|
# — вопрос к тексту
МОРСКОЙ ВОЛК
Ходят волны такие,
что
Ух ты!
Только Ма не волнуется зря.
И в фиорды?
лагуны
и бухты
Будет он опускать якоря.
Все на свете увидит,
узнает,
Все услышит,
оценит,
поймет,
И дорогу к счастливому краю
Обязательно в жизни найдет/
* О'ТЕЦ
* БЕГУЩАЯ ПО ВОЛНАМ
Она учит
бросаться в бой,
плакать,
горьких не пряча слез,
громыхать,
как морской прибой,
и безмолвствовать,
как утес.
Она учит
и бить в набат,
и баюкать, как ветерок;
верить в утро,
когда закат,
твердо помня — всему свой срок.
Она учит
родиться вновь,
превращаться в гранит и медь,
млеть от ласки,
вкушать любовь
и разгневанно пламенеть.
Она учит
и сквозь сплошной мрак
вглядываться в века;
почке радоваться одной
и оплакивать смерть цветка;
и с дороги,
какое б зло ни теснило нас, не сходить;
в зное — свежесть, во льду — тепло,
* Она внимательно-нежная,
словно мать,
беспощадно-суровая,
как судья.
Она хочет
добру научить,
жить
волнуяся и любя,
не давать пощады
врагу,
но сперва
победить себя.
Она учит
людей уважать,
восторгаясь, гневаясь и любя.
Волноваться
за общий покой
и в борьбе не щадить себя.
Как палач,
как друг,
как мать
не устанет она повторять:
"Живи хорошо, мой друг,
если всем хорошо вокруг".
И
Не даст успокоиться нам
она —
Бегущая по Волнам.
Избавивши яхту от вредного груза,
а тело от лени, от жира и пуза,
и лоцмана он подыскал себе,
такого, что не оставить в беде
на "...беде".
Она не торчит постоянно на вахте
на яхте,
скитаясь по свету и тут и там,
в любую минуту явится к вам.
Она и тут,
она и там,
Бегущая по Волнам.
Ни для кого не новость,
что ее фамилия совесть.
Теперь он уверено в море идет.
Полный вперед!
НОВОСТЬ ПРО СОВЕСТЬ
Она — невидима, а потому каждый видит ее по-своему. Одним она кажется прекрасной,
другим — ужасной. Она живет с людьми и вмешивается во все их дела.
Люди испытывают угрызения совести, муки совести и в то же время Основной Закон
объявляет свободу совести (статья 124 Конституции СССР).
Легко жить со спокойной совестью. Правда, говорят, что у некоторых она уснула,
некоторые умудряются заглушить совесть, а некоторые даже торгуют совестью, но
большинству совесть не позволяет делать что-либо бессовестное. Она прекрасна,
пока чиста.
...Ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить,
Ничто, ничто... едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над темной клеветою.
Но если в ней единое пятно,
Единое случайно заведется:
Тогда — беда! Как язвой моровой
Душа сгорит, нальется сердце ядом,
Как молотком стучит в ушах упрек,
И все тошнит и голова кружиться...
...И рад бежать, да некуда... Ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста...
Некоторым она кажется ужасной.
...совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, это ведьма,
От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мертвых высылают...
Сберечь ее в чистоте удается далеко не каждому. Чаще всего стараются прикрыть
ее одеждами и словами. Как исключение изо всего сказанного добавляют: "По совести
говоря".
Человек может одеваться в белоснежные одежды, принимать ванны, душ, баню, а
всем видно, что совесть нечиста.
А есть люди в лохмотьях, лишенные всего, а о них пишут книгу "Люди с чистой
совестью". Есть народности, развитие которых отстало от просвещенных стран. Они
живут в тайге, в тундре, в степи, в горах. Одежда и быт их не блещут чистотой,
но чистота совести поражает самых просвещенных людей. Читая, мы любим Кожаный
Чулок, Серию Сову, Дерсу Узала, Улититкана.
СОВЕСТЬ ЗАГОВОРИЛА
"— Федорыч, обожди!
И вслед за этим подходит ко мне мужчина со смуглым серьезным лицом. Да это
же Виктор Федорович Козлов, бывший продавец, а теперь пенсионер.
— Спасибо тебе за отца! — говорит. И крепко пожимает руку.
Руку ему жму, но всем своим видом выражаю недоумение. Отца то моего уже четырнадцать
лет в живых нет. Конечно, прошу пояснения. И он объясняет мне, за что, почему
благодарит.
— Больше тридцати лет, — говорит, — стоит у меня русская печь, сделанная твоим
отцом, и хоть бы одна трещина... А какая удобная: жар с утра до утра держит и
дров требует мало... Вот это был мастер! — Он восхищенно прищелкивает языком,
а потом кивает на соседний дом. — Вон у соседа печь его кладки одну избу простояла
и уже во второй стоит. И все как литая! Когда старый дом ломали, хозяин поминутно
рабочих предостерегал: "Смотрите, ребята, осторожней, не повредите печь!" Так
и служит она, голубушка, по сей день... То-то вот... Больше нет таких мастеров.
Учились тут у него, да не дошли до дела...
Стоял я, слушал Виктора Федоровича и, признаюсь, до глубины души был взволнован
неожиданной и столь необычной благодарностью. А потом, идя далее своим путем,
думал об отце, вспоминал его. И вдруг всплыл в памяти эпизод, рассказанный им
в кругу нашей семьи. Ясно так вспомнился.
Один раз в жизни, признался отец, соблазнился он сделать печь кое-как, побыстрее,
как некоторые другие клали... Так, чтобы дым шел и в дверь, и в окошко, а в трубу
немножко... Дело было в деревне Астанчурге. Надел фартук и давай наворачивать.
Хозяйка едва успевает глину месить и кирпич подавать... К вечеру печь была уже
почти готова.
А лег печной мастер спать — совесть в нем и заговорила. Словно чужой голос
в душе слышится: "Что ты делаешь? Легких денежек захотел? Если заказчица в твоем
деле не разбирается, так разве можно ее обижать?" И начала, начала распекать его
совесть, как ворчливая баба. Так почти не заснув, всю ночь и промучился. И только
дождался рассвета, — взял и раскидал только что сложенную печь до основания.
Пришла хозяйка-марийка, разинула рот от удивления:
— Ай-ай! Федор, Федор, что ты сделал? Зачем печку сломал... Больно хорошо была...
А отец ей отвечает.
— Ничего. Я тебе еще лучше сделаю.
И начал снова, да так, как самому по нраву. Ряд к ряду и кирпич к кирпичу подгоняет,
печь кверху ведет. Встает она, ладная, складная. Ну, совесть понемногу и замолкла.
Стала душа на место..."
ПЛЕМЯ МУЛИ
Мули — это крохотный атолл, длиной в 9 км, шириной в 1,300 км. Племя, населяющее
атолл Мули насчитывает 250 человек. Жители почти оторваны от внешнего мира. Племя
управляется по неписаному закону, который передается из поколения в поколение
устно и не меняется много веков. Он известен (со вестен) каждому жителю.
* Коралловое море, Тихий океан, Австралия
В основу закона положены два принципа: внимание к слабым и справедливое распределение
собственности племени.
Исполнителями этого закона выбирают самых мудрых людей. Они составляют совет
старших и избирают вождя на всю его жизнь. Пост вождя почетный, но прежде всего,
обязывает к скромности. Власть вождя непререкаемая, но зависит от совета старших
и исключает надменность и произвол, которые считаются непростительным грехом.
В этом неписаном законе есть такая неписаная, но нерушимая статья: "Если вождь
поступил дурно и тем унизил свое звание, то вождь будет бит самым сильным мужчиной.
Но этот мужчина сперва попросит прощения у вождя, а потом начинает наносить ему
удары кулаком, не касаясь лица, причем избиваемый не имеет права уклоняться от
ударов. Это продолжается до тех пор, пока вождь не ослабеет. Тогда он просит пощады
и дает обещание стать хорошим человеком. Проступок будет искуплен хорошими делами
и о нем никогда не вспомнят.
А тот, кто бил вождя, отправиться рыбачить и принесет черепаху или лучшую рыбу,
будет заботливо ухаживать до его полного выздоровления.
Но эта привилегия только вождя. Бить никого нельзя. А скомпрометировавших себя
старшин просто изгоняют из совета старших.
Ма читал о Робинзоне,
Как он был на этой зоне,
Как он проявил заботу:
— Чти-ка Пятница Субботу.
Вместо бога Писи-Кака
Получи Иисуса на-ко.
Почитай своих господ
И не суйся наперед!
Вот заботу проявил —
Хреном редьку заменил.
А потомки Робинзона
Говорят о рабстве снова.
* * *
Нет! Пускай любой зулус
Узнает науки вкус.
Что ты тут ни говори
Дикари есть дикари.
Нелестное название.
Надо дать им знание.
Дело просветителя без кровопролития.
Дикари Ма не бояться.
Люди к знаниям стремятся.
Все им в диво, все им ново,
Все чудно и незнакомо,
Ко всему есть интерес.
Начинается прогресс.
Ма завел свои порядки:
Роздал книги и тетрадки.
И читают дикари:
"Мы не рабы
Рабы не мы".
Дал он много или мало
То, что совесть подсказала,
Чтобы шел народ
вперед.
*
Так Максим, в конце концов,
Шел дорогою отцов,
С прошлого столетья
Отдававших силы детям,
И не ездя по морям,
Помогали дикарям.
Посмотри и ты скорей
нет ли новых дикарей,
Не с острова далекого
а вокруг да около.
*
Слова ветшают
до главного самого...
Хочу заставить
сиять заново
прекрасное слово
ВЛАСТЬ
ВЛАСТЬ
На древнерусском и на некоторых славянских языках слово ВЛАСТЬ произносится
ВЛАДА.
Владением называлось место, на котором владели, устанавливали свой ЛАД какое-либо
племя, род, община.
Владеть — заботливо устанавливать лад на том месте, которое принадлежит людям.
Порядок между людьми во ВЛАДЕНИИ устанавливал опытный старец, которого называли
ВЛАДЫКО, которого все уважали и беспрекословно подчинялись, чтобы не разладились
быть и труд. Он учитывал общий интерес и улаживал все неурядицы. Помощницей этого
старца была старшая из женщин, которую называли Ладой, она улаживала домашний
быт, не допуская разлада между домочадцами.
Ладно — соглашается человек, убедившись, что делать так, как ему предлагают,
будет хорошо. Заладил, говорят о человеке упрямо настаивающем на своем, словно
играя на одном ладу музыкального инструмента, а бывает, что и музыкальный инструмент
дудит, а не ладится, а музыкант не может совладать с ладами. Порой удается совладать
с противником, но трудно владеть собой.
Лад — прекрасное слово, выражающее лучшее в быту и труде.
Наладить дело, все приладить и дело слажено само ладится
У домашних хозяек свой лад в их владении: приготовить пищу сладкую, чтобы она
давала наслаждение и усладу жизни.
Кладь укласть так, чтобы она действительно кладью. Кладкой называют умение
класть стены из камня и кирпича так, чтобы все было ровно прилажено, сложено,
уложено.
Клад — то, что надежно спрятано для хранения. Кладовая — помещение для надежного
хранения.
Укладка, — сундучок для укладки инструментов. Кладбище, где с честью захоронены
умершие. Ладья — полотно, непротекаемо постороннее судно. Словом, где есть корень
ЛАД без отрицательной приставки должно быть хорошим.
Но нам придется столкнуться со словами, потерявшими свое первоначальное значение
ВЛАСТЕЛИН, ВЛАДЫЧЕСТВО,
Тут дело неладное.
В такой же прекрасный день, как двести лет тому назад, жители одного из полинезийских
островов увидели, как от алеющей зари, отделилось судно с алыми парусами.
Жители затерянного в океане островка Тити-Тики знали из устных преданий как
в 1769 году, как белое облако, появился корабль под командой божественно-мудрого,
чудесно-могучего, повелевающего громами и молниями капитана Джеймса Кука, который
вывел их из первобытного состояния каменных орудий в век железа, дав им топоры,
лопаты, мотыги, ножи, гарпуны, крючки, котлы и многое, что облегчило их труд и
быт.
Кук был объявлен богом и жители принесли ему обильную жертву плодов, мясо,
рыбы. После чего корабль Кука исчез, словно растаял в небе. С надеждой ожидали
жители, когда доброе божество снова вернется. И вот появился сказочно-чудный корабль.
НА палубе яхты стоял человек, стройная фигура которого напоминала статую античного
божестве.
Островитяне вышли навстречу кораблю на своих пирогах, чтобы проводить его в
самую надежную и удобную бухту.
Тити-Тики — без сомнения, прекраснейший остров Южных морей, а возможно, и всех
морей Земли, Высокая доломитовая гора в центре небесно-голубой лагуны, окруженной
короной атоллов. А вокруг бесконечные темно-голубые воды океана. Но коралловый
пояс — коварнейший лабиринт для тех, кто хотел бы подойти к острову. Яхта встала
на якоре, а Максим с почетом был доставлен на берег. Имя его островитяне поняли
по-своему и называли его Маг Сим, утвердив этим его волшебную силу.
Островитяне оказали Максиму высшую почесть, посадив его на трон, вылитый из
золота и выложенный слоновой костью и черепами людей. К подножию трона островитяне
нанесли горы пищи, фруктов, лакомств и напитков. Встав на колени и падая ниц,
они выражали полную покорность его воле.
Максим был объявлен высшим божеством, а помогать ему вызвались самые умные
(хитрые) и храбрые (нахальные) люди. Прежде всего они проводили его в густую рощу
на высокой горе, добраться куда можно было только по узкой тропинке и пометили
в роскошный храм наложив на это место табу. Ссылаясь на необходимость служить
божеству, жрецы отделились от народа и приказали построить для них роскошные жилища
на окраине священной рощи. Продукты принесенные в жертву божеству, они забрали
себе и пировали целую неделю. В конце каждой недели и по установленным особоторжественным
дням устраивались праздники, где устраивались пляски, люди наряжались в самые
причудливые одежды, украшая себя чем только можно и снова приносились обильные
жертвы.
Максиму приятно было смотреть на ликование людей и сам он, при помощи жрецов,
одевал на себя множество украшений. Все дни Максим прогуливался в прохладной роще
и обдумывал улучшения, которые могли бы улучшить положение людей и организовать
справедливую жизнь. Жрецы не допускали к народу.
— Не ходи к народу. Они — дикари и могут обидеть тебя. Они не понимают твою
речь, а их речь груба и недостойна изучения. Мы ближе к ним, они понимают нас,
и мы знаем их.
И Максим передавал свои советы и наставления через жрецов. Жрецы подобострастно
выслушивали его указания и трактовали их народу по-своему, а Максиму они докладывали
цифры охвата, внедрения, подъема, благосостояния.
И вдруг...
ни с того, ни с сего начала мучать, внезапно явившаяся Бегущая по Волнам. Напрасно
старался оправдаться: "Их много, а я один". "Тем более не они все должны идти
к тебе, а ты должен присматриваться к каждому". "Мне нужно все обдумать спокойно".
"Только в беспокойстве ты найдешь применимое к жизни решение".
И вот ночью он натерся сажей, чтобы стать чернокожим, оделся дикарем, то есть
разделся, спустился по скале и слился с народом.
Что он увидел?
Все, что советовал он, только дающее противоположные результаты. Так он, по
примеру своего царства Герцога Норфольского отменить частную собственность и жить
единой семьей. Это дало возможность жрецам брать все, что им нужно. Увидел и ужаснулся...
Тогда он вернулся, омылся, облачился в свой обычный морской костюм и направился
к людям. Жрецы старались удержать его или хотя бы окружить его плотным кольцом,
но он вошел в толпу народа и крикнул:
— Среди вас нашлись бессовестные люди, нарушившие закон Совести!
— О, источник справедливости! — хором воскликнули жрецы. — Укажи их нам и мы
положим их головы к твоим стопам.
Ты, конечно, догадался кого изобличил Максим, хотя лишил их не голов, а только
звания и заставил жить общей жизнью с людьми. Да и сам он стал простым начальником,
то есть начинал и показывал как надо работать.
Он не знал их языка, но они прекрасно понимали друг друга, когда на пустынных
местах начали строить дома, садить сады, орошать землю.
Он освоил их речь, которая показалась сперва бедной, но среди жителей острова
были певцы и поэты и он с наслаждением слушал сказания о Казы Каперу и Баян Слу,
о Кыз Жибек.
А он рассказал им о Бегущей по Волнам, которой только одной можно доверить
власть над душами людей и признать ее божеством.
ОСТРОВ СОКРОВИЩ
Понастроили дикари на острове и жилища, и школы, и электростанции, и заводы,
а, главное, установили на острове Закон Совести, который невозможно было записать
в сотни томов, но ничего было записать в блокнот; невозможно было заучить их,
но они были известны каждому. Его не могло изменить никакое законодательное учреждение
не ухудшив его. И люди и Максим принимали его не как чудо, а как должное, как
само собой разумеющееся. Кто будет удивляться солнечному теплу и прохладе горных
ледников лишь не было бы зноя и мертвящих морозов. У людей должен быть аппетит,
а не голод, усталость, а не утомление. Таков закон природы и народа.
Есть и другие законы разные для каждого: одному и дым родного дома "и сладок,
и приятен", а другой "ищет бури, как будто в бурях есть покой". А Максима опять
манили морские просторы, где есть неизведанные дали и неустроенные острова. Бегущая
по Волнам звала его на новые подвиги, но, как обычно, не указывала пути, — везде
можно быть полезным, всюду можно сделать хорошее.
Тоскливо бродил он по берегу. И вдруг он увидел бутылку, выброшенную прибоем.
Сам вид бутылки, обросшей ракушками, с засмоленной пробкой, казался началом героического
романа, оживали страницы книг Жюля Верна, Эдгара По, Стивенсона и других. И впрямь,
в бутылке оказался пергамент, на котором был изображен план острова и указаны
его координаты, а крестик указывал, очевидно клад.
Вот на горизонте показался одинокий скалистый остров, подступ к которому преграждал
барьерный риф. Поставив яхту на якорь и направился к острову на шлюпке, искусно
лавируя среди бурунов. Наконец он вступил на необитаемый безжизненный остров,
где среди камней и песка у истоков ручья росла небольшая рощица чудных тропических
деревьев.
Не откладывая дела, Максим определил место, отмеченное на плане крестиком и
вскоре откопал множество старинных сундуков, шкатулок, мешков наполненных золотом,
драгоценными каменьями, искусными изделиями ювелиров всех времен и народов. Сокровище
превышало, пожалуй, то, что когда-то досталось графу Монтекристо.
Все было извлечено из земли и сложено под деревьями, и только теперь Ма почувствовал
как он устал и проголодался.
Ну и что ж! Стоит только пройти к шлюпке и взять рюкзак с продуктами, но он
с ужасом увидел, что приливом шлюпку смыло и унесло на буруны, а цепки в открытое
море.
Он, обладатель несметных богатств, был обречен на голодную смерть. С презрением
глядел он на блещущие груды сокровищ, на которые можно было купить все, удовлетворить
все свои прихоти.
— Купить все? Попробуй! — шептала Бегущая по Волнам. — Ты должен сделать этот
остров действительно островом Неистощимых Сокровищ.
Разве заменит пригоршня золота пригоршню золотистого пшена?
Пригоршня золота — ничто без того, чем жив Человек.
В поисках пищи Ма обследовал остров и убедился, что остров вполне можно было
назвать Островом Смерти. Скалистые высокие горы постепенно понижались и превращались
в непроходимое болото. ПО берегам он увидел множество обломков кораблей, погибших
в течении нескольких столетий, встречал он и множество скелетов погибших от голода
людей.
Такая судьба ожидала и его. Недаром на бурунах у яхты сорвало еще одну букву.
"Еда" —
это все! Еда — это жизнь, а еды нет. Он обречен.
Это подтвердила и убедила увиденная им картина смерти.
В обрыве утеса Ма увидел пещеру и вошел в нее, но то, что он увидел, заставило
его оцепенеть от ужаса. За столом на бочке из-под рома сидел секрет. Оскал его
зубов казался зловеще-торжествующей улыбкой при виде живого, но обреченного на
медленную смерть человека. Скелет держал фалангами пальцев перо и казалось, что
писал что-то в своем дневнике.
Но Ма, видавший виды, скоро овладел собой и бесцеремонно взял из-под рук скелета
его дневник. Последняя запись была такова:
2.XI.1670 г.
"Прошло двадцать дней, как я доел копченые остатки моего помощника Юджина,
который был огромным и сильным, но не догадался съесть меня, руководствуясь как
всякий глупый человек какой-то совестью. Больше надеяться не на что. Скоро и я
умру.
Я —
обладатель несметных богатств, обладатель неограниченной власти на море, предававший
смерти бесчисленное множество людей. Я умру, но мне досадно, что ты будешь жить.
И вот я бросаю тебе бутылку, оплетенную прутьями с достоверным планом сокровищ.
Ты явишься и умрешь. Это немного утешает меня. Итак, погибай, обладая богатством.
В этом поможет она Бегущая по Волнам.
Капитан и рыцарь Серного Флага
корсар Тодт."
Ма презрительно взглянул на скелет, который, казалось, беззвучно хохотал.
— Ничего, господин Тодт, я еще зайду к вам посмеяться над вами, а пока сдайте
оружие.
Он забрал шпаги, кинжалы, пистолеты и с особой радостью забрал оковы, грудой
лежавшие в углу.
У ручья он разложил костер, в который бросил оружие и оковы.
Для раскопок он имел кирку, топор, лопату и набор слесарных инструментов. Скоро
по острову разнеслись звонкие удары молотка и шелест напильника. Из волокон пальмы
он сплел лески и поводки, накопал червей, наловил живцов и поставил переметы.
Через несколько дней на берегу вялилась и коптилась рыба. О голодной смерти не
приходилось думать.
Утомленный трудом, но ободренный успехами он засыпал. Ветер шевелил ему волосы,
а ему снилось, что Бегущая по Волнам гладила ему волосы и нежно шептала:
— Сделай остров достойным названия Острова Сокровищ.
Не задумываясь, не меря силы, Ма взялся за работу. От болот вдоль берегов он
укладывал каменный откос и засыпал илом, взятым из болота, и вскоре долина покрылась
луговыми травами. Из рощи высаживал сеянцы тропических деревьев. С гор, на обильные
пастбища пришли козы. Десяток козлят Ма поймал, приручил и они обеспечивали его
молоком, сыром, мясом, шкурами.
На острове появились островки жизни.
Но на карте он числился безжизненным островом.
Вскоре Ма стал свидетелем страшной по своей жестокости картины. К рифам подошел
военный корабль с которого начали высаживать изгнанников, борцов за то, что на
заре истории появилось на их, благословенной богами Олимпа земле. Их высаживали
на берег острова, люди оглядывали окрестность, читая свой приговор. Черные полковники
не обманывали, заявляя, что ни один репрессированный не будет казнен. Они умрут
сами. Расчет был верный.
И все же Черные полковники просчитались.
Едва шлюпки скрылись из виду, и корабль развернулся на обратный курс, к изгнанникам
вышел Ма и рассказал о смеющемся скелете, его записке и расчетах Черных полковников.
Но ведь они — коммунисты, противники смерти.
Если один коммунист мог начать большое дело, то может себе представить, что
сделали несколько сотен человек презирающих смерть. Описать размах строительства,
перечислить объекты, предать энтузиазм, то вам будет скучно читать, как первую
полосу газеты. Для нас это обычно, буднично, скучно. Если судить по-нашему, то
ничего особого не сделали. Ну очистили проход среди рифов, ну очистили прибрежную
полосу, соорудив молы, привели яхту "...еда" в тихую гавань, но стоять у причала
ей не пришлось, как не останавливались обитатели острова. Они обошли на яхте все
близлежащие острова, доставили скот, семена, саженцы, давая приют всем обездоленным.
Не жалея, они расходовали сокровища.
На что тратили сокровища пиратов обитатели острова?
На приобретение ила, навоза, тины, самой черной грязи. Из этого "неблагородного"
материла делали плиты полуметровой толщины, высушивали и продавали дороже хлеба.
Навоз собирали кочевники Аравии, ил брали в устье рек Нила, Ганга, Амазонки, грязь
брали из джунглей Индонезии и Индокитая. Много скотоводов и землекопов разбогатели
от торговли грязью.
Остров был выровнен тремя ярусами плато, откосы которых были укреплены камнями
и усажены деревьями, а поля уложены метровым слоем плодороднейшей почвы, привезенной
со всех концов света. НА этой почве буйно выросли семена и коренья находившегося
в ней, а также посеянные и посаженные людьми.
Теперь остров мог прокормить несколько стран с голодающим населением и истраченные
сокровища возвращались непрерывным обильным урожаем. Сокровища перешли в землю
на веки, но теперь они давали жизнь, а не смерть.
* На верхнем плато у края утеса обитатели острова построили огромный Дворец
Жизни с маяком, охраняющим жизнь мореходов, указывая путь в тихую гавань Острова
Сокровищ.
К остову Сокровищ и Жизни стекалось множество обездоленных людей. Остров расцветал,
жизнь наполнялась радостью, сокровища земли росли. Можно было жить и радоваться.
А Ма снова вглядывался в линию горизонта, словно пытаясь рассмотреть то, что
скрывается за загадочной чертой. Словом, сколько морского волка не корми, а он
на горизонт смотрит.
Он осмотрел яхту, устранил все недостатки, заменил ненадежные части, но название,
изуродованное рифами, оставил, хотя помнил, что не хлебом единым есть жив человек,
но без еды жив не будет.
Перед отплытием он зашел в пещеру, где сидел скелет корсара Тодта. Очевидно
от взрывов, которые выравнивали поверхность острова, положение скелета изменилось:
нижняя челюсть отвисла, словно от ужаса, пустые глазницы уставились в темный угол
пещеры.
Служитель смерти был побежден.
Жизнь торжествовала.
В одежде, в которую въелась грязь, но с чистой совестью Ма покинул Остров Сокровищ.
Товарищи с берега махали ему платками, но он смотрел только вперед, где ему казались
развевающиеся одежды
Бегущей по Волнам.
Наверное сам Эол-владыка, но самый тихий, ласковый, нежный из владык, покровительствовал
Ма, наполняя паруса яхты легким попутным ветром, или сам Эол стремился за Бегущей
по Волнам, увлекая яхту, а яхта шла ровно, стремительно, спокойно, если считать,
что направленное к цели стремительно, спокойно, если считать, что направленное
к цели стремление — покой, когда не мешают противные силы.
Пользуясь этим покоем, Ма занялся чтением книг. Как нарочно ему попадали книги
про ученых, сделавших ошеломляющие открытия и изобретения. Хотелось восхищаться
и прославлять гений человеческого ума.
Прославлять?
Нет, проклинать!
Так что же, в конце концов прославлять или проклинать?
Вот инженер Гарин изобретатель гиперболоида и открывший эвелиновый пояс для
того, чтобы стать властелином мира.
Вот человек-неведимка Уэлса, вот "Грядущий Адам" (?), вот "Властелин мира"
Джека Лондона... Одну за другой менял он книги. Менялись заглавия, имена действующих
лиц, но у всех была одна цель — господство личное или своей нации.
Кому же отдать предпочтение Нобелю или Дерсу Узала, Оленгеймеру или Матрене?
Сколько на Земле суровых безжизненных уголков. Вот опять остров — нагромождение
камней, не дающих жизни. Остров величественно поднимающийся из моря, словно гордясь
своей мертвой недоступностью ничему живому, считая это своей исключительной особенностью
выделяющей его изо всех.
Есть такие утесы и люди похожие на них. Они гордятся собой, хотя оснований
для гордости нет, а если нет, то этим они гордятся и считают ниже своего достоинства
(а в действительности ниже из способностей) участвовать вместе с солнцем, воздухом
и водой участвовать в создании жизни.
Но есть и другие люди с волей, несокрушимой, как утес, с целью стремительной,
как ветер, и сердцем теплым, как солнышко. Вот они-то и способны быть творцами
жизни на Земле. Люди способные мертвому давать жизнь, грубому — красоту, жесткому
— доброту.
Видеть равнодушно мертвую землю Ма не то, но к этому острову было невозможно
подступиться. Что мог сделать простой человек с этим исполином.
"Вот куда направить бы силы ученых," — подумал Ма. И Бегущая по Волнам уловила
его мысль.
Вскоре, подгоняемый попутным ветром, вслед за Бегущей по Волнам, шел корабль,
на котором плыла экспедиция ученых зодчих (созидателей, зиждители) и их ученики,
которые, подгоняемые Совестью, искали места, где можно было бы проявить все чудесные
возможности созидательного искусства, создать то, что еще не отмечено историей
архитектуры.
Их не испугали, а обрадовали утесы Мертвого Острова. Они, как сокровищам, были
рады запасам мрамора, гранита, базальта, алебастра, извести и других строительных
материалов.
Наука Зодчих и их учеников не была кабинетной, неподвижной, как камень. Сами
они были чудаками, то есть людьми способными творить чудеса, но не мановением
волшебной палочки, не словесным заклинанием, не тайнами чернокнижья, а поиском
жизни, напряжением всех сил и способностей мысли, дерзкой мысли — дать жизнь мертвому
камню, стать выше богов, исправить то, что не смогли сделать они, придав всему
совершенство, украсить природу и при помощи камня, достичь совершенства человеческой
жизни и самих людей.
* Мертвый остров, но не остров мертвых.
Драгоценные камин. Тебе представляются алмазы, бирюза, агат и др. Ты видел
их в витринах ювелирных магазинов, в Оружейной палате Кремля, возможно как украшение
богатых дам. Только где уж нам увидеть настоящие драгоценности. Ими обладают короли,
раджи, шахи, миллионеры. Драгоценные камни годятся только для украшений в особо
торжественных случаях, в кругу избранных людей, а большую часть времени их скрывают
(сокровища) в подвалах, в сейфах, в банках. Какая нелепость! — красота, которая
служит прихотям одного человека. Красота скрытая от глаз людей. Какая польза или
радость людям от этой красоты?
А вот люди нашили действительно драгоценные камни, из которых создаются колонны,
капители, фризы, картуши, розетки.
Вот такие драгоценные камни ты видел с детства на улицах города. Ты любовался
цоколем академии им. Фрунзе — зеркально-гладкий черный гранит, сверкающие голубые
искры. Видел панель магазина на ул. Горького из голубого гранита (финский гранит
дотов линии Маннергейма). Красный гранит Мавзолея. Но настоящую красоту гранита
узнаешь, увидев бюст Робиндраната Тагора, созданный скульптором Азгуром, вложившего
в гранит тепло своей души, которое оживило мертвый гранит.
Мрамор, гнейс, базальт, кварц, малахит, алебастр, каолин, терракота, которые
огонь человеческой души превращает в греческие амфоры, китайский фарфор, в хрустальные
вазы Чехии, в узоры витражей Кельна, в арабески майолики Самарканда, в смальту
византийских мозаик на радость всем людям.
Гений Человека дает душу камню — силу Моисей красоту Венеры Милосской, но оживить
камень полностью могут не руки рабов, наемников, поденщиков, а вольный гений.
Опять — построили здание, пусть величественное и прекрасное, но какая же тут
сказка. Вон их сколько построили. Чем может удивить сказка после МГУ, останкинской
башни, целой улицы Калинина, целого района Черемушки, не говоря о Эмпайр-Бильдинг,
Весминстере, Лувре, Ватикане?
Эх, рыбята, рыбята! Мне хочется, чтобы вы умели видеть сказку. Видеть душу
вещей, зданий, городов. Если вы научитесь видеть, то поймете, что в этих городах
нет тепла человеческой души. Да, да, души и тепла не от ТЭЦ, батарей, печей, каминов,
а живой души. Откуда возьмется у камня душа?
В том и сказка, что Человек с горячей душой создает своими теплыми руками и
передает каждому камню тепло своей души. Созидание, оживленное теплом души, вызывают
у человека только чувства радости. Душа, вложенная в камень, живет вечно и делает
прекрасным не только здание, но и живущих в нем людей.
Это могут сделать не те, кто изощряет свой ум, думая о своей славе или богатстве,
а те, кто, обдумывая неполадки жизни, всем сердцем воплощает замыслы сам. Чьи
мысли направлены только к заботе о людях.
Дать камню ту форму, которая не была бы нарядом, скрывающим неприглядность
тела, а такую, которая давала бы живую душу, согревающую жизнь людей.
АРХИТЕКТУРА — МАТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Думая о Городе Жизни на Мертвом Острове, зодчие думали о судьбе и жизни тысяч
людей, ставших семьей. Это могли сделать только ученые, познавшие свойства камня
и человеческих душ, умеющие придавать им совершенство.
Как alma mater (мать кормящая) жаждет отдать своему ребенку тепло и соки своей
груди, так и зодчие стремятся передать тепло своей души каждому камню, каждому
человеку. Мать не выбирает своих детей, а принимает их такими, какими они уродились,
совершенствуя их. Как мать не может помыслить о том, чтобы покинуть своих детей
и сменить их на других, так зодчие не думают о создании чего-то другого. Вся жизнь,
все помыслы, все знания отданы совершенству своего детища, своей большой семье,
чудесному городу, маленькой стране.
Каждый день, из которых слагаются годы, десятилетия, века, строители добавляют
то, что совершенствует жизнь, украшает ее.
Проектировать здания — проектировать жизнь людей.
Строить здание — строить счастье людей.
Зодчие медленно, но основательно возводили здание. На каменном острове среди
рифов им не хватало камня. То, что мешало людям, стало, служить им. Утесы были
выровнены и превращены в плато и террасы, рифы уложены в дамбы, отгораживающие
пристани и огромные садки для рыб, морское дно выровнено и углублено, а берега
засыпаны белым мраморным песком. Остров оживал, принимая прекрасные формы, но
еще не получил полноты жизни.
У СОВЕСТИ СВОИ ЗАКОНЫ
Бегущая по Волнам привела сюда экспедицию ученых чудаков и их неугомонных учеников,
которым плодородная земля казалась азбукой, не дающей возможности проявить все
возможности науки, которую они называли не сельским хозяйством а ЗЕМЛЕДЕЛИЕМ,
и они искали мертвое место, которому можно было бы дать полный расцвет жизни и
предельное плодородие.
Это были чудаки (корень слова "чудо"), которые Каменную Степь, Голодную Степь
превращали в цветущие сады и обильные нивы, но это считали очень слабым использованием
науки земледелия. Они мечтали сделать землю.
О как они обрадовались безжизненной почве Мертвого Острова, которая со времени
ее сотворения не породила еще ни одной былинки, не дала приюта ни одному живому
существу.
Вот место достойное творчества тех, кто посвятил свою жизнь деланию Земли.
И они начали создавать Землю.
*Делающие землю
ДУМАТЬ НАПРЯЖЕННО,
ЧТОБЫ ИЗБАВИТЬ ЛЮДЕЙ ОТ НАПРЯЖЕННЫХ ДУМ
Обрадовались мертвой земле.
Чудаки! А еще ученые. Мало ли плодородной земли, ожидающей человеческих рук.
Но они искали место не для приложения рук, а всех сил ума. Не освоить землю,
чтобы присвоить ее плоды, а создать землю от первозданного хаоса к совершенству
ее красоты и изобилия. Оживить землю не ради ее самой, а ради того, чтобы оживить
душу Человека, живущего на Земле плодами земли. Оживить мертвую землю, побудив
ее к обильному плодородию, чтобы оживить человеческие стремления и направить их
к совершенству. Победить нужду и голод, сделать пищу доступной как воздух, а воздух
сделать целебным снадобьем здоровья, наполненным запахом лесов, лугов, садов.
Они думали о простом, чтобы о простейшем не думали все. Дать общую красоту,
радость — вот задача создания земли и почвы, на которой растет и развивается...
Человек. Этой простой задаче они отдали всю свою жизнь.
"Славно было на бумаге, но забыли про овраги," — смеются над кабинетными архитекторами.
Зодчие начали с оврагов, ущелий, утесов, лазили по недоступным скалам, чтобы
людям стала доступна красота Земли. В хаосе мертвых камней они видели альпинарии
покрытые эдельвейсами, роскошную тень дендрариев, гроты с хрустальными озерами,
пещеры с серебристыми каскадами родников, утесы с водопадами, заповедные уголки
со множеством чудесных, милых обитателей.
Чтобы можно было, свернув в шоссе или аллеи, очутиться в дебрях пущи, тайги,
джунглей в обществе маленьких доверчивых, забавных друзей, радующих пением, щебетом,
окраской, красотой движений.
* Какое нежное чувство любви пробудит в человеке простой серенький пушистый
беспомощный воробышек — слеток.
Чудаки!
Стоило ли сворачивать горы,
чтобы приютить воробьев, ужей, ежей,
пернатых и косматых обитателей лесов?
Стоит
и в первую очередь,
потому что они становятся воспитателями
лучших человеческих чувств.
* Шутка-прибаутка
У нас в Рязани
грибы с глазами,
их едят,
они глядят.
Ознакомившись с историей древней Греции, удивляешься, почему там, тогда, так
бурно развивались искусство зодчества, ваяния, литературы, были положены основы
множества наук. Древние эллины были учителями даже нашим современникам.
Такой взлет мысли обычно объясняют тем, что весь тяжелый, изнурительный отупляющий
труд был возложен на рабов, а свободным эллинам только и оставалось — заниматься
искусством и наукой.
Не будем оспаривать это объяснение. Даже охотно согласимся. Тем более, что
жители Острова Жизни установили у себя рабовладельческий строй, более грандиозный
чем в Элладе. Греческий аристократ имел несколько сотен или тысячу рабов, то жители
Острова Жизни имели их десятки и сотни тысяч на две тысячи господ.
Аристократа несли в паланкине четыре раба со скоростью 5-6 км в час, а жителя
острова везли ___ рабов со скоростью 100 км в час. Даже швея имела восемь лошадиных
сил.
* РАБОВЛАДЕЛЬЦЫ
Сурово обращались островитяне со своими рабами. Их держали в подземных помещениях,
питали только во время работы и, конечно, не давали никаких прав. Рабы, старея,
не выдерживали и изнашивались, тогда их безжалостно переплавляли и создавали новых,
молодых, более сильных и ловких, более покорных и выносливых.
Так на острове Жизни появился отряд гиплотов, которые, подобно древним спартанцам,
управляли работами, заставляя их работать с каждым днем все лучше, предоставив
своим господам заниматься искусством и наукой. Но? тоже подобно спартанским гиплотам,
они посвящали всю сою жизнь тренировке управления рабами, которые подчиняются
одному нажатию пальца, но подчиняются только силе ума, и если гиплот окажется
слабым, рабы могут убить его, покалечить или, в лучшем случае отказываются подчиняться.
Чтобы стать властелином рабов, нужно спартанское воспитание, а не быт сибаритов.
Земля-планета, земля-почва — это еще неразгаданная сказка, скрытая или в кувшине,
или в лампе Аладина, как покорный джин, или за дверью, которая откроется тем,
кто знает волшебное слово. Но волшебника иногда удается заглянуть в щелку и даже
достать крупинку сказочных сокровищ, а скоро он скажет: "Сезам, откройся!"
Я не буду засорять свою сказку цифрами, но разве они не крупинки сказки: в
Китае ученые вырастили урожай 280 ц с гектара, тогда как среднестатистический
урожай в этом году у нас был 11 ц с га.
Разве не чудо — шкура быка, одетая на тело тонкорунного барана; коляска у курдючного
барана, вынужденного возить свой тридцатикилограммовый нарост жира; свинья, неспособная
носить тяжесть наросшего на ней сала; кормовая трава, густая как руно, дающая
6 укосов за лето? Разве не крупинку сказки создал американский мальчик, заставивший
курицу нести 5 яиц в сутки?
* Слава чудакам, создающим сказку о скатерти-самобранке!
СВОБОДА. Здесь каждый мог увидеть, понять, оценить и выбрать себе определенное
стремление к совершенству, к труду, отдавая незначительную дань работе и службе.
Он видел, ___ как группа малышей с восторгом осматривала лаборатории, мастерские,
студии, восхищались чудесами, но группа постепенно уменьшалась. Каждый находил
что-то исключительное, чему он мог отдать свою душу, страсть и саму жизнь, потому
что это могло заполнить всю жизнь, стать ее содержанием. Одни оставались в лабораториях
и учились создавать сказки; другие оставались в мастерских и шли по пути начатом
Дедалом; третьи оставались в студиях и, подобно Пигмалиону оживляли камень, придавали
серому холсту краски жизни, третье измерение, прекрасному мгновению приказывали:
"Остановись!", подобно Орфею, усмиряли морскую бурю и поднимали бурю чувств в
душах людей; они давали людям сгустки солнца в аромат земли в плодах, которым
завидовали Геспериды, а нектар и амброзия — пища богов — уступали вкусу человеческой
пищи. Они не становились кабинетными филинами, книжными червями, жрецами, авгурами,
оракулами, пифиями. Нет! Это были простые люди, слышавшие музыку в полете шмеля,
видевшие в каменной глыбе Галатею, в куче навоза — нежные душистые лепестки роз,
способные подняться над Землей, чтобы рассмотреть то, что можно было усовершенствовать
на ней.
РАВЕНСТВО. О нет! Здесь не было людей одинакового роста; сплошных блондинов
(белокурых бестий); сверстников, равных годами; борцов, равных по силе; талантов,
равных по форме и содержанию. Равенство было в том, что они дополняли друг друга.
Мать не согласилась бы уступить своей заботы (ой нелегкие заботы) о своем ребенке,
но уступала свои права тем, кто мог развить и украсить душу рожденную и взращенную
ею. Вот здесь-то нужны были демиурги человеческих душ. Создавая уникумы искусства,
они создавали прежде всего прекрасные человеческие души.
Демиург, создавая уникумы не был одинок. Его окружали восторженные помощники,
последователи, — оруженосцы, которые готовились усвоить (сделать своими) таланты
учителя и превзойти его, а не только сравняться с ним. В этом и было равенство.
Возвысившись над учителем этим возвышал учителя, доставляя ему радость, потому
что родители и учителя не завидуют, а радуются успехам своих питомцев. Право отдавать
— право богатого духом. Отдавать, увеличивая общее богатство.
Равенство — потому что есть на кого равняться, стремиться за своим патроном,
увеличивая число своих клиентов, признающих превосходство над ними. Брать все
лучшее у всех, чтобы отдавать всем.
Вот прекрасная формула равенства, ставшая бытом обитателей Острова Жизни.
БРАТСТВО. Братство дружбы выше физического родства, которое не выбирается,
а дается судьбой, это сближает и заставляет заботиться о младшем и стремиться
сравняться со старшим.
Братство душ скреплено общим стремлением, общей мыслью, пониманием друг друга,
готовностью поделиться и принять. Братство в соперничестве, в постоянно стремлении
не отстать, быть достойным своего побратима, быть равным ему, стать великим, чтобы
увлекать младших.
МОРСКИЕ ВОЛКИ
Не могу я жить в покое,
Если вся душа в огне,
Не могу я жить без боя
И без бури, в полусне...
Под ярмом постыдной лени
Не влачить нам# жалкий век.
В дерзновенье и в стремленье
Полновластен человек.
Карл Маркс
ЗАДАЧА И НЕУДАЧА
Хорошо было смотреть как делается сказка. Но у Ма с детства была привычка,
увидев, заявлять: "Я — сам!" Он сам начинал мыть полы и разводил такую грязь,
что маме с трудом удавалось убрать ее. Он сам стряпал пирожки из белой муки и
они становились черными, зато ладошки — белыми. Он сам строгал дощечки ножом и
обрезал пальцы. Он сам разжигал костер и обжигал руки. Сам заготавливал хворост,
а царапины и одежду чинила мама.
Ну да кто старое помянет, тому от ворот — поворот. Теперь уж он не малыш. Правда
и дело нешуточное, одному не под силу, так он подыскал спутников не пристроившихся
к определенному делу. Решили они сами оживить один из многочисленных островов.
Как это сделать, всем было ясно, все было очевидно, ухослышно, рукощупно, носонюхно,
вкусоедно.
Дело понятное: создать человеку человеческие условия и человек будет человеком,
а помести в свинюшник, то он пожалуй, хрюкать начнет. Создать красоту и человек
будет красив. Недаром люди стараются комнату украсить — в комнате хаос и на душе
хаос. Красота... словом повторить то, что уже сделано, проверено, испытано. И
назвали остров Островом Радости.
По тому, как убрано в комнате: судят о хозяевах? А вот как убрана Земля можно
судить о тех, кто хвастливо называет себя царем природы? Вид ее не делает чести
ее хозяевам?
Это — к слову?
А сказка?
Сказка своим чередом.
Долго ли, коротко ли, а Ма и маисты повторили сказку Мертвого Острова: а нам
повторять ее нет интереса. Все сделано точь-в-точь: создана почва: построены дворцы:
рабы-роботы. А раз дело сделано: то Максима снова манили морские просторы: на
подвиги? Наберет себе спутников и оживляет мертвые острова по образцовому образцу?
Украсит остров и рад-доволен. Что ни остров: то чудо: которое ни в сказке не сказать:
ни пером не описать: а потому я ни рассказывать: ни описывать пытаться не буду.
Только Бегущая по Волнам не дает Ма покоя. Шепчет ему на ухо днем и ночью:
"Посмотри на дела свои: проверь: все ли сделано как следует: не обернулись ли
добрые намерения злом для людей".
Долго ли, коротко шла яхта на всех парусах вслед за Бегущей по Волнам трудно
сказать. Пролетали часы и мили, пролетали дни за днями, а яхта летела сквозь время,
преодолевая пространство.
Уже сгущалась ночная тьма когда из-за горизонта за ревом разноцветных огней
поднимался Остров Радости.
"Видно правильно люди живут, — подумал Ма. — Напрасно меня мучила Совесть.
Зло, обычно прячется во мраке. Темные дела не переносят света. При таком свете
никакое зло не спрячется".
Порадовали его и люди, которые были олицетворением приветливости и услужливости.
Едва пришвартовалась яхта, как к нему кинулись люди, наперебой предлагая свои
услуги, пожалуй, даже чересчур назойливо. Один помог донести вещи, другой подогнал
машину, третий проводил в дом для гостей, где ему приготовили комфортабельные
комнаты. Тотчас явился парикмахер, портной, массажист. Не успел он опомнится,
как был подстрижен, побрит, хотя борода еще не росла, опрыскан духами, даже сделан
маникюр и педикюр, приготовили паровую ванну, сделали массаж, портной принес костюм,
сшитый по последней моде, а потому очень неудобный, но обидеть отказом почтенного
мастера было неудобно.
Освободившись от забот услужливых людей, он сел за стол и тотчас ему был подан
ужин, который поражал изысканностью блюд и великолепием сервировки. Приветливые
молодые девушки и солидные мужчины предлагали все новые необычные лакомства и
напитки.
Одно только удивило Ма, что все благодетели после оказанной услуги просили
дать им золота, которое намеревались обменять на... чай.
Привыкший вставать рано, встречая зорю, на этот раз он проснулся, когда солнце
поднялось высоко, но прислуга в пустынном коридоре посмотрела на него с недоумением
и, нежно мяукая, спросила:
— Мау-дуй-ду! Что помяушало вам почивать? Мяу маягли бы подать вам кофе в постель.
Мяужет быть вы будете ням-ням?
— О нет! Благодарю вас. Я пройдусь по город.
— Мау-мя-у-у! — что, судя по тону, означало самые лучшие пожелания.
Жители города еще спали, но тротуары были вымыты, цветники политы и даже деревья
были омыты струями воды. Наверное железные рабы постарались на совесть, выполняя
запрограммированное задание.
Вот стали появляться люди, но одетые не для работы, а, очевидно, для карнавала.
Костюмы были самые эксцентричные, украшения самые вычурные, навешенные где только
было возможно — на пальцы, на руки, на шею, а где нельзя было прицепить, прокалывали
кожу, как, например, уши.
Лица были раскрашены так, что невозможно было узнать не только знакомого, а
вообще признать человека. Одежда была пестра и неудобна, которую можно было одеть
только на карнавал.
Солнце начало припекать и люди лениво тянулись на пляж, останавливаясь у пивных,
кондитерских и гастрономических павильонов, чтобы поднять бодрость духа и плавучесть
тела.
Пляж был усыпан мелким песком розового мрамора и покрыт розовыми ожиревшими
телами давно забывшими что такое труд. Пологий берег уводил далеко в море. Так,
где можно было плавать людям, плавали рестораны с самыми привлекательными названиями:
"Поплавок", "Пингвин", "Золотая рыбка", "Русалочка" и т.п. Глотнув нечаянно горько-соленой
морской воды, люди отчаянно глотали горьковатое пиво, русскую горькую, особую,
столичную, заедая легкой рыбной пищей и фруктами, пока не настало, по их обычаям
время обеда. Люди потянулись в город. Пляж пустел, покрытый пустыми консервными
банками, бутылками, коробками.
В ресторанах была готова мясная, жирная, вкусная пища среди которой шашлыки,
пельмени, шницели, антрекоты занимали скромное место, были такие блюда, названия
которых могли произнести только профессионалы-гурманы. Блюд готовилось множество
и для того, чтобы знать их вкусовые качества, нужна была солидная подготовка.
Вина требовали огромных знаний, умения различать их по сортам, по номерам,
по фирмам, по годам разлива, умения определить основу, букет, сахаристость; знать
какие вина перед каким блюдом надо пить, чем закусывать, какой формы рюмка нужна
для того или иного вина. Максиму легче было понять разговор фармацевтов, обсуждающих
свою работу, чем разговор гурманов, обсуждающих блюда.
Ма почувствовал голод и вспомнил, что он еще не завтракал, а потому вместе
со всеми пошел в ресторан "Услада". Там он заказал себе флотский борщ и полтора
метра сосисок, умял это с солидным батоном серого хлеба (пировать так пировать)
залив это двумя кружками пива. Прихлебывая маленькими глотками густейший чай,
который моряки спокон веку называют "медведь", а колымчане "чифир", дочитывал
журнал и остановился в кроссворде на слове из шести букв, обозначающее владычицу
острова, который посетил и благополучно покинул Одиссей.
Его сосредоточенность прервал человек респектабельного вида, которого он не
мог узнать, хотя когда-то они вместе ворочали камни, оживляя остров.
— Ма! Каким ветром занесло тебя. Или берега Радости влекут к себе. Мы, как
видишь, достигли совершенства в ощущении радостей, утонченности чувств и величия
духа. А ты все тот же. Впрочем, стремясь непрестанно вперед, невольно отстаешь.
Ты ищешь Liberte для всех и становишься рабом всех, а мы совершенно свободны,
потому что служим каждый самому себе.
— Ты, конечно, заметил, как изменился быт острова Радости, что аборигены —
демиурги достигли совершенства всех чувств: вкуса, зрения, слуха, обоняния, осязания
и шестого чувства — ощущения собственного "Я" — абсолютное божество, абсолютная
идея.
Ты, оставшийся на прошлом этапе развития, удивил всех своим примитивным потреблением
пищи, тогда как именно она — показатель эволюции человеческого духа. Зверь, и
равный ему по развитию человек, жрет, давясь и захлебываясь. Люди, находящиеся
на стадии развития животного старается утолить голод чем попало и как попало,
чавкая, сопя, хлюпая. Человек, занятый поисками радостей жизни, старается избавиться
от чувства голода, как от досадной необходимости, не замечая, что радости жизни
в нем самом, в его природе, в его физиологии. Человек высшего развития, обладающий
шестым чувством, ВКУШАЕТ, ощущая вкус каждого ингредиента, при участии всех пяти
чувств. Вкус дополняет гармония форма, цвета, запахов, тишины или музыки — поэзия
мгновений, симфония радости. Это священнодействие культа собственного "Я", при
котором каждый жрец самого себя. Наш ресторан — это храм, Олимп, Эдем, Валгалла,
кухня-алтарь, где каждое божество получает угодную ему жертву.
Мы заслужили это, не правда ли? Мы — демиурги — создали жизнь на этой земле
и было бы глупо, что бы упускать радости собственной жизни. Мы выполнили труд,
который не смогли совершить боги, так какому же богу служить, как ни самому себе?
Сложный труд требует множества сложных инструментов. У гурманов инструментов
больше, чем у хирурга, а тем более у слесаря. По красоте и ценности, по их применению,
они похожи на предметы обрядов религиозных культов.
История повторяется,
повторяясь прогрессирует.
"...накрыли стол, поставили поднос с шестью графинами разноцветных настоек.
Скоро вокруг подносов и графинов обстановилось ожерелье тарелок, ос всякой подстрекающей
снедью. Слуги расторопно поворачивались, беспрестанно принося что-то в закрытых
тарелках, сквозь которые слышно было ворчавшее масло... Закуске последовал обед.
Здесь добродушный хозяин сделался совершенным разбойником. Чуть замечал у кого
один кусок, подкладывал ему тут же другой... У кого два — подливал ему третий...
четыре... пять... Чичиков съел чуть ли не двенадцать ломтей... Хозяин... не говоря
ни слова, положил ему на тарелку хребтовую часть теленка, жаренного на вертеле...
— Два года воспитывал на молоке... ухаживал, как за сыном...
...За ужином пять объелись...
...Хозяин заказывал повару... И как заказывал! У мертвого родился бы аппетит.
— Да кулебяку сделай на четыре угла, — говорил он с присасыванием... — В один
угол положи ты щеки осетра да визиги, в другой гречневой кашицы, да грибочков
с лучком, да молок сладких, да мозгов, да еще чего знаешь там этого, какого-нибудь
там того... Да чтобы она с одного боку подрумянилась бы, а с другого пусти ее
полегче. Да исподку-то пропеки ее так, чтобы всю ее прососало, промяло бы так,
чтобы она вся, знаешь, этак растого — не то чтобы рассыпалась, а истаяла бы во
рту, как снег какой, так чтобы и не услышал...
А в обкладку к осетру подпусти свеклу звездочкой, да сняточков, да груздочков,
да там, знаешь, репушки, да морковки, да бобков, там, чего-нибудь этакого, знаешь,
того растого, чтобы гарниру, гарниру всякого побольше. Да в свиной сычуг положи
ледку, чтобы он взбухнул хорошенько.
Много еще Петух заказывал блюд. Только и раздавалось: "Да поджарь, да подпеки,
да дай взопреть хорошенько!" Заснул Чичиков уже на каком-то индюке..."
Гоголь "Мертвые души" гл. III.
Неторопливо выпив через соломинку сложный коктейль, друг предложил Ма доставить
удовольствие зрению. Ма начал было высказывать свои впечатления о веденном им:
уголки природы, где он наслаждался зрелищем форм, красок, грацией полета птиц,
движений животных, игрой дельфинов, но друг презрительно махнул рукой.
— Атавизм эпохи палеолита. Опуститься до природы — уйти от искусства. Мы, вопреки
богам, создаем свой мир форм, красок, причудливой грации. Так, как младенец, восхищаешься
зарей, а погляди на море огней, созданных и скомпонованных нами в гигантский калейдоскоп
и краски зари покажутся творением бездарного декоратора.
...Вот картина талантливого ньюсюфутуимрессиониста — чудо. Что ваш Репин, показавший
виденное, протокол далекий от поэзии, а здесь создается мир, в котором Я творю
формы, компоную силой своего воображения, разбуженного импульсом художника...
... Посмотрим обычную жизнь, скомпонованную в необычные образы. Это может испытать
все человеческие чувства не сходя с места, не тратя усилий, не вредя себе, вот
кино-картина "Я живу", здесь мы переживем порок и его опьянение, зло и его сладострастие
— весь набор чувств мук, страстей, извращений, это волнует кровь, а, следовательно,
помогает пищеварению и обостряет чувства.
Обострению чувств было подчинено все.
Дневной ресторан люди сменили на ночные бары, где были крепкие напитки и острые
закуски. Под стать им была будоражащая музыка бешеного темпа без мелодии и ритма,
танцы без пластичности и грации — конвульсия чувств.
Люди, признающие свободу личности (своей личности), чувствовали себя свободными
от законов общества и совести, признавая только требования чувств, делая их законом
своей личности, законом, который никто не имел права подвергать осуждению и даже
критики.
Став законом, чувства обнажались и изощрялись.
К услугам законодателей чувств было множество слуг, способных употребить тончайшее
искусство для возбуждения чувств, дразня прихоти.
— За свободу личности! — произнес друг, подымая рюмку янтарного вина.
— А где же Egalite и Fraternite, о которых мечтали?
— Tempora mutantur, et nos mutamur in illis. Мечты юности. К чертям! Я — демиург.
Я создал и постиг цели. Теперь я служу только себе. Все остальные пусть стремятся
достичь моего уровня, сравняться со мной. Совершенство — вот стимул жизни, ведущий
к равенству равных.
Сравняйся и будешь равным, достигнув, будешь братом.
Вот смысл жизни, стимул прогресса.
Глупо опускаться вниз, ради людей не имеющих чувства высоты. Их даже пугает
высота. Они сознают это, удовлетворяются своим положением и боготворят стоящих
вверху. Зачем тревожить их чувства? Пусть они остаются рабами интеллектуальной
лени.
И нашими рабами.
Рабы!!! И это говоришь ты, который стремился освободить людей от работы, переложив
ее на железных бесчувственных рабов, предоставив Человеку право на творческий
труд, на поиски, на полет мысли и фантазии.
Разве мало вам железных рабов?
— Эх ты sancta simplicitas, чистота наивности! Железные рабы не так уж безобидны.
Они порабощают людей. Они требуют ухода, заботы, профилактики, ремонта, усовершенствования
и людей, посвятившим им свою жизнь, свои чувства, ставших их рабами. У создателей
появилась любовь к своим творениям. В этом творцы находят свое счастье, которое
вытесняет личные чувства. Они — в заколдованном кругу, совершенствуют придумывают
все новых рабов, вместо того, чтобы унифицировать один эталон. Уже создано 1873
марки тракторов, вместо того, чтобы совершенствовать ЧТЗ (катарпиллае) и НАТИ
(интер), не говоря о марках автомашин, фотоаппаратов, телевизоров, до авторучек.
Рабы рабов находят в этом смысл своей жизни. Им не нужно утонченного питания,
а достаточно убить чувство (слово-то какое!) голода. Они, как белка в колесе,
им нужны условия для творчества. Мы охотно даем это.
Изготовленные рабы требуют своих повелителей. И они находятся. Отдают этим
суставчатым балбесам свою душу, вкладывают все силы, чтобы ощутить свою власть
над сотнями и тысячами лошадиных сил. Ради этого они лезут в грязь, в мазут, копоть,
их радует запах отработанных газов, пара, опилок осины, сосновых стружек, не говоря
о запахе сена. Это — их радость. Зачем отнимать ее.
К счастью, чем ниже по развитию властелины машин, тем ниже у них и запросы:
сытая объемная еда, крепкое оглушающее вино от которого и без того примитивные
чувства притупляются.
Создатели машин, мыслители науки, мастера техники, творцы искусства, проводники
культуры более утонченны, но у них нет времени изощрять свои чувства: наука требует
всей жизни, чтобы в конце ее составить таблицу элементов или хотя бы заполнить
одну из пустующих клеток. Техника требует всей мысли, чтобы создать "Фарман" и
идти к "Антею". Искусство требует всех чувств, чтобы создать симфонию и усладить
нас гармонией, пластикой тела в балете, образом роли на сцене, заслужить наши
аплодисменты и этим приблизится к нам.
К этому стремится каждый: красота без таланта довольна уж тем, что мы ценим
ее. Ловкость без мысли довольна тем, что развлекает нас, рискуя получить переломы,
вывихи, даже погибнуть на гонках, корриде, трапеции. Мастерство совершенствуется
в микрочастице, чтобы угодить нашему вкусу в питании, прическе, моде.
"Со словом кристаллы в нашем сознании связано представление о чем-то хрупком,
изящном и маленьком. Это мнение опровергают работы ученых Научно-исследовательского
института монокристаллов. Здесь выращивают кристаллы-гиганты, широко применяемые
в промышленности и в науке. Для получения новых монокристаллов надо хорошо знать
их сложное строение. Это одно из важных направлений научного поиска."
"ПОГРУЗЧИК-БОГАТЫРЬ может поднимать и перевозить грузы весом 25 тонн. Высота
подъема на вилах — 3,5 метра.
Новые погрузчики найдут применение при монтаже промышленных объектов, на металлургических
заводах, в морских и речных портах и т.д."
Особенно не прихотливы властелины земли. Они полностью находились во власти
земли, в которой они видели госпожу, мать, жену, любовницу, принимая все порождения
земли как свое детище, в пароксизме страсти не замечая проходящее время, вечно
подгоняемые осознанной необходимость выполнения очередных неотложных работ.
Все с восхищением и умилением смотрели на эти эпические фигуры богатырей труда,
дающие жизнь земле и людям, видя в них образ Антея, черпающего силы в вечной борьбе
за жизнь от самого прикосновения к матери-земле. Микула Селенинович горд сознанием
своей силы. Его идеал — наварить пива и угостить... других. Это — дает ему удовлетворение.
Как видишь, на нашей земле — мир и в человецех благоволение.
Только не советую общаться с детьми земли и повелителями железных рабов — грубый
народ.
Лучше посмотрим стриптиз Мариэтты Нагищян. Сколько страсти, а это почти талант.
Он с отвращением увидел как священное таинство человеческих чувств — высший
рад природу только двум, стал изощренным извращением.
Он вспомнил художественную гимнастику своей родины в которой была поэма пластики
человеческого тела, совершенство красоты, ничем не замутненная.
На следующий день на острове Радости был юбилейный праздник Радости в честь
оживления Мертвого Острова.
Праздник. Парады. Украшения. Прославления лидеров. Общая радость — вот что
покажет душу и характер жителей острова Радости.
Ма переходил из одного общества в другое, куда его восторженно приглашали как
ветерана оживления острова. Ему хотелось видеть на прекрасном острове прекрасные
души людей, ради чего и была проделана титаническая работа.
Вот он в обществе создателей железных рабов и великих открытий. Это были не
те люди, которых привыкли видеть в лабораторных халатах, сосредоточенных на мысли
осуществить еще несуществующее. Они нарядились в непривычные, стесняющие их костюмы
и чувствовали себя стеснительно в присутствии шефов, патронов, лидеров. Речи,
выступления, резолюции, прославляющие радости острова Радости, которые нагоняли
тоску.
Но вот — роскошный праздничный (тоже непривычный) стол за которым произносились
спичи, тосты, здравицы в честь корифеев науки, техники, культуры. Какие эпитеты,
какие дифирамбы, какие славословия звучали в честь возглавляющих, ведущих, руководящих,
направляющих: X-корифей, Y-светоч, Z-божество, S-кумир. X, Y, Z, S, скромно опустив
глаза, вдыхали фимиам лести.
Но вот — выпито много. Общая компания разделилась на группы коллег, корпорантов,
сослуживцев, близких друг другу людей, сверстников, подруг.
Страсти разгорались. Галстуки сбились, прически растрепались, гофрировка смялась,
косметика стерлась, лица блестели потом и самодовольством. Грохот речей сменился
дружеским похрюкиванием. Недавно восхваляемые кумиры, старательно обливались сочной
грязью: X — эксплуататор мысли сотрудников, Y — узурпатор идей гениев, Z — плагиатор
чужих опусов, S — одряхлевшая кляча, загораживающая дорогу молодым талантам.
Потом группы разбились на пары наиболее близких друзей, которые с интимно-доверительным
хрюканьем сладострастно перерывали бытовую грязь всех окружающих, не замечая,
что это покрывает их самих жирной грязью — на себе не заметно.
Участки создания исполинских кристаллов невообразимой чистоты упивались грязью
сплетен; создатели сверхтвердых сплавов расплывались грязной тиной, конструкторы
точных приборов перестали управлять своими чувствами, создатели шедевров искусства
теряли человеческий облик.
Общество демиургов все больше и больше превращалось в стадо свиней. С отвращением
он поспешил покинуть это общество.
Он направился на празднество властелинов железных рабов, кагорта спартанцев-гиплотов,
проверенные в сражениях за жизнь люди с твердой решимостью и с непреклонным характером.
Сокрушившие скалы должны остаться несокрушимыми, обрабатывающие монолиты, сохраняют
сплоченность тверже монолита.
Но что это?
На площадях, площадках, аллеях парков праздничная толпа молодых гиплотов. Молодые,
пышущие здоровьем лица одрябли от вина и потеряли свою выразительность; речь,
которой пользовался Гомер, превратилась в визг и хрюканье диких свиней, потеряв
свою выразительность и звучность; праздничная дорогая, но безвкусно пошитая одежда
нарочито небрежна; нарочито развязные манеры — все подчеркивает пренебрежение
к приличию, скромности, уважению к окружающему. Ни личность человека, ни честь
девушки, ни достоинства старца, ни почитание матери здесь не признавались и даже
презирались, как слабость личности, стоящей выше людской массы. Вино возбуждало,
отнимало силу и разум и отуманенные вином, они всеми силами старались казаться
сильными, заменяя храбрость нахальством. Ма попробовал было указать на неприглядность
такого поведения, позорит честь мужчины, скромность девушки, чистоту юности, но
один из наиболее освиневших парней злобно прохрюкал:
— Идика-ка ты со своей нравственностью знаешь куда! Мы — дети демиургов, титаны
по рождению и человеческие предрассудки нам ни к чему.
Яблоко от яблони недалеко падает. Молодые гиплоты только обострили то, что
было присуще пожилым — чванство, которым было пропитано все. Все выставлялось
напоказ: обстановка, одежда, украшения, пища. Хозяева жилища хвастливо выставляли
в стеклянных горках, сервантах, буфетах роскошную посуду, которой не пользовались;
вещи, стеснявшие хозяев; множество книг роскошных изданий, которые не читали;
рояль, на котором не играли; одежды, которые сковывали движения, но зато выделяли
каждого ото всех других. Выделиться из своей среды и приблизиться хоть внешне
к высшим — вот смысл чванства. Здесь не оставалось и следа монолитности и несокрушимости.
Покинув остров Радости, на котором радость превратилась в нечто свиноподобное,
где было влечение к совершенству жизни превратилось к сплошному РАЗвлечению, Ма
направил яхту к соседнему острову, построенного по образцу (по форме) острова
Жизни, названный островом Изобилия.
При первом взгляде на остров было видно, что труд не пропал даром. Остров стал
еще прекрасней и оригинальней. С тех пор как Ма покинул остров, произошли изменения.
Огромное здание, в котором предполагалось сосредоточить жизнь людей, стал центром
управления людьми и использовалось в течение шести часов в сутки пять дней в неделю,
а жители расселились в отдельных замках, фольварках, мызах, коттеджах, особняках.
Это было соревнование или соперничество форм миниархитектуры. Огромные парки превратились
в миниатюрные сады и оранжереи, а необъятные латифундии и плантации — в пестрые
лоскуты полей и огородов, что — надо признаться — делало остров еще привлекательней,
красочней, роскошней.
Завидев алые паруса, жители острова устремились на берег встречать знакомую
яхту и ее знаменитого капитана. Едва Ма ступил на берег, как его обступила толпа
друзей и каждый тянул его к себе, приглашая в гости. Это удивило Ма: почему не
ко всем, а к отдельному человеку? Разве они не одна семья? Разве у них не общие
салоны, общие гастерии, общие клубы — общая жизнь? Надеясь встретиться со всеми,
он, не выбирая, пошел с первым попавшимся.
Друг усадил его в машину, но предварительно подстелил полотнище, чтобы просоленный
и просмоленный морской бродяга не испортил сидения. Попросил ноги поставить так,
чтобы грубая обувь не поцарапала обшивку. Было страшно неудобно сидеть, но, к
счастью, ехать пришлось недолго. Вскоре машина остановилась около особняка, обнесенного
высокой железой оградой с острыми шипами в виде лучистых звезд. На столбе ворот
была прикреплена четкая надпись: "Осторожно! Во дворе злая авто-электро-кибернетическая
собака". Друг набрал шифр, и ворота раскрылись. Машина вошла в гараж, где стояло
целое семейство автомашин от микролитражки до дачи-автобуса. Около них копошились
люди занятые обмывкой и поливкой, протиркой и смазкой. Друг, не доверяя рабочим,
а, тем более, Ма, начал ухаживать за машиной, как за любимым детищем; повторяя:
"Машина любит ласку — чистоту и смазку. Час ездишь — два чистишь". И впрямь, часа
через три машина была обмыта, протерта льняным полотенцем, отполирована замшей.
У порога дома прислуга долго чистила пылесосом костюм гостя, автощетками натирали
обувь, но в конце концов друг принес мягкие туфли, так как грубые сапоги могли
повредить лоск паркета и нежный ворс ковров. Заодним пришлось сменить и костюм,
предварительно приняв ванну. И только после этого друг радушно пригласил его в
гостиную. Это была огромная комната. Огромная, но заставленная мебелью так, что
трудно было повернуться, не задев чего-нибудь. Как на зло на всех тумбочках, полочках,
этажерках, жандиньерках были расставлены изящные хрупкие вещицы из фарфора, хрусталя,
слоновой кости, малахита, терракоты, нефрита, алебастра, бронзы, серебра.
Здесь были вазы и вазочки, статуи и статуэтки, шкатулки и ящички, расписные
блюда и тарелки, то, что среди друзей Ма называлось безделушками.
— Располагайся, как дома! - радушно предложил друг, и Ма тотчас воспользовался
этим приглашением. Сперва он сел на диван, скинув салфетку с вышитой надписью:
"Окончив путь, надо отдохнуть"
Потом лег, отшвырнув накидку из брюссельских кружев. Но друг испуганно заметил:
— Осторожней сомнешь, порвешь, толкнешь, уронишь, разобьешь! Лучше садись сюда.
— Он вытащил из-за шкафа банкетку. — А лучше посмотрим салон и библиотеку.
В салоне стоял рояль, сверкая скромностью роскошной полировки. Увидев ноты
"Зимней песенки" Мендельсона Бартольди, он поднял крышку и взял первый аккорд,
но друг испуганно забормотал:
— Что ты делаешь... Это уникальный "Беккер"... Он требует особого обращения...
Даже жена играет в исключительных случаях... Инструмент капризный...
В библиотеке Ма кинулся к книгам, как истомленный жаждой к роднику и начал
рассматривать одну книгу за другой, но друг встревожено предупредил, что брать
книги без суперобложки нельзя, а перелистывать можно только положив книгу на подставку,
приговаривая:
— Отстал ты, дружок от культуры... одичал... огрубел...
— Ты сам-то часто читаешь эти книги? — спросил Ма.
— Нет времени, — сознался друг. — Механизация занимает столько времени, что
не до книг. Мы создали столько механических рабов, что не хватает людей для ухода
за ними.
Мы создаем множество новых улучшенных рабов и не хватает людей и времени для
их производства, а нам, проектировщикам-изобретателям дохнуть некогда — какие
уж тут книги. Техника — капризная вещь, но она — показатель прогресса. Мы двигаем
прогресс, и гордимся этим. Ради прогресса мы не обращаем внимание на мелочи.
В столовой их ожидал роскошно сервированный обед и еще более роскошно наряженная
дама. Друг представил ее Ма как свою супругу таким же тоном, как объяснял уникальные
безделушки связанные с далекими странами, с древними временами, со знатными именами
Циней, Моголов, фараонов, базилевсов, патрициев. Он с гордостью сообщил, что встретил
ее в дальней стране, и она является побочным отпрыском Гарун аль Рашида по женской
лини.
— А дети у вас есть?
— Дети! — с ужасом произнес друг. — Роды и кормление портят фигуру женщины.
Кроме того свойства детей нельзя программировать, создавать у них определенные
способности; воспитание их — процесс длительный, хлопотливый и не всегда оправдывающий
надежды процесс. Воспитание детей нельзя механизировать и автоматизировать — сплошная
стихийная кустарщина. Со временем, конечно, прогресс решит эту проблему, а пока
не следует идти на поводу у первобытных инстинктов.
Обед был как нельзя кстати для проголодавшегося Ма, но утонченные блюда не
соответствовали его голодному волчьему аппетиту Морского Волка, а посуда и столовые
приборы по своему изяществу и хрупкости были не по рукам, привыкшим держать штурвал,
румпель, шкот. 24 блюда он готов был заменить ломтем душистого ржаного хлеба и
миской костей, которые можно было обгладывать, высасывать, выколачивать костный
мозг.
За обедом друг с гордостью рассказывал, что на острове Изобилия достигнуто
наивысшее изобилие продукции: на душу населения приходится 3 автомашины, 4 радиолы,
5 транзисторов, 6 телевизоров, 7 часов, 8 фотоаппаратов, 9 холодильников, 10 стиральных
машин, в производстве и обслуживании которых занято 90% населения, производительность
труда которых повысилась на 250% по сравнению со временем организации острова
Изобилия.
Из этих рассказов и личным наблюдениям Ма понял, что случилось невероятное:
железные рабы, мертвые вещи поработили живых людей, сделали их покорными рабами
удовлетворяющими их капризы.
Сыну Максиму
Мой сын,
В часы твоих ангин,
Взамен отцовской ласки
Дарю вот эти сказки.
О'Тец
1962 г.
О'Тец
Путешествия Максима-морехода
Из серии сказок 1111 ночи
Талицы 1962
После сытного обеда,
Яхта славная "Обеда"
Вновь направилася в путь
В страну сказок заглянуть.
Встала на вахту команда бравая
— Курс на Аравию!
Им пристать, конечно, надо
К городу Багдаду.
Как нам сказка говорит,
Там жил когда-то Гарун аль Рашид,
Шахерезада, конечно, не врет
Что жил Аладин и Синдбад-мореход.
И живет там до сих пор
Не один багдадский вор.
Капитан наш очень рад
Вот и Тигр, вот и Евфрат,
От синей линии воды
Растут роскошные сады.
Волною от сада идет аромат.
Этот сад —
Город Багдад.
Прекрасней города нет на свете
Видны купола, дворцы, минареты.
Недаром Шахерезада
тысячу ночей рассказывала о Богдаде.
Но о Богдаде ей-ей
Можно рассказывать несколько тысяч ночей.
И я, не жалея бумаги и краску,
Готов рассказать вам новую сказку.
Было раннее утро. Солнце еще не взошло. Над пристанью стоял густой туман.
Яхта вошла в порт, но найти свободное место для причала было невозможно. Весь
порт был загроможден военными кораблями между которыми сновали катера, отгоняя
торговые корабли и рыболовецкие суда, словно они угрожали благополучию города.
На яхте "Обеда" развевался красный флаг. Вид этого флага произвел переполох
среди военных кораблей. Все пушки прицелились в яхту, а катера выпустили в нее
торпеды, но яхта исчезла в тумане. Снаряды попали в катера, а торпеды — в корабли.
В горячей перестрелке все забыли о яхте, а стреляли в тех, кто стреляет, и так
как стреляли все, то все стреляли в друг в друга. Через час порт был свободен,
только кое-где торчали мачты затонувших кораблей.
Яхта ушла подальше от столь горячей встречи и бросила якорь в заливчике около
роскошного сада. Под тенью раскидистого тутовника, повернувшись лицом на восток,
совершал утренний намаз потомок счастливого Аладина, Одежда его привлекала отнюдь
не богатством, а своей изумительной бедностью. Она состояла из разноцветных заплат
ярких, как цветы сада, но, увы, не столь прекрасных. Окончив намаз, потомок Аладина
повернулся на запад и увидел наших путешественников. Приложив руку ко лбу, а потом
к сердцу, он низко поклонился.
— О чужеземцы, если вы пришли оказать мне помощь, то предупреждаю, что ваши
намерения бесполезны. Все, что я имею и что окружает меня, принадлежит не мне,
а давно уже отдано за помощь, оказанную мне как жителю слаборазвитой страны.
— Мы с трудом понимаем язык твоей страны и совершенно не понимаем смысл твоей
речи. Если ты беден, то почему же ты опасаешься помощи. Мы готовы помочь, чтобы
избавить тебя от нужды.
* daily tell
— Ваша речь согревает сердце и пробуждает надежду на справедливость. Но кто
вы и откуда, чужеземцы?
— Мы из Советского Союза.
При этих словах лицо потомка Аладина просветлело. Он усадил путешественников
в тени дерева и рассказал, как к ним явились янки и предложили свою помощь, после
которой страна потеряла самостоятельность, и жители все имущество. Налоги росли
быстрее чем посевы и фрукты.
— Я не читал газеты, но уверен, что с утра американцы придумали новый повод
увеличить налог.
Он развернул газету и прочитал:
"Коммунизм угрожает безопасности Багдада. Сегодня утром многочисленная флотилия
военных кораблей вошла в Багдадский порт и обстреляла американские суда, стоящие
на защите Багдада. Противник скрылся от сокрушительного огня, но, безусловно это
был разведывательный отряд за которым надо ожидать главные силы. С целью укрепления
безопасности Багдада правительство решило увеличить налог на 50%."
*
Поблагодарив за угощение и беседу, наши путешественники стали прощаться с потомком
Аладина. На прощанье хозяин подарил им старую медную лампу.
— Возьмите на память эту лампу. Она теперь бесполезна, так как джин служивший
владельцу этой лампы, чтобы не служить американцам, залез в сосуд и утонул в море.
Путешественники поблагодарили потомка Аладина и вернулись на яхту. Они решили
осмотреть Аравию сами, помня арабскую пословицу: "Лучше один раз увидеть, чем
десять раз услышать".
*Аравия и арабские страны
Чудесный край Аравия! Побережья, омываемые Средиземным морем, Красным, Аравийским
морем и Персидским заливом и орошаемый реками Тигром и Евфратом, где по библейской
легенде бы устроен богом рай.
Аравия была колыбелью человеческой культуры. История этого края началась на
несколько веков раньше чем история стран Европы. Ассирия, Вавилон, Финикия, Иудея,
Палестина создали богатейшую культуры. Но захватнические войны разрушали все.
Узкие плодородные клочки орошенной земли разжигали аппетит захватчиков, а большая
часть земли остается под пустынями и вместо того, чтобы завоевать эти земли у
природы люди рвут плодородные клочки.
Вот и сейчас все плодородные земли захватили англичане и американцы, разоряя
народ, уничтожая богатства природы. Только белое пятно на карте не принадлежит
ни одному Государств. Это мертвая пустыня.
В прекрасной стране —
прекрасные люди.
О людях теперь
и рассказывать будем.
Мы пожелаем народу
свободу.
Свобода и братство
и радостный труд
культуру прекрасную создадут.
Стыдно сказать, что в атомный век
Так вот работает человек.
Соха
помощница плоха,
В грязь болот
Проливает он пот.
Грустно смотреть на картины эти,
словно машин не бывает на свете.
Ценим мы труд и уважаем
Он награждается урожаем.
Но урожаю
Враг угрожает
Просто он урожай отбирает.
Тому, кто пролил на работе пот
Голод подтягивает живот.
Так вот рабский крестьянин живет.
Нас возмущает такая картина —
Ведь человек — не скотина.
Кто же здесь зверь узнать хотите ли?
Вот он с дубинкой в военном кителе.
Что привело сюда этих вандалов
Любителей крови, вина и скандалов?
Прямо отвечу вам что ж:
Люди пришли на открытый грабеж.
Вырвать кусок у простого народа
Могут лишь люди этой породы.
Против войны, захвата, насилия
Встала простая народная сила
И старый и малый бегут с оружием.
Страну защищать от разбоя нужно им.
Чтоб
не было этих развали,
жизнь отдал этот храбрый парень.
Парням отважным неведом страх
Разбойников бьют в горах и в лесах.
Эти войска — не для парада,
Но храбрости только у них и учится бы надо.
* Так осмотрев полуостров внимательно,
Плещутся в море веселые братья
На солнце загорают,
Плещутся, ныряют.
* Нырять глубоко — у Максима обычай.
Он из глубин появился с добычей.
Достал он сосуд из глубины.
Братья обрадованы и удивлены.
* Этот сосуд в хозяйстве годится.
Надо узнать, что в сосуде таится.
* Пробка открыта.
Сосуд задымился.
Из дыма огромный
Джин появился.
Громовым голосом зарычал свирепый джин:
— О презренные чужеземцы, нарушившие мой покой и покой моей страны, я уничтожу
вас, презренные твори!
Но отважный капитан не испугался. Он достал из кармана волшебную лампу Аладина
и приложил ее ко лбу. Скованный волшебной силой джин, поклонился.
— Слушаю и повинуюсь, обладатель волшебной лампы! Но знай, чужеземец, что я
исполню только три твоих желания.
— Что ты можешь дать мне?
— Три величайших блага: богатство, власть, славу.
— Только без обмана
— О чужеземец, лгут только слабые и трусливые.
— Посмотрим, какие твои блага.
— Ха, ха, а! Ты не веришь мне, привыкший к обману?
Смотри!
ЗАКЛИНАНИЕ ДЖИНА
Тибидох! Тибидох! Тибидох!
Здесь не властен ни царь, ни бог.
Воцарится здесь человек
На весь век!
Пусть пустыня изменится сразу,
Пусть здесь царствует труд и разум,
Пусть не знает наше поколение
Угнетения!
Пусть украсят землю сады,
Пусть деревья согнут плоды,
Пусть не знают нужды и беды
Наши сыны!
Пусть здесь мир воцарится на век,
Пусть свободно вздохнет человек,
И просторы прекрасные эти
Получат дети.
И расцвела пустыня сразу
Этот край —
рай,
а не оазис.
И люди, что век весь трудились
В счастливой стране очутились.
Труд стал радостным и счастливым,
Быт веселым, разумным, красивым.
Эта страна для детей создана.
В этой стране им жить и расти.
*— Ты, конечно, шутишь, джин, —
Мне игрушки не нужны.
Богатства нужны мне такие, которые
Оденут нагого, насытят голодного.
* Много ли сласти
От этой власти?
Слишком нелепа для нашего века,
Если она гнетет человека,
Горе людям от этакой власти!
Деспотом быть позор, а не счастье.
* СЛАВА
нашему мудрому
наисильнейшему
всемилостивому
владыке царей
потрясателю Вселенной
солнцеподобному
Максиму
В истории есть такие примеры —
Славу создают лицемеры.
К этой стране везде и всегда
найдут ребятишки пути.
В конце концов
(скрывать не стану)
Восторжествует в мире разум.
Без джина,
без чудес,
без сказок
Восторжествует в мире разум.
Желаю Максиму
расти и учиться
И всю свою жизнь
к этой сказке стремиться.
О'Тец.
Талица. Февраль 1962 г.
|
