Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Россия, 1930-е гг.

А.Ю.Ватлин

ТЕРРОР РАЙОННОГО МАСШТАБА

К оглавлению

Впервые в исторической науке книга предлагает особый взгляд на историю сталинских репрессий — «взгляд снизу», с точки зрения их конкретных исполнителей на местах. Сеть низовых структур НКВД по всей стране оказалась ключевым звеном, позволившим «вытянуть» контрольные цифры арестов и расстрелов, одобренные на самой вершине власти. Маленькие Лубянки в неприметных городках и поселках получили невиданную власть и полномочия, определяли пульс общественной жизни в 1937—1938 гг. Одна из них — отдел НКВД Кунцевского района, ныне ставшего престижным Юго-Западом российской столицы, — и является предметом настоящего исследования.

Именно здесь абсурдность государственного террора достигала своего абсолюта, торжествовали анкетный принцип и произвол слепого случая. Очная ставка исполнителей «массовых операций» и их жертв, предлагаемая читателю на примере одного района, в котором репрессии достигли особого размаха, ставит острые и неожиданные вопросы: насколько информированы были окрестные жители о происходившем в стенах райотдела НКВД; как чувствовали себя деревенские детективы, превратившиеся в вершителей человеческих судеб; в какой степени происходившее было результатом давления сверху и в какой — местного «ударничества»?

Книга написана на основе анализа архивно-следственных дел, переданных в Государственный архив Российской Федерации. На сегодняшний день это единственный сохранившийся источник, способный достоверно рассказать о «терроре районного масштаба» 1937—1938 гг.

ISBN 5 — 8243 — 0511 — 0 энциклопедия», 2004.

Почему Кунцево? Вместо введения

Современным москвичам, проживающим в престижном районе российской столицы Кунцево, трудно себе представить, что еще полвека назад на этом месте располагался тихий провинциальный городок с тем же названием. Он отличался от сотен своих собратьев разве что узловой железнодорожной станцией да сосновыми рощицами, разбросанными в необъятных дворах довоенной поры. Согласно 35-му тому Большой советской энциклопедии, вышедшему в свет в 1937 г., статус города Кунцево получило лишь в 1925 г., и на двадцатом году советской власти в нем проживало 40 637 жителей.

Местность, лежавшая на крутом правом берегу Москвы-реки к юго-западу от столицы, издавна была связана с большой историей. Вотчиной, давшей название городу, владели вначале бояре Милославские, затем — Нарышкины. Сохранившийся до сего дня дворец (хотя и сильно перестроенный) видел и Екатерину II, и прусского короля Фридриха Вильгельма III. В XIX в. на живописных склонах речушек и оврагов стали возникать дачные поселки, не раз становившиеся местом действия романов классической русской литературы. Позже тургеневских барышень и их пламенных воздыхателей сменили преуспевающие предприниматели и банкиры. Вместе с ними в Кунцево появились первые автомобили, теннисные корты и благотворительные концерты. Владения Нарышкиных перешли в собственность крупного книгоиздателя Солдатенкова.

В 1871 г. через Кунцево прошла Западная железная дорога, связавшая Москву с Минском и Варшавой. Это дало толчок развитию легкой промышленности, появились суконная и клеенчатая фабрики, образы праздных дачников на пристанционных улицах дополнили мастеровые. Тем не менее к началу XX в. старое Кунцево оставалось неприметным поселком, насчитывавшим 74 двора и 496 жителей. Постепенно менялся облик древних русских деревень, окружавших когда-то земли Нарышкиных. Ориентируясь на спрос москвичей, смекалистые крестьяне стали возить в столицу молочные продукты, освоили производство тепличных овощей.

Революция 1917 г. принесла с собой запустение в райский уголок ближайшего Подмосковья. Господа исчезли, людям попроще было в те годы не до отдыха на природе. Некоторые из шикарных дач, национализированных и разделенных на коммунальные квартиры, стали последним пристанищем для своих бывших владельцев, не успевших или не пожелавших выехать за границу. Неподалеку селился рабочий люд, привлеченный возможностью подзаработать в столице или согнанный с насиженных мест в ходе раскулачивания. На склоне оврага неподалеку от Можайского шоссе в 1930-е гг. возник целый городок из землянок, который жители окрестных деревень метко называли «Шанхаем».

А по шоссе, пересекавшему район с востока на запад и ставшему правительственной трассой, точно так же, как и ныне, проносились лимузины очередных хозяев жизни. В пойме реки Сетуни находилась ближняя дача Сталина, и старшее поколение москвичей до сих пор утверждает, что к ней была проложена секретная линия метро. Простые дачники старались подальше обходить территорию за зеленым дощатым забором, которая тщательно охранялась. Их повседневную жизнь определяли иные, обыденные заботы.

Весьма непримечательным был и двухэтажный деревянный дом под номером 5 по улице Загорского, выкрашенный в стандартный салатный цвет. Ему-то и предстоит стать местом, где развернутся события, описанные в этой книге. Здесь располагался Кунцевский райотдел Управления НКВД СССР по Московской области1, ставший в 1937—1938 гг. одной из тысяч шестеренок колоссальной машины государственного террора, запущенной на полные обороты.

При упоминании событий тех лет сразу же приходят на ум показательные процессы в Доме союзов, «расстрельные списки» с именами представителей старой партийной гвардии, подписанные лично Сталиным и другими членами Политбюро, мрачное здание Лубянки и фигура «железного наркома» Ежова. Все эти образы отражают устоявшееся восприятие событий тех лет сквозь призму столичной жизни, с позиции «верхов». В таком же ключе выдержаны научные работы, посвященные деятельности репрессивных ор-

1 Областные структуры НКВД копировали структуру Наркомата внутренних дел СССР. Наряду с Главным управлением государственной безопасности (ГУГБ) в них имелись Управление рабоче-крестьянской милиции (УРКМ), Управление внутренней охраны (УВО), Инспекция противопожарной охраны, Административно-хозяйственный отдел (АХО) и другие подразделения. Поскольку ГУГБ, наследовавшее после создания в 1934 г. союзного наркомата региональные органы политической полиции (ОГПУ), являлось ключевой структурой НКВД в рассматриваемый период, а его деятельность непосредственно курировал начальник областного управления НКВД, мы в дальнейшем для обозначения органов государственной безопасности Московской области в 1937—1938 гг. будем использовать сокращение «УНКВД МО» (подробнее о структуре органов госбезопасности см.: Лубянка. ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД—КГБ. 1917—1960. Справочник. Составители А.И. Ко-курин и Н.В. Петров. М., 1997).

ганов сталинского режима2. Это является необходимым, но не достаточным условием реконструкции хода и масштабов репрессий 1937—1938 гг., которые прокатились «от Москвы до самых до окраин». Появившиеся в последние годы исследования деятельности республиканских и областных органов НКВД3 практически не затрагивают его низового и самого массового — районного звена4.

Однако именно это звено оказалось ключевым, когда речь зашла о «вытягивании» контрольных цифр массовых репрессий, одобренных в Политбюро ЦК ВКП(б)5 и оформленных оперативными приказами наркома внутренних дел. Не имея ни оперативных кадров, ни материальной базы (следственных изолято-

2 Conquest R. Inside Stalin's Secret Police. NKVD Politics

1936-1939. Houndmills, London, 1985; Getty J.Arch, Nau-

mov O.W. The Road to Terror. Stalin and the Self-destruction of

the Bolsheviks, 1932-1939. New Haven and London, 1999. Та

кой подход в полной мере сохраняют и работы отечествен

ных исследователей (см.: Кудрявцев В., Трусов А. Полити

ческая юстиция в СССР. М., 2000).

3 См. например: Тепляков А. Г. Персонал и повседнев

ность Новосибирского УНКВД в 1936—1946 гг. // Минув

шее. Исторический альманах. Вып. 21. М. — СПб., 1997.

4 Исключением является книга Роберты Маннинг о

«большом терроре» в одном из районов Смоленской облас

ти, недавно переведенная на русский язык (Маннинг Р.

Вельский район, 1937 год. Смоленск, 1998). В соответствии

со своей концепцией и архивной базой автор сосредоточи

вает свое внимание на районной организации ВКП(б) как

движущей силе репрессий, признавая одновременно, что

«архивы милиции и НКВД, дела судебных органов все еще

недоступны для исследователей. Поэтому картина террора

конца тридцатых остается неполной. Она больше касается

членов партии, а данные о людях вне партии спорадические

и разрозненные» (с. 8).

5 См.: Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политиче

ской власти в 30-е годы. М., 1996. С. 188-190.

ров, транспорта), руководители райотделов НКВД должны были регулярно поставлять «наверх» агентурные данные, списки потенциальных врагов народа, проводить аресты во вверенном им районе и вести следствие по делам, не вызывавшим интереса у областного или московского начальства. От них требовали одного: «дать цифру», обещая безнаказанность и повышение по службе в случае выполнения планов по арестам и признаниям.

Именно здесь абсурдность сталинских репрессий достигала своего абсолюта, торжествовали анкетный принцип и произвол слепого случая. При этом следует помнить, что большинству советских граждан пришлось почувствовать на себе всесилие тоталитарного государства именно через террор районного масштаба. О нем практически не бьшо речи ни в докладе Хрущева на XX съезде партии, ни в литературных воспоминаниях тех, кто вернулся живым из сталинских лагерей. Но люди хранили память о произволе преступной власти, настигшем не абстрактных врагов народа в далекой или близкой Москве, а их собственных родных, друзей, близких.

Только в Московской области после выделения в конце сентября 1937 г. из ее состава Тульской и Рязанской областей оставалось 52 административных района. В свою очередь сама столица делилась на два десятка внутригородских районов. Население столичного региона составляло в предвоенные годы около 3,8 млн. человек (без Москвы). Таким образом, по грубым оценкам, каждая из низовых структур НКВД, не считая его подразделений на транспорте, военных объектах и в местах заключения, приходилась на 60—70 тыс. советских граждан. Столь плотный охват населения «чекистским обслуживанием» стал главной причиной, обеспечившей внезапность и размах репрессий.

Книга, посвященная государственному террору «районного масштаба», выросла из работы, проведенной автором в составе общественной группы по увековечению памяти жертв политических репрессий при правительстве Москвы, которая занимается подготовкой мартиролога погребенных в Бутово6. В этом подмосковном местечке с августа 1937-го по октябрь 1938 г. расстреляли более 20 тыс. человек. Большая часть дел по «антигосударственным преступлениям», которые привели их жертв на Бутовский полигон, была сфабрикована сельскими и городскими райотделами УНКВД МО. Можно быть уверенным в том, что столичный регион в этом плане являлся правилом, а не исключением. Это подтверждают данные региональных книг памяти жертв политических репрессий советского периода, появившихся в последние годы. Зачастую их составители придерживаются порайонного принципа, хотя, к сожалению, не объясняют причин такого подхода7.

В условиях, когда архивные фонды низовых структур Наркомата внутренних дел за предвоенный период не сохранились8, следственные дела жертв

6 Бутовский полигон. 1937—1938. Книга Памяти жертв

политических репрессий. Вып. 1—6. М., 1997—2002.

7 См. например: Книга памяти жертв политических ре

прессий Ульяновской области. Т. 1, 2. Ульяновск, 1996,

2000. Составитель книги памяти расстрелянных в карель

ском урочище Сандармох Юрий Дмитриев, обращаясь к чи

тателям, указывает, что «списки намеренно сгруппированы

по месту проживания на момент ареста. Отыскивая дорогие

для Вас имена, Вы вынужденно будете искать зачастую не

существующие сельсоветы и навсегда утраченные деревни и

деревеньки» (Место расстрела Сандармох. Петрозаводск,

1999. С. 3).

8 Срок хранения служебной документации районных от

делов внутренних дел был определен в 20 лет, кроме того, ее

значительная часть уничтожена осенью 1941 г. при подго

товке эвакуации Москвы.

террора районного масштаба, которые полагалось «хранить вечно», остаются практически единственным источником для реконструкции его истории. В ходе реабилитации 1950-х гг. они были дополнены выписками из показаний осужденных сотрудников местных органов НКВД. Последним была отведена роль «стрелочников» в клановой борьбе руководителей наркомата, развернувшейся после смены Ежова Берией. На допросах они давали развернутые показания об атмосфере, царившей в органах госбезопасности в тот период, о давлении начальства и методах выполнения спущенных сверху «контрольных цифр».

Впрочем, и к этим признаниям следует относиться осторожно — методы их выбивания практически не изменились по сравнению с 1937—1938 гг. В отличие от верхушки аппарата госбезопасности9 мы не знаем ни биографий его сержантов и лейтенантов, ни того, как они жили и что они чувствовали, выполняя и перевыполняя чудовищные приказы о «массовых операциях». Лишь те из них, кто выжил и впоследствии дослужился до высоких постов, стали объектом интереса мемуаристов10. Материалы одного района не дают достаточного материала для обобщений, но рисуют достаточно яркие образы сотрудников госбезопасности низового звена.

В отличие от остальных регионов Московская область не делилась на оперативные сектора, которые координировали проведение «массовых операций». Каждый райотдел НКВД напрямую докладывал обла-

9 Петров Н.В., Скоркин К.В. Кто руководил НКВД,

1934-1941. Справочник. М., 1999.

10 См. например, биографию начальника Лужского рай

отдела НКВД Ленинградской области, а впоследствии за

местителя министра внутренних дел Н.К. Богданова,

написанную его сыном (Богданов Ю.Н. Строго секретно.

30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД. М., 2002).

стному управлению об их ходе. Выбор в качестве объекта исследования Кунцевского района определен прежде всего тем, что здесь беспредел местных сотрудников госбезопасности достиг особого размаха и стал предметом специального разбирательства. Сохранились рапорты и выдержки из показаний оперативных сотрудников райотдела, протоколы допросов его руководителей — Александра Васильевича Кузнецова и Виктора Петровича Каретникова. Оба были арестованы уже летом 1938 г., и их показания планировалось использовать для фальсификации масштабного троцкистского заговора в Московском управлении НКВД. Материалы следствия по их делам, завершившегося смертным приговором, весьма информативны. Они позволяют не только реконструировать механизм террора на районном уровне, но и выявить его зависимость от указаний вышестоящих инстанций, оценить роль «неформальных» связей в кадровой политике наркомата, определить степень свободы его отдельных сотрудников в проведении репрессий.

Кунцевский район с населением около 200 тыс. человек, в состав которого входил один город и 38 сельских советов, можно назвать типичным для Центрального региона России в межвоенный период11. Это позволит использовать полученные данные по репрессиям для исследований более широкой проблематики, хотя их сопоставление с другими, более «спокойными» районами оказалось бы совсем не лишним.

Наконец, выбор Кунцево связан с относительной изученностью архивно-следственных дел, ставших результатом деятельности местного райотдела НКВД в 1937—1938 гг. Использование компьютерной базы

11 См.: СССР. Административно-территориальное деление союзных республик. М., 1938. С. 62.

данных жертв политических репрессий столичного региона12 позволило выявить около 300 жителей Кунцевского района, расстрелянных в 1937—1938 гг. Их имена дали толчок для поиска остальных жертв райотдела НКВД, т.к. в большинстве своем сфабрикованные его сотрудниками дела о политических преступлениях были групповыми, и лишь «верхушка» мифических шпионских или террористических организаций получала высшую меру наказания.

Фонд архивно-следственных дел по политическим преступлениям был в середине 1990-х гг. передан из Управления ФСБ по Москве и Московской области в Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ)13. Изучение подлинных документов, в которых соседствовали подписи жертв и палачей, где за стандартным обвинительным заключением и незаметной ленточкой справки о расстреле следовали десятки документов, посвященных реабилитации, стало настоящей школой работы с историческими источниками. Без этого трудно почувствовать дух эпохи, каким бы тяжелым он ни был, да и вообще решиться на исследование, посвященное «большому террору», пусть даже в масштабе отдельно взятого района. Большинство архивных папок при просмотре находилось в еще необработанном состоянии и не имело сплошной нумерации листов, поэтому в сносках к тексту автор был вынужден ограничиться только указанием номера самого дела.

12 Компьютерная база данных «Жертвы политических

репрессий, расстрелянные и захороненные в Москве и Мос

ковской области в период с 1918 по 1953 год» составлена

Музеем и Общественным центром «Мир, прогресс, права

человека» им. Андрея Сахарова.

13 ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1-2.

Список жертв Кунцевского райотдела НКВД за период с лета 1937-го по весну 1938 г., опубликованный в приложении, включает в себя более 560 имен. И тем не менее его нельзя назвать полным даже применительно к расстрелянным14. Это связано с рядом обстоятельств. Нередко при допросах арестованные, работавшие на оборонных заводах, называли только их номер без указания местонахождения. Некоторые из них, прежде всего начальство и инженеры, приезжали на работу в Кунцево из Москвы и таким образом не попали в выборку по месту жительства. Кроме того, в практике райотдела имелись факты преследования по политическим преступлениям лиц, не имевших отношения к району, будь то простые бродяги или пассажиры на железнодорожной станции. Однако это единичные случаи, которые не изменят общей картины жертв «первой категории» в Кунцевском районе.

Значительно сложнее поиск имен тех, кто получил приговор к заключению в лагерь или был освобожден после прекращения «массовых операций». К сожалению, не сохранилась служебная документация, «привязывающая» то или иное следственное дело к соответствующему подразделению НКВД. Для выявления всех жертв террора в этом районе необходимо обращение к справочным картотекам, находящимся в ФСБ и МВД, сплошной просмотр архивно-следственных дел, переданных на государственное хранение. Согласно показаниям начальника райотдела Кузнецова, всего по политическим обвинениям им было арестовано около 1000 человек. Эта цифра не представляется слишком преувеличенной.

14 Их краткие биографии имеются в выпусках книги памяти «Бутовский полигон» и в базе данных музея Сахарова, размещенной в Интернете по адресу: http//:memory/sak-harov-center.ru.

При проведении «массовых операций» число расстрелянных составляло примерно треть от числа осужденных, как и предписывалось лимитами, спущенными «сверху». Даже если сделать поправку на «ударничество» кунцевских сотрудников госбезопасности, верхняя граница количества репрессированных в тысячу человек вряд ли будет достигнута. В любом случае исследователям предстоит еще большая работа для того, чтобы «всех поименно назвать». Только после этого можно будет говорить о полной картине репрессий 1937—1938 гг. в Кунцевском районе, о понимании их движущих сил и исполнительного механизма.

Но даже приведенный список позволяет сделать важные выводы: прежде всего бросается в глаза пик арестов в марте 1938 г. (около трети всех репрессированных) и их внезапное прекращение в начале апреля. В списке можно выделить около 40 родственных групп — это не только муж и жена, но и братья, племянники, родители и дети. Как правило, их объединяли в одну шпионскую или контрреволюционную сеть и арестовывали вместе, но иногда репрессии проводились по разным категориям. В Кунцевском районе гораздо больше, чем в целом по московскому региону, оказался процент репрессированных женщин15. Это только первые замечания, но они дополняют выводы, которые будут сделаны ниже.

Книга не появилась бы на свет без поддержки коллег и друзей, делившихся со мной своими архивными

15 Женщины составляют около 8% от общего числа жертв, отправленных на расстрел Кунцевским райотделом НКВД, в то время как по выборке из Бутовского мартиролога эта цифра составляет 3,6% (McLoughlin В. Vernichtung des Fremden: «Der grosse Terror» in der UdSSR 1937/1938. Neue russische Publikationen // Jahrbuch fur historische Kommunismusforschung, 2000/2001. Berlin, 2001. S. 78).

находками, помогавших ценными советами и просто убеждавших в необходимости изучения столь «непрестижной» ныне темы. В наших спорах рождалась если не сама истина, то, по меньшей мере, направление движения к ней. Невозможно упомянуть всех, но хотелось бы выразить мою признательность Н.С. Мусиенко, Л.А. Го-ловковой, Н.С. Грищенко, Л.К. Карловой, А.И. Михайловой, Д.Ч. Нодия, Н.В. Петрову, А.Б. Роганскому, Ю.Т. Туточкину, Ф. Маклафлину, Р. Мюллеру, В. Хе-делеру, М. Юнге. Ряд исторических фотографий Кунцевского района предоставлен для публикации книги краеведом М.П. Простовым.