Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Марк Блок

КОРОЛИ-ЧУДОТВОРЦЫ

К оглавлению

Глава пятая

Королевское чудо

во времена религиозных войн

и абсолютной монархии

§ 1. Чудотворная королевская власть накануне кризиса

В начале XVI века королевское чудо на обоих берегах Ла-Манша переживает пору расцвета; такое положение сохранялось в этом столетии довольно долго[1].

431//432

Начнем с Франции. Мы располагаем применительно к этому периоду цифровыми данными исключительной точности: они содержатся в чудом сохранившихся книгах записей о раздаче милостыни. Самая старая из них относится к последним дням царствования Карла VIII, самая недавняя – к царствованию Карла IX, а именно к 1569 г., когда религиозные войны были уже в самом разгаре[2]. Сведения о финансовых операциях, которые приведены в этих книгах, отличаются безупречной полнотой; если при Филиппе Красивом власти выказывали щедрость далеко не ко всем чудом исцеленным, то в те времена, о которых мы ведем речь теперь, подаяние получали все без исключения больные, удостоившиеся королевского прикосновения[3]. Вот статистика по годам, которую удалось вос-

432//433

становить: Людовик XII с 1 октября 1507 г. по 30 сентября 1508 г. возложил руки всего на 528 человек[4]; Франциск I в 1528 г. – по меньшей мере на 1326 человек, в 1529 г. – более чем на 988, в 1530 – по меньшей мере на 1731 человека[5]; рекорд, как ни странно, поставил Карл IX: в 1569 г., когда гражданская война уже началась, но королевские войска брали верх, – году сражений при Жарнаке и Монконтуре, – этот король при посредстве прославленного Жака Амио, ведавшего в его царствование раздачею милостыню, одарил деньгами 2092 золотушных, на чьи язвы он возложил свою юную длань[6]. Сравнение этих цифр с теми, которые, применительно к другой эпохе и другой стране, мы получили благодаря просмотру счетов Эдуарда I и Эдуарда III, показательно: как некогда к английским Плантагенетам, к французским Валуа больные шли тысячами.

Откуда же прибывали больные в таком множестве? На этот вопрос документы XVI века не дают такого четкого ответа, как таблички времен Филиппа Красивого; как правило, в них не указаны даже имена людей, удостоившихся королевского прикосновения, а если порой имена и всплывают, то до обозначения места, откуда эти люди родом, дело все равно не доходит. Тем не менее существовала категория чужестранцев, которым по обычаю полагалась особая милостыня, «дабы смог-

433//434

ли они воротиться в родные края», и которые неоднократно фигурируют в расходных книгах при Генрихе II – чьи счета, впрочем, так отрывочны, что не позволяют вывести даже годовую статистику, – а также при Карле IX; это испанцы[7]. Об упорстве, с каким они стремились попасть к французскому двору и добиться прикосновения руки французского короля, мы знаем и из других источников. Таким образом, политический антагонизм Франции и Испании, остававшийся почти неизменным в течение всего XVI столетия, нимало не уменьшал веры жителей полуострова, где свирепствовала золотуха, в чудодейственную мощь государя, враждовавшего с его повелителями. Вдобавок, несмотря на соперничество властителей, отношения между двумя странами оставались очень тесными; во Франции жило множество испанцев, в Испании – еще больше французов, и эти миграции не могли не способствовать распространению по ту сторону Пиренеев известий о французском королевском чуде. Лишь только восстанавливался мир, как золотушные, и люди благородного происхождения, и люди незнатные, перебирались через горы и устремлялись к королю-врачевателю; судя по некоторым данным, они образовывали настоящие караваны с «капитаном» во главе каждого[8].

434//435

По прибытии на место они получали щедрые дары, доходившие, если дело касалось знатных особ, до 225 или даже 275 ливров; по этой щедрости можно судить о том, как сильно стремился французский двор распространить за пределами королевства чудотворную славу династии[9]. Наряду с испанцами в толпе, окружавшей Генриха II в Корбени после коронации, попадались и другие чужестранцы, национальность которых в расчетных книгах не обозначена[10].

Порой наши короли занимались исцелениями и вне пределов Франции, в особенности в Италии, куда завоевательские амбиции увлекали их в эту пору довольно часто. По правде говоря, когда Карл VIII совершал чудотворный обряд в Неаполе, а Людовик XII повторял этот жест в Павии или Генуе, оба они действовали в городах, которые считали составной частью своих владений, однако при необходимости французские короли не боялись демонстрировать свое искусство и на земле заведомо чужой, например в Папской области. В декабре 1515 г. Франциск I, гостя в Болонье у Льва X, объявил во всеуслышание, что будет возлагать руки на больных, и в самом деле исполнил этот обряд в капелле папского дворца, причем сре-

435//436

ди его «пациентов» находился один польский епископ. Больше того, в самом Риме, в капелле Святой Петрониллы Карл VIII 20 января 1495 г. возложил руки на без малого 500 человек, чем вызвал среди итальянцев, по словам его панегириста Андре де ла Виня, «восхищение чрезвычайное»[11]. По правде говоря, как мы скоро увидим, итальянские вольнодумцы воспринимали чудотворные церемонии не без некоторого скептицизма, однако простолюдины и даже врачи оказывались, вероятно, куда более доверчивы[12]. Более того: когда Франциск I, попавший в плен после битвы при Павии, в конце июня 1525 г. очутился в Испании, сначала в Барселоне, а потом в Валенсии, к нему, как писал несколькими днями позже президент де Сельв Парижскому парламенту, «устремилось такое большое и нескончаемое множество больных золотухой... великую надежду питающих на исцеление, какого не видывал он и во Франции»[13]. Даже потерпев поражение, августейший целитель продолжал пользоваться среди испанцев таким же успехом, как во время своей пышной коронации. Поэт Ласкарис воспел этот эпизод в двух латинских двустишиях, получивших в его время чрезвычайную известность:

«Вот король одним мановением руки исцеляет золотуху, –  даже в плену не утратил он милости Всевышнего.  –  По этому знаку, о святейший из королей, – узнаю я, что гонителей твоих ненавидят Боги»[14].

436//437

По мере того, как Франция становилась государством более цивилизованным, а французский двор – более роскошным, обряд исцеления золотушных постепенно приобретал большую регулярность и торжественность. Людовик XI, как мы помним, возлагал руки на больных один раз в неделю; начиная с Карла VIII церемония стала происходить гораздо реже, чего, судя по всему, не одобрял Коммин[15]. Конечно, пускаясь в дорогу, король соглашался принимать хоть по несколько больных почти в каждом населенном пункте, – так, например, поступил Франциск I, когда проезжал через Шампань в январе 1530 г.[16]; больше того, порой, растрогавшись при виде какого-нибудь несчастного, король возлагал на него руки «прямо на месте», там, где он его встретил[17]. Однако как правило золо-

437//438

тушные по мере прибытия ко двору объединялись (стараниями тех, кто принадлежал к Службе по раздаче милостыни) в группы, получали вспоможение «на жизнь», позволявшее дотянуть до счастливого дня, и, двигаясь следом за королем вместе с его свитой, дожидались момента, благоприятного для совершения чуда, – если, конечно, приближенные короля, желая избавить двор от этого громоздкого и, по всей вероятности, не слишком приятного для глаза кортежа, не предпочитали выдать страждущим денег с тем условием, чтобы они «удалились» и возвратились назад лишь в назначенный день[18]. Что касается дней, когда король соглашался наконец приступить к чудотворству, это были, как правило, главные религиозные праздники, число которых, впрочем, варьировалось[19]: Сретение, Вербное воскресенье, Пасха или один из дней Страстной недели, Пятидесятница, праздник Тела Господня, Успение, Рождество Пресвятой Девы Марии, Рождество Христово; порой, в исключительных случаях, церемония совершалась в праздник, не связанный с церковным календарем: так, 8 июля 1530 г. Франциск I праздновал в Рокфоре, подле Мон-де-Марсана, свое «повенчание» с Элеонорой Австрийской и пожелал предстать перед новой королевой Франции во всем блеске своего наследственного чудотворного таланта[20]. Объединение пациентов в группы приводило к тому, что в предписанный момент, уже после отсева, произведенного королевским врачом[21], перед королем представали настоящие толпы, порой

438//439

состоявшие из нескольких сотен человек. От этого церемония приобретала чрезвычайно внушительный характер. Перед ее началом король непременно причащался – разумеется, под обоими видами, в согласии с династической привилегией, которая, наряду со способностью исцелять, подтверждала сакральный характер французской монархии. Небольшое полотно начала XVI века позволяет нам понять, какую тесную связь устанавливало монархическое общественное мнение между этими двумя славными прерогативами: слева в открытой капелле король, которому епископ только что поднес блюдо с облатками, держит в руках чашу для причастия; справа во дворе и даже на самом пороге капеллы его ожидают больные[22].

Основные составляющие обряда не переменились со времен Средневековья: сначала легкое прикосновение обнаженной руки к язвам и опухолям, затем крестное знамение. В XVI веке окончательно устанавливается формула, которую произносит король над каждым пациентом: «Король руки на тебя возлагает, Господь от недуга тебя исцеляет»; с некоторыми вариантами она продержится до самых последних лет существования монархии[23]. Церемонии обязательно предшествовала

439//440

литургия, впрочем, совсем короткая; мы уже видели, что, по крайней мере со времен Генриха II, она вся целиком посвящалась святому Маркулю, сделавшемуся патроном королевского чуда[24]. Миссал, содержащий эту литургию, украшен прелестной миниатюрой, которая позволяет нам увидеть, как именно совершалась церемония возложения рук: Генрих II в сопровождении высшего духовного лица, ведающего раздачею милостыни, и нескольких придворных движется вдоль коленопреклоненной толпы, переходя от одного больного к другому. Мы знаем, что именно так все и происходило[25]. Однако не стоит толковать эту миниатюру слишком буквально; королевский наряд, изображенный на ней: корона, мантия, расшитая геральдическими лилиями и подбитая горностаем, – наряд вполне условный; в реальности король далеко не всякий раз облачался перед возложением рук в те одежды, в каких он короновался. Дело, судя по всему, происходит в церкви; в самом деле, король часто совершал целительный обряд в церкви –  часто, но, однако же, не всегда. Создатель миниатюры помес-

440//441

тил короля-чудотворца в фантастическую декорацию в ренессансном вкусе; нам следует вообразить фон одновременно и более реальный, и более разнообразный: например, готические своды собора Парижской богоматери, под которыми 8 сентября 1528 г. выстроились на глазах у добропорядочных горожан 205 золотушных[26], или – поскольку обряд не всегда совершался в храме или в каком бы то ни было помещении, –  галерею епископского дворца в Амьене, где в 1527 г., в праздник Успения Божьей Матери, на глазах кардинала Уолси Франциск I возложил руки на примерно такое же число больных[27], или же – в смутные времена – военную обстановку, например, Ландский лагерь близ Сен-Жан-д'Анжели, где в 1569 г., в праздник Всех Святых, Карл IX расстался ненадолго с ролью полководца затем, чтобы перевоплотиться в целителя[28].

В Англии наблюдалась – по крайней мере, в основных чертах – та же картина. Относительно числа больных, над которыми совершался обряд возложения рук, сказать что-либо определенное затруднительно: статистических данных недостаточно; разрозненные упоминания больных, «вылеченных» королем, встречаются изредка лишь в счетных книгах Генриха VII или Генриха VIII и касаются, по всей вероятности, лишь случаев исключительных; архивы Службы раздачи милостыни, в которых, судя по всему, значились суммы, розданные

441//442

чудом исцеленным больным, не сохранились[29]. Не может быть сомнений в том, что популярность английских королей как чудотворных целителей была в XVI веке крайне велика; многие авторы прославляют их чудесную силу; однако выразить эту популярность в цифрах нам не дано.

Зато мы знаем во всех подробностях, как именно совершался чудотворный обряд при Марии Тюдор, а возможно, уже при Генрихе VIII[30] и даже при Генрихе VII[31]. Английская це-

442//443

ремония во многом отличалась от французской; отличия эти достойны отдельного разговора.

Во-первых, литургия, сопровождающая церемонию от начала до самого конца, была гораздо более продолжительна. Она включала молитву Confiteor, произносимую королем, отпущение грехов, произносимое в ответ капелланом, и чтение двух отрывков из Евангелия: стиха из Евангелия от Марка о чудесах, творимых апостолами (намек вполне прозрачный), и самого начала Евангелия от Иоанна, всегда читаемого при благословениях и экзорцизмах[32]. Разумеется, ни о святом Маркуле, ни о каком бы то ни было другом конкретном святом в литургии не говорилось ни слова.

В противоположность французским обычаям, английский государь в течение всей церемонии оставался неподвижен; он сидел, а священник подводил к нему больных одного за другим. Возможно, государь при этом выглядел более величественно, однако в зале, где он совершал обряд, создавалась большая толчея; судя по некоторым гравюрам XVII века, эпохи, когда в ход вновь вошли те же правила, английское возложение рук выглядело гораздо менее живописно, чем процессия во Дворе Чудес[33]. По всей вероятности, такая организация церемонии восходила к весьма древним временам: уже на миниатюре XIII века мы видим, как Эдуард Исповедник сидя ожидает, когда к нему подведут женщину, нуждающуюся в исцелении[34].

Толчею усугубляло то обстоятельство, что каждый больной подходил к королю дважды. Сначала все поочередно проходи-

443//444

ли перед королем, а он прикасался обнаженной рукой к язвам и опухолям; затем, по окончании этой процедуры, они вновь, опять-таки поочередно, проходили мимо короля, а он осенял раны традиционным крестным знамением; впрочем, знамение это он, в отличие от своего французского соперника, совершал, держа в руке золотую монету; перекрестив больного, король вешал эту монету, в которой предварительно была просверлена дырочка для ленты, ему на шею. Именно в этой части контраст английской церемонии с французской особенно очевиден. При дворе Валуа золотушным также давали денег, но совсем немного  –  как правило, по два турских су на человека; однако эта милостыня была не только гораздо более скромной, чем английская: ее вручал без всякой торжественности священник, шедший следом за королем и старавшийся держаться как можно более незаметно. В Англии, напротив, вручение королевского дара оказалось в самом центре обряда. Произошло это в результате любопытной эволюции верований, которую нам теперь следует рассмотреть.

Во время войны Алой и Белой Розы английские государи, как мы помним, взяли за правило для увеличения своей популярности оделять больных весьма богатой милостыней  –  золотой монетой всегда одного и того же достоинства, именуемой ангелом. Хотя по крайней мере до царствования Якова I эти ангелы продолжали использоваться и в качестве звонкой монеты, с каждым годом их все меньше рассматривали как средство экономического обмена и все больше – как настоящие медали, предназначенные исключительно для церемонии возложения рук, и даже переменили в этой связи украшавшую их надпись. При Марии Тюдор вместо старой привычной формулы «О Христос Искупитель, спаси нас крестом своим» на монетах стали писать: «Это от Господа, и есть дивно в очах наших»[35]. Скоро мы убедимся, что, когда Яков I изменил ход обряда, он тотчас поменял внешний облик ангела и надпись на

444//445

нем. Начиная с XVI века публика перестала видеть в этой золотой монете, столь тесно связанной с целительным обрядом, то, чем она была вначале, – обыкновенную, хотя и необычайно щедрую милостыню. Теперь эту монету стали считать талисманом, наделенным собственными целительными свойствами.

Если верить венецианцу Файтта, который, прибыв в Англию в свите кардинала Поула, 4 апреля 1556 г. наблюдал за тем, как Мария Тюдор возлагает руки на больных, королева взяла с каждого из своих пациентов обещание «никогда, кроме случаев самых исключительных, не расставаться с этой монетой (которую она повесила им на шею)»[36]. Говорила королева эти слова или нет, для нас не слишком существенно; важно, что ей их приписывали, а значит, в эту пору «ангел» уже не считали обычной монетой. Применительно к царствованию Елизаветы вера в целительные свойства нового амулета была засвидетельствована капелланом этой королевы, Тукером, автором первой английской книги о целительной власти королей. Тукер, впрочем, осуждает это верование, видя в нем всего лишь простонародное суеверие[37]. Того же мнения придерживались впоследствии все апологеты королевского чуда. Однако в XVII веке они разделяли его уже весьма неохотно; самые серьезные авторы, такие как врачи Браун и Уайзмен, возражают только для виду против народной точки зрения, которая к этому времени укоренилась во всех умах, приверженных к сверхъестественному[38]. В Англии имела широкое хождение история, персонажи которой менялись, суть же оставалась неизменной: некто удостоился прикосновения королевской руки, а затем, естественно, получил полагающийся по обычаю ангел; до тех пор, пока этот залог здоровья оставался при нем, больной казался исцеленным; но стоило ему утратить монету,

445//446

как болезнь тотчас возвратилась[39]. В этом были убеждены представители всех сословий: голландский врач Димербрук, умерший в 1674 г., рассказывает, что однажды ему довелось лечить английского офицера, служившего в армии Соединенных Провинций; офицер этот, дворянин, некогда, в самой ранней юности, исцеленный чудесным прикосновением королевской руки, носил на шее ленту с монетой, полученной некогда от государя-целителя, и отказывался расстаться с нею, свято веруя, что выздоровлением он обязан только ей одной[40]. Благотворители дарили бедным прихожанам, некогда страдавшим золотухой, куски ткани, – чтобы обладатели ангелов могли изготовить себе новые ленты[41]. Неудивительно, что порой в согласии с общепринятым предрассудком действовало и правительство: в «Прокламации» от 13 мая 1625 г. упомянуты лица, которые, «будучи некогда излечены от золотухи, распорядились золотыми монетами (полученными при возложении рук) недолжным образом и оттого заболели вновь»[42]. Как

446//447

именно эти злоумышленники распорядились королевским подарком, догадаться нетрудно: они его продали. В самом деле, мы знаем, что эти талисманы служили предметом купли-продажи[43]. Больные, которые по той или иной причине не могли отправиться ко двору или, быть может, страшились дорожных расходов, покупали золотые монеты, надеясь, очевидно, приобрести таким образом за полцены часть чудесного воздействия, исходящего от священной королевской руки; понятно, что ревностных сторонников королевской власти, убежденных, что облегчение может доставить лишь непосредственный контакт с августейшей рукой, это приводило в негодование. Седьмые сыновья, которые в Англии, как и во Франции, по примеру монархов, занимались исцелениями, также, вослед королям, взяли себе за правило вешать на шею пациентам монеты – впрочем, не золотые, а серебряные, ибо материальное положение не позволяло им сравняться в щедрости с августейшими конкурентами; эту привычку они сохранили, по крайней мере в некоторых районах, вплоть до XIX века[44]. Позже мы увидим, что в том же XIX веке вера британцев в чудотворный дар королей дольше всего сохранилась в виде веры в монетку-амулет.

Итак, в середине XVI столетия вера в королевское чудо была еще настолько сильна, что сумела породить новое суеверие.

447//448

Каким же образом англичане прониклись убеждением, что ангелы являются переносчиками целительной мощи? По-видимому, использование при церемонии возложения рук одной и той же золотой монеты, объяснявшееся вначале амбициями соперничающих династий, а затем вошедшее в традицию, постепенно внушило англичанам мысль, что предмет, столь необходимый для совершения обряда, никак не может ограничиваться ролью заурядной милостыни; сами короли, у которых, по крайней мере начиная с Генриха VIII, вошло в привычку, осеняя больных крестным знамением, держать в руке монету, невольно наводили пациентов на эту мысль. Впрочем, наиболее вероятно, что общественное мнение склонилось к ней так охотно потому, что к этому времени другой обряд, сделавшийся в конце Средневековья неотъемлемой составляющей монархического церемониала, уже узаконил мысль о существовании талисманов, освященных королем; я имею в виду целительные кольца, относительно которых твердо укоренилось мнение, что соприкосновение с королевскими руками сообщает им особую мощь. В умах верующих старое чудо возложения рук в конце концов преобразилось под воздействием молодого чуда Великой Пятницы. Недаром находились люди, которые считали, что возложение рук оказывается особенно эффективным, если совершается именно в день «Доброй Пятницы»[45]. Ведь более молодое из двух проявлений сверхъестественной мощи королей пребывало в начале XVI столетия в расцвете своей популярности и, если можно так сказать, в расцвете сил.

Мерой успеха для обряда возложения рук служило число больных, являющихся к королю в надежде на исцеление, а для обряда с кольцами – рвение, с которым подданные короля разыскивали золотые или серебряные кольца, которые его величество благословил после поклонения кресту. Рвение это, насколько можно судить по переписке или мемуарам того времени, было при Тюдорах чрезвычайно велико. Особенно показателен в этом отношении пример леди Лайл. Хонор Гренвиль в 1533 г. вышла замуж за виконта Лайла, побочного сына

448//449

короля Эдуарда IV; в 1533 г. она последовала за мужем в Кале, губернатором которого он был назначен, и оттуда вела с родными и друзьями, оставшимися в Англии, очень интенсивную переписку. Письма леди Лайл, конфискованные в связи с одним политическим процессом, дошли до наших дней. Читая их, с удивлением обнаруживаешь, какое огромное место занимают в них cramp-rings. Леди Лайл, по-видимому, страдавшая ревматизмом, собирала их с настоящей страстью; ее вера в их могущество была так велика, что она даже считала их способными уменьшить боли при родах; дети, друзья, поверенные –  все изо всех сил старались раздобыть для нее эти кольца; это явно был самый надежный способ доставить ей удовольствие. Вероятно, столь сильная страсть представляла собою явление исключительное; леди Лайл, насколько можно судить, отличалась достаточно эксцентрическим умом, который к концу жизни совсем расстроился[46]. Однако вера в целительные кольца, хотя, возможно, и чуть менее пылкая, была, по-видимому, свойственна всем ее современникам. В завещаниях того времени cramp-rings часто фигурируют в числе самых драгоценных вещей, оставляемых в наследство близким людям[47].

449//450

Слава обряда Великой Пятницы распространилась и за пределами Франции. Целительные кольца ценили в Шотландии; английский посланник одарял ими тех нотаблей, в чьей благосклонности был заинтересован[48]; в 1543 г. знатный шотландец лорд Олифонт, взятый в плен англичанами, а затем отпущенный на свободу при условии, что впредь он будет служить интересам Генриха VIII, увез на родину множество cramp-rings[49]. Молва о чудесных кольцах дошла и до континента. Английские короли лично занимались их пропагандой: Генрих VIII собственноручно вручал знатным чужестранцам, прибывшим к его двору, освященные им металлические ободки[50]. Посланники же его раздавали их там, где были аккредитованы: во Франции[51], при дворе Карла V[52], в Венеции[53], а до начала Реформации даже и в самом Риме[54].

450//451

По правде говоря, гости, прибывавшие ко двору короля-волшебника, что бы они ни испытывали в глубине души, не могли принимать чудесные подарки иначе, как свидетельствуя благодарность и восхищение. С другой стороны, настойчиво требуя от английского правительства талисманы, освященные королем, дипломаты, которых это правительство посылало к разным европейским дворам, возможно, желали скорее польстить самолюбию своего чудотворного повелителя, чем услужить ему, оделяя его дарами людей нужных и полезных. Cramp-rings, вывезенные тем или иным способом из Англии в другие страны, превращались там в предмет купли-продажи; так, если в июне 1515 г. генуэзец Антонио Спинола, тайный агент лондонского двора, задержанный в Париже кредиторами, отчаявшимися получить причитающиеся им деньги, просил у кардинала Уолси дюжину таких колец, в которых, по

451//452

его словам, нуждались некие «богатые дворяне», то скорее всего этот неисправный должник просто-напросто хотел переплавить волшебные кольца на серебро[55]. Торговали кольцами почти повсюду, но далеко не везде цена на них была особенно велика. Бенвенуто Челлини, желая в своих записках привести пример дешевых колец, называет «колечко против судорог, из тех, что привозятся из Англии и стоят приблизительно один карлино (мелкая монета)»[56]. Впрочем, один карлино – это какая-никакая, но все-таки сумма. К тому же из различных источников, которые, в отличие от свидетельств дипломатов, нередко грешащих протокольной неискренностью, заслуживают полного доверия, мы знаем, что даже вне Англии anneli del granchio (кольца против судорогог. – ит.) если и не считались такими драгоценными, как сообщали Генриху VIII его придворные, все же ценились куда выше, чем можно подумать, исходя из фразы Бенвенуто Челлини, причем так обстояло дело даже в тех кругах, которые были, казалось бы, в наименьшей степени подвержены суевериям подобного рода. В Германии Катари-

452//453

на Шварцбургская, приятельница Лютера, просила своих корреспондентов доставить ей cramp-rings[57]. Английский гуманист Томас Лайнекр, врач по профессии, состоял в дружеской переписке с великим Гийомом Бюде; без сомнения желая доставить удовольствие своему адресату, он прислал ему несколько целительных колец с прекрасным сопроводительным письмом по-гречески; быть может, в ответе Бюде, написанным на том же ученом наречии, и заметна некоторая ирония, но она столь легка и завуалирована, что оставляет читателя в недоумении относительно истинной позиции автора[58]. Во Франции даже при Генрихе IV, если верить врачу Дю Лорану, у многих частных лиц имелось по нескольку целительных колец, хотя английские короли вот уже пятьдесят лет как перестали их освящать[59]. В эпоху Возрождения вера в королевское чудо была в Европе еще очень сильна и многообразна, причем, точно так же как в Средние века, она оказывалась превыше соперничества между нациями.

Тем не менее во второй половине XVI века на ней сказались последствия того великого потрясения, которому подверглись в ту пору многие политические и религиозные установления западного мира.

453//454

§ 2. Возрождение и Реформация

В 1535 г. Мигель Сервет выпустил в Лионе перевод «Географии» Птолемея с обширными примечаниями и дополнениями; среди последних можно прочесть следующее: «Сообщают о королях Франции две вещи достопамятные: первая, что хранится в реймсской церкви сосуд, постоянно полный мира, каковой с неба посылается для помазания этих королей при коронации их; вторая же, что король французский одним прикосновением руки исцеляет от золотухи. Видел я собственными своими глазами, как сей король возлагал руки на больных, сказанным недугом страждущих. Возвратилось ли к ним оттого здоровье, не знаю, ибо этого не видел». Скептицизм, хотя и выраженный достаточно сдержанно, здесь очевиден... В 1541 г. в том же Лионе выходит из печати второе издание этой книги; последняя фраза из него выброшена, а на ее место вставлено вот что: «Слышал я, что многие больные оттого выздоровели»[60]. Иначе говоря, Сервет отрекся от высказанного прежде мнения. Этот маленький эпизод весьма поучителен. Во-первых, он показывает, каковы были довольно долго те круги, в которых единственно и могли появиться писатели, достаточно дерзкие, чтобы усомниться в реальности королевского чуда; эти смельчаки принадлежали к числу нераскаян-

454//455

ных еретиков, привыкших отвергать и многие другие верования, которые слыли прежде не подлежащими обсуждению, к числу людей, обреченных, как сам Сервет или позже Ванини, с которым мы еще столкнемся по ходу нашего рассказа, погибнуть на костре, разожженном представителями той или иной ортодоксальной религии этого времени. Впрочем, Сервет отказался от своего вольнодумного мнения; мы вправе предположить, что раскаяние это не было добровольным; вероятнее всего, Сервету его навязали. В течение очень длительного периода в книге, напечатанной во Франции или – добавим тотчас же – в Англии, было невозможно открыто критиковать суеверие, от поддержания которого зависел престиж монархии; охотников проявлять эту по меньшей мере бесполезную отвагу находилось немного.

Подобные резоны, разумеется, не распространялись на писателей чужестранных. В ту пору – то есть в XVI веке и в первые годы века XVII-ro, – в Италии существовала группа мыслителей, которых можно назвать натуралистами, ибо, получив в наследство от своих предшественников представление о том, что мир полон чудесного, они стремились избавиться от веры во вмешательство сверхъестественных сил в земную жизнь. Конечно, нарисованная ими картина мира была весьма далека от нашей; с сегодняшней точки зрения многое в ней противоречит опыту и разуму; никто не прибегал так охотно к астрологии или магии, как эти вольнодумцы XVI столетия, однако для них и магия, и астрология представляли собой неотъемлемые составляющие естественного порядка вещей, с помощью которых эти мыслители как раз и пытались объяснить множество таинственных явлений, не объяснимых методами тогдашней науки; главное заключалось в том, что мыслители эти, идя наперекор доктринам своих современников, отказывались видеть в непонятных явлениях плоды произвола сверхъестественных сил.

Кто же, занимаясь в ту эпоху чудесами, мог оставить в стороне это явное, привычное, почти ежедневное чудо – исцеления, совершаемые королями? Понятно, что самые прославленные представители той итальянской школы, о которой мы ведем речь, Помпонацци, Кардано, Джулио Чезаре Ванини, а также гуманист Кальканьини, постарались высказать хотя бы

455//456

походя свое отношение к этому важному предмету; никто из них не сомневался в том, что после возложения рук больные действительно выздоравливали; однако они старались объяснить эти выздоровления причинами естественными или, по крайней мере, отвечающими их представлениям о том, что можно назвать естественным. Позже, когда, в конце нашего исследования, мы в свой черед обратимся к рассмотрению проблемы, на которую эти мыслители обратили внимание первыми, у нас будет случай оценить предложенные ими решения. В данный момент для нас важнее всего тот факт, что мыслители эти отказывались принять традиционную теорию: в их понимании сакральность королевской особы отнюдь не гарантировала наличия у королей целительной мощи[61].

Однако идеи этой горстки «вольнодумцев», вдобавок не являвшихся подданными тех стран, чьи монархи славились целительным даром, не могли оказать сколько-нибудь существенное влияние на общественное мнение. Гораздо больше значения имела позиция религиозных реформаторов. Они отнюдь не отрицали сверхъестественные явления и вовсе не намеревались, по крайней мере до тех пор, пока их не начали преследовать, нападать на королевскую власть. Нечего и говорить о Лютере, но ведь даже о Кальвине исследователь имел полное основание сказать, что в его «Христианском установлении» «тезис о божественном праве как источнике существования монархии... точно так же прочно основывается на "словах Священного Писания", как и в сочинениях Боссюэ»[62]! В политике религиозные реформаторы были по большей части, во всяком случае в том, что касалось теории, откровенными консерваторами и решительными противниками любого чисто рационального объяснения окружающего мира; с какой же стати принялись бы они возражать против веры в чудотворную

456//457

мощь королей? В самом деле, мы увидим, что долгое время вера эта нисколько их не смущала.

Пример Франции в этом смысле дает очень мало материала. Здесь в течение долгих лет из лагеря реформаторов не исходило никаких протестов против обряда возложения рук; однако, как мы видели, молчание это объяснялось едва ли не в первую очередь соображениями элементарной безопасности. Соображения эти распространялись на все, что имело отношение к династическому чуду: по-видимому, не просто по забывчивости Анри Этьенн еще в 1566 г. в своей «Апологии Геродота» исключил из перечня святых, которые обязаны своей славой целителей каламбуру, имя святого Mapкуля. Обратимся же к странам собственно протестантским.

Мы уже знаем, что в Германии Лютер, впрочем, во многих отношениях находившийся под сильнейшим влиянием старинных народных верований, простодушно допускал, что лекарство, поданное рукою государя, становится от этого гораздо более действенным. Катарина Шварцбургская, поборница новой веры, стремилась раздобыть английские cramp-rings[63]. В Англии оба целительных обряда продолжали совершаться и после схизмы; причем так обстояло дело не только при Генрихе VIII, которого нельзя назвать государем вполне протестантским, но даже при Эдуарде VI, прилагавшем массу усилий к тому, чтобы уничтожить любые следы «папистских» суеверий. В царствование этого государя богослужение, совершавшееся в Великую Пятницу, освободилось от римско-католических форм; по крайней мере с 1549 г. англичанам было запрещено «ползти» к кресту[64]; тем не менее каждый год в пятницу на Страстной неделе юный король-богослов по-прежнему продолжал освящать целительные кольца; в год своей смерти, стоя одной ногой в могиле, он, однако, совершил жест, унаследованный от предков, «по старинному распорядку и старинно-

457//458

му обычаю», как говорят – с некоей извиняющейся интонацией – счетные книги[65].

В конечном счете, однако, Реформация нанесла вере в королевскую целительную мощь весьма чувствительные удары. Вера в эту мощь вытекала из представлений о сакральном характере королевской власти; сакральность же этой власти придавала определенная церемония, входившая в число торжественнейших обрядов старой религии, – помазание на царство. К тем чудесам, какие общественное мнение приписывало святым, протестанты относились с отвращением, но так ли уж сильно отличались от этих чудес те, которые совершались королями? Вдобавок общепризнанными покровителями золотушных слыли в Англии святой Эдуард, а во Франции святой Маркуль, покровительство же это в глазах многих людей выглядело весьма сомнительным. Новаторы отнюдь не собирались исключать из своей картины мира сверхъестественные влияния; однако многие из них, в отличие от своих предшественников, отказывались признавать за этими силами право столь часто вмешиваться в повседневную жизнь. Вот какими

458//459

резонами, если верить донесению папского шпиона, объяснял в 1603 г. Яков I Английский свое нежелание совершать обряд возложения рук: «он говорит... что не понимает, как может он исцелять больных, не сотворяя чуда, чудеса же кончились и нынче больше не сотворяются»[66]. Атмосфера чудесного, в которой существовали западные монархии, шокировала адептов новой, очищенной веры; нетрудно догадаться о том, какое впечатление могла произвести на людей, мечтавших о религии скромной и простой, легенда о Священном сосуде. Приходя к более четкому осознанию своих идей, реформаты, и в особенности представители наиболее радикального крыла кальвинизма, не могли не увидеть в королевском чуде один из элементов той системы обрядов и верований, которую они считали чуждой истинному, первоначальному христианству и отвергали как святотатственное нововведение идолопоклоннических эпох, как, выражаясь языком английских нонконформистов, «суеверие», которое следует вырывать с корнем.

Однако Реформация угрожала старой вере в чудотворную мощь королей не только и не столько своим сугубо религиозным воздействием. Ничуть не менее важны были политические последствия религиозной реформы. Ее ближайшим результатом оказалась смута, начавшаяся в Англии и Франции; она нанесла серьезный удар по привилегиям королевской власти, и в том числе по привилегии творить чудеса. Кризис этот, впрочем, проявился в двух королевствах, чья судьба в XVI и XVII веках складывалась весьма различно, с разной силой. В Англии он был более глубоким и радикальным. Поэтому мы и начнем с этой страны.

Из двух обрядов, в которых находила выражение сверхъестественная мощь королей, тот, который возник последним, первым пал под натиском новых веяний. Освящение колец не пережило XVI века.

Оно находилось под угрозой уже при Эдуарде VI. Однажды в первый день поста, – возможно, это происходило в 1547 г. –  один проповедник-новатор, Николае Ридли, произнося проповедь перед этим королем, возвысил голос против некоторых обычаев, казавшихся ему проявлениями идолопоклонства, как

459//460

то поклонение иконам и использование святой воды при экзорцизме; осмелился ли он посягнуть в тот раз и на «целительные» кольца? Точно мы этого не знаем, но судя по всему, он  –  если и не открыто, то намеком – дал своим слушателям понять, что осуждает этот обряд. Сторонники более умеренной реформы церкви, верные идеям Генриха VIII, старались в ту пору подчинить юного короля своему влиянию; они были весьма заинтересованы в том, чтобы вести полемику вокруг предметов, непосредственно связанных со славой монархии. Один из них, епископ Гардинер – человек весьма известный, – написал Ридли протестующее письмо[67]; в нем он встал на защиту всего, на что прямо или завуалировано напал пламенный проповедник, и в особенно на защиту освящения cramp-rings, ибо процедура эта – «дар Божий», «наследственная прерогатива королей нашего королевства». Спор двух священников довольно ясно показывает, чем именно этот древний магический обычай даже в большей степени, чем обряд возложения рук, шокировал противников римско-католической религии; они чувствовали в нем – и совершенно справедливо – нечто вроде экзорцизма; окропление колец святой водой, считали они, дает бесспорные основания причислить эту процедуру к разряду суеверий[68]. Впоследствии Эдуард VI Гардинера подверг гонениям, а Ридли сделал лондонским епископом; однако в том, что касается королевского чуда, он, как мы видели, исполнил исправнейшим образом пожелание первого – «ne negligat donum curationis» (не пренебрегать целительным даром. – лат.); чувство монархической чести одержало в данном случае верх над евангельским учением.

При Марии Тюдор церемония Великой Пятницы, разумеется, продолжала совершаться из года в год: достаточно ли торжественно она была обставлена, мы не знаем. Однако после восшествия на престол Елизаветы (1558), когда королевский двор вновь сделался протестантским, церемонию эту отменили: она исчезла без следа, по-видимому, в самом начале

460//461

царствования[69]. Некоторое время англичане продолжали собирать cramp-rings, освященные прежними королями[70]; затем мало-помалу этим невзрачным металлическим колечкам, внешне ничем не отличавшимся от самых обыкновенных колец, перестали придавать какое бы то ни было значение. Ни одно настоящее королевское cramp-ring до нас не дошло[71], или, во всяком случае, мы не умеем их отличать: тайна их мощи остается скрытой от наших неверующих поколений. Елизавета убила старый обряд, и воскреснуть он уже не смог.

Отчего же эта королева, куда менее ревностная сторонница протестантизма, чем ее брат Эдуард, сочла своим долгом порвать с традицией, которая до начала ее царствования оставалась в силе, несмотря на все протесты Ридли и его партии? Быть может, католическая реакция, свирепствовавшая при Марии, обострила чувствительность протестантов к любым ре-

461//462

цидивам римско-католического культа? Можно также предположить, что королева, решившая, несмотря ни на что, сохранить обряд возложения рук, посчитала необходимым хоть в чем-то пойти навстречу требованиям противников древних верований и пожертвовала тем из двух целительных обрядов, который в меньшей степени способствовал укреплению королевского престижа, ибо не позволял государю проявлять свою чудотворную силу прямо на глазах у страждущей толпы.

«Исцелять» же золотушных Елизавета не прекращала никогда[72]. Она свято хранила верность традиционному церемониалу и ограничилась лишь тем, что исключила из литургии молитву, где упоминались Дева Мария и святые, а также, по всей вероятности, приказала перевести латинский текст, на котором шло богослужение в прошлые века, на английский[73]. Мы не располагаем источниками, из которых можно узнать точное число больных, прибегавших к ее помощи; однако, судя по всему, она пользовалась своим чудесным даром с большим успехом[74], встречая, впрочем, сильное сопротивление. Сдержан-

462//463

ный скептицизм некоторых вольнодумцев, таких, как Реджинальд Скот, который, находясь под непосредственным влиянием итальянских философов, сделался одним из первых в Англии противников веры в колдовство, был не очень опасен[75]. Однако признавать за государыней право творить чудеса отказывались две группы гораздо более влиятельных людей: католики, которые считали королеву еретичкой, отлученной от церкви; радикальные протестанты, или, как их в то время начали называть, пуритане, которые из доктринальных соображений, изложенных выше, осуждали обряд, прямо относимый ими к числу суеверий. Следовало защитить древнюю привилегию английский династии от неверующих. Официальные проповедники отстаивали ее с высоты своих кафедр[76], а

463//464

писатели – в своих книгах. В царствование Елизаветы вышло первое сочинение, посвященное возложению рук, «Трактат о Божьем даре исцеления»; его опубликовал в 1597 г. «смиренный капеллан ее священного величества» Уильям Тукер. Посвященное самой королеве, сочинение это, разумеется, представляет собою дифирамб королевскому чуду; впрочем, написано оно весьма посредственно и вряд ли обратило кого бы то ни было в веру его автора[77]. Пять лет спустя один из хирургов королевы, Уильям Клауэс, позавидовав примеру капеллана, написал в свой черед  –  на сей раз по-английски, тогда как служитель церкви сохранил верность латыни – «полезный и снискавший одобрение» трактат об исцелении золотушных королями и королевами Англии[78]. Появление защитительных речей такого рода было знамением времени. Старая вера в чудотворную мощь королей отнюдь не умерла в сердцах англичан; однако исповедовали ее далеко не все; вот почему она нуждалась в защитниках и апологетах.

Восшествие на престол Якова I, совершившееся в 1603 г., едва не нанесло этой вере смертельный удар. Любопытно, что этот монарх, который в своих политических сочинениях предстает перед нами как один из самых непреклонных защитников абсолютизма и божественного права королей[79], отказывался совершать обряд, так явственно обнажавший сверхъестественный характер королевской власти. Этот мнимый парадокс, впрочем, легко объясним. Яков был воспитан в Шотландии, в среде сугубо кальвинистской. В 1603 г. он еще слишком хорошо помнил уроки своих первых учителей; если, однако, несмотря на это, он с самого начала царствования встал на за-

464//465

щиту епископата, то лишь оттого, что видел в церковной иерархии самую надежную опору королевской власти; что же касается его религиозных чувств, то они остались неизменными: отсюда его нежелание сотворять так называемое чудо, которое его приучили считать плодом суеверия или обмана. Поначалу он решительно отказался совершать этот обряд[80], а если впоследствии уступил требованиям своих английских советников, то не без отвращения. Папский шпион оставил любопытный рассказ о первом возложении рук, совершенном Яковом I; произошло оно, по всей вероятности, в октябре 1603 г. Церемонии предшествовала проповедь кальвинистского пастора. Затем слово взял сам король, не пренебрегавший, как известно, ни теологическими штудиями, ни практикой церковного красноречия. Яков I рассказал о трудном выборе, перед кото-

465//466

рым он стоит: либо совершить поступок, который легко можно счесть плодом суеверия, либо нарушить древний обычай, установленный некогда для блага королевских подданных; он поведал, что решился совершить обряд, однако видит в нем не что иное, как своего рода молитву об исцелении больных, обращенную к Господу, молитву, которую он просит вместе с ним вознести к небесам всех присутствующих. Засим он начал возлагать руки на золотушных, «причем, – лукаво добавляет наш информатор, – произнося эту речь, король несколько раз бросал взоры на шотландских пасторов, стоявших рядом с ним, словно прежде обсуждал с ними этот вопрос и теперь ждал от них знаков одобрения»[81].

Мы не знаем, когда именно строптивый чудотворец произвел чистку старинного церемониала. Очевидно, однако, что случилось это очень скоро после его восшествия на престол. Елизавета, подобно ее предшественникам католикам и Генриху VIII, осеняла больные места своих «пациентов» крестным знамением, чем вызывала величайшее возмущение некоторых своих подданных-протестантов[82]. Яков I отказался следовать ее примеру. Он ограничивался тем, что, после того как больные, уже удостоенные прикосновения его руки, проходили пе-

466//467

ред ним вторично, он – собственноручно или с помощью своих приближенных – вешал им на шею золотую монету; жеста же, слишком явно напоминавшего о старой вере, – крестного знамения, – он при этом не совершал. В то же самое время крест исчез с ангелов, которые он украшал прежде, надпись же на них была преобразована таким образом, чтобы исключить слово «дивно» (mirabile)[83]. Благодаря этим переменам, а также, по всей вероятности, благодаря привычке и постепенному забвению уроков, полученных в юности, Яков I в концов концов стал исполнять обязанности целителя с большой регулярностью и, должно быть, уже без тех красноречивых оговорок, к которым он счел необходимым прибегнуть в первый раз. Впрочем, всерьез он этот обряд, кажется, все равно не воспринимал. Когда в 1618 г. турецкий посол, движимый довольно забавным религиозным эклектизмом, попросил короля прикоснуться

467//468

рукой к его сыну, страдавшему золотухой, король, по рассказу современника, в просьбе не отказал, но громко рассмеялся[84].

Именно в первые годы царствования этого короля Шекспир впервые представил на сцене своего «Макбета». Пьеса эта была написана в угоду новому монарху: ведь Стюарты считались потомками Банко. Когда в четвертом акте глазам устрашенного Макбета являются, в пророческом видении, потомки его жертвы, последним из восьми королей под звуки гобоев на сцену выходит сам Яков, держа в руке тройной скипетр трех королевств. Поразительно, что в ту же трагедию поэт, как мы видели, счел необходимым включить похвалу чудотворной мощи королей:

«A most miraculos work in this good king»

(Чудеснейшее дело этого доброго короля)[85].

Что это: намек? завуалированный совет? а может быть, Шекспир просто не был осведомлен о тех сомнениях, которые мучили последнего из потомков Банко, прежде чем он решил заняться этим «чудеснейшим делом»? Точно сказать трудно. Как бы там ни было, здесь, как и во многих других случаях, Шекспир служит верным выразителем народных представлений о жизни. Большая часть нации по-прежнему не могла себе вообразить короля, не наделенного «от Бога» целительным даром. Убежденность подданных монархии была так сильна, что возобладала даже над сомнениями монарха.

469//470

Карл I, подобно отцу, совершал возложения рук, причем, будучи воспитан в англиканской вере, относился к этому обряду гораздо более спокойно. Итак, при первых Стюартах позиции сторон определились окончательно. Вера в королевское чудо составляет часть тех полурелигиозных – полуполитических доктрин, которые отстаивают сторонники королевской «прерогативы» и существующей Церкви, иначе говоря, подавляющее большинство жителей страны; верить в чудотворную мощь королей отказываются лишь небольшие группы ревностных поборников новой религии, которые видят в нем прискорбный плод старинных заблуждений и проявление того королевского абсолютизма, к которому они постепенно проникаются ненавистью.

Во Франции, как мы видели, кальвинисты долгое время хранили насчет целительной мощи, приписываемой королям, почтительное – или осторожное – молчание. По правде говоря, подчас само это молчание оказывалось весьма красноречивым; что, например, может быть более выразительным, чем позиция такого человека, как Амбруаз Паре, чей трактат о хирургии, в отличие от всей медицинской литературы того времени, не содержит, даже в главе, посвященной золотухе, каких бы то ни было упоминаний о чудесном исцелении этой королевской болезни?[86] Кажется, впрочем, что – во всяком случае, после начала Реформации – из рядов гугенотов начали раздаваться и протесты более существенные, чем умолчание. Иезуит отец Луи Ришом, рассуждая в своих «Трех речах в защиту

469//470

католической религии», вышедших в 1597 г., о «даре исцелять золотушных, коим наделены христианнейшие короли французские», возвышает голос против «безверия или бесстыдства неких французских хирургов с дурными руками и нечистой совестью, а равно и неких комментаторов Плиния, клюнувших на приманки Лютера, ибо попытались те и другие клеветами умалить и унизить сие чудо»[87]. Мне не удалось разгадать смысл этих намеков, хотя бесспорно, что Ришом подразумевал совершенно конкретных людей; во всяком случае, очевидно, что он имел в виду авторов-протестантов. Впрочем, вообще реформаты обсуждали эту тему не слишком активно; скорее всего, писатели этого лагеря не стремились обрушивать нападки на одну из самых популярных привилегий королевской власти, ибо, несмотря на все гонения, все еще не теряли надежды удостоиться благосклонного или, по крайней мере, терпимого отношения со стороны этой власти. Самой ожесточенной атаке чудотворную мощь не королей вообще, а одного совершенно определенного короля подвергли представители другого лагеря.

Когда Генрих III окончательно порвал с Лигой, его противники сочли, что по причине своего безбожия он более не достоин владеть чудотворным даром, доставшимся ему в наследство от предков; среди сторонников Лиги ходили слухи,

470//471

что несколько раз король тщетно возлагал руки на одного из своих приближенных, заболевшего золотухой, – тот и не думал выздоравливать. Каноник Мерье, сочинивший после смерти Генриха III «Трактат о помазании», направленный против Генриха IV, видел в этой «медицинской» беспомощности короля знак, который Господь подал французскому народу: если французы согласятся видеть на французском троне короля, не помазанного должным образом (Генрих IV в ту пору был еще протестантом, а Реймс находился в руках противника), золотушные могут распроститься с надеждой на чудесное исцеление[88].

Беарнец сделался католиком; короновался он, правда, не в Реймсе миром из Священного сосуда, а в Шартре, но – все-таки! – елеем, который, по преданию, некогда вручил ангел святому Мартину; в свой черед новый король принялся совершать возложение рук, и, что бы ни думали на сей счет адепты Мерье, толпы страждущих устремились ко двору. Первая церемония состоялась не сразу после коронации и не в Шартре, а в Париже, в Светлое воскресенье 10 апреля 1594 г., через восемнадцать дней после входа королевских войск в столицу. Парижане не присутствовали при совершении этого обряда с 1588 г., со времен бегства Генриха III; больных явилось великое множество: если верить Фавену, от 600 до 700 человек; если верить де Ту, –

471//472

960[89]. Впоследствии Генрих IV продолжал по случаю четырех главных праздников: Пасхи, Пятидесятницы, праздника Всех Святых, Рождества, а порой и чаще, жаловать своей целительною милостию золотушных, которые стекались ко двору сотнями, если не тысячами[90]. Короля эта церемония сильно утомляла[91] – подобно всем французским королям, он совершал возложение рук стоя, – однако он и не думал от нее уклоняться. Желая возродить монархию, разве мог он пренебрегать этой важнейшей из королевских обязанностей? Чтобы укрепить авторитет власти, расшатанный долгими годами гражданской войны, административных мер было недостаточно; следовало укреплять в сердцах подданных уважение к династии и веру в законность царствующего монарха, а одним из самых надежных орудий для этого укрепления и одним из самых убедительных доказательств этой законности служило наследственное чудо. Именно поэтому Генрих IV не ограничился регулярным совершением чудесного обряда; он и его окружение начали вести последовательную пропаганду чудотворного королевского дара.

Началось все с книги: в 1609 г. лейб-медик короля Андре Дю Лоран опубликовал с посвящением своему повелителю

473//474

трактат «Чудесный дар исцелять золотуху, данный от Бога одним только королям христианнейшим», – пространную защитительную речь, о содержании которой исчерпывающее представление дает название одной из глав: «Чудесный дар исцелять золотуху, ниспосланный королям Франции, имеет природу сверхъестественную и происходит не от Дьявола... Дар сей есть чистый дар Божий»[92]. Сочинение Дю Лорана, судя по всему, имело большой успех; оно было несколько раз переиздано и переведено с латыни[93]. «Не ведаем мы, – писал в 1628 г. Ги Патен в латинском стихотворении, предваряющем одно из новых изданий сочинения Дю Лорана, – что обличает оно с большей яркостью, славу ли короля, ученость ли писателя». Однако толстые книги читают далеко не все; следовало также подумать и о более широкой публике, предпочитающей рассматривать картинки. Гравер П. Фиран – фламандец, обосновавшийся на улице Сен-Жак под вывеской «Печатание эстампов», – примерно в то же самое время, когда появилась книга Де Лорана, выпустил в продажу эстамп, изображающий во всех подробностях церемонию возложения рук[94]. Король идет вдоль цепи коленопреклоненных больных; за ним следуют лица, ведающие раздачею милостыни; королевский медик поддерживает голову каждого больного в тот момент, когда рука короля прикасается к его ранам; церемония происходит под открытым

473//474

небом, среди зданий немного громоздкой архитектуры, в окружении большого числа военных. Под гравюрой напечатана длинная надпись, прославляющая королей вообще, ибо они суть «ожившие подобия Божества», и христианнейшего короля с творимыми им чудесами в частности; оканчивается она следующим образом: «Простите же мне, читатели, мою смелость, опорою служит мне поддержка великого Короля, а охраною пламенное желание узреть дивные чудеса, кои творит Великий Господь»[95]. «Поддержка великого Короля»: я полагаю, что эти слова следует понимать буквально, тем более что из других источников мы знаем: Фиран неоднократно служил своим резцом монархической пропаганде[96] Главный королевский врач и гравер каждый на свой лад проводили одну и ту же политику – прославляли чудеса, творимые монархом, и тем самым укрепляли монархию.

Таким образом, во Франции, как и в Англии, по окончании борьбы, ведшейся в XVI столетии, старая вера в сверхъестественный дар королей в очередной раз – по крайней мере внешне – восторжествовала. Вера эта составляла один из элементов той общей веры в монархию, которая в абсолютистской Франции при Людовике XIV расцвела пышным цветом, а в Англии, напротив, не сразу, но постепенно исчезла полностью, уничтоженная в ходе новой политической и религиозной драмы. Именно об этой вере в монархию надлежит нам теперь сказать несколько слов: иначе живучесть чудотворной мощи королей может показаться необъяснимой.


[1] С наступлением Нового времени в распоряжении исследователя целительных обрядов оказываются источники нового рода: путевые заметки, а в некоторых случаях даже путеводители. Как правило, источники эти не слишком достоверны. Многие из них, составленные, по всей вероятности, не по свежим следам, на основании отрывочных записей или смутных воспоминаний, грешат самыми поразительными ошибками. Приведем хотя бы несколько примеров. Абрахам Гёльниц (Golnitz A. Ulysses belgico-gallicus. In-12. Amsterdam, 1655. P. 140 et suiv.) частью строит описание французской церемонии на чужих книгах, а частью просто-напросто выдумывает: так, он утверждает, что перед королем всякий раз несут два скипетра, причем один украшен геральдической лилией, а другой – королевской рукой правосудия. Кардинал Киджи (Chigi) в рассказе о своем посольстве (1664) утверждает, что перед каждым возложением рук король Франции постится три дня подряд, а также что король целует тех больных, на которых возлагает руки (пер. Е. Rodocanachi // Rev. d'histoire diplomatique. 1894. P. 271). Многие путешественники вообще оказываются неспособны точно передать то, чему сами были свидетелями: Губерт Тома из Льежа побывал во Франции, видел, как Франциск возлагает руки на больных в Коньяке, видел и совершение того же обряда в Англии, причем Генрих VIII собственноручно одарил его cramprings (см. ниже, примеч. 686); вообще сообщения этого путешественника довольно достоверны, и все же это не мешает ему утверждать совершенно недвусмысленно, что английские короли рук на золотушных больных не возлагают; см.: Thona Leodius H. Annalium de vita illustrissimi principis Frederic! II... In-4°. Francfort, 1624. P. 98. Впрочем, попадаются среди путевых заметок и тексты поразительно точные и правдивые; таково, например, сочинение, написанное секретарем венецианского посла Джероламо Липпомано, отправленным ко двору короля Франции в 1577 г.: Relations des ambassadeurs venitiens. Ed. Tommaseo (Doc. inedits). T. II; всякий раз, когда мне удавалось сопоставить сведения, сообщаемые этим автором, с другими, заведомо надежными источниками, я убеждался в его безупречной точности.

[2] Более подробно см. в Приложении I (с. 584 и след.).

[3] В принципе каждый больной получал по два турских су; исключения: 1) 31 октября 1502 г. два каролюса, что, согласно кн.: Dieudonne. Monnaies royales francaises. 1916. P. 305, равнялось всего 20 турским денье; впрочем, общая сумма в счетных денежных единицах, выставленная в книге записей о раздаче милостыни, явно неверна: Bibl. Nat., franc. 26108. Fol. 392; 2) 14 августа 1507 г.: 2 су б денье – КК 88. Fol. 209 v°. Возможно, однако, что при Карле VIII больные некоторое время получали всего по одному турскому су; во всяком случае, на это предположение наводит знакомство с книгой записей о раздаче милостыни КК 77. Fol. 17, однако интересующая нас запись от 24 октября 1497 г. («Для xx/iiij xij больных золотухой... каждому xij т<урских) д(енье) на жизнь») составлена так неточно, что невозможно понять, относится ли она к милостыне, раздаваемой при возложении рук, или же к той, которую получали золотушные, дожидавшиеся, пока король-целитель сможет заняться ими. 24 марта 1498 г., когда Карл VIII в последний раз исцелял золотушных, больные получили по два су на человека, как и при последующих королях (КК 77. Fol. 93).

[4] КК 88. 28 марта 1498 г. Карл VIII возложил руки на 60 человек: КК 77. Fol. 93. На обратном пути из Реймса, где его короновали, Людовик XII в Корбени возложил руки на 80 человек: Ibid. Fol. 124 v°, в течение октября 1502 г. – на 92 человек (а не на 88, как ошибочно сообщено в кн.: DeMaulde. Les origines... P. 28): Bibl. Nat., franc. 26108. Fol. 391 – 392.

[5] Согласно КК 101; дополнительные сведения взяты из: Bibl. Nat., franc. 6732. В реестре имеются довольно значительные лакуны – особенно это касается года 1529-го, – что позволяет нам оперировать лишь минимальными цифрами; см. ниже, с. 585. О возложении рук, которое совершал Франциск I, см.: Journal d'un bourgeois de Paris. Ed. V-L. Bourrilly (Collect, de textes pour servir a 1'etude... de 1'histoire). P. 242 (Тур, 15 августа 1526 г.); Chromque// Ibid. P. 421; ср. ниже примеч. 662.

[6] Согласно КК 137. Автор антипротестантского трактата (Faye d'Espeisse В. {Favus В.). Energumenicus. 1571. Р. 154) намекает на роль, которую Амио в качестве высшего духовного лица, ведающего раздачею милостыни, играл в церемонии возложения рук; трактат этот, кстати, и посвящен не кому иному, как Амио.

[7] Данные о царствовании Генриха II: КК 111. Fol. 14, 35 v°, 36, 37 v°, 38 v°, 39 v°. Данные о царствовании Карла IX: КК 137. Fol. 56 v°, 59 v°, 63 v°, 75, 88, 89, 94 (отсюда взяты приведенные нами слова о причинах выплаты подаяния испанцам); 97 v°, 100 v°, 108. Ср. путевые заметки Джероламо Липпомано (Р. 54); автор говорит о возложении рук: «pare quasi cosa incredibile et miracolosa, ma pero tanto stimata per vera et secura in questo regno et in Spania, dove piu che in ogni altro luogo del mondo questo male et peculiare» (кажется оно вещью невероятной и чудесной, однако почитают его за способ истинный и надежный в сем королевстве и в Испании, где недуг этот чаще, чем в прочих местах, встречается.  –  ит.). См. то же: Faius. Energumenicus. P. 155.

[8] Du Chesne A. Les antiquitez et recherches de la grandeur et maieste des Roys de France. 1609. P. 167: «... велико число таковых больных, кои и посейчас прибывают всякий год из Испании, дабы прикоснулась к ним рука благочестивого и набожного Короля, и предводительствовавший ими в 1602 году Капитан представил свидетельство от прелатов испанских, выданное в том, что из больных многие от прикосновения руки королевской выздоровели».

[9] О множестве французов, обосновавшихся в Испании, см.: Bodin. Republique. Livre V, § 1. Ed. de 1579. Folio. Lyon. P. 471; длинное рассуждение Бодена кончается следующим образом: «в сущности, населена Испания едва ли не сплошь французами»; об испанцах во Франции см., напр.: Mathorez J. Notes sur la penetration des Espagnols en France du XIIs au XVIie siecle// Bullettin hispanique. 1922. Т. XXIV. P. 41 (здесь речь идет практически только о студентах). О 275 турских ливрах, выплаченных одной испанской даме, страдавшей золотухой: Catal. des actes de Francois ler. Т. III. № 7644 (21 декабря 1534 г.); о той же сумме, выплаченной другой испанской даме, привезшей к королю золотушную дочь: Ibid. Т. VIII. № 31036 (январь 1539 г.). Популярность французского королевского чуда в Испании нашла отзвук в сочинении одного богослова, Луиса Гранадского; см. ниже, примеч. 762.

[10] КК 111. Fol. 39 v°: «Больным золотухой испанцам и прочим чужестранцам  –  сорок семь турских ливров десять су, им выделенные высшим духовным лицом при особе короля, кое раздачею милостыни ведает, дабы имели они, на что жить и добраться до святого Маркуля и ожидать там времени, когда коснется их королевская рука». Возложение рук в Корбени состоялось 31 июля 1547 г. (см. с. 655).

[11] Карл VIII в Риме 20 января 1495 г.: VigneA. de la. Histoire du Voyage de Naples // Godefroy. Histoire de Charles VIII. Folio. 1684. P. 125; в Неаполе 19 апреля // Ibid. P. 145. Людовик XII в Павии 19 августа 1502 г., в Генуе 1 сентября следующего года: Godefroy. Ceremonial francois. Т. I. P. 702, 700; Франциск I в Болонье 15 декабря 1515 г.: Journal de Jean Barillon. Ed. P. Vaissiere (Soc. de 1'hist. de France). T. I. P. 174; Le Glay. Negociadons diplomatiques entre la France et 1'Autriche (Doc. inedits). T. II. P. 88; Calcagnini. Opera. Folio. Bale, 1544; Epistolaricum quaestionum. Lib. I. P. 7. О фреске XVII века, изображающей церемонию в Болонье, см. ниже, с. 499.

[12] О скептиках см. ниже, с. 455, о врачах – выше, примеч. 193.

[13] Champollion-Figeac A. Captivite du roi Francois ler (Doc. inedits). 1847. P. 253, № CXVI (18 июля 1525). Ср.: Gachard M. Etudes et notices historiques. 1890. T.I.P.38.

[14] lani Lascaris Rhyndaceni. Epigrammata. In-4°. Paris, 1544. P. 19 v°: «Ergo manu admota sanat rex choeradas, estque  – Capdvus, superis gratus, ut ante fuit.  –  ludicio tali, regum sancdssime, qui te  –  Arcent, inuisos suspicor esse deis». Двустишие это часто цитировали даже в XVII веке; см., напр.: Du Laurens. De mirabili. P. 21 – 22; Du Peyrat. Histoire ecclesiasdque. P.817.

[15] Commines. VI. C. VI. Ed. Maindrot (Collection de textes pour servir a Petude eti'ens. de I'histoire). 1903. T. II. P. 41: «Французские короли, перед тем как возложить руки на золотушных, исповедуются, и наш король ни одной недели исповедью сей не пренебрегал. Если же прочие без исповеди обходятся, поступают они очень дурно, ибо больные всегда в избытке». Де Мод (De Mavlde. Les origines. P. 28) видит в этой фразе намек на Людовика XII. Однако книга VI «Мемуаров» Коммина была написана при Карле VIII. Кстати, в книге записей о раздаче милостыни времен Карла VIII (КК 77) с 1 октября 1497 г. до смерти короля (8 апреля 1498 г.) имеется лишь одна запись, о которой можно сказать наверняка, что она связана с возложением рук, да и та приходится на 28 марта 1498 г. (fol. 93), – день, когда не было никакого праздника; другая, более туманная запись относится к 24 октября 1497 г. (fol. 17; ср. выше, примеч. 639); одним словом, несомненно, что король проявлял свою целительную мощь очень редко.

[16] KK101.Fol.273v°etsuiv.

[17] КК 101. Fol. 86, апрель 1529 г.: «Сверх того для больных золотухой, исцеленных королем прямо на месте, от высшего духовного лица, раздачею милостыни ведающего, выдано пять турских су». Следует добавить, что знатные особы пользовались привилегией: король исцелял их отдельно от толпы, однако эти персональные возложения рук нередко совершались в тот же день, что и общая церемония; см. ниже в примеч. 725 пример из времен Генриха IV (слова де Ту).

[18] 26 мая 1530 г., когда двор, совершавший путешествие на юго-запад, прибыл в Ангулем, приближенный короля, ведавший раздачею милостыни, оделил каждого из 87 больных золотухой 2 турскими су, с тем чтобы они «удалились от двора, возвратились же не прежде праздника Пятидесятницы» (КК 101. Fol. 360 v°). Сообщение того же рода см.: Ibid. Fol. 389.

[19] Порой обряд совершался не в самый день праздника, но накануне; а порой и накануне, и в самый день праздника.

[20]  KK101.Fol.380 v0.

[21] КК 101. Fol. 29 v°, август 1528 г.: «Сверх того для мэтра Клода Буржуа, королевского хирурга, произведшего смотр больным золотухой, от высшего духовного лица при особе короля, кое раздачею милостыни ведает, выдано 41 турское су». Ср. в путевых заметках Джероламо Липпомано (см. примеч. 637): «Prima che il re tocchi, alcuni medici e cerusichi vanno guardando minutamente Ie qualita del male; e se trovano alcuna persona che sia infetta d'altro male che dalle scrofole, la scacciano» (Прежде чем начнет король возложение рук, разные врачи и хирурги осматривают с превеликим тщанием больных, дабы выяснить, в чем их недуг заключается; и ежели находят страждущих иною болезнью, нежели золотуха, то таковых прогоняют. – мот.) (Р. 545). См. также: Faius. Energumenicus. P. 155.

[22] См. Приложение П. № 3 и илл. I. Ср. то, что было сказано выше, на с. 236, о витраже из аббатства Мон-Сен-Мишель.

[23] Впервые зафиксированная в путевых записках Джероламо Липпомано (Р. 545). В XVII веке свидетельства насчет этой формулы несколько расходятся. В некоторых текстах она звучит так: «Король руки на тебя возлагает, пусть же Господь от недуга тебя исцелит», отчего фраза приобретает менее определенный характер. Однако этот вариант встречается только у авторов, не слишком заслуживающих доверия: у безвестного агиографа {Texier L. Extraict et abrege de la vie de Saint Marcoul. 1648. P. 6), у сочинителя абсурдного трактата (Traite curieux de la guerison des ecrouelles... par 1'attouchement des septennaires. Aix, 1643. P. 34); у Менена (Menm. Traite historique et chronologique du sacre. 1724. P. 328) и прочих авторов того же разбора, перечисленных в кн.: Du Peyrat. Histoire ecclesiastique de la Cour. P. 819, а особенно часто в путевых заметках, о весьма ничтожной достоверности которых мы уже упоминали: Goelnitz. Ulysses belgo-gaUicus. P. 143; Nemeiz. Sejour a Paris. Francfort, 1717. P. 191; Gyldenstope (1699)//Archivfur Kulturgeschichte. 1916. S. 411. Во всех источниках, в наибольшей степени достойных доверия: Du Laurens. De mirabili. P. 9; Favyn. Histoire de Navarre. P. 1057; De I'Ancre. P. 170; Barbier. P. 26; Du Peyrat. P. 819, – интересующая нас фраза приводится в утвердительной форме («Король руки на тебя возлагает. Господь от недуга тебя исцеляет»); то же относится и к обряднику XVII века (Ed. Franklin. La vie privee. Les medecins. P. 304; ср. ниже, примеч. 781). Дю Пера открыто опровергает тех авторов, которые приписывают королю другие слова. Таким образом, мы можем не сомневаться, что в определенный период формула звучала именно так, однако, судя по всему, традиция эта была подвержена определенным колебаниям. О Людовике XV и его преемниках см. ниже, с. 540. Союз «и», поначалу связывавший две части фразы, довольно скоро произноситься перестал.

[24] Я не нашел ничего, имеющего отношение к литургии золотушных, ни в Часослове Карла VIII (Bibl. Nat., lat. 1370), ни в Часослове Людовика XII (lat. 1412), ни в датирующемся следующим веком прекрасном Часослове Людовика XIV (lat. 9476).

[25] Путевые заметки Дж. Липпомано: «essendo gl'infermi accomodad per fila... il re li va toccando d'uno in uno...» (больные выстроены в ряд. король касается их рукой одного за другим...  – мот.) (Р. 545).

[26] КК 101. Го1. 34: «Двумстам пяти больным золотухой, коих коснулся своею рукою оный государь в соборе Парижской богоматери в восьмой день сказанного месяца, двадцать турских ливров и десять су». Ср. также упоминание этой церемонии («более двух сотен больных») в «Хронике», опубликованной в качестве приложения к: Journal d'un bourgeois de Paris. Ed. V.-L. Bourrilly. P. 421. Другие примеры возложения рук, совершенного в церквях: КК 88. Fol. 142 v° (Гренобль); 147 (Морам?); К 101. Fol. 273 v°, 274 etv° (Жуанвиль, Лангр, Торкастелъ). Ср. заметки Дж. Липпомано: «essendo gl' infermi accomodad per fila о nel cordle regale, о in qualche gran chiesa» (больные выстроены в ряд в королевском внутреннем дворе или в какой-нибудь большой церкви.  – ит.) (Р. 545).

[27] Cavendish G. The life of Cardinal Wolsey. Ed. S. W. Singer. Chiswick, 1825. T.I.P.104.

[28] КК 137. Fol. 94; впрочем, в этот день – случай исключительный –  больных, которых король удостоил прикосновения своей руки, было всего четырнадцать.

[29] См. ниже, с. 595 и примеч. 957.

[30] Литургия времен Марии Тюдор содержится в миссале этой королевы, хранящемся ныне в библиотеке католического собора в Вестминстере; в молитвах постоянно поминается король, но ничего не говорится о королеве; значит, литургия не была сочинена специально для Марии; можно предположить, что она существовала уже при Генрихе VIII, – во всяком случае, в начале его царствования, до разрыва с Папским престолом или, по крайней мере, до того, как проявились во всей полноте его последствия,  – а может быть, даже до Генриха VIII. Она была опубликована несколько раз; см., в частности: Simson S. On the forms of prayer. P. 295; Crawfurd. King's Evil. P. 60.

[31] В 1686 г. типограф Генри Хилс напечатал «по приказу Его Величества» (by His Majesties Command) двенадцатистраничную книжечку инкварто: The Ceremonies us'd in the Time of King Henry VII for the Healing f Them that be Diseas'd with the Kings Evil (перепеч. в: The literary museum. London, 1792. P. 65; Maskell W. Monumenta ritualia Ecclesiae Anglicanae. 2е ed. T. HI. P. 386; Crawfurd. King's Evil. P. 52); в этой книжечке помещался, разумеется, латинский текст; другая книга, вышедшая в то же самое время, содержала английский перевод (переизд.: Crawfurd. Ibid. P. 132). Таким образом, может показаться, что мы располагаем текстом литургии золотушных в том виде, в каком она существовала при Генрихе VII. Однако абсолютно ли достоверен этот источник? Я бы не осмелился это утверждать. Печатный текст абсолютно идентичен литургии времен Марии Тюдор и Генриха VIII (см. предыдущее примеч.). В этом, конечно, ничего подозрительного нет. Однако условия публикации этого текста некоторые сомнения внушают. Яков II приказал его напечатать потому, что, как мы увидим позже, он пытался возвратить обряду возложения рук старинные католические формы. В этом случае совершенно естественно было обратился к традициям последнего государя, правившего до Реформации и бывшего к тому же предком Стюартов. Вполне вероятно, что королевский типограф просто воспроизвел  –  возможно, сам того не зная, – литургию времен Генриха VIII или Марии, приписав их Генриху VII. До тех пор, пока не будет найдена рукопись, подтверждающая достоверность текста, напечатанного Г, Хилсом, придется считать традиционную атрибуцию этого текста если не ложной, то по крайней мере не вполне надежной.

[32] См.: Decretales. L. III. Т. XLI, 2 (согласно Зелигенштадтскому синоду 1023 г.): «Quidam etiam laicorum et maxime matronae habent in consuetudine ut per singulos dies audiant evangelium: "In principle erat verbum..." et ideo sancitum est in eodem concilio ut ulterius hoc non fiat, nisi su tempore» <Даже иные из мирян и в особенности женщины имеют обыкновение ежедневно слушать Евангелие: «В начале было Слово», и проч., больше того, в сем же собрании взяли за правило начинать чтение всегда в одно и то же время.  – лат.).

[33] Приложение II, № 12 и 13, а также илл, IV.

[34] Приложение II, № 1. Замечание принадлежит мисс Фэркуор (I. Р. 5).

[35] Старая формула: «Per Crucem tuam salva nos Christe Redemptor» (Farquhar. I. P. 70; вариант времен Генриха VIII см.: Ibid. P. 71). Новый вариант, восходящий к псалму 118 (117), 23: «A Domino factum est istud, et est mirabile in oculis nostris» (Ibid. P. 96). Следует напомнить, что нумизматическую историю английского обряда описала во всех подробностях мисс Фэркуор.

[36] Calendar of State Papers, Venice. VI, 1. № 473. P. 436 – 437; ср. выше, примеч.305.

[37] Tooker. Charisma. P. 105.

[38] Разъяснения Брауна по этому поводу выдают большую растерянность: Adenochoiradelogia. Р. 106 – 108, 139, 142, 148; ср.: Wiseman. Severall Chirurgical Treatises. T. I. P. 396. О суевериях, связанных с золотой монетой, которые бытовали в XVII веке, см.: Relation en forme de journal du voyage et sejour que Ie serenissime et tres puissant prince Charles II roy de la Grande Bretagne a fatten Hollande. In-4°. La Haye, 1660. P. 77.

[39] Ср.-.Вгошпе. Р. 106, 148; Douglas. Criterion. P. 199.

[40] Diemerbroeck I. de. Opera omnia anatomica et medica. Utrecht, 1683; Observationes et curadones medicae centum. Obs. 85. P. 108. Офицер этот пошел даже дальше прочих; он не просто верил в силу монеты, но полагал, что, если он с нею расстанется и болезнь вернется к нему вновь, ничто, даже вторичное прикосновение королевской руки, не сможет его исцелить; обычно же считалось, что вторичное возложение рук и вторичное вручение золотой монеты, которую больной на сей раз будет беречь более ревностно, способны вновь возвратить здоровье; ср.: Browne. Adenochoiradelogia. P. 106. О полученной от Карла II золотой монете, которую еще в 1723 г. носил старик, явно принадлежавший к мелкопоместному дворянству, см.: Farquhar. IV. Р. 160 (по письму, опубл. в: Неате. Reliquiae Hearnianae. 1857. Т. II. Р. 680).

[41] Счета церковных старост из Минчинхэмптона: Archaeologia. 1853. Т. XXXV. Р. 448 – 452.

[42] Цит. по: Nicolas. Privy Purse of Henry VIII. P. 352: «Amongst the Conway Papers (MSS.) there is an order for a proclamation, dated 13th May 1625... that for the future all shall bring certificates from the minister etc. of the parish, for that many being healed, have disposed of their pieces of gold therwise than was intented, and thereby fall into relapse». Речь шла о том, чтобы требовать у лиц, являющихся к королю, свидетельства, удостоверяющие, что эти больные однажды уже не были удостоены прикосновения королевской руки.

[43] Browne. Adenochoiradelogia. P. 93: «Were this not true and very commonly put in practice, without all question His Majesties touching Medals would not be so frequently seen and found in Gold-Smiths shops» (Весьма неправильно, но, однако же, часто приключается в жизни, что монеты, полученные от Их Величеств при возложении рук, обнаруживаются в лавке золотых дел мастера. – англ.). См. также историю русского купца, который страдал золотухой, но, получив от одной английской дамы ангела Карла I, выздоровел (Ibid. P. 139). О touch-piece, данной взаймы, см.: Farquhar. IV. Р. 159.

[44] Например, на острове Льюис: Henderson W. Notes on the Folk-Lore f the Northern Countries of England and the Borders. 2е ed. (Publications of the Folk-Lore Society. II). London, 1879. P. 306; Folk-Lore. 1903. Т. XIV. P. 371, п. 1. При Карле I французский авантюрист Буагодр, который, воспользовавшись тем, что он был в своей семье седьмым сыном, лечил золотушных в тюрьме, куда попал за долги, вешал на шею своим пациентам просто-напросто клочок бумаги, на котором было написано: «In nomine Jesu Christi, ipse sanetur» (Во имя Иисуса Христа, да исцелится.  –  лат.): Calendar of State Papers, Domestic, Charles I (7 июня 1632 г.).

[45] Суеверие, о котором пишет Браун (Р. 106 – 107), впрочем, его оспаривающий.

[46] О лорде и леди Лайл см. статью «Плантагенет (Артур)» в «Dictionary of Nat. Biography». 0 письмах см.: Letters and papers. Foreign and Domestics, Henry VIII. T. XIII, 1. № 903, 930, 954, 1022, 1105; T. XIV, 1. № 32, 791, 838, 859, 923, 1082, 1145; T. XIV, 2. № 302. Ср.: Hermentrude. Cramp-rings; Crawfurd. Cramp-rings. P. 175, 176, Вывод о том, что леди Лайл полагала, будто целительные кольца помогают при родах, я делаю из письма к ней графа Хертфорда, фрагмент из которого опубл. в изд.: Hermentrude. Loc. cit.; Crawfurd. f. 175: «Hussy told me you were very desirous to have some cramp-rings against the time that you should brough a bedd...» (Хасси сказала мне, что вы очень хотите иметь кольца против судорог на тот случай, если вам придет пора разрешиться от бремени.  –  англ.); повседневный смысл фразеологизма, выделенного курсивом, хорошо известен. Впрочем, я должен признаться, что в «Dictionary of Nat. Biography» нет никаких сведений о детях леди Лайл, рожденных в Кале.

[47] Wills and Inventories from the registers of the Commissary of Bury StEdmunds. Ed. S. Tymms (Camden Society). London, 1850. P. 41 (1463); p. 127 (1535); Maskell. Monumenta ritualia. 2е ed. T. III. P. 384 (1516). Следует, правда, добавить, что кольца эти именуются просто cramp-rings; невозможно утверждать наверняка, что речь идет именно о «королевских» кольцах, а не о каких-нибудь других магических кольцах, помогающих от судорог; кажется, однако, несомненным, что в ту пору термин cramprings применялся преимущественно к кольцам, освященным королями.

[48] Томас Магнус – к Уолси, 20 марта 1526 г.: State Papers, Henry VIII, IV. № CLVII. P. 449; фрагмент цит. в: Stevenson]. On cramp-rings // The Gentleman's Magazine Library. P. 41. Ср. посылку колец Кромвелем Маргарите Шотландской, дочери Генриха VII (14 мая 1537 г.): Ibid. IV, 2. № CCCXVII; Merriman R. В. Life and letters of Thomas Cromwell. T. II. № 185.

[49] Letters and Papers, Foreign and Domestic, Henry VIII. XVIII, 1. № 17 (7 января 1543 г.); Олифонт был окончательно отпущен на свободу 1 июля (Ibid. № 805); однако еще начиная с января английское правительство вело переговоры с ним и с другими пленными лордами, добиваясь, чтобы по возвращению в Шотландию они поддержали правительственную политику (Ibid. № 37); очевидно, что не для одного только своего пользования он получил 7 января 12 золотых cramp-rings и 24 серебряных.

[50] Thoma Leodius H. Annalium de vita illustrissimi principis Frederic! II. Ed. de 1624. In-4". Francfort. P. 182: «Discedenti autem mini dono dedit. sexaginta anulos aureos contra spasmum» (Когда же стал я уходить, одарил меня шестьюдесятью золотыми кольцами против судорог. – лат.). Если верить Томсону (Thompson C.J. S. Royal cramp and other medycinable rings. P. 7), эта щедрость отразилась в одном из счетов Генриха VIII за 1533 г.

[51] Франция: Letters and papers. Foreign and Domestic, Henry VIII. XV, № 480; Merriman R. B. Life and letters of Thomas Cromwell. II, № 185; опубликованное Мерриманом письмо Т. Кромвеля (от 30 апреля 1536 г.) адресовано епископу Гардинеру, в ту пору английскому послу во Франции; тот же Гардинер писал в 1547 г. Николасу Ридли по поводу «cramp-rings»: «And yet, for such effect as they have wrought, when I was in France, I have been myself much honoured; and of all sorts entreated to have them, with offer of as much for them, as they were double worth» (И еще для того их изготовили, что когда я был во Франции, я пользовался большим уважением, и все очень хотели их иметь, и предлагали мне за них вдвое дороже, чем они стоят. – англ.} (The works of Nicholas Ridley [The Parker Society]. Camridge, 1841. P. 501).

Рим: Счетная книга двора, в изд.: Trevelyan Paper (Camden Society). Т. I. P. 150: «to Alexander Grey, messenger, sente the vj-th day of Aprill <1529> to Rome with letters of great importance, at which tyme the Kinges cramp rings were sent» (Александру Грею, послу, отправленному в б-й день апреля [1529 г.] в Рим с письмами великой важности, в то же самое время королевские кольца против судорог выданы – англ.). Письмо Анны Болейн Гардинеру от 4 апреля 1529 г.: Bumet G. The history of the reformation. Ed. Pocock. 1865. T. V. P. 444.

[52] Двор Карла V: Letters and papers. Foreign and Domestic, Henry VIII. II, 2. № 4228, 4246; XX, 1. № 542. То же самое происходило и при Марии, во время пребывания императора в Брюсселе до его отречения: Calendar of State Papers, Foreign, Mary: 25 апреля, 26 апреля и 11 мая 1555 г. Напротив, г-н Кроуфорд, по-видимому, ошибается, утверждая, что в кн.: Stirling W. The Cloister Life of Emperor Charles the Fifth. London, 1853, –  говорится, будто в сокровищнице императора находились английские cramp-rings; лично я обнаружил в этой книге (Р. 290) лишь упоминание о магических кольцах против геморроя.

[53] Венеция: Letters and papers, Foreign and Domestic, Henry VIII. XVIII, 1. № 576.

[54] Рим: Счетная книга двора, в изд.: Trevelyan Paper (Camden Society). Т. I. P. 150: «to Alexander Grey, messenger, sente the vj-th day of Aprill <1529> to Rome with letters of great importance, at which tyme the Kinges cramp rings were sent» (Александру Грею, послу, отправленному в б-й день апреля [1529 г.] в Рим с письмами великой важности, в то же самое время королевские кольца против судорог выданы – англ.). Письмо Анны Болейн Гардинеру от 4 апреля 1529 г.: Bumet G. The history of the reformation. Ed. Pocock. 1865. T. V. P. 444.

[55] Letters and papers, Foreign and domestic, Henry VIII. II, 1. № 584 (15 июня 1515 г.). О торговле cramp-rings в самой Англии см.: Thomas Leodins Н. Loc. cit. P. 98: «(Rex Angliae) anulos aureos et argentos quibusdam ceremoniis consecrat, quos dono dat, et vendunt aurifabri» (Король Англии на некоторых церемониях освящает золотые и серебряные кольца, коими одаривает, а золотых дел мастера их продают.  – лат.).

[56] La vita de Benvenuto Cellini... Ed. A. J. Rusconi et A Valeri. Rome, 1901. P. 321: «Al ditto resposi, che 1'anello che Sua Eccelenzia m'aveva donato, era di valore d'un dieci scudi in circa, e che 1'opera che io aveva fatta a Sua Eccellenzia valeva piu di ducento. Ma per mostrare a Sua Eccellenzia che i6 stimavo I'atto della sua gentilezza, che solo mi mandassi uno anello del granchio, di quelli che vengon d'lnghilterra che vagliono un carlino in circa: quello io lo terrei per memoria di Sua Eccellenzia in sin che io vivessi...» (На сказанное я ответил, что перстень, который его светлость (герцог Феррарский) мне пожаловал, стоит около десяти скудо, работа же, мною для его светлости исполненная, стоила более двух сотен. Но дабы показать его светлости, что я ценю знак его внимания, прошу, пусть он мне просто пришлет колечко против судорог, из тех, что привозятся из Англии и стоят приблизительно один карлино: его я буду хранить на память об его светлости до конца дней своих...  – ит.)

[57] Фрагмент ее письма процитирован в переводе на английский в кн.: Cvst Н., Mrs. Gentleman Errant. London, 1909. P. 357, п. 1. Точной ссылки в этой книге не дано, и мне не удалось отыскать письмо, о котором идет речь; тем не менее я считаю возможным приводить его в качестве аргумента, ибо в других случаях указания монсеньера Каста неизменно оказывались совершенно достоверными. Популярность обряда с кольцами в Германии с начала XV века засвидетельствована также в кн.: Hollen G. Preceptorium divinae legis. Nurenberg, 1497. Fol. 25 v°, col. 1.

[58] Epistolae Guillelmi Budei. In-40. Paris, 1520. P. 18 (Лайнекр к Бюде, 10 июня 1517 г.); fol. 16 v° (Бюде к Лайнекру, 10 июля). Бюде пишет насчет колец: «Я роздал большую их часть женам моим родных и друзей; я вручил их со всей торжественностью и поклялся, что они оберегают от болезней и даже от укусов клеветы». Среди посланных одно кольцо было золотое, а восемнадцать – серебряные.

[59] De mirabile. P. 29: «Reges Angliae... curavere comidalem morbum, dads annulis quos epileptic pro amuleto gestarent, quales hodie dicuntur extare nonnulli in thesauris plerisque Galliae».

[60] Первое издание: Claudii Ptolomaei Alexandrini geographicae enarrationis libri octo. Fol. Lyon, Trechsel. Adas. 6е feuillet v°: «De Rege Galliae du memoranda feruntur. Primum quod sit in Remensi ecclesia vas crismad perenni redundans, ad regis coronadonem coelitus missum, quo Reges omnes liniuntur. Alterum, quod Rex ipse solo contactu strumas sive scrofulas curet. Vidi ipse Regem plurimos hoc langore correptos tangentem, an sanad fuissent non vidi». Второе издание: Folio. Lyon, Delaporte, 1541. Adas. 6е feuillet v°; последняя фраза (после «tangentem»): «pluresque senates (sic) passim audivi». Указание на это любопытное расхождение двух вариантов я почерпнул из «Отрывка из письма г-на Де Мазо к г-ну Де Ла Мотту», опубликованому в изд.: Bibliodieque raisonnee des ouvrages des savans de I'Europe. 1729. Т. Ill, 2. P. 179. О двух изданиях Птолемея, из которых второе было старательно очищено от всех сомнительных утверждений, см.: Baudrier ]. Michel Servet: ses reladons avec les libraires et imprimeurs lyonnais // Melanges Emile Picot. 1913. Т. I. P. 42, 50. В экземпляре второго издания, хранящемся в Национальной Библиотеке, атлас отсутствует; я пользовался экземпляром Британского Музея.

[61] Библиографические сведения о так называемой «падуанской» школе итальянских натуралистов, см. ниже, на с. 559 и след., где даны точные ссылки на их высказывания касательно королевского чуда. Не под их ли влиянием венецианский посол Контарини, посланный ко двору Генриха II, высказывался о действенности возложения рук с некоторым скептицизмом? См. перевод его донесения в кн.: Baschet A. La diplomatic venitienne. Les princes de 1'Europe au XVI'' siecle. 1862. P. 436.

[62] Homier L. Le royaume de Catherine de Medicis. In-12. 1922. Т. II. P. 222.

[63] О Лютере см. выше, с. 241, о Катарине Шварцбургской – с. 453.

[64] Король запретил creeping of the cross большим ордонансом, отменяющим любую культовую практику, а равно и верования старой религии; см.: Bumet G. The history of the Reformation. Ed. N. Pocock. Oxford, 1865. Т. IV. P. 244, art. 9; Wilkins D. Concilia Magnae Britanniae. In-4. 1737. Т. IV. P. 32. Однако эта церемония еще в 1536 г. фигурировала среди тех, что рекомендованы англиканским синодом; см.: Bumet. Loc. cit. P. 284.

[65] О счетах Эдуарда VI, из которых следует, что он освящал кольца, см. ниже, примеч. 975. Совершал ли он сам возложение рук, мы не знаем, однако трудно допустить, что он сохранил один обряд – вдобавок теснейшим образом связанный с католическим церемониалом, который и предстояло уничтожить Елизавете,  –  при этом отбросив другой. О его отношении к cramp-rings см. также ниже, с. 460. Мы не знаем, какова была в его царствование литургия возложения рук; весьма вероятно, что он преобразовал предшествующий обычай на протестантский лад. Не знаем мы также, не было ли произведено таких изменений еще при Генрихе VIII, после схизмы; по правде говоря, это кажется маловероятным, однако не совершенно невозможным: мы знаем о богослужении, совершавшемся при Генрихе VIII, лишь по его воспроизведению в миссале Марии Тюдор (см. выше, примеч. 666); очевидно, Мария приказала воспроизвести его в той форме, какая была в ходу до разрыва с Римом; что же касается последующих исправлений, то она безусловно не стала принимать их в расчет. В 1659 г. один автор (LEstrange H. Alliance of Divine ffices. P. 240) утверждал, что Эдуард VI – так же, как после него Елизавета,  –  сохранил в составе обряда крестное знамение; но можем ли мы доверять этому позднейшему свидетельству? См. о нумизматической истории вопроса, на основании которой мы склоняемся к мысли, что Эдуард VI совершал также и возложения рук: Farquhar. I. P. 92.

[66] См. примеч. 717.

[67] См. его текст в изд.: The works of Nicholas Ridley (The Parker Society). Cambridge, 1841. P. 495.

[68] Употребление святой воды запретили окончательно – после долгих колебаний – в 1548 г., вскоре после проповеди Ридли; см.: Kennedy W. P. M. Studies in Tudor History. In-12. London, 1916. P. 99.

[69] В сочинениях Тукера и Клауэса о возложении рук (см. ниже, с. 464) cramp-rings не упоминаются ни разу.

[70] Английский историк  –  католического вероисповедания  –  Ричард Смит, умерший в 1654 г., хранил кольца, освященные Марией Тюдор (см. ниже, примеч. 839); сходным образом во Франции при Генрихе IV некоторые люди сберегали их как зеницу ока в своих сундуках (по свидетельству Дю Лорана; см. примеч. 695). В английской литературе XVII и даже XVIII столетия еще встречаются упоминания cramp-rings (см.: Thompson C.J. S. Royal and other medycinable rings. P. 9 – 10); однако имеются ли при этом в виду королевские cramp-rings или кольца против судорог, полученные в результате других магических процедур? точно сказать невозможно. Очевидно, впрочем, что во времена Якова II воспоминание об обряде Великой Пятницы еще не угасло окончательно; в окружении этого короля, судя по всему, возник даже проект возрождения былой церемонии; см. ниже, с. 529.

[71] Этот факт отмечался неоднократно; см., например: Waterton. On a remarkable incident. P. 112 – 114; Thompson. Royal and other medycinable rings. P. 10. Объясняется это явление прежде всего отсутствием у колец, освященных королем, каких бы то ни было внешних отличительных признаков; напротив, монеты, использовавшиеся при возложении рук,  –  не говоря уже о медалях, специально чеканившихся на этот случай со времен Карла II, – легко узнать по отверстиям для ленты. Однако поскольку вера в могущество королевских cramp-rings сохранилась до сравнительно недавнего времени, возможно, что некоторые настоящие кольца такого рода дошли и до наших дней.

[72] Позже была выдвинута версия, что Елизавета согласилась исцелять больных возложением рук лишь после долгих колебаний; д-р Кроуфорд (Crawfwd. King's Evil. P. 75 – 76) убедительно показал, что версия эта основывается на неверном толковании одного пассажа из «Благодати» Тукера.

[73] Литургия времен Елизаветы известна нам из книги Тукера (Charisma; воспроиз. в кн.: Simson S. On the forms of prayer. P. 298; перевод в кн.: Crawfwd. King's Evil. P. 72). Тукер приводит ее по-латыни, но можно ли поверить, что ее в самом деле совершали на этом языке? Английский был в ту пору официальным языком церкви; с какой же стати было литургии золотушных отступать от этого общего правила? Вдобавок мы знаем точно, что со времен Якова I эта служба совершалась именно на английском (см. ниже, примеч. 719). Как уже предположили Кроуфорд (Loc. cit. Р. 71) и мисс Фэркуор (Royal Charities. I. P. 97), возможно, что Тукер оубликовал эту литургию только по-латыни исключительно из желания сохранить лингвистическую гармонию: ведь вся его книга написана на латыни, и длинная английская цитата выглядела бы в ней некиим чужеродным пятном.

[74] Надо, впрочем, признать, что те цифры, которые нам известны, довольно скромны: в Великую Пятницу 1597 или 1598 г. (накануне выхода книги Тукера: Tooker. Loc. cit.; приведено в.: Crawfwd. King's Evil. P. 74) Елизавета возложила руки на 38 больных; 18 июля 1575 г. в Кенилворте – на 9 больных (свидетельство современника по фамилии Laneham, приведенное в кн.: Farquhar. Т. I. Р. 70, п. 1, и в кн.: Shakespeare's England. Oxford, 1917. Т. I. P. 102). Однако из столь разрозненных свидетельств ничего определенного вывести невозможно

[75] The discoverie of witchcraft. Ed. B. Nicholson. London, 1886. L. 13. Chap. IX. P. 247; по поводу целительной мощи, обладание которой приписывают себе короли Франции, Скот замечает: «But if the French king use it no woorse than our Princesse doth. God will not be offended thereat: for his maiestie onelie useth godlie and divine praier, with some almes, and refereth the cure to God and to the physician» (Но если французский король обладает целительной мощью не меньшей, чем у нашей государыни, Господу сие не противно, ибо его величеству силу дают молитвы божественные и небесные, а равно и милостыня, и лечит он недуги благодаря Богу и врачу. – англ.). Примечательно, что Скот цитирует Помпонацци – пожалуй, самого значительного из тех итальянских «натуралистов», о которых шла речь выше. Первое издание книги Скота вышло в 1584 г.

[76] Howson J. A sermon preached at St. Maries in Oxford the 17 Day of November, 1602, in defence of the festivities of the Church of England and namely that of her Maiesties Coronation. 2е ed. In-40. Oxford, 1603. Перечисляя дары, полученные королями от Господа, Хоусон восклицает: «Thirdly, they have gifts of healing incurable diseases, which is miraculous and above nature, so that when Vespacian was seen to perform such a cure the people concluded he should be Emperour, as Tacitus notes» (В-третьих, наделены они даром исцелять болезни неизлечимые, дар же сей имеет природу высшую и чудесную, и, сообщает Тацит, когда совершил таковое исцеление Веспасиан, то заключил народ, что достоин сей быть императором. – англ.). Об этой ссылке на римскую историю см. выше, примеч. 88.

[77] Полное название см. в «Библиографии» (III, § 2). О полемике с католиками см.: Р. 90 sq. (особенно р. 91 – 92, где излагается поучительная история одного католика, который, исцелившись после того, как к нему прикоснулась королевская рука, признал, что отлучение от церкви есть «nullius plane... momenti» <не имеет ровно никакой силы. – лат.)); о полемике с пуританами см.: Р. 109. Посвятительное послание подписано: «Sacratissimae Maiestatis vestrae – humillimus capellanus – Guilielmus Tooker».

[78] Точное название см. в «Библиографии» (III, § 2). По-видимому, к временам Елизаветы восходит и самая старинная английская гравюра, изображающая обряд возложения рук; см. ниже, Приложение II, № 7.

[79] См. ниже, с. 483.

[80] Письмо анонимного информатора епископу Камерино, папскому нунцию во Франции (январь 1604 г.); Arch. Vatican, Francia Nunza. T. XLIX. Fol. 22; копия в: Record Office, Roman Transcripts, Gener. Series. T. 88. Fol. 8; отрывки в кн.: Crawfwd. King's Evil. P. 82: «Et pero anco vero, che il Re dal principio della sua entrata nel Regno d'lnghilterra desidero, e dimando queste tre cose... 2я di non toccare Ie scrofole, non volendosi vanamente arrogare tal virtu et dininita di potere col solo tatto guarire Ie malatie. intorno alle quali dimande fu'risposto dalli consiglieri, che non potea sua Maesta senza suo grand pericolo e del Regno fuggir quelle cose». См. также письмо венецианского посланника Скарамелли в изд.: Calendar of State Papers, Venetian. X. № 69 (4 июня 1603 г.), отрывок из сочинения историка Артура Уилсона (Wilson A. The History of Great Britain, being the Life and Reign of James I. 1653. P. 289; цит. в кн.: Farquhar. IV. Р. 141); путевые заметки о пребывании при английском дворе в 1613 г., оставленные герцогом Иоганном Эрнестом Саксон-Веймарским (опубл. в ст.: Kundhardt. Am Hofe Konig Jacobs I von England // Nord und Sud. 1904. P. 132). О религиозных чувствах Якова I см. тонкие соображения в изд.: Trevelyan G. М. England under the Stuarts // A history of England. Ed. by Ch. Oman. T. VII. P. 79; следует также иметь в виду, что Яков, судя по всему, был первым королем, который не захотел, чтобы его помазали елеем святого Фомы (см. выше, с. 351). Быть может – хотя это толкование не запечатлено ни в одном тексте, – следует предположить, что неприязнь Якова к обряду возложения рук, родившись из его кальвинистских убеждений, усилилась по причине отвращения, которое внушала этому чрезвычайно впечатлительному человеку процедура столь неприглядная, как прикосновение к язвам и опухолям.

[81] Отрывок из письма (анонимного), написанного в Лондоне 8 октября 1603 г.: Arch. Vatican, Inghilterra; копия в: Record Office, Roman Transcripts, General Series. T. 87; фрагменты воспроизв. в: Crawfurd. King's Evil. P. 82: «II Re s'abbia questi giorni intricate in quello ch'haveva di fare intorn di certa usanza anticha delli Re d'lnghilterra di sanarre gl'infermi del morb regio, et cosi essendogli presentad detd infermi nella sua antecamera, fece prima fare una predicha per un ministro calvinista sopra quel fatto, et poi lui stesso disse che se trovava perplesso in quello ch'haveva di fare rispetto, che delPuna parte non vedeva come potessero guarire 1'infermi senza miracolo, et g& li miracoli erano cessad et non se facevano piu: et cosi haveva paura di commetbere qualche supersddone; deU'altra parte essendo quella usanza andcha et in beneficio delli suoi suddid, se risolveva di provarlo, ma solamente per via d'oradone la quale pregava a tutd volessero fare insiemi con lui; et con questo toccava all infermi. Vederemo presto 1'effeto che seguitara. Si notava che quand'il Re faceva il sio discorso spesse volte girava 1'occhi alii ministri Scozzesi che stavano appresso, com'aspettando la loro approbadone a quel che diceva, havendolo prima conferito con loro».

[82] См.: Tooker. Charisma. P. 109.

[83] Литургия времен Якова I известна нам из broadside (листа, на котором текст напечатан только с одной стороны), сохранившегося в библиотеке Лондонского общества антикваров и опубликованного Кроуфордом (Crawfurd. P. 85). Литургия эта идентична той, какая совершалась во времена Карла I (она хорошо известна нам, потому что входит в состав «Book f Common Prayer», 1633, и воспроизведена несколько раз, в кн.: Beckett. A free and impardal inquiry; Simson S. On the forms of prayers. P. 299; Crawfurd. P. 85). Она очень во многом схожа и с литургией времен Елизаветы, однако из перечисления жестов, какие должен совершать государь, исчезло крестное знамение. О его исчезновении мы знаем также из различных свидетельств, собранных Кроуфордом (Р. 88); единственное исключение из общего правила – мнение, приведенное в следующем примечании; однако поскольку все остальные свидетели единодушно утверждают, что крестное знамение из церемонии исчезло, мы можем считать это мнение, противоречащее остальным, ошибочным. Нашлись католики, утверждавшие, что Яков I осеняет больных крестным знамением втайне (см. ниже, примеч. 840); это – чистой воды выдумка, призванная объяснить с ортодоксальной точки зрения, каким образом король-еретик может исцелять недужных. Об исчезновении креста с ангелов (прежде он помещался на оборотной стороне монет, на мачте корабля) и об исключении из формулы: «A Domino factum est istud et est mirabile in oculis nostris» <Это от Господа, и есть дивно в очах наших.  – лат.)  –  слов «et est mirabile in oculis nostris», см.: Farquhar. I. P. 106 – 107; исследовательница – на мой взгляд, напрасно – не уделяет достаточного внимания последней трансформации.

[84] Письмо «от г-на Пови к сэру Дэдлею Карлтону», приведенное (с неточной ссылкой) в кн.: Crawfwd. King's Evil. P. 84. Если верить сэру Джону Файнетту, церемониймейстеру Карла I, Яков осенил юного турка крестным знамением; однако скорее всего сэра Джона подвела память; см.: Finetd Philoxenis: some choice Observations of Sr John Finett, Knight, and Master of the Ceremonies to the two last Kings touching the Reception. f Forren Ambassadors. Pet. in-8°. London, 1656. P. 58. Де л'Анкр (De I'Ancre. La Mescreance du sortilege. 1622. P. 165) сообщает, что Яков I однажды возложил руки на французского посла маркиза де Тренеля; не знаю, можно ли принимать этот рассказ на веру. В Линкольне 30 марта и 1 апреля 1617г. Яков возложил руки соответственно на 50 и 53 больных (NicholsJ. Progresses of James I. T. III. P. 263 – 264; цит. по: Farquhar. I. P. 109). В 1611 г. свидетелем того, как Яков совершает целительный обряд, стал принц Отгон Саксонский (Feyerabend // Die Grenzboten. 1904. Т. I. P. 705).

[85] См. выше, примеч. 53.

[86] ОEuvres. Ed. Malgaigne. 1840. Т. I. Р. 352. Умолчание это выглядит тем более поразительным, что медицинская литература того времени, наследница литературы средневековой, неизменно придавала королевскому чуду большое значение; см. из французских трудов: TaganltJ. De chirurgica institutione libri quinque. In-40. 1543. L. I. C. XIII. P. 93; Saporta A. De tumoribus praeter naturam (цит. y: Gurlt. Gesch. der Chirurgie. B. II. S. 677; Антуан Сапорта умер в 1573 г.); из английских трудов: Boorde A. Breviary of Health (1547; см.: Crawfwd. P. 59); Gale T. Institution of a chirurgian (1563; цит. у: Gurlt. Gesch. der Chirurgie. T. III. P. 349); Banister J. f tumors above nature (Ibid. T. III. P. 369). Что касается итальянцев, см. выше, примеч. 193; см. также то, что было сказано выше, на с. 464, о Клауэсе и то, что будет сказано ниже, на с. 473, о Дю Лоране; о позиции, схожей с позицией Амбруаза Паре, см. следующее примечание.

[87] Premier Discours. Des miracles. Chap. XXXVI, § 4. Ed. 1602, Rouen. In-12. P. 183. Об авторе см.: Bremond Н. Histoire litteraire du sentiment religieux en France. 1916. Т. I. P. 18 et suiv.; Busson Н, Les sources et le developpement du Rationalisme dans la litterature frangaise de la Renaissance (these lettres Paris). 1922. P. 452. He знаю, следует ли считать одним из тех врачей, о которых пишет Ришом, «Petrus de Crescentiis, Medicus Gallus» (Петра Кресцентия, галльского врача. – лат.), который, – если верить Ле Брену (Le Brun. Histoire critique des pratiques supersddeuses. Т. II. P. 120, note), ссылающемуся, в свою очередь, на Крусция (Crusiw <?). De preeminenda), – отрицал способность короля исцелять золотушных. Претендентом на эту роль можно счесть и Жака Далешана (1513 – 1588), выпустившего знаменитое издание Плиния (я работал с лионским изданием 1587 г. формата фолио, но не нашел в нем ничего, имеющего отношения к королевскому чуду); в главе XXXV своей «Французской хирургии» (Лион, 1573) Далешан, говоря о золотухе, в самом деле, подобно Амбруазу Паре, не упоминает о королях как целителях этого недуга; однако я не располагаю сведениями о том, что Далешан был протестантом.

[88] De sacris incdonibus. P. 262 (книга, вышедшая в 1593 г., сочинена, должно быть, еще в 1591 г., так как 17 октября этого года получила одобрение руанского исповедника Жана Дадре и парижского проканцлера Жана Буше). Ж.-Ж. Буассардюс (умерший в 1602 г.), автор книги «De divinatone et magiicis praesdgiis» (In-40. Oppenheim. S. d. P. 86), утверждал, что последними, кто обладал «замечательной способностью» исцелять.были сыновья Генриха II. Отзвук преданий, связанных с неудачей на поприще исцеления, постигшей Генриха III, см. также в кн.: Blondel D. Genealogiae francicae plenior asserdo. In-40. Amsterdam, 1654. Т. I. Fol. LXX*); автор оправдывает короля, ссылаясь на пример апостола Павла, не сумевшего исцелить Тимофея. На самом деле Генрих III, естественно, совершал возложение рук точно так же, как его предшественники, и, насколько можно судить, с тем же успехом: в частности, он занимался исцелениями в Шартре в 1581, 1582 и 1586 г. (SowhetJ.-B. Histoire de la ville et du diocese de Chartres (Public. Soc. Histor. Eure-et-Loir). VI, Chartres, 1873. P. 110, 111, 128), а также в Пуатье 15 августа 1577 г. (Cerf. Du toucher des ecrouelles. P. 265).

[89] LEstoile. Memoires, Journaux. Ed. Brunet. T. IV. P. 204 (6 апреля 1594 г.); Thvanus J.-A. Historia sui temporis. Lib. CIX. Folio. 1620. T. V. P. 433: «ICLX egenis strumosis in area, ax circiter XX honesdoris condicionis seorsim ab aliis in conclavi» (960 золотушных больных на площади и числом около двадцати в лучшем на вид состоянии в покоях. – лат.); Favyn. Histoire de Navarre. P. 1555.

[90] Du Laurens. De mirabili. P. 5; Дю Лоран утверждает, что однажды на его глазах к королю явились за исцелением полторы тысячи человек (Р. б); особенно много пациентов бывало у короля в день Пятидесятницы. В Светлое Воскресенье 1608 г. король, по собственному признанию, возложил руки на 1250 больных; см. его письмо к маркизе де Верней от 8 апреля этого года: Recueil des lettres missives de Henri IV. Ed. Berger de Xivrey (Doc. inedits). T. VII. P. 510. Базельский врач Фома Платтер присутствовал при совершении Генрихом IV обряда возложения рук 23 декабря 1599 г. в Лувре: Souvenirs. Trad. L. Sieber. Mem. Soc. Hist. Paris. 1898. T. XXIII. P. 222. См. также: I'Estoille, запись от б января 1609 г.

[91] См. его письмо к маркизе де Верней, ссылка на которое дана в предыдущем примечании.

[92] Cap. IX: «Mirabilem strumas sanandi vim Regibus Galliae concessam supra naturam esse, eamque non a Daemone. Vbi Daemones morbos inferre variis modix eosdemque sanare demonstrator»; cap. X: «Vim mirabilem strumas sanandi Galliae Regibus concessam, gradam esse a Deo gratis datam concluditur». Точное название книги см. в «Библиографии» (III, § 1).

[93] По правде говоря, переиздавалось оно не отдельной книгой, но в составе «Полного собрания сочинений» Дю Лорана, вышедшего в 1628 г. (на латыни), – а затем в четырех или пяти переизданиях этого же собрания сочинений; они выходили с 1613 по 1646, а может быть, даже по 1661 г.; см. статью Э. Тюрнера, ссылка на которую дана в примеч. 3. Стихотворение Ги Патена приведено в этой статье (р. 41б): «Miranda sed dum Regis haec Laurentius – Sermone docto prodit, et ortam polis – Aperire cunctis nidtor potendam,  –  Dubium relinquit, sitne Rex illustrior  –  Ist libello, sit vel ipse docdor».

[94] Приложение II, № 8 и илл. III.

[95] В той же надписи следует обратить внимание и на фразу, в которой отчетливо видна пропагандистская задача эстампа и звучит характерный намек на восстановление мира внутри страны: «Вот почему решил я, что пристало мне во исполнение моего долга отпечатать эстамп оного изображения, дабы (восхищаясь тем, как сила Господня действует через нашего короля) еще большим исполниться к нему почтением и повиноваться ему ради согласия и мира, кои сберегает он в здешнем Французском королевстве, и ради тех удобств, кои для нас из сего проистекают».

[96] Ему принадлежит портрет Генриха IV, а также портрет Людовика XIII, гравированный вскоре после 1610 г.; см.: Benezet E. Dicdonnaire des peintres, sculpteurs et dessinateurs de tous les temps et de tous les pays. T. II.

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова