О СВОБОДЕ ТВОРЧЕСТВА
Первая публикация: О свободе творчества. - Встреча. - Нояб. 1945.
- №2. - С. 2-4. (Клепинина, №461)
Воспроизводится по изд.: Истина и откровение. СПб.: Изд-во
Русского Христианского гуманитарного института, 1996.
Речь будет идти не о свободе в политической жизни, а о свободе в творчестве духовной культуры, в мысли, в литературе, в искусстве.
Вопрос может казаться элементарным. Творчество невозможно без свободы, без свободы оно увядает. Труд может быть принудительным, и слишком часто бывал им: хотят освободить труд от этого принудительного характера. Но принудительное творчество есть нелепое словосочетание.
В действительности, и тут, как и повсюду, вопрос о свободе сложнее, чем принято думать. И это связано, прежде всего, с трудностью рационального определения свободы. Философская мысль приходит к тому, что рациональное определение свободы невозможно, от такого определения свобода исчезает и подчинятся детерминизму. Об этом хорошо говорит Бергсон. Но он все-таки принужден выражать в слове свою мысль о свободе. Негативное познание есть все-таки познание.
Признание свободы как неустранимого элемента всякого творчества приводит нас к тому, что духов-
276//277
ная культура, в отличие от внешней социальной жизни, не может быть вполне рационализована, организована, подчинена какому-либо строю общества. В ней всегда есть прорыв за установленные рациональные пределы, и эти прорывы — наиболее гениальные и наиболее творческие, наиболее несущие за собой новизну. Совершенная новизна исходит из свободы. Вне этой творческой свободы есть лишь перераспределение материи мира.......
Ошибочно приурочивать свободу творчества к индивидуализму. Подлинное творчество лично, то есть индивидуально, но совсем не есть индивидуализм, совсем не означает поглощенности творца самим собою и его изоляции от народной и мировой жизни. Рафинированный индивидуализм есть явление упадочности, и он менее всего был свойствен творческим гениям.
Творчество не может быть целиком объяснено из общества. Человек лишь частично определяется социальной средой и не в самом глубинном своем слое. Тайна творческого акта во всех областях — не только в творчестве культурных ценностей, но и в творческой любви человека к человеку, — есть всегда тайна возникновения новизны в мире, тайна возникновения до сих пор не бывшего*. Творчество предполагает материю мира, материю природы, общества и души, и
* См. недавно вышедшую интересную книгу Рэймонда Полен «La creation des valeurs». Автор — представитель современной экзистенциальной философии, он остро ставит тему о творчестве ценностей. Но философское решение его, отчасти сближающее его с Сартром, бесплодно и говорит о бессилии известного направления экзистенциализма.
277//278
связано с ней, но оно не может быть объяснено исключительно из этой материи, оно не может быть лишь порождением необходимости. Никакой детерминизм не может объяснить тайны творческого акта.
Течения в искусстве можно пытаться объяснить, с большей или меньшей правдоподобностью, как это делал последовательный детерминист Тэн, но все эти объяснения проходят мимо тайны творческого акта. И так будет со всяким детерминизмом, потому что мы встречаемся с тайной свободы, привходящей во всякий творческий акт. Пусть художники итальянского ренессанса обращались к природе и к античному искусству, пусть многое этим может быть объяснено, но всегда останется необъяснимой тайна творческого акта Леонардо да Винчи или Микеланджело, тайна внутренней свободы этого акта, породившей новизну. Подражанием, заимствованием, отражением социальной среды можно кое-что объяснить, но — не первичное, не самое главное. Творчество существует лишь в том случае, если не все исходит извне, если изнутри что-то привносится: если подавить исходящее из внутренней свободы, то творчество исчезнет.
Поэтому невозможны, хотя и бывали, казенная философия и казенное искусство, но существует связь индивидуального творца с внутренней духовной средой, в которой он думает и в которой творит. В эпоху романтизма все наиболее интересные творцы были романтиками, в эпоху русского символизма все поэты были символистами. Это не означает, однако, просто внешнего заимствования и подражания. Мода играет немалую роль в литературе и искусстве, но в более глубоком смысле: так создается стиль. Стиль
278//279
барокко в Европе долгое время господствовал, он был и модой, но не в своих творческих зачинаниях. Наиболее оригинальные романтики или символисты были зачинателями, новизна в них зачиналась из свободы.
Так и во всем. Философ зависит от всей истории философской мысли и от культурной среды своего народа, но в философии была новизна, было зачина-ние, и это всегда исходило из внутренней свободы философа. В возможности творческой свободы величайшая тайна человеческого существования, не только в культуре, но и в личной жизни людей, которая тоже должна быть творческой. Культура предполагает связь, и она всегда вставлена в историческую перспективу, но она дряхлеет и умирает, если в ней нет свободного творческого зачинания.
Поэтому в культуре всегда есть два начала: традиции и творческой свободы. Без традиции нет связи и нет смысла исторической судьбы. Причем и традиция совсем не есть охранение, мешающее творческому развитию, она есть внутренняя связь с творчеством прошлого, с культурными ценностями прошлого. Без свободы творчества нет новизны, нет возрастающей и восходящей жизни, есть умирание. История культурного творчества знает разрывы с прошлым, бурные восстания, особенно против ближайшего прошлого. Революция нужна не только в жизни политической, но и в жизни культурной. Но великое, вечно ценное прошлое всегда остается в глубине и к нему всегда возвращаются... В советской России есть отталкивание от русского культурного
279//280
ренессанса начала XX века, но есть возврат к великой русской литературе XIX века. Позже и ценности культурногоренессанса начала века вернутся и войдут в творчество будущего. Без связи с прошлым, без памяти, культура так же не существует, как не существует без свободы.
Может ли быть «социальный заказ» в искусстве, равно как и в философии? Не убивает ли он творчество? Этот вопрос нельзя рассматривать формально. Внешний социальный заказ, исходящий от государственной власти, конечно, убийствен. Но он может , иметь и другой смысл. Совершенно неверно, напр<и-,мер>, думать, что в Греции было так называемое ,.«истое искусство и что ее великие творцы были инди-.видуалистами. Греческая трагедия была всенародным искусством, имевшим религиозный смысл. Эсхил в известном смысле исполнял социальный заказ афинского государства-города, и он сознавал это. Но это соответствовало внутреннему миросозерцанию Эсхила, его собственной вере и совсем не походило на внешний приказ. Только потому греческая трагедия могла быть великим искусством. Тут было не насилие над творческой личностью со стороны общества, а органическое пребывание — в обществе и народе, или духовном организме.
Таково было всякое религиозное искусство. Таковы были строители средневековых храмов. Таков Данте и искусство ренессанса, еще связанного со средневековьем. По старой терминологии этим отличаются «органические» эпохи от эпох «критических».
Но вот пример, который может производить впечатление социального заказа, исходящего сверху, между тем речь идет о великом искусстве. Вергилий исполнял социальный заказ цезаря Августа, когда пи-
280//281
сал «Энеиду». Режим цезаря Августа был тоталитарный режим. Август стремился к возрождению Рима, к спасению его от разложения, и потому прежде всего хотел возрождения римской религии как основы всего обновленного строя. Он встретил гениального поэта, который по своей вере, по своему патриотическому чувству соответствовал его замыслу. Вергилий творил свободно, из глубины, из своей религиозно-патриотической веры. Но внешне на нем лежит печать века Августа и его тоталитарного строя. Самый замысел возрождения римской религии был безнадежен, не этой религии принадлежало будущее. Но Вергилий будет признан предшественником христианства, наиболее близким к христианству из язычников. Он будет сопровождать Данте в его путешествии по потустороннему миру. Творчество Вергилия не было индивидуализмом в новом, устаревше-новом, европейском смысле, но было свободным.
Всенародное по своему значению искусство не может быть достигнуто на почве материалистического мировоззрения, которое есть не культура, а поверхностное просвещение и создано верхушками буржуазных слоев XVIII века и в XIX веке было вульгари-зовано на почве естественных наук. Маркс, который совсем не походит на Бюхнера и Молешотта, в сущности не был материалистом, он гораздо сложнее. Он вышел из недр германского идеализма и кое-что из него навсегда сохранил. Материализм связан с поверхностью, а всенародность искусства достигается лишь из глубины, где отдельный творящий человек приобщен к судьбе своего народа и всего человечества. Поэтому в великом творчестве всегда соединяют-
281//282
ся традиции и свобода. Традицию же не нужно понимать консервативно: нужно понимать как творческую связь, как победу памяти над властью времени.
Много спорили о том, является ли творчество индивидуальным или — народным и коллективным. Постановка вопроса имеет не меньше значения, чем ответ на него. В данном случае вопрос ставился неверно. Прежде всего нужно совершенно отвести термин коллективное творчество, такого творчества не существвует и никогда не будет существовать. Но вопрос о народном творчестве имеет большое значение, если не делать ошибочного противоположения индивидуального — народному творчеству. Творчество Пушкина или Л. Толстого было индивидуально, смешно было бы говорить о коллективности их творчества. И вместе с тем творчество их было глубоко народно, всенародно, оно выражало дух русского народа.
Эта всенародность творчества Пушкина и Толстого вполне обнаружена в современной советской России, где весь народ их читает и почитает. Есть даже настоящий культ Пушкина. И этой всенародности нисколько не мешает то, что и Пушкин, и Толстой были типичными дворянами высшего слоя, и дворянство их отразилось и в их творчестве. Это только доказывает, насколько классовые наслоения поверхностны, когда речь идет о гениальном творчестве. «Капитанская дочка» и «Война и мир» — народные произведения, в них героем является русский народ. Народность раскрывается в глубине творческого акта, ее нет на поверхности. В гениальном творчестве личное является вместе с тем всенародным, всенародное же является всечеловеческим, универсальным по своему значению.
282//283
Эта всенародность ни в каком случае не является внешним заказом, и менее всего значит, что свобода индивидуального творчества стеснена и ограничена. Только свободный творческий акт, всегда глубоко индивидуальный, раскрывает глубину всенародности. И эта всенародность не должна быть надуманной, нарочитой.
История русской литературы, может быть, не знала человека более утонченной и обширной культуры, чем Вячеслав Иванов. Он требовал всенародного искусства, всенародной культуры, не без некоторого влияния на него Рихарда Вагнера. Но творчество его, очень интересное для немногих, не было всенародным. Он не чувствовал почвы под ногами, был оторван от глубин народной жизни и искал социального заказа, которого не имел. Он мог быть почти уверен, что социального заказа не получит и что свобода его творчества не будет ограничена. Но тоска поэтов-символистов русского ренессанса начала XX века по всенародному творчеству показательна. Она свидетельствует о глубоком дуализме, о болезненных разрывах, поражавших русскую жизнь. А. Блок менее склонен был строить надуманные теории, но в стихах о России ему удалось стать народным поэтом.
Человеческая душа не есть замкнутая монада без окон и дверей, как думал некогда Лейбниц, она способна на размышление и может впускать в себя вселенную в большей или меньшей степени. У человека есть внешняя связь с обществом, которое оказывает на него страшное давление и часто мешает его свободе. Но человек по метафизической природе своей и по своему назначению есть социальное существо, и под-
283//284
линная связь его с социальной жизнью, с обществом, в смысле общения людей, с жизнью народной и жизнью мировой определяется не извне, а изнутри, из глубины человека, который погружен в сверхличную жизнь, не переставая быть свободной личностью.
Это — основная тема свободы творчества, и это относится ко всей духовной культуре. Итальянская живопись была делом свободного индивидуального творчества, свободного акта духа над материалом мира, но она была народной или, как сейчас предпочитают говорить, национальной, итальянской, и вместе с тем универсальной по своему значению. Германская философия была делом свободного индивидуального творчества, свободного акта духа, она же была типически германской и вместе с тем универсальной по своему значению. Очень национально-русское творчество Достоевского и Л.Толстого приобретает универсальное значение. Известно, что Гете писал всегда по личным поводам, он был субъективен в своем творчестве, хотя его и считают образцом объективного творчества. Но субъективно-личное приобретает у него универсальное, всеобщее значение.
Так было, так будет всегда. Личность нельзя брать бескачественно, ей присущи национальные и универ-.сальные качества. Мир вступает в социалистическую и коммюнотарную эпоху, но это не значит, что ему должна быть свойственна ложная метафизика коллективизма, отрицающего личный и свободный характер творчества. В творческом акте духа есть тайна, которая не может быть рационализована, не может свестись ни к какому детерминизму, ни к чему извне идущему.
284//285
Это и есть тайна свободы, величайшая тайна мировой жизни, о которую разбивается всякая система детерминизма, натуралистического или социального. Нет сил мира, которые могли бы победить и угасить эту изначальную свободу, ее творческий огонь. И всегда нужно помнить, что наиболее индивидуально-личное есть вместе с тем наиболее универсально-всеобщее. Настоящая свобода и выводит за пределы всякой замкнутости, преодолевает ограниченность, в которую так естественно погружается человек. Творческая свобода всегда устремлена к созданию новой жизни, к новым ценностям. Она никогда не оставляет человека в его маленьком мире. Она обращает его к большому миру. Насилие над творческой свободой уничтожить ее не может, но может создать или жалких оппортунистов или мучеников сопротивления.
Дух есть свобода и не может быть угашен.
IX. О СВОБОДЕ ТВОРЧЕСТВА
В РГАЛИ имеется черновой автограф статьи (Ед. хр. 224. Л. 3—4) и вырезка с ее публикацией из сборника «Встреча» (Сб. 2. Париж, 1945. Л. 5—6). Автограф и печатная вырезка имеют значительные стилистические расхождения.
Текст статьи публикуется по печатной вырезке.
|
