Михаил Геллер

ИСТОРИЯ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

К оглавлению

[6/7]

Глава 1
ИМПЕРИЯ РЮРИКОВИЧЕЙ

Евразия

Евразия, евразийство — понятия, вошедшие в научный и политический словари в 1921 г., когда группа молодых русских ученых, оказавшихся в эмиграции, выпускает сборник «Исход к Востоку». Авторы — историк, философ, богослов, лингвист — свидетели революции, гражданской войны, распада российской империи, катастрофы, напоминающей Смутное время XVII в. «Россия в развалинах. Разбито и растерзано ее державное тело.

[7/8]

Взбудоражена и отравлена, и потрясена русская душа...»¹ Нужна надежда. Евразийцы предложили новое издание известной идеи об особом пути развития России, ее миссии. Раскинувшаяся на двух континентах, соединяющая их, но не идентифицирующая себя ни с Европой, ни с Азией, являясь одновременно и Европой и Азией, Россия виделась авторам «Исхода к Востоку» Третьим миром, что было несомненным вариантом Третьего Рима. В год публикации манифеста евразийцев Николай Устрялов, идеолог отказа от борьбы с советской властью, зачинатель движения «Смена вех», видит в Третьем интернационале возможность реализации русской идеи Третьего Рима.

Евразийство, как и все его предшественники, провозглашавшие враждебность Западу, «латинству», настаивало на «третьем» пути между двумя субконтинентами. Но этот путь не проходил точно посредине. Евразийцы определенно склонялись к Востоку. Название сборника было недвусмысленной декларацией. Октябрьская революция показалась им доказательством поражения России на западном пути и знаком необходимого поворота на Восток. Решение Ленина перенести столицу из Петербурга, города, обращенного на Запад, в Москву, воспринималось как свидетельство понимания большевиками евразийского характера страны. Конгресс народов Востока, организованный Коминтерном в Баку в 1920 г. и объявивший «джихад» империализму, было еще одним доказательством евразийства большевиков. «Советская Россия, хотя и окруженная врагами, — объявил представитель Москвы, — может производить оружие, которым в состоянии вооружить не только русских рабочих и крестьян, но может вооружить индусских, персидских и анатолийских крестьян и повести их в совместные бои к общим победам»².

Историки-евразийцы представляли русскую послереволюционную катастрофу в контексте тысячелетнего колебательного движения народов Евразии — с востока на запад и обратно. Историк Георгий Вернадский утверждал: «Вся история Евразии есть последовательный ряд попыток создания единого евразийского государства. Попытки эти шли с разных сторон — с востока и запада. К этой цели клонились усилия скифов, гуннов, хазар, турко-монголов и славяноруссов. Славяноруссы одолели в этой исторической борьбе»³.

¹ Фроловский Георгий. Евразийский соблазн// Современные записки. Париж. 1928. № 34. С. 346.

² Радек К. Пять лет Коминтерна. В 2 томах. М., 1924. Т. 2. С. 228.

³ Вернадский Г.В. Начертание русской истории// Ч. 1. Прага, 1927. С.

[8/9]

Традиционная периодизация русской истории делила прошлое на время правления князей или царей, в зависимости от места пребывания столицы государства (Киев, Москва, Петербург). Марксисты добавили свою, классовую, периодизацию. Георгий Вернадский предложил «евразийскую» хронологию, положив в основу периодизации отношения между степью и лесом в русской истории. Попытки объединения степи и леса, причем он употребляет эти понятия не в почвенно-ботаническом значении, а в совокупности их природного и историко-культурного смысла, Вернадский кладет в основу русского исторического процесса. Историк отмечает колебательное движение с юга и востока на север и северо-восток, конечная цель которого — объединение леса и степи, или, иначе, распространение российского государства почти до естественных пределов Евразии.

В определении Г.В. Вернадским смысла исторического процесса в евразийском пространстве обращает на себя внимание выражение — «единое евразийское государство». Единство как условие мощи представляется историку необходимым условием, главной целью.

Евразийцы обратились на новом, послереволюционном витке русской истории к старым, надо бы сказать вечным, русским вопросам: Запад и Восток, демократия и самодержавие. Поворот к Востоку означал не только утверждение оптимистического взгляда на будущее, но и выбор новой модели для возрожденной России.

Философ и поэт Владимир Соловьев (1853—1900), горячий сторонник сближения православия и католичества, констатируя в конце XIX в. увлечение «Востоком», спрашивал Россию. «Каким же хочешь быть Востоком: Востоком Ксеркса иль Христа?» Четверть века спустя евразийцы ответили: над Россией встает «тень великого Чингисхана, объединителя Евразии». Отвергнув традиционную византийскую модель, евразийцы выбрали в качестве образца монгольскую империю Чингиса и его потомков — языческую, деспотическую, подчиняющую всех обитателей интересам государства.

Евразийская концепция истории России — детище кризиса. В поэтическом исступлении Александр Блок кричал в 1918 г.: «Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы, с раскосыми и жадными очами!» В апреле 1941 г., подписав договор о ненападении с Японией, довольный Сталин уверял японского министра иностранных дел Мацуоку: «Мы с вами — азиаты». Близилась пугавшая Сталина война с Германией. В 1992 г. вновь раздается крик: «мы — евразийцы!» Как не один раз в прошлом, российское государство, теряя территории на Западе, надеется, уйдя на Восток, отлежаться,

[9/10]

набрать новые силы, и вернуться к прежним границам. К началу 80-х гг. XX в. границы советской империи на Западе вышли далеко за пределы рубежей российской империи, за пределы Евразии, границы которой никогда не были достаточно точно установлены. Возможно, поэтому откат будет особенно сильным. Но это волновое движение происходило и происходит на территории, естественные границы которой задерживаются Тихим океаном на Востоке, пустынями на юге, Балтикой на Западе.

Время и место

Степи российские являются продолжением степей азиатских и сливаются со степями венгерскими. Степной материк — от Желтого моря до озера Балатон — был заселен кочевыми народами, которые с доисторических времен преодолевали в поисках пастбищ огромные дистанции. Волны нашествий, зарождаясь в глубинах Азии, накатывались на степь: пришельцы оттесняли прежних обитателей, которые, в свою очередь, занимали пастбища более слабых народов. Отец истории Геродот, посетивший в V в. до н.э. греческую колонию Ольвию, расположенную на правом берегу Буга, оставил основные сведения о первоначальных обитателях пространства, которые позднее станут называть южнорусскими степями.

Киммерийцы, первый — по сообщению Геродота — народ, обитавший на берегах Черного моря на рубеже II-I тысячелетия до н.э., оставил после себя немного следов. Пришедшие потом скифы известны значительно лучше; они оставили обнаруженные в погребениях великолепные памятники материальной культуры: золотые украшения, утварь, оружие. Сохранилась и память о скифах — воинственных наездниках, господствовавших на территории между Доном и Дунаем, совершавших набеги в район Кавказа и дальше. Образ скифа — свободного всадника, не знающего над собой никакой власти — воспламенил воображение поколения, пережившего захват власти большевиками в 1917 г. и настаивавшего на родстве русских и древних степных воинов.

[10/11]

Скифов вытеснили сарматы, пришедшие из Средней Азии и принадлежавшие к той же иранской языковой группе. Победа сарматов объяснялась лучшим вооружением — они знали стремя, пики, длинные сабли. Сарматы господствуют в степи с III в. до н.э. до начала III в н.э. Память о них сохранилась, в частности, в польском языке, длинные висячие усы называют сарматскими.

Следующее вторжение — в отличие от прежних — идет с севера. Германское племя готов двигалось с берегов Балтики на юго-запад. Восточная ветвь завоевателей — остроготы — создают государство на берегах Черного моря между Днестром и Доном. Впервые устанавливается связь между Балтийским и Черным морями. В конце IV в. готов сметают племена гуннов — народа тюркского происхождения. Явившись из Азии, гунны в короткое время овладевают степями между Волгой и Дунаем. В середине V в. их король Атилла подходит к стенам Рима: впервые прочерчиваются контуры евразийской империи. После смерти Атиллы его королевство распадается. Гуннов в VI в. сменяют кочевники-тюрки, покинувшие Азию в поисках пастбищ — авары (обры). Они подвергают опустошительным набегам не только племена, жившие на южно-русской равнине, но и обитателей Германии и Италии. После ста лет присутствия они исчезают так же неожиданно, как появились. Русская летопись сохранила поговорку, «погибоша, аки обре» — синоним бесследного исчезновения.

Перечисление кочевых племен, являвшихся из глубин континента, оседавших на какое-то время и исчезавших, создает впечатление непрерывного движения в пространстве между Карпатами и Кавказом на протяжении многих веков. Возникает вопрос: кем были постоянные обитатели территории? И другой: были ли среди них славяне, когда они появились?

Спор о происхождении славян, начавшийся очень давно, продолжается с неизменной, более того, нарастающей страстностью. Бедность источников усиливает остроту разногласий, окрашенных идеологическими и политическими убеждениями. Историки предлагают различные, противоречивые, взаимоисключающие ответы на вопросы. Были ли славяне коренным населением восточной Европы? Если пришли, то когда и откуда? Каково происхождение руссов, давших имя народу и государству? Как началось русское государство? Ответы тем труднее, а возможность интерпретаций тем больше, что скудность письменных источников (реляции путешественников, краткие упоминания в книгах византийских, готских историков) не может быть полностью возмещена археологическими и лингвистическими данными. История — прежде всего письменные источники.

[11/12]

Споры историков, к тому же идущие не одну сотню лет, становятся в свою очередь источником, позволяющим понять многое в прошлом народа и страны. «Повесть временных лет», составленная в начале XII в. монахом Нестором, — первая русская история, дошедшая до нас, служащая главным источником информации для всех исследователей Древней Руси. Василий Ключевский называет Нестора «славянофилом», Лев Гумилев, современный историк, называет автора «Повести временных лет» западником. В 1903 г. и в 1989 г. русские историки употребляют по отношению к историку XII в. термины, которые определяют важнейшее противостояние русской истории.

Большинство ученых согласно с некоторыми ответами на вопросы о начальном периоде Руси. Нестор сформулировал их в первой фразе «Повести»: «...откуду есть пошла Русская земля...»

Прародиной славян признается — вслед за «Повестью временных лет» — территория от Карпат до Днепра. Византийский историк Прокопий (VI в.) и его современник историк готов Иорнанд первыми упоминают славянские племена (антов, венедов, склавинов). Они приходят в движение под напором кочевых племен. Бегущие от разгрома авары сдвигают обитателей карпатского водораздела со своих мест. По-видимому, в этот момент разрываются связи между восточными, западными, южными славянами. В частности, это отражается в языке: западные и южные славяне, на которых произвели огромное впечатление победы Карла Великого над хазарами, стали называть своих государей — король (краль, круль), восточные славяне заимствуют титул государя у восточных народов — каган (хакан).

С конца VI в. и до начала IX в. продолжается расселение восточных славян на территории от бассейна озера Ильмень до северо-западного побережья Черного моря. «Повесть временных лет» перечисляет 15 племен, обозначая территорию каждого. Границей, как правило, служат реки. Первыми называются поляне. Летопись говорит, что они поселились на Днепре и неоднократно повторяет, что их столица — Киев. Для Нестора, писавшего «Повесть» в Киеве — это несомненно важно. Названия рек и озер, перечисленных летописцем, дают ясное представление о географии распространения славянских племен: Днепр, Припять, Двина, Волга, Сож, Ока, Сейм, Сула, Десна, Буг, Днестр, Дунай. На озере Ильмень жило племя, построившее Новгород.

Василий Ключевский выделяет в летописи Нестора два факта, которые ставит в самое начало русской истории. Первый — создание в VI в. на Карпатах большого военного союза славянских племен под предводительством князя дулебов. Это — первая попытка объединения восточных славян, возникшая в ходе столкновений

[12/13]

с Византией. Второй факт — расселение восточных славян на равнине, не имевшей естественных границ, разделенной на две части: северная — зона леса, южная — зона степей. Пришельцы заняли преимущественно лесную полосу.

Осью земель, занятых восточными славянами, столбовой дорогой, важнейшим хозяйственным путем, становится река Днепр. Геродот называл Днепр «самой производительной рекой не только в Скифии, но и во всем мире, за исключением Нила». Греческий историк расхваливал великолепные пастбища по берегам, чистую и необыкновенно вкусную воду, изобилие рыбы, залежи соли. Он говорит, естественно, о возможностях, которые открывала река, связывавшая — вместе с притоками — Балтику и Черное море. Этот торговый путь использовали многочисленные греческие колонии, появившиеся на северном берегу Черного моря и восточном — Азовского — за многие века до нашей эры: Ольвия, Херсонес, Феодосия, Фанагория и др.

Самая известная фраза из «Повести временных лет» продолжает оставаться актуальной через тысячу лет после ее написания. Она вызывает ожесточеннейшие споры: некоторые из протагонистов не верят в ее подлинность, называя поздней — враждебной — вставкой в летопись. В год 862 г. — говорится в «Повести» — славянские племена, освободившись от варягов, которые брали с них дань, рассорились между собой, началась усобица, они стали воевать друг с другом. И тогда обитатели новгородской земли решили обратиться к заморскому князю с просьбой: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет... Приходите княжить и владеть нами».

Новгородские послы отправились за море, к варягам, в Скандинавию. Три брата — Рюрик, Синеус, Трувор вместе с дружинами — откликаются на призыв. Старший, Рюрик, становится князем Новгорода: династия Рюриковичей будет править в Киеве, а затем в Москве сотни лет, прервавшись в конце XVI в. Приобретают себе княжества и два других брата. Дружинник Рюрика — Аскольд — становится князем Киева.

История «призвания норманнов», рассказанная в «Повести временных лет», становится одним из самых спорных эпизодов начального периода русской истории. Отношение к рассказу летописи становится проверкой на «патриотизм». «Норманисты» и «антинорманисты» рождаются 6 сентября 1749 г. В этот день член императорской Академии наук в Санкт-Петербурге, официальный императорский историограф Герхард Фридрих Мюллер читал ежегодный доклад. На этот раз он был посвящен происхождению русского народа и его имени. Опираясь на труды своего предшественника Готтлиба Зигфрида Байера, академик Мюллер

[13/14]

изложил теорию создания Киевской Руси норманнами. Но едва он успел развить свою идею, как его прервали крики слушателей. Академик Н.И. Попов, астроном, объявил, что докладчик «бесчестит наш народ». Спор был представлен на рассмотрение императрицы Елизаветы Петровны (1741 — 1762), которая назначила комиссию для расследования. В комиссию вошел также знаменитый русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов. Его мнение было однозначным: взгляды немцев «ночи подобны», работы Мюллера вредят интересам и славе российской империи. Публикации академика Мюллера были конфискованы и уничтожены, ему было запрещено заниматься древней русской историей.

Спор продолжат бушевать в XIX и XX вв. «Норманисты» и «антинорманисты» добывали убедительнейшие аргументы в пользу своих взглядов, опираясь на те же самые источники. Ожесточенность дискуссии нагнеталась патриотическими чувствами противников «норманнской» теории. В 30-е годы XX в. советские историки получили указание считать «антинорманнские» взгляды единственно правильными, следовательно, научными. В разгар войны с Германией академик Б. Греков в статье, опубликованной органом ЦК партии «Большевик», отвергал, как антипатриотическую, теорию «приглашения варягов», утверждая, что сильное, высокоразвитое русское государство существовало уже в VI в. Смерть Сталина не изменила официального советского отношения к истории Древней Руси. В 1963 г. Андрей Амальрик был исключен из Московского университета за студенческую работу «Норманны и Киевская Русь». В 1978 г., комментируя «Повесть временных лет», академик Д. Лихачев настаивает: «Легенда о приходе из-за моря Рюрика, Синеуса и Трувора... чистый домысел, трафарет исторического мышления летописца, его гипотеза, с которой пора перестать считаться»⁴.

Следует признать, что летописец излагает событие, которое не перестает вызывать споры, чрезвычайно туманно. Новгородские послы отправляются по свидетельству Нестора, «за море», что достаточно неопределенно. А затем он разъясняет: «И пошли за море к варягам, к Руси. Те варяги назывались Русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы...» Возникает множество вопросов. Прежде всего — главный: приглашали чужеземцев княжить или нет? Почему Нестор считает наименования варяг и Русь синонимами? Иначе говоря: каково происхождение слова «Русь»? Откуда взялось название государства? И дополнительный вопрос: каково отношение между славянами и

⁴ Памятники литературы Древней Руси. XI—начало XII в. М., 1978.

[14/15]

Русью? Нестор отвечает на это: «А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались Русью, а прежде были славяне». «Антинорманисты» категорически отвергают утверждение летописца о тождестве варягов и руссов.

Поиски ответов на исторические загадки продолжаются. Выдвигаются новые гипотезы и теории. Идут поиски славянских племен, обитавших в Прибалтике, которые могли бы решить проблему: были ли приглашенные «варягами», но бесспорно славянского происхождения. На острове Рюген в Балтийском море, начиная с VI в. жило славянское племя, которое немецкие хроники называли руссами, русинами. Высказывается предположение, что в Новгород прибыли славяне-руссы. В состав дружины входили также скандинавские викинги. Обосновавшись в Новгороде и его окрестностях, дружины руссов и норманнов спустились по Днепру и основали Киевское государство. Омельян Прицак, американец украинского происхождение, профессор Гарвардского университета, предложил еще более неожиданную теорию. Используя письменные источники VI—VIII вв. на арабском, греческом, латинском и других языках, историк обнаруживает «Русь» в римской Галлии, на юге современной Франции, в окрестностях города Родез, который в VIII в. назывался Рутеницис по латыни, Руси — по-французски⁵, Арнольд Тойнби производит «рус» от шведского «родгер» — гребец.

Исследования истории Древней Руси, не принося окончательного, невозможного, по всей видимости, ответа на вопросы, поставленные далеким прошлым, расширяют наши знания о былом, если не настаивают на их обязательном характере. Хорошо известно, что в спорах истина не рождается.

Споры о происхождении русского государства, русского народа не касаются признаваемого всеми факта: в IX в. Русь входит в историю. Современные хроникеры, мемуаристы, путешественники не ограничиваются упоминаниями о славянских племенах, они рассказывают о событиях, участниками которых были обитатели пространства между Балтикой и Черным морем. Летописцы отметили, в частности, что в 862 г. варяги на 20 судах напали на столицу Византии Константинополь. Опустошив окрестности, они так же внезапно, как напали, 24 июня сняли осаду и ушли.

Есть в появлении Руси в это время в письменной истории логика, которую можно назвать, используя слово, ставшее модным гораздо позже, логикой геополитики. Возникновение в середине VII в. арабской мусульманской империи делит Средиземное

^s Pritsak Omeljan. The origin of Rus'. An Inaugural Lecture, Octobre 24, 1975. Harvard Ukrainian Research Institute. Harvard University.

[15/16]

море на две части: южную — мусульманскую, северную — христианскую. Раздвигая границы своих владений, арабы в IX в. превращают Средиземное море в свой домен, закрывают его для западной торговли. Купцы поворачиваются на север. Создаются торговые пути, использующие Северное море, Рейн, Балтику. Из Балтики норманны, варяги, как называет их летопись, выходят в Черное море. «Повесть временных лет» подробно описывает «путь из варяг в греки» и обратно: вверх по Днепру, затем волоком ладьи перекатываются до Ловати, откуда попадают в Волхов, Неву, затем — Варяжское море, (Балтика), по нему — до Рима, из Рима в Константинополь, Черное море — и снова Днепр.

Торговый путь, становым хребтом которого был Днепр, связал в единую систему русскую равнину, открыв выход на северо-восток — в Балтику, на юго-запад, к бассейнам Волги и Дона — в Каспийское и Азовское моря, в Черное море. Он открыл также доступ из лесной полосы в степную. Вдоль «пути из варяг в грека» стоянки торговых караванов постепенно превращаются в укрепленные фактории, а затем — в города. Обилие городов — летопись Нестора называет крупнейшие — Киев, Псреяславль, Чернигов, Смоленск, Любеч, Новгород, Ростов, Полоцк — свидетельствовало об оживленной и прибыльной торговле. Список, насчитывающий 238 городов, составленный М.Н. Тихомировым, по мнению некоторых историков — неполон. Особое место среди городов занял Киев, ставший столицей первого русского государства. Летопись называет 862 г. временем основания Киева, «матери городов русских».

Соседи: хазары, Византия и другие

Начальная летопись, рассказывая в начале XII в. о событиях двухсотлетней давности, делит обитателей известного ей мира на три части: славянский народ, иноземцы, чужеземцы. Летописец пишет о славянах неясно, трудно различить, где кончаются славяне, где начинается Русь, какое место занимают варяги. Ряд историков, как сказано выше, вообще отвергают этот пассаж «Повести», как позднейшую вставку, другие спорят, пытаясь

[16/17]

проникнуть в мысли летописца. Польский историк А. Брикнер пришел к выводу, что «человек, который даст верное определение термина «Рус», найдет ключ к древней русской истории»⁶. Оставляя в стороне споры «о происхождении», можно принять, что для «Нестора» было понятно родство славянских племен. Хотя и здесь он замечает, что «новгородцы... люди варяжского рода, а прежде были славяне». Позднее, рассказывая историю Киевской Руси, он отметит «ославянивание» варягов. Кто «свои» — было для него ясно. «Иноземцами» летописец называет финские племена, жившие на побережье Балтийского моря и в бассейне Волги. Их колонизация славянами шла, в основном, мирным путем в VII—начале IX в. «Чужеземцами» были враждебные соседи, на которых наталкивались славяне, продвигаясь по равнине.

Свидетельства редких путешественников, пересекавших равнину, дают представление о стране, покрытой лесом и болотами, обитатели которой охотились, разводили пчел, ловили рыбу, занимались хлебопашеством. Одновременно чужеземные гости отмечают наличие множества городов. «Страна городов» — пишут они. Это бесспорное доказательство оживленной торговой деятельности. Как мы уже знаем, она идет на «пути из варяг в греки». Летопись Нестора сообщает, что «в год 6367 (859) варяги из заморья взимали дань с чуди, и со славян, и с мери, и со всех кривичей. А хазары брали с полян, северян, и с вятичей». Хроникер называет «своих» — финнско-славянские племена, и врагов — варягов и хазар. Причем варяги стоят в начале торговой дороги — на Балтике, а хазары — в ее конце, занимая степи, ведущие к Черному морю, т.е. — Византии.

Характер отношений между варягами и местным населением меняется по мере того, как приглашенные или явившиеся по собственному желанию скандинавские воины перестают ограничиваться набегами за данью, но прочно утверждаются на завоеванной территории. Укрепленные города — фактории на торговой дороге — становятся столицами княжеств. Тысячу лет спустя Николай Карамзин, автор первой многотомной истории России (1808—1824) вспомнит «знаменитое варяжское поколение, коему Россия обязана бытием, именем и величием...» Иначе обстояло дело с хазарами.

Хазары, как и множество их тюркских предшественников, явились в южно-русские степи из Азии. Филологи полагают, что корень их племенного имени — каз — означает «кочевник». Этот корень можно найти и в именах — казак, казах. Дата появления хазар в Европе точно неизвестна. Но политическое значение ха-

⁶ Цит. по: Paszkiewicz H. The Origin of Russia. Londres, 1954. P. 6.

[17/18]

зарского государства, центр которого разместился на Северном Кавказе, начинает расти в VI в. В середине VII в., по мере ослабления западных тюрков, а затем в VIII в. могущество хазарской державы достигает апогея. Под их властью оказывается территория в бассейнах Каспийского и Черного морей, они останавливают на Кавказе наступление арабов. Хазарское государство находится в центре международной торговли. По свидетельству современников, золотая печать на письмах хазарскому кагану, отправляемых византийской имперской канцелярией, весила больше, чем печати на письмах папе или императору Запада. Несмотря на формальное запрещение византийским императорам брать в жены варварских принцесс, дочери хазарского короля (кагана) нередко садились на трон в Константинополе. Император Леон IV носил прозвище «Хазар», в память матери.

Русские школьники более 150 лет знакомятся со словом «хазар» по стихотворению Пушкина «Песнь о вещем Олеге» (1822). Поэт рассказывает об одном из первых русских князей Олеге, который собирается отомстить «неразумным хазарам»: за «буйный набег» князь собирается сжечь села и поля врага. Нормальное — для своего времени — поведение одной и другой стороны. Русские историки не питали к хазарам никаких особых чувств вражды, не имея для этого, казалось, специальных оснований. Ключевский сообщает: «Хазарское иго было для днепровских славян не особенно тяжело и не страшно. Напротив, лишив восточных славян внешней независимости, оно доставило им большие экономические выгоды. С тех пор для днепровцев, послушных данников хазар, были открыты степные речные дороги, которые вели к черноморским и каспийским рынкам»⁷.

Медиевист Ю.В. Готье рассказывает: «Благожелательное отношение к покоренным народам и религиозная терпимость позволили хазарам создать и сохранить на протяжении четырех веков большое государство, которое от Крыма до Яика (река Урал) не имело никаких естественных границ. Их лучшим средством обороны был внутренний пакc хазарика, который царил в эту эпоху от Каспийского моря до устья Днепра и от Кавказских гор до лесов средней России»⁸.

Отношения с хазарами (лучше сказать: отношение к хазарам) начинают портиться в конце 40-х годов XX в. Послевоенная сталинская политика, нацеленная на полную изоляцию страны от внешнего мира, опиралась на идеологию крайнего национализма.

⁷ Ключевский В. Курс русской истории. М., 1912. Т. 1. С. 147.

⁸ Готье Ю.В. Хазарская культура// Новый восток. М., 1922. № 8/9. С. 290-292.

[18/19]

Ее лозунгами были: утверждение русского превосходства, борьбы с «преклонением перед иностранщиной» и «космополитизмом» (иначе — еврейским влиянием). Хазарское государство оказалось идеальным объектом борьбы за правильное понимание прошлого, а тем самым и настоящего. В VIII в. хазарский каган Булан вместе с двором принял иудаизм. Отвергнув ислам, шедший от арабов, и христианство — религию Византии, каган выбрал нейтральную веру.

Событие, долгие века интересовавшее только историков, превратилось в руках советских идеологов в средство воспитания народа. В январе 1952 г. «Правда» опубликовала статью, безжалостно громившую работы проф. М.И. Артамонова, крупнейшего знатока древней русской истории, автора «Очерков по истории хазар», вышедших в 1936 г. В свое время взгляды М. Артамонова, говорившего, в частности, о влиянии хазар на Киевскую Русь, не обратили на себя внимание властей. 15 лет спустя ситуация изменилась. Проф. Артамонова, готовившего новое издание своей книги, обвинили в преуменьшении значения древней русской культуры, в фальсификации истории, в идеализации хазарского государства. «Хазарский каганат, конгломерат примитивных племен, не играл никакой положительной роли в создании Государства восточных славян», — утверждала «Правда». Переработанная «История хазар» М. Артамонова вышла только в 1962 г., сохранив следы вмешательства партийного органа. В ней появились выражения «паразитический класс еврейской окраски», «воинствующий иудаизм» и т.д.

В 1989 г. выходит монументальный труд Льва Гумилева «Древняя Русь и Великая степь». Автор — историк и этнолог — выбирает особый угол зрения — «рассмотрение ранней истории Древней Руси как последовательности русско-хазарских связей»⁹. Хазарская держава видится им, как место первой встречи двух этносов, которым предстоит позднее бороться на протяжении веков: евреев и славян (русских), воплощающих по мысли автора — зло и добро, болезнь и здоровье. «Трагедия хазарского этноса», — пишет Л. Гумилев, — объясняется тем, что хазары «были веротерпимы до полной неразборчивости»¹⁰. Такая «неразборчивость» дошла до того, что их каган принял иудейство, а это — сто лет спустя привело к гибели хазарскую державу, причем смертельный удар нанес ей киевский князь Святослав, разгромивший (965) столицу Хазарии — Итиль.

⁹ Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989. С. 24.

¹⁰ Там же. С. 41.

[19/20]

Л. Гумилев предъявляет хазарский державе множество претензий: покорила славянские племена и брала с них дань, была «купеческой державой», т.е. государством, уделявшим особое внимание внешней торговле, прежде всего — работорговле, а следовательно, подверженной влиянию Запада. Главный упрек, собственно, обвинение — иудейская религия верхушки хазарского государства. Степные народы Евразии не знали в то время государственной религии, поэтому обращение кагана, хана не распространялось на все племя, которое могло исповедовать другие веры. Лев Гумилев сочувствует тяжелому положению хазарского населения — христиан, мусульман или язычников, — угнетаемого «еврейской верхушкой Итиля».

Иудейство приходит в хазарскую державу вместе с купцами — рахдонитами, что означало по-персидски — знающие дороги. Международное положение, сложившееся в середине VIII в., объясняет, почему евреи были первыми купцами, нашедшими дороги в Восточную Европу. С половины VII в. мусульмане и христиане вели между собой непрерывные войны. Бывшие граждане римской империи еврейского происхождения — нейтральные, с точки зрения воюющих сторон, могли путешествовать, в сравнительной безопасности, из Марселя в Северную Африку, а оттуда — в Константинополь, добираясь затем до хазарской столицы — Итиля. Основным «товаром» были рабы. Лев Гумилев называет работорговлю «гнусным промыслом». И он, конечно, прав. Но не нравиться ему и то, что рахдониты торговали предметами роскоши. Так он пишет; «В переводе на понятия XX в. эта торговля соответствовала валютным операциям и перепродаже наркотиков»¹¹. Следует, однако, спросить; можно ли рассматривать прошлое «в переводе на понятия XX в.»? В VIII в. работорговля была чрезвычайно уважаемой профессией, как и торговля предметами роскоши, как валютные операции в XX в., которые также вызывают отвращение у автора «Древней Руси и Великой степи».

Опрокидывание сегодняшних понятий или фобий в прошлое, превращение анахронизма в инструмент идеологического воздействия дает иногда странные результаты. Омелъян Прицак, развивая свою концепцию происхождения Руси, использует свидетельство арабского автора IX в. Ибн-Хордадбеха, который возглавлял разведку халифов аббасидской династии. Все русские историки цитируют его, ибо он первым упоминает «руссов». Но, цитируя арабского автора (русские купцы «вывозят меха белок, чернобурых лисиц и мечи из крайних пределов славянства к

¹¹ Гумилев Л. Указ. соч. С. 127—128.

[20/21]

Римскому морю.»¹²), не вспоминают, что он говорил также о торговле рабами. Омельян Прицак, цитируя полностью, информирует, что Ибн-Хордадбех рассказывает о двух международных торговых компаниях, занимавшихся евразийской работорговлей, одна — еврейские рахдониты, вторая — нееврейские русы. Причем рахдониты торговали примерно в 750—830 гг., а заменили их русы, обошедшие своих торговых конкурентов, организовав торговый путь из Балтики, «из варяг в греки»¹³.

Выход к Черному морю приводит восточных славян в соприкосновение с могучим соседом — Византией. Встреча с восточной римской империей сыграет необыкновенно важную роль в истории России. «Инициатором в развитии связей с Византией,

— пишет советский историк, — стало Русское государство. Чрезвычайно заинтересованное в установлении регулярных отношений с Константинополем, оно силой оружия преодолевало преграды, созданные усилиями византийской дипломатии»¹⁴. Не задерживаясь на убеждении, что «регулярные отношения» можно получить силой оружия, отметим очередной анахронизм в употреблении термина «Русское государство». Его, конечно, в IX в. еще не было.

Было несомненное и вполне понятно стремление установить регулярную связь с могущественной империей, главным рынком — конечной остановкой на пути «к грекам». Не мог не привлекать своим богатством Константинополь. Викинги были торговцами во вторую очередь, пиратами, разбойниками — в первую, Появление варяжских кораблей под Константинополем в 862 г. современники не называют торговым предприятием. Но в это же самое время скандинавские родственники варягов, выходцев из Восточной Швеции, атакуют Западную Европу: в 845 и 885 гг. датчане осаждают Париж, а в 1016 г. основывают королевство в Англии, в 839 г. норвежский конунг Торгсиль становится королем Ирландии. Викинги захватывают земли, оседают, смешиваются с местным населением, дают свои имена государствам.

Варяги, русы ведут себя так же. Спускаясь на юг, к Черному и Азовскому морям, варяжские дружины встречают на пути в столицу византийской империи народы, с которыми они ведут войны, вступают в союзы, торгуют. Со второй четверти VII в. между Кубанью и Азовским морем возникает сильное болгарское царство. Затем оно раскалывается на две группы: одна остается на месте, другая уходит на Запад, переходит Дунай и становится на

¹² История Византии. В 3 т. М., 1967. Т. 2. С. 227.

¹³ Pritsak Omeljan. Указ. соч. С. 18.

¹⁴ История Византии. Т. 2. С. 227.

[21/22]

долгое время серьезной угрозой для Византии. В 761 г. болгарский хан идет на Константинополь, но терпит поражение, в 811 г. новый болгарский поход завершается разгромом византийской армии, в бою гибнет император. Победитель, хан Крум, по старому гуннскому обычаю, велит сделать из черепа побежденного чашу. К середине IX в. хан Борис принимает христианство, а болгары, народ тюркского происхождения, все больше ославяниваются.

В начале IX в, между Доном и Днепром жили мадьяры (венгры) — еще один тюркский народ. Теснимые степными кочевниками печенегами, мадьяры, входившие в состав хазарской державы, отходят в дельту Дуная.

Император Константин VII Багрянородный (X в.) в сочинении «Об управлении империей», излагая множество фактов, неизвестных по другим источникам, прежде всего об отношениях Византии с соседними народами в первой половине X в., в том числе с руссами, говорит о принципах имперской внешней политики. Главный их них — это, конечно, не было открытием императора — использование одного соседа против другого. Византийские дипломаты были великими мастерами политики «разделяй и властвуй». На всех границах великой империи соседи Византии вели войны между собой, натравливаемые, покупаемые Константинополем. В конце IX в., например, император Леон VI, воевавший с болгарским царем Симеоном, позвал на помощь мадьяр. Под водительством Арпада они вторглись в Болгарию, разоряя ее огнем и мечом. В свою очередь болгары попросили помощи у печенегов, ставших в это время хозяевами русской степи. Печенеги, ударив в тыл мадьярам, вынудили их уйти в трансильванские горы.

Приглашенные (или пришедшие сами) в Новгород варяги, открыв путь «в греки», стали частью внешней политики Византии: воюя с ней, вступая в договорные отношения, заключая союз. Империя становится частью внешней политики варяжского княжества Олега, когда он переносит свою столицу из Новгорода в Киев. Рождается Киевская Русь, начинается история русского государства. Перемена столицы — первая из позднейших, многочисленных — была начальным движением исторического маятника, уводившего Русь с запада на восток, с востока на запад, из леса в степь, из степи в лес.

[22/23]

Первые шаги

Первые шаги были сделаны по воде. В 882 г., через три года после смерти князя новгородского Рюрика, владевшего многими городами и землями, его преемник Олег отправился в поход. В его дружине были варяги, «находники», как называет их летописец, и «первые поселенцы», т.е. местные жители — славяне, финны. Захватив Смоленск и посадив там своих людей, Олег, спустился на ладьях по Днепру до «маленького города на горе». Это был Клев.

Выманив хитростью на берег правителей города Аскольда и Дира, Олег объявил, что отбирает у них власть, поскольку они не княжеского происхождения и представил им молодого Игоря, сына Рюрика — князя и наследника. Затем Аскольд и Дир были убиты, а Олег стал править в Киеве, который он назвал «матерью городов русских».

Так рассказывает о начале русского государства «Повесть временных лет» — единственный русский письменный источник о «начале начал». Историки справедливо отмечают, что Нестор, монах Киево-Печерского монастыря, составил «Повесть» в 1112 г., т.е. через полтораста лет после описанных событий, что было затем еще две редакции, переделанные, дополненные, поправленные. Легко обнаруживаются хронологические несуразности. Тем не менее, отсутствие других источников не позволяет отвергнуть летопись Нестора. Остается, правда, возможность анализировать, интерпретировать, спорить и опровергать «Повесть» в зависимости от взглядов историка и нужд времени.

Основатель династии — Рюрик — персонаж мифический: о реальной его деятельности ничего достоверно неизвестно. Олег — первый достоверный персонаж русской истории. Его существование и его поступки подтверждаются византийскими источниками. Имперские историки зарегистрировали появление у стен Константинополя варяжских кораблей в 860 г. Но это был анонимный враг. В 907 г. Олег, оставив в Киеве Игоря, «пошел на греков». Он собрал огромную рать — летопись перечисляет имена 12 племен, участвовавших в походе, не считая варягов. «На конях и в кораблях» Олег отправился на завоевание Константинополя.

[23/24]

Представление о размерах его армии дают цифры: 2 тыс. кораблей, на каждом корабле по «сорок мужей». Древние источники, как правило, невероятно преувеличивали численность войск, участвовавших в походах и воинах. Свидетельством силы армии Олега были успехи в окрестностях города, разоренного русскими. «Повесть» описывает, как воевал Олег, «...много греков убил в окрестностях города, и разбил множество палат, и церкви пожег. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других мучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают врагам».

Силу Олега подтверждает поведение византийцев: напуганные нашествием русских, они обещали заплатить дань, какую захочет князь. Был подписан первый русский международный договор: заключен мир (подтвержденный в 911 г.), дававший русским право беспошлинной торговли в столице империи, им выделено место в предместье города, стороны договорились о порядке урегулирования конфликтов, обмена и выкупа пленных, возвращения беглых рабов и преступников и т.п.

Отсутствие в византийских источниках упоминаний о походах Олега побудило некоторых историков усомниться в подлинности факта, описанного в «Повести». В 1938 г. автор «Истории древней русской литературы» проф. Гудзий предположил, что «рассказ о победоносной войне русского князя» был поэтическим вымыслом¹⁵. Монументальная «История Византии», вышедшая в Москве в 1967 г., считает, что после находки у арабских авторов упоминаний о походе Олега в его подлинности «едва ли можно сомневаться»¹⁶.

Летопись регистрирует смерть Олега, которого называли Вещим, в 912 г., после 33 лет правления, в том числе 30 — в Киеве. Княжество перешло в руки сына Рюрика — Игоря. Он продолжает политику Олега, вырубая мечом свои владения. Георгий Вернадский говорит о «военно-разбойничьей деятельности Игоря»¹⁷. Можно говорить о логичном поведении князя, расширявшего границы своего государства. Олег сделал его осью торговый путь от Новгорода до Киева, с Ладожского озера до подходов с Черному морю. Походы на левый берег Днепра (против северян и радимичей) и на правый (против древлян) должны были обеспечить фланги Киевской Руси. Целью военных экспедиций не был захват земли: территория имела несравненно меньшее

¹⁵ Гудзий Н.К. История древней русской литературы: Учеб. для вузов. М„ 1938. С. 125.

¹¹⁶ История Византии. Т. 2. С. 230,

¹⁷ Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 391.

[24/25]

значение, чем населявшие ее жители, с которых взималась дань, которых забирали в рабство.

Игорь расширяет размах набегов. В 912—913 гг. возглавляет поход на западное и южное побережье Каспийского моря. Русская дружина, явившаяся на 500 кораблях, разграбила Гилян, Табаристан, Ширван, набрала много добычи. На обратном пути она встретила мусульманскую гвардию хазарского кагана и была разгромлена. Это не остановило Игоря. Может быть, задержало на некоторое время, необходимое для восстановления военной силы. Летопись отмечает в 916 г. появление печенегов: «Придоша печенеги первое на русскую землю». Более ста лет этот народ тюркского происхождения будет господствовать в южных степях. Киевский князь заключает с ними мир, а затем привлекает в союзники, когда начинает набеги на Византию. В 941 г. легкие ладьи Игоря были встречены у входа в Босфор греческими кораблями, которые использовали могучее и таинственное оружие — «греческий огонь». Арнольд Тойнби назвал эту горючую смесь напалмом. И снова Игоря не останавливает поражение — в 943— 944 гг. он нападает, как 30 лет назад, на Каспийское побережье и Закавказье, а в 944 г. предпринимает новый поход на Византию. Императорские послы, встретив русскую армию на Дунае, убеждают заключить мирный договор. Менее благоприятный, чем договор 911 г., он, тем не менее, оставлял киевлянам определенные торговые привилегии, взамен за обязательство помогать Византии в защите ее крымских колоний. Несмотря на переменный успех походов Игоря, их несомненным результатом было включение Киевской Руси в сферу византийской политики. Об этом, в частности, свидетельствовал зарегистрированный византийскими авторами факт: среди дружинников, скреплявших договор 944 г., была группа, принесшая клятву в константинопольской церкви св. Ильи. «Повесть временных лет» сообщает, что Олег и его воины «клялись по закону русскому», т.е. языческому — «клялись своим оружием и Перуном, их богом, и Волосом, богом скота», За 35 лет, истекших между договорами, христианство пришло в Киевскую Русь, хотя население в своем подавляющем большинстве оставалось языческим.

В год мирного договора с Византией, едва вернувшись из похода, Игорь отправился собирать дань с древлян. Константин Багрянородный описывает в книге «О народах» (середина X в.) порядок сбора налогов с покоренных славянских племен киевским князем. В ноябре князь с дружиной отправлялся в поход за данью и собирал ее до апреля. Когда Днепр освобождался от льда, можно было вернуться с добычей в Киев. История, которую рассказывает летопись Нестора, была, видимо, случаем неорди-

[25/26]

парным, ибо сохранилась в памяти современников. В 945 г., повествует летописец, дружина Игоря сказала князю, что дружина его наместника в древлянской земле воеводы Свенсльда живет лучше, чем княжеская. Дружинники предложили Игорю вернуться к древлянам, уже заплатившим дань, и собрать ее еще раз. Игорь согласился, древлян обобрали второй раз, причем, как сообщает Нестор, «творили насилие над ними (т.е. над древлянами)». Не удовлетворившись этим, Игорь, отпустив дружину домой, с небольшим числом воинов вернулся, чтобы взять дань в третий раз. На этот раз древляне не выдержали. Решив, что «если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его», они вышли из своего города Искоростеня «против Игоря и убили его и дружину его».

Историки по-разному объясняли поведение князя Игоря — его жестокостью и беспощадностью, мятежным характером древлян, самоуверенностью, побудившей вернуться собирать дань в третий раз лишь с несколькими воинами. Лев Гумилев, не имея документальных оснований, опираясь на «внутреннее чувство», видит в гибели Игоря «влияние хазарского царя Иосифа». Вассал хазарского кагана, киевский князь, по мнению современного русского историка, научился «чисто еврейской постановке вопроса, где не учитываются чужие эмоции»¹⁸.

Власть в Киеве после смерти Игоря перешла в руки его вдовы Ольги. «Повесть временных лет» чрезвычайно живописно рассказывает о жестокой мести киевской княгини убийцам ее мужа. Неутомимо и хитроумно четырежды наказывала она древлян, завершив мщение разрушением города Искоростеня: «взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а других людей убила, третьих отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань».

Правление Ольги, которое продолжалось примерно 17 лет, было временем «мирной передышки». Летопись не пишет о походах, подобных тем, какие не переставал совершать Игорь, зато сообщает об административной деятельности княгини, в частности, о реформе порядка взимания налогов. Зимние экспедиции князя за данью она заменила системой «погостов», контор по сбору налогов.

В 954—955 гг. Ольга обратилась в христианство. Летопись сообщает, что это произошло в Константинополе, но ряд историков считает, что княгиня приняла крещение в Киеве. Несомненно — это подтверждается греческими источниками, — что в 957 г. она посетила Константинополь, где была принята императором.

¹⁸ Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 203.

[26/27]

Константин Багрянородный в «Придворном уставе» подробно описал прием в Большом дворце, который он устроил для гостьи. Это был торжественный, но не перворазрядный прием, чем Ольга осталась недовольна. Византия считала, что крещение правителя делает его страну автоматически вассалом империи. Желая подчеркнуть свою независимость, Ольга посылает в 959 г. послов к германскому королю Оттону I (некоторые немецкие источники подчеркивают, что они были посланы лично княгиней) с просьбой прислать епископа. Король не торопился, дело затягивалось. Наконец, на Русь был послан Адальберт Трирский, монах монастыря Св. Максимина. Его поведение и недоброжелательный прием, оказанный королевскому посланнику князем Святославом, который уже сидел на престоле, сделали свое: миссия закончилась полной неудачей — Адальберт спасся и доехал до дому, многие его спутники погибли в дороге. Римская церковь не сумела воспользоваться шансом, который дала ей княгиня Ольга, не сознававшая, видимо, что христианство уже прочно расколото.

Княгиня Ольга передала сыну Святославу — впервые русский князь носил славянское имя — набравшую сил страну. С видимым удовольствием — несмотря на то, что Святослав отказался креститься и остался язычником, живописует его летописец. Он рассказывает о легкой, как у барса, походке, простой одежде, неприхотливой, такой же, как у воинов, еде («не варил мяса, но тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так и ел»). Необыкновенно активный, энергичный, смелый, соблюдавший рыцарские правила (он предупреждал врагов — иду на вы!), сын и Игоря и Ольги был типичным вождем викингов, обладавшим талантами полководца — строителя империи. Василий Ключевский называет его «шальной варяг». Георгий Вернадский, видевший русскую историю, как процесс развития народа в Евразии, считал, что Святослав Игоревич гениально понял связь народа, которым он правил, и места, в смысле географического пространства, в котором предстояло развиваться.

«Войны многи творяше», — говорит летопись о Святославе. И действительно: восемь лет княжения были заполнены военными походами. Первые удары киевский князь направляет против хазар. С ними воевали Олег и Игорь. Но ограничивались набегами на могучую державу, приносившими, в случае победы, богатую добычу. Святослав начинает войну. В 964 г. он приходит на Оку и покоряет вятичей, плативших дань хазарам. В следующий год, спустившись по Оке и Волге на ладьях, дружина Святослава захватывает и разрушает главные города хазар Итиль и Саркел (Белая Вежа). Хазарскому каганату был нанесен сокрушительный удар: нижняя Волга становилась добычей киевского князя.

[27/28]

Разгромив Волжскую Булгарию, Святослав отправляется в новый поход — на Дунай. Приглашение, сопровождаемое 15 кентинариями золота, приходит из Византии. Император Никифор Фока решил перестать платить дань болгарам_; как предписывал договор 927 г. Набег русской дружины должен был продемонстрировать дунайским болгарам их уязвимость. По мнению Льва Гумилева, язычник Святослав чувствовал себя скверно в Киеве, где правила его мать христианка Ольга, заменяя постоянно отсутствовавшего на войнах сына. Христианское окружения княгини было также довольно, удаляя из столицы беспокойного воина. Поход Святослава закончился блестящим успехом: он разбил болгар, занял их города, в том числе Переяславец на Дунае.

Пока русская дружина побеждала болгар, печенеги, возможно побуждаемые Византией, обеспокоенной победами Святослава, окружили Киев. Клязь спешно бросился на выручку своей столицы, но услышал от горожан после разгрома печенегов: «Ты ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул. А нас едва не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих». В 969 г., продолжает летопись, Святослав объявил неожиданное решение: «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае — там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли — золото, паволоки (шелк), вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха, воск, и мед, и рабы». Ольга, уже больная, просит сына повременить до ее смерти.

В 970 г. князь делит свои владения между сыновьями: старший, Ярополк, — получает Киев, средний, Олег, — землю древлян, младшего, Владимира, приглашают на княжение новгородцы. Святослав возвращается в Переяславец. Владея уже северовосточной Болгарией, он, перейдя Балканы, вторгается во Фракию. Передовой отряд его дружины терпит поражение на пути к византийской столице у города Аркадиополь. Святослав отходит за Балканы.

В декабре 969 г. очередной переворот в Константинополе, очередное убийство императора — Никифора Фоки — приводит на престол Иоанна Цимисхия, одного из талантливейших полководцев X в. Весной 971 г. Цимисхий начинает кампанию против Святослава. Поощряемые византийцами болгары восстают против русских завоевателей. Киевская дружина запирается в Доростоле, отчаянно отбивая атаки войск Цимисхия. Осажденный на суше и Дунае, Святослав соглашается уйти из Болгарии за свободный пропуск его воинов. Весной 972 г. у днепровских порогов князь попадает в засаду к печенегам и гибнет. По преданию,

[28/29]

печенежский князь Куря сделал из черепа Святослава чашу, оковал ее серебром и пил из нее.

Византийский историк Лев Диакон изложил события 959-978 гг., оставил единственный детальный портрет князя-воина, каким его увидели византийцы на берегу Дуная, когда состоялась встреча между Святославом, командующим осажденным гарнизоном, и императором Иоанном Цимисхием.

Император на коне, в золотых доспехах, во главе процессии всадников, блиставших золотом и оружием, подъехал к самому берегу реки. Святослав подплыл на ладье, в которой греб вместе с воинами. Выглядел он так: «Среднего роста, не очень высокий, не очень низкий; брови у него густые, а глаза серо-голубые, нос курносый, подбородок бритый, но на верхней губе густые, пушистые усы. Голова бритая наголо, оставлен только длинный чуб, знак благородного рода. Шея массивная, широкая грудь, хорошо сложенный, но выглядел он крутым и свирепым. В ухе висела серьга, украшенная красным гранатом между двумя жемчужинами. Его белое платье отличалось от одежды других гребцов только чистотой. Он коротко поговорил с императором о мирном договоре, сидя на корме ладьи, а потом отплыл».

Восьмилетнее, недолгое, по сравнению с предшественниками, правление Святослава оставило заметный след в русской истории, хотя значение военной деятельности самого скандинавского по духу и виду киевского князя потомки расценивают по-разному. Можно выделить три основных точки зрения историков. Первая — принятая большинством исследователей. По их мнению, разгром хазарского каганата был чреват многими неприятными последствиями для Киевской Руси. Василий Ключевский, считавший, что хазарская власть оберегала русских купцов на востоке, замечает: ослабление Хазарии позволило «варварам» прорваться на Запад за Дон и «засорить дотоле чистые степные дороги днепровских славян»¹⁹. Рене Груссе того же мнения: «Византийцы плохо рассчитали, помогая русским разгромить этих цивилизованных турок, самых старых и самых верных союзников империи. Вместо хазар новые дикие орды захватили верховенство в черноморских степях»²⁰. М. Артамонов, В. Мавродин²¹ также считают, что непродуманные действия Святослава разрушили защитный барьер, прикрывавший урало-каспийскую щелину —

¹⁹⁹ Ключевский В. Указ. соч. Т. 2. С. 152—158.

²⁰ Grousset Rene. L'Empire des Steppes. Attila, Gengis-Khan, Tamerlan. Paris, 1969. P. 238.

²¹ Артамонов М. Очерки древнейшей истории хазар. Л., 1936; Мавродин В. Образование древнерусского государства. Л., 1945.

[29/30]

проход из Азии в Европу. Границы Киевского княжества оказались открытыми для непрерывных нападений печенегов и половцев: борьба с ними истощила силы Руси.

Второй взгляд представляет Г. Вернадский²². Он обнаруживает в деятельности Святослава политической план широкого размаха. Захватом дунайских болгар, — пишет историк, — киевский князь становился преемником кочевых императоров. В этот момент его империя — географически — достигала большего протяжения, чем империя авар потому, что в руках Святослава был не только нижний Дунай, но и нижняя Волга (или обратно: не только Волга, но и Дунай). Ее можно сравнить только с империей гуннов (IV—V вв.), которая не обладала Киевом и Новгородом, входившими во владения Святослава. Г. Вернадский считает, что, разгромив хазар, Святослав принял титул их государя — каган. Этот титул носили его преемники — Владимир Великий и Ярослав Мудрый.

Точка зрения историка Евразии заслуживает интереса, ибо, не имея возможности, в связи со скудностью источников, окончательно решить вопрос — действовал Святослав безрассудно или по плану, мы имеем все основания утверждать, что границы его империи были эскизом будущей российской империи: Волга, Днепр, Дунай — вошли в ее пределы.

Изложенные выше две точки зрения на последствия стратегии Святослава можно назвать геополитическими. Взгляд Льва Гумилева, наиболее современный, из конца XX в., следует назвать идеологическим. Исследователь степи и древней Руси исходит из тезиса, лаконично изложенного в формуле: «Хазария — злой гений Древней Руси IX—X вв.»²³ Следовательно, делает вывод Л. Гумилев: «Грандиозная победа Святослава спасла Клев и Русскую землю...»²⁴. Имманентное зло Хазарии — в еврейской религии ее правящего сословия. Следовательно, продолжает рассуждать Л. Гумилев: «гибель иудейской общины Итиля дала свободу хазарам и всем окружающим народам»²⁵. Он добавляет: «Иудаизм на Волге исчез без следа, уступив место исламу»²⁶.

Еврейская религия, вредная по своей сути, была, с точки зрения современного русского историка, чревата и другой опасностью — близостью с Западом, связями с католицизмом,

²² Вернадский Г.В. Указ. соч.

²³ Гумилев Лев. Князь Святослав Игоревич// Наш современник. 1991. № 7. С. 174.

²⁴ Там же. № 8. С. 164.

²⁵ Там же. № 7. С. 148.

²⁶ Там же. № 8. С, 165.

[30/31]

«латинством». «Те славянские страны, — объясняет Л. Гумилев,

— в которых торжествовало католичество, немедленно входили в общую западноевропейскую экономическую систему.» — И немедленно приводит пример: «Не успел еще польский король Мешко (960—992) утвердить в своем королевстве латинскую веру, как евреи уже завели там торговлю солью, пшеницей, мехами и венгерским вином»²⁷. Евреи помогали внедриться католичеству, католицизм покровительствовал евреям. Вместе они составляли западноевропейскую экономическую — и, следовательно, духовную — систему, в которой Л. Гумилев видит главную, смертельную опасность для Руси.

«Печальный и алчущий дух, Сатана, — пишет современный русский историк, имея в виду евреев, — бродил по опаленным солнцем холмам Лангедока, по цветущим полям Ломбардии, по горным теснинам Ирана и Памира. ...Но ни на Руси, ни в Сибири в X в. он не появлялся. Это была прямая заслуга князя Святослава Игоревича»²⁸. Иначе: идейный язычник Святослав открыл Руси путь к православию.

В X в., по свидетельству современников «Повести временных лет», разгром Хазарии рассматривался как война с одним из соседей, как один из многочисленных походов Святослава. Л. Гумилев демонстрирует поразительную актуальность событий тысячелетней давности, интерпретируя их во вкусе своего времени, чтобы они могли послужить элементом актуальной идеологической системы.

Смерть Святослава завершает первый период истории древнем Руси. Примерно за сто лет — при четырех князьях, Киевская Русь завоевала себе заметное место на геополитической карте Европы, наметила желаемые границы и определила направления своего территориального развития. Важным элементом стабильности власти — это хорошо видно в свете позднейших событий

— была прямая передача власти от князя к преемнику: Олег— Игорь — Ольга — Святослав.

²⁷ Там же. С. 163.

²⁸ Там же. С. 166.

[31/32]

Владимир Красное Солнышко: крещение Руси

Былины называют Владимира ласково, поэтично — Красное Солнышко. В историю он вошел под именем Великого. Церковь причислила его к лику святых, назвала Равноапостольным. Это внимание понятно. Как никто другой в русской истории Владимир определил характер будущего русского государства, характер народа, который в его время еще только формировался. С полным основанием его деятельность на киевском престоле может быть названа судьбоносной.

Новая эра началась еще при жизни Святослава. Впервые князь делил свои владения между сыновьями. Сколько было сыновей у Святослава — неизвестно. Полигамия, царившая среди норманнов и пришедшая вместе с ними на Русь, позволяет делать разные предположения. Зато известно, что князь дал старшему и среднему сыну земли, которыми он владел, а младшему — Владимиру, сыну ключницы Малуши, разрешил поехать княжить в Новгород, связанный с Киевом темными коммерческими узами, но — независимый. Буйные новгородцы хотели иметь князем потомка Рюрика, но скорее для украшения: княжеская власть была очень сильно ограничена народным собранием — вече. Владимиру было около 10 лет (точная дата его рождения неизвестна, предположительно 960 г.), когда он начал княжить в Новгороде. Поворот в его судьбе вызвал поход старшего брата Ярополка, которого начали называть великим князем, ибо он правил в Киеве, против брата Олега, князя древлян. Это был первый акт братоубийственной усобицы, которая станет важнейшим фактором русской истории на много столетий. Ярополк захватил владения брата (в схватке Олег погиб) и отправился на завоевание Новгорода. Владимир предусмотрительно покинул город. Примерно два года князь, потерявший престол, бродит по миру — историки спорят о месте его пребывания: Франция, Италия, может быть Скандинавия. Споры тем более живые, что никаких свидетельств нет.

Ярополк, собрав под свою руку владения братьев, делает Киев стольным городом Руси, утверждает верховенство киевского князя. Хроникеры сообщают о попытках Ярополка поддерживать от-

[32/33]

ношения с западным миром: он посылает послов с богатыми подарками к Оттону I (973), принимает легата папы Бенуа VII в Киеве (977). Некоторые современные историки упрекают его в «прозападных симпатиях».

В 980 г., рассказывает «Повесть временных лет», Владимир вернулся в Новгород «из-за моря», приведя с собой варяжскую дружину. Он отправил в Киев известие, что собирается воевать с великим князем, а в Полоцк — предложение местному князю Рогволоду отдать ему в жены дочь — Рогнеду. Получив отказ, ибо Рогнеда считала ниже своего достоинства выходить замуж за незаконнорожденного сына ключницы, Владимир отправился в поход. «Повесть» лаконично излагает ход событий: «И напал Владимир на Полоцк и убил Рогволода и двух его сыновей, а дочь его взял в жены». После Полоцка — Киев. Город не сопротивлялся, Владимир нашел союзников в окружении Ярополка, который бежал в Родню. Владимир вступил в Киев победителем, в Родне Ярополк был убит.

Великий князь Владимир начал правление убийством брата, которое биограф Владимир Волков оценивает, как «может быть, не очень моральный поступок, но очень политический, совершенный элегантно с некоторой дозой цинизма»²⁹. Во всяком случае, заключает писатель, «редко такие большие результаты были достигнуты такими малыми средствами.

«Большим результатом» был княжеский престол. Владимир будет править более 35 лет. Владимир Волков имел, несомненно, в виду главный результат правления — крещение Руси, которое произойдет по инициативе и по настоянию великого князя.

Правление Владимира начинается военными походами — он продолжает традиционную политику Рюриковичей. То есть прежде всего расширяет территорию, с которой можно собирать дань. Но очень многое происходит при Владимире впервые. В 981 г. киевский князь впервые сталкивается в ляхами (поляками). Г. Вернадский считает даже, что в этот момент «началась борьба с латинским западом, которая тянулась потом в продолжение всего хода русской истории». При желании можно говорить о первой войне между русскими и поляками. Поход Владимира на северо-запад, в направлении Вислы, увенчался успехом — были заняты Червенские города, позднейшая Волынь и Галинкая Русь. Противником киевского князя были восточно-славянские племена, объединившиеся во второй половине X в. В 965 г. первый исторический правитель территории — зерна будущей Польши — князь Мешко I Пяст принял христианство по латинскому обряду.

²⁹ Volkoff V. Vladimir le Soleil Rouge. Paris, 1981. P. 124.

[33/34]

Столкновение, следовательно, произошло между христианами (формально раскол церквей произойдет только в 1054 г.) и язычниками, но предвещало будущие войны между католиками-поляками и православными-русскими.

Следующий поход (984 г.) был карательной экспедицией против радимичей, славянского племени, жившего между реками Сож и Десна, притоками Днепра. В 985 г., развивая движение на северо-восток, Владимир двинул свою дружину против болгар, живших на реке Каме, притоке Волги. Он одержал победу и немедленно заключил мир с камскими болгарами. Летопись рассказывает о разговоре между Добрыней, княжеским дядей, и Владимиром. Добрыня советовал князю подписать мир с болгарами и оставить их в покое, ибо все пленные были в сапогах. Они не будут нам платить дани, — пришел к выводу Добрыня, — пойдем воевать лапотников. Была в этом внешнеполитическая программа: не трогать богатых, следовательно, сильных соседей, но обратить внимание на слабые и бедные племена севера.

Владимир, однако, не следует благоразумному совету Добры-ни. Закрепив свои позиции на севере, выйдя на Буг, который стал границей между владениями Пястов и Киевской Русью, он обращает свои взгляды на юг. В 972 г. Святослав вынужден был подписать под Доростолом договор с Византией, в котором обязался никогда не посягать на Болгарию и византийские колонии в Крыму. Но отношения — торговые, дипломатические — между империей и Киевом не прекращались. В 986 (или 987) г. император Василий II, воевавший в Европе с болгарами, а в Азии с мятежными войсками Барды Фоки, попросил помощи у Владимира. Киевский князь потребовал, как плату, руку Анны, сестры императора³⁰. Константинополь дал согласие, свидетельствуя об отчаянном положении империи, ибо Византия принципиально отказывалась давать багрянородных принцесс иностранцам. Владимир послал 6-тысячный корпус воинов, который способствовал разгрому мятежников Фоки летом 988 г. Император медлил с выполнением обещания, Владимир начал войну с Византией, осадив весной 989 г. византийскую колонию в Крыму — Херсонес. Летом город был взят, но после согласия императора выполнить обещание, Владимир вернул город Византии, перешел в христианство, обвенчался с Анной.

Исторические источники скудны и разноречивы. Историки не перестают спорить о месте крещения князя — в Херсонесе или Клеве, они не согласны в оценке причин и обстоятельств. Бес-

³⁰ Трон в это время занимали братья — Василий II и Константин II, но лишь первый из них интересовался государственными делами.

[34/35]

спорно одно: Владимир принял христианство. А за ним — по его велению — крестился народ, население Киевской Руси. Летопись рассказывает о массовом крещении киевлян в Днепре. Известно, что Новгород оказывал сопротивление, не желая расстаться с языческими богами. Сравнительная легкость обращения киевлян объясняется тем, что христианизация жителей города продолжалась уже около ста лет. Немецкий хроникер Титмар, писавший в первой четверти XI в., сообщает, что в 1018 г. — через три года после смерти Владимира — в Киеве было 400 церквей³¹. Вряд ли можно было их построить все за два десятилетия после крещения.

Вторая половина X в. — время победы монотеизма над язычеством; принимают крещение славянские племена, обитавшие на балтийском побережье, скандинавы, польский князь Мешко и венгерский герцог Геза; хазары выбирают иудейство, а волжские болгары — ислам. Киевская Русь — последняя языческая держава восточной Европы — предпочитает христианство. Несмотря на успехи христианизации во владениях Рюриковичей, Владимир сделал сознательный, обдуманный выбор. «Повесть временных лет» рассказывает о богословском споре — турнире религий, организованном при дворе Владимира в 986 г. Болгары-мусульмане, хазары-иудеи, посланники папы расхваливали достоинства своих религий. Великий князь киевский отверг их аргументы. Его привлекло описание магометанского рая, ибо, как сообщает летописец, «Владимир... любил жен и всякий блуд; поэтому слушал их всласть», но «было ему нелюбо»: обрезание, воздержание от свиного мяса и от питья. Летопись зарегистрировала наблюдение князя: «Руси веселие есть веселие пить, не можем без того быть». До появления водки нужно будет ждать еще шесть столетий, но питьевой мед удовлетворял веселую потребность, от которой, как понял мудрый князь, народ отказаться не мог. Христианство, пришедшее из Рима, было отвергнуто по той причине, что «отцы наши», предки Владимира, его не приняли. Еврейских послов (появление их свидетельствовало, что разбитая Святославом Хазария продолжала существовать, а сын победителя не питал к ней резко враждебных чувств) Владимир отослал, ибо они вынуждены были признать, что у них нет «своей земли», что разгневался на них Бог и «рассеял по разным странам».

Внимательно и сочувственно выслушал князь «греческого философа», посла из Византии. Не удовольствовавшись богословскими аргументами, князь послал в Константинополь делегацию, которая посмотрела, как молятся мусульмане и католики. Киев-

³¹ См.: Paszkiewicz H. Op. сit., P. 72.

[35/36]

ские послы рассказали, что мусульмане молятся «без веселия», что нет в «немецких храмах» красоты, зато в греческих храмах «красота и зрелище» были такими, что не знали они, где находятся — на «небе или на земле». Бояре и городские старейшины, собранные на совет, высказались за принятие греческой веры, в частности потому, что приняла его Ольга, бабка Владимира, «мудрейшая из всех людей». Но на вопрос князя: «Где примем крещение?» ответили: «Где тебе любо». Владимир выбрал христианство по византийскому — православному обряду. Выбор был духовным, эстетическим, но не мог не быть и политическим,

Князь полян Мешко I расстается с язычеством и принимает христианство в 965 г. по латинскому обряду. Будущая Польша не имеет выбора — Оттон I, германский король, в 962 г. коронованный в Риме императором, неумолимо давит на славянские племена, вынуждая их креститься. Дранг нах Остен становиться важнейшим политическим фактором. Мешко I знает, что если он не примет христианство добровольно, его вынудят насильственно. Крещение становится формой политической зависимости от имперской короны. Сын Мешко Болеслав Храбрый, будущий противник Владимира, первый польский король, получает корону из Рима. Киевский князь добился выполнения данного ему обещания — руки принцессы Анны — с помощью оружия и лишь потом крестился.

Сознательность выбора тем очевиднее, что Владимир до Киева был князем новгородцев и, следовательно, знаком с ганзейской моделью. Он познакомился в годы скитаний с Европой, хотя ничего точно о его путешествиях неизвестно. Привлекательнее красоты православного богослужения могла быть византийская государственная система. К тому же, хотя жестокие споры раздирали христианскую церковь начиная с VIII в., окончательный раскол наступил только в 1054 г. Много позднее Владимир Мономах, как свидетельствует летописец, будет просить разъяснить ему различая в обрядах.

Приняв христианство в 988 г., великий князь Владимир, породнившись попутно с византийским императорским двором, заявил о новом, высоком ранге Киевской Руси. У него были для этого и материальные основания. Летопись сообщает, что Владимир, став христианином, заметил: плохо, что мало городов вокруг Киева. Он строит города по рекам Десне, Трубежу, Суле и другим, заселяет их воинами, «мужами лучшими», по словам летописца, вербуя их из разных племен — славянских и финских — населявших русскую равнину. Позднее эти укрепленные города соединились между собой земляными валами и засеками, создавая «стену» против степных кочевников. Территория Руси Влади-

[36/37]

мира включала земли от Ладожского озера до притоков Днепра, с востока на запад она охватывала области от устья Клязьмы до верховьев Западного Буга. Спорной — за нее воевали русские и поляки — была территория древних хорватов, позднейшая Галиция. Русь владела древней колонией Тмутараканью, отрезанной от Киева — связь поддерживалась водными дорогами, по левым притокам Днепра и рекам Азовского моря.

Территория государства приобретает спаянность, которой не было еще при Святославе, мечтавшим о далеких завоеваниях и пренебрегавшим Киевом. Польский историк Г. Ловмянский попробовал подсчитать плотность населения в X в. Он исходил из того, что семья, состоявшая из 6 человек и применяющая двухпольную систему, нуждается для пропитания в 22 га земли. Это соответствует для Киевской Руси плотности — 3 человека на квадратный километр, что дало численность населения в 4500 тыс. человек. Соответственно — по этим подсчетам — в Польше проживало 1225 тыс., в Чехии и Моравии — 450 тыс., в Германии — 3500 тыс. человек³².

Население Киевской Руси — древнейшего русского государства, не было еще государством русского народа. Ибо, как пишет Василий Ключевский, еще не существовало самого народа: «К половине XI в. были готовы только этнографические элементы, из которых потом долгим и трудным процессом выработается русская народность»³³. Пройдет некоторое время, прежде чем христианство станет духовной связью, пока же разноплеменные элементы соединяются механически — княжеской администрацией. Она разрушает племенные границы, перекраивает родовые территории, создавая новую провинциальную организацию. Владимир вводит особую практику управления своими владениями: посылая сыновей княжить в разные области Руси, он никогда не задерживал их подолгу на одном месте, чтобы не возникла прочная связь между местным князем и населением.

Государство возглавлял великий князь киевский. В одном из стариннейших памятников русской письменности «Слове о законе и благодати», написанном первым русским митрополитом Иларионом (1051-1055) при Ярославе и восхваляющем деятельность его отца — Владимира, князь, крестивший Русь, назван «каганом», титулом, который носил правитель Хазарии. Владимир представляется, следовательно, преемником хазарской державы. В «Повести временных лет» Владимир назван самодержцем и этот титул обозначен на княжеской печати. Самодержец — пере-

³² Цит. по: Davis N. Boze Igrzysko. Historia Polski. Krakow, 1990. S. 85.

³³ Ключевский В. Указ. соч. Т. 1. С. 195.

[37/38]

вод греческого титула — автократор, который носил византийский император. В это, примерно, время Пясты называются в латинских документах — Dih, что надо переводить, как граф или герцог. Этот титул, даже в его польском переводе — князь — содержал в себе намек на зависимость от сюзерена, занимавшего более высокое положение в феодальной системе. Только в 1320 г. Владислав Локетек получил согласие папы именовать себя королем Польши.

Византийское духовенство, приходящее в Киев, приносит в русское княжество византийские политические понятия. Различие между ними и ганзейской моделью особенно хорошо видно на содержании титула государь. Он употреблялся в Новгороде, который именовал себя — Государь Новгород или Господин Великий Новгород. Титул обозначал город. В Киеве государем именуют великого князя — кагана — самодержца, который поставлен Богом не только для защиты страны от внешней опасности, но и для установления и поддержания внутреннего порядка. Главный вклад Византии в политическую концепцию Руси: представление о Государе — помазаннике Божьем.

Русь принимает христианство в X в., когда Византия, вновь переживающая подъем, вернувшая при Василии II многие, утраченные ранее владения, разгромившая опасного врага — Болгарию, создает классические формы византийской государственности. В основе государственного строя восточной империи лежала идея единства общества, общины, по греческой терминологии. Интересы общины — выше интересов отдельного человека. Патриарх Николай Мистик объяснял: «Вы хорошо понимаете, что спасение общины принесет каждому спасение его частных интересов, но если она гибнет, какая же останется защита для частного человека?.. Как же еще помочь в общей беде, если только все не возьмутся за исправление бед в меру своих сил?»³⁴.

Все граждане империи — члены общины, следовательно — они все равны, ибо все являются детьми отца-императора. Всеобщее равенство оборачивалось всеобщим бесправием: всеми правами обладал только император, подданные были его детьми, его рабами. Самодержавная власть императора имела своим источником волю божью — помазание. Божественность василевса-автократора выражалась и в том, что все его поступки, совершенные на пути к трону, очищались, прощались после коронования. Божественность закреплялась, можно сказать, реализовывалась ритуалом константинопольского двора. Ритм придворной

³⁴ Цит. по: История Византии. Т. 2. С. 156.

[38/39]

жизни, писал Константин Багрянородный в книге о византийском церемониале, отражал гармонию и порядок, созданные Богом для вселенной.

Византийское право, сохранив принципы римского права, признавало частную собственность. Но верховное распоряжение всей земельной собственностью принадлежало императору. Вся недвижимость была подчинена государству, следовательно, воплощение государства — василевс — мог свободно распоряжаться землей и налогами: конфисковать и делить. Он назначал и смещал чиновников, издавал законы, командовал войсками, принимал послов. Единственным ограничением власти императора было отсутствие престолонаследия. До IX в. формальное провозглашение императора производилось на ипподроме в Константинополе — народу позволялось изъявлять свою волю. Позднее сам василевс объявлял имя своего преемника, что значительно смягчало ограничение.

Иерархическая структура власти в Византии IX—X вв. строилась не как западная феодальная система на вассально-ленных отношениях, а на титулах, раздаваемых императором. Вся знать и все чиновники должны были иметь титул — один из 18 рангов. Почти семь столетий спустя Петр I, упорядочивая иерархию русской имперской администрации, сочинит Табель о рангах, насчитывающий 14 классов. Военный историк Дельбрюк, анализируя организацию византийской армии, подчеркнул отсутствие «души западного феодализма» — рыцарского сословия, основанного на личной связи с сюзереном, которому давалась присяга на верность³⁵.

Особенностью византийской системы было отсутствие наследственности званий. Это дополнительно усиливало власть императора, но способствовало социальной мобильности: в ряды служилой знати вливались отличившиеся воины, крестьяне, горожане, отпущенные на свободу рабы.

Киевская Русь Владимира, выбравшая как модель Византию, находилась в начальной стадии государственной организации. Управление, колонизация и защита земли были делом князя, его Дружины. Она представляла собой одновременно орудие войны и инструмент власти. Дружина делилась на высшую (бояре) и низшую (отроки). Старшие дружинники составляли государственный совет князя — думу. В думу входили также представители городов, которые были устроены по военному образцу. Каждый город имел свою вооруженную силу — полк. Он назывался — тысяча и

³⁵ Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. В 7 томах. Пер. с нем. М., 1938. Т. 3. С, 140.

[39/40]

делился на сотни и десятки. Командующий полком — тысяцкий — первоначально избирался городом, а затем назначался князем. Сотские и десятские оставались выборными.

Общество делилось на свободных и рабов. Между ними находилась категория полусвободных. Свободные делились на дружинников и не принадлежащих к дружине. Первый русский свод законов «Русская правда» (XI—XII вв.) регистрирует различные виды «полусвободы», кодифицируя положение крестьян, отрабатывающих долг землевладельцу, ссудившему сельскохозяйственные орудия и скот. Обилие рабов было связано с характером государства и его происхождением. Рабы использовались в хозяйстве и являлись важным предметом в торговле.

Княжеская власть ограничивались народным собранием — вече, которое — в разных городах в разной степени — принимало участие в решении как внешних, так и внутренних вопросов.

Христианство наложилось на существовавшую, сравнительно малоразвитую государственную и социальную структуру Киевской Руси, дав ему религию, модель политической системы, государственного устройства. Постепенно, преодолевая языческие верования, христианство будет формировать духовный облик, психологию славянских племен, обитавших между Днепром и Ладогой. Владимир крестился по византийскому обряду, определив на века направление и формы развития Руси. Из всех современных европейских государств только Россия никогда не была римской провинцией и не приняла религию из Рима. В 988 г. христианство еще было единым: несмотря на обострявшийся конфликт между восточной и западной ветвями христианства, Папа оставался главой церкви и для Византии и для Римской империи. Наступивший раскол разделил христианство на два враждебных лагеря. Споры с соседями, территориальные войны приобретут новую, идеологическую окраску. В X в. завяжутся узлы конфликтов, которые не будут развязаны и в конце XX в.

Летопись отмечает: Владимир, придя к выводу, что вокруг Киева слишком мало городов, приступил к их сооружению. Строительство городов имело в первую очередь оборонительную функцию. Описание деятельности киевского князя раскрывает и другое назначение укреплений: городское население составляли представители различных племен, которые переводились Владимиром из их родных мест. Городское строительство было одновременно и элементом разрушения племенных структур. Обитатели городов переставали называть себя «полянами», древичами и т.п., а становились владимирцами, ростовчанами и т.п.

Градостроительная активность Владимира имела еще одну особенность: сооружаемые на притоках Днепра города были об-

[40/41]

ращены на Запад и юго-запад, они обозначали рубежи владений киевского князя и указывали направление его интересов. В 992 г. Владимир отправляется в поход на хорватов — небольшое славянское племя, обитавшее у западного подножья Карпат. Польские историки отмечают, что в мае 992 г. умер князь Мешко I и начавшиеся после смерти главы дома Пястов раздоры между наследниками могли побудить киевского князя начать военные действия против ленников польского княжества — хорватов. Впрочем, они пишут также о походе Владимира против ляхов и в 990 г. — о нем не упоминают русские летописи. Киевская дружина дошла до Вислы и Мешко, занятый в то время войной с чехами, вынужден был бежать в Краков.

Несомненным свидетельством антипольской, антилатинской направленности военной активности Владимира было создание в новом городе Владимире Волынском епископства. Оно должно было укрепить власть киевского князя в земле бужан — на Волыни.

Сын Мешко Болеслав Храбрый начинает ответные действия, привлекая в качестве союзников печенегов. Более тридцати лет будет идти первая русско-польская война: с одной и с другой стороны ее будут вести отец и сын — Владимир и Ярослав; Мешко и Болеслав. Победы Владимира сменятся победами Болеслава, который в 1018 г., поддерживая Святополка, старшего сына Владимира, войдет в Киев. После смерти Болеслава в 1025 г. и вспыхнувшей в Польше междоусобицы, Ярослав отвоюет утерянные области (Червенские города), откуда в 981 г. начались походы Владимира на Запад.

Продвижение на Запад, война с Польшей не носят при Владимире характера религиозной войны. Православие используется как инструмент политики. Владимир развивает связи с Западом, прежде всего династические. До крещения среди многочисленных жен князя были две чешки и болгарка. Наследник Владимира Святополк носил имя знаменитого правителя Моравии и был женат на сестре Болеслава Храброго, дочь Владимира стала женой Казимира, внука Болеслава. Летопись сообщает, что в начале XI в. Владимир поддерживает хорошие отношения с Болеславом Польским, Стефаном Венгерским, Андрихом Чешским — все они сравнительно недавно приняли христианство из Рима.

Военные столкновения и стремление сохранить связи с «латинянами» характеризуют политику Владимира, который стремится подчеркнуть свою независимость от Византии Могучая империя привычно считает, что «провинция», принявшая христианство, становится зависимой от метрополии, подчиняется ее интересам. Владимир обращается за духовной пищей — кни-

[41/42]

гами, иконами, священниками — не в Константинополь, а в болгарскую патриархию — в Охриду. Современный русский историк Лев Гумилев подозревает Владимира в желании порвать с традициями «Святослава и Ольги» и «установить контакты с Западом», иначе говоря, подозревает в намерении уйти от православия в католичество. Обращение в Охриду кажется Л. Гумилеву опасным и вредным, ибо, по его мнению, болгарское духовенство было «очень ученое, даже слишком ученое»³⁶. Имеется в виду сильная «манихейская и маркионитская» пропаганда среди болгар, ее успехи, влияние на священников. Нежелание византийского патриарха на протяжении 200 лет канонизировать Владимира свидетельствует о том, что подозрения современного историка разделялись в XI-XII в. Константинополем.

Прецеденты были. Моравия, принявшая православие, быстро перешла в католичество, убедившись, что связь с Римом политически более выгодна. До тех пор, пока наряду с константинопольским патриархом существовал охридский, поддерживаемый сильной Болгарией — соперницей Византии, русский князь имел возможность политического маневра. Она исчезла после разгрома Болгарии императором Василием II, получившим за свою свирепость имя Болгаробойцы.

Смерть Владимира в 1015 г. ставит вопрос о наследстве. Как свидетельствует летопись, великий князь оставил после себя 12 сыновей. Старший — Святополк, находился в тюрьме в Киеве, ибо подозревался в связях с Польшей (он был женат на сестре Болеслава Храброго), Ярослав княжил в Новгороде, Борис, князь 'муромский, командовал войсками. Киевский престол занимает освобожденный из заключения Святополк. Он начинает княжение с убийства братьев — погибают Борис и Глеб (первые русские святые), а затем — Святослав.

В русскую историю Святополк вошел под именем Окаянного Различные значения этого слова сводятся к одному смыслу: злой дух, сатана, отверженный церковью. Святополк убил братьев и заслужил наказание историей. Но согласился в свое время с убийством брата и его отец Владимир. Позднее братоубийство станет рядовой практикой в междоусобных войнах русских князей. Летописец сообщает о странных обстоятельствах рождения Святополка, его мать была беременной, когда Владимир взял ее в жены, и будущего Окаянного называли сыном двух отцов. Подлинная причина безоговорочного осуждения старшего сына Владимира Святого была религиозно-политической или политически-религиозной.

³⁶ Гумилев Л. Древняя Русь и Великая степь. С. 270.

[42/43]

Ярослав, сын Владимира, князь новгородский, не пожелал признать прав Святополка на киевский престол. Во главе дружины новгородцев, усиленных отрядом наемников — варяг, он отправляется в поход. Святополк вступает в союз с печенегами. Битва между севером (новгородцами и скандинавами) и югом (киевлянами и степняками) заканчивается победой Ярослава. Святополк бежит в Польшу — к брату жены Болеславу. Вступив в Киев, северяне, которые еще сопротивлялись христианизации, защищая свои языческие верования, сажают на престол Ярослава и одновременно жгут церкви. В 1018 г. польский король выступает в защиту прав Святополка. Встреча на Буге кончается поражением дружины Ярослава, он бежит в Новгород, а победитель вступает в Киев. Пройдет около 600 лет и ситуация повторится: поляки войдут в Москву, поддерживая права на русский престол Дмитрия Самозванца. Появление поляков в Клеве вызывает гнев горожан, который выражается в ночных нападениях на пришельцев и в еврейском погроме. В «неверных» евреях киевляне видят союзников «латинян» — поляков. В 1019 г. Ярослав окончательно разбивает Святополка и его союзников, берет Киев и утверждается в нем Он будет править 35 лет и войдет в историю как Ярослав Мудрый.

Историки-евразийцы назвали Святополка первым русским западником и видели в его действиях намерение перейти в католицизм, совершить «национально-религиозную измену»³⁷. Это послужило для современников дополнительным основанием назвать наследника Владимира — Окаянным.

Прежде чем окончательно утвердится на киевском престоле, Ярослав вынужден был вновь покорять ранее завоеванные земли, утверждавшие свою самостоятельность, пользуясь сварами наследников Владимира. В 1023 г. объявил ему войну брат Мстислав, княживший в Тмутаракани (Таманский полуостров). Победив (1022) черкесское племя касогов, обитавших в предгорьях Кавказа, и присоединив их к своей дружине, в которой были русские и хазары, владевшие ранее территорией между Черным и Азовским морями, Мстислав двинулся в сторону Киева. В 1024 г. он взял Чернигов, а затем разбил Ярослава, приведшего из Новгорода очередную наемную дружину варягов.

По неясным причинам Мстислав отказался идти на Киев и подписал мир с братом Ярославом, который согласился на раздел государства: в 1026 г. границей стал Днепр. Поход тмутаракан-ского князя можно рассматривать как попытку повторить реализацию плана его деда Святослава, но в обратном направлении, с

³⁷ Вернадский Г. В. Указ. соч. С.52.

[43/44]

юга на север. Полная победа Мстислава восстановила бы границы хазарского каганата, возглавляемого христианским князем, с новой столицей на юге. Мстислав умер в 1034 г., и его земли вернулись под руку киевского князя.

Война Мстислава могла закончиться иным поворотом русской истории, она давала возможность «другого варианта». Он не осуществился, как и целый ряд других. Русь продолжала определенный ей путь.

Задержанный на Днепре Мстиславом, киевский князь повернул свои силы на север. Он начинает завоевание финских племен, совершает поход на чудь и закрепляет свои позиции в Ливонской земле, построив в 1030 г. город Юрьев. Переходя из рук в руки, он будет называться Дерптом, потом — Тарту. А земля будет называться — Ливония, Лифляндия, Эстония. В 1036 г. Ярослав разбивает печенегов, которые навсегда перестают угрожать Киеву. Новый враг из степей вторгнется в пределы Руси в 1061 г. — половцы.

Ярослав продолжает внешнеполитическую линию Владимира и поддерживает отношения с Западом, прежде всего со Скандинавией. Династические браки связывают в это время Киевскую Русь с крупнейшими государствами. Ярослав выдает сестру за польского короля Болеслава, дочерей — за венгерского короля, норвежского короля, французского Генриха, сыновья получают в жены — польскую принцессу, немецкую графиню, дочь византийского императора Константина Мономаха. Неудачная попытка выдать еще одну дочь за германского императора Генриха III свидетельствовала о желании укрепить связи с Западом еще больше,

В 1043 г. отношения с Византией портятся. Сын Ярослава Владимир возглавляет поход против Константинополя: русские легкие ладьи сжигаются греческим огнем, терпит поражение и сухопутная дружина. Неожиданная воина объясняется историками по-разному. Одни говорят об изменении византийской политики по отношению к Руси, другие об «антигреческой партии» при дворе Ярослава, состоявшей из варягов. Можно предположить, что столкновение было продолжением политики Ярослава, настаивавшего на своей независимости. Киевский князь, связанный многочисленными кровными узами с европейскими дворами, не мог не знать об отношениях между Папой и императорами Священной римской империи германской нации. На протяжении примерно столетия — со дня коронования Оттона I до смерти Генриха III (964-1056) — германские императоры ставили и смещали главу католичесоки церкви, выбирая его даже в своей семье. Ярослав не имел и не мог иметь влияния на выбор визан-

[44/45]

тийского патриарха, но он мог выбрать наместника патриарха на Руси. В 1051 г. он так и сделал. Впервые киевским мирополитом стал не грек, а славянин — Иларион, назначенный великим князем против воли патриарха. В 1054 г. митрополитом вновь стал грек, но это было уже после смерти Ярослава.

Внешняя политика Ярослава Мудрого примечательна умелым маневрированием между Западом и Востоком, между Константинополем и Римом, уравновешивающим неизбежный наклон в сторону Византии, откуда пришло на Русь христианство. Вместе с православием на Русь пришли греки: митрополит, возглавивший русскую церковь, и его многочисленный штат, но также византийские архитекторы, живописцы, стеклоделы, певчие. Ярослав хотел сделать свой стольный город таким же великолепным, как Константинополь. При нем были построены храм Св. Софии, Золотые ворота и другие впечатляющие сооружения. Князь поощрял образование; устраивал школы, собрал писцов для перевода на славянский язык греческих книг.

Обилие пришельцев, их высокомерная уверенность в себе, новизна религии не могла не возбуждать недовольства, антивизантийских настроений. Греческий философ и один из руководителей константинопольской политики при Константине IX Мономахе (1042—1055) Михаил Пселл объяснял войну 1043 г. «старой враждой»: «Это варварское племя все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами».

Двойственное отношение к Византии — стране, откуда пришло православие, и империи, которая притязает на духовную власть на Руси, ограничивая тем самым власть великого киевского князя — нашло блестящее выражение в одном из первых памятников древнейшей русской проповеднической литературы. Назначение Ярославом митрополитом бывшего священника в киевском предместье Березове, отмеченное «Повестью временных лет», могло бы показаться неожиданным. Причиной княжеского выбора было «Слово о законе и благодати», написанное березовским священником Иларионом между 1037 и 1050 гг. «Слово» состоит из трех частей: о законе и благодати; похвала кагану нашему Владимиру; молитва к Богу о нашей земле.

Богословский трактат, политический манифест, пламенная ораторская речь, «Слово» Илариона носило прежде всего полемический характер. Будущий митрополит стремился в первую очередь убедить византийскую церковь канонизировать великого князя Владимира, крестившего Русь. Он оспаривал претензии империи на мировое господство, не отвергая значения Византии, но утверждая, что и Русь имеет свою, назначенную ей богом миссию

[45/46]

на свете. Иларион восхваляет не только Владимира, но также его предков — деда Игоря, отца Святослава, несмотря на то, что они были язычниками. «Слово» — первый в русской литературе патриотический манифест, свидетельствующий о силе державы Ярослава, достойного сына Владимира, содержащий зерно позднейших взглядов на судьбу России.

Не менее интересна богословско-философская часть «Слова», посвященная «закону» и «благодати». Иларион сравнивает Ветхий завет и Новый, утверждая превосходство Нового, то есть христианства над иудейством. В эпоху иудейства отношения между Богом и людьми определялись «законом», началом несвободным, принудительным, употребляя современную терминологию — формальным. В эпоху христианства — действует «благодать», означающая свободное общение человека с Богом. Для Илариона благодать — синоним истины, закон — подобие истины, ее тень. Закон — слуга и предтеча благодати, благодать — слуга будущему веку, жизни нетленной. Сначала закон, потом благодать, сначала подобие истины, потом — истина.

Проблема «закона», связывающего человека формальными узами, и «благодати», позволяющей душе свободное парение, станет позднее одним из главных предметов споров русских философов.

Актуальность «Слова» Илариона не ограничивается этим. Историки не перестают искать ответа на вопрос: чем объясняется антииудейская направленность текста? Только ли противопоставлением Ветхого завета Новому? Было ли «Слово» предупреждением об опасности еврейского прозелитизма в Киевской Руси? Исследователь древней русской литературы Н. Гудзий полагал в 1938 г., что Иларион излагает обычное в церковно-исторических концепциях средневековья представление о смене иудейства христианством как важнейшего момента мировой истории. «Нет никаких оснований усматривать в первой части «Слова» Илариона какие бы то ни было признаки полемики его с якобы существовавшей в древней Руси еврейской пропагандой...»³⁸. В 1989 г. Л. Гумилев утверждает, что в Киевской Руси «проповедники иудаизма встретили мощное сопротивление развитого и продуманного богословия... Его (Илариона) огненные строки сыграли для Древней Руси ту же роль, какую для средневековой Франции одна фраза лотарингской пастушки — La belle France»³⁹.

Наконец, остается предметом живейшей дискуссии определение патриотизма, который восхваляет Иларион: был ли он рус-

³⁸ Гудзий Н.К. Указ. соч. С. 88.

³⁹ Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 282, 284.

[46/47]

ским или украинским? Для русских историков никаких сомнений нет, и они приводят в доказательство своего тезиса серьезные аргументы. Не менее серьезные приводят украинские историки. Михаиле Грушевский, историк и политический деятель, в краткой истории Украины, написанной в 1906 г., категоричен: «При Владимире и Ярославе украинская держава лежала между Карпатами и Кавказом, а на севере доходила до Волги и великих озер вблизи Петербурга»⁴⁰. Для него украинский патриотизм Илариона несомненен — другого просто не могло быть. Польско-американский историк Генрих Пашкевич, не включаясь в спор украинцев и русских, высказывает уверенность в том, что автор «Слова» был варягом⁴¹. Исследователь древнерусской литературы называет Илариона русином⁴². Разногласия в интерпретации сочинения Илариона, споры о национальном происхождении патриотизма, восхваляемого в «Слове», подчеркивают значение текста, который можно назвать первым манифестом рождающегося имперского сознания.

Правление Ярослава Мудрого — время расцвета киевской державы. Разбив печенегов и устранив на некоторое время степную опасность, великий князь продвинул и закрепил западные границы. Активная деятельность по внутреннему устройству включала совершенствование административной организации, первую запись юридических норм, которая, дополняясь при сыновьях Ярослава, получит название «Русской правды» и станет основным законом Руси на долгие годы. Канонизация братьев князя — Бориса и Глеба — даст молодому христианскому государству первых святых (1020). В память святых мучеников Ярослав вводит «праздник новый Русской земли», который отмечается шесть раз в год (главный праздник — 24 июля).

Ярослав Мудрый — подлинный основатель династии Рюриковичей, правитель государства, которое, как пишет Иларион, «известно и слышно по всей земле», что подтверждают многочисленные иностранные путешественники. Киевская Русь Ярослава — одновременно высшая точка расцвета и начало упадка. После смерти князя власть в «новой Русской земле» перестает быть «самовластной», ни один из потомков Ярослава не будет иметь «власть русскую всю». Накануне смерти Ярослав Мудрый делит свои владения между сыновьями.

⁴⁰ Грушевський Михаила. Про стари часа на Украiнi: Коротка iсторiя Украiнi (для первого початку). Клев, 1991. С. 13.

⁴¹ Paszkiewicz Henryk. Op. cit. P. 172.

⁴² Чижевский Д. Эвгемеризм в старославянских литературах// Новый журнал. 1968. № 92. С. 251.

[47/48]

Каждый из пяти сыновей, а также племянник Всеслав, внук Владимира Красное Солнышко, получили владения отца. Изяслав — Киев и Новгород, оба конца пути из Варяг в греки; Святослав — Чернигов, Рязань и далекую Тмутараканию, Всеволод — Переяславль, Ростов, Суздаль и Белоозеро, Вячеслав — Смоленск, Игорь — Владимир Волынский; племянник — Полоцкое княжество. Перечень наследственных земель прежде всего иллюстрирует размах территориальных владений великого князя киевского. Ярослав делил огромную державу, раскинувшуюся от Белого до Черного морей. Затем обращает на себя внимание зависимость между возрастом наследника и богатством приходящегося на его долю княжества: чем старше — тем богаче. Важнейшая уникальная особенность киевского наследного права заключалась в принципе ротации. Князья получали в наследство владения на время: после смерти старшего младший переходил на его место.

Анализируя причины постепенного ослабления, а затем упадка Киевской Руси, историки называют в числе важнейших политическую систему, основанную на неизвестном другим народам наследственном праве. Справедливая по идее ротация, позволяющая каждому сыну в свое время посидеть на Киевском столе, на практике привела к непрекращавшимся около двух столетий братоубийственным войнам. По мере роста числа сыновей-наследников раздел владений и ротация становились все сложнее. К тому же возникали трудности, которые можно было преодолеть, поступая несправедливо. В случае смерти отца, который еще только ждал наследства, сын оказывался выброшенным из иерархического ряда. Возникает категория князей — изгоев. Порядок старшинства никогда не был окончательно выработан. Необходимо было учитывать и порядок поколений (генеалогическое старшинство), и порядок рождения (физическое старшинство). Второе условие было особенно трудным. Василий Ключевский изложил это так: дядя обычно старше племянника, но при обычае рано жениться и поздно умирать, племянник мог быть старше дяди. И тогда возникал неразрешимый вопрос: кто выше — младший летами дядя или старший по возрасту, но младший по поколению племянник? Большая часть княжеских усобиц XI и XII в., замечает историк, «выходила из столкновения старших племянников с младшими дядьями; столкновение старших физически со старшими генеалогически»⁴³,

Отсутствие ясного порядка наследования открывало возможности для самолюбия, жажды власти: личные качества претендента становятся причинами братоубийственных схваток. К тому

⁴³ Ключевский В. Указ. соч. Т. 1. С 218.

[48/49]

же, если существовали обязанности сыновей по отношению к отцу, их не было в отношениях между братьями и их потомками. Нарастание хаоса демонстрируют цифры. После смерти Ярослава до смерти Владимира Мономаха (71 год) киевский престол занимали 5 князей (иногда с перерывами — их прогоняли, они возвращались). После смерти Мономаха до нашествия татар — в течение 115 лет — Киев переходил из рук в руки 47 раз (иногда тоже с перерывами).

Политическая система осложнялась наличием городов, которые нередко участвовали в ротации, отвергая полагавшегося им князя, выбирая иного. Летописи полны фактов, свидетельствующих о роли городских собраний — вече. Князья не обязательно соглашались с решением вече — образцом прямой демократии, но вынуждены были его учитывать. Случалось, как, например, в Киеве в 1068 г., что вече изгнало князя: великий князь Изяслав вынужден был бежать (потом он вернулся), а на его место горожане посадили другого. К тому же вече собиралось в главном городе и было в княжестве одно, а князей было, как правило, несколько — по числу взрослых членов семьи. Дробление в масштабе княжества повторяло дробление в рамках всей русской земли.

Ротация, ощущение временности пребывания князя на княжеском престоле, снижали его авторитет, что вело к увеличению значения вече. Постепенно связь местного князя с управляемой им землей усиливается. Рождается новая идея, которая будет сформулирована в 1097 г. на княжеском съезде в Любече — идея «отчины»: земли, которой правил отец, следовательно, ею должен править его сын. Съезд решил: каждый князь держит свою отчину. В Любече не присутствовали все князья, решения съезда не были обязательными. Тем не менее, 1097 г. зарегистрировал появление центробежной тенденции, которая будет непрерывно расти.

Киевская Русь превращается в подобие федерации княжеств, связанных между собой не политическим договором, но генеалогическими узами. На Руси, по выражению В. Ключевского, в XII в. правит единая верховная власть, которая не была единоличной. Киев остается центром, главным городом, не только потому, что он самый богатый, самый сильный, но и потому, что ротация начинается здесь и ведет сюда. Вместе с великим князем киевским главную роль в политической жизни играют его два брата, князья Чернигова и Переяславля. Триумвират старших сыновей Ярослава и их потомки определяют судьбу империи Рюриковичей.

[49/50]

Согласие между братьями — сыновьями Ярослава — продолжалось недолго. Вскоре после смерти великого князя начинаются усобицы. Лишь на короткое время братья объединяются для борьбы с новым врагом, пришедшим из степи. Воинственные кочевники, известные, как кипчаки (по-тюркски), половцы (по-русски), куманы (по-гречески), занимают место печенегов. Все XII столетие Русь будет воевать с ними. До 1222 г., когда появятся монголы, половцы останутся хозяевами русской степи, побеждая, терпя поражения, активно участвуя в братоубийственных схватках Рюриковичей. В 1055 г. половцы появляются в Переяславском княжестве, Всеволод заключает с ними мир. В 1061 г. они приходят снова и остаются, В 1068 г. русские дружины терпят поражение на р. Альте. Переяславль в руках степняков. Всеволод и Изяслав бегут в Киев. Третий брат — Святослав — в свой Чернигов, готовить город к обороне.

Киевляне, возмущенные, по словам летописца, тем, что великий князь Изяслав не дал горожанам оружие для участия в борьбе с «погаными», изгоняют его. Князь бежит в Польшу и просит Болеслава II Храброго, двоюродного брата по матери, помочь ему. Польский король охотно соглашается и в мае 1069 г., вместе с Изяславом, въезжает в Киев. Враждебность горожан к полякам убеждает короля в необходимости вернуться домой. Политика Изяслава, жестоко преследовавшего своих противников, и сговор против него двух братьев — Святослава и Всеволода — снова обращают в бегство великого князя. Он снова ищет помощи у Болеслава, который на этот раз, по выражению летописца, «указал путь от себя». Изяслав отправляется за поддержкой к императору Генриху IV. Заинтересованный император послал в Киев своих послов к Святославу, настаивая на правах изгнанного Изяслава. Словесная поддержка императора в Киеве впечатления не произвела. Тогда Изяслав обратился к папе Григорию VII, который специальной грамотой подтвердил его права на киевский стол, но

— главное — убедил Болеслава II оказать изгнаннику конкретную помощь. В 1076 г. Изяслав вернулся в Киев, поддержанный польской дружиной.

Высказываются разные предположения о цене, которую великий князь киевский заплатил — или готов был заплатить — за помощь Запада. Сведений о том, что он отступил от православия, перейдя в католичество, нет. Во всяком случает киевляне приняли его во второй раз, хотя польские воины могли сыграть в этом некоторую роль. Отсутствие более теплого приема у императора и папы, соглашавшихся помочь киевскому князю, но прежде всего

— словесно, объясняется тем, что в это время между духовным и светским главами Запада шла борьба. В январе 1077 г. Генрих IV

[50/51]

стоял три дня в снегу у стен Каноссы, выпрашивая прощение Григория VII. Светская власть была побеждена и унижена.

В 1078 г., примерно через год после возвращения, Изяслав погибает в бою с половцами, которых привел его племянник Олег, бежавший в свое время в Тмутаракань. Киевский стол наследует третий сын Ярослава — Всеволод. В годы его правления, длившегося 15 лет, и правления пришедшего после него Святополка (сына Изяслава), сидевшего на троне 20 лет, основными событиями были войны с половцами и князей между собой. Остаются важными отношения с Византией, но междоусобицы, ослаблявшие власть киевского князя, разрушали единство внешней политики. В отношениях с Константинополем это выражалось, в частности, в желании каждого княжества иметь автокефальную церковь, собственного митрополита. Для этого было необходимо согласие патриарха, который мог вести в интересах империи тонкую игру, направленную против Киева. Сохраняются связи с Западом, которые являются ответом на византийские «игры». Всеволод выдает свою дочь за маркграфа Генриха Штаденского. Быстро потеряв мужа, молодая вдова венчается с императором Генрихом IV. Брак не был удачным: покинув супруга, императрица разоблачала его сатанинские практики на соборах в Констанце и Пьяченце. Как объясняет Лев Гумилев, «Евпраксия была женщина русская. Она не выдержала немецких безобразий»⁴⁴. Не вдаваясь в семейную ссору, следует признать факт бракосочетания между императором и дочерью киевского князя свидетельством значения Киевской Руси.

Однозначное осуждение русскими историками половецких набегов не может удивлять: ежегодно степняки отправлялись в поход на Русь, разоряли, жгли, грабили, уводили в рабство поселян. Основную тяжесть борьбы с половцами несут княжества Черниговское, Северское и Переяславское. Продолжительность конфликта, кажущаяся невозможность справиться с врагом, защититься от него, объясняются не только военными достоинствами степных всадников, но, прежде всего, использованием половцев в борьбе русских князей между собой С одной стороны, князья воюют с «погаными». Северские предпочитают оборонительную тактику: организуют военную колонизацию окраин, строят укрепленные линии по рекам. Переяславские — особенно открытые со стороны степи — выбирают политику регулярных княжеских набегов, отбрасывавших врага подальше от границ. С другой стороны — они заключают союзы с половцами, наводят их на братьев и других родичей, вместе с ними грабят села и го-

⁴⁴ Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 310.

[51/52]

рода, берут в рабство население. Русские князья часто роднятся с половецкими ханами, берут их дочерей в жены. Но родственные узы не мешают степнякам, как не мешают они потомкам Ярослава Мудрого.

Набеги за добычей — образ жизни степных кочевников — недостаточное объяснение более чем столетней войны с половцами. Василий Ключевский, излагая историю древней Руси, подчеркивает два момента: степи — бич киевского государства, благосостояние этого государства покоилось на рабовладении. В постоянных войнах, следовательно, были заинтересованы купцы-работорговцы, составлявшие главную силу в городах, имевшие решающие голоса на вече. Еще больше были заинтересованы княжеские дружинники, которые, по старым норманнским обычаям, участвовали в купеческих предприятиях и были чрезвычайно заинтересованы в победах и добыче, ибо получали от князя денежное жалованье. В летописях говорится, что некоторые князья имели дружины, насчитывавшие по 2—3 тысячи воинов. Принятым окладом жалованья было 200 гривен (не менее 50 ф. серебра). Князь, следовательно, нуждался в крупных денежных суммах, если хотел иметь дружину. Но только большая и сильная дружина могла обеспечить ему эти средства, В отличие от Западной Европы дружинники (прежде всего старшие, которые требовали высокое жалованье) в XII в. не хотели иметь в качестве вознаграждения землю. Объясняется это прежде всего «подвижностью» князя, т.е. очередным порядком наследования — ротацией. Не было смысла получать землю, которая могла остаться в руках боярина всего лишь короткое время — до перехода князя в другой город.

Влиятельные силы были заинтересованы в походах за добычей, и война шла. Тем более, что основной противник — половцы — был чужой (язычники, поганые). Селившиеся в пределах русских княжеств побежденные степняки (торки, черные клобуки) — назывались «наши поганые». Отношение к ним было благожелательное, но линия религиозного раздела позволяла видеть в «неверных» вечного врага. Впрочем, междоусобные конфликты, ставившие друг против друга своих, православных, были не менее жестокими. В постоянных войнах не могли формироваться мягкие, чувствительные натуры. Век был жестоким, а впереди ждали еще более страшные перемены.

Понадобилось два княжеских съезда в 1100 и 1103 гг., чтобы Владимир Всеволодович, наследник третьего сына Ярослава Мудрого, уже прославленный военными талантами, сумел убедить князей объединиться для похода против половцев. Война шла с переменным успехом: победы перемежались разрушитель-

[52/53]

ными набегами половцев. В 1111 г. русские дружины наголову разбили врага: половцы ушли в степи, чтобы отдышаться и потом вернуться снова.

В 1113 г. умер великий князь киевский Святополк. 20-летнее правление, отмеченное прежде всего половецкими войнами, вошло в историю жестоким, даже для своего времени, поступком князя. Он приказал ослепить брата Васильке, мешавшего его политическим целям. По странному совпадению киевский князь носил то же имя, что и его дальний родственник, прозванный за убийство братьев Бориса и Глеба «Окаянным». Ослепление Василько произошло в 1097 г., и Святополк продолжал княжить в Киеве еще 16 лет. После его смерти киевляне не пожелали принять в князья потомка Святослава, как полагалось по очередному порядку. Вспыхнуло восстание. Киевляне призвали Владимира Всеволодовича, звавшего себя Мономахом — по имени деда с материнской стороны, византийского императора Константина Мономаха.

Апогей и упадок

Владимиру было 60 лет, когда он занял «золотой киевский стол», на котором оставался до смерти в 1125 г. Правление его сына Мстислава продлится семь лет. Два десятилетия — 1113— 1132 гг. — были апогеем Киевской Руси. Василий Татищев, автор первой «Истории Российской с самых древнейших времен» (1768), говорит о непрерывном распространении русского государства от Рюрика до Мстислава — на протяжении 250 лет. Завоевание Мстиславом Полоцкого княжества, продвинувшее границы Киева далеко на Запад, заслужило князю имя Великого. Он был канонизирован. Авторитет Владимира Мономаха и его сила прервали княжеские усобицы, почти совсем прекратившиеся на 20 лет. Затихли на время и столкновения с половцами. И в этом была заслуга князя, известного своими воинскими победами. Летопись насчитывает 83 похода Владимира Мономаха против «поганых», 200 убитых половецких ханов.

Мятеж киевлян, отвергших в 1113 г. законного преемника Святополка, и призвавших Мономаха, сопровождался еврейским погромом. Историки по разному видят причины восстания жителей города: социальные, экономические, религиозные. Указывают на тяжелое положение городских низов, на возмущение «прозападной» политикой князя и поддержкой, которую он ока-

[53/54]

зывал евреям-ростовщикам, пополнявшим его казну. Главный источник сведений о погроме — «История» Василия Татищева, ссылавшегося на позднее исчезнувшие документы. По его мнению, жертвами киевлян были хазары, принявшие еврейскую веру. Лев Гумилев, без ссылки на источник, полагает, что громили немецких евреев, «хитрых ростовщиков, приехавших через Германию в Польшу». Василий Татищев сообщает также, что в 1124 г. по предложению Владимира Мономаха съезд князей решил изгнать евреев. Историки резко расходятся в оценке этого сообщения, не подкрепленного известными сегодня документами. Летописи регистрируют восстание киевлян в 1113 г., сопровождавшееся избиением евреев, и пожар города в 1124 г., когда также пострадали евреи. Невозможно вернуться на восемь столетий назад и — без достаточных источников — точно восстановить, «как это было», что по словам Леопольда фон Ранке является целью историка. Но отношение последующих поколений к событию определяет его значение в истории народа. Василий Татищев, рассказав о погроме и выселении евреев, восхваляет веротерпимость России, которая «не токмо разных исповеданий христиан, но и магометан и язычников многим числом наполнена»¹¹⁵. Россия в это время была уже официально империей, следовательно, но определению, государством веротерпимым. Русский историк делает, однако, исключение для двух народов: «Едины жиды от Владимира II (Мономаха) до днесь не терпятся ... как и цыганов не для веры в государстве терпеть не безвредно». Татищев видит опасность в цыганах «не для веры», т.е. по причинам не религиозным, а национальным. Относительно евреев он колеблется: иногда говорит, что «не для веры», а из-за «злой природы», иногда осуждает веру. Советский историк Апполон Кузьмин в 1981 г. склоняется к мысли о зловредности верования, делая при этом ссылку на авторитетнейший источник: слова Маркса, назвавшего еврейскую религию «своекорыстной» и «эгоистической»⁴⁶. Лев Гумилев, принимая как достоверные сообщения В. Татищева, видит значение события в «распрямлении» зигзага истории, породившего «этническую химеру», т.е. Хазарию. Исчезла опасность отравления для «этносов Восточной Европы», история которых «вернулась в свое русло»⁴⁷. Владимир Мономах, таким образом, завершил дело, начатое его предком Святославом: хазарское государство перестало окончательно существовать, евреи не могли больше вредить.

⁴⁵ См.: Кузьмин А. Татищев. М., 1981. С. 200.

⁴⁶ Там же.

⁴⁷ Гумилев Л. Древняя Русь и Великая степь. С. 324.

[54/55]

Ожесточение историков, пытающихся, спустя многие столетия, понять смысл давних событий, берет свои корни в идеологии, которая зарождается на Руси в XI—XII в. Идут непрерывные войны — с половцами, на юго-востоке, с поляками, немцами — на Западных рубежах. Это жестокие, кровопролитные, разрушительные конфликты. Пленники обращаются в рабство. Василий Ключевский называет Владимира Мономаха «самым умным и добрым из Ярославичей», но в Поучении детям великий князь вспоминает, что напав однажды врасплох на Минск, он не оставил там «ни челядина, ни скотины». В Минске жили православные христиане.

Военные столкновения этого времени, откровенно грабительские, носят семейный, династический характер. Это касается и запада, и юга. Русско-половецкие связи были настолько сильны, что историки-евразийцы пришли к мысли о существовании единого полицентрического государства: Половецкая степь и Киевская Русь. Одновременно, как заметил французский историк Леруа-Болье, никогда — до XVIII в. — Россия не была такой европейской, как в эпоху Киевской Руси⁴⁸. Это был результат, в первую очередь, брачных, династических связей. Следовательно и конфликты были семейными.

Войны между Владимиром Мономахом и Ярославом Святополчичем, князем Волынским, начались с того, что венгерский король Кальман отослал в Киев свою жену, дочь Владимира Мономаха, а Ярослав — свою, внучку Владимира. Великий князь киевский немедленно отправился в поход против Владимира (Волынского), осадил его, взял — и согласился простить родственника — владимирского князя, который, однако, ушел в Венгрию, к другому родственнику (1118). В 1123 князь Волынский привел к городу, отобранному у него, дружину, состоявшую из венгров, чехов и поляков. В случайной схватке князь был убит и вражеское войско сняло осаду и ушло.

Положение начинает меняться по мере роста влияния церкви. Важнейший фактор формирования и единения народа, православная церковь усиливается в борьбе с врагами подлинной веры. Исчезновение хазарской державы устранило опасность иудейства, как конкурентной религии, не было религиозной опасности и со стороны «поганых», степняков. Угрозой был католицизм, латинство. Формальный разрыв 1054 г. легитимизировал — если бы в этом была необходимость — борьбу церквей. Религиозная литература того времени нацелена на защиту православия. Монах Феодосии Печерский (умер в 1074 г.) в «Слове о христианской и ла-

⁴⁸ Leroy-Beaulieu A. L'Empire des Tsars et les Russes. Paris, 1990. P. 175.

[55/56]

тинской вере» утверждает, что последняя хуже еврейской; если придется дать латиняну воду или пищу, необходимо потом помыть сосуды и очистить их молитвой. Киевский митрополит Иоанн II осуждал (1080) князей-Рюриковичей, отдавших дочерей в замужество западным принцам. Митрополит Никифор (1110—1121) горячо осуждал Владимира Мономаха за сохранение связей с латинянами. Особое письмо он направил князю Волынскому Ярославу (воевавшему с Мономахом), предупреждая его об опасности соседства ляхов. В Киево-Печерском патерике, возникшем в первой четверти XIII в., дьявол представлен в виде поляка.

Новгород и Псков, имевшие оживленные связи с немцами-католиками, также были в серьезной опасности, о чем их настойчиво предупреждала церковь. Новгородский архиепископ Нифонт (1129—1156) настаивал на необходимости — при переходе католика в православие — рассматривать его, как неофита. Псковичане изгнали своего князя Владимира за то, что он согласился на брак дочери с католиком. Псковская летопись изобилует выражениями: «поганый немец», «поганый латинян»...

Религиозная литература этого времени — почти исключительно дело рук греческих священников. Они вносят противопоставление православия и Запада, острое чувство вражды к «латинянам» — врагам Византии. Константин Кавелин, либеральный историк XIX в., имея в виду византийское влияние, говорит о первом (он перечисляет и последующие) интеллектуальном рабстве⁴⁹. Дмитрий Лихачев во второй половине XX в. говорит о «трансплантации» — пересадке идей, знаний, представлений. Реальная политика мало учитывала заклинания авторов духовной литературы: князья вступали в брачные и военные союзы, не слишком заботясь о национальной или религиозной принадлежности возможного сторонника.

Историки говорят о торжестве православия в годы правления Владимира Мономаха. Имеется в виду создание развитой церковной иерархии, но также успехи в христианизации населения, которое, приняв православие, еще долго не отказывалось целиком от старых верований. Настолько, что некоторые исследователи говорят о «двоеверии» жителей Киевской Руси. Церковный устав, подготовленный при Владимире Красное Солнышко, был завершен его сыном Ярославом. Забота о душах была, естественно, первым делом священнослужителей, которые принесли новую веру и должны были бороться с пережитками старой. Одновременно на церковь было возложено много земных забот. Получив пол-

⁴⁹ Кавелин К.Д. Мысли и заметки о русской истории// Вестник Европы. 1864.

[56/57]

ную поддержку государственной власти, она помогала ей в устройстве общества и поддержания порядка. Церковь принесла высшую легитимность княжеской власти. Она была важнейшим фактором единства государства, принеся единый литургический язык, созданный на основе славянского алфавита, творцами которого были греки Кирилл и Мефодий. Православная литургия шла на понятном языке, что, несомненно, сближало обитателей державы Владимира Мономаха. Этот язык стал фундаментом русской культуры.

Все исследователи сходятся во мнении, что Владимир Мономах был самым крупным полководцем и государственным деятелем Киевской Руси. «Слово о погибели русской земли» после смерти великого князя Ярослава (памятник XIII в.), посвященное монголо-татарскому нашествию, повествует о величии державы, достигшей расцвета при сыне Ярослава — Владимире Мономахе. Автор «Слова» восторженно описывает необъятные пределы «светло светлой и прекрасно украшенной земли Русской»: от венгров и до поляков и чехов, от литовцев до немцев и карелов, до Белого моря и Ледовитого океана, до болгар, черемисов и мордвы — все эти «поганые страны» повиновались киевскому князю⁵⁰. Мстислав, сын Владимира, захватив в 1127 г. Полоцк, обозначил пик территориальных захватов киевской империи. В 1132 г., сразу же после смерти Мстислава, полоцкие князья отвоевывают свои владения. Начинается упадок Киева.

Оставшееся в русском языке выражение. «Тяжела ты, шапка Мономаха!» напоминает о том, что «шапкой» великого князя киевского Владимира Мономаха будут короноваться все московские цари, видевшие в ней связь с Древней Русью и Византией. Выражение напоминает о тяжестях царской власти и о заслугах первого владельца «шапки». Владимир расширил пределы своей державы, но, что еще важнее, сохранил внутренний мир — главное требование империи. В своем Поучении — предсмертном обращении к сыновьям (их было 8) — великий князь прежде всего предупреждает о необходимости согласия между братьями, между князьями, которые получили в наследство части державы. Мстислав, наследовавший киевский стол, опытный и решительный полководец, еще поддерживает престиж великого князя. Он правит семь лет (до 1132 г.) и власть в столице Руси переходит к его брату — Ярополку. К этому времени все князья выходят из подчинения Киеву.

Распад империи Рюриковичей будет длиться несколько десятилетий. Он был вызван многими причинами. Прежде всего по-

⁵⁰ Памятники литературы древней Руси М., 1981. С. 130.

[57/58]

литическими, связанными с государственным устройством — системой наследования. Князь Волынский Изяслав, внук Мономаха и сын Мстислава, бесцеремонно расширявший свои владения за счет родственников, первым сформулировал новый принцип: не место идет к голове, а голова к месту. Иначе говоря, не ротация, не личные доблести князя, становятся условием приобретения земли и власти. Авторитет Киева резко падает. Это было связано и с экономическими причинами — падением значения Средиземного моря после арабских завоеваний, а, следовательно, значения Византии. Падение Константинополя в 1204 г. было тяжелым ударом и для Киева.

Междоусобные войны меняют свой характер, приобретают значение конфликтов между враждебными государствами. В 1169 г. внук Мономаха князь ростово-суздальский Андреи Боголюбский организует коалицию князей и во главе огромной армии захватывает Киев. И раньше князья вступали с мечом в руках в стольный город — чтобы овладеть троном. Андрей Боголюбский имел иные планы. Город был разграблен, сожжен, население убито или взято в рабство. Летопись рассказывает о грабежах, насилиях, о пожарах предварительно ограбленных церквей. Андреем Боголюбским, отец которого Юрий Долгорукий трижды был великим князем киевским, очень нелюбимым горожанами, владела не только жажда мести, но и желание унизить столицу империи Мономаха, превратить ее в слабый, разрушенный город, не имеющий значения. Когда через полвека монголы Батыя взяли Киев, они разорили его меньше, чем христианский князь-рюрикович.

Андрей Боголюбский пришел с северо-востока. Уход с юга на северо-восток начинается во второй половине XII в. Владимир Мономах придавал большое значение своим владениям на Волге, унаследованным от отца Всеволода. Он часто посещал Ростов и делал многое, чтобы увеличить его экономическое и культурное значение. Историки расходятся в мнениях относительно того, кто основал Владимир — Мономах или первый Владимир, крестивший Русь. К тому времени, когда Андреи Боголюбский стал князем Ростово-Суздальским, Владимир был важным политическим и культурным центром. Вскоре он станет столицей Руси.

По словам летописи, Андрей Боголюбский, объясняя уход на северо-восток, сказал: «Здесь тише». Если князь это сказал, то легко понять, что он имел в виду; на юге положение было нестабильным, взрывчатым. На берегах Клязьмы и верхней Волги, в лесах и болотах было несравненно спокойнее, чем в открытых всем ветрам степях и на берегах Днепра. Был в желании «тишины» и несомненный другой смысл. Судьба Юрия Долгору-

[58/59]

кого, князя Суздальского, который трижды — по праву наследства — занимал великокняжеский стол в Киеве, и трижды покидал город в результате ссоры с горожанами, символизирует положение на юге. Недостаточно было иметь право на золотой киевский стол, необходимо было иметь согласие киевлян. Чувства свои они выражали бурно. После смерти князя Юрия в 1157 г. вспыхнуло восстание: горожане вырезали суздальцев, приведенных в город князем. Армия Боголюбского, разрушившая город 12 лет спустя, сводила, между прочим, счеты с непокорными киевлянами. «Тишина» северо-востока, где не было крупных городов с их вечевыми собраниями, позволяла князю править иначе, чем на юге.

Возникают новые отношения между подданными и князем. Анатоль Леруа-Болье видит исторический смысл в столкновении Суздаля и Киева. Это был конфликт между наследственным режимом Севера и патриархальной анархией Юга, первым триумфом автократии, зарождавшейся в лесах северо-востока, над родовой традицией князей и традицией независимости городов и племен⁵¹. Французский историк XIX в. не мог знать, что в 1954 г. в Москве, на Советской площади, будет воздвигнут памятник Юрию Долгорукому, ибо с его именем летопись связывает первое упоминание о Москве (1147). Украинский историк Михайло Грушевский, рассказывая в начале XX в. о разорении Киева Андреем Боголюбским, считает необходимым подчеркнуть: князь пришел из Владимира, лежащего возле Москвы. Украинский историк сознательно идет на модернизацию: он знает, что в 1169 г. Владимир был столицей княжества, а Москва — именем недавнего поселения. Для него важно подчеркнуть древние истоки конфликта между Украиной и Россией. Их исконное противостояние, подтверждающее, по его убеждению, наличие двух народов: украинского и русского.

Национализм, тяжелое наследие XIX в., не был знаком обитателям Киевской Руси. Русские историки единодушно считают, что распад державы был одновременно процессом интеграции. Распадалась государственная структура, но рождался народ, ощущение единства народа. Историк XIX в. приходит к выводу: «Русская земля, механически сцепленная первыми киевскими князьями из разнородных этнографических элементов в одно политическое целое, теперь, теряя эту политическую цельность, впервые начала чувствовать себя цельным народным или земским составом». Он заключает: «Последующие поколения вспоминали

⁵¹ Leroy-Beaulieu A. Op. cit. P. 177.

[59/60]

о Киевской Руси, как о колыбели русской народности»⁵². Леруа-Болье, не опасаясь упреков в пристрастности, разъясняет смысл понятия «народная цельность»: «Между новыми суздальскими русскими и первоначальными русами не было ни расовой борьбы, ни национальной розни, как позднее настаивали те, кто хотел представить русских и малороссов двумя разными народами»⁵³. Для советских историков с конца 30-х годов представление о «колыбели русского народа» было строго официальной очевидностью, еще одним доказательством правильности исторических законов, приведших к Октябрьской революции. Обязательные цитаты из Маркса—Энгельса, необходимые в научных исследованиях на все темы, в данном случае были как нельзя более к месту. Основатель «учения», ненавидевший Россию, как главное препятствие на пути к социализму в Европе, очень положительно относился к Киевской Руси, подчеркивая «готический характер» империи Рюриковичей, и отрицал ее связь с дальнейшей историей России: «В кровавой грязи монгольского рабства, а не в славной суровости норманнской эпохи родилась Московия, из которой вышла современная царская Россия»⁵⁴

Летопись регистрирует. 1132 г. «И раздася вся Русская земля». Это год смерти Мстислава Великого. Киевская Русь распадается. Леруа-Болье прав, не видя среди причин распада расовой или национальной вражды. XII в. их еще не ощущал. Генеалогия Андрея Боголюбского — свидетельство полного этнического равнодушия: мать — половецкая княжна, бабушка — дочь англосаксонского короля, прабабушка — греческая принцесса. В Приднестровье славяне смешивались с норманнами и степными племенами. Князья, уходившие на северо-восток, занимали земли, населенные финскими племенами, вливавшими свою кровь в славяно-норманно-половецкий коктейль.

Возникший в XVIII в. «национальный вопрос» вызвал горячие споры, которые не прекращались с того времени. Неожиданную жгучую актуальность они приобрели в связи с распадом советской империи. В 1992 г. директор института истории Российской академии (выделилась из АН СССР в 1988 г.) признает наличие сомнений по вопросу, который был, казалось бы, давно и окончательно решен и официально утвержден, «Мы даже не знаем, — говорит он, — когда начал складываться русский народ, когда можно говорить о постепенном разделении так называемой древнерусской народности на три ветви — русский, украинский.

⁵² Ключевский В. Указ. соч. С. 249.

⁵³ Leroy-Beaulieu A. Op. cit. P. 177.

⁵⁴ Marx К., Engels F. La Russie. Paris, 1974. P. 42.

[60/61]

белорусский народы. Одни утверждают, что произошло это еще в Киевской Руси (XI—XII вв.), Другие — эта точка зрения кажется более обоснованной — относят этот процесс к послемонгольскому периоду (XIV—XV вв.)»⁵⁵.

Общая вера, общий язык, общая письменность создавали основу единства, которое ощущалось как «Русская земля». Нигде, ни в одном памятнике, — подчеркивает Василий Ключевский, великий знаток древнерусских источников, мы «не встретим выражения русский народ».

«Слово о полку Игореве»

Самое знаменитое, самое спорное литературное произведение Древней Руси заключает в себе свидетельство распада державы, тоску по единству, страхи и надежды. «Слово о полку Игореве», история похода князя маленького Новгород-Севере кого княжества Игоря Святославовича против половцев в 1185 г., рассказанная неизвестным поэтом, занимает особое место в русской истории: это первый общепризнанный литературный шедевр, это документ, происхождение которого остается неясным, вызывающим дискуссии, которые не прекращаются около двух столетий.

В 1795 г. в одном из рукописных собраний Ярославля был обнаружен список неизвестной поэмы — «Слово о полку Игореве». Его приобрел богатый любитель и собиратель русских древностей А.И. Мусин-Пушкин. В 1800 г. поэма была издана. В 1812 г. во время пожара Москвы сгорела рукопись. Печатное издание стало единственным свидетельством существования рукописи. В начале XX в. был обнаружен список, сделанный после открытия рукописи для Екатерины II, в котором имеются легкие разночтения с первой публикацией. Палеографическая и филологическая критика «Слова о полку Игореве» позволила быстро придти к выводу, что найденная рукопись была сделана не ранее XVI в., иначе говоря — отделена от оригинала более, чем на 300 лет.

2800 слов эпической поэмы стали предметом многочисленных исследований (написано более 800 работ), разноречивых оценок и интерпретаций, ожесточенных споров. Изучение текста и спо-

⁵⁵ Новосельцев А.П. Интервью для «Красной звезды», 26.5.1992.

[61/62]

ры начались одновременно и продолжаются по сей день. Таинственность «Слова» связана со многими причинами. Прежде всего, если так можно выразиться, физическими: нет оригинала и нет ничего подобного в древнерусской литературе. История похода Игоря Святославовича против половцев высится как гора на равнине. Древнерусская литература богата летописной литературой, житиями святых, риторической проповедью, повествованиями паломников. Ничего подобного «Слову» — по литературной выразительности, богатству образов, символике, метафоричности, личному отношению к событиям — литература Киевской Руси не знает. Может быть, как считают некоторые, потому, что такие произведения были, но исчезли в пожарах времени. Может быть, считают другие, потому, что «Слово» было написано не вскоре после похода 1185—1186 гг., а значительно позже.

Три взгляда, если объединить мнения в группы, остаются непримиримыми: «Слово о полку Игореве» — памятник XII в., «Слово» — фальсификация, может быть XVII в., «Слово» было написано в XIII—XIV вв. Исследователи не согласны между собой относительно времени написания, относительно происхождения и места рождения автора. Многочисленные переводчики спорят о смысле слов и значений, употребляемых автором. Филологи выдвигают множество предположений по поводу происхождения языка. Все согласны с определением сверхзадачи поэмы, как патриотического призыва к русским князьям объединиться против общего врага, но идут споры относительно врага, против которого следует объединиться. Недоумение вызывает религиозный дуализм «Слова»; христианский автор употребляет множество языческих образов, символов, обращается — хотя Русь уже 200 лет христианская — к языческим богам, не упоминая, впрочем, главного. Защитники «Слова» объясняют это царившим еще «двоеверием», продолжавшимся в народе поклонением языческим идолам. Но нет никаких свидетельств популярности поэмы, ее распространения в народе, который, к тому же, вряд ли мог прочесть необыкновенно сложный текст.

Важным доказательством подлинности с точки зрения защитников «Слова», является чрезвычайное, нередко дословное, совпадение текстов о битве Игоря с половцами и о битве московского князя Дмитрия с татарами в 1380 г. «Задонщина», повествующая о победе Москвы над Мамаем в битве на Куликовом поле, дошла в нескольких списках, известна се популярность. Ряд исследователей полагает, что автор «Задонщины» использовал в качестве источника «Слово о полку Игореве». Ничто, однако, не препятствует возможности автору «Слова» использовать «Задонщину». Но это меняет дату написания «Слова».

[62/63]

История похода князя Игоря против половцев в 1185 г. рассказана в летописи. Следовательно, исторический факт сомнения не вызывает. В 1185 г. князь Игорь вышел в поход против половцев, первое сражение выиграл, во втором — на реке Каяле — потерпел поражение, потерял всю дружину, попал в плен. Затем бежал, приехал в Киев. Этот кратчайший сценарий оставляет в стороне поэзию, богатство языка и образов — литературные достоинства. Он сохраняет только неоспоримые исторические факты. Все остальное вызывает споры. Первая тайна: почему автор «Слова» выбрал в герои князя Игоря? Владетель небольшого княжества, он не выделялся ни доблестями, ни добродетелями, ни, что самое главное, силой. Никто не смог объяснить, почему Игорь внезапно отправился на завоевание всей половецкой степи, желая вернуть Руси некогда принадлежавшие ей земли, включая Тмутаракань. Вся его армия состояла из небольшой дружины, поддержанной войсками брата — князя черниговского Всеволода. К тому же с 1180 г. Игорь находился в союзе с половцами, был женат на дочери хана Кончака, который позднее взял его в плен. За год до похода Игорь отказался участвовать в военной экспедиции, организованной против степняков киевским князем Святославом.

Возможный ответ: автор «Слова» взял подлинный исторический факт и расцветил его, представив по-своему, ибо хотел выразить свои мысли и чувства о судьбе Руси, отправить Послание. Для такого ответа есть основание: поход Игоря — сюжет, который используется в качестве предлога для размышлений о 150-200 годах русской истории. В «Слове» названо около 40 князей. Но важной частью послания является автор, Споры о нем не прекращаются со дня публикации «Слова». Исследователи не могут согласиться ни относительно социального положения автора, ни относительно его территориального происхождения. Идут горячие споры по поводу языка, на котором текст написан. Предполагают, что автор был дружинником, но одни имеют в виду дружину Игоря, другие — Ярослава Галичского, третьи — Святослава Киевского. Есть мнение, что он был не дружинником, а придворным поэтом, неясно только, при дворе какого князя.

Сложность языка «Слова» побуждала исследователей искать его корни в народном языке и фольклоре, но также в древней греческой поэзии (Гомер, Эврипид), в средневековой византийской литературе, в скандинавских сагах, «Песне о Роланде», «Нибелунгах», французских романсах XII в. и т.д.⁵⁶. В «Слове» обнаружены следы польской и чешской лексики. Ученые говори-

⁵⁶ Гудзий Н.К. Указ. соч. С. 146, 159.

[63/64]

ли о близости песни о Игоре к украинскому и белорусскому языкам. Многочислсные переводчики оказались бессильными перед «темными местами», которые не поддаются пониманию, либо в результате «графических» дефектов, возникших при переписках рукописей и от неопытности издателей, либо потому, что многие образы и понятия не находят эквивалентов в современности, а часть слов не имеет параллелей в других памятниках, остается загадкой⁵⁷.

Попыткой найти ответ на «тайны» «Слова» является предложение датировать текст XIII в., исходя из того, что автор «говоря об одном, имел в виду совсем другое»⁵⁸. Сторонники этого взгляда считают, что в действительности в «Слове» идет речь не о походе Игоря, но о первом столкновении русских с татарами, не о битве на Каяле, но о битве на Калке, где русские дружины были разбиты. В качестве аналогии приводится пример «Песни о Роланде», где басков заменяют мавры.

Гипотеза, переносящая время написания и действия «Слова» на несколько десятков лет вперед, не меняет главного — она согласна с тем, что Послание поэмы — призыв к единству для борьбы с внешней опасностью — половцами или татарами.

Памятник древнерусской письменности, предмет научных исследований, с момента публикации был объектом политической полемики. Аргументом в спорах о характере русской истории, об уровне развития культуры в Киевской Руси, о самостоятельности или подражательности русской культуры. Ученые, отрицавшие подлинность «Слова» (их было не мало в середине XIX в.), ссылались на дикость и варварство Руси XI—XII вв. Значимость «Слова о полку Игореве» выражается и в том, что актуальность повествования о событии, имевшем место в XII в., не перестает увеличиваться. Крупнейший современный авторитет в «Слововедении» академик Лихачев категоричен: «Свое подлинное место в русской культуре нового времени «Слово» нашло только в нашу великую советскую эпоху. В наши дни «Слово» обрело свое третье рождение»⁵⁹. Ученый не оставляет сомнений в причинах особой любви к подвигам князя Игоря, жгучей актуальности призывов автора героической песни. В предисловии к массовому изданию «Слова о полку Игореве» Дмитрий Лихачев перечисляет нетленные достоинства «одного из самых гумани-

⁵⁷ Орлов А. С. «Слово о полку Игореве» как литературный памятник// Слово о полку Игореве. М., 1945. С. 47—48.

⁵⁸ См.: Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970. С. 327.

⁵⁹ «Слово о полку Игореве»// Библиотека поэта. Малая серия/ Вст. статья, подг. текста и прим. Д. Лихачева. Л., 1953. С. 5—31.

[64/65]

стических произведений мировой литературы». Он начинает с эпохи написания: «Слово о полку Игореве» с гениальной силой и проникновенностью отразило в себе главное бедствие своего времени — слабость государственного единства Руси». Но идея единства Руси отнюдь не умирает — она провозглашается отдельными князьями. Она реально поддерживается культурным единством русского народа, общностью русского языка на всей территории Русской земли, общностью судебных постановлений. Эту идею единства и выражает автор «Слова», которого Д. Лихачев называет «подлинным выразителем интересов трудового населения», «интересов всего русского народа». Он обращается, — пишет Д. Лихачев, — «к прогрессивным представителям класса феодалов», объясняя им «необходимость крепкой защиты родины», но «занимая независимую от правящей верхушки феодального общества патриотическую позицию».

Констатируя, что «поражение Игоря Святославовича имело несчастные последствия для всей Русской земли», ученый находит, тем не менее, что хотя «Слово» посвящено теме поражения, «оно глубоко оптимистично». Модернизируя до предела прочтение старинного текста, Д. Лихачев превращает «Слово о полку Игореве» в образцовое произведение советской патриотической литературы. Любовь к нему становиться обязательной. Сомнение или равнодушие — идеологическим преступлением.

В какой мере это вина автора героической песни о походе князя Игоря? Вильям Шекспир, писавший в XVII в., не менее таинственней, чем поэт, сочинявший в XII или XIII в. Спорят не только о существовании автора «Ромео и Джульетты», спорят прежде всего о смысле текста, написанного на достаточно развитом языке. Обвинения Шекспира в клевете на бедного Ричарда III, в угоду Тюдорам, или в антисемитизме, в угоду бытовавшим нравам, выдвигаются или опровергаются, поскольку материал и для одного и для другого можно найти в произведениях драматурга. Если вынести за скобки выражения типа «интересы трудового населения», «прогрессивные представители», употребляемые Д. Лихачевым, то необходимо признать точность представления ученым идеологического смысла «Слова»: единство Русской земли, настоятельная необходимость борьбы с «погаными».

Сомнения вызывает другое: содержание, которое поэт вкладывает в слово «русский». Генрик Пашкевич, отрицающий подлинность «Слова», считает важнейшим доказательством подделки модернизацию понятия «русский», придание ему значения, которого оно не имело в XII в. В Древней Руси, — доказывает ученый, — слово «Русь» имело два значения. Первое — географическое и политическое — означало землю, на которой жили

[65/66]

поляне и северяне, построившие города Киев, Чернигов, Переяславль. Второе — религиозное — объединяло все народы, славянские и неславянские, исповедавшие русскую религию, т.е. православие. В «Слово о полку Игореве» выражение «Русская земля» имеет этническо-национальный смысл, чуждый эпохе⁶⁰.

Актуальность повествования о поражении князя Игоря на протяжении минувших 200 лет, актуальность, которая несомненно будет нарастать, связана именно с этим. В тексте «Слова» обращает внимание обилие географической номенклатуры: на юге — Крым и Дунай, на западе — Двина и Неман. Русская земля, которую исследователи называют главным героем песни, раскинута от Черного моря, венгерских границ до Литвы на западе, Великого Новгорода на севере, Волги — на востоке. Как выражается Генрик Пашкевич: главный герой «Слова о полку Игореве» — границы Руси. Героическая песня великолепно выражает «идею Мономаха» — идею могучего, единого государства, занимающего территорию Руси времен ее расцвета.

На развалинах

Содержание столетия — от смерти Мстислава до появления монголов (1132-1223) — братоубийственные войны русских князей. Можно сказать, что эти войны привели к распаду империи Рюриковичей. С другой стороны, так же верно и то, что распад империи, вызванный многими, названными выше причинами, стал причиной вооруженных конфликтов между братьями, племянниками и дядьями. Содержание столетия это падение престижа и силы, точнее силы и престижа Киева, — это — колонизационное движение, прежде всего на северо-восток. По подсчетам историков в середине XII в. насчитывалось 15 княжеств, в начале XIII в. — их было около 50, в XIV в. — примерно 250. Наиболее сильными были княжества Владимиро-Суздальское, Галицкое, Волынское и республика Новгород.

⁶⁰ Paszkiewicz H. Op. cit. P. 349—351.

[66/67]

Движение на северо-восток, где возникает центр русского государства, было прежде всего делом ростово-суздальских князей. Ростов и Суздаль — стариннейшие города Киевской Руси. Согласившись с Ипполитом Тэном относительно значения момента — народа — территории в истории, применим эти категории к Суздальской земле во второй половине XII — начале XIII вв. Момент, когда княжество, бывшее одним из составных частей киевской державы, выходит на страницы большой истории, — междоусобицы, вспыхнувшие после смерти Ярополка. Младший сын Мономаха князь Суздальский Юрий Долгорукий мечтал о киевском столе. Более 8 лет воюет он со своим племянником Изяславом, дважды занимая Киев и дважды его теряя, пока, наконец, не добивается своего, овладевая троном великого князя в 1155 г., за два года до смерти. В этих войнах принимают участие почти все ветви дома Рюриковичей, почти все русские области, а также соседи — половцы, венгры, поляки.

В XI в. центром территории был Ростов. Юрий Долгорукий предпочитает Суздаль, откуда он выходит на войны и куда возвращается. Овладение землей и расширение княжеских владений — лесов, болот и рек — происходит путем сооружения городов. Прежде всего города строятся по берегам рек: Волги и ее притоков — Оки, Клязьмы и их притоков. Среди новых поселений — крепости Переяславль, Юрьев, Дмитров и — Москва. Сын Юрия Андрей перенесет столицу в город Владимир, стоявший на реке Клязьме.

Война между Суздалем и Киевом была особой формой связи между юго-западом и северо-востоком. Другой формой было переселение населения из постоянно разоряемых земель вокруг Киева, Чернигова, Переяславля в междуречье Волги. Пришлое население завоевывало, оттесняло, поглощало и ассимилировало жителей — финские племена. Смена места проживания была для южан не только переменой климата. Местность вынуждала селиться небольшими группами, отвоевывая землю у леса и болот. Крестьяне уходили на северо-восток, в поисках спокойствия. Дружинники шли за князем в поисках добычи и славы. Князья шли за землей и свободой от вече и могучих бояр, правивших в Киеве и других старых городах Руси.

На новых землях возрождается идея Мономаха, идея единодержавия. Она находит наиболее полное выражение в личности и деятельности Андрея Юрьевича Боголюбского. В числе факторов, определивших успех переноса центра власти в междуречье Волги, важное значение имел случай: три выдающихся государственных деятеля правили Суздальской землей один за другим: Юрий Долгорукий и два его сына — Андрей и Всеволод. В 1149 г. Юрий

[67/68]

впервые становится великим князем Киевским, в 1212 г. умирает его сын Всеволод. За эти 63 года, на протяжении жизни двух поколений, произойдет окончательное падение Киева, развал государства, которое начало строиться в IX веке, рождение новых центров власти. Андрей Боголюбский принимает титул великого князя Владимирского. Будущее новое государство приобретает новую столицу.

Историки по-разному объясняли причины переносов столицы: изменением торговых путей, внешней опасностью, варяжской кровью князей, мешавшей долго сидеть на одном месте. Оставляя в стороне споры о значении каждого из этих факторов или их совокупности, нельзя не подивиться феномену: Рюрик с братьями пришли из Новгорода в Киев, если бы не смерть, Святослав, наверное, перенес бы свою резиденцию в Переяславец на Дунай. Владимир сравнительно быстро уступил место столичного города Москве, которую Петр I оставил ради Петербурга, откуда снова власть переехала в Москву. Из степи в лес, из леса в болота. С берегов Днепра, впадавшего в Черное море, на берега Москвы, струившей свои воды в сердце континента, а потом на берега Невы, впадавшей в Балтику, столицы прыгали, меняя географию, климат, коренное население. Менялся центр притяжения, менялись враги и направление движения, которое могло, в силу различных обстоятельств, задержаться, но никогда не останавливалось. Сохранялась, оставаясь важным мотором движения, «идея Мономаха».

Особое место среди строителей Суздальско-Владимирского княжества занимает Андрей Боголюбский. Русские историки, хотя и писали о нем немало, не придавали ему того значения, которого он заслуживает. Возможно, что скудность исторических источников мешала им. Это не должно было бы отпугивать романистов, но образ первого из великих князей Владимирских не привлек их внимания. Василий Ключевский заметил: «от всей фигуры Андрея веет чем-то новым: но едва ли эта новизна была добрая». В жажде власти, единоличной, нераздельной, Андрей Боголюбский не был совершенно «новым» даже среди Рюриковичей киевского периода, не говоря уже о византийско-англо-половецких предках. Интересно другое: Андрей был в новом и хорошем, как и в «недобром», прямым предшественником Ивана Грозного и Петра I. Если бы Иван и Петр нуждались в модели, они не могли бы выбрать лучше.

Андрей родился в 1111 г. на Суздальской земле и первые 38 лет своей жизни не покидал севера. Получив в управление маленький пригород Суздаля — Владимир, он довольствовался им. Он впервые посетил Киев в 1149 г., когда его отец Юрий сел на

[68/69]

великокняжеский престол. Начинается многолетняя борьба Юрия Долгорукого за Киев, в которой Андрей проявляет замечательную храбрость, выделяясь даже среди южнорусских князей, привыкших к постоянным потасовкам. Утвердившись в Киеве, Юрий дает сыну во владение маленький Вышгород (в 7 км от столицы). Андрей, невзлюбивший юг, нарушая приказ отца, тайно уходит к себе во Владимир, забрав святыню, икону Божьей матери, написанную по преданию евангелистом Лукой. Икона, которую называют Владимирской, становиться важнейшей русской святыней.

Андрей поселяется не в самом Владимире, не в старейших городах земли — Ростове и Суздале. Его резиденцией становится небольшое село в 11 км. от Владимира — Боголюбове. Оттуда он будет править сначала владимирским княжеством, а потом все землей русской. Юрий Долгорукий передал киевский трон в наследство сыну, который впервые — нарушая вековые традиции — предпочитает управлять Русью из собственной столицы, основанной на северо-востоке.

Андрей Боголюбский не любил юга, не любил Киева. Его отец, изгнанный из Киева, плакал от горя и не переставал воевать за него, пока, наконец, не добился своего. Андрей при первой возможности вернулся на родину, нарушив обещание, данное отцу. Внук Мономаха, Андрей отказался от владения «матерью городов русских» не потому, что его больше привлекал климат волжского междуречья. Он сознательно переносил центр власти, ибо понимал, что в Киеве его власть будет ограничена. Правление Андрея Боголюбского завершает первую главу русской истории, начинает вторую.

Разрыв между югом и севером, между Киевской Русью, пришедшей в упадок, и государством, которое являлось на смену, был реализован переездом князя Андрея во Владимир. Был сломан старый порядок. Андрей не отказался от титула великого князя — он решил осуществлять великокняжескую власть из новой столицы. Это было революцией. Разрушалась политическая система Рюриковичей: старший князь сидит в старшем городе. Андрей «взорвал» иерархическую лестницу. До него князь, переходивший в Киев, оставлял свое прежнее владение следующему по старшинству родственнику. Андрей, став великим князем и владея тем самым Киевом, сохранил в своей личной власти Суздальскую землю. Таким образом, она перестала быть родовым владением, а стала личным доменом одного князя. Суздальская земля вышла из круга русских областей, переходивших от князя к князю. Рождается новая система власти.

Андрей Боголюбский сохранил за собой прежнее владение — он строил новую систему власти. Беспощадно разорив Киев в

[69/70]

1169 г. — «победители не щадили ни храмов, ни жен, ни детей», рассказывает летописец — Андрей отдал город младшему брату Глебу, а после его скорой смерти — смоленским племянникам. Когда они не подчинились приказам, пришедшим из Владимира, Андрей прогнал их, как слуг; «Не ходишь ты, Роман, по моей воле... так пошел вон из Киева, ты, Мстислав, вон из Белгорода, ты, Давид, вон из Вышгорода...» Князь Мстислав, о котором говорили, что он не боялся никого, кроме Бога, обиженно ответил: «Ты обращаешься к нам не как к князьям, а как к подручникам».

Мстислав правильно понял смысл менявшегося положения: система родственных отношений между князьями, не исключавшая конфликтов и войн, но основанная на традиционной «лестнице», заменялась политическим подданством, которое практически уравнивало младших князей с челядью.

Историки расходятся в оценке побуждений Андрея Боголюбского. Одни сомневаются: были ли его действия продиктованы «достаточно обдуманными началами ответственного самодержавия или только инстинктами самодурства»⁶¹? Другие считают, что он был «первым русским князем, который ясно и твердо стремился к установлению единодержавия и самодержавия, начинателем нового государственного порядка»⁶². Летописцы, в особенности южные, помнившие разорение Клева, красочно описывают «самодурство» Андрея, проявление тиранических капризов. «Умен был князь Андрей, — рассказывает один из хроникеров, — во всех делах доблестен, но погубил смысл своим невоздержанием...» Иначе говоря, терял разум в гневе.

Логика действий Андрея Боголюбского позволяет рассматривать его политику, как сознательное строительство нового порядка, достаточно перечислить важнейшие поступки великого князя. Перенос столицы. Император Тиберий переселился на Капри, но столицей империи оставался Рим. Андрей лишил Киев ранга столицы. Унижение младших князей, превращение их в «подручников». Нежелание опираться на местную аристократию — дружинников отца, бояр, а также городскую элиту, правившую через вече. Князь выбирает своих слуг из неродовитых низов, считая важнейшим достоинством верность себе. Дальние потомки князя Андрея — Иван Грозный и Петр I — будут подражать практике «демократического тиранства».

Опережая время, Андрей Боголюбский вырабатывал технику самодержавной власти. Властолюбие, сочетавшееся с капризным

⁶¹ Ключевский В. Указ. соч. Т. 1. С. 403.

⁶² Андрей Боголюбский// Энциклопедический словарь/ Брокгауз и Эфрон. СПб., 1890. Т. 1. С. 762.

[70/71]

характером, склонным к вспышкам гнева, поссорили великого князя не только со старой служилой и городской аристократией, но и с близким окружением. 20 заговорщиков ворвались в его спальню. Несмотря на преклонный возраст, безоружный старый воин оказал сопротивление убийцам. Два дня заговорщики не позволяли хоронить князя. В городе вспыхнуло волнение, начались грабежи. Около двух лет Суздальское княжество раздирала междоусобица. И здесь князь Андрей оказался предшественником — после смерти Ивана IV и Петра Русь переживала смутные времена.

Войны, которые вел Андрей, — против камских болгар, против Новгорода — имели главной целью усиление его самодержавной власти. Активная строительная деятельность — превращение Владимира в один из красивейших русских городов, богатого церквями, многолюдного, населенного ремесленниками, купцами, — повышала престиж великого князя и столицы его владений. Андрей Боголюбский прилагает немалые усилия для того, чтобы основать во Владимире особую русскую митрополию, независимую от Киева. Константинополь отказывает ему — патриарх недоброжелательно смотрит на появление нового центра власти, стремящегося к самостоятельности.

Историк XIX в., рассказав о добрых и менее добрых делах Андрея, причисленного к лику святых, заканчивает: «Андрей был первый великорусский князь; он своей деятельностью положил начало и показал образец своим потомкам; последним, при благоприятных обстоятельствах, предстояло совершить то, что было намечено их прародителем».

Двухлетняя смута, наступившая после убийства великого князя, не разрушила его дела. Владимир устоял как столица, несмотря на все усилия «старших городов» — Ростова и Суздаля, разделаться с любимым городом Андрея. Престол занял его брат Всеволод, младший сын Юрия Долгорукого, еще один внук Мономаха. 36 лет правления (1176—1212) Всеволода, прозванного за многочисленное семейство Большое Гнездо, было временем расцвета Владимиро-Суздальского княжества. Автор «Слова о полку Игореве» говорит о могуществе дружины великого князя Всеволода, которая может «веслами Волгу разбрызгать, а Дон шеломами вычерпать». Осторожный, но упорный в достижении своих целей Всеволод укреплял единодержавную власть и позицию Владимира, как центра всей Руси. В ее пределах огромная территория от причерноморских степей до Ледовитого океана, от Дуная и Двины до Волги, с населением в шесть миллионов человек.

Постепенное перемещение центра власти и населения с юга на северо-восток меняло экономическую базу жизни населения,

[71/72]

что в свою очередь воздействовало на характер правления. Пашня и лес становятся основными источниками существования. Лес дает строительный материал для сооружения избы, лыко для изготовления обуви и посуды, воск для свечей, мед, который ели и пили. В борьбе с лесом отвоевывается пашня, которая после быстрой отработки бросается. Экстенсивный характер хозяйства вынуждал к частой перемене жилья, к бродячей, подвижной жизни.

Полная свобода передвижения, необходимая по экономическим причинам, оборачивалась разрывом общинных связей. Юридическое положение земледельца и землевладельца определяется его «рядом», договором с князем. Земля принадлежала князю, наделявшему бояр, вольных слуг, духовные учреждения. Ее обрабатывали вольные крестьяне-арендаторы и рабы. Свободная территория искала людей, которые переходили от князя к князю. Погоня за населением была гарантией свободы передвижения. Отрицание этой свободы землевладельцем замкнуло бы его владения для притока переселенцев.

Вече, которое существовало еще в древнейших городах северо-восточных княжеств, быстро приходит в упадок по мере усиления удельных князей. Власть князя становится единственным источником власти, а также единственным объединяющим началом в раздробленной системе земельных владений, пожалованных им. Административные функции на дворцовых, принадлежащих князю, землях, выполняют княжеские слуги — бояре, наместники. На землях, отданных частным владельцам — вотчинникам, право обложения налогами и суда принадлежало им.

Упадок Киева был одной из причин и одним из следствий усиления Суздальско-Владимирской земли. Ослабление «матери городов русских» сопровождалось также ростом значения юго-западных областей Киевской Руси. Территория между Карпатами и Припятью делилась на Волынь и Галич. Самая западная часть империи Рюриковичей — Галицкое и Волынское княжества — была связана многими узами с Польшей и Венгрией, служила часто полем битвы между русскими и западными соседями. Во второй половине XII в. Галичем правил могущественный князь Ярослав Владимирович, которого называли «Осмомыслом», иначе говоря — мудрым. В «Слове о полку Игореве» о нем сказано: «Ты, галицкий князь Осмомысл Ярослав, высоко ты сидишь на престоле своем златокованном! Подпер горы Карпатские железными полками... суды творишь до Дуная!'»

Осмомысл был женат на сестре Всеволода Большое Гнездо и поддерживал суздальского князя в его политике. Союз северо-востока и юго-запада был направлен против киевского центра.

[72/73]

Этот союз был выгоден прежде всего великому князю Всеволоду. Когда после смерти Ярослава Осмомысла его сын Владимир Га-лицкий, отвоевав свое наследство, захваченное венгерским королем, старался укрепиться на троне, он просил помощи у далекого дяди Всеволода: «Отец и господин! Удержи Галич подо мною, а я, Божий сын и твой, со всем Галичем и в воле твоей».

После смерти Владимира волынский князь Роман объединяет юго-запад в одно Галиче-Волынское княжество. Талантливый полководец, он вел успешные войны c венграми, поляками, литовцами, половцами. Приходил на помощь византийскому императору и отказался от королевской короны, которую предложил ему папа Иннокентий III, в надежде обратить в католичество могучего русского князя. В 1205 г. Роман был убит в схватке с поляками. После его смерти княжество — с неизбежностью, типичной для времени, — переживает смуту. Внутренняя политика Галиче-волынского князя имела целью усиление личной, самодержавной власти. Лев Гумилев говорит о князе Романе; был храбр, энергичен, жесток, вероломен и весьма предприимчив. По мнению историка эти качества — результат наследства, полученного от матери, дочери польского короля Болеслава Кривоустого, и воспитания в Польше. Воспитанные на родной земле, русские князья проявляли все перечисленные выше качества не всегда все сразу.

В 1203 г. образуется антикиевская коалиция, инициатором которой является князь черниговский Игорь, некогда князь Новгород-северский и герой «Слова о полку Игореве». Он собирает русских князей и нанимает половцев, пленником которых в свое время был. Летопись, отмечавшая в свое время (1169) с ужасом разорение стольного города Андреем Боголюбским, пишет теперь: «И сотворися велико зло в Русской земле, якого же зла не было от крещенья над Киевом». Город жгли, грабили, уничтожали церкви, уводили жителей в полон. Почти в это же время — 1204 — крестоносцы взяли штурмом Константинополь и безжалостно разорили столицу Восточной империи. Но то была столица православной церкви, которую к этому времени католики не считали христианской. Киев, православный город, громили православные., с помощью, правда, язычников-половцев.

Правление Всеволода Большое Гнездо обозначено актом, который свидетельствовал о начале нового времени. До сих пор княжеские усобицы имели объектом «место»: войны шли за престол, которого князь добивался, ссылаясь на свое право, на свое «старшинство». В 1207 г. рязанские князья решили сопротивляться политике Всеволода. Великий князь арестовал, кого успел схватить, потребовал выдачи всех других вместе с женами, за-

[73/74]

ключил их во Владимире. Рязанские города стали управляться посадниками Всеволода. На рязанский трон был посажен сын великого князя. Рязанцы не успокаивались, и Всеволод выселил всех жителей города вместе с епископом, а саму Рязань сжег. Земля была присоединена к Владимирскому княжеству. Это был первый случай прямой аннексии, расширения владений одного русского князя за счет другого.

Наряду с Клевом, Владимиро-Суздалем и Галиче-Волынской землей важнейшей частью Киевской Руси был Новгород. Он был основан не позднее VIII в. Легендарный князь Рюрик, основавший Киев, отправился на юг из Новгорода. В отличие от всех других земель-княжеств город, откуда начинался путь «из варяг в греки», называл себя Господин Великий Новгород. Северо-восточный форпост империи Рюриковичей, город купцов и моряков, оживленнейший порт, Новгород был похож и непохож на другие города Руси. Все крупнейшие деятели Киева, строители державы — от Владимира Красное Солнышко до Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха — княжили в Новгороде, как бы проходили стаж, прежде чем занять золотой киевский стол. Новгородский опыт был полезен как поучение и как предостережение.

Политический строй города на Волхове был уникален. В конце XX в., когда в России начались поиски демократических традиций, обращение к истории Новгорода неизбежно. Все крупные города Киевской Руси имели вече, которые постепенно, по мере усиления княжеской власти, теряли свое значение. В Новгороде вече не переставало — до поглощения города Москвой в XV в. — набирать силу. В 1136 г. после восстания горожан против князя народное собрание — вече обрело полную власть, выбирая не только князя, но и архиепископа⁶³.

Новгород был аристократической республикой, в которой все дела решались голосованием. Причем решались быстро — внешние проблемы не позже, чем за два месяца, внутренние — за один. Город делился на пять концов, каждый из которых составлялся из улиц. Каждый конец имел своего старосту и постановления общего вече утверждались их печатями. Каждая улица составляла отдельную общину, которая в случае нужды собирала свое вече. Уличане стояли в круговой поруке и защищали друг друга от посторонних притеснений. Концы имели свои знамена, выводили на войну свои полки со своими воеводами. Прямая новгородская демократия принимала иногда типично местную форму: в случае разногласия на вече представители различных

⁶³ На усмотрение народного собрания предлагались три кандидатуры.

[74/75]

мнений выходили на кулачный бой, который обычно имел место на мосту через Волхов.

Вече принимало князя и отказывало ему, если он был неугоден большинству; вече принадлежала высшая судебная власть, оно издавало законы и отменяло их, объявляло войну и заключало мир, устанавливало подати и повинности, определяло какую монету употреблять. Принцип выборности распространялся даже на монастыри, где братия решала, кому быть игуменом, келарем и ключником. Игумен затем утверждался архиепископом.

Вече выбирало посадника — главного представителя города: без него князь не мог править в Новгороде. Летопись зарегистрировала немало случаев, когда новгородцы, недовольные посадником, поднимались против него. В посадники избирались только представители боярских родов. Духовенство не участвовало в вече, но, как и во всех средневековых городах, имело в городе огромное влияние. В руках владыки — архиепископа — был надзор за нравственностью — не только в духовных, но и в мирских делах. Поэтому его суду принадлежали все преступления против уставов церкви, но также все семейные ссоры, споры по имущественным делам, наследству и т.д. Владыка заведовал всеми торговыми мерами и весами, что в купеческом городе имело особое значение.

Финские племена свободно жили на новгородской земле и в самом городе, имея право голоса в общественных делах; пришельцы принимались в члены городского общества при условии подчинения местным порядкам.

Новгород вел активную колонизационную политику, подчиняя себе земли и население к северу от своих границ. Владения купеческой республики простирались от Пскова до Белоозера и включали весь Север от Белого моря до Ледовитого океана, до Урала, а, возможно, и Зауралье. В колониях новгородцы добывали прежде всего меха. Чем дальше были подчиненные земли, тем меньше заметен был в них новгородский демократический характер. Богатый товарами, важный перевалочный пункт, Новгород вел оживленную торговлю с западными городами — в первую очередь немецкими и островом Готландом. Когда в XIII в. образовался Ганзейский союз, Новгород предоставил ганзейцам особые условия — торговые дворы и конторы.

Своеобразие политического строя, особый характер экономики породили новгородскую культуру со своими героями — купцом Садко и буйным мореплавателем Васькой Буслаевым.

На новгородском вече право голоса имели только домохозяева. Их дети, даже взрослые, не могли участвовать в собрании, пока не заводили собственного хозяйства. Новгородская молодежь, как

[75/76]

младшие сыновья английских аристократов, искала выхода энергии за стенами города — открывала новые земли для Новгорода, устраивала набеги на соседей. Васька Буслаев — их герой. Но похожих богатырей — вольнолюбивых гуляк — знают и другие земли. Только Новгород знает былинного героя-купца. Археологические находки последних лет — короткие деловые заметки на берестяной коре — свидетельствуют о широком распространении грамотности среди жителей города. Самая старая русская рукопись — на церковно-славянском языке — иллюстрированное Евангелие — было изготовлено в Новгороде в 1056—1057 гг.

История Новгорода, его политических институтов, демонстрирует другую, альтернативную модель развития русской земли. Аристократическая республика, живущая торговлей и колонизаторской деятельностью, многими чертами напоминает итальянские города XI—XIV вв. Княжество, занятое охраной торговых путей, расширением владений и обороной границ, многими чертами политического устройства напоминает Византию. Народное собрание — вече или самодержавная власть князя. Новгородский или киевский путь: такой выбор давала русская история. Перечисляя заслуги великого царя Петра I, Пушкин подчеркивает: в Европу прорубил окно. Новгородский путь позволял просто-напросто открыть дверь.

Киевские князья, ушедшие на северо-восток, бережно сохранили и принесли с собой «Мономахову идею» единодержавия. Столкновение Владимиро-суздальских князей и новгородской республики было неизбежно. Положение Новгорода было нелегким; заключенный в полукольцо великокняжеских владений, Новгород мог успешно сопротивляться военным экспедициям владимиро-суздальских дружин, но у него не хватало собственного хлеба. Экономическая блокада — задержка обозов с зерном — вынуждала город к уступкам. Военные победы — в 1216 г. новгородцы нанесли страшное поражение суздальской вражеской рати на р. Липице — не меняли главного; нажим на республику усиливался. Подчинение Новгорода было важной частью имперской политики великого князя владимирского. Появление монголов задержит на время неумолимый процесс поглощения новгородской земли.

Смерть Всеволода Большое Гнездо (1212) включает традиционный взрыв братоубийственной усобицы. Она была неизбежна, ибо у Всеволода было много сыновей. Способствовал ей и великий князь — рассердившись перед смертью на старшего сына Константина, он перенес старшинство на второго сына — Юрия. Междоусобные раздоры сопровождаются усиливающимся дроблением владений. В начале XIII в. Владимирское великое княже-

[76/77]

ство имело в своем составе четыре удела-княжества. Во второй половине к ним прибавилось еще три, в том числе Московское княжество. Дробятся и другие княжества — Ростовское, Ярославское, Рязанское и т.д.

Князья заключают между собой союзы, всегда временные, воюют с соседями, преследуют мелкие личные интересы. Между тем ни западной границе Руси появляется новый противник. В середине XII в. в устье Западной Двины начинают активную деятельность немецкие купцы и миссионеры. Обращение местного языческого населения (ливы, латыши) идет с большим трудом — язычники не хотят отказываться от своей веры. В 1201 г. епископ Альберт основывает в устье Двины город Ригу. Два года спустя он учреждает орден воинствующих рыцарей, которых будут называть меченосцами: их одежда — белый плащ с красным крестом и меч через плечо. Не чураясь никаких жестокостей, они обращают местное население в христианство, быстро распространяя свои владения к востоку от Риги. В 1207 г. завоеванная территория — Ливония — становится ленной собственностью ордена, дарованной германским императором.

К юго-западу от владений меченосцев появляется другой орден — Тевтонский. Основанный для завоевания Святой земли в XII в., орден вынужден вернуться в Европу после поражения третьего крестового похода и захвата Иерусалима Салолином в 1187 г. Тевтонские рыцари носят черный плащ с белым крестом — их будут называть крестоносцами. В 1226 г. польский князь Конрад Мазовецкий, испытывавший трудности в христианизации славянского племени прусов, призвал на помощь Тевтонский орден. Крестоносцы охотно удовлетворили просьбу, получив дополнительно от папы Григория IX «золотую буллу», гарантировавшую им опеку Ватикана. Орден быстро распространяет свою власть на земли прусов, в 1237 г. подчиняет себе меченосцев. «Натиск на восток» принимает вес более агрессивные формы. Сравнительно быстро вырисовываются контуры орденского государства, включавшего Померанию, Пруссию, Курляндию, Ливонию, Эстонию. Серьезная опасность угрожает Новгороду и его владениям. Наступление крестоносцев задерживает в 1240—1242 гг. Александр Невский, дважды одерживая победы над орденской армией.

Русские историки, в первую очередь советские и евразийцы, видят в действиях крестоносцев (французов и венецианцев), захвативших и разграбивших в 1204 г. Константинополь, и в «натиске на восток» тевтонцев и меченосцев, крестовый поход против православия. Если трудно говорить о согласованности действий между крестовыми походами в Палестину и северо-

[77/78]

восточную Европу, то имеются все основания видеть черты общей политики, которая сочетала интересы папства и империи. Григорий IX, после успехов новгородцев в колонизации финских земель, призывал немецких и шведских рыцарей выступить с оружием в руках против финнов, принявших православие, обещая отпущение грехов и другие льготы, которые получали франкские рыцари, воевавшие за освобождение Гроба Господня с арабами.

Ощущение «окружения», описываемое сегодняшними историками, чувство позднее, рождающееся у тех, кто может охватить взором прошлое из далекого будущего. Вряд ли могли его испытывать современники, поглощенные местными делами и местными конфликтами, терявшие со второй половины XII в. представление о единой Русской Земле, по мере нараставшего распада Киевской Руси. Современники не могли знать, что появление в 1223 г. в донских степях монгольской армии — в то самое время, когда набирали силы крестоносцы — означает появление нового врага, противостояние с которым займет столетия и окажет решающее влияние на русскую историю.

[78/79]