Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: чека - человекоубийственная комиссия.
Владимир Буковский
МОСКОВСКИЙ ПРОЦЕСС
К оглавлению
4. Нас слишком мало
Нам всегда говорили: "Вас слишком мало. Какое вы можете иметь влияние?" И мы всегда соглашались: да, мало. А отвечая на расспросы о возможном количестве участников движения или о числе политзаключенных, мы всегда предпочитали скорее преуменьшить, чем преувеличить. Ну, извините: сколько есть - столько есть. Такое уж наше общество, такая страна, что больше желающих не нашлось. Теперь же спрашивающим об этом, особенно своим сверстникам, я еще добавляю:
- Присоединились бы вы к нам - было бы на одного человека больше.
Но у них всегда находятся очень веские причины, убедительно объясняющие, почему они этого сделать никак не могли.
А еще мы отвечали, что дело не в количестве и даже не в практических результатах, а в принципе внутренней свободы и нравственной ответственности человека. Это должно быть как бы нормальной потребностью, вроде потребности дышать, есть, двигаться. Но такого уж совсем никто не хотел слушать. Философии в нашей жизни было и так слишком много, а практических результатов - мало. Да и мудрено получалось: выходит, для собственного же блага надо отказаться от нормальной жизни, карьеры, идти в тюрьму? И в чем же тогда благо?
Замечательно, однако, что при такой бесперспективности и, более того, после стольких десятилетий террора, казалось бы, вытравившего в людях все человеческое, нас оказалось гораздо больше, чем мы могли мечтать, а наше влияние на режим - более значительным, чем мы сами подозревали. Достаточно было самого поверхностного ознакомления с документами ЦК, чтобы в этом убедиться. Прежде всего, поражало их количество: КГБ докладывал ЦК буквально все, каждую мелочь о нашем движении, и по каждой мелочи ЦК, а то и политбюро должны были принимать решение. Не только наши аресты, суды, высылки, обыски, но даже мельчайшие оперативные сведения, таким образом, требовали внимания этих пятнадцати сильно пожилых и чрезвычайно занятых людей:
Комитет госбезопасности докладывает, что, по полученным данным, проживающие в г. Обнинске Калужской области кандидат биологических наук Института медицинской радиологии МЕДВЕДЕВ Жорес и его близкий знакомый ПАВЛИНЧУК Валерий приступили к размножению на пишущих машинках неопубликованного романа А. СОЛЖЕНИЦЫНА "В круге первом" с целью распространения его среди научных сотрудников г. Обнинска, - сообщал глава КГБ Андропов своим коллегам в ЦК. - Для этой же цели планирует свою поездку в Обнинск научный сотрудник Института истории АН СССР ЯКИР Петр Ионович, который известен как участник ряда антиобщественных проявлений и выступающий с политически вредными заявлениями. Учитывая, что роман А. СОЛЖЕНИЦЫНА "В круге первом" является политически вредным произведением, в случае выезда ЯКИРА в Обнинск и получения им экземпляров романа считали бы необходимым ЯКИРА П.И. задержать и изъять у него эти рукописи, а в отношении МЕДВЕДЕВА Ж. поручить Обнинскому горкому КПСС принять меры к пресечению его антиобщественной деятельности. Прошу рассмотреть.
И они рассматривали. На полях, от руки, написано "Согласиться", а дальше - подписи Сус-лова, Пономарева, Кириленко... Поразительно! Даже весь наш самиздат пересылал им Андропов:
Оперативным путем установлено, что ЛИТВИНОВ, ГОРБАНЕВСКАЯ, ЯКИР и некоторые их единомышленники изготовили и распространяют документ под названием "Год прав человека в Советском Союзе" (копия прилагается) с клеветническим изложением судебных процессов в Москве и Ленинграде и кратким содержанием писем и обращений, дискредитирующих советские органы власти и управления. Сообщается в порядке информации.
Попробуй в те времена добиться, чтобы твою жалобу прочел член политбюро! Безнадежно. Все застревало в аппарате, пересылалось тем, на кого жаловался. А тут не только прочтет, но и решение обязан принять. Чудеса! Самый эффективный путь заставить власти задуматься. И это только самиздат, оперативные сведения. По нашим же арестам, судам, приговорам им приходилось иногда и поспорить, откладывать решение для дополнительной проработки проблемы, возвращаться к ней по несколько раз. Работали люди, думали, решали. Не просто автоматически ставили свою подпись. Я так был просто тронут, увидав, что все политбюро, оказывается, заседало, решая, напечатать ли после моего суда в 1967 году маленькую заметку о нем в "Вечерней Москве":
Обвиняемый БУКОВСКИЙ, вина которого состояла прежде всего в том, что он являлся основным организатором антиобщественной демонстрации, в своем выступлении на суде пытался придать суду политическую окраску, заявлял о неконституционности в действиях органов власти и суда, вел себя на суде с явным желанием попасть на страницы зарубежной печати не как антиобщественный уголовный преступник, а как лицо, обвиненное в политическом преступлении, - сообщал в ЦК Андропов. - В связи с тем, что на Западе вокруг этого процесса появились сообщения, искажающие его суть, представляется целесообразным опубликовать на этот счет в газете "Вечерняя Москва" краткое сообщение (прилагается).
Действительно, приложен черновик заметки в 14 строк под заголовком "В Московском городском суде". А смысл дела лишь в том, чтобы сообщить, будто бы я признал свою вину, и, стало быть, все слухи о какой-то моей речи на суде есть сплошная выдумка буржуазной пропаганды. Только-то и всего, очередная маленькая ложь на благо дела социализма. Но ведь сидели, обсуждали, голосовали. И результат голосования тут же приложен: Брежнев за, Кириленко - за, Косыгин - в отпуске, Мазуров - замечаний нет, Пельше согласен, Суслов - в отпуске..
Оказывается, возникали у них и неприятные разногласия. Вот, например, документы о суде над демонстрантами, протестовавшими против советского вторжения в Чехословакию в августе 1968 года. Казалось бы, чего уж яснее "уголовное антиобщественное преступление", как и у нас годом раньше. Загнать и их по лагерям, да и делу конец. Но даже и тут не все было просто: бабушка Павла Литвинова, вдова бывшего наркома иностранных дел Максима Литвинова, видимо, старая знакомая Микояна, обратилась к нему с просьбой не сажать внука. И тот переправил письмо прямо Брежневу со своей припиской от руки:
Леонид Ильич! Прошу обратить внимание. В данный момент устроить суд как это, говорят, проектируется - над внуком Литвинова и др. - это значит дать новую пищу нашим врагам. Они уже отсидели. На этот раз ограничиться предупреждением - было бы разумнее. А.Микоян. 13/IХ.
А ниже, рукой Брежнева: "Ознакомить членов Политбюро", - и подписи членов. Не слабо. И, хоть суд все же состоялся, Литвинова и еще двоих из пяти подсудимых отправили не в лагерь, а в ссылку, хотя ссылка и не предусматривалась по этой статье.
Таких документов многие тысячи - тысячи часов работы. И даже если бы мы ничего больше не сделали, ничего не добились, то хотя бы отнимали силы у машины власти, отрывали время от мировой революции. Но ведь такой исключительный интерес к нашей деятельности со стороны властей был отнюдь не паранойей. Они-то отлично понимали, насколько опасен для них сам факт нашего существования, поскольку отнюдь не заблуждались насчет народной любви к своему режиму. В условиях тоталитарной системы даже один инакомыслящий опасен, особенно если эта система провозгласила себя совершенной. Не может быть недовольных в социалистическом раю: согласно марксистской идеологии, им неоткуда взяться, тем более через пятьдесят лет после революции.
В этом заключалась основная дилемма коммунистической власти: с одной стороны, число недовольных, инакомыслящих, а уж тем более открытых противников режима должно было, по крайней мере, сокращаться в ходе "построения социализма", и, стало быть, увеличивать репрессии было больше не в их интересах; с другой - оставлять безнаказанно действовать политических противников при довольно широком народном недовольстве было просто опасно. Отсюда их тактика снижения числа политзаключенных при одновременном усилении давления на инакомыслящих: их задачей было духовно сломать, "идейно обезвредить", позднее - даже выслать из страны, но не посадить. Это замысловато именовалось у них "профилактической работой по предупреждению преступлений".
Таким образом, число политзаключенных само по себе не отражало настроений в стране, но было лишь мерилом человеческой стойкости: сломавшихся, как правило, не сажали. Учитывая это обстоятельство, нас было отнюдь не так мало. Как следует из уже цитировавшегося выше доклада Андропова в ЦК в декабре 1975 года, число осужденных только за антисоветскую агитацию и пропаганду с 1958 по 1967 год составляло 3448 человек, а с 1967-го по 1975-й - 1583 человека. Из последующих сообщений КГБ в ЦК следует, что, несмотря на все усилия и "профилактические меры", этот уровень существенно снизить не удалось: за период 1977-1987 гг. было осуждено 905 человек (цифр за 1976 год найти не удалось). И это только те, кого режим был вынужден открыто признать своими политическими противниками, не включая посаженных в психушки, высланных за границу, осужденных за попытку нелегального перехода границы, измену родине или осужденных по "религиозным" и сфабрикованным уголовным делам. О них мы просто ничего не знаем.
Выходит, за все послесталинское время им не удалось сломать, по крайней мере, шесть тысяч человек. И даже в период горбачевских "освобождений", когда заключенных немедленно выпускали в обмен на обещание больше не заниматься "антиобщественной" деятельностью, на 15 января 1987 года в тюрьмах и лагерях оставались 233 человека, в ссылках - 55, по "религиозным" статьям - 10, в психушках - 96, освобождено из заключения 51 и из-под следствия - 31, итого: 476 человек.
Но дело было не в количестве. Сам факт существования людей, открыто бросивших вызов тоталитарному рабству и выстоявших, несмотря на всю ярость государства, имел колоссальное моральное значение для страны. Так, видимо, верующему человеку, погрязшему в мирской скверне, важно знать, что где-то в монастыре такие же, как он, смертные живут "по правде". И, глядишь, одно это знание удержит его иной раз от соблазна. Во всяком случае, нечто подобное ощущалось в отношении к нам как со стороны надзирателей, так и уголовников. Никогда не забуду, как из лагеря, где я был единственным политзаключенным, уходил на этап местный "пахан" и, собравши "воров", отдавал последние наказы. Под конец же, ткнув в меня пальцем, сказал сурово:
- А этого берегите. Мы сидим каждый за свое, а он - за общее.
Удивительно, что десятилетия коммунизма не смогли вытравить из людей такие понятия. Надзиратели же смотрели на нас почти с суеверным почтением. Всегда, даже во Владимирской тюрьме, находился среди них кто-то, соглашавшийся отправить нелегально письмо или передать записку в другую камеру. Учитывая, как много и подробно сообщали о нас тогда зарубежные радиостанции, можно только гадать, какой эффект производило наше пребывание, скажем, в той же Владимирской тюрьме на население города. Особенно в периоды наших голодовок и забастовок. Оттого, наверное, ни один обком не соглашался держать нас на территории своей области, придумывали любые причины, только чтобы от нас избавиться, а ЦК не знал, куда бы нас подальше засунуть. Дебаты на эту тему тянулись годами.
Министерство внутренних дел СССР и Комитет госбезопасности при Совете Министров СССР поддерживают предложение Владимирского обкома КПСС о переводе особо опасных государственных преступников из тюрьмы N2 УВД Владимирского облисполкома в другое исправительно-трудовое учреждение МВД, - писали в ЦК Чебриков и Щелоков. - Вопрос о перемещении особо опасных государственных преступников изучался нашими ведомствами в 1977 году. Тогда, с учетом тех же соображений, которые изложены в записке Владимирского обкома КПСС, было признано целесообразным переместить указанных преступников (число их колеблется от 40 до 60 человек) в тюрьму №4 МВД Татарской АССР. При этом принималось во внимание, что в г. Чистополе, где размещается тюрьма N4, нет ни оборонных, ни особо важных объектов. Город находится в 144 км от Казани, удален от крупных промышленных и культурных центров страны, не имеет достаточно развитых транспортных путей сообщения с другими районами. Тюрьма N4, построенная еще в XVIII веке, не связана с содержанием в ней в прошлом революционеров и прогрессивных деятелей. (...) Предложение о возможном перемещении особо опасных государственных преступников в тюрьму №4 обсуждалось в 1977 году с представителями Татарского обкома КПСС. Из-за опасений вызвать осложнение обстановки в республике оно было ими отклонено. МВД СССР и КГБ при СМ СССР считают, что серьезных оснований для такого рода опасений не имеется.
* * *
Разумеется, в количественном отношении это была лишь верхушка айсберга. Некоторое представление о реальном положении вещей можно получить по данным чекистской "профилактики":
В соответствии с указаниями ЦК КПСС органы Комитета государственной безопасности ведут большую профилактическую работу по предупреждению преступлений, пресечению попыток ведения организованной подрывной деятельности националистических, ревизионистских и других антисоветских элементов, а также локализации возникающих в ряде мест группирований политически вредного характера. За последние пять лет выявлено 3096 таких группирований, профилактировано 13602 человека, входивших в их состав, в том числе: 2196 участников 502 групп в 1967 г., 2870 участников 625 групп в 1968 г., 3130 участников 733 групп в 1969 г., 3102 участника 709 групп в 1970 г. и 2304 участника 527 групп в 1971 г.
Подобные группы были вскрыты в Москве, Свердловске, Туле, Владимире, Омске, Казани, Тюмени, на Украине, в Латвии, Литве, Эстонии, Белоруссии, Молдавии, Казахстане и других местах.
В результате принимаемых мер заметно сократилось число ежегодных арестов за антисоветскую агитацию и пропаганду.
Большинство профилактированных сделали правильные выводы, активно включились в общественную жизнь и добросовестно трудятся на порученных им участках производственной и служебной деятельности. Однако некоторые из них продолжают совершать действия, которые при определенных условиях могут стать преступными и нанести существенный ущерб интересам нашего государства.
В целях усиления предупредительного воздействия на лиц, пытающихся встать на путь совершения особо опасных преступлении, а также более решительного пресечения нежелательных проявлений со стороны антиобщественных элементов, считали бы целесообразным разрешить органам КГБ делать в необходимых случаях официальное письменное предупреждение от имени органов власти с требованием прекращения проводимой ими политически вредной деятельности и разъяснением последствий, которые может повлечь за собой ее продолжение.
На наш взгляд, это существенно повысило бы моральную ответственность профилактируемых, а в случае совершения ими криминальных действий и привлечения к уголовной ответственности имело бы значение для оценки личности преступника органами предварительного следствия и суда.
Проекты постановления ЦК КПСС и Указа Президиума Верховного Совета СССР прилагаются.
Просим рассмотреть.
Ю.Андропов Р.Руденко
11 октября 1972 года
Конечно, их просьба была удовлетворена, и соответствующий указ президиума ВС СССР появился 25 декабря 1972 года. Но, вопреки всем стараниям чекистов, сопротивление в стране продолжало возрастать. Так, спустя только три года после введения этого указа Андропов докладывал:
За период 1971-1974 гг. было профилактировано 63-108 человек. За этот же период только путем профилактики пресечена на стадии формирования деятельность 1839 антисоветских групп.
Выходит, среднегодовое число последних ничуть не сократилось, а число "профилактируе-мых" выросло примерно в 10 раз. Но и это было еще не все, так как не всех активных врагов КГБ подвергал "профилактике":
Наряду с профилактикой использовались и продолжают использоваться оперативные и другие меры, не связанные с уголовным преследованием, продолжал Андропов и том же докладе. - Удалось разложить на стадии возникновения ряд опасных группирований националистической, ревизионистской и иной антисоветской направленности. Компрометация авторитетов, инспирировавших антиобщественные проявления, позволила предотвратить нежелательные последствия в ряде районов страны. Оправдали себя и такие меры, как лишение некоторых лиц советского гражданства и выдворение их за границу. (...) Оздоровлению оперативной обстановки способствовало также разрешение выезда многим экстремистам из Советского Союза в Израиль.
Так много нас было или мало? Андропов считал, что только среди взрослого, пережившего войну населения "число таких людей определяется сотнями тысяч человек". Думаю, однако, он сильно недооценивал их количество. Например, в его отчетах почти не упоминаются "наказанные" (сосланные при Сталине) народы, религиозные движения, в особенности из числа запрещенных конфессий. А ведь это миллионы людей, для которых Советский Союз был тюрьмой, и наши контакты с ними развивались уже с 60-х годов.
Комитетом госбезопасности оперативным путем получены данные о том, что ГРИГОРЕНКО в беседе с одним из своих знакомых заявил об известном ему якобы намерении представителей крымских "автономистов" подготовить и направить в ООН обращение, под которым они имеют в виду собрать подписи 250.000 татар, с призывом выступить в поддержку их требований. ГРИГОРЕНКО, одобряя эту акцию, заявляет, что она вызовет "колоссальный резонанс", - сообщал Андропов в ЦК. - Комитет госбезопас-ности принимает меры к предотвращению возможных враждебных действий со стороны националистически настроенных лиц из числа крымских татар и других антиобщественных элементов.
Или вот еще образчик событий того времени:
Комитетом госбезопасности получены данные о намерении отдельных немецких экстремистов, проживающих в Казахстане и Молдавии, инспирировать среди советских граждан немецкой национальности, если их требования о выезде в ФРГ не будут положительно решены, групповые отказы от участия 15 июня 1975 года в выборах в Верховные Советы республик и местные Советы депутатов трудящихся. (...) Одновременно в предвыборные дни "активист" так называемого "движения за выезд немцев в ФРГ" ЛЕЙС (Молдавия) организовал коллективное посещение немцами МВД и КГБ республики (70 человек) с требованием удовлетворить ходатайства о выезде из СССР, а экстремисты из Казахстана подготовили ряд клеветнических по содержанию обращений в международные организации с коллективными подписями и пытались направить своего представителя в Москву для вручения их инокорреспондентам или передачи за границу через А. САХАРОВА. (...) Принятыми мерами 7 нюня 1975 года на станции Джамбул у некоего ТЕРМЕРА, направлявшегося в Москву, изъяты "обращения" в ООН, к Женевскому совещанию, канцлеру ФРГ и в другие адреса от имени 900 семей немцев (более 6.000 человек), в которых содержатся тенденциозная информация о положении немцев в СССР и просьбы об оказании содействия в выезде в ФРГ.
Словом, жизнь в СССР могла казаться тихой и безмятежной только западным политикам, советские же отлично знали, на каком вулкане они сидят. Империя трещала по швам задолго до Горбачева.
Среди определенной части коренного населения Карачаево-Черкесской автономной области отмечаются негативные процессы, характеризующиеся националистическими, антирусскими настроениями. На этой основе имеют место антиобщественные проявления, а также уголовные преступления. Принимаются меры по их предупреждению и пресечению.
Там уже речь шла об убийствах и массовых волнениях.
Татары и немцы, евреи и прибалты, украинцы и молдаване - порознь и группами боролись за свою национальную самобытность всеми доступными им способами. Но ниточки со всех концов огромной страны сходились в Москве, где действовали наши каналы связи, наши возможности контактов с внешним миром, наша гласность. Мы были для них и вдохновляющим примером, и организующим фактором. Ну, как было Андропову не беспокоиться? Как не следить политбюро за каждым нашим вздохом?
Наконец, самые "пассивные" формы сопротивления, запрещенные религиозные общины, распространители самиздата, авторы анонимных протестов - были и самыми распространенными. Как оценить теперь, сколько миллионов людей было вовлечено в эту деятельность? Ведь даже и КГБ до конца оценить того не мог. Ну, положим, религиозные преследования подсчитать можно - в среднем, видимо, человек 200-300 в год сажали да тысяч десять "профилактировали", - но точное число верующих теперь установить невозможно. Как невозможно установить число людей, читавших, множивших, передававших друг другу материалы самиздата. Уж на миллионы-то счет шел точно. Вот и приходилось политбюро читать эти материалы: надо же было знать, что читают миллионы людей в подвластной им стране, где ни одной запятой на этикетке не печатали без цензуры.
Вопрос этот волновал их не на шутку: только в 1971 году он обсуждался в ЦК три раза, и потом ЦК чуть не каждый год возвращался к его обсуждению.
Анализ распространяющейся в кругах интеллигенции и учащейся молодежи так называемой "самиздатовской" литературы показывает, что "самиздат" претерпел за последние годы качественные изменения, - докладывал Андропов в декабре 1970 года - Если пять лет назад отмечалось хождение по рукам, главным образом, идейно порочных художественных произведений, то в настоящее время все большее распространение получают документы программно-политического характера. За период с 1965 года появилось свыше 400 различных исследований и статей по экономическим, политическим и философским вопросам, в которых с разных сторон критикуется исторический опыт социалистического строительства в Советском Союзе, ревизуется внешняя и внутренняя политика КПСС, выдвигаются различного рода программы оппозиционной деятельности.
...На базе изготовления и распространения "самиздатовской" литературы происходит определенная консолидация единомышленников, наглядно прослеживаются попытки создания подобия оппозиции.
Примерно в конце 1968 - начале 1969 года из оппозиционно настроенных элементов сформировалось политическое ядро, именуемое "демократическим движением", которое, по их оценке, обладает тремя признаками оппозиции: "имеет руководителей, активистов и опирается на значительное число сочувствующих; не принимая четкой формы организации, ставит себе определенные цели и избирает определенную тактику; добивается легальности".
...Центрами распространения внецензурных материалов по-прежнему остаются Москва, Ленинград, Киев, Горький, Новосибирск, Харьков. В этих и других городах выявлено около 300 человек, которые, именуя себя "антисталинистами", "борцами за демократические права", "участниками демократического движения", занимаются выпуском как отдельных документов, так и сборников - "Хроники текущих событий", "Вестника Украины", "Общественных проблем" и т.п. Группой сионистски настроенных элементов в Москве, Ленинграде, Риге с 1970 года начал выпускаться журнал под названием "Исход".
...Комитетом госбезопасности принимаются необходимые меры по пресечению попыток отдельных лиц использовать "самиздат" для распространения клеветы на советский государственный и общественный строй. На основе действующего законодательства они привлекаются к уголовной ответственности, а в отношении лиц, подпавших под их влияние, осуществляются профилактические меры.
Вместе с тем, принимая во внимание идейную трансформацию "самиздата" в форму выражения оппозиционных настроений и взглядов и устремление империалистической реакции использовать "самиздатовскую" литературу во враждебных Советскому Союзу целях, полагали бы целесообразным поручить идеологическому аппарату выработать на основе изучения проблемы необходимые идеологические и политические меры по нейтрализации и разоблачению представленных в "самиздате" антиобщественных течений, а также предложения по учету и политике факторов, способствующих появлению и распространению "самиздатовских материалов".
Фактически режим уже признавал нас политической оппозицией и, несмотря на внешнюю незыблемость, готов был корректировать соответствующим образом свою линию. Другое дело, что в силу своего одряхления, окостенения он был уже не способен к политической гибкости, и, когда через полгода работы ЦК принял наконец постановление "О мероприятиях по противодействию нелегальному распространению антисоветских и других политически вредных материалов", это был на редкость бессмысленный документ, сводивший все к комбинации репрессивных и воспитательно-пропагандистских действий. Единственной уступкой был последний, 9-й пункт:
Отделу культуры ЦК КПСС, Комитету по печати при СМ СССР и Союзу писателей СССР изучить вопрос и внести в ЦК КПСС предложения о целесообразности издания некоторых произведений литераторов, к которым проявляется интерес со стороны части творческих работников и учащихся и произведения которых не переиздавались в СССР после 20-х годов.
В результате издали, кажется, Гумилева, да и то ограниченным тиражом. На рост самиздата это, разумеется, не повлияло никак: он продолжал развиваться, создавая альтернативу официальной печати и головную боль Андропову. Появлялись новые формы - киносамиздат, магнитиздат и т.п., практически возникала альтернативная культура, и тем ослаблялся контроль партии над творческой интеллигенцией, особенно над молодежью. Андропов опять бил тревогу:
В ходе осуществления мероприятий по пресечению враждебной деятельности противника выявлены факты, свидетельствующие о том, что среди одаренной в творческом отношении или стремящейся проявить себя в этом плане молодежи отмечается стремление к группированиям на неофициальной основе, проявляющееся в литературных чтениях, выставках живописи и графики, постановках спектаклей на частных квартирах и в случайно подобранных помещениях. Намечается тенденция к выпуску и распространению машинописных журналов, составленных из неопубликованных произведений.
Изучение обстановки в подобного рода группированиях в г. Москве показало, что, будучи предоставлена самой себе, часть творческой молодежи не находит общественно-полезного применения своим способностям и порой становится на путь нежелательных проявлений, которые, как правило, инспирируются лицами, занимающимися антиобщест-венной деятельностью, или иностранцами.
...Таким образом, в настоящее время возникает опасность создания неуправляемых объединений творческой молодежи, существующих параллельно с официальными творческими союзами.
Действительно, к этому периоду относятся такие нашумевшие события, как выставка художников-нонконформистов в парке Измайлово, как попытка создать отделение Международного НИИ-Клуба в Москве, создание московского отделения "Международной Амнистии", а чуть позже - выход неподцензурного сборника "Метрополь" и создание Хельсинских групп (общественных групп по наблюдению за выполнением Хельсинских соглашений) со всеми их комиссиями, комитетами, рабочими группами. И даже первый независимый профсоюз появился к концу 1977 года. Начался процесс структурного оформления оппозиции, совпавший, видимо, с потерей властью контроля над молодежью, что было особенно опасно для режима.
* * *
В сущности, этот "контроль" на моей памяти никогда эффективным и не был, в основном существуя на бумаге - в отчетах комсомольских и партийных комитетов об организационной "охваченности" и пропагандистских мероприятиях. Однако к концу 60-х - началу 70-х молодежь стала заметно политизироваться. Чаше всего это выражалось в анонимных протестах листовки, надписи на стенах, национальные флаги в республиках или анонимные письма, адресованные властям. Любое провоцирующее событие - юбилей, праздник, выборы - обыкновенно сопровождалось такими "хулиганскими выходками" молодежи.
Юбилейные торжества, посвященные 100-летию со дня рождения основателя Советского государства В.И.Ленина, по всей стране прошли организованно, в обстановке высокой активности, трудового и политического подъема советских людей, еще раз продемонстрировавших нерушимое единство и сплоченность вокруг Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза, докладывал, например, Андропов в апреле 1970 года. - Вместе с тем в период подготовки и проведения торжеств в ряде районов страны зафиксировано 155 политически вредных, хулиганских действий, связанных с юбилеем. В том числе в 1969 году 55 и в 1970 году - 100.
Такого рода проявления отмечались на Украине, в Казахстане, Литве, Белоруссии, Эстонии, Латвии, Молдавии, Туркмении, Приморском, Хабаровском краях, Московской, Ленинградской, Куйбышевской, Ростовской и других областях. Хулиганствующими элементами уничтожены или повреждены несколько памятников, бюстов и барельефов вождя, значительное количество панно, стендов и транспарантов, а также портретов, лозунгов, плакатов, репродукций, стенгазет и другого праздничного оформления. (...) За подобные политически вредные и хулиганские действия 70 человек привлечено к уголовной ответственности, 65 - профилактировано и 7 - взято в проверку.
В 18 случаях проявления носили исключительно дерзкий характер и преследовали цель омрачить празднование советскими людьми 100-летия со дня рождения В.И.Ленина.
Или вот вполне типичное сообщение в ЦК о праздновании 1 Мая в 1975 году.
Празднование Первого Мая в стране проходило в нормальной обстановке, с большим политическим подъемом.
Вместе с тем в некоторых районах страны отмечены отдельные факты негативных проявлений.
В Москве, Одессе, Кишиневе, Ростовской области были распространены листовки враждебного содержания.
В районном центре Пустомыты Львовской области у обелиска воинам-освободителям сожжены 13 висевших на флагштоках флагов союзных республик. Случаи уничтожения флагов имели место также в Москве и Харькове. В городе Гродно обнаружена порча портрета основателя Советского государства. (...) По всем указанным фактам приняты соответствующие меры. Большинство причастных к враждебным проявлениям лиц установлено.
Однако обычно "устанавливали" далеко не всех - примерно 50-60%, из коих половину "профилактировали"; остальных сажали, как правило, по уголовным статьям (хулиганство). Вместе с анонимными письмами таких происшествий по стране было от десяти до двадцати тысяч в год. И чаще всего "преступниками" оказывалась молодежь, подростки, школьники, иногда успевшие уже создать нелегальную организацию. Конечно, мы и понятия не имели о масштабах этого явления, да о большинстве таких происшествий никогда и не слыхали. Между тем, без них картина состояния страны и преобладавших в ней настроений не будет полной, как не до конца понятна без этого фона нервозность властей.
Представьте себе, что они должны были чувствовать, получая ежедневно по несколько таких сообщений:
Управлением КГБ по Краснодарскому краю выявлен в городе Туапсе нелегальный "Клуб борьбы за демократию", состоящий из 14 человек, в основном учащихся 8-9 классов средней школы N3- Из них 7 членов ВЛКСМ. (...) Участники "Клуба" выработали программу и устав, издавали рукописные журналы "Демократ" и "Русский современник", в которых помещали стихи и статьи, написанные членами "Клуба" на основе сообщений зарубежных радиостанций. Каждый из них дал клятву, имел псевдоним, членский билет, платил взносы.
В программе "Клуба" предусматривалось создание в стране партии "демократов" и завоевание власти, когда члены этой партии станут взрослыми. Ближайшей целью было изготовление и распространение антисоветских документов и вовлечение в организацию новых участников. Осуществляя эту программу, (...) в декабре 1969 года к 90-летию со дня рождения Сталина учинили мелом на асфальте и заборах в различных местах города Туапсе надписи антисоветского содержания. В феврале 1970 года они от имени "Всероссийского союза демократов" изготовили более 40 листовок, содержащих призыв к свержению Советской власти и созданию нелегальных политических организаций, распространили их в Туапсе.
Все участники "Клуба борьбы за демократию" являются несовершеннолетними. В связи с этим принято решение не привлекать их к уголовной ответственности, а ограничиться мероприятиями профилактического характера.
Управлением КГБ по Свердловской области вскрыта нелегальная молодежная группа, именовавшая себя "Партией свободной России" или "Революционной рабочей партией". (...) Участники группы на пишущей машинке отпечатали в два приема около 700 антисоветских листовок. (...) Значительная часть этих листовок 7 ноября 1969 года в Свердловске была сброшена с виадука над проспектом Космонавтов в праздничную колонну электровозоремонтного завода и в группу демонстрантов политехнического и юридического институтов.
В феврале 1970 года в городе Рязани было распространено семь рукописных листовок за подписью "Черные ангелы", авторы которых, высказывая клевету на Советское правительство, призывали к организации забастовок и демонстрации. Принятыми мерами установлено, что листовки изготовлялись и распространялись учащимися 9-х классов школы N42 города Рязани... Все они раскаялись в совершенных проступках и в присутствии своих родителей заверили органы КГБ, что в дальнейшем не допустят никаких антиобщественных проявлений.
Наличие таких настроений среди молодежи, с одной стороны, и растущая организованная оппозиция - с другой, создавали крайне опасную для режима ситуацию. Авторы пространного исследования, проведенного КГБ в 1976 году, пытаясь приписать все влиянию буржуазной пропаганды и западных "подрывных центров", приводят, однако, исключительно интересные данные. Из 3324 "антиобщественных проявлений", совершенных за три года 4406 молодыми людьми, 60,3% приходится на студентов и 22,4% - на школьников.
3174 человека (72%) совершили проявления, выступая одиночками,
Формы проявлений количест количество
во человек
проявлен
ий
Высказывание клеветнических и других 1509 1598
политически вредных суждений 45,4% 36,3%
Участие в групповых действиях, 99 495
нарушающих общественный порядок 3,0% 11,2%
Участие в антиобщественных действиях 152 382
на основе подражания "хиппи" 5,5% 8,7%
Изготовление и распространение 252 323
клеветнических и идеологически 7,6% 7,3%
вредных документов (кроме листовок)
Изготовление и распространение 167 277
листовок, лозунгов, плакатов 5,0% 6,3%
Надругательство над государственным 90 115
гербом, флагом, памятниками, 2,7% 2,6%
портретами
Устные и письменные угрозы в адрес 50 53
советско-партийного актива 1,6% 1,2%
Передача (попытка передачи) за 26 33
границу клеветнических и 0,8% 0,8%
идеологически вредных материалов
Изготовление и распространение 33 32
анонимных писем клеветнического и 1,0% 0,7%
идеологически вредного содержания
Попытка установления и связь с 16 17
зарубежными антисоветскими центрами 0,4% 0,4%
Изготовление и вывешивание 6 15
националистических флагов 0,2% 0,3%
Иные проявления 894 1066
26,8% 24,2%
Проявления, совершенные с враждебных социализму пленных идейных
позиций, составляют 32,4% от общего числа проявлений. Они были
допущены 1269 чел. (29%).
Разновидность враждебной идеологии количест количество
во человек
проявлен
ий
Идеология буржуазного национализма 364 674
(кроме сионизма) 33,7% 43%
Идеология сионизма и произраильские 188 242
настроения 17,5% 15%
Идеология ревизионизма и реформизма 377 445
35% 28%
Религиозная идеология 88 128
8,2% 8%
Идеология (взгляды) фашизма и 60 80
неонацизма 5,6% 6%
остальные 1232 человека - в составе 384 групп.
Тут речь идет о тех, кто мог (или решался) четко сформулировать свою идеологическую платформу. Но и "безыдейные" были не лучше.
Участники вскрытых в Москве, Ленинграде, Киеве, Вильнюсе, Таллине, Ростове-на-Дону, Одессе и в ряде других городов групп так называемых подражателей западным "хиппи" выступали за пересмотр морально-этических норм социалистического общежития, ставили под сомнение революционные традиции прошлого и духовное наследие "консервативных" отцов, призывали к преодолению "инертности" и "борьбе за свободу и демократизацию общества" на основе идеи "хиппи".
Примерно 40% от числа всех профилактированных по стране в 1970-1974 гг. составляла молодежь в возрасте до 25 лет. Так же обстояло дело и с преступностью вообще, например, более половины осужденных в 1971-1973 гг. за изготовление и сбыт наркотиков были моложе 29 лет, а подвергнутых административным мерам за распитие спиртных напитков и появление в пьяном виде в общественных местах молодых людей этого возраста в 1973 г было 2 533 443, а в 1974-м - 2 616 708. В среднем в год "малолетки" (до 18 лет) совершали около ста тысяч преступлений, из них 47% - в группах.
Любопытны данные и других исследований, приведенные в этом докладе. Так, по данным исследования "Аудитория западных радиостанций в г. Москве", проведенного отделом прикладных социальных исследований ИСИ Академии наук СССР:
с большей или меньшей регулярностью радиостанции слушают 80% студентов и около 90% учащихся старших классов средних школ, ГПТУ, техникумов. У большинства этих лиц слушание зарубежного радио превратилось в привычку (не реже 1-2-х раз в неделю зарубежные радиопередачи слушают 32% студентов и 59,2% учащихся).
Это и была наша аудитория, следившая за нашей деятельностью по сообщениям из Лондона, Мюнхена, Вашингтона, то самое поколение тридцати-сорокалетних, которое 15 лет спустя вышло на улицы.
Многие из профилактированных студентов в своих объяснениях указывали, что передачи по радио идеологически враждебных произведений ими записывались на магнитофон, после чего они распространялись в виде магнитофонных записей или перепечатанных на пишущей машинке текстов. В частности по этому каналу они получили представление о ряде антисоветских заявлений и пасквилей СОЛЖЕНИЦЫНА, трактате САХАРОВА "Размышление о мире, прогрессе, интеллектуальной свободе", различных "исследованиях", "обращениях" и других документах, содержащих клеветнические измышления, порочащие советскую действительность. (...)
По степени воздействия ведущее место занимают материалы, нелегально изготовлен-ные в стране.
Одновременно в докладе отмечается падение интереса к изучению марксистско-ленинской теории в вузах и "пассивное участие определенной части студентов в общественно-политической жизни коллективов". Словом, есть все основания утверждать, что к 70-м годам режим практически "потерял" молодежь, а наше влияние на нее стремительно росло. Что могла противопоставить этому грозному явлению дряхлеющая, обюрократившаяся партия? Ничего, кроме репрессий, "профилактики", то бишь запугивания теми же репрессиями, да еще большего "усиления" своей и без того уже надоевшей всем пропаганды. Отчитываясь о проделанной работе всего за несколько лет до крушения коммунистического режима, глава КГБ Чебриков, генеральный прокурор Рекунков, министр юстиции Кравцов и председатель Верховного суда Теребилов гордо сообщали в ЦК:
В целях разоблачения подрывной деятельности спецслужб империализма и связанных с ними враждебных элементов из числа советских граждан проводилась большая работа с использованием средств массовой информации. За последние 10 лет с участием и по материалам органов госбезопасности было создано 150 кино- и телефильмов (в основном документальных короткометражных и хроникальных); за четыре года издано 262 книги и брошюры, опубликовано 178 журнальных и 250 газетных статей. Постоянно по этим вопросам работниками органов КГБ, прокуратуры, суда и юстиции ведется лекционная пропаганда. Систематически с привлечением общественности проводится воспитательная работа с осужденными в местах лишения свободы, что дает свои положительные результаты.
Предметом их особой гордости было то, что за четыре года, с 1982-го по 1986-й, им удалось-таки сломать более ста человек. Этим тоже руководили из ЦК, не жалея своего драгоценного времени. И когда, спасаясь от неминуемой гибели, пришлось им ввести контролируемый процесс "гласности", то начали его с "доламывания" оставшихся зэков, с уничтожения ядра оппозиции. Руководил этим лично Горбачев.
5. Закон и целесообразность
- Уважаемые судьи! Сегодня у меня необычный день: впервые за всю свою жизнь в этом городе я выступаю в суде не в качестве подсудимого, а в качестве свидетеля...
Комичность положения усугублялась тем, что и первый раз, выступая в качестве подсудимого в 1967 году, я говорил ровно о том же - о беззакониях, о неконституционности как самой КПСС, так и творимых ею политических репрессий. Настолько то же самое, что теперь, ровно 25 лет спустя, в Конституционном суде России я мог бы просто повторить свою речь слово в слово, и никто бы этого не заметил. Невольно вспомнилось, как я готовился к этому первому в своей жизни "последнему слову" на суде (до того меня дважды признавали невменяемым и судили заочно), как угрозой голодовки добился кодексов от начальства Лефортовской тюрьмы и даже конституцию СССР заставил их купить, во всем следственном изоляторе КГБ не было ни единого экземпляра. Потом - казенная скука суда и напряженное ожидание конца, когда мне было положено "последнее слово", единственная форма неподцензурного слова тогда в стране. (Впрочем, кто ж их знал: возьмут и прервут, не дадут досказать. Такое тоже бывало.) И, наконец - кульминация всей драмы, когда, размахивая кагебешной конституцией, я ухитрился проговорить почти полтора часа, ежесекундно ожидая окрика судьи. Так что по вопросу о "неконституционности КПСС" я действительно был экспертом. Но если тогда это считалось "клеветой на общественный и государственный строй СССР", то теперь стало высшей государственной мудростью, поддержанной авторитетом самого президента России. Что мне было делать - радоваться или печалиться? Гордиться тем, что обогнал своих соотечественников на четверть века, или недоумевать, почему столь простая истина не пришла им в голову за два с половиной десятка лет до этого?
Подчеркнуто правозащитный характер нашего движения всегда вызывал массу недоумения и даже нареканий. Не в том было дело, что факты нарушения коммунистической властью своих же собственных законов были кому-то неизвестны, а идея требовать их соблюдения - слишком сложна. Напротив, вряд ли мог найтись в те годы такой человек, который бы всего этого не знал, не видел. Но - зачем? Какой в этом прок?
- Вы что, хотите усовершенствовать советскую власть? - язвили советские люди, обычно из числа тех, кто считал, что нас все равно "слишком мало", чтобы к нам присоединяться.
- Скажите, а когда же ваше движение, наконец, откажется от ссылок на советские законы и перейдет к открытым действиям? - вторили им на Западе те, кто никогда не жил под пятой режима.
Не было никаких способов объяснить определенного типа людям, что правозащитный характер движения - не мимикрия, не тактическая уловка, а так же, как отказ от насилия и подполья, принципиальная наша позиция. И опять не в сложности этой позиции была проблема. Какая уж тут сложность, коли нам всем ежедневно мозолил глаза пример прошлой русской революции и ее результатов?
Разве кто-то не понимал уже в шестидесятые, что насилие не ведет к правовому государству, а подполье - к свободному обществу? Да и с более практической точки зрения - неужто не видно, что если не находится в стране достаточно людей, способных просто требовать положенного им по закону, то откуда же возьмется огромное множество храбрецов, готовых перестрелять и КГБ, и партаппарат, и добрую толику советской армии? А коли наберется в один прекрасный день достаточно требующих, то и стрелять не придется.
Словом, все это были отговорки, самооправдания. Не мог советский человек заставить себя чего-то требовать у ядерной сверхдержавы. Украсть мог, потребовать - немели губы. Даже просто отказаться с властью сотрудничать - и то не всякий решался. И должен был кто-то делать это у них на глазах, вполне открыто, даже демонстративно, чтобы развеять мистический, иррациональный ужас перед советской властью, ореол ее всесилия. А в этом смысле ничто не могло быть более разрушительным, чем демонстрация ее неэффективности, с одной стороны, и незаконности - с другой.
Да, наконец - а что же еще было делать? Разбрасывать листовки или создавать подпольные "партии" из нескольких друзей могли разве что школьники, но даже и они понимали, что это ни к чему не ведет. Нужны были формы легальной оппозиции, которые позволяли бы объединять и растить независимые общественные силы в стране. А легальные, значит, признающие закон, оперирующие в его рамках.
Между тем, у режима были свои проблемы с законом, которые он никак не мог разрешить со времен революции да так никогда и не разрешил. Прежде всего, потому, что идеология вообще, а марксистско-ленинская в особенности, несовместима с понятием "закон". Идеология - это легенда, миф и поэтому неизбежно противоречива, в то время как весь смысл закона - в его внутренней непротиворечивости. Тем более противоречивой была коммунистическая практика, составляя компромисс между идеологией и реальностью. И что "положено", а что - нет на сегодняшний день, знали только на самом верху. Даже секретные инструкции надо было знать, как истолковывать.
Далее. Задача идеологии - объяснить все на свете при помощи туманных, не поддающихся точному определению понятий; задача закона - определить все максимально точно, не оставляя по возможности никаких лазеек. И как это примирить? Как, например, кодифицировать "диалектический материализм"? Получится нечто наподобие попытки средневековых схоластов точно высчитать, сколько ангелов может поместиться на кончике иголки.
Но самая главная причина несовместимости закона и идеологии в тоталитарном государстве состоит в том, что здесь, по определению, должна главенствовать идеология, а не закон, и коль скоро она не может править через закон, то оказывается над законом, правит как бы из-за его спины. Точно так же, как партия - носитель идеологии - правит из-за спины остальных государственных структур, оказываясь надгосударственным образованием. Учитывая же глобальные цели этой идеологии (а с нею - и партии), закон просто превращался в фикцию, в отрасль пропаганды, рассчитанную на создание привлекательного образа "самого демократического в мире" социалистического государства. Особенно это было видно на примере сталинской конституции, написанной исключительно в пропагандистских целях и оттого исключительно удобной для нас.
Словом, практически закон существовал лишь на бумаге, страна же управлялась бесконечными инструкциями или решениями, ведомственными, государственными, партийными, очень часто противоречившими друг другу и большей частью секретными. Привести все это в единое непротиворечивое состояние было не под силу даже самой партии. Процветало "телефонное право": звонок партийного босса был новейшим законодательным актом.
Справедливости ради следует сказать, что идеология была точно так же несовместима и с другими сферами жизни, например с экономикой или наукой, и ровно по тем же причинам. Закон, право оказались изначально нашим оружием просто потому, что этим оружием пользовались против нас власти. И мы, надо сказать, отточили его до совершенства, до того состояния, когда любой суд над кем-либо из нас оборачивался поражением властей. Настолько, что, в отличие от сталинских показательных процессов, наши суды проводились максимально секретно, скрывались от публики, насколько это было физически возможно, а если и освещались в печати, то лишь в ответ на "клевету буржуазной пропаганды".
Конечно, достигнуть такого положения было не просто: требовалась большая выдержка, точность поведения, позволявшие не просто сесть, но сесть "на своих условиях" - с максимальным ущербом для власти, т.е. при максимальном нарушении закона с их стороны. Например, в 1967 году я не просто организовал демонстрацию и сел на три года - нет, я доказывал "теорему" о неконституционности статьи 1903 Уголовного кодекса. Именно так была рассчитана и сама демонстрация, и наши будущие аргументы на следствии, на суде, чтобы власти могли осудить нас только вопреки закону, отбросив всякую видимость легальности. В данном случае - вопреки статье конституции, гарантировавшей свободу демонстраций.
И, должен сказать, это мне удалось тогда на славу. Даже начальник Лефортовской тюрьмы открыто признавал, что нас посадили "незаконно", прокуратура под благовидным предлогом отказалась вести дело, а мой следователь КГБ только качал головой и печально вздыхал. Не случайно политбюро пришлось заседать, решая напечатать заметку в газете с элементарной ложью об этом деле. Для меня этот факт - вроде золотой медали или присуждения ученой степени.
Наверно, новым поколениям, не жившим в то время, трудно будет понять, какой практический смысл это все имело. Тем более, что в узко утилитарном смысле практических целей у нас и не было - как у того китайца, перебившего японскую посуду на хабаровской "мельнице". Разумеется, никто из нас не ожидал, что советская власть рухнет от наших судов, самиздата или крошечных, чисто символических демонстраций. И уж, конечно, никто не рассчитывал на "улучшение" режима. Парадокс в том и состоял, что наше движение, оказавшее столь значительное политическое влияние, на самом деле не было политическим- оно было нравственным. Основным нашим стимулом было не желание переделать систему, а отказ от соучастия в ее преступлениях. Все остальное появилось потом как логическое следствие этой позиции.
Позиция же "неучастия", в свою очередь, возникла как реакция общества на сталинские репрессии, а точнее - на их хоть и частичное, но все же разоблачение при Хрущеве. Общество, во всяком случае, его лучшую часть, мучил вопрос: "Как же могло совершиться столь чудовищное преступление? Кто виноват?" И оно неизбежно приходило к выводу, что доля вины лежит на каждом, ибо практически все, вольно или невольно, пассивно или активно, были соучастниками. Не только те, кто казнил и пытал, но и те, кто поднимал руку на митингах, "единодушно одобряя" расправы; не только те, кто распоряжался, но и те, кто покорно молчал.
Промолчи - попадешь в палачи.
Промолчи, промолчи, промолчи...
Разумеется, как и в послевоенной Германии, особенно сильно все это повлияло на новые поколения, к преступлениям своих отцов вроде бы непричастные: так уж устроена жизнь, что дети всегда расплачиваются за грехи родителей. И, хоть формально советские вожди не сидели на скамье подсудимых в Нюрнберге, в более широком смысле приговор этого трибунала относился к нам в полной мере. Нам, как и нашим немецким сверстникам, надлежало помнить, что ни мнение окружающего большинства, ни приказ начальства, ни даже угроза собственной жизни не снимают с нас ответственности за наш выбор. Но, в отличие от них, для нас это означало конфронтацию с нашим все еще не разгромленным Рейхом, с нашими эсэсовцами, с которыми, к тому же, весь западный мир стремился "мирно сосуществовать".
Словом, ни о каких практических целях мы и мечтать не могли. Даже определить, что можно считать победой, никто бы не взялся. Нашей задачей было постоянно противопоставлять писаный закон его неписаной идеологической интерпретации, вынуждая власть максимально раскрыть свою антизаконную сущность. А уж что из этого получится для тебя лично - о том лучше было не задумываться. Ничего, кроме максимального срока, все равно получить было нельзя. Поэтому, вне зависимости от практических результатов, важно было сделать все от тебя зависящее, чтобы потом сидеть свой срок с чистой совестью. Со временем так победа и стала восприниматься - как право сказать потомкам:
- Я сделал все, что мог.
Теперь же, просматривая 25 лет спустя документы ЦК по нашим делам, я просто поражался: практически любой из них можно было класть на стол суда, словно многие десятилетия наше движение только тем и занималось, что готовилось к этому Конституционному суду над КПСС. Да и началось это движение, по крайней мере, формально, с первой нашей демонстрации в 1965 году под лозунгом: "Уважайте вашу конституцию!" - и с требования гласности. Нарочно не придумаешь!
* * *
Тогда, в декабре 65-го, мы дали первый открытый бой режиму. Поводом послужило "дело Синявского и Даниэля", наделавшее в ту пору много шума, дело двух писателей, тайком издававших на Западе свои книги. Курьезность же ситуации состояла в том, что от страны требовалось, как при Сталине, "единодушно осудить отщепенцев и перевертышей", никогда даже в глаза не видев их книг. Тут-то и появилось это словечко - "гласность". Наш главный "законник" Алик Вольпин вычитал его, должно быть, в Уголовно-процессуальном кодексе, в разделе о "гласности судебного разбирательства".
"Разбирательство дел во всех судах открытое, за исключением случаев, когда это противоречит интересам охраны государственной тайны.
Закрытое судебное разбирательство, кроме того, допускается по мотивированному определению суда по делам о преступлениях лиц, не достигших шестнадцатилетнего возраста, по делам о половых преступлениях, и также по другим делам в целях предотвращения разглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц.
Приговоры судов во всех случаях провозглашаются публично"
Лозунг этот казался безопасным: даже самым благонамеренным гражданам не даете прочесть их книги, так проведите хотя бы "гласным суд" над ними, чтобы мы могли все сами узнать.
Требование застало режим врасплох - такого еще не бывало, чтобы советский человек что-то требовал. Пришлось им изобретать свою "гласность".
В настоящее время Комитетом госбезопасности, совместно с Отделом культуры Центрального Комитета и Союзом писателей СССР готовятся соответствующие публикации в печати, в которых будет раскрыт истинный характер "литературной деятельности" СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ. В целях обеспечения более подробной информации общественности и пресечения аналогичной деятельности со стороны отдельных враждебно настроенных лиц, представляется целесообразным дело СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ рассмотреть в открытом судебном заседании Верховного Суда РСФСР и осудить преступников за изготовление и распространение литературных произведений, содержащих клеветнические измышления на советский государственный и общественный строй, по части 1 статьи 70 УК РСФСР к лишению свободы, - писали в ЦК глава КГБ Семичастный и генеральный прокурор Руденко 23 декабря 1965 года (а ЦК милостиво соглашался), почти за два месяца до суда. - Судебный процесс предполагается провести в начале февраля 1966 года под председательством председателя Верховного Суда РСФСР тов. СМИРНОВА Л. Н. с участием государственного обвинителя - помощника Генерального прокурора СССР тов. ТЕМУШКИНА О. П. в зале судебных заседаний Верховного Суда РСФСР, вмещающем 100 человек, и пригласить на процесс представителей советско-партийного актива и писательской общественности. По нашему мнению, было бы целесообразным участие в судебном процессе общественного обвинителя из числа литературных работников. В этой связи считали бы необходимым поручить Союзу писателей назвать кандидатуру на роль общественного обвинителя. После окончания судебного процесса дать соответствующие публикации в печати и по радио. Просим рассмотреть.
Но это были лишь общие пожелания. Конкретную разработку советского понятия "гласность" представил совсем другой человек, 20 лет спустя ставший зодчим "гласности" при Горбачеве, - Александр Яковлев, в ту пору заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК. Фигура теперь вполне историческая, не зная прошлого которой - не понять всех корней горбачевской "гласности". Вот как он определил тогда понятие "открытый суд":
Имеется в виду, что судебное заседание будет проходить в присутствии представителей трудящихся, партийно-советского актива, писателей и журналистов гор. Москвы; порядок их приглашения обеспечивает МГК КПСС.
В связи с предстоящим судебным процессом считаем необходимым доложить предложения об освещении этого процесса и печати и по радио:
1. Репортажи своих корреспондентов из зала суда, а также специальные сообщения ТАСС о ходе судебного процесса ежедневно публикуют газета "Известия" и "Литературная газета". Редколлегии газет "Правда" и "Комсомольская правда", "Советская культура" и "Советская Россия" по своему усмотрению) могут публиковать заметки собственных корреспондентов из зала суда.
Все остальные газеты публикуют о судебном процессе лишь официальные сообщения ТАСС; по радио о ходе судебного процесса передаются отчеты ТАСС и отдельные корреспонденции из газет.
АПН совместно с КГБ при Совете Министров СССР поручается подготовка соответствующих статей о процессе для опубликования за рубежом.
Корреспонденты указанных газет, ТАСС и АПН проходят в зал суда (без фотоаппаратов) по служебным пропускам, выдаваемым КГБ при Совете Министров СССР.
Иностранные корреспонденты на судебный процесс не допускаются.
2. Для подготовки официальных сообщений и просмотра корреспонденции о ходе судебного процесса образовать специальную пресс-группу в составе т.т. ... (отдел культуры ЦК КПСС, отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС, отдел административных органов ЦК КПСС, КГБ при СМ СССР).
Вроде бы обо всем позаботился, все предусмотрел. Добротно подобранной публикой "приговор суда был встречен аплодисментами". Постаралась и пресса, и партийные организаторы, и КГБ.
Осуждение в уголовном порядке СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ одобрительно воспринято советской общественностью. В адрес суда, редакции газет в ходе судебного разбирательства поступило большое количество писем и телеграмм от советских граждан с требованиями строго наказать клеветников, - гордо докладывал КГБ о проделанной работе.
Но, всем их усилиям вопреки, уже расходились по стране тысячи листочков папиросной бумаги с текстами "последних слов" подсудимых, и все знали, они не признали себя виновными! Нарастали протесты, негодовал мир, возмущался расправой. Работала наша гласность.
Что было делать Яковлеву, кроме как еще громче взвыть:
В целях разъяснения существа судебного процесса над Синявским и Даниэлем, а также разоблачения клеветнических измышлений буржуазной прессы (...) считали бы целесообразным осуществить следующие мероприятия:
- в творческих организациях, в редакциях газет и журналов, и издательствах (...) на гуманитарных факультетах высших учебных заведений, в художественных вузах, в научно-исследовательских учреждениях гуманитарного профиля провести информации и разъяснительные беседы, привлекая в качестве докладчиков и выступающих авторитетных деятелей литературы, искусства и науки;
- поручить Политиздату срочно издать материалы процесса (обвинительное заключение, речи государственного и общественных обвинителей, приговор и др.) с целью ознакомления партийного и творческого актива, а также корреспондентов газет социалистических стран и органон печати компартий капиталистических стран;
- опубликовать в "Литературной газете" и "Известиях" письмо от имени Секретариата правления Союза писателей СССР, в котором бы содержался ответ на выступления зарубежных писателей и деятелей культуры по поводу процесса;
- редакциям газет "Известия", "Комсомольская правда", "Литературная газета", "Советская культура" опубликовать отклики читателей, а также видных представителей литературы, искусства и науки, одобряющие приговор суда и осуждающие антисоветскую деятельность Синявского и Даниэля (...);
- редакциям газет "Правда", "Известия", "Литературная газета", "Комсомольская правда", журнала "Коммунист" опубликовать теоретические статьи о марксистском понимании вопроса о свободе и ответственности личности в условиях социалистического общества.
Комитету по радиовещанию и телевидению при СМ СССР подготовить и передать на зарубежные страны:
- выступления представителей советской общественности в поддержку приговора суда по делу Синявского и Даниэля;
- беседу видного советского юриста с обоснованием правильности приговора с точки зрения советского законодательства...
- материалы, разоблачающие клеветнический характер писаний Синявского и Даниэля, их призывы к террору, злостные антисемитские высказывания, широкое использование их произведений в целях холодной воины (...)
- материалы, показывающие моральную нечистоплотность, политическое двурушничество Синявского и Даниэля;
- комментарии и беседы о свободе творчества в СССР и преследовании прогрессивных деятелей искусства на Западе.
И пошел расползаться по всему миру скандал. Как при Сталине, по всем предприятиям проводились собрания, требовалось "единодушно осудить" писателей, не читавши их книг. Сотни тысяч людей в СССР были принуждены выбирать между совестью и благополучием. Иные отказывались, большинство соглашалось - ведь тех, кто отказывался, было "слишком мало"... Да и какой смысл? Улучшать советскую власть?
Так вырабатывался прототип всех наших последующих судов, своего рода эталон партийной гласности: "открытые" процессы за закрытыми дверями, со специально подобранной публикой, с горсткой друзей подсудимых и иностранных корреспондентов у входа. И, конечно же, с неизменно оглушительным ревом яковлевской пропаганды после каждого суда, которая все равно не могла заглушить нашей гласности, но лишь все больше подрывала доверие к официальной печати. Удивляться ли, что даже дети предпочитали слушать западные радиостанции?
И с самого начала так установилась линия фронта в этом противостоянии: наша гласность против их "гласности", закон против идеологии. Разве кто-то мог этого "не понимать" или "не знать", если режим требовал от своих подданных не просто молчаливой покорности, а вполне активного одобрения?
Конечно, все они все понимали, всё знали. Но после нескольких "оттепельных" лет, когда поговорить о гражданской совести и нравственной ответственности было даже модно, страна покорно вернулась к своему обезьяньему состоянию: ничего не слышать, ничего не видеть и ничего не говорить. Общество предпочло прикинуться слепоглухонемым, чтобы потом, как и после Сталина, иметь возможность опять притворно изумляться:
"Как же это могло случиться? Кто виноват?"
И если была у нашей гласности хоть какая-то реальная цель - так это лишить его такого комфорта в будущем. Ни навязывать людям свои решения, ни втягивать их в свою деятельность никто из нас не считал себя вправе - это должно было оставаться делом совести каждого. Зато, в отличие от сталинских времен, оправдаться незнанием тоже никто уже не мог, ни на Востоке, ни на Западе.
Как ни странно, несмотря на такую философски-этическую нашу позицию, ее политический эффект вначале был чрезвычайно велик. Последовавшие за делом Синявского-Даниэля процессы, в особенности дело Гинзбурга-Галанскова, вызвали целую бурю протестов внутри страны, своего рода "цепную реакцию". Прямые репрессии оказались не только бесполезны, но и вредны для режима: чем больше было процессов, тем больше людей присоединялось к протестам. Да и в лагерях изменилась атмосфера: попавший туда не исчезал больше бесследно, не исключался из жизни, но присоединялся к общему сопротивлению. Сведения о голодовках, забастовках, петиции и даже литературные произведения политзэков стали регулярно просачиваться наружу, словно в насмешку над идеей изоляции. Более того, лагеря оказались как бы связующим звеном для различных групп возникающего в разных концах страны движения. Там и мы узнавали друг друга, а через нас - наши родственники и друзья. Судебные расправы, таким образом, просто теряли смысл: они способствовали росту и консолидации вначале весьма разрозненного, стихийного движения, превращая его в серьезную политическую силу.
Этого урока режим никогда не забыл. Вся последующая история наших взаимоотношений - история поисков режимом иных форм борьбы с нами и наших поисков ответа на их новые формы. Аресты и суды стали лишь крайней, вынужденной мерой, и очень часто заставить их пойти на это было для нас своего рода победой. Предпочтение отдавалось иным средствам, от психушек и кампаний клеветы ("компрометации", как их называли чекисты) до высылки за границу. Характерно, что в 1977 году режим даже попытался "кодифицировать идеологию" в новой конституции СССР, впервые за всю историю своего существования открыто записав в статье 6-й:
"Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу.
Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный, научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма...".
Так они отчасти приняли предложенные нами правила игры. Вот, дескать, теперь на конституцию не сошлетесь! Все по закону. Но и это им не помогло: мы уже и раньше начали ссылаться на Всеобщую декларацию прав человека ООН, на пакты о гражданских правах, а затем - на Хельсинское соглашение. Всегда найдешь, на что сослаться, было бы желание.
Любопытно, однако, что правозащита - этот, казалось бы, самый трудно усваиваемый аспект нашей философии - стала со временем необычайно популярна. К концу 70-х, просматривая самиздатские документы, я просто поражался тому, с какой аккуратностью ссылались в своих петициях на нее тонкости закона даже простые работяги. "Качать права" стало вдруг невероятно модно.
Не преминул воспользоваться этим и режим, оказавшись на краю гибели. Режим дряхлел, режим дышал на ладан, и надо было как-то спасаться "партийной элите". Тогда-то и появился "либерал" Яковлев, главный прораб перестройки. Вдруг запестрели газеты нашими лозунгами двадцатилетней давности: "правовое государство", "период застоя" и, конечно, гласность. Целые куски из наших самиздатских работ стали вдруг появляться в официальной печати, а то и в партийных решениях, разумеется, без кавычек и без упоминания авторов. А "раскрепощенное" общество, старательно пряча глаза, делало вид, что только теперь все это узнало. Ликовал Запад, поражаясь свободомыслию партийной элиты. Партийная "глазность" - как произносили это словечко зачарованные иностранцы - их вполне устраивала, она стала последним писком западной моды, хотя никто так и не понял, что это значит. Тем более никто не вспоминал про нас - мы даже приехать в Москву не могли: до 1991 года наши имена все еще значились в "черных списках" КГБ. Формально мы все оставались "особо опасными государственными преступниками", "вялотекущими шизофрениками" и агентами империализма. Но и это никого не смущало.
Смешные птицы, кого они надеялись обмануть? Историю? Логику? Самих себя? Ведь даже и без наших имен гласность контролю не поддавалась, а закон все равно не совмещался с идеологией. Всего-то и понадобилось несколько лет без репрессий, несколько лет относительной свободы обмена мнениями, как режим рухнул. Уже к началу 1990 года, нарастая, словно снежный обвал в горах, пронеслась волна забастовок и массовых демонстраций из конца в конец бескрайней страны. И требовали эти люди не хлеба, не денег, хоть и того и другого не было в достатке. Нет, они требовали отмены 6-й статьи Конституции - той самой статьи, утверждавшей господство КПСС над каждой общественной структурой в стране, о котором я говорил на суде 1967 года, размахивая гебешным экземпляром конституции. И, признаюсь, увидев это: перемазанных, как черти, угольной пылью шахтеров, полуголодных людей, целые семьи, со стариками и детьми, - но требующих не расправы, а изменения конституции, - я готов был расплакаться. Будто кадры кинофильма, пронеслись в моем мозгу три десятилетия, и лагерные бараки, и камеры Владимирской тюрьмы, и пахнущие карболкой коридоры психушек, и московские переулки, где я рос, с детства ощущая себя заброшенным в тыл врага. Все это вдруг наполнилось смыслом, нашло свое место в общей стройной симфонии образов, звуков, запахов... Остальное было вопросом года-двух, не более. Последовавший крах режима, распад Союза явились лишь логическим завершением.
И, словно дожидавшийся этого, Верховный суд Российской Федерации тотчас же прислал мне две справки об отмене моих приговоров 1967 и 1972 годов "за отсутствием состава преступления". Обе они были датированы одним и тем же числом - 5 декабря 1991 года, Днем Конституции, в который мы устроили свою первую демонстрацию за 26 лет до этого.
А Яковлев теперь в отставке, политикой не занимается. Он теперь заведует Комиссией при президенте России по реабилитации репрессированных. Как если бы в 1945 году реабилитацией жертв Освенцима заведовал Геббельс.
* * *
Разумеется, большая часть документов ЦК по нашим процессам не содержала для меня каких-то открытий. О чем-то мы знали уже тогда, о чем-то догадывались, кое-что стало известно позже. И, тем не менее, впечатление они производили сильное: все-таки догадываться - это одно, а видеть документ, со всеми подписями и печатями, где предмет твоих догадок изложен черным по белому их непередаваемым казенно-партийным языком, - совсем другое. Да и уровень, на котором эти решения принимались, был, как я уже говорил, гораздо выше, чем мы предполагали. Понятно, что все вопросы решались партией, но предположить, что на уровне ЦК, а то и политбюро, казалось нам слишком нескромным. Тем более, памятуя эзопов язык документов нацистского руководства в Германии, никак не ожидал я такого откровенного и циничного пренебрежения правовыми нормами. Задолго, иногда за несколько недель до суда, решали они, кого сажать, а кого миловать, нимало не стесняясь записанного в конституции принципа независимости судей. Даже санкции на обыски получали в ЦК, а не в прокуратуре. Они действительно, в прямом смысле, были над законом, не только не стесняя себя какими-либо юридическими соображениями, но и ежедневно перекраивая законы по своему усмотрению. Все остальные учреждения только проштамповывали их решения.
Вот в апреле 1968 года, вскоре после процесса Гинзбурга-Галанскова, разъярившись на наших друзей, слишком активно защищавших осужденных, политбюро решает с ними расправиться:
Выступая в роли пособников наиболее реакционной части представителей буржуазной прессы и радио, они систематически снабжают их клеветническими материалами, пытаются проводить частным образом пресс-конференции для иностранцев, подстрекают антиобщественные элементы к политически вредной деятельности, инспирируют изготовление и распространение враждебных по своему содержанию писем, заявлений, "протестов", провокационно ведут себя по отношению к органам власти.
Казалось бы, в чем проблема? Ну, судите и их, как Гинзбурга с Галансковым, заступаясь за которых они уже сделали больше этих двоих. Тем более, что и в документе отмечается:
Таким образом, поведение указанной группы лиц приобретает все более дерзкий характер, а безнаказанность их действий вызывает у многих граждан недоумение.
Но сажать да судить их сейчас ЦК не с руки:
...поскольку эта мера может вызвать новую волну демагогических требований со стороны антиобщественных элементов внутри страны и подстрекательских действий буржуазной пропаганды.
Отсюда - комплексное решение, чтобы и овцы целы, и волки сыты. Петра Григоренко - отправить на психиатрическую экспертизу. Алику Вольпину разрешить уехать в США на математический симпозиум, куда его тщетно приглашают уже не первый раз, а дальше - лишить гражданства и "закрыть ему въезд в СССР", если он "во время пребывания в США скомпрометирует себя недостойным поведением". Якира, Литвинова и Богораз-Брухман - вызвать в прокуратуру СССР и "в категорической форме потребовать немедленного прекращения антиобщественной деятельности".
Предупредить Якира, Литвинова и Богораз-Брухман, что в противном случае они будут лишены прописки и удалены из Москвы.
В связи с этим считаем необходимым внести дополнение к постановлению Совета Министров СССР от 15 августа 1966 года N658-211 "Об укреплении паспортного режима в городах Москве, Ленинграде и Московской области" (проект прилагается);
- поручить Моссовету (если предупреждение не возымеет действия) на основании дополнения к указанному постановлению Совета Министров СССР принять решение о лишении Якира и Литвинова московской прописки сроком на 2 года;
- поручить Министерству охраны общественного порядка удалить Якира и Литвинова из Москвы, определив место жительства Якиру в Тюменской области, Литвинову в Гурьевской области Казахской ССР;
- вопрос о лишении прописки и удаления из Москвы Богораз-Брухман рассмотреть дополнительно в зависимости от ее поведения после применения указанных санкций в отношении Якира и Литвинова;
- подготовить и опубликовать в газете "Советская Россия" в день осуществления санкций в отношении Григоренко, Вольпина-Есенина, Якира, Литвинова и Богораз-Брухман сообщение по этому вопросу.
Тут же приложено и "дополнение" в закон о прописке, позволяющее горсоветам:
...без предварительного наложения административного взыскания аннулировать прописку лиц, занимающихся антиобщественной деятельностью, допускающих клеветнические измышления, подстрекающих антиобщественные элементы к политически вредной деятельности, провокационно ведущих себя по отношению к органам власти... Удаление лиц, указанных в настоящем постановлении, производится в 24 часа с момента вынесения решения об аннулировании прописки.
Ни одна из этих мер в то время не была законной. Но что им до этого? И политбюро распоряжается все оформить в десять дней, ни с кем даже не консультируясь хотя бы для вида. Еще не знают о своей новой неограниченной власти над миллионами москвичей и ленинградцев их горсоветы, не ведает руководство "суверенного" Казахстана о ссылке в их республику Литвинова. Тем более не догадывается редакция "Советской России" о новом материале для своих страниц. Совет Министров СССР, как будто бы законное правительство страны, покорно подпишет приложенный черновик своего "постановления", и начнется новая эра, когда любого человека можно будет лишить его жилья нежданно-негаданно, без суда и следствия, в 24 часа. И все это - чтобы выгнать из Москвы трех человек, которых в тот момент было не с руки судить.
Я привел этот пример не потому, что он самый вопиющий или жестокий, отнюдь нет. Напротив, он из числа "милостивых". Более того, эти меры в основном так и не были осуществлены: через месяц "шум" на Западе поутих, возникла возможность просто посадить столь рассердивших политбюро граждан, и оно свое решение приостанавливает, опять же не извещая об этом заинтересованные стороны.
Так и лежат теперь в архиве должным образом подписанные и проштампованные "законы", так никогда и не увидевшие света. Литвинова и Богораз действительно сослали через полгода, но совершенно по другому поводу и после "законного" суда. Вольпина выпустили в США на его симпозиум... через четыре года, а через пять лет угодил в ссылку и Якир. И тоже по иной причине. Пример этот разителен своей нелепостью да тем чудовищным безразличием к самым элементарным правовым рамкам со стороны верховной власти. Это именовалось у них "социалистической законностью".
Любопытно, что в тот же день, 15 апреля 1968 года, политбюро приняло решение еще о двух людях: Анатолии Марченко и Илье Габае. При абсолютно тех же формулировках и обвинениях, их почему-то предлагалось лишить гражданства СССР и выдворить за границу. Опять же и решение было принято, и указ президиума Верховного Совета подписан, но через месяц передумали. А вскоре нашелся повод арестовать, загнать в лагеря: формально, юридически - уже лиц без советского гражданства! Но о том никто и не вспомнил.
Оба они впоследствии погибли трагически: Габай покончил самоубийством, Марченко умер во время голодовки в тюрьме уже во времена "перестройки". Вот ведь игра случая: выслали бы их тогда - оба, наверное, были бы сейчас живы.
Конечно, так было лишь вначале. Со временем режим научился обращаться с законом более "аккуратно", а готовить свои "мероприятия" более тщательно. Вот более поздний пример того, как в 1977 году ЦК готовил расправу над участниками Хельсинских групп.
С учетом политической и оперативной обстановки пресечение преступной деятельности наиболее активных антисоветчиков представляется целесообразным осуществить разнообразными путями.
Имеется в виду в отношении ОРЛОВА Ю.Ф. провести расследование по ранее возбужденному Прокуратурой г. Москвы уголовному делу с тем расчетом, чтобы в последующем привлечь его к уголовной ответственности по ст. 190 УК РСФСР (...) В ходе следствия ОРЛОВА не арестовывать, если он своими действиями не вынудит к этому.
ГИНЗБУРГА А. И. представляется необходимым арестовать и привлечь к уголовной ответственности по ст. 70 УК РСФСР, следствие по делу провести по месту жительства в Калужской области.
Проживающего в Киеве РУДЕНКО Н. Д. арестовать и привлечь к уголовной ответственности по ст.62 УК УССР (соответствует ст. 70 УК РСФСР), но следствие провести не в Киеве, а в Донецке, для чего имеются процессуальные основания.
В связи с тем, что ВЕНЦЛОВА Т. А., 1937 года рождения, бывший научный сотрудник Института истории Академии паук Литовской ССР, ходатайствует о временном выезде по частному приглашению в США, разрешить ему такую поездку. Вопрос о дальнейшей судьбе ВЕНЦЛОВА будет решаться в зависимости от его поведения за рубежом.
Подготовка к проведению процессов над ними была еще более продуманной и еще менее соответствовала закону. Начать с того, что по соображениям чисто пропагандистским все политические суды в 1977 году были отложены почти на год.
Оконченные расследованием уголовные дела подлежали направлению в суд. Однако с учетом проходивших в стране важнейших политических мероприятий (обсуждение и принятие новой Конституции СССР, празднования 60-летия Великого Октября), а также обстановки в связи с Совещанием в Белграде, проведение судебных процессов по указанным делам в 1977 году было признано нецелесообразным.
Это пишут в ЦК, испрашивая одобрения, не писаки из "Правды" и даже не глава агитпропа Яковлев - нет, три главных юриста страны: генеральный прокурор Руденко, председатель Верховного суда Смирнов и глава КГБ Андропов. Что же спрашивать с политбюро, с ЦК, если те, на ком лежит ответственность за поддержание законности, понимают ее только как придаток идеологии? Для них и понятия такого - законно - не существовало, а было понятие целесообразно, то есть сообразно идеологическим целям.
Они, конечно, знали законы - дело тут не в невежестве. Вот, например, по тому же делу Щаранского возникла юридическая неувязка - чуть-чуть перестарались чекисты с обвинением в шпионаже:
В соответствии со ст.9 Положения о военных трибуналах данное дело подлежит рассмотрению в Военном трибунале. Однако это обстоятельство может привести к усилению антисоветской кампании, которая в связи с делом ЩАРАНСКОГО проводится реакционными кругами Запада, - пишут они далее. Учитывая изложенное, считали бы целесообразным в порядке исключения изменить подсудность дела на ЩАРАНСКОГО и рассмотреть его Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда РСФСР. Проект постановления Президиума Верховного Совета СССР прилагается.
И приложено постановление высшего законодательного органа страны, которое для любого юриста должно звучать абсурдно.
В порядке исключения разрешить Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР рассмотреть в первой инстанции уголовное дело на ЩАРАНСКОГО Анатолия Борисовича, обвиняемого в измене Родине в форме шпионажа.
Как исполнители просили, так законодатели и сделали, сообразно "социалистической законности", легко и просто, ибо все они знали, что обвинение в шпионаже притянуто за уши в силу своей "целесообразности". Реальная "вина" Щаранского была в том, что он:
...систематически поставлял на Запад клеветническую информацию о Советском Союзе, которая активно использовалась спецслужбами США под флагом "защиты прав человека" в СССР. Эти данные были использованы также просионистски настроенными конгрессменами США при принятии дискриминационной по отношению к СССР поправки Джексона-Вэника к "Закону 1974 года о торговле".
6. "Без согласия со стороны последнего..."
Нетрудно заметить, однако, что самые нелепые нарушения закона режим совершал ровно в силу своего нежелания нас сажать или, по крайней мере, "наказывать по всей строгости закона". Именно поиски альтернативных методов расправы приводили к сбоям в их карательной машине. Идеологическая "целесообразность" никак не хотела совмещаться с законностью, создавая невероятные парадоксы, очевидные даже человеку, совершенно юридически неграмотному. Например, наши высылки, изгнания за границу, "обмены", лишения гражданства - разве о них кто-то не знал? Разве кто-либо сомневался в том, что это просто политическая расправа, не имеющая никакой юридической основы? Разве власть пыталась соблюдать даже видимость законности? Мы уже видели, как произвольно решался этот вопрос в отношении Габая и Марченко в 1968 году: уж было выслали, а потом все-таки передумали. И даже подписанный указ о лишении их гражданства не потрудились отменить. Но и во всех других случаях решение было не менее произвольно, начиная с Валерия Яковлевича Тарсиса - первого в послесталинское время человека, лишенного гражданства по политическим причинам. Выпустив его с визитом в Англию, политбюро еще не решило, что делать дальше. Но вот КГБ рапортует, что им удалось дискредитировать Тарсиса на Западе:
Комитет госбезопасности продолжает мероприятия по дальнейшей компрометации Тарсиса за рубежом, как психически больного человека. В связи с клеветническими антисоветскими заявлениями Тарсиса за границей, а также положительной реакцией советских граждан на проведенные в отношении его мероприятия возвращение его в Советский Союз считаем нежелательным и полагаем целесообразным лишить Тарсиса советского гражданства с закрытием ему въезда в СССР.
И политбюро соглашается, а президиум Верховного Совета издает указ. Спрашивается: а если бы у советских граждан была "негативная реакция" на эти "мероприятия", Тарсиса не лишили бы гражданства? И в чем такая реакция должна была проявиться?
Еще причудливей с правовой точки зрения были "обмены", особенно если "меняли" своих на своих:
В соответствии с постановлением ЦК КПСС NII129/44-oп от 16 ноября 1978 года Комитетом госбезопасности 27 апреля 1979 года выдворены в США лишенные Президиумом Верховного Совета СССР советского гражданства уголовные преступники Винс, Кузнецов, Дымшиц, Мороз, Гинзбург и осуществлен их обмен на осужденных американскими властями советских разведчиков тт. Черняева и Энгера. Одновременно выехали за пределы СССР еврейские националисты Альтман, Бутман, Залмансон, Пенсон и Хнох, которым дано разрешение на выезд по соображениям оздоровления оперативной обстановки в стране в связи с подготовкой к Олимпийским играм в Москве, - докладывал Андропов. И, как будто это недостаточно забавно, добавляет: - Полученные Комитетом госбезопасности данные свидетельствуют о том, что выдворение из СССР названных выше лиц антисоветские круги за рубежом и антиобщественные элементы внутри страны оценивают как серьезный удар, нанесенный по их планам "расшатывания социализма изнутри". В комментариях из-за рубежа подчеркивается, что Запад потерял в лице Винса, Кузнецова, Альтмана и других антисоветчиков "надежных исполнителей" враждебных замыслов спецслужб и подрывных центров, а также источники злобной клеветы на советскую действительность, внешнюю и внутреннюю политику Коммунистической партии и Советского правительства.
...Аналогичным образом оценивают ситуацию и сами выдворенные. Гинзбург и Винс, например, заявляют, что они считали бы лучшим для себя не быть выдворенными и даже оставаться в заключении, чтобы сохранить связь со средой, в которой они работали.
И это все пишется, заметьте, в то время, когда десятки тысяч безуспешно пытаются уехать, а многие из "выдворенных" за то и попали в заключение, что хотели уехать в Израиль. Вспоминается карикатура из "Нью-Йорк таймс" того времени: двое иностранцев в шубах и ушанках стоят на Красной площади и рассуждают: "Ну, теперь все ясно. Тех, кто хочет уехать, - не пускают, а выпускают только тех, кто не хочет".
В самом деле, все "выдворенные" на момент обмена находились в заключении. Так что, если улучшать "оперативную обстановку" радикально, следовало бы их выслать сразу, не обременяя себя ни судами, ни следствием. А заодно и всех остальных "надежных исполнителей враждебных замыслов", да и всех заключенных тоже. Особенно если "подрывные центры" заявят, что это будет для них "серьезным ударом".
Смешно теперь вспоминать, но ведь примерно так и было. Помню, в 1970-1971 годах, до последнего ареста, я таки помог уехать нескольким еврейским активистам из числа тех, кого по разным причинам никак выпускать не хотели. О моем особом умении среди отказников под конец даже ходили легенды, но я держал свой рецепт в строгой тайне. А делалось это очень просто: пожалев кого-нибудь из ребят, я предлагал разыграть своеобразный театр для КГБ, сделав их якобы своими "подручными". Они должны были мне регулярно звонить и говорить загадочные фразы, приходить ко мне домой якобы тайком. Иногда появляться со мной рядом на людях и о чем-то беседовать с деловым видом, а получив "задание" - быстро исчезать. Обычно игра продолжалась не более месяца, и мой "подручный" получал разрешение на выезд в срочном порядке, хотя до того мог годами сидеть в отказе. Так мы с КГБ "оздоровляли оперативную обстановку".
Или вот еще образчик цековского правотворчества:
Орлов Ю.Ф., 1924 года рождения, бывший член-корреспондент Академии наук Армянской ССР в 1978 году был осужден по ч.1 ст.70 УК РСФСР к 7 годам лишения свободы и 5 годам ссылки. В настоящее время отбывает ссылку в Якутской АССР, срок ее оканчивается в феврале 1989 года. (...) В целях решения на взаимно приемлемой основе вопроса о Захарове и Н. Данилоффе считаем возможным пойти на выдворение Орлова из страны, освободив его от дальнейшего отбывания наказания и лишив гражданства СССР.
Даже ни малейшего усилия не делалось, чтобы придать этому решению хотя бы вид законности. Просто нужно ЦК решить вопрос, который к Орлову и отношения не имеет. Он здесь вроде довеска к посторонней сделке, нечто наподобие сдачи с крупной купюры.
И, наоборот, меня, например, "забыли" лишить гражданства и отменить мой приговор, "выдворив" за границу гражданином СССР, даже вручив мне паспорт сроком на пять лет. Вопрос о моем обмене обсуждался в политбюро по крайней мере три раза, последний раз - за три дня до обмена. Был, оказывается, издан и указ ПВС СССР, который оставался в тайне. Предложение выдвинули на обсуждение Андропов, Громыко и Пономарев, и все это важно называлось "О мероприятиях в связи с освобождением тов. Л.Корвалана":
Совпосол в Вашингтоне сообщил о согласии чилийских властей передать тов. Л. Корвалана с семьей в Женеве. Имеется в виду, что там же будет передан нами Буковский с матерью.
Чилийцы предлагают провести передачу 18 декабря с.г. (т-ма из Вашингтона N3130). Считаем целесообразным дать согласие на эту дату.
В Женеву для встречи тов. Л. Корвалаиа желательно направить представителя Международного отдела ЦК КПСС, а также врача.
Для доставки тов. Л. Корвалана из Женевы в СССР следует выделить спецсамолет. Этим же самолетом в Женеву будет доставлен Буковский.
Представляется необходимым, чтобы передаче Буковского чилийской стороне предшествовало принятие Президиумом Верховного Совета СССР Указа о выдворении его из мест лишения свободы за пределы Союза ССР. Это позволит, не освобождая Буковского из-под стражи и без согласия со стороны последнего, доставить его в Женеву.
Вот те на! Значит, только, чтобы "не спрашивать моего согласия" и иметь удовольствие везти меня в наручниках, приняли отдельный указ. А заодно пришлось не отменять мой приговор и оставить мне гражданство СССР: не гражданина, тем более не осужденного, они не могли содержать под стражей.
Прошло 16 лет, прежде чем я смог увидеть этот указ, а увидев - только руками развел и расхохотался. С каких это пор прорезалась у них такая щепетильность - спрашивать у нас согласия, можно ли с нами расправиться? И главное: зачем? Что они думали: я драться с ними буду, что ли?
Смех, впрочем, весьма относительный - в бесправии и произволе мало забавного. За 70-е - 80-е годы страна "избавилась" таким образом от лучших, часто наиболее талантливых и уж точно наиболее честных деятелей науки, искусства, литературы.
Анализ поступающих материалов свидетельствует о том, что Ростропович и Вишневская на протяжении всего периода их пребывания за рубежом с 1974 года занимаются антиобщественной деятельностью, порочат советский государственный и общественный строи и совершают другие действия, недостойные звания советского гражданина.
Своими провокационными действиями и клеветническими заявлениями Ростропович и Вишневская неоднократно давали пищу для раздувания на Западе антисоветских инсинуаций, включая злобные нападки на СССР по пресловутым вопросам о "правах человека" и "творческих свободах" в нашей стране. (...) Такое поведение Ростроповича и Вишневской создаст прецедент для подражания другим политически незрелым представителям творческой интеллигенции. По их примеру уже обратились с заявлениями о выезде на длительное время за границу несколько музыкантов, дирижеров, литераторов, художников и спортсменов.
С учетом изложенного представляется целесообразным лишить Ростроповича М. Л. и Вишневскую Г. И. советского гражданства и опубликовать Указ ПВС СССР в Ведомостях Верховного Совета СССР и краткую информацию по этому вопросу в газете "Известия".
Любопытно, что в том же пакете лежат и более ранние документы ЦК о преследовании Ростроповича, в частности о запрещении ему приезжать в СССР на гастроли с Вашингтонским национальным симфоническим оркестром в 1977 году, дирижером которого он тогда был, или вот такой документ:
По полученным данным, функционирующей на Западе "Ассоциацией международных встреч по современному искусству" намечено провести в Париже с 27 июня по 3 июля 1977 года конкурс молодых виолончелистов имени РОСТРОПОВИЧА, который объявлен как одно из мероприятий в связи с его 50-летием. Подготовка к конкурсу сопровождается на Западе шумной рекламой.
В сложившейся ситуации представляется целесообразным поручить Министерству культуры СССР проинформировать органы культуры НРБ, ВНР, ГДР, Кубы, МНР, ПНР и ЧССР о нежелательности участия представителей социалистических стран в упомянутом конкурсе.
Все эти документы рассматривались при решении вопроса о гражданстве Ростроповича и Вишневской, и политбюро должно было видеть, что у тех более чем достаточно оснований говорить не только о нарушении прав человека, но о систематической травле. Само же политбюро эту травлю и организовало - а потом лишило их гражданства, обидевшись на их реакцию. А чего же, спрашивается, оно ожидало? Благодарности?
Словно движимое стремлением к самоуничтожению, политбюро в те годы не желало считаться ни с чем. Если человек отказывался гнуться перед ними, будь он хоть какой знаменитостью, сколько бы ни было у него заслуг или наград, его вышвыривали из страны. В изгнании оказались и скульптор Эрнст Неизвестный, и режиссер самого известного в стране театра Юрий Любимов, и знаменитый кинорежиссер Андрей Тарковский. Другие, устав от невыносимого партийного надзора, бежали сами или отказывались возвратиться из поездки и становились "предателями", "изменниками", всякое упоминание которых в советской прессе было запрещено. Из библиотек изымались их книги, из энциклопедий - упоминания их имен. Ученые и шахматисты, балетные танцовщики и литераторы вдруг оказались главными врагами режима. Не пощадили и ядерных физиков, коих даже Сталин предпочитал не трогать:
Министерство среднего машиностроения внесло предложения о лишении старшего научного сотрудника Объединенного института ядерных исследовании Поликанова С. М. орденов и медалей СССР, звания лауреата Ленинской премии, ученой степени доктора физико-математических наук и об исключении его из членов-корреспондентов Академии наук СССР.
Предложение мотивируется тем, что Поликанов С.М. установил связи с иностранными корреспондентами и снабжает их клеветническими материалами, используемыми западной прессой в антисоветских целях, примкнул к группе лиц, известных своей антиобщественной деятельностью, и участвует в проводимых ими враждебных выступлениях...
Постановлением ЦК КПСС от 25 августа 1978 года Поликанову с семьей разрешен выезд на постоянное жительство в капиталистическую страну.
Единственный, кого выслать так и не решились, был Сахаров - его сослали без суда в Горький, просто так, ни на каком законе не основываясь и даже не вспомнив "законодательство", придуманное в 1968 году для Якира, Литвинова и Богораз об административном выселении из Москвы и Ленинграда.
В целях предупреждения враждебной деятельности Сахарова, преступных контактов с гражданами капиталистических государств и возможного в этой связи нанесения ущерба интересам советского государства признать необходимым ограничиться в настоящее время выселением Сахарова Андрея Дмитриевича в административном порядке из города Москвы в один из районов страны, закрытый для посещения иностранцами.
Установить Сахарову А. Д. режим проживания, исключающий его связи с иностранцами и антиобщественными элементами, выезды в другие районы страны без особого на то разрешения соответствующего органа Министерства внутренних дел СССР. Контроль за соблюдением Сахаровым А. Д. установленного режима проживания возложить на Комитет государственной безопасности и МВД СССР.
Может ли кто-нибудь объяснить мне, почему эта власть абсолютно ничего не могла сделать по законам, которые сама же и придумала?
* * *
Чтобы получить хоть какое-то представление о том, как работали мозги членов политбюро при решении таких вопросов, приведу протокол их заседания, на котором решался вопрос о Солженицыне (цитирую по публикации в "Русской мысли"):
БРЕЖНЕВ. Во Франции и США, по сообщениям наших представительств за рубежом и иностранной печати, выходит новое сочинение Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ". Мне говорил тов. Суслов, что Секретариат принял решение о развертывании в нашей печати работы по разоблачению писаний Солженицына и буржуазной пропаганды в связи с выходом этой книги. Пока что этой книги еще никто не читал, но содержание ее уже известно. Это грубый антисоветский пасквиль. Нам нужно в связи с этим сегодня посоветоваться, как нам поступить дальше. По нашим законам мы имеем все основания посадить Солженицына в тюрьму, ибо он посягнул на самое святое - на Ленина, на наш советский строй, на Советскую власть, на все, что дорого нам.
В свое время мы посадили в тюрьму Якира, Литвинова и других, осудили их и затем все кончилось. За рубеж уехали Кузнецов, Аллилуева и другие. Вначале пошумели, а затем все было забыто. А этот хулиганствующий элемент Солженицын разгулялся. На все он помахивает, ни с чем не считается. Как нам поступить с ним? Если мы применим сейчас в отношении его санкции, то будет ли это нам выгодно, как использует против нас это буржуазная пропаганда? Я ставлю этот вопрос в порядке обсуждения. Хочу просто, чтобы мы обменялись мнениями, посоветовались и выработали правильное решение.
КОСЫГИН. По этому вопросу есть записка товарища Андропова. В этой записке содержится предложение о выдворении Солженицына из страны.
БРЕЖНЕВ. Я беседовал с тов. Андроповым по этому вопросу.
АНДРОПОВ. Я считаю, что Солженицына надо выдворить из страны без его согласия. В свое время выдворили Троцкого из страны, не спрашивая его согласия.
БРЕЖНЕВ. Очевидно, сам Солженицын такого согласия не даст.
КИРИЛЕНКО. Можно его вывезти без его согласия.
ПОДГОРНЫЙ. Найдется ли такая страна, которая без согласия примет его к себе?
БРЕЖНЕВ. Надо учитывать то, что Солженицын даже не поехал за границу за получением Нобелевской премии.
АНДРОПОВ. Когда ему предложили поехать за границу за получением Нобелевской премии, то он поставил вопрос о гарантиях возвращения его в Советский Союз.
Я, товарищи, с 1965 года ставил вопрос о Солженицыне. Сейчас он в своей враждебной деятельности поднялся на новый этап. Он пытается создать внутри Советского Союза организацию, сколачивает ее из бывших заключенных. Он выступает против Ленина, против Октябрьской революции, против социалистического строя. Его сочинение "Архипелаг ГУЛАГ" не является художественным произведением, а является политическим документом. Это опасно. У нас в стране находятся десятки тысяч власовцев, оуновцев и других враждебных элементов. В общем, сотни и тысячи людей, среди которых Солженицын будет находить поддержку. Сейчас все смотрят на то, как мы поступим с Солженицыным, применим ли мы к нему санкции или оставим его в покое.
Мне недавно звонил тов. Келдыш и спрашивал, почему мы не предпринимаем мер в отношении Сахарова. Он говорит, что если мы будем бездействовать в отношении Сахарова, то так будут вести себя дальше такие академики, как Капица, Энгельгардт и другие.
Все это, товарищи, очень важно, и решать эти вопросы мы должны сейчас, несмотря на то, что происходит общеевропейское совещание.
Я считаю, что мы должны провести Солженицына через суд и применить к нему советские законы. Сейчас к Солженицыну едут многие зарубежные корреспонденты, другие недовольные люди. Он проводит с ними беседы и даже пресс-конференции. Допустим, что у нас существует враждебное подполье, и что КГБ проглядел это. Но Солженицын действует открыто, действует нахальным образом. Он использует гуманное отношение Советской власти и ведет враждебную работу безнаказанно. Поэтому надо предпринять все меры, о которых я писал в ЦК, то есть выдворить его из страны. Предварительно мы попросим наших послов прозондировать у правительств соответствующих стран, могут ли они его принять. Если мы сейчас его не выдворим, то он будет продолжать свою враждебную деятельность. Вы знаете, что он написал враждебный роман "Август 14-го", написал пасквиль "Архипелаг ГУЛАГ", теперь пишет "Октябрь 17-го". Это будет новое антисовет-ское произведение.
Поэтому я вношу предложение выдворить Солженицына из страны в администра-тивном порядке. Поручить нашим послам сделать соответствующий запрос в ряде стран, которые я называю в записке, с целью принять Солженицына. Если мы не предпримем этих мер, то вся наша пропагандистская работа ни к чему не приведет. Если мы будем помещать статьи в газетах, говорить о нем по радио, а не примем мер, то это будет пустым звуком. Надо определиться, как нам поступить с Солженицыным.
БРЕЖНЕВ. А если его выдворить в социалистическую страну?
АНДРОПОВ. Едва ли, Леонид Ильич, это будет принято социалистическими странами. Ведь мы подарим им такого субъекта. Может быть, нам попросить Ирак, Швейцарию или какую-то другую страну? Жить за рубежом он может безбедно, у него в европейских банках на счетах находится 8 млн. рублей.
СУСЛОВ. Солженицын обнаглел, оплевывает советский строй, Коммунистическую партию, он замахнулся на святая святых - на Ленина.
Вопрос времени, как поступить с Солженицыным: то ли его выдворить из страны, то ли судить по нашим советским законам - это надо сделать. Для того, чтобы осуществить ту или иную меру в отношении Солженицына, надо подготовить наш народ, а это мы должны сделать путем развертывания широкой пропаганды. Мы правильно поступили с Сахаровым, когда провели соответствующую пропагандистскую работу. По существу, больше нет уже злобных писем относительно Сахарова. Миллионы советских людей слушают радио, слушают передачи об этих новых сочинениях. Все это воздействует на народ. Надо нам выступить с рядом статей и разоблачить Солженицына. Это обязательно надо сделать.
По решению, принятому Секретариатом, имеется в виду опубликовать одну-две статьи в "Правде", в "Литературной газете". Народ будет знать об этой книге Солженицына. Конечно, не надо развертывать кампании вокруг этого, а несколько статей напечатать.
КИРИЛЕНКО. Это только привлечет внимание к Солженицыну.
СУСЛОВ. Но и молчать нельзя.
ГРОМЫКО. Солженицын - это враг, и я голосую за самые строгие меры в отношении его. Что касается проведения пропагандистских мер, то их надо дозировать. Надо внимательно их продумать. Но нельзя отказаться и от таких шагов, которые предлагает тов. Андропов. Если мы его насильно без согласия выдворим из страны, то надо иметь в виду, что это может буржуазная пропаганда обратить против нас. Выселить с согласия было бы хорошо, но он не даст такого согласия. Может быть, нам немножко потерпеть еще какое-то время, пока идет европейское совещание? Даже если какая-то страна и согласится, то сейчас его выселять было бы нецелесообразно, потому что против нас может быть развернута широкая пропаганда, и это не поможет нам при завершении общеевропейского совещания. Я имею в виду подождать три-четыре месяца, но еще раз говорю, что в принципе я за строгие меры. Солженицына сейчас надо окружить кордоном с тем, чтобы он эти месяцы был изолирован, чтобы не допускал к нему людей, через которых он может нести пропаганду.
В ближайшее время предстоит визит Леонида Ильича на Кубу. И это тоже сейчас не совсем выгодно для нас, потому что будут помещать много различного рода материалов против Советского Союза. Внутри страны нужно принять необходимые меры пропагандистского характера по разоблачению Солженицына.
УСТИНОВ. Я считал бы начать работу по осуществлению предложений, которые внес тов. Андропов. Вместе с тем надо опубликовать пропагандистские материалы, разоблачающие Солженицына.
ПОДГОРНЫЙ. Я бы хотел поставить вопрос таким образом: какую административную меру принять в отношении Солженицына: или его судить по советским законам внутри страны и заставить его отбывать наказание у нас, или, как предлагает тов. Андропов, выдворить его из страны. То, что Солженицын враг, наглый, ярый и что он ведет за собой отщепенцев, - это бесспорно. То, что он делает все это безнаказанно, это тоже для нас всех ясно. Давайте посмотрим, что будет более выгодно для нас, какая мера: суд или высылка. Во многих странах - в Китае открыто казнят людей; в Чили фашистский режим расстреливает и истязает людей; англичане в Ирландии в отношении трудового народа применяют репрессии, а мы имеем дело с ярым врагом и проходим мимо, когда обливают грязью все и вся.
Я считаю, что наш закон является гуманным, но в то же время беспощадным по отношению к врагам, и мы должны его судить по нашим советским законам в нашем советском суде и заставить его отбывать наказание в Советском Союзе.
ДЕМИЧЕВ. Конечно, шум за рубежом будет, но мы уже опубликовали несколько материалов о новой книге Солженицына. Нам нужно дальше развертывать пропагандистскую работу, так как молчать нельзя. Если в своем произведении "Пир победителей" Солженицын говорит, что он пишет так потому, что обозлен на советскую власть, то теперь в книге "Архипелаг ГУЛАГ", которую он написал в 1965 году, он с большей наглостью, с большей откровенностью выступает против советского строя, против партии. Поэтому мы должны дать резкие выступления в нашей печати. Это, по-моему, не повлияет на разрядку международной напряженности и на общеевропейское совещание.
СУСЛОВ. Партийные организации ждут, социалистические страны тоже ждут, как мы будем реагировать на действия Солженицына. Буржуазная печать сейчас вовсю трубит об этой книге Солженицына. И нам молчать нельзя.
КАТУШЕВ. Все мы однозначно определяемся в оценке действии Солженицына. Это - враг, и с ним нужно поступить соответствующим образом. Видимо, мы не уйдем от того, чтобы не решать вопрос с Солженицыным сейчас, но его надо решать в комплексе. С одной стороны, использовать всю нашу пропаганду против Солженицына и, с другой стороны, нам нужно предпринять меры в соответствии с запиской тов. Андропова.
Можно, очевидно, по постановлению Верховного Совета выселить его за пределы нашей страны и сказать об этом в печати. Он посягнул на наш суверенитет, на наши свободы, на наши законы и должен понести за это наказание.
Переговоры о выдворении Солженицына, очевидно, займут 3-4 месяца, но, повторяю, решать этот вопрос нужно в комплексе и выдворять его из страны чем скорее, тем лучше.
Что касается нашей печати, то со статьями в ней нужно выступить.
КАПИТОНОВ. Я хотел бы порассуждать по этому вопросу так: если мы выдворим Солженицына за пределы страны, то как поймет это наш народ. Могут, конечно, быть всякие недомолвки, пересуды и т.д. Что мы этим покажем - свою силу или слабость? Я думаю, что мы во всяком случае своей силы этим не покажем. Мы пока что идеологически его не развенчали и народу по существу о Солженицыне ничего не сказали. А это надо сделать. Нужно прежде всего начать работу по разоблачению Солженицына, вывернуть его наизнанку, и тогда любая административная мера будет понятна нашему народу.
СОЛОМЕНЦЕВ. Солженицын - матерый враг Советского Союза. Если бы не внешнеполитические акции, которые осуществляет сейчас Советский Союз, то можно было бы, конечно, вопрос решить без промедления. Но как то или иное решение отразится на наших внешнеполитических акциях? Но, очевидно, при всех случаях мы должны сказать народу о Солженицыне все, что надо сказать. Надо дать острую оценку его действиям, его враждебной деятельности. Конечно, у народа возникнет вопрос, почему не предпринимают мер по отношению к Солженицыну? В ГДР, например, уже напечатали статью о Солженицыне, в Чехословакии - тоже. Я не говорю о буржуазных странах, а наша печать молчит. По радио мы слушаем о Солженицыне очень много, о его произведении "Архипелаг ГУЛАГ", а наше радио молчит, ничего не говорит.
Я считаю, что молчать нам нельзя, народ ждет решительных действий. В печати нужно дать острые материалы по разоблачению Солженицына. Очевидно, надо договориться с социалистическими странами и с компартиями капиталистических стран о мерах пропагандистского характера, которые они бы проводили у себя в странах.
Я считаю, что Солженицына надо судить по нашим законам.
ГРИШИН. Тов. Андропову, очевидно, следует искать страну, которая согласилась бы принять Солженицына. Что касается разоблачения Солженицына, то это надо начинать немедленно.
КИРИЛЕНКО. Когда мы говорим о Солженицыне как об антисоветчике и злостном враге советского строя, то каждый раз это совпадает с какими-то важными событиями, и мы откладываем решение этого вопроса. В свое время это было оправдано, но сейчас откладывать решение этого вопроса нельзя. То, что написали о Солженицыне, - это хорошо, но писать о Солженицыне надо, как здесь уже говорили товарищи, более солидно, остро, аргументировано. Например, писатель ПНР Кроликовский написал о Солженицыне очень хорошую разоблачительную статью. Сейчас Солженицын все более и более наглеет. Он не одиночка, он контактируется с Сахаровым. За рубежом он имеет контакты с НТС. Поэтому настал момент взяться за Солженицына по-настоящему, но чтобы после этого последовало бы выселение его из страны или другие административные меры.
Андрей Андреевич говорит, как бы эта мера не обернулась против нас. Но как бы она ни обернулась против нас, а так оставлять нельзя этот вопрос. Враги вставляют нам палки в колеса, и молчать об этом мы не можем. Даже многие буржуазные газеты сейчас выступают о Солженицыне и заявляют, что его, очевидно, будут судить по советским законам, и что он уже подпадает под действие закона о нарушении конвенции об охране авторских прав, к которой мы присоединились.
Я за предложение, которое выдвинул тов. Андропов.
В газетах нужно дать статьи, но очень аргументированные, обстоятельные.
КОСЫГИН. У нас у всех, товарищи, общее мнение, и я полностью присоединяюсь к сказанному.
Несколько лет Солженицын пытается хозяйничать в умах нашего народа. Мы его как-то боимся трогать, а между тем все наши действия в отношении Солженицына народ приветствовал бы.
Если говорить об общественном мнении, которое создается за рубежом, то нам надо рассуждать так: где будет меньше вреда - или мы его разоблачим, осудим и посадим, или мы будем ждать еще несколько месяцев, потом выселим в другую страну.
Я думаю, что для нас будет меньше издержки, если мы поступим сейчас в отношении его решительно и осудим по советским законам.
Очевидно, статьи о Солженицыне в газетах надо дать, но серьезные. Солженицын куплен буржуазными компаниями, агентствами и работает на них. Книга Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" - это махровое антисоветское произведение. Я беседовал с тов. Андроповым по этому вопросу. Конечно, социалистические страны Солженицына не примут. Я за то, чтобы попытаться тов. Андропову прозондировать в капиталистических странах вопрос, какая из них может его принять. Но, с другой стороны, нам нечего бояться применить к Солженицыну суровые меры советского правосудия. Возьмите вы Англию. Там уничтожают сотни людей. Или Чили - то же самое.
Нужно провести суд над Солженицыным и рассказать о нем, а отбывать наказание его можно сослать в Верхоянск. Туда никто не поедет из зарубежных корреспондентов: там очень холодно. Скрывать от народа нам нельзя. Статьи в газетах надо поместить.
ПОДГОРНЫЙ. Солженицын ведет активную антисоветскую работу. В свое время менее опасных врагов, чем Солженицын, мы высылали из страны или судили, а к Солженицыну пока мы подойти не можем, все ищем подхода. Последняя книга Солженицына не дает никаких оснований для снисхождения к нему.
Надо, чтобы эта мера, конечно, не повредила проведению других акций. У Солженицына есть немало последователей, но проходить мимо его действий нельзя.
Я считаю, что любую нашу акцию народ поддержит. Статьи в газетах нужно публиковать, но очень аргументированные и убедительные. Сейчас о нем много знают и о последней книге тоже уже знают. Ведут передачи "Голос Америки", "Свободная Европа" и другие радиостанции. И у нас, и за рубежом ждут, какие же меры примет Советское правительство к Солженицыну. Он, конечно, не боится и полагает, что к нему никаких мер не будет принято.
Я считаю, что, даже несмотря на общеевропейское совещание, нам нельзя отступать от того, чтобы не применять мер по отношению к Солженицыну. И даже независимо от того, что происходит общеевропейское совещание, надо провести меру суда над Солженицыным, и пусть знают, что мы проводим в этом отношении принципиальную политику. Мы не даем никакой пощады врагам.
Я считаю, что мы нанесем большой ущерб нашему общему делу, если не предпримем мер к Солженицыну, даже несмотря на то, что за рубежом поднимется шум. Будут, конечно, всякие разговоры, но интересы нашего народа, интересы Советского государства, нашей партии нам превыше всего. Если мы не предпримем этих решительных мер, то нас спросят, почему мы таких мер не предпринимаем.
Я хочу высказаться за то, чтобы провести над Солженицыным суд. Если мы его вышлем, то этим покажем свою слабость. Нам нужно подготовиться к суду, разоблачить Солженицына в печати, завести на него дело, провести следствие и передать через Прокуратуру дело в суд.
ПОЛЯНСКИЙ. До суда его можно арестовать?
АНДРОПОВ. Можно. Я советовался по этому вопросу с Руденко.
ПОДГОРНЫЙ. Что касается выселения в какую-то другую страну, то без согласия этой страны этого делать совершенно нецелесообразно.
АНДРОПОВ. Мы начнем работу по выдворению, но одновременно заведем на него дело, изолируем его.
ПОДГОРНЫЙ. Если мы его вышлем за границу, то и там он будет нам вредить.
ГРОМЫКО. Надо, очевидно, нам остановиться все же на внутреннем варианте.
АНДРОПОВ. Я считаю, что если мы будем затягивать дело по отношению к Солженицыну, то это будет хуже.
ПОДГОРНЫЙ. Можно и растянуть дело с Солженицыным, скажем, затянуть следствие. Но пусть он это время находится в тюрьме.
ШЕЛЕПИН. Когда мы три месяца тому назад собирались у тов. Косыгина и обсуждали вопрос о мерах, которые должны приниматься по отношению к Солженицыну, то пришли к выводу, что административных мер принимать не следует. И тогда это было правильно. Теперь сложилась другая ситуация. Солженицын пошел открыто против Советской власти, Советского государства. И сейчас нам, я считаю, выгодно до окончания европейского совещания решить вопрос о Солженицыне. Это покажет нашу последовательную принципиальность. Если мы проведем эту акцию после европейского совещания, то нас обвинят, что мы на самом совещании были неискренними, когда принимали решение, что уже начинаем нарушать эти решения и т.д. У нас чистая и правильная линия. Мы не позволим никому нарушать наши советские законы. Высылка его за границу, по-моему, эта мера не является подходящей. Пo-моему, не следует впутывать иностранные государства в это дело. У нас есть органы правосудия, и пусть они начинают расследование, а затем и судебный процесс.
БРЕЖНЕВ. Вопрос в отношении Солженицына, конечно, не простой, а очень сложный. Буржуазная печать пытается связать дело Солженицына с проведением наших крупных акций по мирному урегулированию. Каким образом нам поступить с Солженицыным? Я считаю, что лучший способ - это поступить в соответствии с нашими советскими законами.
ВСЕ. Правильно.
БРЕЖНЕВ. Наша Прокуратура может начать следствие, подготовит обвинение, подробно расскажет в этом обвинении, в чем он виновен. Солженицын сидел в свое время в тюрьме, отбывал наказание за грубое нарушение советского законодательства и был реабилитирован. Но как он был реабилитирован? Его реабилитировали два человека - Шатуновская и Снегов. В соответствии с нашим законодательством надо лишить его возможности связи с заграницей, пока ведется следствие. Следствие нужно вести открыто, показать народу его враждебную антисоветскую деятельность, осквернение нашего советского строя, очернение памяти великого вождя, основателя партии и государства В. И. Ленина, осквернение памяти жертв Великой Отечественной воины, оправдание контрреволюционеров, прямое нарушение наших законов. Его нужно судить на основании нашего закона.
Мы в свое время не побоялись выступить против контрреволюции в Чехословакии. Мы не побоялись отпустить из страны Аллилуеву. Все это мы пережили. Я думаю, переживем и это. Нужно дать аргументированные статьи, дать строгий и четкий ответ на писания такого журналиста, как Олсон, опубликовать статьи в других газетах.
Я беседовал с тов. Громыко относительно влияния наших мер в отношении Солженицына на общеевропейском совещании. Я думаю, что это не окажет большого влияния. Высылать его, очевидно, нецелесообразно, так как никто его не примет. Одно дело, когда Кузнецов и другие убежали сами, а другое дело, когда мы выселяем в административном порядке.
Поэтому я бы считал необходимым поручить КГБ и Прокуратуре СССР разработать порядок привлечения Солженицына к судебной ответственности и с учетом всего того, что сказано было здесь, на заседании Политбюро, принять соответствующие меры судебного порядка.
ПОДГОРНЫЙ. Надо его арестовать и предъявить ему обвинение.
БРЕЖНЕВ. Пусть товарищи Андропов и Руденко разработают всю процедуру предъявления обвинения и все, как следует, в соответствии с нашим законодательством.
Я бы считал необходимым поручить т.т. Андропову, Демичеву, Катушеву подготовить информацию для секретарей братских коммунистических и рабочих партий социалистических стран и других руководителей братских коммунистических партий о наших мерах в отношении Солженицына.
ВСЕ. Правильно. Согласны.
Принято следующее постановление:
О мерах по пресечению антисоветской деятельности
Солженицына А. И.
1. За злостную антисоветскую деятельность, выразившуюся в передаче в зарубежные издательства и информационные агентства рукописей, книг, писем, интервью, содержащих клевету на советский строй, Советский Союз, Коммунистическую партию Советского Союза и их внешнюю и внутреннюю политику, оскверняющих светлую память В. И. Ленина и других деятелей КПСС и Советского государства, жертв Великой Отечественной воины и немецко-фашистской оккупации, оправдывающих действия как внутренних, так и зарубежных контрреволюционных и враждебных советскому строю элементов и групп, а также за грубое нарушение правил печатания своих литературных произведении в зарубежных издательствах, установленных Всемирной (Женевской) Конвенцией об авторском праве Солженицына А.И. привлечь к судебной ответственности.
2. Поручить тт. Андропову Ю.В. и Руденко Р.А. определить порядок и процедуру проведения следствия и судебного процесса над Солженицыным А. И. в соответствии с обменом мнениями на Политбюро и свои предложения по этому вопросу представить в ЦК КПСС.
О ходе следствия и судебного процесса информировать ЦК КПСС в оперативном порядке.
3. Поручить т.т. Андропову, Демичеву и Катушеву подготовить информацию для первых секретарей ЦК Коммунистических и рабочих партий социалистических и некоторых капиталистических стран о наших мерах, предпринимаемых в отношении Солженицына с учетом состоявшегося на Политбюро обмена мнениями, и представить ее в ЦК КПСС.
4. Поручить Секретариату ЦК определить срок направления этой информации братским партиям.
* * *
Как видим, законность вождей совсем не интересовала, и если они вообще вспоминали про закон, то только в связи с его "строгостью". Создается впечатление, что они искренне верили: что бы они ни решили, то и будет законно. Вряд ли кто из них вообще догадывался, что, например, решение о возбуждении уголовного дела может по закону принимать только прокуратура, а "порядок и процедура проведения следствия и судебного процесса" определены Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР и, стало быть, никак не могут определяться ни главой КГБ, ни генеральным прокурором.
Да что там закон, если они и с реальностью-то были не в ладах: чего стоит одна их уверенность, что "в Англии уничтожают сотни трудящихся"! Или их утверждение, что они "не побоялись отпустить из страны Аллилуеву". Не говоря уж о ни на чем не основанной уверенности, что народ поддерживает их репрессивные меры. Эти люди жили в мире "социалистического реализма", т. е. в мире собственной пропаганды, которую они объявили реальностью.
Характерно, что в это самое время западная пресса была полна рассуждений "советологов" о борьбе "голубей" и "ястребов" в Кремле и, что еще хуже, западные политики верили этим легендам. Торжествовал "детант" самый идиотский период послевоенной истории. Но, как легко убедиться из приведенного протокола, единственным "голубем" оказался Андропов, да и тот предпочитал выслать Солженицына не по доброте душевной. Хорошо было политбюро решить, что должны делать другие, не неся при этом никакой ответственности за исполнение решений. Андропов же знал, что все негативные последствия ареста и суда над Солженицыным повесят ему на шею. И он, разумеется, нашел выход, как повернуть решение политбюро на 180 градусов, а точнее говоря, нашел страну, которая согласилась принять Солженицына вопреки его воле.
Для Андропова и отчасти для Громыко решение политбюро об уголовном преследовании Солженицына было крайне неприятно. Мало того, что политбюро с ними не согласилось и отвергло их рекомендации - а такое поражение уже само по себе ничего хорошего не предвещало, - но все их хитрые игры в "детант" оказывались под ударом. Что же им оставалось делать, как не обратиться к "партнерам" по этой игре - германским социал-демократам? И те не подвели. Мы еще вернемся к этой теме гораздо подробнее и увидим, что это все означало да куда вело. Для этого у нас будет еще целая глава (четвертая). Теперь же достаточно сказать, что в течение месяца ответ был найден: канцлер ФРГ Вилли Брандт 2 февраля вдруг заявил, что Солженицын может свободно и беспрепятственно жить и работать в ФРГ. Как писал позднее Солженицын в своей книге "Бодался теленок с дубом": "сказал - и сказал".
Такое заявление БРАНДТА дает все основания для выдворения СОЛЖЕНИЦЫНА в ФРГ, приняв соответствующий Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении его гражданства. Это решение будет правомерно и с учетом наличия в отношении СОЛЖЕНИЦЫНА материалов о его преступной деятельности, - тотчас доложил в ЦК Андропов.
Мало того, чтобы уж наверняка добиться своего, Андропов делает еще две вещи: во-первых, инспирирует доклад своих подчиненных Чебрикова и Бобкова о настроениях в стране в связи с делом Солженицына, где дается понять, что у того довольно много последователей даже среди рабочих, считающих, что он выступает за снижение цен и "против вывоза из страны необходимых народу товаров под видом помощи арабским государствам".
Во-вторых, он обращается с письмом лично к Брежневу, где пишет, что вопрос о Солженицыне "в настоящее время вышел за рамки уголовного и превратился в немаловажную проблему, имеющую определенный политический характер".
Уважаемый Леонид Ильич, прежде чем направить это письмо, мы, в Комитете, еще раз самым тщательным образом взвешивали все возможные издержки, которые возникнут в связи с выдворением (в меньшей степени) и арестом (в большей степени) Солженицына. Такие издержки действительно будут. Но, к сожалению, другого выхода у нас нет, поскольку безнаказанность поведения Солженицына уже приносит нам издержки внутри страны гораздо большие, чем те, которые возникнут в международном плане в случае выдворения или ареста Солженицына.
Словом, Андропов добился-таки своего и, конечно, был прав: издержек при выдворении было гораздо меньше. Оттого-то этот вид политической расправы и стал таким распространенным к концу 70-х. Но возникает другой вопрос - об издержках внутренних, вызванных "безнаказанностью поведения" любого из нас, а с тем, что эти издержки больше любых других, никто в политбюро, заметьте, не спорил. Эта высокая оценка эффективности нашей деятельности чрезвычайно любопытна. Она многое объясняет. Система могла существовать только при условии монопольного господства партии над страной, а идеологии - над законом, логикой, здравым смыслом. Возникновение оппозиции, даже самой незначительной по размеру, даже состоящей из одного человека, означало ее конец. Именно это, видимо, и имел в виду один из них, говоря о посягательстве на их "суверенитет". Вот это-то "посягательство на суверенитет" они чувствовали с самого начала нашего движения.
Сейчас стало вполне очевидным, что западная пропаганда и группа вышеуказанных лиц, являющихся инструментом в руках наших противников, пытаются легализовать в нашей стране ведение антисоветской работы, добиться безнаказанности за враждебные действия, - писал Андропов еще в 1968 году после процесса Гинзбурга-Галанскова.
Для него наша подчеркнутая открытость, легальность, апелляция к закону были гораздо опаснее любого подполья, заговоров, терроризма.
В последние годы спецслужбы и пропагандистские органы противника стремятся создать видимость наличия в Советском Союзе так называемой "внутренней оппозиции", предпринимают меры по оказанию поддержки инспираторам антиобщественных проявлений и объективно содействуют блокированию участников различных направлений антисоветской деятельности, в тревоге сообщал он после возникновения Хельсинских групп в 1976 году. Отдавая на данном этапе приоритет в осуществлении антисоветских целей нелегальным методам подрывной работы, противник вместе с тем пытается активизировать враждебные действия в легальных или полулегальных формах.
Аресты и выдворения были, конечно, не единственной формой реагирования режима на эти попытки. Использовался весь арсенал средств, от психушек и кампаний клеветы ("компрометации") до угроз и шантажа. Характерно, что в 1977 году, как мы уже видели, партия даже попыталась закрепить свое монопольное положение конституционно, впервые за всю историю своего существования открыто записав это в статье 6-й новой конституции СССР.
Так они обороняли свой "суверенитет" от наших "посягательств", отчасти приняв предложенные нами правила игры. Сказать, что режим не проявлял изрядной гибкости, никак нельзя. И все же, невзирая на все "издержки", обойтись без обычных репрессий тоже не мог.
Вместе с тем отказаться в данный момент от уголовного преследования лиц, выступающих против советского строя, невозможно, поскольку это повлекло бы за собой увеличение особо опасных государственных преступлений и антиобщественных проявлений.
Так писал Андропов в декабре 1975 года, уже после подписания Хельсинского соглашения, принимая, таким образом, неизбежность "внешних издержек" от его будущего нарушения как наименьшей из двух зол. А "издержки" эти были отнюдь не малыми. Не только "буржуазное" общественное мнение оказывалось настроенным резко против СССР (что еще можно было как-то списать на "происки империализма"), но и "прогрессивное" тоже. Даже многие коммунистические партии Запада, особенно те, что покрупнее и, стало быть, больше зависят от общественного мнения своих стран, были вынуждены - хоть и с оговорками, и неохотно, - но все же выступать с осуждением такой практики. И, сколь бы притворны ни были эти "осуждения", а угроза раскола в коммунистическом движении, тем более угроза политической изоляции СССР, были вполне реальны.
7. Внешние издержки
Нужно ли говорить, что политбюро таким развитием сюжета было чрезвычайно обеспокоено
В последнее время буржуазная пропаганда активно использует в подрывной деятельности, направленной против Советского Союза и других социалистических стран, известные высказывания руководителей компартий Франции и Италии по вопросам, касающимся советской демократии, прав и свобод граждан, пресечения деятельности антиобщественных элементов. Передаваемые западными радиостанциями материалы по этому вопросу становятся известными широкому кругу советских граждан, которые выражают недоумение по поводу такой позиции руководства компартий Франции и Италии - докладывал Андропов. - Проблема, возникающая в связи с высказываниями некоторых руководителей компартий Франции и Италии, кроме идейно-теоретического аспекта, имеет также и практическую сторону, связанную с обеспечением безопасности Советского государства. (...) В данном случае друзья явно уступают перед пропагандистским давлением противника. Выдвигаемый "Юманите" тезис о предоставлении в условиях социализма свободы действий тем, кто "утверждает свое несогласие с системой, выработанной большинством", объективно способствует противникам социализма в их попытках создать в Советском Союзе и других социалистических странах легальную оппозицию, подорвать руководящую роль коммунистических и рабочих партий.
Спецслужбы и идеологические центры империализма прилагают усилия к тому, чтобы опорочить советские законы, представить их устаревшими, догматичными и не соответствующими духу международных документов, в частности "Декларации прав человека". За эти утверждения цепляются антиобщественные элементы внутри нашей страны. С ними, к сожалению, перекликаются появившиеся в коммунистической печати Франции и Италии известные высказывания относительно демократических свобод при социализме. Тут игнорируются реальные условия классовой борьбы в современный период, недооценивается подрывная деятельность мирового империализма и его агентуры. (...) Выступающие с подобными заявлениями товарищи, даже после событий в Венгрии и Чехословакии, не хотят видеть того, что и в условиях развитого социализма, несмотря на монолитность и политическое единство общества, все еще сохраняются в тех или иных формах, в большей или меньшей степени антисоветские проявления. (...) Имеющиеся данные свидетельствуют о стремлении спецслужб и идеологических центров противника объединить действия враждебных элементов всех оттенков. (...) Из сказанного видно, что отказ от активного пресечения политически вредной деятельности "диссидентов" и других враждебных элементов, как этого хотят французские и итальянские товарищи, мог бы вызвать самые серьезные негативные последствия. Делать в этом вопросе принципиальные уступки, как нам представляется, нельзя, т.к. они неизбежно повлекли бы за собой дополнительные неприемлемые для нас требования...
Было бы желательно в удобный момент провести с французскими и итальянскими товарищами соответствующие беседы на высоком уровне, к которых разъяснить им, что борьба с так называемыми "диссидентами" является для нас не отвлеченным вопросом о демократии вообще, а жизненно важной необходимостью охраны безопасности Советского государства.
Поэтому с конца 1975 года политбюро несколько раз направляло длинные послания руководству "братских партий" вообще и ЦК ФКП в частности. Первое такое послание в декабре 1975 года был выдержано в исключительно осторожном, дипломатическом тоне:
Товарищи, - писало политбюро - Нам хорошо понятно, что ФКП ведет упорную борьбу за демократию во Франции, против попыток реакции посягнуть на права трудящихся. Это - законная борьба, и она встречает с нашей стороны полное понимание и поддержку. Но нельзя защищать свободу во Франции и допускать при этом нередко нападки на Советский Союз, наносить ущерб отношениям между нашими партиями. (...)
Конечно, в нашей стране есть, как и в других странах, преступные уголовные элементы, которых советская власть вынуждена изолировать в местах заключения и трудового перевоспитания. Но это не имеет ничего общего с нарушениями демократических свобод советских людей. Мы с полной ответственностью сообщаем вам, что отдельные, крайне немногочисленные лица среди 250-миллионного населения страны осуждаются советским судом, в полном соответствии с Конституцией и при соблюдении норм судебного демократического процесса, лишь в том случае, если они ведут враждебную деятельность против социалистического строя и советского государства. В нашей стране в настоящее время строжайшим образом соблюдается социалистическая законность, неуклонно развивается социалистическая демократия, все больше расширяются материальные и политические возможности для свободного и всестороннего развития личности. Но мы давали и будем давать отпор любым посягательствам на основы нашего строя, который и гарантирует свободы и права трудящегося человека. (...)
Полагаем, что в наших общих интересах показывать преимущества социализма над капитализмом, социалистической демократии перед формальной буржуазной демократией, преимущества социалистического строями условиях которого работает и борется за коммунизм и за упрочение мира советский народ.
ЦК КПСС счел необходимым обратиться к вам с этим письмом, исходя из уверенности, что оно будет правильно понято как выражение заботы о дальнейшем укреплении наших отношении на принципах классовой солидарности, взаимного уважения и невмешательства во внутренние дела друг друга.
И почти тотчас же вслед за этим, в январе 1976 года, - еще одно, гораздо более обширное послание всем "братским партиям" на ту же тему, с развернутым опровержением "измышлений антисоветской пропаганды"
Дорогие товарищи!
Нагнетание клеветнической антисоветской и антикоммунистической кампании на Западе и последнее время, ее особенно злостный, опасный для дела социализма, для дела мира и демократии характер побуждают нас обратиться к вам с прилагаемой информацией.
Мы надеемся, что это поможет вашей партии оказывать своевременный и активный отпор антикоммунистическим, антисоветским кампаниям, предотвращая ущерб, который они могли бы причинить международному коммунистическому движению. Совместный отпор политическим диверсиям империалистов, убедительное опровержение клеветнических измышлений о жизни и СССР и других социалистических странах важны и для нас, и для вас. Уверены, что наше сотрудничество будет крепнуть и в этой области, способствуя успеху и борьбе за мир, демократию и социализм и нашему общему коммунистическому делу.
И дальше целых 18 страниц "информации", то бишь рассуждений о том, как хорошо в стране советской жить да какие мы все негодяи и агенты империализма.
ЦК КПСС с признательностью отмечает, что братские партии разоблачают деятельность, органов буржуазной пропаганды, целью которых является внесение путаницы и замешательства в умы людей, борющихся против капитализма. Мы понимаем значительные трудности, с которыми приходится сталкиваться братским партиям капиталистических стран, противостоящим мощному идеологическому аппарату буржуазии. Вместе с тем мы с недоумением и вполне понятным огорчением воспринимаем отдельные случаи, когда даже наши друзья-коммунисты, некритически относясь к тем или иным домыслам реакционной буржуазной пропаганды, вольно или невольно способствуют их распространению. Своевременное и успешное разоблачение антикоммунистических, антисо-ветских измышлений, распространение правды о Советском Союзе, о жизни и успехах других социалистических стран, как нам представляется, в немалой степени способствуют и укреплению позиций самих братских партий несоциалистических стран, всех прогрессивных сил.
Это послание было разослано сначала 22 партиям, а примерно через месяц, 5 февраля 1976 года, еще 13-ти, не исключая даже самых незначительных и находящихся в подполье. Однако уже через несколько месяцев дипломатия уступает место раздражению:
В ряде капиталистических стран наблюдается оживление антисоветской кампании в поддержку "диссидентов", осужденных советским судом за враждебную деятельность, - с тревогой сообщал в ЦК международный отдел При этом отмечаются попытки организаторов кампании привлечь к своим акциям для придания им "объективности" представителей прогрессивных организаций, а также "увязать" выступления в поддержку "диссидентов" с заявлениями в защиту лиц, являющихся жертвами произвола в капиталистических странах.
Так, в Париже 21 октября с.г. проводился митинг в поддержку Буковского и одновременно - уругвайского коммуниста Массера и некоторых других лиц. В митинге приняли участие представители Французской компартии, в связи с чем ЦК КПСС направил письмо в адрес руководства ФКП (постановление ЦК КПСС N030/43 от 18 октября с.г.).
Считали бы целесообразным направить ориентировку по этим вопросам совпослам в тех капиталистических странах, где такого рода попытки могут иметь место (Италия, Великобритания, США, ФРГ, Япония, Испания, Португалия, Бельгия, Швейцария, Швеция, Норвегия). Текст телеграммы совпослам в этих странах прилагается.
В телеграмме же, кроме повторения вышесказанного, говорилось:
Для вашего сведения и ориентировки сообщаем, что ЦК КПСС направил 15 октября с.г. закрытое письмо в адрес руководства ФКП, в котором была изложена наша оценка этой антисоветской затеи и заявлено, что мы оставляем за собой право принять меры, которые мы сочтем целесообразными, чтобы разоблачить в глазах французской и мировой общественности провокационный смысл организуемого антисоветского сборища.
В связи с тем, что представители ФКП все же приняли участие в указанном митинге, 22 октября в зарубежных странах был распространен комментарий ТАСС, в котором дается принципиальная оценка проведенного антисоветчиками сборища и факта участия в нем представителен ФКП.
С протестом против попыток использования движения солидарности с уругвайскими жертвами фашистского произвола в антисоветских целях выступила Коммунистическая партия Уругвая (текст заявления ЦК Компартии Уругвая также направлен в вашу страну по каналам ТАСС).
При необходимости вам следует использовать указанные материалы в политико-разъяснительной работе с коммунистами и представителями других демократических сил.
Дело, разумеется, на этом не кончилось, и в начале 1977 года политбюро вновь обратилось к ФКП с длинным посланием, гораздо более резким, чем прежде. Мотивируя такую необходимость, секретарь ЦК, глава международного отдела Борис Пономарев писал:
В последнее время резко усилились негативные аспекты в деятельности руководства Французской компартии, связанные с курсом ее XXII съезда. Отдельные критические высказывания в адрес КПСС и Советского Союза, имевшие место до съезда, стали теперь приобретать систематический и открыто недружественный характер. Так, например, в октябре-декабре 1976 года представители ФКП приняли участие в проведенном антисоветскими элементами митинге в зале "Мютюалите", член Политбюро ФКП Ж.Канапа участвовал в антисоветской передаче французского телевидения, а Генеральный секретарь ФКП сделал заявление антисоветского характера в связи с высылкой Буковского и мерами по освобождению т. Л.Корвалана. Руководство ФКП и газета "Юманите" выступили с резкой критикой политики ГДР и Чехословакии по вопросам социалистической демократии, взяв по существу под защиту антисоциалистические элементы в этих странах. В начале 1977 года от критики отдельных аспектов социалистической демократии Ж.Марше и Ж.Канапа переходят к критике политической системы и механизма советской социалистической демократии.
С ведома, а в ряде случаев - с одобрения руководства ФКП появились книги, в которых делается попытка теоретически подкрепить эту линию и оправдать ее и глазах партийного актива и трудящихся масс. К числу таких работ следует отнести книги Ж.Элленштейна, написанные в антисоветском духе, а также статью Ж.Канапа, написанную для американского журнала "Форин афферс".
Нападки руководства ФКП концентрируются, прежде всего, на политике компартий братских социалистических стран и области развития демократии. Руководство ФКП выдвинуло формулу о том, что "свобода неделима" и, ссылаясь на нее, игнорируя принципиальную разницу демократии социалистической и демократии буржуазной, с одинаковой меркой подходит к преследованиям революционеров в буржуазных странах и к мерам пресечения подрывной деятельности антисоветчиков и контрреволюционеров в социалистических странах.
Эта линия руководства ФКП, как теперь видно, тесно связана с поворотом и во внутриполитической стратегии. Установка на исключительно парламентский путь борьбы за социализм, а затем - на сохранение при социализме частной собственности (кроме монополистической), буржуазной оппозиции, как и другие уступки оппортунизму ради погони за голосами избирателей - все это представляет собой отход руководства ФКП от принципиальных марксистско-ленинских позиций. (...)
Поворот в политике руководства ФКП наталкивается на неодобрение значительной части французских коммунистов и трудящихся. По этим вопросам в партии не прекращается дискуссия. Согласно имеющимся сведениям, в руководстве ФКП также имеются на этот счет немалые разноречия. Однако Ж.Марше и его ближайшее окружение подавляют всякие выражения несогласия со своей линией.
В то же время ФКП в обстановке обострения классовой борьбы возглавляет активные выступления трудящихся в защиту своих требовании, ведет большую работу с целью создания союза антимонополистических сил, укрепления влияния партии. ФКП продолжает выступать в пользу укрепления мира и разрядки, за разоружение, за укрепление франко-советской дружбы.
Учитывая вышеизложенное, считали бы целесообразным направить Центральному Комитету Французской коммунистической партии закрытое письмо.
Это было не просто письмо, а солидный теоретический труд, призванный объяснить заблудшим французским товарищам классовую сущность демократии и прав человека. Работа над ним длилась более месяца, оно несколько раз обсуждалось политбюро, переделывалось и было направлено адресату, а заодно и всем компартиям мира только в конце марта - начале апреля. Разумеется, не забыли и о нас как о причине теоретических расхождений, но вместо обычной в таких случаях ругани и мы получили более солидное "классовое" определение:
Ведь, в самом деле, появление ничтожной кучки контрреволюционеров, порвавших с самыми устоями нашего строя, вставших на путь борьбы против него и, как правило, связанных с империалистическими кругами, отнюдь не является закономерным продуктом внутреннего развития в Советском Союзе. В прошлом у нас, как известно, были группы людей и даже политические партии, которые открыто выступали против советского строя. От слов они часто переходили к действиям - вплоть до покушений на жизнь В.И.Ленина и других руководителей коммунистической партии и Советского правительства. Тогда эти группы и партии опирались на не ликвидированные еще эксплуататорские классы.
Сейчас таких классов у нас нет, и, стало быть, нет социальной базы для антисоветских групп. Однако отдельные выступления антисоветского характера есть. И это не удивительно. Развитие политического сознания многомиллионных народных масс, их воспитание в духе социалистической идеологии, морали и нравственности, преодоление частнособственнической идеологии и морали, избавление от пережитков капитализма в сознании людей - все эти идеологические процессы сами по себе, как известно, являются более медленными, чем перестройка материальной базы общества. Кроме того, они происходят сегодня на фоне массированной, ежедневной антисоветской пропаганды и прямых подрывных действий империалистических "центров", резко усиливших в последнее время свою активность, враждебную странам социализма. Пережитки капитализма в сознании некоторых лиц систематически подогреваются и поощряются извне, со стороны империалистических пропагандистских центров. Что же касается разведывательных и иных подрывных органов буржуазных государств, а также связанных с ними эмигрантских организаций, то они стараются использовать отсталые настроения отдельных людей в своих, враждебных социализму интересах. И, как должно быть понятно коммунистам, это неизбежно до тех пор, пока существуют на мировой арене две противостоящие друг другу системы - социалистическая и капиталистическая, пока главным содержанием мирового развития остается классовая борьба между ними.
Наши классовые противники, стремясь создать впечатление, будто в СССР много противников социализма, прибегают к самым различным трюкам. Один из самых распространенных среди них - объявлять "диссидентами" всех, кто по какому-то вопросу имеет точку зрения, расходящуюся с общепринятой в нашей стране, и даже тех, например, писателей и артистов, у которых возникают разногласия на профессиональной почве с их творческой организацией. Понятна вся фальшь такого приема.
...Однако даже откровенных противников социализма поначалу обязательно стремятся убедить в их неправоте. Лишь когда они прибегают к антисоветским действиям, наносящим ущерб нашей стране и нашему народу, и когда, следовательно, они преступают закон, только тогда принимаются меры пресечения. При этом, разумеется, все делается на основе закона, при строгом его соблюдении.
...Тесная взаимосвязь деятельности "диссидентов" и развития международной классовой борьбы видна еще и из следующего. Первые из этих людей, выступившие как активные противники советского строя, заявили о себе в середине шестидесятых годов, то есть в период начала разрядки, когда империализм выдвинул лозунг "размягчения" социализма. Обвинения в адрес Советского Союза и других стран социализма, выдвигавшиеся ими тогда, да и сегодня, - в точности те же самые, с которыми выступали и выступают буржуазные пропагандисты. Их требования также аналогичны западным требованиям относительно "размягчения" социализма. Многочисленные факты показывают, что это - не случайность, что в большом числе случаев так называемые борцы за усовершенствование социализма получают материалы с клеветническими заявлениями из-за границы - от буржуазных разведок... Когда же кто-либо из "диссидентов" оказывается на Западе, то он быстро сбрасывает фальшивую маску "борца за улучшение социализма" и оказывается откровенным реакционером, монархистом (вроде Солженицына) или же поклонником Штрауса и Тэтчер (вроде Буковского), подзуживает руководителей западных стран ко все более активной борьбе против Советского Союза и других социалистических стран. На это уже обратили внимание многие братские партии, в том числе коммунисты Великобритании, Голландии, Австрии, Португалии, Греции, Финляндии и ряда других стран. Об этом пишет и их печать. Странно то, что об этом умалчивают некоторые руководители ФКП. Более того, они призывают нас дать таким людям "беспредельную свободу выражения мнений", вести с ними "дискуссию"!
Но, в основном, это послание было даже не о нас, а о самой ФКП и ее позиции. Это был почти ультимативный документ, лишь немногим не доходящий до объявления полного разрыва:
Последние выступления в ряде интервью, а также в антисоветских передачах французского телевидения показывают, что от критики отдельных аспектов социалистической демократии в Советском Союзе и других социалистических странах представители руководства ФКП фактически переходят к попыткам поставить под сомнение соответствие политической системы, существующей в СССР и других социалистических странах, интересам их народов. Нам во всеуслышание предлагают пересмотреть или, в сущности, отбросить всю систему советской демократии во имя того, чтобы предоставить безграничные "свободы" всем противникам социализма.
Это, разумеется, обсуждению подлежать не может, а любой, на этом настаивающий, есть враг СССР.
В заключение позвольте еще раз откровенно сказать вам, что из каких бы соображений ни исходили товарищи в руководстве ФКП, которые стремятся разрушить отношения интернациональной солидарности между КПСС и ФКП, такого рода действия, по нашему твердому убеждению, могут принести дивиденды только вашим и нашим классовым противникам. (...) Учитывая все сказанное выше, ЦК КПСС решительно возражает против подобных действий и считает нужным привлечь внимание к той ответственности, которую берут на себя ваши товарищи, совершая поворот от дружественных братских отношений между ФКП и КПСС, имеющих полувековую давность, к политике критиканства и навязывания КПСС и Советскому Союзу взглядов, не отвечающих интересам международной борьбы за мир и социализм. Мы надеемся на то, что Центральный Комитет вашей партии сочтет необходимым рассмотреть это наше послание.
* * *
Напряжение в отношениях с итальянской компартией было менее заметным, менее "публичным", но не менее опасным и тоже шло по восходящей. В августе 1976 года, отвечая на письмо генсека ИКП Э. Берлингуэра Брежневу по моему делу, политбюро было предельно почтительно и дипломатично. Сообщив обычный набор "сведений" о моей антисоветской деятельности, они писали:
Из Вашего письма можно заключить, что итальянские товарищи, видимо, не имеют достаточной информации об антисоветской деятельности Буковского. (...) Как видите, товарищ Берлингуэр, речь идет не об образе мышления, а о конкретных антисоветских акциях гражданина, который несет всю ответственность за них. Он находится в тюрьме не за свои убеждения и мнения, судим не за идеи, а за совершенные поступки, наказуемые в судебном порядке.
...Задача этой идеологической диверсии ясна - нанести удар по престижу Советского государства, по его законам и порядкам. Понятно, что удар по престижу СССР - это и удар по компартиям, в том числе и в вашей стране.
Заканчивая письмо, хотим выразить надежду, что высказанные соображения и приведенные факты будут правильно восприняты Вами и использованы итальянскими товарищами в качестве аргументов в борьбе против измышлений буржуазной пропаганды, против наших общих идеологических противников.
Но уже через полгода тон обращений начинает меняться, а по мере дальнейшего участия ИКП в различных кампаниях по правам человека становится все резче.
Как свидетельствуют сообщения, в Италии нарастает новая волна антисоветской и антисоциалистической кампании, в ходе которой главный упор делается на т. н. "диссидентов". Ведется активная подготовка т. н. "сахаровских слушаний" в Риме (25-27 ноября), "дискуссии по диссидентам" во Флоренции, международной выставки искусства в Венеции (Биеннале) для пропаганды деятельности диссидентов (15 ноября-17 декабря). Эти манифестации осуществляются империалистическими пропагандистскими службами и приурочены по времени к периоду, следующему непосредственно за нашими основными мероприятиями в связи с 60-летием Октября, преследуют цель дискредитировать реальный социализм. Подготовка этих мероприятий проходит при полном одобрении итальянских властей, что явно противоречит духу хельсинских соглашений, - сообщали в ЦК Б.Пономарев и В.Кузнецов. - В ряде случаев представители Итальянской компартии идут на поводу у организаторов названных мероприятий, подключаются к некоторым из них, а партийная печать ИКП, помещая разного рода материалы о "диссидентах", объективно способствует тем самым усилению к ним интереса итальянской общественности.
С нашей стороны уже предпринимались шаги по противодействию антисоветской кампании в Италии. Совпосол имел беседы с представителями итальянских властей по поводу попыток использования венецианской Биеннале в неблаговидных политических целях. ЦК КПСС направил письмо руководству Итальянской компартии по этому же вопросу (Ст-49/13гс от 21 марта с.г.). Во время переговоров в Москве в июле с.г. с делегацией ИКП делегация КПСС подвергла критике недружественные и необъективные выступления печати ИКП и некоторых ее официальных представителей по поводу т.н. "диссидентов".
В сложившихся условиях следовало бы предпринять дополнительные меры для усиления отпора антисоветской и антисоциалистической кампании в Италии.
Представленный ими "План информационных и пропагандистских мероприятий в целях противодействия антисоветским акциям в Италии" включал в себя целый комплекс мер, от официальных протестов посольства до публикаций в советской печати и от выступлений советских журналистов, писателей, деятелей культуры по итальянскому телевидению до "Недели советских фильмов" в Италии и посылки делегации советских писателей в Италию для выступления перед итальянской общественностью. Извещая об этом братские соцстраны, ЦК писал:
ЦК КПСС счел полезным направить письмо руководству Итальянской компартии, в котором обращалось внимание друзей на факты участия коммунистов в мероприятиях, проводимых классовым противником против социалистических стран. (...) Направляя эту информацию, ЦК КПСС был бы признателен узнать о мерах, намечаемых друзьями для организации отпора антисоциалистической кампании в Италии.
В послании же руководству ИКП, в частности, говорилось:
Очевидно, что империалистическая пропаганда решила на этот раз сделать центром своей антисоветской и антисоциалистической кампании Италию. И видно, что эти мероприятия проводятся при политическом и материальном поддержке правительства Италии. Но нашу озабоченность вызывает то, что и ряде случаев в этой кампании участвуют деятели Итальянской компартии.
Так, например, идея проведения во Флоренции дискуссии о "диссидентах в странах Восточной Европы" была поддержана левыми силами флорентийского муниципалитета, в том числе - коммунистами, а по сообщениям итальянской печати, мэр Флоренции, член ЦК ИКП т. Габбуджани провел широко разрекламированную прессой встречу с женой Сахарова - Е.Боннэр. В ходе этой встречи, по сообщениям печати, рассматривались вопросы оказания поддержки "диссидентам" в Советском Союзе. Сообщается также, что член Руководства ИКП сенатор т.Террачини вошел в состав т.н. "сахаровского трибунала".
Если эти сообщения достоверны, то положение представляется серьезным, поскольку, по существу, речь идет об открытой поддержке представителями ИКП людей, которые активно борются против советского государственного и общественного строя. Независимо от побуждений, которыми руководствуются итальянские коммунисты, выступающие в поддержку "диссидентов" или мероприятий под знаком "диссидентства", их акции не могут быть расценены нами иначе, как недружественные, целиком противоречащие неоднократно высказываемому руководством ИКП желанию укреплять братскую дружбу между нашими партиями. (...) Мы считаем своим долгом обратить ваше внимание на указанные выше факты и просить ЦК Итальянской компартии принять необходимые меры.
Последующие события никак, однако, не способствовали улучшению их отношений. Напротив, суды над членами Хельсинских групп, вторжение в Афганистан, ссылка Сахарова, военное положение в Польше - все это только добавляло поводов для разногласий. К 1980 году Москва уже ориентировалась на раскол ИКП, поддерживая внутри нее группы, "выступающие с дружественных нам позиций и критически настроенные в отношении ошибочных действий Руководства ИКП".
Все это, разумеется, было лишь частью тех "издержек", которые режим навлек на себя своей репрессивной политикой, - лишь индикатором того, насколько наша правозащитная кампания оказалась успешна на Западе. Европейские компартии присоединились к ней не от хорошей жизни - они просто не могли оставаться в стороне, не дискредитировав себя. Слишком сильна была общественная реакция, чтобы ее мог игнорировать любой политик. Не удивительно, что очень скоро эта кампания стала фактором в межгосударственных отношениях (поправка Джексона-Вэника в 1974 году, Хельсинское соглашение и его "третья корзина" в 1975 году), а к 1977 году, с приходом к власти в США президента Картера, - чуть ли не ключевым вопросом в отношениях между Востоком и Западом.
Такое развитие темы было для СССР просто катастрофой, грозившей политической изоляцией.
Встретьтесь с Вэнсом и скажите, что Вам поручено довести до сведения президента Картера и его, госсекретаря, следующее, - инструктировало политбюро своего посла в Вашингтоне. - То, что подобное вмешательство в наши внутренние дела предпринимается под предлогом заботы о "правах человека", не меняет существа дела.
Разумеется, каждый волен иметь собственный взгляд на вещи, в том числе и на то, как обстоит дело со свободой и правами человека в той или иной стране. Свое понимание этих вопросов и их состояния в США есть и у нас.
Но совсем иное - переносить такие взгляды в сферу межгосударственных отношений и тем самым осложнять их. А ведь иначе нельзя расценить позицию представителей администрации США, когда они пытаются сделать предметом обсуждения вопросы, целиком и полностью входящие во внутреннюю компетенцию Советского государства. Это затрагивает принципиальную сторону наших взаимоотношений, и здесь должна быть полная ясность с самого начала. Такая позиция для нас категорически неприемлема...
Нетрудно представить себе, что получилось бы, если бы мы, исходя из своих моральных ценностей, стали увязывать развитие межгосударственных отношений с США и другими капиталистическими странами с такими реально существующими в этих странах проблемами, как многомиллионная безработица, ущемление прав национальных меньшинств, расовая дискриминация, неравноправное положение женщины, нарушение прав граждан органами государственного управления, преследование лиц с прогрессивными убеждениями и т.п.
Кстати, если говорить об озабоченности по поводу прав человека, то как выглядит, например, систематическая поддержка Соединенными Штатами диктаторских, антинародных режимов в ряде стран, где постоянно и грубо попираются самые элементарные человеческие права и свободы?
Если бы мы начали ставить все эти вопросы в плоскости наших межгосударственных отношений, результат, очевидно, был бы только один: это лишь осложнило бы все отношения между нашими странами, увело бы далеко в сторону от решения тех проблем, которые действительно могут и должны быть объектом взаимодействия и сотрудничества наших государств. При этом неизбежно пострадали бы всякие усилия, направленные на обеспечение права человека жить в мире, свободном от войн и бремени гонки вооружений, и обстановке безопасности и дружественного общения между народами.
Моя встреча с Картером, последовавшая ровно через десять дней после этого демарша, очевидно, вызвала в политбюро просто панику. Не знали, ни как на это реагировать, ни тем более - как сообщить населению. В конце концов, по распоряжению ЦК, ТАСС представило проект:
ПРИЕМ В БЕЛОМ ДОМЕ
ВАШИНГТОН, 1 марта (ТАСС). Сегодня президент США Дж. Картер принял выдво-ренного из пределов Советского Союза Буковского - уголовного преступника, который также известен как активный противник развития советско-американских отношений.
Как объявлено представителем Белого дома, беседа продолжалась около часа и носила дружественный характер (эту фразу уточнить в соответствии с сообщением Белого дома, которое будет сделано после 23 часов московского времени).
Так это сообщение и пошло в печать, за исключением последней фразы ее все-таки кто-то догадался снять в последний момент.
Однако переполох продолжался недолго. Уже к маю вся гигантская советская машина "идеологической войны" была приведена в действие. Задействованы были все "друзья" и попутчики, все виды шантажа и угроз, обещаний и подкупа. Режим боролся не на жизнь, а на смерть за свое "суверенное право" сажать нас в тюрьмы и психушки, ссылать и высылать по своей прихоти. Как сигнал к атаке, 19 мая последовало указание политбюро "всем совпослам и совпредставителям" в мире:
В последнее время на Западе развернута широкая и скоординированная пропагандистская кампания по поводу мнимых "нарушений прав человека" в Советском Союзе и других социалистических странах. Застрельщиками этой шумихи, носящей откровенно провокационный и демагогический характер, являются, как это не раз бывало в прошлом, прежде всего реакционные антикоммунистически и антисоветски настроенные силы в США и в некоторых государствах Западной Европы. Обращает на себя внимание, что в данном случае к этой кампании весьма усердно подключились и официальные круги Вашингтона, причем из высших политических эшелонов новой американской администрации.
Враждебная нам кампания под фальшивой вывеской "защиты прав человека" связана, прежде всего, с общей активизацией на Западе реакционных сил, ведущих борьбу с мировым социализмом. Она преследует цель отвлечь внимание народных масс капиталистических стран от тех серьезных трудностей, которые переживает буржуазное общество, особенно в обстановке охватившего его сейчас глубокого экономического кризиса, новых социальных и политических потрясений. Она представляет собой также попытку ослабить привлекательность идей социализма, бросить тень на успехи социалистических стран, помешать народам знать правду о нашем образе жизни, представить в кривом зеркале цели и принципы советской внешней политики и попытаться подорвать постоянно растущий международный авторитет Советского Союза, особенно в канун 60-летия Великого Октября.
Посольствам и совпредставительствам надлежит настойчиво проводить систематическую работу по решительному противодействию этой враждебной кампании, активно разоблачая ее демагогический и клеветнический характер, опасную для дела мира политическую направленность, означающую вмешательство во внутренние дела других государств. (...) Проводить эту работу следует в наступательном плане, разумеется, с учетом специфики страны пребывания, позиции ее правительства и политического лица конкретной аудитории или собеседника, в тесной координации с посольствами братских стран.
И далее целых 20 страниц инструкций, контраргументов, конкретных мероприятий, скрытых угроз.
Подчеркивайте, прежде всего, что подобного рода кампании, которые, разумеется, ни на йоту не в состоянии поколебать прочность социалистического строя, могут, однако, отрицательно сказаться на разрядке напряженности, помешать позитивным процессам, происходящим в международных отношениях в последние годы. Совершенно очевидно, что развернутая на Западе кампания о "правах человека" в соцстранах, возводимая кое-где чуть ли не в ранг государственной политики, может серьезно отравить международную атмосферу, посеять неприязнь и подозрительность между народами.
Отмечайте, что подобные шаги, естественно, не способствуют, а лишь осложняют решение актуальных международных проблем, которые действительно могут и должны быть предметом взаимодействия и сотрудничества государств. Противники разрядки, накаливая страсти вокруг надуманного вопроса о "правах человека" в соцстранах, рассчитывают - и об этом надо прямо сказать, - что в подобных условиях им будет сподручнее двинуть дело к дестабилизации обстановки в мире, к еще большему наращиванию военных арсеналов. Характерно, что в поднятой провокационной шумихе большую роль играют как раз те круги, которые пытаются запугать население своих стран измышлениями насчет "советской военной угрозы".
Здесь присутствует, конечно, и расчет на то, чтобы в негативном плане повлиять на тех деятелей в правительствах западных стран, которые проявляют реалистический подход к международным делам и выступают за развитие сотрудничества с социалистическими государствами. (...)
Отведите утверждения о том, что враждебная социалистическим странам кампания "защиты прав человека" и, в частности, публичные заявления по этому поводу некоторых высокопоставленных официальных лиц на Западе не являются якобы вмешательством во внутренние дела других государств, а представляют некий вид идеологической борьбы, признаваемой-де и самими социалистическими странами. Обращайте внимание на то, что подстрекательские и провокационные заявления некоторых официальных инстанций на Западе против социалистических стран нельзя охарактеризовать иначе, как подрывные акции, как действия несовместимые с поддержанием нормальных отношений между государствами.
Подчеркивайте, что мы действительно стоим на точке зрения признания идеологической борьбы, борьбы общественно-политических мировоззрений, которая не прекращается и в период международной разрядки. Однако такая борьба не имеет ничего общего с методами и приемами идеологических диверсии, с созданием и поддержкой незаконных организаций в других странах. (...)
Провокационная кампания, прежде всего империалистических кругов США и их представителей, ведущаяся под фальшивым предлогом "защиты прав человека", на деле оборачивается поддержкой и подстрекательством разного рода отщепенцев, а то и просто уголовных элементов, противопоставляющих себя социалистическому обществу. Меры, принимаемые к таким лицам за совершаемые ими действия, полностью соответствуют статьям 70 и 190 УК РСФСР и соответствующим статьям уголовных кодексов других союзных республик. Такие лица, как указывал на XVI съезде советских профсоюзов тов. Л.И.Брежнев, "становятся на путь антисоветской деятельности, нарушают законы и, не имея опоры внутри страны, обращаются за поддержкой за границу, к империалистическим подрывным центрам - пропагандистским и разведывательным". Защита прав, свобод и безопасности 260 миллионов советских людей от действий подобных отщепенцев - это не только наше право, но и наш священный долг.
Поскольку западная пропаганда не перестает спекулировать на так называемом вопросе "инакомыслящих" ("диссидентов"), стараясь создать вокруг этих единичных отщепенцев - пособников, а то и агентов империализма какой-то "ореол", Вам следует и в этом вопросе занимать наступательную позицию, активно используя в систематических беседах на эту тему на разных уровнях новые дополнительные данные по этому вопросу, содержащиеся в приложении к настоящим указаниям (передается отдельно).
Учитывая, что пропагандистская кампания, инспирированная Вашингтоном, вызывает негативную реакцию в правящих кругах ряда западных стран, следовало бы во всех беседах по правам человека делать упор на разоблачение порядков в самих США. Следует умело использовать аргументацию для дискредитации попыток Соединенных Штатов представить себя в качестве образца демократических прав и высшего мирового арбитра.
Следует добиваться того, чтобы весь оперативный состав посольств и представи-тельств, корреспонденты были подготовлены для бесед по правам человека, чтобы они доводили факты до возможно большего числа лиц, влияющих на государственную политику и общественные настроения в стране пребывания.
Обратить внимание советских корреспондентов на необходимость более активной работы по вопросам нарушения прав человека в капиталистических странах.
Вам следует систематически работать над выявлением уязвимых мест в политике и практике стран Запада в области обеспечения прав человека, обращая особое внимание на соответствующее законодательство и судебно-карательную практику этих стран, и делать в Центр предложения относительно усиления нашего пропагандистского контрнаступления на западные страны, пытающиеся оказать на нас политический нажим под предлогом "защиты прав человека".
Такой массированной атаки западные политики, конечно, долго выдержать не могли, тем более что тема прав человека, советским утверждениям вопреки, была для них всего лишь модой, а не долгосрочной стратегией. Одни боялись возвращения "холодной войны", другие стремились сохранить "детант", а Картеру нужен был договор о сокращении стратегических вооружений. Словом, к концу года западная кампания в поддержку прав человека, хоть и не заглохла совсем, но несколько поувяла. Во всяком случае, в ноябре на Белградской конференции по проверке выполнения Хельсинских соглашений только общественные представители не побоялись выступить с осуждением СССР; правительства предпочли ограничиться общими, туманными формулировками.
Мы еще вернемся к тому, как и почему это произошло. Однако, невзирая на это, остается бесспорным, что режим готов был нести колоссальные "издержки" вовне, лишь бы не допустить возникновения вполне мирной и законопослушной оппозиции внутри, понимая, что даже чисто символической оппозиции ему не выдержать. Другое дело - попытаться свести такие "издержки" к минимуму, прибегая к репрессиям только в крайнем случае, в основном же полагаясь на более скрытые формы преследования (использование психиатрии, кампании по "дискредитации", высылки за границу и т.п.). Так эту политику и сформулировал Андропов в 1975 году, сразу после подписания Хельсинских соглашений.
Все вышеизложенное подтверждает правильность линии нашей партии на решительную борьбу "за ограждение советского общества от действий враждебных элементов". В соответствии с этим органы государственной безопасности будут и впредь решительно пресекать всякую антисоветскую деятельность на территории нашей страны. (...) КГБ будет строго следить за тем, чтобы так называемые "диссиденты" не могли создать организованное антисоветское подполье и проводить антисоветскую деятельность, в том числе и с "легальных позиций". (...) Целесообразно проводить оправдавшую себя линию на разумное сочетание профилактических и других оперативно-чекистских мер с мерами уголовного преследования в тех случаях, когда это необходимо.
