ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

Том 4 кн. 2

ПЯТЬ СЛОВ ОБ АННЕ [1].

СЛОВО I

О том, что и во время Пятидесятницы и всегда нужно помнить о посте, и что не только он сам, но и память о нем приносит пользу; далее о промысле Божием и о том, что не маловажным проявлением его служит, между прочим, естественная любовь родителей к детям; затем о том, что не только отцы, но и матери обязаны воспитывать детей, и наконец, об Анне.

      1. Когда мы разстаемся с гостем, который провел с нами несколько дней и с которым мы радушно делили беседу и стол, то на другой день, после его ухода, при виде накрытого стола, тотчас вспоминаем о нем и о взаимной беседе, и обращаемся к нему с горячею любовию. Так же точно поступим и по отношению к посту. Он пробыл с нами сорок дней; мы приняли его радушно, и затем проводили. Намереваясь теперь предложить духовную трапезу, вспомним о нем и о всех благах, принесенных им нам. Ведь не только самый пост, но и воспоминание о нем может принести нам весьма большую пользу. Как те, кого мы любим, доставляют нам большое удовольствие, не только тогда, когда бывают у нас, но и тогда, когда мы вспоминаем о них, так и дни поста с их собраниями, общими собеседованиями и другими добрыми плодами, какие мы получали от него, радуют нас и при воспоминании; если мы вспомним обо всем этом, то получим и в настоящее время большую пользу. Говорю это не с тем, чтобы принудить вас к посту, но чтобы убедить вас не увлекаться развлечениями и не вести себя, как большая часть людей, если только следует назвать людьми этих малодушных, которые, как бы освободившись от уз и вырвавшись из какого-нибудь тяжкаго заключения, говорят друга другу: "наконец-то мы переплыли это скучное море поста". А другие, более слабые боятся уже и за будущую Четыредесятницу. Это происходит от того, что во все остальное время они без меры предаются забавам, роскоши и пьянству. Если бы мы все прочие дни постарались проводить честно и скромно, то и прошедший пост вспоминали бы с любовию, и предстоящий приняли бы с большим удовольствием. В самом деле, каких только благ не доставляет нам пост? Везде тишина и светлое спокойствие. Дома разве не свободны от шума, беготни и всякой тревоги? А еще прежде домов, спокойствие наполняет самыя души постящихся; да и во всем городе водворяется такое же благоустройство, какое бывает в душах и в домах: вечером не слышно поющих, днем не заметно шумящих и пьянствующих; нет ни крику, ни драки, но везде полное спокойствие. А теперь не так, но с самаго ранняго утра - крик, шум, беганье поваров, большой чад, как в домах, так и в мыслях, от того, что развлечениями внутри нас разжигаются страсти и раздувается пламень порочных пожеланий. Поэтому мы должны жалеть о прошедшем посте, так как он все это сдерживал. Пусть мы сложили с себя самый труд поста, но не прекратим любви к нему и не изгладим памяти о нем. Когда ты, пообедав и отдохнув, выйдешь на площадь и увидишь, что день склоняется к вечеру, то, вошедши в эту церковь и приблизившись к амвону, вспомни о времени поста, когда церковь была полна народа и у всех было сильное желание слушать, была живая радость и возбужденная мысль; представив все это, вспомни о тех вожделенных днях. Когда велишь подавать на стол, принимайся за пищу с воспоминанием о посте, и никогда не впадешь в невоздержание. Как имеющий жену степенную, целомудренную, благородную и питающий к ней пламенную любовь, и в ея отсутствии не может полюбить женщину развратную и распутную, потому что любовь к первой заполняет его душу и не позволяет войти в нее другой страсти, так бывает с постом и с невоздержанием: если помним о первом - благородном и целомудренном, то последнее - эту публичную блудницу и мать всякаго безстыдства, то есть, невоздержание [2], отгоним от себя весьма легко, потому что любовь к посту сильнее всякой руки отталкивает безстыдство невоздержания. По всему этому, прошу вас всегда помнить о тех днях. А чтобы и мне, с своей стороны, содействовать такому воспоминанию, постараюсь и ныне предложить тот же предмет, который приготовлялся тогда разсмотреть, чтобы самое сходство поучения было для нас некоторым напоминанием о том времени. Вы, может быть, забыли (об этом), так как у нас с тех пор было уже много бесед и о других предметах. Так, по случаю возвращения отца нашего [3] из дальняго путешествия, необходимо было разсказать все, происходившее в столице. После того нужно было беседовать с язычниками [4], чтобы надлежащим образом утвердить тех, которые вследствие несчастия сделались лучшими и обратились к нам от языческаго заблуждения, и показать им то, какого избежали они мрака и какого достигли света истины.

      Затем, в течение многих дней мы совершали торжество в честь мучеников, и, конечно, не прилично было нам, находясь при гробах мучеников, уйти без похвальных слов, подобающих мученикам. За этими похвальными словами следовало увещание о клятвах: когда увидели мы, что все сельские жители пришли в город, то решились преподать им это напутствие и с ним отпустить всех их от нас [5].

      2. Поэтому, для вас не легко было бы пересказать тогдашнее наше разсуждение с язычниками, а я, постоянно упражняясь в этом и занимаясь этим делом, весьма легко могу припомнить все содержание беседы, повторив вам вкратце то, что было сказано. О чем же была у нас речь? Мы разсуждали о том, как Бог от начала промышлял о нашем роде, как научал полезному, когда не было письмен и не дано было Писания; мы показывали, что Он руководил нас к богопознанию чрез созерцание природы. Держа вас не за руку, а руководя ваш разум, я обозревал творение, показывая небо, и обозревая землю и море, озера, источники, реки и великия моря, луга и сады, произрастающия нивы, обильныя плодами деревья и покрытые лесами вершины гор. Много тогда говорил я и о семенах, и о травах, и о цветах, и о растениях - плодоносных и безплодных; и о животных - кротких и диких, живущих в воде и на суше, о земноводных, о летающих в воздухе и пресмыкающихся по земле, и о самых стихиях вселенной; и так как ум наш был не в состоянии постигнуть безпредельное богатство (природы) и объять вселенную, то мы все вместе восклицали о каждом творении: яко возвеличишася дела твоя, Господи; вся премудростию сотворил еси (Псал. XCI, 6). Мы удивлялись премудрости Божией, не вследствие только множества (тварей), но и по следующим двум (причинам); первая та, что (Бог) создал вселенную прекрасною, великою и удивительною; (вторая же та), что (на всем)видимом Он напечатлел много признаков слабости; первое - для того, чтобы внушать удивление к премудрости и привлекать созерцающих к служению Ему, а второе - для того, чтобы созерцающие красоту и величие творений не стали, оставив Создателя, вместо Его, покланяться видимым (предметам); от такого заблуждения может отклонить их (наблюдаемая) в них слабость. И то, что вся тварь тленна, что она преобразится в лучший вид и достигнет большей славы, и о том - когда, почему и для чего она сделалась тленною, обо всем этом разсуждали мы тогда с вами показали могущество Божие и в том, что Он тленным телам сообщил такую красоту, какую даровал им в начале, какова красота звезд, неба, солнца. И подлинно, нужно удивляться тому, как они в течение столь многих лет не потерпели ничего такого, что (терпят) наши тела, не ослабели от старости, и не потеряли крепости от болезни и какой-либо немощи, но постоянно сохраняют силу и красоту, которую, как я выше сказал, Бог даровал им в начале: ни свет солнечный не изсяк, ни блеск звезд не померк, ни ясность неба не утратилась, ни пределы моря не переменились, не истощилась и сила земли, производящая ежегодные плоды. Что это тленно, мы доказали и от разума, и из Священнаго Писания; а что оно прекрасно, светло и всегда сохраняет свой цветущий вид, в этом удостоверяет ежедневное наблюдение, чему особенно нужно удивляться, когда Бог создал это так в начале. Против этих разсуждений наших некоторые тогда возражали, говоря: „значит, человек хуже всего видимаго, если состав неба, земли, солнца и всех звезд существует столько времени, а он чрез семьдесят лет разрушается и погибает". На это мы скажем, во-первых, что это живое существо разрушается не все; благороднейшая и существеннейшая часть его - душа - остается навсегда безсмертною не подвергаясь ни одному из этих бедствий, тление же касается только низшей части его. Во-вторых, это обстоятельство, служит нам к большей чести; ведь мы непросто и не без всякой причины подвергаемся старости и болезням, но справедливо и для нашей пользы: справедливо потому, что мы впали в грех; для нашей пользы, - чтобы посредством этих нужд и страданий искоренить гордость, исходящую у нас от безпечности. Следовательно, Бог попустил это не с тем, чтобы унизить нас: если бы Он хотел унизить, то не оставил бы нашу душу безсмертною. Но и не по безсилию сотворил Он наше тело таким: если бы Он был безсилен, то не мог бы и небо, звезды и состав земли поддерживать столь долгое время. А (сотворил Он наше тело таким) для того, чтобы сделать нас лучшими и благоразумнейшими, и более покорными Ему, от чего зависит все наше спасение. Потому Он не создал неба подверженным старости и другим каким-нибудь подобным слабостям, что лишенное свободнаго произволения и души, оно не может ни грешить, ни исправляться; почему не имеет нужды и в исправлении. А вам, одаренным разумом и душою, необходимы были производимыя этими страданиями скромность и смирение, так как и в начале первый человек прежде всего впал в гордость. Иначе, если бы небо создано было подобно нашим телам и так же старелось, многие увидели бы в этом большое безсилие Создателя, как не могущаго сохранить одно существо в течение многих веков; между тем теперь, когда Его создания пребывают столько времени, отнять у них самый повод (к этому).

      3. Но тем, что сказано, не окончится наше существование; когда мы хорошо воспользуемся настоящей жизнью, тела воскреснут в большей славе, будут светлее неба, солнца и всего прочаго, и перейдут в высшее состояние. Итак, один способ богопознания (достигается) чрез (разсматривание) всего творения [6]; другой, не менее важный, чрез совесть; и его вполне изложили мы тогда в обширных разсуждениях, показывая то, как само собою возникает у нас познание добраго и недобраго и как сама по себе внушает нам все это совесть. Итак, у нас от начала были эти два учителя - творение и совесть, и оба они, не произнося слов, учили людей безмолвно. Творение, поражая зрителя видом (своим), возбуждает в созерцателе вселенной удивление к ея Создателю; а совесть, путем внутренняго внушения, научает всему, что должно делать; силу ея и решение суда (ея) мы узнаем по состоянию лица. Когда внутренне обличает она в грехе, то покрывает внешний вид смущением и большим унынием. Она делает нас бледными и робкими, когда уличаемся в чем-либо постыдном, и хотя голоса (совести) мы не слышим, однако по внешнему виду замечаем внутреннее негодование (ея). Кроме этих двух, говорили мы, промыслом Божиим нам дан еще и третий учитель, уже не безмолвный, как первые, но такой, который действует на нашу душу словом, увещанием и советом. Кто же он? Это - родной отец каждаго. Для того Бог и вложил в родителей любовь к нам, чтобы в них мы имели наставников в добродетели. Не одно рождение делает отцом, но хорошее образование; и не ношение во чреве делает матерью, но доброе воспитание. Что это справедливо, что не природа, а добродетель делает отцами, это могут подтвердить нам сами родители. Они часто, когда увидят, что сыновья их сделались негодными и развратными, отсекают их от своего родства, отказываются от них и усыновляют себе других, часто ни с какой стороны не близких к ним. Что же может быть страннее этого, когда (родители) отвергают тех, кого родили, и принимают, кого не родили?

      Это сказано нами не без цели, но чтобы ты знал, что свободная воля сильнее природы, и что она-то преимущественно пред последней делает и сыновьями, и отцами. И это было делом промысла Божия, что Он и не попустил, чтобы дети лишены были естественнаго расположения (к ним родителей), и, в тоже время, не все предоставил этому расположению. Если бы родители любили своих детей отнюдь не по естественной необходимости, а только за их нравы и добрые поступки, тогда ты увидел бы многих детей изгнанными из родительских домов за свою небрежность и род наш разстроенным. С другой стороны, если бы (Бог) все отдал во власть природы и не попустил родителям ненавидеть даже и злых детей, напротив, и будучи оскорбляемы детьми и терпя от них тысячи неприятностей, отцы по естественной необходимости должны бы были оставаться ласковыми к дерзким и оскорбляющим их детям, тогда род наш дошел бы до крайняго нечестия. Если и ныне дети в надежде на любовь родителей часто оскорбляют их, хотя не могут вполне положится на природу, зная, что многие, сделавшись негодными, лишились и дома, и наследия отцовскаго, то до какого нечестия не дошли бы они, если бы Бог не оставил родителям и возможности гневаться на детей, наказывать и прогонять от себя, когда они делаются злыми? Потому-то Бог и поставил любовь родителей в зависимость и от потребности природы, и от нравов детей, чтобы они, с одной стороны, были снисходительны к погрешностям детей, будучи побуждаемы к этому природою, а с другой - злых и неисцельно-больных не укоренили бы во зле преступным потворством, что было бы неизбежно, если бы природа принуждала их ласкать и негодных детей. Подумай, сколько попечительности в том, что (Бог) и повелел любить (детей), и положил меру этой любви, и в то же время определил награду за доброе воспитание детей? А что награда за это назначена не только мужьям, но и женам, послушай, как Писание во многих местах говорит и этим и тем, и женам не меньше, чем и мужьям. Павел, сказав: жена же прелстившися в преступлении бысть, прибавил: спасется же чадородия ради (1 Тим. II, 14). То есть, ты скорбишь, говорит, о том, что первая жена подвергла тебя болезням, трудам и продолжительному чревоношению? Не скорби; не столько вреда терпишь ты от болезней и трудов, сколько получаешь, если хочешь, пользы от воспитания детей, находя в нем повод к добрым делам. Действительно, если рождаемыя тобою дети получат надлежащее воспитание и твоим попечением наставлены будут в добродетели, то это будет началом и основанием твоему спасению, и, кроме награды за собственный добрыя дела, ты получишь великую награду и за их воспитание.

      4. И чтобы ты знал, что не рождение делает матерью и не за это положена награда, Павел в другом месте, обращая слово ко вдове, сказал так: аще чада воспитала есть (1 Тим. V, 10); не сказал: если родила детей, но: аще воспитала. Первое есть дело природы, последнее - дело свободнаго произволения. Потому и здесь, сказав: спасется чадородия ради, не остановился на этом; но желая показать, что не рождение, а хорошее воспитание детей доставляет нам награду, прибавил: аще пребудут [7] в вере и любви и во святыни с целомудрием (1 Тим. II, 15). То есть, ты получишь великую награду, если рожденныя тобою дети пребудут в вере и в любви и в святости. Итак, если ты расположишь их к этому, если будешь увещевать, учить, советовать, то за такое попечение назначена тебе от Бога великая награда.

      Так, жены да не считают чуждым для себя делом попечение о детях как женскаго, так и мужскаго пола: (апостол) не различил здесь пола, но как там сказал просто: аще чада воспитала есть, так и здесь: аще пребудут в вере и любви и во святыни. Следовательно, нам нужно заботиться о детях того и другого пола, и особенно женам, потому что оне больше сидят дома. Мужей часто отвлекают и путешествия, и судебныя занятия, и гражданские дела; а жена, будучи свободна от всех таких забот, удобнее может воспитывать детей, так как имеет много досуга. Так поступали жены в древности. Действительно, эта обязанность, - разумею попечение о своих детях и руководство их к любомудрию, - лежит не на мужьях только, но и на женах. (В доказательство) того, что это правда, разскажу вам одну историю. Среди иудеев была жена, по имени Анна. Она долго страдала неплодием, и, что еще прискорбнее, соперница ея была матерью многих детей. А вы знаете, что безчадие, по природе и само по себе, невыносимо для женщин; а если при этом есть соперница, имеющая детей, то оно становится еще тяжелее, потому что из ея благополучия она яснее понимает свое собственное несчастие, подобно тому, как и живущие в крайней бедности скорбят особенно тогда, когда подумают о богатых. И горе было не в том одном, что она не имела детей, а та имела, но и в том, что та была соперницею, и не только была соперницею, но и оскорбляла ее своим презрением. Однакож Бога, и видя все это, медлил: и не даде ей Господь, говорит Писание, чада по скорби ея, и по сетованию души ея [8] (1 Цар. I, 6). Что значит: "о скорби ея? Не то, чтобы Бог, видя, как она великодушно переносит несчастие, останавливал ея деторождение, а то, что хотя Он и видел ея мучение, скорбь, обиды, однако не прекращал ея сетования, намереваясь устроить нечто другое, гораздо более важное. Не будем слушать этого праздно, но и отсюда извлечем урок высокаго благоразумия. И когда подвергнемся какому-нибудь бедствию, то, хотя будем сетовать, скорбеть и считать бедствие невыносимым для себя, не станем однако спешить и не упадем духом, но будем выжидать промысла Божия. Он хорошо знает, когда нужно прекратить то, что причиняет нам скорбь, как это случилось и с Анной. Бог не по ненависти и не по отвращению к ней заключил ея утробу, но для того, чтобы пред нами открылась мудрость этой жены, чтобы мы увидели богатство ея веры и узнали, как чрез это Он сделал ее более славною. Но послушай, что дальше. Тако творяше, говорит Писание, от года до года довольно времени [9], внегда приходити ей в дом Господень, и сетоваше, и плакаше, и не ядяше (ст. 7). Сильная скорбь, продолжительная печаль! Не два-три дня, не двадцать или сто, и не тысячу или вдвое столько же дней, но довольно времени, говорится, т. е. в продолжение многих годов, скорбела и сетовала эта жена: таков смысл слова „довольно времени". И однако, она не возроптала: ни продолжительность времени, ни насмешки и оскорбления соперницы не поколебали ея любомудрия [10]; она постоянно молилась и просила; а что важнее всего и в особенности показывает любовь ея к Богу, (было то), что не просто она желала это самое дитя, но желала посвятить плод свой Богу, принести (Ему) начаток от собственнаго чрева и получить награду за этот добрый обет. Откуда это видно? Из дальнейших слов.

      Вы все, конечно, знаете, что безчадие невыносимо для жен - особенно из-за мужей. Есть много таких безразсудных мужей, которые винят жен, когда оне не рождают, но зная того, что способность рождать имеет начало свое свыше - от Божия промысла, и что для этого ни природа женщины, ни сожитие (с мужем) и ничто другое, само по себе, недостаточно; но хотя бы и знали, что это обвинение не справедливо, тем не менее упрекают, часто даже отдаляются и неохотно живут с ними.

      5. Посмотрим, не случилось ли того же и с этою женою. И если увидишь, что она терпела презрение, безчестие, огорчения, не имела близости к мужу и использовалась особым его расположением, то можешь предположить, что она желала дитя для того, чтобы иметь большую близость, свободу, и сделаться более любезною мужу. Но если найдешь совершенно противоположное этому, т. е., что она была любима (мужем) более, чем имевшая детей, и пользовалась большим расположением, то ясно, что она желала иметь дитя не ради чего-нибудь человеческаго и не для того, чтобы еще более привлечь к себе мужа, но по той причине, какую я указал выше. Откуда же это видно? Послушай, что об этом говорит сам писатель. Ведь он не без цели упомянул об этом, но, чтобы ты узнал добродетель жены. Что же он говорит? Анну любляше Елкана паче Феннаны (1 Цар. I, 5). И потом далее (Елкана), видя, что она не ест, а только плачет, говорит: что ти есть, яко плачешися и почто не яси, и почто биеши сердце твое; несмь ли аз тебе добрее паче десяти чад? (ст. 8). Видишь, как он привязан был к ней и как сильно скорбел за нее, не потому, что не имел (от нея) детей, а потому что видел ее печальною и удрученною скорбию? Однако не убедил ее в том, чтобы она перестала печалиться, потому что не для него желала она иметь дитя, но чтобы принести некоторый плод Богу. И воста Анна, говорит Писание, по ядении их в Силом и по питии [11] и ста пред Господем (ст. 9). Не без цели употреблено и это выражение: , по ядении и по питии, но чтобы ты знал, что время, которое другие посвящают отдыху и бездействию, она проводила в молитве и слезах, потому что была весьма трезвенна и бодра. И ста пред Господем. Илий же жрец седяше на престоле, при празе двери храма Господня. Не просто сказано и это, - что - Илий жрец седяше при празе двери храма Господня, но чтобы показать душевный пыл этой жены. Бывает часто, что вдовица, безпомощная и одинокая, терпящая много обид и оскорблений, в то время, когда царь готов войти в предшествии копьеносцев, щитоносцев, всадников и множества других слуга, не пугается, не ищет защитника, но, раздвинув всех их, является пред царем с большой смелостью и трогательно описывает свое несчастие, будучи побуждаема необходимостью. Так и эта жена не смутилась и не постыдилась, в присутствии сидевшаго первосвященника, сама просить и с большою смелостью придти к Царю (небесному); напротив, окрыленная любовью и вознесши мысль к небу, видя как бы самого Бога, так начала говорит Ему со всею горячностью. Что же говорит она? Вначале она, лучше (сказать), ничего не говорит, а начинает плачем, проливая источники горячих слез. И как от падающих дождей и жесткая земля, орошенная и размягченная ими, легко возбуждается к произращению плодов, так случилось и с этою женою: утроба ея, размягченная слезами, как бы дождем, и согреваемая скорбию, начала возбуждаться к доброму деторождению. Но выслушаем и самыя слова ея, и ея прекрасную молитву: и плачущи проплака, говорит Писание, и обеща обет Господу, глаголющи: Адонаи Господи Елои Саваов (ст. 10, 11). Страшныя и грозныя слова! Хорошо сделал писатель, что не перевел их на наш язык; он и не мог переложить их на греческий язык с свойственною им силою. Не одним именем назвала она Бога, но многими, Ему свойственными, показывая тем любовь к Нему и пламенное стремление. Как пишущие прошения царю, поставляют вверху не одно только имя, но величают его победоносным, августом, самодержцем, и многими другими именами, и потом уже излагают просьбу, так и она, вознося к Богу некотораго рода просьбу, в начале ея полагает многия имена, выражая этим, как я сказал, свою любовь и почитание Тому, Кого просит. Просьбу эту внушила ей скорбь; потому и скоро была услышана писавшая ее с большим разумением. Таковы молитвы, происходящия от душевной скорби. Вместо бумаги служила (здесь) ея душа, вместо пера - язык, вместо чернил - слезы. Потому и сохранилась просьба ея до наших дней: неизгладимы бывают письмена, которыя начертаны этими чернилами. Таково было начало просьбы! Что же далее? Аще призирая призриши, говорит Анна, на смирение раби твоея (ст. 11). Ничего не получив, она начала молитву с обета; приносит Богу дар, ничего не имея в руках. Так она волновалась и тосковала более о том, (чтобы дать), чем о том, (чтобы получить), и для этого просила дать дитя. Аще призирая призриши на смирение рабы твоея. Два права, говорит, я имею (на получение просимаго): служение (Тебе) и несчастие. И даси ради твоей семя мужеско, то дам е пред Тобою дар. Что значит: пред тобою дар? (Я сделаю) его преданным и всецелым рабом Твоим; отказываюсь от всякой власти; хочу только быть матерью на столько, чтобы дитя получило от меня свое начало, а затем отступаю и удаляюсь.

      6. Посмотри на благоговение этой жены. Она не сказала,: если дашь мне троих, я отдаю тебе двоих; если двоих, отдаю тебе одного; но: если дашь только одного, весь плод отдаю Тебе. И вина пиянственнаго не испиет (ст. 11). Еще не получила дитяти, и уже образует пророка, говорит о его воспитании и входить в договор с Богом. О, смелость жены! Не будучи в состоянии заплатить теперь же, потому что ничего еще не получила, она выплачивает цену из будущаго. Как многие из земледельцев, живущие в крайней бедности и не имеющие столько денег, чтобы купить теленка или овцу, берут их у господ из-полу, обещаясь выплатить стоимость из будущих плодов, так, или еще гораздо больше, сделала и она. В самом деле, она получает от Бога сына не из-полу, но с тем, чтобы затем всего отдать Ему, а плодом иметь его воспитание. Для себя она считала достаточною наградою потрудиться над (воспитанием) священника Божия. И вина и пиянственнаго не испиет, говорит она. Не подумала сама в себе так: что, если он будет слабаго сложения и от питья воды потерпит вред? Что, если сделается нездоров, а потом умрет, подвергшись тяжкой болезни? Размыслив, что Давший сына Сам позаботится и об его здоровье, она от самых пелен и рождения повела его к святости, возложив все на Бога, и еще до болезней рождения освящалось ея чрево, заключавшее в себе пророка, носившее священника и жертву, - жертву одушевленную. Для этого Бог попускал ей долго быть в скорби; для этого Он поздно дал (ей сына), чтобы самым способом рождения более прославить ее, чтобы показать ея любомудрие. Ставши на молитву, она не помнила о своей сопернице, не говорила об оскорблениях от нея, не выставляла на вид обид; не сказала: „избавь меня от этой негодной и злой женщины", как делают многия жены; не вспоминая об этих оскорблениях, она молилась только о том, что ей нужно было. Так поступай и ты, человек: когда увидишь, что враг огорчает (тебя), не говори ни одного оскорбительнаго слова, и не желай ему зла за то, что он враждует против тебя; но, вошедши (в церковь), преклонив колена и проливая слезы, моли Бога - прекратить скорбь, потушить печаль. Так и она сделала - и получила величайшую пользу от враждовавшей против нея женщины, так что и та содействовала рождению дитяти; а как, я скажу. Так как она оскорбляла, печалила (Анну) и увеличивала горесть (ея), а от горести пламеннее делалась молитва, то эта молитва преклонила - Бога, произвела то, что Он исполнил ее, и таким образом родился Самуил. Так точно и нам, если будем бдительны, враги не только не повредят, но и принесут величайшую пользу, делая нас во всем более тщательными, только бы скорбь, ими нам причиняемая, вела нас не к ругательствам и обидам, а к молитве.

      Родив сына, (Анна) назвала его Самуилом, что значит: "услышит Бога" [12]. Так как получила его вследствие того, что была услышана, по молитве, а не по природе, то в имени дитяти, как бы на медном столпе, она напечатлела память этого события. Не сказала: назовем его по имени его отца, или дяди, или деда, пли прадеда, но - сам Даровавший его, говорит, да будет почтен именем дитяти. Ей подражайте, жены, ей будем подражать, мужья, и такое же будем иметь попечение о детях, будем так же воспитывать их, как во всем прочем, так и в отношении целомудрия [13]. Ничто у юношей не требует такого старания и забот, как целомудрие и чистота, потому что эта особенно страсть [14] обуревает этот возраста. Что делаем мы относительно светильников, тоже будем соблюдать и по отношению к детям. Часто случается, что, когда служанка зажжет огонь, мы велим ей не подносить светильника туда, где лежит тростник, пли сено, или что-нибудь подобное, чтобы незаметно для нас не упала в это вещество искра и не сожгла всего дома. Так же будем заботиться и о детях и не станем обращать их взоры туда, где (бывают) безчестныя служанки, нескромныя девицы и распутныя рабыни; а если есть у нас такая служанка, или соседка, или вообще другая какая этого рода девица, то прикажем и подтвердим им, чтобы оне и не являлись на глаза и не вступали в разговор с юношами, чтобы попавшая отсюда искра не воспламенила всей души дитяти и не причинила безутешнаго горя. Будем удалять детей не только от зрелищ, но и от слушания соблазнительных и развратных песен, чтобы ими не прельстилась душа их. Не будем водить их в театры, на пиры и попойки. Но станем беречь юношей еще более, чем дев, скрываемых во внутренних покоях. Обыкновенно, ничто так не укращает юнаго возраста, как венец целомудрия, и то, чтобы вступать в брак чистому от всякаго распутства. И жены будут им любезны, когда душа их наперед не узнает блуда и не будет растлена, когда юноша будет знать одну ту женщину, с которой он вступил в брак. Тогда и любовь бывает пламеннее, и расположение искреннее, и дружба надежнее, когда юноши вступают в брак с соблюдением этого (правила). А то, что делается ныне, не брак, это просто денежная сделка, торговля. Если юноша и прежде брака растлился, и после брака опять будет смотреть на чужую жену, то, скажи мне, что пользы от брака? Тягчайшее наказание, непростительный грех, если, имея дома у себя жену, (муж) оскверняет себя с блудницами и творить прелюбодеяние: после жены, хотя бы с женатым распутствовала и не блудница [15], его действие есть прелюбодеяние. А это бывает: и после брака бегают к любовницам, потому что прежде брака не соблюдали целомудрия. Отсюда - распри, ругательства, разорение домов и ежедневныя ссоры; оттого любовь к жене ослабевает и прекращается, истощаясь в обществе блудниц. А если научится целомудрию, то жену свою будет считать милее всех, станет смотреть на нее с великою любовью и иметь с нею большое согласие; а с миром и согласием войдут в тот дом все блага. Итак, чтобы нам и здешнее устроить хорошо, и с этим вместе получить царство небесное, будем заботиться и о себе самих, и о детях, особенно по отношению к этой заповеди, чтобы не придти нам на тот духовный брак в нечистых одеждах, но с большим дерзновением насладиться честью, уготованною там достойным. Ея да достигнем все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, честь и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.