|
К оглавлению
Историко-литературное значение преп. Максима
Несколько иначе, по-видимому, дело обстоит с критикой объективной, исходящей
обыкновенно из каких-либо общепризнанных принципов. Правда, и в пределах этой
критики большинство ученых1 высоко ценит систему преп.
Максима. Однако есть и такие (Landerer и отчасти Wagenmann)2,
которые усматривают в ней разные недостатки, в особенности в учении о первородном
грехе, свободе и благодати. Они обыкновенно находят, что преп. Максим в указанных
пунктах не сумел возвыситься до блаж. Августина. Полемизировать с этими учеными
в общем нет нужды, ибо затронутый ими вопрос есть собственно вопрос о принципах
богословия, вопрос конфессиональный3. Принципы же
и точки зрения в западном и восточном богословии могут быть различными, как это
и есть на самом деле4. С западными мерками богословия
нам можно не считаться. С точки же зрения восточного богословия нужно сказать,
что преп. Максим не высказывал ничего такого, что было бы несогласно с его принципами
и что было бы чуждо его духу. Об этом говорят все ссылки на греческих отцов, приведенные
нами выше (в примечаниях). То же подтверждается и беспристрастным судом истории,
тем вниманием, которым воззрения преп. Максима постоянно пользовались в Византии.
Объединив в себе все результаты, достигнутые византийским богословием в предшествующей
вековой истории, преп. Максим сам влился и растворился в потоке последующего византийского
богословствования, вступивши в лик богословских светил восточной кафолической
Церкви. Лишь его учение о λόγοι атрофировалось в позднейшем
богословии, по-видимому, в силу отвлеченно-философского характера этого учения.
Но и это - надо заметить - имело место в ту пору, когда византийское богословие
находилось в состоянии упадка и оскудения, а христианская философия впала в старческую
дряхлость пред наступлением безотрадных времен сухой схоластики.
Для установления историко-литературного значения преп. Максима еще не настало
время. Осуществление этой задачи возможно будет только после детального изучения
всего византийского богословия за IV-XIV вв., что потребует еще целого ряда работ
и исследований. При современных условиях могут быть сделаны лишь некоторые попытки
в этом роде, в самых, притом, скромных размерах, с целью дать лишь общее представление
о зависимости преп. Максима от предшествующих писателей и влиянии его на последующих.
Для историко-литературной оценки преп. Максима важно, прежде всего, ознакомление
с источниками его, с теми авторами, из которых он дает прямые или (большей частью)
глухие цитаты, или к которым весьма близко подходит в своем учении. Сам преп.
Максим в общем не любит прибегать к цитатам, в особенности к точным, даже в тех
случаях, когда делает большие выдержки из своих авторитетов, например, у Немезия5,
- но при всем том он дает все же некоторые точки опоры для исследования своих
источников. В общем он положительно указывает три вида своих авторитетов - источники
библейские, святоотеческие и философские, - когда утверждает, что всякая истина
может быть доказываема трояко: или из Писания (γραφικως),
или из отеческих творений (πατρικως),
или из философских оснований, достигаемых естественными силами человеческого разума
(φυσικως)6. Из
этих источников в собственном смысле его авторитетами являются лишь первые два.
Это видно из его взглядов на их сравнительное значение.
Писание - это море словес Духа7, воплощение Логоса;
оно - главное мерило истины. Вслед за ним должно быть поставлено богомыслие св.
отцов, этих людей, имеющих апостольскую мысль, наученных непосредственно от Логоса
и получивших совершенное ведение сущего и мудрое знание промысла8,
удостоившихся озарений Духа подобно пророкам9. Их
писания есть другой авторитет, с которым должно согласоваться всякое бого-словствование10.
Гораздо ниже по значению стоят философские соображения и доказательства, но и
они не лишены значения вспомогательного источника.
Примечания
1. Neander, V4 221; Weser, 2; Bach I,15; Kndpfler в Kirchen-Lexicon
VHP, 1101; Straubinger, 10 и др.
2. См. выше, гл. "Грехопадение человека", прим. 34.
3. См. выше, гл. "Грехопадение человека", прим. 34, и гл. "Таинства...",
прим. 19.
4. Проф. А.И.Бриллиантов, с.219-229.
5. См. выше, гл. "Учение о человеке", прим. 3.
6. Ер. 6, PG.91, 425А, р. 238. Ambigua, PG.91, 1089А, f.127b.
7. Prol ad Tahl. I, PG 90, 245A-B, p.2 [р.п.II,21].
8. Quaest. ad Tahl. XI, PG.90, 292C, p.29 [р.п.II,52]. Ambigua,
PG.91, 1304D, f.221a.
9. Ambigua, PG.91, 1233C, f.192b. Disputatio, PG.91, 320C, p.177.
Ep.15, PG.91, 549A, p.316. Quaest. ad Tahl. IX, PG.90, 285C, p.25 [р.п.II,47].
10. Disputatio, PG.91, 300D, p.167.
|
