|
Перевод с французского: Юлия Куркина
Моей матери, Марии-Терезе, Женевъеве, Марии, Иде, Наташе..
u всем тем, кто переживал на моих глазах то, о чем здесь написано
Лицом к нагромождению ужасов,
Он вглядывается,
Он кричит,
Он страдает,
и вдруг,
когда вселенский крест
вбирает его в себя,
Он затихает,
умолкает,
и - видит.
Жаклин Фредерик-Фрие (из сборника «Восклицания")
СОДЕРЖАНИЕ
Смысл страдания: ответ Иова
Вступление: Мало быть праведным (главы 1—2)
Монолог праведника: между бунтом и покорностью
(глава 3)
Три цикла речей: тщета слов (главы 4—27)
Неуловимая премудрость (глава 28)
Большой монолог Иова — крик души (главы 29—31)
Елиуй — предтеча.Воспитательный смысл страдания
(глава 32—37)
Ответ: видеть Бога
Эпилог: смысл жертвы
Заключение
Приложение: Несколько текстов для определения
места Иова в Библии
I. СМЫСЛ СТРАДАНИЯ. ОТВЕТ ИОВА
1. История Иова, наша история
Это драма страдания и бессилия. Человек ищет ответа, без устали
вопрошая себя и других. Но рассуждения бессильны объяснить тайну человеческой
хрупкости, перед лицом которой рушится всякое стремление к абсолютному, к вечности,
а особенно к справедливости. Страдание нельзя объяснить, напротив, это оно открывает
нам самих себя.
Книга Иова — своего рода «опера», где вступают то одни, то другие
голоса — хором и соло, то все разом умолкают, уступая место безмолвию. Она была
написана не сразу: в течение веков Дух порождал в человеческих сердцах попытки
постичь тайну страдания, которые, все совокупно, и дают на нее ответ.
Это развитие происходило не за счет добавления новых эпизодов, а
в силу некоей внутренней динамики. Вначале книга состояла только из первых (1,
1-2, 10) и последних стихов (42, 7-17). Этот первоначальный текст был чем-то вроде
сказки, утверждавшей, что Бог никогда не оставляет своих верных и не допускает
страдания праведных. Написанный в прозе, рассказ в ходе веков включил в себя несколько
поэм премудрости. Сначала были добавлены три длинных цикла речей, в которых мудрецы,
друзья Иова, тщетно пытаются убедить его, что он виновен и страдает в наказание
(гл. 3-26). В конце этих диалогов Бог является Иову и заставляет умолкнуть всех
(гл. 38-42, 6).
Еще позднее были добавлены замечательные поэмы: два монолога Иова
(гл. 27 и 29-31), рассуждения мудреца Елиуя (32-37), и, наконец, глава о неуловимой
премудрости (28).
И сквозь все эти строки, многократно исправленные, добавленные,
проступает лицо: лицо распятого Христа, поправшего смерть.
2. Прочтение на двух уровнях
Кто такой Иов? В свое время «господин Иов», вероятно, существовал,
но Библия вовсе не претендует на то, чтобы рассказать историю человека, чье существование
теряется в глубине времен. Какое нам дело до злоключений какого-то человека, одного
из многих, праха давно исчезнувшей цивилизации, жившего больше двух с половиной
тысяч лет назад где-то на Ближнем Востоке?
Во все времена человек узнавал себя в этом персонаже, потому что
в тот или иной момент своего существования он испытывает то же, что Иов: полную
невозможность управлять своей жизнью и абсурдность любых человеческих слов перед
лицом конечности, старости, болезни и смерти. И все же констатировать такое состояние
недостаточно; страдание должно стать путем преодоления себя, раскрытия себя иному;
оно может освободить от рабства эгоизма и самодостаточности.
Самоотречение, к которому приведен Иов — неизбежное испытание для
каждого, кто движется навстречу Богу. Оно есть путь освобождения и самозабвенного
доверия. Иов проходит внутренний путь, которым Бог ведет человека к совершенной
душевной наготе, чтобы дать ему возродиться:
«Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь... Господь дал,
Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» (1, 21).
Не только Иов, но все персонажи книги живут в нас. Мудрецы, выступающие
со своими речами, — не что иное, как разные виды нашего умственного и религиозного
восприятия, которое с помощью человеческих рассуждений пытается объяснить и оправдать
непостижимое поведение Бога. Но все они наталкиваются на ту же тайну, что заставила
Петра возражать Иисусу, предсказывающему Свое страдание и смерть:
«Я начал учить их, что Сыну Человеческому много должно пострадать,
быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть у биту, и
в третий день воскреснуть. И говорил о сем открыто. Но Петр, отозвав Его, начал
прекословить Ему. Он же обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру,
сказав: "Отойди от Меня, сатана, потому что думаешь не о том, что Божие,
но что человеческое". И, подозвав народ с учениками Своими, сказал им: кто
хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо
кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня
и Евангелия, тот сбережет ее. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь
мир, а душе своей повредит? (Мк 8, 31-37).
Цель христианской жизни — научиться любить, говорит святой Бернард.
Но что значит любить? «Любить значит отдать все, и даже самого себя», — отвечает
Тереза из Лизье. «Есть только две любви, пишет святой Августин, любовь к себе
вплоть до забвения Бога и любовь к Богу вплоть до забвения самого себя». Любовь
требует всего, поэтому она заставляет страдать эго, ложное «я», занимающее в нашем
сердце место, которое принадлежит чаду Божию. Но только любовь, ибо она вечна,
придает смысл жизни. Поэтому «на закате жизни мы будем судимы по тому, как любили...»
(Святой Иоанн Креста).
Настоящие страдания редки. Большая их часть субъективна: страдает
ли дух человека? Именно субъективность и мешает нам открыть совершенную Радость,
к которой Христос нас приглашает, Радость, превосходящую любое страдание. Сместить
« центр тяжести», поставить Бога в самое сердце своего существования — дело нелегкое;
это труд целой жизни. Попробуем шаг за шагом следовать по пути, который указывает
Святой Дух, ведущий нас в глубины тайны страдания, «оборотная сторона» которой
— способность принять и вместить бесконечную Любовь...
II. ВСТУПЛЕНИЕ:
МАЛО БЫТЬ ПРАВЕДНЫМ (ГЛАВЫ 1 И 2)
Был человек в земле Уц, имя его Иов; u был человек этот непорочен,
справедлив и богобоязнен, и удалялся от зла. И родились у него семь сыновей и
три дочери. Имения у него было: семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов,
пятьсот пар волов и пятьсот ослиц, и весьма много прислуги; и был человек этот
знаменитее всех сынов востока.
1. Иов
Книга начинается как сказка тысячи и одной ночи. Иов — настоящий
праведник, и его история, которая разворачивается одновременно на Небе и на земле,
рассказана как небылица, где все преувеличено и доведено до крайности. Однако
за внешней шаблонностью рассказа скрыт глубокий замысел...
В первых стихах определяется место действия: гдето на Востоке, в
стране Едом, в земле Уц жил человек... Название этого города в Библии пользуется
известностью: оно восходит к самому началу человеческой истории, связано с Авраамом
и его потомством1 и по-еврейски напоминает
слово «дерево», то есть устойчивость, стремление ввысь, вертикаль. Итак, герой
живет в дальней стороне, в неопределенную эпоху, и любой человек мог бы представить
себя в его положении.
Зовут его Иов, «противостоящий», «партнер по борьбе». Он — борец:
подобно Иакову, который боролся с ангелом, и, став победителем, когда был побежден,
получил имя Израиль (Быт. 32, 23-33), Иов представляет собою каждого человека,
которого Бог призывает к тяжкой битве, чтобы помочь ему стать самим собой. Со
времен грехопадения каждый из нас — место столкновения враждебных сил, в духовной
драме, разворачивающейся между силами смерти и силой Божественного Духа. «Царство
Небесное силою берется, и употребляющие усилия восхищают его» (Мф 11,12), — говорит
Иисус, а Павел описывает эту битву:
«Укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его. Облекитесь во
всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских; потому
что наша брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против
мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего примите
всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый, и все преодолев, устоять.
Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и
обув ноги в готовность благовествовать мир. А паче всего возьмите щит веры, которым
возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и
меч духовный, который есть Слово Божие. Всякою молитвою и прошением молитесь во
всякое время духом; и старайтесь о сем самом со всяким постоянством» (Еф 6, 10-18).
Такова великая и единственная битва. Такова тайна человеческой жизни:
созданный по образу Бога, человек должен стать «Его подобием». Но Бог есть Любовь,
Любовь, которая вечна и над которой не властна смерть. Любовь — это беспощадная
война с самим собой, чтобы открыться другому. Чтобы сделать нас способными любить,
Бог вовлекает нас в непримиримую борьбу с себялюбивым «я», способным лишь без
конца замыкать нас на самих себе.
«Крепка, как смерть, любовь;
люта, как преисподняя, ревность;
Стрелы ее — стрелы огненные;
она — пламень весьма сильный.
Большие воды не могут потушить любви,
и реки не зальют ее.
Если бы кто давал
все богатство дома своего за любовь,
то он был бы отвергнут с презрением»
(Песн 8, 6-7).
Вступление в эту борьбу обязывает нас превзойти слишком земные представления
о справедливости. Ибо любовь делает справедливым, а не справедливость порождает
любовь. "Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев,
то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф 5, 20).
Любовь — это жизнь, напряжение сил, движение к другому, постоянное
преодоление себя. Встреча С Богом возможна лишь на пути разрушения самодостаточности,
претендующей на обладание правдой, а стало быть, считающей себя вправе судить
всех и вся, даже Бога... Таково сражение, в которое вступает праведник Иов.
2. Достоинства Иова
Иов обладает четырьмя важнейшими достоинствами: он честен, непорочен,
богобоязнен и удаляется от зла. Тем не менее эти добродетели могут быть лишь
отправной точкой в духовной жизни.
Иов непорочен, то есть совершенен. Но совершенство бывает
безжизненным. Он безупречен, но достаточно ли этого? Можно быть совершенным и
ничего не знать ни о себе, ни о Боге. В его безупречности нет любви, он полон
гордыни, которая выдает себя в 29 и 31 главах. Со всем притязанием невежества
этот богатейший из сынов Востока так убежден в своей праведности, что перед
лицом Бога считает себя справедливее Его.
Он честен, это «человек, в котором нет лукавства», как говорит Иисус
Нафанаилу; он живет сообразно тому, во что верит: исполняет заповеди, как богатый
юноша из Евангелия (Лк 18, 18-23). Он готов приблизиться к познанию истины, но
она еще сокрыта от него и это ему предстоит понять. Не знает он и себя; лишь благодаря
испытанию он поймет, кто он такой.
Он богобоязнен. В Библии страх Божий — это одновременно и
«начало», и «венец Мудрости, ибо это осознание пропасти, отделяющей нас от Предвечного.
До грехопадения у человека не было нужды прятаться, потому что он любил Бога:
«совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин 4, 18). И только она, любовь, плод смиренного
сердца, может заполнить бесконечное расстояние между человеком и Богом. Иов должен
прийти к смирению, чтобы открыться для любви и самому научиться любить.
И наконец, сказано, что он удаляется от зла: то есть избегает
его, страшится, не решается оказаться с ним лицом к лицу. В каждом человеке живут
отрицательные силы, но они должны быть не вытеснены и преданы забвению, а преображены
и принесены в дар.
3. Имущество Иова
Перечисление богатств Иова основано на символике числа десять, означающего
человеческое совершенство: десять пальцев на руках, десять заповедей... У Иова
семь сыновей и трое дочерей, то есть десять детей. У него семь тысяч овец, жертвенных
животных, символизирующих кротость; и три тысячи верблюдов, которые являются образом
терпения, воздержанности и твердости — всего десять тысяч голов. Кроме того, у
него пятьсот пар быков, означающих силу, и пятьсот ослиц, являющихся символом
послушания, — то есть тысяча упряжек. И еще многочисленные слуги: ни в чем нет
недостатка. Таким способом нам напоминается, что Иов безупречно следует всем заповедям:
все эти животные символизируют собою добродетели и таланты, благодаря которым
он чувствует себя в безопасности. Ему суждено все потерять, чтобы приобрести нечто
гораздо большее.
Иов теряет то, что имеет, чтобы открыть то, что он есть. Это происходит
в два этапа. Сначала он лишается всего того, что внешне по отношению к его глубинному
бытию: своего скота, то есть своих способностей. Потом он теряет детей, обеспечивавших
его будущее, его потомство, общественное положение, власть и уважение окружающих.
И наконец, поражено его здоровье, он чувствует, как утекает жизненная сила, в
которой он был столь уверен; рушится привычное представление о самом себе, сила,
молодость. Лишившись имущества, знания, власти и уважения людей, он остается нагим
и беззащитным. И тогда начинается настоящая работа, работа самоуничижения, которая
ведет к смирению.
4. Другие персонажи
Сатана
В 4 главе2 мы впервые встречаемся
с этим зловещим персонажем, чье имя означает «враг», «противник».3
Он — воплощение сомнения, подозрительности, но в конечном итоге его роль
оказывается положительной: если Бог позволяет ему действовать, значит, это необходимо,
чтобы укрепить решимость в сердце человека. Бог никогда не допускает, чтобы
человек был искушаем свыше своих сил.
И получается, что Сатана, сам того не желая, помогает человеку сделать
выбор в пользу Бога. Как мог бы, например, спортсмен стать действительно сильным,
если бы не преодолевал препятствия? Видано ли, чтобы тяжелоатлет для накачивания
мышц поднимал груз в несколько грамм? Искушение — это место, где любовь проявляется
и крепнет. И как только человек осознает извращенность своего врага, тот уже теряет
половину своей силы.
Жена Иова
«И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей!
Похули Бога, и умри. Но он сказал ей: ты говоришь, как одна из безумных» (2, 9-10).
Как и Ева, жена Адама, супруга Иова становится сообщницей Сатаны
и противницей своего мужа. И дело здесь вовсе не в женоненавистничестве, потому
что сам Петр был назван «Сатаной», когда попытался прекословить Христу, предсказавшему
Свои Срасти: его мысли были «не о том, что Божие, но о том, что человеческое».
Перед лицом страдания человеческие рассуждения, не озаренные Святым Духом, становятся
«безумными»; и жена Иова олицетворяет человеческий разум, предоставленный самому
себе. Святой Павел много раз говорит об этой «человеческой мудрости».
"Haзывaя себя мудрыми, обезумели» (Рим 1, 22).
«Слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых,
— сила Божия. Ибо написано:«погублю мудростью мудрецов, и разум разумных отвергну»
(1 Kop 1, 18-19).
«Мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: «уловляет
мудрых в лукавстве их». И еще: «Господь знает умствования мудрецов, что они суетны»
(1 Kop 3, 19-29).
Друзья Иова
«И услышали трое друзей Иова о всех этих несчастьях, постигших
его, и пошли каждый из своего места: Елифаз Феманитянин, Вилдад Савхеянин и Софар
Наамитянин, и сошлись, чтобы вместе сетовать с ним и утешать его. И подняв глаза
свои, издали, они не узнали его; и возвысили голос свой, и зарыдали; и разодрал
каждый верхнюю одежду свою, и бросали пыль над головами своими к Небу. И сидели
с ним на земле семь дней и семь ночей; и никто не говорил ему ни слова, ибо видели,
что страдание его весьма велико» (2, 11-13).
Странные друзья: они погружаются в траур при виде Иова, как будто
он уже мертв, совершая ритуальные действия, как над мертвецом. Их молчание выльется
в длинные речи, в которых они будут обвинять и оскорблять своего несчастного товарища.
Эти три персонажа родом с Востока и с Юга, из пустынь Едомских,
считавшихся в Израиле землей, откуда произошла народная мудрость.
Елифаз высказывается со всей умеренностью, свойственной преклонному
возрасту, Вилдад произносит мало что стоящие изречения, Софар говорит с энергией
и высокомерием юности. Их речи — образец обычных объяснений, которыми человек
пытается оправдать несчастье: «Что я сделал Богу, чем заслужил постигшее меня
горе?» или «Он заслужил это, Бог покарал его» или еще «Как можно верить в Бога,
видя, сколько в мире несчастий?». Все это одна и та же логика справедливости (так
называемой справедливости) : «Так ему и надо». Но эта логика не имеет ничего общего
с Богом Милосердия.
5. Первая реакция Иова
«Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал,
Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! Во всем этом не согрешил
Иов, u не произнес ничего неразумного о Боге» (1, 21 - 22).
Приняв весть о первых несчастьях, Иов произносит великую истину:
нужно вернуться во чрево матери, возродиться, сделаться иным, стать подобным младенцу.
Мы слышим здесь отголосок слов, сказанных Христом Никодиму:
«Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может
увидеть Царствия Божия. Никодим говорит Ему: как может человек родиться, будучи
стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?» (Ин
3, 3-4).
Но, как и Никодим, Иов не осознает значения своих слов: оба считают,
что смерть — это возврат назад, тогда как она — лишь необходимая прелюдия нового
рождения. Умерев для самого себя, свободно, добровольно и радостно отрекшись от
себя, человек открывает в своей жизни совершенно новые перспективы. Нагота и нищета
Иова приглашают его к новой жизни, а не к исчезновению.
«Неужели доброе будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?
Во всем этом не согрешил Иов устами своими» (2, 10)
Вторая реакция Иова — отчаяние. В его словах нет ни доверия, ни
самоотречения, а только безропотное подчинение. Бог Иова — Бог без любви, Он Всемогущий,
но не «Вселюбящий», с Ним невозможен диалог; Он виновен, но не подлежит обвинению
(см. 42, 11). Представляя себе Бога по своему и не решаясь поставить под вопрос
сами эти представления, Иов реагирует слишком пассивно, чтобы можно было его реакцию
считать истинной. Просто принимая то, что считает злом, он не хочет и не умеет
увидеть в этом приглашения Бога к совершению дара к самопожертвованию.
«Во всем этом не согрешил Иов», — два раза повторяет автор. Но разве
цель жизни в том, чтобы не грешить? Камни, растения и предметы домашней утвари
тоже не грешат...
III. МОНОЛОГ ПРАВЕДНИКА: МЕЖДУ БУНТОМ И ПОКОРНОСТЬЮ
(ГЛАВА 3)
1. Смысл жизни
В начале 3 главы тон Иова внезапно меняется: он становится горьким,
почти агрессивным: «Погибни день, в который я родился!» Он проклинает день своего
рождения, завидует мертвым, предъявляет Богу счет, и наконец, разражается стенаниями
о своей участи. За этим бессильным бунтом на всех его этапах проступает вопрос:
«Почему?». Иов обращает его вовне, чтобы не задавать себе самому: ведь и до сих
пор жизнь его не имела смысла. Почему, например, был он так богат? В своем благополучии
он не задавал себе вопросов. Он спал наяву, и жизнь его была подобна сну. Лишенный
всех возможностей заглушить себя, отвлечься, Иов вынужден искать истинный смысл
существования. Пробуждение сознания всегда мучительно.
Этот неотвязный вопрос «почему?» будет возвращаться все время, и
уже в этом монологе Иов задает его четырежды. Ложный вопрос...«почему» не имеет
ответа, так как это попытка судить о том, что нам не принадлежит. Наше происхождение
и наша смертная участь могут породить единственный подлинный вопрос: «как?». Как
жить в тех обстоятельствах, которые мне даны? Быть человеком — это уметь идти
навстречу действительности, принимая свою ответственность и беря ее на себя раз
и навсегда.
Иов задает себе вопросы человека, отказывающегося перед лицом испытания
отвечать за свою жизнь:
— является ли благом само наше существование?
— не предопределена ли уже моя участь Богом?
— справедлив ли Бог, мудр ли Он?
Отделяя себя от Бога, чтобы противостоять Ему, он выходит из состояния
пассивности, в котором пребывал до сих пор, открывает свое «я». В этом бунте пробуждается
его личность. «Я», кричащее и бьющееся в нем, может окрепнуть только в борьбе
с невидимым и вездесущим Богом. Иов должен прийти к самому себе, чтобы суметь
свободно подчиниться и стать «партнером» Бога. До сих пор Провидение сладко баюкало
его, но наступает другое время. Ночь веры становится внутренней битвой: он — «человек,
которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком» (см. 23), человек, который
не может избежать встречи с самим собой.
2. Рождение
"Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано:
зачался человек!» (3, 3).
Иов не проклинает весь мир, он стремится разрушить .лишь самого
себя. Его приводит в ужас само сознание собственного бытия, он пытается отречься
от того, что он уже есть. Он переворачивает наоборот рассказ о первом дне творения:
«День тот да будет тьмою,... и да не воссияет над ним свет!» (3,4). Проклиная
творение, Иов хотел бы уязвить Самого Бога, как это делает в своем отчаянии Иеремия:
«Проклят день, в который я родился! День, в который родила меня
мать моя, да не будет благословен!... Для чего вышел я из утробы, чтобы видеть
скорби, и чтобы дни мои исчезали в бесславии?» (Иер 20, 14-18).
Смерть для самого себя — необходимый этап на пути обращения: «Кто
хочет идти за Мною, отвергнись себя. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет
ее, а кто потеряет ее ради меня и Евангелия, тот сбережет ее» (Мк 8, 34-35). Эта
смерть есть дар всего себя Богу, предание себя в Его руки, а не бегство от жизни.
Человек не может вернуться обратно в небытие, он должен свободно вернуться в Бога,
и чтобы не проделывать той гигантской работы, которой требует такое возрождение,
он предпочел бы быть уничтоженным, несуществующим. Но тот, кто уже есть, не может
быть уничтожен, он навсегда получает в удел существование и свободу: «Я семь».
«Тот Бог, что создал меня без меня, не спасет меня без меня», —
говорит святой Августин.
3. Смерть
Иов призывает смерть: «Для чего не умер я, выхода из утробы, и не
скончался, когда вышел из чрева?» (3, 11). Поскольку невозможно не быть, пусть
тогда я умру, думает Иов. Смерть представляется ему, как и многим людям, чем-то
вроде клуба отдыха, курорта, куда ездят в отпуск:
"Теперь бы лежал я и почивал, спал бы, и мне было бы покойно,
с царями и советниками земли, которые застраивали для себя пустыни, или с князьями,
у которых было золото, и которые наполняли домы свои серебром. Там беззаконные
перестают наводить страх, и там отдыхают истощившиеся в силах. Там узники вместе
наслаждаются покоем, и не слышат криков приставника. Малый и великий там равны,
и раб свободен от господина своего» (3, 13-19).
Будет ли смерть долгожданным царством равенства? Обладавший прежде
богатством и властью, Иов не слишком задумывался о несправедливости...
Вопросы Иова, выкрикиваемые в пустоту — это, по сути, критика Божественного
действия: «На что дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душею»? (3, 20). Подобное
вопрошание должно было бы побудить его поставить под вопрос самого себя:
не ложен ли мой образ мыслей? Но замкнувшись в своем горе, он доходит
до обвинения Бога, пытается принизить Его, чтобы не возвышать до Него свою душу.
Но не Богу оправдываться перед Иовом, и Иову придется изменить образ
мыслей.
Желание смерти звучит из уст и других персонажей Библии: Ревекка,
Товий, Иона, Иеремия возносят к Богу свои молитвы, призывая смерть. Для них рисковать
всем — это все-таки верить в Бога. И Илия, отчаявшись, предает свою участь в руки
Бога Отцов своих (3 Цар 19, 4), и это его последняя молитва, его ход «ва-банк».
Иов несколько раз призывает смерть, но не накладывает на себя руки, зная, что
только Тот, Кто дал жизнь, может ее забрать. И именно потому, что он продолжает,
вопреки всему, верить, что Бог справедлив, он и требует от Него, стеная, своей
смерти. На самом же деле вопль Иова обращен против него самого, против его неспособности
постичь смысл Божественного действия. В этом крике, который постепенно усиливается
и очищается, он утверждает свою любовь к Тому, Кого непременно хочет оправдать
в собственных глазах, и именно потому, что любит Его.
В древнеегипетской литературе есть тексты, подобные этой жалобе
Иова, например, «Разговор отчаявшегося со своей душой» (около 2 тысячелетия до
н.э):
«И раскрыл я уста, чтобы отвечать душе моей:
«Душа моя, ты не можешь унять страдание мое, для чего же удерживаешь
меня от смерти до срока, почему не броситься в огонь и в нем не исчезнуть ?» Я
сказал: «Я еще не исчез, но уже все потерял!» Ты можешь уходить, о душа моя, никто
не позаботится о тебе... Есть место отдыха, влекущее мое сердце. Запад (царство
мертвых) — это край отдохновения, долгий путь... Внемли мне, душа моя... я так
изнемог... Нынче смерть для меня — что исцеление от недуга, что выход из темницы...
что запах лотоса... что отдых на пьянящем берегу потока... что сладостный путь,
что возвращение в отчий дом после сражений... она подобна тому, когда небо вновь
проясняется, когда человек открывает то, что было ему неведомо... Нынче смерть
для меня — что желание увидеть свой дом после долгих лет плена... И душа моя ответила
мне: оставь твой плач, друг, брат мой, соверши жертву, радей о делах жизни...
люби меня здесь, не спеши отправляться на Запад; ты пойдешь туда, лишь когда твое
тело смешается с землею, лишь когда будешь изможден непоправимо, мы почием в общей
нашей обители..."
IV. ТРИ ЦИКЛА РЕЧЕЙ: ТЩЕТА СЛОВ (ГЛАВЫ 4-27)
1. Учение трех мудрецов
Елифаз, Вилдад и Софар вступают трижды, и Иов отвечает каждому из
них, или, скорее, это он сам всякий раз вновь начинает разговор, объявляя о своей
невинности и отрицая обвинения друзей. Так возникают три цикла споров (гл. 4-14,
15-21 и 22-27), заканчивающихся длинным монологом Иова (гл. 29-31), — всего 18
речей, даже несмотря на то, что метаморфозы, которые претерпел текст в ходе веков,
затрудняют деление внутри последнего цикла.
«Мудрецы» до изнеможения повторяют классическое религиозное учение,
«доктрину о вознаграждении»: если кто-то совершает зло, Бог наказывает его, и
наоборот если он наказан, значит, совершил зло. Поэтому праведники вознаграждаются,
а нечестивые подвергаются каре — конечно, в этом мире, ибо после смерти все становятся
равны. Подобное учение, которое преподает 1 псалом, не выдерживает проверки опытом
жизни, и история Иова — живое доказательство того, что эта система не соответствует
действительности.
Такое восприятие Бога как поборника справедливости, или скорее,
представление о некоей неумолимой справедливости, которую мы называем Богом, коренится
в самой глубине наших сердец. Иисус отвергает его в разговоре со Своими учениками
о слепорожденном:
«Ученики Его спросили у Него: Равви! Кто согрешил, он или родители
его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но
это для того, чтобы на нем явились дела Божий» (Ин 9, 2-3).
Бог справедлив, но Он есть дух, и Он вечен; вознаграждение Его не
материально и не наступает немедленно. Впрочем, Справедливость и Милосердие в
Нем не противостоят друг другу, а являются одним целым.
Итак, друзья Иова ошибаются, выдвигая догму об ужасной участи злодеев
и о счастье праведников. Добавляя, что ни один человек не может быть чист перед
Богом, они тут же приходят к выводу: раз ты несчастен, значит, виновен.
«Вот каково, по сути, положение, которое предлагают Иову его друзья:
человек всегда виновен перед Богом, поэтому всегда страдает. В действительности,
может быть, это не так уж неверно; ошибка заключается в другом: в том, что они
высокомерно говорят ему об этом, чего ни один человек не должен позволять себе
по отношению к другому. К этому можно прибавить, что у друзей Иова нет никакого
критерия, чтобы понять, что означает страдание невинного перед лицом Бога» (С.
Кьеркегор).
Эти люди становятся невыносимы, потому что им, еще больше, чем Иову,
не хватает милосердия в какой бы то ни было форме. Это друзья, в которых нет любви,
ибо они не знают ни Бога, ни самих себя.
Когда-то Иов и сам думал так же (29, 18-20 и 30,26), и если слова
их приводят его в такой гнев и неистовство, то только потому, что он продолжает
рассуждать таким же образом, в то время как опыт показывает ему, что это понимание
ложно. Не видя другого выхода, он набрасывается на Бога, обвиняя Его в том, что
Он хранит трусливое молчание. Но парадокс этот возможен лишь оттого, что он не
в состоянии переосмыслить свои представления о жизни.
Друзья Иова тоже требуют от него обращения, возврата к Богу, не
понимая, что это вопрос не нравственного порядка: Иов действительно праведен.
Путь, который ему предстоит проделать, — путь духовный. Он должен вступить в отношение
с Богом, открыть Его для себя как Личность, как высшую Свободу, стать Его другом.
Он должен воспринять дух заповедей Блаженства, называющих счастливыми страждущих
от голода, нищеты, преследования, — лишь бы они знали Бога. Он должен открыть
путь совершенной радости, о которой говорит святой Франциск, радости, которая
пребывает несмотря ни на какие страдания.
2. Аргументы мудрецов
Трое друзей пытаются убедить Иова, рисуя ему целую картину участи
грешников, так, как они ее себе представляют, так, как они научены. Но они могут
лишь повторять свою теорию, не пытаясь сопоставить ее с действительностью:
«Нечестивый мучит себя во все дни свои, и число лет закрыто от притеснителя;
звук ужасов в ушах его; среди мира идет на него губитель. Он не надеется спастись
от тьмы; видит перед собою меч. Он скитается за куском хлеба повсюду; знает, что
уже готов, в руках у него, день тьмы. Устрашает его нужда и теснота; одолевает
его, как царь, приготовившийся к битве» (15, 2O-24). И они заключают: «0н зачал
зло, и родил ложь, и утроба его приготовляет обман» (15-35).
Слабость бесчестного положения, его уязвимость, постоянная неуверенность
и скорая гибель нечестивых, их страх и отчаяние — любимые темы друзей Иова, пытающихся
описать это движение к небытию. По их мнению, человек сам порождает свое наказание
(4,8; 15,35), поскольку оно — плод гордыни неправедно разбогатевших и обрушивается
на головы их и их потомства. И раз Иов так сильно страдает, значит, он — воплощение
чудовищной гордыни! (15, 4-13).
И наоборот, праведники получают вознаграждение, утверждают все трое
философов, в согласии с учением Второзакония и многими псалмами. Пророки уже знали,
что истинное счастье — не материального порядка: мир и согласие со своей совестью
перед лицом Бога, близость с Ним не имеют цены. Но мудрым друзьям Иова праведная
жизнь видится лишь «средством» к достижению счастья. Именно этот тип религиозности
Рауль Фолеро назвал «универсальной страховкой против великого вечного Пожара»;
можно добавить «и неплохая пенсия по старости, дешевое и доступное социальное
обеспечение»...
В основном порядочность жизни, по этому учению, состоит в способности
«поникнуть лицем», то есть вести себя смиренно и хранить «чистоту рук» (22, 30);
иначе говоря, жить так, чтобы не в чем было себя упрекнуть, а для этого «управить
сердце свое, и простереть к Нему руки свои» (11, 13), то есть быть верным Богу,
усердствовать в молитве, неустанно взывая к «Вседержителю» (8, 5)... Но Иов так
и делал, и знает, что внешнее соблюдение заповедей не может быть путем радости.
«Сблизься же с Ним, и будь спокоен; через это придет к тебе добро.
Прими из уст Его закон, и положи слова Его в сердце твое. Если ты обратишься к
Вседержителю, то вновь устроишься, удалишь беззаконие от шатра твоего. И будешь
вменять в прах блестящий металл, и в камни потоков золото Офирское. И будет Вседержитель
твоим золотом, и блестящим серебром у тебя, ибо тогда будешь радоваться о Вседержителе,
и поднимешь к Богу лице твое. Помолишься Ему, и Он услышит тебя, и ты исполнишь
обеты твои. Положишь намерение, и оно состоится у тебя; и над путями твоими будет
сиять свет. Когда кто уничижен будет, ты скажешь «возвышение!» и Он спасет поникшего
лицем» (22, 21-30).
Друзья Иова приходят все время к одному и тому же выводу: всякий
человек грешен, и стало быть, заслуживает наказания. Если он счастлив, значит
Бог доволен им, а если несчастен, значит согрешил. Чтобы быть счастливым, нужно
без конца уничижать себя. Подобный взгляд, надо заметить, исходит из справедливого
суждения: ни один человек не праведен перед Богом.
«Человек праведнее ли Бога, и муж чище ли Творца своего? Вот, Он
и слугам своим не доверяет, и в Ангелах Своих усматривает недостатки, тем более
— в обитающих в храминах из брения, которых основание прах, которые истребляются
скорее моли. Между утром и вечером они распадаются; не погибают ли с ними и достоинства
их? Они умирают, не достигнув мудрости» (4, 17-21)
«Что такое человек, чтобы быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиною
быть праведным? Вот, Он и святым Своим не доверяет, и небеса нечисты в очах Его:
тем больше нечист и растлен человек, пьющий беззаконие, как воду» (15, 14-16).
Не зная ничего иного, мудрецы сводят бунт Иова исключительно к нравственной
проблеме. Они не понимают, что его вопрос — вопрос экзистенциальный, метафизический:
кто же такой Бог, если Он совсем не похож на идеальный образ, который я себе создал?
Иов ставит под сомнения сами понятия о справедливости, верности, чистоте, следованию
которым он посвятил всю свою жизнь. Потому что, когда начинаешь восходить духовным
путем, установленные ценности теряют свою безусловность.
Глубочайший вопрос, встающий перед каждым искателем вечности — «Кто
есть Бог?» и, следовательно, «кто подобен Богу?» (имя архангела Михаила: Mi-Ka-El).
Этот вопрос драматичен для того, кто его ставит: соразмеряя себя с Богом, пытаясь
воспринять какую-то частичку Его бесконечного величия, неизбежно открываешь всю
степень человеческой малости и бездонную пропасть, которая отделяет его от Творца.
И тем не менее это осознание не должно быть оправданием для того, чтобы отрицать
всякую связь с Богом, помещая Его в некий ореол недоступной и непреклонной святости.
3. Ответ Иова
Иов не отрицает свою недостойность, все то, о чем мудрецы говорят
ему, он знает и сам:
«Правда, знаю, что так; но как оправдается человек перед Богом?
Если захочет вступить в прение с Ним, то не ответит Ему ни на одно из тысячи.
Премудр сердцем и могуч силою; Кто восставал против Него и оставался в покое?»
(9, 2-4).
«Сколько знаете вы, знаю и я; не ниже я вас. Но я к Вседержителю
хотел бы говорить, и желал бы состязаться с Богом» (13, 2-3).
Главы 21 и 24 — это пылкое доказательство ложности учения о воздаянии.
Отвергая его, Иов основывается на двух главных аргументах — своем личном и общечеловеческом
опыте. Мы видим, как нечестивый избегает кары и после смерти ему устраивают торжественное
погребение (21, 27). Что же до наказания потомков беззаконных, то это вовсе не
имеет смысла (21, 19)! Их счастливая участь — соблазн для угнетенных праведников:
«Почему не сокрыты от Вседержителя времена, и знающие Его не видят
дней Его? Межи передвигают, угоняют стада, и пасут у себя. У сирот уводят осла,
у вдовы, берут в залог вола. Бедных сталкивают с дороги, все уничиженные земли
принуждены скрываться. Вот они, как дикие ослы в пустыне, выходят на дело свое,
вставая рано на добычу; степь дает хлеб для них и для детей их. Жнут они на поле
не своем, и собирают виноград у нечестивца; нагие ночуют без покрова, и без одеяния
на стуже; мокнут от горных дождей; и, не имея убежища, жмутся к скале. Отторгают
от сосцов сироту, и с нищего берут залог; заставляют ходить нагими, без одеяния,
и голодных кормят колосьями; между стенами выжимают масло оливковое, топчут в
точилах, и жаждут. В городе люди стонут, и душа убиваемых вопиет, и Бог не воспрещает
того» (24, 1-2).
«Если это не так, кто обличит меня во лжи, и в ничто обратит речь
мою?» (24, 25).
Иов обвиняет Бога не только в безразличии, но чуть ли не в жестокости
и сообщничестве с нечестивыми:
«Все одно; поэтому я сказал, что Он губит непорочного и виновного.
Если этого поражает Он бичом вдруг, то пытке невинных посмевается. Земля отдана
в руки нечестивых; лица судей ее Он закрывает. Если не Он, то кто же?» (9, 22-24)
Считая, что это Бог поразил его, Иов тщетно пытается найти облегчение
в дружбе: его друзья, будучи узниками собственных безусловных представлений о
морали, не способны понять его страдание. Отказывая в сочувствии, они становятся
бесчеловечны и убивают любовь в самих себе. Так пусть же лучше молчат! Для того,
кто действительно любит, единственное достойное отношение — это молчаливое присутствие
Марии у подножия Креста. Сочувствовать, утешать — это страдать страданием любимого
существа, соединиться с ним во внутреннем и внешнем молчании, отказавшись от любого
вмешательства в тайну, совершающуюся в другом, возвышенный диалог человека с Богом
и самим собой, в который никто не имеет права вторгаться.
«А вы сплетчики лжи; все вы бесполезные врачи. О, если бы
вы только молчали! Это было бы вменено вам в мудрость» (13, 4-5).
«Напоминания ваши подобны пеплу; оплоты ваши оплоты глиняные. Замолчите
предо мною, и я буду говорить, что бы ни постигло меня. Для чего мне терзать тело
мое зубами моими и душу мою полагать в руку мою? Вот, Он убивает меня; но я буду
надеяться; я желал бы только отстоять пути мои пред лицем Его!» (13, 12-15).
«Помилуйте, помилуйте меня вы, друзья мои; ибо рука Божия коснулась
меня. Зачем и вы преследуете меня, как Бог, и плотью моею не можете насытиться?'»
(19, 21-22)
4. Лицо Иова
Отвечая друзьям, Иов описывает чувства, которыми полна его душа,
свои кошмары, свой ужас и отвращение, он создает подлинный автопортрет. Его друзья
вносят дополнительные штрихи, изображая его реакции, нетерпение и гнев. В целом
получается очень тонкое и психологически точное описание, уникальное в древней
литературе:
«К чему порывает тебя сердце твое, и к чему так гордо смотришь?
Что устремляешь против Бога дух твой, и устами твоми произносишь такие речи?»
(15, 12-13) говорит Елифаз, а Иов возражает:
«О, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними
положили на весы страдание мое! Оно, верно, перетянуло бы, песок морей! Оттого
слова мои неистовы. Ибо стрелы Вседержителя во мне; яд их пьет дух мой; ужасы
Божий ополчились против меня» (6, 2-4).
Иов описывает свои муки с удивительной реалистичностью:
«Я был спокоен, но Он потряс меня; взял меня за шею и избил меня,
и поставил меня целью для Себя. Окружили меня стрельцы Его; Он рассекает внутренности
мои, и не щадит; пролил на землю желчь мою. Пробивает во мне пролом за проломом;
бежит на меня, как ратоборец. Вретище сшил я на кожу мою, и в прах положил голову
мою. Лицо мое побагровело от плача, и на веждах моих тень смерти» (16, 12-16).
Красноречие Иова столь же велико, как и его страдание: ирония, оскорбления,
критика, зловещие картины. Он говорит с такой страстью, что в конце концов его
друзья начинают опасаться с ним заговаривать:
«Если попытаемся мы сказать к тебе слово, — не тяжело ли будет тебе?
Впрочем кто может возбранить слову?» (4, 2)
И тем не менее, они ожесточаются против него с невыносимой жестокостью:
«Вот ты наставлял многих, и опустившиеся руки поддерживал, падающего
восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял. А теперь дошло до тебя,
и ты изнемог, коснулось тебя, и ты упал духом» (4, 3-5).
Чувства Иова, находящегося почти во власти бреда, все время меняются:
он призывает смерть и в то же время боится ее.
«Не малы ли дни мои? Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился,
прежде нежели отойду, — и уже не возвращусь, — в страну тьмы и сени смертной,
в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно,
как самая тьма» (10, 2O-22).
«Душа моя желает лучше прекращения дыхания, лучше смерти, нежели
сбережения костей моих. Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня,
ибо дни мои суета. Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на
него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его?
Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить
слюну мою? Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил
меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость ? И зачем бы не простить
мне греха и не снять с меня беззакония моего? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра
поищешь меня, и меня нет» (7, 15-21).
Он зовет Бога и ужасается от мысли о возможности встретиться с Ним,
потому что по сути его система ценностей остается прежней и, отвергая аргументы
своих друзей, он все так же желает жизни, счастья и достатка в вознаграждение
за свою безупречность. Заблуждение Иова, ложность его представлений о Боге в том,
что он пытается свести Его к образу некоего совершенного человека, тогда как Он
— «Совершенно Иной». Не понимая этого, Иов обвиняет Его в деспотизме и боится.
«Но Он тверд, и кто отклонит Его? Он делает, чего хочет душа Его.
Так, Он выполнит положенное мне; и подобного этому много у Него. Поэтому я трепещу
пред лицом Его. Бог расслабил сердце мое, и Вседержитель устрашил меня. Зачем
я не уничтожен прежде этой тьмы, и Он не сокрыл мрака от лица моего!» (23, 13-17).
5. Бог Иова
Тогда как все Писание беспрестанно воспевает милосердие Божие и
Псалмы без конца повторяют, что «вовек милость Его», эта тема совершенно отсутствует
в книге Иова. По мнению Иова, Бог всегда непостижим для человека, недоступен его
разуму и чувствам. Даже в тех отрывках, где Иов воспевает Его славу, Он изображен
Всемогущим Создателем, Господином истории; но эта история — не история Израиля:
Бог Иова абстрактен, это идея. Елифаз говорит:
«[Бог] Творит дела великие и неисследимые, чудные без числа; дает
дождь на лице земли, и посылает воды на лице полей; униженных поставляет на высоту,
и сетующие возносятся во спасение. Он разрушает замыслы коварных, и руки их не
довершают предприятия. Он уловляет мудрецов их же лукавством, и совет хитрых становится
тщетным: днем они встречают тьму, и в полдень ходят ощупью, как ночью. Он спасает
бедного от меча, от уст их и от руки сильного. И есть несчастному надежда, и неправда
затворяет уста свои» (5, 9-16).
И Иов вторит ему:
«0н передвигает горы, и не узнают их; Он превращает их в гневе Своем;
сдвигает землю с мест ее, и столбы ее дрожат; скажет солнцу — и не взойдет; и
на звезды налагает печать. Он один распростирает небеса, и ходит по высотам моря;сотворил
Ас, Кесилъ и Хима и тайники юга; делает великое, нвисследимов и чудное без числа!
Вот, Он пройдет передо мною, и не увижу Его; пронесется, и не замечу Его» (9,
5-11).
Горький опыт заставляет Иова оспаривать, что Бог обладает всем тем,
что сам Иов Ему до сих пор приписывал: добротой, святостью, мудростью, справедливостью.
Он не добр, ибо жизнь тяжела и быстротечна, безнадежна, похожа на
абсурдный спектакль, трагическая развязка которого известна заранее. И поскольку
Бог знает все это, Его ожесточение против несчастного, презрение к нему и насмешка
над ним свидетельствуют о Его жестокости.
Бог не свят, ибо беззаконные побеждают, и Он с ними заодно, поскольку
не открывает тому, кого карает, его вину.
Бог, Который есть начало и причина всего, не мудр, а, напротив,
неразумен и склонен к беспричинным переменам настроения.
На самом деле Иов попросту не способен признать границ своего собственного
знания. Чрезмерная уверенность в себе, питаемая ощущением собственной праведности,
приводит к тому, что он судит Бога: Бог несправедлив перед лицом справедливости
Иова! Кажется, Иов совсем забыл, что нет другой нормы справедливости, кроме Самого
Бога, и что быть справедливым значит уподобиться Ему.
Но, вопреки всем ожиданиям, он все еще клянется Им, Богом, ибо,
неспособный отрицать голос собственной совести, он не может отрицать и Его 'существования.
Такова драма Иова: его вера вступает в конфликт с совестью, и именно в этой борьбе
сердце его раскроется, и он постигнет не только «что есть Бог», но «кто есть Бог».
«Жив Бог, лишивший меня суда, и Вседержитель, огорчивший душу мою,
что, доколе еще дыхание мое во мне и дух Божий в ноздрях моих, не скажут уста
мои неправды, и язык мой не произнесет лжи! Далек я от того, чтобы признать вас
справедливыми; доколе не умру, не уступлю непорочности моей. Крепко держал я правду
мою, и не опущу ее; не укорит меня сердце мое во все дни мои» (27, 2-6).
Постепенно в сознании Иова происходит нечто вроде удвоения образа
Бога. Иов не может отказаться от мысли о Его беспристрастности в этой борьбе,
в которой он оказался Ему противопоставлен, и поэтому видит в Нем одновременно
Судью и Защитника; Творца и Того, Кто свидетельствует о человеке перед лицом Творца.
Это удивительное предвосхищение искупления человечества в личности Сына, Который
воплотится, чтобы стать заступником людей перед Богом.
«Земля! не закрой моей крови, и да не будет места воплю моему.
И ныне, вот, на небесах Свидетель мой, и Заступник мой в вышних! Многоречивые
друзья мои! К Богу слезит око мое. О, если бы человек мог иметь состязание с Богом,
как сын человеческий с ближним своим! Ибо летам моим приходит конец, и я отхожу
в путь невозвратный» (16, 18-22).
«Заступись, поручись Сам за меня перед Собою! иначе кто поручится
за меня?» (17, 3)
По-еврейски Иов называет его «Гоэл»: так назывался близкий родственник,
который одновременно исполнял миссию Защитника и Искупителя угнетенного и нуждающегося;
в то же время Он — Противник.
«О, если бы записаны были слова мои! Если бы начертаны были
они в книге, резцом железным с оловом, — на вечное время на камне вырезаны были!
А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся
кожу мою сию; и я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Истаевает
сердце мое в груди моей!» (19, 23-27)
Так, через страдание, знание Иова о Боге очищается. Из Бога «по
образу человека», справедливого, но далекого, недоступного, сведенного лишь к
роли Вершителя неотвратимой судьбы, Он становится личностью, Кем то близким, с
Кем Иов вступает в диалог. Но прежде всего этот диалог завязывается в самом Иове
— между понятием о Боге и реальностью Вечно Сущего, с которой Иов сталкивается.
6. Иов бросает вызов Богу
В глубине души Иов продолжает надеяться, и именно поэтому протестует.
На самом деле он не просит о том, чтобы быть уничтоженным, а ждет ответа. Нельзя
сказать, что он отрицает справедливость Бога, но она кажется ему абсурдной. Он
слишком любит Его, чтобы смириться с собственным ощущением Его несправедливости,
и слишком надеется на Него, чтобы выдержать Его невыносимое молчание. Он жаждет
Его, ибо Бог для него Все, сам смысл его существования, и он не хочет иного смысла.
Только пять раз он решается обращаться прямо к Богу и почти все эти обращения
относятся к первому циклу речей. Он начинает с напоминания о краткости своей жизни,
продолжая считать, что она драгоценна для Бога:
«Вспомни, что жизнь моя дуновение, что око мое не возвратится видеть
доброе. Не увидит меня око видевшего меня; очи Твои на меня, — и нет меня. Редеет
облако, и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет» (7, 7-9).
Он знает, что Предвечный — его Создатель, но он хочет, чтобы Тот
был еще и Отцом, до конца отвечающим за всех, кого породил:
«Скажу Богу: не обвиняй меня; объяви мне, за что ты, со мною борешься?
Хорошо ли для Тебя, что Ты угнетаешь, что презираешь дело рук Твоих, а на совет
нечестивых посылаешь свет? Разве у Тебя плотские очи, и Ты смотришь, как смотрит
человек? Разве дни Твои — как дни человека, или лета Твои — как дни мужа, что
Ты ищешь порока во мне, хотя знаешь, что я не беззаконник, и что некому избавить
меня от руки Твоей? Твои руки трудились надо мною и образовали всего меня кругом,
— и Ты губишь меня? Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь
меня?» (10, 2-9).
Зная о своей бренности, он просит хоть немного сжалиться над ним:
«Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями. Как
цветок, он выходит, и опадает; убегает, как тень, и не останавливается. И на него-то
Ты отверзаешь очи Твои, и меня ведешь на суд с Тобою? Кто родится чистым от нечистого?
Ни один. Если дни ему определены, и число месяцев его у Тебя; если ты положил
ему предел, которого он не перейдет; то уклонись от него; пусть он отдохнет, доколе
не окончит, как наемник, дня своего» (14, 1-6)
Чувствуя, что покинут всеми, в душевном одиночестве, порожденном
несчастьем, он пытается напомнить Богу, что кроме Него, у него нет друзей:
«Заступись, поручись Сам за меня перед Собою! Иначе кто поручится
за меня? Ибо ты закрыл сердце их от разумения, и потому не дашь восторжествовать
им» (17, 3-4).
Иову хочется ощутить хоть толику внимания со стороны Бога, удостовериться
в Его любви:
«Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне, — стою, а Ты только смотришь
на меня. Ты сделался жестоким ко мне; крепкою рукою враждуешь против меня. Ты
поднял меня, и заставил меня носиться по ветру, и сокрушаешь меня. Так, я знаю,
что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живущих» (30, 2O-23).
V. НЕУЛОВИМАЯ ПРЕМУДРОСТЬ (ГЛАВА 28)
« Так! у серебра есть источная жила, и у золота место, где его
плавят. Железо получается из земли, из камня выплавляется медь... Земля, на которой
вырастает хлеб, внутри изрыта как бы огнем. Камни ее — место сапфира, и в ней
песчинки золота. Стези туда не знает хищная птица, и не видал ее глаз коршуна;
не попирали ее скимны, и не ходил по ней шакал. На гранит налагает он [человек]
руку свою, с корнем опрокидывает горы. Останавливает течение потоков, и сокровенное
выносит на свет. Но где премудрость обретается? и где место разума? Не знает человек
цены ее, и она не обретается на земле живых. Бездна говорит: «не во мне она»;
и море говорит: «не у меня». Не дается она за золото, и не приобретается она за
вес серебра. А о кораллах и жемчуге и упоминать нечего, и приобретение премудрости
выше рубинов. Откуда же исходит премудрость? и где место разума? Аваддон и смерть
говорят: «ушами нашими слышали мы слух о ней». Бог знает путь ее, и Он ведает
место ее. Когда Он ветру полагал вес, и располагал воду по мере, когда назначал
устав дождю и путь для молнии громоносной: тогда Он видел ее, и явил ее; приготовил
ее, и еще испытал ее, и сказал человеку: «вот, страх Господень есть истинная премудрость,
и удаление от зла — разум» (Отрывки из 28 главы).
1. Перерыв в борьбе
По-видимому, этот прекрасный текст был включен в книгу Иова сравнительно
поздно. Это независимая поэма, не связанная напрямую со всем остальным, нечто
вроде паузы, передышки, которую окончательный редактор книги Иова счел уместным
нам предоставить, чтобы вывести из круга, в который нас заточили диалоги между
Иовом и его друзьями: там нет мудрости. От чьего лица написан этот текст? Это
не Иов и не его друзья, но голос самого автора.
После споров воцаряется мир. Нужно отстраниться и вернуться к исходной
точке. И действительно, последние два стиха напоминают нам о двух добродетелях
Иова: богобоязненности и удалении от зла, а это означает, что Иову с самого начала
присущи качества «искателя истины». Эта поэма является, таким образом, и заключением
всех речей, и приближением к развязке, к выходу; она налагает молчание на всех
«учителей мудрости» и признает правоту Иова, отвергая мудрость человеческих рассуждений;
но она же и подтверждает неспособность самого Иова постичь Божественную логику.
Эта глава подготавливает душу читателя к Божественному явлению, которое становится
возможным, только когда обуздываешь интеллектуальную гордыню — Бога не понимают,
Его принимают.
«Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои, говорит Господь.
Но, как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои — выше мыслей
ваших» (Ис 55, 8-9)
Мы считаем, что Бог должен мыслить как мы, и не в этом ли Христос
упрекает Петра, возмутившегося при возвещении будущих Страстей? (Мф 16,
23). Не в этом ли великое препятствие: желая, чтобы Бог был похож на нас, мы отказываемся
становиться похожими на Него, отказываемся быть «образом и подобием Божиим» и
создаем себе Бога «по образу и подобию» человека. Премудрость — это восстановление
порядка ценностей, извращенного и перевернутого грехом; и состоит она в смиренном
подчинении разума Святому Духу. Точно так же и истинная свобода — не что иное,
как повиновение Божественной воле. Но чтобы подчиняться и слушаться, нужно быть
хозяином в своем доме, то есть быть разумным и свободным.
2. Различные этапы поэмы
Один и тот же рефрен делит поэму на три части. Автор призывает нас
восхититься умелостью человека в трех сферах жизни: технике, коммерции, размышлении.
Во всех этих видах деятельности человек предстает несравненно высшим, чем животное;
но ничто не дает ему премудрости. Напрасно он роет рудокопные шахты, обменивает
драгоценные металлы, размышляет о смысле смерти. Единственная мудрость, которой
он обладает, — это способность подчиниться Богу.
Мудрость невозможно обрести «по горизонтали», в использовании мира;
ее встречаешь только «по вертикали», в признании Творца. Искать следует источник
Бытия, а не способы «потребления» сотворенного. Творение — лишь отблеск Того,
Кто дает ему жизнь, и человек становится причастен премудрости лишь в той степени,
в какой осознает самого себя перед лицом Бога. Премудрость рождается из поклонения,
которое готовит и открывает сердце к принятию откровения.
Золото, серебро, железо и медь — четыре металла, наиболее употребимые
в торговле и для ведения войн. Открытие, добыча и очищение этих металлов — символы
духовного поиска, которые Библия часто использует (Ис 1, 25; Иер 6, 29; Пс 12,
7). Говоря о своем умении изготавливать золото из самых различных веществ, древние
алхимики пытались таким образом символически выразить внутреннюю работу, к которой
призван каждый человек, работу, которая требуется, чтобы человек позволил себя
преобразить, чтобы перейти из нынешнего состояния к нетленному сиянию вечной жизни.
Проникновение до самого дна шахты, с тем чтобы осветить земные недра и извлечь
на свет спрятанные сокровища, узников земли, «смертной тени» — вот труд, который
Святой Дух стремится совершить с нами и в нас. Человек может опрокидывать горы,
но если он не идет вглубь самого себя, если не открывает свету свои «недра», глубины
собственного сердца, он никогда не откроет подлинных ценностей, единственно дающих
смысл существованию.
Он может обойти всю вселенную, исследовать все земли и океаны, торговать
и верить, что с помощью богатства овладел миром; он может обратить взор к небу
и покорить воздушное пространство — все это не более чем иллюзии, потому что премудрость
выше небес. Премудрость знакома нам, как царице Савской, лишь понаслышке (3 Цар
10, 6). Перспектива смерти лишает всякой надежды того, кто мнит себя мудрым и
все на земле постигшим. Мудр один только Бог, и нет другой премудрости, кроме
как использовать свою жизнь так, чтобы повстречаться с Ним, чтобы подражать Ему,
то есть возлюбить Его.
Трое «философов» и сам Иов не раз выдают ремесленную умелость и
порядочность жизни за премудрость. Для древних эти два типа знания были неразделимы:
человек неумелый не мог претендовать ни на обладание мудростью, ни, тем более,
на то, чтобы учить других. Даже Бог в Своем явлении будет доказывать Свою мудрость,
описывая совершенство и красоту творения. Поэма не отрицает ценности человеческого
знания, но решительно утверждает, что Божественная Премудрость — совершенно иного
порядка, и человек не может приобрести ее собственными силами, так как она может
быть получена лишь в Откровении.
Многие другие библейские тексты говорят подобным языком, но часто
Божественное Откровение они сводят к Моисееву закону, чего Иов не делает никогда.
Например, в книге Второзакония говорится:
«Сокрытое принадлежит Господу, Богу нашему, а окрытое — нам и сынам
нашим до века, чтобы мы исполняли все слова закона сего» (Втор 29, 29).
Продолжая ту же линию, поэма из книги Варуха почти во всем подобна
поэме книги Нова, и вероятно, современна ей:
«Оставил [Израиль] источник премудрости. Если бы ты ходил путем
Божиим, ты жил бы в мире во веки. Познай, где находится мудрость, где сила, где
знание, чтобы вместе с тем узнать, где находится долгоденствие и жизнь, где находится
свет очей и мир. Кто нашел место ее, и кто взошел в сокровищницы ее? Где князья
народов и владевшие зверями земными, забавлявшиеся птицами небесными, и собиравшие
серебро и золото, на которые надеются люди, и стяжаниям которых нет конца? Где
те, которые занимались серебряными изделиями, и которых изделиям нет числа ? Они
исчезли и сошли в ад, и вместо них восстали другие. Позднейшие видели свет, и
жили на земле, но пути мудрости не познали; не уразумели стезей ее, и не достигли
ее сыновья их; они были далеко от пути ее. Не было слышно о ней в Ханаане, и не
было видно ев в Фемане. Сыновья Агари искали земного знания, равно и купцы Мерры
и Фемана, и баснословы и исследователи знания; но пути премудрости не познали,
и не заметили стезей ее. О, Израиль! как велик дом Божий, и как пространно место
владычества Его!... Кто взошел на небо, и взял ев, и снес с облаков? Кто перешел
моря и нашел ее, и кто принесет ее, лучшую чистого золота? Нет никого, знающего
путь ее, ни помышляющего о стезе ее. Но Знающий все знает ее; Он открыл ее Своим
разумом, Тот, Который сотворил землю на вечные времена... Сей есть Бог наш, и
никто другой не сравнится с Ним. Он нашел все пути премудрости, и даровал ее рабу
Своему Иакову и возлюбленному Своему Израилю. После того Он явился на земле и
обращался между людьми. Вот книга заповедей Божиих и закон, пребывающий вовек.
Все, держащиеся ее, будут жить, а оставляющие ее умрут» (Вар 3, 12 - 4, 1).
Независимость книги Иова от еврейской религиозной традиции, ее универсальность
ставят ее особняком по отношению к другим книгам Библии: Иов надеется на личную
встречу с Богом, он не довольствуется соблюдением Его предписаний. Он требует
большего, нежели закон, и поиск его — поиск не только нравственный, но духовный.
3. От премудрости к любви
Истинная мудрость есть причастность Божественному знанию, а справедливость
— соответствие жизни человека признаваемой им Божественной воле.
Человек обретает то и другое, осознав связь, которая соединяет его
с Творцом. Не будучи источником даже собственного бытия, самого себя, человек
велик лишь в открытии своего Бога и подражании Ему. Ветхий Завет — история попытки
«согласовать» человека с Богом путем праведности:
«Люби Господа, Бога Твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею,
и всеми силами твоими...» Новый Завет идет дальше, предлагая путь сближения человеческой
любви с любовью Божественной, явленной во Христе: «Да любите друг друга, как Я
возлюбил вас». Принцип воздаяния справедливостью за справедливость уступает место
принципу воздаяния любовью за любовь. Книга Иова закладывает основу для этого
нового пути: Бог скрывает Свою справедливость, чтобы показать, что она не является
целью, что цель — Он сам. Иов, замкнувшийся в логике справедливости, должен открыться
иному отношению — отношению любви. Крик Иова — это боль родовых мук: он должен
стать новым существом, иначе прожить свою связь с Богом, открыть Его лицо. Иов
интуитивно предчувствует черты этого неведомого лица, когда в его сознании рождается
двойной образ Бога, благодаря которому нам приоткрывается тайна будущего Воплощения.
Ибо истинный Лик Божий открывается только за пределами страдания, во взаимности
и бескорыстии распятой любви.
VI. БОЛЬШОЙ МОНОЛОГ ИОВА- КРИК ДУШИ (ГЛАВЫ 29-31)
В течение трех длинных глав Иов говорит один, уходит в себя, чтобы
не слышать своих друзей. Он называет свою речь «машал», то есть «изречение», загадка,
все данные которой он перед нами открывает. До самой глубины исследовав свою совесть,
он внутренне собирается для непосредственной встречи с Богом, от Которого требует
приговора: он испытывает себя в истине.
Сначала он возвращается к своему прошлому (29), потом вновь говорит
о бедствиях настоящего (30, 1-19), а после дерзает думать о будущем (30, 20-24).
И, наконец, подвергает себя жесточайшему испытанию совести (31).
1. Минувшее счастье
Иов вспоминает свою дружбу с Богом, свою репутацию среди городских
старцев, свое великодушие, все надежды, пьянившие душу, и славу, которая окружала
его. Блестящий текст — портрет совершенного израильтянина, идеальный образец иудея,
соблюдающего закон. Казалось бы, так... и все же...
Иов видит себя центром мира, без конца превознося собственное «я».
Считая себя предметом самого пристального внимания Бога, не представляет ли он
Его своим рабом? Не восхваляет ли он Бога за свои же собственные добродетели,
совсем как фарисей из притчи (Лк 18, 10)? И во всем этом самовосхвалении нет ни
следа любви, ни намека на благодарность! Он решается даже сравнивать .себя с Богом
(см. 23). Не выражается ли в этом параноидальном отношении Иова то, что в глубине
души думают о себе многие «праведники»?
2. Несчастья настоящего
«А ныне...» Все те, кого Иов считает чернью, — юнцы, отверженные,
люди без имени, «отребье земли» мстят за себя и насмехаются над стариком. Иов
обвиняет Бога в такой перемене порядка вещей... Мы словно слышим некоторых наших
современников: «нет больше ничего святого, никакого уважения; а вот в мое время...»
И наконец Иов разражается долгим плачем о своей горькой участи.
Похожий и в этом на фарисея из Евангелия от Луки (18), Иов сравнивает
себя с теми, кого презирает. Он все еще продолжает считать себя кем-то важным,
и стремится отстоять свою «честь». Он чувствует себя оскорбленным, потому что
он в центре всего; те, кто ему не служат, — отребье, и даже Сам Бог жесток. Он
ощущает солидарность с самыми несчастными, нищими, изгоями, но в глубине сердца
остается богачом, надменно требующим своего, обвиняющим тех, кого когда то подавлял
своим тщеславием и кому теперь вынужден подчиниться.
Как всегда, испытание выявляет скрытую гордыню, потому что нетрудно
быть смиренным, когда никто не противоречит. Никогда Иов не действовал из чистой
любви, но всегда из тщеславия, ради своего интереса, ради чужого мнения. Он был
не из тех, кто видит себя «рабом, ничего не стоящим»; а из тех, кто говорит: «и
после всего, что я для тебя сделал», то есть из тех, кто действует, по сути, не
ради других, а в ожидании вознаграждения, уважения, признательности. Он не дарил
себя из любви, поэтому чувствует, что обманут в своих ожиданиях и не может самому
себе простить, что ошибся. Только бескорыстная любовь, ничего не ожидающая, не
знает разочарований...
3. Мрак будущего (30, 20—24)
«Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне, — стою, а Ты только
смотришь на меня. Ты сделался жестоким ко мне; крепкою рукою враждуешь против
меня. Ты поднял меня, и заставил носиться по ветру, и сокрушаешь меня. Так, я
знаю, что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живущих. Верно, Он
не прострет руки Своей на дом костей: будут ли они кричать при своем разрушении?»
Здесь, на короткое мгновение, Иов обращается прямо к Богу, разрывая
круг своего одиночества. Бог — единственное его будущее, единственное «возможное».
Вопреки всякой видимости в этом взводящем ужас будущем Иов жаждет хотя бы иметь
возможность умолять Бога (даже если Тот не отвечает), но как призывать Его без
Него Самого? Слова Иова напоминают девиз, который Данте поместил над вратами Ада:
«Оставь надежду, всяк сюда входящий».
4. Испытание совести
В 29 главе Иов перелистывает свою жизнь, видя свое прошлое счастье
и почет единственным ее смыслом; и вот теперь, в главе 31, он оценивает ее по
нравственным критериям.
О четырнадцати грехах говорит он в этом испытании совести; и делятся
они на семь основных тенденций, «семь основных грехов»:
1. нечистота желаний и помыслов: непротивление плотским
желаниям (см. 1), ложь и лукавство (см. 5);
2. преступление против чужой собственности, зависть:
желание или кража чужого добра (7-8), стремление и совершение супружеской измены,
распутство (9-12);
3. пренебрежение к людям: пренебрежение правами слуг
и подчиненных (13-15), использование чужой земли или труда (38-40);
4. уклонение от дел милосердия, эгоизм: отказ накормить
бедного, вдову или сироту (16-18), отказ одеть раздетого (19-20), нарушение прав
сироты (21-23);
5. идолопоклонство: превращение богатства в цель и упование
(24-25), поклонение звездам (26-28);
6. враждебность к чужеземцу: радость от погибели врагов
(29-30), отказ от гостеприимства (31-32);
7. боязнь чужого мнения: сокрытие проступков из боязни
общественного мнения (33-34).
Иов идет дальше десяти заповедей, он доходит До самого корня грехов,
ищет причину, толкающую на их совершение. Это испытание совести, которому двадцать
пять столетий, совершенно актуально и сейчас и может помочь приготовиться к исповеди.
Говоря о каждом грехе, Иов призывает Божественный приговор: если я поступал дурно,
да воздастся мне! Ни разу не просит он Бога о милосердии. Иов — великолепный образец
фарисейства, делающего Божественную любовь просто ненужной. Уверенный в своей
безупречности, он не нуждается в милосердии! Целиком уйдя в самооправдание своими
деяниями, Иов уравнивает себя с Богом и дает себе право Его обвинять. Он забыл
лишь об одном грехе — гордыне; и об одной добродетели — любви. В Своем милосердии
Бог допускает иногда множество унижений, чтобы породить хоть немного любви в человеческих
сердцах.
Блаженная Мириам из Вифлеема говорила, что в аду есть разные добродетели,
только одной нет — смирения; а в раю немало недостатков, но это царство смирения.
5. Препятствия к осознанию
Путь, который проходит Иов, — это путь пробуждения сознания, потому
что только сознательное существо способно любить. Поэтому естественно, что он
встречает препятствия, которые должен преодолеть каждый человек, учась сознавать
себя;
в Иове, как и в каждом из нас, все сопротивляется и отвергает тот
болезненный рост, который только честность постепенно делает возможным.
Сначала Иов беспрестанно говорит. Не только «мудрецы», собравшиеся
вокруг него, потчуют его бесконечными речами, но и сам он готов оглушить себя
словами, надеясь облегчить таким способом горе.
«Доколе будете мучить душу мою и терзать меня речами?» (19, 2).
«Выслушайте внимательно речь мою, и это будет мне утешением от вас.
Потерпите меня, и я буду говорить» (21, 2-3).
Вот оно, первое препятствие: стремление рассказывать о жизни вместо
того, чтобы проживать ее.
Даже если не все мы извергаем потоки бесполезных слов, кто избавлен
от внутренней болтовни? В каждом человеке без конца работает «радио» и крутится
«кинопленка». Иов встретится с необходимостью внутреннего безмолвия и примет ее.
Кроме того, его раздирают отрицательные эмоции: он кричит, воспламеняется,
впадает в отчаяние, жалуется, приходит в ярость.
«Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода»
(3, 24);
«О, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили
на весы страдание мое!» (6, 2);
«О, если бы я был, как в прежние месяцы, как в те дни, когда Бог
хранил меня...» (29, 2);
«Еще и ныне горька речь моя; страдания мои тяжелее стонов моих...»
(23, 2).
Как можно услышать Бога в таком лихорадочном состоянии, которое
часто не что иное, как наслаждение собственными чувствами? Как каждый человек,
Иов чувствует, что живет, самоутверждается и в гневе своем, и в жалобах.
Он дает волю воображению: возвращается к картинам прошлого или рисует
себе ужасы. Он приписывает Богу чувства, которыми сам же Его наделяет.
«И говорил я: в гнезде моем скончаюсь... Слава моя не стареет, лук
мой крепок в руке моей» (29, 18-2O);
«Ужасы устремились на меня; как ветер, развеялось величие мое, и
счастье мое унеслось, как облако» (30, 15).
Таково третье препятствие: бред фантазии, порождающий образы наслаждений,
вражды и замыслы, не имеющие никаких реальных оснований.
Кроме того, он очень подвержен зависимости от чужого мнения; для
него быть счастливым значит пользоваться всеобщим уважением:
«Когда я выходил к воротам города, ... юноши, увидев меня, прятались,
а старцы вставали и стояли... Ждали меня, как дождя, и как дождю позднему, открывали
уста свои... Я назначал пути им, и сидел во главе, и жил как царь в кругу воинов,
как утешитель плачущих» (29, 7-25).
И естественно, что недостаток почтения к себе он воспринимает как
самое тяжкое страдание.
Наконец, пятое препятствие к пробуждению сознания — ложь себе самому.
И это единственное, чего не делает Иов. Даже тот мрак, в котором он находится,
не заставляет его лгать. Он упорствует, но именно потому, что не может лгать себе.
Он остается честен, и это спасает его.
VII. ЕЛИУЙ — ПРЕДТЕЧА
ВОСПИТАТЕЛЬНЫЙ СМЫСЛ СТРАДАНИЯ (ГЛАВЫ 32)
1. Елиуй
В 32 главе появляется новый, неожиданный персонаж; возникает, а
потом исчезает так же внезапно, как появился (в 42, 7 о нем уже нет и речи). Он
вступает тогда, когда закончены споры. Он не обращается прямо к самому Иову, а
размышляет о случившемся с ним, как бы знакомя с ним других. Он приводит его собственные
слова, обращается к нему по имени, чего другие не делали.
Очевидно, что этот текст был добавлен в уже готовую книгу. Но зачем?
Какой смысл в появлении этого таинственного персонажа в момент между последним
криком Иова и явлением Бога?
После первого прочтения Елиуй не вызывает симпатии. Он невыносимо
хвастается, выдает себя за мистика, прожившего необычайный опыт Бога, утверждает,
что в нем дух Божий, и кажется, ничуть не более милосерден, чем товарищи несчастного,
хотя и признает сам себя «образованным из брения». Он не говорит ни с кем, а произносит
монолог, он агрессивен, высокомерен и напыщен. По всей видимости, сочувствие ему
неведомо.
Тем не менее это впечатление нужно преодолеть. Это единственный
персонаж, носящий еврейское имя «Отца Пророков», Илии. Оно переводится как «Господь
есть мой Бог». Елиуй — сын Варахиила, «благословенного Божия»; он вузитянин, что
может означать «презренный», он из клана Рама (потомка Авраама и предка одного
из племен, близких Иуде), а Рам по-еврейски — «тот, кто вознесен, возвеличен».
Поэтому имя Елиуя имеет смысл: «Господь есть мой Бог; сын благословенного Божия,
презренный вознесенного рода». Подобно Илии, унесенному огненной колесницей, и
Иоанну Крестителю, Елиуй — предтеча Бога: он подготавливает сердце Иова к откровению
Предвечного.
Несколько раз он повторяет, что Дух Божий обитает в нем, что он
полон Словом Божиим и не в силах сдержать его, как Иеремия:
«Но было в сердце моем, как бы горящий огонь, и я истомился, удерживая
его, и не мог» (Иер 20, 9).
Елиуй отвергает претензии Иова на справедливость, утверждает, что
Бог не безмолвствует, показывает абсурдность отношения, в котором закостенел Иов,
потому что вызов, брошенный Иовом, поражает его самого и навлекает на него кару,
на которую он же и жалуется. Источник страдания - в самом Иове. Описывая чудеса
творения, Елиуй готовит Иова к смиренному приятию Бога. Он разрывает замкнутый
круг справедливости без любви.
Он разбивает его, заставив восхититься: не умея восхититься, человек
не может любить (37, 14). И тогда Иов оказывается вытолкнутым из бури иллюзий,
прекращает свою битву с ветром. И в обретенном спокойствии становится способен
воспринять истинную бурю, ту, где Бог скрывается и являет себя одновременно. Наконец
то он слышит голос Бога, который до сих пор был заглушен его собственным внутренним
воплем. Иов должен установить безмолвие, как Илия на горе, вслушаться в «веянье
тихого ветра», чтобы услышать глас Божий, могущественнее грома (3 Цар 19, 9-13).
2. Бог Елиуя
Елиуй дает ответ страху и тоске Иова. Его удивительные слова напоминают
слова пророков. Бог Елиуя благ и всемогущ, бесконечно превосходит человека и неустанно
призывает его к поиску. Он стремится воспитать человека; а чудеса мира, сотворенного
Им, приглашают к созерцанию. Он благосклонен, непостижимо велик, всегда внимателен
и повсюду пребывает в Своей тайне:
«Bom в этом ты неправ, отвечаю тебе; потому что Бог выше человека.
Для чего тебе состязаться с Ним? Он не дает отчета ни в каких делах Своих. Бог
говорит однажды, и, если того не заметят, в другой раз» (33, 12-14).
«Влагою Он наполняет тучи, и облака сыплют свет Его. И они направляются
по намерениям Егo, чтоб исполнить то, что Он повелит им на лице обитаемой земли...
Внимай сему, Иов; стой u разумевай чудные дела Божий... Вседержитель! Мы не постигаем
Его. Он велик силою, судом и полнотою правосудия. Он никого не угнетает. Посему
да благоговеют пред Ним люди, и да трепещут пред Ним все мудрые сердцем!» (37,
12-14, 24).
Но великое открытие, которое делает Елиуй — это признание смысла
страдания:
«Он спасает бедного через беду его, и в угнетении открывает ухо
его» (Синодальный текст переводит: «от беды его»). (36, 15).
Этот отрывок — жемчужина Ветхого Завета; такое понимание можно найти
еще только в Песни Отрока Божия:
«Господь Бог открыл мне ухо, и я не воспротивился, не отступил назад.
Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от
поруганий и оплевания...» (Ис 50, 5-6}.
Елиуй зовет к поиску не причины, а цели страдания. Он спрашивает
не «почему я должен страдать», но — «для чего». Такой способ видения совершенно
переворачивает отношение и поведение человека, очутившегося • перед лицом страдания.
Испытание становится путем обращения для приближения к Богу, средством спасения.
В страдании Божественная любовь действует непостижимым и совершенно особым образом,
чтобы помочь человеку возрасти и научить его любить. Елиую пока неясно, что страдание
праведника имеет еще и искупительный смысл для всех остальных, но он уже понимает,
что человек в несчастье не только не оставлен Богом, но, напротив, Бог к нему
ближе чем когда-либо:
«Бог говорит однажды, и, если того не заметят, в другой раз... Он
открывает у человека ухо и запечатлевает Свое наставление, чтобы отвести человека
от какого либо предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвести душу его
от пропасти и жизнь его от поражения мечом. Или он вразумляется болезнью на ложе
своем и жестокою болью во всех костях своих, — и жизнь его отвращается от хлеба
и душа его от любимой пищи. Плоть на нем пропадает, так что ее не видно, и показываются
кости его, которых не было видно. И душа его приближается к могиле и жизнь его
— к смерти. Если у него есть Ангел наставник, один из тысячи, чтобы показать человеку
прямой путь его: Бог умилосердится над ним и скажет: «освободи его от могилы;
Я нашел умилостивление» (33, 16).
VIII. ОТВЕТ: ВИДЕТЬ БОГА (ГЛАВЫ 38-41)
1. Вмешательство Бога
Всякое Божественное Откровение — безвозмездный дар, проявление чистой
любви. Сам по себе факт вмешательства Бога — это уже весть. Являя Себя,
Он отвечает на два предъявленных Иовом обвинения: «Ты недоступен» и «Ты безразличен
к нашим проблемам». Являясь Иову, Он доказывает Свой интерес и внимание к нему.
С Иовом, как и раньше с патриархами, Моисеем и пророками, Бог говорит
лицом к лицу. Он приближается в огненной буре, в смерче, который унес Илию (4
Цар 2), том самом, которым сопровождаются все явления Бога и Последний суд над
миром. Он не оправдывает Иова. И если Он вмешивается, то вообще не для того, чтобы
обвинять или оправдывать, а для того, чтобы помочь пробуждению сознания, освобождению
из плена иллюзий, в котором человек заточен, от миража чувств и эмоций, тумана
мыслей и забот. Светом Своим Бог озаряет тьму самодостаточности. Предвечный склоняется
к Иову, соглашается вступить с ним в диалог, но роли меняются — никто не может
допрашивать Бога; обратиться к Нему значит уже непременно поставить под вопрос
самого себя.
Бог говорит о Себе в виде вопроса, потому что Он есть чистое сознание,
непостижимая мудрость, знание неисследимое. Бог «загоняет в угол» Иова, задав
ему целую серию вопросов, которые должны привести его к самому глубокому осознанию
собственной нищеты и ничтожества: ты лишь надутый шар, пустота, воображающая себя
значимой. Что ты такое перед лицом Абсолюта? Почему ты поступаешь именно так?
Присутствие Бога пробуждает в человеке сознание своего бытия. Очутившись лицом
к лицу с Сущим, сознание открывает свою собственную суть, позабытую и замутненную
кипением чувств и страстей. Перед лицом Иного, он вынужден взглянуть на себя объективно.
Есть знаменитые слова Боссюэ, сказанные им о смерти: «Когда человек больше не
является ничем из того, чем себя считал»... И что же он тогда? Ничто. Но он есть,
или скорее, он причастен бытию.
Поэтому первые слова, обращенные к Иову, — это вопросы: «Кто сей?...»,
«Где был ты...?» И Иов пригвожден к земле этим вопрошанием; как Адам после грехопадения,
услышавший простое: «Где ты?», как фарисеи, остановленные в своем нетерпении побить
камнями грешницу страшным вопросом: «Кто из вас без греха?», как Павел на пути
в Дамаск, сраженный словами: «Почему ты гонишь Меня?« Подавляя, обвиняя Своего
собеседника, Бог отвечает на его подлинное требование: для того, чтобы вступить
в диалог с Предвечным, человеку прежде необходимо смирение. И поскольку Иов требует
ответа, Бог, в Свою очередь, спрашивает с него ответа на Свои вопросы, насмехается
над ним с отеческой иронией:
«Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне» (38, 3).
2. Первый ответ Бога
Замысел Божий вечен, окончателен и непогрешим: «Воля Божия есть
Бог». Действуя в человеческой истории, Он осуществляет то, чем является в вечности.
И ведь Иов ставит под сомнение не только деяние Провидения или Его управление
миром, а саму роль Бога в истории, так что получается, будто время Ему неподвластно,
будто история не принадлежит вечности, тогда как на самом деле вечность объемлет
и историю, и время.
Чудеса творения
На самом деле Бог выступает не с обвинительной речью, а попросту
показывает Иову его неспособность достичь знания. Он не ставит Себя на уровень
его «противника», Он вынуждает его изумиться, восхититься. Могущество Божественного
слова, которое упорядочивает мир своей мудростью, открывается в гармонии вселенной:
все создано в соответствии с «порядком, мерой и весом». Описывая великолепие творения,
Он делает очевидными субъективность и ограниченность рассуждений Иова. Тот Бог,
Который показывает величие Свое через Свои чудеса, далек от образа морализирующего,
а значит, неизбежно узкого и ограниченного Бога — жестокого поборника справедливости,
который создал себе Иов.
Тот, Кому ведомы бездонные глубины и необъятные пространства океана,
Он же — тонкий художник, расчисляющий облака и наделяющий животных поразительным
инстинктом. Он — Отец для всего, что создает, Отец, внимательный даже к самым
неодушевленным Своим творениям:
«Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы
из чрева, когда Я облака сделал одеждою его и мглу пеленами его?...» (38, 8-9).
Он заботится о зверях и как Творец всего волен создать даже бесполезное.
Описывая эту фантастическую вселенную, Бог ставит Иова на место.
Ограниченность человека
Глядя на это бьющее в глаза великолепие, человек осознает свои пределы:
он — совсем недавнее создание, узник времени, не ведающий ни о том, что ему предшествовало,
ни как он произошел.
Он ограничен в знании и не способен ответить на вопросы, которые
Бог к нему обращает. Он обладает лишь малой толикой знания, и чем больше открывает,
тем яснее видит свое невежество. «Настоящий ученый — это человек, обладающий некоторыми
пробелами в своем невежестве», — сказал один человек.
Он ограничен и в возможностях своих: считая себя хозяином мира,
на самом деле он открывает, что он — его раб, потому что вынужден рано или поздно
смириться и подчиниться его законам. Он не может указывать заре, направлять полет
птиц, дойти до первопричин, «войти в хранилище снега» (38, 22). Ему не подвластны
«уставы Неба», и он не может установить господства его на земле (38, 33). Даже
некоторые звери — дикий осел и страус — открыто насмехаются над ним.
Человеческая история — история бессилия Иов не обладет ни
силой внушить свою волю, ни способностью заставить признать свои понятия о справедливости.
Он вынужден принять, что не он — всеобщая точка отсчета, норма вселенной. Его
идеи не являются критерием правды для всего творения, он должен сам поклониться
Тому, Кому все подчинено. В своем желании занять место Бога он остается смехотворно
жалким:
«Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать
себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он?
Укрась же себя величием и славою, облекись в блеск и великолепие, излей ярость
гнева твоего. Взгяни на всех высокомерных, и унизь их, и сокруши нечестивых на
местах их. Зарой их всех в землю, и лица их покрой тьмою. Тогда и Я признаю, что
десница твоя может спасать тебя» (40, 3-9).
3. Второй ответ Бога (40, 10-41, 26)
Бог описывает созданных им зверей и чудовищ. Отважится ли Иов сравнить
себя с ними? Знает ли он их хотя бы? Как может существо, трепещущее перед другими
тварями, бросать вызов Творцу? Иов должен открыть глаза... глаза души, конечно,
потому что все звери, которых Бог представляет мысленному взору Иова, означают
силы, обитающие в сердце человека и неподвластные ему; тенденции, живущие в глубине
каждой души, сами по себе ни положительные, ни отрицательные, но нуждающиеся в
«приручении».
Лев (см 1 Петр 5, 8) воплощает собой могущество; это может быть
могущество Христа, «льва от колена Иудина» (см. Быт 49, 9; Откр 5, 5), а может
быть и воля к власти.
Ворон — одновременно и символ совершенной восприимчивости к силам
Духа, как ворон Ноя (см. Быт 8, 6) или вороны, кормившие пророка Илию (см. 3 Цар
17, 4), и символ невежества.
Проворные козы поднимаются к самым вершинам гор; поэтому горная
лань может означать как Самого Христа, так и самодовольство, возносящееся до небес.
Буйвол воплощает собой несокрушимую силу и плодовитость, тем более
такая сила нуждается в покорении.
Дикий осел — животное, стремящееся к свету и поддающееся его чарам,
он ищет его, но не в состоянии отличить истинный свет от ложного. Его любознательность
может быть как источником его независимости, так и причиной иллюзий.
Страус для человека Библии — воплощение глупости и неряшливости,
но в то же время быстроты и решимости в действии.
Осел — покорный слуга (см. Мф 21, 1-11; Зах 9, 9; 3 Цар 1, 38),
но может взбунтоваться и упрямо отказаться служить.
Конь (Пс 147, 10; Исх 15, 1) символизирует с одной стороны мужество,
а с другой — безрассудство и необузданную жизненную силу, особенно сексуальную
энергию.
Ястреб воплощает в себе идею точности, определенности, но его безукоризненно
острый глаз делает его опасным хищником и может символизировать алчность и стремление
всем управлять.
Орел — символ мудрого различения, точности и духовной силы, но он
же может означать дьявольскую жестокость, кормящуюся чужими жизнями и претендующую
на власть над душами.
Что же до Бегемота и Левиафана, то это самые устрашающие чудища
творения. Они живут в воде, скрываясь в глубинах опасного и недоступного мира.
Это силы, которые, как кажется, совершенно неподвластны человеку, две самых могучих
внутренних силы, два монстра, которых необходимо обуздать.
Первый, чье имя значит «зверь», — по всей вероятности, гиппопотам,
символ инстинктивной мощи, слепой энергии, «первое творение Божие». Он живет в
болотах, скрытый от глаз листьями лотоса, и не боится человека; лишь его глаза
и нос уязвимы для ударов, то есть покорить его можно только с помощью знания и
интуиции.
Второе чудище, Левиафан, — это крокодил, упоминаемый в Библии довольно
часто. У него мощные зубы, и одолеть его можно, только поразив в голову и язык
— его слабые места. Ему неведомо смирение (см. 27), он — воплощенное ожесточение
сердца (41, 16). Он бесчувствен, но полон злобы, будто создан из огня и камня.
Это гордыня, стремление к самоутверждению за чужой счет, потребность ощущать свою
значимость любой ценой.
«0н царь над всеми сынами гордости» (41, 26).
Только Бог может помочь нам справиться с этими двумя силами — слепым
инстинктом и потребностью в самоутверждении.
Так, оглядываясь на окружающий мир, Иов открывает в самом себе ужасающую
вселенную, с которой совершенно не в силах совладать.
4. Ответы Иова
Встреча с Богом — всегда источник смирения, в противном случае она
не подлинна (см. Быт 32, 11;
Исх 3, 11; Ис 6, 5; Иер 1, 6). Смирение порождает внутреннее молчание.
Можно даже сказать, что это одно и то же.
И Иов отвечает:
«Вот, я ничтожен, что буду я отвечать Тебе? Руку мою полагаю на
уста мои. Однажды я говорил, теперь отвечать не буду, даже дважды, но более не
буду» (39, 34-35).
Наконец смирение Иова дает Богу возможность научить его, открыть
ему его собственный внутренний мир, и тем самым сделать Своим учеником. Открывая
Богу сердце, Иов постигает три важнейшие истины:
«Богу возможно все»
Признание Божественного всемогущества — знак подлинного приближения
к Богу; именно это совершает Мария в заключение диалога с Ангелом Благовещения:
«У Бога не останется бессильным никакое слово», — говорит Гавриил,
и Мария отвечает: «Да будет Мне по слову Твоему» (Лк 1, 37-38).
Так и Иов, после ожесточенной борьбы, склоняется перед Богом:
«Я знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть
остановлено. Кто сей, помрачающий Провидение, ничего не разумея? — Так я говорил
о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал» (42,
2-3).
Истинное познание Бога есть опыт Внешне все остается так
же, Иов находится в тех же условиях, страдающий в прахе, нищий и всеми оставленный.
Но все изменилось. Обстоятельства те же, но взгляд Иова теперь несет в себе свет,
он воспринимает мир иначе. Это и есть обращение: Иов открылся свету, и свет заполнил
его.
«Я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои глаза видят Тебя» (42,
5).
Познание Бога неотделимо от познания самого себя
Подлинное смирение доверчиво: увидев Бога, Иов признает грех гордыни,
владеющий им уже со времени, когда все было хорошо, но проявившийся лишь в испытании.
И как только он его смиренно признает, гордыни больше нет! Именно в этом первородный
грех человека, пожелавшего стать как Бог, поставившего себя в центре всякого суждения
о добре и зле. Иов никогда не терял веры, но ему только предстояло открыть доверие
самоотречения, добровольное подчинение любви. Человек велик, когда признает, что
он такое; его безмерное достоинство — в осознании себя тварью, и через это осознание
Иов становится возлюбленным сыном Отца. В каком-то смысле он — блудный сын, вновь
обретший Отца:
«Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (42, 6).
IX. ЭПИЛОГ:
СМЫСЛ ЖЕРТВЫ
«О, если бы кто выслушал меня! Вот мое желание, чтобы Вседержитель
отвечал мне, и чтобы защитник мой составил запись. Я носил бы ее на плечах моих,
и возлагал бы ее, как венец, объявил бы ему число шагов моих, сблизился бы с ним
как с князем» (31, 35-37).
Эти последние слова большого монолога Иова неизбежно напоминают
о Страстях Христовых. В глубоком одиночестве, когда Сам Бог хранит безмолвие,
оба — и один, и Другой — несут «на плечах своих» тав последнюю букву еврейского
алфавита, которая имеет форму креста, знака избранных, согласно Иезекиилю (9,
4), последней печати. И Бог отвечает на этот знак.
Письменное свидетельство, подобное тому, что Пилат поместил на кресте,
венец из терниев и скорби — это символ славы, который, как и Христос, несет Иов.
Все шаги его сочтены, и на пределе страдания он хочет выступить победителем, как
царский сын... Крестный путь и путь Иова — это дорога к Совершенству. Чтобы быть
«совершенным», то есть полностью «совершившимся», принесшим себя в дар, праведник
должен пройти ее, чтобы, живя отныне не для себя, стать источником общего спасения.
«Хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию; и, совершившись,
сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного» (Евр 5, 8-9).
Наконец, заключение книги Иова, написанное в прозе, подтверждает
это сродство со Христом.
Его можно разделить на две части: суд Бога над «мудрецами» (см.
7-9) и восстановление Иова (10-17).
Теоретические рассуждения друзей Иова вовсе не снискали у Бога оправдания,
совсем наоборот: они оскорбили Его своими речами, потому что исказили Его образ.
Их примирение с Богом состоится благодаря жертве, но только заступничество Иова
сделает эту жертву угодной Ему. Ходатайство оскорбленного праведника спасет его
преследователей. «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк 23, 34), — сказал
Иисус. Ситуация совершенно перевернулась. Иов, которого обвиняли в черствости
сердца (22, 6), которого призывали молиться за себя самого (5, 8; 8, 5; 11, 13;
22, 27), чьи слова называли «ветром бурным» (8, 2; 15, 2), теперь этот Иов из
любви вступается за своих судей, и именно его словам Бог внимает.
Иов, как и Авраам (Быт 20, 7), Моисей (Числа 21, 7; Втор 9, 20),
Самуил или Иеремия — образ страдающего Христа, вступающегося за грешное человечество.
Именно здесь и заключается суть и высшая точка учения Иова — в силе заступничества
того, кто очистился страданием.
Может быть, слишком «материальный» с виду конец книги кого-то разочарует,
но ведь таков закон жизни на земле. Теперь, когда внутренняя работа совершена,
когда новый человек рожден, Иов может получить все свое обратно.
«Наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам» (Лк 12,
31).
Материальная жизнь не является целью, но Бог вовсе не запрещает
использовать блага, которые он сам создал для человека. Единственное условие —
чтобы они не стали препятствием к нищете Духом. Такова молитва Соломона:
«Господи, даруй же рабу твоему сердце разумное, чтобы судить народ
Твой и различать, что добро и что зло; ибо кто может управлять этим многочисленным
народом Твоим?». И благоугодно было Господу, что Соломон просил этого. И сказал
ему Бог: за то, что ты просил этого, и не просил себе долгой жизни, не просил
себе богатства, не просил себе душ врагов твоих, но просил себе разума, чтобы
уметь судить, вот, Я сделаю по слову твоему. Вот, я даю тебе сердце мудрое и разумное,
так что подобного тебе не было прежде, и после тебя не восстанет подобный тебе.
И то, чего ты не просил, я даю тебе, и богатство и славу, так что не будет подобного
тебе между царями во все дни твои« (3 Цар 3, 9-13).
Так же как и во вступлении, состояние, возвращенное Иову, следует
понимать символически. Все его богатство удваивается, только число детей остается
прежним, потому что человеческие функции, которые они символизируют, те же. Дочери
зовутся именами, которые описывают красоту души Иова: «Емима», то есть «горлица»
— это чистота и непрестанный шепот души, погруженной в молитву, «Кассия» - название
благовония, благоухания мудрости, исходящего от верных Закону Божию; «Керенгаплух»
(сосуд для румян) — еще один образ души, сосуда красоты, приносимого в дар Богу.
Сто сорок лет жизни, которые Бог дает Иову, означают новую полноту ее, но не вечность:
это число — половина от семи поколений (7 х 40 : 2).
В конце этого удивительного путешествия начинает казаться, что великие
страдания Иова были на самом деле лишь иллюзией. Они связаны с преходящим миром,
не имеющим никаких оснований в вечности, как и многие наши проблемы. Обладать
или не обладать, чего бы этого не касалось, вопрос иллюзорный: что останется от
всего этого в конце жизни? Разве не то важно, что пребывает в жизни вечной? И
тем не менее это страдание было вполне реальным. Но оно не было злом, оно было
школой любви, вратами в радость. Не в этом ли заключается тайна Пасхи, Пасхи каждого
из нас?
«Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее;
но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, что родился человек.
Так и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше,
и радости вашей никто не отнимет у вас» (Ин 16, 21-22).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Как может Бог терпеть столько страданий? И почему я сама обязательно
должна однажды пройти через страдание? Я много прочла, но не нашла ответа на страхи
и тоску моего сердца, помогите мне», — написала мне однажды одна молодая, недавно
обратившаяся русская женщина. Вот письмо, которым я ей ответил.
Я хотел бы тебе ответить как можно проще, своими словами, своим
сердцем, с помощью того опыта, который жизнь дает мне каждый день, с помощью Слова
Божия... Начнем с личного страдания. «Все во благо», — любила говорить святая
Тереза Младенца Иисуса. «Любящим Бога ... все содействует ко благу» (Рим 8, 28).
В Мне приходилось встречать столько людей, для которых страдание
было школой, дорогой освобождения и очищения, что я убежден: любое принимаемое
страдание — это благодать, возможность стать другим, проницаемым для света, вновь
стать маленьким ребенком, освободиться от иллюзорного, чтобы стать самим собой.
Я видел свою мать преображенной страданием, ставшей такой доброй, нежной, смиренной,
какой я раньше никогда ее себе не представлял. Кто из нас не имел подобного опыта?
Перед лицом страдания люди не перестают повторять: «Почему?». В
Царстве Божием этот вопрос не существует: он ложен. Чудесная женщина, которую
я знал, за несколько дней до смерти стала жертвой страшной боли. Священник, который
наблюдал за ней, не мог удержаться от вопроса: «Ну почему, Женевьева, почему?»
С царственным величием она ответила: «Я не спрашиваю, почему, я
только молюсь, взывая:
Как? Как прожить следующее мгновение?»
Христианское отношение заключается именно в том, чтобы перейти от
«почему?» к «как?». Не для того, чтобы избегать вопросов, но для того, чтобы жить
ими.
Страдание — это тайна, а тайна исключает «почему?». Это жизненная
данность, которую нужно принять и вобрать в себя, — не для того, чтобы ее изменить,
но для того, чтобы она изменила нас.
Книга Иова — это долгое размышление над страданием по справедливости.
Три персонажа бесконечно обсуждают «почему?», говоря о страдании. Они образованны,
красноречивы, но их доводы делают их невыносимыми для того, кто страдает: они
лишь толкут воду в ступе.
На помощь приходит четвертый персонаж и открывает путь надежды:
Елиуй (см. главу 32) не ищет причины, но созерцает цель страдания. Таким образом
ненужное «почему?» становится «для чего?». Елиуй не позволяет себе замкнуться
в бесплодном исследовании прошлого, но обращается к будущему: любое страдание
— это путь, слово Божие к сердцу человека: «Бог выше человека. Для чего тебе спорить
с Ним? Он не дает отчета ни в каких делах Своих. Бог говорит однажды и, если того
не заметят, в другой раз... Бог вразумляет человека болезнью на ложе его... Он
спасает бедного через беды его, и в угнетении открывает ухо его» (33, 13-14.
19 и 36, 15 - перев. с евр.).
Этот ответ Елиуя не удовлетворяет сердца Нова... Но именно человек
должен открыть свое сердце, а не Бог — измениться. Иов кричит о своей потребности
в Боге, а не в человеческих объяснениях... Но он ищет Бога такого, какого себе
представляет, какого ждет, соответствующего его критериям. А Бог — Личность и
значит — высшая Свобода, всегда изумляющая. Нельзя ограничить свободу тайной причинно-следственных
отношений, потому что она — причина всех следствий. Иов хотел бы, чтобы Бог соответствовал
его желаниям, его понятиям о справедливости и истине. Бог может ответить лишь
тогда, когда Иов замолчит, перестанет оправдывать себя и вопрошать, когда он наконец
перестанет судить о Боге и примет Его таким, каков Он есть. Когда он доходит до
высшей точки отчаяния, Бог является ему, и внезапно Иову становится больше нечего
говорить: встреча с Богом дала ответ на все вопросы, его страдание исчезло, он
удовлетворен! Между тем болезнь, лишение, ужас все еще присутствуют... Изменился
взгляд Иова. Страдание поглощено встречей: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь
же мои глаза видят Тебя. Поэтому я отрекаюсь...»
Последний крик Христа на кресте был: «почему?»... «Боже Мой! Боже
Мой! для чего Ты Меня оставил?» Когда тоска слишком сильна, упование может выразиться
лишь в этом вопросе, становящимся молитвой, ибо он обращен к Богу... Крик Христа
— это крик Иова, крик из 22 Псалма: крик измученного человечества, которое не
обрело еще Воскресения, крик того, кто, умирая, «жаждет Бога»: «Для чего Ты Меня
оставил?», «Жажду». Парадоксально: можно сказать, что Бог воплотился, чтобы познать
самое большое страдание — жажду Самого Себя. Не в этом ли парадоксе заключается
тайна вечной любви Сына к Отцу? Да, Бог не объяснил страдания, Он принял его,
и не только страдание физическое; Он пожелал принять его вплоть до глубинного
страдания тех, кто кричит это безнадежное «почему?». В Его крике это обращение
было таким глубоким, как никогда ни у кого. Он кричал, чтобы все те, кто после
Него будут погружаться в смерть, больше никогда не кричали в одиночестве. Но Псалом
22, который Он сделал Своим, заканчивается песней надежды на Воскресение... Приняв
крик людей, их смятение, Христос открыл дорогу надежде... Это должно было случиться,
чтобы ни один человек никогда больше не оставался один.
«Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы
и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение; хотя
Он и Сын, однако страданиями навык послушанию» (Евр 5, 7-8).
Твое «почему?» старо, как человечество, твое «почему?» — это крик
человека во все времена, но через крест он может превратиться в «для чего?», и
через веру и любовь, через оставленность и жертву оно становится «как?»: мы страдаем,
чтобы учиться бытию, становиться тем, что мы есть.
Ты мне скажешь: «это, конечно, касается тех, кто понимает, но невинные
дети, которые страдают, а эти войны, бойни и землетрясения?»
Человек свободен. Ты свободна пожертвовать собою ради любви к ближним
или пожертвовать ближними ради любви к себе. Та же свобода, которая делает святыми,
делает также и палачами. Но только такой ценой мы можем быть самими собой, а не
роботами, растениями или рабами. Ответ на твой вопрос мы находим у святых, у Матери
Терезы, например: вместо того, чтобы задавать вопросы, она жертвовала собой, была
любовью, вернула достоинство, жизнь, надежду тысячам людей. Это решение захватывает
все твое существо, оно гораздо больше всех объяснений. Ты можешь совершить то
же с силой Божией, ибо Он есть Любовь; эта любовь воплощается в тех, кто жертвует
собой Ему. «Любить — значит отдавать все, отдавать себя самого» , — говорит святая
Тереза из Лизье.
Ты решишь, возможно, отделаться, сказав, что твоя жизнь — ничто,
не больше капли воды в океане ненависти и нищеты. Это значило бы избегать ответственности,
не принимать ответа на твой вопрос. Тереза тебе отвечает: «Да, то, что мы делаем,
это капля в океане, но без этой капли океану чего-то недоставало бы». Она добавляет:
«Наша молитва — это лишь капля в океане, но из многих капель рождаются потоки».
И вновь истинный вопрос — не «почему?», а «как?»; «как стать каплей
воды, освежающей других?» — это истинный вопрос и единственный. В этом также твоя
свобода: что ты даешь? Поскольку ты не все отдала, ты не имеешь права спрашивать
Бога, почему столько нищеты. Чем больше ты отдашь, тем больше ты будешь участвовать
в страдании Самого Христа перед бессознательностью человечества, которая отчасти
и твоя.
Мать Тереза часто говорила: «Я смотрю, что мы можем сделать. Мы
молимся и, что можем, то делаем». Христианство — это не теория, это практическое,
опытное познание Бога. Бог — это Любовь. Речь не идет о том, чтобы делать все,
ибо ты ограничена в своих возможностях. Речь идет о том, чтобы стать любовью там,
где ты должна быть, в любом месте, где ты есть, кем бы ты ни была. «Цель христианской
жизни в том, чтобы учиться любить», — сказал святой Бернард. Учись любить, и ты
поймешь, почему столько людей страдает. Без возмущения и крика жертвуй своей жизнью
за тех, кто не знает, почему страдает или заставляет страг дать других. Ибо страдание
и любовь на этой земле неразрывно связаны: Люби, и ты будешь больше страдать,
но твое страдание, соединенное со страданием Христа, облегчит страдание тех, кого
ты любишь...
Иов через свои страдания встретил Бога, и Он позволил ему ходатайствовать
за своих друзей, не понимавших страдания, и именно он спас их (Иов 42, 8-9). Ведь
бунт, как и рабское подчинение, напрасен, но принесенное в дар страдание имеет
бесконечную ценность: оно называется жертвой, и именно оно спасает мир, поэтому
Иисус избрал его, возлюбил, полностью принял и сделал Крест проводником Своей
любви.
«Я не проживу ни мгновения, не любя. Тот, кто любит, делает все,
не страдая, или любит свое страдание», — эти слова св. Августина на смертном одре
повторила святая Бернадетта.
ПРИЛОЖЕНИЕ:
НЕСКОЛЬКО ТЕКСТОВ ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ МЕСТА ИОВА В БИБЛИИ
Бог раскрывает смысл страдания. Несколько выбранных текстов помогут
лучше понять, какое место занимает книга Иова в размышлении над этой тайной.
Песнь Отрока Божия из книги Исаии — это, несомненно, одна из вершин
Ветхого Завета; этот текст совершенно явно возвещает искупительные Страсти Христа:
1) «Господь Бог дал мне язык мудрых, чтобы Я мог словом подкреплять
изнемогающего; каждое утро Он пробуждает, пробуждает ухо Мое, чтобы Я слышал,
подобно учащимся. Господь Бог открыл Мне ухо, и Я не воспротивился, не отступил
назад. Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего, не закрывал
от поруганий и оплевания. И Господь Бог помогает Мне: поэтому Я не стыжусь, поэтому
Я держу лице Мое, как кремень, и знаю, что не останусь в стыде. Близок оправдывающий
Меня. Кто хочет состязаться со Мною? станем вместе. Кто хочет судиться со Мною?
пусть подойдет ко Мне. Вот Господь Бог помогает Мне: кто осудит Меня?» (Ис 50,
4-9).
2) «Нет в нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было
в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми,
муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем,
и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни;
а мы думали, что Он был поражен, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был
за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и
ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою
дорогу; и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал
добровольно и не открывал уст Своих; как овца веден был Он на заклание, и как
агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих. От уз и суда
Он был взят; но род Его кто изъяснит? Ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления
народа Моего претерпел казнь. Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у
богатого, потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его. Но Господу угодно
было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву
умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет
исполняться рукою Его. На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством; чрез
познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих, и грехи их на Себе понесет.
Посему Я дам Ему часть между великими, и с сильными будет делить добычу, за то,
что предал душу Свою на смерть, и к злодеям причтен был, тогда как Он понес на
Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем» (Ис 53, 2-12).
Апостолы, как и друзья Иова, как люди своего времени, видели в страдании
прямое следствие личного греха, своего рода Божественную кару. Но Иисус открывает
их глазам скрытую, глубокую его суть:
«И, приходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики спросили
у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал:
не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились Дела
Божий» (Ин 9, 1-3).
Отнюдь не все готовы к восприятию этого учения:
«Сказали [фарисеи] ему в ответ: во грехах ты весь родился, и ты
ли нас учишь? И выгнали его вон» (Ин 9, 34).
Тайна страдания непостижима для человека, только Сам Христос придает
ей несравненное достоинство и смысл:
«Он сказал им в ответ: правда, Илия должен прийти прежде и устроить
все; и Сыну Человеческому, как написано о Нем, надлежит много пострадать и быть
уничижену» (Мк 9, 12).
3) «Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над
ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет
быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами,
да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили,
но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк 10, 42-45).
4) «С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что
Ему должно идти в Иерусалим, и много пострадать от старейшин и первосвященников
и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И, отозвав Его, Петр начал
прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою. Он
же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн; потому
что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое. Тогда Иисус сказал ученикам
Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнисъ себя, и возьми крест свой, и следуй
за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу
свою ради Меня, тот обретет ее. Какая польза человеку, если он приобретет весь
мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф 16,
21-26).
Высшее страдание — это и место высшего проявления Божественной любви:
5) «В шестом же часу настала тьма по всей земле, и продолжалась
до часа девятого. В девятом часу возопил Иисус громким голосом: «Элои! Элои! ламма
савахфани?» что значит: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты, Меня оставил?» Некотрые
из стоявших тут, услышав, говорили: вот, Илию зовет. А один побежал, наполнил
губку уксусом, и, наложив на трость, давал Ему пить, говоря: постойте, посмотрим,
придет ли Илия снять Его. Иисус же, возгласив громко, испустил дух. И завеса в
храме раздраласъ надвое, сверху донизу. Сотник, стоявший напротив Его, увидев,
что Он, так возгласив, испустил дух, сказал: истинно Человек Сей был Сын Божий»
(Мк 15, 33-39).
Даже и после Воскресения апостолам потребовалось долгое время, чтобы
понять, что тайна страдания — это и тайна Искупления, которая озаряет светом все
Писание.
6) «Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем,
чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать
Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех Пророков изъяснял им
сказанное о Нем во всем Писании» (Лк 24, 25-27).
Может быть, Фома лучше других понял смысл Страстей. Он хочет не
голос Христа услышать и не лицо Его увидеть, а знаки любви, то есть принесенного
в дар страдания:
«Сказав это, Он показал им руки и ноги и ребра Свои. Ученики обрадовались,
увидев Господа...» (Ин 20, 20).
7) «Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был
тут с ними, когда приходил Иисус. Другие ученики сказали ему: мы видели Господа.
Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста
моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. После восьми
дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были
заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой
сюда, и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим,
но верующим. Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой» (Ин 20, 24-28).
Послание к Евреям — это понимание страдания как пути самоотречения
и совершенствования:
8) «Ибо надлежало, чтобы Тот, для Которого все u от Которого
все, приводящего многих сынов в славу, вождя спасения их совершил через страдания.
Ибо и освещающий и освящаемые, все — от Единого; поэтому Он не стыдится называть
их братиями... » (Евр 2, 10-11).
9) «Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес
молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение.
Хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию; и, совершившись, сделался
для всех послушных Ему виновником спасения вечного...» (Евр 5, 7-9).
10) «Взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, Который,
вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел
одесную престола Божия. Помыслите о Претерпевшем такое над Собою поругание от
грешников, чтобы вам не изнемочь и не ослабеть душами вашими. Вы еще не до крови
сражались, подвизаясь против греха, и забыли утешение, которое предлагается вам,
как сынам: «сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он
обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына,
которого принимает». Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с
сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь
без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны. Притом, если
мы, будучи наказываемы плотскими родителями нашими, боялись их, то не гораздо
ли более должны покориться Отцу духов, чтобы жить? Те наказывали нас по своему
произволу для немногих дней; а Сей — для пользы, чтобы нам иметь участие в святости
Его. Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после
наученным через него доставляет мирный плод праведности» (Евр 12, 2-11).
В гимне, вводящем нас в литургию первых христиан, Петр призывает
нас соединиться со Христом через тайну причастности к страданиям праведника:
11) «Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби,
страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за
проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к
тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы
мы шли по следам Его. Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его.
Будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал, но предавал то
Судии Праведному. Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись
от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились» (1 Петр 2, 19-24).
12) «Но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь,
да и в явление славы, Его возрадуетесь и восторжествуете. Если злословят вас за
имя Христово, то вы блаженны; ибо Дух славы, Дух Божий почивает на вас. Теми Он
хулится, а вами прославляется. Только бы не пострадал кто из вас, как убийца,
или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как Христианин, то не
стыдись, но прославляй Бога за такую участь. Ибо время начаться суду с дома Божия;
если же прежде с нас начнется, то какой конец непокоряющимся Евангелию Божию?
И если праведник едва спасается, то нечестивый и грешный где явится? Итак страждущие
по воле Божией да предадут Ему, как верному Создателю, души свои, делая доброе
(1 Петр 4, 13-19).
Святой Иаков начинает свое письмо с призыва к терпению в испытаниях
и в качестве образца предлагает христианам Иова:
13) «С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете
в различные искушения, зная, что испытание вашей веры производит терпение; терпение
же должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте,
без всякого недостатка» (Иак 1, 2-4).
«Блажен человек, который переносит искушение; потому что, быв
испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его. В искушении
никто не говори: «Бог меня искушаете; потому что Бог не искушается злом и Сам
не искушает никого. Но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью.
Похоть же, зачав, рождает грех; а сделанный грех рождает смерть» (Иак 1, 12-15).
«В пример злострадания и долготерпения возьмите, братия мои,
пророков, которые говорили именем Господним. Вот, мы ублажаем тех, которые терпели.
Вы слышали о терпении Иова и видели конец оного от Господа; ибо Господь весьма
милосерд и сострадателен» (Иак 5, 10-11).
И наконец, Откровение видит в страдании знак любви Бога к людям,
ибо через него дарует им победу:
«Кого я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен
и покайся. Се, стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой и отворит дверь,
войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною
на престоле Моем, как Я победил, и сел с Отцом Моим на престоле Его» (Откр 3,
19-21).
«Низвержен клеветник братии наших, клеветавший на них пред Богом
нашим день и ночь. Они победили его кровию Агнца и словом свидетельства своего,
и не возлюбили души своей даже до смерти. Итак веселитесь, небеса и обитающие
на них!» (Откр 12, 10-12).
Примечания
1 Ср. Быт 10, 23; 22, 21;
36, 28; Плач 4, 21; Иер 25, 20.
2 Глава составлена скорее
всего приблизительно в V веке, как можно заключить, если сравнить ее с Зах 3,
1 и cл.
3 Ср. Суд 9, 23, 1 Цар 16,
14; 3 Цар 22, 19 - 23; 2 Пар 21, 1 и прежде всего Зах 3, l — 2.
Издательство св. Петра Санкт-Петербург, 2000 г.
|
