ОБ ИДЕЙНОМ КРИЗИСЕ ДВИЖЕНИЯ
(Задачи Движения и грозящие ему опасности)
Начало 1930-х гг. Печатается по публикации
1993 г. (страницы в прямых скобках и отмечены линией)
Русское Христианское Движение молодежи переживает тяжелый финансовый
кризис, который поглощает много внимания и сил. Но оно переживает
еще гораздо более тяжелый идейный кризис, о котором молодежи следует
глубже задуматься. Ошибочно думать, что, признав себя православным
и увидав в служении Православию свою задачу, Движение определило
себя. В нем не только не произошло идейного самоопределения и осознания
своих задач, но парализовано желание такого самоопределения и осознания.
Идейное беспокойство, связанное с жизненными проблемами нашей эпохи,
отстраняется от Движения и даже по-видимому признается не соответствующим
характеру Движения. В действительности Православие может быть лишь
базисом, духовной основой христианского движения молодежи, но не
может быть конкретной за дачей Движения. Конкретной задачей может
быть лишь раскрытие из глубин Православия, из глубин христианства
отношения к полноте жизни. Движение не может быть лишь движением
к православной церкви, Движение должно быть движением из православной
церкви, как источника духовного питания и крепости, ко всем мучительным
вопросам, поставленным жизнью. Движение может быть лишь раскрытием
многообразного жизненного содержания Православия. Это содержание
не может заключаться лишь в утверждении благочестия, по преимуществу
храмового. Это есть обеднение Православия. Благочестие есть прежде
всего явление личной духовной жизни и оно не может быть лозунгом
Движения, которое всегда есть явление социального порядка. И нельзя
корректировать эту обедненность тем, что смешивать православное
благочестие со спортивным и военным воспитанием юношества без всяких
[54]
посредствующих звеньев. Благодаря этому Движение не имеет органического
стиля. Христианское Движение есть неизбежно явление социальное и культурное,
а не только явление личной религиозной жизни, и потому оно должно
иметь идеи, должно быть взволновано проблемами, которые волнуют сейчас
мир, чувствовать поступь истории. Оно не может быть чуждо тому культурному
и социальному кризису, который бесспорно имеет религиозные корни.
Выработка и реализация христианского отношения к культуре и социальной
жизни не может не входить в задачи Движения. Но для этого необходимо
всемерно бороться за повышение интеллектуального и культурного уровня
состава Движения, бороться против варваризации, которая все более
и более захватывает молодые поколения. Нельзя допустить, чтобы отношение
русской христианской молодежи к жизни социальной определялось исключительно
непросветленными инстинктами и неосмысленными традициями прошлого,
потерявшими реальное значение в нашу эпоху. Движение сознательно отстраняет
от себя вопросы политики, но бессознательно политика в Движение вносится
и в некоторых отделах работы приобретает господствующий характер.
Под лозунгом аполитизма и аполитического национализма ведется очень
определенная право-националистическая или фашистская политика, как
будто бы сама собой разумеется ее связь с православием. Вот это, по
моему мнению, не может быть терпимо. Необходимо пролить свет христианского
сознания и христианской совести на эти вопросы, ничего не оставляя
недоговоренным, не допуская никакой двусмысленности. Движение в духовном
ядре своем остается как бы под стеклянным колпаком благочестия. А
поскольку оно расширялось вовне, оно впитывало в себя элементы молодежи,
органически не связанной с христианской духовной жизнью, и допускало
методы, практикуемые в направлениях, одержимых национально-политическими
страстями нашей эпохи. Я убежден, что Движение будет жизненным лишь
в том случае, если оно выйдет из-под стеклянного колпака, из тепличной
атмосферы на более [55]
широкую арену и приобретет характер христианско-социальный и христианско-культурный,
если оно будет впитывать в себя новые поколения молодежи, но при непременном
условии подчинения этой молодежи христианскому духу. Христианский
же дух противится той стихийной власти плоти и крови, которой повинуются
слишком многие из современной молодежи в своих национальных и политических
влечениях. Мир сейчас растерзан самыми грубыми политическими и национальными
страстями, которые связаны с насущными, жизненными нуждами молодежи.
Но дело христианства внести в эту тьму страстей и инстинктов просветление.
Для этого необходимо из глубины христианской совести определить свое
отношение к насущным политическим и социальным вопросам нашего времени.
Просветление не будет достигнуто, если отвернуться от этих вопросов
и если допустить работу в этой области, лишь механически связанную
с ядром христианского движения.
Русская христианская молодежь должна более внимательно присматриваться
к движениям христианской молодежи Запада, и притом не только к методам
организации. В лучшей части христианской молодежи Запада сейчас
происходит пробуждение христианской совести в отношении к социальной
жизни. С точки зрения чистой христианской совести пытается оно судить
капитализм, милитаризм, национализм. Это особенно нужно сказать
про молодежь французскую, католическую и протестантскую, и про молодежь
английскую, англо-католическую. Но то же пробуждение христианской
совести можно найти в немецкой и швейцарской протестантской молодежи,
находящейся под влиянием бартианства. В западном христианстве есть
сейчас сильное движение против войны, против милитаризма, движение,
основанное не на гуманистических, а на христианских принципах. Есть
сознание вины христиан, грехов, допущенных церковными людьми. Было
бы постыдно, если бы только русское Православие стояло за милитаризм,
за языческий национализм, за государственный гнет и социальную несправедливость.
Это [56]
возможно у нас вследствие аффективной реакции против коммунистической
революции. Но это противоречило бы лучшим традициям русской религиозной
мысли Х1Х в., русским исканиям Царства Божьего и социальной правды.
Молодежи постоянно следует об этом напоминать. Сейчас в мире есть
два типа молодежи: одна ищет прежде всего христианской правды в полноте
жизни личной и социальной, другая ищет прежде всего силы и власти.
Второй тип можно было бы назвать фашистским, хотя термин этот требует
уточнения. Но пора наконец решительно сказать, что фашизм, особенно
немецкий, носит резко антихристианский характер. Фашизм по своей идеологии
есть языческий натурализм, возврат к языческому, дохристианскому обоготворению
государства и национальности. Это есть трансформация римской идеи
поклонения Кесарю. Фашизм пользуется религией и христианской церковью
как своим орудием, порабощая христианские церкви государственно-национальным
интересам. В Германии, где фашизм в тысячу раз хуже, чем в Италии,
- в Италии он заключает в себе и положительные элементы и во главе
его стоит замечательный человек, а не уродливый медиумический истерик,
- в Германии это приобретает отвратительный характер. И вновь обнаруживается
рабство христиан. В этом отношении фашизм и гитлеризм хуже и для судьбы
христианства опаснее коммунизма, который честно объявляет себя врагом
христианства и преследует его. Преследование лучше, чем превращение
в послушное орудие. Фашистский тип молодежи жаждет насилий и готов
всегда применить методы борьбы, глубоко противоположные христианскому
духу. В русской эмигрантской молодежи есть сильный националистический
инстинкт и очень слабый инстинкт социальной правды. Но это так называемые
«пореволюционные течения», которые в христианское движение молодежи
не входят. Их отталкивает Движение и они сами от него отталкиваются,
не чувствуя в нем достаточно жизни. Об этом нужно тоже задуматься.
Нужно дать возможность войти в Движение более свежим, активным и творческим
элементам. На-[57]
ционалистические же инстинкты, сопровождающиеся жаждой насилий,
должны быть просветлены, с их грубыми проявлениями необходимо беспощадно
бороться. Соловьев достаточно выяснил, что между национализмом и национальностью
такое же различие, как между эгоизмом и личностью. Национализм несоединим
с христианством, он противоположен христианской вселенскости, не знающей
различия между иудеем и эллином. Воинствующий национализм есть сейчас
величайшая опасность для самого существования человечества. В связи
с этим нужно признать величайшей опасностью для Движения внесение
в методы его работы милитаризации.
Милитаризация молодежи есть сейчас преступление. Она означала бы
создание в Движении гитлеровских отрядов. События в Германии есть
великое предостережение. Оценка их есть испытание христианской совести.
Нельзя смешивать спорта, которому сам я при даю большое положительное
значение - физического воспитания, развития мужественного характера,
- с милитаризацией. Это явления совершенно разного порядка. Милитаризация
совсем не есть укрепление и развитие личного характера, милитаризация
есть явление социального характера, предполагающее целую систему
идей государственно-политических и национальных, она ни в коем случае
не может быть признана аполитической. Мы видим результаты этого
в Германии и в Советской России. Милитаризация молодежи есть целиком
последствие мировой войны, она означает продолжение мировой войны
и укрепление воли к войне, она сопротивляется замирению мира, духовному
объединению человечества. Вопрос о существовании сильных армий есть
вопрос совершенно иного порядка. Во Франции существует самая сильная
в мире армия, и вместе с тем Франция - страна наименее милитаристическая.
Армия для нее лишь инструмент, орудие защиты родины и поддержание
ее престижа в мире. В Германии же, как верно говорит Зибург, милитаризм
есть не столько орудие, сколько [58]
внутренняя организация общественной жизни, немец кое понимание отношений
между людьми. Но от этого немцы совершенно лишены гражданского мужества
и достоинства они мужественны лишь в полку, лишь в организованных
военных кадрах. Сам я происхожу из военной семьи и получил военное
воспитание, я воспитывался в кадетском корпусе и шесть лет обучался
строевой службе. Поэтому к в этом отношении имею некоторый опыт, которого
не имеют люди глубоко и безнадежно штатские, но склонные бряцать оружием.
Мои воспоминания и наблюдения убеждают меня в том, что военное воспитание,
имеющее некоторые преимущества в большей внимательности к тренировке
человеческого тела, совсем пренебрегаемого в воспитании гуманистическом,
совсем не способствует развитию личного характера, личной самостоятельности
и гражданского мужества, оно воспитывает не социальность, а стадность.
Уклон к милитаризации в работе с молодежью может быть совершенно бессознательным,
он может быть незаметным потаканием непросветленным инстинктам молодежи,
которые ищут себе выхода. Столь же бессознательным может быть внесение
националистически-фашистской поли тики в Движение. Но именно вследствие
этой бессознательности необходимо внести в эту область сознание и
волю. Эта бессознательность в работе, это отсутствие идейного руководства
поддерживается кажущимся аполитизмом Движения, отклонением от себя
социальных проблем христианства. Все будет иначе, Движение при обретет
большую цельность, более богатое содержание и большую актуальность,
когда перед руководителями и главными деятелями Движения станут вопросы
о сознательном отношении православия, христианства ко всей полноте
жизни, ко всем сферам жизни, когда лозунг «оцерковление жизни» перестанет
быть формальным и означать лишь формальную верность православной церкви,
а станет творческим раскрытием христианства на всем поле жизни культурной
и социальной. Тогда невозможным станет совмещение внутри Движения
православного благочестия с языческими [59]
инстинктами плоти и крови, принявшими обличье бессознательной традиции.
Оцерковление жизни, как цель Движения, осталось безжизненной формулой,
оно ни в чем не выражается. Хождение в церковь по воскресениям и праздничным
дням не есть еще оцерковление жизни. Борьба за ценность и достоинство
человеческой личности, которые сейчас подвергаются осмеянию и со всех
сторон подвергаются угрозе, борьба за свободу духа и духовность жизни
есть христианская задача и христианский лозунг. Также христианская
задача есть борьба за духовную культуру и ее ценности и за социальную
справедливость в отношении человека к человеку. Это лозунги, которые,
по моему разумению, должны быть провозглашены в Движении и должны
быть реализованы. Это может привлечь в Движение новые кадры молодежи,
более живой и творческой, может вдохновить их и исправить самый главный
недостаток Движения отсутствие смены. Необходимо указать еще на одну
опасность Движения - опасность бюрократизации его аппарата, превращения
его главных руководителей в профессиональных чиновников. Эта опасность
подстерегает всякую социальную организацию при ее расширении. Бюрократизация
есть смертельный враг всякого творческого горения, она охлаждает всякий
интерес к живым идеям и ослабляет активную инициативу в непосредственном
жизненном деле. Внесение творческой идейной жизни в Движение предполагает
ослабление бюрократизма, доведение его до необходимого минимума.
Я критикую Движение и обличаю его недостатки не со стороны, как
противник, а изнутри, как друг. Само критика же всегда необходима
для того, чтобы Движение было движением, а не застоем.
|
