ФИЛОСОФИЯ НЕРАВЕНСТВА
ПИСЬМА К НЕДРУГАМ ПО СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ
Книга написана летом 1918 г., впервые оп. в
1923 г. Воспроизводится по изданию: Бердяев Н. Собрание сочинений.
Т. 4. Париж: YMCA-Press, 1990. Страницы этого издания указаны в
скобках и выделены линейками. Номер страницы предшествует тексту
на ней.
К содержанию
ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ
ОБ АНАРХИЗМЕ
Анархизм, как и социализм, есть одно из вековечных устремлений,
с давних времен проявлявшееся в человеческом обществе, и один из
пределов общественной мысли человека. Революционный пафос анархизма
иной, чем революционный пафос социализма. Существует внутреннее
противоборство этих двух революционных стихий, но и неуловимый переход
одной из этих стихий в другую. Если социализм доходит до небытия
в своей жажде равенства, то анархизм доходит до небытия в своей
жажде свободы. Предел социализма — пустое равенство. Предел анархизма
— пустая свобода. Если социализм верит в благостность принудительной
организации, то анархизм верит в благостность естественного автономизма
и аномизма человека. Анархизм верит, что из хаоса естественным путем
может родиться гармония. В анархизме больше веры в человека, чем
в социализме, хотя оснований для такой веры в нём нет никаких. Анархизм
отрицает значение закона для человеческой жизни, для общества, для
путей истории, отрицает всякий исторический иерархизм, всякое право
и всякое государство. Для последовательного анархического сознания
исторический процесс совершенно бессмыслен и человек должен сбросить
все окостеневшие наросты государственности
[498]
и культуры. Последовательный анархизм не признает никаких достижений
в долгом историческом пути человечества. Он хочет восстановить естественного
человека, свободного от всех связей, от всех воспоминаний истории.
Всё оказывается лишь стеснительным футляром для свободного по природе
своей человека, вся история — лишь цепи, сковывавшие человека. Никакой
внутренней закономерности социального процесса анархизм не признает.
Человек может и должен совершенно освободить себя в любой момент
истории, при каком угодно социальном строе. Но революционный анархизм
впитывает в себя элементы классового социализма. Лишь в редких случаях,
когда анархизм является в идеалистических формах, он представительствует
человека, человеческую личность независимо от её социального положения.
В большинстве же случаев анархизм представительствует те же «пролетарские»
классы общества, что и социализм, и даже признает себя идеологией
lumpen-пролетариата, пятого сословия. Вы, анархисты, любите декламировать
о свободе человека, о личности, но вы дышите той же классовой ненавистью,
что и социалисты, вы также не можете возвыситься над классовой точкой
зрения. И это — внутреннее противоречие анархизма, в этом чувствуется
его несвобода, его зависимость от социализма самого низшего пошиба.
В душевной основе анархизма лежит революционное бунтующее чувство
обиды, жизненной неудачи, злопамятства против тех ценностей и благ,
которые не дались и которые чувствуются чужими. Идеология анархизма
близка черни, босякам, выброшенным за борт социальной иерархии.
Анархическая страсть к разрушению рождается из чувства ненависти
и мести. Анархист в человеческом обществе, в человеческой культуре
ничего не чувствует своим, близким, своей собственностью, всё представляется
ему
[499]
чужим, давящим и ненавистным. Государство для анархиста — не его
государство, а чуждое, давящее и ненавистное. И что признает анархист
своей собственностью? Ничто. Он не имеет не только материальной
собственности (иногда он может и иметь её), но, прежде всего, не
имеет духовной собственности, он чувствует себя обездоленным и от
этого накопляет разрушительную злобу в сердце своем. Макс Штирнер,
самый крайний и интересный из философов анархизма, написал книгу
«Единственный и его собственность». Всё, весь мир признает Макс
Штирнер собственностью «единственного». Но это страшный самообман.
В действительности, он ограбил «единственного», он лишил его всякой
собственности. «Единственный» — духовный пролетарий, у него нет
ничего своего, все духовные реальности и духовные ценности — не
его, чужие и потому ненавистны ему. «Единственный» живет в пустыне,
в страшной духовной пустыне. Он не только на «ничто» строит своё
дело, но и «ничто» есть содержание его жизни, цель жизни. И все
вы, революционные анархисты, такие же духовные пролетарии, как «единственный»
Штирнера, такие же убогие, такие же пустые, такие же оторванные
и отрезанные от всех источников духовной жизни и духовных богатств.
Анархизм есть атомизм, распадение всех общественных целостей на
самоутверждающиеся атомы, на индивидуумы, начинающие с себя всю
историю, отрицающие все высшие реальности. Торжество анархии было
бы распадением всей иерархии реальностей, органически между собою
связанных, разрушением всего строя космоса, восстанием хаоса против
космоса. В этом восстании хаоса, прежде всего, подвергаются сомнению
все космические реальности, реальности Божьего мира, рожденного
в свете. В хаотическую тьму погружаются они, и эта хаотическая тьма
признается единственной
[500]
реальностью. Хаос расковывается, и самоутверждающиеся атомы из
себя мнят воссоздать новый мир. Вот что шевелится под анархическими
учениями, столь иногда идиллическими и прекраснодушными. С философской
точки зрения, анархизм ваш есть крайний номинализм, отрицание реальности
всех общностей и целостей, наций, государств, человечества, космоса,
Бога. Все реальности превращает анархизм в давящие призраки. Он
хотел бы оголить человека, поставить человека в пустоте и перед
пустотой. Но не превращается ли на этом пути человек в последний
из призраков? Не разрушаете ли вы и человека, того индивида, который
был вашей последней инстанцией и во имя которого вы восстали на
весь мир и на Бога? Для вас, последовательных анархистов, человеческая
личность есть самый пустой из всех призраков. Ещё дальше и глубже
должны вы пойти в революционном процессе атомистического дробления
и разложения. Человека превратили вы в атом. Но и самый человек
ваш распадается на атомы. Восстание идет вглубь. И человек есть
целость, есть реальная общность. Части восстают на целое и разлагают
ядро личности человеческой, духовный центр её. Ваш разрушительный
номинализм должен идти всё дальше и дальше, он не должен сохранять
никакой реальности. Почему отдельный человек более реален, чем всё
разрушенные вами сверхчеловеческие реальности? Вот жалкий предрассудок,
от которого вы с трудом отказываетесь. Не многие из вас дерзают
на радикальное, до самого конца доходящее разрушение всякой реальности
в мире. Поистине, это разрушение должно было бы быть бесконечным.
Бесконечность разрушения раскрывает темную зияющую бездну, которой
и самые крайние из вас пугаются. Но вы вызываете духов, которые
смелее, последовательнее и радикальнее вас. Всё же вы ещё слишком
умеренны. Даже М. Штирнер,
[501]
самый смелый из вас, сохранил суеверие реальности «единственного».
Но последовательный анархизм должен был бы признать лишь реальность
темной хаотической бездны небытия, лишь безысходную бесконечность
дробления и разложения. Анархия должна захватить и индивидуума,
и всякое «я» человеческое. Анархизм ваш есть самопротиворечие и
самоистребление. Ни на чем вы не можете удержаться и передохнуть.
Темный поток влечет вас в бездну. Ни от чьего лица не можете вы
говорить. Никакое лицо не остается для вас реальным. Вы не можете
с правом произнести никакого имени. Анархический путь есть путь
самоистребления личности, гибель человеческого я. Кто взрывает динамитом
все возвышающиеся над ним реальности, все ценности и святыни, тот
взрывает и себя, своё «я», тот губит свою личность и ввергает в
пучину хаотического небытия. Человеческое «я», человеческая личность,
человеческая индивидуальность реально существуют, если существуют
реальности высшие, чем человек, чем его замкнутое «я». Человек до
глубины есть, если есть Бог, и он гибнет, распадается, если нет
Бога, если в нём гибнет Бог. Человек всегда держится тем, что выше
его, что делает его собственную реальность бесконечно глубокой и
бесконечно содержательной. Человек, в котором будет лишь плоскостное
измерение и не будет измерения глубины, развеивается ветрами и теряет
право на своё имя, данное ему от века Богом. Но знаете ли вы иное
измерение человеческого существа, чем измерение на плоскости? Бунтует
и восстает человек, ставший окончательно плоским. Реальности, превышающие
человека и связывающие его с глубинной божественной действительностью,
охраняют человека, его образ, его лик, его достоинство, препятствуют
его растворению и гибели в темной бездне, в хаотической стихии.
На дне
[502]
анархизма всегда можно найти раскованную личность, утерявшую свой
образ, свой духовный центр. Анархизм есть такое же человекоубийство,
как и социализм. Вам, анархистам, некого освобождать. Вы не человека
освобождаете, а освобождаете хаотическое небытие, в котором гибнет
человек.
И те реальности, те силы, которые анархизм хочет низвергнуть, защищают
человека от опасных для его образа стихий. Церковь со своим иерархическим
строем охраняет образ человека, защищает личность человеческую от
демонов природы, от со всех сторон обступающих его и угрожающих
ему стихий. Государство со своим иерархическим строем охраняет образ
человека от звериных стихий, от поднимающейся снизу тьмы, оно признает
человека индивидуальным существом, защищает от переходящей все пределы
злой воли. Право охраняет свободу человека от злой воли других людей
и всего общества. Закон изобличает грех, ставит ему пределы и делает
возможным минимум свободы в греховной жизни человеческой. Анархизм
отрицает зло и грех, он считает человеческую природу естественно
благостной и безгрешной. Но именно этим анархизм не освобождает
человека, а порабощает его ещё более. Этим анархизм ввергает человека
в пучину, в звериный и рабский хаос, отдает личность человеческую
на растерзание демонов. Анархизм утверждает свободу рабства у зла.
Вы, анархисты-освободители, не знаете свободы нового Адама, во Христе
рожденного. Ваша анархическая свобода есть последняя судорога старого
Адама, ветхого природного человека. Истинно свободный духом не может
быть анархистом, ему некого и нечего свергать. Анархическая настроенность
— рабья настроенность. И истинно стремящийся к освобождению не может
быть анархистом, — он прежде всего хочет освободить себя от своей
собственной низшей природы,
[503]
от власти над ним темных стихий. Анархизм хочет абсолютно освободить
человека, не изменив и не преобразив его природу, оставив его рабом
греха и страстей. Он хочет царства свободы без искупления. Но, поистине,
Христос — освободитель, и свобода там, где дух Господень. Вы же
не хотите знать Христа и духа Господня и мните себя свободными,
оставаясь рабами. Свобода человека не достигается бунтами и восстаниями.
Анархическая свобода — отрицательная свобода «от», а не свобода
«для», свобода формальная, а не содержательная. Это — свобода детей,
которые хотят иметь возможность делать всё, что им вздумается, но
не знают ещё, что им вздумается. Задумывались ли вы когда-либо над
тем, для чего вам свобода, как воспользуетесь вы своей свободой,
каким положительным содержанием её наполните? Сомневаюсь, чтобы
вы глубоко задумывались над этим. Вы хотите иметь возможность делать
всё, что вам захочется. Но захотелось ли вам уже чего-либо по существу?
Избрали ли вы уже путь ваш? Полюбили ли вы уже что-либо так, чтобы
предмет любви наполнил жизнь вашу высшим содержанием? Об этом никто
из вас ничего не говорит. Вы не имеете никакой цели. Ваши свободные
анархические общины — идиллические мещанские утопии, лишенные всякого
глубокого содержания. Средства, к которым прибегаете вы в борьбе,
бросают на вас зловещий черно-красный свет и придают вам почти демонический
характер. Но цели ваши жалки и ничтожны. Вы стремитесь страшными
и преступными средствами к мещанской слащавой идиллии земного благоденствия,
к естественному раю в маленьких домиках с садиками. Ваши страшные
кровавые бунты и восстания должны окончиться ничем. Весь пафос ваш
— в средствах, а не в целях борьбы. Анархическая свобода — пустая
свобода, свобода от всех связей бытия, от Бога, от космоса, от всех
[504]
человеческих общностей. Но что будете делать вы на другой день
после того, как все положительные связи, наполнявшие жизнь человека,
рухнут? Вы сами не будете знать, что вам делать. Вы ощутите смертельную
тоску и скуку пустоты, ужас небытия. Вы сами предпочтете рабство
этой пустой свободе. И рабство не заставит себя долго ждать. Пустая,
бессодержательная свобода мгновенно переродится в рабство. Вы будете
рабами самих себя и подобных вам и всей непреображённой и непросветленной
природы. Анархизм не знает истинной свободы, как социализм не знает
братства. Анархизм изобличает тайну всех отрицательных направлений,
обожествляющих ветхого, естественного человека. Он лежит на дне
всякого революционизма, социализма, демократизма. И ни одно из этих
направлений ничего серьезно не может противопоставить анархизму,
не может бороться с ним. Радикальное изобличение лжи отрицательных
направлений есть заслуга анархизма.
Идеология анархизма в большинстве случаев имеет антирелигиозное
обоснование и дышит пафосом атеистическим. Таков анархизм Бакунина,
анархизм М. Штирнера, анархизм динамитчиков, анархистов действия.
Анархизм, прежде всего, направлен против Царя Небесного, а потом
уже против царей земных. Но идеология анархизма может обосновывать
себя и религиозно, может выдавать себя за религиозное учение и во
имя Бога отрицать всякую власть на земле. Таков анархизм Л. Толстого,
анархизм Э. Карпентера, анархизм духоборов и сектантов, отрицающих
всякое воплощение божественных начал в историческом процессе. Религиозный
анархизм — явление совершенно особого порядка. К анархизму может
вести лишь религия
[505]
отвлеченной духовности и отвлеченного монизма. Отвлеченная духовность
и отвлеченный монизм становятся во враждебное положение к историческим
воплощениям и к исторической множественности. Это — не христианская
религия, это — уродливое отвлечение и оскопление христианства. Это
сектантское духоборчество, выдающее себя за христианство, соединяет
крайний индивидуализм, отрицание всех церковных и всех мировых исторических
связей человека, с крайним монизмом, с утверждением абсолютного
тождества и безразличия. В этом отвлеченном религиозном индивидуализме
и монизме отрицается органическое единство космической жизни и круговая
порука и ответственность каждой личности человеческой за всех и
за всё. Сектантско-духоборческий религиозный анархизм хочет сбросить
с себя бремя мирового процесса, бремя исторической судьбы человечества
и, выделив себя, от себя начать жить в абсолютной свободе. Этот
религиозный анархизм хочет признавать лишь власть божественного
закона в себе. Он отвращается от конкретной множественности и от
связанной с ней трагической судьбы. Он мнит себя пребывающим в абсолютном
единстве, в невоплощенной и невоплотимой духовности. Он не хочет
марать белых одежд святош анархизма прикосновением к историческим
телам и воплощениям. Религиозный анархизм выключает себя из истории,
не хочет участвовать в таком грязном деле. Религиозный анархизм
есть крайний рационализм, он не верит в таинственную основу и таинственный
смысл исторических воплощений и верит, что через индивидуальное
сознание и обращение к божественному закону можно внезапно изменить
весь мир и привести к новой жизни. Такова вера толстовцев, духоборов,
духовных христиан, евангелических христиан. Евангелическое христианство
отвергает не только всю мировую историю, но
[506]
и всю религиозную христианскую историю. И это евангелическое христианство,
в конце концов, вырождается в морализм и законничество. Самым крайним
и типичным христианским анархистом был Л. Толстой. На нём можно
изучать внутренние движущие пружины религиозного анархизма. Крайний
спиритуализм толстовского анархизма соединяется с животно-материалистическим
пониманием содержания жизни; крайний индивидуализм соединяется с
не менее крайним монизмом, совершенно отрицающим личность; безумное
отрицание мирового и исторического процесса соединяется с крайним
рационализмом, с грубым отрицанием всего чудесного и таинственного.
Безумие анархизма есть всегда безумие рационалистическое, исступление
рассудочное. Это верно и по отношению к анархизму религиозному,
и по отношению к анархизму антирелигиозному.
Пафос анархизма есть пафос отрицания истории. И всякий отрицающий
историю имеет в себе семя анархизма, хотя бы он и не сознавал себя
анархистом. Так, в русской восточно-православной религиозности есть
анархический уклон, нелюбовь к власти и организации. Анархический
уклон был и у славянофилов. Он совместим и с самодержавием. Ибо
анархическому духу противоположна организация человечества для исторической
жизни. В католичестве нет никаких анархических элементов, хотя католичество
и боролось против государственной власти. Православие было покорно
государственной власти, но в нём возможны своеобразные анархические
уклоны. Безбрежность и безграничность православной души на Востоке,
недостаток формы и предела, слабость самоорганизации располагают
к благочестивой анархичности. Ошибочно думать, что анархизм есть
проявление активности человеческого духа. Внешним шумом и внешними
[507]
жестами вводите вы других в заблуждение и сами себя обманываете.
Анархизм не только может быть проявлением пассивности, но он, в
конце концов, всегда есть проявление пассивности духа. Анархизм
не мужествен, он женствен. Мужественный дух оформляет, дисциплинирует,
организует. Дух женственно-пассивный погружает в бесформенный, недисциплинированный
и неорганизованный хаос. И все вы, самые страшные анархисты, бомбометатели
и взрыватели старого мира, все вы люди не мужественно-активного,
а женственно-пассивного духа. Вы не владеете собой и не владеете
стихиями, вы в обладании неведомых вам стихийных духов. Анархисты
— самые безответственные из людей, они ни за что не хотят брать
на себя ответственности. А безответственность и есть явление не
мужественного, пассивного духа. Мужественный дух берет на себя ответственность.
В основе религиозного анархизма можно открыть атрофию чувства личности.
У толстовцев, духоборов и других религиозных анархистов личность
задавлена. В совершенной безличности видят они выполнение божественного
закона жизни, все хотят привести к совершенному тождеству и безразличию.
Индивидуальный образ готов признать грехом религиозный анархист.
Религиозный анархизм Толстого пошел от круглой безликости Платона
Каратаева. Но если не знает личности религиозный анархизм, то ваш
безрелигиозный анархизм уже окончательно не может произносить слово
«личность», так как совершенно отрезан от этой реальности. Вы отрицаете
всякую власть и низвергаете всякую власть с такой легкостью и безответственностью
потому, что вы не знаете
[508]
личности и не дорожите охранением её образа. Поэтому вас не страшит
и даже притягивает погружение в безликий хаос. Притязание на безграничную
свободу личности, не ведающей над собой никакой власти, разрушает
личность и погружает её в безликий хаос. Это есть основной парадокс
анархизма. Вы думаете, что вы восстаете и бунтуете во имя личности,
во имя бесконечной её свободы и её обоготворения. Но это — страшный
самообман. Бытие личности предполагает границы и различения, предполагает
охранение от бушующего безликого хаоса. Свою окончательную свободу
личность обретает не в произвольном снятии всех границ и различений;
не в допущении в себя темного, всеразрушающего хаоса, а в космическом
и историческом строе и ладе. Человеческая личность и человеческая
свобода неразрывно связаны с иерархизмом. Вот истина, которая закрыта
для всех вас, не только анархистов, но и социалистов, и демократов,
и либералов, и всех плененных внешними позитивными политическими
и социальными формами и идеями. Бытие личности связано с онтологическим
неравенством.
Личность возможна лишь в космосе, лишь в космосе различимы лица,
образы. Различение и есть установление различия. Космос же имеет
иерархическое строение, в нём каждая личность имеет своё единственное
место и единственное назначение, в нём всё единично, всё неповторимо.
И всякое порабощение личности, всякое смешение её с безличным и
насилие над ней безличного есть результат некосмического состояния
мира, порабощения его хаосом, разделяющим и сковывающим. Личность
невозможна в хаосе, в хаосе неразличим лик, образ. В хаосе всё смешано
и спутано. В хаосе нельзя сохранить ничего сокровенного. Хаос ничего
не признает неповторимым, единичным, различествующим от всего остального
в своем качестве
[509]
и своем назначении. Хаос не знает границ для своего разлива, для
своего сокрушительного напора. Хаотическое состояние мира есть совершенно
безличное состояние, в нём неразличимо индивидуальное. В космическом
строе есть уважение к неповторимо индивидуальному, к сокровенному,
есть предохранение от всеобщего смешения. В хаотической стихии нет
уважения ни к чему. Стихия эта признает всё своим, повсюду вторгается,
всё собой пропитывает, всё вульгаризирует. Она не знает священных
мест, не знает ничего неприкосновенного. Анархия и есть хаос, отрицание
космического строя мира, всеобщее смешение, нарушение всех тех иерархических
граней, которые охраняли бытие личности. И потому анархия несет
с собой порабощение и истребление личности. В пределе своем, в разверзающейся
над ней бездне, анархия истребляет все реальности, повергает в состояние
небытия. И сладость анархии для соблазненных есть сладость небытия.
Ибо мучительно трудно удержать бытие и умножить его богатства. Путь
к вершинам бытия лежит через страдания. Вы же хотите мгновенно перескочить
через страдания и срываетесь в царство небытия. В эпохи революций
бывают мгновения торжества анархии. Хаотические стихии врываются
в общественный космос и опрокидывают всякий космический строй и
лад. Нарушаются все грани, всё смешивается. Безликий бог или демон
торжествует в революциях. Имя этого бога с радостью готовы назвать
некоторые из вас. Это — бог Дионис. Он совершает свои оргийные празднества
в стихии революции. Несет ли он с собой свободу, освобождает ли
он личность, ведет ли он человека ввысь? Нет, неограниченное самодержавие
этого бога разрывает личность, ввергает человеческий образ в темную,
безликую пучину. И в древней Греции, на родине своей бог Дионис
не был богом личности, богом человеческого
[510]
образа. Не в религии Диониса рождалась личность, поднимался дух
человеческий. В дионисических оргиях Грецию обступали и заливали
хаотические стихии Востока, выступавшие из своих берегов, восстававшие
против своих властителей. Лик человеческий подымался и выявлялся
в религии Аполлона, бога формы и предела. Всё европейское человечество
и европейская культура созданы аполлоническим оформлением дионисической
стихии. Так выковывался образ человека. Анархия пытается разрушить
долгую работу над освобождением человека от власти оргийных стихий,
над выковыванием человеческого лика. Христианство освободило человека
от древней демонолатрии и подняло личность человека. Анархия хотела
бы вновь вызвать стихийных демонов природы и отдать им на растерзание
человека. Анархизм не умеет и не хочет просветлять стихии. Он хочет
верить в их естественную благостность, он остается в неведении зла.
Анархизм есть противоестественное и противоречивое сочетание дионисической
стихийности с беспредельным рационализмом. Он верит в рациональность
самой стихии. Так хаос принимает обличие нового разумного строя
жизни и является уже злом, а не первоначальной стихией, предшествующей
разделению на добро и зло.
Исторический иерархизм воспитывает человечество и человека, он
делает возможным подбор качественных элементов и духовный расцвет
жизни и творчества в избранной части человечества, в духовной аристократии.
О, конечно, никогда положение избранного меньшинства, духовной аристократии
в этом мире не было легким и удовлетворительным. Во всяком строе
жизни путь этого меньшинства лежит через страдания, через
[511]
непризнание и мучительную борьбу за свои идеи. Но в принципе существование
этого меньшинства допускалось и охранялось от затопления хаотической
человеческой массой. Всегда возможна была интимная, сокровенная
жизнь, хотя бы и страдальческая, всегда возможен был эзотеризм в
истории. Анархизм в принципе отрицает всякую эзотерическую, сокровенную
жизнь, он восстает против нее, как против начала аристократического
и иерархического. Он хотел бы задавить эту иерархически высшую жизнь
стихийным хаосом. В ваших анархических движениях низы опрокидывают
верхи. И это имеет смысл не только материальный, но и духовный.
Иерархический строй космоса есть путь охранения и раскрытия по ступеням
высшей сокровенной истины, источников света. Анархизм хочет выплеснуть
всё сокровенное из священных сосудов в хаотическую, массовую стихию.
И этим выплёскиванием особенно грозит анархизм религиозный и мистический.
Анархизм метафизически и мистически противоположен иерархизму. Поэтому
он стремится к вульгаризации, он предает качество количествам, он
не признает никаких неприкосновенных святынь, никаких оград для
храмов, никаких прикрытий для мистерий. Но, с другой стороны, анархическая
настроенность поражает недостатком любви и снисхождения к людям,
к человеческой массе. Анархическая идеализация неустроенности и
хаотичности, анархическая вражда ко всякому жизненному порядку и
строю несет за собой неисчислимое горе и страдание человеческой
массе, среднему человеку. Но кто имеет право ввергать других людей,
ближних своих, в хаос, беспорядок и нестроение всей жизни, в голод
и холод, в необеспеченность элементарными жизненными благами и элементарными
правами? Во всяком случае, такое отношение к людям недопустимо для
христианина.
[512]
И те, которые считают себя христианами, должны были бы об этом
подумать. Организация человеческой жизни, не допускающая превращения
её в ад, есть долг каждого христианина. В этом проявляется любовь
к людям и снисхождение к слабости человеческой. И нет ничего безобразнее
и безответственнее того мистического анархизма, который упивается
бездной и хаосом, безбрежной стихийностью и изначальной природной
тьмой, зовет к этому, мистически разукрашивает такие состояния народной
жизни и именует «буржуазностью» всякую организованность, всякий
строй, всякий жизненный порядок. И менее всего, конечно, можно найти
в этом мистико-анархическом фразерстве дух любви. Духа любви больше
в самой суровой государственности. В государственности есть снисхождение
к человеческой греховности, к человеческой немощи, есть ответственное
сознание зла жизни, есть ведение той тьмы, которая объемлет жизнь
человечества. Ложью является и апокалиптическое истолкование и обоснование
анархизма. В этом сказывается всё тот же не мужественный, безответственный
пассивный дух. Отрицание начала власти и государства на том основании,
что близится конец мира, что всё уже изжито и исчерпано в истории,
есть религиозный соблазн, религиозный срыв. Нам не дано знать времен
и сроков. Об этом говорит Христос. И во все времена мы должны исполнять
долг свой и проявлять дух мужественный и активный. С какой-то более
глубокой точки зрения сама история совершается в вечности и во времени
лишь проецируется. И в вечности ставится задача истории. Поэтому
и апокалиптический анархизм не имеет оправдания. Он срывает историю
во времени, как временный процесс. Он хочет выйти из времени, как
раб времени.
Иерархическое начало власти, иерархический закон церкви, государства
и права должны довести
[513]
человечество до конца времен. Эти начала преодолимы лишь в измерении
вечности, а не в измерении исторического времени. Но и в вечности,
и в жизни небесной начало власти будет существовать в преображённом
виде. И там не будет анархии. Власть может перестать действовать
как начало принуждающее и насилующее, ибо она действует так лишь
в материализированной и темной среде, но она не может прейти. Она
действует и в небесной иерархии, и в небесном космосе. Начало власти
— вечное начало, а не временная лишь реакция на зло. Претензия анархизма
направлена на разрушение космоса, и потому хотела бы уничтожить
власть, управляющую космосом, держащую его и регулирующую его. Анархическая
свобода не вмещает мира и Бога. Узка эта свобода, и в пустоте её
нет места ни для каких богатств. Анархизм совсем не хочет сделать
человека подлинно свободным, — он хочет лишь, чтобы несвободный
был признан свободным, нисколько не изменив своей природы, т. е.
хочет подмены и обмана. Анархическая свобода — не реальная свобода.
Анархическое сознание не знает истины, ведомой мудрецам человечества,
— той истины, что человек — микрокосм. Если бы вы знали эту сокровенную
истину, то прекратили бы ваши внешние бунты и восстания. Сознавший
себя микрокосм не может бунтовать против космоса. Он освобождает
себя раскрытием в себе космоса. Вот в чем высшее достижение человеческой
свободы. Невысокое вы имеете представление о природе человека, о
чине человека. А хотите сделать каждого человека безгранично свободным
и самодержавным властелином. Какая жалкая, пустая претензия! Какое
самохвальство! Внутренняя диалектика анархизма убивает его, ведет
его к самопожиранию и к самоистреблению. В этой диалектике — рок
анархизма. Диалектика анархизма истребляет свободу, истребляет личность,
истребляет всякую реальность.
[514]
Анархизм несет смерть, а не жизнь и не воскресение. Пустое бурление
анархических страстей есть лишь великое испытание для человеческого
духа. На этом пути человек многому негативно научается. Изобличается
меоническая ложь всех отрицательных «левых» направлений. Анархизм
внутренне скрыт и в либерализме, и в радикализме, и в демократизме,
и в социализме. Что могут противопоставить анархизму все эти направления,
какие самостоятельные онтологические начала в них есть? Неубедительно
всё, что говорят они против анархизма. Анархизм должен придти в
конце, как внутренняя кара, как конец всего пути, отпавшего от духовного
центра. И, поистине, в анархизме есть какой-то предельный соблазн.
Преодолев его, человечество окончательно выйдет к истинной жизни.
Пределом анархизма может быть лишь самая страшная деспотия, лишь
самодержавие какого-то ложного бога, который восстанет над поднявшимся
хаосом.
Появлению этой деспотии будет предшествовать царство хамов, господство
неблагородных, понижение духовного типа человека и человечества.
Неблагороден тип анархической настроенности. Тип этот отрицает благое
рождение, благое происхождение, принадлежность к благому роду. Он
не знает никакого рождения и никакого происхождения, он не связывает
себя ни с каким родом. Поэтому анархистами так легко делаются все,
чувствующие себя отбросами и вместе с тем жаждущие жить с массами
и в массах. Люди уединенные и одинокие, непонятые, но сосредоточенные,
углубленные, созерцательные, не дорожащие жизнью с массами и в массах
не делаются анархистами. Анархизм — один из способов делать карьеру
в массах. Этот путь невозможен для благородных. К неопределенному
анархизму легко примыкает литературно-артистическая богема. Но это
не подымает душевного типа анархизма. Ибо в
[515]
литературно-артистической богеме обычно бывает утерян духовный
центр и глубокая связь с истоками жизни. В анархически настроенной
богеме нет подбора качеств, нет душевного аристократизма, нет сознания
высшего достоинства человека как сына Божьего, нет мужественного
духа. Анархическая богема есть пассивная среда, послушная господствующим
течениям; она готова исполнять заказы хозяина жизни, она готова
поклониться разным богам. И духовная среда, благоприятная для анархизма,
всегда бывает развинченной, в ней теряются строгие очертания образа
человека. Через соблазн анархизма темные силы, темные духи хотят
обезоружить человека в самый ответственный час мировой истории,
когда необходим рыцарский закал духа. И это не случайно, в этом
есть какой-то внутренний план и внутренний смысл. Хаос хочет опрокинуть
космос, являясь в обличий добра, в обличий духа свободы. И чтобы
противостоять обманам и иллюзиям анархизма, необходимы мужество
и зрелость духа, необходимы глубина знаний и ясность созерцания.
Не творческий дух подымается в анархизме. И подлинное творчество
человека не может не противиться анархизму.
[516]
|