верить в иллюзии, и все у вас будет хорошо”.

Все будет хорошо до тех пор, пока у вас будет партнер, на которого вы сможете спроецировать этих демонов. И до тех пор, пока в его (или ее) жизни не произойдет никаких изменении, ничто не помешает партнеру заботиться о нас.

Желание иметь супруга, который взял бы на себя функции успокоения, выполнявшиеся когда-то родителями, не исчезает при переходе к тридцатилетнему возрасту. В действительности, это одна из тех вещей, которые злят и беспокоят людей при переходе к сорокалетию. Каждый партнер тяготится зависимостью от другого, который заменяет ему родителя, и в то же время опасается получить доказательство того, что остался в одиночестве.

Давайте забежим вперед и послушаем горькую исповедь сорокатрехлетнего художника. Успех, собственная фирма не спасли его от обычной человеческой проблемы. Только теперь, пережив хаос при переходе к среднему возрасту, он смог увидеть проблему в истинном свете.

“Мишель всегда рассчитывала на мои родительские качества, мою поддержку, мою силу, уверенность. Любое проявление слабости с моей стороны отрицательно сказывалось на наших взаимоотношениях. Когда я был не уверен в себе или проявлял слабость, боялся чего-то, страх Мишель, которая от меня зависела. приводил ее к панике. Из-за этого, естественно, усиливалось мое беспокойство. Ситуация становилась опасной для нас. Любое проявление слабости с моей стороны усиливало чувство опасности в Мишель. Наша жизнь начала разрушаться”.

Отказ мужа-отца исполнять роль всемогущего защитника, взросление жены-ребенка и ее дерзость в середине жизни приводит к резкому шоку. Или предположим обратное: он уже не хочет, чтобы жена относилась к нему по-матерински, или она уже не хочет быть ему матерью. Разрушение сложившейся модели ведет к полному развитию взрослого человека, но партнер, у которого все еще сохранились прежние представления, чувствует себя преданным.

Реакцией с его стороны может стать отказ от сексуальной близости, лишение денег на карманные расходы, придирки и едкие замечания при посторонних. Но за всем этим стоит невысказанная просьба: “Позаботься обо мне”.

Иррациональность наших романтических контрактов типа “позаботься обо мне” побудила социолога Филиппа Слэтера сделать поразительное предсказание:

“По отношению к женщинам мужчины усвоили то, что было у рыцарей-аристократов по отношению к крестьянам: “Если вы меня будете кормить, то я буду защищать вас”. С какого-то момента, однако, контракт на защиту превращался в рэкет: „Дай мне то, что я хочу, и я буду защищать тебя от себя"”.

Заголовок

Подобный брачный союз основан на предположении, что личные качества взаимозаменяемы. Женись на ее милосердии, и ты избавишься от тревог (но кто вступит в брак с ее тревогами?).

“Я сравнивал ее с камином, согревающим меня круглый год, она была для меня Серой Леди, которая всегда успокаивала, если приснится страшный сон, если возникнут какие-то проблемы или тревоги”, — с тоской вспоминает бывший муж.

На шестнадцатом году совместной жизни он созрел для того, чтобы сделать шаг и попытаться открыть свое дело. Но жена воспротивилась этому. Супруги не нашли взаимопонимания. Она слишком долго исполняла роль Серой Леди, что позволило личности ее мужа окрепнуть, а она перестала быть для него опорой. Брачный союз распался.

Женись на ее живости, и ты победишь.

“Я достиг возраста двадцати пяти лет и был готов изменить свою жизнь, — объяснял разочарованный художник, уже открывший свое маленькое дело. — Я немного флегматичен, а она подталкивала меня к действию”. Безмятежность жизни женатого человека в пригороде скоро привела к тому, что энергия его жены превратились в едва сдерживаемый гнев. “Когда женщина сидит дома, с ней что-то происходит. Приходишь домой, а она начинает разряжаться на тебе, как мощный аккумулятор”, — рассказывал он.

Достигнув среднего возраста, его жена так оживилась, что это буквально дало ему новый толчок в жизни. Просидев двадцать лет дома, она с жаром занялась своей карьерой. Заразившись ее энтузиазмом, упрямый художник продал свое дело и решил следовать своему внутреннему “я”. “Если я потерплю неудачу, то не думаю, что буду срывать свою обиду на ней. Она знает, что делает”.

Бегство из дома

Хотя брачные союзы по типу “освобождение из тюрьмы” обычно заключаются молодыми женщинами, мотив бегства отмечается также и у молодых мужчин.

“Почему я женился? Чтобы вырваться из дома! Я был робким, неуверенным в себе ребенком. А тут красивая девушка, которой я нравился. Я просто наткнулся на нее”.

Этот мужчина, по его признанию, страдал от диктата авторитарной еврейской матери.

Престиж практичности

Партнер присваивает ему (или ей) более высокий статус или оказывает конкретную помощь для поощрения его (или ее) амбиций. Это еще один мотив заключения брака.

“Я пытался доказать себе, что стану президентом компании, — объясняет мужчина, который не закончил колледж и мучился от того, что недостаток образования не позволял осуществить его желание. — Друг познакомил меня с очень привлекательной и богатой девушкой (Уже после развода я потратил массу времени, пытаясь понять, насколько на меня повлияло то, что она унаследует большие деньги.)”.

“Ну что ж, женись, — сказал его приятель, студент, которому нужен был спонсор, чтобы закончить обучение в медицинском колледже. — Люди часто прибегают к этому способу для решения своих проблем”.

“Когда двое находятся под влиянием неистовой, безумной, разрушительной и не устоявшейся страсти, — писал Бернард Шоу, — можно поклясться, что они будут оставаться в этом возбужденном, ненормальном и истощающем состоянии непрерывно, пока смерть не разлучит их”.

Из тридцати опрошенных мною мужчин ни один не любил свою жену, когда женился на ней. Ни один из них не признался, что секс являлся для них стимулом. Это частично объясняется своеобразной амнезией. Однако в этих ответах отражаются глубокие изменения, которые происходят во внутреннем мире по мере того, как люди проходят все более сложные стадии развития.

Как показали мои опросы, сексуальный стимул в качестве мотива брака не был доминирующим. Однако по всем остальным показателям они вполне соответствовали выводам психиатра Дона Джексона и писателя Уильяма Ледерера, которые они делают в своей выдающейся книге “Миражи брака”, используя системный подход при исследовании поведения сотен супружеских пар. По их данным, людям “нравится считать, что они испытывают любовь. Однако те эмоции, которые они часто понимают как любовь, на самом деле являются другими чувствами, такими как сильное сексуальное влечение, страх или жажда самоутверждения”.

Нельзя сказать, что любви не возникает. Многие из моих респондентов говорят, что сейчас они любят своих партнеров. Это чувство приходит к ним через десять, двадцать, тридцать лет в процессе их развития. Как только миф о многоцелевом брачном союзе разбивается и осознается зависимость, люди начинают наслаждаться друг другом, принимая себя такими, какие они есть. Условности влияют все меньше, зато появляется больше личной свободы. Многие люди считают, что легче жить вместе, когда у обоих партнеров появляются новое понимание брака и вытекающие из этого новые обязательства по отношению друг к другу. Взаимная забота опытных партнеров помогает им примириться с особенностями характера друг друга. Ничего не случится, если он отказывается навещать ее неприятных родственников, если у него есть женщины-друзья, если он плохо катается на лыжах, если он любит проводить субботу в гараже, собирая что-нибудь (и называя это скульптурой), страстно любит ее по утрам, а ночью просто спит. Мир не рухнет, если она получит подарок от друзей, одна покатается на лыжах, будет посещать художественную школу, почитает газету, пока он убирает со стола, или проведет субботний вечер за игрой на гобое в своей комнате.

Но в двадцать лет все это видится иначе. Молодые люди постоянно говорят о своей жизни как о загадке. Помните молодую женщину, которая так описывала разрыв с другом детства: “Мы были влюблены, однако не смогли остаться вместе. Кусочки картинки-загадки приобрели другую форму и уже больше не подходили друг другу”.

Чтобы сложить все кусочки картинки-загадки, требуется логический подход. Есть только один правильный вариант поведения, который позволяет сложить картинку-загадку раз и навсегда. Для этого нужно иметь достаточно терпения.

Основным правилом должно стать следующее: мы должны перерасти то, что уже больше не подходит, и позволить другим сделать то же самое. Наше терпение со временем вознаграждается. Мужчины и женщины, продолжающие развиваться, концентрируются на таких сторонах личности, которые раньше подавлялись.

Подавление некоторых из этих сторон связано с ролью полов в обществе. Эта роль различна у мужчин и женщин, находящихся в периоде исканий в двадцать лет, когда нужно очень многое сделать для решения определенных проблем и предотвратить их появление потом в сорокалетнем возрасте. В главах 11 и 12 жизненный цикл анализируется более подробно. Это позволит нам более ясно увидеть различия между различными периодами.

Глава 11

ПОЧЕМУ ЖЕНЩИНА

БОЛЬШЕ НЕ ПОХОЖА НА МУЖЧИНУ,

А МУЖЧИНА – НА СКАКОВУЮ ЛОШАДЬ?

Мужчины должны. Женщины не должны.

Двадцатилетний мужчина должен направить всю энергию на то, чтобы проложить свой независимый путь в этом мире, в противном случае он станет объектом для насмешек. Сейчас у него рушится одна иллюзия за другой. На каждом этапе ему говорят, что двадцатилетний и тридцатилетний возрасты существуют для того, чтобы совершенствовать род занятий, это время получения рекомендаций, которые принесут ему одобрение окружающих и вознаграждение общества. Если молодой человек жаждет признания, он должен заслужить доверие и отдавать все свои силы карьере. Все традиции и общественные институты помогают нам, давая рекомендации, одобряя нас, предоставляя полную свободу действий мужчинам, которые следуют этим курсом.

Женщине в двадцать лет не нужно находить свою независимую форму. У нее всегда есть запасной выход — она может прикрепиться к сильной личности. Она может нарожать детей и печь шоколадное пирожное с орехами, быть проводником идей мужа. Отвергнув такую модель поведения, она окажется в противоречии с возможностями развития, которые общество предоставляет мужчинам и женщинам. Женщина, добившаяся чего-то в жизни, всегда подвергается такой же угрозе, как и молодой мужчина, который еще ничего не достиг:

Никто не захочет взять вас замуж. Вы и в шестьдесят лет будете одинокой.

Как же некоторые из нас приобретают уверенность, необходимую для решения многих задач периода двадцатилетнего возраста?

Уверенность приходит в период успеха, доказывающего вашу компетентность. Молодые люди и некоторые девушки, решившие заполнить нишу во внешнем мире взрослых, тщательно придерживаются выбранного направления своей профессиональной деятельности: например, закончить юридический колледж и стать клерком, затем помощником адвоката; или стенографистом, затем репортером, затем помощником редактора газеты. Тесные рамки этой ранней структуры помогают им стабилизировать свое положение.

Образ жизни и опыт людей, которые в двадцать лет уже вышли в мир взрослых и работают над своей карьерой, разительно отличается от ограниченной и скучной жизни их сверстников, которые остаются дома или продолжают учиться. Бравые бородачи, пробующие себя в бизнесе, быстро начинают предлагать свежие идеи, однако сначала они терпят неудачу, так как их пытаются убрать со своего пути более опытные:

“Уйди с моей дороги, детка. Ты меня раздражаешь”. Надежды на немедленное признание не оправдываются. Студент университета, изучающий фотографию, боготворящий своего наставника и считающий себя выше соблазна коммерческой деятельности, смотрит на редакторов и руководителей агентств как на своих противников. Проработав несколько лет в контакте с этими людьми, молодой фотограф пересматривает свои взгляды. Теперь он считает хвастливого профессора человеком, который никогда не выходил за ворота своей академии (“он никогда не работал и ничего не отвоевывал”), и расстается со своими прежними иллюзиями в отношении этого “героя”.

А тем временем мужчина (или женщина), добившийся успеха, достигает возраста двадцати восьми — двадцати девяти лет. Жизнь уже заставила его отказаться от многих иллюзий. Работая над достижением своей мечты, он постепенно перестает быть романтиком. Скоро он будет готов к преобразованию своей мечты в реальную цель, пока же уточняет ее.

Как говорил в нашей беседе профессор Левинсон, план карьеры сам по себе предусматривает несколько этапов, и для каждого этапа в нем указывается соответствующее время. Это дает источник и форму жизни человека.

Положение женщины, которая выходит замуж в двадцать лет с внутренним обязательством стать женой и матерью, еще более неопределенное. Она должна построить план своей жизни, ориентируясь на потребности других. Ведь замужней женщине с ребенком на руках значительно труднее строить свою карьеру, чем мужчине. У нее еще недостаточно практики в любой области для того, чтобы конкурировать с другими. Если ее мужу карьера обеспечивает стабильность, то для нее продвижение по служебной лестнице может превратиться в кромешный ад.

Когда Левинсон рассматривал мечту как критический элемент в развитии молодых людей, он также говорил о двух ключевых для двадцатилетнего мужчины связях: о связи с наставником и с любимой женщиной. “Любимая женщина может выполнять функции развития, подобные функциям наставника. Она способна помочь определить и воплотить мечту, построить жизнь таким образом, чтобы в ней нашлось место его мечте. Конечно, отношения окажутся прочными и будут способствовать его развитию только в том случае, если они будут устраивать и ее”.

Это одно из самых крупных “конечно” в развитии человечества. Если бы у жен были помощницы, которые вели бы домашнее хозяйство, оставались дома с плачущими детьми, чинили автомобиль, решали вопросы с малярами, ходили в супермаркет, вовремя оплачивали банковские счета, разбирали проблемы каждого, устраивали приемы и были страстными в постели (просто представим себе такую возможность), то количество написанных книг, открывшихся компаний, занятых профессорских мест, политических партий, руководимых женщинами, увеличилось бы. Действительно, многие женщины, добившиеся успеха в жизни, нанимают экономку, которая выполняет часть обязанностей.

До недавних пор молодые люди пытались изменить представления о роли полов в обществе. Так, некоторые женщины, оставались одни до тех пор, пока не добивались успеха в карьере. А некоторые мужья честно делили с женами домашнюю работу: стирали пеленки и учились стряпать. Происходит даже смена ролей: муж-художник остается дома и работает в свободное время, пока дети днем спят, а его жена звонит из офиса с просьбой купить что-нибудь к обеду.

Культурные традиции разных поколений мало или совсем не учитывают индивидуальные черты в половых ролях. Слишком часто индивидуальные черты рассматриваются в контексте различий между маскулинностью и фемининностью, и это вносит в понимание последних известные искажения. Например, даже термины “активный” и “пассивный” наделяются преимущественно социальным смыслом.

Более точное отличие между полами заключается в их поведении, что обозначается как инициация (начало); один из полов захватывает инициативу, открывает дело, формирует свои желания и стиль поведения как ответ на потребности и желания других людей. Ни одна из характеристик не относится только к одному полу. В отдельном человеке действуют две внутренние силы, две части внутреннего “я”: ищущая и объединяющая. Наверное, правильно, что в нашем обществе инициатива в молодом возрасте принадлежит мужчинам, в то время как для молодых женщин утверждается обратное.

Давайте понаблюдаем некоторое время за мужчинами и женщинами, которые еще до сексуальной революции сделали свой выбор в двадцать лет. Особого внимания заслуживают люди, которые сейчас достигли среднего возраста и которым перед началом Второй мировой войны было от пятнадцати до двадцати одного года.

Плохие старые дни

Молодые мужчины силой пробивали свой путь в мире взрослых. И только потом начинался продолжительный процесс сравнения своих знаний, умений и навыков и согласование их с реальным опытом. Постепенно, по мере роста их компетентности, их начинали признавать старшие, которые помогали им, сверстники, которые конкурировали с ними, жены, которые зависели от них. К тридцати годам наиболее образованные мужчины были уверены в том, что находятся на пути к признанию в этом мире.

Многие женщины пошли другим путем. Поработав несколько лет и оплатив жилье и столовую посуду или посещая колледж (если она была такой необыкновенной*), женщина выходила замуж и отходила от внешнего мира взрослых, чтобы воспитать одного мужчину и, согласно статистике, 2,9 ребенка. Она была занята, доказывая свою компетентность: училась успокаивать плачущего малыша и учила его ходить на горшок, приобретала организаторские навыки, готовя свой первый благотворительный обед, училась быть домохозяйкой и узнавала еще очень много нового, неизвестного, что поначалу казалось ужасным. На некоторое время удовлетворение приносило просто совершенствование навыка по проявлению заботы. Но молодая замужняя женщина была изолирована и зависима от других источников признания и самооценки. В то же время ее муж проявлял себя в области такой большой и далекой, что, вероятно, не мог ей ничего объяснить.

* 90% женщин в возрасте от тридцати до сорока четырех лет в 1972 году не закончили колледж (Департамент США по вопросам коммерции, 1972 г.).

Доказательства того, что на развитие личности мужчин и женщин в двадцатилетнем возрасте оказывал влияние различный опыт, были получены в ходе исследования Института развития человека при Калифорнийском университете в Беркли. Для исследования были отобраны сто семьдесят один человек среди мужчин и женщин, которые выросли под Сан-Франциско и которые, как оказалось при анализе конкретного исторического периода их жизни в Америке, наиболее часто мигрировали. Их жизнь проследили с рождения до тридцати — сорока лет.

Для мужчин характерными оказались следующие тенденции.

После окончания средней школы и до тридцатилетнего возраста их уверенность в себе постоянно росла.

Они добились определенности и больших успехов на общественном поприще. Они стали (по данным исследования) более надежными, производительными, убежденными, усилились их оценка своей независимости и чувство гордости за то, что они в состоянии давать советы коллегам. Тридцатилетние мужчины уверены в своей общественной и сексуальной силе и полностью довольны собой. В то же время они немного потеряли в своей нежности и самовыражении.

А вот какие тенденции характерны для женщин.

В отличие от тридцатилетних мужчин, их сверстницы стали менее уверенными в себе, чем в юности, когда опережали юношей в своем развитии. Они стали “покорными, напуганными, у них появилось чувство вины, они стали слишком управляемыми и беспокойными”. Единственное, что они приобрели на этом этапе развития, — роль жен и матерей. Готовые к покровительству и занимающиеся самоанализом, они были более симпатичными. Но даже эти приобретения сопровождались взаимными потерями.

Их сексуальное влечение снизилось. Они потеряли уверенность, которая раньше так возбуждала и притягивала юношей, и теперь чувствовали себя безопасно лишь в одной роли — роли матери.

Бравые новые дни

Разве мы живем в однополом обществе? Не легче ли ребятам быть более нежными и выражать свои эмоции? Как часто люди говорят: “Сегодня значительно легче быть в роли молодой женщины”.

Конечно, сейчас многое изменилось. Но стало ли от этого легче? Все зависит от того, обращает ли человек внимание на внешние препятствия, многие из которых толкают молодого человека к сражению с его “внутренним сторожем”. Этот бой может быть очень жестоким.

За современными риторическими целями молодой женщины стоит старый посыл: ты не должна. Даже зная, что запасной выход (ведущий прочь от опасности определиться в жизни) может оказаться ловушкой, она все равно пойдет туда, так как обычно в детстве девушек не учат сопротивляться соблазнам.

Можно, конечно, обнаружить начало развития этого конфликта, обратившись к раннему периоду зарождения эдипова комплекса. Но давайте все же примем за точку отсчета тот момент, когда мы осознаем свою сексуальность.

Теоретики, изучающие поведение мужчин и женщин, принимают за основу тесную привязанность юношей и девушек к матери. Оба пола имеют мужские и женские качества, а также мужские и женские варианты эдипова комплекса. Оба пола желают восстановить природную привязанность к матери. После полового созревания, когда это примитивное чувство активизируется, как юноши, так и девушки наталкиваются на невозможность исполнения этих желаний. Причины, которые мешают им удовлетворить свои желания, — различны.

Для юноши это является общественным табу. Считается, что инцест (кровосмешение) не разрешается по причинам, которые не имеют ничего общего с половым созреванием юноши. Он возможен, но запрещен обществом. Соперником юноши является отец, и эта внутренняя компенсация смягчает удар. Юноша должен ждать момента женитьбы, он мечтает обладать своей будущей женой так, как хотел обладать матерью. Задолго до этого свои сексуальные желания он может удовлетворять с более опытной женщиной, которая бессознательно явится для него как бы заменой матери. Или с проституткой, или с миссис Робинсон (из фильма “Выпускник”). Он может фантазировать об удовлетворении своих сексуальных желаний как, например, сраженный любовью юноша из повести Тургенева “Первая любовь”. Как только юноша откажется от сексуальной любви к матери, его эдипов комплекс будет разрушен. Далее он отождествляет себя с отцом и собирается унаследовать свои прерогативы в мире мужчин. Последовательность прогрессивна: мать—отец—зрелость.

Для девушки история с эдиповым комплексом подобна замкнутому кругу. Процесс здорового развития психики должен закончиться для нее отождествлением со своим полом, девушка должна совершить прыжок от матери к отцу и затем снова к матери. При этом возникает вопрос о зависти к мужскому половому члену. Фрейд определяет это скорее как уподобление, нежели как комплекс неполноценности.

Тема, связанная с пенисом, возникла однажды, когда моя десятилетняя дочь пошла в ванную.

“Ты когда-нибудь хотела иметь такой пенис, как у мужчин?” — спросила я у дочери.

“Нет, — ответила она весело и через некоторое время добавила: — Конечно, есть определенные преимущества. Ты можешь летом отлить на улице, не расставляя ноги”.

Очень рациональная оценка, хотя дочь еще не связала эту анатомическую особенность с различием в привилегиях мужчин и женщин. Молодая девушка разочарована, узнав, что не может проявить физическую любовь к своей матери по причине того, что еще не ясно, когда половая зрелость принесет с собой прилив крови к клитору. Она может пытаться страстно целовать мать, как это делают в кино, но мать это не трогает, лишь несколько смущает. Психоаналитик Джульетт Митчелл описала это явление в смелом очерке, основываясь на теории Фрейда о различии между полами.

"Никакой запрет не разобьет ее любовь к матери, но она узнает, что у нее нет ничего, чем она могла бы реализовать эту любовь. Чувство неполноценности... приводит ее на путь к женственности. Позитивный эдипов комплекс у девушки (любовь к отцу) не так сильно развит, как у юношей, к тому же нет причины отказываться от него полностью, напротив... девушка находит свое традиционное место в патриархальном обществе, как только ей окончательно удастся достичь эдиповой любви к отцу".

Отец поддерживает этот выдуманный роман, тронутый чувствами невинного создания.

Возможно, борьба между матерью и юной дочерью возникает не только потому, что она учится быть ревнивой к матери как к сопернице, но и потому, что она чувствует в себе страх, когда это чувство оставляет ее. Препятствия, с которыми она сталкивается при воплощении своих желаний, — такие же, как у ее матери, однако мать косвенно виновата в них. Если мать не сумеет сбалансировать это чувство ревности у своей дочери, то из нее затем не получится жены.

В этом круге эдипова комплекса любая девушка может прийти в замешательство при переносе чувств с одного объекта па другой. Нет причины отказываться от любви к отцу, это может произойти, если девушка теряет интерес к жизни. Если общество пронизано антипатриархальными идеями, то возвращение к традиционной роли матери как модели поведения тоже не слишком привлекательно. Она уже знает, что это пустой помер. Процесс переноса чувств с матери на отца и обратно на мать может наполнить сердце девушки сомнениями. На кого же в этом мире она должна быть похожа? Мать, которая оказала сильное влияние на ее “я”, может предложить молодой девушке энергичную и провокационную модель поведения. И таких матерей становится все больше и больше. Унылы перспективы тех девушек, чьи матери уже смирились и утратили свою индивидуальность. Молодая женщина, которая горячо желает отказаться от формы поведения матери, должна поспешить, прежде чем внутренний голос соблазнит ее вернуться под старый семейный кров. Самый быстрый способ выхода из этой опасной зоны — прыжок в другую форму поведения. Она рядом, стоит лишь пройти в гостиную, где он там читает газету.

Эврика! Я буду как он. У него есть все, что мне нужно. Если я стану его копией, я буду самой собою. Я буду внутри него, и он меня рассудит по справедливости. Затем я обрету уверенность в своих силах, и меня будут уважать.

Вы только послушайте этих женщин, которые считают, что они внезапно нашли путь дополнения себя. Вы можете услышать, как жены адвокатов говорят о необходимости поступить в юридический колледж. Вовсе не обязательно затем заниматься юридической практикой, надо просто окончить колледж и Дополнить самое себя. Вы услышите жен академиков, которые хотят получить степень, жен бизнесменов, которые говорят об открытии небольшого магазина или агентства недвижимости. А как часто жены врачей говорят (как Нита из главы 7) о своем желании получить медицинское образование. Даже если они имеют талант в данной области, все равно это только предлог.

Как и многие двадцатилетние женщины, сегодня Нита сравнивает себя со своим партнером и говорит: “Если он может, почему не могу я?” Она не принимает в расчет тот факт, что ее муж — мужчина и делает то, что, как считают все, он должен делать. Его отец, мать, друзья, учителя и все общество являются его союзниками, поддерживают его на этом пути. Реальность для него — это опора. Реальностью для молодой женщины, которой дают разрешение на карьеру, являются ее профессор и муж, сказавший: “Хорошо, действуй”. В результате она должна разорвать свои связи с матерью и отказаться от любви маленькой девочки к отцу. Реальность во многих случаях выступает как ее противник, в то время как необходимо, чтобы она стала другом.

Опасность успеха

Опасность успеха для женщин была впервые показана доктором психологии Мичиганского университета Мэтиной Хор-нер в 1968 году. В результате ее исследований выяснилось, что у женщин желание стать студентками университета осложнено противоречивыми чувствами. Достижение успеха в учебе в условиях конкуренции, особенно если соперничать приходилось с мужчинами, сопровождалось потерей любви и популярности. Чем более компетентной становилась женщина, чем большего успеха она добивалась, тем больше усиливался этот конфликт.

И дело не просто в том, что никто не возьмет в жены женщину, если она достигла слишком большого успеха и стала независимой. Мы должны помнить, что субъектами исследования Хорнер были первокурсницы университета. Их биографии свидетельствуют о том, что чувство страха перед достижением успеха и провалом может сохраниться даже в том случае, если женщина встретит партнера, воодушевляющего ее (как Ниту). Причем это чувство не один десяток лет сохраняется в памяти женщин, вышедших замуж (неважно, счастливо или нет).

Проблема усугубляется при неподчинении голосу “внутреннего сторожа”. Женщина, которую родители учили угождать мужу, подвергается большому риску, если становится слишком независимой. Как только она соберется сама управлять своей судьбой, тотчас же “внутренний сторож”, расстроенный ее неповиновением, в ярости набрасывается на нее. Это показывает его тиранический характер. Он стремится ее одурачить. Или наказать, предсказывая провал: “А я тебе говорил...”. В самых скрытых уголках ее души могут затаиться чувство одиночества и растерянность.

Опасность мягкотелости

Юноши тоже подавляют некоторые аспекты своей личности, особенно те, которые могут помешать активности и проявлению мужественности. Добавьте к этому и постепенный разрыв первичной связи с матерью. Юноша идет на это, традиционно угождая своему отцу и/или добиваясь признания в мире, в результате его чувствительность притупляется. Он должен быть сильным, но не мягкотелым.

Одним из способов защиты внутреннего “я” является отрицание. Если юноши чувствуют себя слабыми, или ощущают страх, или готовы расплакаться, они учатся сдерживать эмоции, направлять их энергию на преодоление внешнего препятствия, облекать их в конкретную форму. Когда юноши в первый раз играют в американский футбол, они не думают о том, получат травму на поле или нет, и даже если им больно, они стараются “не подавать вида”. И конечно, ни один из пилотов бомбардировщика В-52 во Вьетнаме не думал о тех разрушениях, которые они оставляли внизу. В-52 может быть назван максимальным технологическим выражением для военного человека, который отказывается быть человечным,

Хотя отрицание и облечение в конкретную форму являются незрелой формой защиты, они отвечают потребностям юношей отмести внутренние сомнения, рискнуть. Активное действие возможно тогда, когда человек не обременен самоанализом или сопереживанием, хотя это и означает для него утрату свободы в выражении своих эмоций, по крайней мере, в юности.

Взгляд дальше собственного носа

Если бы каждый из нас имел установку на “хорошо” в конце двадцатилетнего возраста, это было бы очень печально. Блестящие молодые мужчины могли бы провести остаток своих дней, принеся себя в жертву внешнему успеху, гоняясь как скаковая лошадь по кругу, на котором нет финишной ленты, и обладая приблизительно такой же способностью к проявлению эмоций. Если бы женщины, рано вышедшие замуж и родившие детей, оставались в клетке, они, вероятно, могли бы убедиться в своей неполноценности и развиваться, ненавидя себя. Так и происходит с теми людьми, которые остановились в своем развитии и не хотят рисковать.

Давайте шагнем вперед.

Дчя тех, кому двадцать, все, что произойдет с ними в последующие двадцать лет, окутано тайной. Жизнь с ее стрессами и опасностями несется на нас, дурачит ложными страхами, отвлекает от истинных злодеев, которыми являются части нашего внутреннего “я”, гримасничает, внося неожиданные изменения в нашу перспективу, ведет нас через секретные переходы в поисках недостающих частей нашей личности. Даже в конце жизни мы далеко не полностью знаем, что нам предстоит.

Тем не менее, источник нашей индивидуальности смещается с внешней стороны на внутреннюю, и это психологическое движение нашего внутреннего “я” и есть ключ к тайне. Это заставляет многих мужчин и женщин переключаться с полюса двадцатилетнего возраста на другой, противоположный, полюс в сорокалетнем возрасте.

Это хорошо видно, когда мужчины и женщины рассказывают истории своей жизни. Особенно заметна разница в том, как они рассказывали историю первой половины жизни. Мужчины рассказывали о действиях, которые они предпринимали. Женщины же говорили о реакции людей на них.

Мужчины, говоря о своем жизненном пути, отталкивались от линии карьеры. Они оценивали себя на каждом этапе движения по “карьерной лестнице”, которая вела к достижению мечты. Любовное партнерство рассматривалось ими как дополнение к настоящей любовной связи. Они думали об успехе и выражали свою индивидуальность в работе. Мужчины говорили о своих женах и детях лишь как о помощниках или помехе в достижении мечты. Мужчины редко говорили о потребностях или о поддержке самых близких им человеческих существ. Человеческие отношения редко увязывались с тем, что мужчина считал основным путем развития в жизни до тех пор, пока не достигал сорокалетнего возраста.

Женщины, в отличие от мужчин, долго и нудно рассказывали свои истории, сконцентрировав внимание на привязанностях, расставаниях с другими людьми: родителями, любовниками, мужьями, детьми. Центральной нитью их повествования о жизни в юности были человеческие отношения. Осуществление свое личной мечты было чаще всего незаживающей раной, женщины сначала выбирали эта мечту, потом отказывались от нее, затем снова начинали думать о ней. Они думали о ней до замужества, до того, как родили детей, или после развода. Женщины, сделавшие карьеру, описывали эту линию в общем; говорили о выборе, перед которым они оказывались, о профессии, которую настойчиво осваивали вместо того, чтобы выйти замуж за Питера, или о том, как они ушли от Пола. Многие из них боялись завести семью, считая, что это может повредить их карьере. Однако редко удавалось найти талантливую и добившуюся успеха женщину до тридцати пяти лет, которая чувствовала бы себя сформировавшейся без мужчины.

До недавнего времени большинство мужчин и женщин в нашем обществе проводили добрую часть своих двадцати или тридцати лет, имея одну или две иллюзии: что успех в карьере обессмертит или что партнер дополнит их. (Эти иллюзии живы еще и теперь.) Мужчины и женщины шли разными путями. Представление о карьере как единственной цели жизни оказалось порочным, оно многих завело в эмоциональный тупик. Но приносит ли привязанность женщины к мужчине и детям более полное удовлетворение, чем карьера?

Каждый пол, казалось, имел одну половину буханки хлеба и расстраивался, что не имеет другой половины. А были ли то половинки одной буханки? Мужчины добивались внешних достижений. Женщины же воспринимали это так: “Что хорошего в том, что станешь президентом, если потеряешь связь с семьей и чувствами?”

Женщина ревниво относилась к целям мужчины. Мужчину расстраивало признание женщины.

Как только мужчины и женщины подходят к середине жизни, ситуация начинает меняться. Многие мужчины, с которыми я беседовала, сказали, что хотят научиться ответственности. У большинства женщин проявилось стремление к изменению модели поведения. Что же произойдет?

Глава 12

СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ:

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ПРОСМОТР

В образованной тридцатипятилетней замужней женщине скрывается молодая девушка, которая хорошо помнит, что такое быть победителем в споре или получить высшую отметку на занятиях; как с бешено бьющимся сердцем управлять разгоряченной лошадью или поднять ее двадцать раз на дыбы, пока у нее не пойдет пена изо рта... Девушка, которая была уверена в своих силах, в осуществлении мечты и писала в дневнике: “Когда я вырасту, я буду как Соня Хени (или Эстер Вильяме, или Лоис Лейн, или Элизабет Тейлор)”, и которая, вероятно, стала матерью того, кто сейчас говорит: “Я хочу быть похожим на Билли Джин Кинга”.

Как же так, эта женщина уже достигла тридцатипятилетнего возраста и все еще должна спрашивать у мужа деньги на расходы? И чем он весь день занимается у себя в офисе с красивыми молоденькими девушками, если, придя вечером домой, говорит: “Дорогая, я сегодня очень устал”. Разве он не знает, что под шрамами от растяжки кожи скрываются ее сексуальные инстинкты, которые работают так хорошо, как никогда раньше? Почему она должна скучать целыми днями? Убивать время — это самоубийство. Время, которое она убивает, это все, что осталось у нее в жизни.

В среднем возрасте в женщине проявляются так называемые плохие черты внутреннего “я” (“Я не знаю, во что мне верить”, “Я даже не уверена, что мне нравятся мои дети”) и стремление найти такую модель поведения, которая позволит ей самоутвердиться, самой направлять свою жизнь и нести за нее ответственность. Это рвутся наружу ее внутренние чувства: “Дайте мне войти в этот мир! Я хочу быть изящной и важной. Я хочу, чтобы мой талант был оценен по достоинству. Можно ли начать учебу с того момента, когда я ее прекратила? Могу ли я еще быть привлекательной дчя мужчин? Я хочу, чтобы меня принимали всерьез. Я хочу, чтобы мне помогли избавиться от моих страхов”.

Под маской жесткого, медленно, но упрямо продвигающегося по жизни сорокалетнего мужчины, полностью отдающего себя работе, скрывается юноша, сдерживающий слезы: “Время уходит!” Этот “юноша” хочет сказать: “Как я сожалею о некоторых вещах, которые делаю: раболепствую перед начальством и зарываю молодые таланты, трачу время на составление деловых бумаг и проталкиваю на мировой рынок ненужный продукт. Лучше бы я стал кому-то другом (например, своим детям) или хоть на йоту увеличил реальную ценность мира. Но время уходит. Если я не потороплюсь, не стану менеджером или не напишу бестселлер, то потерплю фиаско в жизни. Я стану неудачником, который ждет, когда от него избавятся за ненадобностью. Я не горжусь тем, что не гоняюсь за каждой аппетитной задницей, хотя моя жена дома отдаст все за одно только прикосновение. Но я знаю, как попасть наверх. Боже мой, я не могу больше рассчитывать на этот старый разболтанный механизм. Он слишком ненадежен, и именно тогда, когда я в нем нуждаюсь”.

В мужчине просыпаются и требуют, чтобы он их принял, признал, усвоил, те чувства, которые он раньше подавлял в себе. В нем начинает проявляться его скрытое чувствительное “я”. “Я хотел бы, чтобы мне разрешили оставаться самим собой: иногда мягким, зависимым, но наряду с этим тщеславным и жадным, ревнивым и конкурентоспособным. Я не хотел бы, чтобы меня считали сильной личностью. Я хотел бы, чтобы меня избавили от этого панического страха”.

Лишь собственное “я” может спасти мужчин и женщин, находящихся в середине жизни. При прохождении жизненного цикла нелегко освободиться от чужого влияния в своих фантазиях, так как основные элементы нашего внутреннего “я” связаны с другими людьми: родителями, друзьями, детьми или наставниками. Когда мы переходим ко второй половине жизни, привязанность к этим людям становится меньше или вовсе утрачивается. И выясняется, что привязанности, которые мы считали жизненно важными, не столь значимы для нас. Осознание этого толкает нас на поиски истинного единства с нашим внутренним “я”.

Карл Юнг был первым крупным аналитиком, который рассматривал средний возраст как время максимального потенциала для развития личности. В это время мы стремимся к неразделенное™ внутреннего “я”, чего нам всегда не хватало. Надежда на обретение безопасности в другом исчезает, конфликт назрел. Следовательно, мы можем освободиться от многих наших архетипических представлений “женского” и “мужского”, которые мы подсознательно проецируем на партнера. Юнг говорит о необходимости “сопоставлять наш собственный контрсексуальный аспект” и интегрировать его, что позволит произвести экстраординарное обогащение всего опыта.

В конце концов, это неустановившийся процесс. “Нетрудно представить, что случится, если муж проявит мягкость, а жена — остроту ума”, — пишет Юнг. В том, что мужчины среднего возраста становятся мягкими по характеру, а женщины — воинственными, он видит признак того, что этим людям не удалось согласовать свою внутреннюю жизнь с признанием себя. Левинсон также отмечает принятие женских качеств в себе как одну из важных задач для мужчины при переходе к середине жизни.

Многие мужчины обнаруживают в себе ранее подавленные чувства, которые пробиваются сквозь маску, как только человек достигает среднего возраста. Сорок лет — это время, когда происходит обнаружение тех эмоциональных свойств внутреннего “я”, которые не подходили для сильных, динамичных, рационалистичных молодых мужчин в двадцать пять лет. Многие из этих качеств переносились на женщин, которых они могли любить, бояться или ненавидеть за то, что те имеют такие качества.

Наиболее чувственно смог показать этот процесс Федерико Феллини, когда, достигнув середины жизни, снял фильм-ностальгию об отрочестве “Амаркорд”.

“Мужчина привык рассматривать женщину как тайну, проецировать на нее свои фантазии. Она мать, жена, или проститутка, или Беатриче у Данте, или муза. Мужчина годами продолжал скрывать лицо женщины под маской, подсознательно избегая возможности познать неизвестную часть себя самого”, — говорит Феллини.

Для мужчины, находящегося в середине жизни, решающий шаг — заглянуть под маску и познать неизвестное, что бы он ни увидел. Это мужественный шаг. Однажды я встретила мужчину, который находился как раз в этой точке жизни.

Человек с быстрой реакцией

Миллионы американцев каждый вечер слушают его анализ событий в мире. Он — звезда, телекомментатор. Его лицо знают лучше, чем лица членов кабинета министров. Он может позволить себе загорать на Карибском море. Его доход в десятки раз выше доходов отца (у которого вообще редко были деньги). Он может закрасить седину в волосах, держать себя в хорошей физической форме (к его услугам самые дорогие тренажерные залы в Манхэттене), выбрать по своему вкусу женщину и пригласить ее в свою передачу, а ощутив дискомфорт, воспользоваться услугами дорогого психоаналитика. В тот день, когда наши дороги пересеклись, его попросили позировать художнику для портрета, который будет представлен на выставке наряду с двумя дюжинами портретов других мужчин и жепшин — наиболее замечательных представителей различных профессий. Портрет — еще одно свидетельство, с помощью которого мир дает ему понять, что в возрасте сорока шести лет он достиг практически верха.

И что же? Оказывается, этого недостаточно.

“Я рядом с вершиной горы, которую видел, будучи еще молодым человеком, но на ней нет снега. Это большей частью соль”, — выпалил он.

“Я беседовал со многими парнями, которые добились успеха в разных областях, но они забросили свою личную жизнь. Они останавливались в росте в возрасте двенадцати — четырнадцати лет, когда их охватывало желание добиться чего-нибудь. Во всем, что касается их профессии, они — зубры, но в личной жизни у них беспорядок. Там, где должны были быть сопутствующие стимулы для роста, их не оказалось. Сейчас они приходят к мысли, что должны соединить обе части жизни. А это требует борьбы.

Я уже готовлюсь к тому дню, когда меня скинут с этой горы, покрытой солью. Вся моя жизнь прошла под девизом "Подняться сюда". А сейчас я хочу обрести новую цель и кого-нибудь, кто разделит ее со мной и окажет мне моральную поддержку па пути вниз, — сказал он и добавил с усмешкой: — Потому что сейчас мне нужна небольшая помощь”.

Этот человек пытался решить вопросы, с которыми сталкиваются мужчины его возраста. Для телекомментатора значение его членства в клубе тех, кто добился успеха, полностью изменилось после перехода к середине жизни. Его брачный союз распался через двадцать один год, хотя ему казалось, что продержится все пятьдесят лет. Он осознал, что недостаточно заботился об укреплении семейных связей.

“Я женился на ней, когда учился в университете. Она была хорошенькой девушкой, такой же молчаливой, как я. Я всегда старался соблюдать дистанцию. Подходил к ней поближе, а затем убегал. Она сердилась, когда я ее отталкивал. В конце концов я испугался и ушел совсем. Так нельзя поступать с человеческим существом”.

Я сказала ему, что это широко распространенный синдром.

“Почему же у нас столько проблем с противоположным полом? — взорвался он. — Дчя мужчины самый важный после работы (и даже более важный, чем работа) вопрос — это его личные отношения с женщиной. Почему же именно в этом вопросе он плавает?”

“Мужчин не вознаграждают и не поощряют за смелость в интимных отношениях”, — заметила я.

“Как меня злит все это! — он вскочил на ноги, забыв о том, что должен сидеть, пока художник рисует портрет. Телекомментатор забыл все, кроме острого желания выразить отрицательные эмоции своего внутреннего “я”. — Нас обвиняют в том, что мы не нежные и не мягкие по характеру, однако, мы тут ни при чем. Эта сторона нашего “я” не имела возможности развиваться. Все, что мы слышали, это "напористость, успех, работа"”.

После дальнейшего разговора оказалось, что в сорок шесть лет он пытался примириться с новыми для себя чувствами.

“Я могу выйти на улицу и закричать во все горло: "Я ненавижу тебя, ты дерьмо" — и никто не повернется на мой крик. Но если прокричать: "Я люблю тебя", то сразу же остановятся десяток людей, — Он ударил кулаком по своей ладони. — Это неправильно”.

Важно отметить, что выражение любви и нежности — это единственное, что привлекает внимание женщин в двадцатилетнем возрасте. А противоположное мнение было приведено выше.

Переход в сорокалетний возраст потряс этого мужчину. Он терял иллюзии, как деревья — листья в сентябре. Никому не удастся избежать столкновения между представлениями о самом себе в двадцатилетнем возрасте и реальностью в сорокалетнем возрасте. Пример тому — мой герой.

“Ты недоволен и даже не знаешь, чем, — говорит он о первых проявлениях новых чувств. — Тебя охватывает беспокойство, ощущение, что ты не получил от жизни все, что должен был получить”.

“Неужели ничего уже нельзя изменить?” — спрашивает он, со страхом ожидая ответа. Отчего же, можно, но некоторые изменения могли быть предприняты раньше. В сорок лет этому человеку было слишком поздно исправлять свое фривольное поведение, из-за которого его жена в отчаянии уединилась в пригороде. Вся структура семьи сломалась. Он оставил “непонимающую его” жену и обратился к понимающему аналитику.

Теперь он живет с женщиной его возраста, которая тоже сделала успешную карьеру, она не подавляет его гордость. Они вместе в течение трех лет, с того момента, как ему исполнилось сорок три года, и уже преодолели страх перед переходом к середине жизни. Она знает его плохие привычки. Как только он начинает раздражаться или повышает голос, она просто улыбается и спрашивает: “Ты что сегодня шумишь?”

“И еще, — комментатор внезапно останавливается, раздумывая, стоит ли продолжать, — это, конечно, очень личное, но почему бы не сказать об этом? Ты занимаешься любовью и вдруг устал, потерял интерес, и тогда говоришь: "Почему бы нам не пойти спать?" — и не думаешь о том, что ты только что совершил ужасное преступление!”

Мы с художником зааплодировали.

“Но если бы люди на улице, наблюдающие за нами, знали об этом, что бы они подумали?” — спрашивает он.

“А они этого не видели. Интимные отношения — это не телевизионная передача”, — напомнила я ему.

Было приятно видеть мужчину, который так возбужден и хочет найти подход к своим подавляемым чувствам. Установившаяся система жизни и близкая женщина, кажется, расширили его способность воспринимать чувства. Беспорядок остался позади.

Сразу после того, как я опубликовала интервью с телекомментатором, мне позвонила его бывшая жена. Она хотела встретиться со мной и рассказать свою часть истории.

“Это была моя маленькая месть, когда он оставил меня, — начала она, сняв пальто. — Я переделала свою норку”. Это симпатичная женщина с великолепной фигурой и веселым, несколько морщинистым и красным от косметики лицом. Она говорит, как в наркотическом опьянении, описывая одну из самых ярких выходок мужа. Затем ее глаза широко открываются и загораются, как прожекторы. Она обладает чувством юмора и оживляется, рассказывая о прошлом.

Я спросила, как сейчас обстоят ее дела. Она не стала рассказывать, как жила эти четыре года после ухода мужа, но описала последний ужасный год их совместной жизни. Тогда время для нее остановилось. Она застряла в том времени и все еще продолжает ставить себе препятствия на пути к развитию индивидуальности. Многие из них вполне реальны: четверо детей и апатия, наступившая после того, как она была оставлена мужем. Однако то, как она рассматривает эти явления, мешает ей сделать поворот от ее нынешней роли к какой-нибудь другой и убежать из “тюрьмы”, в которую, как она думает, превратилась через двадцать лет ее глупая мечта о жизни в пригороде. “Наш брачный союз действовал всего один час в неделю, когда мы обсуждали хозяйственные дела”.

Все было не так, как должно было быть. Она вспомнила свой скучный маленький промышленный город, где работала в телефонной компании, и увлечение “высоким, стройным и красивым” смутьяном, который собирался поступить в университет. “Я сделала все, чтобы он обратил на меня внимание. Я мечтала переехать в Нью-Йорк и сделать карьеру. Это казалось невозможным. Мой отец работал на заводе. Мы были бедны”.

Когда ей шел восемнадцатый год, на автобусной остановке она встретила его. Когда они достигли двадцатилетнего возраста с его стандартными иллюзиями, у них уже выработался типичный стереотип поведения: он делал деньги, а она заботилась о нем, оставив свою мечту стать деловой женщиной.

“Он поразил меня своими амбициями, это был человек, который добивался всего, а я только могла быть ему поддержкой. Я была редактором в университетской газете и всегда хотела заниматься журналистикой. Одно время мне даже стало казаться, что все получится. Он мечтал быть похожим на Эдварда Марроу и также стать миллионером в сорок лет. До свадьбы у нас с ним были романтические отношения. Но как только я стала хозяйкой в его доме, он начал видеть во мне мать. А его мать во всем ему противоречила”.

Она была абсолютно права в этом. Я уже слышала это из уст самого комментатора, который только недавно увидел камень преткновения в их отношениях.

“Террор начинается с матери, — сказал он. — Я боюсь, когда на меня давят. Мать любит вас, но она и давит на вас. Она не дает вам упасть и ушибиться. Я вижу женщину в образе матери. Она всегда интересуется, где и с кем вы были, почему сделали то-то и то-то. В вас закрадывается страх почувствовать себя плохим мальчиком. Вы боитесь, что ваша женщина заставит вас чувствовать то же самое, как будто вам не удалось сделать ее полностью счастливой”.

Мысленно приписав жене черты матери, мужчина таким образом создал удобного козла отпущения, которого мог обвинить во всех своих страхах и ограничениях. Отговорка типа “она не позволила мне” (появившаяся, когда мать объясняла ему. почему он не может стать профессиональным игроком в бейсбол) была автоматически перенесена на жену. Она не мешала ему стать телезвездой. Она никогда не интересовалась его деятельностью. Когда же она попыталась это сделать, то была тут же остановлена.

“Куда это ты собралась?” — спросил он, увидев ее в своей машине.

“Я думала, что поеду сегодня с тобой и посмотрю, как ты играешь в гольф”.

“Но там не будет никого из жен”.

“А я бы хотела пойти”.

“А ты не хочешь сидеть у меня на коленях перед каждой передачей?”

Как и многие из нас, этот мужчина стал просто мастером по использованию любых отговорок, чтобы не подпускать ее к себе. Он все время твердил жене, что был “плохим мальчиком”, и это позволяло ему легко удерживать ее на дистанции, как мать.

“Я ущипнул эту девушку в библиотеке”, — начинал он.

“О чем ты говоришь?”

“О, ты знаешь, все парни делают это. Это мелочь”.

“Если это мелочь, то почему ты тратишь на это так много времени?” Ее злость, ослабленная чувством зависимости, легко проходила. А его признание помогало ему снова почувствовать себя “хорошим мальчиком”.

Но он не мог проявлять нежность по отношению к жене. “Я не осознавал, что просто уклонялся и увертывался, — рассказывал он мне. — Глубоко в душе я чувствую любовь и нежность, однако мужчины почти никогда не проявляют эти чувства по отношению к своим женам из опасения, что те их подавят”. Этого риска легко можно избежать, проявив чувство взаимопонимания вне ближайшего круга, например, с чужой женой где-нибудь в номере отеля.

Его жена вспоминает: “Казалось, что он говорит: "Вот тебе моя совесть. Тебе решать, заботиться о ней или нет, пока я буду бездельничать"”.

Между мужем и женой строится целая цепь таких секретных посылок: “Моя жена очень общительна. Пусть она заботится о нашей светской жизни” или: “Я творческая личность. Слава Богу, что я женат на органайзере”. В большинстве случаев человек передает другому то, чем ему или ей не хочется заниматься, и это может быть прекрасно. Процесс становится деструктивным, если один партнер передает другому необходимые функции своего “я”. Взяв на себя ответственность за свою совесть, комментатор должен был бы отказаться от флирта, с помощью которого дистанцировался от интимных взаимоотношений. Предоставив жене останавливать (или не останавливать) его, он мог продолжать оставаться проказником-мальчишкой, доставляя себе удовольствие. При этом он, естественно, не рассказывал жене, что стал встречаться с другими женщинами.

Для сохранения дистанции со своей госпожой он использовал другой механизм. Он стал придираться к мелочам: “Я начал ухаживать за милой австралийской девушкой, прекрасным человеческим существом, — объяснял он. — Икры ее ног были чуть-чуть тяжеловаты. Целый год меня это не раздражало, однако потом ее икры стали казаться мне все толще и толще. Через некоторое время я видел уже только их. У другой женщины раздражающим фактором могла стать прическа или манера одеваться. Полгода или даже год я болтался по миру как недоносок, пока не понял, что это не для меня. Я превратился в безжизненного, сухого, холодного человека. Подсознательно я наделял женщину качествами своей матери или сестры, и это затем отталкивало меня. Все, что она ни делала, было плохо. Я просто искал причину, чтобы уйти от нее”.

Дома, конечно, его жена всегда все смягчала. Он вечно искал, к чему придраться. Ее юбки были слишком короткими, а груди — слишком большими. Она была недостаточно соблазнительна дома. Или очень энергично выражала восторг в момент оргазма, что снижало его потенцию. Он отказывался от контрацептивов из-за ее “спонтанности”. Затем он грозил уйти от нее, если она не позаботится о последствиях. Так продолжалось до ее второго аборта в возрасте тридцати двух лет.

“Думаю, я тогда уже знала, что все начинает разваливаться”, — говорит эта женщина сегодня. Она оставалась в переходе к тридцатилетнему возрасту и думала, что муж обеспечивает eй безопасность. Желая расширить круг своих возможностей, она научилась водить машину и устроилась работать в банк. Поняв, что может добиться успеха в учебе и легко заводит друзей, она обрела уверенность в себе. Так они продвигались по жизни.

“Почувствовав себя комфортно, я начала верить, что жизнь принесет мне удовлетворение”, — говорит она.

В тридцать лет, когда хочется осесть и заняться хозяйством. она настояла на том, чтобы он приобрел домик в пригороде, который закрепил бы ее чувство безопасности.

“Работа все больше и больше отрывала его от дома, поэтому мы с ним сталкивались нечасто. Наши отношения успокоились. Немножко повзрослев, я осознала преимущество стабильного финансового положения. Я играла в теннис на закрытом корте и завтракала с друзьями, расплачиваясь за завтрак. Пропасть между мной и мужем увеличилась, когда он приблизился к сорокалетнему возрасту. После двух лет страшных унижений я почувствовала, что наступает кризис. Он даже не брал меня за руку. Я говорила: "Боже мой, наша молодость проходит. Разве мы не можем поговорить? Разве мы не можем прикоснуться друг к другу? Что случилось? Ты что, убил кого-нибудь?"”

В сорок три года он признался, что причиной его отчуждения была любовная связь на стороне. Жена со слезами набросилась на него, исцарапала. На следующий день он ушел. Четверо детей тесно прижались к матери, как охрана. Уходя, он прокричал; “Я не могу вас выносить, дети. Вы — мусорная куча. Я ухожу от вас!”

Есть и другие пути вскрытия нарыва в супружеских отношениях, но поскольку взрослые учатся решать различные проблемы в основном так, как это делается в кино и телепередачах, то внешне спокойный уход из семьи кажется естественным. Однако в кино не показывают, что случается после такого ухода. В реальной жизни уход одного из партнеров вызывает чувство беспокойства и деградацию личности другого.

Каждый день он звонил ей и просил разрешения вернуться назад: “Я болен. Я разрываюсь на совещаниях. У меня страшное расстройство желудка”.

Она поставила условие, которое он должен выполнить, чтобы вернуться в семью. Она потребовала, чтобы он посетил психиатра. И стала ждать его прихода. Она придавала очень большое значение этой встрече. Думала, что он придет и начнет просить прощения, хвалить ее, по крайней мере, проявит уважение.

“Где почта? Что у нас есть поесть?” — были его первые слова.

Все случилось так, словно он никогда не уходил и кризиса в их отношениях не было. Больше того. За две недели одиночества она сделала поразительное открытие: муж вовсе не обеспечивал ее безопасности. Ничего не случилось с ней после его ухода. Разве что несколько глубже стало чувство эмоциональной опустошенности, но ведь оно было всегда.

“Он продолжал жить своей собственной жизнью. Мне же приходилось сидеть дома и воспитывать детей. Ничего не изменилось. Когда я поняла, как это ужасно, я заплакала. Но переживания помогли мне понять, какой жизнью мы живем. Я это реально почувствовала”.

В этом году он уходил из семьи пять раз.

Чувство комфортности пришло к ней не от расширения ее свободы (она прошла курсы агентов недвижимости, а затем ничего не делала), а от отчуждения своих переживаний. “Каждый раз после его очередного ухода мне становилось лучше в моей тюрьме”.

Они посетили консультанта по семейным отношениям. Однако ее мужу нужен был не этот специалист, а “адвокат”. Ему хотелось, чтобы “адвокат” представил его как жертву, а ее — как злодея. Все свои выступления он начинал с вопроса, обращенного к ней: “Почему ты не разрешила мне...” Все было бесполезно. Наконец он предложил жене провести так называемую “терапию”, и она ухватилась за это предложение, как за спасительную соломинку.

В ходе беседы специалист по семейной терапии сказал:

“Меня не перестает удивлять, как велико терпение некоторых женщин”.

Обновив мебель и покрасив жалюзи в своей “тюрьме”, она решила впервые устроить прием. Это он привык искать развлечения и контакты только в своей общественной жизни. Он никогда не хотел иметь таких друзей, которых принимают дома. Взрыв открытого неповиновения свидетельствовал о возросшем самосознании женщины: “Я стала чувствовать себя увереннее и прекратила быть пассивным, слабовольным человеком, каким была все эти годы. Мой муж уже не знал, что со мной делать”. К черту разрешение! Она организовала великолепный “стол”, пригласила полсотни гостей и с головой окунулась в празднование своего дня рождения. Ей исполнился сорок один год. Муж тоже присутствовал, подчинившись ее воле, но для него это было большой нагрузкой.

“Когда муж ушел, — ей нравилось повторять эту фразу, — я не знала, что он уже жил с другой женщиной”. Затем последовал рассказ о ее проблемах с деньгами, об автомобильной аварии у одной дочери, аборте у другой. Все это было связано с человеком, который ушел от них четыре года назад. “Телефонная компания периодически предупреждает нас об отключении телефона за неуплату. Мой адвокат звонит его адвокату, тот звонит ответчику. Вот такая у меня сейчас жизнь”.

Человек со стороны скажет: зачем тратить годы, вяло подбрасывая бомбы и разжигая войну, которая уже закончилась? Почему она не продолжает развиваться? Причина довольно типична: она будет рассматривать его как врага, которого можно обвинить во всех проблемах, до тех пор, пока не поймет, что ее враг находится внутри. Пока же она продолжает свою борьбу с фантомом злодея.

Я описала женщину, обеспечивающую заботу. Эту модель поведения выбирают женщины, которые не собираются претворять в жизнь свою мечту. Такая женщина становится вспомогательным звеном для карьеры мужа и средством для производства детей в обмен на финансовую поддержку. Многие женщины выбирают такую модель поведения, считают возможным позднее понимать ее в широком смысле и не допускают разрыва брачного союза. Женщине, которая заботится о других, удается преодолеть переход к середине жизни без кризиса личности. Она не управляет развитием своей личности и не хочет этого.

Если вдруг процесс проявления заботы прервался (а это обычно случается при переходе к середине жизни), то вы услышите вопль человека, который заботился о других, например, как это случилось с женой телекомментатора: “Я любила быть матерью. Я любила быть женой-домохозяйкой. Мне нужно было, чтобы меня любили. А я никогда не чувствовала, что меня любят”.

Инициативная женщина

Это только половина истории. Что же можно сказать о женщине после тридцати пяти лет, которая идет на риск и принимает утверждающую сторону своего “я”? Я беседовала с женщинами, которые использовали все свои способности, не реализованные до тех пор, пока они обеспечивали развитие карьеры мужа и воспитывали детей. Одни занялись живописью, литературой, фотографией, творческими занятиями любого рода. Вторые, внутренне перестроившись, вернулись к своей прежней профессии. Третьи использовали свои навыки в управлении семьей для работы в различных агентствах, или открыли собственное дело, или занялись продажей недвижимости, или подыскивали себе офис. По сравнению с увядающими орхидеями-женщинами, которые “удачно вышли замуж”, но оставались духовно спящими, эти бегонии, расцветшие вторично, выглядели более милыми, более таинственными, более возбуждающими, чем в расцвете молодости.

Такой женщиной является Миа. В последний раз я встречалась с ней, когда она отмела мысли о своей бесполезности. Я догадалась об этом, как только увидела ее. Мы были на званом приеме, связанном с организацией международного женского фестиваля искусств. Здесь было много жен богатых людей, которые пытались узнать, что они получат, если станут спонсорами. Миа была другой. Она была художником со своими собственными правами.

“Что нового?” — спросила я.

“О, все сразу. На этой неделе книга с моими фотографиями представляется прессе. В следующем месяце я устраиваю выставку своих работ, а модный фотожурнал посвятит половину своего издания моим работам. Это как в сказке”.

Миа пронеслась мимо меня, а я вспомнила о той истории, которая произошла несколько лет назад. Ей было тридцать пять лет, она делала одну попытку за другой, пытаясь избежать крушения собственной личности. После перехода к середине жизни она рискнула отбросить все, что, как ее учили, гарантирует ей безопасность и богатство. Она ушла от мужа, которого другие обожали, и выдержала годы отчуждения от детей. Недавно, как сказала Миа, она даже освободилась от своего наставника, который первый вложил ей в руки фотоаппарат. Обнаружив, что она более талантлива, он стал ругать ее.

“У меня есть любовник, который живет в другом конце страны, — говорила она. — Мы встретились на творческом семинаре. Он очень известный человек в нашей профессии и уважает мою работу. Я уже не претендую на что-то, не боюсь быть лучше или хуже. Он не отвлекает меня. Я не давлю на него. А когда мы вместе, то это похоже — ух! — на плавание нагишом в первый раз. Я снова нравлюсь своим детям. И меня не волнует, что моя грудь обвисла. Мне сорок один год, и я летаю. Иногда я замечаю, что смеюсь на улице!”

Причина для беспокойства была у нее в тридцать лет, но она сама обеспечила себе безопасность. Как и многие ее сверстницы, Миа запуталась в своей жизни и остановилась в развитии. Она не могла прорваться и развиваться в прогрессивном направлении, так как сначала ей нужно было сделать много подготовительных шагов. Последовал продолжительный нервный срыв.

Ей не было смысла торчать этим летом в Пуэрто-Рико с тремя детьми на руках в двухкомнатных апартаментах недалеко от пляжа, куда выходили сточные трубы Сан-Хуана. Ее муж находился в нескольких часах езды от города в лесном лагере. Это было похоже на него: добровольно находиться там, где он мог принести наибольшую пользу общине, — он был активистом-проповедником. Один раз в неделю преподобный отец навещал семью. Миа видела его только за обедом, остаток времени он проводил на пляже и в воде, совершенствуя свое тело.

Августовская жара была невыносимой. На ковре размножались тараканы. Всю неделю она кричала на детей. А когда по воскресеньям приезжал муж, готова была швырять предметы в зеркало. Он проводил дома ночь. Однажды, когда он приехал, она не выдержала: “Если я еще раз наклонюсь к ребенку, то просто переломлюсь, — заплакала она. — Закинь его на крышу”. Ответа не последовало. “Ты не хочешь поговорить со мной. Пожалуйста, поговори со мной. Я боюсь. Я вот-вот сломаюсь”.

Ее просьбы не тронули преподобного отца. Только сейчас она поняла, что он был из тех людей, которые могут испытывать сострадание и жалость лишь к посторонним. Большинство студентов колледжа, которые были у него на лекциях, восхищались его философским умом, он знал ответ на все вопросы. Он мог успокоить родителей, чьи дети пытались совершить самоубийство, вдохновить молодежь на высокие дела, утешить умирающих. Но преподобный отец не испытывал никакой жалости к своим самым близким людям. Он не видел и не слышал, что происходит в семье. Его эмоции были скрыты под стальной броней.

Такие люди часто уходят в духовенство, политику, психиатрию или выбирают любой другой род занятий, который позволит им бесстрастно помогать другим с позиции гуру и одновременно защитить себя от опасности проявления взаимопонимания к самым близким людям.

Если бы Миа прислушались к своим инстинктам, она никогда не вышла бы замуж за преподобного. Но в двадцать два года нас привлекают не столько открытость и взаимопонимание, сколько власть. Властный голос был у ее отца, человека, который мог сделать то, чего не могла она. Отец Миа был известным музыкантом, он объездил столицы государств всего мира и оказывал влияние на всех, кто шел за ним. Его внутреннее “я” пожирало все. Ему было легко угодить: нужно было только сказать “да”.

Да, она хотела быть на сцене. В пять лет она стала обучаться танцам, а с одиннадцати уже занималась и помимо школы. Девочка хотела знать, что о ней говорили в школе. Она была одинока. Пройдя все проблемы полового созревания в одиночку, Миа долго догоняла сверстников.

Физиология не позволила девушке стать балериной, как этого хотел отец. Ее грудь набухла, бедра налились и ягодицы стали округлыми. Она вышла из периода полового созревания. Ее формы были хороши для занятий любовью, но не для сцены. В судьбу Миа были внесены коррективы. Она станет актрисой.

“Я также хотела угодить матери, — говорит она в сорок один год, — но поняла это только теперь. Мать говорила мне:

"Перестань кусать ногти. Никто не возьмет тебя замуж. Перестань читать книги, никто не возьмет тебя замуж"”.

В двадцать два года Миа воплотила свою мечту в жизнь и стала актрисой в театре на Бродвее. Однако актерская жизнь ей скоро надоела. В этот момент преподобный, с его Прустом и Достоевским, с его рассказами о муках на войне и бедности, с его друзьями-профессорами, вошел в ее жизнь. Но не только новизна ощущений пленила ее.

Однажды она услышала, как молодой человек говорил с ее отцом. Вместо того чтобы беспрекословно соглашаться с ним во всем, как это делали многие другие, он спокойно и аргументирование изложил свое мнение. Миа была очарована.

“Тогда я сказала себе: "Уважаемый, приятный, солидный, официально признанный человек, сильная личность — он спасет меня, он обеспечит мою безопасность. Он сделает, что я скажу, не то что мой отец". Правда, у меня было какое-то предчувствие, что наш брачный союз невозможен. Я не хотела его, но думала, что должна”.

В двадцать лет Миа пыталась подменить свое внутреннее “я”. Временная мечта для нее существовала только в голове ее отца, это показало замужество Миа. Она уговорила мужа завести ребенка. “Я была в отчаянии и хотела иметь детей, чтобы удостовериться в реальности своего существования”. Когда детей стало уже трое, она испугалась такой тяжелой ноши. Ей не хватало общения с другими людьми. Пытаясь расширить круг общения, Миа предложила мужу проводить его занятия дома. Это внесло некоторое оживление в ее жизнь. Дом наполнился студентами, было интересно. Но потом все расходились по домам, и Миа снова оставалась одна с детьми и проблемами.

Иногда она мягко начинала: “Мы должны кое о чем поговорить”.

В его глазах появлялась паника. Затем, словно получив инъекцию морфия, он внезапно засыпал мертвым сном.

“Разве мы не можем поспорить об этом?” — умоляла она.

“Ты такая большая, и это сводит тебя с ума”, — отговаривался он. Преподобного мог тронуть расизм, Вьетнам, положение женщины в Пакистане. Однако абсолютно не волновало, что рядом медленно увядает женщина, с которой он ночью спит бок о бок. Но если дать ей возможность высказать наболевшее, то может получиться так, что его внутренние чувства откроются. А этого он не хотел себе позволить.

“Через семь лет меня стало тянуть к другим людям, — вспоминает Миа. — Я была как опустошенный сосуд. Я ничего не могла ему дать. Я поддерживала полтора десятка его учениц, но для меня они все были женщинами, которые отнимали у моего мужа время, энергию, страсть, волю. Мне ничего не оставалось”.

Давайте рассмотрим, что такое расширение. Это универсальное стремление реализовать свой внутренний потенциал, которое присуще человеку при переходе к тридцатилетнему возрасту. Эта внутренняя потребность должна быть преобразована в активную деятельность, но возможен и успокоительный регрессивный шаг к более раннему этапу развития. На одном из путей конфронтация с “внутренним сторожем” может быть отодвинута на какой-то срок. Миа попробовала все пути и способы.

Не дожидаясь в Пуэрто-Рико, пока все лопнет, Миа быстро собрала вещи и вернулась домой. Она объяснила свой отъезд необходимостью делать записи для слепых и готовить речи для выступления перед Корпусом мира. С детьми она вела себя очень деспотично. “Я должна быть чем-то занята — это важнее всего.

Когда он вернется в ноябре, то увидит, что я сделала последнюю попытку не разрушить то, что есть, и мы начнем все заново”.

Мнение о том, что наши личности могут быть изменены по команде, относится к двадцатилетнему возрасту. Миа была уже слишком взрослой, чтобы верить в такие иллюзии. Накануне Нового года она пережила короткую вялую любовную связь с одним из товарищей преподобного мужа. Его статус был таким же, как ее. Они любили одного и того же мужчину и с обидой довольствовались кусочками его личной жизни, в то время как преподобный набирался профессионализма. Они тайно встречались в автомобиле, представляя, что это их романтическое увлечение. В жизни Миа не было секса, а ее тело требовало любви для получения наслаждения.

Порой она думала, что лучше бы ей было стать плохой плоскогрудой танцовщицей.

За день до пасхи, в конце поста, когда в доме все смолкло, преподобный священник позвал ее в спальню наверх. Так он говорил с ней впервые.

“Я понял, что жизнь устраивает тебя лишь тогда, когда в ней присутствует секс, — сказал он. — Я знаю обо всем, однако не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой. У меня тоже была любовная связь в Пуэрто-Рико”.

Он не просил у жены оправдания. Она также не чувствовала себя виноватой.

“Я не могла уйти от него из-за детей, — объясняет Миа. — Они были слишком малы. Однако я чувствовала, что это просто дело времени”.

На протяжении этого перехода поведение Миа превратилось из регрессивного в самодеградирующее. Она ходила по магазинам, разглядывая витрины. Каждый день эту женщину с отличной фигурой можно было увидеть гуляющей в городе. Ее лицо ничего не выражало. Она рассматривала витрины магазинов, словно девочка-подросток, которая поставила себе цель найти подходящие туфли. Тележку она привычно тащила за собой. Она забывала, что дети ждут ее в школе. По вечерам, одурманив себя изрядным количеством спиртного, она готова была лечь в постель с любым студентом факультета. Такие неожиданные встречи проходили одинаково: быстро, сухо, анонимно. Если бы она хотела узнать фамилию последнего мужчины, с которым ложилась в постель, ей достаточно было бы заглянуть в адресную книгу факультета.

“Я умирала. Но в тридцать один год я внезапно влюбилась. Влюбилась по уши. И поняла, что я упустила. Ситуация была совершенно нереальной. Мальчику оказалось девятнадцать лет. Но он понимал меня, как никто другой, включая и мою мать. Он видел мои слабости. Он умел обращаться с моим чувством вины. Пока муж наверху писал очередную проповедь, я по семь часов подряд пила со студентом чай и беседовала на кухне. Внезапно я прозрела и смогла понять свое состояние. Мои отношения с детьми наладились, потому что я получала энергию от другого человека. Три года я вела двойную жизнь”.

Это было возвращением к юношеской любви, которая большей частью состоит из разговоров и которую она не испытала в молодости. В этом исследовательском, нарцистическом союзе один на один, не связанном брачными обязательствами, Миа смогла начать идентификацию своей личности через обратную связь с другим.

Тридцать пять лет стали для нее водоразделом. В ее жизнь вошло абсолютно новое чувство — желание самовыражения. Артистическое средство. Избрать независимый путь к достижениям, мастерству, к обретению уверенности в своих силах и к признанию других людей. Привыкшая реализовывать себя в мужчинах и детях, она говорит о новом предмете любви теми же словами, которыми описывала бы любовника:

“Я соблазнилась фотографией”.

Для таких ассоциаций были причины. Мужчина вложил камеру ей в руки и показал, как ею нужно пользоваться, он стал ее наставником и также любовником.

Результаты всех исследований свидетельствуют о том, что наличие такой фигуры (или ее отсутствие) оказывает огромное влияние на развитие личности. Для мужчины в двадцатилетнем возрасте — это наставник, который смотрит на него как на молодого взрослого человека, а не как на юношу или сына, поддерживает его мечты и помогает ему их осуществить. Он не является родителем, а служит средством для карьеры, моделью. Он также принимает критику от молодого человека, помогая ему преодолеть полярность отношений отец—сын. Левинсон считал, что отсутствие наставников является серьезным препятствием для развития личности. Для развития личности женщин имеется и другое препятствие, оно, как правило, не относится к мужчинам. Для мужчин наставник и любимый человек (другая ключевая фигура) — обычно два разных лица.

У женщин наставников значительно меньше. Действительно, когда я спрашивала женщин о наставниках, большинство из них вообще не понимало, о чем я говорю. И если мужчина проявляет интерес к руководству молодой женщиной и готов предложить ей совет, то за этим, как правило, скрывается сексуальный интерес. На этом основаны различные союзы: продюсер и кинозвезда, профессор и студентка университета, доктор и медсестра, режиссер и актриса и т. д. Поразительно в этом то, что отношения между наставником и ученицей завязаны на сексуальной основе. Наставник часто опасается: что случится, если она обретет уверенность в себе и пойдет дальше без него? Он может держать палец на пульте управления, критикуя ее работу или отказывая ей в эмоциональной поддержке. Женщина может переживать трудное время, находясь в поисках равновесия, так как ее профессиональные, эмоциональные и сексуальные чувства подпитываются от одного и того же человека. И, вероятно, этот человек будет играть роль отца, помогающего ей развиваться.

С другой стороны, женщина, которая стремится сделать карьеру и у которой не было наставника, ощущает нехватку чувства поклонения и эмоциональной зависимости, даже если она и не знает, как это назвать. Почти 80% профессий, связанных с принятием решений и оценкой, осваиваются только с помощью системы наставничества.

Изучая биографии разных женщин, я поняла, что почти все из них, кто добился признания в карьере, были в той или иной степени воспитаны наставниками.

К такому же выводу пришла и Маргарет Хенниг в своей докторской диссертации в Гарвардском университете (1970), изучая двадцать пять высокообразованных женщин-руководителей. Все они в начале карьеры подчинялись начальнику-мужчине. Находясь под защитой наставника, они направляли свою энергию на дальнейший профессиональный рост. Наставник помогал этим женщинам поверить в свои способности и выступал в роли буфера между ними и другими членами компании, которые боялись способных женщин.

Промежуточный роман Миа с наставником и занятия фотографией привели к кризису развития личности, который продолжался у нее в течение следующих пяти лет, пока длился переход к середине жизни. Все началось с веселого обсуждения вопроса. Вот как описал это ее наставник.

“Я показал тебе простую алхимию света, серебра и определенных химикатов. Но ты должна найти свой путь в фотографии. Я хотел показать тебе то, что эта профессия дала мне. Я хотел, чтобы ты, истощенная и идущая в никуда, остановилась и обрела что-то реальное... Все это время, в течение нескольких лет, в тебе что-то развивалось. Внутреннее давление могло привести тебя к алкоголизму, самоубийству или, случайно, — к искусству”.

К счастью, фотография оказалась для Миа тем, что ей удавалось и что нравилось ее любовнику. Через год это занятие стало для нее средством к существованию. Она осознала: это было то, что помогало ей удержаться от эмоционального срыва. В любой другой сфере жизни она не могла функционировать. Она мучительно думала о детях: что с ними делать. “Есть ведь женщины, которые сохраняют идеальные брачные союзы и находят в себе силы, занимаясь домом и детьми, одновременно осваивать новую профессию, — твердила она себе; но затем, вздохнув, заметила: — Я к ним не отношусь”. В своем нынешнем состоянии она могла только причинить детям вред. В поисках выхода Миа приняла решение, которое многие из нас сочтут немыслимым. Она оставила детей своему мужу.

Она попыталась объяснить детям: “Вы знаете, сколько мы с отцом ссорились. Мы не должны кричать на вас, если сердиты друг на друга, это неправильно”. Младший сын, которому исполнилось девять лет, пожелал иметь такой же гардероб, как у старшей сестры. Она была любимицей. Если бы он повторил ее в одежде, это, по его мнению, могло убедить их мать остаться дома. В тот день, когда Миа уезжала из дома, они стояли и махали ей вслед.

Ее глаза горели, сердце учащенно билось — она ехала к свету, она была бродягой. В Манхэттене Миа сняла комнату и оборудовала в ней фотолабораторию. Затем она стала ходить на занятия и делать снимки. Больше она никуда не ходила и ни с кем не общалась.

“Мне нужно было найти заказы, и выполнить работу я должна была лучше, чем кто-либо другой. Это меня воодушевляло, но и беспокоило тоже”.

Вы слышите протестующие голоса? Это может быть голос двадцатипятилетнего молодого человека, который ищет свое место в мире взрослых, стремясь к карьере и подчиняя все ей.

Для Миа начались тяжелые дни, когда дети приехали в город навестить “сумасшедшую маму”. Она волновалась, простят ли дети ее уход из дома. Ее наставник не появлялся до тех пор, пока она все не уладила. “Мы были в таком странном необычном состоянии, когда удивляешься: почему дела обстоят так, а не как должно быть”, — вспоминает она.

Ее снимки становились все лучше, а вот отношения с любовником начали ухудшаться. Когда Миа занималась любимым делом, ее глаза загорались, в работе она обретала себя. Но в восприятии ее наставника это было предательством. Оригинальность ее представлений превзошли его ожидания. Он был хорош, а Миа оказалась одаренной.

“Как ты это делаешь? — писал он. — Я часто спрашивал тебя, зная, что это дурацкий вопрос. Просто кажется, что ты подстроилась к окружающему тебя миру... Это похоже на анализ японской поэмы в стиле "хайку" — это не всякий сможет”.

Они уже не могли устраивать вместе пикники, так как его раздражала ее способность находить замечательное в том, что ему казалось обычным. На приемах она опасалась, как бы кто-то не стал хвалить ее работу в пределах его слышимости. А когда они вернутся домой, он выйдет из себя от ярости, напьется и ударит по глазам, которые видели то, чего не мог увидеть он. Дело дошло до того, что они перестали вместе гулять по улице.

Рано или поздно любой ученик должен освободиться от абсолютной власти своего наставника, и тогда он (она) станет владельцем своей личности. Левинсон говорит о том, что для мужчины после сорока лет фигура наставника уже не может быть столь значимой. Деловые женщины, переросшие своих наставников, вероятно, смогут добиться положения в руководстве компании. Те же, кто остается по влиянием наставника, не обретают уверенность в собственных силах, не смогут сделать карьеру и, вероятно, превратятся в обузу для своих руководителей, которые в конце концов откажутся от них.

Сдерживать свой рост, подчиняясь наставнику, было мучением для Миа, ведь она уже подошла к тому этапу развития личности в середине жизни, когда должна была стать независимой от него. Она не могла сразу разорвать отношения с этим человеком, так как еще не осмеливалась бороться со своим “внутренним диктатором”. Только когда ей исполнилось сорок лет, она смогла сказать “нет” своему “наставнику-отцу”.

Однажды вечером она ударила кулаком по обеденному столу и прокричала: “Ты что думаешь, что ты бог?”

“Да”, — ответил он. “Нет, ты не бог”, — просто сказала она и разрушила его магическую власть.

Сегодня другие женщины восхищаются тем, что сделала Миа: ее страстью, энергией, гордостью, сильной решительностью и правдой. Однако было бы ошибкой оставлять вас в надежде, что Миа нашла гармонию между любовью и работой.

Она обрела свою индивидуальность, пройдя через мучения, и это беспокоит мужчин. Даже таких людей, каким был профессор. Когда они встретились на творческом семинаре, Миа надеялась, что рядом с ней оказался мужчина, который будет свободно наслаждаться ее талантом. Сначала ее духовная сила привлекла его, однако затем он начал ее бояться и даже проявлять неприязнь. Сегодня он пытается подорвать уверенность Миа в своих силах, которую она обрела в процессе усердной работы. Чтобы снова обрести равновесие, он возвращается обратно к своим милым глупым девушкам-студенткам. “Они замирают, как только он входит в аудиторию”.

Недавно я встретилась с Миа за обедом. Она выглядела усталой, но довольной. Недавно вышла роскошная монография, посвященная ее работе, а ее видение искусства фотографии нашло общественное признание. Наступил ее триумф. Сейчас Миа занята подготовкой своей первой выставки.

Но на ее горизонте начали сгущаться тучи. В городе появился профессор. Умышленно проигнорировав события в жизни Миа, он позвонил ей и предложил принять участие в поездке. Она обиделась и разозлилась на него. Почему он вел себя таким образом?

“Он слишком много пьет, курит. Он мчится на машине по Лос-Анджелесу с желанием смерти в глазах”. Миа видела, что он дошел до пика своего саморазрушения, переживая кризис при переходе середины жизни. “Я смотрю на него через его работы. Он настоящий художник и в творчестве выражает свое отношение к жизни. Его последние работы жестоки и непристойны. Они бесчеловечны. А когда я говорю ему об этом, он паникует”.

Знаменитый профессор, как и преподобный, как и отец Миа, относятся к тому типу людей, которых общественный успех отрывает от земных человеческих чувств. Подчиненные такого человека постоянно говорят ему о том, что он бог. Они не требуют от него проявления эмоций. Они не причиняют ему боли и не вызывают у него чувства смущения. Очевидно, каждый, кто оказывается рядом, становится его подчиненным. Как только его начинает охватывать чувство депрессии, он возвращается к работе, а люди превозносят его, доя них он — корпоративный “гигант”, “Великий Могол” в кино, творческий “гений”. Чувство депрессии уходит, и он действительно начинает ощущать себя божеством, которое может иметь все, что пожелает. И все реже возникает у него желание возвращаться домой к жене, которая относится к нему как к обычному человеку.

Профессор женится. Ему сорок три года. В этот период каждый человек сталкивается с трудными вопросами, которые должен решить, чтобы обрести уверенность в себе. Получив сомнительный статус божества, он никак не может успокоиться из-за того, что Миа обрела независимость. Он звонит ей в пять утра как бы для того, чтобы поставить на место своего подчиненного.

“Это я”.

“Я знаю, что дальше?”

Она пытается сохранить спокойствие, но ее охватывает чувство страха. Инстинкт говорит ей: в том, что профессор привлек ее как художник и сексуальный партнер, скрывается опасность, связанная с ее слабостями.

“Для меня быть с ним равносильно самоубийству. Я не хочу, чтобы это случилось”.

Хотя Миа до сих пор не нашла идеального партнера (который был бы равен ей по уровню развития личности и не сдерживал бы ее дальнейший рост), она все же обрела себя. Сейчас она привыкла доверять инстинктам, сохраняя свое “я”.

“Мне пришлось потратить много времени и психической энергии, прежде чем я достигла профессионального успеха и душевного равновесия. Я никому не позволю подорвать это состояние. Жизнь так коротка. Какое-то время я буду одна — что ж, в жизни есть вещи и похуже”.

Такая перспектива обретения уверенности в себе может показаться немыслимой двадцатипятилетнему молодому человеку, который верит, что жизнь будет продолжаться всегда, и самое плохое в ней — не быть любимым. Но с годами взгляды меняются.

Жизнь коротка. Время течет быстро. Каждый из нас путешествует в одиночку. Никто, кроме нас самих, не сможет уберечь нас. Кроме того, есть часть нашей личности, которую мы не можем изменить или игнорировать, даже если ценой за это будут разделение и потеря. Мы же должны найти единство в нас самих.