Яков Кротов. Путешественник по времени.
Вспомогательные материалы: Россия, 1917 год.
РОССИЯ НА ИСТОРИЧЕСКОМ ПОВОРОТЕ
К оглавлению
Глава 7
ПРОИСХОЖДЕНИЕ И
НАЧАЛО ВОЙНЫ
ГОД МОЛЧАНИЯ
Мировая война, которая
вызревала в сердце
Европы в течение
нескольких лет,
обрушилась на Россию
подобно урагану. Ни одна
великая держава в Европе
так не нуждалась в мире,
так не жаждала его, как
Россия после войны с
Японией. Объективно -
Россия в 1914 году не была
готова к войне с
Германией, субъективно -
русский народ и думать
не думал о войне. Он
целиком и полностью был
занят разрешением
внутренних политических,
культурных и
экономических проблем.
Действительно, Россия,
которая в 1914 году стояла
на пороге нового и
решающего внутреннего
кризиса, едва ли
замечала, как вокруг нее
стремительно нарастала
внешняя угроза.
Трагическое положение
России в канун мировой
войны со всей
очевидностью отображено
в двух письмах из
частной переписки между
премьером П. А.
Столыпиным и А. П.
Извольским, который
покинул пост министра
иностранных дел, чтобы
стать послом в Париже.
Две нижеприведенные
выдержки в полной мере
подкрепляют мое
убеждение в том, что
великая война самым
глубочайшим образом
противоречила
национальным интересам
и задачам России в 1914
году.
21 июля 1911 года
Извольский писал
Столыпину:
"Вы знаете, что все
пять лет, которые я
провел на посту министра,
меня беспрерывно мучал
кошмар внезапной войны.
Какой-либо возможности
изменить сложившуюся
систему союзов не
существовало; ее
ослабление неминуемо
вызвало бы либо
общеевропейскую войну,
либо безусловное и
полное порабощение
России Германией. В
любом случае это
означало бы finis Rossiae [конец
России] как великой и
независимой державы".
В ответ на это П. А.
Столыпин писал: "Колноберже,
28 июля
Я в высшей степени
благодарен Вам за Ваше
интересное письмо. Не
могу не признать, что
тоже был весьма
обеспокоен
происходившим. Мою точку
зрения Вы знаете. Нам
необходим мир; война в
следующем году, особенно
в том случае, если ее
цели будут непонятны
народу, станет фатальной
для России и династии. И
наоборот, каждый мирный
год укрепляет Россию не
только с военной и
военно-морской, но и с
экономической и
финансовой точек зрения.
Кроме того, и это еще
важнее, Россия растет
год от года, развивается
самосознание народа и
общественное мнение.
Нельзя сбрасывать со
счетов и наши
парламентские
установления. Как бы они
ни были несовершенны, их
влияние тем не менее
вызвало радикальные
изменения в России, и
когда придет время,
страна встретит врага с
полным осознанием своей
ответственности. Россия
выстоит и одержит победу
только в народной войне.
Я делюсь с Вами этими
мыслями, потому что
понять Россию только по
газетам невозможно".
Извольского мучили
кошмары внезапной войны
отнюдь не из-за игры
воображения или потому,
что он был нерешительным
государственным
деятелем, как отозвался
о нем лорд Эдвард Грей.
Если он и был осторожным,
возможно, чрезмерно
осторожным дипломатом,
то лишь потому, что
России становилось все
труднее следовать
дорогой мира в Европе,
балансировавшей на
грани войны. Сам лорд
Грей в своих мемуарах
пишет, что Европа,
неуклонно и
стремительно вооружаясь,
с фатальной
неизбежностью
приближалась к войне,
что все правительства не
доверяли друг другу и
видели ловушку в любом,
даже самом невинном
дипломатическом шаге.
Не будучи способной
создать новый
международный баланс
сил, а также сдержать
мирными средствами
чудовищный динамизм
германской
экономической и военной
машины, Антанта все
больше концентрировала
свои усилия на
производстве и
совершенствовании
вооружений. Увеличение
же армий и военных
флотов неизбежно
подталкивало Европу все
ближе и ближе к
вооруженному
столкновению, ибо в ходе
всякой гонки вооружений
в конце концов наступает
психологический момент,
когда война кажется
единственным средством
освобождения от
невыносимого ожидания
катастрофы. После 1909
года война стала лишь
вопросом времени. Начала
исчезать
разграничительная линия
между работой дипломата
и штабного офицера.
В канун первой мировой
войны в Европе
существовали три
основные проблемы. Это,
во-первых, англо-германская
борьба за военно-морское
превосходство; во-вторых,
австро-германо-российские
разногласия в отношении
Балкан и Турции; и, в-третьих,
франко-германское
соперничество в вопросе
об Эльзасе и Лотарингии
и африканских колониях.
Разрешение этих проблем
было предоставлено
дипломатам. Как известно
из опубликованных ныне
документов, большинство
из них отнеслось к этому
делу вполне
добросовестно. Однако,
несмотря на добрые
намерения тех, кто
осуществлял "секретную
дипломатию", эти три
проблемы становились
все более запутанными и
трудноразрешимыми.
Приближалось время,
когда задача распутать
их перейдет от
дипломатов к военным.
Нет сомнений в том, что
международную
обстановку определяло
англо-германское
соперничество. Когда же
германское
правительство
окончательно решило
ускорить начало войны в
Европе? Еще в России, да и
некоторое время после
отъезда оттуда, я
придерживался
общепринятой точки
зрения о том, что
Германия приняла
решение о начале
превентивной войны
сразу же после того, как
в 1914 году на тайной
конференции лидеров
большинства Думы ("Прогрессивного
блока") в самом конце
весенней сессии была
одобрена широкая
военная программа,
предусматривавшая
радикальную
реорганизацию
оборонительной системы
России вдоль западной
границы. Теперь же,
пересмотрев германскую
политику периода
Балканских войн, я
пришел к выводу о том - и
это мое глубокое
убеждение,- что
германское командование
утвердило план
превентивной войны еще
летом 1912 года.
Подготовка к ней
последовательно и
спешно осуществлялась
как во время Балканской
конференции, так и после
нее.
В феврале 1912 года
Британское
правительство
предприняло последнюю
попытку достичь
соглашения с Германией о
прекращении
строительства военных
кораблей в обоих странах.
Для переговоров по этому
вопросу в Берлин был
направлен влиятельный
член кабинета министров
и сторонник
дружественных отношений
с Германией лорд Холдейн,
который провел там ряд
важных встреч с
представителями
политических и
официальных кругов. Как
и следовало ожидать,
миссия лорда Холдей-на
завершилась полным
провалом, и он вернулся в
Лондон с пустыми руками.
Берлинское
правительство не было
склонно заключать какое-либо
соглашение о военно-морских
силах до тех пор, пока не
произойдет определенных
изменений во внешней
политике Англии, на
которых настаивала
Германия.
Великобритания, со своей
стороны, вообще никогда
не была склонна идти на
уступки в своей внешней
политике, тем более не
могла себе этого
позволить в 1912 году.
За отъездом из Берлина
лорда Холдейна почти
немедленно последовало
решение о
дополнительных
ассигнованиях на
усиление германских
военно-морских сил. 8
марта рейхстаг утвердил
второй законопроект о
развитии военно-морских
сил, внесенный адмиралом
Тирпицем.
Миссия Холдейна была
последней попыткой
Англии предотвратить
вооруженное
столкновение с
Германией. Когда она
потерпела провал, то, как
мне рассказывал в
Лондоне в 1918 году сам
Холдейн, неизбежность
войны стала очевидной. И
с лета 1912 года к ней
стали лихорадочно
готовиться все
европейские державы.
По инициативе
британского
адмиралтейства между
правительствами Англии
и Франции было
достигнуто
сверхсекретное
соглашение, о котором не
было никаких упоминаний
в официальных
документах, касавшееся
дислокации их военно-морских
сил. Весь британский
военный флот
предполагалось
сконцентрировать в
проливе Ла-Манш и в
Северном море -
Великобритания тем
самым брала на себя
защиту северного
побережья Франции;
французский же флот
предполагалось
сосредоточить в районе
Средиземного моря.
Приняв на себя
обязанность на случай
войны с Германией
охранять северное
побережье Франции,
кабинет Асквита и Грея
пошел на обязательное
участие Британии в войне,
в которую в силу союза с
Францией неизбежно была
бы втянута и Россия. В
Берлине это англо-французское
соглашение о сферах
действий флотов двух
стран, которое не
укрылось от внимания
германской разведки,
положило конец
последней надежде
Германии на подрыв по
дипломатическим каналам
англо-франко-российского
согласия.
Французский кабинет, в
свою очередь, уверенный
в поддержке
Великобритании,
полностью пересмотрел
свои отношения с Россией
по вопросу о положении
на Балканах. 25 октября 1912
года русский посол в
Париже А. П. Извольский
информировал министра
иностранных дел С. Д.
Сазонова о следующем
политическом заявлении
французского кабинета:
"Отныне Франция
считает, что
территориальные
притязания Австрии
нарушают общий баланс
сил в Европе и
соответственно интересы
самой Франции".
Иными словами, Франция
поощряла Россию занять
более жесткую позицию на
Балканах. Одновременно
Франция стала оказывать
давление на Россию с
целью заставить ее как
можно скорее
реорганизовать и
усилить вооруженные
силы и без промедления
закончить строительство
важных в стратегическом
отношении железных
дорог.
Сама же Франция
осуществила, начиная с
1911 года, ряд мер по
укреплению мощи своей
артиллерии и к тому
времени располагала
достаточным числом
тяжелых полевых орудий.
В августе 1913 года была
завершена модернизация
армии и был введен
трехлетний срок
воинской службы, хотя
закон об этом был принят
после долгого и упорного
сопротивления со
стороны профсоюзов,
социалистической партии
и левых радикалов. Все
законы об ассигнованиях
на перевооружение и
увеличение вооруженных
сил вызвали сильнейшее
противодействие в
парламенте, тем не менее
в конечном счете были
утверждены.
В общем, общественное
мнение в странах Антанты
- Англии, Франции и
России - не было
подвержено тем
милитаристским и
шовинистическим
настроениям, которые
господствовали во всех
слоях германской
общественности.
Все европейские
социалистические партии
(включая германскую) на
своих съездах, как и
организации рабочих,
голосовали против войны
и за всеобщую забастовку,
если "капиталисты"
ее развяжут. Против
любой войны была
настроена в основном и
вся общественность
России. Страна в эти
предвоенные годы была
чрезмерно занята
борьбой с "режимом
Распутина".
Изучив информацию о
военном, политическом и
психологическом
положении в странах
своих потенциальных
врагов, немцы посчитали,
что она говорит в пользу
более чем вероятной
победы Австрии и
Германии, но такая
вероятность будет
уменьшаться с каждым
годом промедления,
поскольку время
работает на укрепление
военной и
психологической
готовности держав
Антанты.
К концу 1913 года все
было готово для
нанесения первого удара,
требовалось лишь
выбрать удобный момент.
Он наступил 15 июня 1914
года.
В тот день прибывший с
визитом в Боснию
эрцгерцог Франц
Фердинанд ехал в
открытой карете вместе
со своей
морганатической женой
без всякой полицейской
охраны по улицам Сараево.
Когда на одной из улиц
карета завернула за угол,
к ней подбежал молодой
человек и несколькими
выстрелами из
револьвера убил обоих.
Убийца, Гаврила Принцип,
принадлежал к сербской
ультранационалистической
террористической
организации "Черная
рука".
Это трагическое
событие потрясло, вызвав
волну возмущения, всю
Европу. В
правительственных и
политических кругах
возникла серьезная
тревога в связи с тем,
что пожар на Балканах,
только что потушенный
объединенными усилиями
великих держав в ходе
Лондонской конференции,
может легко возгореться
снова, и снова
возобновится
напряженность между
ними. Тревога вскоре
улеглась. Австрийское
правительство поспешило
заверить Санкт-Петербург
в том, что не намерено
предпринимать каких-либо
акций военного
характера. А через
неделю после убийства
эрцгерцога кайзер
Вильгельм II отправился
на летний "отдых" в
норвежские фиорды.
Отъезд германского
императора окончательно
убедил Европу в том, что
мир будет сохранен.
Наступило обычное
политическое затишье
летнего сезона. Стали
уезжать в отпуск
министры, члены
парламента,
высокопоставленные
правительственные и
военные чиновники.
Трагедия в Сараево
никого особенно не
встревожила и в России;
большинство людей,
связанных с политикой, с
головой ушли в проблему
внутренней жизни. Даже
исходя из того, что
известно нам сегодня,
трудно представить, как
случилось, что никто из
правящей верхушки в
Европе, за исключением
германских и
австрийских
заговорщиков, не
почувствовал, что покой
благословенного лета -
всего лишь затишье перед
надвигающейся ужасной
бурей.
В июле,
воспользовавшись
парламентскими
каникулами, президент
Французской республики
Раймон Пуанкаре и
премьер-министр и
министр иностранных дел
Рене Вивиани нанесли
официальный визит царю
Николаю II, прибыв на
борту французского
линейного корабля. На
обратном пути из России
они намеревались
совершить визит в
Скандинавские страны.
Встреча 7-10 июля
состоялась в летней
резиденции царя,
Петергофе. Ранним утром 7
июля французские гости
перешли с линкора,
ставшего на якорь в
Кронштадте, на царскую
яхту, которая доставила
их в Петергоф. После трех
дней переговоров,
банкетов и приемов,
перемежавшихся смотрами
очередных летних
маневров гвардейских
полков и частей Санкт-Петербургского
военного округа,
французские визитеры
возвратились на свой
линкор и отбыли в
Скандинавию.
Несколько позднее, в
тот же день ) 0 июля, в
Париже, Санкт-Петербурге
и Лондоне были получены
сообщения о том, что
правительство Австрии
вручило правительству
Сербии ультиматум,
условия которого
потребовало выполнить в
течение 48 часов.
Очевидно, что
предъявление
ультиматума в день
отплытия Пуанкаре из
России не было простым
совпадением. В течение
нескольких дней Франция
оставалась без
президента, без главы
кабинета и министра
иностранных дел; всеми
делами занимался один из
заместителей министра,
весьма мало сведущий в
международной политике.
В столь ответственный
момент Франция и Россия
оказались лишены
возможности
безотлагательно принять
совместные меры.
Требования,
содержавшиеся в
ультиматуме, были,
несомненно, неприемлемы
для любого
правительства. Ни одна
уважающая себя страна не
могла согласиться снять
с поста своих
официальных
представителей по
требованию иностранной
державы; ни одно
правительство не могло
под угрозой применения
военной силы разрешить
иностранцам вмешиваться
в свои административные
и юридические функции;
никакое правительство
не принесет извинений за
преступные действия,
которых оно не совершало,
согласившись в
противном случае на
признание
справедливости лживых
обвинений в своем
соучастии и
покровительстве. Даже
австрийский барон фон
Визнер, направленный в
Сараево для
расследования
обстоятельств убийства,
информировал 2 июля
австрийское
правительство о том, что
он не обнаружил никаких
данных,
свидетельствовавших о
причастности
правительства Сербии к
убийству.
Как только
правительство России
узнало об ультиматуме,
оно предложило Сербии
выполнить все
требования, кроме тех,
которые нарушали
основные права
суверенного государства.
Именно такую позицию и
заняло правительство
Сербии, изложив ее в ноте
от 10 июля. Венское
правительство расценило
ноту Белграда как
неудовлетворительную, и
с этого момента Австрия
и Сербия оказались в
состоянии войны. 15 июля
австрийцы подвергли
Белград артиллерийскому
обстрелу.
В тот же день лорд Грей
предложил немедленно
созвать конференцию
великих держав, однако
австрийцы отклонили
предложение Грея
обсудить вопрос австро-сербских
отношений, как вопрос,
который затрагивал их
национальное
достоинство. Берлин
поддержал Вену.
Все попытки русского
правительства
посредством прямых
переговоров с
австрийцами убедить их в
необходимости найти
мирное решение и внести
изменения в условия
ультиматума были
категорически
отвергнуты. А тем
временем германские
агенты в Западной Европе
всеми силами пытались
убедить общественность,
будто правительство
Сербии отклонило
справедливые требования
Австрии под давлением
агрессивных сил Санкт-Петербурга.
Эти утверждения были с
готовностью подхвачены
пацифистскими и
прогерманскими кругами
в Англии и Франции,
которые считали, что
именно Россия является
главным виновником всех
международных интриг,
ставящих под угрозу мир
в Европе.
Сегодня нет смысла
опровергать эти
абсурдные утверждения
или доказывать, что не
"преждевременная
мобилизация" в
русской армии стала
причиной первой мировой
войны. Даже летом 1917 года,
в разгар боев на русском
фронте, независимый
левый социал-демократ
Гаазе сделал в рейхстаге
официальное заявление,
за которое, окажись оно
ложным, его бы судили по
обвинению в измене.
Гаазе сказал, что через
неделю после убийства
эрцгерцога, 22 июня 1914
года, кайзер Вильгельм
провел секретную
встречу
высокопоставленных лиц
австрийского и
германского
правительств, а также
вооруженных сил. На этой
встрече было решено
использовать сараевскую
трагедию как предлог для
начала превентивной
войны против стран
Тройственного согласия,
и в соответствии с этим
был разработан
генеральный план
действий. По понятным
соображениям, чтобы не
вызывать подозрений у
Англии или России,
первую часть плана
следовало осуществить
одной лишь Австрии без
какого-либо участия
Германии. Следует
добавить, что такая
стратегическая уловка -
отъезд кайзера "на
отдых" - сработала
великолепно. Развеяв
подозрения своих
будущих противников,
Германия получила
трехнедельную фору для
подготовки неожиданного
нападения.
Зная о том, что
всеевропейская война
между двумя
группировками держав
неизбежна, что
Великобритания, имея
флот, не имеет - на тот
момент - сухопутной
армии, что
континентальные
союзники Великобритании
ведут ускоренную
реорганизацию и
перевооружение своих
армий, но пока не готовы
к войне, что Россия 1914
года - это не Россия 1904
года, что она стала
страной с
высокоразвитой
промышленностью,
включая военную, и, что
через два или три года
Франция и Россия
завершат подготовку к
войне и тогда их военный
потенциал превысит
военную мощь Германии,
немцы, как они полагали,
избрали единственно
возможный путь - застать
врасплох плохо
подготовленного врага.
Могла ли Россия,
которая была абсолютно
не готова к столкновению
с Германией и которая по
опыту 1908 года знала о
поддержке Австрии
Германией,
действительно
спровоцировать кайзера
начать войну? Безусловно,
нет. Документы о
причинах войны,
опубликованные в Белой
книге санкт-петербургского
правительства от 1915 года,
полностью исключают
такую возможность. На
первом военном сонете по
вопросу об австро-сербском
конфликте, который царь
провел за день до
артиллерийского
обстрела Белграда, было
решено объявить нa
следующий день, а именно
13 июля, о принятии мер
предосторожности, а если
положение ухудшится,
провести частичную
мобилизацию; она должна
была охватить 13 корпусов
в четырех военных
округах, не граничащих с
Германией. Министр
иностранных дел С. Д.
Сазонов немедленно
сообщил об этом решении
германскому послу в
Санкт-Петербурге графу
Пурталесу, указав, что
эти меры никоим образом
не направлены против
Германии и что не будет
предпринято никаких
действий против Австрии.
Кризис в Европе
развивался с такой
головокружительной
быстротой, что проводить
лишь частичную
мобилизацию как меру,
направленную против
Австрии, было
бессмысленно и по
техническим, и по
политическим
соображениям. Частичная
мобилизация не являлась
какой-то ступенью в
программе всеобщей
мобилизации в России на
случай войны, поэтому,
останься вопрос о ней в
силе, это могло бы лишь
осложнить положение
России в случае
критических
обстоятельств. Спешно
прибывший с Кавказа в
Санкт-Петербург
генеральный
квартирмейстер
Генерального штаба
генерал В. Н. Данилов
предложил генералу Н. Н.
Янушкевичу, только что
назначенному на пост
начальника Генерального
штаба, у которого уже не
было времени
ознакомиться с
мобилизационными
планами, пересмотреть
отданный приказ. Царю
для окончательного
решения были направлены
проекты двух отдельных
приказов - один о
частичной, другой о
всеобщей мобилизации.
Утром 16 июля из
Царского Села поступил
приказ о всеобщей
мобилизации, уже
подписанный царем; он
должен был вступить в
силу в полночь. К этому
времени военные власти
располагали надежной и
точной информацией о
концентрации германских
вооруженных сил близ
границ с Францией и
Россией.
Тем же утром 16 июля
граф Пурталес посетил С.
Д. Сазонова и в резких
выражениях заявил ему,
что продолжение в России
мобилизации, угрожающей
Австрии, вынудит принять
соответствующие меры
Германию. Тем не менее в
течение того дня, 16 июля,
Николай П поддерживал
постоянную связь по
телеграфу с кайзером,
который к тому времени
возвратился из "туристической
поездки" к норвежским
фиордам. Ошибочно считая
после получения одного
из посланий кайзера, что
тот искренне
заинтересован в мире,
царь в тот же вечер
направил ему ответную
телеграмму, в которой
выражал благодарность
за полученное послание и
отмечал, что оно резко
отличается от тона,
которым обсуждал
германский посол тот же
вопрос 16 июля на встрече
с Сазоновым.
Вечером того же дня
царь отменил свой приказ
о всеобщей мобилизации и
вместо него отдал приказ
о частичной мобилизации,
который вступал в силу в
тот же срок - 17 июля.
На следующий день,
когда уже стало известно,
что 18 июля Австрия
собирается объявить
положение боевой
готовности и что
Германия абсолютно
открыто проводит
военные приготовления,
царь получил от кайзера
еще одну телеграмму,
составленную на этот раз
в более резких
выражениях. Германский
император дал вполне
ясно понять, что
Пурталес сделал
заявление в полном
соответствии с его
инструкциями и что, если
Россия не отменит
мобилизации, на царя
ляжет вся
ответственность за
последствия. В ответ на
это царь после
мучительных колебаний в
конце концов отменил во
второй раз частичную
мобилизацию и отдал
приказ о всеобщей
мобилизации, установив
срок его вступления в
силу ровно в полночь 18
июля.
Позднее, стремясь
избежать раздражения
Германии, царь запретил
военным кораблям без его
предварительного
разрешения минировать
воды Балтийского моря. 17
июля Адмиралтейство
получило донесение о том,
что германский флот
покинул Киль и
направился в сторону
Данцига. В ожидании
распоряжения царя
командующий Балтийским
флотом адмирал А. М.
Эссен направил
начальнику штаба военно-морских
сил адмиралу А. И. Русину
телеграмму с просьбой
просить разрешения царя
на немедленное
минирование. Телеграмма
была получена около
полуночи 17 июля.
Несмотря на поздний час,
начальник штаба в
сопровождении ближайших
помощников отправился к
военно-морскому
министру и просил его
разбудить царя и
получить его разрешение
на минирование. Военно-морской
министр решительно
отказался выполнить эту
просьбу. Попытки
прибегнуть к помощи
Великого князя Николая
Николаевича также
потерпели неудачу. Лишь
в 4 часа утра, когда
офицеры, посланные
Русиным к однополчанину
царя генералу
Янушкевичу, не вернулись
обратно, адмирал принял
решение нарушить
императорское
распоряжение и отдал
приказ о начале
минирования. Через
несколько минут после
этого было получено
согласие от генерала
Янушкевича.
Утром 18 июля в 11.30
адмирал Эссен по
радиотелеграфу сообщил
начальникам штабов о том,
что минные заграждения
поставлены.
Вечером того же дня
граф Пурталес посетил
министра иностранных
дел Сазонова и со
слезами на глазах
сообщил ему о том, что
начиная с полуночи 18
июля Германия находится
в состоянии войны с
Россией.
