ЦАРСТВО ДУХА И ЦАРСТВО КЕСАРЯ
1-е издание: Царство духа и царство кесаря. Париж:
YMCA-Press, 1949. 167 стр.
Воспроизводится по изданию:Н.Бердяев. Царство Духа и Царство
Кесаря. М.: Республика, 1995. С. 288-356. Номера
страниц по этому изданию в прямых скобках, номер страницы предшествует
тексту на ней.
К оглавлению
Глава XI.
ТРАГЕДИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ И УТОПИЯ.
СФЕРА МИСТИКИ
Более интеллектуальные марксисты говорят, что они преодолеют и
уничтожат трагизм человеческого существования, и сделают это без
всякого мифа, как делало это христианство. Это, кажется, самая большая
претензия марксизма. Марксисты напрасно думают, что они могут обойтись
без мифа, они проникнуты мифами, как это уже было сказано. Марксизм
не есть социальная утопия, возможен опыт реализации марксизма в
социальной жизни. Но марксизм – духовная утопия, утопия совершенной
рационализации всей человеческой жизни. Он есть духовная утопия,
претендующая ответить на все запросы человеческой души именно потому,
что он претендует победить трагизм человеческой жизни. Только потому,
что человек отчужден от самого себя и выброшен вовне, может явиться
претензия победить трагизм человеческого существования внешней социальной
организацией жизни. Наиболее жалка и низка претензия победить трагизм
смерти – главный трагизм человеческого существования. Это достигают
через потерю памяти смертной, через окончательное погружение человека
в жизнь коллектива вплоть до уничтожения личного сознания. В действительности
верно обратное тому, что говорят марксисты и на что они рассчитывают.
Более справедливый и более усовершенствованный социальный строй
сделает человеческую жизнь более трагической, не внешне, а внутренне
трагической. В прошлом были трагические конфликты, которые зависели
от бедности и необеспеченности жизни, от предрассудков сословий
и классов, //353//
от несправедливого и унизительного социального строя, от отрицания
свободы. Эти трагические противоречия преодолимы. Трагические конфликты
Антигоны и Креона все-таки связаны с социальным строем и социальными
предрассудками, так же как и трагическое положение Ромео и Жюльеты,
драма Тристана и Изольды. Можно даже было бы сказать, что чистый
внутренний трагизм человеческой жизни не был еще выявлен, т.к. в
трагизме прошлого слишком большую роль играли конфликты, порожденные
социальным строем и связанными с этим строем предрассудками.
Если любящий не может соединиться со своей любимой, потому что они
принадлежат к разным сословиям или слишком велико различие в их
материальном положении и родители ставят непреодолимые препятствия,
то это может быть очень трагично, но это не есть выявление внутреннего
трагизма человеческой жизни в чистом виде. Чистый внутренний трагизм
является в том случае, когда обнаруживается безысходный трагизм
любви, коренящийся в самой природе любви, независимо от социальной
среды, в которой людям приходится жить. Внешние источники трагических
конфликтов могут быть устранены социальным строем, более справедливым
и свободным, преодолением предрассудков прошлого. Но тогда-то, именно
тогда человек будет поставлен перед чистым трагизмом жизни. При
социалистическом строе трагизм жизни очень увеличится. Социальная
борьба, отвлекающая человека от размышления над своей судьбой и
смыслом своего существования, уляжется, и человек будет поставлен
перед трагизмом смерти, трагизмом любви, трагизмом конечности всего
в этом мире. Весь трагизм жизни происходит от столкновения конечного
и бесконечного, временного и вечного, от несоответствия между человеком
как духовным существом и человеком как природным существом, живущим
в природном мире. Никакой усовершенствованный социальный строй не
может этому помочь, наоборот, он выявляет столкновение и несоответствие
в более чистом виде. И самый большой, самый предельный трагизм есть
трагизм в отношении человека к Богу. Оптимистическая, бестрагичная
теория прогресса, которую разделяют и марксисты, представляет собой
безысходную в ее предельном противоречии трагедию смертоносного
времени, превращающую людей в средство для грядущего. Разрешена
она могла бы быть лишь в христианской вере в воскресение.
Утопии играют огромную роль в истории. Их не следует
отожествлять с утопическими романами. Утопии могут быть движущей
силой и могут оказаться более реальными, чем более разумные и умеренные
направления. Большевизм считали утопией, но он оказался реальнее,
чем капиталистическая и либеральная демократия. Обыкновенно утопией
называют неосуществимое. Это ошибочно. Утопии могут осуществляться
и даже в большинстве случаев осуществлялись. Об утопиях судили по
изображению совершенного строя Томасом Мором, Кампанеллой, Кабэ
и др., по фантазиям Фурье. Но утопии глубоко присущи человеческой
природе, она не может даже обойтись без них. Человек, раненный злом
окружающего мира, имеет потребность вообразить, вызвать образ совершенного,
гармонического строя общественной жизни. Прудон, с одной стороны,
Маркс, с другой стороны, должны быть признаны в той же мере утопистами,
как Сен-Симон и Фурье. Утопистом был и Ж.-Ж.Руссо. Утопии всегда
осуществлялись в извращенном виде. Большевики – утописты, они одержимы
идеей совершенного гармонического строя. Но они также реалисты,
и в качестве реалистов они //353//
в извращенной форме осуществляют свою утопию. Утопии осуществимы,
но под обязательным условием их искажения. Но от искаженной утопии
всегда остается и что-нибудь положительное. Но в чем заключается
существенное свойство утопии, в чем ее противоречивость и что в
утопии недостаточно принимают во внимание? Думаю, что совсем не
неосуществимость и видение грядущей гармонии является главным бесспорным
свойством утопии. Человек живет в раздробленном мире и мечтает о
мире целостном. Целостность есть главный признак утопии. Утопия
должна преодолеть раздробленность, осуществить целостность. Утопия
всегда тоталитарна, и тоталитаризм всегда утопичен в условиях нашего
мира. С этим связан самый главный вопрос – вопрос свободы. В сущности
утопия всегда враждебна свободе. Утопии Томаса Мора, Кампанеллы,
Кабэ и др. не оставляют никакого места для свободы. Парадоксально
можно было бы сказать, что свобода, свободная жизнь оказывается
самой неосуществимой утопией. Свобода предполагает, что жизнь не
окончательно регулирована и рационализирована, что в ней есть зло,
которое должно быть побеждено свободным усилием духа. С этими свободными
усилиями социальные утопии не считаются, совершенство и гармония
осуществляется не через свободу. Мы встречаемся тут с парадоксом
исторического движения. В истории действуют иррациональные силы,
с которыми мало считаются сторонники разумной политики. Но как раз
иррациональные, стихийные силы могут принять формы крайней рационализации.
Таковы свойства революции. Революция всегда лишь результат взрыва
иррациональных сил. И вместе с тем революция всегда стоит под знаком
рациональных идей, тоталитарной рациональной доктрины. То, что называется
безумием революции, есть рациональное безумие. Миф революции, которым
она движется, есть обыкновенно рациональный миф, он связан с верой
в торжество социального разума, с рациональной утопией. Эта движущая
сила рационального мифа огромна. Как уже было сказано, революция
двойственна по своей природе и двойствен революционный миф.
Про революции одинаково нужно сказать, что они
осуществимы и неосуществимы. Они настолько осуществимы, что их почти
невозможно остановить. И они неосуществимы потому, что в них никогда
не реализуется то, к чему стремилось первое поколение делавших ее
революционеров. Так всегда происходит. Это не значит, что революции
происходят в пустоте и есть лишь кипение страстей. Революция – огромный
опыт в жизни народов, и она оставляет неизгладимые социальные последствия.
Но это совсем не то, о чем мечтали. Революция, удавшаяся революция,
есть всегда неудача, как неудачей надо признать все религиозные
революции истории, может быть, более всего христианство. Поэтому
революция должна вызывать двойственное к ней отношение. Ей нельзя
поклоняться, как богине. Социальная утопия всегда заключает в себе
ложь, и вместе с тем человек в своей исторической судьбе не может
обойтись без социальных утопий, они являются движущей силой. Революционный
миф всегда заключает в себе бессознательный обман, и вместе с тем
без революционного мифа нельзя делать революций. Поэтому история
заключает в себе непреодолимый трагизм. В чем заключается ошибка
социальных утопий? Почему их осуществление – а осуществление их
возможно – совсем не есть осуществление того, к чему стремились
и за что боролись, принося страшные жертвы? Социальная утопия Маркса
не менее, чем Фурье, заключает в себе идею совершенного, гармонического
состояния общества, т.е. веру в то, что таким может быть царство
Кесаря. Но это и есть коренная ошибка. Совершенным и гармоничным
может быть лишь царство Божие, царство //355//
Духа и не может быть царство Кесаря; мыслить его можно лишь эсхатологически.
Совершенный и гармоничный строй в царстве Духа вместе с тем будет
царством свободы. Совершенный же и гармонический строй в царстве
Кесаря будет всегда истреблением свободы, что и значит, что он не
может быть осуществлен в пределах этого мира. Необходимо понять
с этой точки зрения социализм. Социализм есть социальная утопия,
и он опирается на мессианский миф. В этом смысле он никогда не будет
осуществлен в пределах этого мира, в царстве Кесаря. Но с другой
стороны, социализм есть суровая и прозаическая реальность, есть
необходимость в известный час истории. В этом смысле социализм,
вне утопии и мифа, есть очень элементарная и маленькая вещь – устранение
безобразной эксплуатации и непереносимых классовых неравенств. Поэтому
можно сказать, что мир вступает в социальную эпоху. Это должны признать
и те, которые не верят в утопию и миф, столь необходимые для борьбы.
Социалистическое общество, которое в результате образуется, не будет
ни совершенным, ни гармоничным, ни лишенным противоречий. Трагизм
человеческой жизни в нем еще возрастет, но станет более внутренним,
углубленным. Явятся новые противоречия, совсем иные. Борьба будет
продолжаться, но примет иное направление. Именно тогда начнется
главная борьба за свободу и за индивидуальность. Царство мещанства
окрепнет, и его блага получат всеобщее распространение. И предстоит
напряженная духовная борьба против царства мещанства. Борьба за
большую социальную справедливость должна происходить независимо
от того, во что выльется царство Кесаря, которое не может не быть
мещанским царством и не может не ограничивать свободы духа. Окончательная
победа царства Духа, которая ни в чем не может быть отрицанием справедливости,
предполагает изменение структуры человеческого сознания, т.е. преодоление
мира объективации, т.е. может мыслиться лишь эсхатологически. Но
борьба против власти объективации, т.е. власти Кесаря, происходит
в пределах царства объективаций, от которого человек не может просто
отвернуться и уйти. Мы подходим к последней сфере мистики, которой
я хочу посвятить специальную книгу. В мире создается ложная форма
мистики, которую нужно разоблачить. Наряду с этим существуют старые
формы мистики, и пока еще немногие обращены к новой форме мистики,
мистики грядущего.
Существует много типов мистики. Слово это можно
употреблять в более широком и более узком смысле. Во Франции сейчас
слово «мистика» употребляется в столь широком смысле, что оно теряет
свой старый смысл. Это походит на употребление слова «революция».
Но во всяком случае сфера мистики означает сферу предельную, выходящую
за границы объективного, объективированного мира. В прошлом существовало
много типов мистики. Христианство, употреблявшее это слово в более
строгом смысле, называло мистикой лишь путь души, который вел к
соединению с Богом. Геррес, написавший в первой половине XIX в.
многотомное сочинение о Мистике , предлагает различать мистику божественную,
мистику натуральную и мистику дьявольскую. Я не предполагаю следовать
в этом за ним. Можно дать философское определение мистики, объединяющее
ее разнообразные формы. Мистикой можно называть духовный опыт, выходящий
за пределы противопоставления субъекта и объекта, т.е. не подпадающий
власти объективации. В этом существенная разница между мистикой
и религией. В религиях духовный опыт объективирован, социализирован
и организован. Предлагаемому определению мистики подпадает и лжемистика,
которая по //356//
сознанию людей не допускает существования Бога и Духа. Особенно
это надо сказать про мистику коллективизма, которая сейчас играет
большую роль. Но самое существенное в мистике коммунизма то, что
это мистика мессианского типа. Она выходит за пределы объективированного
мира, изучаемого наукой. Она покоится на коллективном опыте, в котором
нет противоположения субъекта и объекта. Это характерный тип ложной
мистики. Также ложной была старая мистика сакральной монархии, а
также более новая, но уже постаревшая мистика демократии якобинско-руссоистского
типа. Ложной является также натуралистическая, дионисического типа
мистика, которая преодолевает противоположение субъекта и объекта
не вверх, а вниз. Это мистика не сверхрациональная, а иррациональная,
не сверхсознательная, а бессознательная. В ней есть притяжение низшей
бездны. Ложь коллективизма, натурализма или социализма, в которых
исчезает личность и образ человека, может порождать разнообразные
формы мистики. Подлинная мистика духовна и означает духовный опыт,
в котором человек не подавлен объективацией.
Ортодоксальные теологические доктрины объективируют благодать и
рассматривают ее как силу, идущую сверху, извне. Но для мистики
благодать есть обнаружение из глубины, из первооснов божественного
начала в человеке. Объективированная благодать оставляет противоположение
субъекта и объекта. Мистический духовный опыт символизируется в
организованной религии. И очень важно понять этот символический
характер; это понимание ведет к духовному углублению. Экстаз, который
считают характерным для некоторых форм мистики, есть выход из разделения
на субъект и объект, есть приобщение не к общему и объективированному
миру, а к первореальности духовного мира. Экстаз есть всегда выход
за пределы того, что порабощает и подавляет, есть выход к свободе.
Мистический выход есть духовное состояние и духовный опыт. Мистика,
которая не есть углубленная духовность, есть лжемистика. Таковы
коллективные формы мистики, космические или социальные. В прошлом
можно установить три типа мистики: мистика индивидуального пути
души к Богу, это наиболее церковная форма; мистика гностическая,
которую не следует отожествлять с гностиками-еретиками первых веков,
эта мистика обращена не к индивидуальной только душе, но также к
жизни космической и божественной; мистика пророческая и мессианская
– это мистика сверхисторическая и эсхатологическая, предела конца.
Каждый из этих типов мистики имеет свои границы.
Мир через тьму идет к новой духовности и новой мистике. В ней не
может быть аскетического миросозерцания, отворачивания от множественности
и индивидуальности мира. В ней аскеза будет лишь методом и средством
очищения. Она будет обращена к миру и людям, но объективированный
мир она не будет считать подлинным миром. Она одновременно будет
более обращена к миру и более свободна от мира. Это процесс духовного
углубления. В новой мистике должен быть силен профетически-мессианский
элемент, и в ней должен раскрыться подлинный гнозис, который не
будет заключать в себе космического прельщения старых гностиков.
И все мучительные противоречия и раздвоения найдут себе разрешение
в новой мистике, которая глубже религии и должна объединить религии.
Это вместе с тем будет победа над ложными формами социальной мистики,
победа царства Духа над царством Кесаря.
Примечания из издания 1995
См. главный труд Б.Констана «Курс конституционной политики» («Cours
de politique constitutionnelle». Paris, 1818 – 1820; посмертное
издание: vol. 1 – 2, 1836).
Рим. 13:1.
Речь идет о Л.Рагаце, авторе книги «От Христа к Марксу – от Маркса
к Христу» («Von Christus zu Marx – von Marx zu Christus», 1929).
Имеется в виду Дж. Бернхем, автор книги «Революция управляющих»
(«The managerial revolution», 1941); в ней он выдвинул идею о возникновении
нового класса организаторов (менеджеров), включающего в себя высших
инженеров, администраторов, управляющих, к которым перейдет господствующая
роль в обществе.
Мф. 22:21.
Здесь упоминастся М.Сервет, испанский мыслитель и врач, который
за критику некоторых христианских догматов был обвинен в ереси и
по указанию Ж.Кальвина, огличавшегося крайней религиозной нетерпимостью,
сожжен. Что касается Теодора де Беза, которого называет Бердяев,
то он был учеником Кальвина, его первым биографом и после его смерти
исполнял обязанности главы реформатской церкви в Швейцарии.
Из стихотворений А.С.Пушкина «Поэт и толпа» (1828); «Поэту» (1830);
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный» (1836).
Ин. 8:32.
Правильно: laissez faire, laissez passer - букв.: позволяйте делать
(кто что хочет). позволяйте идти (кто куда хочет) (разрешите въезд
и выезд) (фр.) – лозунг французских экономистов середины XVIII века,
требующих невмешательства государства в экономику.
Речь идет о наследии К.Маркса, посмертно изданных его произведениях
и конкретно об «Экономическо-философских рукописях 1844 года»; см.
об этом в примечании к «ОПЫТ ЭСХАТОЛОГИЧЕСКОЙ МЕТАФИЗИКИ; ЧАСТЬ
IV; Глава VIII; 3».
Имеется в виду докторская диссертация К.Маркса «Различие между
натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура», 1841.
Гилозоизм (от греч. hэlл – материя, вещество и zЂл жизнь) учение
о всеобщей одушевленности мира, отрицающее различие между живым
и неживым. Понятие это ввел английский философ XVII века, представитель
школы кембриджских платоников Р.Кедворт для характеристики прежде
всего взглядов древнегреческих натурфилософов.
По поводу представлений о духе как эпифеномене материи см. в примечании
к «ОПЫТ ЭСХАТОЛОГИЧЕСКОЙ МЕТАФИЗИКИ; ЧАСТЬ I; Глава I; 5».
Имеется в виду книга В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм.
Критические заметки об одной реакционной философии» (1909). О полемике
вокруг книги см.: Вопросы философии. 1991. № 12.
«...Мы всякого гения потушим в младенчестве» слова Петра Степановича
Верховенского в романе Ф.М.Достоевского «(Бесы» // Полн. собр. соч.:
В 30 т. Т.10. Л., 1974. С. 323.
Адам Кадмон (евр. «человек первоначальный») в мистике иудаизма
существовавший еще до начала времен духовный первообраз человека
и всего мира, абсолютное выражение человеческой сущности.
См. примечание к «О РАБСТВЕ И СВОБОДЕ ЧЕЛОВЕКА; Глава III; 2; а».
Быт. 3:19.
Gцrres J. Die Christliche Mystik. Bd. 1 – 4, 1836 – 1842.
|
