РОССИЯ И НОВАЯ МИРОВАЯ ЭПОХА
Первая публикация: у Клепининой нет.
Воспроизводится по изд.: Истина и откровение. СПб.: Изд-во
Русского Христианского гуманитарного института, 1996.
I
Все, за редкими исключениями, согласятся, что мир вступает в новую эпоху. И если не все, то многие согласятся, что это будет эпоха универсалистическая, подобно эпохе эллинской. И вместе с тем никогда еще ми,р не находился в таком состоянии вражды и страха. Советская Россия и мир Запада, Европа и Америка боятся друг друга и враждуют. Запад одержим двойной боязнью, боязнью коммунизма и боязнью могущества русской империи. Все это конвульсии старого кончающегося мира. Марксистская схема о капиталистическом строе Запада верна лишь частично и относится главным образом к экономической структуре и к психологии известных классов, но на Западе существуют умственные и духовные течения, которые совсем не связаны с капиталистическим строем и с буржуазной психологией. Бjльшая часть новых течений, иногда очень интересных и рафинированных, поражает бессилием. Меня будет ин-
310//311
тересовать вопрос, что Россия может дать оригинального, своего для новой эпохи. Когда я говорю «Россия», я имею в виду не только советскую, пореволюционную Россию, но и Россию вечную.
Россия XIX и начала XX века в лице своих наиболее заметных писателей, поэтов, мыслителей, социальных революционеров была настроена профетичес-ки, устремлена была к новому миру. В мире нет литературы более профетической. Для русских течений XIX века характерна была вражда к буржуазному Западу и вера в то, что в России такой буржуазности не будет. Революционер Герцен и реакционер К-Леонтьев в этом сходились. Не только русские социалисты, идеологи левой интеллигенции, верили, что Россия раньше и лучше мира Запада разрешит социальный вопрос, осуществит социальную правду, но и Чаадаев, славянофилы, правый Н. Данилевский, Достоевский и другие так верили. Экономическая и социальная отсталость России, неразвитость капиталистической промышленности и отсутствие сколько-нибудь значительного пролетариата считались аргументом в пользу этого тезиса. Русский народ не несет такой тяжести великого исторического прошлого, и он свободен в своем движении, созидающем грядущее. Характер русской коммунистической революции русские пророчески предвидели. Она произошла не по классической схеме Маркса, произошла по-русски. Но революция носила двойной характер, и эта двойственность связана с тем, что сами русские профетические предвидения имели два различных источника, религиозный и социальный. Эти два разных элемента в революционной жизни разъединимы. Но
311//312
русские религиозные пророчества, вероятно, не исчезли, а были лишь извращены, религиозная энергия перенесена и направлена в другую сторону. Ошибочно думать, что то, что называется модным словом тоталитаризм, есть выдумка большевиков, которой потом начали для других целей подражать их враги фашисты. Тоталитаризм — старая русская традиция. Он соответствовал потребности левой, особенно революционной русской интеллигенции иметь цельное миросозерцание, решить все основные вопросы жизни, и связан неразрывно с политикой, которая обосновывается на этом миросозерцании. Это тоталитарное отношение к жизни охватывало и всю моральную жизнь, определяло все жизненные оценки вплоть до мелочей. Старые русские революционеры-социалисты не признавали политики как отдельной автономной сферы жизни, революция была для них религией. Тоталитаризм всегда есть замена религии. Современное христианство находится в упадочном состоянии, потому что оно загнано в угол человеческой души и перестало быть тоталитарным отношением к жизни, как должно было бы быть. Но тоталитаризм был свойствен и другим направлениям, он был у славянофилов, он был у Вл. Соловьева, как и у Н. Федорова, т. е. направлений сознательно религиозных. Все хотели связать политику с цельным мировоззрением, охватывающим всю жизнь, т. е. преображения всей жизни. Но русский тоталитаризм имел свои проявления в гораздо более далеком прошлом и в совсем других условиях. Московское Царство было тоталитарным царством, и с ним имеет формальное, морфологическое сходство Царство Советское. Иоанн Гроз-
312//313
ный был убежден, что он обязан не только управлять Россией, но и спасать души. Принадлежность к Московскому Царству определялась прежде всего православной верой, к нему по-настоящему принадлежит тот, кто имеет веру ортодоксальную. Это было царство совершенно изолированное, боявшееся общения с остальным миром. Даже греческая вера казалась не вполне ортодоксальной. Весь Запад представлялся еретическим, изменившим вере, латинство было почти ругательным словом. Совершенно так же и советское царство основано на обязательном миросозерцании, которое носит quasi-религиозный характер. Ортодоксальность имеет в советской России не меньшее значение, чем в древнем Московском Царстве, и в ней так же преследуют за ересь. Диалектический материализм есть не наука, а вера. Совершенно так же советское коммунистическое царство изолировано и охраняет себя от остального мира. Совершенно так же Запад считается еретическим, эта еретичность обыкновенно определяется как капиталистический строй. Тоталитаризм всегда был в русской крови, он связан с тем, что русским невозможно резкое разделение религиозных сфер жизни и культуры и утверждение автономности каждой сферы. Революционная интеллигенция своим нетерпимым тоталитаризмом защищала себя в необычайно трудных условиях, в постоянных преследованиях. Она была бы раздавлена, если бы не утверждала своей исключительности и не противополагала бы своей цельности враждебному миру.
Все это связано с тем, что русская идея, все великие народы имеют свою идею, не есть идея создания
313//314
культуры или цивилизации в западном смысле, а есть идея целостного преображения жизни. Сомнение в самой оправданности культуры есть чисто русское сомнение, в такой степени не ведомое народам Запада, и оно было свойственно великим русским творцам. В культуре и цивилизации, употребляю оба слова, готовы были видеть неправду и даже грех, вину перед народом. Культура куплена слишком дорогой ценой, слишком большими человеческими страданиями. Уже Лермонтов в замечательном стихотворении видел трагическую противоположность между «даром поэтическим» и путем к Богу. Слишком известны драмы, пережитые Гоголем и Л.Толстым, которые отказались от своего творчества. Те же темы мучали Достоевского и в начале XX века А. Блока. Исключительно русский мыслитель Н. Федоров требовал перехода от культуры, от мысли к общему делу, к всеобщему воскресению и спасению. Народники-социалисты. 70-х гг., как, напр<имер>, Лавров, признавали культурный слой неоплатным должником перед народом и требовали уплаты долга и отказа от самодовольства своим культурным творчеством. Эта характерно русская тема может быть таким образом формулирована: нужно перейти от творчества совершенных произведений, т. е. культурных ценностей, к творчеству совершенной жизни, к просветлению и преобразованию жизни. Поэтому исключительное значение приобретает момент религиозный и социальный. В русской философской мысли главное значение приобретает философия истории и моральная философия, т. е. связь с конкретной судьбой человека, общества, народа, мира. Дурным является тота-
314//315
литаризм государства. Тоталитаризм может приобрести в России формы извращенные, дурные и даже комические, но за ним скрыта русская боль и русское искание целостной правды. Это есть противоположность раздробленности, рассеченности западного мира, западной цивилизации. Это угадывали уже славянофилы, хотя и выражали это в форме сейчас устарелой. И это, конечно, не значит, что на Западе не существует разнообразных течений, это мир богатый, и в нем происходят важные процессы для судьбы человека.
Интуитивное проникновение в духовный тип русского народа приводит к тому заключению, что призвание русского народа религиозное и социальное по преимуществу, а не создание культуры как раздельной сферы. Но трагизм в том, что оба эти призвания были разделены и часто находились даже во взаимной борьбе. Ко времени русской революции религиозный и социальный элемент находились в конфликте, который преодолевается лишь в наше время. Но нужно помнить, что в русской религиозной и религиозно-философской мысли совсем по-новому ставится проблема о христианском обществе. Это соответствует коммюнотарному духу русского народа. И это часто принимало формы ожидания нового откровения в христианстве, откровения Святого Духа. В христианстве, которое слишком часто понималось как религия личного спасения, т. е. индивидуалистически, должно быть еще откровение об обществе. И очень много в откровении о новом обществе подготовлено в русском революционном социалистическом движении, которое не сознавало себя религиозным, но в подсознательном имеет в себе религиозный элемент. Эта
315//316
проблема ставилась в религиозно-философских собраниях, происходивших в Петербурге в 1903—1904 гг. под председательством епископа Сергия, ныне русского патриарха. Эта проблема проскальзывала в неопределенной еще форме и у Чаадаева, и у славянофилов в учении Хомякова о соборности', более определенно у Достоевского и Вл. Соловьева, более всего у Н. Федорова в его учении об общем деле всеобщего воскресения, и в течениях русской религиозно-философской мысли начала XX в. Но несчастье двух русских движений, религиозного и социального, заключается в том, что первое движение не видело или недооценивало элементов социальной правды во втором движении, которое не видело социальной правды в первом движении. С этим связана трагедия русской революции и ее первоначальный антихристианский характер. Поэтому и то, что Россия и русский народ могут внести нового, связано с мировым кризисом и,в грядущую эпоху окажется затемненным. Русский народ совершил скачок через бездну, и в этом скачке не могло не быть переломов и увечий. Только русский народ мог сделать такой скачок, и это связано с его христианскими свойствами, народ этот менее дорожит земными благами, чем народы Запада, которые более связаны своими понятиями о собственности, своей боязнью риска, своим инстинктом буржуазной обеспеченности. Русским свойствен не только особого рода тоталитаризм, т. е. стремление к цельности, к тотальному преображению жизни, но и эсхатологизм, т. е. устремление к концу. Этот эсхатологизм свойствен был и русским народным религиозным движениям, особенно левому крылу раскола, и рус-
316//317
ским сектам, и русской революционной интеллигенции, не сознававшей эсхатологического характера своих стремлений, и русской религиозно-философской мысли XIX и XX веков. Для западного христианского сознания, католического и протестантского, профети-ческая сторона христианства была совсем подавлена за редкими исключениями. Очень культурный и цивилизованный Запад хорошо устроился в середине пути и не был мучительно устремлен к концу, не жил ожиданием новой эпохи в христианстве, эпохи эсхатологической, в которой окончательно раскроется Св<я-той> Дух. Западное социальное христианство совсем не ожидало новой эпохи в христианстве, нового откровения правды об обществе, не было пронизано новым коммюнотарным духом*. В русской религиозной философии, которая была оригинальным русским продуктом, была выражена идея Богочеловечества, которая плохо понимается западными христианскими мыслителями и даже трудно выразима на иностранных языках. Это и есть идея соединения и взаимодействия двух природ Бога и человека, соединенных лично в Иисусе Христе, в человеке и человечестве, в обществе, в новом периоде истории. Человеческая природа как бы событийственна человеческой природе Иисуса Христа. И это должно иметь не только индивидуальное, но и соборное, коммюнотарное выражение. Сама идея Богочеловечества и самый термин этот наиболее связан с Вл. Соловьевым, но это свойственно совсем не только ему, но и всем оригинальным течениям русской религиозной философии. Это
* Наиболее интересно движение «Esprit»2.
317//318
предполагает особую творческую активность человека, имеющую не культурный только, но и религиозный смысл. С этим связана и идея космического и социального просветления и преображения. Поэтому русское сознание может сделать очень важный вклад в религиозно-социальное сознание Запада, стоящее перед новой мировой эпохой. Против русской революции могут быть разнообразные моральные возражения и часто обиды, но неприятие революции в ее основном смысле означает отрицание миссии России для мира.
Когда говорят о новой эпохе для Запада и для всего современного мира, то бросаются в глаза две черты этой эпохи: небывалый, почти фантастический рост техники, технической власти человека над стихийными силами природы, небывалое проникновение в космическую жизнь и активное вхождение огромных человеческих масс в историю. Этому динамическому процессу совсем не соответствует духовный рост человека, отсюда мучительность эпохи. Человек оказывается не защищенным перед происходящим в мире. Он выбрасывается вовне, разорван на части, утерял внутренний центр. Если в России произошел радикальный социальный переворот, то на Западе должно еще произойти социальное переустройство, которое может происходить разными путями. Но влияние советской России в этом направлении огромно. У народов Запада, вероятно, не будет коммунизма в чисто русской, советской форме, но, наверное, будет дви-
318//319
жение в этом основном направлении. Западный мир очень изменился по сравнению с тем состоянием, в котором он находился до последней мировой войны и в особенности до первой мировой войны. XX век очень любит противопоставлять себя XIX веку, и даже принято говорить с презрением о XIX веке. Но какие новые умственные и духовные течения существуют на Западе? Тут мы встречаемся с явлением, которое может показаться странным. Какие властители дум ныне существуют в Европе и наиболее актуальны? Это прежде всего Маркс, Ницше, Кирхегардт. Все люди XIX века, а не XX, люди отошедшего века, богатого мыслями. Марксизм есть учение, построенное сто лет тому назад, в совершенно других общественных условиях, многое в марксизме несомненно устарело. И тем не менее марксистская доктрина властвует не только в России, где она была очень русифицирована, но и в Западной Европе. Франции раньше марксизм был чужд, и его плохо знают, во французском социализме элементы марксизма были слабы. Марксизм был явлением немецким и русским. Сейчас во Франции марксизм представляется новостью, почти что последним словом человеческой мысли. Это связано с образованием коммунистической партии. Русским, которые были марксистами уже в конце XIX в., к которым принадлежу и я, это может показаться странным*. Ницше, который тоже очень влиял на нашу эпоху, тоже ведь мыслитель XIX в., его мысль формировалась в 60-е и 70-е гг. прошлого века.Маркс влиял на социальные движения масс, Ницше же вли-
* Я был марксистом, но никогда не был материалистом.
319//320
ял на более утонченный культурный слой. Экзистенциализм связан отчасти с влиянием Ницше. Кирхегардт принадлежит к 50-м годам XIX века, но в свое время совершенно не был оценен. Со времени первой мировой войны его влияние сделалось огромным на теологические и философские течения. Экзистенциализм уже прямо связан с тем Angoiss3, испытанным европейским человеком, вступившим в эпоху катастроф, соответствует тому, что индивидуально пережил одинокий и непризнанный Кирхегардт. От Ницше и Кирхегарда идет трагическое чувство жизни, которое раньше было довольно чуждо европейскому человеку, прежде оптимистически веровавшему в торжество разума и в прогресс. Европейский рационализм, который обличили русские мыслители, оказался надломленным. Нужно также отметить влияние Достоевского в Европе. В XIX веке были мыслители, упреждавшие свое время, настроенные профетически, и они влияют в наше время, которое не создало мыслителей равной силы. Но все это не означает еще творческого вхождения в новую эпоху.
Для новой эпохи очень характерна та революция, которая происходит в физике и химии, начиная с теории кванта Планка и закона относительности Эйнштейна. И вот что тут особенно важно. Во вторую половину XIX века физика, химия и все науки о природе связаны были с философскими теориями, не имеющими специально научного значения, с материализмом и позитивизмом. Это было господство детерминизма. Так называемый сиентизм совсем не связан с научными открытиями; он был не наукой, а плохой философией. Физика XX века, делающая огромной
320//321
важности научные открытия, освободилась от всякой общеобязательной связи с материалистической философией, и она подвергла сомнению самое существование материи, в котором не сомневались во вторую половину XIX века. Какой-нибудь Эддингтон не материалист, а квакер-мистик. Вряд ли материалист де Бройль. Но новая физика, дающая новую картину природного мира, не связанная с определенной философией, <но> и имеющая значение для философии, окончательно расшатывает старую идею космоса. И это очень характерно для эпохи, в которой происходит разложение старых ценностей, которые казались вечными. Если даже будут происходить открытия по разложению атома, то древнему космосу будет нанесен страшный удар. Человек глубже входит в космическую жизнь. Теллурический4 период его существования кончается. Очень возрастает планетарное чувство земли. И с этим связана и новая сила человека и новая его зависимость. Фрейд и психоанализм принадлежат XX веку. Но психоанализм не только делает важные открытия о душевной жизни людей, главным образом о сфере подсознательного. Психоанализм тоже разлагает душевную цельность человека. Он есть не только научное открытие, но и один из симптомов разложения личности. Это же находит свое отражение и во французском романе, у Пруста, у А. Жида, у Сартра5. Новым, характерным для нашей эпохи в философии является экзистенциальная философия, которая охватывает несколько течений, иногда противоположных друг другу. Как известно, сама терминология восходит к Кирхегардту, хотя современные французские экзистенциалисты типа
321//322
Сартра совершенно от него отходят. Наибольшее значение имеют Гейдеггер и Ясперс. Экзистенциальная философия отражает новое положение человека в мире катастрофическом, положение угрожающее, неустойчивое, выбросившее человека в мир страшный и чуждый. Философия делается более конкретной, она изучает angoisse человека, страх, смерть, заботу, пограничное положение человека, отчаяние и пр., она не выражается уже в рациональном познании через понятия, хочет познать тайну мира в существовании человека, хочет открыть экзистенциальный смысл познающего в его познании. Эта философия актуальна, она признает примат экзистенции над эссенцией. Она показывает иной путь для философии, иной, чем путь, идущий от Парменида и Платона. Но экзистенциализм может принять две разные формы, форму религиозную и форму резко атеистическую.
В современном мире появились новые формы атеизма, не похожие на атеизм XIX века. В прошлом веке атеизм в своих преобладающих формах был более элементарным, он обыкновенно связан был с материализмом, с поклонением естественным наукам, с оптимистической верой в прогресс. Лишь у Ницше атеизм был глубже. Новые формы атеизма нашей эпохи совсем не связаны с материализмом, с оптимистической верой в прогресс, он совсем не обосновывает себя на наивной вере во всемогущество естественных наук. В этом отношении характерны Гейдеггер и Николай Гартман в Германии, Сартр во Франции. Интересно, напр<имер>, что Н. Гартман обосновывает свой атеизм совершенно так же, как Кант обосновывает свою веру в Бога. Кант думал, что нельзя
322//323
доказать существование Бога и нельзя сделать Его предметом познания. Но существование Бога есть нравственный постулат практического разума. Если нет Бога, то нравственная жизнь разрушается, нет свободы и нравственной ответственности. Н. Гартман говорит то же самое с обратным знаком. Нельзя доказать, что Бога нет. Но нужен постулат, что Бога нет, ибо если Бог есть, то рушится нравственная жизнь, как и свобода человека, нет ответственности человека. При этом Н. Гартман признает идеальные ценности, которые человек призван осуществлять. Сартр считает свой атеизм более последовательным, чем атеизм марксистов. Марксисты еще верят, что исторический процесс имеет смысл, он ведет к совершенному социалистическому обществу, для них мир не абсурден, это у них остаток веры в божественное, они еще идеалисты. Атеизм Сартра исходит из того, что мир абсурден и бессмыслен. Человек не может опереться на исторический процесс, он должен сам, опираясь лишь на себя и свою свободу, творить ценности и новый лучший мир. Сартр не принимает детерминизма, который принимают марксисты и атеисты старого типа. И Сартру, как никому, не удается быть последовательным атеистом. Его учение о свободе оставляет все же идеальное начало в человеке. Человек должен пройти через новые формы безбожия, это даже может иметь очистительное значение. Это есть прохождение современного мира через тьму перед новым религиозным светом.
Для современного мира и для происходящего в нем переворота очень характерна мучительная тема о свободе. Происходящие в мире процессы являются
323//324
не столько процессами освободительными, сколько процессами связывающими. Это я отмечал в книге «Новое Средневековье», написанной 23 года тому назад6. Социальное переустройство мира должно освободить трудящиеся классы от эксплуатации и унизительного положения. Но это освобождение не происходит либеральными путями, оно предполагает связанность и принуждение. Скачок из царства необходимости в царство свободы, о котором говорят Маркс и Энгельс, отодвинут в неопределенное будущее. Тема о свободе трагическая, она особенно трагична для культурной элиты, которая проходит сериозный кризис. И если эта культурная элита не проникнется идеей служения, если она останется в состоянии самодовольства и презрения к нижестоящим, то она будет обречена на исчезновение. Во всяком случае либерализм XVIII и XIX веков кончен, в нем нет больше силы. Индивидуализм, который в прошлом мог быть революционным, делается бессильным воздыханием о прошлом. Особенно либерализм экономический делается силой реакционной, поддерживающей умирающий капиталистический строй. Кончается и либеральная демократия, которую пытаются еще поддержать, она мешает социальному реформированию общества. Будущее принадлежит новой форме демократии, демократии социальной. Лозунг свободы часто бывает ложным и реакционным, его провозглашают из страха и ненависти к надвигающимся на мир социализму и коммунизму. За свободу стоят те, которые раньше были врагами свободы и по-настоящему свободы не любят или любят ее для себя и не любят для других. (В первые годы русской революции я знал
324//325
одну даму, которая не была верующей и всегда нападала на христианство. В одно из воскресений она пришла в церковь. Когда ее спросили, почему она это сделала, будучи противницей христианской веры, она ответила, что она пришла из ненависти к проклятым большевикам. Вот так пробуют и защищают собственную свободу, которой раньше боялись7.) [Нашли собственную свободу, хотя раньше ее отрицали8.] Проблему свободы нельзя ставить отвлеченно, исходя из доктринальных принципов, ее нужно ставить конкретно, нужно понять сложную диалектику свободы, ее динамику. Свобода в более глубоком смысле есть не право человека, а обязанность человека. Трагизм этой проблемы в том, что ограничение свободы, особенно экономической свободы, необходимое для социального переустройства общества, для решения проблемы «хлеба», сопровождается ограничением и даже отрицанием свободы духа и духовного творчества. Свобода же духа, совести, мысли, слова, творчества имеет абсолютный характер и зависит не от царства Кесаря, а от Царства Божьего. Но разграничение «Кесарева» и «Божьего» с большим трудом дается грешному человеку, и в прошлом оно никогда по-настоящему и последовательно не было сделано. Дух всегда утеснялся миром и в новой форме продолжает утесняться. Выброшенность человеческого существования вовне приводит к этому.
Будущее нельзя себе представлять целым и единым, в нем будет движение, будет духовная борьба. И это может быть наиболее обострено, когда социальная борьба уляжется. Тогда духовные проблемы, затемненные социальным неустройством и социаль-
325//326
ными противоречиями, предстанут в более чистом виде. И будущее России нельзя себе представлять детерминированным и фатальным, оно зависит от человеческой свободы. Можно себе представить необычайный рост экономической и политической мощи России и возникновение нового типа цивилизации американского типа, с преобладанием техники и с поглощенностью земными благами, которого не было в прошлом русского народа. Но воля наша должна быть направлена на созидание иного будущего, в котором будет разрешена справедливо социальная проблема, но <и> обнаружит себя религиозное призвание русского народа и русский народ останется верен своей духовной природе. Будущее зависит от нашей воли, от наших духовных усилий. То же нужно сказать <о> будущем всего мира. Роль христианства тут не может не быть огромной. Но эта роль может быть огромной лишь в том случае, если обветшавшие и выродившиеся формы христианства будут преодолены и будет раскрыта профетическая сторона христианства, из которой вытекает и совсем иное отношение к стоящим перед человеческим обществом проблемам9. В новую мировую эпоху входит новое христианское сознание и новая христианская активность. Такое новое христианское сознание с сильным профетическим элементом в России подготовляется.
XII. РОССИЯ И НОВАЯ МИРОВАЯ ЭПОХА
В РГАЛИ имеются черновой автограф статьи, написанный скорописью, и машинописная копия статьи, выполненная, вероятно, после 1948 г. (Ед. хр. 232), машинопись с правкой неустановленного лица (скорее всего переводчицы) перевода статьи на французский язык (Ед. хр. 230).
Статья печатается по черновому автографу (Ед. хр. 232. Л. 1 — 4) с использованием машинописной копии для прочтения некоторых, наиболее неразборчиво написанных мест.
1 Далее в переводе на французский язык имеется фраза, отсутствующая в русском черновом автографе и в машинописи: «d'une facon plus nette par Boukharev» — «в наиболее ясной манере у Бу-харева».
2 Далее в переводе на французский язык имеется фраза, отсутствующая в черновом автографе и в машинописи: «Sur le terrain protestant, le plus remarquable, c'est Blumhardt» — «На протестантской почве наиболее замечателен Блюмхард». Какого именно автора имеет в виду Бердяев, определить трудно: имеется по крайней мере три протестантских теолога с такой фамилией — Кристиан Готлиб (1779—1838), Иоганн Христоф (1805—1880), Христоф Фридрих (1842—1919). Наиболее вероятен Христоф Фридрих.
3 Angoisse(франц.) — тоска, тревога, томление
4 Теллурический — от лат. «tellus» — Земля.
5 Далее в переводе на французский язык сделано примечание, отсутствующее в русском черновом автографе и в машинописи: «Une importance particulierement symptomatique doit etre accordde a l'un des plus remarquables 6crivains de notre temps: I'Amdricain Nenri Miller. Son oeuvre crdatrice reflete l'irruption du chaos dans la vie du monde. Ce chaos ne se trouve pas seulement dant la vie du372
НиколайБердяев
monde mais dans Henri Miller lui-meme. (Note de l'auteur)». — «Особенно симптоматическое значение должно быть придано одному из наиболее замечательных писателей нашего времени: американцу Генри Миллеру. Его творчество отражает внезапное вторжение хаоса в жизнь мира. Этот хаос находится не только в жизни мира, но и в самом Генри Миллере. (Примечание автора)».
6 Книга «Новое Средневековье. Размышление о судьбе России и Европы» была написана в 1923 г. и издана на русском языке в Берлине в 1924 г. Книга переведена на 12 языков.
7 Фрагмент, заключенный автором в круглые скобки, отсутствует в переводе на французский язык.
8 Предложение вписано над строкой карандашом. |
