Лев Карсавин

СВЯТЫЕ ОТЦЫ И УЧИТЕЛИ ЦЕРКВИ

К оглавлению

III

Мужи апостольские и апологеты

I. Гностицизм, сперва в чистом виде, затем в слиянии с манихейством (с III в.) и христианством (маркиониты, вардесаниты и др.) является долгим спутником Церкви. На фоне его и в разнообразных соотношениях с ним развивается православное богословие. Он сказывается у многих церковных мыслителей в постановке, а иногда даже и в решении ряда проблем. Это необходимо помнить для ясного понимания систем Оригена, св. Григория Нисского, так называемого Дионисия Ареопагиты, для уразумения всего смысла споров о единосущии и двух природах в Христе Иисусе. Не следует ставить вопроса о каком-то влиянии гносиса на христианство, что приводит к невозможности понимать само христианство. — Существо дела в том, что гностицизм, как и эллинистическая теософия, выдвигал и хотя и ложно, но часто предрешал христианские проблемы. Ибо весь мир был взволнован благовестием Христа и чуял близость Истины. И с этой точки зрения гностицизм дает очень много, позволяя от него заключать к тому, что в I и II вв. предносилось христианству.

Церковь, хотя и окруженная бурными волнами устремившегося в нее язычески-иудейского мира, стояла выше его проблем. Ее они не волновали, ибо она легко разрешала их, но не множеством взаимопротиворечивых учений, а целостностью своей веры. Она себя раскрывала, а не состязалась с "совопросниками века сего". Ведь "проблемы" ставились и становились неразрешимыми там, те уже или еще не было религиозной целостности. Церковь не спешила оспаривать "внешних" и долго не выдвигала защитников христианства, равных по человеческому таланту и человеческому блеску Василиду или Валентину. Ибо людям она противопоставляла не людей, а Богочеловека, людским домыслам — Богочеловеческую Истину, в ней, в Церкви, живую. Она знала, что чрез нее развивается мир, что она его средоточие.

Раскрывая свою Истину и прежде всего исходя из себя самой, а не из преходящей злобы дня сего, Церковь, конечно, самоопределялась и эмпирически. Она жила и развивалась сначала памятью о своем Основателе, пребывавшем в ней. И эта память, осуществляемая в совершенном единстве знания и жизни, т. е. сам Христос в Своих верующих, была Священным Преданием Церкви, которое, содержа в себе всю полноту Живой Истины, воспринималось каждым членом Церкви в меру, доступную его вере и ему необходимую. Сначала Предание жило в апостолах. Затем оно хранилось их непосредственными учениками, "старейшими" или "пресвитерами", как малоасийские "пресвитеры", которые помнили ап. Иоанна и к числу которых принадлежал еп. Смирнский св. Поликарп, как "пресвитеры", на учение которых ссылался еще Климент Александрийский. Со второй половины I в. Предание начало письменно закрепляться и частью письменно продолжать свое развитие. В связи же с тем что записывалось не только несомненно церковное, но и являвшееся индивидуальным, частью даже неправильным осмыслением церковного, само Предание, храня истинный смысл учения, выделило Богодухновенную часть записанного. Впрочем, этим оно не отвергало прочего целиком и не препятствовало индивидуальному труду, напротив, многое одобряло и благословляло, хотя ранее времен и сроков само не определяло взыскуемого. И если Церковь как таковая пребывала неизменной в полноте, но и в иолусокровенности своей Истины, но внешней сфере Церкви проявлялось ее внешнее самоопределение, и отдельные христиане стремились уяснить, оправдать и защитить христианство. Это ранее всего сказалось в творениях "мужей апостольских" и "апологетов".

(Мужи апостольские (также — "patres apostolici") — Климент Римский (I Поел. кон. I в.}, автор "Второго Послания Климента" (II в.), автор "Послания Варнавы" (1 в.). Эрма (Herma, автор "Пастыря", пол. II в.), св. Игнатий Антиохийский (Послания, ум. в 117 г.), ев. Поликарп Смирнский и Папий (Papias). Апологеты, названные так как защитники христианства и частью авторы "апологий",— Кодрат (Kodralos, Quadratus), Аристон из Пеллы и Флавий Иустин Мученник (ок. 150 г.), Маркиан Аристид, Татиан, Мелитон Сардский, Афинагор ок. 170 г.), Феофил Антиохийский (ок. 180 г.), автор "Послания к Диогнету" и Минукий Феликс (автор диалога "Октавий", ок. 180 г.). К апологетам же причисляются, но здесь в виду не имеются Ириней Лионский, Ипполит, Тертуллиан, Климент Александрийский и Ориген ).

Прежде всего представлялось необходимым определить отношение христианства к иудейству, вопрос, обостренный как иудео-христианами, так и маркионитами (гл. II, 3). И те и другие одинаково могли ссылаться на Предание и Писание, в которых, с одной стороны, христианство резко противопоставлялось иудейству, а с другой — указывалась их связь. Надлежало найти какую-то высшую точку зрения, которая бы примиряла оба ряда высказываний, ни одним из них не поступаясь.— Климент Римский утверждал, что Ветхий Завет исходит от того же Бога, как и Новый, ни в чем ему не противоречит и относится к нему, как средство к цели. Не обесценивало ли это Ветхого Завета?— "Послание Варнавы" заявляло, что по существу Ветхий Завет с Новым тождествен, но что с самого начала по наущению злого ангела евреи понимали его не истинно и духовно, а буквально.— Это и обесценивало иудейство и слишком походило на гносис. Осторожнее всего выражена раннехристианская мысль св. Игнатием Антиохийским: Ветхий Завет, пророчество и жречество - благо, но Новый Завет, "исполняющий" Ветхий, и Архиерей Иисус Христос — выше и лучше. Так — вполне в духе св. Павла — и за иудейством признается известная самоценность.

Это понимание необходимо связано с некоторым усмотрением "историчности" христианства, которое оказывается средоточием в развитии человечества и мира. - Конечно, христиане—новая тварь, соль земли, существо, душа и цель ради них созданного мира; и "Бог .медлит разрушить мир ради семени христиан" (Посл. Диогн., Иустин). В христианстве стала полной, "исполнилась" Истина. Частичные откровения ее, и ныне еще абсолютно ценные, были уже в дохристианское время: в Моисее, пророках, в человеческом разуме. Можно даже сказать, что вся история человечества представляет собой единый процесс Богооткровения, по существу христианского. Но в Иисусе Христе окончательно и совершенно воплотился Логос, уже ранее являвшийся в человеческом образе святым Ветхого Завета (Иустин) .

Так предопределялось и отношение к язычеству, философия которого разумеется у Иустина под Богооткровением в человеческом разуме. Но в язычестве необходимо было не только оспаривать его отдельные заблуждения, а и отчетливо показать ложность его в целом и непримиримость его с христианством как иной религии. И многие апологеты переходят в энергичное наступление.— Язычество вызвано к жизни бесами, которые, обращаясь около вещества, жаждая жертвенного дыма и крови, пользуются уклоном души к дольнему и соблазняют ее считать их богами (Афинагор). Эрмию (II в.) эллинская философия представляется только собранием взаимо-противоречивых учений.—

" То я бессмертен и радуюсь, то снова смертей и скорблю; то меня разрывают на .номы, делают водою, воздухом, огнем, превращают в дикого зверя, в рыбу. Наконец, приходит Эмпедокл и объявляет меня дымом".

Ученик Иустина Татиан считает греческую мудрость "бабьими сказками" и "ребячьими бреднями", а "болтливых на язык и глупых умом" философов "бесплодными виноградными лозами" и крикливой "стаей ласточек".—

"Они оставляют одно плечо голым, отпускают длинные волосы, отращивают бороду и звериные когти и уверяют, будто ни в чем не нуждаются", "подражают псам".

А между тем Диоген умер от того, что сырьем съел полипа, Аристипп распутничал, Платон продан Дионисием в рабство за обжорство, все же прочие - - сластолюбцы, лжецы и добиваются хороших местечек да денег.

Сам Татиан... дофилософствовался до ереси, и не он, а его учитель "философ" Иустин ближе к идее и духу христианства. Ценя истину и в языческой философии и понимая эту философию как подготовку и движение к нему, апологеты в общем пользовались се языком, методом и открытиями. И даже нападая на нее, они более защищались от нападок язычества или боролись с его равнодушным и неосведомленным пренебрежением. Их "апологии" были обращены либо к гонителям христианства — императорам, либо к образованному эллинистическому обществу. Ведь о христианах или ничего не знали, или знали лишь нелепые басни о их безбожии, о поклонении богу с ослиной головой и таинственных пиршествах, сопровождаемых свальным грехом и людоедством. Лучшим людям христианство казалось опасным для государства и общества суеверием. Даже когда язычники стали знакомиться с христианством и Библией, очень немногие сумели, как философ Нумений, их оценить: большинство, как автор "Правдивого рассуждения" Кельс (Н в), существа нового учения не понимало. Нетрудно было критиковать язычество, сосредоточившись на материалистических и скептических течениях I и II вв., на скептическом равнодушии легкомысленного, хотя и остроумного Лукиана, на эпикурейской морали и на обилии враждующих направлений. И в апологетах приходится удивляться не резкости отдельных выпадов, а исключительной терпимости и умению оценить и выделить существо греческой мысли.

Критикуя язычество, апологеты связывают философскую оценку его с нравственной. Не разделяют они теории и жизни и в защите христианства, отличие которого от язычества представляется им не только отличием истины от заблуждения, но и отличием праведности от порочности. Связь теории с жизнью -— исходный пункт и критерий всякого умозрения, ибо Воплотившийся раскрыл полноту Истины (Иустин, Аристид). Твердость христианских мучеников обратила Иустина от философии к христианству; он обосновывает истинность христианства и тем, что указывает на добродетели христиан и на нравственный переворот, совершающийся при переходе к христианству. Одна из лучших апологий, "Послание к Диогнету", дает воодушевленное описание жизни христиан, а "философ" Афинагор видит доказательство истин веры в осуществляющих ее делах. "Если ты скажешь: „Покажи мне твоего Бога", я отвечу: „Покажи мне твоего человека, и я покажу тебе моего Бога"". Тот, у кого очи души омрачены грехом, Бога не видит.

"Человек должен иметь душу чистую, как сияющее зеркало. Когда на зеркале ржавчина, не может быть в нем видимо лицо человеческое. Так и человек, когда в нем грех, не может созерцать Бога".

Ведь познавать Его мы в силах лишь тогда, когда благи, заключая к Нему от благого в нас. Так и Бог "все соделал из несущего в сущее, дабы чрез дела постигалось и мыслилось величие Его" (Феофил).

Исходя таким образом из христианской веры, раскрывают христианские мыслители I - II вв. ее содержание и определяют отношение ее к языческой философии. Они безбоязненно "повторяют", т. е. чрез поставление в иную связь "исполняют" то истинное, что в ней находят. Ведь многие из них пришли к христианству, как Иустин и Феофил, или путем философских исканий, или от греческой философии, в которой видели частичное Богооткровение. Для многих из них христианство и было истинной философией.

2. Вера в бытие Божие является "природным человеческому естеству мнением" (Иустин). И об этом же бытии говорит человеку весь мир, без Бога и Боговедения непонятный.—

"Невозможно исследовать и познать человека, не исследуя всей совокупности вещей. Ибо все связано и находится в таком единстве и сцеплении, что, если мы тщательно не исследуем Божественной Природы, не поймем мы и человеческой" (Минуций Феликс).

Однако для Богопостижения необходимы не только очи духовные, но и очи не омраченные грехом и вещественностью. Потому-то умопреклоненные к вещественному языческие "богословы" и чтут "те или иные виды вещества", признавая богами "либо огонь, либо ветер, либо движущийся воздух, либо круг звездный, либо бурные воды, либо небесные светила" (Афинагор). Потому-то они — даже Платон, рядом с Безначальным Богом признававший богами звезды и демонов,-- не могут подняться до исповедания единого Божества. И те, кто, как стоики, возвышаются над нелепыми баснями о спорах богов между собою, все еще далеки от истинного учения. Их боги рождаются, происходят во времени и из материи. Но не огонь и не вещество Единый Бог: Он неизменен, а вещество изменчиво и обречено на гибель в огне (он же). Один Бог,

"соделавший начало всего", "невидимый и все видящий, не местный и все исполняющий, ни в чем не нуждающийся, но в коем нуждается и чрез коего все";

владыка всего и "царь веков" (эонов), вседержитель, законодатель и "Отец всяческого" (мужи апостольские). Созерцание неба, земли, моря и солнца, всего дивного порядком своим космоса приводит к постижению единого Божества (Аристид, Афинагор, Татиан).

"Бог единый сотворил из тьмы свет, хранилища ветра полуденного и сокровенное бездны, и пределы морей, и скопления снега и града... Бог мой — Владыка вселенной. Один Он простер небо и установил ширь поднебесной, возмущает пучину мори и шум волн его возбуждает... О Нем ты, человек, говоришь. Его духом дышишь и - - Его не ведаешь" (Феофил).

Правда, часто апологеты предполагают, что Бог создал мир из материи. Но это не дуализм, так как материя отнюдь не берется и гностическом смысле, а просто недодуманность. Ведь апологеты к) всей решимостью утверждают единственность "неизреченного, безыменного, нерожденного" Бога. Если бы, рассуждает Афинагор, от начала было несколько богов, они бы не могли находиться и одном месте и, как многие, быть единством, безначальностью, бесстрастностью и неделимостью или простотой. А если бы они находились в разных местах, мы бы, признав одного Богом, не нашли места для других, ибо Бог все заполняет, безграничен и все творит. Как истинное и безначальное существо, Он вечен, а потому бессмертен, неизменяем и недвижим, духовен и невидим.

"Как душа в человеке не видима и не зрима ему, познается же чрез движение тела; так и Бога нельзя видеть очами человеческими, но созерцаем Он и познаваем из Его провидения и дел... Если не может человек взглянуть на солнце... то не менее ли еще смертный человек может воззреть на неизреченную славу Божию?"

"Вид Бога неописуем и неизъясним.., Слава Его бесконечна, величие необъятно, возвышенность непостижима, мощь неизмерима, мудрость неисследима, благость неподражаема, благодеяния неизреченны. Назову Его Светом — о творении говорю: Словом — говорю о владычестве; назову Умом — говорю о Его мудрости; Огнем—о гневе Его" (Феофил, Иустин, Татиан).

Но это не "Неведомый Бог" гностиков, и нет еще у апологетов пафоса непостижимости, свойственного александрийцам.

В некоторой мере Бог постигается. Ему приличествуют имена Духа и Вечного Ума.

У мужей апостольских учение о Логосе только намечено. Христос, "наш Бог" и "Сын Божий", есть "Речение (r h m a )

Вседержителя и преславного Имени". Он един с Отцом, но и отличен от Него, из Него исшедший, в Нем действующий и в Него возвратившийся Дух Божий. Как Дух Христос предсуществовал Своему явлению на земле или вочеловечению. Изойдя от Бога, как Слово из Молчания, Он стал "Словом и Законом" и "нашим единственным Учителем". Он принял "зрак рабий", чтобы потом, покинув его, воссоединиться с Отцом, думают одни. Во Христе Божество сосуществовало с человечеством, говорят другие.

"Бог наш Иисус Христос по домостроительству Божьему изнесен был Мариею от семени Давида, от Духа Святого; рожден Он был и крестился, дабы страданием воду очистить", говорит Игнатий Антиохийский, настаивающий на действительности страданий, смерти и воскресения Христовых. Этим отвергается всякий докетизм и обосновано упование на спасение всего, даже плоти, которую Христос вознес с Собой на небо. Плоть же Его, или тело Его, и есть спасенное Им человечество или заступившая место ветхозаветного Израиля Церковь, которая также предсуществовала у Бога, как и Христос, которая создана и явлена во плоти Христовой. Христос не только индивидуум, а и Всеединый Человек. Он — Муж, а Церковь — непорочная его супруга (Климент). Этому не противоречит, что Церковь есть и ныне существующая на земле христианская община, продолжающая ветхозаветную: на земле Церковь раскрывается и становится в грядущее Царство Божие.

Гностическому дуализму противопоставлено оправдание сотворенного мира, который чрез раскаяние становится святым в Церкви (Эрма) . Человеческое тело будет преображено и просветлено. Но оно, верный спутник души, и теперь уже прекрасно. Потому надо его хранить благим и чистым, а не отвергать: оно — храм Духа Святого. И в корне ошибочно противопоставление "радостного язычества" "мрачному аскетизму" христианства. Именно религия позднего язычества и аскетична; христианство же в борьбе с нею и гносисом защищает сотворенный Богом мир, отвергая лишь рабствование ему. И в этом — жизненный смысл начинающей уясняться догмы Боговоплощения.

Первоначально, говорят апологеты. Бог был один. Однако не был Он "алогичным" или "бессловесным", но в Себе самом обладал Своею "словесною мощью". Она была "внутренним Словом Божьим" (l o g o V e n d i a q e t o V ), дабы стать и "Словом произнесенным", или "внешним" ((l o g o V p r o j o r i k o V ).

"Ранее всех созданий породил Бог из Себя самого некую Словесную Силу, которая... называется иногда Мнением (d o x a ) Господа, иногда — Мудростью (Sophia), иногда—Ангелом, иногда—Богом, иногда—Господом и Словом; иногда именует она себя самое Архистратигом" (Иустин).

Рожденное "Силою и Волею Отца", "Перворожденное" Слово не перестало быть в Боге, и рождение Его не сделало Отца "бессловесным". Но Слово — и "нечто иное", чем Отец, хотя "не по понятию, а по числу", "другой Бог", пребывающий "во второй земле" "служитель Отца всяческих".

Чрез Слово Бог сотворил мир и чрез Него же раскрывает Себя миру в творении и в Богопостигающем сознании людей, даже язычников. Жизнь мира и есть раскрытие в нем Бога Отца через Слово, история Богоявления (теофании), как завершающихся Боговоплощением Христофаний, история Божьего домостроительства (икономии—o i k o n o m i a ). Бог породил Сына Своего как начало всего, дабы чрез Него "создать и образовать всяческое". Так от пламени исходит, его не умаляя, другое пламя. Так звучиг вовне мысль-слово или луч исторгается от солнца и в него побратается. Предвечно пребывающий в Боге Разум (Логос) "проистек" из Него, чтобы стать "идеей и энергией" всего и спасти людей, которые согрешили, ослушавшись Его Закона, и в "помрачении души и окаменении сердца" подпали смерти.

Из того, что Логос вочеловечился, следует, что средоточие мирa — человек и что ради человека создан и спасен мир. Этим устраняется языческий безличный натурализм, как и гностическое отрицание плоти во имя ложной духовности.— Христос был не только духовным, но и душевно-плотским человеком и Богом, воплотившимся, как человек Иисус. У апологетов встречаются утверждения, что Логос, как Дух или Сила Божия, соединился с человеком Иисусом во время Его рождения или крещения (так же — Эрма). Но преобладает мысль, что Логос снизошел на Марию и, сотворив Свою человеческую природу, родился от нее, т. е. воплотился. Иные считали возможным говорить даже о страданиях Бога. Во всяком случае, во Христе признается единство Божества с человечеством, не приводящее, однако, к их отождествлению. А это помогает наметить различие между Логосом и "Святым Духом пророческим". Феофил даже думает, что Бог сочетался с Софией (Духом Святым) и породил от нее Логос.

Не следует придавать особенное значение формулам апологетики;. Надо всегда помнить, что они, во-первых, старались уяснить язычникам христианство в понятиях языческой же философии и что они, во-вторых, в этих же понятиях старались выразить христианскую Истину. Ее же они понимали не как теоретическую только, но как всецелую. Их не занимал сам по себе вопрос о том является ли рождение Логоса лишь условием творения и фактом Божьего домостроительства или еще (и прежде всего) внутри-.Божественным, имманентным Богу фактом. Они не задумывались на тем, насколько точно выражали они тайну Боговоплощения. Ибо им она не сама по себе была существенна.— Они хотели — в противовес язычеству и гностицизму — обосновать христианское понимание мира как благого, хотя и грешного, творения Божьего, абсолютную ценность человеческой жизни. Они были философами, но философия их была не теоретическим исканием, а осмыслением целостного и религиозного опыта.

Существование и спасение мира осознавались ими как проявление Всеблагости Божьей (Иустин, Татиан, Феофил), которая создала его или из предсушествовавшей материи (Иустин, Татиан), или прямо из небытия (Феофил), людей же предназначила к соединению с Богом, к бессмертию и обожению. Ведь человек создан не смертным (Бог не виновник смерти) и не бессмертным (человек не Бог), но "способным к тому и другому, дабы, если устремится к тому, что ведет к бессмертию, исполняя заповеди Божьи, получить от Бога в награду бессмертие, если же уклонится к делам смерти, Богу не повинуясь,— самому стать виновником своей смерти" (Феофил).

Как и другие дары Божьи — разум, свободу, - бессмертие надо заслужить (Иустин, Татиан), хотя оно и возможно только благодаря Творцу, а после грехопадения - только благодаря Искупителю, Логосу, "вновь рождающемуся в сердцах верующих". По неисследимому чину спасения Логос воплотился, когда люди убедились в своей немощи и в необходимости помощи Божьей (Посл. Диогн.). И Логос Христос, вознесшийся во плоти, спасет, воскресит и тела людские. Мы воскреснем, но не так, как учат стоики, по словам которых чрез определенное время всегда появляются и без нужды погибают одни и те же существа , а однажды (Татиан). "Узришь Бессмертного, если ныне в Него веруешь" (Феофил).

И хотя все это — воля Божия, хотя осуществится замысел Божьего домостроительства, мировое развитие не связано необходимостью или роком, а обусловлено свободной волей человеков и демонов (Иустин). Бог все предвидит, но не предопределяет, награждая и карая человека за свободные его поступки. В свободе — гибель человека, в свободе же и спасение его. От него самого зависит: ждет ли его вечная мука или вечное блаженство. А они воздаются всему человеку, т. е. не только духу его, а и его душе и телу. Ибо для Бога возможно воскресение тела, т. е. воссоединение разъединенных смертью элементов; и оно достойно Его, ибо достойным Его было само создание тела.