Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Гавриил КРОТОВ

О’Тец и Маг Сын

ФантасмаГория

или гиштория славнаго

сердцегства Нордфольсккаго

Москва-Мордовия

* Маленькому человечику — Большого плаванья!

Начало эпохи Мак-сына

Постарайтесь представить себе время когда Маг-Сима не было на свете.

А белый свет и сама жизнь были далеки от совершенства.

Жизнь встретила Мак-сына неприветливо: весна дождливая, лето — холодное, солнце лениво валялось с утра до вечера в постели из облаков и туч.

Но что значит солнышко, если у Мак-сына была мама. Она согревала его, отгоняла болезни, находила ему воздух пропитанный запахом сосновой смолы, трав и цветов. Так как мама была магиней, чародейкой, доброй колдуньей и красивой ведьмой, то заставляла солнышко покидать свою постель и сиять во что попало и прежде всего греть и укреплять красноватое, смазанное маслом тельце, наращивая шкуру морского волка.

Маленькому человечику предстояло большое плаванье.

Мама-магиня силой черно-бело-розово-голубой магии внушала Мак-сыну что надо закрепиться в жизни во что бы то ни стало, а укрепившись, создавать интересную деятельную жизнь.

Это было непросто и походило на волшебство, увы, не по мановению волшебной палочки. НА втором году жизни в яслях и в больнице его называли Меланхоликом. И правда за час свидания родителей с ним у него невозможно было вызвать улыбку ни шоколадкой, ни игрушкой и только губы чуть-чуть натянулись в подобие улыбки, когда папа начал качать его на вытянутой ноге, подбрасывая на колени.

Казалось, что жизнь состоит из одних пакостей: загляделся в "Детском мире" на игрушки, выпустил из рук мамин карман пальто и потерялся среди толпы; на тротуаре толкаются пешеходы, а сойди на дорогу — попадешь под машину. Обманывала природа: хорошо весной ходить по звонко хрустящим ледком лужицам, а в результате — простуда, постель, таблетки, горчичники, уколы.

Сохранить жизнь — дело сложное, потерять ее — преобладающее большинство шансов. Если для сохранения жизни созданы разнообразные многочисленные учреждения вроде амбулаторий, поликлиник, больниц и пр., и пр., но для того, чтобы потерять ее или основательно покалечить ее — все условия: можно поскользнуться, может с крыши упасть на голову сосулька, можно не поладить с собакой-медалисткой, можно попасть под горячую руку и неустойчивые ноги пьяному, можно нахватать микробов, бацилл, вирусов или просто купить сладкую ангину со всеми последующими огорчениями: наказываемые лечением.

Спрятаться от этих печальных возможностей можно было в детсаду, где ото всех опасностей оберегало воспитательское непререкаемое "Нельзя!". И медицинское "Спокойно", начинающее лечить предполагаемые болезни. Надежней всего оберегала мама-магиня.

Власть вещей и власть над вещами

Приходилось бороться с вещами, которые казалось бы, должны были служить людям. Вещи не подчинялись, бунтовали, озорничали: мыло ело глаза, шнурки затягивались в узелки, в спешке что-нибудь пряталось куда-нибудь. Нечего было думать о командовании машинами и аппаратами, если трудно было справиться с самой простейшей вилкой, крючками и пуговицами.

Надо быть волшебником чтобы подчинить своей воле иголку, карандаш, велосипед, фотоаппарат.

И мама-магиня учила подчинять вещи своей воле. Под ее руками картофельная шелуха сползала тонким непрерывным серпантином, грязь с посуды и одежды исчезала и вещи становились привлекательно-нарядными, а мусор и хаос в комнате исчезали, казалось, при одном ее появлении.

Мало того, она заставляла вещи превращаться в празднично красивые и забавно-веселые игрушки: яичная скорлупа, обрывки бумаги, обертки конфет, лоскутки и ниточки превращаться в нечто сказочное, невольно вызывающее улыбку.

В руках Витюшки проволочки и желуди превращались в знакомые по сказкам и книжкам челобречиков.

*

Простые еловые шишки превращались в такое, что заставляло не улыбаться, а хохотать ото всей души.

*

* Что за радость если это сделано не своими руками,

Жизнь живущих

Все сверстники Мак-сына в детсаду, на улице в школе казались ему красивей его, здоровей, проворней, смелей, знающими больше его. Хотелось быть таким же, если бы порой из красивости не вырастала хвастливость. Девочки, украшенные бантами, кружевами, лентами, частенько оказывались болтушками, дразнилками, хвастушками; смелость становилась нахальством, проворство — озорством, а знания можно было высказать только в уборной.

Маг-сын находил друзей таких же нерешительных, сосредоточенных на учении, книгах, коллекциях поделках, недовольных своим несовершенством. Компании самоуверенных и хвастливых он избегал, чем навлекал на себя насмешки, но старался не давать повода к упрекам (незаслуженные во внимание не принимались). И правда, никто не мог назвать тупицей, лодырем, злюкой, "сачком", "жмотом".

А мама-магиня наблюдала за чистотой одежды и научила справляться с пуговицами и шнурками; наблюдала за чистотой тела, охраняя здоровье; наблюдала и за чистотой мысли, чтобы не прилипла грязь поступков и характера, чтобы не появилось воспаление самолюбия, часотка жадности, малокровие познаний.

Она оставалась такой же, как прежде.

Мама-магиня, которая когда-то учила Мак-сына стоять на ногах, ходить без поддержки и вообще быть само-стоятельным, улыбалась, когда он шлепался, спотыкался, натыкался на вещи, получая синяки, ссадины и гули, теперь учила отстаивать сою независимость короткими советами:

— Пусть лучше тебя умный пожурит, чем дурак похвалит.

— Чтоб не заслужить упрека, старайся быть безупречным.

— О себе молчи, пусть твои дела говорят о тебе.

* Чтобы не заблудиться, лучше держаться за маму.

*А еще лучше присмотреться к жизни самому.

Малые дети тяжелы на руках, большие — на сердце

Рос Мак-сын, расширялся и мир; ВДНХ, исторический музей, Останкино, Лаврушенский, Волхонка, театры, парки не скупились на шедевры искусства. Улицы и переулки были полны памятниками времен: изба Погодина на Погодинке, домик Ершова на Земледельческом, дом Дурова на Мещанской, улица Калинина с домом Международной Дружбы и раскрытыми книгами многоэтажных зданий, Чудовская церковь на одном конце проспекта и МГУ — на другом. Да разве все перечислишь, а тем более, осмотришь, а без мамы заблудишься в путанице Ростовских, Парсовых, Соколиных переулков, проездов, тупиков, запутанных, как сама жизнь.

У Онегина и подобных ему были губер-няньки, которые вновьприбывшему на свет подносили все прелести жизни на сверкающем подносе. Но такой способ  не соответствовал положению мамы, которая была и гувернанткой, и нянькой для многих детей.

Многих! Но куда девать одного своего, когда детсад, школа, кружки кончали свои гуманитарные функции?

Приходилось оставаться дома с мамой. Уютная комната принадлежала маме, но, к сожалению, сама мама не принадлежала самой себе. Ее с утра подгоняет какая-то неведомая сила, а вечером берут в плен тетради, книги, отчеты, расписания. Отданная во власть стихии-тишине, она отгораживалась ото всех, в том числе и от Мак-сына непререкаемым "Отстань!" оставляя ему лишь маленькое окошечко в мир — телевизор. Но что этот мертвенно-голубой мир, в котором невозможно действовать самому.

Правда, Ленька сумел как-то влезь в экран телевизора, но и он превратился в какой-то бесплотный медиум.

Куда же податься жаждущему познать жизнь, изведать неведомое, скрасить серость обыденки?

Мама-магиня нашла выход. Она подарила Маг-сыну целую страну, необъятными просторами раздвигавшая стены.

Плодородной почвой этой страны была фантазия.

Величественным жестом могущественной магии она отдала Мак-сыну эту страну в полное, ничем не ограниченное владение.

Место для жизни и деятельности было обретено.

Мак-сын становиться Маг Симом

"Земля же была безвидна и пуста и дух вечности носился над нею". Но создание этого нового мира ничего общего с мистикой не имело. Это была мысль художника устеленная на серое полотно на которое он уже видел задуманную картину; взгляд скульптора видящего в глыбе мрамора свою Галатею; мысль автора, живущего уже не своей личной жизнью, а судьбами действующих в его произведении лиц.

Очевидно в силу врожденности у Мак-сына обнаружились способности мага. Мир, подаренный ему, не остался пуст. Он скоро стал населяться пластилиновыми существами, серенькими по своему существу, но украшенные щедрой рукой демиурга, в распоряжении которого было много прекрасного: одухотворенность Еллиады, отвага римлян, верность долгу рыцарей без страха и упрека, готика, ренессанс, рококо, а также фольга, целлофан, пуговицы, бисер, мишура и др., и пр., и т.д., и т.п. Появились мантии, плащи, мечи, шпаги, шлемы и короны. Не менее пышными были имена, звания, должности, чины. Были турниры, битвы, сражения, подвиги.

Теперь уже маме не приходилось говорить "Отстань", не было опасения что его задавят, покалечат что он заблудиться. Она, не вмешиваясь, следила за красивой (чересчур) фантасмагорией игры.

И все же появилось опасение что Мак-сын может заблудиться не в кольце Садовых, Каретных, Садово-Каретных улиц, улочек, проездов и тупиков, а заблудиться во всей этой фантасмагории внешней красивости, пышности нарядов, процессий, церемоний в лесах Бухенвальда, в анфиладах Букенгейма. Заблудиться и задохнуться, как в зарослях цветущего богульника. Заблуждение ведет к ошибкам. Примеров сколько угодно, начиная с самого сотворения человека, который в первом же поколении породил Каина и исправить ошибку оказалось невозможным ни сожжением Содома и Гоморры, ни всемирным потопом. Игра оказалась делом нешуточным.

Тогда мама-магиня незаметно окружила Новый Мир множеством добрых гениев, по-разному добрых к добрым и беспощадных к злодеям. Здесь были и капитан Нэмо, и доктор Саразен, и ворчливый Урсус, и отверженный обществом Вольжан и романтичный Робин Гуд, а вместе с ним появились Шервудский лес, Ноттингем, Букенгеим, Норфолк.

Действительные тайные советники не дали Новому Миру опуститься до наивной Швабрании, но не принял содержания города доктора Саразана, Кампанелло, Луначарского.

Форма еще преобладала, и герцоги Норфолкские умирали один за другим, как несправившиеся с задачей.

Несбывшееся зовет вперед

Фауст, испытывая радости жизни, надеялся испытать такое, которое заставило бы его воскликнуть: "Мгновение! Ты прекрасно! Остановись!!!"

Он испытал многое: науку, славу, богатство, любовь. (Речь идет не об опереточном лирическом теноре). Получил от жизни многое: супружество с Еленой Прекрасной, умного, красивого, деятельного сына, землю отвоеванную у моря и начал строить город — воплощение всего прекрасного и совершенного и увидел, что предела прекрасному нет, и к досаде услужливого Мефистофеля восклицал:

— Мгновение! Ты прекрасно!!! Мчись вперед!

В легенде это красиво и легко, где изощренны и ум Мефистофеля и творит чудеса. Человеку же в его жизни многое из задуманного не удается свершить. Сделанное принимается по-будничному как должное, а человек тоскует о НЕСБЫВШЕМСЯ.

*ТАЙНЫЕ СОВЕТНИКИ

Ключ к свершению

Свершению и успехам помогает (из-за отсутствия в жизни услужливого Мефистофеля) то, что Пушкин сформулировал словами Годунова:

"...Учись, мой сын: наука сокращает

Нам опыты быстротекущей жизни..."

У меня в жизни осталось много НЕСБЫВШЕГОСЯ и, прежде всего — несовершенство своих знаний и знания самого себя, много было необдуманных поступков и непродуманных действий.

Так пусть же твоя игра, в сочетании с учением, поможет тебе поверить в лучшее и проверить в мелочах на самого себе, как Заболотский привил себе чуму, чтоб проверить прививку.

Не только "алгеброй проверить гармонию", но и физикой, химией, графикой, слесарным и столярным делом.

Сальери прав в том, что

"...Труден первый шаг

И искусен первый путь. Преодолел

Я ранние невзгоды. Ремесло

Поставил я подножием искусству...

...Тогда

Уже дерзнул, в науке искушенный,

Предаться неге творческой мечты...

Действительные и недействительные тайные советники

Недавно мой друг в письме написал: "...Наткнулся на Голдсмита и в восторге от "Векфильдского священника". При чтении охватывает приятная уютность и спокойствие. Хороший писатель..."

Страшно!!!

Когда этакий добренький Надсон начинает ласково поглаживать свои фурункулы: "Друг мой, брат мой... кто бы ты ни был не падай душой..." или подсовывают эталон человека a la "Маленького лорда" Юхана Боргена или "Жизнь в рассрочку" Ремарка, Арбенина, Раскольникова, Вронского или "Мадам Бовари" и "Анну Каренину" с их "тонкими" переживаниями (а где тонко, там и рвется) и хочется спросить:

"...Что вы дали для эпохи, живописные лахудры?.."

Алые паруса!

Но автор не поклонник синоптики — держать нос по ветру, а друг удачливого боцмана. Я же сторонник синопсиса.

"...Нередко просидев в безмолвной келье

Два, три дня, забыв и сон и пищу,

Я жег мой труд...

...Не бросил ли я все, что прежде знал,

Что так любил, чему так жарко верил,

И не пошел ли бодро вслед за ним

Безропотно, как тот, кто заблуждался

И встречным послан в сторону иную?.."

В игре еще можно ошибиться. Но все же: ошибся-ушибся. Шлепнулся с небес на землю — не беда. Падай брюхом, а не духом. Глова-то — не задница: долго садница.

Лучше пощупать палкой изумрудные чарусти, прежде чем ступишь ногой. В проводники себе выбирать знания, а не веру, а в спутники — действительных друзей тайных советников — книги.

???????????????

*Он берег в себе умение неповрежденным уйти в вымысел и неповрежеднным выйти оттуда.

Детское живет в человеке до седых волос

А.С.Грин

...Несбывшееся зовет нас... Тогда среди серого мира... всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, начитается ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его... слабо мелькающее черты?

Зачем делать из чудаков каких-то белых ворон, людей не от мира сего! Да ведь это же основа основ, костяк на котором держится вся рыхлая мякоть, составляющая массу так называемых средних, нормальных уравновешенных людей.

Людская масса ради своего спокойствия старается не думать, а делать так, чтобы все было, как у людей, и только поэты и чудаки, для которых закон не писан, открывают нам глаза на прелести жизни. В награду за это им достаются оплеухи.

То, что мы называем "необыкновенным", часто представляет собою не что иное, как самую подлинную действительность. И, наоборот, действительность оборачивается уродливой фантастикой.

Мечту надо седлать своими руками

Отрывки из повести А.С.Грина "Сердце Пустыни".

...Кафе было одной из немногих деревянных построек... Среди прочей публики мы отметим здесь три скептических ума — три художественные натуры, три погибшие души, несомненно талантливые, но переставшие видеть зерно. Разными путями пришли они к тому, что видели одну шелуху...

Это мировоззрение направило их способности к мистификации, как призванию. Мистификация сделалась их религией. И они достигли в своем роде совершенства...

...Гарт, Вебер и Консейль пили. Вошел Стиль.

Вошедший резко отличался от трех снобов красотой, силой сложения и детской верой, что никто не захочет причинить ему ничего дурного... У него большие и тяжелые руки, фигура воина, лицо простофили. Он был одет в дешевый бумажный костюм и прекрасные сапоги. Под блузой выпирала рукоять револьвера. Его шляпа выглядела палаткой, вместившей гиганта... когда он входил, хотелось посторониться. Консейль, мягко кочнув ногой, посмотрел на сухое уклончиво улыбающееся лицо Гарта; Гарт взглянул на мраморное лицо и голубые глаза Консейля; затем оба переглянулись с Вебером, свирепым, желчным и черным; и Вебер, в свою очередь, метнул им из-под очков стрелу тончайшую стрелу; после чего все стали переговариваться...

— Это он, — сказал Консейль.

— Человек из тумана, — вернул Гарт.

— В тумане, — поправил Вебер.

— В поисках таинственного угла.

— Или четвертого измерения.

— Нет, это искатель редкостей, — заявил Гарт...

— ...Вот странное настроение... и богатый материал для игры. Попробуем этого человека.

— Каким образом?

— Я обдумал вещичку, как это мы не раз делали; думаю что изложу ее устойчиво. От вас потребуется лишь говорить "да" на всякий вопросительный взгляд со стороны материала.

— Хорошо, сказали Вебер и Гарт.

— Ба! — воскликнул Консейль. — Стиль! Садись с нами.

Стиль, разговаривавший с буфетчиком, обернулся и подошел к компании. Ему подали стул...

...

— ...мне пришлось говорить с охотником Пелегрином... Он рассказал мне о любопытном явлении. Среди лесов высится небольшое плато с прелестным человеческим гнездом... Там живут семь семейств, тесно связанных одинаковыми вкусами и любовью к цветущей заброшенности среди почти недоступных недр, конечно, трудно представить. Интересный контраст с вполне культурным устройством и обстановкой домов представляло занятие этих робинзонов пустыни — охота; единственно охотой промышляли они...

...Как попали они туда?.. Но труд был велик. Красивые резные балконы вьющиеся заросли цветов среди окон с синими и лиловыми маркизами; шкура льва; рояль, рядом ружье; смуглые и беспечные дети с бесстрашными глазами героев сказок; тоненькие и красивые девушки с револьвером в кармане и книгой у изголовья и охотники со взглядом орла...

...Стиль внимательно слушал, смотря прямо в глаза Консейля.

— Я вижу все это, — просто сказал он, — это огромно. — Не правда ли?

— Да, — сказал Вебер, — да.

— Да — подтвердил Гарт.

— Нет слов выразить, что чувствуешь, — задумчиво и взволнованно сказал Стиль, — Но где живет Пелигрин?

— О, он выехал с караваном...

...Стиль выслушал все и несколько раз кивнул своим теплым кивком. Затем он поднялся неожиданно быстро, его взгляд, когда он прощался, напоминал взгляд проснувшегося...

...Прошло два года, в течение которых Консейль побывал во многих местах, наблюдал разнообразие жизни с вечной пыткой насмешливого вмешательства в ее головокружительный лет; но, наконец, и это утомили его. Тогда он вернулся в свой дом к едкому наслаждению одиночеством без эстетических судорог... но с горем холодной пустыни, которого не мог не осознать.

Тем временем воскресали и разбивались сердца; гремел мир; и в громе этом выделялся звук ровных шагов. Они смолкали у подъезда дома Консейля; и вдруг он получил карточку Стиля.

— Я принимаю, — сказал после короткого раздумья Консейль, — пусть войдет Стиль...

— ...Я пришел сказать, что был в Сердце Пустыни и получил то же, что Пелигрин, даже больше, так как живу там.

— Я виноват, — сухо сказал Консейль, но мои слова — мое дело, и я отвечаю за них. Я к вашим услугам, Стиль.

Смеясь, Стиль взял его бесстрастную руку и хлопнул по ней.

— ..Я сделал Сердце Пустыни. Я! Я не нашел его, так как его там, конечно, не было, и понял, что вы... шутили. Но шутка была красива. О чем-то таком, бывало, мечтал и я. Признаюсь, я не очень-то завидовал Пелигрину. Найти — слишком просто, и глупо завидно что не сам додумался до этого, а тем более, не сам создал, выстрадал, как мать, родившая ребенка. Вы дали мне красивую выдумку, а я выносил и выстрадал, освоил и создал. Да выстрадал! Голод и жажда... Один... Десять дней лихорадки. Палатки у меня не было. Огонь костра казался цветным, как радуга. Из леса выходили белые лошади. Пришел умерший брат и сидел, смотря на меня; он все шептал, звал куда-то. Я глотал хину и пил... Змея укусила руку — смерть. Я взял себя в руки... Жить... Я прислушивался, что скажет тело. Тогда меня, как собаку, потянуло меня в какой-то траве, и я ел ее; так я спасся...

...не было ничего на том плато, о котором мне говорили; я исследовал все плато... Но там была подлинная красота...

...Нужно было, чтобы селение там было. Поэтому спустился на плоту к форту и заказал нужное количество строителей и материалы, и сделал, как было  в вашем рассказе и в моем воображении. Семь домов. На это ушел год. Затем я пересмотрел тысячи людей, раскрывал тысячи сердец, разъезжая и разыскивая по многим местам. Конечно, я не мог не найти, раз есть такой я, должны быть и другие.

...Поедемте взглянуть. Видимо у вас дар художественного воображения, и мне хотелось бы знать, так ли вы представляли.

Он выложил все это с ужасающей простотой мальчика.

Лицо Консейля оживилось. Давно забытая музыка прозвучала в его душе...

— ...Я долго спал и многое проспал... Значит... Но как похоже это на грезу! Быть может, надо еще жить, а?

— Советую, — сказал Стиль.

# советник

Стоило бы записать отрывки из "Алых парусов", "Блистающего мира", "Бегущей по волнам", но от такого прикосновения исчезает обаяние образов.

Проза Грина — это подлинная поэзия. И как всякая поэзия, она сродни математике.

Есть какая-то безупречная сверхматематическая точность, точность бесконечно малых величин человеческих чувств. Точность не вычисленная, а угаданная, как в музыке, законов, по которых Александр Грин создает свою романтическую модель мира.

Он не выдумывает, а отгадывает, а потому не пытается отгаданное, рассмотренное "сквозь магический кристалл" подпирать научно-техническими подпорками, в отличие от Уэллса и др. Даже Икару, не связанному никакими научными путами, пришлось изобретать крылья. Друду, герою романа "Блистающий мир", достаточно было лишь очень пожелать (сравни Д.Лондон "Смирительная рубашка") и чуть оттолкнуться от земли, чтобы лететь куда хочется. Вместо мотора, пушечного снаряда, гравитационного щита его несла точно прицеленная мечта. Что ж, у поэзии предвидения свои крылья и летит она по своим законам. Но гармония предвидения и математики освещает ищущим путь.

Когда дни начнут пылиться и краски блекнуть,

советуйся с Грином.

*Береговой ветер, пробуя дуть, лениво теребил паруса; наконец тепло солнца произвело нужный эффект; воздушный напор усилился, рассеял туман и вылился по реям в легкие алые формы, полные роз. Розовые тенями скользили по белизне мачт и снастей все было белым, кроме раскинутых, плавно двинутых парусов цвета глубокой радости.

*— Теперь, — сказал Грей, — когда мои паруса рдеют, ветер хорош, а в сердец моем большое счастье я попытаюсь передать вам сои мысли.

Я не считаю вас глупыми, нет; вы образцовые моряки, а это много значит. Но вы как и большинство, слушаете голоса всех нехитрых истин сквозь толстое стекло жизни... Я делаю то, что существует как старинное представление о прекрасном — несбыточном, и что, по существу, так же сбыточно и возможно как загородная прогулка...

...Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать чудеса своими руками. Когда для человека главное — получить дрожайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения — чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии.

Новая душа будет у него и новая у тебя. Когда начальник тюрьмы сам выпустит заключенного, когда миллионер подарит писцу виллу и чековую книжку, а жокей хоть раз придержит лошадь ради другого коня, которому не везет — тогда все поймут, как это приятно, как невыразимо чудесно. Но есть не меньшие чудеса: улыбка, веселье, прощение и — вовремя сказанное, нужное слово. Владеть этим — значит владеть всем...

А.С.Грин "Алые паруса"

**

Неприятное чувство испытал капитан Нэмо, увидев крепостные башни и стены, увешенные щитами. "Неужели это - гнездо хищников?" — подумал он, но Аполлон, словно услышав его мысль, сказал:

— О благородный рыцарь угнетенных, пусть не смущают тебя трофеи наших побед. Наши сражения и турниры упорны, но бескровны. Это сражения не ради угнетения слабых.

9 рыцарей и 7 великанов победили наши форфороны. Побежденные сдались в плен и, плененные нашим ладом, приняли гражданство нашей страны. Теперь они участвуют в турнирах, тренируя силы молодых пластисов, стремящихся стать форфоронами.

ИзУМиться — невозможность что-либо постичь умом. Говорят, что "умом Россию не понять... в Россию можно только верить..."

Геликон — (гр. Helikon) гора, служившая, по древнегреческой мифологии, местопребыванием муз.

Музы — в древнегреческой мифологии богини-покровительницы наук и искусств: Урания — астрономии; Каллиопа — красноречию; Клио — истории; Мельпомена — трагедии; Полигимния — лирике; Талия — комедии; Эрато — поэзии; Терпсихора — танцам; Эвтерпа — музыке.

Музагет — предводитель муз Аполлон бога наук и искусств

Утопия — (гр. U — нет; topos — место) т.е. место, которого нет. Название острова, описанного в XVI в. Томасом Мором.

Город Солнца — описан Томазом Кампанелло, как идеальный город со справедливым укладом жизни, а так же Луначарским в пьесе "Фауст и Город", город побед разума.

Гелиотроп — (гр. H?liotropion) поворачивающийся вместе с солнцем, всегда обращенный к солнцу.

Щит рыцаря Феррум де Сталь

Покоряющий твердость

Рыцарь Феррум де Сталь — воплощение твердости. Его копье пронзит насквозь, его меч рассечет пополам, его секира сокрушит кости. А попробуй одолеть его, закованного в латы, покрытого панцирем, одетого в кольчугу, заслоненного щитом. Он кажется неодолимым.

Но мы учим каждого фантома и фантошей одолевать твердость и обучаем владеть орудиями (instrumentum).

Каждый считает своей обязанностью уметь владеть этим оружием: молотком с зубилом, напильником и наждаком (abrasit) токарным резцом и паяльником.

И Террум де Сталь покоряется.

Мало того, он становиться приятелем (см. Лексикон).

К счастью нам не надо открывать Америку.

Ее история, как и история чуждых нам стран, пример того, как надо беречь отрытую, освоенную и обработанную народом землю. Маяковский ознакомившись с уродливым бытом Америки, советовал "Закрыть Америку, почистить и снова открыть". Разве Земля Обетованная не стала очагом войны, Гельвеция — международным банкиром, а Бенилюкс — местом военных маневров?

У нас есть СВОЯ молодая (моложе нас с тобой огромная и прекрасная страна.

НАША,

потому что твои дедушки завоевали, защищали и укрепляли ее.

*

Дедушка Лазарь и сейчас лечит в нашей стране оставленные от прошлого социальные болезни, устраняя всякое дерьмо, которое по-научному скромно называют dermatos.

*

Дедушка Яков — не экспонат Исторического музея, но участник всех исторических событий нашего времени.

Лечить dermatos, "строить и месть в сплошной лихорадке буден" — дело старших, — дело нелегкое и неприятное, потому что на возделанной почве вырастают сорняки, а богатство земли превращаются в зло.

У нас такого не может случиться и в этом преимущество общественного уклада нашей страны.

Послушаем рассказ Стефана Цвейга.

* А.С.Дернков

...Андрей Степанов Деренков. Это тот самый Андрей Деренков, который в 80-х годах, в Казани, организовал нелегальную библиотеку, питавшую молодежь. Революционная роль этой библиотеки была весьма значительна. Кроме того, Деренков организовал булочную и  она давала немалый доход, который употреблялся на обслуживание местных студенческих кружков, помощь политссыльным и т.д. В этой булочной я работал и дела ее хорошо знаю.

А.М.Горький — Р.И.Эйхе, 1936 г.

ЧТО СЛУЧАЕТСЯ С ЛЮДЬМИ.

ПОСМОТРИ ОБОРОТНУЮ СТОРОНУ.

Парамонов "Пути пройденные". стр. 169

...На Судженке я не  раз встречался с Андреем Степановичем Деренковым, в булочной которого в Казани работал молодой Максим Горький. Но это был уже не тот Деренков, который когда-то "скромные доходы своей торговли давал на помощь людям, верящим в борьбу за счастье народа", не тот Деренков, который "обладал лучшей в городе библиотекой запрещенных и редких книг, которыми пользовались студенты учебных заведений Казани и различные революционно настроенные люди", как писал в своей книге "Мои университеты".

При мне бывший булочник Деренков был нэпманом, возродившим свою торговую деятельность на Судженке. Он имел большой универсальный магазин, где торговал продовольствием, обувью, текстилем, галантереей. Деренков довольно успешно конкурировал с нашим Церабкопом. Когда рабочие на собраниях критиковал Анжеро-Суженский рабкоор, они говорили:

— Деренков хотя и обдирает нас здорово, но зато у него все можно купить.

в дореволюционные годы Деренков был солидным капиталистом, по существу монополизировавший торговлю на судженских копях.

В письме А.М.Горькому 25 сентября 1914 года Деренков писал, что он "занимается торговлей и подрядами". Рабочие недобрым словом поминали его дореволюционную деятельность.

— Деренков без пощады нас грабил. Мы только на этого сухорукого черта и работали. Он был сначала политическим ссыльным в деревне Лебедянке, где открыл небольшую бакалейную лавку. А когда начали добывать уголь на Судженских копях, Деренков перекочевал сюда и на наших глазах разбогател, — рассказывали рабочие.

После разгрома колчаковщины в Сибири дома и торговля Деренкова были национализированы. Самый большой его дом был отдан под рабочий клуб.

...Николай Павлович Шмит, племянник Морозова, владелец мебельной фабрики в Москве на Пресне: в 1905 г. целиком перешел на сторону рабочих и стал большевиком. Он давал деньги на "Новую жизнь", на вооружение, сблизился с рабочими, стал их близким другом. Полиция называла фабрику Шмита "Чертовым гнездом", Во время Московского восстания эта фабрика сыграла крупную роль. Николай Павлович был арестован, его всячески мучили в тюрьме, возили смотреть, что сделали с его фабрикой, возили смотреть убитых рабочих, потом зарезали его в тюрьме. Перед смертью он сумел передать на волю, что завещает свое имущество большевикам.

Н.К.Крупская. Воспоминания о Ленине.

* Фабрика Шмита на Пресне после разгрома декабрьского восстания 1905 г. Москва.

* ДУМЫ О ЖИЗНИ ТЯЖЕЛЕЙ САМОЙ ЖИЗНИ

Тебе придется украшать эту землю и совершенствовать жизнь, а для этого прежде всего совершенствовать самого себя, "обогащать свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество".

Быть 1/250.000.000 частицей народа, начать украшение Родины с окружающего тебя квадратного метра. Задача грандиозная, если учесть что квадратный метр движется с тобой по 1.6 части Земли.

Чтобы оставить свой след на Земле: надо все изучить (усвоить): испытать в своей персональной (пусть игрушечной) стране, в игре где приходится задуматься над каждым ходом (демаршем) крепче, чем в шахматной игре.

Игра — дело не шуточное

* Если судно хорошо оснащено, то ему не страшны никакие штормы.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова