Павел Гречишкин

Доклад,

представленный настоятелем Русского православно-вселенского (кафолического) прихода в Париже

митрофорным протоиереем Павлом Гречишкиным[1], на съезде священников, занимающихся русскими, в Риме

22-27 ноября 1950 года.

***

Прошло ровно 17 лет после нашей последней встречи. Время небольшое, но сколько изменений принесло оно?! Многие из участников последнего съезда[2] отсутствуют: одни отошли в вечность, и мы оплакиваем в душе понесенную утрату - среди них могикане и пионера русского католического дела о. прот[оиерей] Сипягин[3], о. прот[оиерей] Алекс[андр] Волконский[4] и др., память о которых всегда будет дорога русским католическим поколениям; некоторые бурей последних военных и политических пертурбаций унесены в страны так называемого «Восточного блока»; многие не могли прибыть в Рим за дальностью расстояния; а собравшиеся видят себя убеленными сединами старости… С другой стороны мы видим среди нас новые лица, новых людей. Притягивающая сила католической идеи всегда будет привлекать к себе новых работников на ниве собирания христиан вокруг Римского Престола.

Течение времени коснулось всего и всех, и даже наша русско-католическая работа, идеологически никогда не стареющая, в свете проделанной практики приобретает новый смысл, требует новых форм, новых перспектив.

До сих пор она проходила между двумя, я бы сказал, крайними антиподами, которые нюансировали пастырскую деятельность каждого отдельного священника. Мы и возьмем для наглядности именно два крайних направления, оставив в стороне так называемые средние и умеренные течения, приближающиеся то к одной, то к другой крайности. Каждое из этих течений может иметь среди нас своих сторонников.

Единственным общим руководящим началом в нашей работе являлась и является польза католического дела. Этой исходной точки придерживался каждый из нас, часто предоставленных в своем пастырском служении самому себе.

***

Первое направление нашей работы, направление «официального порядка», применяемое на протяжении столетий поколениями католических миссионеров, состоит в обращении православных в католичество в самом буквальном, прямом и подлинном смысле этого слова, со всеми вытекающими из него формами, способами методами работы. Осознание католической истины, исповедание католической веры, осуждение прошлых заблуждений, принятие католичества восточного обряда и т. д., служат классическими способами работы такого направления. Каждый новый конвертит является мерилом деятельности и свидетельством успешности в работе.

Оторвать от Православной Церкви как можно больше верующих путем прозелитизма, ослабить православие и на его развалинах начать евангелизацию России и русских, по образцу работы католических миссионеров в Африке, Индии, Китае.... является затаенной целью такого направления.

Существует до наших дней не мало католических деятелей, которые полагают, что Россия вообще может стать вполне католической только тогда, когда приобщится не только к католичеству, но и к латинскому обряду. Есть католические деятели, которые думают, что восточный обряд не к лицу католику и что восточный христианин может быть только православным, понимай схизматиком.

Течение это значительно смягчилось и реформировалось в последнее время в пользу восточных христиан, но в нём всё же осталось что-то недосказанное, - какая-то задняя мысль прежнего оттенка. Прозелитизм перестал играть доминирующую роль, но и здесь больше для виду и под влиянием неудач практического порядка, чем в силу какого-то убеждения. Под шумок продолжают конвертировать людей буквально ничего не смыслящих ни в католичестве, ни в догматах, ни в разделении церквей, нанося этим громадный вред делу христианского единения.

Такого или приблизительно подобного направления придерживались, в общем, до сих пор почти все русские католические приходы или центры восточного обряда. Каждый из таких приходов или центров являл собой что-то вроде «научного центра", или «института», занимающегося в первую очередь и главным образом богословскими прениями, доказательством католической истины, теоретическими убеждениями... Амвон, пресса, доклады, собрания - всё посвящено этой цели, ибо осознание католической истины, по мнению сторонников такого направления, является „единым на потребу» - краеугольным камнем по присоединению православных к Католической Церкви.

Литургическая жизнь, обряд, вообще церковная практика почитаются мертвой формой, чем-то второстепенным, каким-то придатком к богословской просветительной жизни прихода.

С официальной точки зрения нечего возразить. Все как будто в порядке. Нужно только сказать, что направление это не имело, не могло и не может иметь, как мы об этом собираемся говорить ниже, какого бы то ни было успеха среди православных русских. Больше того, оно оказывало и оказывает обратное ретроактивное действие в наших унионистических стремлениях.

***

Второе направление русско-католической работы – я беру также его крайнее течение – основывается на тех соображениях, что ни так называемых догматических разностей между православием и католичеством, ни юридического или канонического разделения между этими церквами нет, а существует смешение понятий, целей и смысла самого бытия Церкви, в ее широких и по настоящему вселенских масштабах.

Вселенскость Церкви обнимает собой не только географические или вообще физические, но и психологические широты и дали, которые также бесконечны, как бесконечен Творец. Эти широты, и эти дали – духовного, культурного и психологического характера часто не вмещаются в узком кругозоре современных христианских понятий о подлинной вселенскости, о всеобъемлемости Церкви и они начинают прикрывать их то догматическими разностями, то схизмой.

Еще сравнительно недавно внешняя обрядность почиталась признаком ортодоксальности или еретических уклонов, а понятие католичности сводилось к узкому понятию или определению так называемой географической «вселенскости», или духовной «соборности». Между тем понятие католической вселенскости неизбежно заключает в себе и понятие так называемой православной «соборности», точно также как и эта последняя представляет собой целый комплекс понятий, разнообразных по смыслу и содержанию, но устремляющихся к целостности по существу.

Целостность эта ускользает от умственного взора современного христианства, привязанного к земле, лишенного полноты духовной устремленности и возможностей взлета к широким понятиям хотя бы той же самой сущности Церкви. Она может быть понятной, или, по крайней мере, предощутимой, только для цельных христианских душ. Такие души существуют и Католической и в Православной Церквах и представляют собой внутренне единство, которого не могут поколебать никакие волны бушующего вокруг них моря житейской суеты. Эти люди и являются опорой нашего движения.

Христианские массы верующих, состояние которых может быть уподоблено состоянию теплохладности (по Экклезиасту) и удушаемые сухим формализмом богословы не созрели до таких , можно сказать, необъятных понятий вселенскости и навязывают друг другу, чуть ли не под угрозой анафемы, свои узкие собственные соображения (не понятия, а именно соображения), нормальные может быть для ограниченного круга людей и слишком ограниченные для широкого человеческого коллектива. Даже наша так называемая широта и терпимость в области обрядовой, внешней жизни часто бывает широка только в теории и слишком узка на практике.

Православие, выведенное из круга замкнутости и индивидуальности, не только в своей жизни вообще, но и в своем так называемом вероучении, носящем такой же индивидуальный характер; точно также как и католичество, лишенное тесных рамок латинского формализма, совершенно тождественны друг другу.

Мы все сходимся на том, что древнее православие имеет в себе все католические данные, из которых выросло догматическое вероучение Церкви. Развивая эту несомненную картину, направление, защищаемое докладчиком доходит до заключения, что древнее православие является еще и в наше время достоянием многих и многих верующих русских душ, и что юридически и канонически эти души пребывают в единении с нами, никогда от нас не отрывались и являются в равной мере католиками, как и православными, в самом лучшем понятии этого слова. Нет ни одного акта, имеющего выраженную каноническую или юридическую силу, который бы с определенной ясностью и такой же категоричностью утверждал обратное. А если бы он и существовал, то лучше было бы ему не видеть света и истлеть в архивах «исторических недоразумений», могущих приносить только вред делу христианского единения.

Что касается Православной Церкви, то она, действительно, ни одним актом, имеющим какую-нибудь каноническую силу, не опровергла и не осудила догматического вероучения Католической Церкви. Все ее противоречия католическим догматам являются частным мнением их носителей, никого и ни к чему не обязывающих.

Выходя из всех этих соображений, второе направление русско-католической работы, представляемое автором этих отрок, заключается в приобщении России и русских к католичеству путем щепетильного, буквального и самого ревнивого охранения и утверждения православия; путем освобождения его от либеральных, протестантских и прочих случайных житейских течений, влияний и уклонов, ведущих русское православие в дебри совершенно новых, неизвестных древнему православию комбинаций.

Короче говоря, это направление стремится вернуть русское православие, отчасти практикой существования наших приходов, к его исконным началам, которые сами по себе являются католическими.

При таком подходе к русско-католическому движению отпадает необходимость отдельных конверсии или так называемого прозелитизма. Они отходят на второй план, как что-то исключительное и случайное. Конвертиты, как таковые только, никогда не разрешат проблему единения церквей, а скорее осложнят ее. Здесь мы не имеем в виду священников и мирян, могущих быть полезными для нашей работы, или полноценными в смысле осознания католической истины.

Прозелитизм сам по себе является неудачным способом примирения христиан и служит скорее разжиганию страстей. В большинстве случаев в разряд его попадают люди нравственно опустившиеся, часто любители самых всевозможных авантюристических приключений, а то и просто люди, нуждающиеся в помощи: моральной или материальной - в смысле чисто житейских интересов.

Не будет преувеличением сказать, что среди русских верующих масс нет и не может быть конвертитов, отвечающих требованиям, предъявляемым для перехода в католичество. Но даже и достойные конвертиты, достигающие личного спасения в католичестве, для нашего дела в общем и в широких масштабах теряют свои полноценность с момента своего перехода в католичество. Отрываясь от православия, они, что называется, сжигают за собой все мосты, теряют прошлые связи, влияние и авторитет в среде бывшего окружения, а самое главное, уменьшают отпорность православия всяким либеральным и протестантским проискам и влияниям.

Между тем, нам так важно сохранить именно в самом православии католическое содержание и католический элемент верующих! Православие можно привести к католичеству не путем революции, а путем постепенной эволюции, создавая в нем течения, хотя бы по образцу тех же протестанских течений, которые бы идеологически приближали его к католичеству.

Существует серьезная угроза, что под влиянием модернистических, либеральных и прочих течений Православная Церковь утеряет последние остатки своей католичности: благодатность таинств, главным образом, преемственность апостольства и даже некое право считать себя церковью вообще. Такие перспективы будут пагубными не только для православных, но и для нашего дела.

Православие может быть ценно для нас только католическим содержанием и элементом католически настроенных верующих.Православие разделенное и разрозненное, подверженное упадку, православие слабое, не могущее противостоять безбожию и всевозможным протестантским проискам и влияниям является не нашим православием.

На тлеющих останках православия нам нечего будет строить. Там будут властвовать противокатолические силы: масонство, безбожие, сектантство и вольнодумство!

***

Католический элемент в православии, не только в смысле идеологическом, но по численности последователей необычайно силен. Этот факт отраден сам по себе должен служить, для нас поощрением не столько к обращению русских в католичество, путём так называемого прозелитизма, сколько к поддержке православных в их борьбе за католические начала в лоне самой Православной Церкви.

Среди православной иерархии, духовенства и, тем более, в толще верующих масс этот элемент живет католическими идеалами и представляет собой для нас может быть большую ценность, чем многие верующие, официально принадлежащие к Католической Церкви. Все эти русские пастыри и все эти православные верующие являются нашей силой, нашим активом. Это также единственная наша надежда иметь когда либо успех в деле единения православных русских с Католической Церковью.

Если элемент этот непродуктивен для нас в данное время, если он не дает непосредственных результатов в нашей работе, не участвует прямо в нашем русско-католическом движении, то виной этому мы сами. Мы не умеем использовать его, не умеем подойти к нему, часто настраиваем его против себя.

Такое православие в его католических началах, постепенно умирает и вина за это ложится не только на протестантов, безбожников, сектантов, но частично падает на тех католиков, которые в своей недальновидности и в погоне за непосредственными успехами отталкивают от единения ценный элемент верующих.

Православие представляет собой с некоторых пор мишень для обстрела главным образом протестанских экспансионистов. Причем мы сами, своим миссионерским дилетантизмом, толкаем православных в их сторону. Уклоны в сторону протестантизма приняли угрожающие размеры. Этому нездоровому течению пора противопоставить течение католическое - перенести борьбу за католические начала в недра самой Православной Церкви. Это тем более легко, что весь здоровый элемент верующих и православии ведет как раз борьбу за чистоту православия. ТАКАЯ БОРЬБА ЯВЛЯЕТСЯ НАШЕЙ БОРЬБОЙ.

Эта борьба, в тех или иных проявлениях, никогда не прекращалась внутри Православной Церкви. Среди православных такого направления, как это показывает церковная практика жизни нашего прихода в Париже, есть не мало людей, стремящихся к единению с нами под властью Римского первосвященника, но они не находят в нас того, к чему стремиться их душа. Они не могут назвать нас своими в полной мере. Они боятся нас, не верят нам. Они не ждут от нас добра родному православию. Они находятся между двух огней: с одной стороны разлагающее влияние протестантского вольнодумства, с другой - опасность латинства и экспансивного католичества латинского характера. Меа кульпа[5], никто из нас не свободен от греха совращения православных в католичество за счет ослабления православных приходов путем вышеуказанного прозелитизма.

***

От работы этого второго направления нельзя ждать непосредственных результатов. Такая работа рассчитана на постепенное приближение православных к католичеству. И вот здесь–то и начитается настоящая миссия наших русских католических приходов или центров. Мы должны восполнить то чего не хватает в православии - быть верными древнему православию, которое искони было не только православным, но и католическим во всех отношениях. Мы должны служить выражением тех стремлений к чистоте православия; которых ищут и жаждут православные, за которые когда то верующие русские души без колебаний отдавали свою жизнь и которые не могут быть так легко осуществимы в самой Православной Церкви.

Сколько тактичности в работе, сколько деликатности, щепетильности, уменья известной широты взглядов, а с другой стороны, сколько сугубой осторожности требуется от священника, вступающего на путь служения объединительным целям этого, представляемого докладчиком, второго направления русско-католической работы?! Такой священник должен быть не только просто пастырем, причем во всеоружиих всех пастырских качеств, - а также социологом, политиком, дипломатом и вообще человеком самых широких возможностей по смыслу I послания к Коринфянам св[ятого] ап[остола].Павла (9;20-22).

Наши русско-католические приходы в русском рассеянии, а, если Господу будет угодно, то и в самой России, должны быть посредниками к постепенному сближению православных с Католической Церковью. Они должны быть православно-католическими в буквальном смысле этого слова. Они должны суметь показать русским верующим, главным образом на опыте, что если невозможно существование древне православных приходов в лоне самой Православной Церкви, в силу ее увлечений всевозможными либерально-протестанскими тенденциями, то это вполне осуществимо в лоне Церкви Католической, под отеческим покровительством Римского Первосвященника, Русские верующие должны из нашей церковной практики понять, что настоящее православие вполне католично, что нет нужды «принимать» католичество, а необходимо только вернуться к истокам православия, которое католично само по себе.

Мысли эти должны быть как раз воплощены в действительное нашими русско-католическими приходами в русском рассеянии.

В этом цель ,в этом смысл нашего существования и нашей деятельности. Показать на реальном опыте возможность сочетания православия с католичеством - вот миссия, которая. должна быть руководящей в нашей работе, которая должна одухотворять нашу работу. Такая миссия будет не только оправдывать наше существование, но и придавать ему ценность.

Мы должны служить примером и в, некотором роде поощрением для православных в этом направлении. Наши приходы должны служить образцом подлинного православия, очагом и хранилищем, - как бы оазисами среди умирающий древней духовности - древних православных традиций, обычаев, обряда и подлинной католичности, которая в самом православии переживает кризис и даже упадок. Мы должны как раз сочетать .в себе понятие католической православности и православной католичности.

Русские православные люди будут покорены, тронуты этой нашей верностью древнему православию, поверят нам, будут тянуться к нам, сами будут искать нас и это будет с их стороны то исповедание Католической веры, которого мы добиваемся от конвертитов в формальном присоединении к католичеству. Причем такое исповедание Католической веры будет идущим от всего сердца. Православные, хранящие в душе древнее православие, почитающие Римского Первосвященника Верховным Главой и Учителем Церкви, православные, души которых возмущаются практикой расторжимости брака, нерадением к Таинствам Пресв[ятой].Евхаристии и Покаяния; православные, ратующие за воспитание молодежи в христианском духе, за очищение православия от вольнодумных и протестанских влияний, за укрепление авторитета церковной власти - все эти православные являются борцами за католические идеалы, являются католиками.

Исповедание Католической веры является излишним актом в этих случаях. Оно больше соблазняет, чем действует в каком-либо положительном смысле на души верующих. Его с успехом может заменить первая исповедь, участие в бескровной жертве, соборное пение Символа Веры за Божественной Литургией и причащение из одной Чаши.

***

Полное и удачное осуществление такой миссии достигнуто на опыте парижского прихода. Вся наша работа вращается вокруг идеи: К КАТОЛИЧЕСТВУ ЧЕРЕЗ ВЕРНОСТЬ ПРАВОСЛАВИЮ!

Причем верность эта касается не только внешней, обрядовой стороны, а и всех данных догматического порядка. Когда нам приходится говорить или писать о том или ином догмате, мы не обращаемся к западным источникам, не цитируем западных отцов Церкви, не апеллируем к решениям Римского апостольского Престола, а черпаем доказательства этих истин из католических источников самого Православия.

Это не потому, что нас не обязывают решения Римского Престола и не потому, что мы пренебрегаем свидетельствами Западной Церкви, а потому, что православные источники, по тем или иным причинам , ближе пониманию русских. Наши богослужения, практика церковной жизни, древние традиции и т.д. напоены вполне исчерпывающими данными таких доказательств.

Непорочное Зачатие Пресвято Богородицы нигде не подчеркивается с такой силой, ясностью и убедительностью, как на практике Литургической жизни Востока. И только этих данных нам вполне достаточно для практики пастырской деятельности среди русских верующих масс.

Новый догмат Успения Богородицы и Вознесения Ее на небо не только душей, но и телом, ни в коем случае не противоречит нашему пониманию праздника Успения Пречистой, а служит скорое подтверждением ему. Древнее предание Восточной Церкви учит, что Пречистая не умерла обычным человеческим образом человеческим образом, а перешла в Вечность каким то другим чудесным образом, непостижимым нашему уму. Догмат Успения Пресв[ятой] Девы отвечает в полной мере сокровенным чаяниям православного человека, открывает завесу тайны и чуда, волновавшего и удивлявшего не только людей, но и ангелов. Оп служит новым лучом в ореоле небесной славы Пречистой.

Догмат Филиокве давно перестал волновать умы сознательных православных людей (См: статью, напечатанную в 8 ном[ере] нашего приходского бюллетеня).

Догмат главенства и непогрешимости папы начинает восприниматься православными как единственное возможное осуществление единства Церкви и ее учения. Этот догмат, как и другие, уходит корнями в глубокие источники древнего православия.

Во всех наших стремлениях осознать католическую истину; приобщить верующих к этому осознанию, приблизить их к Католической Церкви мы исходим из богатых данных самого православия. Всё наше движение вообще должно уходить корнями в глубины православия, быть православными в самом точном понятии этого слова.

ТОЛЬКО ТАКОЕ СОЧЕТАНИЕ ПРАВОСЛАВИЯ С КАТОЛИЧЕСТВОМ МОЖЕТ БЫТЬ ПРИЕМЛЕМЫМ ДЛЯ РУССКИХ МАСС!

Осознание католической истины не должно ни в коей мере мешать нам оставаться православными. Православные формы должны быть наполнены католическим содержанием, но не извне, а посредством извлечения их из недр древнего православия.

Если мы не сумеем и сможем на практике - хотя бы на отдельном маленьком опыте - показать возможность существования православных приходов в лоне Католической Церкви - вполне православных приходов в смысле обряда, литургической жизни, традиций и всех вообще внешних видимых данных - то наше дело можно будет считать удавшимся на все 100%.

***

Эта верность древнему православию нисколько не противоречит верности Апостольскому Римскому Престолу и Католической Церкви, а, наоборот, подчеркивает ее.

Результаты нашей работы в Париже налицо. Успех нашего прихода можно назвать спонтанным и исключительным. Наша церковь привлекает все больше и больше молящихся, причем из самых лучших, солидных и самых верующих слоев русского общества. Наша верность и наше подчинение Апостольскому Римскому Престолу не только никого не смущает, но служит как раз самым обаятельным, притягивающим центром для русских православных и мы можем смело сказать, что наша церковь, даже среди русских православных церквей Парижа, почитается одной из лучших. Православные русские люди тянутся к нам, чувствуют себя в своей церкви, и наше католичество не только не шокирует их, а, напротив, импонирует им.

Мы живем полной православной литургической жизнью и в этом, только в этом весь секрет нашего успеха. Мы совершенно уверены в том, что еще несколько лет работы, и наша церковь в Париже будет настоящей приходской православно-католической церковью, которая будет верным оплотом тех идей, к которым безрезультатно стремятся поколения католических миссионеров и на которые истрачены целые столетия дилетантских усилий.

Кстати будет упомянуть, что мы в буквальном смысле слова лишены каких бы то ни было средств для оказания так называемой БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ.

Так случилось, что нас обошли в этом отношении. Ни с нашим мнением, ни с нашими желаниями по этому поводу никто не считается. В общем, касса наша, по тем или иным причинам, о которых не приходится говорить, несмотря на крайнюю нужду многих из наших прихожан, и к большому соблазну православных, не имеет ни одной копейки для благотворительности. Это и печально, и знаменательно с другой стороны. В НАШЕЙ ЦЕРКВИ НЕТ ЛЮДЕЙ, ПРИВЛЕКАЕМЫХ В НЕЕ ЗВОНОМ МОНЕТЫ.

Успех этот не случайный и не единичный. Когда я был назначен настоятелем Русского Католического Прихода в Вене, я нашел там красочный пример первого официального направления русско-католический работы. Амвон, пресса, доклады, собрания - все было направлено к одной цели: убедить православных в превосходстве католической истины по книгам Забужного, Волконского и катехизиса о. Тышкевича. Все делалось для того, чтобы снискать как можно больше конвертитов. Слушатели хлопали ушами и терпеливо ждали, когда же начнется, наконец, раздача так называемых благотворительных денег ?! Церковь была без молящихся. Несколько зевак ждали у входа церкви конца службы, чтобы осаждать священника. Просьбами. Долгие годы мне пришлось потратить на то, чтобы в первую очередь как-нибудь избавиться от назойливых конвертитов, которые портили всю работу. Упрямой систематичной работой, граничащей с самоотвержением, окруженный интригами и более чем холодным отношением к русскому делу со стороны местных духовных властей , главным образом правильной постановкой литургической жизни и искренней любви к подлинному православию - я снискал, наконец, души русских верующих к признание за свою работу со стороны духовных властей и тяжеловесного латинского окружения…Не знаю, что было легче - первое или второе…

Моя работа и там была увенчана полным успехом. Церковь моя была русских молящихся, КОТОРЫЕ НАВСЕГДА ОСТАНУТСЯ НАШИМИ ДРУЬЯМИ, КУДА БЫ ИХ НЕ ЗАКИНУЛА СУДЬБА. Православные, посещавшие нашу церковь в Вене, были лучшими католиками, чем многие из настоящих западных католиков.

И Вена, и Париж, и любое третье место, где будет проделан опыт искреннего служения православию, в ЕГО КАТОЛИЧЕСКИХ НАЧАЛАХ, при совершенной верности РИМСКОМУ ПЕРВОСВЯЩЕННИКУ, дадут один и тот же; положительный результат работы.

Не богословские пререкания, не убеждения и доказательства в пользу католической истины, и не прозелитизм, а опыт настоящей православной литургической жизни может послужить делу приобщения Православной России к Католической Церкви.

Православные русские верующие и даже массы русского рядового духовенства неповинны в существовании церковного раскола и никогда не смогут подняться до уровня наших догматических пререканий, в которых они часто совершено некомпетентны. Такие догматические пререкания могут оказывать известную пользу в специальных и замкнутых кружках ученых богословов, но в приходской жизни и деятельности всегда гласом, вопиющего в пустыни, или, хуже того, - притчей во языцех. Но даже и в этих специальных богословских кружках эти так называемые «встречи ученых» еще никогда не оправдали и никогда не оправдают надежд, возлагаемых на них. Это просто интересное времяпровождение...

Если русский православный человек реагирует на наши догматические словопрения, то это только в силу понятной человеческой амбиции и по долгу вызываемого спорами духа противоречий. Мы сами способствуем этому духу противоречия, тем, что подымаем столько шума вокруг так называемых и фактически несуществующих догматических противоречий. Ведь догматические разности вообще являются плодом разгоряченного воображения и, конечно больше плодом недоразумения, чем расхождений по существу.

***

Опыт нашей литургической жизни в Париже и методы нашей работы дают возможность следующих заключений:

Среди православных, посещающих нашу церковь,- в прошлом ярых противников католичества,- заметно и быстро улетучиваются предубеждения и предвзятости по отношению к Католической Церкви, к ее догматам, к иерархии, к церковной дисциплине...Чем объяснить такое резкое изменение? Да только тем, что мы нашли правильный подход к душе русского человека. Мы тщательно избегаем всего, что может оскорбить, задеть, унизить. Мы не валим вину и ответственность за церковное разделение на одних восточных, не скрываем недочетов, существующих в этом отношении среди латинского клира и мирян. Мы сами не только понимаем, но и разделяем мысли русских православных людей, живем и думаем психологией русского православного человека.

Всё это доказывает, что не в так называемых догматических разностях, искусственно раздутых до размеров еретических уклонов, а в психологическом подходе к делу и к людям находятся ключ к единению христиан.

Необходимо также отметить, что среди православных, постепенно включающихся в русло нашей работы, имеются юристы, до сих пор занимающиеся практикой; военные высших рангов, в прошлом занимавшие видные посты; врачи, с большими именами; две интеллигентных и уважаемых в Париже семьи церковных старост в православных русских церквах Парижа и т.д. - всё люди безукоризненной честности, солидности и исключительной веры и благочестия.

В нашем приходе отсутствуют так наз. «стрелки», которые ни в коем случае не могут служить предметом опыта или суждений по существу нашей работы.

Из этого второго пути служения подлинному православию, которое в полной мере отвечает католичеству, вытекает все направления нашей: работы в Париже.

Мы служим подлинному православию,- значит мы сами доподлинно православны. Мы считаем уже одно наименование нашего движения «русско-католическим» уклоном от этого направления и называем себя православными, а свой приход «Русским православно - вселенским приходом». В скобках в виде пояснения, а не в виде определяющего термина, мы добавляем (католический).

Почему мы, собственно, должны отказываться от наименования себя православными? Ведь православные в кавычках не мы, а они, извратившие настоящее содержание православия.

Этот отказ имеет сам по себе немаловажное значение для нашей работы. Мы создаем лишнее, никому ненужное и лишенное смысла осложнение в угоду какой-то филологической ясности. Мы как будто уже в самом начале изменяем православию. Мы находим, что это наименование нам, осознавшим католическую истину, уже больше не подходит. Причем оно начинает шокировать нас не только в обыденном обращении, но и литургической практике. Я знаю приходы, которые в конце утрени ввели пение: «Утверди Боже святую католическую веру, католических христиан», вместо обычно принятого: «святую православную веру» и т.д.

Но это, ведь начало того же самого, что делали галичане - униаты, служившие в глазах общественного мнения в России мостиком для перехода православных в латинство! Те и на Великом входе упразднили поминовение «всех вас православных христиан», а вместо этого новый термин.

И всё это делается яко бы в угоду филологической ясности, чтобы не было, мол, смешения понятий, а происходит смешение целей и всего смысла нашей работы. Православные богословы, прекрасно знающие психологию русского православного общественного мнения, умело направляют нас по наклонной наименьшего сопротивления. Они держат нас в известном смысле на поводу своими протестами, возмущениями и упреками в так называемой «иезуитской хитрости» С того момента, как мы отказались от наименования себя православными, они могут спокойно спать... Нет более убедительного обвинения в измене православию, как игра терминов.

«- Они католики… Они больше не православные… Они изменники…»

И вся в глазах общественного православного мнения сводится после этого к нулю. Измена православию, в каких бы то ни было проявлениях, является пугалом для консервативно настроенных православных русских людей и игра терминами при этих настроениях является игрой с огнем. Отнять у вас наименование себя православными является главной целью православных полемистов.

Отказ от наименования себя православными неудачен в другом отношении. Представьте себе на одно мгновение, что вся Русская Православная Церковь во главе с патриархом московским воссоединится с Католической Церковью. Неужели вы думаете, она перестанет с этого момента и изменит этот термин на «Русская католическая Церковь»?! Ей в голову не придет этого делать, да никто не станет и принуждать ее к этому. Тогда для чего делаем это мы? Ведь мы являемся всего пионерами грядущего воссоединения Русской Православной Церкви в целом.

Понятно, у нас есть желание как можно скорее, уже сейчас, видеть православных католиками - в полной мере католиками. Однако желание это нельзя практически осуществить преждевременными мерами, причем в мерах этих нет никакой нужды - разве для удовлетворения каких то чувств исторического «реванша» по отношению к Востоку...

Для западного человека такая верность и любовь к своему непонятна, как непонятно многое другое в обоюдных стремлениях Запада и Востока к единению. Священники-иностранцы, участвующие в нашей работе привносят в нее свою психологию и рассуждают категориями западного мышления, что может быть незаметно для них самих, но что так бросается и режет глаза православному человеку. Этим объясняется, что за последние столетия мы скорее удалились, чем приблизились к заветной мечте видеть Православную Россию в лоне Католической Церкви.

Нет, нам необходимо отстаивать и защищать свое право называть себя православными, а не добровольно самим отрекаться от этого права!

Но православные мы не только по наименованию, не только для видимости. Нет, мы представляем собой в смысле обряда, традиций, обычаев самобытный островок в лоне Вселенской Церкви. Больше того, наши церкви, наши батюшки, наши богослужения должны быть верхом совершенства по части обряда и литургической жизни. От этого зависит весь дальнейший успех нашей работы. Каждая лишняя пуговица на нашей рясе, всякое, даже минимальное, нерадение к обряду будут нашим «mene, thecel, fares[6]».

Мы знаем, что для многих русских пастырей, участвующих в нашей русско-католической работе, не легко стать плотью и кровью русского батюшки, перенять образ его мыслей, привычек и особенно его внешности. Многие почитают это жертвой, снисхождением, снижением себя. Между тем необходима самая крайняя, пусть абсурдная, щепетильность в этом отношении.

Необходимо при этом искренне любить, что называется жить обрядом, ибо каждая натянутость, деланность, неискренность будут красной ниткой в белой канве, которая сразу же бросится в глаза. Русские обладают природным неиспорченным чутьем распознавать искренность и сами в преизбытке обладают этой искренностью. В этом, говорят, шарм русских.

Некоторые современные французские писатели стремятся проникнуть в тайну этого шарма и задают себе вопрос: почему так притягательны русские? Почему их качества так сильно нравятся иностранцам? Как происходит, что всякий, кто жил в России, возненавидев режим, сохраняет в своем сердце привязанность к гражданам этой страны? Все они считают, что западноевропейские народы, представители старой культуры, утратили свою непосредственность и естественность, свою «спонтанность» и искренность и что русские, как народ белее молодой, притягивает европейцев именно этими качествам.

***

Только священник русской национальности может обладать известными данными чисто психологического характера необходимыми для работы. Только священник русской национальности может быть по настоящему полезным для нашего дела в смысле литургической деятельности, ибо только он может быть в полной мере православным и в такой же мере католиком.

Фатальной ошибкой немаловажного исторического значения является массовое участие в литургической активности нашего русско-католического дела иностранцев-священников. Это участие само по себе может иметь печальные последствия и то по многим причинам.

Кто из нас не знаком с коварным и очень модным в последнее время словом «интервенция»? Слово это имеет в России свое особое исключительное значение. Оно склоняется там на все лады и как этикетка приклеивается к каждому более или менее подозрительному предмету. «Интервенция», под каким бы то ни было соусом, возбуждает в России ненависть и вызывает патриотические чувства, которыми не раз, очень удачно пользовались правящие русские круги.

Ни Наполеон, ни Гитлер не смогли победить Россию именно потому, что они понадеялись только на свои собственные силы, не сумели (и слава Богу, конечно) воспользоваться русскими противоречиями, создать русское национальное движение и предпочли так называемую интервенцию.

Многие могут возразить, что так называемая интервенция Наполеона или Гитлера ничего общего не имеет с работой иностранцев-священников, его здесь дело касается духовной церковной области, к которой нельзя применять даже отдаленно понятия интервенции. И да, и нет! Прочтите русские православные или советские реплики на этот счет и вы увидите, в каком духе там представляют нашу акцию. Против нас будут действовать теми же средствами и способами, как и против интервенции того же Наполеона или Гитлера.

В духовной, церковной области, в завоевании душ нужна, может быть еще большая осторожность и щепетильность, чем в каких бы то ни было политических, экономических или территориальных завоеваниях. Мы живем в мире национального соревнования, патриотической гордости, которыми болеют все, не только на Востоке, но и на Западе. Бороться с этим бесполезно, а считаться приходится.

Я понимаю и разделяю в полной мере огорчение, которое могут вызвать мои слова у почтенных и преданных нашему делу отцов иностранцев, но от этого нисколько не меняется положение дела.

Эта так называемая интервенция иностранцев священников становится все более выразительной, когда отцы иностранцы силятся непременно заниматься литургической деятельностью среди православных русских. Мы знаем, как щепетильны, как требовательны русские к своему обряду. Не всякий русский священник может угодить этому требованию. Обряд в России - это «догмат»,- всегда был, есть и будет. Можно с этим не соглашаться, но считаться также приходится, если мы хотим добиться каких либо успехов в работе.

Кстати будет здесь сказать, что разрешение служить по восточному обряду дается латинским священникам с легкостью, доходящей до профанации обряда. В Вене был как-то, уже умерший, латинский священник, граф X - полоумный и дегенеративный старик, который вдруг увлекся восточным обрядом. Это было большое горе для нашего прихода… Он уехал в один прекрасный день в Рим, в Руссикум[7] и вскоре вернулся оттуда с правом служить по восточному обряду. Коверкал он буквально каждое слово, если не каждую букву. Понятно, я не мог ему позволить служить в нашей церкви и имел по этому поводу настоящий конфликт и с ним и с местными духовными властями.

На протяжении моей, вот уже почти двадцатилетней пастырской деятельности в лоне Католической Церкви мне приходилось встречать таких оригиналов восточников из латинского духовенства, которым, вероятно, просто напросто не было места среди латинского клира, - значит может сойти для восточного обряда...Между тем все мы знаем, что значит обряд для каждого русского человека и насколько он сложнее и обширнее латинского обряда.

Все мы также знаем, сколько энергии и, если хотите, интеллигентности, сколько умения, широты, культурности, а также всесторонней как духовной, так и умственной полноценности требуется от священника, желающего заниматься русско-католическим делом!

Многие из нас не знают, недооценивают, или не желают считаться с тем фактом, что русская среда стоит значительно выше культурного уровня, который некоторые себе представляют. В частности русское православное духовенство среди эмиграции - высоко культурно и образовано. Нельзя отказать ему и в организаторских способностях. Православные русские приходы возникли и выросли положительно из ничего. Журналы, школы, приюты, убежища для стариков, монастыри, Богословский Институт в Париже, научные работники и вышедшие из печати труды достойны всяческой похвалы. Всему этому необходимо противопоставить ( я употребляю это слово без всякой мысли о какой-либо конкуренции) что-то солидное и такое же достойное.

Совершенно недопустимо легкомыслие, с каким мы относимся к литургической и пастырской деятельности среди русских - этой самой существенной отрасли русско-католического дела.

Разрешение служить по восточному обряду должно даваться только после предварительного и самого строжайшего испытания, а лучше всего совсем не давать его священникам латинского обряда.

Для западного человека в нашем обряде есть слишком много неуловимого, недоступного и непонятного. Здесь необходимо не столько знать, сколько чувствовать, не столько уметь, сколько улавливать; не столько сознавать, сколько иметь в природе. Необходимо, короче говоря, быть русским. Можно сделать аляповато, несоразмерно, но по-русски и все будет хорошо.

Латинский священник никогда не сможет раствориться в православии, до конца проникнуться обрядом, найти себя в православной атмосфере и помимо своей воли, сам того не замечая будет привносить в работу что-то свое, ему родное, более приемлемое. Ему всегда будет ближе и новый стиль и западная соразмерность, и даже наименование себя католиком и многое другое, может быть мелочное, но чуждое Востоку.

***

Некоторые из иностранных священников, в частности в Австрии и в Южной Америке, имеют так называемый «успех» среди новой русской эмиграции[8]. Я говорю «так называемый». Этот кажущейся «успех» может быть чреват последствиями. К нему необходимо относиться с большой осторожностью. Базой такого успеха, за очень редким исключением, являются те или иные соображения и интересы, не обязательно денежного или вообще материального порядка, хотя они и доминируют над остальными. Ненормальные условия, в которых советскому обывателю приходилось влачить свое существование, впитали в него способность приспособления и преклонения перед «силой». Это чувство не успело еще выветриться из-под сознания новой эмиграции и стало в них как бы инстинктивным. Католическая церковь импонирует многим из таких людей именно своей внешней благоустроенностью, дисциплиной, порядком - своей так называемой «силой». Инстинктивность перешла в практические соображения новых эмигрантов, перенесших лагеря и испытавших столько треволнений и перипетий с устройством на новую жизнь за океаном.

Это увлечение может пройти так же быстро, как и наступило. У новой эмиграции отсутствует солидная база православных русских традиций, отсутствуют основы, без которых немыслимо унионистическая работа. Отсутствие такой базы совсем не в пользу нам, как ошибочно думают некоторые из иностранцев священников. Это нисколько не облегчит нашей деятельности по соединению православных с Католической церковью, а только осложнит ее.

Новые русские эмигранты не прошли естественных степеней приобщения к христианству.

Восточный человек может прийти к католичеству не прямо, а только через православие, с его, понятными для него, близкими и родными формами, с его способами умственного и духовного воздействия. Он должен сначала включиться в общее русло единственно воспитательных для него православных традиций и может быть только после этого, как часть целого, полезен для нашей работы. Необходимо сознавать, что только православный человек, ратующий за свое родное православие, за частоту обряда, вероучения и, если хотите, своей национальной религиозной самобытности, может быть ценным для дела христианского единения. Всякие другие комбинации будут непрочными, неустойчивыми, нежизненными, как это показала практика минувших столетий.

От прозелитизма вообще, как способа примирения христианских противоречий - здесь снова таки не имеются в виду единичные, отдельные и исключительные случаи - необходимо отказаться, причем не только для виду, под влиянием неудач, а вообще похоронить основательно идею приобщения Православной России к католичеству путем отдельных, пусть даже массовых обращений.

Единение Православной России с Католической Церковью мыслимо только как единение целой, сильной и здоровой единицы. Поэтому вся работа по сближению русских с католичеством должна вестись в духе искренней дружбы, расположения и любви к православию. Необходимо избегать всего, что может шокировать, раздражать, вызывать враждебность. Не нужно соблазняться временными кажущимися «успехами», которые, в конечном счете, и в деле широкого единения христиан могут служить только вредом.

Более естественным способом приобщения православных к католичеству является именно идеологическая работа среди православных - здесь и прокатолическое течение, о котором говорилось выше, и щепетильное сохранение питомых русским форм и способов духовного воздействия и наглядный пример полной внешней православности наших русско-католических приходов и т.д., и т.п. - работы, в которой наши русские православно-католические, или если хотите, древне-православные приходы могут играть немаловажную роль. Но снова таки, не приходы имитативные, искусственные, а настоящие русские православные приходы, проникнутые католическим идеалом и руководимые русскими священниками, причем до конца преданными именно древнему православию.

***

Мы ответственны за нашу работу перед будущими поколениями таких же работников, что и мы. Дело единения церквей никогда не перестанет быть целью людей доброй воли. Каждая ошибка, которую мы допустим теперь, в будущем может быть фатальной для нашего дела. Мы и сами с вами пожинаем ошибки наших предшественников, пьем, что называется, на чужом пиру похмелье.

Во что обратилась, например, уния наших собратьев галичан? Я здесь не буду говорить о целибате духовенства - о пользе или вреде его можно спорить - а о внешности самого обряда. Отцы Василиане, наши восточные иезуиты, дошли до того, что упразднили в своих церквах иконостас, как что-то ненужное и заменили его оригинальным латинским престолом; ввели в обряд не мало чисто латинских обычаев и создали из восточного обряда настоящее батарство. Когда нам говорят, что уния является мостиком к переводу православных в латинство, то всегда указывают и долго еще будут указывать на пример унии в Галиции. Нам что называется, крыть нечем.

Участие иностранцев священников в нашей литургической жизни является именно ошибкой подобного исторического значения. Оно нисколько не может способствовать успеху нашей миссии. Между тем такая деятельность не является единственной в русско-католическом деле. Можно представить десятки других отраслей научного, каритативного, издательского, просветительского, воспитательного характера, которые с успехом можно вести среди эмиграции в русском рассеянии, или которые могут возникнуть в будущем в России по инициативе или под руководством иностранцев священников. Все эти отрасли будут большой вспомогательной работой к литургической деятельности. Они будут в пользу нам, в то время как литургическая деятельность иностранцев священников ничего кроме вреда не может принести нашему делу.

Даже священники в совершенстве усвоившие обряд, не будут приемлемы для русских молящихся по той причине, что они не русские. Причем не из каких либо побуждений ксенофобии, а из побуждений недоверия и осторожности. Молящиеся всегда будут про себя думать: «Что вам собственно нужно от нас ?!»

Вежливость, с которой русские встречают иностранцев священников, далеко не свидетельствует о приемлемости их. Даже терпимость, которую проявляют верующие русские по отношению к священникам иностранцам в их литургической деятельности нельзя считать молчаливым согласием со стороны русских на такую деятельность. Нужно помнить, что русские в рассеянии являются гостями стран, их приютивших - гостями таких иностранцев священников, а это налагает известные обязанности, которые отпадут, конечно, как только русские очутятся у себя на Родине…

***

Аргументация; вроде той, что нет достаточного количества священников русской национальности для практической литургической деятельности, мало убедительна и неосновательна.

Мы вырабатываем сейчас, если можно так сказать, идеологию нашего движения, не в смысле догматическом или юридическом, а в смысле чисто психологическом. Нужно найти правильный подход к русской душе. Необходимо знать психологию русского человека и не только знать, но самому жить ею. Здесь необходима не только тонкость, эластичность, способность ассимилировать и ассимилироваться, но необходимы известные природные данные - нужно самому быть русским человеком.

У каждого народа есть свои известные психологические особенности – неуловимые и непередаваемые. В этом отношении русские люди в силу природных, культурных и прочих данных наделены неисчерпаемым богатством внутренней духовной мистики, особой силой эмоций, переживаний, необычайно тонкой чувствительности. Если мы будем пренебрегать этим, недооценивать психологический момент в нашей работе, то и дело наше никогда не может иметь, положительных результатов.

Подготовка нашей идеологии в этом направлении важнее самого дела. Если она будет правильной, то найдутся и деятельные, солидные и преданные нашему делу работники из недр самой Русской Православной Церкви, и тогда движение наше станет естественным, русским, национальным движением, имеющими жизненность и виды на успех.

Необходимо сознаться, что до сих пор мы не сумели по настоящему использовать даже наличия ограниченного количества русских католических священников. Большинство из них по каким-то неведомым странным причинам страдают рутиной западничества. Есть русские католические священники, которые за двадцать лет сидения на приходах не подумали об устройстве иконостаса в своей часовне или домовой церкви и служат на открытых престолах[9]. Внешний вид часовен для них не играет никакой роли. Находятся русские священники, которые считают возможным носить католическую сутану вместо восточной рясы, бреют бороды[10], а некоторые щеголяют в шляпах - лепешках, которые не к лицу восточному священнику

На это смотрят все как-то спустя рукава. Между тем из этих мелочей составляется пикантная история наших унионистических начинаний. Ну, куда могут завести такие священники Православную Россию, если она по настоящему станет католической?! …Только в латинство.

Но общей болезнью всех, чем то вроде мегаломании, является превращение церкви и всей вообще русско-католической жизни и деятельности в какой-то Научный Институт богословских исследований и догматических пререканий за счет литургической жизни и деятельности. Такое воздействие на умы русских верующих - может быть нормальное для западного человека – но здесь не происходит никакого или почти никакого действия и впечатления. Русский человек может со всем примириться, но никогда не примирится с нерадением и пренебрежением к обряду и богатству русской национальной сокровищницы, составляющей его гордость и его честь. Ему нужна живая созерцательность в виде реального опыта литургической практики.

Такое отношение к восточной литургической практике со стороны православных верующих не совсем бессмысленно, как это может показаться на первый взгляд. Литургическая практика является для восточного человека школой, если хотите, Научным Институтом всех догматических юридических и нравственных - данных, которые на худой случай могут заменить собой всё, но которых ничем другим заменить нельзя.

***

Несколько хорошо поставленных в этом отношении русских католических приходов, живущих настоящей литургической жизнью, - вполне православных по духу и обряду и в полной мере католических по содержанию, могли бы заменить собой все, что до сих пор делалось и на что употреблено столько усилии, энергии и времени.

Литургическая деятельность является самым активным, сильным и наиболее действующим средством в нашей русско-католической деятельности. Она является наглядным признаком нашей православности. Нам поверят и за нами пойдут, если мы в этой деятельности будем отвечать всем требованиям, какие для русских верующих; являются именно признаком православности. Убедит русских православных могут не многословные обещания, которые всегда были и всегда будут красивы, - не богословские словопрения и доказательства в пользу католической истины, а практический опыт настоящей православной литургической приходской жизни.

Мы должны показать на опыте, что вполне возможно существование православного прихода в его католических началах в лоне Вселенской Церкви. до сих пор такая возможность мыслилась в теории. На практике мы не имеем ни одного прихода (не будет с нашей стороны дерзновением сказать - кроме парижского прихода), который бы был в полной мере православным в его литургической и приходской жизни и в такой же мере католическим в его вселенских началах.

Весь смысл, вся цель существования наших приходов в русском рассеянии должны бы были заключаться не в пропаганде католичества, не в догматических словопрениях и не стремлениях наполнить наши церкви так называемыми официальными прозелитами, а в демонстрации, если можно так выразиться, нашей верности древнему православию в его католических началах. Церкви наши будут полны без всяких других усилий с нашей стороны. Русские верующие души потянутся подобно мотылькам к свету, который в полной мере отвечает их сокровенным желаниям, их заветным стремлениям. Это будет даже не улавливание душ, а своего рода плебисцит свободных прокатолических (понимай древне-православных) настроений, перед которыми должны будут преклониться все сомневающиеся. Но для этого снова таки необходимо, чтобы мы всей своей жизнью, своей практикой, своей безграничной любовью к родному православию без лишних слов и доказательств говорили: «Прииди и виждь».

Нет нечего более убедительного воздействующего на умы и законные амбиции русских, как правильный опыт настоящей и питомой православным литургической жизни. Если возможен «компромисс» православных в области догматических истин, то он совершенно немыслим в области обряда, традиций и вообще национального достоинства русских.

В условиях нашей работы литургическая деятельность - это передовая линия фронта, которая открывает путь к дальнейшему проникновению всех родов и возможности экспансии. И если мы заговорили языком военных, то здесь кстати будет сказать, что участие каких бы то ни было иностранных сил, именно на передовой линии фронта всегда и всеми почиталось как интервенция, с завоевательскими целями и замыслами.

Против такой интервенции будут не только наши враги, но и сочувствующие нашему движению. Такая интервенция поставит и нас русских католических священников в разряд коллаборационистов и изменников Родины и Православия.

Православное общественное мнение шокировано участием священников иностранцев в нашей литургической деятельности еще и потому, что участие это не вяжется с национальным, культурным и вообще всяческим достоинством России и русских. Как бы не любили священники иностранцы наш обряд, нашу Родину, наши обычаи, наш язык, сколько бы не употребляли они тактичности и щепетильности в отношении к русским, всё равно работа их будет напоминать работу католических миссионеров в Африке…

Россия - не Африка, и русские - не негры!

Кроме этого не нужно себе строить иллюзий. Никакое правительство России, от крайних правых до крайних левых, не допустит работы католических миссионеров - иностранцев, в том смысле и в тех размерах, как это себе представляют многие из нас. А если бы и случилось такое чудо, то русское общественное мнение не встретит иностранцев миссионеров с распростертыми объятиями.

Таким образом, и практическое значение всех усилий, употребляемое священниками-иностранцами для изучения русского обряда, литургической жизни и деятельности, как и приходской активности может иметь только личный характер и для русско-католического дела в лучшем случае равняется нулю.

Когда о. Тышкевич в недавно изданной брошюре «Католичество» пишет, что царское правительство и затем большевики радикально сопротивлялись организации католических миссий в Сибири, в русских владениях Центральной Азия и вообще в России, то удивляться этому не приходится. С другой стороны Русская Православная Церковь развивала сама в этих областях интенсивную и довольно успешную миссионерскую деятельность. Можно спорить о пользе или вреде соперничества с православными русскими в области миссионерской работы среди язычников, к тому же находящихся в сферах государственного русского влияния и близких именно к формам восточного православия.

***

В заключение доклада необходимо сказать, что мысли в нем выраженные являются мыслями не революционера или бунтовщика, а мыслями реалиста. Постройка воздушных замков ни к чему нас не приведет...

Ошибкой было бы искать в докладе каких-то суждений принципиального, личного характера. Они являются плодом совершенно беспристрастной практической деятельности человека, любящего православие и желающего максимум пользы делу единения христианских церквей. Весь доклад проникнут только таким желанием и далек от мысли кого-либо унизить или оскорбить. Докладчик имеет за собой солидный стаж 28-ми летней активной пастырской деятельности, полной опыта, исключительных переживаний и тяжелой жизненной школы. Являясь воспитанником русской духовной семинарии и происходя из прастарой касты русского духовенства, насчитывающей несколько поколений, автор этих строк, без всякого тщеславия и надменности, чувствует себя вправе говорить и думать психологией, языком и образом мыслей не только русского пастыря в частности, но и русского человека вообще, и не только человека старой формации, оторвавшегося от свершаемых в России событий, но и человека жившего горем и страданиями современной России.

Пусть в этом смысле и будут приняты мои слова.

Заключение было бы неполным, если бы докладчик не подчеркнул еще со всей твердостью и полной готовностью применения, что главной исходной точкой, основой и базой всей нашей работы, необходимо считать беспрекословное подчинение и послушание своим духовным властям, от которых и зависит дальнейшее направление нашего русско-католического движения и нашей работы.

Напечатано в приходском бюллетене «Наш приход» (Париж) № 10, 1951 г

[1] Гречишкин Павел (1898 – после 1965) – протопресвитер. Родился в Харьковской губернии в потомственной священнической семье. Окончил духовную семинарию под рук. митр. Антония Храповицкого. Эмигрировал в Чехословакию. Вступил в брак. Рукоположен в священный сан в Праге, в 1921 году архиепископом Савватием Врабцом (Константинопольский патриархат). Участвовал в «миссии» против закарпатских греко-католиков. Заинтересовался католичеством и поступил вольнослушателем в католический университет в Оломоуце. В 1931 году присоседился к Католической церкви по византийскому обряду и служил в Вене. В 1945 году вместе с русскими прихожанами покинул Вену. Был назначен в Париж кардиналом Тиссераном. Позже поставлен настоятелем русского прихода в Париже и за особые заслуги возведен в сан протопресвитера. В 1962 году тяжело заболел. В конце 1964 года официально ушел на пенсию и покинул Париж. На его имя было наложено неофициальное табу иезуитами, руководившими русским апостолатом.

[2] Имеется в виду II Съезд (по хронологии д’Эрбиньи) русского католического духовенства 1933 г. в Париже

[3] Протоиерей Александр Сипягин (1875-1941) родился в Тифлисе в аристократической семье. Изучал естественные науки, был знатоком гляциологии (науки о ледниках). Преподавал в Харьковском университете. Депутат I Государственной Думы. После смерти жены пережил обращение к Богу и перешел в римско-католическое исповедание. После изучения богословия в Инсбруке, был посвящен в 1909 году в сан священника латинского обряда. Покинул Россию в 1920 году, работал в Интернате Св. Георгия. В 1923 году перешел в византийский обряд по призыву Римской курии. В 1929 году переведен в Рим в семинарию Руссикум и монастырь Гроттаферрата для издательской деятельности.

[4] Священник Александр Волконский (1866-1934) – бывший полковник Генерального штаба. Присоединился к Католической церкви в Риме и посвящен в сан священника византийского обряда. Активный деятель русского апостолата.

[5] Моя вина (лат.)

[6] Дан. 5;25-26

[7] Папская Русская коллегия в Риме для подготовки священников византийско-славянского обряда

[8] Имеются в виду граждане СССР, оказавшиеся после II Мировой войны на территории, занятой союзниками. Им грозила принудительная депортация в СССР, но благодаря помощи западных европейцев, многим из них удалось натурализоваться или выехать в Новый Свет.

[9] Протоиерей Владимир Длусский (1895-1967) – Род. В СПб. присоединился к Католической церкви в эмиграции, закончил семинарию Св. Василия Великого в Лилле. Рукоположен в священники по латинскому обряду. Служил по византийскому обряду в Германии.

[10] Протоиерей Виктор Рихтер (1899-1976). Род. в Одессе в семье морского офицера. Крещен в Синодальной церкви. Во время Гражданской войны служил офицером на белогвардейском корабле «Генерал Алексеев» и ушел на нем в Бизерту (Тунис). Присоединился к Католической церкви и закончил Семинарию Св. Василия в Лилле. В 1929 году посвящен в сан священника по латинскому обряду, получил назначение в Интернат Св. Георгия. В 1949 году кард. Тиссеран возвел его в сан протоиерея. Похоронен в Медоне (Париж).

Возражения о. Владимира Длусского на доклад о. Павла Гречишкина и ответ на них последнего 1951 г.,

Audiatur et altera pars

По поводу статьи Митрофорного протоиерея отца Павла Гречишкина.

Возражения отца протоиерея Владимира Длусского и мнение отца Сергия Оболенского.

Берлин, 28 мая 1951 г.

Высокочтимый о. Протоиерей,

По поводу Вашего доклада хочу высказать некоторые заключения, а также разобрать положения вами изложенные;

1. Русское католичество восточного обряда может нормально развиваться, с благословения Божьего, лишь:

а) на родине, среди русского народа и

б) создаваемое самими русскими.

Так думал я в 1923, так думаю и теперь. В эмиграции сохраняются традиции, а не создаются.

За границей, в виде редкого исключения, как в Париже, при имении хорошо и по всем правилам восточным устроенной церкви, при обеспеченном хоре и священнике, наделенным литургическими и вокальными и другими способностями, может создаться центр привлечения к восточному богослужению православных.

2. Надо различать старую эмиграцию от новой. Многое что Вы говорите о строгом соблюдении обряда и обычаев верно для первой, но не для второй. Как ни печально, но надо признать, что и мы принадлежащие к старой эмиграции ждем своего естественного конца-смерти. Это удел всякой эмиграции. Надо достойно приготовиться к переходу в лучший мир, принеся плоды, достойные покаяния. Через два года исполнится 40 лет с последнего мирного года, тем кому было 20-30 лет будет 60-70 лет.

3. Будущее принадлежит новой эмиграции, и не столько ей, сколько населению, оставшемуся на родине.

4. Мы сейчас ничего не можем решать о будущем, так как, если Советский Союз, в своей теперешней форме останется незыблемым, то всякие предположения тщетны. Если бы произошли серьезные изменения (для которых я лично пока не вижу никаких оснований), то будущая структура, политическая и правовая, остается великой тайной. Окончательные границы даже нельзя теперь и предвидеть. Теперь советские броневики стоят в 100 километров от Франкфурта-на-М[айне], а там рукой подать и до Рейна! Не надо преувеличивать мощь СССР и преуменьшать силы Европы, но надо признать, что большевики, благодаря соглашениям Ялты и Потсдама, далеко прошли вглубь Европы, внося всюду свою советскую систему и уничтожая католичество. Преждевременно строить планы на будущее. Нынешняя советская власть не допустит католического духовенства, для чего в Германии делались уже попытки (для немецких пленных). Победят ли потом крайние правые? Сомневаюсь: носители идеи монархической вымерли, а новые люди наверное ей чужды. Для Католической Церкви вполне приемлема лишь подлинная религиозная свобода как в Соединенных Штатах.

5. Католическая Церковь стремится к унии. Если последняя не осуществляется с иерархией отделенных церквей, тогда церковная практика прибегает к отдельным обращениям. Можно сказать, что Россия была страной унии, а Советский Союз страной миссии. Другой вопрос, и не нам его решать после всех событий, будет ли Католическая Церковь иметь силы (люди и средства), дабы вести апостольскую работу в столь обширной стране? В 1939 г. по переписи в Советском Союзе, 10 на 100 родилось еще в XIX веке. С каждым годом уменьшается число подлинно крещенных и знавших, м.б. и несовершенно учение православной церкви и привязанных к родному обряду. Папа Пий XI сказал, что Церкви нужны святые, можно добавить: а для обращения Востока нужны чудотворцы. Нельзя делать прозелитизм смехотворным, видеть одних лишь «стрелков». Если православные не ищут Вселенской Церкви и удовлетворяются тремя течениями в своих православных церквах: то есть, реакционно-реставраторским (карловчане), либерально-имковским с неуловимым прикосновением к масонам (евлогиане) или советофильским и большевикопослушными (патриаршая церковь), то едва ли они пойдут в Католическую Церковь. Прозелитизм прекрасно практиковался православною церковью на Подкарпатской Руси[1], когда арх[иепископ] Виталий[2] отторг от Католической Церкви десятки тысяч униатов, ныне вкушающих прелесть подчинения Москве. Что, по сравнению с этим, несколько сот присоединений к Католической Церкви в эмиграции! Но православные кричат о прозелитизме католиков.

6. Русская эмиграция существует за границей более 30 лет. Если за это время, в широкой массе ее господствует страх перед латинизацией, (где она?), страх измене родине и православию, проистекающие из апатии религиозной и нежелания ближе познакомиться с учением Католической церкви, хотя они с последней, в разных формах ее деятельности соприкасаются очень часто, - если события на нашей родине их ничему не научили, то боюсь, что едва ли мы сможем их в чем-нибудь убедить,

7. Лично я, согласно правилам Церкви, считаю формальное присоединение к Католической Церкви с достаточной подготовкой, совершенно необходимым. Это - проявление гражданского и религиозного мужества; малая доля мученичества (мартир – свидетель). Вспоминаю мое личное присоединение, никогда в нем не раскаиваюсь, всегда благодарю Бога, за дарованную Им милость. Я каялся в схизме, к которой принадлежал и искренно целовал Евангелие и Крест как присягу верности Католической Церкви.

8. Если местный епископ (по каким соображениям ему виднее) допускает непосредственное исповедание и причащение некатоликов, то это возможно лишь в том случае, если нет непреодолимых препятствий, (где и сам Папа ничего поделать не может), я говорю о разводах! Вспоминается шутка Тэффи, когда в обществе представляют: "Это Зя жена моего Зяго мужа". Я не думаю, что это бывает в Вашей практике, но с точки зрения католической совершенно немыслимо давать отпущение грехов и Св. Причастие лицам живущим в конкубинате[3]. Когда-то вся Англия отпала от Католической Церкви лишь потому, что Папа не мог расторгнуть законный брак и разрешить Генриху VIII жениться на Анне Болейн.

9. Если русские, родившиеся до революции подлинно крещены, то что сказать о новых людях? Полагаю, что если нет удостоверения от православных церковных властей, то таких людей надо перекрещивать под условием. Таинство крещения так важно, что иного решения не предвидится, хотя многим это и покажется излишней строгостью. Другой вопрос тоже великой важности - это действительность рукоположении после революции. В 1940 г. из 46000 правосл[авного] духов[енства], осталось приблизительно 4300, За эти годы их число еще уменьшилось. Так что подлинное старое духовенство скоро и вовсе исчезнет, В Вашей докладе Вы упомянули еписк[опа], а потом митроп[олита] Серафима (Ляде)[4]. В свое время представители Патриаршей Церкви усиленно распространяли слух о недействительности епископского рукоположения епископа Серафима. Одно авторитетное лицо мне подтвердило, что Московский патриарх стоял за недействительность рукоположения. Это лишь подтверждает на какие трудности натолкнутся, особенно иностранцы, в определении подлинности православных рукоположений после событий 1917 г.

10. Известно, что большинство русских католиков предпочитают латинский обряд. Не только красота обряда, не только большое созвучие его с их духовным складом, но и сознание, что едва ли будет возможно возвращение на родину, да и изменения там так велики, что, может быть, предпочесть закончить жизнь на чужбине, и поэтому латинский обряд еще более сродняет с той страной, где эмигрант нашел себе приют. Принятие латинского обряда объясняется и матримониальными соображениями, дабы не нарушать единство семьи. Поучителен пример, столь родственной нам Болгарии; до 1939 г. там было 36 тысяч болгар латинского обряда и 6 тысяч восточного. Такое соотношение может возникнуть и в будущей России.

Если наша цель благо Католической Церкви и спасение душ, то обряд лишь средство проявления благочестия. Безумно было навязывать латинский обряд, как это делали крестоносцы в XIII в., но в такой же мере было бы безумием препятствовать верующим входить в Католическую Церковь западными вратами. Мне пришлось встречаться с новыми людьми, восхищающимися западн[ым] обр[ядом], тем более, что восточная традиция была им чужда. Лично я не имею намерения менять обряд, если не буду, на старости лет, к этому принужден обстоятельствами. Вообще привязанность русских к восточному обряду далеко не так очевидна. Не говоря уже о массе безбожников и равнодушных, в старой России миллионы и миллионы уходили в сектантство и раскол. Это были обычно простые люди, - значит, любовь их к обряду была не велика.

11. Не надо забывать, что на безграничных пространствах нашей родины имеются еще сотни тысяч католиков латинского обряда, десятки лет лишенных своих пастырей и поэтому едва ли сведущих в католическом катехизисе. Потребуются сотни и сотни священников латинского обряда, хорошо знающих русский язык. Иностранцы, изучающие восточный обряд, волею судеб должны будут работать там, где будет крайняя нужда. Соседние государства, (если советская система еще продлится хотя бы одно десятилетие), настолько будут дехристианизированы, что не смогут дать даже и малого числа духовенства для работы в России. Конечно, могут спросить, - почему надо посылать испанцев восточного обряда в будущую Россию, когда в Аргентине такая вопиющая нужда в духовенстве, - один священник на 120000 верующих («Петрусблатт», Берлин, 9.4.1951). К тому же в Аргентине тот же испанский язык.

Этот вопрос должны решать иерархи Католической Церкви, а не мы. Можно лишь приветствовать посылку из Голландии католических священников во Францию, где 12 000 приходов лишены настоятелей. (См.: П.Дюнкор, ОИ Кризис духовенства во Франции).

12. Идея поддержки в православии католических начал была давно, 25 лет тому назад, высказана моим хорошим знакомым и коллегой по юридическому факультету в Праге доктором юридических наук Валерием Вилинским в его брошюре, но он полагал, что для успеха унии надо оставаться в православной церкви и создавать там течение, благоприятное общению с Католической Церковью. Должен сознаться, что вообще интереса, а тем более симпатий к Католической Церкви среди православных, в течение 28 лет, я, к сожалению, не встречал. Если кто и восхищался, наивно и поверхностно, то лишь ее организацией, ее влиянием на политику, все сильно конечно преувеличивая. Вроде тех многочисленных иллюстрированных журналов, которые запечатлевают бьющий на глаза эффект: вечную швейцарскую гвардию, Папа на «седе гестаториа[5]» и т.д.

13. Неправильно говорить, что мы де кого то совращаем (стр.11),-термин грубый и циничный, - и этим ослабляем православие. Вы сами насчитали только в Вашем районе 10 православных церквей всяких толков, - сколько же их всего в Париже? Может быть 50? Ослабления православных приходов не видно. Плохо мы их совращаем! Иерархи православные могут спать спокойно. Интересно отметить, что несмотря на вечные жалобы на бедность, кто-то оплачивает эти десятки эмигрантских церквей и содержит многочисленное духовенство.

14. Главная причина отталкивания православных от Католической церкви это не только предрассудки, боязнь оторваться от своего стада, но, глазным образом, ее дисциплина. Когда некоторые православные говорили о католическом прозелитизме, приходилось их успокаивать, говоря, что из 10 русских эмигрантов может быть 6-7 никогда не смогут быть принятыми в лоно Католической Церкви и самим Папой именно из-за запутанности семейных отношений, разве что перед смертью.

15. Католическая Церковь должна идти вперед, и возвращаться к Х веку невозможно. Если Католическая Церковь когда-нибудь и сможет вызвать сочувствие и уважение в новых людях, то конечно не староверием и щепетильным исполнением скорее бытовых, чем даже обрядовых мелочей, (новым людям мало известных), а в тех областях жизни, где православная церковь не сумела создать живого и хорошего дела, будь то организация и воспитание молодежи (где была она в России?), образцовые школы, больницы с католическими сестрами, приюты для детей, ясли и т.д. Все это имеется уже в СССР, и может быть даже совсем не в плохом виде, но что уж безбожным, это наверное. Меньше ………..появление иностранцев со складными иконостасами. Обрядом никого не удивишь.

16. Разнообразие орденов и конгрегации, куда люди могут поступать сообразно своим способностям, может действительно показать русским духовную мощь Католической Церкви. Заметим, что занятые своей деятельностью очень немногочисленные ордена подготовляется к работе на востоке Европы. Когда такие возможности откроются, тогда уже будет поздно подготовляться.

17. В эмиграции, особенно во Франции, православные показали свою жизненность и создали многое, чего не было прежде (может быть, невольно поддаваясь внушениям Запада). Я всегда ценил и уважал в православных их почитание и поддержку духовенства и церквей, часто из грошей. У русских католиков какой-то странный подход: Католическая Церковь, де, богата и они, так сказать, любят приходить на готовенькое. Кстати, если Ваши прихожане обладают этой православной добродетелью: любовью к пастырю и церкви, и, не имея нужды материально поддерживать своего настоятеля, имея прекрасный храм, наверное, свыше оплачиваемый хор, то почему бы им не пополнить доброхотными подаяниями Вашу церковную кассу? Повторяю, Ваш приход - явление исключительное, в смысле благоустроенности, созданное трудами Высокопреосв[ященного] Александра[6].

18) Путь к Католической Церкви через православие может быть и верен, но мало исполним. Старая эмиграция, знавшая и ценившая обряд вымирает и скоро исчезнет совершенно. Один иностранец иерей, хорошо знающий положение русской православной молодежи во Франции, говорил, что лишь пять на сто получают что-то похожее на религиозное воспитание и обучение. Все их православие заключается как бы в отталкивании от католичества.

19. Ваша оценка легкости обращений новых русских, справедлива. Да им импонирует сила. Они (не все конечно, я знал хороших и искренних людей) легко переключаются, чтобы стать приятным собеседнику, привычка ассимиляции, как следствие тяжелой жизни последних десятилетий, а что в их сердце, один Господь знает! То, что им приятен и ближе свой советский священник, это понятно. Все это едва ли имеет что общее с обрядом. Советский иерей, живший в СССР, лучше их поймет и обратно.

20. В одном месте Вашего доклада Вы жестко прошлись насчет униатов. Не разделяя никоим образом галицийского шовинизма, чуждого мне, как и всякий другой, надо признать, что они хорошо сохранили за 350 лет восточный обряд, хотя и были погружены в море латинства, сперва польского, а затем австрийского. Никогда мостом к латинству галичане служить не могли, так как, если они частично и изменили некоторые обрядовые стороны, одинаково ненавидели схизму Москвы и латинство Варшавы. Что останется от унии, если пройдет еще 20 лет? Как восстановить потерянное, кто пополнит страшную убыль в духовенстве? Нужны будут сотни, и, может быть, тысячи, а откуда их взять?

21. Все что Вы говорите, может быть иногда слишком резко и прямо, об иностранцах восточного обряда, в общем верно. Я, однако, не впадаю в национализм и далеко не разделяю Вашу точку зрения, что вообще никакой иностранец органически неспособен к восточному обряду. Я знаю иностранцев, прекрасно служащих, и служба их нравилась русским. Если иностранец, обладающий нужными способностями, хорошо, а не как многие наскоро, изучит обряд и будет служить благочестиво, без особого, режущего ухо, акцента, а, главное, как сказал правильно епископ Павел, будет добрым пастырем и, добавим, сердечным, то они найдут путь в сердца новых русских людей, которым, нравится нам или нет, принадлежит будущее. Замечу, однако, нельзя возлагать излишние надежды. В Берлине, во время войны на одном заводе было 400 советских рабочих; предложили пойти в церковь, вызвался один, и ему было около 60 лет. Правда, не мало ходило в православные церкви, но это было нечто вроде клуба, многих старые эмигранты приглашали к обеду, давали кое-какие вещи и т.д. Пишут, в Москве на Пасху церкви переполнены, но их 35 и, наверное, не из самых больших; если пришло 45 000, то места всем не хватит, а эти пришедшие составят всего один процент населения. За эти, почти 35 лет злобной, безбожной пропаганды не мало душ отравилось безразличием и много десятков миллионов отпало от церкви. Со всяким другим народом было бы то же самое. Мы знаем и положение религии на Западе, иллюзий нет, верующих обычно, за редким исключением, незначительное меньшинство.

22. Совершенно согласен, что грешно, легко и бесконтрольно давать разрешения на служение вост[очном] обр[яде] иностранцам (особенно, когда не видно сейчас в этой никакой нужды), особенно это применимо к иереям принадлежащим к орденам (как бы церковь в церкви). Надо помнить, что только те иностранцы могут получить право на служение, которые имеют особые данные для достойного служения национального обряда. Далеко не всякий может иметь эти способности, что, однако, не помешает быть нужным и полезным в других областях.

23) На стр. 14 Вы упомянули что «нас обошли» (в отношении благотворительности). Сообщаю Вам, что я 8 лет не получаю денег на хор. То, что я получал раньше, хватало на оплату 4 певчих лишь на воскресной Литургии. Никаких иных богослужений, кроме 25 дек[абря], 6 янв[аря][7], и Страстной седмицы (последние три дня), я совершать не мог. Никогда не было и псаломщика. В другие дни служба совершалась в одиночестве, как отшельники на Афоне. Сектант взял библию, собрал верующих и может начинать проповедь. Восточный обряд, имеющий 20-вековую давность, должен осуществляться в известных условиях, обычно требующих значительных средств, которых мы лишены. Я видел иконостасы из фанеры и картона, с литограф[ическими] образами, украшенными бумажными цветами, все это было ужасно и неубедительно. Руссикум и Парижская церковь - редкое исключение; нормально нам, как на фронте, приходится кое-как приспособляться, и поэтому верующим надо примиряться с этими несовершенствами и более углубляться внутренне и не заниматься ненужной критикой. Помощь бедным в Берлине давалась раньше через «Каритас Фербанд[8]», и к распределению сумм (в несколько марок) я не имел никакого отношения. Мною было сказано, что я этим лишаюсь возможного общения с русскими, свыше (Mgr. d’Herbigny) дали понять, что все должно остаться без изменения. Вся и эта помощь прекратилась во время Второй мировой войны.

24. На стр.16: «в нашем приходе отсутствуют стрелки», сообщаю, что и в Берлине их не было, а те, кто присоединился, были люди верующие, порядочные, но конечно не староверы в смысле обрядовом. Не раз замечалось, что иностранцы скорее пренебрегали русскими католиками, впадая в другую крайность щепетильности, если ими не руководили иные соображения. Если местное начальство разрешает Вам именоваться православно-вселенскими, то и слава Богу! Одной вещи надо опасаться: люди смертны. Уйдет в лучший мир настоятель, и если в душах прихожан нет серьезного фундамента католической веры, они спокойно разойдутся в разные стороны, благо, что присяги на верность Католической Церкви они и не давали.

25. На стр.18, о русском шарме... Вы благоразумно и вовремя покинули Вену, так что не смогли ближе познакомиться с шармом «освободителей» с Востока. Австрийские, немецкие, венгерские и другие женщины, вплоть до 80-летних старух, едва ли разделят Ваше мнение.

26. Боюсь, что наши отделенные братья старой эмиграции всегда останутся недовольными, как бы мы себя не именовали. Ведь всякий знает, что католики латинского обряда, в своей мессе, называют себя православными (ортодокс). Когда в Москве успешно развивалось русское католическое дело, пока оно не было большевиками вовсе искоренено, называли ли они себя православными, признающих Папу? Все это прения о словах, и если это наименование православно-всел[енский] кого то привлекает, то почему себя так и не наименовать, но что это будут за католики, если они этого слова боятся?

27. Многое, что Вы говорите на стр.19-21 принимается мной. Какое отношение будет к иностранцам и к нам самим, сейчас сказать трудно. Я, однако, более бодро настроен. Уверен, что напр[имер], испанец восточного обряда, увидит беспастырство советских граждан, когда то латинского обряда, перейдет в свой родной обряд и принесет нужную пользу. Все же надо признать, что удивительно, когда наш заслуженный протоиерей о. Николай Братко ежедневно служит французским: сестрам латинскую Мессу, а десятки иностранцев принимают сейчас, без нужды, вовсе чуждый им восточный обряд, (а нужда в латинском духовенстве всюду так велика!), и затем мыкаются по миру.

28. Весьма правильное замечание о вежливости русских к священнику-иностранцу, восточного обряда, часто подающее ложные надежды.

29. Стр. 25, относительно использования сил русских католических священников. Должен заступиться, всякий стоит у какого-то дела, пусть и незаметного. Наше начальство не может возбудить интерес у православных к Католической Церкви, которого нет... Что касается пожелания всеми, т.е. и иностранцами, одобренным в Риме [в ] нояб[ре]1950 г., прокуратора при Восточной Конгрег[ации] (предложение было формулировано ректором Руссикума, о. Веттером[9]) , будем терпеливо ждать исполнения этого общего желания (причем, конечно, ничто не предрешая, намечался кандидат, имеющий опыт в этих делах). Через почти 35 лет после революции русское католическое движение может быть находится едва ли в лучшем состоянии, особенно же в смысле отсутствия русского католического духовенства. Если нет русских призваний, то надо лишь молиться об этом.

30. В виду того, что у Вас с Братко в церквах есть иконостасы, замечание о священнике, который за 20 лет не создал иконостаса, надо считать братским камнем в мой огород. Первые четыре года я служил в латинской часовне св.Бенедикта; затеи мне удалось получить малую комнату, где и была устроена небольшая часовня восточного обряда. Она была так мала, что не могло быть и речи об иконостасе; престол пришлось придвинуть к стене, за ним стоял семисвечник, так что кадил с трех сторон. Восемь лет тому назад все погибло, при налете, и я снова служу в латинской часовне одной больницы. Когда мы устроили нашу часовню восточного обряда, всеми очень любимую, тогда же была получена помощь из Рима 400 марок (около 90 долл.), но все остальные расходы, раза в три превышающие эту сумму, были покрыты из доброхотных, очень скромных пожертвований и свечного сбора. Наш район уничтожен на 90 проц[ентов].

31. Относительно внешнего вида священников: существовало, как мне передавали, правило, изданное Православным Синодом, что православное, духовенство за границей должно носить сюртуки, а не рясы.

Это правило православным духовенством в эмиграции не исполняется. Католический священник восточного обряда должен сообразоваться с местными обычаями Католической Церкви и напр., в странах протестантских, как и прочее католическое духовенство, облачаться в штатское, сохраняя отличие священства, в виде священнического воротничка и черной вставки. При активной работе, посещениях и т.д., ряса будет привлекать внимание, что едва ли приличествует смирению и скромности. В Турции мужчины, в ту жару носят из разноцветного ситца, платья наподобие женских, но такое же платье в Лондоне или Берлине едва ли уместно. Если уж быть строгим восточником, то за образец надо брать греческое духовенство. Разноцветные рясы в прежней России явление мало церковное. Главное, чтобы священник всегда и всюду держал бы себя достойно. Те, которые признают священника лишь, если он в рясе, пусть лучше остаются там, где они находятся, им едва ли есть место в Католической Церкви.

32. На стр. 25, упрек о создании каких то научных институтов богословия, вместо приходской жизни, мне неясен. Если Вы намекаете на деятельность архимандрита Христ[офора] Дюмона, то это не мешало его викарию о. Кулику заниматься пастырской деятельностью. Общество св.Николая (в Берлине) ничего общего с богословским научным институтом не имело. На ежемесячном собрании собирались верующие, читались доклады из жизни святых или освещались церковные вопросы (Папские энциклики), Эти собрания играли очень важную роль, сблизив людей, и этим создалось такое единство, обычно не достающее среди эмиграции.

33. На стр. 26 (большими буквами) - о создании нескольких образцовых приходов, всецело мной принимается, но, конечно, все это остается в области чистых возможностей, абстрактного характера. Ваша идея не разбрасывать силы правильна. Это верно и для расходования материальных средств.

34. Конечно Россия, точнее СССР, не Африка, но в католическом отношении куда хуже. В Африке 14 миллионов католиков и почти 10 тысяч духовенства; нам далеко до них. Нет стыда нести истину людям, не знающим Христа и знакомить их с догматами Католической Церкви, думаю, что полезно и старой эмиграции, часто подзабывших и свой православный катехизис, возобновить его в своей памяти, Я знал случаи вопиющего невежества,

35. Все что Вы говорите о Руссикуме, об удушении, искалечении должно найти ответ хотя бы у Вашего бывшего помощника о. Кулика[10], воспитанника Св. Георгия и Руссикума. Я лично с благодарностью вспоминаю семинарию св. Василия в Лилле и оо. доминиканцев. Многого недоставало, мы были бедны, но отцы мудро давали нам, людям уже не совсем молодым, достаточно свободы, в духовном смысле. Те, кто хотят с помощью Божией, разумно ею воспользовались и приобретали знания и философские и богословские, а главное, впитывали в себя за эти 5-6 лет дух подлинного католичества, направлявшего их для дальнейшей нелегкой, часто отшельнической жизни в миру, среди общего равнодушия и даже неприязни. Обсуждение методов семинарского воспитания далеко выходит за пределы затронутого вопроса. Заметим, однако, что без воспитания воли и развития ума никакое образование невозможно. Армия также прошла западную школу, начиная с Петра I. Если в прежней России и вырабатывались добрые пастыри (далеко не часто!), то это надо отнести скорее за счет русской мягкости и естественного благочестия. Заслуга православной семинарии незначительна. Митрополит Антоний дал убийственную характеристику последних, как питомников революционеров и атеистов.

Судьба русского католичества тесно связана с судьбой Европы; то что, мы переживаем величайший в истории и духовный и политический кризис ,очевидно всем. По сравнению с трагедией современного человечества меркнут все другие вопросы, особенно так называемого бытового исповедничества , исчезающего со старой эмиграцией. Мы, как русские, знаем, что в обрядовом отношении прежняя Россия стояла недосягаемо высоко и все это исчезло. Мы знаем что русская молодежь почти целиком, за малым исключением, уходила в революцию или ей сочувствовала и тысячи самоотверженных юношей и девушек, жертвуя собой, шло на террористические акты, экспроприации и, таким образом, они подготовляли теперешнюю действительность. Если какой-нибудь благочестивой старушке претит иерей, носящий шляпу-лепешку (по-видимому, что-нибудь действительно мало красивое!), то что можно к этому добавить? Пусть старушка и останется при своих старорежимных симпатиях, ей не долго жить и не ей принадлежит будущее! В революции сгорело все ненужное, а если бы вернулось неизменным и не преображенным синодальное православие, каким мы его знали, то напрасны были жертвы, столь многочисленные! Наша надежда, что советский народ будет искать новых путей и будет печально, если русские католики поднесут ему кусок заплесневелого хлеба. Никто не вносит нарочно новшества (это несовершенства нашей жизни), но надо же, наконец, понять смысл христианства, - а он во всяком случае - и не иконостасе – и не в отвержении шляпы лепешкой! Во всех странах будет жить подлинное католичество в той мере, в какой оно отображает вечные истины, все остальное, случайное, исчезнет, особенно националистическое самообольщение.

Никогда я не верил в богоизбранничество того или иного народа. Один был еврейский, и тот своей задачи не выполнил. После всех и взаимных разгромов и поражений все народы унижены и не могут претендовать на какую-то особую роль. Миссионеры должны нести доктрину так сказать чистого католичества, не примешивая сюда гордыни самохвальства и националистического тщеславия. Надо нести учение Католической Церкви, а не какую-нибудь культуру, а то, если всякий понесет свое, что получится? Тогда справедливо советский народ скажет: может быть, наша культура и незатейлива, но оставьте нас в покое. Цвет огня различен от разных химических составов, но всюду тот же огонь, так и католичество имеет свои оттенки, сообразно разным народам. Впоследствии, сохраняя верность восточной традиции, русское католичество найдет свой особый путь, не застывая в мертвенном подражании всему синодальному, но это вопрос будущего. В 1914 г. в Европе, беря восточной границей австро-германскую, было 6 миллионов католиков восточного обряда и может быть один с половиной миллиона православных (Австрия); ныне униаты силой приведены к покорности Московской Церкви, а железный занавес отделяет от общения с Римом десятки миллионов католиков (поляков, чехов, словаков, хорватов, словенцев, венгров, румын, болгар, галичан, русинов, литовцев, латышей, немцев и других). Если быть оптимистом и допустить, что духовенства (прошло 6 лет, еще через 15 лет) останется не 10 %, как в СССР, а всех 30, то и тогда убыль в священниках выразится в 30-35 000. Заполнение этой страшной убыли и будет, так сказать, ударная задача Католической Церкви. Надо будет сперва спасать, что принадлежало века к Католической Церкви. Не надо и истреблять духовенства, - хотя враги Церкви едва ли этим пренебрегают,- последнее нормально будет вымирать, к чему конечно будут приниматься нужные меры. Конечно, Господь всемогущ и может сократить годы испытаний, и как бы скоро и не пришло освобождение, Католической Церкви придется прилагать все усилия, чтобы залечить тяжелые раны и пополнить убыль в своих рядах. Вне всякого сомнения Св. Престол уже теперь думает об этом. Трудно себе представить массовую посылку миссионеров на Восток, когда тыл не будет приведен в порядок. Это предписывается здравым рассудком.

Пребывая в молитвенном общении, остаюсь преданным во Христе Вашим собратом,

О. Владимир Длусский

Берлин, Шарлоттенбург, Алт-Литцов н. 23.

------

О. Сергий Оболенский, прочитав экстренный номер «Нашего прихода», делится своими мыслями о нем.

По его мнению, выраженному в письме от 22.06. с.г. дальнейшая полемика не только не целесообразна, но может оказаться даже вредной для нашего общего дела. Поэтому он советует ее прекратить т впредь воздерживаться от каких бы то ни было возражений.

Редакция разделяет мнение о. Оболенского.

------

Напечатано: Осведомительный бюллетень: орган связи католических священников, работающих среди русских. Ном. № 4. 1 ноября 1951 г.(Рим)

Ответ о. Павла Гречишкина о. Владимиру Длусскому

Протоиерей Павел Гречишкин

Ул. Франсуа-Жерар, № 19

Париж 16

19 ноября 1951 г.

Предлагаю вниманию своих собратьев по работе среди русских, по праву частной переписки, мой ответ о. прот[оиерею] Длусскому на помещенные им в последнем ном[ере] «Осведомительного бюллетеня» № 4, возражения к моему докладу (См.специальный ном[ер] «Нашего Прихода» №-10).

Подчеркиваю, как и в предисловию к указанному журналу, что я ни в коем случае не претендую перебрать на себя связь между священниками, работающими среди русских. Не имея физической возможности писать свой ответ от руки, или печатать его в сотне экземпляров на пишущей машинке, я издаю его литографическим способом и прошу принять его как рукопись совершенно частного письма.

«Осведомительный Бюллетень» не находит возможным помещать мои письма на своих страницах. Этим объясняется издание мной собственными средствами специального ном[ера] «Наш приход», № 10. Этим же объясняется посылка мной настоящего письма.

Попутно заявляю, что специальный номер «Нашего прихода» был, вопреки утверждению экстренного листка «Осведомительного бюллетеня» от 31 мая с. г., разослан одним только священникам, работающим среди русских, и в виде исключения был вручен проф. И. В. Пузыне и г-ну Гаврилову М.Н., которых нашли нужным и возможным (?) официально пригласить, в свое время, на съезд в день прочтения моего доклада и которые, естественно, поэтому, по крайней мере, в интересах моего пастырского авторитета, должны быть в курсе нашей дальнейшей полемики по существу. Вина в этом не моя, и никакой ответственности за осведомление указанных светских лиц я не несу.

Прошу молитв и остаюсь в братском во Христе единении и любви во Христе Господе.

митр[офорный] прот[оирей] Павел Гречишкин.

--------

Высокочтимый отец Протоиерей,

Наша братская и насущнейшая, для нашего дела полемика в римском органе «связи между католическими священниками, работающими среди русских» официально закрыта.

Между тем Ваш доклад, напечатанный в последнем номере этого органа, нельзя оставить без ответа. Мысли выраженные в нем опасны и чреваты последствиями. Чреваты последствиями не только сами по себе, но и еще потому, что они пришлись некоторым из наших священников по душе. С ними согласны, их разделяют и в виде какого то шедевра помещают целиком на страницах «Осведомительного бюллетеня» в ответ на мой доклад, напечатанный там же в свое время в коротком и жалком конспекте.

Баш доклад, если не употреблять замысловатых выражений, можно резюмировать в следующих словах: Нэ тратьтэ, кумэ, сылы - сидайтэ на дно... Через два-три года эмиграция вымрет. Торопитесь заказывать гробы и готовьтесь к переходу в лучший мир...Будущее принадлежит не нам и даже не новой русской эмиграции...Православные русские эмигранты живут в конкубинате, по крайней мере, 6-7 из 10, а почти все наши русские католики нежно мечтают о латинском обряде. К латинскому обряду тянутся и те из новой русской эмиграции, для которых русское «синодальное» благочестие неведомо и поэтому чуждо. Такое синодальное благочестие вообще, по Вашему мнению, является «куском заплесневелого хлеба»...а, вот, напр[имер], латинский обряд представляется Вам, по-видимому, свежей пухленькой булочкой.(?!)

Что касается русских, оставшихся на Родине, то весь их шарм состоит, по Вашему мнению, в насиловании австрийских, немецких, венгерских и прочих женщин, вплоть до 80-летних старух, будто этого не делали те же самые немцы, или австрийцы в занятых областях России, или, вообще, солдаты всех передовых армий во всех странах и в любую войну. Разница была, может быть, в размерах и во вкусе. И сколь более гнусно во всех других отношениях поступали со своими врагами те же немцы или австрийцы - правоверные католики латинского обряда - поправшие личность и душу человека и погубившие в занятых областях России, Польши, Чехии и др[угих] странах миллионы невинных людей, не говоря уже о зверских издевательствах над евреями... А как поступали во время наполеоновского нашествия на Россию французы, -также правоверные католики латинского обряда-, обратившие все московские православные храмы, в конюшни, без всякой к этому надобности, с единственной целью поиздеваться над русской душей? О поведении тех же французов после первой мировой войны в Болгарии вышла в свое время книга одного участника, французского офицера, при чтении которой волосы встают дыбом от тихого ужаса. Это были носители западной культуры, и цивилизации…

Вы делаете поспешное заключение о России и русских, на основании революционных или военных событий (католическая Франция и католическая Испания вели себя не лучше) и имеете ложное представление о настоящем и перспективном положении вещей в Русской Православной Церкви. Вы слишком рано кладете в гроб русское православие, с его «синодальным» благочестием и мечтаете об «обращении» растерявшихся православных масс в католичество, по преимуществу в латинство. Ваши просимпатии именно к такому «обращению» известны. Они вылазят из каждой строки Вашего доклада, как шило из мешка...

Вы. сами были согласны, со мной, когда писали, что люди из-за железного занавеса научены практикой советской жизни приспосабливаться и часто говорить приятное, совсем не разделяя в душе этого приятного. И если один или два из таких приспосабливающихся Вам, действительно, «признались», что им больше по душе латинский обряд, чем «синодальный» русский, то нужно ли об этом писать, придавать этому значение, строить заключения, вводить, можно сказать, в заблуждение и духовные власти и своих собратьев по работе? Не нужно строить иллюзий на этот счет. Больше того,- лучше пожертвовать двумя-тремя любителями латинского обряда, если они, действительно, найдутся, чем давать остальным ложный повод двусмысленности в нашей работе.

Об этом Вы пишете вскользь и как бы между прочим, но не спроста, и даже приводите доказательства в.пользу именно латинизации России и русских: «Не нужно препятствовать верующим входить в Католическую Церковь западными вратами»... «Привязанность русских к восточному обряду далеко не так очевидна»,. и т.д. Что это - серьезное убеждение, или та же приспособляемость, с целью понравиться кое-кому и сказать приятное?

В царстве богоподобного Сталина нет для верноподданных другой свободы, как только превозносить, величать, и кадить своему кумиру и, вот, читая Ваш доклад, чувствуешь такой же дым фимиама от Вашего каждения латинству, прилежащим властям и всем более или менее влиятельным людям католического мира... Каждение Сталину отнюдь не свидетельствует о том, что все русские молятся на него и не значит, что Сталин выиграет. Точно также и Ваше каждение не принесет особенной пользы ни Вам лично, ни латинству. Этот дым от Вашего фимиама только вскружит некоторым головы. У некоторых слюнки потекут от предвкушения затаенных и старых, как «заплесневевший хлеб», вожделений на счет «обращения» России.

Нужно здраво и смело смотреть действительности в глаза. Серьезно готовиться к будущей работе в России. Не спать и видеть хорошие сны, а реально работать над собой и для дела, которое может и должно иметь успех только при известном подходе к нему. Путь приобщения России и русских к Католической Церкви единственный: искренняя и неподдельная любовь к России, к русским и к православию. Только такой любовью мы сможем снискать души верующих русских людей для нашего дела. Нужно стараться видеть во всем русском хорошее и, по возможности, закрывать глаза на плохое. Предоставим самим русским каяться, за себя. Берите в этом смысле пример - очень трогательный и разумный - со священников-иностранцев, работающих вместе с нами среди русских. Их можно порицать, как это я делаю с полной и совершенной откровенностью, за их участие в нашей литургической пастырской деятельности, но им никак нельзя отказать в жертвенности и искренней любви к России и православию. Необходимо понять ,что путь такой любви к России, русским и православию вытекает прежде всего из любви к католичеству.

Для Вас православие, с его «синодальным» благочестием является препятствием к воссоединению русских с Католической Церковью, - для меня оно является как раз залогом этого воссоединения. Победит не порицание, не упреки и отвержение, а осознание силы православного духа, церковной русской культуры, традиций...( от обряда до нраво- и вероучения включительно. Понятно, я здесь имею в виду католическое православие). В этом осознании - единственная база, единственная исходная точка, от которой следует исходить.

Я знаю, что многим из наших священников, не углубляющимся в нашу работу, и не учитывающим ее перспектив, плавающим на поверхности, а также некоторым из так называемых приспосабливающихся хотелось бы запустить в меня камнем, обвинить в латинофобстве, если не католикофобстве.... Я слышал уже не раз по беспроволочным флюидам безвоздушного пространства суждение о том, будто мне не место в Католической Церкви. Эти рассуждения носят личный, узкозорый характер людей, которые дальше своего носа ничего не видят и хотят нравиться, но и этого не умеют сделать как следует.

Я также принял католичество и также, как и Вы, никогда об этом не пожалею, но каяться мне было не в чем. Я был православным католиком и остаюсь им. Я останусь им, если мне даже придется быть в опале, к чему сейчас со многих сторон ведутся всевозможные происки и поползновения. Я могу уйти в частную жизнь, но убежденным католиком я останусь до своей смерти, с открытой русской душей и своими прямыми и бесхитростными суждениями о нашей работе и о пользе католического дела. Я ежедневно умом и сердцем повторяю Исповедание Католической Веры, которое, с момента сознательных дней моей жизни было моим исповеданием и которое не только не противоречит моему православному сознанию, но, наоборот, подчеркивает его и считаю, также как и Вы, день моего воссоединения с Католической Церковью самым счастливым и поворотным днем в моей жизни, определившим раз и навсегда мои путь к грядущей Вечности. Мне даже неловко говорить об этом, но находятся люди, которые вынуждают меня велегласно и торжественно повторить клятву верности Католической Церкви, Ее Верховному Первосвятителю и своим духовным властям. Доверием этих властей я всегда пользовался и пользуюсь и никогда не злоупотреблю им. Как воин католического дела я всегда беспрекословно подчинялся и всегда безоговорочно подчинюсь любому распоряжению властей.

Странным, конечно, кажется для католиков латинян или латинствующих, да и для многих православных, видеть человека каких-то новых веяний - не то католика, не то православного. И то, что кажется странным для них, для меня является таким естественным и нормальным. Перегородка, воздвигнутая руками человеческими между Католической и Православной Церковью, упирается основанием в землю, но никоим образом не уходит в небо. С этого неба одинаково светит солнце и на тех, и на других и дождь орошает одинаково поля и по одну, и по другую сторону средостения. А когда подымаешься духом за эту перегородку, то она кажется незаметной линией, совсем сливающейся с землей и сверху кажется, что так легко и просто переступить ее. Нужно только уметь дерзать. О, не поймите этого превратно. Перегородка существует, конечно, и не в одном только воображении. Но состоит она из сущих пустяков,- из тех же наших обоюдных грехов, как дух противоречия, с одной стороны и дух превосходства и гордости - с другой. Если этого духа противоречия у православного нет, то он - католик, ибо его православные догматы являются одновременно и католическими догматами. Ему не нужно насиловать свой ум, чтобы осознать естественное развитие догматов, определенных позже Католической Церковью. С другой стороны, дух надменности, превосходства, гордости у носителей истины свидетельствует только о том, что в их кармане имеется удостоверение принадлежности, признаваемое на земле, но совершенно недействительное на небе. К чему истина, если нет любви? Знание назидает - любовь надмевает.

Вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что православие переживает предсмертную агонию. Оно выйдет из всех страданий, выпавших на его долю, еще более укрепленным и закаленным. Русская Православная Церковь переживает счастье беспримерных мук и страданий, приближающих ее к Богу, Православная Русь искупает грехи - вольные и невольные - и в этом подвиге искупления уподобляется распинаемому Христу, с той, конечно, разницей, что Христос страдал за других, в то время как Православная Русь страдает за себя и ради себя. Не будем добивать ее в этом спасительном искуплении упреками и нападками. Такой путь искупления грехов ждет каждого из нас, но в этом так в будущем веке. Будем только молиться, чтобы в ниспосланных страданиях за грехи и ошибки, от которых избавлен только один безгрешный Господь, Православная Русь и Православная Церковь принесли плоды достойные покаяния. Будем молиться также, чтобы, одним из этих плодов было осознание русскими католической истины, содержащейся в самом православии, но скрытой от взора пеленой человеческих страстей, в частности духом противоречия. Будем помнить, что мы очень часто сами толкаем православных на отрицание и отвержение католичества, подходя к ним не с любовью, а с упреками; не с братским чувством спокойствия, терпеливости, смирения, расположения, а с чувством превосходства и, часто, гордости.

Вы впадаете в крайний и ложный, весьма опасный и чреватый последствиями пессимизм отчасти потому, что Вы окружили себя старушками, о которых Вы вспоминаете несколько раз в своем докладе. Для Вас будет неожиданным откровением узнать, что в нашем церковном доме в Париже мы очень часто слышим звонкий смех детей самого различного возраста, часто собираем молодежь для полезных и невинных развлечений, вплоть до танцев. В нашей церкви почти ежевоскресно подносят к Чаше птенцов, умиляющих всю церковь трогательным причастием. Среди наших прихожан имеются семьи, насчитывающие 4-х (семья г-на Тираспольского), 3-их (семья Бошер), и т.д. детей. В нашей церкви крещено свыше 60 детей, со всеми из которых мы стараемся поддерживать связь и большинство из которых прекрасно говорят по-русски и совсем не собираются латинизироваться.

Скажете - исключение... Но в Вене у меня было такое же явление. Нужно, просто, иметь желание, настойчивость, оптимизм и любовь к труду для того, чтобы привлечь к нашей работе и молодежь. Ее не мало среди эмиграции, но она заброшена всеми и считается, как беспризорная, по разным вечеринкам и клубам, развлекаясь, как может. Нужно выискивать ее, проникать в ее сердца и души, привлекать к себе. Трудно конечно, но невозможно. Не важно, что эта молодежь - православная, что она не может, на первых порах, служить объектом прозелитизма, - этого как раз и не нужно делать. Понятно, если Вы станете на официальную точку зрения и будете поносить, или даже делать кислую мину в отношении к православным, то эта молодежь не пойдет к Вам.

В этом отношении большую и полезную работу проводит в Париже Институт Св.Георгия. Такие интернаты не только здесь, в эмиграции, но и в нашей будущей работе в России, могут оказывать неоценимую услугу нашим объединительным начинаниям.

Несправедливо Вы намекаете на то, что я приехал в Париж «на готовенькое»...Во первых, я против своей воли, повинуясь распоряжению духовных властей, принял парижский приход. Вы не представляете, какая сложная и деликатная работа, требующая неимоверных усилий и способностей, тактичности и терпения, а, главное, трудоспособности, окружает настоятеля парижского прихода... Во вторых, кто же может отрицать, что за 20 лет пребывания в лоне Католической Церкви я работаю, не покладая рук, и не одни только «вокальные», как Вы пишете, способности собирают вокруг меня верующих, а живая струя подлинной любви ко всему русскому и к православию, в частности. Вы забыли Вену, куда я приехал в свое время положительно ни на что. Ни церкви, ни иконостаса, ни средств, ни верующих. А за 16 лет я создал всё и, будь не война, венский приход был бы одним из лучших в русско-католическом рассеянии. Я, конечно, совершенно уверен в том, что никто не разделяет этого Вашего намека по моему адресу, но не скрою, что мне было горько читать эти Ваши строки о мне и моей работе.

Но этот Ваш намек дает мне право быть и со своей стороны прямым и совершенно откровенным в отношении Вас и Вашей работы в Берлине. Вы говорите о каких то фантастических средствах в Париже, об оплате хора, содержании священника и жалуетесь, что всего этого Вы не имеете в Берлине... А зачем Вам, собственно, средства? Для того чтобы заказывать гробы для себя и окружающих Вас старушек?!

Нет, отец Протоиерей, я не собираюсь сдаваться. Конечно, каждый из нас не застрахован от случайностей - все мы под Богом ходим - но я еще твердо надеюсь побывать в России и поработать для сближения русских с Католической Церковью. Я не собираюсь быть живым трупом и инертно ждать перехода в лучший мир.

Конечно, эмиграция вымрет - и новая, и старая. Умрут и дети. Два года, или тридцать, или целых шестьдесят - ничто в сравнении с Вечностью. Но эта Вечность составляется из тех же лет, месяцев, дней и даже часов, и каждый час творческого оптимизма может принести пользу нашему делу. Всегда какой-нибудь след останется. Капля по капле камень долбит. Если бы каждый из тружеников Церкви, начиная от апостолов, инертно ждал своего естественного конца, то и христианства вообще бы не было. Между тем, если рассуждать категориями Вашего мышления, то нужно, пожалуй, вообще закрыть все наши приходы...

Будущее принадлежит русским в России. Согласен. Но эмиграция - и старая, и новая - будут пионерами в этом будущем. Я уверен в этом. Из своего временного заточения мы должны давать тон всем творческим силам, оставшимся в России. Только тот из старых эмигрантов, от которого пахнет живым трупом, будет бесполезен вообще и для Церкви, и

'для будущей России. Все годы изгнания были для него грезами прошлого, в котором он купался, как в застоявшейся воде пруда. Но эмигрант все эти годы живший и что-то творивший никогда не будет чужд России и никакая Россия не будет ему чужда.

Наш свободный голос может и должен подготовить почву для унионистической работы. После наших мертвенных останков мы должны оставить грядущим поколениям идеологическую платформу для объединительной работы. Ведь и Папа был, в некотором роде, «эмигрантом», заточенным в продолжении долгих столетий в ватиканском дворце, но из этого дворца било жизнью, энергией, двигающей всем христианским миром.

От Ваших мыслей, действительно, можно отправиться живым на тот свет. Вы, вероятно, давно уже ждете перехода в лучший мир и приносите плоды достойные покаяния (цитирую всё это по Вашему докладу), поэтому и иконостас до сих пор не построили? К чему? Все равно не возьмешь с собой в лучший мир...

Я помню, как в Вене я сам собственными руками строил иконостас и, представьте себе, из фанеры, которую Вы так поносите в своем докладе... Даже бумажками обклеивал - Вы угадали точно. Иконостас был чудесный, а особая ценность ему была сообщена намоленностъю. Без иконостаса я не считал возможным начинать свою работу в Вене. У нас с Вами на этот счет различный подход к работе среди русских.

Вы пишете, что старая и даже новая иммиграция не смогут играть существенной роли в будущих судьбах русской церкви. О, есть усердники, которые идут еще дальше, утверждают, будто мы, конвертиты, вообще не можем пользоваться доверием русских масс, как изменники, (так и говорится, без всякого стеснения), а что только одни иностранцы священники смогут иметь влияние на русские верующие массы.

Ваш пессимизм и Ваши рассуждения о русских и православии не выдерживают критики. Для Вас несколько тысяч, обращенных в католичество негров, даже в сравнение не могут идти с русскими схизматиками, которые, по Вашему глубокому убеждению, для католичества не имеют никакой ценности. Какая вопиющая узость! Что, если этим духом будут заражены все наши священники, наши духовные власти, католическая общественность? Что, если Ваш голос дойдет до слуха православных? Ведь, к нашему голосу прислушиваются и те, и другие, и третьи, и четвертые.

Многих из них занимает спор между двумя русскими священниками, один из которых отстаивает православную самобытность, а другой всячески порицает и чернит ее...

Кто из нас прав?

И, вот, здесь, громадной ошибкой, самого отрицательного значения, имеет решение «Осведомительного бюллетеня» прекратить на своих страницах полемику, касающуюся нашей работы. Эту полемику необходимо продолжать. Ведь, не для пустого же красноречия она была открыта съездом священников в Риме 22-27 ноября прошлого года?

Согласен, в моем докладе, представленном этому съезду, могли быть несовершенства, упущения, недооценки, переоценки, ошибки и т. д., и, значит, тем более необходима полемика. Без нее мы никогда и ничему не научимся. Не нужно бояться и самокритики. Она может раздражать и шокировать только тех, которые больше думают о себе, чем о пользе работы. Если я не прав, докажите мне это. Я буду очень рад признать свои ошибки и, поверьте, приложу все усилия, чтобы исправить их.

Примите, отец Протоиерей, уверения в уважении и братской преданности во Христе.

Митр[офорный] прот[оирей] Павел Гречишкин.

---

От многих из наших священников, работающих среди русских, я получил за последние месяцы, восторженные письма по случаю выхода в свет специального номера «Нашего приход», предназначенного для пастырей.

Некоторые не вполне согласны со мной, что совершенно нормально, и я с благодарностью принимаю их возражения.

Припишу всем мою глубокую благодарность и признательность за каждое замечание или поощрение по поводу высказанных мной мыслей.

[1] Ныне Закарпатская область Украины и восточные районы Венгрии и Словакии.

[2] Архиепископ Виталий (Максименко Василий Иванович) (1873 - 1960) - Окончил Екатеринославскую духовную семинарию. Учился в Киевской духовной академии. Принял монашество и был рукоположен в иереи. Служил миссионером и проповедником на Украине (1900-1903). Архимандрит (1903). В начале 1900-х гг. работал в типографии Почаевской лавры. После освобождения эмигрировал в Югославию, затем в Чехословакию. Основал в с. Ладомирово в Закарпатье обитель св. Иова Почаевского с активно действующей типографией. В 1928 г. начал печатать издание "Православная Карпатская Русь", позднее (в 1935 г.) переименованное в "Православную Русь". Вместе с монастырем переехал в Германию, а затем в США. Епископ Детройтский (1934). Архиепископ Северо-Американский и Канадский (1934). С 1948 по 1960 гг. был настоятелем Джорданвилльской Свято-Троицкой обители (США). Воссоздал в обители типографию и основал духовную семинарию. Был членом Синода Зарубежной Церкви.

[3] Сожительство без благословения Церкви.

[4] Ляде Серафим (ум. 1950) – митрополит юрисдикции РПЦЗ в Германии, по происхождению немецкий пастор, перешедший в православие в России.

[5] Папский трон на носилках.

[6] Евреинов Александр (1977-1959) – титулярный архиепископ Парийский. Первый русский католический епископ. Создал в Париже приход Св. Троицы и и купил приходское здание на рю Франсуа-Жерар на средства викарного парижского епископа Эммануэля Шапталя.

[7] Автор служил по Григорианскому календарю, а Гречишкин по Юлианскому.

[8] “Caritas Verband” - Германская католическая благотворительная организация.

[9] Wetter Andrej Gustav (1991-1991) – родился близ Вены. Готовился к миссионерской работе в Китае. В 1930 г. поступил в Руссикум. В 1935 г. посвящен в сан священника византийского обряда и вступил в ОИ. Работал кратковременно в Загребе, где иезуиты пытались создать русский новициат. Защитил докторат в Восточном институте. Ректор Руссикума (1950-1954). После написания труда «Диалектический материализм: его история и его система в Советском Союзе», стал ведущим ватиканским советологом. В 1970 г. основал Институт по изучению марксизма при Григорианском университете.

[10] Кулик Александр (1911-1966) – митрофорный протоиерей. Родился в белорусской семье под Белостоком. Через иезуитскую «Восточную миссию» попал в Интернат Св. Георгия в Намюре, конвертировался в католичество. Поступил в Руссикум. Посвящен в сан священника византийского обряда. Работал в русско-католических приходах во Франции, Аргентине и Италии. Умер от сердечного приступа во время перевода для делегации МП.

Письмо протопресвитера Павла Гречишкина

протоиерею Георгию Рошко

относительно воссоединительной работы

29 февраля 1956 г.

Свящ[енник] Павел Гречишкин[1]

Настоятель Русск[ого] Правосл[авно] - Вселенск[ого]

(Католического) Прих[ода] в Париже.

39, Rue Francois-Gerard, 39 Paris (XVI)

Париж, 29 февраля 1956

Его Высокопреподобию,

Отцу Протоиерею Георгию Рошко[2],

Париж

Ваше Высокопреподобие, Многоуважаемый и Дорогой во Христе Отец Протоиерей,

Ваш „Опросный Лист", приложенный к письму священникам, занимающимся русскими от 30 января с.г., с копией обращения Священной Конгрегации по Делам Восточной Церкви, поручившей Вам представить полную картину положения и перспектив русско-католической работы, за рубежом России, «для составления плана будущей работы», нуждается прежде формального, сухого и статистического ответа по существу заключенных в нем 12-ти разделений с 69-тью пунктами, в существенной и очень важной предпосылке. Без нее одна сухая статистика была бы мертвой буквой, бесцветной и малосодержательной...

С момента, когда я, Провидением Божиим, осознал себя католиком, когда я понял тождественность моего православия с католичеством, прошло свыше 30 лет. Из них 25 лет я сознательно работаю для дела христианского единения. За этот период моей активности я еще более укрепился в своем католическою сознании и благодарю Провидение, давшее мне счастье принадлежать к Католической Церкви и указавшее мне прямой и правильный путь к Вечному спасению.

За этот же, довольно продолжительный, в сравнении с земной жизнью человека, период времени я пришел к убеждению, что и Россию, и русского человека можно без особых трудностей приобщить к нашему делу, если найти правильный подход к его душе, если поймать правильную среднюю линию поведения и создать известную настроенность нашей апостольской миссии.

Как раз этого не наблюдается в нашей работе. Азартное стремление некоторых кругов латинского Запада, как можно скорее и какими угодно средствами и способами приобщить Россию и русских к делу христианского единения, включить их как можно скорее в орбиту своих планов, - очень неясных и двусмысленных - оказывает, как раз, противоположное действие на русские души и отдаляет возможность всякого сотрудничества православных с католиками в области их сближения.

Способы, и методы, рекомендуемые для апостольской миссии среди русских, дышат наивностью, ложным самомнением и полным незнанием русской души и обстановки. В их основе лежит пренебрежение не только законной русской иерархией, но и русским гением, создавшим на протяжении столетий своей самобытности неисчерпаемую сокровищницу духовных ценностей: своеобразное богатство культуры, духа, благочестия, обряда, которые пережили смутное время польского владычества, татарского ига и коммунистического произвола.

Таким же произволом, если хотите, хотя и другого характера, такими же стремлениями овладеть душой русского человека и подчинить ее известному „игу" латинян отдает от нашей работы, проводимой без руля и без ветрила, всякими официозными и безответственными средствами и способами, что называется, за свой страх и риск... Если стать на официальную точку зрения, если руководствоваться схоластическими принципами латинского мышления, то ни одного порядочного русского человека для нашей работы снискать невозможно.

У нас нет ясно выраженной официальной платформы, программы, идеологии, подхода к работе, не говоря уже о ее способах и методах. Мы действуем врассыпную и, поистине, официозными способами, которые в любой момент, смотря по их выгодности или невыгодности, по их пригодности или непригодности, могут попасть на индекс или быть оправданными постфактум.

В этом отсутствии идеологии и напрямных[3] работы всё зло. Нашу работу нельзя, невозможно учитывать цифрами. В смысле практических данных ее температура стоит ниже нуля. От нашей исходной точки работы мы движемся не вперед, а назад. У нас нет не только никакого успеха или прогресса, а есть явный регресс, если не провал. Работу нашу нужно и должно измерять широтой и глубиной моральных ценностей. Не души необходимо подсчитывать, а, именно, ее моральные ценности - те цели и ту идеологию, ту платформу, на которую она может опираться. Подсчет душ и самая погоня __ задними - это узкое стремление иметь непосредственный успех в работе, - это чисто человеческое нетерпеливое желание видеть результаты, плоды своих дел, -по-русски -иметь синицу в руках, лучше, чем журавля в небе...

Материализация неуловимых ценностей является громадной ошибкой нашего времени, на которой опеклись уже многие. Вспомните хотя бы массы людей принятых в католичество блаженной памяти о. Филиппом де Режисом [4], которые вскоре, почти сразу после прибытия в Аргентину, по его же собственным словам, рассыпались по разным православным юрисдикциям, оставив после себя неписаную страницу кривотолков и соблазна...

Вместо подсчитывания душ необходимо подсчитывать настроения в массах, создавать благожелательность к нашей работе и не только среди православных, но и, главным образом, среди католиков, особенно среди латинян, материал и зирующих, в своей вопиющей узости, какие угодно ценности, привыкших переводить на цифры и уточнять категориями сухого мышления не только души, но и каноны, и догматы, до Божественной Сущности включительно и боящихся всяких широт, далей, глубин и всякой «флюидности».

Такая узость чужда Востоку и особенно русским людям, - настоящим космополитам и вселенникам - и совершенно неприемлема для нашей работы.

Не спешите подсчитывать, погодите - „цыплят по осени считают»! Не спешкой и подсчетом мы подойдем к русским душам, а известной положительностью, расчетливостью, строгостью к себе, подсчетом своих грехов - вольных и невольных -, критикой... Тише едешь - дальше будешь». В поспешности мы пролетаем этапы, не замечая верст, окружающей обстановки, моральной подкладки... Всё это остается позади нас, вне нас...

Говорить о «католиках» или «православных» в нашей работе очень трудно. Такая бюрократическая сухость не разрешит всей сложности, всей многогранности, перспектив и особенностей нашей работы - неуловимой и неизмеримой цифрами. У меня имеются в Париже, как и имелись в свое время в Вене сотни душ «официозных» католиков, очень интересных людей, которых я годами изучал по одиночке и в массе. Как за температурой на термометре я следил за их настроениями, за всеми проявлениями и тонкой вибрацией их душ на все наши католические «уловки» и «хитрости», ибо, правда, если мы были эластичны в чем-либо, то всегда только в свою пользу, в свой карман и всегда в узких рамках католического или. вернее, латинского бюрократизма. Ни один католический миссионер из латинян или вышедший из латинской ковки, не говоря уже о наших духовных властях, не в состоянии был подняться выше этих рамок. Мы не доросли до неизмеримых широт и далей, которыми должна была бы по своей сущности обладать Вселенская Церковь - Вселенская не только в географическом, но и в переносном моральном значении этого слова. И, вот, эти сотни людей, которых я назвал «официозными» католиками, составляли самый ценный элемент в моей работе, являлись, что называется, ее квинтэссенцией (смотря, конечно, по тому, как и кто к этой работе подходит). Этих людей ни в какую графу втиснуть нельзя, как и вообще их невозможно и преступно учитывать одной статистикой... Они отрешились от предвзятостей и предрассудков по отношению к Католической Церкви и Апостольскому Престолу и составляют базу моей работы, не будучи формально католиками и в то же время отказавшись от так называемого «неоправославия». Они вроде как бы висят в воздухе. Некоторые из них числятся формально в тех или иных православных юрисдикциях и именно, это обстоятельство я считаю особенно ценным и благоприятным для нас и для нашей работы, ибо в нем, как раз, порука, залог и вся надежда на постепенное проникновение, в историческом аспекте и в широких масштабах, католических идей в самую толщу православного общественного сознания.

Католик, в общепринятом понятии, - это ясно выраженная единица, порвавшая все нити с прошлым и сжегшая за собой все мосты. Она имеет значение скорее показательное, как «реальный» факт, «успех» нашего дела в данный момент (для тех, кто за такими показательными успехами гоняется и не думает о перспективах нашей работы в ближайшем или отдаленном будущем). В смысле сближения русских с Католической Церковью эта единица теряет для нас свое значение и часто служит помехой в объединительной работе.

Не поймите меня превратно. Есть и у меня случаи формального перехода в католичество. Есть люди, вынуждающие меня отступать от общего правила не заниматься прозелитизмом и работать, главным образом, для подготовки объединительной почвы в целом и в широких масштабах. Необходимо дать нашему молодому и хрупкому делу возможность сформироваться, прежде учета душ. Нам нужен известный период «хаоса», отступления от узких латинских правил и распорядков. Наше движение должно быть стихийным и спонтанным. Широкими методами и способами необходимо оперировать. Не удочкой ловить рыбу прибавляя рыбку по рыбке в рядом стоящую баночку и даже не сетями, а способами самых широких масштабов. Причем не хитростью, не уловками и отнюдь не в латинские сети. (Об этом несколькими строками ниже).

-«Сколько в вашем приходе католиков, сколько православных, сколько обращений было в этом году, сколько в прошлом ?» (Это для сравнительного „успеха", конечно).

О, Господи, - да такими подсчетами можно только убить дух нашей работы. А дух то этот, как раз и составляет ее актив - его подымать нужно, не убивать.

Однако, во всех наших стремлениях приобщить русских православных людей к делу христианского единения вокруг Апостольского Престола и Римского Первосвященника, снискать их симпатии к нашей работе - для этого нам нужна помощь и настоящее понимание дела со стороны наших собственных духовных властей. Без нее мы лишены авторитета и доверия. Как бы скрипка хорошо не играла, она не может дать концерт одна. Нужна спетость и нужна власть. Необходимо послушание с одной стороны, оценка нашей работы, и деятельности с другой. К сожалению, как раз в этом отношении у нас имеется ничем не заполненная пустота, оставляющая желать много лучшего...Разрешите мне вылить Вам мою наболевшую душу.

***

Один из Ваших пунктов затрагивает вопрос об отношении к нам со стороны местных духовных властей, или же, в более широком масштабе со стороны духовных властей вообще. С горечью приходится ответить - самое пренебрежительное! Пренебрежительное во всех отношениях и не только в серьезных вещах, но и в самых разнообразных мелочах. За 25 лет своей интенсивной работы в лоне Католической Церкви я лично пересыщен этой пренебрежительностью.

Мне приходится, например, уже в продолжении нескольких лет воевать (напрасно и безрезультатно, конечно,) за то, «чтобы меня именовали присущим мне саном очень высоким, как Вам известно, для нашего русского духовенства."

-«Рeге, Sacerdote или Sacedos, Reverendo Signore"[5]...

Что это - непонимание? Нет, - именно, пренебрежение. Попробуйте этим именем назвать латинского каноника, монсеньера или прелата... Он будет возмущен, шокирован, в лучшем случае, примет вас за безумца, свалившегося с луны.

Восточному священнику, облеченному каким бы то ни было саном, даже митрой (в понятии латинян восточным «Beret-basque[6]») всё no-плечу, всё подстать. С ним можно не церемониться. Латинская иерархия и латинский клир очень щепетильны в этом отношении и между собой и для себя блюдут свои права и прерогативы самым ревнивым образом. Почему тогда мы, восточные, должны смотреть на так называемые «мелочи» сквозь пальцы ? Почему латинский каноник, стоящий далеко ниже меня по сану и положению, может, как это довольно часто случается в Париже, обращаться ко мне за „Рerе" и в то же время перечислять в „entete" своего письма все присущие ему латинские титулы, саны и отличия, подписываясь полным «каноник такой-то» ? Почему он может меня морально в некотором роде хлопать по плечу, - снисходительно и покровительственно - а я должен быть в положении какого-то „minderwertige[7]"?!.

Всё это мелочи, конечно, на самом деле и тот, кто знает мою простоту и невзыскательность в этом смысле, может удивиться, что я подымаю вопрос чести, будучи для себя лично чуждым всякого тщеславия. Но дело в том, что с «мелочей» обычно начинается, а кончается постепенным уничтожением восточной самобытности. Сначала пренебрежение восточными санами, потом их носителями, затем замена их полноценными латинскими титулами каноника, монсеньера или прелата, как это случилось в злосчастной Галиции, а в довершение всего латинский кодекс, засорение обряда чуждыми латинскими элементами и включение в виде сателлита в латинский патриархат (это вернее и прочнее).

Отстаивание наших прав в этом смысле ничего общего не имеет с дисциплиной, ни с гордостью, ни с тщеславием. В предвидении нашей работы в России мы должны выяснить, с какими намерениями и в какой роли мы выступим на арену объединительных начинаний и не будем ли мы способствовать закабалению православной русской самобытности в угоду чуждому для нас латинству... Всякое пренебрежение к каждому из нас чревато последствиями для общего католического дела.

Когда я был как то, несколько лет тому назад, приглашен для различных сослужений в Лизье[8], в которых участвовали и латиняне, мне было приготовлено место далеко за латинскими канониками. Точно также на принятии и обеде, состоявшемся после торжеств, я сидел за последним столом, вместе «с остальной братией»... Я нисколько не потерял от этого аппетит, но мои прихожане, присутствовавшие на торжествах у гроба любимой св. Терезы, были до глубины души возмущены этим и мне стоило не малых усилий для того чтобы успокоить их... Знаменательно, что арабы, имевшие латинские титулы и отличия, были усажены на почетных местах...Это - лишнее доказательство ничем не прикрытого пренебрежения к восточным санам и отличиям. Такое отношение к нам, русским, поддерживается и поощряется с высот Священной Конгрегации по Делам Восточной Церкви[9], которая и сама не стесняется пренебрегать нами.

Теперь для меня лично вопрос санов и отличий, дающихся нам в насмешку или для пренебрежения, больше не существует. Во избежание всякой двусмысленности и недоразумений, я отослал грамоту награждения меня всякими символическими санами обратно той инстанции, от которой я их получил. Если я еще и одеваю митру, то только для того, чтобы не давать повода к еще большему скандалу и соблазну. Для моих духовных властей и для официального окружения я являюсь отныне простым священником «sacerdos».

Пренебрежение к нам русским священникам сказывается и в других отраслях работы. В Париже тратятся немалые деньги для оказания помощи русским неимущим. Этим вспомоществованием пользуются всякие проходимцы, авантюристы, опустившиеся, бродяги и т.д.,- какие-то случайные люди, не имеющие к нам и к нашей работе никакого значения и никакого отношения. Деньги, что называется, разбрасываются впустую. К доброму и блаженной памяти еп[ископу] Боссару [10] приходили французские нищие, пользуя его доброту и доверие, его расположение к русским и в качестве «русских князей» , «принцев» и прочей русской «знати» вытягивали от него вспомоществование... Не мало так называемых «русских князей», которым до сих пор наивно верят, вводят и до сих пор в заблуждение духовные власти... Никто из людей порядочных и честных, поистине нуждающихся, включенных в нашу русско-католическую работу или симпатизирующих ей, этой помощью не пользуется.

Остается совершенно непонятным, почему этих сумм вспомоществования не передать в руки настоятеля русско-католического прихода, который лучше всех других знает нужды и положение своих соотечественников, прекрасно мог бы оградить от грабежа всевозможных „князей" по настоящему нуждающихся и который также не делает никакого различия между нуждающимися католиками и православными... В его приходской деятельности охвачено 80% православных, составляющих таким образом подавляющее большинство. ???

Вместо этого заведование суммами поручено какой-то монахине, без роду и племени, не то немке, не то польке, не могущей приткнуться ни к какой монашеской общине, явно юродивой, лепечущей по-русски несколько слов (здрасьте, досвиданя, карашо, плока, борчш, пирочки и закуски...). Бедная монахиня бегает по Парижу в поисках, кому бы помочь, роняя мое достоинство среди наших верующих, а наши прихожане и все друзья русско-католического дела остаются за бортом этой помощи.

Нелогично, несуразно? Нет, - это пренебрежение русским священником, которого считают недостойным чести быть во главе какого бы то ни было дела. Мы существуем для черной работы... Плодами же ее пользуются все кроме нас.

В моем случае никак нельзя говорить о неспособности, ибо я доказываю ее на деле во всех отраслях работы. Нельзя говорить и о недоверии, основанном будто бы на прошлой практике с русскими священниками... За 25 лет работы в Католической Церкви можно было бы при желании легко убедиться в моей честности и порядочности. А что в прошлом непредусмотрительно принимали конвертитов, оказавшихся нечестными людьми, то в этом никто невиновен кроме самих принимавших, гонявшихся за душами. Спрашивается, - какой стаж и какая практика нужны священнику русского происхождения, для того чтобы пользоваться доверием и оценкой его деятельности, если для этого считаются недостаточными 25 лет самой честной и порядочной работы. А вот и еще один случай пренебрежения. Ко мне недавно назначили помощником симпатичного о. Дюпира [11], которого я очень ценю и уважаю, но назначили, не спросив меня, будто меня это совершенно не касается. Мне ничего другого не оставалось сделать, как отказаться от этого назначения, навязанного мне сверху.

Кстати, пишущий эти строки имел уже случай убедиться в так называемой «помощи» со стороны священников иностранного происхождения, работой которых руководит не настоятель, а оо. иезуиты [12]. Одному из моих помощников, «помогавшему» мне во время моей болезни писал как-то видный отец [13] из Руссикума: «Очень рад был узнать, что Вы в Париже... Это будет полезно для Вас и еще больше для дела, (подчеркнуто мною). Не сомневаюсь, что Вам удастся фактами рассеять легенду о непригодности иностранцев для работы среди русских. Я всё более убежден, что мы должны твердо стоять на почве чисто католического духа, без всякого подмазывания под цвета и формы схизматического по существу шовинизма.... Не приедете ли в Рим после парижского опыта? Есть о чем поговорить...? (Я думаю!! - замечание автора).

Этот памфлет пера видного о. иезуита из Руссикума служит ясным доказательством того, на какую помощь иностранцев-священников можем мы, русские, рассчитывать?! Комментарии к этому излишни...

О таких, поистине, мелочах, как „молчание Рима" на все письма и обращения, даже на всевозможные поздравления по случаю тех или иных событий и говорить не приходится. Пренебрежение к русскому священнику вылазит во всем как шило из мешка и не чувствовать его невозможно. И если таково пренебрежительное отношение к священнику успешно, солидно, со всей душей и, что называется, не покладая рук работающего в продолжении 25-ти лет (ведь это четверть столетия!!!) для русско-католического дела, то на что могут надеяться и на что рассчитывать те русские священники, перехода которых в католичество мы жаждем и ищем?! И можно ли удивляться после такого к нам отношения, что «Руссикум» является фактически «Иностраникум-ом», по составу учащих и учащихся в нем? Можно ли удивляться, что русские не спешат бросаться в цепкие объятия латинян и занимают выжидательную позицию?!

Впрочем, после 25-ти лет практики, я начинаю сомневаться в том, нужны ли мы, действительно, латинянам в их экспансивной работе среди русских ?! Их планы на предмет обращения русских, очевидно, настолько своеобразны, что не могут вязаться с интересами, даже нас русских католиков. Ведь, формируются же собственные кадры священников... Значит, думают обойтись без нас! Азартное стремление устранить всех священников русского происхождения от ответственных должностей и назначение на все мало-мальски ответственные посты священников иностранцев говорит само за себя...

Все эти расчеты можно отнести к болезненному воображению и болезненной наивности Запада, недооценивающего Восток и Россию и переоценивающего собственные силы и возможности. Не русские священники должны быть вкраплены в массу иностранцев, чуть ли не монополизировавших все важные отрасли работы среди русских, одержимых манией восточного благочестия и чувством ложного превосходства над русскими, а, как раз, наоборот, иностранцы, и то в виде исключения и только отдельными единицами могут быть вкраплены в нашу работу, в качестве вспомогательной, а не решающей силы.

Массовое участие иностранцев-священников в нашей работе, да еще в ответственных и руководящих ролях никак не вяжется с национальным достоинством России и русских, дышит натяжкой и насилием над душей русского православного человека, задевает самолюбие вполне культурной нации для того чтобы, управляться собственными силами и средствами и наносит удар (хотят этого или не хотят латиняне) делу восстановления Вселенской Церкви.

Иностранцу-священнику, помимо всего этого, никогда не будет дано проникнуться до конца духом русского благочестия. Он всегда будет носить на себе отпечаток наивно-бесталанного имитатора. Ему никогда не удастся также поймать и освоить своеобразную систему внутренней духовной жизни, образа мышления, бытового уклада и всего богатства эмоций, которые совершенно чужды западной душе. Всякое азартное стремление впитать в себя восточный дух и все особенности и качества русского человека будет неизбежно вносить в нашу работу утомительный и раздражающий диссонанс.

Необходимо также учитывать, что никакая Россия, от крайней левой, через всевозможные умеренные политические течения, до крайней правой и, тем более Россия православная и даже католическая, если ей суждено будет таковой стать, не согласится играть роль духовного сателлита, или быть в роли ученика, жаждущего просвещения. Не нужно себе строить иллюзий на этот счет... A propos, за 35 лет своего пастырского служения среди русских за рубежом я лично не нашел еще ни одной нации перед которой мы, русские, должны были бы стать в просительную позу жаждущих какого-то просвещения.

Участие иностранцев священников в нашей работе, в той мере, в тех размерах и с теми концепциями, которые владеют умами западников-латинян, тем более в нашей пастырской деятельности (я всё это подчеркиваю во избежание недоразумений и кривотолков, ибо считаю участие в других отраслях и с другим подходок к работе, о чем ниже, вполне допустимым) - это участие я считаю злом, а монополию ордена иезуитов над русскими душами неслыханной провокацией и вызовом, бросаемым русскому православному общественному мнению.

Для православного русского сознания орден иезуитов был всегда самым отталкивающим и неприемлемым. (Я не хочу входить в суждения о правильности или несправедливости такого отношения). Орден иезуитов, на самом деле, является носителем самых противоположных качеств и особенностей, питомых русскому человеку. Нельзя было придумать большего противоречия с особенностями русского характера, его психологических и моральных данных и нельзя было нанести большего удара делу воссоединения, как поставить во главе его отцов иезуитов! Когда глава государства - монарх или президент - направляет в другую страну посланника, он считается с настроениями, требованиями, психологией, с характером данной страны, для того чтобы, чем-нибудь не задеть ее самолюбия и выбирает на пост посланника приемлемого и благожелательного человека, могущего преуспеть в своей миссии. А в нашем случае получается картина пропорционально обратная. Орден иезуитов является не только далеко не благожелательным, а всегда был в России синонимом ругательства. Не вопиющее ли противоречие целей со средствами?! И что сказал бы св. ап. Павел, рекомендовавший коринфянам тактичность, прежде всего тактичность в обращении с инакомыслящими, для того чтобы «всяко некия спасти»...?

Несмотря на жертвенность, искренность и даже неподдельную любовь к России со стороны иностранцев-священников, их массовое (подчеркиваю массовое) участие в нашей работе будет, в историческом и идеологическом аспекте, не говоря уже о принципиальности, тем первородным грехом нашего делания, который пройдется, ни за что, ни про что, искупать в будущем целым поколениям католических миссионеров.

Организованный «поход» на Россию со стороны латинского Запада дышит скорее интервенцией, чем «братской помощью». Знаменательно, что журнал, издававшийся недавно в Руссикуме (n-ый по счету и названию) был назван «В пути», или что то же «В походе»... Наивная иллюзия!

Не так давно Руссикум во главе со своими учредителями - учащими и учащимися - (в подавляющем большинстве иезуитами) праздновал 25-летие своего существования. И, вот, для того чтобы прикрыть чем-нибудь 25-летие полного провала Руссикомовской затеи (а в этом провале нет никакого сомнения) было сказано в его защиту и оправдание не мало теплых слов. «На воре шапка горит». О. Станислав Тышкевич [14] защищал очень интересную и оригинальную тезу, по которой выходит, что Руссикум уже потому нужен и полезен, потому оправдывает свое существование (видно есть необходимость доказывать это!), что его ругает безбожная пресса и все коммунисты... Забыл или не хотел отец Станислав развить эту тему в том смысле, что Руссикум кроют не одни только коммунисты, но и все русские общественные и политические организации и в России, и за рубежом, начиная от крайних левых и кончая крайними правыми и, конечно, в первую очередь все православные юрисдикции, - другими словами положительно все, включая даже некоторых католиков и не только восточного, но и западного обряда. А то он мог бы сделать на этом основании очень оригинальное заключение, что всё Божие мироздание, включая Ватикан и Римского Первосвященника, покоится на Руссикуме и отцах иезуитах.

Провал всей затеи Руссикума, его злосчастной идеологии, его планов порабощения России и русских путем аннексии, прозелитизма, путем развала Православной Церкви и т.д. очевиден. 25-тилетний юбилей этого провала должен был бы склонить отцов иезуитов к уходу с арены объединительных начинаний в Европе и со всеми своими планами, методами и способами работы, со всем своим дилетантизмом перекочевать в Африку к неграм, которых они, по злой иронии, перепутали с Россией и русскими.

Иезуиты являются болезненным проявлением воинствующего латинства, мешающего своему патриарху исполнять функции Вселенского Первосвященника и тормозящего дело единения христиан вокруг Апостольского Престола Рима. В этом смешении двух функций - латинского патриарха с Вселенским Первосвященником заключается всё зло церковных нестроений в мире и до тех пор, пока они не будут строго разграничены и пока латиняне не останутся в рамках своей собственной патриархии, отказавшись от всяких интервенций, аннексий и вмешательства в дела других патриархатов, пока кесарево не будет дано кесарю, а Божие Богови, (латинское латинству и вселенское вселенству) - до тех пор будут „всуе трудиться зиждущие».

С помощью одних только иностранных священников, через головы законной русской иерархии, даже не пребывающей в общении с Апостольским Римским Престолом, (вопрос этот совершенно другой плоскости и не может служить поощрением враждебных выступлений против русского епископата и священства), повторяю, с помощью одних только иностранных священников, имея нескольких русских, в виде манекенов, для приманки совершенно немыслимо «победить» или ввести Россию в лоно Католической Церкви. Это было бы слишком просто, может быть удобно, но очень наивно...

Этим вмешательством, наоборот, только осложняется дело христианского единения и отдаляется день сближения христиан Востока и Запада. Это противится также букве и смыслу папских посланий (Льва ХШ, Пия X, Пия XI, и Пия XII).

Равным образом это не созвучно с духом Флорентийской Унии, по которой Московскому Патриархату обещаны все национальные и бытовые традиции, преимущества и известная автономия. Никто никогда не вменял в обязанность России, признающей авторитет и безошибочность Римского Первосвященника, вступающей в общение со Св. Апостольским Престолом, как центром Вселенской Церкви, подчиняться или быть в какой бы то ни было зависимости от латинского Запада или его патриарха, во всем равного патриарху московскому. Вмешательство латинского патриархата во внутреннюю жизнь параллельного с ним патриархата московского, повторяю, даже не находящегося (по разным причинам, о которых должно быть особое суждение) в общении с Апостольским Престолом Рима, - такое вмешательство является не только противоканоническим, но противоречащим здравому смыслу и далеко нерентабельным. Только единение в любви и только непосредственный контакт между иерархами может дать искомые результаты прочного мира. «Насильно мил не будешь».

Какой же выход из положения, спросите Вы меня, или точное, каким я его себе представляю?

Обстоятельства международных отношений, социальной жизни и всего вообще бытия человечества, резко переменились за последние 30 лет. Происходит смена ценностей, быстрое падение старых начал, рост новых веяний, которые должны вывести человечество из тупика гибельных перспектив. Толчком к исканию новых путей благополучия, косвенным образом, дала миру Россия, которая сама крепнет и стабилизируется, ассимилируя новые формы жизни.

- Нет, нет, - не подумайте, что я сменил какие-то политические вехи в сторону коммунизма, особенно коммунизма с его подоплекой материализации всех ценностей. Для меня коммунизм является утопией, неудачной имитацией социальных форм христианства и, конечно, я умру в этом убеждении. Я констатирую только бег событий, которые мы с Вами переживаем. Сам я лично не являюсь сторонником той или другой социальной или политической системы. Они воплощены для меня в христианстве.

Всё ярче и выразительнее становится равновесие сил между двумя враждебными блоками Западом и Востоком (здесь также не в географическом понятии этого слова). Надежды на близкое падение коммунизма блекнут и постепенно улетучиваются, сменяясь уверенностью в наступлении длительного периода мира и покоя. Мы стоим перед столетием какой-то стабилизации жизни, может быть расцвета и благополучия, напоминающих собой период времени после Венского Конгресса 1815 г. В те времена этому способствовало правильное распределение сил в Европе, в частности гениальное по мысли и целям создание Австро-Венгерской монархии. В наше время порукой мира, как это не странно и иронично, - страшное оружие атомной и водородной энергии.

Уже нельзя больше сомневаться в том, что война побеждена силою новых страшных изысканий, ибо никто не решится в новых условиях идти на самоуничтожение. Недавнее заявление президента Соединенных Штатов Америки о том, что США и Россия в состоянии в настоящее время взаимно уничтожить друг друга, служит порукой не войны, а, именно, мира.

Можно предполагать, что этот мир будет как раз периодом расцвета новых социальных форм жизни, что отжившая форма классического капитализма принуждена будет уступить место новым веяниям и что победит в этой борьбе идей, идеалов и форм жизни тот, кто найдет в себе силы безболезненно ассимилировать новую систему и новые формы, другими словами тот, кто в состоянии будет отрешиться от эгоизма, принеся его в жертву общему благополучию. В этой борьбе, подогреваемой так называемой «холодной войной» неизбежны, социальные, финансовые и экономические потрясения, которые приведут к разрухам внутреннего порядка, особенно чувствительного на Западе.

Всё это вместе взятое не сможет не оказать известного влияния на нашу апостольскую миссию и, в частности, на планы, нашего апостольства в России. Силою вещей и обстоятельств они принуждены будут искать новых форм и новых методов работы. Методы и способы работы принятые 30 лет тому назад, под влиянием всеми чаемого падения и гибели России, сегодня можно считать устарелыми, если не отжившими. Их необходимо упрятать под спудом забвения, как постыдное увлечение ложными эмоциями и греховными вожделениями подсознательных инстинктов, за которые придется расплачиваться...

Время иллюзий кончилось. На смену им должно прийти отрезвление и реальная
оценка новой обстановки. Нужно что-то новое, может быть противоположное тому; что до сих пор проектировалось, к чему напрасно готовились кадры работников, теперь нуждающихся не в поисках работы для них, а в переключении на новые рельсы и в приспособлении к новым отраслям, методам и способам работы и ни в коем случае не в предвидении гибели России и возможностей наново евангелизировать русские массы на латинский лад.

Полезные, благожелательные, приемлемые для православного русского сознания отрасли работы для иностранных священников напрашиваются сами собой. Запретным плодом делания будет, во всяком случае, литургическая пастырская деятельность, доступ и все пути к которой должны быть закрыты иностранным священникам, желающим заниматься русскими. С другой стороны педагогическая деятельность иностранных священников, организация приютов, убежищ, школ, курсов, общеобразовательного или профессионального характера, преподавание языков или специальных предметов в русских школах среднего и высшего порядка, является не только приемлемой, но и желательной, еще в более широких масштабах, чем это делается Институтом св. Георгия [15] в Париже. Я уверен в успехе таких начинаний, особенно в будущей России, если туда суждено будет попасть иностранным священникам. Русские готовы впитывать в себя всё из-за границы, кроме хитростей, лукавства и посягательства на их самобытность.

Однако, и в этих случаях иностранные священники должны будут отказаться имитировать восточное благочестие и не выходить для себя лично из рамок латинского обряда, - быть чем они есть, или, скорее носить штатскую одежду, для того чтобы не давать повода считать себя в том или ином роде посягающими на русские души.

Железный занавес, разделяющий Европу на две части, не вечен. Он будет снят через одну - две „пятилетки», к удивлению Запада, всегда мечтавшего посредством коммунизма разложить и «победить» Россию. Ее положение настолько окрепнет, что она перестанет нуждаться в железном занавесе и обособленности. Пример расцвета России (ее материальных ценностей, конечно,) сам собой победит мир.

Такой же пример и только пример может снискать души русских верующих к сотрудничеству с Западом и Католической Церковью. В нашем случае пример искренней любви к русским, отказ от всяких задних мыслей и уважение к ее самобытности. Ничто не может действеннее примера. Особенно важно согласовать практику с теорией, действительность с обещаниями и красивыми словами, иначе выйдет - «мягко стелешь, да спать жестко...» Нужно отказаться даже от мысли взять Россию какой-то хитростью, ибо русскому, с его врожденной чуткостью дано даже чужие мысли читать. Наученные горьким опытом своей страдной истории и относящиеся с подозрением ко всему и всем, русские не попадутся никогда в расставленные сети. «Старого воробья на мякине не поймаешь.»

Однако, совсем другие события могут отвлечь наше внимание от целей, которые нас так волнуют в данный момент. Перед Церковью может встать во весь рост не столько вопрос единения, сколько грозный призрак ее существования вообще. Врата ада могут обрушиться на всех христиан, без различия их вероисповедной принадлежности и их конфессиональных противоречий, - на всех носителей Божьего имени -православных, католиков, протестантов, сыновей Иеговы, последователей Будды, Магомета и т.д.

В предвидении этих событий тем более необходимо единение и тесное сотрудничество между двумя самыми близкими детьми Вселенской Церкви -православными и католиками, но уже не способом поглощения одних другими, а способом, поистине, братского сотрудничества на общем фронте борьбы с темными силами ада.

В этом случае ни в каких «интервенциях» не будет нужды, как не будет ее и в планах евангелизации или обращения России и русских в католичество... Перспективы общих переживаний и опасностей сделают это без нас. Неведомыми нам путями они сблизят и укрепят все точки соприкосновения и устранят с объединительных путей все шероховатости, которые нам мешают понять друг друга.

Роль священников иностранцев будет тогда заключаться в представительстве и обмене тонкостями, точнее говоря в связи между католичеством и православием. Это будет та духовная связь, в смысле ли непосредственных сношений, или, за невозможностью их, в смысле символического духовного единения, которая будет заменять собой «Единство» Церкви, - неуловимое и совсем не в духе наших материалистических формальных чаяний, сообразно с обстоятельствами лукавых дней, которые наступят для Церкви, м.б. катакомбной.

Роль Католической Церкви и Апостольского Римского Престола, как носителей церковного единства, будет зависеть от апостольской эластичности, сообразно с новыми временами, новыми веяниями и новыми перспективами церковного Бытия. Так или иначе, Церкви обещана победа над вратами ада, даже если это будет маленькая кучка последователей Христа, спаянных верою и любовью вокруг Римского Первосвященника.

***

Вот несколько мыслей, которые я считал нужным изложить в ответ на Ваш «Опросный Лист». Не сомневаюсь, что все они давно служат предметом Ваших личных наблюдений и размышлений и таким образом не новы, для Вас. С ними можно быть несогласными или согласными, но пройти мимо них без внимания нельзя, ибо от их разрешения зависит судьба всех наших начинаний в области сближения православных с Католической Церковью.

Мне остается только сказать, что помимо активного, вещественного делания в пользу соединения христиан, есть делание духовное, невещественное, которое в моей пастырской практике всегда играло роль первостепенной важности и служило центральным пунктом, привлекающим сердца русских.

В этом духовном делании главным импульсом было для меня и для нас следование за Христом, нашим общим Божественным Учителем.

Он молился о соединении всех: «Отче Святый, соблюди их во Имя Мое», и нам надлежит об этом молиться. Нет более действенного средства на русскую психику, как молитва, соединенная со смирением предаться во всем воле Божией: «Не якоже аз хощу,но якоже Ты». Наши ежемесячные молебствия к Державной Богородице, призывавшей в Своих чудесных явлениях в селе Коломенское под Москвой и Фатима в Португалии к молитве, служат привлекающим пунктом наших объединительных начинаний.

Христос ставил условием и предпосылкой единения соовершенство. Он ясно указал, каким должно быть наше единение; «Да вси едино будут якоже и мы,Ты Отче во Мне и Я в Тебе...» Два совершеннейших начала сливаются во едино! «Будьте совершенны, якоже и Аз совершен есьм». Таким образом, требование совершенства является условием единения. Не может быть единения между людьми не стремящимися к нему. Вот где нераспаханное поле, которое может и должно быть предпосылкой наших объединительных стремлений !

Христос начал проповедь Евангелия прежде всего среди своих и мы должны работать прежде всего в собственной окружении. Здесь также нераспаханное поле, требующее тщательной подготовки и обработки.

В таких предпосылках к единению заключается секрет успеха.

***

«Не бойся резких осуждений,

А бойся упоительных похвал»

Все мои, может быть, ярко и выпукло выраженные замечания в докладах письмах, в частных беседах, наконец, в нашем парижском приходском журнале, вступившем в 22-ой год издания все они, может быть, резкие по форме, лишены, какого бы то ни было зла.Я не виновен, что я принял близко к сердцу слова и обещания, торжественно возвещенные и данные с высоты Апостольского Престола и к которым не видно должного уважения и практического применения со стороны западных людей, хитро и лукаво обходящих дух и букву папских посланий.

Однако я не претендую на безошибочность моих суждений и никому не навязываю своих чувств, ни убеждений. Подчеркиваю при этом, что я не только считаю себя, но и являюсь в моей жизни и деятельности послушным сыном Церкви и моих духовных властей, которым за 25 лет преданной и самоотверженной работы никогда и ни в чем не показал себя строптивым или непослушным. Мысли мои являются частным мнением, которое стало бы для меня ошибочным по неведению, если бы власти духовные были с ними не согласны. Другого отношения к ним с моей стороны не может быть. И, на самом деле, очень часто горизонтальные наблюдения в узком кругозоре могут не совпадать с вертикальными перспективами широких масштабов.

Я не революционер и не бунтовщик - таким никогда не был и им не собираюсь быть, - в чем да поможет мне и от чего да оградит меня Сила Божия, по молитвам моей Небесной Заступницы Пречистой Богородицы .

Пребывая в братской во Христе любви, прошу Ваших молитв.

Свящ[енник] Павел Гречишкин.

Публикация о. Сергия Голованова. Копия письма из архива Славянской библиотеки в Лионе.

1 Гречишкин Павел (1898 – после 1965) – протопресвитер. Родился в Харьковской губернии в потомственной священнической семье. Окончил духовную семинарию под руководством митр. Антония Храповицкого. Эмигрировал в Чехословакию. Вступил в брак. Рукоположен в священный сан в Праге в 1921 году архиепископом Савватием Врабцом (Константинопольский патриархат). Участвовал в «миссии» против закарпатских греко-католиков. Заинтересовался католичеством и поступил вольнослушателем в католический университет в Оломоуце. В 1931 году присоседился к Католической церкви по византийскому обряду и служил в Вене. В 1945 году вместе с русскими прихожанами покинул Вену. Был назначен в Париж кардиналом Тиссераном. Позже поставлен настоятелем русского прихода в Париже и возведен в сан протопресвитера. Издавал газету «Наш приход» и рассылал циркулярные письма для сведения деятелей русского католического апостолата византийского обряда. В 1962 году тяжело заболел, в конце 1964 года официально ушел на пенсию и покинул Париж. На его имя было наложено неофициальное табу иезуитами, руководившими русским апостолатом.

[2] Рошко (Рожко) Георгий (1915-2003) – протопресвитер. Родился в Нице. Присоединился к Католической церкви в 1933 г. Учился в «Руссикуме». Посвящен в сан священника византийского обряда в 1943 г. Работал на миссиях среди русской эмиграции. С 1979 г – визитатор Конгрегации восточных церквей. Ушел на покой в 1992 году. Умер в Париже.

[3] Так в тексте

[4] De Regis de Gatimel Philippe (1897-1955) – французский иезуит, подвизавшийся в русском апостолате. Происходил из знатной католической семьи. В 1914 г. вступил в ОИ, в 1926 г. рукоположен в священники. В 1928 году начал служить по восточному обряду в Альбертине (Польская республика), затем был духовником и ректором Руссикума. В 1948 году основал русский приход в Аргентине. В 1953 году отдал часть своей кожи для пересадке русской женщине - жертве пожара. Вследствие этого тяжело заболел. Погребен по византийскому обряду в Буйнос-Айресе. В похоронах участвовали священники православных юрисдикций.

[5] Отец (фр.), священник (ит.), священник (лат.), преподобный господин (ит.) – формы обращения к рядовому священнику.

[6] Баскский берет (фр.)

[7] Неполноценный (нем.)

[8] Место паломничества к Св. Терезе Младенца Иисуса, объявленной католическими властями покровительницей русского апостолата.

[9] Ведомство Римской Курии, которое управляла русскими католическими приходами в Зарубежье.

[10] Ранее был епископом иностранных католических приходов в Париже

[11] Дюпир Бернар – французский священник, подвизающийся в русском апостолате. Директор центра русской культуры «Два медведя» на рю Миньон. Преемник протопресвитера Гречишкина в настоятельстве прихода Св. Троицы в Париже.

[12] Общество Иисуса (орден иезуитов) – позиционировало себя как наднациональная католическая организация и руководило русским апостолатом де-факто через семинарию «Руссикум».

[13] Скорее всего, имеется в виду иезуит Станислав (Евлампий) Тышкевич.

[14] Tyszkiewicz Stanislas (1887-1962) – иезуит, один из главных деятелей русского апостолата. Родился близ Полтавы в семье польского графа. В 1907 году уехал за границу и тайно поступил в послушничество Общества Иисуса. 1915 году посвящен в сан священника. С 1931 года перешел в византийский обряд и преподавал в семинарии «Руссикум» в Риме. Перед смертью принял схиму с именем Евлампий.

[15] Иезуитский колледж для детей русских эмигрантов (1922-1970) в Медоне.