Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы.
БЕЗУМИЕ И ВЕРА
Беленсон Е ("Эли Эльсон). Безумие и вера. // Путь.— 1926.— № 2 (январь).— С. 137-138.
Безумие для верующего — понятие иное, чем для психиатра. Каббала называет его «перестановкой светильников». Более всего этоотносится к тому роду заболеваний, таинственно всплывающих и уходящих, который порожден не органическими процессами, а вечными законами души. Различие душ и своеобразие их природы обусловливает ход этой болезни, по существу религиозной и вырастающей из раздвоения человека между добром и злом, между Богом и греховностью.
Разлад неверующего разума и души переполненной сознания вины переживается здесь — мистическая трагедия души — не только как видение в скрытых недрах душевного миpa, а как живая действительность. Разум раздвоен и в высшем своем составе перенесен в духовные сферы бытия, удел же души идти по пути страдания и искупления. Последний аккорд — вера, ставшая знанием.
Не отрицая клиническую картину болезни, я хочу за пределами ее, указать на мир сокровенный, не подлежащий рационалистическому рассмотрению и менее всего объяснению. Сознание нормального человека, связанное предначертанным порядком, протекает привычными путями. Но вот незримая рука переставляет огоньки на пути не погашая их— и прежний порядок нарушен, нарушена так называемая нормальная жизнь, — и возникает иное: «безумие». В бездну проваливается разум, не постигая более здравого смысла жизни. Дремавшая доселе сила нового сознания избавлена от уз своих; душа сбрасывает тесные оковы и прорывая грань, совершает взлет свой в мир ирреальный, близкий к высшей реальности.
Безумие — это страшная катастрофа, страшное насильственное потрясение всего существа, подобное землетрясению, из глубин извергающему пламя и темную лаву, и сокрушающему поверхность. Но сама болезнь есть лишь проявление изначального и значительного происшествия: бунта духовного, вулканического извержения внутреннего миpa. Сосуду несовершенному надлежит быть разбитым, дабы в новом, расширенном объеме мог он приять и вместить более высокое содержание. Во имя более совершенной природы сокрушается низшая, несовершенная природа. Все ограниченное, все неживое и разлагающееся стирается и смывается в огненном потоке вечных мук. В мучительных болях рождается новый мир. Не только на пути в Дамаск являет Господь себя человеку. И в стенах желтого дома таятся благостные ясли Вифлеемские. В терновом пламени постигает больная душа божественный закон, дабы, по избавлении своем, преклониться перед чудом небесной любви.
Быть может в этом и заключается метафизический смысл подобного заболевания. Его религиозный смысл — в искупительном страдании. Проходя через все круги ада, душа кровью своей платит дань за грехи прошлого и за милость в будущем. Таким образом болезнь является сильнейшим религиозным переживанием: откровением миpaневидимого, и посвящением в мистерии бытия духовного: умиранием и воскресением.
И раньше уже человек жил в каком-то смутном предчувствии; все видимое казалось ему недействительным — люди марионетками на искусственных нитях. Неодолимо росло ощущение скрытого смысла всего происходящего; медленнее
137
текла кровь в жилах, вставали вещие сны, вспыхивали озарения.
И вот, внезапно, занавес взвился, — началась божественная комедия! В этот же миг нить, связующая душу с окружающим миром, порывается, —никто не знает более, что происходит в этой душе, — общение невозможно, слов нет, — между миром и душой разверзлась бездна.
Одиноким и обособленным вступает дух человека на трудный и опасный путь свой страстной, через лабиринт превращений. Дерзкой и тщетной попыткой представляется желание описать этот ирреальный мир реальнейших страданий*).
Лишенная спасительного клубка Apиадны и опоры просветительного Вергилия, одинокая душа потерялась в миpoвом пространстве, словно отверженная Богом и вселенной, словно тьме и дьяволу обреченная. Уничтоженная и до последних пределов униженная, она пресмыкается на земле, терзаемая и пытаемая всеми пытками ада, гонимая фуриями, самой себе и другим на поруганиe преданная, а умиранию нет и нет конца!
В этом лихорадочном беге переживаний нет передышки, нет остановки, — время перестало быть, — и вне всякой последовательности, среди мучений, непостижимым образом испытывает душа трепет от близости Божества. Перед лицом вины своей, выявляющейся в невольной исповеди, она содрогается перед видением небесной красоты и гармонии. Погруженная в вечность, она перестала быть, она стала лишь зрительницей, хотя мучения ее не прекращаются; — душа бессознательно впитывает в себя познавание. Вселенная звучит дионисовой печалью, все творящееся сопровождается ритмами монотонно-экстатического гимна, наполняющего собою душу. Мир стал музыкой. Перенесенная в седое прошлое, душа переживает начало веков и рождение мира. Священная символика, глубокие связи, вековые недра раскрываются перед ее духовным взором, — древние видения, мифические личности воплощаются вновь. Хамелеоном проносится душа сквозь цепь превращений, сознавая единство вселенной. Язык зверей, без слов, понятен. Усталый кошачий взор говорит ей о веках. Слеза сострадания в глазах собаки трогает ее сильнее человеческой жалости. Мученичество лошади, самого одинокого из земных существ, исполняет ее жгучим чувством вины, — и в ярких образах является ей звериное Божество, каким зрели его древние народы. А сквозь все это кроваво-алой лентой змеится мука... Любовь, отчаяние и смерть, —и нет смерти, — и дикий вопль о конце!...
Но срок исполнен. Занавес падает. Чары исчезли. В трезвом свете нашей реальной жизни стоит выздоравливающий, освобожденный, проясненный и обновленный, в крови своей омытый и очищенный человек. Но — или это лишь кажется ему? — никогда уж ему не улыбнуться, ибо забыть — невозможно.
Отныне переживается им скрытый смысл Священного Писания, — замкнутые врата раскрываются разуму, и подобно Лазарю, разбуженная к новому бытию, душа воскресает к свету. Безмерность боли, затаенная любовь, высокое и бесконечное — все, все сливается в одном скорбном потоке, разрывающем душу и тело— и, наконец, разряжается в молитвенно-экстатическом жесте!**...
В Евангелии рассказывается про больного, который не иначе как через крышу мог попасть к Иисусу, ибо остальные пути и ходы были уже заняты более счастливыми и здоровыми. И вот пришлось разобрать «крышу» и поднять туда больного. Не то же ли происходит и в религиозном безумии, самом таинственном и опасном прорыве к Богу?
Эли Эльсон.
__________________
*) Самое значительное и глубокое о подобном душевном состоянии было высказано ясновидцем Э. Сведенборгом и святой Катериной Генуэзской.
**) Речь идет, конечно, о чисто субъективном, а не об общем переживании. И конечно же, тут не болезнь утверждается, а лишь сделана попытка осветить самую тяжкую из всех болезней духовным смыслом.
138
