Корнелий Кекелидзе

Древнегрузинская церковная литература

Периодизация древнегрузинской литературы

Начало XIX в., когда, с водворением в Грузии русского самодержавия последовало вовлечение страны в сферу европейского культурного воздействия, является водораздельной линией между древней и новой грузинской литературой. Древнегрузинская литература, возникшая и развивавшаяся в условиях феодального строя, должна быть названа феодальной. Так как феодальный строй Грузии не пребывал в состоянии статического покоя, но имел собственные этапы движения и развития, то и литература, служившая отражением этого строя, тоже имеет периоды своей жизни. Таких периодов можно различать четыре: 1) литература ранней феодальной эпохи, 2) литература феодального расцвета, 3) литература феодального декаданса и 4) литература эпохи Возрождения.

ПЕРВЫЙ ПЕРИОД. Литература раннего средневековья

Письменность раннего средневековья развивается на территории восточной Грузии, т.н. Картли, диалект которой ложится в основу литературного грузинского языка; западная Грузия (Лазика—Абхазия), находившаяся в своеобразных условиях национальной и политической жизни, пока еще не принимала участия в общекультурном строительстве грузинского народа. Изобретение грузинского алфавита, обусловившее собой возможность появления литературы, по некоторым еще необоснованным теориям, отодвигается вглубь веков даже дохристианской древности; но, поскольку до нас не дошло не только каких-либо литературных документов такой отдаленной эпохи, но даже простых эпиграфических и нумизматических фактов, начало грузинской письменности справедливо связывается с водворением христианства в Грузии, имевшем место в половине IV века, во всяком случае первые шаги литературной жизни в Грузии дальше начала V века не прослеживаются.

К этому времени Грузия окончательно и, нужно полагать, давно сбросила с себя путы родового быта: в ней мы видим прочный политический организм с явно вырисовывающимися контурами социальной дифференциации. Что представляет собою жизнь грузинского народа в начальный период его литературы?

Теснимая с давнего времени могущественной Персией, в начале VI в. Грузия потеряла самостоятельность, персы уничтожили здесь царскую власть и превратили страну в свою провинцию с "марзпаном" во главе. В половине VII в. господство персов сменилось владычеством арабов, продолжавшимся здесь в течение ряда веков. Исполнителями воли иноземных владык и проводниками их политики являлись феодалы, в руках которых сосредоточилось внутреннее управление покоренной страной: так что теперь, при персах и арабах, вместо прежнего одного, фактически появилось столько царей, сколько было крупных феодалов в крае. Ничего общего у этих феодалов не было, кроме языка, религии, повинности пред поработителями и нескончаемых распрей между собою, ввергавших страну в бездну анархии.

Эти феодалы составляли верх социальной иерархии и, применительно к объему своих владений, делились на крупных и мелких. Церковь, как институт, владея огромными земельными угодьями, являлась особой феодальной единицей, более крупной, чем каждый из светских феодалов в отдельности: социальной монолитности и здесь нет: духовенство делится на черное и белое, высшее и низшее. На низшей ступени феодальной общественности стояли рабы и крестьяне, на которых ложилась вся тяжесть тогдашней жизни. Между разнородными сословно-классовыми группировками шла борьба: феодалы боролись между собой и с духовенством, власть светская с духовной, та и другая с крестьянством.

В экономике страны господствует, основанное на земледелии, скотоводстве и охоте, натуральное, замкнутое хозяйство. Вследствие ликвидации транзитного пути по рекам Риону и Куре и оторванности Грузии от мировых торговых центров, торговля времен римского влияния постепенно замирает в крае. Иноземные властители, персы и арабы, не заботясь о развитии производительных сил страны, выколачивают из нее все, что только в состоянии была она дать. Благодаря всему этому в стране водворилась страшная нужда и нищета, о чем говорят даже литературные памятники.

Как бы ни была ограждена феодальными стенами жизнь Грузии рассматриваемой эпохи, она не могла изолироваться от соседей: те события всемирно-исторического значения, которые развертывались в это время на востоке, должны были достигать до нее и находить здесь своеобразный отзвук. И действительно, в Грузии данной эпохи мы наблюдаем тщательное искание культурной ориентации. В течение первых двух веков (5—7), которые могут быть названы "подготовительными", здесь господствует ":восточная" — сирийско-армянско-персидская христианско-культурная ориентация. Это объясняется тем, что христианство проникло в Грузию из Палестины, проходя через названные страны. Другая половина этого периода (8—10 в.) может быть названа "национальной", в смысле развития национального самосознания в стране. Пробуждение национального самосознания было, с одной стороны, реакцией против арабского засилия, а с другой — результатом колонизации западной и юго-западной окраин Грузии. "Национальный" характер культурной жизни не означал национальной самозамкнутости. Если в это время грузины стали на путь национально-культурного строительства, это не значит, что они порвали связь с другими странами и народами: наоборот, после церковного разрыва с армянами, имевшего место в начале VII в., грузины ищут сближения церковно-политическими сферами н кругами Византии. Отсюда начало господства "западной", византийской ориентации и греко-византийской культурной струи в жизни Грузии. Когда мы говорим, что в первой половине этого периода в культурной жизни Грузии имели место "восточные" тенденции, а во второй "западные", это не значит, что в первой мы не замечаем греко-византийских следов, а во второй восточных: это значит, что в первой половине преобладают восточные, а во второй западные тенденции. На почве означенной борьбы развертывается в Грузии данного периода полемика греко-византийской ортодоксии, с одной стороны с огнепоклонством и мусульманством, с другой — с восточным арианством, манихейством, несторианством и монофизитством армянского, по преимуществу, толка.

§ 2. Такова в общем картина политического, социального и экономического развития Грузии за описываемую эпоху. Это "бытие" создает соответствующее "сознание" (идеологию), которое свое художественное выражение и оформление находит в церковно-религиозной литературе. Господство этого стиля обусловливали: 1) сила церкви в обществе; 2)выходившие из недр Церкви и церковно-монастырских школ кадры интеллигенции, руководившие зародившейся в атмосфере церковного просвещения письменностью; 6) моральный авторитет Церкви, который она приобрела в эпоху ликвидации национально-государственной власти и дробления страны на множество феодальных единиц; 7) международная культурная обстановка, характеризовавшаяся тем, что в тех странах, с которыми Грузия поддерживала культурно-литературную связь за это время и которые влияли на нее, господствовала та же самая церковно-религиозная литература.

Господствовавшая в первом периоде литература церковно-религиозного стиля имела собственные центры своего развития в виде школ и монастырей. Говоря о школах данного периода, нужно иметь в виду школы элементарного типа, имевшие практический характер и служившие нуждам Церкви: в них обучали чтению, письму, пению, толкованию св. Писания. а также произнесению назидательных бесед-проповедей. Что касается монастырей, то на первых порах грузинские книжники находили приют в обителях востока, каковы: Дивногорская, близ Антиохии, и Палестинские, в особенности Саввы Освященного: последняя имела наибольшее значение в истории древнегрузинской литературы, в 8—9 веках она является могучим заграничным центром, где возникли сохранившиеся до нас уникальные произведения, носящие название святосаввинских. Со второй половины этого периода грузины перенесли из Палестины центр книжной деятельности на Синай. В самой Грузии монастыри возникают с половины VI в.; из них наибольшее культурно-литературное значение приобрели, основанные в VIII — IX в. Григорием Хандзтийским, обители юго-западной Грузии, где создалась т.н. Тао-Кларджетская литературная школа, подготовившая классическую литературу второго периода.

§ 3. Литература первого периода дает нам памятники переводные и оригинальные. Судить об объеме этой литературы в настоящее время затруднительно, так как. в горниле идейно-конфессиональных брожений и столкновений, а равно вследствие неоднократных персидско-арабских нашествий и опустошении значительная часть грузинской литературы этого периода прямо физически погибла. По и по оставшимся фрагментам можно заключить, что грузины за это время успели перевести на собственный язык все выдающиеся произведения византийской и восточной христианской письменности.

В первую очередь в этом случае нужно назвать книги Священного ПисанияВетхого и Нового заветов, которые, беря начало из сирийских, армянских и греческих рецензий, сохранили глубокоинтересные материалы для критики библейского текста. Начав переводы этих книг с первых же проблесков письменности и неоднократно исправляя их по разным вариантам и подлинникам, к половине VIII века грузины кончили эту работу, а к концу периода дали уже кодификацию названных книг, сохранившуюся, между прочим, в Афонской Библии.

Рядом с библейскими книгами переводились необходимые для совершения богослужения и назидания верующих литургические гомилетические сборники, сохранившие нам памятники первостепенной научной значимости (как, напр., "Иерусалимский Канонарь", изд. проф. К.С. Кекелидзе). В результате длительной борьбы представителей разных религиозно-конфессиональных партий н направлений особенно развилась полемическая литература. До нас уцелели интересные памятники литературной борьбы с монофизитством, главным образом армянским (обличения, направленные против догматических и обрядовых разностей армянской церкви). В этом отношении мы имеем не только переводные, по и оригинальные работы таких выдающихся представителей грузинской церкви, как католикосы Кирион и Арсений, прозванные "великими". Кирион, воспитанный в традициях византийского Православия в одном из малоазийских греческих городов в конце VI – начале VII вв., ведет отчаянную борьбу с остатками манихейства и господствовавшего до него в Грузии монофизитства; он окончательно порвал с армянами и вывел грузинскую церковь на путь национального развития, с уклоном в сторону византийских традиций.

Католикос Арсений Великий (860—887 г.) (Арсен Сапарели), с целью дать соотечественникам какое-нибудь полемическое руководство, в виду участившихся с IX-го века армяно-грузинских конфессиональных диспутов написал сочинение "О (церковном) разрыве между грузинами и армянами". В этом сочинении он выставляет следующий тезис: армяне по политическим соображениям, ввиду требований персидского правительства, изменили правой вере, насажденной среди них и грузин Григорием Просветителем. Для доказательства своего тезиса автор выстраивает целый арсенал исторических и обрядово-канонических соображений.В переводной литературе обращают на себя внимание патрологические работы (K.Kеkelidzе, Auteurs étrangers dans l’ancienne littеrature géorgienne // Bulletin de l’Université deTiflis, VIII), среди которых даются и такие, оригиналы которых утеряны для науки, как, например творения св.Ипполита Римского (изданы акад. Н.Я.Марром в "Текстах и разысканиях по армяно-грузинской филологии").

Огромное количество памятников этой литературы стоит за пределами собственно "литературы", понимаемой как художественное творчество, ибо перечисленные выше жанры лишены художественного значения. Литературное их значение состояло в том, что старые книжники по ним учились мастерству литературного слова и технике сочинительства, то есть именно тому, что так необходимо было для развития оригинального творчества. Они "творят с оглядкой на священное Писание и на писания св. Отцов: там—их высшие образцы; в их памяти хранятся священные образцы ветхозаветной и новозаветной истории, твердо помнят они многие изречения священных книг, их сравнения и стилистические формулы. Всею этою традициею не могут не воспользоваться они в своем творчестве, тем более, что традиционные начала вообще преобладали тогда над индивидуальными" (П. Н. Сакулин). Но в письменности этой начальной эпохи, как переводной, так и оригинальной, есть жанры и чисто "литературного" значения, это — жанр повествовательный и лирический. Повествовательный жанр древнегрузинской церковной письменности, этот своего рода "духовный эпос", дает две разновидности: апокрифическую и агиографическую.

§ 4. Апокрифическая литература, благодаря легендарности вымысла, "фабулозности" сюжета, занимательности и простоте стиля, находила доступ даже в низшие слои феодальной общественности и поэтому она в Грузни с самого же начала приобрела необычайную популярность. Несмотря на иноземное свое происхождение, памятники апокрифические сделались органической частью грузинской литературы, до того, что не все доходили до сознания экзотического их характера. Объем этой литературы, примыкающей к каноническим книгам Ветхого и Нового завета, довольно широк. Она делится на ветхозаветную, новозаветную и агиографическую. Из ветхозаветных апокрифов, кроме апокрифических библейских книг, в первом периоде переведено "Чтение о выходе Адама и Евы из рая" или т.н. Адамова книга. Из новозаветных апокрифов одни относятся к Богородице, таковы: Рождество, Успение, Хождение по мукам Богородицы, Зачатие Ею Христа, Генеалогия Иоакима и Анны, Построение Лидийской церкви Богоматери. Другие — к Иисусу Христу: Детство Христа или Евангелие Фомы, Евангелие Никодима, Вопросо-ответы Иисуса и Расслабленного, Акты Пилата. Третьи — к апостолам: Акты Иоанна, Петра, Фомы, Андрея, Павла, Иакова, Марка, Тимофея, Феклы. Четвертые — к святым: Жития Георгия, Кирика, Иоанна Урхайского, Агафангела Дамасского, Филектимона, Пансофия Александрийского, Нисимы, Василия Кесарийского, Беседа трех святителей, Повесть о нагих мудрецах или гимнософистах и т. д. К концу периода в Грузии, видимо, уже пришли к сознанию, что апокрифы не следует смешивать с канонической литературой, но разобраться в этом там не было мастеров, поэтому в X веке известным представителям грузинской монашеско-книжной колонии на Афоне, Иоанну и Евфимию, посылается официальная просьба сообщить список тех книг, кои "не приемлются греческой Церковью", т.е. отреченных. Иоанн и Евфимий не замедлили прислать просимый список, воспроизводящий в общем индекс папы Геласия. Таким образом, к концу периода в Грузии чувствовалась нужда в своего рода духовной цензуре: она установлена названным списком в начале второго периода, но задержать развитие апокрифической литературы эта цензура оказалась не в состоянии.

§ 5. Другой вид духовного эпоса или повествовательного жанра представляет собой агиографическая литература; она составляет самую богатую и обширную область древнегрузинской церковной письменности. Это объясняется не только тем, что произведения этого рода являлись своего рода интересными романами и занимательными повестями, но и тем, что в некотором отношении они удовлетворяли потребностям исторического знания. Дело в том, что исторической литературы в собственном смысле этого слова в первом периоде мы не находим. Единственное лицо, которое может быть названо историком этого периода, это — какой-то Григорий Диакон, которому приписывается "Краткая книга обращения Грузии" в христианство. Но и это произведение, написанное, судя по сохранившемуся его фрагменту ("Воздвижение Мцхетского креста" в древней редакции Жития св. Нины), не ранее VIII века, скорее агиографического, чем чисто исторического жанра.

Началась эта литература с переводов, засвидетельствованных в VI веке; к концу периода она исчерпала всю почти греко-восточную агиографию в важнейших ее проявлениях. Самым излюбленным и популярным произведением этого рода является в древней Грузии "Повесть о Варлааме и Иоасафе", переведенная в Х в. с арабского языка и носившая название "Мудрость Балавара" (в науке высказывается мнение, что грузинская редакция легла в основу греческого перевода, сделанного Евфимием Грузином). Переводные агиографические произведения, изобиловавшие фактическим материалом, написанные простым, чуждым риторики, языком, известны были в Грузии под именем "кимен", из них составлялись специальные сборники, носившие название "Мравалтави" (многоглав). Скоро появились опыты и оригинального творчества в этом роде. Правда, как видно из раздающихся в литературе 11—12 веков жалоб, грузины этого периода неохотно писали. Жития национальных святых, немало из того, что было написано, пропало бесследно, но и по сохранившимся памятникам можно судить характере творчества в этой области.

Невыносимое в политическом и экономическом отношениях ( стояние страны, вследствие персидско-арабского засилья и грабежа, отразилось на жанровой формации литературы: бедственное состояние народа способствовало выработке культа, страданий и мучений, проявившегося в особенности в оригинальной агиографии, которая представлена главным образом мартирологическими произведениями. Феодальной общественности Грузни описываемого времени приходилось вести постоянную борьбу то с персами, то с арабами. Борьба, диктуемая, конечно, интересами политическими и экономическими принимала характер религиозной войны и литературно-художественное оформление находила в мученичестве тех лиц, которые становились ее жертвой. На фоне борьбы с персами вырисовывается "Мученичество Шушаники и Евстафия Мцхетского", а борьба с арабами вызывает в литературе "Мученичество" Або Тбилели. Константа Кахи и Михаила. Перейдем к краткому обзору и анализу этих произведений.

§6. Мученичество св. Шушаники. Шушаника была женою правителя (питиахша) одного из южных кантонов Грузии, Васкена, который, по соображениям политического характера предался персидскому царю Перозу (459—484), принял огнепоклонство и дал обещание обратить в эту веру жену свою Шушанику с детьми. Узнав об этом, последняя, еще до возвращения мужа, оставила покои его и поселилась в одной из сеней близ дворцовой церкви. Обиженный этим Васкен силою заставил ее вернуться во дворец, где она поместилась в уединенной комнате, проводя время в чтении Евангелия, Псалмов и книги "мучеников". Раз Васкен устроил званный обед, на который пригласил, между прочим, брата своего с женой: на этот обед вынудили выйти и Шушанику, которой невестка предложила стакан вина, Шушаника толкнула стакан, разбила его, причем вино выплеснула ей в лицо, и с гневом сказала: "Бывало ли когда либо до сих пор, чтобы мужчины и женщины вместе обедали?" Раздосадованный этим Васкен набросился на нее, начал бить ее кулаками, топтать ногами, причем выбил у нее зубы и повредил ей глаз, а потом заковал в кандалы и посадил в одну из изолированных комнат. Туда к ней тайком пробирался придворный ее духовник Иаков с целью облегчить ей физические и моральные страдания. В пасхальный понедельник, по возвращении с войны против гуннов, Васкен, видя безуспешность своих попыток совратить ее в огнепоклонство, вытащил Шушанику из ее комнаты и, волоча ее по усыпанной острыми камнями и утыканной колючками земле, доставил во дворец, где безжалостно избил ее, нанесши ей 300 ударов палкой. Потом он возложил ей на шею цепи и отправил в тюрьму, где Шушаника пробыла шесть лет в страшном тюремном режиме, а на седьмой год в 475 году скончалась, почти заживо изъеденная червями, которые копошились в изъянах ее тела.

Произведение это является первым по времени, сохранившимся до нас, оригинальным произведением; оно написано упомянутым выше духовником Шушаники Иаковом Цуртавели в 476—483 годах. В произведении дается выразительная картина социально-политического и культурно-религиозного быта Грузии в V веке. Имея в виду усилить в читателях чувство преданности христианской вере, до готовности жертвовать собою за нее, оно вместе с тем, стремится "замазать" социальные противоречия современной жизни и быть проповедником, на почве религии, общественного мира. Это видно, между прочим, и из того, что толпа простонародья, возмущенная поступком Васкена, изображена глубоко сочувствующей Шушанике, проливающей слезы из-за нее и сердечно ее оплакивающей, как мать и кормилицу свою. Автор сочинения выглядит человеком по-своему довольно образованным и даже прогрессивно мыслящим: он, в отличие от апостольского учения (1 Корин. VII, 15), свободу развода, в случае религиозного разномыслия супругов, предоставляет не только мужской, но и женской половине, отстаивает права физической природы человека, протестуя против чрезмерных, доходивших до изуверства, аскетических подвигов Шушаники в тюрьме, лелеет мечту о равноценности, в христианском смысле, женщины с мужчиной, равноценности, имеющей реализоваться, по крайней мере, в загробной жизни. Он, автор, владеет мастерством сочинительства, строя свое произведение по определенному плану, давая в ней, по местам, обстоятельную картину природы, нравов и обычаев, пересыпая его богатыми эпитетами, сравнениями и метафорами, хотя бы в роде следующего: "да воздаст Господь Васкену", говорит умирающая Шушаника, "ибо он взялся преждевременно пожинать плоды юности моей, безвременно потушил свечу мою и высушил цветок мой, красоту добротности моей омрачил и славу мою унизил". В отличие от прочих агиографических произведений, это сочинение не изобилует цитатами из Священного Писания и почти чуждо чудесного элемента.

§ 7. Другое произведение из эпохи персидского лихолетия, это Мученичество св. Евстафия Мцхетского. Евстафий, перс по происхождению, в 541 году вынужден был бежать из Персии за христианские убеждения и прибыл во Мцхет, где занялся сапожных дел мастерством, крестился и обзавелся семьею. Соотечественники его донесли на него местной персидской власти, которая его препроводила в Тбилиси на суд персидского марзпана. Здесь его засадили в тюрьму и, так как не могли уговорить вернуться в лоно отеческой веры, около половины VI века, отсекли ему голову.

Это произведение, далеко уступающее по художественности только что рассмотренному, носит на себе все признаки древних мученических актов. Оно просто, без риторических прикрас, повествует о судьбе Евстафия, причем сообщает много ценных сведений о политическом, социальном и религиозно-церковном положении Грузин в VI в. Заслуживают внимания сведения о ремесленных цехах во Мцхете, о правовом положении в Грузии христиан вообще и прозелитов в частности, о состоянии их в маздеистической Персии и о наличии в то время в Грузии особого библейского текста, близкого к таргумам и "Диатессарону" Татиана. Автор задается целью подвести идеологическую базу под христианство, полемизируя с иудейством и огнепоклонством, с одной стороны, иугрожая за измену христианству, с другой (повествуется о двух ренегатах, из коих один с ума сошел, а другой, не имея одежды и пропитания, бедственно закончил дни свои). Стремление сгладить сословные противоречия и здесь дает знать о себе: защитниками, печальниками и ходатаями за этого неизвестного пришельца из Персии, занимавшегося во Мцхете сапожным мастерством, автор выводит представителей крупной феодальной и чиновничьей иерархии того времени, всю местную знать, как светскую, так и духовную. Автор сочинения — современник описываемых в нем событий, значит, появилось оно в том же VI веке. Тяжелее, чем при персах, жилось в Грузии при арабском владычестве; много было в это время павших жертвою арабского засилия, которых литература того времени прославляет как страдальцев за веру Христову. Имена некоторых из них увековечены в специальных сочинениях, таковы: Або Тбилели, Констант Кахи и Михаил (Гоброн).

§ 8. Мученичество Або Тбилисского. Або по ремеслу составитель благовонных, душистых мастей, был багдадский араб; в 775 году он, 17—18-летним юношей, прибыл в Тбилиси вместе с эриставом Картли Нерсесом, который, благодаря наветам интриганов, три года томился, по распоряжению халифа, в багдадской тюрьме. На новой родине Або изучил в совершенстве грузинский язык и литературу и уверовал во Христа, хотя принять крещение пока не решался, боясь мести местных арабов. В 781 году Нерсес, снова оклеветанный пред халифом, вынужден был покинуть родину; семью он отправил в Апхазети (Западную Грузию), а сам с громадной свитой, в которой находился и Або, по Дарьяльскому ущелью отправился на север, к хазарскому кагану, исконному врагу арабов. В Хазарии, не чувствуя никакой опасности, Або принимает крещение от местного духовенства и через некоторое время вместе с Нерсесом отправляется в Западную Грузию, которая, находясь под властью Византии, в церковно-религиозном отношении процветала; здесь Або находит полный простор для проявления своих христианских убеждений, чем приводит в умиление местных христиан.

Через несколько времени Нерсес выпросил у арабских властей разрешение вернуться, в качестве рядового гражданина, в Тбилиси: Або, несмотря на уговоры знакомых и друзей, тоже последовал ним, рискуя сделаться здесь жертвой мусульманского фанатизма. Два года он оставался незамеченным, по потом соотечественники пожаловались на него тбилисскому эмиру, обвиняя его в измене мусульманству: тот за это засадил его в тюрьму 27 декабря 785 года. Начинаются уговоры его вернуться в лоно отеческой веры, в этих целях используются как именитые мусульмане-арабы, так и отпавшие от христианства грузины. В конце концов сам эмир принимает в этом участие; он призывает к себе Або и, предлагая ему богатство и почести, убеждает бросить христианство, в противном случае грозит наказанием и смертью. Або ему отвечает: "чего ты распространяешься? делай что намерен сделать! Я также бесчувственен к твоим словам, как стена, к которой ты прислонен". Эмир спрашивает: "какую же ты обрел сладость у Христа твоего, что даже для смерти не жалеешь себя?" Або отвечал: "если желаешь изведать эту сладость, уверуй сам во Христа и познаешь ее!" Эмир, выведенный из терпения дерзким поведением узника, видя бесплодность своих попыток, присудил его к смертной казни. Января 6 в 786 году, ему отсекли голову на городской площади, причем, чтобы лишить христиан возможности почитания его останков, тело его сожгли на костре, пепел же и кости выбросили в реку Куру.

Автор сочинения, некий Иоанн Сабанидзе, современник, друг и приятель Або Тбилели, пишет свое произведение но заказу главы церкви Самуила в 786—790 годах. В композиционном отношении сочинение, которому предшествует переписка между Самуилом и Иоанном, распадается на четыре главы: в первой главе обрисовывается общий фон состояния Грузии под властью арабов и бросается беглый взгляд на христианство, как на истинную религию, во второй главе говорится о прибытии в Тбилиси и крещении Або, в третьей — о казни его, а в четвертой предлагается риторическая похвала ему. Автор, рисующий выразительную картину социально-экономического и политико-культурного состояния Грузии в VIII в., является ярким проповедником национальной идеи. Он смотрит на грузин как на равноценный даже с греками национальный коллектив, причем критерием этой равноценности выставляет наличие в Грузин той же самой христовой веры и культуры, какая имелась в Греции, и таких же национальных святых, мучеников, какие известны и в Греции. Видя, что соотечественники его, порабощенные политически, раздавленные экономически, терзаемые в религиозном отношении и похожие "на трость, ветром колеблемую" стоят пред опасностью потерять национальный облик, он призывает их стать под знамя Церкви, гарантирующей им национальную самобытность; при этом, в образец и подражание верности Церкви, он указывает на Або, который, "не будучи изначала с нами, не знавший веры нашей", не только познал Христа, но и кровь пролил за него. Сочинение обнаруживает в авторе глубоко образованного по своему времени человека, в совершенстве владеющего мастерством художественного слова. Иоанн, говорящий часто словами священного писания и мыслящий библейскими образами, дает типичный образец риторического церковного стиля. Это сказывается у него в пристрастии к периодической речи и к сложным ораторским построениям, в умении разбить абзацы на риторические строфы, начинающиеся одинаковым оборотом, одним и тем же вопрошением. Стиль его изобилует неисчерпаемым арсеналом в высшей степени удачных сравнений и эпитетов; язык его богат метафорами, развертывающимися в целый образ. "Возлюбленные Отца, друзья и рабы Христовы!", начинает он свое произведение: "называю вас рабами потому, что куплены честной кровью Его, друзьями же потому, что созданы Им. Обратите ко мне слух ваш, раскройте уши сердца вашего к слышанию и приимите, как радушные хозяева, слова мои!" Далее он предлагает целый ряд метафорических образов, в которых Христос рисуется в качестве двери, пути, агнца, пастыря, камня, жемчужины, соли, цветка, ангела, человека, Бога, света, земли, горчичного зерна, червя, солнца правды. Величавый эпический тон автора, грустный там, где, повествует о порабощении его родины, торжественный там, где описывается победа мученика над судьями, не раз прерывается восторженными восклицаниями и фигуральными вопрошениями, достигающими совершенства в последней, четвертой главе, озаглавленной так: "Похвала св. Або". "Приидите, верные", взывает автор, "будем праздновать память нового сего мученика, который явился ходатаем за всю землю нашу Картлийскую; раскроем с радостью сокровище сердца и ума нашего, велеречивым языком восхвалим его и возопием: "радуйся о Господе, блаженне мучениче!". Далее идет целый ряд "радуйся" акафистного стиля, причем в отдельных строфах, начинающихся воззванием — "ты", указываются основания для этой похвалы. "Тебя", заканчивает автор, "единоплеменники твои отвергли, Христос же выделил среди исмаильтян, как розу среди терниев, и привил к Церкви Своей, тебя, дикую маслину, Христос и насадил в саду Своем. Плодами веры твоей обрадовал Церковь Свою, в Которой верующие торжествуют и ублажают твое величие, твои подвиги, твое мужество, твое мучение, твой венец. Како восхвалю тебя, подвигопобедный мучениче! Ты, новый сей ученик Христа сделался учителем нашим, ученых еще больше вразумил, колеблющихся утвердил, твердых же обрадовал!"

§ 9. Из эпохи арабского владычества мы имеем еще два произведения: Мученичество св.Константа Кахи и Мученичество св. Михаила. Первое из них, написанное неизвестным автором в 853—856 годах, повествует о мученической кончине князя Константа, сражавшегося в воске тбилисского эмира Саака против войск халифа Мутавакиля. Второе произведение, написанное Тбетским епископом Стефаном в 914-915 годах, описывает, как арабский военачальник Абдул-Касим, разоривший Грузию и Армению в 914 году, отсек голову, якобы за отказ принять магометанство, побежденному защитнику крепости Квели, князю Михаилу (Гоброну). В литературном отношении эти произведения ничем особенно не выделяются, но заслуживают внимания в идейном отношении. Первое из них является веским показателем политических группировок в Грузии, причем автор его явно примыкает к партии, разделявшей греко-византийскую политическую ориентацию (это видно из приводимого им письма императрицы Феодоры к детям Константа). Второе произведение является типичным представителем зоологического шовинизма, объявшего некоторые грузинские круги в особенности с IX века и избравшего мишенью своих нападок армян. А несчастье, постигшее армян от Абдул-Касима, объясняется, как возмездие за то, что "земля армянская надменна, жители ее тщеславны, корыстолюбивы, дерзки, грехолюбцы, горды, безжалостны, чужды любви и полны всякого нечестия". Он забывает, что то же самое несчастье постигло тогда и грузин, хотя они, если верить ему, чужды были всех этих недостатков.

Оригинальная агиография второй половины данного периода в IX—Х веках, представляет, сравнительно с предшествующей эпохой несколько иной характер. Развитие монашеской жизни и появление новых монастырей, рост национального самосознания, являющийся реакцией против арабского господства, колонизация нынешней юго-западной Грузии с востока, вызвали в агиографической литературе наряду с "мученичеством", особый жанр, известный под именем "Житий" и "Деяний".

§ 10. Из оригинальных житийных произведений этого времени прежде всего нужно назвать Житие св. Нины. Это — обширное произведение, разделенное на 16 глав, представляет собою сцепление, довольно неудачное, разнообразных легендарных сказаний, псевдо-историографического характера, относительно насаждения христианства в Грузии и миссионерской деятельности одной пленницы, унаследовавшей в истории имя Нины. Самая древняя редакция этого Жития, сохранившаяся в сборнике последней четверти Х века, составлена не раньше половины IX в. В начале в Грузии, как и в Армении, господствовало убеждение, что христианство в Грузии насаждено миссионерской деятельностью просветителя армян св. Григория и его учеников. Но после церковного разрыва с армянами, и особенности же с половины IX в., когда конфессиональная рознь между этими двумя соседними народами достигла высшей точки напряжения, в Грузии стали отметать всякие следы религиозно-культурной связи с армянами даже в прошлом; находя неудобным иметь общего с армянами миссионера, они стали искать самостоятельного, независимого от армян, просветителя, какового нашли в лице той пленницы, о которой кратко повествуют византийские историки. И вот около половины IX века создается названная выше редакция Жития этой пленницы, которая, по словам автора, "была из (рода) римских владетельных особ (мтаваров) или "подобна чадам владетельных особ". Автор не чужд желания пощеголять красивыми эпитетами, удачными сравнениями, метафорами в роде следующего: "дитя мое! вижу силу твою, как силу львицы, которая рычит громче всех четвероногих, или же (как силу) орлицы, которая, поднимаясь в высоту воздушную, выше, чем орел, всю землю объемлет маленькой, жемчужноподобной зеницей ока своего; обозревая оттуда (землю) и увидев огненными глазами пищу свою, расправляет шуршащие крылья свои и направляется на нее". Насколько грузины интересовались личностью своей просветительницы, видно из того, что это Житие претерпело целый ряд редакционных изменений. Вторую редакцию его выпустил в конце XI в. историк Леонтий Мровели, он взял только что рассмотренную редакцию, то, что здесь было в начале, поместил в конце, первое лицо рассказчицы заменил третьим, некоторые абзацы выпустил, иные сам прибавил, фразы и выражения обновил. В литературном отношении работа Леонтия недалеко ушла от своего источника, она, по словам дальнейшего редактора, "для читателей являлась надоедливой и для слушателей непотребной". Чтобы удовлетворить развившимся к этому времени литературным вкусам общества, историк Давида Возобновителя монах Арсений, во второй четверти XII в. выпустил новую, третью по счету, редакцию этого Жития, которая является метафразированием первых двух. В конце XII в. какой-то книжник, недовольный цветистостью стиля Арсения, еще более разукрасил работу его и тем самым дал четвертую редакцию этого Жития. Наконец, вопрос о просветительнице Грузии затронул католикос первых годов царствования Тамары Николай Гулаберидзе в "Чтении о животворящем столпе мцхетском". Повествуя о деяниях Нины,— это уже пятая редакция ее Жития,— он ставит вопрос: "почему же именно женщина была прислана Богом для нашего просвещения?", причем в числе других соображений он подчеркивает "достоинство женской чести". Сочинение появилось в разгаре борьбы политических группировок вокруг вопроса о личности Тамары: была партия, поддерживающая ее кандидатуру, была, видно, и такая, которая противилась ей по принципиальным соображениям, не находя возможным иметь на престоле женщину. Николай был сторонником Тамары и он в этом сочинении рассуждением "о достоинстве женской чести" идеологически оправдывает совершившийся факт воцарения женщины. Такова литературная история Жития св. Нины, еще раз подтверждающая ту мысль, что "каждую эпоху характеризует не только появление новых памятников, но и отношение ее к старым" ( Перетц ).

Другие житийные произведения этой эпохи относятся к группе ктиторских; они повествуют о жизни и деяниях основателей и руководителей грузинских монастырей как в самой Грузии, так и за границей. Из произведений, повествующих об основателях обителей Грузии, в первую очередь нужно назвать Житие 13 Сирийских подвижников.

§ 11. Начало монастырской жизни в Грузии положено в VI в., когда она еще держалась монофизитства, т.н. 13 сирийскими подвижниками. По-видимому их было больше, чем 13, число это установлено впоследствии по аналогии со Христом и 12 его учениками. Были они не сирийцы, а грузины, подвизавшиеся в монофизитских монастырях Сирии, куда они, вследствие жестоких гонений на монофизитов византийской властью, бежали в свое монофизитское тогда отечество, не без надежды, нужно полагать, поддержать здесь обуреваемое халкедонитством монофизитство. Бежали они разновременно; одна партия прибыла около 520 года, другая в 543 г., третья в 545 г. и последняя после 571 г. Относительно их жизни и деятельности, без сомнения, с самого начала составлялись в Грузии краткие записи, предания и легенды, которые с начала Х века используются восторжествовавшим сыздавна в Грузии халкидонитством (православием). Теперь составляются настоящие Жития подвижников, в которых замазаны следы действительного положения вещей; они представлены, для большей убедительности, сирийцами, пришедшими вместе из одного и того же монастыря, причем и помину нет относительно их монофизитских убеждений. Сперва, в первой половине ХI в., составлены неизвестными авторами Жития Авива Некресского и Давида Гареджинского, затем католикос Арсений II (955–) составил "Житие Иоанна Зедазнийского, Шио Мгвимского и Исе Цилканского". С XI—XII вв. начинается метафразирование этих житий сообразно со вкусами образованного общества; при этом католикос Василий (около 1090—1110) составляет специальное сочинение о чудесах Шио Мгвимского, в котором рассказывается, между прочим, как в VI в. Шио-Мгвимская лавра отразила притязания правителя Стефаноза на монастырские вотчины.

§ 12. Из других строителей монашеской жизни в Грузии заслуживают внимания Серапион 3арзмский и Григорий Хандзтийский, колонизаторы юго-западной окраины Грузии. Серапион (ок. 825—900 г.), основатель Зарзмского монастыря считается инициатором колонизации Самцхийского края. После смерти в двадцатых годах Х столетия, племянник его Василий составил Житие его. Оно представляет в высшей степени интересную картину состояния Самцхийской области в социально-экономическом и политическом отношениях, картину необузданного господства монахов, одно появление которых в том или другом районе с целью основания монастыря нередко вооружало против них как феодалов, так и крестьян. Автор подвел идеологическую базу под монастырский уклад, сделав противников монашеских предприятий жертвой неожиданного чудесного наводнения. Судить о литературной стороне работы Василия трудно, ибо оно сохранилось в метафразированной редакции XI века.

§ 13. Несравненно важнее и интереснее Житие Григория Хандзтийского, колонизатора Кларджетского края. Григорий, происходивший из крупной феодальной семьи (род. в 759 г.), получил прекрасное по тому времени образование и 22-летним юношей удалился в пустынную тогда Кларджетию; здесь он основал ряд монастырей, мужских и женских, этим он проложил дорогу гражданской колонизации этого края, туда в начале мужских и женских, этим он проложил дорогу гражданской колонизации этого края, туда в начале IX в. перенесен был даже центр политической жизни. Спустя 90 лет после смерти Григория, последовавшей в 861 году, значит — в 951 году, один из подвижников основанного им монастыря, некий Георгий Мерчуле, написал обстоятельное Житие его. Произведение, отражающее в себе идеалы и настроения торжествующей церкви и воинствующего монашества, является верным зеркалом общественно-политической,социально-экономической и культурной жизни Грузии. Здесь дана яркая картина состояния зародившейся в Кларджетии, в центре столкновения арабско-византийских ннтересов, национальной государственной власти, имеющей объединить вокруг себя всю Грузию, причем под Грузиею мыслится "обширная земля, где на грузинском языке служится литургия и совершаются молитвы". В сочинении указано, каково соотношение социальных сил в крае, рисуется состояние фактически независимой национальной церкви, возглавляемой патриархом, выборы которого создают разного рода группировки среди феодального общества, светского и духовного.

При поддержке, оказываемой друг другу церковью и государством, противоречие их интересов все же дает знать о себе в произведении. Церковь не позволяет государственной власти вмешиваться в ее дела; допуская государя на соборах, она не разрешает ему иметь собственное суждение и мнение по делам веры. Борьба идет и внутри церкви, между белым и черным, монастырским, духовенством, причем победа клонится на сторону последнего. Общественная жизнь находится под террором монашеской общины, провозглашающей, что "монахи на земле ни под чьею властью не находятся", потому они не считают себя обязанными являться даже к государю на зов последнего.

Мало того, они доходят до того, что вмешиваются в интимную, семейную жизнь даже государя и доводят его до безнадежно-отчаянного признания: "блажен тот, кто уже не жив". "Житие Григория" является одним из выдающихся произведений древнегрузинской литературы,котороесмеломожно назвать, несмотря на монашеско-назидательную цель, художественным, беллетристическим произведением. В нем "поражает жизненная свобода грузинской речи, легкость слога, тенденция к сближению с живыми наречиями, т. е. качества, которые, как прежде казалось, впервые внесены были в грузинскую литературу целиком светскими писателями" (Н.Я. Марр). Работу выгодно отличают широта исторической перспективы и детальное развертывание исторических и бытовых сюжетов, драматическая трактовка сюжета, верное, правдивое и детальное описание сцены, зарисовка картин природы живыми, пленительными красками, своеобразное преклонение пред природой и обоготворение ее, что в памятниках церковной письменности составляет редкое явление. Автор виртуозный мастер художественного слова, он свободно распоряжается аксессуаром разукрашенного поэтического стиля. В его произведение "вторгся в своеобразной обработке романический элемент грузинской феодальной жизни, нашедший несколько позднее подходящий сосуд для дальнейшего своего литературного выражения в формах и памятниках, перенятых из персидской романтики" (Н.Я. Марр).

Лирический жанр

§ 14. Лирический жанр церковной литературы данного периода представлен в гимнографической поэзии. Началась она здесь не позже VII века, судя по некоторым данным терминологического характера. Особое развитие в церковной поэзии получила т. н. поэзия ямбическая. Отличительным признаком грузинской ямбической поэзии является: 1) строфа состоит по преимуществу, за редким исключением, из пяти строк; 2) каждая строка состоит из 12 слогов, делящихся цезурою на две части: в первой пять, во второй семь слогов; 3) акростих, исчерпывающий все буквы алфавита подряд, или же своеобразной комбинациею букв,— не только в начале, но и в середине и конце строки,— указывающий имя автора, нередко и содержание гимна, доведен до такой виртуозности, что в переводных гимнах очень часто удерживаются целые фразы и предложения на греческом языке. 4) Рифма в этого рода поэзии не обязательна, да ее и нет, по крайней мере, на первых порах развития этой поэзии.

В начале грузинская гимнография давала материалы переводного характера: переводили с греческого языка все, что было выработано здесь богослужебной и песнотворческой практикой; так что уже к VIII веку в грузинском переводе имеются все те гимнографические сборники, которые сделались неизменной частью христианского богослужения. С VIII века, с первыми проблесками национально-политического самосознания, начинается и оригинальная гимнография. Первым, известным в настоящее время, представителем ее является автор высокохудожественного сочинения, отразившего в себе последовательный спад арабской агрессии в Грузии, Иоанн Сабанидзе, который описал мученичество стойкого страдальца за свои религиозные убеждения, огрузизинившегося араба Або; четвертая глава этого сочинения, носит название "Похвала", является настоящим панегириком, одой в честь страдальца, написанной с большим подъемом. В ней автор, выявляя величие подвига Або, подчеркивает особое значение его для грузин тогдашнего времени. Мученический подвиг Або послужил сюжетом для вдохновенных гимнов и многих других песнопевцев, в особенности в IX веке.

Кульминационного пункта своего развития оригинальная грузинская гимнография достигает в Х веке: в Тао-Кларджетской литературной среде появляется целый ряд выдающихся гимнографов, которые составляют глубокомысленные, высокопоэтические песнопения в честь не только национальных "святых" и праздников, но и т. н. "Вселенских", таковы: Зосим, Иоанн Минчхи, Иоанн Мтбевари, Стефан Чкондиди, в особенности же Михаил Модрекили, в своем известном "Стихираре" давший настоящую Антологию грузинской церковной поэзии. Под напором этих гимнографов грузинская литургическая поэзия стала на путь полной сепарации и национального обособления от греческих поэтов, поскольку она даже в греческие гимнографические сборники вкладывает свое собственное, грузинское содержание.

Особенно примечательно, что с Х века грузинская церковная поэзия начинает воспринимать ритмические и метрические элементы. С этой стороны внимание обращает на себя оригинальное сочинение некоего Филиппа, приблизительно второй половины Х века; это — песнопение в честь Богородицы и вифлеемского вертепа. В песнопении, состоящем из 13 строк, без деления на строфы, мы имеем рифмованное стихотворение с бедной, односложной рифмой; оно написано 16-сложным размером грузинской светской поэзии и снабжено акростихом, гласящим: "Филипп-Вифлеем". Это стихотворение является переходным мостом от духовной поэзии к светской, ибо в нем впервые использован 16-сложный силлабо-тонический стих, господствующий в светской поэзии последующих веков. Вообще, как показывают разыскания последнего времени древнегрузинская светская поэзия многим обязана духовной.

ВТОРОЙ ПЕРИОД. Литература феодального расцвета

§ 1. Второй период истории древнегрузинской литературы совпадает с эпохой феодального расцвета, обнимающей собою время с конца десятого века до половины XIII столетия. Это — период литературного классицизма, подготовленного всею предшествовавшею жизнью Грузии. К концу девятого века, благодаря постепенному ослаблению византийцев и арабов вследствие взаимного соперничества, на территории Грузии мы замечаем оформление пяти полунезависимых политических единиц: Кларджетского "грузинского" царства, Таойского куропалатства, Тбилисского арабского эмирата, Кахетинского княжества и Абхазского царства, к Х в. вполне колонизированного грузинами и принимающего деятельное участие в обще-грузинском культурно-политическом строительстве. С Х в. начинается процесс объединения этих единиц,завершившийся в первой четверти XII в., при Давиде Возобновителе, образованием могущественной феодальной монархии, к голосу которой внимательно прислушиваются в международной политике передней Азии. 0бразованию этой монархии содействовали мелкопоместное дворянство и близко, сравнительно, к нему стоявшее крестьянство, мечтавшее централизованной властью несколько ослабить иго зависимости от крупных, родовитых феодалов; далее — Церковь, принципиальная сторонница монархии, в особенности же развитие к этому времени торговли, не мирящейся на своем пути с областно-политическими границами и таможенными рогатками. При условии сравнительной неприкосновенности своих привилегий, в поддержании этой монархии заинтересованы были даже крупные землевладельцы, которые в ней видели орган, объединявший их для борьбы с внешними врагами.

Образование могущественной монархии отразилось благодетельным образом на развитии народного хозяйства: упорядоченное внутри, считавшее себя в безопасности извне, государство создает все условия для развития экономической жизни. Наблюдается рост торговли, чему способствует, главным образом, восстановление торгового тракта по Риону и Куре; итальянские города, стремящиеся завязать торговые связи с центральной Азией и Индией, раньше всех осознали всю выгоду и преимущества этого тракта. Гигантскими шагами идет вперед развитие городской и ремесленной жизни. Вследствие перманентных победоносных войн с соседями происходит наплыв военной добычи и регулярных военных налогов, сумма коих доходила до 75 миллионов дирхем (20—25 коп.) ежегодно. Но при всем том доминирующую роль в народном хозяйстве играло земледелие; землевладение и земледелие были главной базой, на которой покоилась феодальная структура общества.

Социальная дифференциация, сравнительно с предшествующим периодом, глубоко пустила корни. К светскому и духовному крылу феодального класса прибавляется круг торговых людей, которые начинают приобретать заметное влияние в государственной жизни, хотя сформироваться в особый класс пока еще не могут. Церковь вступает в зенит славы и могущества, до того, что первого государственного визиря, без которого не решалось ни одно более или менее важное дело, выставляет она из своих рядов. В целях охраны своего иммунитета она нередко вступает в конфликт с государственной властью. В процессе образования монархии, в условиях борьбы за ее укрепление и защиту, на первый план выдвигаются светские феодальные круги, которые забирают в свои руки гегемонию жизни, духовенство же отодвигают на сравнительно скромное, приличествующее ему место.

Благодаря развитию и осложнению социально-экономической и политической жизни, грузинский феодализм данного периода вступает в новую фазу своего развития, известную под именем "патроната" (в церковной сфере —т.н. харистикарной системы) . Патронат обнимает все стороны социальной и политической жизни. На основе служения клиента своему патрону формируется рыцарство с корпоративным этикетом и сословными традициями.

§ 2. Установление монархии, поднятие политической жизни на небывалую высоту вызвали бурный, необычайный подъем культурно-литературной жизни, так что настоящий период в истории Грузии справедливо можно назвать "классическим" или, выражаясь образно, "золотым". Показателем высоты культурного подъема может служить, между прочим, и то обстоятельство, что грузины данного периода смело противопоставляют себя историческим своим учителям византийцам, провозглашая устами одного своего писателя: Евфимий и Георгий Афонские своими литературными трудами "нас, которых эллины раньше, но причине якобы невежества и необразованности называли варварами, уравняли с ними". Говоря о причинах, обуславливавших необычайный расцвет образованности и культурно-литературной жизни за этот период, надо конкретно отметить меценатство, которое отличало некоторых монархов этого времени. Достаточно вспомнить в этом отношении Давида Возобновителя, который сам принимал непосредственное участие в литературе, считался авторитетом в области астрономии и других наук, собирал у себя во дворце поэтов и писателей, не только грузинских, но и мусульманских, которым выстроил специальный дом и назначил пенсию, выписывал из заграницы подвизавшихся там образованных грузин и всячески поощрял их в научно-литературных занятиях. Все это в высшей мере отличало царицу Тамару, двор которой был настоящим прибежищем для поэтов, ученых и писателей; она не только в Грузии покровительствовала научно-просве­титель­ным учреждениям, но посылала щедрые дары и заграничным литературно-книжным центрам.

Покровительство образованности и культуре проявлялось, между прочим, в создании и поддерживании просветительно-культурных центров и учреждений. Давид Возобновитель, отправивший в Византию для получения образования 40 юношей, положил основание Гелатской Академии, которая, по его мысли, должна была стать "вторыми Афинами". За Гелатской Академией последовала такая же Академия в Икалто и, как будто, в Греми. Кроме того, страна покрылась целой сетью начальных и средних школ, приютившихся, между прочим, при дворе высших духовных и светских сановников; руководство ими поручено было специальному визирю. Громадную роль в деле развития образованности и литературы играли заграничные грузинские обители, которые являлись не столько культовыми учреждениями, сколько просветительными. Таковы: Афоно-Иверская, Черногорская (в Сирии), Крестная (в Палестине) и Петрицонийская (на Балканах); при последней создана была, на византийский манер, семинария, в которой преподавание велось исключительно на грузинском языке.

§ 3. Бурному росту наук, искусств и литературы способствовало в особенности положение Грузии на стыке двух мировых культур того времени: западной, византийско-христианской, и восточной, ирано-мусульманской. Еще в Х веке в Византии обнаруживается сильное культурно-просветительное движение, которое в XI веке, благодаря Магнаврской Академии и ее славным профессорам, приняло характер своеобразного Ренессанса. Это движение, выступившее из пределов собственно Византийской империи, вовлекло в свой водоворот и т.н. "варваров". Живые, деятельные силы варваров, как с запада, так и с востока, стремятся в Византию и здесь приобщаются "эллинской" культуры, внося в нее и собственную лепту. От этого всеобщего движения не могла, конечно, отстать и Грузия, в которой начался период увлечения византинизмом, т.н. ультра-византийский поток. О размерах этого увлечения и характере его мы будем говорить несколько ниже, при обзоре церковной письменности этого периода, питавшейся, главным образом, византийскими источниками.

§ 4. Другим ферментом грузинской культуры классического периода, после византинизма, является арабско-иранский мусульманский ориентализм. Пятивековое господство арабов, закончившееся к первой четверти XII века, не могло, конечно, пройти бесследно в судьбах грузинской культуры. Поскольку арабы явились в истории хранителями и передатчиками средневековью античной философии, активными деятелями в некоторых отраслях науки и знания, каковы: математика, медицина, астрономия и история, они должны были сыграть и действительно сыграли положительную роль в развитии и грузинской культуры. На смену арабско-мусульманскому влиянию в Грузии является влияние ново-иранской мусульманской культуры, которая проникает в Грузию с Х века. Этому способствуют помимо географической близости, сложные политические взаимоотношения, узлы которых завязываются во всяком случае, с начала XI века. С этого времени знакомство с иранским языком и с иранской литературой и культурой в Грузии приобретает широкие размеры. Влияние Ирана особенно усиливается с XII пока, благодаря двум провинциям, представлявшим собою средоточие иранской культуры и литературы; имеются в виду примыкавшие к Грузии с востока и юга Ширван и Азербайджан, из коих первая, связав свою судьбу с Грузией при Давиде Возобновителе, целых два столетия оставалась в вассальной зависимости от последней. При дворе ширванских шахов проживали знаменитые иранско-азербайджанские поэты Хакани (ум. в 1199 г.) и Низами Гянджеви (ум. в 1202 г.), из них первый, Хакани, в одной из своих од, написанной в 1172 году, говорит: "врата Абхазии (Грузии) отверсты, я отправлюсь в Начармагеви и Мухрани, среди Багратионов найду убежище и приют".Другой, Низами, нужно полагать, непосредственно знал Грузию и грузинских поэтов, ибо покровительствовавший ему ширванский шах Агсартан II два раза приезжал в Грузию, причем раз, во время торжественного приема, устроены были литературные турниры между грузинскими и сопровождавшими его в свите иранскими поэтами. Нет оснований думать, что из этой свиты исключен был такой выдающийся писатель, как Низами. Благодаря всему этому, Грузию залила волна иранских литературных течений, находивших восторженный прием в особенности среди светской части феодальной общественности. Выдающиеся классики ирано-язычной поэзии: Фирдоуси, Гургани, Хакани, Низами и др., уже с XI—XII веков цитируются в памятниках грузинской литературы, изящной и исторической, а некоторые и переводятся. Сильно даст знать о себе в то же время известное под именем суфизма философское направление, которое, с его культом "вина и любви", сказывалось в жизни даже царственных особ, как, напр., Георгия, сына царицы Тамары.

§ 5. Благодаря всем указанным явлениям, во втором периоде Грузии, рядом с церковной литературой, зарождается и развивается светская художественная литература. Каковы, конкретнее, причины, вызвавшие появление этой литературы? Светская литература использовала все литературно-композиционные приемы и элементы агиографической беллетристики и церковной гимнографии. Духовный герой агиографии перерождается в "светского героя" художественного рассказа и лирики.

Это явление стало возможным на базе:

1) Резко выявившихся сословных противоречий, имевших место в феодальной монархии. В этой монархии церковь, как государственный институт, при всей своей силе и мощи, вынуждена уступить руководящую роль, какую она приобрела в первом периоде, светской государственной власти. В государстве выдвигаютсясветские феодальные элементы с их нуждами, потребностями и интересами, ищущими художественного оформления в литературе соответствующего стиля.

2) Всего культурно-литературного наследства, полученного от предшествовавшего периода и оплодотворенного теперь философской струею византийского неоплатонизма и персидского суфизма.

3) Политической и экономической мощи данного периода.Окрепшая политически и вздохнувшая свободно от внешних врагов и внешнихнеурядиц, Грузия, пожинавшая плоды развивавшегося народного хозяйства и победоносных войн, усилилась экономически. Этовызвало оптимистическое настроение в соответствующих, прежде всего светских, кругах феодальной общественности и ослабило пессимистично-аскетическое направление жизни, порожденное в предыдущем политической и экономической эксплуатацией страны. Внимание и взоры этих кругов с небесных, потусторонних высот спустились на землю, где усмотрены были красота, ценность и идеал, достойный человека.

4) Создавшейся рыцарской обстановки; культивирование героических, богатырских и любовно-романтических мотивов, насыщающих вновь возникшую светскую литературу, возможно было только в условиях феодально-рыцарской общественности.

5) Наличия блестящего монархического двора. Монархический двор стал главным центром светской литературной жизни; здесь, при дворе сосредоточены были руководители и носители той идеологии, торжественное оформление которой дано было в светской литературе; здесь находили приют и все необходимое для себя литературные силы рассматриваемой эпохи. Благодаря всему этому, светская литератураэтого периода приобретает придворный, дворцовый характер, успех и процветание ее находится в зависимости от блеска и благополучия двора и дворцовой жизни.

Вот та база, те условия, вне которых нельзя было ожидать появления светской литературы. Но всего этого было недостаточно: светская литература Грузии не могла зародиться вне того влияния, какое оказывала на нее возродившаяся с Х в. новоперсидская поэзия. Персидское влияние нужно расценивать как фактор, действие которого было обусловлено не только и не столько географической близостью, сколько родством и близостью классовой психо-идеологии грузино-персидского феодального общества.

Грузинская светская литература раньше Х в., когда еще не было ни соответствующей социально-экономической базы, ни фактора в виде ново-персидской литературы, не могла начаться. В Х—XI веках, когда еще не было ни достаточно прочной базы, ни остро выявленного фактора, господство и преобладание принадлежит духовной литературе, но это не исключает существования в то время светской литературы.

Правда, древнейшие (из сохранившихся) памятники светской литературы, — Висрамиани и Амиран-Дареджаниани,— до XII в. не могли появиться, но они представляют уже вторую ступень в истории развития светской литературы, т.н. рыцарскую, первая же ее ступень дана в XI в. в виде феодально-эпической литературы. В XI в., в процессе "становления" феодальной монархии, начинается литературная обработка древних легендарных сказаний о тех или иных исторических или мифических лицах; эта обработка дана в "Жизни царей" Леонтия Мровели, которая, представляя из себя опыт обработки на феодальный лад легендарных "геройских деяний" этих лиц, может быть названа своего рода Ерорёе гоуа1е Грузии. В ней изображена феодальная эпоха, непосредственно предшествующая рыцарской, романтическому элементу там еще нет места; готовность положить голову за родину, борьба с ее врагами, преданность сюзерену, чувство дружбы и воинской чести, вот отличительные свойства героев этой эпопеи. С XII в., когда государство становится на путь абсолютизма и формируется рыцарский институт, появляется уже рыцарский эпос, в котором, наряду с идеей защиты слабых и угнетенных, без различия национальности, рыцарская куртуазность, женщина и любовь к ней являются главным стимулом богатырства и источником геройских деяний. Итак, литература настоящего периода распадается на духовную и светскую; переходим к обзору той и другой.

Церковная литература

§ 6. Церковная литература дает памятники переводные и оригинальные. Переводная литература задалась целью исчерпать все богатство византийской письменности; этого требовало развившееся вместе с политической и экономической мощью национальное самосознание народа, которое критерием культурности считало точное воспроизведение византинизма во всех его видах. Желая показать, что они способны воспринять на своем языке культурно-литературные достижения Византии, грузины устами одного своего деятеля на Синае, Иоанна (в конце Х века) провозгласили своеобразную теорию не только равноценности своего языка с греческим, но и превосходства его перед последним. " Грузинский и греческий языки", говорит Иоанн, "что — две дружественные между собою, как Марфа и Мария, сестры. На грузинском языке может быть соблюдена всякая тайна; он сохранен будет до дня второго пришествия Господня, дабы на нем судить тогда народы". Желание культурно уподобиться Византии было так сильно, что началась переоценка и ревизия всей прошлой литературной жизни, причем отметаются все следы, напоминающие связь с восточной литературой, в особенности с армянской, предпринимается сверка существовавших переводов с греческим оригиналом или же просто новый перевод давно уже переведенных сочинений. В деле сближения с греческой литературой первый шаг сделала афонская литературная школа в лице ее первых представителей Евфимия и Георгия. Кое-какие рецидивы прошлого, усматривавшиеся в их переводческой деятельности, взялась ликвидировать Черногорская (близ Антиохии) литературная школа в лице Ефрема Мцире. Докончила это дело петрицонийская школа (Иоанн н его ученики), благодаря которой в грузинской жизни и литературе утвердилось ультра-византийское направление.

Переводы делаются во всех областях богословской письменности: канонизуется, в качестве вульгаты, новозаветный библейский текст Георгия Афонского; переводятся видные экзегетические произведения (напр., утерянное в греческом подлиннике "Толкование на Экклезиаста" Митрофана Смирнского), давшие материал для таких работ, как выдающиеся "Катены" Иоанна Петрици и Ефрема Мцире; происходит кодификация догматико-полемических работ знаменитых представителей византийского богословия в "Догматиконе" Арсения Икалтоели; закладываются основы грузинской юридической литературы переводом великого "Номоканона" патриарха Фотия; под пером деятелей Афонской школы пересматривается состав и редакция литургической литературы, причем санкцию получают переводы Георгия; появляются новые сборники гомилетических трудов, вызвавших оригинальные проповеди Иоанна Болнели (X—XI в.) этого грузинского "Златоуста" своего времени.

Наряду с отдельными отраслями чисто богословской письменности теперь закладываются основы философской литературы, по преимуществу религиозной. В основу грузинской философской литературы кладется игравшее в средние века видную роль сочинение Иоанна Дамаскина "Источник знания"; оно три раза переводилось на грузинский язык: Евфимием Афонским переведена была часть его,— "Точное изложение православной веры", и то в сокращенном виде; второй раз его перевел Ефрем Мцире в составе двух частей: "Диалектики" и "Точного изложения"; третий раз переводит его в том же составе Арсений Икалтоели. Перевод сделан был, как говорит Ефрем Мцире, с той целью, чтобы, вооружившись им, "сыны церкви могли противостоять внешним философам и сразить их собственной их стрелой". Наблюдается особая борьба аристотелизма с платонизмом, причем дано и стремление к примирению или "симфонии" в виде неоплатонизма. Неоплатонизм разорвал сковывавшие грузинскую мысль схоластические цепи и обеспечил грузинам культурное общение с восточно-мусульманским миром (Н. Марр). Пересаженная на грузинскую почву Ефремом Мцире неоплатоническая философия стала родным детищем грузинской культурной жизни благодаря основоположника петрицонийской литературной школы Иоанна Петрици и его продолжателей. Философский заряд средневекового греческого Ренессанса, перекинувшийся в Грузию из Манганской Константинопольской Академии через посредство, главным образом, Петрицонийской школы, культивируется по преимуществу Академиях Гелатской, Икалтойской и Гремской. В связи с философским направлением эпохи проявляется заинтересованность н грамматическими проблемами языка; представители философской мысли (Георгий Афонский, Ефрем Мцире, Арсений Икалтоели, Иоанн Петрици и его последователи) вникают в дух греческого языка, анализируют этимологические и синтаксические его нормы в целях применения последних к духу и характеру грузинского языка.

§ 7. Переводческой работой текущего периода руководила целая плеяда высокообразованных книжников, во главе которых стоят представители возникших в это время школ: Афонской — Евфимий и Георгий, Черногорской — Ефрем Мцире, Петрицонийской — Иоанн Петрици и Арсений Икалтоели; познакомимся вкратце с их деятельностью.

Евфимий Афонский (Эквтимэ Мтацмидели) (955—1028), основоположник Иверского на Афоне монастыря, попал в Византию, будучи малолетним, благодаря этому он изучил греческий язык в таком совершенстве, что, по словам его биографа, переводил даже с грузинского на греческий; есть, напр., сведение, что он перевел на греческий язык повесть о Варлааме и Иоасафе. Евфимий одной ногой стоит на почве старых литературных традиций, а другой — новых, византийских; узаконяя перевод исключительно с греческого, он не может совершенно отрешиться от духа старой переводческой школы, кое-что прибавляя к оригиналу, кое-что убавляя от него, кое-что изменяя в нем, применительно к культурному уровню грузин его времени. Быть может, этим нужно объяснить то, что у него были литературные враги и недоброжелатели, которые еще при жизни его искажали его переводы. Нет ни одной области церковной письменности, которую он не обогатил бы ценными своими переводами, иногда вторичными. Число переведенных им сочинений доходит до 100 названий, потому биограф его говорит: "он обогатил страну нашу переводами священных книг и всех удивил, ибо такого переводчика не бывало на нашем языке, думаю, что не будет и в будущем".

§ 3. Георгий Афонский (Гиорги Мтацмидели) (1009—1065), воспитанный в Византии, подвизался сперва в монастырях родного края, потом на Черной Горе (близ Антиохии), в Иерусалиме, в Константинополе, главным же образом на Афоне, где некоторое время был настоятелем монастыря Иверов. Георгий не был отрешенным от мира книжником, но принимал деятельное участие в практической жизни; так известно, что он отстоял в Антиохии на публичном диспуте автокефалию грузинской церкви, не принимая во время споров о разделении церквей узких взглядов греческого духовенства на римскую церковь; возглавлял при Баграте IV работу по проведению реформ в церковно-политической жизни феодальной Грузии, набирал в Грузии сирот с целью воспитания их в Византии и т. п. Но имя свое он обессмертил литературной, главным образом переводческой, деятельностью. Он — 1) перевел на грузинский язык некоторые такие книги, коих до него не было, 2) другие, переведенные раньше, но не совсем удовлетворительно, или искаженные невежественными лицами, очистил в горниле своего ума; 3) переводы, начатые Евфимием, но не доконченные, за неимением времени, или же сделанные в сокращенном виде, он довел до конца и распространил; 4) иные же переводы он сверил с греческим подлинником и освободил от всех недостатков. Переводил Георгий во всех областях богословской письменности, осталось от него около 60 объемистых переводных работ, относительно которых биограф его замечает: "даже представить себе трудно, как мог один человек не то, что перевести с греческого, но просто переписать столько книг".

§9. Ефрем Мцире (т.е. Малый) (около 1925—1100), сын выселившегося в Византию видного феодала, получил греческое образование; принял иноческий сан, подвизался в грузинской монашеской колонии Черные Горы, пользуясь здесь богатейшей патриаршей библиотекой и знакомством ученых и книжников местного греко-арабского общества. Ефрем является видным ученым, показавшим свою физиономию во всех отраслях знания, в особенности же в переводах. Будучи по душе философом, он перевел, как выше сказано, "Источник Знания" ИоаннаДамаскина. Он создал собственную теорию переводческого дела, отличавшуюся педантической верностью оригиналу. Переводы свои он снабжал обширными схолиями и грамматическими замечаниями, облегчавшими понимание текста; в этих же целях он ввел собственную систему пунктуации. Переводы Ефрема представляют в строгом смысле слова ^"научную работу, выполненную с самыми строгими н сложными филологическими приемами; не забыто ничто, ни установление и критика текста, ни самая скрупулезная точность перевода, ни сопоставление мыслей различных комментаторов" (Н. Марр). Благодаря в новаторству переводческом деле и симпатиям к платоновской философии, некоторые обвиняли его в свободомыслии, неуважении к авторитетам, до того, что он вынужден был оправдываться и серьезно доказывать верность православию, объясняя свое новаторство потребностями подвинувшейся вперед культурной жизни грузинского общества. Число оставшихся Ефрема переводов доходит до 70 названий. Он писал и оригинальные произведения, как напр., ямбы, исторические записки, напр., о Симеоне Метафрасте и его работах, переведенных главным образом им, и " Об обращении Грузии в христианство"; последняя работа имела целью показать, на основании греческих источников, что грузинское христианство апостольского происхождения, а потому грузинская церковь имеет право на самостоятельность, которую у нее оспаривали антиохийцы.

§ 10. Арсений Икалтоели (около 1050—1125), выдающийся богослов, философ-аристотелик, грамматик, юрист и историк (перевел "Хронограф" Георгия Амартола), образование получил в Манганской Академии, по окончании которой подвизался сперва там же, потом на Черной Горе, под руководством Ефрема Мцире, и, наконец, в Грузии, в Шио-Мгвимской лавре. Он является связующим звеном между Афоно-Черногорской и Петрицонийской литературными школами, объединяя в своей деятельности настроения и традиции обоих школ. Из его переводов особенного внимания заслуживает "Великий Номоканон" патриарха Фотия и "Догматикон", сборник, заключающий в себе 31 сочинение полемического характера, 16 догматико-философского, 5 морального. Составитель сборника, Арсений, так характеризует его: "Это — подлинный предводитель святой кафолической и апостольской церкви; он — глаз, которым она видит, уста, которыми говорит, ухо, которым слышит непогрешимое учение богоносных отцов, нос, которым обоняет благовоние цветов богодухновенных писаний, правая рука, которой стреляет, преследуя злостный яд еретических зверей".

§ 11. Иоанн Петрици (около 1055—1130), воспитанник той же Манганской Академии в Константинополе, ученик знаменитого средневекового философа Иоанна Итала, является основоположником Петрицонийской литературной школы и родоначальником подлинной грузинской философии. По окончании образования подвизался в Константинополе, но после изгнания оттуда его учителя вынужден был бежать в Грузию; не найдя здесь подходящих условий для своей деятельности, удалился снова в Византию и стал во главе основанной при Петрицонийской грузинской обители (на Балканах) Семинарии для грузин, где преподавание велось на грузинском языке. Не находя и здесь покоя от консервативных кругов, вследствие своего философского свободомыслия, он перебрался в Грузию, в новооснованную Гелатскую обитель и при ней в высшую школу, где и закончил дни свои. Иоанн стоит во главе тех лиц, которые в XI—XII в. стремились переводить на грузинский язык произведения греческих философов, по преимуществу неоплатоников. Иоанн создал в Грузии не только философское направление, но и соответствующую философскую терминологию, язык и стиль. Из философских его работ известны: 1) переводы аристотелевых Та Торikа u Реri Еrmeneias, к сожалению до нас не сохранившиеся, 2) "О природе человека" неоплатоника Немесия Эмесского, в особенности же 3) "Богословские начала" Прокла Диодоха, снабженные переводчиком собственными комментариями, в два раза превосходящими по объему оригинал; эти комментарии, обнаруживающие в авторе глубокомысленного философа, сыграли видную роль в развитии не только грузинской, но и армянской философской мысли последующего времени.

§ 12. Переводная письменность, о которой выше шла речь, стоит за пределами художественной литературы. Но в письменности настоящего периода, переводной и оригинальной, есть жанры безусловного художественно-литературного значения; это — жанр эпический, повествовательный, и жанр лирический. Повествовательный, эпический жанр представлен, как и в предыдущем периоде, в литературе апокрифической и агиографической.

Апокрифическая литература, несмотря на цензуру, которую, как выше было сказано, установил Евфимий Афонский своим индексом, дает несколько видных произведений; таковы: Авгароз или переписка между Христом и Авгаром Эдесским, Житие Богородицы, Акты апостолов Иоанна, Петра и Андрея, Житие Андрея Юродивого и Баграта Тавроменийского (Евфимий Афонский), Житие св. Георгия, известное под именем "Дадианос" и "Пещера сокровищниц", псевдо-ефремово сочинение.

§ 13. Самую богатую отрасль литературы повествовательного жанра дает агиография, как переводная, так и оригинальная. Теперь пересаживается на грузинскую почву новое направление византийской агиографии, известное под именем метафрастовского, причем переводятся труды не только основоположника этого направления, Симеона Метафраста (Евфимий и Георгий Афонские, Давид Тбели и Стефан Сананоисдзе, иеромонах Феофил, в особенности Ефрем Мцире,—все деятели XI в.), с сообщением сведений об объеме и характере этих трудов (Ефрем Мцире), но и продолжателя его дела, Иоанна Ксифилина (XI в.), труды которого, потерянные в оригинале, сохранились в количестве пяти объемистых томов, в переводе представителей Петрицонийской школы XII века.

§ 14. Оригинальная агиография занимается теперь, главным образом, метафразированием житийных памятников предыдущей эпохи и составлением Житий и Деяний ктиторов и основателей монастырей, по преимуществу заграничных. Из заграничных грузинских обителей особенной известностью в истории Грузии пользуется Иверский монастырь на Афоне, основанный полководцем Давида Курапалата, Иоанном, и сыном его Евфимием в конце Х в. Подробности основания этого монастыря н состояния его в первое пятидесятилетие дается в Житии Иоанна и Евфимия, написанном продолжателем их дела здесь, Георгием Афонским в бытность его дикеем монастыря, в 1042—1044 гг. Произведение, составленное на основе сведений современных Иоанну и Евфимию лиц, а также монастырских записей, написано по поводу неоднократных пыток греческих афонских монахов изгнать оттуда грузин и завладеть всем их достоянием. Оно по мысли автора, должно было служить документом, подтверждающим права грузин на Афоне, и имело целью пронести имя феодальной грузинской монархии далеко за собственными ее пределами. В этих видах автор нарочно подчеркивает, что: 1) грузинские деятели способны не только спасать в критическую минуту целость византийской империи (от узурпатора Варды), но и свергать с престола неугодных императоров (участие игумена Георгия в истории императора Романа Аргира); 2) они не только возвели на свои средства Иверский монастырь, затмивший славой все греческие, но одарили и обогатили даже греческие обители Афона; 3) без Евфимия, избранного кат-игуменом всего Афона, ни одно важное дело не предпринималось в самых греческих монастырях: 4) он, Евфимий, обогатил даже греческую литературу, переведя на греческий язык повесть о Варлааме и Иоасафе, Абукуру и кое-какие другие книги. Автор способен художественно рисовать грустные чувства людей, заброшенных судьбой на чужбину и среди злостных нападок и насилий негостеприимных хозяев с любовью ожидающих помощь далекой своей отчизны.

§ 15. Деяние и подвиги автора только что рассмотренного сочинения описаны в Житии Георгия Афонского, принадлежат перу ближайшего и неразлучного с ним ученика его Георгия Черногорца. Сочинение, написанное в 1065—68 г., является одним из лучших произведений древнегрузинской письменности, показывающим, что автор его в литературном отношении далеко превосходил знаменитого своего учителя. В нем автор предлагает занимательную картину грузинской жизни, светской и духовной XI века, разъедаемой всеми язвами феодального уклада, подробно говорит о грузино-византийских отношениях, причем, на основе достигнутых успехов церковно-политической и культурной жизни, обнаруживает явную тенденцию национального превозношения грузин. В самом деле, во введении к своему труду, говоря о заслугах Евфимия и Георгия, он замечает, что они своими переводами с греческого "восполнили недостаток языка нашего и нас, признаваемых эллинами, по причине якобы невежества и необразованности нашей, за варваров, уравняли с ними". Далее, императоравизантийского и патриарха антиохийского он заставляет характеризовать грузин, в лице Георгия, такими словами: "вижу, что ты, хотя родом и грузин, по образованности настоящий грек", "хотя он родом и грузин, но во всем держится чина нашего". Мало того, он готов поставить грузин даже выше греков; антиохийскому патриарху, оспаривавшему законность церковкой независимости Грузии от антиохийского престола, Георгий говорит: "мы, грузины, просвещены первозванным апостолом Андреем, вы же, антиохийцы, призванным им к апостольству Петром. Святой владыко! подобает, чтобы Петр подчинялся Андрею, как призванный призвавшему, отсюда — вы должны подчиняться нам; помните вы, считающие нас за невежд и легковесных, себя же признающие за мудрых и тяжеловесных, что было время, когда во всей Греции православия не было и Иоанн Готфский вынужден был принять епископскую хиротонию у нас". Патриарх сказал своим: "оставим его, а то он не только словесно нас победит, но, пожалуй, на самом деле подчинит себе". Сочинение, изобилующее богатейшими эпитетами, сравнениями и метафорами, уснащенное художественными образами, представляет образец высокого поэтического стиля, достигающего художественного своего совершенства там, где оплакивается умерший Георгий; это — настоящая иеремиада, достойная представительница того жанра, который в Византии носил имя Тhrenos — Плач, выразительница наивысшего развития грузинского ораторского искусства.

§ 16. Лирический жанр. Этот жанр представлен в богатой гимнографической поэзии, как переводной, так и оригинальной. Развитию этого жанра способствовал, прежде всего, расцвет церковно-политической жизни, порождавший соответствующие восторженные чувства, которые находили выражение в воодушевленных гимнах церковной поэзии. Переводная гимнография, представленная в литургических книгах, почти что исчерпала богатейшую в этом отношении византийскую письменность и под пером афонских деятелей, в особенности же Георгия, достигла такой виртуозности, что в сопровождающих перевод акростихах даются обширнейшие предложения греческого подлинника грузинскими буквами. Отличаясь глубиною психологического анализа, богатством художественного аксессуара в виде разнообразных эпитетов, сравнений и метафор (излюбленной является виноградная лоза), восторженные гимны, восхваляющие героев родной церкви, нередко перекликаются с светскими одами в честь политических деятелей рассматриваемого периода.

§ 17. Историография. Заканчивая обзор церковной литературы, прежде чем приступать к литературе светской, считаем нужным сказать несколько слов о литературе исторической, которая является переходной в своем роде ступенью от церковной письменности к светской. Желание возросшего в своем сознании народа — осмыслить себя национально, политически, церковно и культурно, находит удовлетворение в исторической литературе полнее, чем в какой-либо другой. Толчок развитию грузинской историографии дает знакомство с историческими трудами соседних народов, с первую очередь с византийскими историками, имена коих на каждом шагу встречаются в произведениях грузинских историков этого времени. Некоторые из них даже переведены были на грузинский язык; так до нас сохранились: Хронограф Георгия Амартола в переводе Арсения Икалтоели и "Иудейская археология" Иосифа Флавия в переводе Иоанна Петрици. В области национальной историографии в первую очередь внимание останавливают на себе виновники политической мощи и национального возрождения страны, каковыми считались представители царствовавшей династии Багратионов. Один из этих Багратионов, некий Сумбат Давидович, в половине XI в. пишет историю Багратионов, с целью выяснить — кто они таковы, откуда и когда прибыли в Грузию. Считая свою родину за протагониста Христовой веры среди мусульманского окружения Передней Азии, в целях породнить Христа по плоти с Багратионами, автор охотно повторяет известную и грекам еще в Х в. легенду о происхождении их от еврейского царя Давида, праотца Христа. Дав длинную генеалогическую линию, подтверждающую это родство, он приводит Багратионов в Грузию в VI в. и с именем их связывает всю последующую историю страны, бичуя при этом феодальную аристократию "за злые и коварные их деяния".

В том же XI в. другой историк, Леонтий Мровели, рисуя картину национального "становления" грузин, пишет древнейшую историю -"Историю первых отцов и царей", причем стремится найти грузинам определенное место в той или иной семье народов. Так как у него не было достаточно достоверных источников для освещения прошлой, в особенности доисторической, жизни своего народа, он охотно пользуется легендарными сказаниями, сообщающими его труду характер не столько исторической, сколько художественной литературы. Это — своего Ерорее rоуа1е грузинского народа, в которой, как выше замечено, можно видеть зародыш светской литературы.

Далее следует историк Джуаншер, который, продолжая труд Леонтия, доводит его до первых годов Георгия II. Продолжателем Джуаншера является монах Арсений, которыйпишет историю Давида Возобновителя, законченную около 1126 г. Эта история, обнаруживающая знакомство автора как с византийскими историками, так и с чисто литературными произведениями, каковы — Илиада, Одиссея, Александрия, Шах-Намэ и др., замечательна как показатель сильно развитого национального сознания в Грузии. Проводя параллель между Александром Македонским и Давидом Возобновителем, автор говорит: "венценосец же наш, этот новый Александр, ни делами, ни намерением, ни мужеством не меньше его, напротив — даже в тех делах, за которые Александр именуется Великим, Давид мне кажется не только не ниже, но во многом превосходящим его". Гораздо интереснее в литературном отношении "История царицы Тамары", сохранившаяся в двух редакциях, которые подтверждают существование в то время в Грузии политических группировок и направлений. Первая редакция, написанная к концу первой четверти ХII в., является настоящей одой в честь "великой", "богоравной" царицы, царствование которой подготовлено было ходом всей предшествующей мировой истории. Изобилуя меткими сравнениями из области всемирной истории и литературы, красивым, чуждым церковной чопорности, стилем и высокохудожественными образами, "история" эта незаметно вводит читателя в сферу изящной светской литературы.