М. Геллер, А. Некрич
ИСТОРИЯ РОССИИ:
1917-1995
Книга вторая
Мировая империя
К оглавлению
После смерти Сталина Маленков казался его естественным преемником,
В последние годы жизни Сталина он стал главной политической фигурой в партии.
Маленков прочел вместо Сталина, впервые после XII съезда партии, отчетный доклад
ЦК на XIX съезде в 1952 году. Фотография Маленкова вместе со Сталиным и Мао
Цзедуном появилась во всех газетах 12 марта 1953 года. Рядом со статьей Мао
Цзедуна, в которой было написано: «Мы глубоко верим, что Центральный Комитет
Коммунистической партии Советского Союза и Советское правительство во главе
с товарищем Маленковым безусловно смогут продолжить дело товарища Сталина...»1
Это было как бы предъявлением законных прав на наследование.
Маленков небрежно отмахнулся от предложения Хрущева собраться,
чтобы обсудить, как и кому вести дела дальше. «Поговорим», — бросил он, уезжая
с ближней дачи Сталина немедленно после того, как врачи констатировали смерть
диктатора.2
Хрущев промолчал, но принял свои меры: вывез важные архивы
к себе в ЦК КПСС, начал готовиться к решающей схватке за власть.
На совместном заседании правительственных органов и ЦК КПСС
6 марта 1953 года Хрущев одержал первую важную победу — его освободили от обязанностей
секретаря МК КПСС и предложили сосредоточиться на работе в секретариате ЦК.
Ни Маленков, ни Берия, вступившие в союз еще при подготовке «ленинградского
дела»,
[77/78 (569/570)]
не видели в Хрущеве серьезного соперника в борьбе за власть.
Помыслы обоих были направлены на захват контроля над государственной властью.
Оба допустили серьезную ошибку, переоценив знание поста главы правительства
и государственной безопасности и недооценив обладание контроля над партийным
аппаратом. Не сам пост председателя Совета министров СССР важен для удержания
власти, а важна личность главы правительства. Сталин на посту председателя Совета
министров оставался всевластным диктатором. Таким он был бы и без этого поста.
Маленков лишь занимал должность, но не был диктатором. Он был не более чем председателем
Совета министров.
Хрущев не стал претендовать на высшую правительственную должность.
Вопреки своему характеру, он оказался на этот раз достаточно терпеливым, чтобы
ждать. Для него Маленков сам по себе был не опасен. Опасен был Маленков в союзе
с Берия или Берия в союзе с Маленковым. Хрущев был плоть от плоти партийного
аппарата и великолепно знал настроение его верхушки — секретарей обкомов партии,
становившихся теперь истинной властью на местах.
Они хотели быть свободными от страха, от наблюдения за ними
местных начальников управлений государственной безопасности. Они были лояльны
центру, но хотели большей самостоятельности в решении местных дел и гарантии
личной безопасности. Для них, как и для Хрущева, самым опасным человеком был
Берия. Он был ненавидим большинством партийно-государственной верхушки и военной
бюрократией.
Хрущев добился немедленно после смерти Сталина разделения партийной
и государственной власти. 14 марта 1953 года Маленков был по собственной просьбе
освобожден от обязанностей секретаря ЦК КПСС, но остался председателем Совета
Министров. Хрущев стал фактически первым секретарем ЦК КПСС.3 Эта
должность, исчезнувшая после XIX съезда, была официально восстановлена в сентябре
1953 года.
15 марта 1953 года 4-я сессия Верховного Совета СССР утвердила
новое государственное руководство, К. Е. Ворошилов был избран на номинальный,
но почетный пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. Маленков был
назначен председателем Совета министров СССР, Берия, Молотов и Каганович — его
первыми заместителями, Булганин и Микоян — заместителями. У власти оказался
первый «триумвират» — Маленков, Берия и Молотов. Последний фактически был отодвинут
в область внешней политики. Новое правительство нуждалось в поддержке народа,
еще неспокойного после ухода Всевидящего и Вездесущего. Правительство обещало
[78/79 (570/571)]
позаботиться о благе народа и заявило о своей готовности немедленно
улучшить отношения с Соединенными Штатами Америки.4
Следуя традиции, правительство объявило 1 апреля о новом снижении
государственных розничных цен на продукты, одежду, бензин и стройматериалы.5
С чего начать? Этот вопрос был и остается главным при любой
смене власти. Был он главным и для нового руководства, пришедшего на смену Сталину.
Ответ на этот вопрос был довольно сложным и далеко не однозначным. В последние
годы жизни Сталина в стране, буквально во всех областях, возникло сильное напряжение.
Внешнеполитическая ситуация таила в себе опасную перспективу сползания к третьей
мировой войне.
Маленков, как это видно из его первых действий, понял, что
необходимо дать народу материальное облегчение, в котором ему так долго отказывали.
Программа триумвирата была суммарно изложена в первом официальном
докладе Маленкова на заседании 4-й сессии Верховного Совета СССР 15 марта 1953
года, через неделю после того, как тело Сталина было внесено в Мавзолей и появилась
еще одна надпись: «И. В. Сталин».
«Законом для нашего правительства является обязанность неослабно
заботиться о благе народа, о максимальном удовлетворении его материальных и
культурных потребностей...»6 Этот лозунг был как бы вывеской нового
руководства.
В печати началась кампания за увеличение производства товаров
легкой промышленности и продовольственных товаров. Спустя несколько месяцев,
на шестой сессии Верховного Совета СССР, Маленков, отметив неблагополучие в
сельском хозяйстве, призвал: «... в ближайшие 2-3 года добиться создания в нашей
стране обилия продовольствия для населения и сырья для легкой промышленности».7
Новый премьер призывал также изменить отношение к личному хозяйству
колхозников, расширить жилищное строительство, развивать товарооборот и розничную
торговлю.8 Значительно увеличились капиталовложения на развитие легкой,
пищевой, рыбной промышленности.
Уже первые мероприятия нового правительства, понизившего налоги
на крестьян, создали ему широкую популярность. Именно Маленков, а не Хрущев,
был в первое время наиболее популярной фигурой среди народа.
Одним из особенно плачевных последствий тридцатилетней сталинской
диктатуры был упадок сельского хозяйства. Наследникам Сталина предстояло принять
важные решения, от которых зависела
[79/80 (571/572)]
не только судьба десятков миллионов колхозников, но и экономика
страны на многие десятилетия вперед. Никто из новых руководителей не помышлял,
конечно, о кардинальном решении вопроса — ликвидации полукрепостной колхозной
системы. Но они пытались найти пути некоторого облегчения бремени колхозников,
повышения рентабельности колхозного производства.
В течение многих лет колхозники едва сводили концы с концами,
особенно в центральной и северо-западной России. Их существование поддерживали
не эфемерные доходы колхозов, о которых трубила советская печать, вызывая восторги
умиления западной «прогрессивной» интеллигенции, а карликовые приусадебные участки,
корова — кормилица семьи испокон веков.
После войны натуральные и денежные налоги с колхозов и колхозников
в пользу государства возросли неимоверно. Вместе с голодом 1946 и 1947 года
новые поборы привели к гибели сотен тысяч крестьян и к окончательному обнищанию
миллионов. Чтобы избежать уплаты налогов, а налоги взимались не в виде общей
суммы, а с каждой единицы сельскохозяйственной культуры или с домашнего скота
и птицы, колхозники вынуждены были свертывать многостороннее хозяйство и оставлять
только те его части, налог на которые был меньше или без которых семье попросту
грозила бы голодная смерть.
Одним из первых мероприятий «триумвирата» было сокращение сельскохозяйственного
налога с приусадебных участков, отмена натурального налога и замена его денежным
и повышение закупочных цен на излишки сельскохозяйственной продукции. Были полностью
сняты недоимки по сельскохозяйственному налогу за прошлые годы.
Денежный налог по Закону о сельскохозяйственном налоге от августа
1953 года был фактически снижен с каждого колхозного двора в среднем в два раза.9
В передовой статье первого номера за 1953 год центрального
теоретического органа КПСС журнала «Коммунист» торжественно объявлялось: «Зерновая
проблема, считавшаяся ранее наиболее острой проблемой, решена прочно и окончательно».10
В 10 номере того же журнала были опубликованы материалы сентябрьского
пленума ЦК КПСС, посвященного положению в сельском хозяйстве. К 13 номеру журнала
от мажорного тона не осталось и следа.11
Хрущев признал, что все заявления о разрешении зерновой проблемы,
были лживыми. Налоги на индивидуальные хозяйства колхозников снова были понижены,
владельцы коров получили льготы
[80/81 (572/573)]
Было решено поощрять впредь мелкое хозяйство рабочих и служащих:
разведение свиней, домашней птицы, поощрялось даже обзаведение коровами. Фактически
это было признанием, что приусадебное хозяйство крестьянина и рабочего в небольших
провинциальных городах является главным источников поддержания не только собственного
существования, но и источником снабжения сельскохозяйственными продуктами значительной
части населения страны.12 Но в 1953 году четвертая часть из 20 миллионов
крестьянских семей не имела коров.
В 1954 году был отменен налог за владение коровой и свиньями.
К этому времени налог на приусадебный участок снизился в 2,5 раза по сравнению
с 1952 годом.
Эффект новой меры был потрясающим: деревня и близлежащие к
сельской местности города перестали испытывать острую нужду в продовольствии,
хотя положение все еще оставалось достаточно серьезным. Главное же заключалось
в том, что крестьяне еще раз поверили государству, что может быть улучшение
в их беспросветной жизни. Легко себе представить, каковы были бы результаты
перевода сельского хозяйства на иные рельсы, если относительная свобода использования
приусадебного хозяйства, распространившаяся всего на 2% всех обрабатываемых
земель в стране, так быстро и в такой короткий срок изменила положение.
Значительным облегчением для населения явилось сокращение в
два раза суммы подписки на очередной государственный заем развития народного
хозяйства СССР (выпуск 1953 года).13
Намерение нового руководства «успокоить нервы народа» проявилось
в упорядочении рабочего дня в учреждениях. Практика ночного бдения была осуждена.
Отныне работа в учреждениях союзного и республиканского значения начиналась
в 9 часов утра и заканчивалась в 6 часов вечера с часовым перерывом на обед.14
4 апреля 1953 года было опубликовано безо всяких комментариев
сообщение Министерства внутренних дел СССР о том, что дело «врачей-убийц» было
провокационно состряпано бывшим руководством бывшего Министерства государственной
безопасности и что обвиненные врачи неповинны ни в каких преступлениях.15
То было удивительное заявление, ибо бывший руководитель бывшего Министерства
государственной безопасности С. Д. Игнатьев немедленно после смерти Сталина
был сделан секретарем ЦК КПСС.
Игнатьев никак не мог бы быть избран в секретариат ЦК без согласия
Хрущева. Но Игнатьев нес прямую ответственность за подготовку
[81/82 (573/574)]
«процесса врачей». Имел ли Хрущев какое-либо касательство
к этому делу? Вопрос этот тем более закономерен, что Игнатьев никогда позднее
не был привлечен к партийной и государственной ответственности, а был после
освобождения его от обязанностей секретаря ЦК направлен на партийную работу
в качестве первого секретаря Башкирского обкома партии.
Как бы то ни было, но заявление МВД от 4 апреля имело огромное
политическое значение, как декларация о разрыве с прежней практикой беззакония
и террора. Многие семьи арестованных «врагов народа» увидели в этом возможность
для пересмотра обвинений и приговоров по делу их родных. В прокуратуру СССР
и в партийные органы посыпались сотни тысяч заявлений с просьбами пересмотреть
дела осужденных.
Позднее, после ареста Берия, в партийных кругах утверждали,
что коммюнике не было согласовано Берией с секретариатом ЦК, иначе оно было
бы опубликовано не от имени Министерства внутренних дел, а от имени правительства
и формулировки были бы иными. Вероятно, так и было бы на самом деле. Коммюнике
МВД создавало новую огромную и не очень желательную проблему для нового руководства
— реабилитации сотен тысяч, а может быть и миллионов людей, исчезнувших в годы
террористической диктатуры Сталина. Вероятно, не было ни одного крупного партийного
или государственного деятеля, который не был бы прямо или косвенно причастен
к массовым преступлениям советского режима, или во всяком случае не извлек бы
для себя какой-либо выгоды во время террора 30-х и 40-х годов. Теперь число
врагов Берия в руководстве значительно увеличилось, так как многие опасались
разоблачений. Пока что Берия распорядился освободить родственников членов руководства,
арестованных и посланных в лагеря в последние годы жизни Сталина. Берия лично
вручил Молотову его супругу П. С. Жемчужину, попавшую в лагерь в последние годы
жизни Сталина.16 Заодно он распорядился освободить бывшего министра
госбезопасности Абакумова, угодившего в тюрьму по случаю дела «врачей-убийц».
Выпустили из тюрьмы маршала артиллерии Н. Д. Яковлева и его сына, а также маршала
авиации Новикова, арестованного по навету Василия Сталина.17
Имя Берия стало довольно популярным среди интеллигенции и городских
слоев на короткое время. Его популярность была связана с коммюнике от 4 апреля.
Берия, а вместе с ним и «триумвират», сделали очень ловкий ход, соединив Министерство
внутренних дел с Министерством государственной безопасности и создав новое под
вывеской Министерства внутренних дел. Таким образом пугающие
[82/83 (574/575)]
слова «государственная безопасность» исчезли на короткое время,
создав иллюзию перемен и вызвав бурю рукоплесканий среди левых интеллектуалов
Запада.
Но о преждевременности этих надежд свидетельствовал указ Верховного
Совета СССР об амнистии от 27 марта 1953 года.18 По этому указу,
получившему неправильное название «ворошиловского» (по имени нового председателя
Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилова, подписавшего этот указ.
На самом деле, указ об амнистии был подготовлен при активном участии Берия),
освобождались из заключения те, кто был осужден на срок до 5 лет, иногда до
8 лет, некоторые категории инвалидов, несовершеннолетних и женщин. Амнистия
не касалась политических заключенных.
Летом 1953 года массы уголовников, освобожденные из лагерей
по мартовскому указу об амнистии, наполнили города страны. Даже в Москве стало
небезопасным появляться вечерами на улицах из-за риска быть убитым или ограбленным.
В Москву были введены части внутренних войск, появились конные патрули. Позднее,
после устранения Берии, ему инкриминировалось в числе прочих преступлений намерение
использовать выпущенных из тюрем уголовников для захвата власти.
Берия стал популярным в национальных республиках. С его именем
связывали поворот в области национальной политики, за предоставление больших
прав союзным республикам и против русификаторских тенденций.
В республиках прошли пленумы ЦК местных компартий, на которых
осуждалась практика великодержавной политики. На пленуме ЦК компартии Украины
говорилось о «серьезных извращениях» ленинско-сталинской национальной политики.
Главу украинской партии Л. Мельникова, в частности, упрекали в том, что на руководящую
работу в западные области Украины были посланы работники из других областей
Украины и что преподавание в высших учебных заведениях Западной Украины было
фактически переведено на русский язык. На пленуме ЦК в Литве отмечалось то же
самое: слабое выдвижение национальных литовских кадров на руководящую работу.19
Открытые протесты против русификаторства в той или иной форме можно было услышать
в то время на всех без исключения пленумах ЦК национальных компартий.
Берия представил проект в Президиум ЦК относительно этнического
состава руководящих органов на Украине. Его мысль заключалась в том, чтобы на
местах руководили местные, украинские кадры и чтобы их не передвигали в Москву.
Президиум ЦК КПСС освободил русского Л. Мельникова от обязанностей первого секретаре
[83/84 (575/576)]
на Украине и назначил на его место украинца Кириченко. Несомненно,
что перемены были сделаны с согласия Хрущева, так как Кириченко был его ставленником.
Писатель Корнейчук был введен в состав Президиума Украинского ЦК. Подобного
же рода перемещения были проведены в прибалтийских республиках и в Белоруссии.
Как свидетельствует Хрущев в своих мемуарах, Президиум ЦК КПСС принял решение,
что пост первого секретаря в каждой республике должен быть предоставлен местному
выходцу, а не русскому, посланному из Москвы.20 Хрущев признает,
что точка зрения Берия о том, что преобладание русских в руководстве республик
должно быть изменено, совпадала с точкой зрения ЦК. Обвинение Хрущева, что Берия
рассчитывал таким путем обострить отношения внутри руководства в республиках
и между центральным руководством в Москве и республиканскими руководителями,21
не выдерживает критики: если Берия действительно стремился к захвату власти,
то это прямо бы противоречило его цели. Была ли у Берия программа по национальному
вопросу, хотел ли он действительно усилить национальный элемент в республиках
и в каких целях, остается открытым. Но немедленно после ареста Берия во всех
национальных республиках снова прошли пленумы и митинги, на которых Берия осуждался
за попытки поссорить национальности Советского Союза «под фальшивым предлогом
борьбы с нарушениями национальной политики партии».22 Впрочем, это
было в порядке вещей.
Берия, повинный во множестве преступлений против человечности,
был ведущей силой первого «триумвирата». Об этом можно судить по обвинениям,
выдвинутым против Берия в закрытом письме ЦК после его ареста. Оказывается,
что именно Берия выступал за международную разрядку, за объединение Германии
и ее нейтрализацию, за примирение с Югославией, за предоставление национальным
республикам больших прав, прекращение русификации в области культуры, за выдвижение
на руководящие должности выходцев с мест. В письме ЦК КПСС указывалось на необычайную
активность Берия, засыпавшего Президиум ЦК всевозможными проектами.
Третий член триумвирата В. М. Молотов был сделан министром
иностранных дел. Ему, искушенному в политике «холодной войны», предстояло теперь
урегулировать необычайно обострившиеся в связи с корейской войной и германской
проблемой отношения с западными странами и особенно с США.
Уже в программе нового правительства, изложенной в речи Маленкова
15 марта 1953 года, помимо обычных заверений в миролюбивости внешней политики
СССР, содержалось косвенное обращение
[84/85 (576/577)]
США с призывом к пересмотру советско-американских отношений.23
Американское правительство реагировало, если не очень быстро,
вполне определенно. В выступлении президента Эйзенхауэра от
16 апреля 1953 года, которое, вопреки обычной практике, было полностью опубликовано
в СССР спустя 10 дней, говорилось: «Мы приветствуем каждый честный акт мира.
Нас не интересует одна лишь риторика».24 Конкретно президент США
предлагал: заключить почетное перемирие в Корее, заключить договор с Австрией,
создать широкое европейское сообщество, которое включало бы объединенную Германию.
Он настаивал также на полной независимости восточно-европейских государств,
ограничении в вооружениях, международном контроле над атомной энергией.25
Комментарии «Правды» от 25 апреля 1953 года «К выступлению президента Эйзенхауэра»
были выдержаны в спокойном тоне.26 Лондонский «Тайме» назвал статью
«Правды» «самым разумным заявлением о советской политике, появившемся за многие
долгие месяцы».27
Реакция британского правительства также была положительной.
Британский премьер-министр Черчилль заявил: «Мы ободрены рядом дружественных
жестов со стороны нового советского правительства», и предложил созвать совещание
в верхах.28
Результаты поворота в советской политике не замедлили сказаться
— 27 июля 1953 года было подписано перемирие в Корее и корейская война окончилась.
* * *
Отзвуки на смерть Сталина, на арест Берия, на кампанию в печати
в защиту законности прокатились по всей стране и достигли миллионов заключенных,
томившихся в концентрационных лагерях. И они начали бастовать и восставать повсюду:
в лагерях Коми АССР, Урала, Сибири, Средней Азии и Казахстана. Наиболее важным
было восстание в Кенгире весной-летом 1954 г.29 В восстании приняли
участие 9 тысяч заключенных мужчин и 4 тысячи женщин.
Попытка администрации лагеря спровоцировать уголовников на
расправу с политическими заключенными обернулась неожиданно всеобщей стачкой
и восстанием заключенных. Восстание продолжалось 42 дня. В ходе его заключенные
выставили требования политического и социального характера. Среди них: пересмотр
приговоров и амнистия, введение 8-часового рабочего дня, превращение лагерей
особого режима в обыкновенные, удаление с одежды заключенных
[85/86 (577/578)]
номеров, улучшение условий заключения. Восставшие потребовали
также приезда из Москвы представителя ЦК КПСС. Восстание проходило под лозунгом:
«Да здравствует Советская Конституция!». Через несколько лет под тем же лозунгом
уважения к Конституции сформируется правозащитное движение в СССР...
По приказу из Москвы против заключенных Кенгира были пущены
танки и 3 тысячи солдат. Неравный бой, начавшийся на рассвете 26 июня 1954 года,
продолжался 4 часа. Восставшие оказывали отчаянное сопротивление, забрасывая
танки бутылками с горючей смесью... Однако сила взяла верх.
Уцелевшие были арестованы, судимы и отправлены на Колыму.
В ходе восстания стачка солидарности с взбунтовавшимся Кенгиром
была объявлена 10 июня в лагере Джезказган. После 26 июня каратели появились
с танками у Джезказгана. 20 тысяч заключенных здесь не были подготовлены к сражению
и капитулировали.
Однако 42 дня восстания в Кенгире не пропали даром. Произошли
изменения в жизни заключенных: теперь они начинали работу не в 6 утра, а в 8
и работали до 5. Решетки с окон бараков, снятые во время восстания, не были
восстановлены. Номера были удалены с одежды. Инвалиды и малолетние заключенные
были частью освобождены, другим был уменьшен срок наказания.
Начальство решило ввести в лагерях «культуру». Начали приезжать
театральные труппы и оркестры...
За два года до революции в Венгрии советские заключенные восстали
в лагерях. Их подвиг остался тогда незамеченным, но они совершили историческое
дело, частично сломив терроризм и эксплуатацию заключенных и их бесправие, процветавшие
в лагерях десятилетиями. Знаменитый XX съезд КПСС стал возможным также и благодаря
движению Сопротивления заключенных советских концентрационных лагерей.
* * *
Смерть Сталина и первые шаги по либерализации, предпринятые
советским руководством, нашли немедленный отзвук в странах-сателлитах СССР Восточной
и Юго-Восточной Европы. Повсеместно начались волнения, ожесточилась борьба между
старым сталинским руководством и антисталинистами. Только Албания, Румыния и
Болгария остались более или менее спокойными. В Албании убежденный сталинист
Энвер Ходжа расправился заранее со всеми возможными и невозможными оппозиционерами.
В Румынии и Болгарии
[86/87 (578/579)]
сталинисты также держали в руках бразды правления. Только позднее,
после XX съезда КПСС там активизировались антисталинские силы.
Первые серьезные волнения в социалистическом блоке произошли
в Чехословакии в начале июня 1953 года. Непосредственным поводом для волнений
послужила денежная реформа 30 мая 1953 года, серьезно ударившая по интересам
рабочих. 1 июня начались волнения в Пльзене, одновременно началась всеобщая
стачка на угольных шахтах Моравска Остравы. 5000 демонстрантов в Пльзене ворвались
в городскую ратушу и порвали портреты Сталина и Готвальда. Вызванные войска
отказались стрелять по демонстрантам. Раздавались требования проведения свободных
выборов. Имена Массарика, Бенеша и Эйзенхауэра вызывали бурю оваций. Однако
не было призывов к свержению власти. Движение было стихийным и никем не возглавлялось.
Не было и кровопролития: после отказа войск открыть огонь по демонстрантам,
были вызваны специальные полицейские силы, которым не было оказано сопротивления.30
Волнения в Чехословакии были показателем назревшего недовольства политикой коммунистической
партии, захватившей власть в феврале 1948 года.
Возмущение экономической политикой было поводом для восстания
в Восточной Германии в июне 1953 года. Форсированная индустриализация и принудительная
коллективизация, проводимая восточногерманским правительством, привела к массовому
бегству населения из Восточной части Германии в Западную. Ответом правительства
было увеличение обязательных поставок продуктов с крестьянских дворов и принудительная
уплата задолженности по налогам. В апреле 1953 года было прекращено распределение
продовольственных карточек среди «классово-чуждых элементов» и среди восточных
берлинцев, работавших в западном секторе Берлина. Одновременно начался нажим
на рабочих с требованием поднять производительность труда. В конце мая 1953
года было издано постановление совета министров ГДВ об увеличении производственных
норм на 10%.31
Отлив населения на Запад усилился. В течение первых пяти месяцев
1953 года в Западную Германию ушло 190 тысяч человек из Восточной, в то время
как за весь 1952 год ГДР покинуло 182 тысяч немцев.32
В это же время в Москве были получены сведения об ухудшении
ситуации в Венгрии.
Новое советское руководство настоятельно посоветовало своим
сателлитам немедленно изменить экономическую политику, прекратить
[87/88 (579/580)]
* * *
нажим на рабочих, крестьян и средние слои, отказаться от дорогостоящих
и не оправданных программ по индустриализации (сателлиты СССР старались в сталинские
времена во всем копировать своего «старшего брата», абсолютно не считаясь с
экономическими возможностями своих стран).
Под нажимом из Москвы Политбюро ЦК СЕПГ приняло резолюцию,
в которой осуждалась прежняя экономическая политика, признавались серьезные
ошибки и отменялись все непопулярные мероприятия последних месяцев. Однако среди
допущенных ошибок и мер по их устранению не упоминалось о повышении рабочих
норм Более того, последовало подтверждение о вводе в действие новых норм с 30
июня 1953 года. Рабочие Восточного Берлина ответили немедленным прекращением
работы 16 июня и массовыми демонстрациями. Тысячи рабочих пришли к зданию правительства
с требованием отмены повышения рабочих норм, снижения цен. Они выставили также
и политические требования: отставки главы партии Вальтера Ульбрихта, объединения
Германии и проведения после этого свободных выбором. На следующий день, 17 июня,
началась всеобщая забастовка в Восточном Берлине и волнения во многих городах
ГДР, включая Лейпциг, Дрезден, Магдебург.33 Рабочие в этих городах
нападали на полицейские участки и тюрьмы, освобождали политических заключенных.
В движении приняли участие до 100 тысяч человек.
Для подавления начавшегося всеобщего восстания в ГДР советское
командование ввело в дело танки. Советским войскам помогала полиция ГДР.34
По некоторым данным погибло до 500 человек.35
Кровавое подавление рабочего восстания в ГДР было представлено
правительством СССР как ликвидация попытки мятежа фашистов. Более тридцати лет
спустя после этих событий население СССР так и не знает правды о событиях, случившихся
в Германии в июне 1953 года.
Новое советское руководство с большим беспокойством наблюдало
за развитием событий в Венгрии.
Глава венгерской коммунистической партии Матиас Ракоши был,
пожалуй, наиболее преданным Советскому Союзу лидером социалистической страны.
Он стремился во всем подражать политике Советского Союза. В результате Венгрия
уже в начале 50-х годов оказалась в крайне бедственном положении, экономическом
и политическом.
Ракоши и другие венгерские деятели были вызваны весной 1953
года в Москву, где советские руководители потребовали от Ракоши
[88/89 (580/581)]
прекращения неоправданного, авантюристического курса на сверх-индустриализацию
и прекращения насильственной коллективизации. В Москве настаивали на реорганизации
правительства, уходе Ракоши с поста премьера, удалении двух других министров
— тяжелой индустрии и обороны и принятии решения ЦК Венгерской компартии, осуждающего
сделанные ошибки.36 На место Ракоши главой правительства был назначен
старый коминтерновец Имре Надь, считавшийся умеренным и находившийся фактически
в оппозиции к политике Ракоши. Хотя Политбюро Венгерской компартии и приняло
требуемую резолюцию, но держало ее содержание в секрете, отделавшись опубликованием
туманного коммюнике. Но Имре Надь, встав во главе правительства, начал проводить
политику, сходную с политикой НЭПа».
Ракоши продолжал оставаться во главе партии. Очень скоро внутри
Венгерского руководства завязалась острая борьба. Имре Надь был обвинен в правом
уклоне и смещен с поста премьера в апреле 1955 г.38
Но в то же время, в Венгрии так же, как и в СССР, началась
реабилитация, возвращение репрессированных режимом Ракоши, восстановление их
на партийных постах (чего не было в СССР).
В Венгрии развернулось также широкое движение за либерализацию,
охватившее интеллигенцию, от студентов и до писателей.
Появились разного рода общественные организации, кружки. Возникли
журналы и альманахи литераторов, художников, артистов либерального направления.
Начали печататься произведения, критически оценивающие положение в социалистической
Венгрии.39
Началась духовная революция.
* * *
10 июля 1953 года в газетах было опубликовано сообщение об
аресте Берия. Устранение Берия было подготовлено Хрущевым в сговоре с другими
членами Президиума ЦК КПСС. Арест Берия был произведен с помощью военных во
главе с маршалом Г.К.Жуковым и с помощью И.А.Серова. Берия был расстрелян после
процесса.
Падение Берия было концом первого триумвирата. Престиж и влияние
Хрущева, организатора антибериевского заговора, значительно усилились. Маленков
утратил свою опору и теперь все более зависел от Хрущева, который очень быстро
прибрал к рукам партийный
[89/90 (581/582)]
аппарат. Хрущев еще не мог диктовать свои решения, но и Маленков
уже не мог действовать без согласия Хрущева. Оба еще нуждались в поддержке друг
друга. Но в руках Хрущева был не только партийный аппарат. Армия, которую он
использовал для ликвидации Берия, была также за него. В войска для разъяснения
случившегося были посланы не только Жуков, Конев, Москаленко, непосредственные
технические исполнители ареста Берия, но и Булганин — штатский маршал, всецело
преданный Хрущеву, был послан в стратегически и политически наиболее важный
— Московский военный округ.40
В декабре 1953 года состоялся официальный суд над Берия и его
сподручными. Берия был уже мертв, но народ об этом не знал. Среди предъявленных
обвинений фигурировало «организация антисоветской заговорщической группы в целях
захвата власти и восстановления господства буржуазии».41 Сомнительно,
однако, чтобы Берия стремился к «восстановлению власти буржуазии», а не к собственной
диктатуре. Заодно Берия был объявлен агентом «Интеллиндженс сервис» с 1918 года.
Вместе с Берия были судимы и приговорены к смертной казни несколько высших чиновников
госбезопасности, в том числе бывшие министры и их заместители.
В 1954 году был судим и расстрелян Рюмин42 — непосредственный
руководитель провокационного дела врачей, а затем бывший министр государственной
безопасности Абакумов,43 на счету которого было, помимо других многочисленных
преступлений, «ленинградское дело».
После устранения Берия органы государственной безопасности
были реорганизованы. Большинство (но не все) высших руководителей были смещены
или заменены. Они получили прекрасные пенсии. Вместо Министерства государственной
безопасности был образован Комитет Государственной Безопасности при Совете Министров
СССР. Тем самым подчеркивалось его снизившееся значение в структуре государственной
власти. На местах начальники управлений КГБ отныне подчинялись первым секретарям
обкомов, ставшим реальными хозяевами своих областей. Были ликвидированы спецотделы
МГБ в различных учреждениях, в том числе и в ЦК КПСС. Всесильные Особые Совещания
— тайные трибуналы, выносившие суровые, не подлежащие пересмотру приговоры,
главным образом по обвинениям в контрреволюционной деятельности, антисоветской
агитации и прочего, были упразднены. Во главе КГБ был поставлен бывший заместитель
Берия, сыгравший значительную роль в его устранении, генерал И. А. Серов. Новый
глава ведомства КГБ был известен своими «заслугами» по депортации прибалтов,
жителей
[90/91 (582/583)]
Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939-40 годах. Под
его руководством проходила депортация народов Кавказа и татар Крыма в 1943—1944
годах. Он возглавлял государственную безопасность в советской зоне оккупации
Германии и прочее. Однако его личная преданность Хрущеву, испытанная в годы
совместной службы на Украине, и отсутствие политических амбиций у Серова сыграли
свою роль. Эти качества нового главы госбезопасности отвечали главной цели реорганизации
органов государственной безопасности — низведения их до уровня технических исполнителей.
ЦК КПСС снова взял на себя полную ответственность за аппарат террора, уменьшенный,
урезанный, но все же сохраненный как необходимый составной элемент советской
социалистической общественной системы. Основным резервом кадров КГБ оставался,
как и прежде, комсомол. Многие сотрудники государственной безопасности были
в прошлом деятелями комсомола на различных уровнях. После Серова председателем
КГБ был назначен бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ А. Н. Шелепин. Позднее, когда
Шелепин стал членом Политбюро, его сменил на посту председателя КГБ другой секретарь
ЦК ВЛКСМ — Семичастный.
Сохранение органов государственной безопасности подтверждало,
что основа системы, созданной Лениным и усовершенствованной Сталиным, осталась
без изменения. Но в тот момент многим это не было достаточно ясно.
Через неделю после реабилитации «врачей-убийц» ЦК КПСС принял
решение «О нарушении законов органами государственной безопасности». Это решение
носило не только частный, связанный с «делом врачей», характер, но имело большое
принципиальное значение. Оно было первым формальным решением партии, осуждавшим
органы государственной безопасности, ставшие над партией и над государством.
После опубликования сообщения о реабилитации врачей, но особенно
после устранения Берия, в самых различных слоях населения совершенно стихийно
возникло движение против произвола власти, независимо от того, было ли это произволом
со стороны государственной безопасности, милиции, руководителя учреждения или
домоуправления. Это движение приняло специфическую для советских условий форму.
В редакции газет, главным образом центральные, начали поступать тысячи писем
с жалобами на произвол местных властей. Всколыхнулись семьи так называемых врагов
народа, погибших или еще томившихся в концентрационных лагерях и в тюрьмах.
Долгие годы они были как бы париями общества. При каждом удобном случае им напоминали
о великодушии партии и государства,
[91/92 (583/584)]
которые позволяют им существовать и даже работать, а их детям
учиться.
Письма начинались, как правило, со слов благодарности партии,
разоблачившей «презренного изменника» Берию. Но дальше в письмах требовали или
просили пересмотреть дела отцов, матерей, просто родственников. Органы прокуратуры
были в растерянности. Были растеряны и партийные руководители. Они понимали,
что подымается волна народного негодования, которая может их смести. То в одном,
то в другом лагере на Колыме, в Казахстане, в других местах заключения вспыхивали
забастовки и бунты, кончавшиеся кровавой вооруженной расправой. Народ вне лагерей
открыто обсуждал совершенные преступления. Руководители на местах вдруг стали
вежливыми и доступными для населения. Граждане использовали демагогию газетных
статей, осуждавших произвол и нарушения законности, и начали всерьез требовать
осуществления их гражданских прав. В конце 1953 и в начале 1954 года это движение,
никем не организованное, стало шириться и расти, оказывая психологическое давление
на новое руководство.
Верно или нет, что новое руководство не имело понятия о количестве
репрессированных, заключенных в лагерях и тюрьмах? Этот вопрос довольно спорный.
В государственных планах развития народного хозяйства всегда указывались министерства,
ответственные за строительства и сооружения, а также фонды и людские ресурсы,
которыми они располагают. Во многих случаях ответственным исполнителем значилось
министерство внутренних дел. Поэтому очень легко было представить масштабы этой
секретной империи с одновременным рабским населением в 8-9 миллионов. Совершенно
невероятно, чтобы высшие руководители не знали об этом довольно точно.44
После коммюнике МВД от 4 апреля требование перехода к законности
стало всеобщим, и оно касалось не только политических заключенных, но буквально
всех сфер жизни советского общества, ибо повсюду не только закон был заменен
произволом, но и сам закон также был выражением царившего в стране беззакония.
Все вышестоящие советские и партийные инстанции, а не только
суд, прокуратура, органы юстиции и министерства внутренних дел были буквально
засыпаны заявлениями-требованиями, просьбами и жалобами. И эти жалобы старались
удовлетворить те же самые чиновники, которые были в них повинны.
Однако, когда речь пошла о реабилитации осужденных за так называемые
контрреволюционные преступления, то здесь ничего нельзя было сделать без общего
решения в государственном масштабе.
[92/93 (584/585)]
В 1953 году было освобождено около 4000 человек,45
а в лагерях по самым осторожным оценкам специалистов находилось от 8 по 9 млн.
заключенных.46 Хотя в 1953—1955 годах режим был смягчен, проблема
оставалась нерешенной. Освобождение продолжалось, но в 1954—1955 годах было
реабилитировано и освобождено всего 12 тысяч человек.47 В 1955 году
была объявлена амнистия лицам, сотрудничавшим с немцами во время оккупации в
1941—1944 годах,48 и освобождены в связи с приездом германского бундесканцлера
К. Аденауэра немецкие военнопленные. В 1956 году были освобождены японские военнопленные,
судимые как «военные преступники» (подавляющее большинство японских военнопленных
было репатриировано в 1947—1948 гг.).
После XX съезда партии реабилитация приняла массовый характер.
Были созданы комиссии по реабилитации, наделенные полномочиями освобождения
заключенных на местах, прямо в лагерях. Подавляющее большинство выживших политических
заключенных было освобождено в том же 1956 году, многие были реабилитированы
посмертно, но этот процесс посмертной реабилитации растянулся еще на долгие
годы. Особенно трудным был вопрос, как отнестись к осужденным за участие в оппозициях.
Ведь лидеры оппозиций так и не были реабилитированы, хотя постепенно многие
осужденные по открытым судебным процессам 1936—1938 годов были посмертно реабилитированы,
за исключением Бухарина, Рыкова, Зиновьева, Каменева и других, хотя их невиновность
в приписываемых им преступлениях, вроде подготовки покушения на Ленина в 1918
году (Бухарин), в шпионаже и организации террористических актов (Зиновьев, Каменев,
Бухарин), вредительство (Рыков), была абсолютно ясной.
Реабилитация была необходима не только тем, кого она непосредственно
затрагивала и их семьям, но имела огромное моральное значение для всего народа.
Совесть, как врожденное и необходимое качество человеческого бытия, была пробуждена.
На выборах в партийные комитеты и в профкомы начали рекомендовать кандидатов
с точки зрения их моральной оценки.
Живые, восставшие из мертвых, — реабилитированные и возвращенные
к жизни, к своим семьям, сыграли большую роль в раскрытии неправового характера
советского государства и аморальности его общественной системы.
Но только ли советской системы? События, происходившие в Восточной
Европе, показывали, что вопрос стоял значительно шире — о системе социализма
и правомерности ее существования.
Осенью 1954 года в Польше были преданы широкой огласке факты
[93/94 (585/586)]
пыток, применявшихся польской государственной безопасностью.
В это же время был освобожден из заключения один из видных польских коммунистов
Владислав Гомулка. В январе 1955 года органы государственной безопасности были
в Польше упразднены, а виновные в применении пыток преданы суду.49
* * *
Выше мы уже говорили, что «ленинградское дело» было спровоцировано
Маленковым и Берия.50 Хрущев сообщает в своих мемуарах, что даже
Сталин колебался в принятии окончательного решения, но в конечном счете решил
оставить его в руках Маленкова и Берия.51
Характерно, однако, что в перечислении преступлений, совершенных
Берия, «ленинградское дело» было обойдено молчанием. Только в декабре 1954 года
уже постфактум Берия было инкриминировано также и «ленинградское дело». Но к
этому моменту вопрос об уходе Маленкова с поста председателя Совета Министров
СССР был решен.
Все это время Хрущев неуклонно шел вверх. На сентябрьском пленуме
ЦК 1953 г., где Хрущев сделал основной доклад о положении в сельском хозяйстве,
он был формально избран первым секретарем ЦК. Тем самым его ведущее положение
в партии было подтверждено. Он немедленно сменил руководство Московским комитетом
партии, назначив Капитонова на место Михайлова, протеже Маленкова.
Хрущев был основным докладчиком на всех пленумах ЦК 1953 и
1954 годов. Его предложение о поднятии целинных и залежных земель встретило
более чем прохладное отношение со стороны других членов Президиума ЦК. Маленков
склонялся к более интенсивной эксплуатации уже культивированных земель.
В июле месяце 1954 г. состоялся суд над Рюминым, бывшим заместителем
министра государственной безопасности, который не был, по-видимому, инициатором
«дела врачей», но, во всяком случае, руководил следствием. Суд над Рюминым был
явным предупреждением Маленкову поспешить с отставкой. Предстоял еще суд над
бывшим министром госбезопасности Абакумовым, который был непосредственным руководителем
следствия по Ленинградскому делу. Положение Маленкова становилось безвыходным.
Хрущев показал себя в этом деле очень искусным интриганом. Но впервые за многие
годы советской власти высшему чиновнику государства
[94/95 (586/587)]
была дана возможность покинуть свой пост не только добровольно,
но и с почетом.
В январе 1955 года на пленуме ЦК Маленков был подвергнут критике
за неправильную линию в предоставлении приоритета легкой промышленности, а не
тяжелой и за ошибки по руководству сельским хозяйством в начале 50-х годов.
В феврале 1955 года Маленков подал формальное заявление об отставке с поста
премьера. В этом заявлении он «самокритично» признал свои ошибки и объяснил
их недостаточной подготовленностью для роли руководителя правительством.52
Новым главой Совета министров СССР стал стародавний приятель Хрущева Н. А. Булганин,
ничем не примечательная политическая фигура, но, как утверждали в то время,
способный администратор. Маленков стал одним из заместителей Булганина, сохранив
положение члена Президиума ЦК. В самом правительстве были произведены в течение
1955 года различного рода замены и перемещения, свидетельствовавшие об усилении
влияния Хрущева. Некоторые бывшие министры были посланы послами в разные страны.
Это было нововведением. Отныне пост посла становился политическим, а не просто
дипломатическим. Карьерным дипломатам пришлось потесниться. Роль министра иностранных
дел, а им был Молотов, снизилась.
После ухода Маленкова Молотов оставался не только единственным
членом первого триумвирата, но и главным связующим звеном с прошлым, с эпохой
Сталина, с периодом «холодной войны». Теперь Хрущев начал исподволь атаку на
Молотова.
Молотов был достаточно уязвим для любого обвинения, начиная
от участия в терроре, заключении пактов о ненападении и дружбе с гитлеровской
Германией в 1939 году и кончая разрывом с Югославией.
Молотов не был включен в состав делегации во главе с Хрущевым,
отправившейся в Белград для примирения с Тито (май 1955 года). Он не участвовал
также и в конференции стран Варшавского пакта в это же время. На июльском пленуме
ЦК 1955 года Молотов был единственным среди членов Президиума, сохранившим свою
прежнюю позицию по отношению к Югославии.
Молотов считался после Сталина главным теоретиком партии. О
«теоретических», «философских» и других взглядах Молотова писалось немало кандидатских
диссертаций в институтах Академии наук СССР. Он был избран почетным академиком.
Хрущев имел в своем образовательном активе церковно-приходскую школу, а затем
Промакадемию. Новый удар был нанесен по Молотову в связи с его заявлением в
феврале 1955 года, что СССР построил фундамент
[95/96 (587/588)]
социалистического общества. Молотов забыл о заявлении партии,
что социализм уже был построен... в 1939 году!
Так, избавляясь постепенно от прямых наследников сталинской
эпохи, Хрущев шел к XX съезду КПСС, назначенному на февраль 1956 года.
Но борьба против них с неизбежностью заставляла его идти довольно
быстро вперед по пути разоблачения преступлений сталинского времени и реабилитации
жертв сталинского террора. Использовав против Маленкова «Ленинградское дело»,
Хрущев, под нажимом требований реабилитации со стороны родственников видных
партийных и военных деятелей, пострадавших в 30-е и в 40-е годы, должен был
теперь вернуться к судьбе бывших членов Политбюро и ЦК. Это в свою очередь вело
к выяснению роли Сталина в уничтожении кадров партии и роли его ближайших соратников
— Молотова, Ворошилова, Кагановича. Путь этот был опасным и для самого Хрущева,
как бывшего секретаря Московского комитета партии в годы террора, а затем руководителя
украинской партии, ответственного за чистки в западных областях Украины и Белоруссии,
а также в Прибалтике в 1939—40 годы, за расправу с повстанцами на Западной Украине
после Второй мировой войны. И то, что Хрущев вступил на путь разоблачения преступлений
сталинского времени, вопреки опасениям за свою личную судьбу, показывает, что
он был на голову выше других советских руководителей и как человек, и как политический
деятель. Не исключено, что Хрущев пошел по этой дороге, еще полностью не отдавая
себе отчета в политических последствиях своего шага и рассчитывая, что сумеет
держать будущие события под своим контролем.
Созданная при ЦК специальная комиссия была поставлена под председательство
П. Н. Поспелова, главного теоретика партии, подготовившего знаменитую фальсификацию
истории ВКП (б) — «Краткий курс», а позднее, на ее основе, «Биографию И. В.
Сталина». От этой комиссии трудно было ожидать глубокого и нелицеприятного анализа
событий прошлого. Но даже сам факт создания такой комиссии был огромным шагом
вперед для все еще сохранявшегося сталинского режима.
«В течение трех лет, — говорил Хрущев, — мы не могли порвать
с прошлым, не могли обрести мужества и решимости, чтобы поднять завесу и взглянуть,
что было сокрыто от нас относительно арестов, судов, произвола, казней и все
другое, что случилось в годы царства Сталина».53
[96/97 (588/589)]
2. XX съезд КПСС
Уже находясь в вынужденной отставке, Хрущев, обращаясь к прошлому,
говорил: «Сталиным были совершены преступления, преступления, которые были бы
наказуемы в любом государстве мира за исключением фашистских государств, как,
например, Гитлера и Муссолини».54
Это первое открытое заявление ведущего советского политического
лидера, дошедшего в своих рассуждениях до параллели между советским социалистическим
государством и фашистским. Оно свидетельствует, между прочим, и о незаурядной
личности Н. С. Хрущева.
Создание комиссии по расследованию даже под председательством
Поспелова было встречено без всякого энтузиазма старой сталинской когортой —
Молотовым, Ворошиловым и Кагановичем. Микоян, хотя и не возражал против назначения
комиссии, но активно Хрущева не поддерживал.55
Отчетный доклад ЦК, сделанный Хрущевым 14 февраля 1956 года
на XX съезде, был довольно уклончивым. С одной стороны, Хрущев высказал несколько
критических замечаний по поводу Сталина, Молотова, Маленкова, не называя их
по именам,56 с другой, он отметил заслуги Сталина в разгроме «врагов
народа».57 Гораздо более решительно против культа личности выступил
на съезде Микоян 16 февраля, назвавший имена Косиора и Антонова-Овсеенко, ложно
объявленных врагами народа.58
Уже во время съезда Хрущев добился решения Президиума ЦК КПСС
огласить на закрытом заседании съезда результаты расследования, произведенного
комиссией Поспелова. Это решение было принято после бурного заседания Президиума
ЦК, на котором Ворошилов кричал Хрущеву, что он не ведает, что творит, ему,
вторили Молотов и Каганович. Ворошилов и Каганович не скрывали, что они боятся
персональной ответственности59 Хрущев откровенно ответил, что у членов
Президиума ответственность разная и вытекает из причастности каждого индивидуально
к тому, что случилось. Он заявил о своей готовности ответить за то, в чем он
был повинен.60
Таким образом, Хрущев подорвал одну из основ коммунистического
образа правления — систему круговой поруки, насаждавшуюся не только среди партийных
руководителей, но повсюду и повсеместно. Ведь совсем еще недавно члены Политбюро
скрепляли своей подписью смертные приговоры один за другим, по кругу.
После долгих споров было решено, что Хрущев сделает на закрытом
заседании съезда второй доклад — о преступлениях Сталина. Доклад
[97/98 (589/590)]
этот был, конечно, подготовлен заранее. Хрущев, несомненно,
был уверен, что большинство членов Президиума его поддержит — у них просто не
было другого выхода.
Свои разоблачения Хрущев решил ограничить только преступлениями,
совершенными по отношению к членам партии, поддерживавшим Сталина и генеральную
линию партии, но не по отношению к жертвам так называемых открытых процессов,
участникам оппозиции и прочего. Между тем Хрущев накануне произнесения своей
закрытой речи уже знал со слов генерального прокурора Р. Руденко, что «с точки
зрения юридических норм не было никаких доказательств не только для осуждения,
но даже для суда над этими людьми. Все обвинение было построено на их собственных
признаниях, вырванных у них путем применения психологических и физических пыток...»61
Тем не менее, решено было не говорить о лидерах оппозиции,
дабы не вводить в смущение представителей братских коммунистических партий,
присутствовавших на съезде. Позднее Хрущев признавал, что это решение было ошибочным.
Хрущев не упомянул о главных жертвах режима — миллионах обыкновенных советских
граждан.
Но даже то, что Хрущев сказал в своей секретной речи, было
огромно.62 Хрущев показал механизм террора в действии, он разоблачил
систему произвола, господствовавшую в стране на протяжении 30 лет. Хотя Хрущев
и пытался ограничить по возможности круг разоблаченных преступлений лишь уничтожением
партийной элиты и ее наиболее известных представителей, но документы, которые
он прочел, например, кандидата в члены Политбюро Р. Эйхе, которому следователь
перебил позвоночник, председателя Центральной Контрольной Комиссии Рудзутака,
также подвергнутого мучительным пыткам, записку командарма И. Якира Сталину,
письмо бывшего члена коллегии ВЧК М. Кедрова (кстати говоря, повинного в многочисленных
преступлениях ЧК)... Цифры уничтоженных делегатов XVII съезда партии говорили
о массовом характере террора. Наконец, Хрущев дал понять делегатам съезда, что
убийство С. М. Кирова было также совершено по приказу Сталина, и обещал, что
будет проведено полное расследование.
Важной частью доклада Хрущева был вопрос об ответственности
Сталина за неподготовленность к нападению гитлеровской Германии на Советский
Союз. Хрущев не рискнул пойти так далеко, чтобы осудить советско-германский
пакт от 23 августа 1939 года и раздел Польши, но этот невысказанный вопрос как
бы повис в воздухе.
Другой существенной частью выступления Хрущева было признание
[98/99 (590/591)]
незаконности массовой депортации народов во время войны с Германией.
Но и здесь Хрущев сказал полуправду.63
Хрущев назвал и другие ошибки и преступления Сталина: разрыв
с Югославией, «мингрельское дело», так называемый «заговор врачей», самоубийство
Орджоникидзе.
фактически Хрущев показал, что вся история партии с того времени,
как Сталин стал во главе ее, была историей преступлений, беззаконий, массовых
убийств, некомпетентности руководства. Хрущев рассказал, хотя и кратко, о систематической
фальсификации истории, проводившейся Сталиным самим и по его указанию. Тем не
менее, он с одобрением отозвался о борьбе Сталина с оппозицией, это было понятно:
что-то ведь должно было остаться в арсенале заслуг Сталина и руководимой им
партии, каждый шаг которой был кровавым.
Уже одним своим разоблачением так называемого культа личности
(выражение, заимствованное из известного письма Маркса) Хрущев совершил великое
историческое дело — он открыл дорогу к пониманию сущности советской социалистической
общественной системы, как самой антигуманной системы, которая когда-либо существовала
в истории человечества.
* * *
Хотя доклад Хрущева и считался секретным, но вскоре после окончания
закрытого заседания съезда содержание его стало широко известно по стране. Доклад,
сопровождаемый выступлениями делегатов съезда был полностью зачитан во всех
партийных организациях страны и подвергся бурному обсуждению.64 Разгорелись
страстные дискуссии не только по поводу преступлений Сталина, но и советской
общественной системы, всего строя и образа жизни советских граждан. Подавляющее
большинство участников собраний одобряли разоблачения, сделанные на съезде.
Были созваны также собрания сотрудников учреждений и рабочих предприятий, колхозников,
которым был зачитан «облегченный» вариант речи Хрущева. Мистический круг, связанный
с личностью Сталина и с изощренной системой психологического и физического террора,
стал распадаться. Чудо происходило на глазах. Поневоле вспоминалось евангельское:
сначала, было Слово. Жизнь неожиданно начала меняться от Слова. И для власти
это было нечто новое и очень опасное.
Речь Хрущева была произнесена в тот момент, когда многое в
стране находилось в состоянии движения: улучшалась жизнь в сельских
[99/100 (591/592)]
местностях, законность начала понемногу теснить многолетнюю
практику произвола, люди начали обретать чувство самоуважения и требовать уважения
к себе. Но эти всходы были еще очень слабыми, неустойчивыми, они нуждались в
постоянной поддержке. Хотя многое зависело от власти, но кое-что зависело теперь
и от народа, сумеет ли он, вернее готов ли он поддержать это зарождающееся новое,
или оно зачахнет и погибнет от сил, которые хотя и отступили в растерянности,
но были еще достаточно мощны и спаяны системой взаимной поддержки, круговой
поруки и многолетним опытом террористической диктатуры.
В стране быстро зрел подъем движения за демократизацию. Оно
было еще слабым, неорганизованным, часто аморфным, но оно рождалось. И в этом
была большая надежда.
За рубежом секретная речь Хрущева распространилась очень скоро
и, очевидно, по указанию самого Хрущева. Реакция была, как и в Советском Союзе,
разной. Особенная растерянность царила в наиболее консервативных, сталинских
коммунистических партиях, таких, как компартии США, Великобритании, Франции.
В восточноевропейских странах, находившихся во время войны
либо под фашистским господством, либо под фашистской оккупацией, а затем превращенных
в советских сателлитов, реакция также была различной. У руководства партиями
стояли в то время стопроцентные сталинисты, проводившие под контролем советских
советников ту же самую политику террора, что и в СССР. В 1948-52 годах повсеместно
прокатилось несколько волн чисток, сопровождавшихся, как в 30-е годы в СССР,
открытыми политическими процессами над бывшими коммунистическими руководителями,
признаниями обвиняемых, сделанными под пытками.65
Лидеры коммунистических партий, особенно Китая и Албании, были
встревожены и оскорблены манерой Хрущева, который не счел нужным предупредить
их заранее о секретной речи и поставил их в тяжелое положение перед своими партиями.
В восточноевропейских коммунистических партиях усилилось брожение, начавшееся
вскоре после смерти Сталина. Долго сдерживаемые антисоветские (или антирусские)
чувства вырвались наружу и справиться с ними было нелегко. Начались требования
смены своего руководства.
В самом Советском Союзе сталинисты оправились после первого
удара довольно скоро и начали наступление против линии Хрущева, настаивая на
фактическом пересмотре решений XX съезда, осуждавших культ личности. Для старой
сталинской когорты было необходимо, с одной стороны, ослабить впечатление от
разоблачений, сделанных на съезде, сузить круг обвинений, а с другой, отмежеваться
[100/101 (592/593)]
от возможных обвинений их самих в пособничестве и соучастии
в преступлениях Сталина. Объединенными усилиями советских и зарубежных
сталинистов дело было сделано. Пленум ЦК КПСС принял 30 июня 1956 года резолюцию
«О преодолении культа личности и его последствий». В этом постановлении Сталин
был назван «выдающимся теоретиком и организатором», ему ставилась в заслугу
борьба против оппозиции, в обеспечении «победы социализма» в СССР и в развитии
мирового коммунистического и освободительного движения. Его обвиняли лишь в
злоупотреблении властью, что, как сказано в резолюции, было результатом его
отрицательных личных качеств. В резолюции подчеркивалось, что хотя культ личности
и тормозил развитие советского общества, но не мог изменить характер советского
строя. Политика КПСС была правильной, так как выражала интересы народа.66
Постановление от 30 июня 1956 года фактически подменило решения XX съезда и
стало отныне основной идеологической базой послесталинского конформизма.
* * *
Новому советскому руководству достались в наследство от сталинской
эпохи значительно осложнившиеся национальные отношения. Впрочем, новые руководители
отвечали вместе со Сталиным за эту политику. В ходе войны были насильственно
выселены из их исконных мест целые народы и депортированы в Сибирь, на Урал,
в центральную Азию и в Казахстан. Высланные во время войны были подвергнуты
режиму спецпоселенцев, то есть ограничены в передвижении, получении работы,
не говоря уже об образовании. Спецпоселенцы состояли на особом учете, отмечались
регулярно в комендатурах, имели специальные пропуска. Комендант был богом и
начальником над этими несчастными. От него зависело даже разрешение на брак.
Всякие жалобы в вышестоящие инстанции приравнивались к контрреволюционному акту.
За обращение с письмом к Сталину в лучшем случае следовало «промывание мозгов»,
в худшем — тюремное заключение. За побег полагалось 25 лет каторжных работ.67
После смерти Сталина среди депортированных народов, потерявших
к тому времени значительную свою часть от голода, неприспособленности к новому
образу жизни, возникло сильное движение за возвращение на родину и отмену несправедливости,
допущенной по отношению к ним. Началось самовольное возвращение чеченцев и ингушей
на Кавказ, сопровождаемое нередко кровавыми драмами. В 1954—55 годах Советом
министров СССР был издан ряд постановлений,
[101/102 (593/594)]
смягчавший режим спецпоселений, отдельные категории были и
вовсе сняты со спецучета.68
Однако эти паллиативные меры не могли решить проблемы, которая
к тому времени еще больше усложнилась. Депортированные народы требовали возвращения
на родину и восстановления их во всех правах, включая автономию. Власти же теперь
опасались последствий массового отъезда спецпоселенцев для экономики тех республик
и областей, куда они были сосланы, а с другой стороны, страшились обострения
межнациональных отношений и нарушения хозяйственного уклада в тех местностях,
откуда народы были высланы. Однако то были издержки политики произвола и насилия,
проводимой властью, за которую она и должна была нести всю полноту ответственности.
Следовало эти издержки принять как неизбежные и немедленно вернуть депортированные
народы на их родину. В докладе на XX съезде Хрущев, выразив свое возмущение
массовой депортацией во время войны карачаевцев, балкарцев и калмыков и назвав
это выселение «грубым попранием политики советского государства», ни словом
не обмолвился о судьбе наиболее многочисленных из высланных народов — немцев,
чечено-ингушей и крымских татар, не упомянул ни о месхах, армянах, депортированных
в порядке «классовой борьбы» прибалтах, жителях Западной Украины и Западной
Белоруссии, Молдавии и Буковины. И все же, принципиальное осуждение Хрущевым
депортации с трибуны съезда трудно переоценить. Последовавшие затем снятие ограничений
со спецпоселенцев не решало, однако, главной проблемы — возвращения на родину.
Тогда наказанные народы решили взять свою судьбу в собственные руки. Тысячи
семей чеченцев и ингушей скопились на железнодорожных магистралях, ведущих в
Россию. Им отказывали в продаже железнодорожных билетов, их увещевали и им угрожали.
Но вопреки всему уже в 1956 году 25—30 тысяч чеченцев и ингушей возвратились
самовольно на родину. Их не пускали в принадлежащие им дома. Они строили рядом
землянки и там селились. Чеченцы и ингуши составляли вместе 500 тысяч человек,
объединенных отчаянной решимостью возвратиться на родину. И власти дрогнули.
Пришлось включить чечено-ингушей в постановление ЦК КПСС от 24 ноября 1956 года
о восстановлении национальной автономии.69 Помимо них в постановление
были включены калмыки, карачаевцы и балкарцы. Автономии этих народов были восстановлены
в январе 1957 года. Крымские татары, немцы и другие народы остались за бортом.
Но они продолжают свою борьбу и по сей день.
Почему Хрущев обошел молчанием крымских татар? Ответ на этот
вопрос несложен: в 1954 году по инициативе Хрущева Украинской ССР
[102/103 (594/595)]
был сделан подарок по случаю празднования 300-летия воссоединения
России и Украины. Подарок был Крым, выведенный теперь из РСФСР и присоединенный
к территории Украинской ССР. Хрущев, борясь за власть, нуждался в поддержке
украинской группы, а украинские деятели были категорически против возвращения
крымских татар. Они начали массовое заселение прибрежного Крыма украинцами.
Однако даже теперь места в Крыму вполне достаточно, чтобы расселить там крымских
татар.
К несчастью для крымских татар, они не были в 1956 году так
хорошо организованы, так сплочены, как чеченцы и ингуши. Если бы они начали
массовое самовольное возвращение в Крым, то, вероятно, добились бы своего. В
ноябре 1956 года, в связи с событиями в Венгрии и других странах Восточной Европы,
советское руководство очень опасалось осложнений в собственной стране и вынуждено
было бы пойти крымским татарам на уступки. Но этого не произошло, и крымские
татары надолго утратили свой исторический шанс.
Депортированные народы Крыма и Кавказа потеряли значительную
часть своего населения в годы депортации. Данные на этот счет разноречивы. Из
документов крымско-татарского движения явствует, что в первые полтора года депортации
погибло 46,2 процента выселенных татар Крыма и называют цифру в 200 тысяч человек.70
Однако известно, что накануне Второй мировой войны из общего количества
населения Крыма 1 127 тысяч человек татары составляли одну четвертую часть.71
17—18 мая 1944 года из Крыма было вывезено 194 тысячи крымских татар.72
По приблизительным данным, за первые полтора года погибло около 18 процентов
от числа прибывших туда. Эта огромная цифра свидетельствует о политике геноцида,
проводимой советским правительством.
Геноцид подтверждается также данными о чистых потерях других
депортированных народов между двумя всесоюзными переписями 1939 и 1959 года.
Чеченцы потеряли 22% населения, ингуши — 9%, калмыки — около 15%, карачаевцы
— 30%, балкарцы — 26,5%.
Мы пока не располагаем данными о гибели других народов во время
депортации, но можно предположить, что цифры не маленькие.
В первые годы после возвращения депортированных народов Кавказа
межрасовые отношения были весьма натянутыми, особенно между русскими и чечено-ингушами.
В августе 1958 года произошли расовые столкновения в г. Грозном, которые продолжались
три дня. Предлогом послужило убийство ингушом русского на почве ревности. Похороны
убитого превратились в погром чечено-ингушского
[103/104 (595/596)]
населения. Это было одно из самых серьезных межнациональных
столкновений в СССР после Второй мировой войны. Волнения происходили под лозунгами
выселения чеченцев и ингушей, образования власти русских. Русская публика, в
том числе и коммунисты, нацепили красные банты, чтобы погромщики не приняли
их, чего доброго, за чеченцев... Чеченское население Грозного проявило исключительную
выдержку и не дало погромщикам спровоцировать себя. Местные власти, конечно,
немедленно сбежали и на третий день в Грозном начались грабежи. Стали прибывать
войска. Из Москвы прибыл Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР М.
А. Ясное, секретарь ЦК КПСС Н. Г. Игнатов. Для руководства операциями прибыл
командующий Северо-Кавказским военным округом генерал И. Плиев. Характерно,
что никто из погромщиков в связи с волнениями в Грозном не был привлечен к ответственности.
Спустя год первый секретарь обкома А. И. Яковлев был переведен на работу в аппарат
ЦК КПСС на должность инспектора.74
Волнения 1958 года дали толчок более мелким столкновениям на
национальной почве, которые продолжались в Чечено-Ингушетии еще в начале 70-х
годов. Одной из причин столкновений и волнений была проблема Пригородного района,
исконной земли ингушей, который был после их депортации передан Северной Осетии.
Враждебно были встречены частью русского населения и калмыки,
возвратившиеся на родину.75
Официальное признание преступлений, совершенных режимом Сталина,
на XX съезде в Москве вызвало сильную реакцию не только в польских политических
и интеллектуальных кругах, но, прежде всего, со стороны польских рабочих, экономическое
положение которых оставляло желать много лучшего.
28 июня 1956 года поднялись рабочие автомобильного завода ЦИСПО
в Познани. К ним присоединились рабочие других заводов. Движение началось с
мирной демонстрации. Но затем произошли столкновения.76 Полицейские
участки были атакованы рабочими и захваченное там оружие распределено между
ними. Требования восставших были: «Хлеб!» и «Советские войска, убирайтесь из
Польши!»
Солдаты регулярных частей, вызванных для разгона рабочих, не
только отказались стрелять в них, но и братались с рабочими. Правительство объявило
военное положение, ввело танковые части войск
[104/105 (596/597)]
министерства внутренних дел и подавило восстание. Согласно
официальным польским данным, было убито 38 человек и 270 ранено.
В ЦК ПОРП развернулась острая борьба. Партийное руководств»
вынуждено было, как это было повсюду, реабилитировать репрессированных партийных
и государственных деятелей. Один из них, Комар, был назначен командующим внутренними
войсками безопасности. Гомулка выдвинул программу облегчения бремени крестьянства,
нормализации отношений с СССР. Ее поддерживали широкие массы крестьян, рабочих,
интеллектуалы и значительная часть Польской объединенной рабочей партии. Однако
часть Политбюро, так называемая натолинская группа, противилась реформам и начала
готовить переворот. Он был приурочен к пленуму ЦК ПОРП, который должен был избрать
новое Политбюро.
В очень сложной и неясной обстановке в Польшу прилетела внезапно
советская правительственная делегация в составе Хрущева, Микояна, Молотова и
Кагановича, чтобы участвовать в заседании пленума ЦК ПОРП. В состав делегации
был включен также командующий войсками стран Варшавского пакта маршал Конев.
Это означало, что советское руководство готово, в случае необходимости, прибегнуть
к силе. Такой совет дал, в частности, военный министр Польши маршал Рокоссовский,
посланный в Польшу Сталиным после войны (Рокоссовский — поляк по происхождению)
. Согласно Хрущеву, Рокоссовский сказал, что «антисоветские, националистические
и реакционные силы выросли и что если необходимо предотвратить рост этих контрреволюционных
элементов силой оружия, то он (Рокоссовский) в нашем распоряжении».77
Подавить движение в Польше польскими же руками было заманчиво,
но, при более тщательном подсчете, оказалось, что на польскую армию вряд ли
можно положиться. Перспектива была иная и достаточно мрачная — использовать
советские войска против традиционно антирусской Польши, да еще в момент назревания
политического кризиса. Тем не менее советские лидеры были готовы прибегнуть
к силе.78 Коневу был отдан приказ начать движение войск в направлении
Варшавы. Гомулка, избранный новым первым секретарем ЦК ПОРП, потребовал от Хрущева
немедленно остановить движение советских войск на Варшаву и приказать им возвратиться
на свои базы.79 И здесь разыгралась постыдная сцена: Хрущев начал
лгать, утверждая, будто Гомулка получил неправильную информацию о движении советских
войск. Гомулка еще раз повторил свое требование и предупредил о возможных серьезных
осложнениях, если советские войска будут продолжать движение. Хрущев приказал
советским танкам остановиться, но на базы не возвращаться и ждать. Варшавский
[105/106 (597/598)]
городской комитет партии распорядился раздать рабочим Варшавы
оружие. Они были готовы оказать сопротивление советским войскам, если бы те
вошли в Варшаву. Но только после заверений Гомулки, что он не только не будет
проводить антисоветскую политику, а наоборот, культивировать дружбу с СССР,
Хрущев и компания возвратились в Москву, а советские дивизии на место расквартирования
.80
Волнения в Польше не превратились во всеобщее восстание по
многим причинам. Одна из них заключалась в том, что в сталинское время репрессии
в Польше против сторонников более умеренного курса не приняли характера крутой
расправы, расстрелов и массовой чистки партийного и государственного аппарата.
Когда 21 октября 1956 года Гомулка пришел к власти, то большинство партийного
аппарата его поддержало. Из Политбюро были удалены наиболее просоветские элементы
— Зенон Новак и маршал Рокоссовский. Последний покинул вскоре Польшу и возвратился
в Советский Союз.
* * *
По-иному сложились события в Венгрии, где накал страстей был
куда большим, чем в Польше. События развивались по нарастающей в течение трех
с половиной лет.
Возвратившись в Будапешт из Москвы после XX съезда КПСС, Ракоши
заявил своим друзьям: «Через несколько месяцев Хрущев будет объявлен предателем
и все войдет в норму».81
Внутриполитическая борьба в Венгрии продолжала обостряться.
Ракоши не оставалось ничего другого, как обещать расследование процессов Райка
и других казненных им лидеров компартии. На всех уровнях власти и даже в органах
государственной безопасности, наиболее ненавидимого народом учреждения в Венгрии,
от Ракоши требовали отставки. Его почти открыто называли «убийцей». В середине
июля 1956 года в Будапешт, чтобы добиться отставки Ракоши, прилетел Микоян.82
Ракоши был вынужден подчиниться и уехать в СССР, где он в конце концов и окончил
свои дни, проклятый и забытый своим народом и презираемый советскими руководителями.
В Венгрии последовали аресты бывших руководителей государственной
безопасности, ответственных за процессы и казни. Перезахоронение 6 октября 1956
года жертв режима — Ласло Райка и других — вылилось в мощную манифестацию, в
которой участвовало 200 тысяч жителей венгерской столицы.83
[106/107 (598/599)]
В этих условиях советское руководство решило вновь призвать
Надя к власти. В Будапешт был послан новый посол СССР Ю. Андропов (будущий член
Политбюро ЦК КПСС и председатель Комитета государственной безопасности).
Ненависть народа была обращена против тех, кто был известен
своим мучительством: сотрудников госбезопасности. Они как бы олицетворяли все
самое отвратительное в режиме Ракоши. Их ловили и убивали. Но не было преследований
и убийств коммунистов вообще, как то утверждала советская пропаганда. События
в Венгрии приняли характер подлинной народной революции, и именно это обстоятельство
и напугало до смерти советских руководителей.
В орбиту событий втянулась не только интеллигенция, но и промышленные
рабочие. Крупнейшие предприятия Будапешта, как ЧКД, стали опорой восстания.
Участие в движении значительной части молодежи наложило определенный отпечаток
на его характер. Политическое руководство оказалось в хвосте движения, а не
возглавило его, как то произошло в Польше.
Коренным вопросом было пребывание советских войск на территории
восточноевропейских стран, то есть фактическая оккупация их.
Хрущев удалился, хотя и с тревогой в душе, но с миром в Москву,
поскольку Гомулке удалось убедить его, что Польша остается в социалистическом
лагере и даже не возражает против пребывания советских войск на ее территории,
на базах. Новое советское руководство предпочитало избегать кровопролития, но
было готово и на него, если бы речь пошла об отпадении сателлитов от СССР даже
в форме объявления нейтралитета и неучастия в блоках. Такой пример мог повести
к распаду всей социалистической системы. Великое счастье Югославии заключалось
в отсутствии общей границы с СССР и в наличии внушительной армии, превосходно
зарекомендовавшей себя во время Второй мировой войны. Советские руководители
были воспитаны на уважении к силе.
Венгрия была не Польшей, и Имре Надь не был Гомулкой.
Трехлетнее брожение дало себя знать. 22 октября в Будапеште
начались демонстрации с требованием образования нового руководства во главе
с Имре Надем. 23 октября Имре Надь стал премьером и обратился с призывом сложить
оружие. Однако в Будапеште стояли советские танки, и это вызвало возбуждение
народа.
Возникла грандиозная демонстрация, участниками которой были
студенты, школьники старших классов, молодые рабочие. К ним Присоединились солдаты-дезертиры
и просто прохожие. Демонстранты направились к статуе героя революции 1848 года
генерала Бема.
[107/108 (599/600)]
У здания парламента собралось до 200 тысяч. Демонстранты низвергли
статую Сталина. Сформировались вооруженные отряды, назвавшие себя «Борцами за
свободу». Они насчитывали до 20 тысяч человек.84 Среди них были бывшие
политические заключенные, освобожденные народом из тюрем. «Борцы за свободу»
заняли различные районы столицы, учредили главное командование во главе с Палом
Малетером и переименовали себя в Национальную гвардию.
На предприятиях венгерской столицы образовывались ячейки новой
власти — рабочие советы. Они выставляли свои социальные и политические требования
и среди этих требований было одно, которое вызвало ярость советского руководства:
вывести советские войска из Будапешта, убрать их с венгерской территории.
Вторым обстоятельством, напугавшим советское правительство,
было восстановление в Венгрии социал-демократической партии, а затем и образование
многопартийного правительства.
Хотя Надь и был сделан премьером, но новое, по преимуществу
сталинистское, руководство во главе с Гере пыталось изолировать его и тем самым
еще больше ухудшило обстановку.
24 октября в Будапешт прибыли Микоян и Суслов. Они рекомендовали
немедленно заменить Гере на посту первого секретаря Яношем Кадаром, недавно
освобожденным из заключения. Между тем 25 октября у здания парламента произошло
вооруженное столкновение с советскими войсками. Надь заявил о своем намерении
настаивать на выводе советских войск и приказал прекратить огонь.85 Но
столкновения продолжались. Восставший народ требовал ухода советских войск и
образования нового правительства национального единства, в котором были бы представлены
и другие партии.
26 октября, после назначения Кадара первым секретарем ЦК и
отставки Гере, Микоян и Суслов возвратились в Москву. На аэродром они следовали
в танке.
Они возвратились в Москву после длительных и детальных переговоров
с новым руководством. Верили ли они в то, что в Венгрии возможно умиротворение
на тех же основах, на каких оно было достигнуто за пять дней до того в Польше:
сохранение Венгрии в качестве союзника и участника Варшавского пакта, пересмотр
торговых соглашений в пользу венгров, либерализация режима с учетом специфических
особенностей венгерской жизни и вывода советских войск после того, как положение
будет стабилизировано?86 Вероятно, сомневались.
28 октября, когда бои в Будапеште еще продолжались, венгерское
правительство издало приказ о прекращении огня и возвращении вооруженных отрядов
в свои кварталы в ожидании инструкций.
[109/110 (601/602)]
Имре Надь в обращении по радио объявил, что венгерское правительство
пришло к соглашению с советским о немедленном выводе советских войск из Будапешта
и включении вооруженных отрядов венгерских рабочих и молодежи в состав регулярной
венгерской армии. Сообщение о выводе советских войск было встречено бурей восторгов
и расценено как прекращение советской оккупации.8'
30 октября правительство отменило систему обязательных поставок
сельскохозяйственных продуктов.
Провинция поддержала столицу. Рабочие бросали работу вплоть
до прекращения боев в Будапеште и вывода советских войск. Делегация рабочего
совета промышленного района Миклош представила Имре Надю требования вывода советских
войск из Венгрии до конца года.88
Доклад Микояна и Суслова о положении в Венгрии, сделанный ими
немедленно после возвращения из Будапешта 26 октября Президиуму ЦК КПСС, отражал,
как то видно из передовой статьи газеты «Правда» от 28 октября, якобы готовность
согласиться с программой демократизации при условии, что эта программа сохраняет
господство коммунистической партии и удерживает Венгрию в системе Варшавского
пакта.89 На самом деле статья была всего лишь маскировкой. Той же
цели служил и приказ советским войскам покинуть Будапешт. Советское правительство
стремилось выиграть время для подготовки расправы, которая должна была последовать
не только от имени остальных участников Варшавского пакта, но также Югославии
и Китая. Советские интервенционистские силы в Венгрии должны были представлять
весь социалистический лагерь. Таким образом ответственность распределялась бы
между всеми.
Советские войска были выведены из Будапешта, но сосредоточены
в районе будапештского аэродрома. Советское посольство, оставшееся в Будапеште,
постоянно информировало Кремль о развитии ситуации.90
30 октября, когда Микоян и Суслов были в Будапеште, Президиум
ЦК КПСС принял, как свидетельствует Хрущев, единодушную резолюцию о вооруженное
подавлении венгерской революции, изложенную, конечно, в привычной сталинистской
терминологии. Резолюция гласила, что было бы непростительным для СССР оставаться
нейтральным и «не оказать помощи рабочему классу Венгрии в его борьбе против
контрреволюции».91 Принятая в тот же День декларация о равенстве
коммунистических партий и прочее была на самом деле не больше чем камуфляжем
решения об интервенции и беспощадном подавлении венгерской революции. Хрущев
откровенно
[109/110 (601/602)]
говорит о том, что советские руководители опасались реакции
на венгерские события в других социалистических странах Восточной и Юго-Восточной
Европы.92
По просьбе Президиума ЦК КПСС в Москву для совета прибыла китайская
делегация во главе с Лю Шаоци. Сначала, согласно Хрущеву, Лю Шаоци заявил, что
советские войска должны уйти из Венгрии и дать рабочему классу Венгрии «самому
подавить контрреволюцию». Однако, выдавив из себя согласие, неудовлетворенный
китайским ответом Хрущев вновь и вновь предлагал обсудить проблему интервенции.
Лю Шаоци после консультации по телефону с Мао Цзедуном подтвердил китайскую
позицию. Так как это полностью противоречило решению о вмешательстве, фактически
принятому Президиумом ЦК КПСС, Хрущев, сообщив 31 октября Президиуму об ответе
китайцев, настаивал на немедленном использовании войск Маршал Конев, вызванный
на заседание Президиума, заявил, что его войскам потребуется три дня, чтобы
подавить «контрреволюцию» в Венгрии (на самом деле — революцию), и получил приказ
привести войска в боевую готовность.93 Приказ был отдан за спиной
Лю Шаоци, который в тот же день возвращался в Пекин в полной уверенности, что
советской интервенции не будет. Решено было сообщить Лю Шаоци об интервенции
в момент проводов на Внуковском аэродроме. Чтобы произвести большее впечатление
на Лю Шаоци, Президиум ЦК КПСС появился во Внукове в полном составе. Снова начались
лицемерные разговоры о «благе венгерского народа». В конце концов Лю Шаоци сдался.
Так была обеспечена поддержка Китая.94
Затем Хрущев, Маленков и Молотов — уполномоченные Президиума
ЦК — отправились последовательно в Варшаву и Бухарест, где довольно легко получили
согласие на интервенцию. Последним этапом их поездки была Югославия. Они прибыли
к Тито, имея в руках согласие остальных социалистических стран на подавление
революции в Венгрии. Советские делегаты ожидали серьезных возражений со стороны
Тито. Но, как сообщает Хрущев, «мы были приятно удивлены... Тито сказал, что
мы абсолютно правы, и мы должны двинуть наших солдат в бой как можно скорее.
Мы были готовы к сопротивлению, но вместо этого получили его чистосердечную
поддержку. Я бы сказал даже, что Тито пошел даже дальше и убеждал нас как можно
скорее решить эту проблему», — заключает Хрущев свой рассказ.95
Так была решена судьба венгерской революции.
1 ноября началось массовое вторжение советских войск в Венгрию.
На протест Имре Надя советский посол Андропов ответил, что
[110/111 (602/603)]
советские дивизии, вступившие в Венгрию, прибыли лишь для замены
уже находящихся там войск.
3000 советских танков пересекли венгерскую границу со стороны
Закарпатской Украины и Румынии. Вновь вызванный к Надю советский посол был предупрежден,
что Венгрия в знак протеста против нарушения Варшавского договора (вступление
войск требовало согласия соответствующего правительства) выйдет из пакта. Венгерское
правительство объявило вечером того же дня о выходе из Варшавского пакта, объявлении
нейтралитета и об обращении в Объединенные нации в знак протеста против советского
вторжения.
Но все это не очень беспокоило советское правительство. Англо-франко-израильское
вторжение в Египет отвлекло внимание мировой общественности от событий в Венгрии.
Американское правительство осудило действия Англии, Франции и Израиля. Тем самым
раскол в стане западных союзников был налицо. Не было никаких признаков того,
что западные державы придут на помощь Венгрии. Международная обстановка складывалась
исключительно благоприятно для интервенции Советского Союза в Венгрии. Советская
пропаганда связала в один узел войну на Ближнем Востоке с венгерскими событиями,
представив их как заговор империалистов против «лагеря мира и демократии». Эти
объяснения, вместе с утверждениями, будто в Венгрии убивают коммунистов и что
в Венгрии происходит контрреволюционный мятеж ради восстановления капитализма,
имел успех среди населения Советского Союза. Оно встретило подавление революции
в Венгрии либо безразлично, либо с чувством облегчения, что неприятности, слава
Богу, уже позади...
К вечеру 1 ноября советские войска заняли венгерские аэродромы,
а на следующий день Андропов, камуфлируя военные приготовления, предложил венгерскому
правительству назначить две делегации, политическую и военную, чтобы обсудить
уход советских войск с венгерской территории и политические проблемы, вытекающие
из Варшавского пакта.96 Переговоры должны были начаться на следующий
день. Венгерское правительство, не желая осложнений, приняло предложение. Советские
же войска продолжали развертывание для операции.
Одновременно Президиум ЦК КПСС начал готовить новое венгерское
правительство, которое должно было заменить отныне «контрреволюционное» правительство
Имре Надя. Первый секретарь Венгерской коммунистической партии Янош Кадар согласился
на роль премьера будущего правительства. Он был доставлен советским военным
самолетом в Ужгород. 3 ноября новое правительство
[111/112 (603/604)]
было сформировано. О том, что правительство Кадара было образовано
на территории СССР стало известно только спустя два года. Официально о новом
правительстве было объявлено на рассвете 4 ноября, когда советские танки ворвались
в венгерскую столицу.97 Накануне там было образовано коалиционное
правительство во главе с Имре Надем. В него вошли трое представителей коммунистической
партии, трое от партии мелких хозяев, трое от социал-демократов и двое от партии
Петефи. В правительство вошел также беспартийный генерал Пал Малетер. Все партии
согласились, что Венгрия не присоединится ни к какому военному блоку, а останется
нейтральной страной.98
Между тем в Будапеште 3 ноября официально открылись переговоры
между советской и венгерской делегациями. Операция по введению в заблуждение
правительства Надя была детально продумана. Советская делегация, которую возглавлял
генерал армии Малинин, делала вид, будто торгуется из-за сроков вывода советских
войск (венгры предлагали 15 декабря 1956 года, советская делегация —15 января
1957). Продолжение переговоров было назначено на 10 часов вечера. Тем временем
Совету Безопасности, собравшемуся в 9 часов утра, было заявлено, что между Венгрией
и СССР уже ведутся переговоры о выводе войск. Заседание Совета Безопасности
было отложено. Когда же он собрался вновь СССР наложил вето на резолюцию о советской
интервенции в Венгрии. После многочисленных резолюций, принятых Генеральной
Ассамблеей ООН, в которых Советский Союз призывался немедленно вывести свои
войска из Венгрии, Генеральная Ассамблея 12 декабря 1956 года строго осудила
СССР за подавление военной силой прав венгерского народа За эту резолюцию голосовали
55 государств, в том числе многие страны Азии и Африки.»
К исходу дня 3 ноября на территории Венгрии уже находилось
11 советских дивизий. Венгерская военная делегация во главе с министром обороны
генералом Пал Малетером, явившаяся вечером для продолжения переговоров в штаб-квартиру
советских войск, была предательски арестована председателем КГБ генералом Серовым.
Только когда Надь не смог соединиться со своей военной делегацией, он понял,
что советское руководство обмануло его. Но он все еще отказывался дать приказ
об открытии огня.100
4 ноября в 5 часов утра советская артиллерия обрушила огонь
на венгерскую столицу И полчаса спустя Надь уведомил об этом по радио венгерский
народ.
Силы были неравны Советские вооруженные силы превосходили силы
венгерской революции в людях, не говоря уже о вооружении
[112/113 (604/605)]
и военной технике. Венгерские защитники свободы сражались героически.
Три дня советские танки громили венгерскую столицу. Вооруженное сопротивление
в провинции продолжалось до 14 ноября-
Никто не пришел на помощь Венгрии. Венгерская освободительная
революция была раздавлена гусеницами советских танков и безразличием западных
стран.
После подавления революции советская военная администрация
вместе с органами государственной безопасности учинила расправу над венгерскими
гражданами: начались массовые аресты и депортации в Советский Союз.
Имре Надь и его ближайшие сотрудники нашли убежище в югославском
посольстве. Тито, давший согласие на сокрушение венгерской революции, не хотел
все же запятнать себя соучастием в убийстве законных венгерских руководителей.
После длительных двухнедельных переговоров новый венгерский премьер Кадар дал
письменную гарантию, что Имре Надь и его сотрудники не будут преследоваться
за их деятельность. Кадар заявил, что Имре Надь и другие могут покинуть югославское
посольство и что они вместе с семьями будут развезены по домам. Однако автобус,
в котором ехал Надь в сопровождении двух югославских дипломатов, был перехвачен
советскими офицерами, которые арестовали Надя и увезли его затем в Румынию.
Советское правительство оставило без внимания югославский протест. Победители
не считаются ни с побежденными, ни с попутчиками, а Тито был попутчиком.
Позднее Имре Надь, не пожелавший принести покаяние, был судим
закрытым судом и расстрелян. Сообщение об этом было опубликовано 16 июня 1958
года.101 Та же участь постигла и генерала Пала Малетера.
Хрущев даже спустя 15 лет после венгерских событий не высказал
ни малейшего сожаления о случившемся. Ему даже и в голову, очевидно, не приходило,
что все это время он сам и советское руководство вели себя предательски. Но
такого понятия для него, последовательного ленинца, просто не существовало.
Новое руководство сначала пыталось поставить экономику страны
на более стабильную и реальную основу, сделать ее более современной, а управление
ею более гибким. Сентябрьский пленум ЦК КПСС 1953 года начал с сельского хозяйства.
[113/114 (605/606)]
Нерентабельность колхозного строя была очевидной. Сказать же
об этом не то что во всеуслышанье, а даже шепотом, было бы равносильно признанию
крушения самой идеи строительства социализма в СССР. Пошли по пути ослабления
давления на сельскохозяйственное население страны — колхозников и население
городков и поселков аграрного и полуаграрного типа. В 1953—1954 годах были снижены
нормы обязательных поставок государству продуктов животноводства хозяйствами
колхозников, рабочих и служащих, появились постоянные кадры механизаторов при
МТС, была отменена практика посевов по указанию «сверху». Теперь районы (но
все же не колхозы и не колхозники!) сами решали, что сеять.
В то же время политика укрупнения и слияния колхозов проводилась
довольно целеустремленно. С 1950 до 1955 года количество колхозов в стране сократилось
с 123,7 тысяч до 87,5 тысяч, а к концу «эры Хрущева», в 1964 году, их число
сократилось еще больше, до 37,6 тысяч.
Был взят курс на постепенное преобразование колхозов в государственные
хозяйства, то есть на превращение колхозников-крестьян в наемных рабочих. Это
видно по цифрам роста совхозов. Их число увеличилось с 4857 в 1953 году до 10,078
в 1964 году, то есть более чем в два раза.102
Все вновь созданные хозяйства на целинных землях были совхозами.
Был принят и ряд других мер: отменен учет сбора зерна и оценка
его по валу, равно как и обязательное применение травопольной системы во всех
зонах страны.103 Инвестиции в сельское хозяйство в 1954—1955 годах
составили 34,4 млрд. рублей, на 38% больше чем за всю четвертую пятилетку;104
были посланы на места специалисты по сельскому хозяйству, осевшие в различного
рода учреждениях; в деревню была направлена в значительных количествах сельскохозяйственная
техника, тракторы, комбайны, автомашины.
В 1954—55 годах началось освоение целинных и залежных земель
в Казахстане, Сибири и на Урале.105 Первыми поднимали целину заключенные
из многочисленных концентрационных лагерей, а вслед за ними прибыли по комсомольским
путевкам тысячи молодых людей.
33 миллиона гектаров целинных и залежных земель были распаханы
и засеяны к середине 1956 года.106 Однако бесхозяйственность царила
повсюду и она снижала эффективность нового начинания. Не были вовремя выстроены
зернохранилища, хлеб гнил в бункерах, развеивался по ветру, мок и гибнул под
дождем. Каждый год, когда снимался урожай, приходилось перебрасывать на целину
в Казахстан
[114/115 (606/607)]
технику и механизаторов из других частей страны, где уборка
урожая заканчивалась раньше. Это обходилось втридорога, а результаты не оправдывали
вложенных сил и средств. Как всегда не хватало жилья для людей.
Многое здесь зависело от климатических условий, но многое и
от организации производства. Целина могла быть прибежищем и служить как бы резервной
зерновой кладовой страны лишь при наличии стабильных хлебных резервов. Разнообразие
климатических условий страны позволяло при разумной экономической системе избегать
сильных колебаний в зерновом балансе даже в годы серьезных неурожаев. Старое
тянуло назад. Каждая неудача, будь то с кукурузой, с целиной или с МТС заставляла
руководство обращать свои взоры к привычному прошлому.
Увлечение целиной привело к мобилизации всех средств и техники
для ее обслуживания. Традиционные зерновые районы страны оказались одно время
на положении пасынков, а страна в зависимости от урожаев на целине. Урожаи же
здесь зависели от капризов природы, от ветровой эрозии почвы, превращавшей миллионы
гектаров распаханной земли в непригодные. Так случалось не раз в 50-е и 60-е
годы. Особенно пострадали целинные земли во время песчаных бурь в 1963 году,
а затем в 1965 году.
Но освоение целинных земель не было пустой затеей, они служили
и поныне служат одним из источников производства зерна в стране.
Производство зерна в районах целинных и залежных земель
(в млн. тонн)
[115/116 (607/608)]
Однако было два крупных дефекта в производстве зерна на целинных
землях Казахстана: во-первых, урожайность здесь была ниже урожайности по стране,
во-вторых, стоимость зерна была в 1954-64 годах на 20% выше, чем в целом по
стране.108
С 1955 года колхозы планировали сельскохозяйственные работы
совместно с МТС.109 Но и это полезное начинание оказалось незавершенным.
Над колхозами, совхозами и МТС возвышался чудовищный партийно-государственный
аппарат в лице райкомов партии и райисполкомов, а над ними в свою очередь стояли
все новые и высшие бюрократические инстанции, и этот аппарат бесконечно вмешивался,
диктовал, требовал отчета, изменений, исправлений. Он наказывал и поощрял, рапортовал
и спускал директивы, вторгался в дела колхозов и значительно обесценивал положительный
эффект новой системы. Пример показывал сам первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев,
требовавший сажать везде и повсюду «королеву полей» кукурузу, сбивая тем самым
еще не устоявшуюся систему нового планирования и руководства сельским хозяйством.
Хрущев настаивал на принудительном введении кукурузы.110 «Кукуруза,
и только кукуруза способна решить проблему увеличения производства мяса, молока
и других продуктов животноводства», — заявлял Н. С. Хрущев.111 Снова
задания на посевы начали спускать «сверху».
В 1955 году неурожай в стране не был компенсирован ни целиной,
ни кукурузой. Положение Хрущева как первого секретаря ЦК КПСС значительно пошатнулось.
Его оппоненты в Президиуме ЦК: Молотов, Каганович, Маленков, считавшие освоение
целины авантюрой, а распространение кукурузы блажью, — открыто критиковали Хрущева
на заседаниях Президиума ЦК. Спас Хрущева в то время хороший урожай на целине
в 1956 году, составивший половину всего собранного урожая в стране — 63,2 из
127,6 млн. тонн.112
В мае 1957 года, окрыленный успехом Хрущев потребовал догнать
США по производству мяса, масла и молока в течение 3—4 лет, то есть к 1960—62
году увеличить производство мяса в стране в 3,2 раза.113 Нереальность
предложения Хрущева, особенно в области производства мяса, была очевидной. В
1956 году США произвели 16 млн. тонн мяса. Советский Союз произвел в том же
году 7,5.114 Но дело было не только в таком сильном разрыве. В Советском
Союзе не было никаких реальных предпосылок для предложенного Хрущевым скачка:
животноводство зависит, прежде всего, от производства зерна, а оно было явно
недостаточным. В 1957 году было произведено всего лишь около 103 млн. тонн зерна,
из них целина дала только 38,5 млн. тонн.115 Новое предложение требовало
значительных
[116/117 (608/609)]
капиталовложений, но их не было. И, наконец, так ли уж было
необходимо в действительности превзойти США в уровне производства и потребления?
Такого рода лозунги вызывали некоторый энтузиазм в 30-е годы («Догнать и перегнать
Америку!»), так как никто толком не понимал, что такое экономика Америки, как
она работает, и не знали ее потенциальных возможностей. Те же, кто разбирался,
либо были уничтожены, либо помалкивали. «Догнать и перегнать!» был лозунгом
для организации энтузиазма масс. Хрущев же выдвинул новую задачу совершенно
серьезно, но его представления об Америке были неадекватны действительности.
Нетерпение Хрущева, вызванное жаждой немедленного успеха, вело
к авантюризму в политике и порождало как бы цепную реакцию. Местные руководители,
стремясь заслужить благоволение первого секретаря, заработать награды, получить
повышение или продвижение по иерархической лестнице, создавали видимость успехов
и именно там, где хотел Хрущев.
Впрочем, эта система была рождена еще при Сталине. Курс на
быструю индустриализацию породил стахановское движение, выродившееся в конце
концов в показуху и в соревнование между руководителями предприятий на лучшую
организацию рекорда. То же самое происходило и в сельском хозяйстве. В каждой
области был свой образцовый колхоз или совхоз. Этот колхоз служил как бы витриной
данной области, говорил об ее успехах, а сотни обыкновенных колхозов в той же
самой области едва сводили концы с концами.
Резкий подъем животноводства не мог быть обеспечен по разного
рода причинам экономического, технического, технологического характера, включая
недостаточное производство зерна, отсутствие помещений для скота, механизации
и точно скалькулированного экономического расчета. Естественно поэтому, что
лозунг «догнать и перегнать» США по производству мяса, молока и масла повис
в воздухе. В первый год советского «соревнования» с американским мясомолочным
производством в 1958 году производство мяса в СССР увеличилось всего на 301
тысячу тонн; еще через два года, в 1960 году еще на 1007 тысяч тонн.116
Снова, как в сталинские времена, в ход пошло заведомое введение
в заблуждение, ложь и обман. Инициатором на этот раз выступил Рязанский обком
КПСС, принявший обязательство увеличить в 1959 году производство мяса в четыре-пять
раз. В 1959 году Рязанская область продала государству 100 тысяч тонн мяса вместо
50 тысяч по плану.117
Авантюризм этого обязательства не мог вызывать сомнений. Тем
[117/118 (609/610)]
не менее, личная поддержка Хрущевым почина рязанцев и первого
секретаря обкома А. Н. Ларионова вызвали цепную реакцию и в других областях,
где начали подымать обязательства все выше и выше! Заготовить столько мяса,
сколько было обещано в самой Рязанской области, было невозможно, несмотря на
принудительную продажу рабочими, колхозниками и служащими личного скота, часто
даже не за деньги, а за долговые расписки, обложение «мясным оброком» предприятий
области, учреждений и даже школ; за пределы области выехали заготовители, скупавшие
скот в соседних областях. Весь скот в области был забит. Но к очередному пленуму
ЦК в декабре 1959 года Ларионов рапортовал об увеличении производства мяса в
4 раза, продаже государству 100 тыс. тонн и о новом обязательстве на 1960 год
— продать государству 180-200 тысяч тонн. Восхищенный Хрущев, которому этот
успех был нужен позарез, сделал Ларионова Героем социалистического труда. Однако
слухи о происшедшем и о полном разорении сельского хозяйства Рязанской области
дошли, наконец, и до Москвы. Но только в конце 1960 года специальная комиссия
ЦК закончила свою работу с неутешительными выводами — рязанское чудо было липой.118
Ларионову «посоветовали» уйти со сцены, и он застрелился.
Так закончилось соревнование Советского Союза с Америкой в
области производства мясо-молочных продуктов. В 1964 году производство мяса
в СССР составило всего 8,3 млн. тонн.119
Потерпела неудачу и кукурузная программа Хрущева. Принудительное
внедрение кукурузы в климатически непригодных для ее выращивания районах страны
привело, как и следовало ожидать, к краху. Производство кукурузы для корма скота
обходилось в два раза дороже, чем обычная заготовка привычных кормовых трав.
В отдельных районах страны: на северо-западе, в Сибири — урожаи кукурузы гибли
из-за дождей и холодной погоды. Кукурузная кампания повлекла за собой ухудшение
луговодства и гибель сенокосов во многих местах. Кукурузный бум закончился в
1964— 1965 годах. Продолжали выращивать кукурузу лишь в традиционных южных и
юго-восточных районах страны.
Были и другие неразумные решения в области сельского хозяйства,
как, например, ликвидация миллионов гектаров чистых паров, что значительно ухудшило
зерновую ситуацию.
Вместо ожидаемого постоянного прироста урожая сельское хозяйство
фактически топталось на месте. После значительного увеличения урожайности в
1958 году — 11,1 центнера с гектара (1950 — 7,9), урожайность снижалась: 1960
— 10,9; 1962 — 10,9; 1963 — 8,3
[118/119 (610/611)]
(год неурожая) и только в 1964 году урожайность начала повышаться
— 11,4. 120
Хрущев быстро отыскивал виноватых: менял одного за другим министров
сельского хозяйства, ограничивал деятельность министерства сельского хозяйства,
перемещал научные агробиологические институты поближе к деревне и прочее. Но
существовала одна безусловная реальность — сельское хозяйство отказывалось «работать»
по указаниям «сверху».
Намерение Хрущева радикально изменить положение привело в феврале
1958 года к ликвидации машинно-тракторных станций, их техника была продана укрупненным
колхозам.121 Меньше чем за год, последовавший после решения о ликвидации
МТС, дело было сделано: многие колхозы оказались в сложном финансовом положении,
так как техника, которую они вынуждены были выкупать, продавалась им по новым
оптовым ценам, значительно превышающим государственные цены, по которым техника
была получена МТС.122
Многие рабочие МТС не желали вступать в колхозы, а предпочитали
искать себе работу на государственных предприятиях. Сельское хозяйство потеряло
половину механизаторов. Заводы сельскохозяйственного машиностроения, утратившие
устойчивый внутренний рынок в лице МТС, оказались переполненными продукцией,
и вынуждены были сократить производство. Эксплуатация техники колхозами резко
ухудшилась из-за недостаточно квалифицированного обслуживания.123
Долги колхозов банкам за выкупленную сельскохозяйственную технику
достигли в 1961 году суммы более 2 млрд. рублей.
Попытки государства в последующие годы несколько сбалансировать
и облегчить тяжелое положение колхозов путем снижения цен на сельскохозяйственные
машины и инвентарь, на автомашины, запасные части и бензин, обеспечить своевременный
ремонт сельскохозяйственной техники путем создания специализированной организации
«Сельхозтехника» и станций технического обслуживания не привели к кардинальному
изменению положения.
Сначала, после облегчений 1953 года и особенно после сельскохозяйственных
реформ 1954—55 годов положение колхозников, а также рабочих и служащих, имевших
свое личное приусадебное хозяйство, значительно улучшилось.
Хотя в личном пользовании колхозников, рабочих и служащих находилось
всего около 7 млн. гектаров (1964 год), в то время как земли колхозов составляли
482,7 млн. га, а совхозов и государственныx хозяйств 571,1 млн. га,124
продуктивность личных хозяйств
[119/120 (611/612)]
была довольно высокой. Разрешение иметь корову и определенное
количество домашнего скота и птицы значительно улучшали не только материальное
положение колхозников и жителей небольших городов и поселков, но и продовольственное
положение в крупных индустриальных центрах. В 1959—1965 годах (все данные приводятся
на 1 января) количество коров в личном владении составляло в среднем от 55 до
42 процентов от общего поголовья коров в стране, свиней от 31 до 27 процентов,
овец от 22 до 20 процентов.125 Отсюда видно, какую важную роль играли
личные хозяйства в общем мясном балансе страны.
Едва сельскохозяйственное население страны начало становиться
на ноги, как немедленно были взяты назад льготы. Уже в 1959 году горожанам было
запрещено иметь скот в своих хозяйствах, они были вынуждены продать его колхозам
и совхозам. Были введены ограничения на продажу и заготовку кормов для личных
хозяйств. Началась кампания против «тунеядцев» в колхозах и «спекулянтов» на
колхозных рынках. Население страны пытались уверить в том, что все недоразумения
и трудности с продовольствием проистекают от нерадивности колхозников и махинаций
спекулянтов на рынках. Снова возрождались методы хозяйствования сталинских времен.
Хрущева и других «коллективных руководителей» часто тянуло
к привычным методам прошлого. Не желая признать не только открыто, но и для
самих себя, что все провалы советской экономики, будь то в сельском хозяйстве
или в промышленности, связаны с существом советского режима и являются его неизбежными
не столько спутниками, сколько органическими частями советской общественной
системы, советские руководители предпочитали объявлять виновными в провалах
его жертв и ликвидировать те немногие полезные реформы, которые были проведены
в первые годы после смерти Сталина.
Вместо 22 млн. коров в 1958 году в индивидуальном владении
у колхозников и рабочих осталось к концу 1962 года всего лишь 10 млн. Колхозы
же, получившие скот, не в состоянии были обеспечить его кормами.
Во время неурожайного 1963 года выяснилось, что государство
не сумело накопить необходимых резервов хлеба на случай стихийных бедствий.
Во многих районах страны не хватало хлеба. Снова, как в 30-е годы и в 1947 году
выстраивались многочасовые очереди, продажа хлеба была ограничена. Особенно
пострадали южные районы страны: Северный Кавказ, Южная Украина и другие.
Начались массовые закупки зерна за границей за счет наличного
[120/121 (612/613)]
золотого запаса. Закупки превысили 13 млн. тонн зерна. Позднее
Хрущева упрекали за это. В сталинские времена народу просто предоставили бы
возможность пухнуть с голода. Во времена Хрущева предпочитали менять золото
на хлеб. И в этом состояла огромная качественная разница между этими двумя периодами
советской истории.
Последняя отчаянная попытка Хрущева найти выход из тупика в
сельском хозяйстве была связана с засухой и неурожаем 1963 года. Надежды на
развитие экстенсивного сельского хозяйства путем ввода в севооборот все новых
и новых земельных площадей, особенно в Казахстане и Сибири, не оправдали себя.
Можно было, конечно, один или два раза «налетом», путем концентрации средств,
людей, техники «сорвать» большой урожай и... убежать! Но дальше этого дело не
двигалось.
Вся система хозяйствования нуждалась в изменении. Земля требовала
правильного, научно обоснованного обращения с ней. Даже в такой огромной стране
как Советский Союз сельское хозяйство должно было быть интенсивным. Опыт Соединенных
Штатов Америки, 3,5 процента населения которого производило сельскохозяйственной
продукции достаточно, чтобы прокормить не только свою страну, но и продавать
продукцию в огромных количествах за границу, был достаточно убедительным. Хрущев
пытался перенять американский опыт, но делал это чисто механически, не принимая
во внимание разницу в условиях (в том числе и социальных) землевладения в США
и в СССР.
Земля нуждалась в удобрениях, в отдыхе и обновлении. Эти нехитрые
истины, известные каждому русскому крестьянину от рождения, было довольно трудно
применить на практике в государстве, где решения принимаются, исходя из требований
момента, из политической целесообразности, без внимания к последствиям принимаемых
решений. Под конец своего десятилетнего правления Хрущев понял, что земля прежде
всего нуждается в больших капиталовложениях, в удобрениях. Так же поспешно,
как он это делал при принятии других решений, Хрущев выдвинул в 1963 году новую,
абсолютно нереальную программу химизации земледелия.126 Программой
предусматривалось довести производство минеральных Удобрений до 80 млн. тонн
к 1970 году и до 150-170 млн. тонн к 1980. Фантастичность этого плана видна
из следующих цифр: в 1963 году СССР произвел меньше чем 20 млн. тонн, в 1970
— 53,4 млн. тонн и в 1977 — 96,8 млн. тонн.127
Итоги «перетряхивания» сельского хозяйства в послесталинские
годы были весьма неутешительными. По контрольным цифрам валовая
[121/122 (613/614)]
продукция должна была возрасти в течение семилетки (1959— 1965)
на 70%, а фактически возросла на 10%. Средняя урожайность в 1960—64 годах возрастала
в среднем на 0,8%. Темп прироста поголовья крупного рогатого скота снизился
в два раза по сравнению с предыдущими пятью годами. Удои молока на одну корову
снизились в среднем на 370 кг в год. У колхозников образовалась большая задолженность
государству. Так охарактеризовал положение в сельском хозяйстве новый глава
партии Л. И. Брежнев в марте 1965 года.128
Таким образом, в который раз подтвердилось, что советская экономика
покоится на нездоровой основе, что никакие полуреформы, перестановки, решения
и постановления не выправят положения. До тех пор пока экономика зависит от
политических решений, постоянно меняющихся по тому или другому поводу, нет никакой
надежды для страны выбраться из хозяйственного тупика.
Подтверждением тому также служат и многочисленные бесплодные
попытки улучшить структуру государственного аппарата, наделить министров и начальников
главков, директоров предприятий новыми правами или, наоборот, ограничить эти
права, разделить старые планирующие органы и создать новые и так далее и тому
подобное. Таких «реформ» было в «хрущевскую эру» великое множество. Действительных
же улучшений в области экономики так и не произошло. Зыбучие пески советского
бюрократизма оказались поистине всепоглощающими.
В феврале 1956 года XX съезд КПСС одобрил шестой пятилетний
план. В декабре того же года выяснилось, что план не годится. Был наспех составлен
переходной план на 1—2 года, а затем появился новый, но уже не пятилетний, а
семилетний план 1959—1965 годов. Чехарда с планами была связана с обострившейся
борьбой за власть, которая привела в 1957 году к полному устранению из руководства
Маленкова, Молотова и Кагановича и двух ключевых фигур в экономическом планировании:
Первухина и Сабурова. Теперь для Хрущева было очень удобным свалить все недостатки
в планировании на «оппозицию» и потребовать для себя больше времени (семилетка
вместо пятилетки) для исправления якобы совершенных ими ошибки.
Власть на местах должна была стать прочной опорой правления
Хрущева. Его личный опыт работы долгие годы на Украине подсказывал, что необходимо
дать инициативу местным работникам, директорам предприятий для решения проблем
местного или республиканского характера.
[122/123 (614/615)]
Были образованы министерства нефтяной промышленности в Азербайджане,
министерство цветной металлургии в Казахстане, ряд отраслевых министерств на
Украине.129
К исходу 1956 года столкновения между Хрущевым и большинством
Президиума ЦК обострились. Хотя поводом для обострения были разногласия по поводу
управления экономикой страны, в основе столкновения лежали недавние события
в Венгрии, где рабочие советы на предприятиях стали как бы зародышем новой власти.
Для сталинской когорты курс на децентрализацию и некоторую самостоятельность
от центральной власти был как бы отзвуком того, что произошло в Венгрии.
На пленуме ЦК КПСС в декабре 1956 года был подвергнут критике
слабый контроль центральных министерств над республиканскими и над отдельными
предприятиями. И хотя пленум указал на необходимость расширения прав республик
в области промышленности, в то же время он высказался за усиление работы министерств
в районах расположения отдельных отраслей национальной экономики.130
Хрущев, однако, скоро добился реванша — на февральском пленуме ЦК 1957 года
была принята резолюция в пользу руководства промышленностью на базе территориального
принципа и по определенным районам.131
В мае 1957 года был принят закон о создании на местах советов
народного хозяйства (совнархозов), которым надлежало ведать экономикой в своем
регионе и заботиться также о развитии местных ресурсов и местной промышленности,
как то делали совнархозы 20-х годов.132 Всего по стране было создано
105 совнархозов, из них 70 в РСФСР, 9 в Казахстане, 11 на Украине, 4 в Узбекистане.
В остальных республиках было создано по одному совнархозу. В этих республиках
председателем совнархоза стал председатель Совета министров. Теперь Госплан
СССР отвечал только за общее планирование и координацию планов, за распределение
между республиками важнейших фондов. Госэкономкомиссия была упразднена. Центральные
министерства, ведавшие производством вооружения, полностью сохранили свои функции.
Организация совнархозов была встречена с явным неодобрением
столичной бюрократией, привыкшей не только к власти, но и к удобствам проживания
в Москве. Многим предстояло расстаться с насиженными местами и отправиться в
провинцию. Бюрократия же на местах организацию совнархозов на первых порах поддержала,
хотя и полагала, что может обойтись без посланных из Москвы «начальников».
Престиж Хрущева резко пошатнулся в центре, но поднялся
[123/124 (615/616)]
в областях. Это временное изменение баланса сил стало решающим
фактором в консолидации власти в руках Хрущева.
Расхождения во мнениях среди партийной верхушки затрагивали
ряд существенных вопросов, но главным среди них оставался вопрос о характере
власти. Противники Хрущева выступали за сохранение в руках руководства полного
контроля и координации работы министерств. Они расходились с Хрущевым и в способах
разрешения постоянных продовольственных затруднений, и в ряде проблем внешней
политики.
Решение о совнархозах, затронувшее интересы могущественной
московской бюрократии, было последним толчком к образованию широкой оппозиции
Хрущеву в руководстве партии. Эта оппозиция возникла сразу же после отставки
Маленкова с поста председателя Совета Министров и особенно после XX съезда КПСС.
События лета-осени 1956 года в Восточной и Юго-Восточной Европе укрепили ряды
оппозиции, которая начала упрекать Хрущева в авантюризме. Сигналом для выступления
против Хрущева послужила его речь на митинге в Ленинграде, в мае 1957 года,
в которой он выдвинул свой фантастический план догнать и перегнать Америку в
короткий срок в производстве мяса, молока и шерсти.
В июне 1957 года на пленуме ЦК Хрущев столкнулся с организованной
оппозицией. Подавляющее большинство членов Президиума ЦК было против его политики.
Против Хрущева открыто выступили Молотов, Маленков, Каганович, Первухин и Сабуров.
Их поддержал секретарь ЦК Шепилов. При голосовании за освобождение Хрущева от
обязанностей первого секретаря вместе с оппозицией голосовали Булганин и Ворошилов.
7 голосами против 4 это решение было принято.
Однако Хрущев решил бороться. При помощи преданного партаппаратчика
Капитонова, сделанного позже секретарем ЦК, министра обороны маршала Г. Жукова
и председателя КГБ И. Серова на военных самолетах в Москву срочно были доставлены
члены ЦК КПСС с мест. Они потребовали открыть пленум ЦК. Недельная дискуссия
на пленуме (22—29 июня 1957 года) принесла победу Хрущеву. Основные противники
Хрущева: Маленков, Молотов и Каганович, а также Шепилов — были объявлены антипартийной
оппозицией, лишились всех постов.133
Как это обычно бывает в истории, победитель спешил избавиться
от своего наиболее могущественного союзника. В данном случае им был маршал Г.
К. Жуков.
Хотя Жуков в награду за свое участие в разгроме «антипартийной
оппозиции» и был сделан полным членом Президиума ЦК КПСС,
[124/125 (616/617)]
но популярность Жукова среди народа, считавшего, что он спас
Россию от немцев, не давала Хрущеву покоя. Он не мог забыть, что во время перепалки
на заседании пленума ЦК Жуков, в ответ на гневную реплику Маленкова: «Может
быть, вы танки двинете против нас?!», ответил уверенно: «Танки двинутся только
по моему приказу». То были весьма необдуманные слова со стороны защитника Москвы
и победителя Берлина. Если бы Жуков был более искушен в политике, то он, несомненно,
сказал бы: «Танки двинутся только по приказу ЦК»... Жуков сам дал повод для
будущего обвинения его в бонапартизме. Впрочем, если бы не эти злосчастные слова,
то был бы найден и другой повод. Многие маршалы завидовали славе Жукова, и Хрущев
использовал эту зависть. Карикатура, появившаяся в одной западноевропейской
газете, ускорила развязку. На картинке был изображен Хрущев, устремленный вперед,
а за ним, на небольшом расстоянии, уверенно шагающий Жуков. Под карикатурой
подпись: «Оглянись, Никита, кто шагает за тобой...»
И Никита оглянулся. Разумеется, Хрущев знал, что Жуков далек
от мысли стать диктатором. Но Хрущев не мог перенести популярности маршала,
она заслоняла его собственную. Жуков, пока он был с Хрущевым в одной упряжке,
закрывал возможность напомнить народу о заслугах Хрущева во время войны. Неслучайно
поэтому через несколько лет в 1-м томе «Истории Великой Отечественной войны
против гитлеровской Германии, 1941—1945», Жуков будет упомянут в негативном
плане, как начальник генерального штаба, не принявший своевременных мер к предупреждению
внезапного германского нападения, а во всех последующих томах не раз будет воздано
«должное» военным талантам Н. С. Хрущева.
В октябре 1957 года, в то время как Жуков находился с визитом
за границей, Хрущев собрал заседание Президиума ЦК для обсуждения опасности
бонапартизма со стороны маршала Жукова. На резонно высказанное сомнение, не
следует ли подождать возвращения Жукова в Москву, Хрущев ответил цинично: «Семеро
одного не ждут». Жуков не только был выведен из ЦК КПСС, но смещен с поста министра
обороны и уволен в отставку.134
Итог борьбы Хрущева за должность Вождя был вскоре подведен:
в марте 1958 года Булганин был освобожден от обязанностей председателя Совета
Министров СССР. На его место был назначен сам Хрущев, объединивший в своих руках,
как до него это сделал Сталин, а затем на короткий период Маленков, два ключевых
поста в государстве: первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров
СССР.
Удаление бывших членов Президиума ЦК КПСС с их постов впервые
[125/126 (617/618)]
в истории СССР не повлекло за собой их ареста. Это было что-то
новое в опыте советской жизни и было признаком стабилизации положения высшей
бюрократии, ее решимости не допустить возобновления практики сталинских времен
и сохранить таким образом преемственность власти.
В конечном итоге традиционная тяга к централизму очень быстро
дала себя почувствовать. Оказалось, что совнархозы отдельных областей занимаются
главным образом местной промышленностью вместо того, чтобы направлять экономическое
развитие региона в целом. Очень скоро, уже в 1959 году, начал происходить процесс,
аналогичный укрупнению колхозов и совхозов: «маломощные» совнархозы начали присоединять
к более крупным.
Прежняя экономическая иерархия быстро восстановилась, но в
еще более уродливом виде, чем то было до учреждения совнархозов.
* * *
В 1953—1964 годах значительно расширилась энергетическая база
Советского Союза. Были выстроены Куйбышевская гидроэлектростанция (1958), Сталинградская
ГЭС (1960), Братская ГЭС (1961-1964) и ряд гидроэлектростанций и теплоэлектростанций
местного значения.
Быстрое развитие получили новые источники энергии: марковская
нефть в Сибири (1962), нефть и газ в Тюменском районе (1963). Появились и выросли
новые отрасли промышленности: газовая и алмазная.
Производство электроэнергии выросло со 150,6 млрд. квтч в 1954
году135 до 507,7 млрд. в 1965.136 За те же годы добыча
нефти увеличилась с 52,7 млн. тонн137 до 347,3 млн. тонн,138
выплавка стали с 41,4 млн. тонн139 до 91,0 млн. тонн,140
добыча угля с 347,1 млн. тонн141 до 577,7 млн. тонн.142
* * *
Одна из серьезнейших проблем 50—60 годов заключалась в том,
чтобы перестроить промышленное производство в соответствии с требованиями новой
технической революции. Известный советский ученый академик Капица в одном из
своих выступлений уподобил советскую промышленность ихтиозавру — доисторическому
животному,
[126/127 (618/619)]
имевшему длинное туловище и маленькую голову, то есть огромная
промышленность и крайне незначительная роль в ней науки.
Научные и технологические достижения капиталистического мира,
которые яростно опровергались во времена Сталина и низводились на уровень идеологических
диверсий и идеализма, такие, например, как кибернетика, внезапно были признаны
советской верхушкой, и, в соответствии с изменившимися настроениями и политикой,
наука начала получать огромные государственные ассигнования. Были созданы новые
научно-исследовательские институты. Почти угасшие было исследования в области
фундаментальных наук и естествознания были возобновлены или расширены. Потребности
государства, неизменно связанные с усилением его военного потенциала, требовали
более совершенной технологии, более усовершенствованного оружия.
Поскольку советское государство было и остается единственным
предпринимателем в стране, единственным бесконтрольным распорядителем доходов
и расходов, на наиболее перспективные научные направления были даны крупные
субсидии. Это сделало возможным, например, рывок советской науки и технологии
в области строительства ракет, а это, в свою очередь, привело к развитию исследований
космоса, увенчавшегося созданием первого искусственного спутника земли (1957)
и полетом Юрия Гагарина в космос 12 апреля 1961 года.
Однако однобокость развития советской промышленности привела
к хроническому недостатку товаров массового потребления и к крайне низкому качеству
многих видов товаров и услуг. Сельское хозяйство, несмотря на все усилия и реформы,
не могло справиться с одной-единственной проблемой — накормить население собственной
страны.
Усиление роли науки в жизни государства, введение более современной
технологии в производство и научно-техническая революция в ряде областей выдвинули
в 50-60 годах проблему подготовки высококвалифицированных кадров рабочих для
промышленности. Проблема состояла в том, что вся система советской жизни постепенно
вырабатывала пренебрежительное отношение к труду рабочего. Не только дети потомственных
рабочих не желали идти «ишачить» на производство, но и старшее поколение рабочих
хотело видеть своих отпрысков инженерами, учителями, видя в этом как бы осуществление
своих несбывшихся надежд.
Система школьного обучения ставила своей целью подготовку школьников
к поступлению в высшее учебное заведение. Но высшие Учебные заведения не могли
принять всех желающих. Кроме того,
[127/128 (619/620)]
существующая система привилегий открывала доступ в ВУЗы тем
юношам и девушкам, чьи родители занимали высокое положение. Конкурсные экзамены
при поступлении в институты дополнялись «конкурсами отцов» — кто важнее, кто
сильнее. Приемным комиссиям прямо указывали, кого «резать» при вступлении, а
к кому отнестись более либерально.
Оказавшиеся за бортом высшего образования молодые люди предпочитали
любую работу, лишь бы не идти на производство. На многих предприятиях были созданы
ВУЗы без отрыва от производства, вечерние школы и прочее. Завод пытались сделать
более привлекательным для окончивших школу. И все же школьники шли на заводы,
только принужденные к этому сложными жизненными обстоятельствами. Возникшую
проблему пытались разрешить реформой образования. В декабре 1958 года вместо
десятилетнего и всеобщего обязательного семилетнего образования было введено
всеобщее обязательное 8-летнее, после получения которого школьники обязывались
работать на заводах или в сельском хозяйстве в течение трех лет. В школах вводились
также 9—11 классы с усиленной производственной практикой. Преимущество при поступлении
в ВУЗы оказывалось лицам, имеющим стаж работы, а также обладающим хорошей партийно-производственной
характеристикой.143
Реформа вызвала недовольство почти во всех слоях общества:
в высших слоях, так как высокопоставленные родители уже заранее предначертали
путь успешного подъема по лестнице власти или науки для своих детей. В низших,
особенно городских, слоях, так как родители, сами не сумевшие получить высшее
образование из-за сложностей жизни, добивались его для своих детей. Для молодежи
сельскохозяйственных районов, мечтавшей оставить свою деревню и уехать учиться
в город, новый закон воздвигал, казалось, непреодолимое препятствие. Правда,
можно было завербоваться на стройки коммунизма в Сибирь или в Среднюю Азию,
поехать на целину
По всей стране началась систематическая кампания за сочетание
«школы с жизнью», «науки с жизнью» и так далее. Комсомол мобилизовывал тысячи
молодых людей на целину и на строительство в Братск, Красноярск, на Волгу и
прочее.
Как и все массовые кампании, развертывавшиеся в СССР, кампания
«за связь с жизнью» была доведена до абсурда. Ученых, врачей заставляли выполнять
бесплатную и непроизводительную работу в ущерб их собственной. Например, в Москве
сотрудников институтов Академии наук СССР посылали на уборку мусора в строящихся
домах, на мытье полов и лестниц. Отказ от работы считался антиобщественным поступком.
[128/129 (620/621)]
Другим массовым мероприятием, отрывавшим от работы тысячи людей
и нарушавшим работу транспортной системы и торговой сети, были встречи почетных
гостей, приезжавших в столицу СССР. По указанию райкомов партии тысячи людей
выстраивались вдоль магистралей, ведущих от аэропортов к центру Москвы, чтобы
создать видимость энтузиазма при встрече почетных гостей, как Насер, Тито. В
других же случаях, например, при приезде в Москву президента США Никсона, доступ
к магистрали, по которой он проезжал, был перекрыт и улицы оставались пустынными.
В 1955—61 годах были изданы законы социального характера, улучшавшие
правовое положение городского населения и в первую очередь индустриальных рабочих.
25 апреля 1956 года был отменен антирабочий закон 1940 года
о прикреплении к производству и о суровых наказаниях за прогулы и опоздания.
Советский рабочий снова стал «свободным» рабочим: право менять место работы
было ему возвращено.144
Указом от 8 сентября того же года был установлен минимум заработной
платы.145
Среди других важных законов, затронувших интересы миллионов
людей, было введение в июле 1956 года новой системы пенсионного обеспечения,
благодаря которой сумма ежемесячной пенсии значительно выросла. Пенсии зависели
от стажа и возраста. Их сумма колебалась между 300 и 1200 рублями. Возрастной
ценз для получения пенсии был установлен: для мужчин — 60 лет при стаже работы
в 25 лет, для женщин — 55 лет при стаже работы в 20 лет.146 Это было
значительно ниже возрастного ценза, существующего на Западе. В июле 1964 года
было установлено государственное пенсионное обеспечение для колхозников. Пенсии
по старости получали мужчины в возрасте от 65 лет и женщины — от 60 лет,147
но лишь в том случае, если они продолжали жить в колхозах. Однако закон обошел
важнейший вопрос об автоматизме ухода на пенсию при достижении предельного возраста,
что открывало широкую возможность для высших чиновников государства находиться
на своих должностях иногда пожизненно, независимо от их возраста. Кроме того,
в соответствии с интересами верхушки, не только сохранилась, но и расширилась
система персональных пенсий, назначаемых за особые заслуги перед государством.
Они были значительно выше общегосударственных. С персональными пенсиями были
связаны и другие привилегии, в частности, 50-процентная квартирная плата, бесплатный
проезд на общественном транспорте, ежегодная бесплатная путевка в дома отдыха
и санатории, и другие весьма существенные льготы. Особая
[129/130 (621/622)]
система пенсий сохранилась для научных работников, для военных
и сотрудников государственной безопасности.
Были также приняты законы о сокращении рабочей недели на два
часа,148 продлении оплачиваемого отпуска по беременности до 112 дней149
(в 1940 году отпуск по беременности был сокращен до 70 дней).
Гражданское жилищное строительство, начатое в последние годы
жизни Сталина, было значительно расширено.150 Теперь оно было поставлено
на промышленную основу с тем, чтобы в течение 10-12 лет «покончить в стране
с недостатком в жилищах».151 Государство начало поощрять
организацию жилищных кооперативов на весьма льготных для населения условиях:
15—30% стоимости квартиры единовременно при начале строительства с 15-летней
рассрочкой при 0,5% годовых за ссуду. Значительно увеличилось строительство
жилых домов, осуществляемое городскими властями, предприятиями и министерствами.
О размахе жилищного строительства в десятилетие 1953-1964 года свидетельствуют
следующие данные: в 1950 году весь городской жилищный фонд страны составлял
513 млн. кв. метров, в 1955 — 640 млн. кв. метров, в 1960 — 958 млн. кв. метров,
в 1964 — 1182 млн. кв. метров.152 Хотя улучшение жилищных условий
коснулось многих тысяч семей, жилищная проблема так и не была решена даже в
конце 70-х годов.
Острую жилищную проблему государство использовало как еще один
способ давления на граждан. При безупречном поведении можно было получить квартиру
быстрее. Всякая критика действий начальства стоила уже поставленному на очередь
для получения квартиры довольно дорого: в лучшем случае его очередь отодвигалась,
в худшем — и вовсе лишали права на получение жилплощади. Разумеется, всегда
подыскивался подходящий предлог.
В 1958 году правительство приняло решение заморозить на 20
лет выплату по государственным займам, которая стала для государства тяжким
бременем. Одновременно был прекращен выпуск займов вообще, за исключением внутреннего
займа, облигации которого свободно покупались и продавались. Замораживание выплат
по займам было встречено населением со смешанным чувством. У миллионов людей
скопилось за годы советской власти большое количество облигаций и выигрыши по
займам стали как бы дополнительной статьей дохода. С другой стороны, прекращение
подписки на заем означало ежегодную постоянную экономию 2—3 недельного заработка.
В 1975 году погашение по займам возобновилось.
Рост инфляции привел к новой денежной реформе в 1961 году.
Формально произошел обмен старых банкнот на новые при
[130/131 (622/623)]
соотношении 10:1 при пропорциональном изменении цен и заработной
платы. Постепенно, в связи с развитием инфляционных тенденций, реальная покупательная
способность новых денег уменьшилась.
В 1957 году были сокращены индивидуальные налоги для низкооплачиваемых
категорий.153 Еще раньше, в 1954 году, был отменен 6-процентный налог
на холостяков,154 введенный во время войны. Снижение налогов происходило
на фоне роста промышленного производства и увеличения государственных доходов
за счет налога с оборота, а также роста цен на продукты питания и товары широкого
потребления. Рост цен происходил систематически и параллельно росту номинальной
заработной платы и оплаты коммунальных услуг. Все же эти платежи занимали незначительное
место в бюджете городской семьи, главные статьи расходов составляли питание
и одежда. Обычно на питание уходило больше половины заработной платы.
Доходы семьи возросли также с отменой платы за обучение в старших
классах школ и институтах, введенной в 1940 году.
Возросли также пособия многодетным семьям, оплаты по временной
нетрудоспособности.155 Минимум заработной платы вырос с 30 новых
рублей в месяц до 60. Однако разрыв между низшим уровнем заработной платы и
высшим оставался огромным. Наиболее важные для общества работники — учителя,
врачи, медицинский персонал — оставались одной из самых низкооплачиваемых категорий.
Несомненно, Хрущев искренне желал, чтобы народ жил лучше, но
его представления о том, что хорошо и что плохо, в общем, не выходили за обычные
рамки коммунистической идеологии и даже носили некоторые черты уравнительства.
Например, в программе партии 1961 года народу было обещано введение к 1980 году
бесплатного снабжения рядом товаров и услуг.
Хрущев пытался вести борьбу с расхитителями и взяточниками.
Но он вел эту борьбу, сочетая законные и незаконные методы. По его настоянию
в законодательство была введена статья, предусматривающая смертную казнь за
расхитительство, валютные операции и прочее. Эта статья закона была немедленно
применена к преступлению, совершенному до издания этого закона (дело Рокотова),
что было грубейшим нарушением одного из основных постулатов правопорядка — закон
обратной силы не имеет.
В 1957 году была затеяна кампания против «тунеядцев». Под «тунеядцами»
сначала подразумевались спекулянты, алкоголики, хулиганы, которые своими действиями
нарушали общественный порядок и покой граждан. Почему-то считалось, что в отдаленных
местностях они этого делать не смогут. Однако очень скоро выяснилось, что
[131/132 (623/624)]
главной мишенью кампании против тунеядцев оказались люди свободных
профессий: художники, артисты, поэты. Многие из них не были членами творческих
союзов и потому не имели «социального лица». Очень скоро они стали жертвами
морального террора, травли со стороны своих соседей, науськиваемых властями.
«Тунеядцев» арестовывали, судили и высылали на жительство в отдаленные местности
СССР. Такого рода судебная расправа была учинена в 1964 году над поэтом Иосифом
Бродским. 156
Кампания против тунеядцев стала одной из форм политических
репрессий, так же, как кампания против валютчиков и взяточников превратилась
в антисемитскую. Подавляющее большинство осужденных по этим обвинениям к смертной
казни были лица еврейского происхождения. Хрущев, сам не чуждый антисемитизма,
не раз говорил в своих речах о «хороших» и «плохих» евреях, а не о хороших и
плохих гражданах. К числу «хороших» евреев он отнес, например, генерала армии
Я. Г. Крейзера.
Активное участие в борьбе против «тунеядцев» начали принимать
так называемые народные дружины, закон об организации которых был принят Верховным
Советом СССР в 1959 году. Они получили право надзора за общественным порядком.
Дружинники выделялись предприятиями и учреждениями из среды своих коллективов.
В ряде городов дружины начали быстро вырождаться в банды, терроризирующие и
шантажирующие граждан. Например, в г. Николаеве на Азовском море дружину одно
время возглавлял некто М., принуждавший к сожительству девушек под угрозой объявления
их проститутками. Подобные случаи были не единичными. Местные власти использовали
часто дружинников для расправы над неугодными им людьми. Позднее дружинников
пускали в ход против выставок вольных художников, для запугивания диссидентов
и прочего.
Беззастенчиво вторгались в личную жизнь граждан товарищеские
суды.
Режим Хрущева, отказавшись в принципе от массового террора,
арестов, перешел к общественному контролю над деятельностью и жизнью граждан.
В этом смысле можно сказать, что Хрущев пытался установить в советском обществе
полное народовластие, наделив сотни тысяч людей частицей власти над себе подобными.
Этой же цели служил массовый рост партии и комсомола. Близилась
эра Нового Советского Человека.
[132/133 (624/625)]
Уже первые шаги Маленкова в области внешней политики свидетельствовали
о намерении коллективного руководства погасить очаги военной опасности и смягчить
отношения с капиталистическими странами.
Итоги Второй мировой войны были весьма благоприятны для Советского
Союза и могли бы быть еще лучше, если бы не мегаломания Сталина. Политика военных
авантюр, политика силы, так ярко проявившаяся в корейской войне и во время берлинского
кризиса, фактически провалилась. Мао Цзедун, направив войска в Корею, спас положение
для всего коммунистического мира.
В 1953-55 годах Советский Союз осуществлял политику замирения.
После ликвидации войны в Корее в 1953 году было достигнуто при поддержке СССР
прекращение войны между странами Индокитая и Францией.157
В 1955 году был, наконец, подписан мирный договор с Австрией,
чему Советский Союз препятствовал в течение многих лет, искусственно связывая
заключение договора с уступками западных держав Советскому Союзу по другим вопросам.
Позднее вина за это была персонально возложена ЦК КПСС на Молотова, равно как
и вина за ухудшение советско-югославских отношений.158
В том же году Хрущев появился во главе советской партийно-правительственной
делегации в Белграде и принес президенту Югославии и главе Коммунистической
партии Югославии Иосипу Броз-Тито официальные извинения за антиюгославскую политику,
проводившуюся после Второй мировой войны. Ответственность за нее Хрущев возложил
на Берию, но это объяснение было встречено югославскими руководителями иронически.
Советской делегации был оказан не слишком теплый прием. Югославы рассчитывали
на честное признание советскими руководителями совершенной несправедливости,
особенно утверждений, что Югославия является не социалистической, а капиталистической
страной. Поэтому в резолюцию XX съезда КПСС была вставлена фраза: «Серьезные
достижения в социалистическом строительстве имеются также в Югославии».159
Советские делегаты не были подготовлены к встрече психологически,
признавал позднее Хрущев. «Мы все еще не были свободны от рабской зависимости
от Сталина».160 Тито был готов улучшить межгосударственные отношения,
но отклонил предложение о восстановлении тесных отношений между КПЮ и КПСС,
правильно предполагая, что претензии КПСС на руководящую роль среди коммунистических
партий мира отнюдь не отброшены. По этой причине КПЮ
[133/134 (625/626)]
позднее отказалась принять участие в совещании коммунистических
партий в Москве в 1957 и в 1960 годах.
Новое советское руководство довольно реалистически оценило
создавшуюся ситуацию. Опыт первых трех лет внешнеполитической активности правительства
показал, что в конкретных исторических условиях наиболее выгодным курсом является
так называемое мирное сосуществование. На XX съезде КПСС этот тезис был развит
довольно подробно. Суть его заключалась в признании факта сосуществования двух
различных общественных систем в современном мире: капиталистической и социалистической.
Они соревнуются между собой на поприще хозяйственного и культурного строительства.
Победа социалистической системы рано или поздно неизбежна, но эта победа будет
достигнута не путем «экспорта революции» из социалистического лагеря в капиталистический,
а в результате развития в капиталистических странах внутренних противоречий
и классовой борьбы. Существует возможность ненасильственного перехода к социализму
в ряде капиталистических стран. Поэтому в современных условиях нет фатальной
неизбежности войн, и они могут быть предотвращены. Однако полностью опасность
новой войны не устранена, так как пока существует империализм, существует почва
для возникновения войн.161
Такова, коротко говоря, была внешнеполитическая программа,
сформулированная на XX съезде КПСС.
Мы уже отметили, что эта программа исходила из неизбежности
победы СССР (социалистического лагеря) во всем мире. Выставляя эту программу,
КПСС отнюдь не отказывалась от другой части своей политики. Во-первых, от усиления
и развития идеологической борьбы против стран капитализма. Понятие «идеологическая
борьба» могло трактоваться и широко, и узко в зависимости от потребностей момента.
Во-вторых, сохранялся в первозданном виде тезис о невозможности сохранения статус-кво,
о неизбежности перемен в мире. В-третьих, советская доктрина продолжала исходить
из своего не только права, но и обязанности помогать национально-освободительному
движению во всем мире. Способы и формы помощи никак не были очерчены или ограничены.
Эти три тезиса фактически формулировали право Советского Союза и других социалистических
стран на постоянную экспансию.
Таким образом, советская внешняя политика в послесталинское
время основывалась, как охарактеризовал ее американский историк профессор Адам
Улам, на экспансии и мирном сосуществовании, но более правильной была бы формула
сосуществования путем экспансии.162
[134/135 (626/627)]
Принципы внешней политики СССР были грубы и примитивны, но
именно этим она и была сильна. Наиболее острые критики внешней политики на Западе
определяли внешнюю политику СССР в послесталинское время следующим образом:
«То, что наше — это наше, а остальное подлежит переговорам». Но они заблуждались.
Более правильной и отвечающей действительности была формула: «То, что наше —
это наше, то, что ваше — будет наше».
Советские руководители были правы, утверждая, что советская
внешняя политика, в отличие от политики западных держав, последовательна. Это
утверждение полностью соответствует действительности. Практика советской внешней
политики выражала и выражает сочетание принципа сосуществования и экспансии
и использования первого для камуфляжа второго.
После ухода Маленкова с поста председателя Совета министров
СССР советская внешняя политика заметно активизировалась. Мотором ее стал Н.
С. Хрущев. В 1955 году произошла встреча в Женеве с участием президента Эйзенхауэра.
Встреча никак не повлияла на положение дел в Европе, где по-прежнему главным
вопросом оставался германский. Однако, после создания Варшавского пакта в 1955
году ситуация в германском вопросе стала более определенной. Ни западные страны,
ни Советский Союз не помышляли больше всерьез об объединении Германии, хотя
все заявляли о своем горячем желании видеть Германию объединенной. Всевозможные
проекты, встречи и обсуждения германской проблемы были скорее данью установившемуся
обычаю, общественному мнению, чем намерением решить ее. Да ее и невозможно было
решить. Реальность заключалась в том, что существовали две Германии. Одна из
них, Федеративная Республика Германии принадлежала к группировке западных держав,
другая — к группировке советского блока. На территории ГДР находились советские
войска. Все признаки указывали на то, что подавляющее большинство населения
Восточной Германии (Германской Демократической Республики) тяготеет к Западу.
Отлив населения из восточной Германии в западную был значительным и грозил подорвать
в недалеком будущем экономическую и социальную структуру ГДР. Были приняты более
радикальные меры. Хрущев во время встречи с президентом Кеннеди в Вене (июнь
1961) не смог добиться от последнего признания ГДР. Тогда СССР попытался снова
закрыть доступ западным державам в Западный Берлин. Берлинский кризис продолжался
несколько месяцев. Попытки изолировать Западный Берлин провалились. Правительство
ГДР решило проблему своеобразным путем. По согласованию с советским правительством
в Берлине была воздвигнута в августе 1961
[135/136 (627/628)]
года стена, отделявшая восточную часть Берлина от западной.163
Подобные сооружения существовали раньше только в концентрационных лагерях. Правда,
была еще Великая Китайская стена, которая должна была защитить жителей Поднебесной
империи от набегов кочевников. Охрана Берлинской стены стала главной заботой
восточногерманских вооруженных сил. Подходы к стене были со временем оснащены
специальной электронной аппаратурой, автоматически открывавшей огонь по тем,
кто попытался бы перебраться по другую сторону стены. 12 июня 1964 года между
СССР и ГДР был заключен договор о дружбе, взаимной помощи и сотрудничестве.
Советский Союз формально брал на себя защиту территории ГДР в случае необходимости.164
В 50-е годы советская внешняя политика постепенно приобретала
все более наступательный характер. Повсюду, где местная ситуация претерпевала
изменения, советская политика была довольно активной. Если в 1947—48 годах СССР
поддерживал на Ближнем Востоке Израиль, как силу, ослабляющую Британскую империю,
то в середине 50-х годов началась переориентация политики в пользу более тесных
отношений с арабским миром. Толчком к этому послужила египетская революция 1952
года и растущее убеждение в том, что Израиль является не более как сателлитом
США. Отношения между СССР и Израилем были прерваны незадолго до смерти Сталина
в связи с антисемитской политикой СССР и восстановлены затем в июле 1953 года.
Но теперь государство Израиль рассматривалось как находящееся во враждебном
Советскому Союзу лагере.
В июле 1955 года в Египет был послан редактор «Правды» (в будущем
секретарь ЦК КПСС) Шепилов. С этого времени советская экспансия на арабском
Востоке усилилась. Насера, президента Египта, интересовало оружие, и он очень
скоро начал получать его от советского сателлита — Чехословакии. Позднее Советский
Союз начал поставлять Египту танки и самолеты — истребители типа МИГ, а также
артиллерийские системы.
Конфликт из-за Суэцкого канала в 1956 году и последовавшая
затем война Англии, Франции и Израиля против Египта немало способствовали укреплению
советско-египетских связей. Шепилов стал с июня 1956 года министром иностранных
дел СССР вместо Молотова.165 В начале ноября 1956 года в Москве и
в других городах прокатились «стихийные» массовые демонстрации в защиту Египта
под лозунгом «Руки прочь от Египта!» и началась запись добровольцев для участия
в войне на стороне Египта. В эти же самые дни советские танки давили в Будапеште
венгерских революционеров. Однако никто в СССР не поднял против этого голос
протеста и не возгласил:
[136/137 (628/629)]
«Руки прочь от Венгрии!» Шум вокруг войны на Ближнем Востоке
заглушил стоны гибнувших под гусеницами советских танков венгров.
Советская внешняя политика во времена Хрущева научилась очень
быстро заполнять вакуум, вызванный ослаблением позиций западных великих держав
путем эксплуатации традиционной неприязни или вражды населения бывших колоний
к метрополии. Так было, например, во время кризиса вокруг Сирии летом 1957 года.
В 1958 году разразился новый кризис на Ближнем Востоке, затронувший Ливан, Сирию
и Иорданию. Советский Союз использовал кризис для улучшения своих собственных
позиций в Сирии и Ираке. В 60-е годы Советский Союз значительно укрепил свое
влияние в Египте, приняв участие в строительстве Ассуанской плотины и направив
своих военных советников и оружие в значительных количествах. В 1962 году Советский
Союз поддержал революцию в Йемене, а в 1964 году подписал с Йеменом договор
о дружбе. Всем этим государствам Советский Союз оказывал военно-экономическую
поддержку и предоставлял техническое сотрудничество.
В Африке, в Азии, в Индийском океане Советский Союз неизменно
оказывал поддержку странам, выступавшим против интересов западных держав.
Но везде и повсюду у руководителей Советского Союза проявлялась
одна и та же особенность: как только им казалось, что Советский Союз уже довольно
твердо укрепился в той или другой стране, он начинал навязывать этим странам
свою концепцию международной политики и оказывать грубое давление на их внутреннюю
и внешнюю политику. В результате, кажется, не было страны, с которой бы у СССР
не возникло конфликтов, начиная с Египта и кончая Индонезией.
Но особенно сложными оказались отношения с «братским» Китаем.
Первые годы после образования Китайской Народной Республики
(КНР) были временем расцвета советско-китайских отношений, ставших особенно
тесными во время корейской войны, когда Советский Союз снабжал китайские дивизии
в Корее вооружением.
С 1950 по 1962 год Советский Союз предоставил Китаю долгосрочные
кредиты на сумму 1,82 млрд. рублей.166 Они были использованы Китаем
для оплаты закупленного в СССР вооружения и оказания
[137/138 (629/630)]
помощи Корее.167 Советский Союз передал Китаю на
790 млн. рублей имущества, подарков и прочего.168 Если разделить
эти суммы на 12 лет, то окажется, что советская помощь была не столь уж значительной.
В 1962 году Китай получил только 13% от всей помощи, оказанной Советским Союзом
социалистическим странам и только 8% от суммы всех кредитов, предоставленных
СССР другим странам в порядке экономической помощи. 169 «Китайская
доля» была абсолютно несоразмерна количеству населения, проживающего на его
территории. Согласно официальным советским данным с помощью Советского Союза
было построено в Китае 256 предприятий разного рода. СССР оказывал Китаю помощь
технической документацией, строительством железных дорог, посылкой экспертов.
Все это делалось отнюдь не безвозмездно. За 12 лет в Китае побывало около 11
тысяч советских экспертов, советников и прочего. Им было выплачено около 30
тысяч годовых заработных плат.170 Китай оплачивал все услуги, оказываемые
СССР: фрахт, строительство железных дорог, расходы по обучению и содержанию
китайских студентов в Советском Союзе и прочего.171 Со своей стороны,
Китай поставил в СССР до конца 1962 года товаров, продовольствия и сырья на
сумму 2,1 млрд. рублей.172
В разгар выполнения Китаем экономической программы отношения
между СССР и Китаем значительно ухудшились. СССР неожиданно для Китая отозвал
в 1962 году 1390 советских экспертов, разорвал 343 контракта на использование
советских специалистов в Китае и прекратил работу над 257 проектами научного
и технического сотрудничества,173 поставив китайскую экономическую
программу в довольно сложное положение.
Истоки советско-китайского конфликта уходят далеко в прошлое.
Они, вероятно, начинаются с политики захватов и неравноправных договоров царской
России с Китаем и прослеживаются в политике советского партийного руководства
в 20-е и 30-е годы по отношению к Гоминдану и к советским районам в Китае. Сталин
не верил в возможность победы китайской коммунистической партии, его политика
была ориентирована на сотрудничество с Чан Кайши. После 1949 года Советский
Союз осуществлял по отношению к Китаю такую же политику, какую он вел в отношении
социалистических стран Европы: подчинения интересов этих стран интересам «старшего
брата» — СССР. В экономическом плане сталинская политика выражалась в создании
на территории Китая смешанных советско-китайских обществ, добивавшихся эксплуатации
ресурсов Китая под руководством и в интересах Советского Союза. Например, в
пограничной китайской провинции Синцьзян было учреждено смешанное
[138/139 (630/631)]
общество по разработке минеральных богатств. Общество фактически
пользовалось правом экстерриториальности. В 1949— 1953 годах Сталин не раз делал
предложения Мао Цзедуну об организации советских предприятий на территории Китая,
вызывая у китайского лидера чувство унижения и обиды.174 Опыт многотысячелетней
истории научил также и коммунистических лидеров Китая относиться с подозрением
к любым предложениям иностранных государств использовать территорию Китая в
каких бы то ни было целях. XX съезд КПСС формально осудил практику «смешанных
обществ», и они были ликвидированы. Однако, подобно Сталину, его преемники оказались
психологически неподготовленными к пониманию образа мыслей китайских лидеров.
Так, китайские лидеры были оскорблены заявлением министра обороны СССР и члена
Президиума ЦК КПСС маршала Жукова, что в случае нападения империалистов на одну
из социалистических стран СССР немедленно придет на помощь этой стране. Они
заявили, что Китай не стал бы просить СССР о помощи.175
Предложение Хрущева Мао Цзедуну в 1959 году предоставить Советскому
Союзу базу для заправки и ремонта его подводных лодок и строительства радиостанции
было с негодованием отвергнуто, как и предложение предоставить Китаю аналогичные
преимущества в Мурманске. Мао многозначительно напомнил Хрущеву, что в течение
своей истории китайцы не раз ассимилировали завоевателей, которые к ним приходили...176
Осуждение в СССР культа Сталина вызвало в Китае сначала скрытое,
а затем и открытое недовольство. В Китае был свой собственный «культ» — Мао
Цзедуна. Иначе и быть не могло, ибо «культ личности» или вождизм является непременной
принадлежностью любого тоталитарного режима, будь то социалистический Советский
Союз, гитлеровская Германия, маоистский Китай или энверходжевская Албания. К
этому времени высказывания Мао, его выступления и статьи были объявлены азиатской
формой марксизма-ленинизма.177 Пока был жив Сталин, Мао как бы оставался
в тени. Теперь он стал «величайшим теоретиком» эпохи. Как гласит русская пословица:
«Свято место пусто не бывает». Маоистов беспокоило не столько развенчание Сталина,
сколько последствия этого для Китая и международного коммунистического движения,
на руководство которым КПК претендовало наряду с КПСС. Практическая, а не чисто
словесная позиция китайского руководства ярко проявилась в 1956 и 1957 годах,
когда КПК поддержала кровавое подавление венгерской революции советскими войсками,
а в 1958 году оказалась единственной коммунистической партией в мире, открыто
приветствовавшей казнь Имре Надя 178
[139/140 (631/632)]
Советско-китайские отношения были осложнены общностью идеологии.
Взаимные обвинения в уклонении от «истинного» учения —марксизма-ленинизма, а
также в ревизионизме, догматизме, левом фразерстве, правом оппортунизме, авантюризме,
стремлении к гегемонии, подрывной деятельности, троцкизме, прислужничестве перед
американским империализмом, в национализме, капитуляции перед буржуазией, крестьянской
идеологии и так далее и тому подобное стали на многие годы как бы фоном советско-китайских
отношений и международного коммунистического движения.
Общая идеология рождала претензии на исключительную правоту
той или другой стороны, что на деле было оборотной стороной претензии на гегемонию.
Политика Китая и СССР, или, вернее, КПСС и КПК по отношению друг к другу отличалась
поразительной негибкостью, подозрительностью и враждой, перед которыми отношения
тех же стран со странами капиталистического мира представляются идиллическими.
Выступая против линии КПСС, что война перестала быть фатальной
неизбежностью, Мао Цзедун не только предрекал всемирную атомную войну, но приветствовал
ее как возможность «покончить с империализмом». Он развивал, например, такую
мысль в беседе с министром иностранных дел Громыко в 1958 году: в будущей войне
Китай, возможно, потеряет 300 млн. человек, но когда запас атомных и водородных
бомб будет исчерпан, Китай при помощи обычного оружия ликвидирует остатки капитализма
и утвердит социализм во всем мире.179 В другой беседе Мао
Цзедун, назвав атомную бомбу «бумажным тигром», говорил, что даже если в будущей
войне погибнет треть человечества (т. е. 900 млн.) или даже половина (1.350
млн.), то другая половина выживет, империализм будет сметен, повсюду воцарится
социализм. Через 50-100 лет человечество вырастет вновь больше чем на половину.180
В одном из сборников, опубликованных в Китае в 1960 году, говорилось: «Победившие
народы крайне быстрыми темпами создадут на развалинах погибшего империализма
в тысячу раз более высокую цивилизацию, чем при капиталистическом строе, построят
свое подлинно прекрасное будущее».181
Откровения Мао Цзедуна имели прямо противоположный эффект тому,
на что он рассчитывал: подавляющее большинство коммунистических партий поддержали
советский тезис об отсутствии фатальной неизбежности войн. Хотя КПСС во многих
своих публичных заявлениях и декларациях признавала право каждой страны самой
определять свой путь к социализму, наделе советские руководители вели открытую
и закулисную борьбу против любых попыток коммунистических
[140/141 (632/633)]
партий или стран социалистического типа вести свою, не согласованную
или не одобренную Москвой политику. При этом Советский Союз не собирался заниматься
филантропией. За все, что он делал для своих «младших братьев», он требовал
уплаты в том или «ном виде. В начале 1961 года Китай обратился к СССР с просьбой
помочь ему хлебом, так как из-за неурожая сложилось тяжелое продовольственное
положение. СССР дал Китаю взаймы 500 тыс. тонн сахара, полученного из Кубы.
Китайцам ничего другого не оставалось, как закупить 6 млн. тонн пшеницы на мировом
капиталистическом рынке.182 Впрочем, у Советского Союза не было запасов
хлеба и для того, чтобы прокормить население собственной страны. Спустя два
года СССР вынужден был закупить на Западе 13 млн. тонн зерна.
В 1958—1960 годах и особенно в связи с войной во Вьетнаме Китай
усилил поддержку революционных движений на азиатском материке, стараясь подчинить
эти движения и использовать их для распространения влияния Китая. Началось столкновение
интересов с СССР. Борьба за гегемонию между СССР и Китаем распространилась затем
на Африку и на бассейн Индийского океана.
Советско-китайские отношения обострились к 1960 году настолько,
что на Бухарестском совещании коммунистических партий произошел резкий обмен
репликами между Хрущевым и китайским представителем.
На самом деле идеологические разногласия между КПСС и КПК как
бы камуфлировали противоречия в интересах Советского Союза и Китая.
К моменту обострения отношений, к концу 50-х — началу 60-х
годов, Китай далеко отставал от Советского Союза в экономическом развитии, в
технологии и, наконец, в приобщенности к современному миру. СССР и США были
супер-державами. Китай стремился ликвидировать как можно скорее образовавшийся
разрыв в уровне развития. Отсюда проистекала китайская политика «большого скачка»
внутри страны и агрессивная политика во вне, стремление во что бы то ни стало
получить в свое распоряжение атомную, а затем и водородную бомбу, что в наше
время считается как бы визитной карточкой великой державы.
Одно время Мао Цзедун надеялся получить атомное оружие от Советского
Союза. Не исключено, что в какой-то момент он получил от послесталинского советского
руководства нечто вроде полуобещания. Во всяком случае, при консультации Советского
Союза и при его помощи в период 1957—1959 годов в Китае был построен атомный
реактор мощностью в 5 тыс. квт. Позднее китайские инженеры
[141/142 (633/634)]
усовершенствовали его и довели мощность до 10 тыс. квт.183
Китайские ученые работали в Институте атомной энергии в Дубне вплоть до июня
1965 года.184
Стремление Китая стать обладателем атомной бомбы противоречило
интересам СССР, а также и Соединенных Штатов, стремившихся ограничить доступ
в «атомный клуб». Основания для этого были достаточно веские: чем больше атомных
держав на свете, тем больше опасность атомной войны, тем труднее сохранить мир,
добиться соглашений об ограничении вооружений. СССР стремился также к ограничению
вооружений, поскольку дальнейшая гонка атомных вооружений накладывалась тяжелым
бременем на его экономику. Для Китая же заключение любого договора об ограничении
ядерного вооружения означало удержание его в рамках второстепенной державы в
момент, когда впервые за многие столетия Китай выступил на мировой арене как
консолидированное единое государство.
Советский Союз вовсе не желал иметь своим соседом сильный Китай
с его быстро растущим населением, насчитывавшим в конце 50-х годов 700 миллионов
человек.
Неблагоприятным моментом для советско-китайских отношений в
исторический период становления объединенного китайского государства было наличие
общей границы протяженностью в 5 тысяч миль. Любое обострение отношений неизбежно
должно было вызвать напряжение на границе со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Проблема границы была использована Китаем в его конфликте с
СССР. Китай обвинял Советский Союз в империалистической политике, выражающейся,
в частности, в том, что СССР придерживается неравноправных договоров, навязанных
царской Россией Китаю в период его раздробленности и слабости. Китай предлагал,
сохраняя пока статус-кво на границе, вести переговоры о ее пересмотре.185
Полемика о границе носила с обеих сторон достаточно казуистический характер.
СССР, соглашаясь с китайским тезисом о неравноправных договорах,186
в то же время указывал, что и китайские императоры присоединяли к своей территории
земли более слабых соседей. Поэтому лучше всего сохранять исторически сложившиеся
границы, не создавать новых источников недоразумений и конфликтов без надежды
разрешить территориальные проблемы. Эта разумная точка зрения сопровождалась,
однако, демагогическими рассуждениями о том, что как в Китае так и в Советском
Союзе у власти находится рабочий класс и «общей целью является строительство
коммунизма». При коммунизме же государственные границы потеряют свое былое значение...187
Логически это означало, что Советский Союз
[142/143 (634/635)]
предлагает отложить разговор о границах до пришествия коммунизма.
Но китайская сторона не была удовлетворена такой постановкой дела; советские
лидеры не могли назвать точной даты наступления светлого будущего всего человечества...
В середине 60-х годов на советско-китайской границе начались кровавые столкновения.
Поползли слухи о неминуемой войне с Китаем. В советских высших кругах не исключали
возможности превентивной войны против Китая.188
Вот что говорит по этому поводу Хрущев: «Позднее китайская
печать по указанию Мао выступила с претензиями, что Владивосток находился на
китайской территории. Это верно: был случай в истории, когда китайцы управляли
этой частью Сибири до того, как наши цари распространили свою власть на эту
территорию. Мы согласились вести переговоры с китайцами относительно наших
границ (выделение наше. — Авт.). Они послали нам свою версию как это должно
выглядеть на карте. Мы лишь взглянули на карту и были настолько возмущены, что
отбросили ее с отвращением».189
Но не только проблема границы и ядерного оружия беспокоила
советское руководство. Китай находился в конце 50-х и в начале 60-х годов в
той стадии развития, когда сначала подстрекаемые и направляемые лидерами, а
затем действующие уже стихийно массы начали так называемую культурную революцию,
то есть погром интеллигенции и всех умеренных элементов, объявляя войну бюрократии
и распространяя идеологию уравнительства. Но не только идеологию. В Китае повсеместно
начали создаваться на сугубо уравнительных началах крестьянские коммуны. На
приграничных советских территориях и даже в Сибири появилась китайская литература
о борьбе с бюрократизмом и о социальном и имущественном равенстве. Получив сообщение
об этом, глава партии и государства Хрущев был встревожен. Он заявил членам
Президиума ЦК КПСС: «Это надо немедленно приостановить. Лозунги реформ в Китае
очень соблазнительны. Вы ошибаетесь, если думаете, что семена этих идей не падут
на благоприятную почву в нашей стране».190
Хрущев не ошибался. По всей огромной территории советской страны
шло брожение.
Несмотря на грозное бряцанье оружием и возникавшие время от
времени кризисы во взаимоотношениях с западными державами, внешняя политика
Хрущева в целом была ориентирована на расширение контактов и сотрудничества
с западными государствами и, прежде всего, с Соединенными Штатами Америки. Для
Хрущева, обуреваемого идеей сравняться с Соединенными Штатами во всем,
[143/144 (635/636)]
начиная от производства мяса и кукурузы до передовой технологии,
курс на сосуществование с Западом не был лишь пустой фразой. Но, страдая своеобразным
марксистско-сталинским комплексом неполноценности, он стремился всегда и повсюду
быть пропагандистом социализма, постоянно доказывать превосходство СССР над
капиталистическим миром и, что еще хуже, при каждом удобном случае предрекать
неминуемую гибель капитализма. В 1959 году Хрущев совершил с большим шумом и
пропагандистским эффектом турне по Америке по приглашению президента Эйзенхауэра,191
но вызвал бурю негодования на одном из дипломатических приемов незадолго до
поездки своим заявлением «мы вас похороним»192 (т. е. Советский Союз
похоронит капитализм).
Находясь в США, Хрущев условился с президентом Эйзенхауэром
о встрече глав правительств на верхах в следующем, 1960 году, для обсуждения
германской проблемы и других вопросов. Хрущев добивался признания западными
державами ГДР.
Предстоящая встреча Хрущева и Эйзенхауэра была встречена в
Китае с опасением и недовольством. Мао Цзедун боялся, что Хрущев заключит за
его спиной сделку с Эйзенхауэром относительно «двух Китаев».193 Мао
с большим подозрением относился к самой идее советско-американского соглашения
по вопросу об атомном оружии. Ведь СССР не захотел поделиться с Китаем атомными
секретами.
Китай опасался, что советско-американская сделка относительно
атомного оружия сделает супердержавы как бы верховными арбитрами над остальным
миром. Незадолго до встречи Хрущева и Эйзенхауэра в Париже, китайцы заявили,
что они не будут связаны соглашением о разоружении, в котором бы Китай не принимал
формального участия.194 Полезность совещания с Эйзенхауэром становилась
проблематичной. Оставалось найти предлог, чтобы от него отказаться. Как раз
незадолго до встречи в Париже американский разведывательный самолет У-2 был
приземлен советской авиацией. В официальном советском заявлении говорилось,
что самолет был сбит, но не сообщалось, что летчик находится в советских руках.
Только после того, как было опубликовано официальное довольно пуганное американское
объяснение, Хрущев выступил с разоблачительным заявлением и сообщил, что летчик,
капитан Пауэре, находится в руках советских властей. Хрущев возложил ответственность
за разведывательные полеты над территорией СССР на президента США. Он надеялся,
вероятно, что президент, шокированный такими разоблачениями, будет более уступчив
к требованиям СССР в германском вопросе. Прибыв в Париж, Хрущев разыграл сцену
негодования,
[144/145 (636/637)]
потребовал извинения Эйзенхауэра и заявил, что не вернется
на совещание до тех пор, пока президент не принесет извинений. Президент не
извинился, и встреча на верхах была сорвана. Таким образом, Хрущев фактически
капитулировал перед китайскими руководителями. Но в то же время ему пришлось
отказаться и от обсуждения германской проблемы.
Последние годы пребывания Хрущева у власти не привели ни к
каким позитивным сдвигам в отношениях между СССР и США. Хрущев обладал удивительной
способностью быстро утрачивать преимущества, завоеванные в борьбе на международной
арене. Вместо спокойной взвешенной дипломатии он предпочитал тактику «бури и
натиска», рассчитывая на испуг и растерянность своих партнеров-противников.
Неудачи заставляли его, однако, не пересматривать тактику, а наоборот, доводить
ее до абсурда.
Объективно главной целью внешней политики Хрущева было установление
равновесия сил с Соединенными Штатами Америки и ликвидация точек напряженности
в отношениях между двумя супердержавами (Западный Берлин, Куба, гонка термоядерных
вооружений) на выгодных для СССР условиях путем... полного элиминирования там
прав или влияния западных держав. В то время Хрущев, впрочем, как и все другие
советские лидеры, был готов использовать благоприятный для Советского Союза
политический момент для того, чтобы потеснить «капитализм» в его собственной
сфере.
К чему привело нетерпение Хрущева в международных делах видно
из следующих фактов:
Осенью 1960 года во время кризиса вокруг Конго Хрущев прибыл
в Нью-Йорк для участия в сессии Генеральной Ассамблеи. Он использовал свое пребывание
там для того, чтобы поставить под сомнение эффективность ООН и подорвать престиж
Организации. Интересно, что ни одно из его предложений не было поддержано представителями
афро-азиатских государств, на которых он рассчитывал. Он не получил поддержки
ни в осуждении генерального секретаря ООН Дага Хаммершельда, ни в предложении
учредить «тройку» вместо поста одного Генерального секретаря. Не был он поддержан
и в демонстративно антиамериканском предложении перенести штаб-квартиру ООН
в Европу. Свое деланное возмущение Хрущев излил тем, что во время выступления
британского премьер-министра Макмиллана снял башмак и начал стучать им о пюпитр
на потеху делегатов и журналистов.195
По предложению нового президента США Джона Ф. Кеннеди в июне
1961 года Хрущев встретился с ним в Вене. Хрущев принял примирительные попытки
Кеннеди за слабость, выставил требования
[145/146 (637/638)]
удаления западных держав из Западного Берлина, повторил требование
об учреждении «тройки» в ООН. Из встречи, естественно, ничего не получилось.
Тогда Советский Союз начал нагнетать напряженность вокруг Берлина, которая окончилась
в конце концов не капитуляцией США и других западных держав, как надеялся Хру.
щев, а поражением СССР и строительством Берлинской стены. Вскоре Советский Союз
произвел испытание термоядерной бомбы в воздухе.
Убедившись, что «горлом» взять США не удается, а союзники США
в Европе также остаются в общем хладнокровными, Хрущев решил изменить тактику.
Изменение тактики было связано с обострением китайско-советских
отношений, открыто проявившемся во время заседаний XXII съезда КПСС. Хоть и
не высказанный, но страх перед приобретением Китаем термоядерного оружия доминировал
над политикой Хрущева.
Поэтому в своей политике он стремился достичь соглашения с
США о нераспространении атомного оружия, об испытаниях и прочем.
Известный американский историк проф. Адам Улам полагает, что
это стремление было в основе кубинского ракетного кризиса, возникшего осенью
1962 года.196
В январе 1959 года на Кубе было свергнуто правительство диктатора
Батисты и установлена власть революционного правительства во главе с руководителем
антибатистовского восстания Фиделем Кастро Рус. Отношения между Кубой и находившимися
от нее всего в 180 милях Соединенными Штатами Америки резко обострились. Соединенные
Штаты арендовали на Кубе военную базу — Гуэнтенамо. Кубинские власти несколько
раз пытались блокировать базу, чтобы вынудить американцев оставить ее.
На территории США, во Флориде, создались группы кубинских эмигрантов,
которые производили рейды на территорию Кубы при поддержке специальных американских
служб. Обострение политических отношений между Кубой и США привело к почти полному
прекращению в 1960 году импорта кубинского сахара в США, от которого зависела
экономика Кубы. 2 января 1961 года США разорвали дипломатические и консульские
отношения с Кубой.197
17 апреля 1961 года кубинские эмигранты предприняли широкую
[146/147 (638/639)]
десантную операцию в бухте Кочинос на южном берегу Кубы в районе
Плайя-Ларго и Плайя-Хирон.
На Кубе была объявлена всеобщая мобилизация. В течение 72 часов
непрерывных боев десант был разгромлен. Было захвачено много пленных, кубинцев,
бежавших в свое время с Кубы и значительное количество оружия американского
происхождения.198
Обострение американо-кубинских отношении привело к быстрому
развитию советско-кубинских отношений. В первое время было далеко не все ясно
и не все гладко из-за неопределенности идеологической позиции Фиделя Кастро
и его натянутых отношений с лидерами коммунистической партии Кубы. Постепенно
конфликт был урегулирован: лидер компартии был политически элиминирован и Кастро
стал первым секретарем Национального руководства Объединенных революционных
организаций.199
Теперь, когда произошло идеологическое сближение между Кастро
и КПСС, советское руководство предприняло энергичные меры для усиления влияния
СССР на Кубе и использования ее территории для создания предмостного укрепления
СССР в Западном полушарии. Для советского руководства такая перспектива была
слишком заманчива, чтобы от нее отказаться.
Соединенные Штаты Америки своей неуклюжей политикой изоляции
Кубы, создания вокруг нее экономического и политического вакуума, военной поддержкой
кубинских эмигрантов немало способствовали успеху политики Советского Союза.
В течение 1961 и 1962 годов Советский Союз провел на Кубе серию
мероприятий, которые должны были проложить дорогу к заключению военных соглашений.
Среди них — присуждение Фиделю Кастро Ленинской премии «За укрепление мира между
народами», посещение Юрием Гагариным Кубы в июле 1961 года, обмен правительственными
делегациями и подписание ряда соглашений об экономическом сотрудничестве.
С момента избрания Кастро первым секретарем Национального руководства
Объединенных революционных организаций — 22 марта 1962 года — наступил новый
этап в советско-кубинских отношениях. В июле-августе 1962 года в Москве велись
переговоры о поставках советского оружия Кубе, 27 августа в Москве было подписано
соответствующее соглашение.200
С конца июля 1962 года значительно увеличились советские поставки
вооружения Кубе. Из 37 советских торговых судов, прибывших на Кубу в августе
1962 года, 20 были гружены оружием.
Всего же с конца июля и до середины октября на Кубу прибыло
до 100 советских кораблей, доставивших вооружение. Разгрузка
[147/148 (639/640)]
кораблей производилась в обстановке строгой секретности по
ночам. Тем не менее, американской разведке удалось установить, что среди доставленного
вооружения были 42 ракетно-баллистических установки среднего радиуса действия
— МРБМ с; 12 ракетно-баллистических установок промежуточного типа; 42 бомбардировщика-истребителя
типа ИЛ-28; 144 зенитные установки типа земля-воздух (САМ), вооруженные четырьмя
ракетами каждая; 42 истребителя МИГ-21; ракеты других типов, вооруженные ракетами
патрульные суда. Кроме того, прибыло 22 тысячи советских военнослужащих201.
В течение сентября Советский Союз несколько раз заверял правительство Соединенных
Штатов, что в намерение Советского Союза отнюдь не входит создание угрозы США
на Кубе и что ни при каких обстоятельствах наступательные ракеты типа земля-земля
не будут туда посланы.202
15 октября американский разведывательный самолет У-2, совершивший
регулярные полеты над Кубой, доставил фотографии, полностью опровергавшие советские
заверения. Они, по словам министра юстиции США Роберта Кеннеди, оказались «гигантской
ложью».203
На фотографиях были явственно видны советские ракеты с атомными
боеголовками типа земля-земля, то есть предназначенные для нападения. Эти ракеты
были установлены в районе Сен Кристобаль, в 50 милях юго-западнее Гаваны.204
Радиус действия этих ракет был 1000 миль, то есть ими можно было обстреливать
внутренние районы Соединенных Штатов Америки.
Это открытие было полной неожиданностью для американского правительства.205
Дальнейшее исследование фотографий и произведенные расчеты
американских экспертов показали, что на Кубе размещена почти половина ракет
типа ИСБМ, равная по мощности почти половине ракет этого типа, имевшихся в то
время в СССР.206 Было обнаружено, что ракеты нацелены на определенные
американские города и что в течение нескольких минут после открытия огня ракетами
погибли бы 80 миллионов американцев.207 Это же позднее подтвердил
также и Хрущев.208
Мнения о том, что предпринять, резко разделились. Члены Объединенного
Совета начальников штабов настаивали на немедленной военной акции. Другие предлагали
ограничиться блокадой Кубы, как мерой предупреждения. Кеннеди был в нерешимости,
опасаясь, что события на Кубе немедленно найдут отзвук в ситуации вокруг Берлина
и могут вызвать всемирный кризис.209
Планируя установку ракет на Кубе, советское руководство исходило
[148/149 (640/641)]
из того, что угроза атомной войны непосредственно у территории
США удержит последние от попыток свержения режима Кастро. Советское руководство,
утверждал позднее Хрущев, хотело не только «сохранить существование Кубы как
социалистического государства», но и «как наглядный пример для остальных стран
Латинской Америки».210 С этим Хрущев связывал престиж Советского
Союза. Если Куба падет, другие латиноамериканские страны отвергнут СССР. Поэтому
советское руководство (Хрущев несколько раз подчеркивал, что все решения в отношении
Кубы принимались коллективно всем руководством) искало (выделение
наше. — Авт.) конфронтации с США. Оно решило сделать это путем тайного установления
ракет на Кубе, нацеленных на США. Хрущев полагал, что когда США узнают об этом,
то еще дважды подумают, прежде чем ударить по ракетным установкам. «Если бы
даже четверть или пусть одна десятая наших ракет пережила бы нападение, даже
если бы одна или две только остались — мы могли бы все же ударить по Нью-Йорку,
и вряд ли многое уцелело бы от Нью-Йорка...», — отметил Хрущев.211
Снова и снова он повторяет в своих мемуарах: «Мы не успели доставить оборудование
полностью, но мы уже установили достаточно ракет, чтобы уничтожить Нью-Йорк,
Чикаго и другие огромные индустриальные города, не говоря уже о такой маленькой
деревне, как Вашингтон. Я не думаю, что американцы когда-нибудь сталкивались
со столь реальной (выделение наше. — Авт.) угрозой уничтожения, как в
тот момент».212 Остается все же неясным, были ли боевые головки уже
вмонтированы в ракеты.
Можно поверить Хрущеву, когда он пишет, что советское правительство
хотело лишь изменить баланс сил в мире, поставив США перед непосредственной
угрозой стать жертвой атомного нападения. Но во всем этом плане преобладал авантюризм,
ибо весь план был построен на двух сомнительных предположениях: во-первых, что
удастся удержать в секрете установление советских ракет на Кубе, во-вторых,
что США испугаются перспективы войны и пойдут на Уступки. Однако не удалось
ни сохранить дело в секрете, ни запугать США. Наоборот, Советский Союз сам очутился
внезапно перед угрозой собственного уничтожения.
Советское правительство до и во время тринадцатидневного кубинского
кризиса старалось ввести в заблуждение американское правительство относительно
своих действительных намерений.
Так 18 октября 1962 года советский министр иностранных дел
Громыко по поручению Хрущева заверил президента Кеннеди, что единственная помощь,
которая оказывается Советским Союзом — это помощь в области сельского хозяйства
и освоения земель
[149/150 (641/642)]
плюс поставки незначительного количества оборонительного ору.
жия. Громыко подчеркнул, что Советский Союз никогда бы не стал снабжать Кубу
наступательным оружием.213
Громыко не знал, однако, что президент США уже располагает
неопровержимыми доказательствами установления советских наступательных ракет
на Кубе. Беседа с Громыко еще раз подтверждала, что советское правительство
сознательно вводит в заблуждение правительство США. 22 октября Кеннеди
выступил по телевидению с обращением к американскому народу, в котором, обрисовав
сложившуюся обстановку и назвав заверения Громыко ложью, предупредил, что США
не потерпят заведомого введения их в заблуждение Так же отнесутся они и к угрозе
нападения «со стороны любой нации, большой или малой».214
Президент объявил карантин в кубинских водах в качестве предварительной
меры и отдал приказ о досмотре судов, направляющихся на Кубу. Кеннеди предупредил
также, что любая ракета, выпущенная с территории Кубы против любой нации в Западном
полушарии, будет рассматриваться как нападение Советского Союза на Соединенные
Штаты Америки и вызовет немедленную акцию возмездия. Перечислив ряд других мер
военного и дипломатического характера, президент США призвал Хрущева прекратить
наращивать провокационную угрозу миру, отказаться от курса на завоевание мирового
господства и искать мирного разрешения кризиса. Он предупредил советское правительство
об опасности новых попыток прекратить доступ к Западному Берлину.215
Приказ Кеннеди о контроле над доставкой оружия на Кубу вошел
в силу 24 октября.216
Советские суда с вооружением продолжали путь на Кубу. На самой
Кубе продолжался монтаж советских ракетных установок.217
Президент Кеннеди вел дело очень осторожно и искусно. Первый
досмотр был проведен на не-советском судне, для того чтобы продемонстрировать
Советскому Союзу, что меры по досмотру будут проводиться, но в то же время давая
советским руководителям возможность еще раз поразмыслить над последствиями открытой
конфронтации. Одновременно США обратились в ООН.218
Брат президента, Роберт Кеннеди, несколько раз встречался с
послом Добрыниным, стараясь объяснить ему, что действия СССР ставят мир на грань
войны. Вероятно, Добрынин не был полностью осведомлен о планах советского правительства,
и не исключено, что его также вводили в заблуждение.
26 октября Хрущев послал президенту Кеннеди длинное письмо.
в котором настаивал на заверениях со стороны США, что они не на-
[150/151 (642/643)]
падут на Кубу. Однако в письме Хрущева не было обязательства
демонтировать советские установки земля–земля. В тот же день американский корреспондент
телевидения Джон Скали был приглашен на неофициальную беседу сотрудником советского
посольства в Вашингтоне А. Фоминым, который сообщил, что ракеты будут удалены,
если США дадут обязательства не нападать на Кубу.
Однако, на следующий день, 27 октября, из Москвы пришло второе
письмо, подписанное Хрущевым, которое решительно отличалось от первого, полученного
26 октября. В нем довольно резко говорилось, что Советский Союз уберет ракеты
с Кубы, если США уберут ракеты из Турции Советский Союз даст обязательства не
вмешиваться во внутренние дела Турции и не нападать на нее, а США примут аналогичное
обязательство в отношении Кубы.219
Между тем положение осложнилось, так как над Кубой советской
ракетой был сбит американский разведывательный самолет У-2, пилот погиб. Военные
использовали это, чтобы потребовать немедленного нанесения ответного удара.
Мир подошел к грани войны, как никогда прежде.
Президент решил игнорировать второе, более резкое письмо Хрущева
и ответить на первое, от 26 октября.
В ответе Кеннеди от 27 октября, составленном в примирительном
тоне, говорилось о желании США договориться о постоянном разрешении кубинской
проблемы США готовы дать гарантию, что они не собираются нападать на Кубу. Со
своей стороны, Советский Союз должен немедленно прекратить всякие попытки создания
стартовых ракетных установок на Кубе, предназначенных для нападения. 220
Роберт Кеннеди дал затем необходимые разъяснения советскому
послу Добрынину президент Кеннеди не желает военного конфликта и сделает все
возможное, чтобы избежать военного столкновения с Кубой и с Советским Союзом.
Но они вынуждают его к этому.
«Советский Союз, — продолжает Р. Кеннеди, — тайно установил
ракеты на Кубе, заявляя в то же время частным образом и публично, что это никогда
не будет сделано. Мы должны к завтрашнему дню иметь доказательства, что эти
установки будут удалены Это не объявление ультиматума, а заявление о происходящем.
Посол должен понять, что если они не ликвидируют эти установки, то мы сделаем
это сами. Президент Кеннеди питает огромное уважение к стране посла и к мужеству
его народа. Может быть, его страна почувствует необходимость предпринять акцию
возмездия; но прежде, чем это произойдет, будут не только мертвые американцы,
но также и мертвые русские».220а
На следующий день, 28 октября, пришло сообщение из Москвы,
[151/152 (643/644)]
что Хрущев согласился на демонтаж ракетных установок и вывоз
их под наблюдением и инспекцией.221
...Таким образом, кризис вокруг Кубы разрешился мирно. Но могла
произойти и катастрофа.
Об этом пишут, например, авторы советской «Истории внешней
политики СССР»: «Кризис, равного которому по остроте не было во все послевоенные
годы, который поставил человечество вплотную перед угрозой всемирной термоядерной
катастрофы...»222
Ответственность за это они возлагают, разумеется, на правительство
США.
Оно действительно несет ответственность, но за... предотвращение
войны. Надо, однако, отдать справедливость Хрущеву — поставив мир на грань катастрофы,
он оказался в конце концов достаточно рассудительным, чтобы схватить протянутую
ему президентом Кеннеди руку помощи и тем самым помочь спасти мир, который чуть
было не был сброшен в бездну из-за его и «коллективного руководства» авантюризма.
Вывоз советских ракет с Кубы вызвал на некоторое время охлаждение
в советско-кубинских отношениях, так как Кастро надеялся на использование ракет
в качестве «большой дубинки» против США и для поддержки революционного движения
в Латинской Америке.
Спустя год после кубинского кризиса, 5 августа 1963 года, после
долгих и нелегких переговоров в Москве был подписан «Договор о запрещении испытаний
ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой» между правительствами
СССР, США и Великобритании. 10 октября того же года Московский договор вступил
в силу. Позднее договор был подписан более 100 государствами, но среди них не
было Китая.223 Китай опубликовал в июле-сентябре 1963 года ряд заявлений,
осуждающих договор, как сделку империалистов.224
Мы уже писали о том, что война вынудила Сталина воззвать для
спасения своего режима к русскому патриотизму. Призыв к патриотизму, к подвигу,
к жертвенности был вместе с тем обращен к угасшему было чувству индивидуальной
ответственности, ответственности не перед партией, не перед государством или
«народом», а перед собственной совестью.
Это в свою очередь вело к пробуждению коллективной исторической
памяти, исковерканной и подавленной режимом. Подобно
[152/153 (644/645)]
тому, как «Краткий курс истории ВКП (б)» должен был заменить
подлинную историю страны и ее народов, советский патриотизм должен был стать
версией исторической памяти.
Чувство гражданской ответственности за судьбу своей страны
привело к победам под Сталинградом, Курском и Берлином и к частичному восстановлению
коллективной памяти народа.
К концу войны военные трибуналы судили солдат не за самострелы,
попытку дезертировать или покинуть поле боя, а за неосторожное, вслух высказанное
сравнение жизни в СССР с жизнью в странах, в которых им довелось побывать, за
робко высказанную надежду на улучшение жизни (приравнивалось к антисоветской
пропаганде) и, наконец, за попытки ухода на Запад. Новая грандиозная чистка,
планировавшаяся Сталиным накануне его смерти, была призвана «подчистить корешки»,
то есть убрать тех, случайно уцелевших из поколений 20-х и 30-х годов, кто еще
сохранил обрывки исторической памяти и был потому потенциально опасным для режима.
Начатая было чистка: «ленинградское дело», «мингрельское дело», дело «врачей-отравителей»
— не разрослась в новое всесоюзное побоище только потому, что Сталин умер.
Смерть Сталина, устранение Берия и реорганизация органов государственной
безопасности, первые освобождения политических заключенных и амнистии для некоторых
категорий создали благоприятную атмосферу для восстановления более или менее
правильного представления о событиях прошлого.
Стремление переосмыслить историю СССР привело буквально через
год после смерти Сталина к появлению таких произведений, как статьи В. Померанцева
«Об искренности в литературе»,225 «Оттепель» Ильи Эренбурга,226
«Не хлебом единым» Владимира Дудинцева,227 пьесы турецкого поэта-революционера
Назыма Хикмета «А был ли Иван Иванович?»,228 статей о Февральской
и Октябрьской революциях Э. Бурджалова и других авторов в журнале «Вопросы истории».229
Сталинисты, сидевшие во всех звеньях партийного и государственного
аппарата, присмиревшие после XX съезда и воспрянувшие духом после подавления
восстания в Венгрии, использовали каждый повод, чтобы воспрепятствовать развитию
более человеческих, более либеральных идей в советском обществе.
* * *
В 1958 году мир стал свидетелем расправы, учиненной над поэтом
Борисом Леонидовичем Пастернаком. На протяжении своей жизни
[153/154 (645/646)]
Борис Пастернак не единожды подвергался осуждению и травле
по разным поводам. В 1955 году он написал роман «Доктор Живаго» книгу о судьбе
русской интеллигенции и о революции в России. Роман был передан летом 1956 года
нескольким редакциям московских журналов и издательств, а один экземпляр итальянскому
издательству прокоммунистического толка Фельтринелли.
После венгерских событий политический климат в СССР значительно
посуровел. Руководители Союза советских писателей вели дело к тому, чтобы роман
Пастернака не печатать. Пастернака принудили послать телеграмму итальянскому
издателю с просьбой вернуть роман для переработки. Все же в ноябре 1957 года
«Доктор Живаго» вышел в Италии на двух языках: итальянском и русском. В течение
ближайших двух лет роман был переведен на 24 языка.230 Опубликование
«Доктора Живаго» за рубежом, хотя и не составляло никакого официального преступления,
было расценено как вызов неписанным канонам советской жизни. Травля писателя
возобновилась. В ней приняли участие все «корифеи» советской литературы — К.
Федин, К. Симонов, С. С. Смирнов, А. Сурков, В. Катаев и многие другие.
23 октября 1958 года Пастернаку была присуждена Нобелевская
премия по литературе.
После этого кампания против Пастернака приняла совершенно разнузданный
характер. Против него объединились руководители Союза писателей, комсомола,
партийные чиновники на разных уровнях. В Литературном институте им. Горького
студенты начали готовить демонстрацию (конечно, по указанию властей) с требованиями
выслать Пастернака за границу.231 Впрочем, демонстрацию из студентов
удалось организовать с большим трудом. Из 300 студентов Литературного института
в ней приняли участие под большим нажимом всего несколько десятков человек.
Демонстранты направились к Дому литераторов с плакатами «Иуда — вон из СССР»
и карикатурой: Борис Пастернак скрюченными пальцами тянется к мешку с долларами.
Но студенты были лишь марионетками, которыми манипулировали «сверху».
В кампанию немедленно включилась вся советская пресса. Секретарь
ЦК ВЛКСМ Семичастный (будущий председатель КГБ, который в 1964 году предаст
Хрущева), выступая перед 14-тысячной аудиторией на стадионе в Лужниках, обрушился
на поэта с площадной бранью и потребовал высылки Пастернака за границу. Среди
присутствующих были Хрущев и другие партийные боссы.
27 октября писатели собрались для осуждения Пастернака. Председательствовал
и задавал тон собранию С. С. Смирнов, известный
[154/155 (646/647)]
советскому читателю по книге «Брестская крепость». Писатели
вели себя неслыханно гнусно.232 Они просили правительство о лишении
Пастернака гражданства.233
Затравленный Пастернак, страшась высылки за границу, сначала
отказался от Нобелевской премии, а затем обратился с письмом к Н. С. Хрущеву,
прося не высылать его.234 Но и после его обращения к Хрущеву травля
продолжалась. «Гнев народа», организованный партией, выглядел глупо и беспомощно:
ведь никто «Доктора Живаго» даже не читал! Впрочем, последнее обстоятельство
вообще не имело никакого значения. Кое-что, однако, изменилось со времени смерти
Сталина. В то время, когда советская печать и собратья-писатели забрасывали
поэта грязью, Пастернак получал немало писем сочувствия и поддержки: в СССР
зарождалось общественное мнение.
Пастернака все же принудили к покаянному письму в «Правду».
Письмо это содержало довольно любопытные строки: «...выходит, будто я поддерживаю
в романе следующие ошибочные положения. Я как бы утверждаю, что всякая революция
есть явление исторически незаконное, что одним из таких беззаконий является
Октябрьская революция, что она принесла России несчастья и привела к гибели
русскую преемственную интеллигенцию».235
Хотя Пастернак и назвал эти положения ошибочными, вероятно
не один читатель «Правды», прочтя эти строки, задумался над ними...
Позднее Пастернак написал стихотворение о Нобелевской премии.
В нем были такие строки:
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то воля, люди, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Что ж посмел я намаракать,
Пакостник я и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.236
Пастернак недолго прожил на свете после перенесенного им потрясения.
Если правда, что рак — болезнь печали, то поэт умер от нее. Это случилось 30
мая 1960 года. На похороны Пастернака в Переделкино под Москвой собрались сотни
людей. Они пришли проститься с поэтом-страдальцем, замученным властью.237
История с Борисом Пастернаком показала, что советский режим,
возвращенный к «ленинским нормам», так же свиреп и бездарен,
[155/156 (647/648)]
каким он был при Сталине. Но теперь его ярость стала более
целеустремленной. Он бил с выбором.
* * *
Дело Пастернака было встречено либеральными кругами в СССР
и на Западе с негодованием. Письма сочувствия Пастернаку свидетельствовали об
этом.
Впервые за долгие годы диктатуры в Советском Союзе начало зарождаться
общественное мнение. Немалую роль в этом сыграли возвратившиеся из лагерей политические
заключенные. Некоторые приняли самое активное участие в борьбе за демократизацию
общества.
Одним из них был Алексей Владимирович Снегов, в прошлом партийный
работник, отсидевший в лагерях 17 лет. Чудом уцелевший Снегов был освобожден
вскоре после смерти Сталина и благодаря поддержке А. И. Микояна назначен заместителем
начальника политотдела ГУЛага. Не в малой степени благодаря его энергии произошло
довольно быстрое освобождение политических заключенных, их реабилитации и возвращение
в жизнь. Снегов принял также активное участие в дискуссиях по истории партии,
происходивших в те годы. После отставки Хрущева Снегов продолжал борьбу за восстановление
исторической правды. Его выступление в Институте марксизма-ленинизма в феврале
1967 года при обсуждении книги историка А. М. Некрича «1941, 22 июня» послужило
основанием для официального обвинения в антипартийной деятельности, которое
привело к исключению Снегова из КПСС.
Снегов был коммунистом-ленинцем. Он полагал, что возвращение
к «ленинским нормам» возродит КПСС. Такое заблуждение было свойственно многим
коммунистам старшего поколения. Некоторые из них искренно верили в такую возможность,
другие уговаривали себя, что верят, иначе вся их жизнь, отданная коммунистической
партии, оказывалась бессмысленной жертвой. Третьи считали, что все было правильно,
включая аресты «врагов народа», целью которых будто бы было очищение страны
от «пятой колонны». Была совершена лишь одна-единственная ошибка — их собственный
арест! Их оценка событий застыла на дне их ареста. КПСС умело использовала часть
реабилитированных, назначив их в разного рода совещательные органы при райкомах
партии или поручив им вести душеспасительные беседы с подрастающим поколением.
[156/157 (648/649)]
У некоторых старых коммунистов, посвятивших всю свою жизнь
строительству социализма, появился своего рода комплекс вины. Теперь они решили
посвятить остаток своей жизни борьбе против беззаконий и опасности возвращения
к сталинизму. Но на этом пути их ожидали только тернии. Показательным было,
например, пело Федора Федоровича Шульца, члена КПСС с 1919 года, арестованного
в 1937 году за критику культа личности и пробывшего в общей сложности в лагерях
и в ссылке 19 лет. Полностью реабилитированный в 1956 году, он в декабре того
же года был вновь арестован за... письмо в газету «Правда»! В этом письме Шульц
фактами опровергал заявление Хрущева, будто в СССР нет больше политзаключенных.
В частности, он указывал, что в тюрьме гор. Мариинска продолжает находиться
в заключении 106-летняя эсерка Преображенская. Шульц был отправлен судом на
принудительное лечение в спецпсихбольницу в Ленинграде, где пробыл до апреля
1958 года. Но только в июне 1964 года дело против Шульца было формально прекращено
за отсутствием состава преступления. 238
Защитой несправедливо обиженных народов: чеченцев, ингушей,
крымских татар — был славен писатель Алексей Евграфович Костерин (1896-1968),
старый большевик с Северного Кавказа, также проведший 17 лет в сталинских застенках.
Его открытая и бескомпромиссная позиция по отношению к преступлениям, совершенным
советской властью, привела в конце концов к исключению из партии и из Союза
советских писателей. Его похороны 14 ноября 1968 года вылились в манифестацию
осуждения советского тоталитарного режима.
Были и другие честные и бесстрашные люди старшего поколения,
причислявшие себя к марксистам-ленинцам (С. П. Писарев и другие).
В конце 50-х и в начале 60-х годов многое делал для распространения
правды о преступлениях сталинского режима Петр Ионович Якир, сын расстрелянного
в 1937 году командарма И. Якира. Якир-младший провел свое детство и юность в
тюрьмах и лагерях ГУЛага и в ссылке. Историк по образованию, П. Якир выступал
с лекциями перед многочисленными слушателями в учреждениях и на заводах До тех
пор, пока на его выступления не был наложен властями запрет. Вокруг Якира сформировалась
группа молодых интеллигентов, выступившая в защиту конституционных прав. Якир
и его товарищи (И. Габай, Ю. Ким и другие) в течение многих лет поддерживали
борьбу крымско-татарского народа за его полную реабилитацию и возвращение на
историческую родину.
[157/158 (649/650)]
7 сентября 1961 года начальник кафедры Военной академии им
М. В. Фрунзе генерал-майор П. Г. Григоренко выступил на партийной конференции
Ленинского района гор. Москвы в связи с обсуждением проекта новой программы
партии, которую предстояло утвердить XXII съезду КПСС. В своем выступлении П.
Г. Григоренко предостерегал от опасности появления нового «культа личности»
и предлагал в качестве гарантий против этого ряд мер, среди них ликвидацию высоких
окладов должностным лицам партийного и государственного аппарата, а также их
широкую сменяемость Конференция аплодировала Григоренко. На требование перепуганных
партаппаратчиков лишить его делегатского мандата делегаты ответили отказом.
Но во время перерыва им «промыли мозги» и они так же единодушно изменили свое
мнение и осудили выступление Григоренко как «политически незрелое».239
Григоренко был снят со своего поста в Академии и отправлен служить на Дальний
Восток.
Там, 7 ноября 1963 года, в годовщину Октябрьской революции,
П. Г. Григоренко основал «Союз борьбы за возрождение ленинизма». Целью его было:
«устранение всех извращений ленинского учения, восстановление ленинских норм
партийной жизни и возвращение реальной власти Советам депутатов трудящихся».240
В написанных Григоренко листовках рассказывалось о подавлении народных движений
в Темир-Тау, Новочеркасске и других местах в 1959-1963 годах.
Одна из листовок называлась «Почему нет хлеба». Арестованные
члены организации после четырехмесячной обработки покаялись и были освобождены.
Григоренко же был помещен в специальную психиатрическую больницу на основании
заключения подобранной группы медицинских экспертов из Института им. Сербского
в Москве.241 Но до того он был лишен генеральского звания и уволен
из армии без пенсии. Так начался путь П. Г. Григоренко на Голгофу Бурно реагировала
на разоблачение Сталина молодежь, чувствовавшая себя обманутой и обокраденной.
Она ответила созданием кружков и конспиративных молодежных организаций. Там
шли жаркие дискуссии о прошлом и составлялись наивные планы перемен.242
Из участников этих кружков вышли потом многие будущие диссиденты, участники
демократического и правозащитного движения в СССР. Для молодежи то было время
бесстрашных поисков истины, мужания и разочарования, неприятия действительности
и примирения с ней. В те годы многие молодые люди уезжали на целину, на комсомольские
стройки. Другие нанимались на работу в экспедиции: на Урал, в Сибирь, на Дальний
Восток.
[158/159 (650/651)]
Свое волнение, неосознанное стремление вырваться из круга привычных
прописных истин, обрести свободу самовыражения юноши часто выражали в стихах
и песнях, в которых лирика и политика, протест и надежды сочетались самым причудливым
образом.
Кружки среди молодежи существовали во все времена. Те же, что
появились немедленно после смерти Сталина в 1953 году и позднее, ставили своей
целью переосмысление истории недавнего прошлого. Одна из таких групп, именовавшая
себя «Союзом патриотов России», возникла в Московском государственном университете
в 1956 году. Ее возглавлял аспирант кафедры истории КПСС, выпускник исторического
факультета МГУ Л. Н. Краснопевцев. Среди членов группы были аспиранты и молодые
научные сотрудники МГУ и Академии наук СССР, всего 9 человек, включая самого
организатора группы. Они хотели выработать новую идеологию, отличную от идеологии
партии, а также добивались распространения своих взглядов в нелегальных молодежных
кружках. Важным моментом как для этой группы, так и для других будущих диссидентов
был международный молодежный фестиваль в Москве в 1957 году. Здесь завязывались
связи, возникали дискуссии. Краснопевцев, например, возглавлял дискуссионный
клуб в МГУ. Группа установила связь с польским журналом «Попросту», ответственным
редактором которого был Лясота, депутат польского сейма. Группа выпустила и
распространила несколько листовок. По неподтвержденным данным, члены организации
писали или собирались написать новую историю КПСС, но рукопись никогда не была
обнаружена. Вскоре участники группы были арестованы, судимы и осуждены на различные
сроки лагерей. Трое: сам Краснопевцев, В. Меньшиков (сотрудник Института востоковедения
АН СССР) и Л. Рендель — были осуждены на 10 лет.243
В 1956 году в Сибири была создана нелегальная студенческая
группа «Свобода слова» и в том же году арестована. Одним из ее участников был
Л. И. Бородин, будущий член ВСХСОН (см. сл. главу).
В ноябре 1958 года была арестована еще одна группа студентов
МГУ по обвинению в создании антисоветской организации и попытке Устройства подпольной
типографии. Одна из арестованных, Валентина Ефимовна Машкова, писала в правительственные
органы, что ее и других судят за то, что партия, осудив культ личности Сталина
и лишив молодежь ее былого идеала, вместе с тем взяла курс «на пресечение всякой
самостоятельной переоценки ценностей и всякого духовного поиска».
В Ленинграде была создана группа социал-демократов (Трофимов,
[159/160 (651/652)]
Голиков и другие). Они также были арестованы и осуждены.244
Летом 1958 года в Москве на площади Маяковского был открыт
памятник поэту. Вскоре около памятника начали регулярно собираться любители
поэзии, читавшие стихи Маяковского, свои собственные произведения, стихи других
поэтов. Руководство комсомолом, которому было поручено надзирать за сходками
на площади Маяковского, поначалу радовалось возможности направлять стремления
молодежи по привычному руслу коммунистической «романтики». В те годы руководство
партии и комсомола прилагало огромные усилия, чтобы сделать комсомол более привлекательным.
Чтение стихов на площади Маяковского, молодежные клубы, ансамбли самодеятельности
и прочее должны были служить главной цели —сохранению влияния партии на подрастающее
поколение, неспокойное и бунтующее. Очень скоро, однако, чтение стихов начало
сопровождаться жаркими диспутами и дискуссиями. И стихи начали читать совсем
иного содержания, чем то было предусмотрено планами комсомольского руководства.
В конце 1958 года Комитет госбезопасности возглавил А. Шелепин, бывший руководитель
комсомола. Многие комсомольские руководители были передвинуты в органы государственной
безопасности. Шелепин, окончивший в свое время ИФЛИ (Институт философии, литературы
и истории) — знаменитое учебное заведение, из стен которого вышли многие поэты,
писатели, философы и историки, мог по достоинству оценить значение происходившего
на площади Маяковского... Очень скоро против собиравшихся по субботам и воскресеньям
на площади Маяковского начали устраиваться облавы, провокации, сопровождавшиеся
обысками на дому, изъятием литературы, а в некоторых случаях исключениями из
институтов. В поход включилась печать; объявив собирающихся на площади
Маяковского «тунеядцами» и «бездельниками» и разжигавшая к ним ненависть совмещай.
В мае 1961 года во время чтения стихов, посвященного 30-летию со дня самоубийства
Владимира Маяковского, КГБ спровоцировало столкновения, сопровождавшиеся избиениями
участников чтения.245 Позднее, накануне XXII съезда партии наиболее
активные участники: Владимир Буковский, Эдуард Кузнецов, Илья Бакштейн и В.
Осипов — были арестованы Все они были привлечены к суду за «антисоветскую агитацию
и пропаганду» и осуждены.
В 1959—61 годах начали появляться рукописные журналы. В Москве,
например, распространялся рукописный журнал «Синтаксис». В «Синтаксисе» были
напечатаны произведения уже зрелых литераторов: Беллы Ахмадулиной, Н. Глазкова,
В. Некрасова,
[160/161 (652/653)]
Окуджавы, Бориса Слуцкого. Организатором журнала был будущий
диссидент, в то время студент журфака МГУ Александр Гинзбург. Всего вышло три
номера журнала. В 1960 году Гинзбург был исключен из университета, а затем осужден
на два года лагерей.
В 1961 году бывший студент Историко-архивного института Юрий
Галансков издал машинописный журнал «Феникс-61».
Возникли кружки и организации в республиках.
В 1961 году по Украине прокатилась волна арестов в связи с
раскрытием во Львове якобы подпольной организации «Украинский союз рабочих и
крестьян». Члены группы: Л. Лукьяненко, И. А. Кандыба, С. М. Вирун и другие
— отрицали, однако, что их организация секретная. В программном документе кружка
политика советского правительства в отношении Украины подвергалась критике с
точки зрения ортодоксального ленинизма. Участники организации предполагали отделение
Украины от СССР в качестве независимого социалистического государства на основании
конституционного права на самоопределение. Руководитель группы Лукьяненко, отвергая
обвинения в создании секретной организации, утверждал, что его группа является
законным представителем украинского общественного мнения. Все участники группы
были судимы в мае 1961 года за антисоветскую деятельность. Лукьяненко и Кандыба
были приговорены к расстрелу. Позднее расстрел был заменен 15 годами лишения
свободы.247
Процесс Лукьяненко показал, что советские лидеры больше всего
боятся движения народов за самоопределение и готовы к подавлению такого рода
тенденций самым беспощадным образом.
В 1962 году были произведены аресты в Латвии по обвинению в
принадлежности к подпольной антисоветской националистической организации «Балтийская
Федерация». Среди арестованных был журналист Виктор Янович Калниш, выпускник
Московского педагогического института. Его приговорили к 10 годам лагерей.
В 1963 году два ленинградских инженера В. Е. Ронкин и С. Хахаев
написали книгу «От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата», в которой
выступили с позиций «чистого марксизма». Вместе с рядом других (С. Машков) они
выпустили два номера машинописного журнала «Колокол». Участники группы были
арестованы в июне 1965 года и осуждены на разные сроки заключения в лагерях.
В 1964 году была раскрыта организация в Молдавии, называвшаяся
«Демократический союз социалистов». Среди арестованных
[161/162 (653/654)]
были учитель Н. А. Тарнавский, И. А. Чердынцев, приговоренный
к 6 годам заключения в лагере. Другой участник союза Н. Ф. Драгош, напечатавший
брошюру «Правда народу», был приговорен к 7 годам лагеря строгого режима.
Власти очень нервозно реагировали на всякое проявление национальных
чувств в республиках. Особенно это касалось Украины, где только в начале 50-х
годов было подавлено повстанческое движение. Одним из способов борьбы против
«национализма» было уничтожение национальных реликвий и архивов. 24 мая 1964
года возник пожар в библиотеке Украинской Академии наук. Согласно официальной
версии причиной пожара был поджог, совершенный библиотекарем Погружальским по
личным мотивам. Негласное расследование показало однако, что поджог был спланирован
КГБ и его целью было уничтожение украинских культурных ценностей: среди сгоревших
материалов были архивы Украинской Центральной Рады, произведения фольклора,
литературы и истории. За два месяца до этого был удален и уничтожен витраж при
входе в Киевский университет, установленный в память 150-летия со дня рождения
Тараса Шевченко. В мае того же года был наложен официальный запрет на организацию
празднеств в честь этого национального украинского поэта.248
Темы поисков свободы, любви к Украине, справедливости нашли
свое место в произведениях украинских поэтов Лины Костенко, Ивана Драча, Миколы
Вингряновского, Виталия Коротича. Идолом украинской молодежи стал поэт Василь
Симоненко (умер в 1963 году в возрасте 28 лет от рака). Симоненко как бы продолжил
традицию Шевченко.249
* * *
Пастернак, передавший свою рукопись за границу, разрушил табу
и создал прецедент. По его стопам пошли и другие литераторы, например, писатель
Тарсис, напечатавший на Западе ряд своих произведений, в которых он подверг
критике и осмеянию советский образ жизни («Палата № 7»), молодой поэт Евгений
Евтушенко, напечатавший во французском журнале «L'Express» свою автобиографию.
А вслед за ними начали печататься на Западе под собственными именами целая плеяда
авторов, живущих в СССР. С годами публикация за границей как бы узаконилась,
несмотря на препоны, репрессии и преследования.
Для советской литературы первое послесталинское десятилетие
[162/163 (654/655)]
стало временем возрождения утраченных ценностей. Освобождение
от сталинского наследия, попытки доискаться корней несчастливого прошлого народа,
стремление осмыслить современное советское общество вызвали к жизни целое направление
в литературе. Хрущев постарался использовать антисталинские настроения среди
наиболее талантливой части литераторов для борьбы со своими противниками в Президиуме
ЦК. Благодаря этому в «Правде» было напечатано известное стихотворение Евгения
Евтушенко «Наследники Сталина»,250 в котором он предостерегал от
опасности возрождения сталинизма. В эти же годы он написал стихотворение «Бабий
Яр», в нем он резко выступил против антисемитизма. В журнал «Новый мир» возвратился
поэт А. Т. Твардовский, автор эпоса военного времени «Василий Теркин». В 1963
году «Известия» напечатали поэму Твардовского «Теркин на том свете»,251
явную сатиру на современное советское общество. «Новый мир» стал центром притяжения
нонконформистских литераторов. Один за другим журнал публикует романы и повести,
в которых красной нитью проходила критика советской действительности. В 1962
году появился роман Ю. Бондарева «Тишина» о судьбе ветерана-фронтовика, вступившего
в соприкосновение с советской машиной террора.252 В том же журнале
были напечатаны и мемуары Ильи Эренбурга, в которых он старался восстановить
подлинную историю русской литературы. В этих же мемуарах он пытался найти оправдание
пройденному пути и действиям самого Сталина.
Но высшим достижением «Нового мира» в те годы было опубликование
в 1962 году повести Александра Исаевича Солженицына «Один день Ивана Денисовича».253
Эта книга об одном дне советского заключенного, написанная бывшим заключенным,
стала как бы вехой не только в истории отечественной литературы, но и в истории
России. Повесть была напечатана после напряженной борьбы по личному указанию
Н. С. Хрущева. Главный редактор «Нового мира» А. Т. Твардовский представил А.
И. Солженицына читающей России. Само появление в открытой советской литературе
образа заключенного было поистине революционным действием. Выход в свет «Одного
дня Ивана Денисовича» вызвал ликование среди нон-конформистских слоев общества
и взрыв ненависти среди сталинистов. Затем в «Новом мире» появились рассказы
А. И Солженицына «Случай на станции Кречетовка», «Матренин двор», «Для пользы
дела».254 Выдвижение Солженицына на соискание Ленинской премии по
литературе стало рубежом между официальным признанием члена Союза советских
писателей Солженицына и официальными гонениями на русского писателя Солженицына,
ставшего
[163/164 (655/656)]
знаменем возрождающегося русского реализма. Попытки Солженицына
опубликовать романы «Раковый корпус» и «В круге первом» натолкнулись на сопротивление
партократии, мобилизовавшей для борьбы с великим писателем всю объединенную
мощь партии, госу. дарства и советского мещанства. Оба романа, как и все последующие
произведения Солженицына, были опубликованы лишь за рубежом.
И сталинисты, и их противники отлично сознавали, что литература
поставила главный вопрос — вопрос о духовных ценностях и, прежде всего, о свободе
во всех ее проявлениях. Возможно ли возрождение в советском обществе понятия
человека? Ведь собственно о человеке и об его извечном стремлении к свободе,
ненависти к насилию и поработителям и были произведения, написанные в послесталинские
годы. И недаром был такой перепуг, а потом и суровое осуждение романа Василия
Гроссмана «За правое дело». 255 Вторая часть романа была конфискована
органами государственной безопасности в рукописи.256
Были сделаны первые робкие попытки изменить театральный репертуар,
забитый после погрома космополитов пьесами-однодневками или ставившимися из
года в год одними и теми же произведениями русских классиков.
Возникают новые театральные труппы молодых актеров. Появляются
театры, не отягощенные грузом сталинистского прошлого и традиций. В Москве основывается
театр «Современник», в Ленинграде большую популярность приобретает театр драмы
и комедии под управлением Н. Акимова, значительно обновляют свой репертуар другие
театры. На сцене появился «А был ли Иван Иванович?» Назыма Хикмета, драматизированный
«Теркин на том свете» А. Т. Твардовского — остро сатирические спектакли о современном
советском обществе.
В советском псевдоклассическом изобразительном искусстве также
пробиваются бреши. На художественной выставке в Манеже появляются картины и
скульптуры молодых художников, бросающих вызов советскому парадному классицизму.
Среди них скульптура Эрнста Неизвестного. Хрущев и сопровождающая его свита
возмущены произведениями абстракционистов, они просто не понимают их. Происходит
ожесточенная перепалка между председателем Совета Министров СССР и Неизвестным.
Скульптор объясняет ему. что быть премьером недостаточно, чтобы разбираться
в искусстве. Разгневанный Хрущев уходит, председатель КГБ, бывший комсомольский
вождь Шелепин, говорит зловещим шепотом Неизвестному: сгноим в лагере...
[164/165 (656/657)]
И все же, несмотря на препятствия, угрозы и преследования,
закрытия неофициальных выставок, новые веяния в искусстве пробивают себе дорогу.
В конце 50-х годов родился Самиздат. Так была окрещена литература,
ходившая по рукам в виде списков и машинописи. Среди произведений, появившихся
сначала в Самиздате, были воспоминания Е. С. Гинзбург «Крутой маршрут» и «Колымские
рассказы» В. Шаламова. Эти книги никогда не были напечатаны в Советском Союзе,
но получили широкое признание на Западе, где были изданы также и на русском
языке. Е. С. Гинзбург и В. Шаламов прошли тернистый путь в советских концлагерях.
Они рассказали о нечеловеческих страданиях миллионов людей, ставших жертвами
советского террористического режима.
* * *
Сгнаивать в лагерях хотя и становится затруднительно, но все
же возможно — ведь сущность режима не изменилась, хотя он стал мягче. Введенный
в 1961 году новый Уголовный Кодекс РСФСР, а затем и новые положения об исправительно-трудовых
лагерях поставили, несмотря на свою жестокость, некоторые преграды произволу.
Хрущев и Ворошилов объявляют всему миру, что в СССР больше нет политических
заключенных. В этом нет ничего удивительного: политзаключенные приравнены к
уголовникам. Статья 190-1 Уголовного Кодекса РСФСР относит к числу уголовных
преступлений «распространение измышлений, порочащих советский общественный и
государственный строй». Под эту статью не так уж трудно подвести инакомыслящих.
Для наиболее строптивых уготовано наказание похуже: заключение
в сумасшедший дом — психиатрическую больницу специального (т. е. тюремного)
или обычного типа. Практически это означало, что даже за выражение сомнений
в правильности того или иного политического решения, а не то что призыв к свержению
советской власти, можно упрятать в «психушку» любого на основании экспертизы
врачей. Врачами же, всецело находящимися под контролем власти, придумана даже
специальная формула болезни, которая, с одной стороны, мало доказуема, но с
другой, трудно опровержима. Это так называемая «вялотекущая шизофрения». В других
случаях применяется формула «комплекс реформаторства». Заключение в психушку»
становится постепенно одним из наиболее распространенных способов борьбы с инакомыслием.
Этот способ применялся
[165/166 (657/658)]
советской властью во все времена — и Ленина, и Сталина, но
никогда не применялся столь широко, как в послесталинское время — Хрущева и
Брежнева.257
Среди отправленных в психушку в годы правления Хрущева были
В. Буковский, П. Г. Григоренко, А. С. Есенин-Вольпин, Д. Я. Босс и другие.
Однако, несмотря на репрессии, борьба за гражданские права
продолжается повсеместно.
Борющихся пока мало: десятки, может быть сотни. Но власть сама
каждодневно порождает несогласных.
В 1958 году по указанию ЦК КПСС по всей стране развернулась
антирелигиозная кампания. Причиной ее было пробуждение интереса к религии среди
молодого поколения. Кампания сопровождалась «разоблачениями» внутренней жизни
церковных общин. Однако эффект атеистического похода был для власти неожиданным.
Обострилась борьба внутри церквей, приведшая к расколу в 1961 году среди баптистов,
к образованию нового общества евангелических христиан-баптистов, а затем и к
их массовому преследованию по всей стране, сопровождавшемуся судами, лишениями
родительских прав и прочего.
В том же году прошла реорганизация в управлении приходами русской
православной церкви. Вместо общего собрания прихожан отныне избирались двадцать
граждан («двадцатка») во главе со старостой, которые решали дела церковного
прихода. Старосты утверждались местной властью. Таким образом основная масса
верующих была от участия в религиозных делах отстранена. Эта реформа шла навстречу
стремлению властей ограничить религиозную активность и держать ее полностью
под контролем. В церкви начались протесты и брожение, появились открытые письма
и обращения ряда священнослужителей. Среди церковных деятелей наибольшую популярность
приобрели о. Глеб Якунин, о. Николай Эшлиман, Краснов-Левитин, Талантов.
По указанию патриарха был смещен со своего поста калужский
архиепископ Гермоген, поддержавший бунтующих священников (1966—1967) в их протесте
против нарушений закона 1929 года о решении церковных дел прихода общим собранием
верующих.
В середине 60-х годов религиозные диссиденты все более смыкались
с демократическим движением на почве борьбы за демократизацию общества и гражданские
права.
К началу 60-х годов зародилось правозащитное движение. Его
основателем был Александр Есенин-Вольпин, талантливый математик, сын знаменитого
русского поэта. Вольпин выдвинул очень простую
[166/167 (658/659)]
мысль: в советском государстве, каким бы оно ни было, существуют
законы и существует конституция. Несчастье нашего общества заключается в том,
что граждане не верят в закон, не знают законов и поэтому не могут отстаивать
свои права, опираясь на законы. Необходимо противопоставить нарушению законности
со стороны государственных и партийных чиновников борьбу за соблюдение советских
законов, за соблюдение конституции. Постепенно мысли, высказанные Есениным-Вольпиным,
а затем В. Н. Чалидзе, начали приобретать все большую поддержку среди нонконформистов
и либералов и привели в середине 60-х годов к возникновению правозащитного движения.
Таким образом, с самого своего зарождения демократическое движение в Советском
Союзе отошло в своей значительной части от законспирированной деятельности и
встало на путь открытой защиты советской конституции, содержащей основные права
граждан. Речь шла о том, чтобы перенести эти записанные в конституции гражданские
права в каждодневную практику советского общества.258
В эти годы возрождалось чувство гражданской ответственности
за политику советского режима внутри и вовне страны. Ученые, причастные к созданию
советского атомного и термоядерного оружия, начинают сознавать возможные катастрофические
последствия использования этого оружия.
Их беспокойство принимает различные формы. В 1965 году в Теплотехническом
институте (ныне Институт теоретической и экспериментальной физики) выступили
с требованием привлечения к персональной ответственности виновников совершенных
преступлений физики Юрий Орлов, Гольдин. Обоих исключили из КПСС, Орлова увольняют
также с работы.
В 1957 году, через три года после первого испытания водородной
бомбы, один из ее создателей, академик А. Д. Сахаров, под влиянием высказываний
Альберта Швейцера, Лайнуса Полинга и других начинает борьбу за прекращение испытаний
водородной бомбы. В 1958 году Сахаров обратился с несколькими докладными записками
с разъяснением опасности термоядерного заражения при продолжающихся испытаниях
водородной бомбы. Сахаров попросил руководителя советского атомного проекта
академика И. Курчатова вмешаться. Курчатов полетел в Крым к отдыхавшему там
Хрущеву. Однако из этого вмешательства ничего не вышло. В октябре 1958 года
испытания состоялись.259 В 1961 году во время встречи ученых-атомщиков
с Хрущевым выяснилось, что советские руководители приняли решение подкрепить
свой нажим в германском вопросе новой серией испытаний термоядерного оружия.
Сахаров послал
[167/168 (659/660)]
Хрущеву записку, в которой предостерегал его от этого шага.
«Возобновление испытаний после трехлетнего моратория, — писал Сахаров, — подорвет
переговоры о прекращении испытаний и разоружений, приведет к новому туру гонки
вооружений, в особенности в области межконтинентальных ракет и противоракетной
обороны». Ответ Хрущева, высказанный в его публичной речи на том же приеме,
был откровенным и циничным. В основе политики, говорил Хрущев, должна лежать
сила. «Мы не можем сказать, что мы ведем политику с позиции силы, но это должно
быть так», — заявил Хрущев и далее продолжал: «Я был бы слюнтяй, а не председатель
Совета Министров, если бы слушался таких, как Сахаров».260
В 1962 году министерство среднего машиностроения, исходя из
своих ведомственных интересов, приказало провести очередное испытание, бесполезное
с технической точки зрения. «Взрыв должен был быть мощным, так что число ожидаемых
жертв было колоссально», — свидетельствует Сахаров.261 Сахаров осознает
преступный характер этого плана и пытается приостановить его исполнение, угрожая
отставкой. Но это не подействовало. Соединившись по телефону с Хрущевым, Сахаров
умолял его приостановить испытание, но напрасно. Что было советской верхушке
до жертв, когда нужно было запугать Соединенные Штаты Америки, да и весь остальной
мир советской военной мощью...
«Чувство бессилия и ужаса, охватившее меня в этот день, запомнилось
на всю жизнь и многое во мне изменило на пути к моему сегодняшнему мировосприятию»,262
—
пишет Сахаров.
Поиски свободы, стремление к либерализации общества, возрождение
чувства индивидуальной ответственности за судьбы страны и народа послужили истоками
начавшегося духовного возрождения.
Оно происходило на фоне роста недовольства населения, вызванного
продовольственными затруднениями и наступлением на заработную плату.
Самым крупным из выступлений рабочих были волнения в Новочеркасске
летом 1962 года.
[168/169 (660/661)]
Непосредственным поводом к волнениям было опубликование 1 июня
1962 года постановления о повышении цен на мясо на 30% и на масло на 25%.263
Как полагается в этих случаях, советские газеты сообщили о всенародном одобрении
новой «заботы» партии и правительства.264
В тот же день по непредвиденному властями совпадению на Новочеркасском
электровозостроительном заводе (НЭВЗ) имени С. М. Буденного были понижены рабочие
расценки до 30 процентов.
Рабочие кузнечного и металлургического цехов начали с утра
горячее обсуждение случившегося...
А случилось вот что: будучи не в состоянии обеспечить рост
производительности труда обычными нормальными методами, то есть приведением
плана в соответствие с производственными возможностями предприятий и с реальной
заработной платой, ЦК партии решил организовать очередную кампанию за сокращение
стоимости производства. Особенную ретивость проявил Ростовский обком КПСС. Это
было уже не в первый раз. В 1960 году «по инициативе» ростовских врачей началась
кампания за работу врачей на общественных началах. Практически это означало,
что врачи после утомительного рабочего дня обязывались «добровольно» и бесплатно
отработать еще несколько часов. «Инициатива» была одобрена, подхвачена и развита
партийными организациями других городов. Если учесть, что врачи были в это время
одной из самых низкооплачиваемых категорий в стране, то легко себе представить,
в каком отчаянном материальном положении они оказались. Через некоторое время
работа врачей «на общественных началах» угасла, на том дело и кончилось. Но
сама идея, впрочем, далеко не новая, лечить язвы советской экономики за счет
трудового населения страны, получила в Ростове дальнейшее развитие.
В апреле 1962 года рабочие Ростовского завода сельскохозяйственных
машин обратились к рабочим других предприятий с призывом уменьшить производственные
расходы.265 Как полагается, немедленно начались положительные отклики
на эту инициативу. В числе откликнувшихся были и предприятия г. Новочеркасска.
Помимо НЭВЗ участие в соревновании приняли Никольский завод по производству
шахтного оборудования, Новочеркасская ГРЭС и ряд других предприятий. Новочеркасский
горком партии суммировал затем обязательство следующим образом: «сберечь по
100 рублей на каждого рабочего в течение года».266
Практически это означало понижение заработной платы рабочим
примерно на 10 процентов.267
[169/170 (661/662)]
Директор НЭВЗ Курочкин издевательски ответил на вопрос митингующих
рабочих: «На что теперь будем жить?» — «Жрали пирожки с мясом — теперь будете
с повидлом!» Разъяренные рабочие обратили Курочкина в бегство. Забастовка стала
неизбежной и к полудню 11 тысяч рабочих НЭВЗ забастовали.268 Рабочие
других предприятий, несмотря на уговоры делегатов, посланных к ним, забастовки
не поддержали.
Затем группа рабочих начала разбирать рельсы проходящей вблизи
железной дороги Москва—Ростов и устроила завалы. Женщины сидели на рельсах,
чтобы задерживать поезда. На заводском здании появились лозунги: «Долой Хрущева!»,
«Хрущева на колбасу!»269
Вечером 1 июня к заводу и заводскому поселку, расположенным
в нескольких километрах от Новочеркасска за рекой Тузлов, начали стягивать войска
и милицию. На мосту через р. Тузлов стали танки Движение было запрещено. Ночью
арестовали «зачинщиков» — около 30 рабочих.270
Утром 2 июня к забастовщикам НЭВЗа примкнули рабочие с других
заводов. В Новочеркасске было значительное количество студентов — около 16 тысяч,
главным образом Новочеркасского политехнического института. Среди студентов
уже давно царило недовольство из-за распределения на работу. Сколько студентов
принимало участие в новочеркасских волнениях, сказать трудно. А. И. Солженицын
утверждает, например, что студенты были заперты с утра в общежитиях и учебных
зданиях и их никуда не выпускали.271 По сведениям, опубликованным
на Западе, студенты также принимали участие в движении.272
Перейдя через р. Тузлов, рабочие НЭВЗ, около 300 человек, включая
женщин и детей, направились в город. Они несли портреты Ленина. Демонстрация
носила исключительно мирный характер. Однако в городе шествие начало быстро
обрастать. Возникли массовые стихийные митинги с платформ грузовиков. На Московской
улице демонстранты пытались взломать двери городской милиции, рассчитывая освободить
арестованных товарищей, но были встречены пистолетными выстрелами и отступили.
Таким образом первые выстрелы в Новочеркасске были сделаны милицией. Демонстранты
направились к зданию горкома партии, который оказался пуст. С балкона горкома
рабочие выступали с речами. Пока все это происходило, прибывшие солдаты заняли
почту, банк и радиостанцию. Новочеркасск был окружен войсками, входы и выходы
из него перекрыты. В здание горкома вошли солдаты, на улице автоматчики начали
оттеснять демонстрантов. Судя по некоторым сообщениям, первая цепь солдат была
вскоре заменена, так как командовавший ими капитан
[170/171 (662/663)]
предпочел покончить самоубийством перед строем, но не стрелять
в народ. Автоматчики открыли огонь сначала поверх голов и убили сидевших на
деревьях мальчишек. Затем они перенесли огонь на толпу и стреляли разрывными
пулями.
Утверждают, что среди стрелявших было много солдат нерусских
национальностей, специально переброшенных в Новочеркасск по приказу командующего
Северо-Кавказским военным округом генерала И. Плиева.273
Толпа побежала, но убийство продолжалось: солдаты стреляли
людям в спину. Площади и улицы опустели. Убитых и раненых начали складывать
на грузовики.
Западные источники называют цифру погибших в Новочеркасске
— несколько сот человек. А. И. Солженицын делает вывод — 70-80, их них 47 были
убиты разрывными пулями, зверство, примененное до того при подавлении восстания
заключенных в Кенгире.274
Через некоторое время толпа снова нахлынула на площадь и снова
была открыта стрельба.
Солдат, стрелявших в толпу в первый и во второй раз, успели
заменить свежими солдатами и когда подошедшие к ним новочеркассцы начали стыдить
их и проклинать, они отвечали, что их только привезли. Убрать убийц поскорее,
скрыть следы преступления — такова была тактика командования — военного и политического.
Секретарь горкома КПСС Басов сбежал в Ростов при первых же сведениях о беспорядках.
Руководство событиями взяла на себя бригада ЦК КПСС во главе с А. И. Микояном
и Ф. Козловым, прилетевшими в Новочеркасск. Толпа требовала, чтобы Микоян прибыл
на место расстрела — ведь деревья и скамейки сквера все еще в крови народа,
на асфальте лужи крови. «Пусть Микоян приедет сюда! Пусть посмотрит на эту кровь!»275
Делегации молодых рабочих Микоян и Козлов обещали разобраться и строго наказать
виновных, но требовали, чтобы демонстранты разошлись по домам и прекратили беспорядки.
Народ не расходился. К вечеру 2 июня для разгона толпы были посланы танки в
сопровождении автоматчиков. В воздух полетели трассирующие пули. Тогда толпа
постепенно растеклась.
На следующий день, 3 июня, Микоян и Козлов выступили по городскому
радио. Теперь зазвучали обычные нотки: события спровоцированы врагами, враги
будут наказаны. Разрывные пули советской армией не применяются, ими стреляли
«враги». Здесь Микоян не ошибся: приказ стрелять в народ был отдан действительно
его врагами — партийно-бюрократической верхушкой в Москве. Был
[171/172 (663/664)]
или не был лично причастен к этим событиям Н. С. Хрущев, он,
как глава партии и правительства, нес за расстрел в Новочеркасске персональную
ответственность. Новочеркассцы были наказаны: никто из раненых и увезенных в
госпитали домой не возвратились, а их семьи были высланы в Сибирь. Над участниками
событий (их фотографировали сотрудники КГБ во время демонстраций) был устроен
ряд закрытых судов и два показательных открытых процесса, на которых 9 мужчин
были осуждены к смертной казни и две женщины к 15 годам лагерей.276
Никто из убийц наказан не был.
В то же время повышение цен на продукты в Новочеркасске было
оттянуто на некоторое время. Пустовавшие полки продовольственных магазинов заполнились
разнообразными продуктами — обычный прием, к которому прибегают власти в СССР,
чтобы успокоить недовольных на время, пока их не выявили и не пересажали. В
августе 1962 года на пленум Ростовского обкома КПСС прибыл член Политбюро Кириленко.
Бывшие первый и второй секретари Новочеркасского горкома не были избраны в новый
состав Ростовского обкома КПСС.277 На том наказание виновных и закончилось.
Новочеркасск не был единственным городом, где происходили волнения.
Они были тем же летом 1962 года в Кемерово. Поводом была нехватка продовольствия.
Волнения сопровождались демонстрациями и опустошением продовольственных магазинов.278
Руководство не прошло мимо этих событий. Секретное постановление
Совета Министров СССР от 10 августа 1962 года требовало большей заботы о рабочих,
тактичного отношения к ним. В постановлении обращалось также внимание и на другую
причину недовольства рабочих: незаконные отказы со стороны администрации выдать
рабочим, пожелавшим уйти с производства, их трудовые книжки, без которых они
не могли поступить на работу.279
В печати началась очередная кампания за большее внимание к
нуждам трудящихся.
В то же время были усилены и предупредительные меры. Во многих
республиках МВД были преобразованы в Министерства охраны общественного порядка
(МООП) и милиция вооружена. Вновь открыто были введены наказания за политические
преступления, именуемые антисоветской пропагандой (ст. 70 Уголовного кодекса
СССР). Такого рода процессы прошли в 1963 году во многих городах страны, включая
Минск, Омск, Ленинград.280
В 1963 году продовольственное положение в стране ухудшилось
в связи с засухой. Во многих городах стал ощущаться недостаток хлеба, возникли
очереди. В ряде городов произошли забастовки и волнения.
[172/173 (664/665)]
Как это часто бывает, предлогом для волнений было случайное
происшествие. В один из дней июня 1963 года в г. Кривой Рог произошло столкновение
между милиционером и солдатом, которому милиционер приказал прекратить курение
в городском автобусе. Столкновение окончилось тем, что милиционер застрелил
солдата. Когда товарищи солдата узнали об этом, они ворвались в город и убили
семерых милиционеров. Затем военные власти установили контроль над городом и
ввели осадное положение.281
Забастовки у рабочего места, митинги и уличные демонстрации
происходили в то время в Грозном, Краснодаре, Донецке, Ярославле, Муроме, Горьком
и даже в Москве на автомобильном заводе «Москвич».282
В Грозном, например, возникли волнения на ряде заводов в связи
с нарушением администрацией рабочего законодательства, касающегося сверхурочной
работы и перерыва на отдых.283
Чехарда с реорганизациями, кризис сельскохозяйственной политики,
осложнения в отношениях с Китаем и с Соединенными Штатами Америки поддерживали
в высших кругах неосталинистские настроения. Почти открыто высказывались мнения,
что деятели так называемой «антипартийной группы» Маленкова-Молотова, предостерегавшие
от поспешных и необдуманных шагов, были правы.
«Рязанское чудо» и кризис на Кубе основательно подорвали репутацию
главы государства. В этих условиях Хрущев решил вернуться к борьбе с последствиями
«культа личности», так как именно в этой области у него были крупные козыри
против Маленкова, Молотова и Кагановича.
В октябре 1961 года XXII съезд КПСС напомнил не только о преступлениях
Сталина, но и о соучастии в них Молотова, Кагановича, Маленкова и Ворошилова.
В газетах были опубликованы документы о смертных приговорах не только «врагам
народа», но и их женам. На документах стояли подписи Молотова, Кагановича и
других. На самом съезде были выступления, развенчивавшие Жданова. По предложению
Московской партийной организации тело Сталина было вынесено из Мавзолея284
и похоронено в отдельной могиле у Кремлевской стены. Для большинства делегатов
съезда это было полной неожиданностью. Среди делегатов, принадлежавших к поколению,
сделавшему карьеру в 30-е годы во время террора, царило почти открытое недовольство:
партийные аппаратчики не знали, каковы
[173/174 (665/666)]
планы Хрущева и как далеко он пойдет на этом новом этапе борьбы
против сталинизма. В кулуарах XXII съезда было положено начало заговору против
Хрущева, охватившего довольно влиятельный слой партийных чиновников. Вдохновителем
заговора был секретарь ЦК по идеологическим вопросам М. А. Суслов. Начался фактический
саботаж мероприятий по десталинизации.
На XXII съезде Хрущев, памятуя, очевидно, о том, что произошло
после XX съезда, решил закрепить организационно так называемое возвращение к
ленинским нормам. По его предложению были изменены Устав и Программа партии.
Согласно новому уставу на очередных выборах партийных органов нужно было менять
их состав на одну треть. Таким образом, Хрущев приобрел оружие, с помощью которого
он мог манипулировать партийным аппаратом, избавляясь законным путем от неугодных
ему работников.
Хрущев, впрочем, как и большинство советских лидеров, переоценивал
значение персонального воздействия на ход дел. Признавая на словах наличие объективных
процессов, существующих в обществе, на деле советские лидеры постоянно грубо
вторгались в естественный ход дел ради того, чтобы достигнуть однодневного успеха.
В результате то в одной, то в другой сфере общества возникало напряжение, которое
одними перестановками или созданием новой бюрократической структуры разрешить
было нельзя. Однако Хрущев просто не знал и не понимал других методов. Видя,
что, несмотря на все реформы, дело в области экономики после некоторого подъема
в 1958—1959 годах начало снова ухудшаться, он решил, что необходимо разделить
партийные органы на две части: одна для руководства сельским хозяйством, другая
— для руководства промышленностью.285 В конце 1962 года областные
и районные партийные организации были разделены по этому принципу. Подобным
же образом были разделены областные органы власти.
В районах вместо райкомов были созданы территориальные колхозно-совхозные
управления, а их партийные комитеты наделены функциями райкомов партии.
На республиканском и на союзном уровне были созданы бюро ЦК
по промышленности и по сельскому хозяйству.
Фактически Хрущев разделил партию на две части.
Разделением партийных организаций был недоволен партийный аппарат
на всех уровнях, возникло соперничество между руководителями областных партийных
и советских органов, которое в будущем могло привести к дезинтеграции власти.
Секретари обкомов были против этой реформы: они были против
реформ вообще. Хрущев с его неугомонным характером и жаждой
[174/175 (666/667)]
реформаторства не давал им жить спокойно, а они желали равновесия,
устойчивости.
Высшие партийные чиновники кое-как примирились с отменой системы
«пакетов», то есть необлагаемых налогом денежных надбавок к жалованью, но они
не могли и не хотели примириться с состоянием неустойчивости.
Но не только высшая партийная бюрократия была недовольна политикой
Хрущева. Она вызывала чувство протеста и сопротивления в самых различных слоях
общества, так или иначе ущемленных реформаторством Хрущева.
Среди них были и рабочие, чьи интересы были затронуты замораживанием
выплат по займам и школьной реформой, крестьяне, колхозники, рабочие и служащие
небольших городов и поселков: у них были отобраны льготы по приусадебным участкам,
позволявшие им улучшить свое материальное положение; офицеры вооруженных сил
в связи со значительным сокращением их численности, а также с фактическим снижением
им заработной платы. То же относилось и к кадрам государственной безопасности,
тем отменили надбавку к жалованью за звание (за «погоны»).
Почти во всех слоях общества царило глубокое недовольство безудержным
восхвалением Хрущева как государственного, военного и партийного лидера.
Вокруг Хрущева сгруппировалась своего рода придворная камарилья
во главе с его зятем Аджубеем. Он был сделан главным редактором газеты «Известия»
и членом ЦК КПСС. В руках группы оказались средства массовой информации и пропаганды.
Группа Аджубея претендовала также на руководство в области внешних сношений.
Естественно, что эти претензии вызвали не только беспокойство, но и ненависть
со стороны министра иностранных дел и аппарата министерства. И они очутились
в антихрущевском лагере.
Высшие партийно-бюрократические круги были недовольны и тем,
что Хрущев, в погоне за массовостью, поощрял организацию демонстраций — беспорядков
около посольств Соединенных Штатов и других государств. Демонстрации сопровождались
битьем стекол, обливанием стен посольств чернилами и прочим. Сталин никогда
не Допускал ничего подобного, так как боялся развязывания народной инициативы
в любом ее проявлении. Все «стихийные» выступления были заранее спланированы.
Интеллигенция, наиболее надежная опора Хрущева во время проведения
десталинизации, все больше подвергалась преследованиям и ограничениям.
[175/176 (667/668)]
Большим ударом для нее было выступление Хрущева, приуроченное
к 10-летию со дня смерти Сталина, в котором Хрущев не поскупился на восхваление
усопшего вождя за его непримиримую борьбу против оппозиции и прочего, объясняя
ошибки Сталина подозрительностью и манией преследования, развившейся особенно
в последние годы его жизни.286 Однако это его выступление не привело
к реабилитации Сталина, да и сам Хрущев того не хотел. Скорее всего, то было
попыткой «откупиться» от обвинений в ревизионизме, выдвинутых против него Мао
Цзедуном и разделявшееся советскими «китайцами».
Хрущев своими частыми публичными выступлениями, речами, интервью
иностранным корреспондентам, даваемыми иногда в подпитии, неуместными заявлениями
подрывал в глазах народа не только свой личный престиж, но и авторитет Власти.
Над выступлениями Хрущева начали посмеиваться, его перестали воспринимать всерьез.
Все его промахи, ошибки, эскапады тщательно регистрировались
сталинистами и искажались. Было похоже на то, что его заслуги, особенно во время
войны с Германией, раздуваются специально, чтобы сделать его смешным в глазах
народа.
К осени 1964 года психологическая почва для удаления Хрущева
была тщательно подготовлена. Партийная иерархия в своем подавляющем большинстве
пришла к соглашению о необходимости отставки Хрущева.
Как и во время смещения маршала Г. Жукова, Президиум ЦК собрался
в отсутствие Хрущева, когда он отдыхал на Черном море. Была заранее обеспечена
поддержка руководителей армии и государственной безопасности. Хрущев был вызван
на расширенное заседание Президиума ЦК в Москву, когда все было готово для его
смещения. 13 октября на заседании Президиума ЦК с докладом выступил организатор
заговора секретарь ЦК М. А. Суслов, предъявивший Хрущеву длинный список обвинений.
Сначала Хрущев пытался бороться, но в конце концов, обнаружив, что он находится
в изоляции, был вынужден согласиться на уход «по состоянию здоровья». На следующий
день открылся Пленум ЦК. Было принято решение не только о смещении Хрущева с
постов первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР, но и
о выводе его из состава ЦК КПСС.287 Решение было принято без прений.
На заседание Пленума не были приглашены те члены и кандидаты ЦК, которые могли
бы выступить против смещения Хрущева.
Пленум признал несовместимыми в одном лице посты первого секретаря
ЦК и председателя Совета министров.
Памятуя опыт с Хрущевым, члены Президиума ЦК решили избрать
[176/177 (668/669)]
на пост первого секретаря наиболее спокойного и уравновешенного
человека, как будто не претендовавшего на роль Вождя. Им был Л. И. Брежнев.
Председателем Совета Министров стал А. Н. Косыгин.
Годы надежд, связанные с демократизацией советского общества,
миновали. Вместе с тем миновали и годы растерянности власти. Наступала эпоха
советского конформизма.
* * *
Отстранение Хрущева от власти было концом «славного десятилетия»
в истории советского общества. Эти годы были как бы мостом во времени: между
сталинской эпохой неограниченного террора и диктатурой советского конформизма.
Было бы ошибочно называть Хрущева «либералом» или «консерватором»,
«прогрессистом» или «реакционером». В нем были заложены все эти начала. Они
то боролись между собой, то «мирно сосуществовали». Хрущев был человеком противоречивым.
Впрочем, было противоречиво и время, отпущенное ему для власти. Возможно, Хрущев
искренно хотел порвать со сталинистским прошлым, и своим собственным, и советского
режима. В Хрущеве каким-то чудом уцелели чисто человеческие чувства и оценки,
начисто выметенные или стертые временем у подавляющего большинства соратников
Сталина. Не исключено, что немалую роль в сохранении Хрущевым человеческого
облика сыграли трагические события террора 30-х годов и голода на Украине в
40-е годы. (Он нес за это прямую ответственность). В годы, проведенные на фронте
во время Отечественной войны, ему, вероятно, не раз пришлось размышлять о судьбах
человеческих.
Как бы то ни было, но именно на долю Хрущева выпала великая,
без преувеличения, миссия раскрытия преступлений сталинского (т. е. советского)
режима, освобождения миллионов заключенных в лагерях и посмертная реабилитация
других миллионов. В заслугу Хрущеву можно поставить и возвращение сосланных
во время войны в Сибирь и Среднюю Азию народов Северного Кавказа. При Хрущеве
были отменены антирабочие законы, хотя и не полностью (сохранились трудовые
книжки), облегчено налогообложение и улучшена система социального обеспечения,
развернуто широкое жилищное строительство, отменены займы. Будет справедливым
сказать, что «работали» только те реформы Хрущева, которые прямо не подрывали
основ режима. А основы оставались неизменными. К их числу
[177/178 (669/670)]
можно отнести удержание в руках партийной бюрократии всей полноты
власти, сохранение аппарата государственной безопасности хотя с урезанными полномочиями,
и цензуры с теми же задачами «охранительства», какими она была наделена во времена
Ленина и Сталина. Реформы в области судебного законодательства, проведенные
в годы правления Хрущева, по-прежнему сохраняли в силе возможность преследования
по политическим мотивам и за инакомыслие. При Хрущеве начали более широко применяться
меры психиатрического воздействия против несогласных.
Те реформы Хрущева, которые имели своей целью улучшить продовольственное
положение государства, а заодно и положение наиболее обездоленного слоя советского
общества — крестьянства, были конвульсивными и непоследовательными. Они и не
могли быть иными, ибо колхозная система была и оставалась непреодолимым препятствием
к экономическому оздоровлению, но она же была и одной из основ режима. Попытки
децентрализации управления хозяйством страны, которую пытался провести Хрущев,
столкнулись с практикой централизованного государства и, естественно, потерпели
поражение.
Каждый раз, когда Хрущев пытался провести полезную реформу,
она оказывалась в непримиримом противоречии с существующим общественным строем
и была прямым вызовом интересам элиты, обретшей чувство безопасности после смерти
Сталина. Советским высшим слоям была необходима преемственность власти. Все,
что ей угрожало, было опасным вызовом.
Хрущев же своей реформаторской деятельностью не только раздражал
партийную бюрократию, но и пугал ее.
Но и сам Хрущев нередко пугался того, что он делал. Он позднее
признался, что страшился «оттепели» в 1954 году, опасаясь, что волны ее могут
затопить режим; это вылилось в подавление революции в Венгрии, в кровавую расправу
над восстанием в Темир-Тау, в Караганде, в Новочеркасске. Хрущев проделал значительную
эволюцию во время пребывания у власти. Вынос набальзамированных останков Сталина
из Мавзолея в 1961 году не был, в отличие от его секретной речи на XX съезде
КПСС в 1956 году, актом высшей справедливости, а лишь средством борьбы с растущей
оппозицией против него.
Хрущев прорубил окна в Железном Занавесе, но выстроил Берлинскую
стену. Он провозгласил мирное сосуществование, но установкой советских ракет
на Кубе чуть было не спровоцировал термоядерную мировую войну.
Как всякий советский лидер, наделенный властью, Хрущев считал
[178/179 (670/671)]
своей обязанностью высказывать мнение и давать оценки во всех
без исключения сферах общественной и культурной жизни. Его суждения, особенно
в области литературы и искусства, были на редкость поверхностными. Он принимал
лишь то, что на его взгляд могло быть «полезно народу». Здесь он был верховным
судьей. Его социальное чутье подсказывало ему опасность распространения идей,
выходящих за привычные рамки партийной идеологии. Все, что не укладывалось в
ее узкие рамки и в границы его собственного миропонимания, вызывало в нем эмоциональный
взрыв. Только однажды его социальное чутье серьезно изменило ему, когда он разрешил
печатать «Один день Ивана Денисовича».
Хрущев был единственным советским лидером, пытавшимся поладить
со временем: но он то все время торопился и торопил других, то отступал назад.
Как было сказано о нем: Хрущев пытался перепрыгнуть через пропасть двумя последовательными
прыжками. Вероятно, поэтому он и был похоронен не у Кремлевской стены, а на
Новодевичьем кладбище...
[179/180 (671/672)]
Примечания
|