Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.

Н.В. Брагинская

Брагинская Н.В. Влажное слово. Византийский ритор об эротическом романе. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2003. 215 с.

НЕСКОЛЬКО ВВОДНЫХ СЛОВ К АПОКРИФУ "ИОСИФ И АСЕНЕТ"

Предисловие к публикации

Среди иудеев, живших в эллинистическом Египте, библейская история Иосифа Прекрасного была популярна. Это не только очень яркая новелла, это история об иудее, который после чере ды страданий и испытаний его верности Богу достиг высокого положения при дворе египетского царя и смог в голодные годы дать приют и спасение Израилю. Он мог быть героем для диаспоры. О жизни этого патриарха писали по-гречески Артапан и Филон, а безымянные переводчики переводили на греческий бе зымянных авторов "Истории Иосифа", "Молитвы Иосифа", "За вещания Иосифа" и других произведений.

Одно из написанных по-гречески, но на основе более ранней семитской традиции1 сочинений, условно именуемое "Иосиф и Асенет" (далее – ИА), разворачивает в целую повесть несколько стихов Книги Бытия (41:45, 50, 52; 46:20), в которых скупо со общается, что Иосиф женился на дочери гелиопольского жреца Пентефрея, и та родила Ефрема и Манассию.

Другие сочинения, где история брака Иосифа была бы в центре, если и были написаны, до нас не дошли. Но нам известно, что существовали – возможно, устные – истории об Асенет, согласно которым она была дочерью хозяина Иосифа Потифара (Пентефрей – одна из греческих передач того же имени). Такая история максимально драматизировала брак Иосифа: он женился на дочери той самой женщины, которая пыталась его соблазнить, а потерпев неудачу, – оклеветать и казнить руками мужа2.

83 ARBOR MUNDI

Переводы Следы истории Асенет, отличной от нашей, обнаруживаются в греческих, сирийских и арамейских источниках начиная с III в. н. э.3 и могут быть прослежены далее в истории Юсуфа и Зулейки, где Зулейка объединяет в себе черты коварной жены Потифара и раскаявшейся и обратившейся в истинную веру красавицы Асенет. Но апокриф, о котором идет сейчас речь, – сочинение совершенно иного плана, и драматизм такого рода ему чужд. Пентефрей здесь – это, так сказать, "однофамилец", а безымянная мать Асенет в повести никак не участвует, вернее, она совершает всего одно действие: подымается в покой дочери и ведет ее вниз, чтобы та приветствовала посетившего дом Иосифа. Напряжение нашей повести в другом. По-видимому, женитьба патриарха Иосифа на язычнице, не просто предосудительная, но непосредственно запрещенная Авраамом и Иаковом (Быт 24:3; 28:6), требовала объяснения, причем объяснения, которое решало бы проблему, важную для диаспоры с точки зрения религиозного закона, – проблему брака с иноплеменными женщинами. История любви и обращения египтянки в веру Иосифа как раз и предлагает решение этой проблемы.

Это было не единственное возможное решение, другое также засвидетельствовано в еврейской традиции: Асенет отождествляется с дочерью Дины, сестры Иосифа. Чудесно спасенного младенца удочеряет египетский жрец, но ее еврейское происхождение обнаруживается, когда Дина, пришедшая в Египет вместе со всем Израилем, находит памятные вещицы своего младенца. Таким образом, Асенет оказывается женой Иосифа в соответствии с требованием Закона, и драматическое обращение просто не нужно4. Вероятнее всего повесть написана в Египте для грекоязычных евреев диаспоры, хотя нельзя исключить и другого города восточного Средиземноморья, где была достаточно крупная еврей ская община.

Посвященная любви и браку Иосифа история вышла похожей на любовный роман: развернутое описание божественной красоты героев – ничего подобного нет в библейской традиции, – упоминание состязания лучших юношей за право стать женихом живущей в неприступной башне красавицы-мужененавистницы,

затем любовь с "первого взгляда", описание сначала надменного отвержения любви, а затем любовной болезни; знатный соперник, коварные козни и счастливое под конец воссоединение супругов и т. д. Все эти и другие романные черты присутствовали в ветхозаветном апокрифе, когда известные нам греческие любовные романы, скорее всего, еще не были написаны. Поэтому датировка ИА и вопрос о том, какое сочинение было первым любовным романом по-гречески, а следовательно, и проблема происхождения романа оказались связаны.

ИА описывали как назидательную притчу (wisdom tale), роман-поучение (sapiential novel), аллегорический роман, "роман с ключом", роман, в котором находят свое выражение египетская астрология или мистика Меркавы или Чертогов, и т. д.

И все-таки, хотя об ИА нередко говорится как о романе, это роман sui generis. Сакральные элементы занимают в нем авансцену, что же касается элемента любовного, то о нем можно сказать двояко: что он отодвинут на задний план и подчинен сакральному или что он-то и священен, поскольку брак Иосифа и Асенет происходит и на человеческом уровне, и одновременно на космическом и символическом и имеет непосредственное отношение к спасению мира.

Несмотря на удивительную цельность и небольшой размер, ИА – произведение многосоставное. В нем есть и типично сказочная экспозиция, большие поэтические псалмы и изощренно риторически и поэтически построенные молитвы, короткие драматические диалоги, детальные описания облика и одеяния главных героев, а также башни, чертогов и сада, стилизация библейского исторического повествования, интриги и погони и уникальная апокалиптическая сцена.

Откровение в этой сцене происходит во время мистериального посвящения, в котором участвуют два "разряда" чудесных пчел, репрезентирующих, видимо, ангелов и/или священников. Во всей мировой литературе нет этому подобия. И другая черта этой сцены удивительна: откровения всегда рассказываются от имени того, кому они были даны, здесь же ав тор оказывается как бы свидетелем того, чего никто не мог ви деть, – посвящения в мистерию и откровения посвящаемому.

Только здесь, за исключением Откровения Иоанна, спасение человечества наступило в настоящем, и, в отличие от всех апокалипсисов, здесь нет описания "массовой" гибели грешников или их окончательного осуждения. Единственный целиком отрицательный герой повести – сын фараона – гибнет, но гибнет помилованный и прощенный.

ИА отличается от большинства апокрифов великодушным светлым настроением и особого рода литературным совершенством: свежестью и цельностью при многообразной и разветвленной опоре на библейскую традицию.

В контексте еврейской литературы египетской диаспоры ИА предстает одним из сочинений иосифического цикла, в ряду так называемых мидрашистских "переписываний Библии" (rewriten Bible) и иудео-эллинистической апокалиптики. В этом контексте история любви является элементом случайным.

Если же рассматривать ИА на фоне эллинистической пове ствовательной прозы восточного Средиземноморья, особенно в сопоставлении с греческим романом, то ИА вписывается в этот ряд, и неясным остается только вопрос о том, кто объект, а кто субъект влияния.

В решение этого вопроса обычно вмешиваются неявные установки, а именно представление о превосходстве той или иной культуры, которую соответственно и признают "влиятельной". Обычно влиятельной признается античная литература. Последние 30 лет – от С. Уест до П. Эйхирни-Кролл – ИА считают периферийным греческим романом5, построенным из античного материала мотивов, сюжета, приемов, образов. Комментарий К. Бурхарда указывает на целый ряд параллелей ИА и античных романов: 67 отсылок к "Метаморфозам" Апулея, 40 – к "Херею и Каллирое" Харитона, 25 – к "Габрокому и Антии" Ксенофонта Эфесского6.

Но и прежде произведения этих подсчетов Харитон и Апулей обратили на себя наше внимание тем, что ИА имеет с этими романами не схожие мотивы, а более крупные общие характеристики7.

"Иосиф и Асенет" – это единственная в библейской и около библейской литературе историческая повесть, которая целиком

посвящена всем этапам отношений идеальной пары от заочного отвержения до любви с первого взгляда, испытаний и брака; "Херей и Каллироя" – это единственный сохранившийся греческий любовный роман, имитирующий историческую повесть. Каждый в своем контексте, ИА и "Херей и Каллироя" исключительны по разным основаниям, но в результате только эти два произведения являются одновременно историческими и любовными "романами"8.

С "Метаморфозами" ИА объединяет другая и тоже исключительная черта: это романы обращения. Роман Апулея не является любовным в целом, но устройство его, как известно, двусоставно, и в центре находится любовный роман, в котором Психея проходит через преисподнюю и в котором совпадают любовь и обретение бессмертия, любовь к супругу и любовь к божеству. Это, конечно, история Купидона и Психеи. Как ИА, так и "Метаморфозы" двуплановы. Роман Апулея содержит в себе сказку о браке Души-Психеи с богом любви, которая должна что-то объяснить нам в замысле всего романа и преображения Луция. В истории патриарха и прекрасной египтянки также в центре помещена сцена посвящения героини в мистерии Всевышнего и откровение о будущем мира и роли Асенет как Града убежища для всех обратившихся. Это второй – космический план событий, происходящих с героями.

Но о чем говорит это сходство?

Мы сопоставили параллельные места ИА и романов с Септуагинтой и обнаружили, что сходства ИА с романами меркнут перед очевидной опорой ИА на библейскую традицию в тех самых местах, которые ученые выделили для сопоставления с ро манами. Разумеется, доказать влияние ИА на Харитона или Апулея – задача далеко не тривиальная, но и обосновать влияние античного романа просто ссылками на некие сходства уже не по лучается: нужно, чтобы они были "сильнее", чем естественная опора ИА на Библию. ИА нисколько не нуждается для объяснения своего литературного состава и образности в Апулее и Харитоне, а в фольклорной и библейской традиции нуждается. Переклички ИА с романами Харитона и Апулея можно также признать случайными, а можно предположить влияние ИА на Ха

ритона и Апулея, но предположить обратное влияние, на наш взгляд, мешает сам характер сопоставляемых элементов, вернее – системный характер их различий. В одном случае все первичное, исходное, "серьезное", жизненное, сакральное и даже ритуальное, в другом – тот же образ, прием, сюжетный ход имеет характер искусного, литературного, художественного, психологического. Приведем один пример. В ИА во время посвящения Асенет, как пчелиную матку ("царицу"), облепляют вылетевшие из сота чудесные белые пчелы в золотых коронах с пестрыми крыльями, а про Каллирою говорится, что, когда она вышла из храма, люди обступили ее и потянулись на ней, словно рой пчел за своей "царицей". И естественней предположить выветривание чуждой религиозности ради литературной занимательности и изящного образа, чем насыщение "беллетристики" сакральным содержанием.

Как уже было сказано, датировка, происхождение, жанр и сам состав текста вызывали и вызывают дискуссии. Одни ученые считают оригинальной краткую версию, которая затем была распространена9, другие – длинную, которая затем была сокращена10. В настоящее время большинство согласно, что "Иосиф и Асенет" – это иудео-эллинистическое произведение, созданное в столетия вокруг рубежа эр, причем самая ранняя датировка, которую упоминают все чаще, – середина II в. до н. э.11, а самая поздняя из современных – IV или даже V в. н. э.12

Критическое издание ИА на основании многочисленных гре ческих рукописей и древних переводов почти четыре десятиле тия подготавливал Кристоф Бурхард13. Поскольку наиболее раннюю традицию доносят древние переводы, Бурхард в некоторых случаях включает в греческий текст фрагменты фраз, сохраненных иногда лишь по-латыни, по-сирийски или по-армянски, в обратном переводе. Настоящий перевод выполнен по последнему изданию Бурхарда с сохранением его членения текста на стихи и главы ради удобства ссылок, но с собственным делением на абзацы. Кроме того, в статье "Был ли крест на пчелином соте?" авторы реконструируют некоторые чрезвычайно важные фрагменты текста иначе, чем Бурхард, разумеется, используя при этом бо

гатую информацию о переводных версиях, содержащуюся в его издании и изданиях древних переводов. Перевод соответствующих фрагментов (16.1-11 и 16.16х-17), относящихся к самой за гадочной сцене с сотом и пчелами, следует реконструкции авто ров статьи, а не тексту, изданному Бурхардом. В тех немногих случаях, когда мы, избирая иное чтение, отступаем от текста Бурхарда, используются квадратные скобки. Угловые скобки использованы в тех (всего трех) случаях, когда в перевод на основании параллельных контекстов включены дополнительные слова.

Еще на заре изучения апокрифа академик В.М. Истрин издал краткую греческую версию и ее славянский перевод14. В 1987 г. в сборнике "От берегов Босфора до берегов Евфрата" С.С. Аверинцев опубликовал перевод краткой "версии Филоненко"15. Существует также перевод "Иосиф и Асенет" на русский язык с древней армянской версии16. Русский перевод "длинной" версии, более чем на треть превышающей объем краткой, предлагается читателю впервые. Он является результатом деятельности семинара в РГГУ в 2003–2004 гг., в котором учтены многочисленные замечания участников семинара 2008–2009 гг., особенно А.Ю. Виноградова, соавтора публикуемой ниже статьи "Был ли крест на медовом соте?", сложившейся по результатам работы второго семи нара в 2009 г. В свою очередь, для авторов статьи большое значение имели работы соавтора перевода М.С. Касьян о символике пчел и меда в "Иосиф и Асенет". Участники семинара продолжают подготавливать детальный комментарий, в процес се этой работы были опубликованы статьи, к которым мы здесь отсылаем для более подробного знакомства с проблемами из учения "Иосиф и Асенет"17.

1 О существовании устной или/и письменной древнееврейской (или арамейской) традиции, предшествующей созданному по-гречески сочинению, говорят обнаруженные различными учеными непереводимые парономасии, о которых речь пойдет ниже.

2 Отождествляют жреца и вельможу Test. Jos. 18.3 и Jub. 39.11; раввинистические источники чаще их различают: Aptowitzer V. Asenath, the Wife of Joseph: A Haggadic Literary-Historical Study / Hebrew Union Col ege Annual. 1924. N I. P. 26

2. О существовании такой драматической истории в еврейской традиции свидетельствует Ориген: "Кто-нибудь подумает, что это [отец Асенет] не тот, кто купил Иосифа. Но совсем не так понимают это евреи, они на основании потаенной книги [?ξ ?ποκρ?φου] утверждают, что хозяин и тесть – одно лицо. Они говорят, что Асенет предъявила обвинение своей матери в присутствии своего отца, заявив, что это та подстроила ловушку для Иосифа, а не он для нее. Поэтому он выдал ее за Иосифа, чтобы доказать египтянам, что тот не совершил никакого преступления против его дома" (Orig. Selecta in Genes im. PG 12. 136. 9–20); ср. Mid. Agada I. 97 (ed. S. Buber); Aptowitzer V. Op. cit. P. 258. 3 Aptowitzer V. Op. cit. P. 239–260.

4 Ibid. P. 243–256.

5 West S. Joseph and Aseneth: a Neglected Greek Romance / The Classical Qua terly 24. 1974. P. 70–81; Ahearne-Krol P.D. Joseph and Aseneth and Jewish Iden tity in Graeco-Roman Egypt. PhD University of Chicago. 2005.

6 См. индекс источников в изд.: Burchard Ch. Joseph und Aseneth / Unterweisung in erzählender Form / Hrsg. W.G. Kümmel (Jüdische Schriften aus hel enistisch römischer Zeit 2). Gütersloh, 1983.

7 Брагинская Н.В. "Иосиф и Асенет": "мидраш" до мидраша и "роман" до ро мана. Часть 2 / Вестник древней истории. 2007. № 1. C. 32–75; Braginskaya Nina. Position of "Joseph and Aseneth" in Greek literary history: the case of the 'first novel'. Доклад на конференции по античному роману в 2008 г. в Лисса боне (International Conference on the Ancient Novel-2008), в печати.

8 Вероятно, также так называемый "Роман о Нине и Семирамиде", к сожалению, дошедший только во фрагментах.

9 Так называемая "версия Филоненко": Philonenko M. Joseph et Aséneth: Intro duction, Texte critique, Traduction, et Notes (Studia Post Biblica). Leiden, 1968.

10 Так называемая "версия Бурхарда": Joseph undAseneth / Hrsg. von Ch. Burchard mit Unterstützung von C. Burfeind und U.B. Fink. Leiden, 2003.

11 Bohak G. Joseph and Aseneth and the Jewish Temple in Heliopolis (Early Judaism and Its Literature 10). Atlanta, 1996.

12 Kraemer R.Sh. When Aseneth Met Joseph. A Late Antique Tale of the Biblical Patriarch and his Egyptian Wife Reconsidered. Oxford, 1998.

13 Joseph und Aseneth / Hrsg. von Ch. Burchard.

14 Истрин В.М. Апокриф об Иосифе и Асенефе / Древности: Труды Славян ской комиссии Императорского Московского археологического общества. М., 1898. Т. III. C. 146–99.

15 См. также: Аверинцев С.С. Многоценная жемчужина. Литературное творче ство сирийцев, коптов и ромеев в I тысячелетии н. э. / Пер. с сирийского и греч., сост., предисл. и коммент. С.С. Аверинцева. М., 1994. С. 97–128.

16 Повесть об Иосифе и Асенефе; перевод, выполненный с наиболее полной ар мянской рукописи Н.О. Эминым и Г. Халатьянцем / Книга Еноха: Апокрифы. СПб., 2008. С. 285–312 (дополненное переиздание из кн.: Эмин Н.О. Переводы и статьи по духовной армянской литературе. М., 1898).

17 Шмаина-Великанова А.И. Повесть об Иосифе и Асенет как Пасхальная Аггада для прозелитов. Доклад на Десятой ежегодной международной конферен ции по иудаике 28–30 января 2003 г.; Касьян М.С. Пища богов и Божия трапеза (Мед и пчелы в апокрифе "Иосиф и Асенет") / Балканские чтения 7. В поисках ориентального на Балканах: от античности до современности. 24–26 марта 2003 г. Тезисы и материалы. М., 2003. С. 42–45; Она же. Божественные пчелы – gens aeterna / Индоевропейское языкознание и классическая фило логия – VIII. Материалы чтений, посвященных памяти проф. И.М. Тронского. 21–23 июня 2004 г. СПб., 2004. С. 323–336; Она же. Пчелы для Асенет – жрецы, священники или ангелы? (к трактовке образа пчел и меда в Средиземно морской культуре) / Кентавр / Centaurus. Studia classica et medievalia. М., 2005. № 2. С. 71–90; Брагинская Н.В. Что если "Иосиф и Асенет" первый греческий любовный роман? / Балканские чтения 7. С. 34–41; Она же. Narrative as a By-Product of Exegesis / The Narrative in the Light of Comparative Studies: [Le récit dans la perspective des études comparatives] / Ed. Z. Mitosek, J. Muel er. Warszawa, 2005. P. 155–169; Она же. Полемика вокруг храма Онии и исправ ление пророчества: Исайя, 19:18 / Индоевропейское языкознание и класси ческая филология – IX. Материалы чтений, посвященных памяти проф. И.М. Трон ского, 20–22 июня 2005 г. / Отв. ред. Н.Н. Казанский. СПб., 2005. С. 32–38; Она же. "Иосиф и Асенет": "мидраш" до мидраша и "роман" до романа. Часть 1 / Вестник древней истории. 2005. № 3. С. 73–96; Она же. "Иосиф и Асенет": "мидраш" до мидраша и "роман" до романа. Часть 2. C. 32–75; Она же. Обыч ное и странное в инициации Асенет / Переходы. Перемены. Превращения. Балканские чтения 10. Тезисы и материалы. 31 марта – 2 апреля 2009 г. М., 2009. С 34–38; Михайлова Т.А. Перемена облачения в "Повести об Иосифе и Асенеф" / Antiquitas Iuventae II / Сб. научных трудов студентов и аспирантов / Под. ред. Е.В. Смыкова, А.В. Мосолкина. Саратов, 2006. С. 96–110; Она же. Проблема датировки ветхозаветного апокрифа "Иосиф и Асенеф" / Antiqui tas Iuventae III. Саратов, 2007. С. 241–251; Она же. "Иосиф и Асенеф" и "Книга Иудифи": проблема датировки / От Библии до постмодерна. Статьи по истории еврейской культуры. М., 2009. С. 221–233; и др.