ТОЛКОВАНИЕ НАШЕГО СВЯТОГО ОТЦА
ИОАННА ЗЛАТОУСТА,
АРХИЕПИСКОПА КОНСТАНТИНОПОЛЯ,
НА СВЯТОГО МАТФЕЯ ЕВАНГЕЛИСТА.
БЕСЕДА LXXX
Иисусу же бывшу в Вифании, в дому Симона прокаженнаго, приступи к Нему жена,
сткляницу мира имущи многоценнаго, и возливаше на главу Его возлежаща (Матф. XXVI,
6-7). |
1. Жена эта, по-видимому,
есть одна и та же у всех евангелистов; в действительности же не так, но у трех
евангелистов, мне кажется, говорится об одной и той же; у Иоанна же - о другой
некоторой чудной жене, сестре Лазаря. Не без цели евангелист упомянул и о проказе
Симона, но для того, чтобы показать, почему жена с дерзновением приступила к Иисусу.
Так как проказа считалась болезнью крайне нечистою и гнусною, а между тем она
видела, что Иисус исцелил человека (иначе Он не захотел бы остаться у прокаженного),
и возлежал у него, то она возымела надежду, что Иисус легко очистит и душевную
ее нечистоту. Не без причины также евангелист упомянул и о городе Вифании, но
для того, дабы ты знал, что Христос добровольно идет на страдание. Прежде Он удалялся
от иудеев; теперь же, когда особенно воспламенилась их ненависть, Он проходит
близ их, на расстоянии стадий пятнадцати. Таким образом и прежнее удаление Его
было делом домостроительства. Итак жена, увидев Его и получив вследствие этого
дерзновение, приступила к Нему. И если жена кровоточивая и не сознававшая ничего
подобного, так как нечистота ее была от природы, со страхом и трепетом приступила,
то тем больший страх и стыд надлежало иметь этой жене, по причине нечистоты ее
совести. Поэтому и приступает она после жены самарянской, хананейской, кровоточивой
и других весьма многих жен, так как сознавала в себе великую нечистоту; и приступает
не всенародно, но в доме. И в то время, как все прочие жены приходили только за
получением исцеления телесного, она пришла исключительно за тем, чтобы воздать
честь Иисусу, и получить душевное исцеление. Она не имела никакого повреждения
в теле, и потому особенно всякий должен ей удивляться. И не как к простому человеку
подходит она к Иисусу, - иначе не отерла бы своими власами ног Его, - но как к
такому лицу, которое выше человека. Поэтому и принесла к ногам Христовым главу
свою, - часть тела, которая драгоценнее всего тела. Видевше же ученицы Его,
негодоваша, глаголюще: чесо ради гибель сия? Можаше бо сие миро продано быти на
мнозе, и датися нищим. Разумев же Иисус, рече: что труждаете жену? Дело бо добро
содела о Мне. Всегда бо нищия имате с собою, Мене же не всегда имате. Возлиявши
бо сия миро сие на тело Мое, на погребение Мя сотвори. Аминь глаголю вам, идеже
аще проповедано будет евангелие сие во всем мире, речется, и еже сотвори сия,
в память ея (ст. 8-13). Откуда родилась в учениках эта мысль? Они слышали,
как Учитель говорил: милости хощу, а не жертвы (Ос. VI, 6), и порицал иудеев
за то, что они оставляли важнейшее - суд и милость и веру, как на горе
рассуждал с ними о милостыне, и из всего этого выводили заключение и рассуждали
друг с другом: если он не допускает всесожжений и древнего богослужения, то тем
менее допустит помазание елеем. Но так думали ученики, Иисус же, видя мысли жены,
попускает ей приблизиться. И, так как благоговение ее было велико и усердие невыразимо,
то Он, по величайшему снисхождению Своему, позволил ей излить миро и на главу
Свою. Если Он не отказался соделаться человеком, быть носимым во чреве, питаться
млеком, то чему удивляться, если и этого не отвергает? Как Отец Его принимал курение
и дым, так и Он принял блудницу, одобряя, как я прежде сказал, ее расположение.
Елеем Иаков помазал столп в жертву Богу (Быт. XXVIII, 18); елей приносим был в
жертвах (Лев. II, 4); елеем помазуемы были и священники (VIII, 10). Но ученики,
не зная мыслей жены, неуместно укоряли ее, и в самом обвинении указали на щедрость
жены. Сказав, что его можно было бы продать за триста динариев (Марк. XIV, 5;
Иоан. XII, 5), они показали, сколько она истратила на миро, и какую обнаружила
щедрость. Поэтому Христос и упрекает их, говоря: что труждаете жену? И
указывает далее причину, желая снова напомнить им о Своем страдании: на погребение,
говорит, Мя сотвори. Приводит также и другую причину: Нищия бо всегда
имате с собою, Мене же не всегда имате; и: идеже аще проповестся евангелие,
речется, и еже сотвори сия (ст. 11, 13). Видишь ли, как Христос предвозвещает
ученикам исшествие их к народам, и таким образом утешает их при мысли о смерти,
указывая на то, что после крестной смерти откроется такая сила, что проповедь
распространится повсюду. Итак, какой несчастный будет противоречить столь очевидной
истине? Вот исполнилось то, что Христос предсказал, и куда ни пойдешь во вселенной,
везде увидишь, что возвещают и об этой жене, хотя она не знаменита, не имела многих
свидетелей, была не на зрелище, но в доме, и притом в доме некоего прокаженного,
в присутствии одних только учеников Христовых.
2. Кто ж это возвестил и проповедал?
Сила Того, Кто предсказал это. Умолчано о подвигах бесчисленных царей и полководцев,
которых памятники еще сохраняются; неизвестны ни по слуху, ни по имени те, которые
построили города, соорудили стены, одержали победы на войнах, воздвигли трофеи,
покорили многие народы, хотя они и поставили статуи и издали законы; но то, что
жена блудница излила елей в доме некоторого прокаженного в присутствии десяти
мужей, все воспевают во вселенной. Прошло столько времени, а память об этом происшествии
не истребилась; и персы, и индийцы, и скифы, и фракияне, сарматы, и племя мавров,
и жители Британских островов повествуют о том, что сделала жена блудница в Иудее
- тайно, в доме. Велико человеколюбие Господа! Он принимает блудницу, блудницу
лобызающую ноги, возливающую елей и отирающую власами, принимает и упрекает тех,
которые обвиняют ее. В самом деле, не надлежало приводить в смущение жену за такое
ее усердие. Обрати внимание и на то, как высоки были ученики и усердны к подаянию
милостыни. Но для чего Христос не просто сказал: доброе дело сделала; а сказал
прежде: что труждаете жену? Для того, дабы они знали, что не надобно требовать
с самого начала высоких дел от немощных людей. Поэтому-то Он и рассматривает дело
не просто, каково оно само в себе, но по отношению к лицу жены. Если бы Он давал
закон, то не упомянул бы о жене; но чтобы ты знал, что для нее это сказано, с
тою целью, чтобы ученики не истребили возникающей ее веры, а еще более возбудили,
для этого Он говорит вышеупомянутые слова, научая нас тому, чтобы мы принимали,
одобряли и возводили к большему совершенству доброе дело, кем бы оно ни было сделано,
и каково бы оно ни было, и не требовали полного совершенства в самом его начале.
Что Христос и сам особенно желал этого, видно из того, что Он, не имевший где
главу приклонить, повелел носить денежный ящик. Но теперь время не требовало исправления
поступка, а только принятия его. Как прежде этого поступка жены Он не произнес
бы такого мнения, если бы кто спросил Его, так и после того, как жена совершила
его, Он имеет в виду только то, чтобы она не приведена была в смущение порицанием
учеников, но удалилась от Него, сделавшись усерднее и лучше чрез служение Ему.
После возлияния елея порицание их было уже неуместно. Так и ты, если увидишь,
что кто-нибудь сделал и приносит священные сосуды, или заботится о другом каком-нибудь
украшении церковном, касающемся стен и пола, - не позволяй продавать или истреблять
то, что сделано, чтобы не ослабить его усердия. Если же кто прежде, чем сделать,
скажет тебе о своем намерении, то вели раздать нищим, так как и сам Иисус сделал
это для того, чтобы не ослабить усердия жены, и все, что ни говорит, говорит в
утешение ее. Далее - когда сказал: на погребение Мя сотвори, то чтобы не
показалось, что Он приводит в смущение жену, упомянув о таком предмете, то есть,
гробе и смерти, смотри как опять укрепляет ее, говоря: во всем мире речется,
еже сотвори сия. Это служило и для учеников увещанием, и для жены утешением
и похвалою. Все, говорит Он, прославят ее впоследствии, и теперь она предвозвестила
страдание, принесши необходимое для погребения. Поэтому никто пусть не порицает
ее. Я настолько далек от того, чтобы осуждать ее, как бы за худой поступок, или
укорять, как бы за неправое дело, что даже не попущу остаться в неизвестности
случившемуся, и сделаю то, что мир узнает о поступке, совершенном в доме и втайне,
так как этот поступок происходил от благоговейной мысли, теплой веры и сокрушенного
сердца. Но для чего Христос обещал жене не духовное что-нибудь, а всегдашнюю о
ней память? Для того, чтобы чрез это вселить в ней надежду на получение духовных
благ. Если она сделала доброе дело, то, очевидно, и получит достойную награду.
Тогда шед един от обоюнадесяте, Иуда глаголемый Искариотский, ко архиереом,
рече: что ми хощете дати, и аз предам вам Его (ст. 14-15). Тогда. Когда
же? Когда Христос говорил это, когда сказал: на погребение. Иуда не тронулся
этим и не убоялся, когда услышал, что евангелие будет проповедано повсюду (а сказанное
заключало в себе невыразимую силу); тогда как жены, и жены блудницы, оказывали
такую честь Иисусу, он совершал дьявольское дело. Почему же евангелисты говорят
о его именовании? Потому что был другой Иуда. Без опасения они говорят и то, что
Иуда был из числа двенадцати. Таким образом они не скрывают ничего, что кажется
постыдным. Можно было бы сказать просто: был некто из учеников Христовых, - потому
что были и другие. Теперь же они прибавляют: от обоюнадесяте, и как бы говорят:
из первого лика, из числа лучших, избранных учеников, которые были с Петром и
Иоанном. Они старались об одной только истине, о том, чтобы не утаить событий.
Поэтому умалчивают о многих знамениях, но не скрывают ничего такого, что кажется
постыдным, и смело возвещают о том, хотя бы это было слово или дело, или что другое.
3. И не только первые три евангелиста
повествуют об этом, но и сам Иоанн, возвещающий высочайшие тайны. Он более всех
говорит о поношениях и поруганиях, претерпенных Иисусом. И смотри, как велика
злоба Иуды, когда Он произвольно приступает к предательству, когда делает это
из-за денег, и притом денег столь незначительных. Лука говорит, что он имел совещание
с военачальниками (Лук. XXII, 4). По причине возмущений иудеев, римляне поставляли
над ними своих начальников, которые наблюдали за порядком, - потому что власть
уже была отнята у иудеев, по пророчеству. Пришедши к этим военачальникам, Иуда
сказал: что ми хощете дати, и аз вам предам Его? Они же поставиша ему тридесять
сребреник. И оттоле искаше подобна времене, да Его предаст (ст. 15-16), так
как он боялся народа, и хотел взять Иисуса наедине. О, безумие! Как ослепило его
совершенно сребролюбие! Не смотря на то, что часто видел, как Иисус проходил среди
толпы и не был удерживаем, как являл многие доказательства Своего божества и силы,
Иуда думал удержать Его, и не смотря на то, что Иисус столько раз повторял ему
и страшные и кроткие слова, чтобы разрушить злой его умысел. Даже и на вечери
не переставал заботиться о нем, но до последнего дня беседовал с ним об этом.
Но Иуда не получил никакой пользы: не смотря однако на все это Господь не переставал
совершать Свое дело. Зная это, и мы неопустительно должны делать все для заблуждающих
и беспечных: увещевать их, учить, утешать, умолять, подавать им советы, хотя бы
от этого не получили мы никакой пользы. И Христос предвидел, что предатель не
исправится, - однако не переставал с Своей стороны заботиться о нем, увещевать
его, угрожать ему, соболезновать о нем, не открыто и явно, но сокровенно. В самое
же время предания даже попустил облобызать Себя, - но все это для Иуды было бесполезно.
Вот какое великое зло сребролюбие! Оно именно сделало Иуду и святотатцем, и предателем.
Услышьте все сребролюбцы, страждущие болезнью Иуды, - услышьте и берегитесь этой
страсти. Если тот, кто находился со Христом, творил чудеса, пользовался таким
учением, низвергся в такую бездну от того, что не был свободен от этой болезни,
то тем более вы, не слышавшие даже Писания и всегда прилепляющиеся к настоящему,
удобно можете быть уловлены этою страстью, если не будете прилагать непрестанного
попечения. Иуда ежедневно находился с Тем, Кто не имел, где главы преклонить,
ежедневно был научаем делами и словами тому, что не должно иметь ни золота, ни
сребра, ни двух одежд, - и при всем том не вразумился. Как же ты надеешься избежать
этой болезни, когда не употребляешь сильного врачевания и не прилагаешь сильного
старания? Ужасен, по истине ужасен этот зверь. Впрочем, если захочешь, легко победишь
его. Это не есть похоть врожденная, как то доказывают освободившиеся от нее. Естественные
влечения всем общи; а эта похоть происходит от одного нерадения; от него рождается,
от него возрастает, и когда уловит пристрастных к ней, заставляет их жить противоестественно.
В самом деле, когда они не признают единоплеменников, друзей, братьев, сродников,
словом - всех, а с ними вместе не знают и самих себя, то не значит ли это жить
противоестественно? Отсюда ясно, что противоестественна и злоба, и болезнь сребролюбия,
подвергшись которой, Иуда сделался предателем. Как же он сделался предателем,
спросишь ты, когда призван Христом? Бог, призывая к Себе людей, не налагает необходимости,
и не делает насилия воле тех, которые не желают избрать добродетели; но увещевает,
подает советы, - все делает и всячески старается, чтобы побудить их сделаться
добрыми; если же некоторые противятся этому, Он не принуждает. Если ты хочешь
узнать, отчего Иуда сделался таким, то найдешь, что он погиб от сребролюбия. Отчего
же, спросишь, он уловлен этою страстью? Оттого, что был беспечен. От беспечности
происходят такие перемены, тогда как от ревности происходят перемены противоположные.
Сколько, в самом деле, таких, которые были жестокими, а теперь кротче овец? Сколько
таких, которые сперва были сладострастными, а после сделались целомудренными?
Сколько таких, которые прежде были сребролюбцами, а теперь отвергли и свое собственное
имущество? Совершенно противное случалось от беспечности. Так Гиезий жил со святым
мужем, и сделался нечестивым от болезни сребролюбия (4 Цар. гл. 5). Поистине сребролюбие
ужаснейшая из всех страстей. Отсюда расхитители гробниц, отсюда убийцы, отсюда
войны и битвы, отсюда всякое зло, какое бы ты ни назвал. И подобный человек везде
бывает бесполезен, случится ли ему начальствовать над войском, или управлять народом.
И он бывает таким не только в делах общественных, но даже и в частных. Вознамерится
ли жениться, - не возьмет добродетельной жены, а возьмет ту, которая всех хуже.
Вздумает ли купить дом, - покупает не такой, какой приличен благородному, но такой,
который может принести ему большой доход. Захочет ли купить рабов, или что другое,
- купит самое худое. Но что я говорю о его начальстве над войском и народом, о
его хозяйстве? Если даже он будет царем, то будет несчастнейшим из всех, погибелью
для вселенной, беднейшим из всех. Его состояние будет подобно состоянию какого-нибудь
простолюдина; он не будет блага всех почитать своими, но будет считать себя отдельным
от всех и, похищая блага у всех, станет думать, что он имеет менее всех. Измеряя
настоящие блага желанием будущих, еще не приобретенных благ, он будет считать
первые ничтожными в сравнении с последними.
4. Поэтому-то некто сказал:
нет ничего беззаконнее сребролюбивого. Действительно, такой человек и сам себя
продает, и делается общим врагом вселенной, когда скорбит, что земля не приносит
золота вместо колосьев, и что вместо рудников существуют источники, вместо драгоценных
камней - горы; с негодованием смотрит он на плодородие, печалится при виде общего
блага, отвращается от всякого дела, чрез которое нельзя приобресть денег; все
терпит, когда можно ему получить хотя две малые монеты; ненавидит всех, бедных
и богатых: бедных из-за того, как бы они не пришли к нему когда-нибудь просить
милостыню; богатых за то, что он не имеет их богатства. Он думает, что все завладели
его имуществом, и как бы всеми обижаемый, негодует на всех. Он не знает довольства
и насыщения, он самый несчастнейший из всех. Наоборот, свободный от всего этого
и любящий истинную мудрость, счастливее всех. Добродетельный, будет ли он рабом
или пленником, блаженнее всех. Никто не сделает ему зла, хотя бы со всей вселенной
стеклись все с оружием и войсками и стали воевать против него. Негодный же и злой
человек, и такой, какого мы описали, хотя бы был царем и украшен бесчисленными
венцами, может потерпеть от всякого величайшие несчастия. Так бессильна злоба!
Так сильна добродетель! Что же ты печалишься находясь в бедности? Для чего рыдаешь
в праздник? Это время - время празднества. Для чего проливаешь слезы? Бедность
составляет для тебя торжество, если только ты благоразумен. Для чего горько плачешь,
дитя? Подлинно, такого должно назвать дитятею. Бил ли кто тебя? Что ж? Он сделал
тебя чрез это терпеливее. Отнял ли кто у тебя деньги? Отнял излишнее бремя. Лишил
ли славы? Опять ты говоришь мне о другом виде свободы. Послушай, как об этом рассуждают
язычники; они говорят: ты не претерпел никакого несчастия, если только не присваиваешь
его себе. Отнял ли кто у тебя большой и укрепленный оградами дом? Но вот пред
тобою вся земля, общественные здания, - употребляй их, как хочешь, - на увеселение
или на пользу. Что приятнее и прекраснее тверди небесной? До каких пор вам быть
нищими и бедными? Нельзя быть богатым тому, кто не обогащает душу; равно как нельзя
быть нищим тому, кто не беден душою. Если душа могущественнее тела, то ее не может
привлечь слабейшее. Но она, будучи могущественна, привлекает к себе не столь могущественное
и изменяет его. И сердце, когда получит какую-либо болезнь, то сообщает ее всему
телу, и если бывает повреждено, то разрушает все тело, а если бывает здорово,
то сообщает здоровье всему телу. Когда же поврежден какой-либо из прочих членов
тела, а сердце бывает здорово, то оно легко истребляет повреждение и в прочих
членах. Но чтобы сделать яснее то, что я говорю, скажи мне: какая польза в зеленых
ветвях, когда засыхает корень? И какой вред от того, когда верхние листья засыхают,
а корень здоров? Так и здесь. Нет никакой пользы в деньгах, когда бедна душа,
и нет никакого вреда, когда душа богата. Как же, скажешь ты, душа может быть богата,
будучи бедна деньгами? Тогда-то особенно и может быть богата, - потому что она
в это время обыкновенно и богатеет. Если, как мы часто говорили, признаком богатого
служит то, что он презирает деньги и ни в чем не нуждается, а бедного, напротив,
то, что он нуждается, и если легче презирать деньги в бедности, нежели в богатстве,
то очевидно, что бедность особенно делает богатым. Всякому известно, что богатый
более желает богатства, нежели бедный, подобно тому, как человек упившийся вином
чувствует сильнейшую жажду, чем тот, кто пил с умеренностью. Похоть не такова,
чтобы могла быть погашена большим удовлетворением ее, но напротив от этого она
еще более воспламеняется. Как огонь, чем более получает пищи, тем более свирепствует,
так и пристрастие к богатству, чем более получает золота, тем более усиливается.
Итак, если желание большего есть признак бедности, а богатый желает большего,
то богатый весьма беден. Видишь ли, что душа тогда особенно бывает бедна, когда
обогащается, и тогда бывает богата, когда бедна? Если хочешь, чтоб я объяснил
это примером, то представь двух человек, из которых один имеет десять тысяч талантов,
а другой десять, и отнимем у обоих эти таланты: который из них будет более сожалеть?
Тот, который лишился десяти тысяч. Но он не стал бы более сожалеть, если бы не
любил их более; если же он любит более, то более и желает; если же более желает,
то более и беден. Мы более всего желаем того, в чем наиболее имеем нужду, так
как от нужды происходит желание. Где же довольство, там не может быть желания.
Мы тогда особенно томимся жаждою, когда ощущаем нужду в питье. Все это сказано
мною для того, чтобы показать, что если мы будем бодрствовать, то никто не может
сделать нам вреда, и что не от бедности, а от нас самих бывает нам вред. Поэтому
умоляю вас всеми силами истреблять болезнь сребролюбия, чтобы нам и здесь сделаться
богатыми, и насладиться вечными благами, которых да сподобимся все мы благодатию
и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.
|