Фриц Лайст

 ПЛЕННИК ВАТИКАНА

К оглавлению

 

 

 

 

 

 

Часть I. Святейший Престол – Санкта Седес

 

 

 

I. Король священников

 

 

 

1. Замечания по тематике

 

 

 

Мы рассматриваем факт, который почти не замечают в дискуссии о петринском служении, когда речь идет за и против реформы структур папской администрации. Многие подчеркивают «роскошь» папского двора. Другие, как например Марио фон Галли, требуют отказаться от придворного штата. В обоих случаях критика направлена против симптомов. Эти симптомы проистекают от такой действительности, которая так же принадлежит к формам проявления папства, как и его притязание на юрисдикционный примат или на непогрешимость. Мы назовем эту «незамеченную» действительность так: Римский епископ осуществляет свою администрацию, проявляя себя как КОРОЛЬ СВЯЩЕНННИКОВ или как император духовенства. Эту сакральность священнического царствования мы попытаемся проследить в последующем описании.

 

Сначала мы сделаем обзор должностей и титулов, которыми обладает Римский епископ, и растолкуем их затем на основании «Аннуарио Понтифичо».

 

Римский епископ обладает следующими административными званиями:

 

он есть:

 

епископ Римский

 

митрополит Римской церковной провинции

 

примас Италии

 

патриарх Запада

 

суверен Церковного государства .

 

 

 

Его титулы:

 

Папа

 

Викариус Деи (или) Кристи – Наместник Божий (или) Христов

 

Суммус Понтифекс – Верховный Первосвященник

 

Понтифекс Максимус – Великий Первосвященник

 

Санктиссимус Доминус – Святейший Господин

 

Санктиссимус Патер – Святейший Отец

 

Доминус Апостоликус – Глава Апостолов.

 

 

 

Название папского престола и курии:

 

Седес апостолика – апостолический престол.

 

 

 

Обращения звучат так:

 

Беатиссимо Патер – Святейший (Блаженнейший) Отец

 

Санктитас – Святейший

 

Беатитудо Вестра – Ваше Святейшество (Блаженство).

 

 

 

Особое место занимает титул, исходящий от Григория I: сервус серварум Деи – раб рабов Божиих.

 

 

 

2. Аннуарио Понтифичо – Папский ежегодник

 

 

 

Ежегодно под этим названием появляется документация, содержащая все данные о руководстве Римско-католической Церкви. Это – документ, имеющий также политическое значение, ибо в нем приводятся все епископские резиденции. Вспомним хотя бы то, какой раздор вызвало установление таких восточно-германских епархий, как Бреслау (Вроцлав), между Германией и Польшей.

 

Ежегодник – это не просто публикация, а административный документ «Апостолического Престола» о самом себе, являющийся очень поучительным для самопонимания Римского епископата.

 

Ежегодник издается в красном переплете, как Понтификальный и Церемониальный документ Римского престола. Окраска эта символизирует значение данного произведения. Объем его составляет около 1900 страниц. Ежегодник распределен точно и весьма предусмотрительно. По своей точности и предусмотрительности он похож на литургические книги Римского престола – молитвенник и требник, которые происходят из традиции той же самой рубрики.

 

 

 

Название Аннуарио Понтифичо начертано большими буквами на красном переплете книги. Это не «обычная» книга. Роскошное оформление соответствует тому, что желает сообщить ежегодник.

 

Под названием помечен год издания. Посредине расположен герб государства Ватикан. А под гербом написано: «Чита дель Ватикано». Мы могли бы представить себе разные названия ежегодника, например – Ежегодник епископа Римского, Ежегодник папы. Но набранный титул есть титул понтифика (первосвященника). Связь с названием и гербом дает общее представление о стиле власти. Тот, кто называет себя титулом Понтифекс, является одновременно сувереном Ватиканского государства. Увенчивается этот герб тройной короной – тиарой – с двумя перекрещивающимися ключами.

 

Итак, не ежегодник папы, епископа Римского, а ежегодник Понтифика. Но он же является и главой государства.

 

Мы переводим это название как «Папский ежегодник». Но дословно следовало бы перевести: «Ежегодник Понтифика (первосвященника)».

 

Этот «Ежегодник Понтифика» написан на итальянском языке. Данный факт удивляет. Официальным языком Римского епископа и курии является латынь. Язык литургии был также латинским. На латинском языке написаны указы курии и папские энциклики. И вот, мы неожиданно сталкиваемся с документом, написанным не по-латыни, а по-итальянски: Ежегодник римского первосвященника, притязающего на то, что он – Вселенский епископ всей Церкви и в то же время монарх «Чита дель Ватикано». Сочетание обоих притязаний и старание продолжить древнеримский понтификат также в Риме нашего времени едва ли можно выразить лучше, чем этим ежегодником на итальянским языке.

 

Вводится ежегодник Перечнем Римских епископов. Список начинается с Петра. Ему предшествуют два заголовка. Первый гласит: «Серие Деи Сомми Понтифичи Романи» – «Список верховных первосвященников Рима» или «Список Римских верховных первосвященников». Второй подзаголовок присовокупляет еще научную ссылку на первоисточник: «Верховные первосвященники Римские согласно летописи Понтификальной книги и ее источникам, непрерывно ведущимся до настоящего времени».

 

 

 

Епископы Рима суть верховные первосвященники. Первым верховным первосвященником является Симон Петр. Имя его – Симон, а прозвище – Кифа или Петр; к этому ежегодник добавляет: «из Вифсаиды галилейской, Князь Апостолов, принявший от Иисуса Христа высшую первосвященническую власть для передачи ее своим наследникам: имел резиденцию сначала в Антиохии, а затем, о чем гласит Хронограф за 354 год, в течение 25 лет – в Риме, где принял мученическую смерть в 64 или 67 году нашей эры» .

 

 

 

Добавление содержит толкование исторического образа Петра. Согласно ежегоднику, Петр считается первым «Понтификом» Рима. В то же самое время, когда Петр запечатлел свое свидетельство о вере, Суммус Понтифекс Рима был Нерон. Согласно второму титулу, Петру было даровано звание «Князя Апостолов». Петр – «Князь», возвышающийся над другими Апостолами. Коллегия Двенадцати истолковывается с помощью титула, заимствованного из феодального общественного устройства Средневековья. Новый Завет не знает таких титулов. Рассуждение о том, каким образом этот титул «князя» может соответствовать исторической действительности круга Двенадцати, в ежегоднике не учитывается, а просто опускается. За титулом «Князь Апостолов» следует подробное описание. Оно утверждает, будто Петр получил от Иисуса Христа «ля супрема Понтефича потеста». Потеста – по-латыни «потестас», т.е. сила и власть для господства, правления. Эта потеста поясняется двумя определениями: супрема – Понтефича. Петр получил высшую «понтификальную» власть для владычества, царствования. Можно было ожидать, что будет употреблено греческое слово «епископос», использованное Новым Заветом. Вместо него снова появляется слово «Понтифекс». Иисус вручил Петру должность высшего «Понтифекса». Новый Завет не знает этого титула. Встает вопрос, можно ли «обращение» Иисуса к Петру толковать или «пере-водить» титулом, который ведет свое происхождение не из библейского, а совсем из другого мира. К титулу добавлено:  Петр получил полномочие передавать высшую «понтификальную» власть «своим наследникам». Этими-то последними и считают себя епископы Рима.

 

 

 

Первым престолом петринского «понтификата» являлась Антиохия, вторым был Рим. Наследниками не Антиохийского, а Римского епископского престола являются Римские епископы и Папы. Наследство  Римских епископов выводится очевидно из свидетельства, якобы запечатленного Петром своей кровью в Риме. Мы опустили одно слово: «ризьедетте». Петр «имел резиденцию» – в качестве «князя» – сначала в Антиохи, а затем в течение 25 лет в Риме. За Петром следуют имена наследников, Верховных Первосвященников Римских. Имена первого периода наверняка легендарны. Непосредственно за списком идут гербы епископов Римских. И опять-таки титулы говорят не о епископах, а о «понтификах»; Стемми Деи Сомми Понтифичи дель Сек XII ад оджи» (итал.: «Гербы верховных первосвященников с XII века доныне»).

 

Истолкование гербовых «образов» могло бы составить целую отдельную книгу. В них заключено архетипичное содержание, рисующее опять-таки понимание своей должности тем или иным папой. Так же как императоры, короли и князья Средневековья, епископы Римские обладают своим гербом, знаком своего сакрального могущества; то же самое относится к кардиналам и поместным епископам.

 

После гербов, под заголовком «Ля Джераркия Католика» (католическая иерархия), следует Обзор содержания. На первом места находятся данные и титулования правящего папы. Затем идет «Сакре Колледжо Дальи Эминиссими э Реверендиссими Синьери Кардинали» (Священная коллегия высокопреосвященнейших и досточтимейших господ кардиналов). К ним примыкают патриархи, архиепископы, епископы, титулярные епископы, прелаты. Затем идут дальнейшие ступени и ранги . Следует прежде всего обратить внимание на данные о Римской курии, Понтификальной капелле и Понтификальной фамилии.

 

Все это составляет Джераркия Католика. Кто же входит в эту «католическую иерархию»? Имеются в виду кардиналы, патриархи, епископы и прелаты Латинской Церкви. Приводятся также с именами титулярных епископов бывшие епископские престолы Востока, которые уже давно не существуют. От восточных Церквей названы униатские патриархи и епископы, которые из-за своей малочисленности кажутся какими-то придатками. Можно прямо сказать: «католическая» иерархия – это не иерархия Вселенской Церкви Запада и Востока, а в основном – иерархия латинской Церкви. Католический и латинский являются для ежегодника тождественными понятиями.

 

После этого перечня на следующих страницах приведены Титулования правящего папы. Первый титул – «епископ Римский», «Весково ди Рома». Второй титул выделен курсивом и болкее крупными буквами, чем остальные: «Наместник Иисуса Христа» – «Викарио ди Джезу Кристо». К нему присоединяется титул, примененный уже в звании Петра: «Наследник Князя Апостолов» – «Суччессоре дель Принчипе дельи Апостоли».

 

Четвертый титул гласит: «Верховный Первосвященник Вселенской Церкви» – «Соммо Понтефиче делла Кьеза Универсале». Вселенская Церковь – это не только латинская; к ней принадлежат Церкви, происшедшие от миссионерства. Сюда относятся также восточные Церкви. Их тоже имеет в виду притязание этого титула. Пятый титул – это «патриарх Запада» – «Патриарка дель Оччиденте». Следующий гласит: «примас Италии» – «Примате д'Италия».

 

Последний духовный титул значится так: «Архиепископ и Митрополит Римской церковной провинции»» – «Арчивесково а Метрополита дела провинча Романа». Первый титул «епископ Римский» связан с титулом архиепископа Римской церковной провинции.

 

Последний, восьмой титул гласит: «Суверен Государства Ватикан» – «Соврано дело Стато дела Чита дель Ватикано».

 

Особым шрифтом выделены два: «епископ Римский» и «наместник Иисуса Христа». Наиболее сильный типографский способ выделения имеет второй из этих титулов. завершается ряд титулов хвалой (при титуле «епископ Римский»): «со славою правящий» – «Глориозаменте Реньянте».

 

Можно предположить, что в этом предложении раскрыт смысл титулований: этот епископ владычествует как царь над «вселенской» Церковью. Правит «глориозаменте». Его царственное владычество окутывает «Глория» (слава). Глория в Новом Завете – это «докса», а в Ветхом Завете – «кабед», атрибут, используемый только при явлении Ягве.

 

На следующей странице имеется предложение с таким титулом, который здесь встречается впервые: «Святейший Отец занимает административные должности» – «Иль санте Падре ритьене…». Глория проявляется здесь в «святости» Отца. И далее названы административные должности, занимаемые «святейшим» Отцом:

 

Аббатство свв. Винченцо и Анастасио.

 

 

 

Префектура нескольких конгрегаций в курии.

 

 

 

 

 

На следующей странице находится папский герб. Затем идет список кардиналов. Умершие при данном понтификате кардиналы завершают вводную часть.

 

 

 

Первая страница самой книги снова начинается титулом епископа Римского, но, конечно, в другом порядке и иной стилизации. Заголовком всей страницы являются слова сверху: «Седес Апостолика Романа» – Римский апостолический престол. Следующие четыре строки уточняют это понятие «апостолического» престола:

 

РОМА

УРБС СЕУ РОМАНА

Седее дель Викарио ди Джезу Кристо

Суччессоре ди С. Пьетро, Принчипе дельи Апостоли

(РИМ,

ГОРОД РИМЛЯН,

Престол Наместника Иисуса Христа,

Наследника Святого Петра, Князя Апостолов)

 

В этом титуловании римский епископский престол определяется точнее как резиденция наместника Иисуса Христа, наследника св. Петра, «князя Апостолов».

 

Имя правящего папы выделено посреди страницы с титулом «Весково ди Рома». Рядом приводятся те же самые титулы, которые нам уже известны. Поскольку речь идет о духовном правлении, титул «суверен государства Ватикан» отсутствует.

 

 

 

В конце приводятся два указания о «духовном управлении Рима» («ль Гэвернэ спиритуале ди Рома»): по именам названы генеральный викарий ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВА и генеральный викарий государства Ватикан.

 

Мы уже упомянули, что после титулований следует страница, которая на специальной художественной бумаге воспроизводит оттиск папского герба: герб выполнен ярко-красной краской, четыре ключа покрыты серебряной и золотой краской точно так же, как и тиара, венчающая изображение герба.

 

Под знаком папского герба с тройной короной обозначено всё, что содержится далее в книге: «католическая» иерархия, а также устройство римского двора, папской капеллы, римского придворного штата, папской семьи, курии, дипломатический корпус.

 

Сюда следует еще добавить, что на первом листе книги, с внутренней стороны, имеется портрет правящего папы с его подписью. Таким образом, правящий папа как бы обрамлен гербом государства Ватикан на переплете и  гербом римского «первосвященника» после перечисления его титулов.

 

 

 

Если читатель закроет книгу, то на обратной стороне переплета увидит еще раз тиару в золотом тиснении – тройную корону с двумя ключами. Всю книгу следует понимать как благовестие трижды коронованного спасительного короля, имеющего свою резиденцию в Риме.

 

 

 

3. Папа – Суммус Понтифекс – Понтифекс Максимус

 

 

В последующем изложении мы пользуемся титулом «епископ Римский» и лишь изредка употребляем распространенные титулы «папа» и «святейший отец». Титул «епископ Римский» еще содержит нечто от исторического становления. Епископ Римский уже существовал, прежде чем он потребовал употребления папского титула только для себя одного. Кроме того, мы следуем тем самым словоупотреблению Аннуарио Понтифиче. Непосредственно после имени, в обоих рядах титулований и административных должностей, первым стоит обозначение «Весково ди Рома» – епископ Римский.

 

 

 

Мы говорим о папстве. Тем самым мы называем институт руководства Римско-католической Церкви, которым управляет епископ Римский. Наиболее употребительный титул этого епископа – Папа.

 

По-гречески это слово звучит как «паппас», по-латыни – «папа», т.е. отец. Римский епископ и его руководство истолковываются через этот титул в смысле вселенского отцовства .

 

Греческий титул «паппас» применялся на Востоке более широко. Патриархи, епископы и аббаты именовались отцами – паппас. Титул «папа» впервые засвитдетельствован для Рима во второй половине IV века. На одной            надгробной плите мы читаем: «суб либернэ папа». Впервые официально называл себя папой епископ Римский Сирициус (284–299). Начиная с V-го века это титулование употребляется в Риме регулярно. В ту пору патриархи Византии, Александрии, Антиохии, Иерусалима тоже назывались «папами». Григорий I (590-604) дал этому титулу законное обоснование. В конце концов, титул «папа» закрепился только за епископом Римским.

 

В нем заключается известное самообъяснение этого епископа, благодаря которому он отличает себя от других епископов.

 

С течением веков образовались и другие почетные титулы и обращения, употребительные до настоящего времени. Мы повторяем их: Понтифекс, Санктиссимус Патер, Беатиссиме Патер, Доминус Апостоликус, Санктитас, Беатитудо вестра. На нашем языке это соответствует словам: святейший отец, святейший, ваше святейшество.

 

Обозначения «апостоликус», «Доминус апостоликус» и связанное с ним «седес апостолика» были сначала употребительны для всех епископов. Но с VI-го века они сосредоточились только на епископе Римском.

 

Один титул часто употребляется в папских окружных письмах (энцикликах). Его ввел Григорий I: «сервус серверум Деи» – слуга слуг (или – раб рабов) Божиих.

 

Особый титул гласит: «викариус Деи» или «викариус Кристи». Когда-то префект города Рима именовался «викариус урбис». Затем из этого образовался «викариус Кристи» как титул императора и лишь позднее – как титул папы.

 

Титул «понтифекс максимус» или «суммус понтифекс» был первоначально титулом римского верховного жреца . Этот титул привился в итальянском и французском языках, но не в немецком. Объяснение этих слов является спорным. Со времени Октавиана Августа его носили римские императоры. Со Льва I – это почетный титул пап; начиная с эпохи Возрождения им исключительно пользуются Римские епископы.

 

Суммус понтифекс был верховным жрецом Рима и Римской империи. В приложении к Римскому епископу проявляется двойственное значение: верховный жрец в Риме и первосвященник в Израиле .

 

В Риме особое положение первосвященника не могло продержаться долго. Он превращается в политическую фигуру обладателя власти. Роль первосвященника берет на себя «кесарь».

 

В иудействе после вавилонского пленения архиереи представляет народ перед Богом – он же является и политическим владыкой. Даже в период упадка римляне все еще признавали его верховной властью иудейского народа. Первосвященник и царь, император и понтифекс максимус были тождественны в Иерусалиме и в Риме, хотя понимались по-разному. Папские титулы ясно показывают притязание на наследование: тем же, кем первосвященник был для Израиля, а кесарь – для Римской империи, папа является для Церкви и даже для всего земного шара.

 

Но этим дело не кончилось. Кроме притязания на роли первосвященника и верховного понтифика (понтифекс максимус), появляется дальнейшее притязание, связанное с применением прилагательного «святой». Сначала его присоединили к титулу отца. Наконец, «свячтейшество» становится просто титулом и обращением («санктитас»). «Кадеш» в Ветхом Завете был только Бог. Все, что проистекало от него на предметы или людей было не привилегией, а даром каждому, кто смел приближаться к Богу. В Риме, напротив, из роли понтифекс максимус развился культ императора особого рода. Уже более не довольствовались тем, что умершего императора объявляли богом; живой император все больше и больше окружал себя атрибутами, изъявлениями почета и культовыми обрядами божества. Не случайно это обожествление римского понтифика и цезаря находит параллель в титулах святости, относимых к папам. Возникает вопрос: как это богословие «святейшего первосвященника» соотносится с положением Иисуса. Является ли это заменимым?

 

 

 

Наряду с многообразием титулов, имеется многообразие должностей, выполняемых Римским епископом. Эти должности возникали исторически. Как обстоит дело с их разграничением? Когда говорит и действует митрополит Римской церковной провинции, примас Италии, когда – патриарх Запада, а когда – наместник Христов и наследник Апостолов?

 

Специалист по церковному праву Класс Мёрсдорф говорит: «Примат чести папы состоит в том, что он имеет преимущество перед всеми» . Этот примат часто выражается в титулах и, можно добавить, – в многообразии названных должностей.

 

Примат чести проявляется прежде всего в церемониале. Папу приветствуют падением на колени и целованием ступни (проскинезис). Он имеет первенство чести перед всеми суверенными монархами. По международному праву, принятому с1815 года, его послы являются прирожденными высшими по рангу членами дипломатического корпуса.

 

 

 

Как управляются должности, требующие в каждом случае особого рода деятельности?

 

Римской епархией управляет генеральный викарий, вице-регент, исполняющий права и задачи епископа Римского.

 

Задачи митрополита Римской церковной провинции и примаса Италии обнимают должности в курии, прежде всего, вероятно, статс-секретариат. Собственного представительства здесь, как и для церковной провинции Рима, во всяком случае, не существует.

 

Точно так же нет и собственного места с задачами патриарха Запада. Если учесть многообразие куриальных должностей,, то такое положение представляется удивительным. Однако это обусловлено не случаем, а структурой. Папа через свои куриальные органы соприкасается с этими должностями, и здесь никаких разграничений не нужно. Только для церковного государства папа назначает собственного управителя.

 

Разграничений про отдельным должностям также нет. Епископ Римский естественно имеет более широкую сферу задач в своей собственной епархии. Существует тенденция еще дальше расширить эти права епископа Римского до тех пор, пока вся Церковь не сделается одной епархией епископа Римского. Нечто похожее относится и к положению патриарха Запада. Его права также неотделимы от папских. Можно наблюдать тенденции превращения всей Церкви в единственный патриархат. При этом права и обязанности епископа Римского и патриарха латинской Церкви присовокупляются к правам папы.

 

 

 

Исторически этот путь был реально проделан следующим образом. Епископ Римский был патриархом латинской Церкви. Он старался расширять эти права все далее и далее с тем, чтобы Церковь стала одной  единственной огромной епархией, одним сверх-патриархатом. Разграничение же функций подточило бы колоссальную мощь нынешней папской системы. Путь от епископа Римского ко вселенскому епископу, от латинского патриарха к сверх-патриарху Вселенской Церкви был путем к той полноте власти, как ее описывает нынешнее церковное право.

 

Каждая из этих реальных должностей нуждается в собственном носителе с точно обозначенными правами и обязанностями. Каждая должность требует всей силы человека. Практически невозможно, чтобы один единственный человек, как бы ни была велика его трудоспособность, одновременно хорошо исправлял эти должности. Однако проблемой является проблема власти и вместе с тем права. Полнота этих должностей и отсутствующее разграничение возвышают папскую власть; именно это углубило на протяжении истории раскол с восточными патриархами.

 

 

 

Епископ Римский называет себя понтифекс, суммус понтифекс или понтифекс максимус и в то же время обозначает себя как викариус Кристи.  Чувствуем ли мы противоречие между этими двумя титулами? Титул понтифекс, заимствованный из римского государственного культа, и титул викариус Кристи, являющийся по смыслу новозаветным, противоречат друг другу. Это не есть что-то внешнее или совсем ни к чему не обязывающее. В титулах выражается понятие должности. Как может викариус Кристи назваться суммус понтифекс? Как может епископ Римский именоваться санктитас, если одновременно он пользуется титулом «сервус серварум Деи»? Итак, титулы выдают следующее: противоречивое, несочетаемое сталкивается в этих исторических выражениях – титулы из библейского мира и титулы Римской империи. То, что было задумано как харизма, становится насквозь «римским», как показывает титул «суммус понтифекс».

 

 

 

4. Корона и трон

 

 

 

Епископ Римский – это средоточие трех равных институтов, которые следует точно различать: он окружен папским двором; на совершениях литургий ему ассистирует капелла понтифича; он – глава курии, управляющей Церковью. Часть этого круга лиц принадлежит трем институтам. Однако, не всякий, принадлежащий к папскому двору, даже прелат, является одновременно членом курии. Но ведущие чиновники курии являются членами папского двора и, если они священники, то входят и в понтификальную капеллу.

 

В дискуссии о курии нельзя забывать, что существенным фактором папского могущества является придворный штат епископа Римского. Следует учитывать также и папскую капеллу: она совершает службу епископа Римского как короля священников.

 

 

 

То, что канонисты толкуют как супрема потестас, как высшую полноту власти, находит свое законченное выражение в восседании папы на троне после его коронования тиарой. Римский церемониал не раз упоминает трон в обряде коронации папы: асцендит ад катедрам эминентем. Прежде коронования, папа восседает на троне: ин седе эминенти сиби парата седеет .

 

Трон и тронное место называется «эминенс». Они выделены и высоко возвышаются над всеми присутствующими. Трон стоит на возвышении, к которому ведут семь ступеней; с обеих сторон стоит дворянская гвардия с обнаженными шпагами. У трона Соломона тоже было семь ступеней, а с обеих сторон, на каждой из них, имелась статуя льва.

 

Сидящий на троне покоится в своем величии; все остальные, приближаясь к нему, падают на колени, целуют ему руку, колено, ступню. В то время как он сидит, присутствующие стоят. Он всегда – единственный и возвышенный: ни в коем случае не на одинаковом уровне с остальными.

 

 

 

Тройная корона называется «региум» – «царство». Носящий ее владеет царством, региум.

 

 

 

Каноническое право содержит принцип, излагающий то, как епископ Римский понимает свою папскую власть. Он гласит: седае апостолика а немине юдикатур – апостолический престол не подлежит никакому и ничьему суду. Это положение принято каноническим правом в 1817 году и доныне является правовым принципом Римской Церкви. Согласно этому правовому принципу, епископ Римский понимает свою должность как владычество, а самого себя – как монарха, над властью которого не может быть никакого суда. Тем самым подразумевается, что обладатель этого престола есть также наивысший судия. В качестве властелина он – владыка суда.

 

 

 

На что же простирается это его владычество? Само собой разумеется, сферой его является Церковь, ему подчиненная. Носители епископского сана, пресвитеры, как и «миряне» являются поэтому «подданными» этого папы-властелина.

 

Для понимания такого положения можно указать на то, что этот правовой принцип возник в борьбе со Священно-римской империей германской нации и с соборной идеей. Римские императоры и германские короли свергали и судили пап. Констанцкий собор низложил трех пап, оспаривавших этот ранг друг у друга. И вот, для того, чтобы сделать что-либо подобное невозможным на будущее, правом было признано, что никакая инстанция на земле – даже собор – не может судить папу. Никакая «светская» власть не имеет прав над папой, не говоря уже о прямом смещении его с престола после суда над ним. Епископ Римский, будучи папой, есть величайший владыка, властелин и судия своей Церкви.

 

Простирается ли этот принцип еще дальше? Относится ли это толкование о владычестве папы и на нехристиан? Возвышается ли притязание папы на то, чтобы быть величайшим владыкой и  судьей над всем человечеством? Ответ можно прочесть в ритуале коронации.

 

Папу коронуют, хотя уже своим «да» после избрания он завладел первосвященнической властью. Коронующий кардинал произносит следующую молитву: «Прими тройную корону тиары и знай, что Ты – отец князей и королей, правитель земного шара, земной наместник Иисуса Христа, которому подобает слава, честь и поклонение во веки. Аминь.»

 

Корона есть знак императорской и королевской власти. О коронованном говорится, что он – «отец князей и  королей». Значит ли это: короли и князья являются таковыми благодаря владыке-первосвященнику? Еще яснее изречение: «правитель земного шара». Отсюда мы понимаем, почему папа постоянно преподает благословение «урби эт орби» («городу – т.е. всему Риму – и миру). Тем самым он делает зримым и известным свое притязание и право быть правителем и владыкой земного шара. Понимаем также, почему последние папы произносили столь много речей. Это то же самое оповещение об управлении земным шаром через направляющее духовное слово.

 

Князья и короли царят над частичными территориями. А над ними находится король священников с тройной короной. Он владычествует не над частичной территорией, а над всем земным шаром. Не следует забывать, что все это мыслится в феодальных представлениях: демократические правительства не упоминаются.

 

Наконец, в коронационной молитве имеется еще титул «наместник Христа». Мы уже упоминали, что императоры Священной Римской империи германской нации называли себя «викариус Деи» или «викариус Кристи». Эта империя миновала, на ее место встал папа. Путь епископа Римского, несмотря на многочисленные отступления и поражения, был единым путем к власти. Это был путь становления епископа Римского императором и королем священников.

 

Как бы папа ни утверждал, будто он отказывается от светской власти, он впадает в противоречие с действительностью: чем же является церковное государство и римская дипломатия с ее нунциатурами, если не светской властью? Что означает придворный штат, кардиналат, ордена и почетные чины, что означают корона и трон, если не признаки духовно-светского государства?

 

Знает ли лично об этом или нет, но втройне коронованный на троне уже этим ритуалом выдвигает притязание на то, чтобы быть духовным императором земного шара.  Конечно, как таковой он не всеми признается. И все-таки его принимают как светского суверена. От этого же этикет, ритуал апостолического дворца, должности и ордена, литургия коронации и папская месса становятся политикой первостепенной важности. Ими епископ Римский делает зримым свое притязание как обладатель супрема потестас, как духовный владыка земли. Почтовые марки и монеты, собственная полиция и жандармерия, гербы и знамена по-своему говорят об этом притязании точно так же, как и папская месса. Тиару можно подарить, но духовное царство остается.

 

Трон и корона – это знаки императорской и королевской власти. На каждой коронации папы происходит то, что «Диктатус Папа» Григория VII возвысил до требования: «Квод солус поссит ути империалибус инсигнис» («только папа может присвоить себе знаки императорского достоинства»).

 

Юридически избранный епископом Римским становится папой благодаря своему согласию со всеми полномочиями, связанными с этой должностью. «Введение» его в должность – это не литургическое посвящение, а интронизация. С правовой точки зрения, в ней нет необходимости, но с точки зрения понимания папства, она обязательна. Папа занимает свой трон как занимал его несущие спасение «царь царей» на древнем Востоке. Ритуал коронации, восхождения на престол, торжественного шествия в собор св. Петра – это сакральное событие, втягивающее в себя бесчисленное множество людей. Но это – ритуал, заимствованный не из библейского, а из другого мира. Тот, кто совершает свое восхождение на царский трон и с этого момента отсчитывает новую эпоху спасения, – кто же он такой с новозаветной точки зрения?

 

Государство Ватикан чеканит свою собственную монету и выпускает свои почтовые марки. Способ еще больше повысить «пропаганду» почтовых марок – это почтовый штемпель. Штемпели с серией коронации Павла VI имеют следующий текст: «Корона ауреа супер Капут эйус» («золотая корона на голове твоей»).

 

Почтовые марки и штемпели благовествуют земле о том, кто только что взошел на трон, был увенчан тройной короной и стал духовные царем.

 

 

 

5. Папский двор

 

 

 

Хотя почти каждый католический христианин знает, что на Первом Ватиканском соборе была легитимизирована непогрешимость папы, едва ли хоть один из них читал декреты или даже тщательно изучил их. «Созерцают» блистательное появление епископа Римского, но лишь немногие знают структуры римской курии и ее практику. Католическому христианину внушается не только юрисдикционный примат или непогрешимость: к этому присоединяется папский двор с его рангами и  табу, а также магия одеяний. Здесь и аудиенции, видя которые задаешься вопросом, не христифицирован ли папа, не сделан ли он единственным посредником между небом и землей. Здесь и нагромождение должностей; и злоупотребление понятием «святой». Здесь и отпущение грехов, и сама «инквизиция», хотя и под другим видом. Все это не охватывается никакой догмой. Да и ритуал короля священников, каким он является на папской мессе, принадлежит к явлениям того же порядка. Все, что проявляется в этих феноменах, есть подлинная реальность епископа Римского.

 

 

 

Со времени Первого Ватиканского собора католический христианин под страхом анафемы вынужден «считать непреложной истиной», что епископу Римскому подобает юрисдикционный примат и что он непогрешим, когда решает вопросы веры и морали эхс катедра (с кафедры). На самом же деле, требование «считать непреложной истиной» заходит дальше. Вместе с этим требованием надо оправдывать и признавать форму и абсолютистский стиль Ватиканского правительства. Хотя об этом не говорится прямо, но косвенно выдвигается требование, что в выступающего «наследником» надо «веровать» как в облеченного духовно-царским достоинством. Сюда относится то, что мы не совсем точно называем папским двором или придворным штатом.

 

«Фамилья понтифича» – понтификальная семья – это и есть придворный штат папы. Самые старшие по рангу члены суть дворцовые кардиналы, т.е. кардинал-датар и кардинал-статс-секретарь. Они имеют свое место в курии и почетное место при дворе. Наиболее интимный круг составляют духовная и светская знать Тайной прихожей – Нобиле Антикамера Сегрета. Здесь первую группу составляют дворцовые прелаты.

 

Среди них самые знатные придворные чины – это мажордом и маэстро ди камера, высший камергер. Мажордом является предстоятелем апостолических дворцов, высший камергер руководит аудиенциями. Обе должности сосредоточены в руках высшего камергера. К этому же рангу придворных принадлежат папский придворный юрист и папский придворный богослов.

 

Вторая группа Тайной прихожей состоит из действительных тайных камергеров. Следует назвать «тайного милостынедателя». Он ответственен за частную благотворительность папы и имеет право посылать папское благословение в письменной форме. Далее следует назвать секретаря по княжеским письмам, секретаря по тайной переписке (он же одновременно является одним из высших чиновников статс-секретариата), регента датария и секретаря по латинским письмам. Следующие пять «действительных тайных камергеров» носят почетные титулы: виночерпий, секретарь посольства, костюмер; два других тайных камергера попеременно несут службу в прихожей. Ризничий – это епископ из ордена августницев-отшельников; он же является одновременно генеральным викарием города Ватикана.

 

Третья группа Тайной прихожей состоит из мирян. Раньше они носили староиспанский придворный наряд «со шпагой и плащом». Поэтому они называются «действительными тайными камергерами» ди спада а каппа. Возглавляет их великий магистр Священного приюта. Он является римским князем и принимает глав государств на лестнице Ватикана.

 

Далее к Тайной прихожей принадлежат: обергофмаршал, обершталмейстер, генеральный почтмейстер, находящийся на службе полковник дворянской гвардии и полковник швейцарской гвардии. Хотя они и не несут придворной службы, они тоже принадлежат к папской фамилии (семье). Имеются в виду также домашние прелаты. К ним относятся архиепископы и епископы, которые назначены ассистентами папского трона и получили титул римского графа. Далее сюда относятся апостолические протонотары (старшие нотариусы), члены прелатской коллегий курии, архиепископы и епископы, уже получившие эти титулы. Прелатскими коллегиями курии являются: коллегия аудиторов Рэти, коллегия клириков Апостолической камеры, коллегия референциаров и избирателей Апостолической сигнатуры.

 

Апостолические протонотары подразделяются на три класса: «действительные протонотары», занимающие промежуточное положение между епископами и аббатами. Они в основном выполняют свою главную работу в других отделах. Второй класс составляют «добавочные протонотары» – этот титул присваивается только в сочетании с другим рангом. Каноники трех римских патриарших храмов, как и каноники итальянских патриарших храмов, суть «добавочные протонотары».

 

Низший класс составляют почетные протонотары. Этот титул даруется папским указом (бреве) в качестве отличия настоятелей некоторых храмов. Большинство же домашних прелатов не принадлежат ни к одной из названных коллегий. Это священники латинской Церкви, которым титул вручен в качестве признательности.

 

Ранг тайных камергеров был точно так же расширен за счет «добавочных тайных камергеров». Во время своего пребывания в Риме они имеют право  включаться в службу в качестве тайных камергеров. Наряду с ними имеются еще и почетные камергеры, носящие свой титул только «экстра урбем» (за пределами города Рима). Тайные капелланы объединены в одну коллегию; их деканом является низший костюмер (унтер-гардеробье). Они выполняют свои функции в торжественных случаях.

 

Ко двору принадлежат также еще апостолический придворный проповедник из ордена капуцинов и духовник-исповедник папского двора из ордена сераитов.

 

К обслуживающему персоналу принадлежат камердинеры папы, седьяри, носящие седиа гестаториа и буоселанты, – привратники, несущие службу во дворце.

 

К ритуалу чествования короля священников принадлежат и солдаты. До 1970 года великого понтифика окружали три разные гвардии: дворянская, швейцарская и палатинская .

 

Итак, солдаты или высшие офицеры в качестве членов дворянской гвардии окружают епископа Римского, когда он входит в собор св. Петра или на аудиенцию.

 

По привычке в них видят музейные остатки прошедших эпох. Иные утверждают, что такое войско небоеспособно. Это верно, но для чего же его держат? Ведь это – солдаты, оказывающие почести своему суверену, епископу Римскому, и, разумеется, обязанные его защищать. При осаде Рима в 1537 году швейцарская гвардия погибла вся до последнего человека, чтобы удержать открытым для папы путь к бегству.

 

Могут сказать, что такие времена прошли. Но ведь могут наступить другие времена, когда князю священников будет угрожать опасность; конечно, при серьезной угрозе такие солдаты не слишком-то помогут.

 

И все-таки, епископа Римского окружает воинский ритуал. Этот факт наводит на размышление.

 

Особые функции гвардий – это конечно то, что в религиях, связанных с магией, служило образованию различных табу. Эти солдаты одеты в униформы прошедших времен. Музейный вид имеет не только швейцарская гвардия. Однако именно «музейность» привносит нечто такое, что окружает епископа Римского магическим кругом. Папская гвардия зримо указывает ту сакральную границу, которую никому не дозволен перешагнуть и которую фактически никто и не может перешагнуть. Полковник швейцарской гвардии в золоченой униформе перед садиа гестаториа во время шествия, обнаженные мечи, окружающие первосвященника, а раньше еще и дворянская гвардия у трона – разве есть еще более зримое табу, окрашивающее сакральность папы?

 

Церковный суверен охраняется столь же строго, как и любой другой государь, с помощью тайной полиции, охраняющей его на каждом шагу. Сакральность первосвященника уменьшилась бы, если бы он на своем троне не был окружен границей табу, обозначенной униформами его солдат.

 

 

 

29 марта 1968 года было опубликовано Моту Проприо, устанавливающее новое устройство папского двора. Согласно этому указу, двор называется «Понтификалис Домус» – «папский дом». Дословно следовало бы перевести «дом понтифика», что следовало бы дополнить словом «суммус».

 

«Папский дом» находится в ведении префектуры Апостолического дворца. Она создана недавно и объединяет в себе прежние должности: например, мажордома, маэстре ди камера и бывшую церемониальную конгрегацию.

 

Двойственное подразделение на понтификальную капеллу и «папскую семью» осталось.

 

В капеллу входят миряне и священники, несущие службу в торжественных случаях и при совершении литургий, если в них участвует папа. Кроме того, в нее входит, согласно новому указу, духовенство Римской епархии.

 

К папской семье принадлежат все, ассистирующие папе как суверену церковного государства, когда имеют место светские проблемы или празднества. Следует упомянуть тронных ассистентов, происходящих из папского дворянства  Колонна и Орсини. Их должность больше не является наследственной. Администратор папской фамилии является заместителем статс-секретаря. Священники одновременно входят и в капеллу. Различные титулы и должности были отменены, остались только следующие три: апостолический протонотар, почетный прелат его святейшества и капеллан его святейшества. До 1970 года оставались палатинская гвардия и дворянская гвардия; теперь они называются «почетная гвардия папы». Она по-прежнему состоит только из дворян. В палатинскую гвардию входят члены разных социальных слоев. Службу по поддержанию порядка поддерживают папская жандармерия и швейцарская гвардия. Новым учреждением является «Консульство государства Ватикан». Оно состоит из тридцати членов, причем только мирян. Они также принадлежат к папской фамилии; членов Консульства назначает папа сроком на пять лет. Консульство обладает совещательной функцией для Папской комиссии по государству-городу Ватикану.

 

 

 

В качестве «суверена» папа дарует дворянские звания: титулы барона, графа, маркиза. Титул может быть дарован личный или наследственный. Наряду с этим существуют еще титулы князя и герцога.

 

Епископ, назначенный папским тронным ассистентом, может называться римским графом или дворцовым графом (что соответствует немецкому титулу пфальцграфа). Его полный титул гласит: «граф Апостолического дворца и Латеранского дворца».

 

 

 

В католическом мире существует множество само собой разумеющихся вещей, которые не ставятся под вопрос ни общественным сознанием, ни богословием. Правда, можно констатироваться все более растущее недовольство тем, что мягко называют «роскошью Рима». Ее редко называют настоящим именем, а именно: указывая на то, что у епископа Римского свой придворный штат и что он его содержит на определенные средства. Епископ Римский никогда не выступает только как  епископ, верующий в то, что ему дарована харизма объединения, а предъявляют требование на превосходство над Церковью. Он всегда выступает на территории и в сфере своего придворного штата. Католические христиане, даже придерживающиеся критического направления, почти ничего не находят для возражения и противопоставления этой магической «святости». Критика даже еще не знает, что она собственно критикует – а критикует она как раз придворный штат епископа Римского. Где бы он ни появлялся, он появляется не как епископ Римский, а как царь священников, окруженный  членами своего штата придворных. Трудная задача – довести этот факт до сознания католических христиан. Им с детства внушали, что епископ Римский – король священников. Тот, кто пережил воздействие этого придворного штата во время аудиенции, вероятно, ощутил привкус манны небесной. Богословы и поныне еще редко отваживаются  сверять притязания епископа Римского с библейскими основами; и уж совсем не спрашивают, что означает факт существования такого придворного штата, который согласно новым указам получил лишь новое устройство, но не ликвидирован; и каково в этом плане самотолкование папства. При изучении догмы непогрешимости епископа Римского или его взаимоотношений с остальными епископами, никто из тех, для кто это «само собой разумеется», не догадывается подчеркнуть, что этот же епископ имеет вокруг себя такой придворный штат.

 

Является ли этот придворный штат побочным аксессуаром без всякого значения? Почему, несмотря на всю его сомнительность, он до сих пор не был поставлен под сомнение? В этом придворном штате скопились религиозные силы небиблейского происхождения. Почему же на них нападают столь слабо?

 

 

 

Дело, видимо, обстоит так, что католические христиане едва ли могут смотреть на это глазами других людей. Для православных и евангелических христиан папский придворный штат есть один из соблазнов, которые христиане испытывают, взирая на епископа Римского. Понимает ли этот епископ, что многое из того, что он делает и говорит, становится сомнительным из-за этого придворного штата? Заслуга восточных епископов, находящихся в унии с Римом, заключается в том, что они открыто сказали об этом обстоятельстве на Втором Ватиканском соборе. Они донесли до сознания многих отцов собора латинской Церкви, насколько сомнителен факт существования этого придворного штата.

 

Патриарх Максимос IV Сангх высказал это таким образом: «Римский штат придворных, составляющих особенность Римской епархии, не должен становиться на место коллегии Апостолов, продолжающей жить в ее преемниках-епископах. Поэтому задача данного Святого Собора – принять необходимые меры, чтобы выдвинуть эту истину снова на свет. Она затемнялась в течение многовековой практики. Облака укрывали ее, все более плотно облегали ее, пока мы не достигли такого пункта, когда многие, даже здесь – среди нас, рассматривают названное положение как нормальное, хотя оно явно не такое. Ибо дор епископа Римского – это одно, а коллегия Апостолов наследника Петра – другое. Современный придворный штат папы затрудняет тем, что находится вне католической Церкви, а также многим внутри нее, увидеть экуменическую полноту Церкви; он скорее свидетельствует о партикуляризме отдельной церкви, которому люди, храмы и благоприятные обстоятельства доставили исторически солидное приращение в смысле количества, силы и богатства» .

 

А папа, напротив, совершенно убежден в том, что он в качестве епископа Римского не представляет собою никакого препятствия к объединению.

 

Папа при этом, как и большинство богословов, аргументирует на почве доктрины  и не видит реальной действительности. Ни он, ни его богословы не видят именно того, что является помехой и раздражает очень многих некатолических христиан. Папский двор, состав и поведение курии – это и есть величайшие помехи для откровенной экуменической встречи с «Римом». Эта трудность встречи или даже воссоединения не упоминается ни в одной папской речи. Она не названа потому, что не обращается внимания на то, сколько преткновений и соблазнов видят в этом другие христиане. Еще меньше доходит до сознания, что это раздражение является библейски обоснованным.

 

Пока существует папский двор, папа остается царем священников. Но факт существования двора и его церемониала только выказывает это притязание. Пока существует понтификальная капелла, она в обряде превозносит клерикальное царство епископа Римского. Пока существует курия как аппарат тотального владычества, папа заступает место коллегии епископов и, выступая от имени Церкви, говорит собственно от своего собственного имени.

 

Поэтому речам пап, несмотря на их добрые намерения, не хватает решительного учета этого обстоятельства. В качестве примера может служить следующая речь Павла VI:

 

«Мы должно открыто и честно исповедовать нашу веру, о которой с уверенностью знаем, что она – божественного происхождения. В то же время, Мы верим, что она ни в коем случае не представляет помехи для вожделенного восстановления единодушия между Нами и отдаленными от Нас братьями. Ведь речь идет о божественной истине, являющейся фундаментом единства, а не раздора и раскола. Ни в коем случае Мы не желаем, чтобы вера была поводом для полемики с нами».

 

Но перед каждым диспутом по вопросам веры стоят названные реалии, являющиеся непреодолимыми для некатолических христиан. Могут возразить, что папский двор не составляет существенную долю католической веры. Разумеется. И все-таки это возражение не учитывает действительности. Этот двор образует реальную сердцевину латинской Церкви. Сказанное относится и к следующей речи:

 

«Эта задача относится к «другим христианам», которые хотя и веруют во Христа, но которых Мы не причисляем к тем, кто связан с нами узами совершенного единства во Христе. Это единство, к которому они должны были бы принадлежать в силу крещения, может быть предложено им только одной католической Церковью, да они уже по своей сущности и стремятся к нему. То, что в последнее время происходит в среде отделенных от Нас христианских общин и что нарастает там все больше и больше, доказывает две вещи: Церковь Христова одна и должна быть только одной. Это таинственное и в то же время прямое единство может осуществиться только в единой вере, в участии в одних и тех же Таинствах и путем подходящей связи с единственным высшим церковным руководством, хотя при этом упускаются разные языки, обряды, унаследованные от предков предания, местные прерогативы, духовные течения, правомерные институты и свободно избранные, собственные формы жизни».

 

 

 

Речь папы предполагает, что латинская Церковь является католической (кафолической). Но как может предлагать единство епископ, пусть даже лично «святой жизни», которые не отказывается от своего клерикального царства? Как могут подготовить это «высшее церковное руководство», то есть папа и курия, такое единство, пока они твердо придерживаются своих притязаний на тотальное владычество в Церкви?

 

Психологически мы оказываемся перед загадкой двойственности мышления, которое хотя и представляет собою всеобщую опасность людей, но особенно ярко выражено в римско-католической Церкви и в коммунистических тотальных государствах. При всей их непримиримости в учениях, у них много общего в действиях: например, опасность окостенеть до идеологии и утратить способность рассматривать самих себя глазами других.

 

 

 

Давайте лишим папский двор сакрального покрова и трезво рассмотрим его с политической и социологической точек зрения.

 

 

 

Папский двор распространился на всю латинскую Церковь и пронизал ее своими «доверенными людьми». Это те, которые носят титул прелата или являются членами папских орденов. Прелаты – это члены фамилии первосвященника Римского. При известных обстоятельствах они испытывают больший долг по отношению к владыке-папе, чем к местной церкви и ее епископу. Папе они обязаны «благодатью» своего высокого положения и одеяний, напоминающих епископские. Эти «доверенные люди» рассыпаны по всему земному шару. Тем самым они укрепляют власть и значение папского двора.

 

С политической точки зрения, они в известном смысле являются представителями суверена «чужого» государства, который есть одновременно верховный епископ латинской католической Церкви. Прелатуры папского двора и папские орденские отличия суть политические средства, долженствующие расширить и укрепить папскую власть. При определенных обстоятельствах куриальная политика может пользоваться ими, чтобы иметь противовес по отношению к «строптивым» епископам. С социологической точки зрения, они должны представлять собою особый класс вопреки «низшему» клиру; поскольку это не епископы, они соперничают с епископатом. Честь быть членом папского двора «хорошо оплачивается». Ни один «светский двор» не сумел еще распространить свой придворный штат за пределами границ собственной страны по всему земному шару.

 

 

 

6. Понтификальная капелла (Капелла понтифича) – Вход в собор св. Петра

 

 

 

Распорядок папского ввода в Собор святого Петра лучше всего показывает внутреннее устройство Понтификальной капеллы.

 

Шествие открывает церемониймейстер.  За ними следуют папские прокураторы ( адвокаты) в черных мантиях, затем – исповедник папской семьи в одеянии сервита, папский придворный проповедник в одеянии капуцина, генеральные прокураторы нищенствующих орденов в своих орденских одеяниях. За ними несут тиару и понтификальные митры. Тиару несет тайный капеллан в сопровождении двух швейцарских гвардейцев; кроме них впереди идут златокузнец и хранитель тиары. Другие тайные капелланы в красной одежде несут понтификальные митры.

 

Следующая группа состоит из маццьери или «серебряных носителей палиц» в черно-фиолетовом староиспанском наряде, тайных капелланов и тайных клириков в красных одеждах, консисторальных адвокатов в черных шелковых сутанах и черных шелковых мантиях. За ними идут почетные камергеры, запасные тайные камергеры и просто тайные камергеры, также в красных одеяниях. Следующие – это члены Сикстинской капеллы певцов в фиолетовых сутанах и тогах. К ним примыкают прелаты вотанти Синьятуры, прелатские клирики Апостолической камеры, удиторы Роты, все в фиолетовых тогах и стихарях. Первую часть шествия замыкают палатинский магистр в орденской ленте доминиканцев, два тайных капеллана с двумя митрами, камергеры «плаща и шпаги» в своем городском наряде.

 

Перед второй частью шествия несут крест папских процессий. Носителем его является удитор Роты, одетый в тунику помощника диакона. Его окружают так называемые аколиты; они несут кадило, кадильницу и семь подсвечников. К ним примыкают два «верховных хранителя» Вирга рубеа «красной розги) в фиолетовых мантиях. Следующие – два служки и диакон посередине.

 

За ними следуют пенитенциарии в шляпах и беретах, аббаты, одетые в белые мантии вечерних богослужений и с белыми митрами, затем епископы, архиепископы и патриархи. Их белые мантии украшены золотой бахромой. Ближе всех к папскому трону, на седиа гестаториа располагаются кардиналы, за ними – князь ассистент трона, два первых церемониара в красных сутанах и тогах, кардинал-диакон мессы в далматине и кардинал-ассистент вечерних богослужений.

 

Непосредственно перед папой находится полковник швейцарской гвардии в золоченых доспехах и шлеме, а до 1970 года присутствовал также штаб дворянской гвардии. Двенадцать слуг несут седиа гестаториа, они одеты в пурпурные шелковые одеяния. Над седиа находится балдахин, палки которого несут прелаты-референты Синьятуры. Ранее еще два тайных камергера несли за троном два павлиньих опахала. Папу окружает швейцарская гвардия в парадной форме, в шлемах и доспехах. На плечах они несут по длинному мечу.

 

За седиа идет последняя группа. Прежде всего – декан священной Роты с папской митрой, его сопровождают два тайных камергера. За ними следуют прелаты «фьокетти», протонотары и верховные генералы монашествующих орденов. Два швейцарских гвардейца, кардиналы-священники и капитул св. Петра замыкают шествие. Как только папа достиг базилики, отряд трубачей, стоящий над главным входом в нише, на серебряных трубах играет папский марш. Между шпалерами палатинской гвардии шествие направляется до апсиды. Папа направляется к трону, стоящему на стороне зачитывания посланий. Митру из золоченых материалов надевают ему на голову. Затем присутствующие прелаты воздают ему хвалу.

 

 

 

Давайте представим себе, какое значение при вхождении в собор св. Петра имеет тиара и папские митры. В первой части шествия впереди несут тиару, хотя раньше на папе была еще и вторая тиара. За нею несут понтификальные митры; их держат в руках тайные капелланы в красных одеждах. Их «защищают» «серебряные палиценосцы», идущие следом.

 

Во второй части шествия два тайных капеллана несут две митры, а декан Роты – папскую митру. Все митры и тиары возлагаются на высший алтарь.

 

 

 

Как и у епископов, у папы три вида митр. Митра претиоза состоит из серебра, усеянного драгоценными камнями. Папа не носит ее, но ее, конечно, несут впереди и полагают на алтарь. При торжественных выходах на папу надевают митру из золоченого материала, носить которую имеет право только он один. В период адвента, поста или на похоронах на голове папы – митра из серебряного материала, которую никогда не смеет носить никто другой. До сих пор папа носил тиару при входе в собор св. Петра и выходе из него, а вторую несли впереди. Патриарх Лиссабонский обладает прерогативой иметь тиару на своем гербе, но права носить ее он не имеет. Со времени Иннокентия III тиара есть головной убор только римского первосвященника. Ее никогда не носят во время литургий, но всегда – при коронации и благословении урби эт орби.

 

 

 

Невольно вспоминаются старые времена истории религии, когда фетиш хранили словно манну небесную и со страхом чтили. «Держава» царя священников воплощается в этих предметах, которые должны покрывать его голову. Магические спасительные знаки и палиценосцы, сопровождавшие некогда трон фараона, появляются в шествии того, кого называют Понтифекс Максимус.

 

 

 

7. Наместник и Прославленный Господин

 

 

 

Особое представление как короля священников составляет прославление его целованием ноги. Оно возникло из проскинезиса и является смягченной формой последнего. При проскинезисе почитающий бросался на пол. С Востока этот обряд распространился в средиземноморских странах. В римскую эпоху его оказывали императору в качестве Понтифекс максимус. Его заимствовали из придворного церемониала византийского императора.

 

От императорского церемониала он перешел к папам, но не к епископам. Папа получает поцелуй на крест правой Понтификальной туфли. После избрания папы проводятся три «адорации»: они состоят из тройного падения на колени и целования туфли. Подобное происходит при посещении папских базилик, в высших служебных инстанциях папы, в консисториях по производству новых кардиналов, при епископских хиротониях после испытания и в конце. В обряд коронации императоров он входил до 1530 года. Именно в этом году он последний раз совершался при коронации Карла V.

 

Григорий VII в своем «Диктатус папа» объявил его прерогативой папы . В послереформаторское время его защищали ссылками из Евангелия: Лк 7,38; Мф 38,9; Деян 10,25. Однако не учли Деян 10,26. Было объявлено, что целование ноги положено папе как Викарию Христа. Пий XI отменил его для публичных аудиенций.

 

Особое место он занимает теперь при назначениях кардиналов и на папской мессе.

 

 

 

Когда папа входит в собор св. Петра, он покидает седиа гестаториа, снимает тиару, надевает митру, направляется к трону и садится на него. Затем происходит следующий обряд: сначала к трону приближаются кардиналы, кланяются и целуют перстень. За ними следуют патриархи, архиепископы и епископы; они кланяются точно так же и целуют крест, украшающий столу. Последняя свисает с колена папы. Таким образом, они должны склоняться еще ниже, чтобы произвести поцелуй и оказать уважение от себя. На третьем месте идут аббаты. Они целуют правую ступню папы, т.е. крест на его туфле.

 

В этом чествовании проявляется вся иерархия. Кланяются три ранга иерархии; чем ниже их положение на иерархической лестнице, тем ниже они должны кланяться. Аббаты, как самые низшие в этой иерархии, целуют туфлю.

 

Если состоится консистория для производства в кардиналы, за день до этого к папе является наивысший по рангу посланец Ватикана, так называемый «курсорес апостолици», кланяется и говорит: «Здоровья и долгой жизни святейшему отцу. Состоится ли завтра консистория?» Папа отвечает: «Консистория состоится». Папа назначает час, курсорес передает это известие кардиналам. Консистория собирается в Зала Региа. Папа восседает на троне, окруженный кардиналами. Новые назначения в кардиналы происходят следующим образом: избранный падает на колени, целует сначала руку, а затем туфлю папы. Затем он поднимается и его заключают в объятия папа и все присутствующие кардиналы. Папа каждому надевает красную шапку со словами: «Во славу Бога Всемогущего и на укрепление апостолического престола». Заметьте порядок слов: слава Божия и апостолического престола находятся рядом без цезуры.

 

 

 

Шествие перед сидящим на троне папой протекает именно в том значении, какое имеет слово «креатио» (сотворение): всё делается только по воле папы. Красная шапка истолковывается как признак того, что кардиналы «должны быть бесстрашными борцами за святую веру, мир и спокойствие христианского люда, за рост и сохранение римской Церкви – вплоть до пролития собственной крови».

 

Кардиналы считаются принцами папского двора, по своей рангу они выше всех князей. Хотя они являются наивысшими сановниками, даже они обязаны целовать туфлю верховного первосвященника, восседающего на троне. В ритуале этого поцелуя отражено право, за которое папы долго боролись. Он записан в Диктатус Папа: «Князья должны целовать туфлю только у папы». Никто другой не обладает этим правом на почитание, кроме папы: ибо никто не равен ему по рангу.

 

Также и в начале последнего собора был применен обряд целования туфли. Иоанна XXIII внесли в седиа гестаториа на середину собора св. Петра, потому что – как это значилось в объяснении – присутствующие верующие пожелали видеть его.

 

 

 

После завершения Евхаристии произошло торжественное заверение в послушании отцов собора в отношении папы, причем по тому же обряду, что и в понтификальном акте папы. Все встали со своих мест, генеральный секретарь собора положил Евангелие на алтарь. Друг за другом все присутствующие кардиналы и патриархи подходили к папскому трону, кланялись и целовали «рыбачий перстень». Замещая весь остальной епископат, два архиепископа и два епископа поклонились и поцеловали крест столы, свисающей с его колена. Целование ноги совершили представители глав орденов. При этом было замечено следующее: «Свои шармом папа Иоанн придал важному, но по своим формам ныне уже не всем понятному акту послушания вид братского приветствия с обезоруживающей сердечностью» .

 

 

 

Нам нетрудно понять, с какой политикой был предпринят этот акт. По мнению курии, акт подчинения отцов собора сидящему на троне папе был необходим. Он должен был выявить истинное распределение веса на соборе. Иоанн постарался превратить этот акт в братское приветствие после того, как, очевидно, не смог совершенно отменить этот акт. Когда говорят, будто речь идет только о церемониале прошлого, то этим как бы подчеркивают его  безобидность и несущественность. Но нет – он все еще является возвеличением царя священников, владыки своих собратьев-епископов. Это как раз и надо было выразить перед началом собора. «Отжившие» церемонии – на самом деле действенные средства осуществления власти епископа Римского, а значит и его правительства.

 

Тот, кто целует ступню человека, унижает себя и возвеличивает другого. Тот. Перед кем он падает на колени, несравненно выделяется и возвышается. Император или папа сидит, тогда как другой приближается к нему с поклоном. Нога – признак силы, власти и «могущества» восседающего на троне. Никакая власть не сравнится с этой, ей подчиняются все.

 

 

 

Насколько епископу Римскому, как наместнику Христа, подобает такого рода поклонение, в высшей степени сомнительно. Как можно «нормально» приблизиться к этому епископу, если от человека требуют такого поклонения? Как может сам епископ вести себя по-человечески, если он привык требовать такого почитания если не для себя лично, то хотя бы для своей должности?

 

Целование туфли выходит далеко за пределы того, что можно назвать унижением и умалением. Физические действия заключают в себе известный смысл, даже если мы его больше не знаем или не желаем знать, даже если мы его перетолковываем и переосмысливаем.

 

Цари Ассирии, Вавилона, Персии, фараоны Древнего Египта чтились проскинезисом и целованием ступни. Они были проявлениями божества и одновременно настоящими, истинными владыками. Римские и императоры считались спасителями, приносящими земному шару «евангелион» и счастье. Ради их божественной спасительной миссии назначался проскинезис, или чествование в культовом действе.

 

До тех пор, пока епископ Римский требует этого обряда целования ступни, или хотя бы падения перед ним на колени, он притязает на то, что является владыкой, несущим спасение. И до тех пор тот, кто совершает его, будет подчиненным. Он подчиняется этому духовному господству, которое во всякое время может снова стать светским. Какую опасность и угрозу должен чувствовать этот трон, если даже кардиналы и епископы обязаны проявлять столь унизительное подчинение?

 

Давайте вспомним о том, как ощущали греки проскинезис персидскому царю. Персы чтили своего царя царей падением на колени. Грекам такое почитание представлялось признаком «варварской» угодливости.

 

Всегда, когда этот обряд оказывался христианским императорам Византии, германскому королю и римскому императору, который был римским патрицием, когда на него во времена Григория XII стали притязать папы, – всегда это ритуальное чествование означало забвение миссии Иисуса Христа.

 

 

 

Единственный, кому согласно Новому Завету это почитание принадлежит «по-настоящему», есть прославленный Кириос Иисус как Воскресший из Мертвых. Вера первых общин подчеркивает: человек Иисус, умерший на виселице креста, был воскресшим Богом и прославлен. Человек, как и мы, брат наш, восседает на троне в интимнейшей тайне Бога Святого. После своего Воскресения и возвышения он не перестал быть человеком. Этот человек есть воистину настоящий человек; этот человек вознесен превыше всех; он один и есть наместник Божий.

 

Эта смелость опыта веры поблекла в той мере, в какой разочаровались в надежде на близкое второе пришествие Иисуса (парузия). Эллинистические общины чтили Иисуса как «Бога». Исходя из своего опыта, они пытались интерпретировать, что означало возвышение и прославление. Однако, свыше меры преисполненные опытом того, что Иисус – единственный Спаситель, они хотя и упоминали его человечность, но постоянно забывали о важности последней. А опыт арамейских общин как раз и заключался в том, что человек Иисус, прославленный как человек, именно как таковой и является наместником Божиим.

 

Когда Церковь перенесла гонение и стала наконец государственной религией Римской империи, этот первоначальный опыт веры более не стоял на первом плане. Никогда император или позднее папа не смогли бы называться викариус Деи, если бы живо в сознании осталось: человек Иисус, воскресший и прославленный, и есть викариус Деи.

 

Еще и другая причина предопределяла это тяжкое забвение. Иисус не пришел к власти, как на то горячо надеялись и о том молились общины первых веков. Надежда на его могущественную парузию была подорвана, Церковь и «христианская» Римская империя заступили место эсхатологической надежды. Трон, на котором прославленный Иисус сидит «одесную» Отца, все еще с верою признавался, однако стал невидим. Ощутимым был трон императора Византии, ощутимым сделался трон епископа Римского.

 

 

 

Христианский мир был и остается бессознательно пронзенным неустранимым разочарованием от того, что Иисус не явился. Об этом до сих пор ясно говорят песнопения литургии в период адвента. Христианство и его богословы перенесли парузию на «скончание мира», а тем временем в этом мире обосновалась Церковь. Правда, Иисуса признали истинным Богом и истинным человеком, однако его едва ли еще считали и с надеждой чтили как того, который, согласно Апокалипсису, стоит перед троном и  является Грядущим.

 

В опыте веры возник «пробел». В него вошли сначала римская императорская власть, а затем священническое царствование епископа Римского. Когда Церковь сделалась народной Церковью, массы начали искать ощутимого гаранта. Они нашли его в зримом троне императора, а потом папы. Чем больше римский император – а позднее епископ Римский – возвышались и становились наместниками, тем больше возмещалось разочарование от того, насколько далек прославленный Иисус и насколько горестным является отсутствие его парузии.

 

 

 

Папский ежегодник называет епископа Римского «Викарио ди Джезу Кристо» – наместником Иисуса Христа; но часто это наименование заменяется словами «наместник Божий» – викариус Деи.

 

Титул «викариус Деи» выражает то наместничество, которое, согласно Новому Завету, подобает исключительно воскресшему и прославленному Иисусу. Титул «викариус Кристи», как его формулирует Папский ежегодник, можно истолковать в двух смыслах. Поскольку Иисус есть Бог и человек, епископ Римский выступает и как викариус Кристи, и как викариус Деи. Однако эту формулировку можно понять и так, что папа перенял наместничество Божие вместо Иисуса. Но такое толкование противоречит свидетельству Нового Завета, усматривающего в прославленном Иисусе, являющимся этим Прославленным Человеком, единственного наместника Божия.

 

Если же понять выражение «викариус Деи» как наместничество вместо Иисуса, поскольку он «Бог», то и в этом случае нет никакого новозаветного обоснования. Иисус не назначил ни Петра, ни кого-либо другого своим «наместником» – разве что алчущих и жаждущих бедняков (Мф 25,31 ид.). То, что делают им, делают прославленному Иисусу. Церемониал коленопреклонения защищали с помощью указания на то, что он подобает папе, поскольку последний есть викариус Деи. В этом можно усмотреть долю истины. Но в этом не может скрываться сомнительное богословие. На место распятого и тем самым прославленного вступает прямое великолепие восседающего на троне царя священников. В качестве эрзаца прославленного Господа выступает почитание царя священников на троне.

 

 

 

Поставим вопрос иначе: если бы прославленный Господь как единственный наместник людей перед Богом – и Бога перед людьми – вошел в самое средоточие мыслей и опыта верующих, то разве мы нуждались бы в подобном эрзаце?

 

 

 

Понятно ли нам теперь, почему римские епископы столь упорно держатся за прерогативы, обусловленные временем, отказ от которых вполне возможен и давно просрочен? Не пронизывает ли этих епископов и сам институт папства болезнь того, что они с головой выданы властям мира сего? Придворный штат, должности, называемые «святыми», придворный церемониал, выделение посредством одежд – все это должно создавать оборонительную стену вокруг института, охваченного великим страхом из-за того, что Господь остается далеко.

 

 

 

Он сам взял бразды безопасности в собственные руки. Два образа носят на себе те табу, которыми окружает себя римский престол. Один из них – это проявление и увеличение власти. Другой – обеспечение этой власти из глубокой непреодолимой боязни оказаться покинутым на этой земле.

 

Отдаленность от прославленного Господа объясняет многое из того, что петринская должность скрывает и задерживает в своих структурах.

 

Все эти табу, окружающие епископа Римского, защищают его. Апостолический дворец, придворный штат с его должностями, титулами и орденами – все это есть продолжающаяся культовая игра для возвышения епископа Римского, после того как возвышение Единственного и Несравненного до единственного Наместника уже больше не было живым опытом веры.

 

Различные титулования, которыми чтут епископа Римского, не обосновываются Библией. Петр никогда не стал бы присваивать себе звания викариус Деи или Кристи. Слишком жив был опыт веры о прославлении и возвышении Иисуса до Наместника. В течение многих столетий римские епископы возвышали свой престол, не пользуясь этим титулом.

 

Никакие структуры и образы римского папства – не случайность. Они выдают забвение того, что Иисус – единственный прославленный. Они показывают неуверенность в сознании христианского люда, связанную с отсутствием парузии.

 

Отсюда – окаменелость, присущая догмам, даже если они и не главнее в опыте веры. Чего должны держаться христиане, если Иисус так от них далек? С одной стороны, епископы римские ссылаются на поддержку Святого Духа, с другой – они весьма реально работают, пользуясь земными средствами власти.

 

Иисус невидим и далек. Придет ли Он вообще когда-нибудь? Зримым является трон, на котором восседает царь священников, Но последний очень небезопасен. Что не будет? А чего только не было за долгую историю этого епископского престола? Потому годятся любые средства, чтобы сохранить власть.

 

Таким образом, церемония говорит не только о блеске, но и о постоянной угрозе. Одновременно он также – и знак все более действенного забвения одного из древнейших и наиболее смелых опытов веры об Иисусе как единственном прославленном Наместнике Божием, неповторимом троне, который у Него есть в запасе у Бога Его.

 

Поворот назад, в котором как раз и нуждается институт папства, означал бы возвращение к этому древнейшему опыту веры. Из него выросла бы и возможность отказа, отказа от той духовной власти, которая по своей глубинной сущности является эрзацем, заменой опыта того, что Иисус – единственный викариус Деи.

 

 

 

8. «Мы»

 

 

 

Послания и указы средневековых императоров и королей издавались от первого лица множественного числа, т.е. в форме «Мы». Им подражали римские епископы. Сегодня такое обращение на письме и в разговоре употребляется только епископом Римским. Многие ощущают эту форму как «высокопарную». Почему же папа и курия не отказались давным-давно от этой «пустой фразы»? Но в том-то и дело, что это – не пустая фраза, а одно из средств, которым папа постоянно заявляет о своем притязании, выраженном также тиарой: быть царем царей. Этим «Мы» он не только возвышает себя на католическими христианами, но  и над всеми. Павел VI посетил должностную резиденцию Всемирного Совета Церквей и в этом месте говорил о себе точно так же: «Мы». Даже в этом месте Суммус Понтифекс не смог отказаться от притязания, заключенного в слове «Мы». А может быть, не захотел сделать этого преднамеренно? В этом – подлинная реальность. По сравнению с не. Иная обязательная формулировка представляется прикрытием этого притязания на владычество. С исторической точки зрения, Римско-католическая Церковь сделалась парциальной (частичной) Церковью, однако в слове «Мы» упорно пребывает притязание на то, что папа будто бы является верховным епископом всех христиан. Но «католичность» – это не вечное «свойство» а харизма. Евангелические христиане и церкви могут быть и являются тоже католическими в Святом Духе.А Римско-католическая Церковь может стать – смотря по обстоятельствам – воистину некатолической. Помимо того, схизма с восточными церквями не принимается достаточно серьезно во внимание с богословской точки зрения. Они ведь тоже католические (кафолические), и даже может быть католичнее, чем латинская Церковь. С точки зрения восточных церквей, латинская Церковь выглядит как чересчур разросшийся патриархат.

 

Почему епископ Римский не говорит просто в форме «я»? Зачем этот почти невыносимый пафос слова «Мы», сразу же выделяющий его из братского сообщества? Выделит ли его на самом деле это «Мы»?

 

18 октября 1962 года Иоанн XXIII принял представителей христиански х церквей и объединений. В своем обращении он избежал этого «Мы» и говорил о себе в первом лице единственного числа: «Я»: «В 1952 году папа Пий XII совершенно внезапно и непредвиденно попросил меня стать патриархом Венецианским. Я дал ему понять, что мне не надо долго размышлять, чтобы принять это место» .

 

29 сентября 1964 года на приеме тех же самых лиц Павел VI опять говорил «Мы»: «Мы счастливы и почтены вашим присутствием… поэтому Мы желаем выразить Нашу благодарность за принятие Нашего приглашения…» Когда изучаешь обе речи, видишь разницу личностей, даже если речи сочинялись статс-секретариатом. При всей своей вежливости Павел VI придерживался формы «Мы». Притязание этого «Мы» обращено и на некатолических христиан.

 

И к этому некатолические христиане привыкли, хотя иногда это может их шокировать: папа никогда не пишет и не говорит «я». О себе самом он говорит во множественном числе, употребляя выражение «Мы». Формулировки известны, они всегда звучат примерно так: «Мы постоянно испытываем великую заботу о наших возлюбленных сынах и дщерях…»

 

 

 

Этот способ выражения называют плюралис майестас (множественность величества). Латинский титул майестас означает достоинство и преимущество, которое император или король имеет по отношению к своим подданным. Майестас (ваше величество)было обращением. Папе подобает майестас, которое выражается и провозглашается в слове «Мы». Он – не старший из пресвитеров, не их епископ – как в Новом Завете; он уже по своей должности и положению – майестас (величество). Всё человечество проявляется в нем через положение владыки-монарха; он – полнота человечества, царь, король, даже император.

 

«Мы» означает не массу и не множество людей, а человечество в его полноте, Человека с большой буквы. Нет ли в этом «Мы» какого-то отзвука мифического богословия древнего Востока? Фараон считался сыном бога Солнца. Восточные монархи были носителями блага. Царь царей в Ассирии, Вавилоне и Персии был подлинным, настоящим человеком. Всё человечество находит в нем, человеке-царе свой подлинный и окончательный образ. Пророки и судьи Израиля были против введения царской власти. Они не без оснований опасались, что этот царь-миф воцарится в Израиле тоже и закроет собою признаки теократии, при которой Бог Яхве есть единственный мелек, царь.

 

 

 

Похожий харизматический опыт были в первых христианских общинах Смерть и возвышение были для них подтверждением того, что Иисус – человек. Опыт этот утрачивался, чем больше подчеркивалась божественность Иисуса Христа; делалось это односторонне, а человечество оставалось лишь остатком, который хотя правильно признавался, но едва ли достаточно учитывался богословами. Наряду с Иисусом, рабом Божиим, прославленным Господом, Мессией и носителем спасения (Сотер), наряду с Иисусом – Сыном Человеческим, нет никого, который так же, как он, вполне осуществил бы человеческое бытие. Чем больше в сознание верующих снова проникает сегодня Иисус-человек, тем яснее становятся границы, проводимые для будущего петринского служения.

 

Мы не хотим больше слышать царственный стиль в обращениях и энцикликах епископа Римского. Мы желаем слышать язык, который непосредственно доходит до человека. Мы ищем Духа, говорящего из Библии. Папские обращения и энциклики обильно оснащены цитатами из Библии. Но не число библейских цитат придает речи библейский дух, а лишь то обстоятельство, что она вытекает из того же источника, а именно – из свидетельства любви и веры.

 

Разве неверно считать, что папское «Мы» грешит против Евангелия? Оно несовместимо с нашей верой в Иисуса как просто человека.

 

Следует учесть еще одно: тот, кто может говорить о себе только «Мы», способен ли он выступить по отношению к другому человеку как равноправный? Разве тут снова и снова не устанавливается некая дистанция?

 

 

 

9. Государство Ватикан

 

 

 

Епископ Римский в качестве папы является абсолютным монархом государства, официальное название которого гласит: Стато делла Чита дель Ватикано.

 

 

 

Это государственное образование есть последняя фаза долго истории, которую пережил патрихициум Петри. Своеобразной чертой римских епископов было то, что они являлись государями над своей собственной территорией. Национальное объединение Италии положило конец этому государственному образованию. Остаток его был занят в 1870 году войсками Королевства Италия и ликвидирован.

 

Хотя Королевство Италия предложило папе все необходимые гарантии и заверило его, что дипломатический обмен остается неприкосновенным, папы рассматривали себя до Латеранских соглашений как пленники и в знак протеста никогда за время своего правления не покидали Ватикан. Протест имел в виду восстановление государственного суверенитета. Муссолини обеспечил его в скромных размерах.

 

Сегодняшнее государство Стато делла Чита дель Ватикано имеетза своими плечами долгую историю. Уже в древности церковь Рима принимала богатые дары не только в Риме и в Италии, но и на всем Западе и в Африке. Геласий I (492-496) издал постановления о том, как следует управлять папскими владениями. Церковные доходы должны были распределяться на четыре части: одна принадлежала епископу, вторая – клиру, третья назначалась бедным, четвертая переходила храмам на их потребности. Григорий I (590-604) надолго придал отпечаток папской администрации финансов и хозяйства. Этими мерами была обеспечена действительная независимость епископского престола. Владычество, похожее на государственное правление, началось с так называемого Пиппинова подарка, документ о котором был утерян.

 

Пиппин Короткий в 765-56 годах пошел в поход на лангобардов, поскольку они вторглись на территорию Римского престола. Эти территории принадлежали Римской империи. Епископ Римский управлял им по поручению Византии. Он был вассалом восточно-римского императора. Опасаясь нашествия лангобардов, Стефан II направился в западное Королевство франков и попросил Пиппина о помощи. Пиппин победил лангобардов и подарил эти области папе, те самые области, которыми он до сих пор управлял по поручению Восточно-Римской империи. С 781 года указы римских епископов датируются уже не годами правления византийского императора, а датой понтификата епископа Римского.

 

При Павле I (757-767), а согласно новым исследованиям только при Адриане I (772-795) в Риме возникло сочинение, называемое Константиновым даром. В нем утверждается, будто Константин даровал папам императорское достоинство. На основании этого дара Латеранский дворец якобы является папской резиденцией, а папа якобы получал право носить знаки отличия императора, и ему будто бы принадлежит господство над Римом, Италией и всем Западом. Из уважения к «имперскому» папе, говорится далее в этом сочинении, император покинул город Рим. Папа обладает церковным  владычеством над всем Западом, правом решения всех дел, касающихся веры и культа.

 

 

 

Передачи Рима и Италии папе со стороны Константина никогда не было. Равным образом Константин никогда не короновал епископ Римского императором .

 

Григорий VII и его наследники в борьбе за инвеституру никогда не ссылались на этот подложный дар. Напротив, Констанцкий собор осудил 33-ю статью Уиклифа, в которой тот учит следующему: папа Сильвестр и Константин заблуждались, наделив Церковь поместьями .

 

В Силлабусе от  8 декабря 1864 года Пий IX осудил следующее учение: Аброгшатио цивилис Империи, кво Апостолика седес понтитур, ад Экклезис либертатам валфелицитатемкве вел максима кондуцарет – «Отказ от светской империи, которой пользуется Апостолический престол, ведет в основном к свободе и к благосостоянию Церкви».

 

Римские куриалы знают, что они говорят и чего не говорят. Они е случайно употребили для слова «господство» понятие Империи. В 1864 году еще существовал большой остаток церковного государства. В то время было запрещено высказывать сомнение в этом положении или даже отстаивать мнение, что отказ от светской «Империи» был бы на благо Церкви и обеспечил бы необходимую ей свободу.

 

 

 

Со времени Латеранских соглашений от 11 февраля 1939 года новое папское государство называется: Отато дела Чита дель Ватикано. В дословном переводе: «Государство города Ватикана» или «Государство Ватиканского города». Итак, это государство называется городом-государством. Как и другие государства, оно имеет посольства – нунциатуры. Оно посылает папских легатов, заключает договоры с другими государствами. Многие государства имеют собственные посольства при Ватикане и тем самым признают его светский суверенитет.

 

Это государственное образование весьма невелико. Тот факт, что папа является также главой государства обосновывают в основном таким образом: для осуществления верховной власти необходимо, чтобы папа обладал светским суверенитетом над определенной территорией, пусть даже и очень маленькой. Тем самым обеспечивается такое положение, что он не подчиняется никакому иному главе государства. В самом деле, даже Гитлер на вершине своего могущества не отваживался тронуть город Ватикан. Что предпринял бы он после окончательной победы, мы, конечно, не знаем. Правовая основа, на которой зиждется государство Ватикан, представляется таким образом верным средством для действительного обеспечения независимости его административного управления. Правда, можно еще спросить, является ли это обеспечение единственным или даже первостепенным.

 

То, что государство Ватикан означает для института папства, никак не обусловливается его малой территорией. Площадь его составляет 43 гектара. После заключения соглашений Пий IX заявил: «Оно действительно маленькое, очень маленькое, самая крошечная из территорий, которые мы требовали, делая это однако же совершенно преднамеренно; это та малость территории, без которой не было бы суверенитета, потому что у него не было бы ничего, где можно было бы расположиться. Нам кажется, что положение вещей как раз на такой точке, при которой они были у св. Франциска: капелька тела, достаточная для удержания души».

 

Говорят, будто государство Ватикан – только по названию государство. Это едва ли так, если только рассмотреть значение этого государственного образования для понимания папства.

 

По своему устройству Стато делла Чита дель Ватикано является абсолютной иерократической монархией. Шесть основных законов ( Леджи фондаментали) от 7 июня 1929 года представляют собою нечто вроде конституции. Они регулируют суверенитет, правовые основы, гражданское право и администрацию. Папа назначает губернатора, стоящего во главе государства. Несколько храмов, поместий и резиденций в Кастель Гандольфо являются экстерриториальными. Признаками суверенитета являются почта, монеты, вокзал и радиостанция. Герб государства состоит из двух вертикальных желто-белых полей. На них расположены тиара над скрещенными ключами на белом фоне. Три короны, из которых третья была включена в герб Бонифацием VIII, также находятся в составе этого герба.

 

Многие христиане и поныне еще не понимают, почему так важна государственная самостоятельность такого карликового объединения.

 

Дело в том, что обеспечивается и проводится в жизнь та правовая основа, о которой мы уже говорили выше: седес апостолика а немине юдикатур (апостолический престол не подлежит никакому суду). Папа находится вне любой высокой судебной инстанции и, как всякий другой глава государства, уважает законы только своего собственного государства. В демократических государствах глава страны подчиняется суверенитету народа и его суду. А папа – абсолютный монарх и подчиняется только божественному закону и собственной совести.

 

Для папской дипломатии было и остается важным, чтобы благодаря признанию собственного государства и суверенитета папы это высшее правовое положение признавалось итальянским государством.

 

О такой светской власти, какую требовали и завоевывали средневековые папы в роде Григория VII и Иннокентия III, не может быть и речи; это было бы утопией. Однако тем сильнее выдвигается притязание на роль верховного учителя, хранителя «естественного порядка» и нравственного устройства. Чем чаще это происходило в лице последних пап, тем яснее утверждалось: апостолический престол – это высшая моральная и духовная инстанция на земле.

 

Сталин однажды спросил: «Сколько у папы дивизий?» Это был нереалистический вопрос. На самом деле, седас апостолика является одним из могущественнейших престолов на земле. Имеется в виду: в духовном отношении. Однако это влияние косвенно проникает гораздо дальше, чем думают. В борьбе западных стран против восточных тоталитарных государств папский авторитет вырос необычайно. Папство оказывается настоятельно необходимым в качестве советника по этой борьбе. Можно представить себе ход мыслей властителей Кремля: если опасность на Дальнем Востоке из-за Китая возрастет, кремлевскому руководству может оказаться желательным завязать отношения с Ватиканом или даже постараться сделать его своим союзником.

 

А пока существует структура папского господства, папская дипломатия ухватилась бы за эти возможности. Каким бы признанием оказалось бы это для апостолического престола!

 

 

 

Государственное величие проявляется и возвещается также издавна через чеканку собственной монеты. Монеты прославляют того, изображение кого они носят. В прошлом столетии в качестве дополнений к монетам выступали почтовые марки. Фактическая необходимость собственных монет и почтовых марок для небольшой территории государства Ватикан весьма небольшая. Однако существует другая возможность: монетами и марками «провозглашается» собственная государственность там, где они используются. Монеты и почтовые марки – это «миссия» величия, и можно даже сказать, сакральности этого государства.

 

Этот тезис станет более ясным, если мы попристальнее рассмотрим эти почтовые марки и монеты . Что «возвещают» изображения на почтовых марках? Мы насчитали 277 почтовых марок, из которых 102 изображали папское могущество. Они распределяются на изображения папы в ризах с тиарой, но примерно вдвое больше изображений папы без риз и без тиары. Примерно столько же представляют папский герб или изображают собор св. Петра и город Ватикан. По своим мотивам эти почтовые марки похожи на марки других государств. Те тоже показывают главу государства и представительные знаки его власти. Разница заключается здесь лишь в сакральности главы государства.

 

Возможно, что отношение этих мотивов к другим говорит нечто о самосознании этого сакрального могущества и государства. 37% изображений возвеличивают папскую власть и лишь 8% заключают в себе библейское содержание. Не можем ли мы из этого сделать такой вывод: библейское содержание далеко отстает от папского могущества? Или наоборот: священно-папское царское могущество гораздо сильнее в сознании римского престола, чем библейское содержание?

 

Оценка монет дает похожие результаты. Было исследовано 64 монеты, на них оказалось 128 вариантов изображений. Из них 67 – папского содержания.

 

Монеты и почтовые марки говорят о могуществе государства. Должность, выводимая из наследования Петру, проявляется здесь в славе сакрального царя священников и императора; и его «светское» государство предстает как сакральная организация.

 

Герб на монетах и марках все еще выдвигает притязание на тройную корону. Отставание библейских мотивов показывает, что самоутверждение папства вытекает не из Библии, а из других источников. Это подтверждает и следующее толкование: не харизма, а священство царя священников и папы-императора придает решающее выражение епископу Римскому.

 

 

 

10. Папские ордена и отличия

 

 

 

В качестве суверена папа дарует ордена; они называются «Ордини эквестри Понтифичи» . Различают следующие ордена:

 

1. Орден Христа (только I класса)

 

2. Орден Золотой Шпоры (только I класса)

 

3. Орден Григория: (4 классов: большой крест, контур со звездой, контур, рыцарский крест)

 

4. Орден Пия

 

5. Орден Сильвестра (3 классов: большой крест, контур с крестом и рыцарский крест).

 

Знаки отличия:

 

1. Крест «Пре Экклезиа эт Понтифице» («За Церковь и Папу»)

 

2. Медаль «Бенемеренти пре Экклезиа эт Понтифице» («За заслуги перед Церковью и Папой»).

 

Лев XIII учредил еще два знака отличия: «Про Экклезиа эт Понтифице» – пурпурная лента с широкой белой полосой сбоку. Второй знак – это медаль «Бене меренти». Это желтая лента с широкой белой каймой.

 

Орден Христа восходит к португальскому королю Дионисию, который учредил его для духовных рыцарских орденов, воюющих против мавров. Его-то и напоминает папский орден Христа, учрежденный в 1847 году. Пий Х снова подтвердил его 7 марта 1905 года . Учрежден же орден в 1318 году.

 

Орден Золотой Шпоры по преданию был учрежден Сильвестром I . Но, повидимому, он возник только в XVI веке военного отличия церковного государства. Григорий ХVI обновил его 31 октября 1841 года как орден папы Сильвестра. Пий Х снова выделил этот орден в самостоятельный 7 декабря 1905 года. Орден Золотой Шпоры бывает только первого класса и ограничен в распределении на 100 членов. Он состоит из золотого мальтийского креста, прикрепляемого на кирасу из золота. Под кирасу надевают красную тунику, черные брюки и золотые доспехи.

 

Орден Григория – названный так в память о папском рыцарском ордене Григория Великого – был основан Григорием XVI в 1831 году 1 сентября. Он считается гражданским и военным орденом за заслуги перед Церковным государством. 30 мая 1834 года статут дарования ордена был изменен, и с тех пор он выдается за общие заслуги перед Церковью. Орден этот имеет четыре степени: большой крест, контур со звездой, контур и рыцарский. Главная часть ордена состоит из восьмиконечного золотого креста. Среднее поле – из синей эмали, на передней стороне – изображение Григория I с голубем. На оборотной стороне написано: «Про Део эт Принчипе» («За Бога и государя»). Ниже еще одна надпись: «Грегориус XVI. II.M. Анно I». Орден носится на красной ленте с золотой каймой.

 

Орден Пия был учрежден Пием II 17 июня 1846 года, а реформирован Пием XII 11 ноября 1939 года и 25 декабря 1957 года. Это восьмиконечная темно-синяя звезда с золотой каемкой и полосами посередине. По углам отсвечивает золотое пламя, в середине расположен белый медальон. Сверху надпись: «П IX. Виртути эт мерито» («Добродетели и заслуга). Его носят на темно-синей ленте с двойными красными полосами по краям.

 

Григорий XVI учредил также орден Сильвестра (1841), Пий Х в 1905 году сделал к нему дополнения. Он имеет три класса: большой крест, контур с крестом и рыцарский крест. Отличием является золотой мальтийский крест с изображением папы Сильвестра.

 

 

 

И в отношении этих орденов нам следует остерегаться рассматривать их как нечто второстепенное. Они настолько важны, что многие папы их обновляли или переделывали. Григорий XVI основал много новых орденов или модифицировал прежние. Пий IX, Пий X и Пий XIII занимались орденским делом. Лев XIII довольствовался основанием двух новых почетных знаков.

 

Многие ордена – явно военного происхождения, да еще и сегодня считаются орденами за военные заслуги (например, орден Григория). Эти ордена возникли из-за войн и выражают собою войну и борьбу – например, борьбу с неверными.

 

Выразительны надписи: Про Део эт принчипе. Принцепсом называет себя епископ Римский. Григорий XVI – Понтифекс Максимус в первый год его правления.

 

Орден Пия имеет надпись: «Виртути эт мерито» . Надпись на двух почетныхмедалях (Льва XIII) гласит: «Про экклезиа эт понтифика». Признание про экклезиа оказалось недостаточным, оно должно быть и про понтифика.

 

Эти ордена отсвечивают как самые драгоценные вещи. Он сделаны из золота, а носят их на блестящих лентах, красных, пурпурных, синих, белых и желтых. Они свидетельствуют о возвышенности того, кто их выдал, и о достоинстве, особенности и избранности того, кто их носит. Последний участвует в блеске властелина, который их учредил, обновил и даровал.

 

Символика орденов подчеркнуто «агрессивна»: «крест» охватывает всю землю; таким образом блеск этого властелина должен просиять на весь земной шар. Носитель ордена является посланцем и провозвестником того, кто даровал орден. Суверенные монархи, которым исключительно вручается орден Христа, принимает тем самым трон того, который его даровал. Восьмиконечная звезда бросает свои лучи на четыре стороны света, а также в промежутки, свидетельствуя таким образом по всей вселенной о славе апостолического престола и его принцепса, его государя и господина.

 

 

 

Подобает ли петринской должности то, что ее обладатель дарует «светские» ордена, за которыми стоит притязание на борьбу и расширение власти? Не является ли сомнительным каждый из этих орденов? Как можно выдавать во имя Христово орден Христа?

 

 

 

Особое место занимает орден Пия. Ведь он учрежден не во имя кого-то другого, а во имя основавшего его папы. Пий IX, папа Первого Ватиканского собора, учредил его, Пий XII дважды его обновлял. Выходит, этот орден призван прославлять не папство как таковое, а только носителей имени Пий? Известно, с каким сознанием своего достоинства правил Пий IX и руководил Первым Ватиканским собором. Пий XIII в этом смысле не отставал от него. Кого же прославляют эти ордена? Ну конечно же, прежде всего тех, кто этот орден основал и обновлял.

 

Значит, основатель и обновитель этим орденом ставили памятник себе при жизни? Не хотели ли они при этом заявить, что что выполняют в особенном смысле задачу папства?

 

 

 

11. Священное королевство епископа Римского

 

 

 

Попытаемся еще раз суммарно рассмотреть сложную, если не противоречивую реальность священного королевского достоинства, которым обладает епископ Римский. Епископ Римский есть глава католической Церкви. И хотя она универсальна, распространилась по всей земле, структура ее – латинская. Фактически это – парциальная церковь.

 

Епископ Римский – папа. Глава Римско-католической церкви является светским главой собственного государства. Структура этого государства – абсолютная монархия. Вплоть до недавнего времени суверен этого государства носил тиару, тройную корону; он до сих пор носит знаки императорского могущества и всё еще говорит языком средневековых императоров и королей. Говоря о себе «Мы», он заявляет претензию на то, что он – просто император или король на земле.

 

Когда мы слышим, что епископ Римский – глава государства, то должны задаться вопросом об устройстве этого государства, о его структуре. Мы ждем определения, является ли глава государства президентом, императором, королем или же каким-то иным определенным главой государства.

 

Аннуарио Понтифичо определяет положение епископа Римского следующим образом: «Совране делло Стато Читта  дель Ватикано». Переводим: «Суверен государства города Ватикана».

 

Как же следует перевести слово «суверен»?

 

Едва ли случайно то, что глава этого государственного образования  не имеет более точного наименования. Духовных титулов вполне достаточно для того, чтобы определить, кто является «сувереном» этой государственной организации. Парламента в ней нет, а есть всего лишь совещательный орган. Дела управления вершатся губернатором, которого назначает папа.

 

Если однако же спросить об институтах, церемониале, то можно сказать: государство Ватикан является абсолютной избирательной монархией. По знакам достоинства и ритуалу мы видим, что суверен есть король священников или священнический император этого государства.

 

Он поддерживает дипломатические отношения на уровне посольств с другими государствами, да еще с таким притязанием, что папский нунций является дуайеном (старшиной) дипломатического корпуса. Епископ Римский проживает в «Апостолическом дворце» и окружен штатом придворных.

 

Это – сакральный король священников; в качестве короля священников он руководит Церковью и владычествует над нею. Нельзя уходит от факта существования короля священников, если думаешь о реальности епископа Римского.

 

К его «семье» принадлежат кардиналы в качестве «принцев» папского двора, епископы в качестве ассистентов трона, прелаты в качестве «домашних» прелатов по всей земле . Вместе со своими придворными он прямо или косвенно управляет латинской Церковью. И восточные Церкви, и евангелические Церкви не желают быть подданными папского двора, его правительственных учреждений и полномочных лиц. С римской точки зрения, воссоединение заключается в возвращении «отделенных братьев» в «отчий дом». Однако при этом не учитывается то, что было бы равносильно подчинению королю или императору священников!  Прежде всего, никто ведь не сможет отрицать сакральное священническое царство епископа Римского и его сакральный двор. Часто последний проявляет себя как концентрированное выражение папской власти, по отношению к которой права первенства и притязание на непогрешимость представляются надстройкой.

 

Факт существования священнического царства и сакральности его двора еще так мало ставили под вопрос, что дискуссия о коллегиальности епископов представляется почти призрачной. Павел VI часто подчеркивает права примата. Ну а как быть с властью сакрального священнического царства?

 

Нельзя говорить, будто речь идет всего лишь о несущественных остаточных явлениях. До нынешнего дня епископ Римский притязает на то, что он – священнический император или король на земле. Римские епископы переняли императорский титул викариус Деи (наместник Бога) и наконец присвоили его только себе. Епископ Римский ежегодно приводит его в ежегоднике и сам себя так и называет. Где же есть этому оправдание в Новом Завете? Если прибавить к этому, что прежде речь шла об императорском титуле, то выдвигается притязание, будто епископ Римский есть викариус Деи, священный король всей земли, как об этом и говорится в молитве-благословении над тиарой.

 

Римская католическая Церковь имеет во главе светского суверена, притязающего на то, что он – духовный император. Когда же будет возможность открыто оспаривать эту сакральность и поставить ее под вопрос?

 

 

 

  

 

II. Первосвященник и посредник

 

 

 

1. Сила и власть священника

 

 

 

Чрезмерное возвышение епископов, в особенности епископа Римского, до положения посредников есть часть широкого процесса, начинающегося уже в первые столетия христианства. Когда Церковь перестала быть общиной братьев, общество христиан разделилось на две неравные части. Разрыв в ходе истории оказался настолько сильным, что в конце этого ошибочного пути стоим перед трещиной, если не перед бездной, разделившей «мирян» и «духовенство».

 

В первые два столетия местные общины руководились двойственным образом: в различных местностях во главе союза любви стоял епископ. Другими общинами руководила коллегия из епископов или пресвитеров, которым помогали диаконы. В то время они еще не составляли собственно иерархии. Только постепенно предстоятели общин сделались иерархами. Церковь все больше и больше распадалась на две части: иерархию и мирян. Церковь стали все больше и больше отождествлять с иерархией. Даже сегодня многие миряне, говоря о Церкви, чувствуют, будто они говорят не о самих себе, а только об иерархии, о «должностной» церкви. Епископы и священники сделались посредниками. А епископ Римский среди многих епископских и священнических посредников заявлял притязание на то, что он наивысший, «первый священник» и посредник. Официальное богословие признает и учит только об одном посреднике – Иисусе. Однако оно – за немногими исключениями – слишком мало обращает свои вопросы к подлинной действительности иерархии. Ее члены, хотя и не всегда в тех же понятиях, понимают себя как посредников спасения.

 

Задача посредничества между Богом и людьми не содержится в слове и должности «епископ» и «пресвитер». Новый Завет намеренно не избирает никаких сакральных должностных обозначений для названия видов служения в общине, чтобы тем самым сохранить уникальное положение Иисуса. Чем меньше старшины и предстоятели являются иерархами, тем меньше у них сакральной функции.

 

Греческий титул архиереус значил в Риме то же, что и Суммус Понтифекс, в Септуагинте – первосвященника Иерусалимского храма, в Новом Завете – прославленного Иисуса.

 

Кажется, Полибий первым назвал архиеерем римского суммус понтифекс. Плутарх пишет о Нуме, что тот первый установил архиереев, которых римляне называли понтифицес . Тем же титулом обозначается первосвященник Иерусалимского храма и Иисус в Послании к евреям. Это одно и то же слово; однако в библейском мире оно означает нечто совершенно иное.

 

Посредничество, которое мы неточно называем «священство», по-латыни называется сацердос, по-гречески иереус. Верховным сацердосом  в Риме был Суммус Понтифекс. Наряду с иереем и выше него был архиерей.

 

Новый Завет избегает этих титулов. Для того, чтобы определить служение в общине, он пользуется обозначениями, которые не имеют ничего общего с положением посредника: епископос, пресбитер, диаконос. Ни один из нихне может быть понят как иереус или сацердос.

 

По свидетельству Евангелий, Иисус в своих изречениях никогда не пользуется образами культа и «священства». Притча о самарянине критикует сословие священников. Самарянин превосходит «священников и левитов» (Лк. 10,31 и д.).

 

Послание к евреям – это благовествование об Иисусе как единственном архиерее, единственном Первосвященнике. В нем нашел конец великий культ и всякого рода священство.

 

Хотя Новый Завет знает только Первосвященство воскресшего и прославленного Иисуса, мы уже рано наталкиваемся в церквах на применение мифических титулов. В одном месте Дидаха называет пророков «нашими первосвященниками» . Первое послание Климента расценивает культовые  организации иудаизма как образец для культа христианских приходов . Тертуллиан называет епископа «первосвященником», он есть «суммус сацердос» . Ипполит говорит об апостолах, имеющих честь и первосвященнические должности . Евсевий упоминает о новом сословии и говорит об «иереях». Принятие этих названий показывает, что вера в единственного Первосвященника Иисуса грозит быстро уйти в область забвения. Мифический и культовый опыт Греции и Рима побеждает и берет верх в титулах «суммус понтифекс» и «суммус сацердос».

 

Сегодня «у нас есть» в Риме Суммус Понтифекс, которого в богословских сочинениях охотно стилизуют под Первосвященника. Есть у нас и 3300 епископов, которые точно так же осознают свою епископскую должность, как своего рода первосвященники или архиереи. Их выступления в качестве «архипастырей» с феодальными знаками достоинства, перстнями с печатью, титулами и камарильей ординариата доказывают это точно так же, как и стиль «пастырских посланий», а также служебных писем. Эта стилизация в точности соответствует превращению пресвитерства в должность спасительного посредника.

 

 

 

Аналогично можно сказать и о «простых» священниках. То, что высказывается на бесчисленных поучительных картинках, в проповедях, песнопениях и молитвах. Было последовательно выражено в одном пастырском послании, носящим следующий заголовок: «Почитайте ваших священников! Чтите священника ради двух необычайно высоких полномочий, которые дарованы ему благостью Божией». Так начинается пастырское послание князя-архиепископа Зальцбургского Качталера, кардинала-священника, примаса Германии. Со 2 февраля 1905 года он есть легатус натус апостолического престола . Это пастырское послание мы приводим как пример культа священников в начале нашего века.

 

Послание разделено на две части. Каждая из них обосновывает, почему священнику подобает особая честь. Каждой части предпослан тезис.

 

 

 

«1. Вы ведь знаете, возлюбленные, что католическому священнику принадлежит власть прощать грехи.

 

2. Чтите священников, ибо они имеют власть освящать».

 

 

 

Епископское послание «сравнивает» всемогущество Божие с посвятительной властью священника: «Для этой цели и на это мгновение Бог как бы уступил свое всемогущество своему земному наместнику, полномочному священнику.» – Это учение не осталось без возражений. Но разве представление о таком священнике все еще не действует? Разве не на этом базисе основано понимание «великого понтифика» (суммус понтифекс)?

 

Пастырское послание ставит власть священника выше власти королей и князей: «Где на всем земном шаре существует власть, которая сравнилась бы с этой властью? Власть князей и королей? О, власть католического священника не только не меньше, но даже намного превосходит ее. Ведь власть земных императоров и королей распространяется только на тела…» Ну, а если даже власть священника выше власти царей земных, то что же тогда сказать о епископе Римском, обладающем полнотою священнической власти?

 

Должность пресвитера интерпретируется не от служения, а от полномочия прощать грехи и освящать. Эта  священническая власть уникальна не только на земле, но даже на небе она превосходит могущество святых: «Где, возлюбленные, даже на небе есть такая власть?»

 

Ответ на этот вопрос гласит: «Даже Мария, Матерь Божия, Царевна Небесная не может этого делать, хотя она – невеста Святого Духа, госпожа вселенной; она может лишь просить о разрешении наших грехов; но сама разрешать она не может».

 

 

 

Священник рассматривается как лицо, которому подобает абсолютная власть владыки. Эту власть владыки священник проявляет прежде всего в посвящении. «Где на небе есть такая власть, как у католического священника? У ангелов? У Матери Божией? Мария зачала Христа, Сына Божия, во чреве своем и родила в полях Вифлеема. Это так. Но подумайте, что происходит во время святой мессы… Мария единожды произвела на свет Божественное Дитя. А вот священник делает это сотни, тысячи раз, всегда, когда совершает богослужение. Там, в яслях, Божественное Дитя, рожденное Марией миру, было маленьким, подверженным страданиям и – смертным. Здесь, на алтаре под руками священника – это Христос со славе Своей, не подверженный страданиям, бессмертный, как Он восседает на небесах» .

 

Нет необходимости подробно вдаваться в это богословски давно устаревшее толкование. Однако значительным остается вопрос, погребено ли это сознание власти среди пресвитеров, или, не выпячиваясь, оно все-таки существует, и для некоторых даже сделалось якорем спасения. Два факта могут показать, что священник все еще незримо понимается как посредник спасения.

 

 

 

В беседе Павла VI с Жаном Гиттоном говорится также и о священстве. Папа говорит о двух задачах священника:

 

«Священник обязан стремиться к тому, чтобы сформулировать несказанные истины, призывающие и понуждающие нас. Он должен донести до нас ближе тайну, окружающую вселенную, не профанируя ее. Более того: он должен распространить литургию на все мироздание, которое молча величит Бога, вплоть до самых низших форм. Он должен придать смысл предметам и даровать духам, умам внутренний язык. Он должен сделать и еще больше того: проникнуть к скрытым загадкам человеческого существования, которым современные люди придают столь большое значение» .

 

 

 

Для этого текста характерен необостренный язык. Почему бы Павлу VI не сказать просто, что священник имеет задачу проповедовать Евангелие? Вместо этого «он должен придать смысл предметам». Это звучит почти так, будто он обязан излагать особую философию.»Он должен проникнуть к скрытым загадкам человеческого существования». Уже это требование представляет собою превышение и чересчур завышенное требование. В задачу священника не входит быт философом. Через такую постановку вопроса он, правда, выделяется из среды остальных людей: он должен придавать им смысл. Однако нельзя понять, что общего со столь высокой постановкой задачи имеет новозаветное служение пресвитера.

 

 

 

Второй задачей является литургия, которую священники «должны распространять на все мироздание». Если бы мы пожелали «измерить» происшедшее завышение требований, то нам следовало бы учесть это распространение литургии. Для причащения место является то, где община собралась сделать это. Тем самым определяется ее граница. А согласно этому тексту, священник один, сам по себе, в силу своей должности должен совершать литургию в качестве прославления Бога, да еще так, что она охватывает вселенную. Про общину – вообще ни слова! Какое же место во вселенной признается за священником? Выделенный из среды людей, он один стоит в пространствах вселенной перед своим Богом. А это, как случалось и в прошлом, есть посредничество мифических религий, которое Иисус преодолел как единственный иерей и архиерей.

 

В разговоре с Павлом XI Жан Гиттон «докладывает как мирянин». Высокопарная риторика француза не затемняет того, что он подчеркивает те же два элемента священства, что и архиепископ Зальбургский.: «власть отпущения грехов и освящения»; «Мы требуем от вас прежде всего, чтобы вы дали нам Бога, именно властью отпущения грехов и освящения, которыми вы одни обладаете. Мы требуем от вас, чтобы вы были «людьми Божиими», «не Элохим», как пророки, носители вечного слова, податели хлеба жизни, представители Предвечного среди нас, вестниками Абсолютного. Мы живем в относительном, а в вашем лице хотим познать абсолютное.  Мы в действительности живем в относительном, но ведь мы двигаемся, дышим и живем в абсолютном! А без абсолютного, которое нас окружает, мы совсем не могли бы серьезно учитывать относительное.

 

Так как мы изголодались по абсолютному и жаждем его, так как мы никогда не находим его во всей его чистоте, то мы нуждаемся в непосредственной близости к нам такого существа, которое подобно нам – даже в своей посредственности и ничтожестве, – однако представляет собою идею абсолютного и гораздо ближе к нам, чем мы думаем. Стремление к абсолютному будет расти все больше и больше в завтрашнем мире, ибо народы, разочарованные всем относительным, обратятся к абсолютному» .

 

 

 

Эта речь тоже рассматривает священника как посредника: она только сформулирована «современнее», чем в послании епископа. Священники есть посредники между относительным и абсолютным. В относительном живут несвященники. Священник живет абсолютным. Повидимому, нам следует понятие «абсолютное» заменить Богом, а «относительное» – землею. Ожидание несвященников заключается в том, что «вы дадите нам Бога».

 

Разве католический (с. 106) не знает, что он сам с момента (___) обладает Духом Иисуса Христа? Разве он не верит в присутствие Воскресшего  в своей жизни и в жизни всех верующих?

 

Жаждем мы не «абсолютного». Если уж говорить на подобном языке, то нам следует сказать следующее: человек изголодался и жаждет Бога Живого. «Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому» (Псалом 41, 3).

 

Можно ли «Живого» заменить абсолютным? Разве абсолютное – не «бог философов»? В виду этой жажды человек якобы нуждается в особенном существе, которое, несмотря на свое ничтожество, «представляет собою идеи абсолютного». Это же – неоплатоническое учение об отражении: священник становится отражением «абсолютного». Тот, кто хотя бы немного знает новозаветный мир, видит, насколько непримиримо далеко от него мышление, из которого стилизуется подобное мифическое представление о священнике.

 

Такие тексты можно назвать «соблазном», поскольку они с воодушевлением рисуют картину, о христианском содержании которой люди догадываются лишь постепенно и не скоро. Таких текстов можно процитировать довольно много. В рамках мифического посредничества возникло священство, которое далеко отошло от новозаветного долга служения. Превышение должности, которой обязывает епископ Римский, и превышение священника соответствуют друг другу.

 

В Новом Завете убежденность во «всеобщем» священстве настолько живая, что епископы, пресвитеры и диаконы никогда не могут означать «священников»-посредников. Но с течением времени каждый отдельный титул несет с собой целый мир мифических – если не магических – представлений.

 

 

 

2. Благословение. Папское благословение

 

 

 

К представлению о католическом священнике принадлежит благословение. Папа, епископы и священники благословляют не только в конце евхаристической службы, но и во многих других случаях: при преподании таинств, освящении предметов, после молебствий. До самого последнего времени особенно излюбленным являлось благословение евхаристическим хлебом в дароносице.

 

При появлении папы, епископа мы всегда видим многократные благословения, их характерный жест. В особом смысле образ папы – это образ благословляющего.

 

И хотя благословение настолько известно и само собой разумеется, нам все-таки необходимо спросить: что такое благословение? Что происходит в благословении? Что значит тот факт, что папа по преимуществу является благословляющим?

 

Когда папа, епископ входят в свой   храм, они многократно, налево и направо делают рукой жест благословения, направленный на коленопреклоненных людей. Правда, сегодня мы говорим, что они делают знак креста, знак предсмертной Вечери Иисуса. Но так ли это, следует еще испытать. Зачем этот многократный жест благословения? Видимо, следует сказать: входящий есть благословляющий?

 

Павел VI является как благословляющий: «Я никогда не уставал поднимать руку для благословения. Нет, я никогда не устану и не перестану благословлять и прощать». Говоря о своем путешествии в Индию, он заявляет: «Я ощущал потребность беспрестанно благословлять их».

 

Является ли этот знак благословения участием к безбрежному страданию масс человеческих?  Или же именно в благословении проявляется некая особенность? Хочет ли Павел VI сказать, что к его деятельности принадлежит прежде всего благословение, т.е. дарование спасения?

 

Известная и привычная картина: после избрания папы и по другим торжественным поводам папа из лоджии Базилики  святого Петра преподает благословение урби эт орби . Генерал иезуитов преклоняет колени перед Павлом VI и принимает от него благословение. Любая аудиенция заканчивается папским благословением.

 

Каждый священник преподает благословение. Существуют полномочия в отдельных случаях преподавать папские благословение. Само собой разумеется, что всякий раз присутствующие падают на колени и крестятся.

 

Но каким бы привычным ни сделался этот церемониал, настоятельно напрашивается вопрос: что же происходит, когда папа, епископ, священник благословляют? В благословении слово молитвы сочетается с жестом правой руки. Иногда этот жест усиливается, как это часто делал Пий XII, когда он выбрасывал руки в стороны, возводил глаза верхи потом совершал жест благословения.

 

Прерогативой епископов, наряду с «простым, одинарным» благословением, является троекратный жест благословения. Обычным,  связанным с первым приглашением новопосвященного, стало первичное благословение. Оно преподается непосредственно после первого богослужения в родном приходе, включая всех, находящихся дома.  Создается видимость, будто «набожный народ», участвующий в данном богослужении, получает особые силы через благословение, исходящее от новопосвященного. При всех благословениях благословляющий стоит, а все остальные падают на колени.

 

Когда президент ФРГ Хойос нанес государственный визит в Ватикан, Пий XII спросил, не возразят ли «господа» против его апостольского благословения. На фотографии мы видим благословляющий жест папы, тогда как глава государства слегка наклонил голову.

 

Благословляющий жест понимается чаще всего как подражание кресту Иисуса. Мы «крестимся», «осеняем» себя крестным знамением. Однако этот жест не является прежде всего отображением той виселицы, на которой умер Христос, а отображением крестовины, средокрестия. Жест руки делает космический знак. Он заклинает крестовину, сочленение космоса с человеческим миром. Эту крестовину нельзя смешивать с крестом Иисуса.

 

Последний состоял и вертикальной балки и перекрестной балки, на которой прикреплялся осужденный. Крест был знаком позора; а символ крестовины есть знак блага.

 

Христианство обманывается, если думает, будто позорный крест идентичен космическому средокрестию, совершаемому рукой.  Этот жест старше, чем крест Иисуса. Жест руки связует земное и небесное, божественное и человеческое. В этом жесте руки заключено средокрестие, в нем сочетаются четыре измерения космоса с миром благости, соединенные  жестом «благословляющего». Последний приносит счастье.

 

В этом – смысл жеста руки. Конечно, можно указать на то, что исторически благословение входящего епископа возникло из приветственного жеста руки.  Однако все ясно сознают, что этот жест сообщает нечто особенное. И он тем значительнее, чем выше ранг благословляющего. Поэтому папское благословение значит «больше» и оно совершается торжественнее, чем когда «обыкновенный» священник делает этот жест. Особой благословляющей силой обладает новопосвященный, украшенный как невеста миртовым венком, непорочный как девица. Сила его благословения еще не ослабла, поэтому его благословение является особенно действенным.

 

 

 

Совершение этого жеста говорит об определенном понимании священнической, епископской и папской должности, точнее – ее посвятительной силы. От нее исходит сила освящения, благословения. Благословение – это дарование той среды, в которой небо и земля, Бог и человек сочетаются друг с другом. В благословении священник становится посредником, фигурой, приносящей спасение.

 

Путем коленопреклонения присутствующие подчиняются власти благословляющего. Они подчиняются тому, что сходит на них свыше. Там, наверху, – отрешенность Божия. Но благо не приходит свыше непосредственно. Между возвышенным и отрешенным Богом возвышается благословляющий. Благословение совершается «через него». Точно так же, как коленопреклоненные подчинены благословляющей фигуре, они должны подчиняться, исполненные послушания, указаниям папы, епископов и священников, в конечном счете, потому, что они – посредники между Богом и восприемниками, слушающим и повинующимся народом.

 

 

 

Существует множество форм благословения епископа Римского. При вхождении в собор св. Петра или в другой храм, при окончании аудиенции он применяет простую форму благословения. Наряду с этим существует еще два торжественных ритуала: благословение «урби эт орби» и «папское благословение», которое совершает другой, имея полномочие и наместничество самого папы.

 

Когда это папское благословение должно совершаться на папском празднике, в конце священнодействий, так называемых «миссий» или в иных подобных случаях, то прежде всего создается торжественная тишина. Благословляющий становится на особое место: епископ «пленис колорибус» – на свой трон, просто священник, надев столу, выступает перед алтарем. Затем говорится или зачитывается извещение о том, что по определенному поводу дается полномочие на папское благословение и связанное с этим опущение грехов.

 

Затем следует молитва о заступничестве Марии, архангела Михаила, апостолов Петра и Павла и всех святых. К этому присоединяется формул прощения: «Да смилуется над нами Бог Всемогущий, два простит Он грехи ваши и да приведет вас через Иисуса Христа к жизни вечной». «Да подаст вам всемогущий и милосердный Господь отпущение, прощение и незачтение всех грехов ваших».

 

А теперь следует собственно благословение в таких словах: «И благословение Всемогущего, Отца и Сына и СвятагоДуха, да снидет на вас и да пребудет с вами навеки. Аминь».

 

К этому благословению присоединяется отпущение во имя правящего папы: «Сумми Понтифицисномине» – во имя Величайшего Первосвященника – благословляющий дает полное отпущение грехов и всех провинностей «ин форма экклезис консуата». Заканчивается это отпущение грехов молитвой о папе: «А потому просите Бога о счастливом правлении святейшего господина нашего папы, о его высокочтимом руководстве и о нашей матери-Церкви».

 

 

 

Что же происходит при папском богослужении? Цель его – замещение того, кто «совершает» богослужение. Папа персонально не присутствует; он присутствует через свое поручение и слово благословения. Папское благословение может преподаваться во всех храмах по определенным поводам епископами и священниками. Оно несет на себе печать особой торжественности. Обычай папского благословения обеспечивает известную «вездесущность» папы. Папа присутствует в любом месте католической Церкви в силу наместнического благословения. «Народ» приписывает этому благословению особую чудодейственную или целительную силу, подобно первичному благословению. Магическая религиозность подходит к стремлению епископа Римского к власти, поскольку он хочет присутствовать в «своем» благословении. Итак, что же это такое – папское благословение? Есть ли разница в том, говорит ли «простой» пресвитер благословляющее молебствие, или же епископ Римский? Очевидно есть. Для церковного народа папское благословение настолько же «больше», насколько папа выше «простого» священника. Эта магическая набожность соединяется с превратно понятным магическим присутствием посредника спасения, и оба укрепляют друг друга.

 

Когда мы говорим о магической или мифической религиозности, то оцениваем ее по достоинству. Мы уважаем ее, как и любой вид религиозного бытия. Но остается вопрос: не хочет ли Библия преодолеть эту магико-мифическую набожность? История веры показывает, что ее приходится все снова и снова преодолевать. Магико-мифическая набожность может быть очень набожной, но едва ли это – вера в библейском смысле. А вере, напротив, не обязательно быть «набожной». В смысле предрасположения или дарования. Если мы понимаем папское благословение так, как это понимает «народ» в качестве магической религиозности, то мы не хоть унизить набожность столь многих людей. Но, конечно, мы должны указать на то, что она не библейская и требует преодоления.

 

 

 

Папское благословение можно рассматривать и иначе, а именно как превосходный род «пропаганды», причем мы не вкладываем в это слово негативного содержания. Повсюду, где преподается папское благословение, «пропагандируется» тот или иной папа; там, где превозносится его должность, превозносящие подпадают под его благословляющую власть. Таким способом, все снова и снова заключается союз между папой и церковным людом на данном месте, благодаря этому торжеству. Всегда и везде епископ Римский присутствует в своей благословляющей силе.

 

 

 

К благословению присоединяется коленопреклонение. Католический христианин кланяется часто и при многих обстоятельствах. Коленопреклонение является как раз типично «католическим».

 

Об историческом происхождении этого явления мы уже говорили при описании целования туфли: из монархической идеологии восточных империй античности падение на колени вошло в римский культ императоров, а оттуда – в придворный церемониал папы, где сохранилось до нынешнего дня. До недавнего времени священники и миряне приветствовали епископа падением на колени. Они делают это и поныне при епископском благословении.

 

Что происходит в коленопреклоненном человеке? И в том, перед которым падают на колени? Могут ли и тот и другой допускать это без вреда своей «душе»? Человек может поклоняться только своему Богу. Даже перед носителем наивысшей должности человеку падать на колени не следует. Разве он не поступается своим достоинством? А разве не поступается своим достоинством носитель должности, принимая почитание, подобающее единому Богу? И это – не «внешние» проявления, от которых якобы не так уж много зависит.

 

Кланяющийся чересчур «унижается»; тот, перед которым кланяются, возвеличивается. Это неизбежно: жест воздействует даже тогда, когда мы вовсе этого не хотим. Распространенное слово «византийство» указывает направление, откуда епископы переняли этот церемониал. О каком диалоге может быть речь, если постоянно утверждается и демонстрируется такое неравенство между епископом и «народом»? Коленопреклонение становится выражением подчинения перед носителем должности. Возражают, говоря, что это почитание относится к прославленному Иисусу, наместником которого является папа или местный епископ. Но действительно ли существует такое наместничество? Если бы оно было объяснено, то такого коленопреклоненного почитания не потребовалось бы.

 

Ибо тот, кто преклоняет колена, является подданным того, перед кем кланяется. Вера его может выражаться только как послушание и подчинение. Он затрудняется «именно стоять». Он «вынужден» кланяться и слушаться. Почему же руководство Церкви не откажется от этого церемониала?

 

 

 

Древнее культовое песнопение прославленному Иисусу передано Павлом (Фил 2, 5 дл), в нем выражается удивление тому, что люди и ангелы преклоняют колена перед человеком, перед человеком Иисусом, который был прославлен. Не поддались ли мы опасности забыть это, потому что слишком часто преклоняем колена перед людьми? А можем ли мы вообще еще преклонять колена перед человеком, зная, что Иисус есть тот прославленный, которому по воле Божией подобает это почитание?

 

 

 

3. Аудиенции

 

 

 

После утраты Папской области контакт епископа Римского с массами прекратился. Только в очень редких случаях Лев XIII давал массовые аудиенции в соборе св. Петра. Только Пий Х снова ввел регулярные аудиенции. Бенедикт XV перенял это правило, Пий XI расширил возможности: ежедневно с 12 дня примерно до 16 часов происходили аудиенции, при которых каждый имел право поцеловать кольцо. В святой год 1925 были назначены аудиенции еще и вечером с 16 до 20 часов.

 

Пий XII ввел порядок, действительный и поныне.

 

1. На площади святого Петра: каждое воскресенье и каждый праздничный день папа посылает ангельский привет присутствующим из своего рабочего кабинета. Перед этим он выступает с кратким обращением, а под конец преподает свое благословение.

 

2. Генеральная аудиенция: в ней могут принять участие до 30 тысяч человек. Она состоится либо в соборе св. Петра, либо, при меньших аудиенциях, – в апостолическом дворце; летом – в Кастель Гандольфо в зале для аудиенций, который был построен по распоряжению Пия XII. Эта аудиенция происходит обычно по средам и длится в течение одного часа.

 

3. Аудиенция целования руки: полуприватная аудиенция, происходящая непосредственно вслед за генеральной. Павел VI позаботился о том, чтобы она происходила в другой комнате с тем, чтобы привилегированным не завидовали. Для допущения к ней необходима рекомендация правящего епископа. Она присоединяется к прошению, которое подается префекту апостолического дворца, который и решает вместе с определенной корпорацией вопрос допуска.

 

4. Специальная аудиенция: она предназначена для отдельных лиц и групп. На обратном пути в свои покои папа обходит залы, в которых ждут допущенные к ней.

 

5. Приватные аудиенции происходит в «Библиотеке аудиенций» папы. Допущенные к ним обычно остаются с папой наедине; это – сотрудники курии, главы государств, кардиналы, епископы, представители других церквей и нехристианских религий.

 

6. Официальная аудиенция проходит по твердо установленному протоколу. Это – в основном государственные визиты, которые наносятся главами государств суверену государства Ватикан и верховному главе Церкви.

 

 

 

Аудиенции по-своему показывают многосторонность, с которой проявляется папство. Наиболее ярко это выражается при официальных аудиенциях, когда главы государств свидетельствуют свое почтение суверену церковного государства, являющемуся одновременно главой католической Церкви. Поскольку две должности связаны воедино, папа становится «интересным» в качестве «морального авторитета» при политических расчетах. Аудиенции эти проходят по протоколу государственных визитов. При этом протокол, спланированный курией, строится таким образом, чтобы никакой иной государственный протокол не смог бы «конкурировать» с ним. Дело в том, что здесь выступает не «простой» глава государства, а Понтифекс Максимус.

 

Совсем по-иному выглядит генеральная аудиенция или аудиенция на площади св. Петра. Тысячи людей, с ликованием встречающих папу, которые с ним молятся и под конец получают его благословение или допускаются к нему, чтобы поцеловать его перстень, хотят видеть «святейшего отца». Эти аудиенции представляют собой культовые празднества; в их центре в качестве верховного священника находится папа, благословляющий как «святейший отец» своих «сынов» и «дочерей». Они принимают это наставление и выказывают ему уважение.

 

Они совершают паломнические поездки в Рим, чтобы посмотреть гробницы Апостолов и собственными глазами увидеть «святейшего отца». Паломничество – это культовое действие. Их цель – святые места, где особенным образом даруется благо. Дарование блага состоит в отпущении грехов, что достигается на могилах Апостолов или в их храмах. Наивысшим же пунктом является аудиенция. Это – культовый праздник, в котором приобретается спасение.

 

 

 

Все отдельные акты аудиенции вместе представляют собой спасительные действия, даруемые паломникам через «святейшего отца».Они видят его. Для многих католических христиан огромное значение имеет то, что они хотя бы раз в жизни увидят «святейшего отца» и услышат его слово. Непосредственная телесная близость папы гарантирует присутствие благодати. Она сообщается в слове, в благословении, в целовании перстня.

 

Обращение папы к людям – это не просто обращение, а наставление. Это речь верховного учителя христианского мира, которого слушают присутствующие. И его вероучительное слово также представляет собою сообщение благодати.

 

Целование перстня на аудиенции папы – это как бы чувственное участие в его благодатном образе. Перстень является знаком его Понтификальной власти. Целующий в целовании отдает «душу» свою тому, которого целует. Но понтифекс максимус сам кого-то не целует, он только подставляет руку или ногу. Рука благословляет, нога попирает и шагает. То и другое – род осуществления «могущества» первосвященника.

 

 

 

В акте аудиенции соединяются обряды магической и мифической ступеней: поцелуй превозносит его как дарующего спасение. Для этого достаточно коснуться его рук, ног, одежды. Здесь очевидно, насколько близко его приравнивание к Иисусу, если он и вовсе не занял Его место. Единожды увидеть его – это уже обетование и сообщение блага. Инстинктивно нечто подобное и ощущали последние папы. Пий XII построил залу аудиенций в Кастель Гандольфо, Павел VI построил еще одну близ собора св. Петра. Из этого видно, какое значение придают они аудиенциям. Что же это все означает?

 

 

 

В этом бесконтрольно наживает себе капитал «естественная» религия, которую – несправедливо – многие считают сущностью католического христианства. Ликование и почитание тысяч, ритуал аудиенций не поощряют веру; это скорее своего рода «опьянение», угрожающее трезвости евангельской веры.

 

Все это принадлежит к сегодняшнему проявлению папства, не имея ничего общего с должностью Петра. Юридические формулировки юрисдикционного примата не дают даже почувствовать того, как в действительности выглядит папство. Еще более сомнительным, чем юрисдикционный примат, являются эти культовые торжественные аудиенции. Реальность папства лишь отчасти выражается в догматических формулировках. Трезвый юридический язык знает другого папу, не того, который появляется на аудиенциях и на папской мессе. А может быть учение о «супрема потестас» (верховной власти) все же втайне соответствует тому правлению, к которому привыкли католические христиане?

 

 

 

Каков смысл еженедельных генеральных аудиенций можно понять на примере одной аудиенции, имевшей место при Пие XII, у которой был особенный, своеобразный характер. Епископ города Прато монсиньор Фьорделла был 24 февраля 1958 года вызван в суд. Епископ сказал об одной женатой паре, будто они живут «в греховном сожительстве» только потому, что эта пара была лишь зарегистрирована юридическим браком. Эта пара возбудила судебное дело из-за оскорбления. Епископ отказался явиться в суд. Он заявил, что «ответствен только перед своей совестью, римским первосвященником и Богом». Епископу был вынесен приговор, кассационная инстанция этот приговор отменила. Пий XII усмотрел в приговоре «поругание Церкви». Поэтому он отменил коронационные торжества по случаю девятнадцати лет со времени своей интронизации. Вместо этого, 9 марта, в четверг, он устроил массовую аудиенцию, о которой «Таймс» опубликовала следующую заметку:

 

«Приблизительно около 40 тысяч рабочих нынче утром заполнили до отказа собор св. Петра и пространство вокруг него, чтобы устроить папе овацию. Эта воодушевленная демонстрация преданности призвана выразить чувства народа к своему верховному пастырю, к тому же в такой момент, когда Церковь в Италии оказалась в центре разнообразных и противоречивых суждений. Толпа, собравшаяся у собора св. Петра, состояла по больше части из неаполитанцев, которым приписывают особенную склонность к театральности и к безудержному проявлению своих чувств. При подобных аудиенциях всегда имеется драматическое мгновение, когда папу вносят в Базилику, но на этот раз особые обстоятельства внесли свою долю в это воодушевление, которое особенно вспыхнуло, когда его вынесли из седиа гестаториа через ликующую массу людей к его трону перед папским алтарем. Незадолго перед этим (2 марта) Его Святейшеству исполнилось 82 года, и он отметил девятнадцатый год своей коронации на папском троне. По этому поводу в четверг, в соборе св. Петра должно было состояться торжественное богослужение, но папа счел себя вынужденным отменить празднество после вынесения епископу Прато судебного приговора.

 

Радио Ватикана назвало нынешнюю сцену актом «сыновнего восхищения» по отношению к папе и одновременно выражением веры итальянского рабочего класса. Духовые оркестры и транспаранты с надписью «Да здравствуют долгие годы папы!» еще более возвысили впечатление от народной демонстрации. В своей речи к собравшимся папа указал на обстановку в Неаполе и подчеркнул необходимость создать больше рабочих мест и поощрять жилищное строительство.

 

Одновременно он похвалил образцовое отношение неаполитанцев к искушениям материализма» .

 

 

 

Итак, на место торжественного богослужения, которое было отменено, была поставлена массовая аудиенция. Почему же не отменили и эту аудиенцию? Она более, чем папская месса, может выдвинуть на первый план именно папу. Папская месса, даже скомканная до рудимента, является все же торжеством Вечери Господней. А на аудиенции существует лишь одно содержание: торжество первосвященника – Суммус Понтифекс. Он – в центре апофеоза. В борьбе против коммунизма и коммунистической партии Италии сочли важным, чтобы именно рабочие пришли на эту аудиенцию. Следовало показать, что рабочие с ликованием встречают папу и привержены к Церкви. Сходство с массовыми демонстрациями тоталитарных государств является в данном случае фатальным.

 

Все это происшествие довольно сомнительно. Но наибольшее сомнение вызывает так легкость, с которой говорится о папе. Рабочие, устроившие папе овации, якобы исповедуют таким образом свою веру. Но что же это за вера, которая состоит в участии в аудиенции, единственный смысл которой в том, чтобы восхвалять папу? Это звучит иронически, но намерение наверняка было вполне серьезным: акт веры проявляется в «сыновнем» восхвалении «святейшего отца».

 

 

 

Что же на самом деле произошло? Рабочие получили задание, бесплатно были доставлены в Рим, получили продовольствие и приняли участие в манифестации. Папа Пачелли великолепно умел воздействовать на массы, приводя в воодушевление южный темперамент. Но что общего имеет с верой, с христианской жизнью это опьянение, охватившее массы? Абсолютно ничего. Однако – очень много с римско-итальянским первосвященником и с реальной политикой власти.

 

Тот, кому это покажется слишком резким, пусть спросит себя, были ли причастны люди, с ликованием приветствовавшие папу, к обращению и переосмыслению своей жизни, и могут ли такие шумные события привести к вероисповедному решению? Конечно, этого никто не знает. Однако мне это не внушает доверия: в подобных манифестациях слишком проявляет себя властная, торжествующая, воинствующая церковь. Здесь не столько место вере, сколько магическо-мифической религии.

 

 

 

Аудиенции – это торжества папской власти и величия. Сам папа вынужден подчиняться им, он должен играть свою роль, роль священнического царя. Что перестрадал он в сердце своем, мы не можем заключить из этой роли. Она была его «долгом», его «задачей». Но ведь речь идет не о личности Евгения Пачелли, который был папой в течение двух десятилетий. Речь идет о том, чтобы показать, какие именно структуры папской власти становятся зримыми в устройстве этих аудиенций. С точки зрения устроителей, цель их всегда одна и та же: «сыновнее восхваление и благоговение» перед отцом и царем священников. Так и кажется, что архетипичные структуры отца, священника, посредника и царя превышают петринскую должность. На место вероисповедного решения отдельного человека вступают овации масс. «естественная» религия заступает место жизни по вере.

 

Между верой, проявляющейся в акте восхваления и подчинения римскому первосвященнику, и верой в Бога Иисуса лежит целая пропасть. Не следует думать, будто ликующие толпы возвышают свою убежденность в вере в то, видят перед собой наследника Петра. Их воодушевляет магическая религиозность, появление носителя спасения, наполненного манной, которой хотят завладеть.

 

По этому поводу легко негодовать. Трудно понять, каким образом в среде католического христианства под христианским покровом скрывается магическая религиозность. Увидеть это и понять означает произвести тот поворот, который постоянно требуется вновь и вновь. Епископ Римский, которому не потребовалась эта форма торжеств, воздействовал бы в библейском смысле более достоверно.

 

Все, что окружает епископа Римского, вид его появления, папский придворный штат, одежды и титулы, папская месса, консистории – все это и ныне излучает привлекательный блеск и сияние. Тысячи людей, собравшихся на площади св. Петра в ожидании результата новых выборов папы для того, чтобы с ликованием встретить его; вхождение на седиа гестаториа, когда к тому же звучат серебряные фанфары – какой это блеск! Аттракционом отдает это празднество в честь царя священников. Бог невидим и отсутствует, прославленный Иисус далек и призрачен. Зато на троне зримо восседает его наместник, сияя блеском золота. Он является гарантом того, что католические христиане на земле не погибли. Сомневающимся он внушает утешение, когда, благословляя, возвышается над толпою.

 

Аттракцион заглушает требование веры. Верующий не видит; он слышит слово. И тогда он начинает видеть; при лицезрении папского величия достаточно «сыновнего» послушания. Трудное вероисповедное решение не требуется.

 

Разве этот блеск триумфирующей, могучей Церкви не скрывает недостоинство возвышенного? Когда первосвященник вступает в собор св. Петра при звуках труб и ликовании народа, разве не забывается, что Иисус все еще не пришел?

 

Мы вполне допускаем, что празднующие – папа, кардиналы, присутствующие – «набожны». Они набожны в смысле мифа. Они выказывают свое благоговение перед мифическим образом, если вообще не действуют магическим образом. Но где же вера? Конечно, эта праздничная встреча царя священников и шумные, ликующие массы народа часто воспринимались как признаки веры. Однако «набожность» – это еще не вера. Эти празднества могут быть весьма набожными, но как относятся они к вере, понимаемой в библейском смысле?

 

Разве отнялось бы что-нибудь от Церкви, если бы епископ Римский отказался от этого торжества власти? Возможно, многие бы стали протестовать, им чего-то не хватило бы. Церковь сделалась бы беднее, она не излучала бы больше импонирующую притягательную власть. Но разве она не стала бы более достоверной, впервые сделавшись подобием своего Господа, который открылся как слабый, бедный и страждущий? Разве Иисуса приговорили к смерти не за то, что он воспротивился ожиданиям своего народа?

 

 

 

4. Святейший Отец

 

 

 

Латинский титула гласит «санктиссимус» или «беатиссимус патер». Дословно это означает «святейший» или «блаженнейший отец». А Аннуарио Понтифичо мы читаем «иль Санто падре», что означает «святой отец». Это обращение больше всего употребляется в немецком языке, когда называют епископа Римского.

 

Титул «папа» звучит менее доверительно и менее доверчиво, напротив – в обращении «святой отец» присутствует сильная нота чувства. Всякий, кто называет это имя, обретается в кругу первообраза отца и всего отцовского.

 

Примечательно, что при этом обращении недостаточно называть римского епископа отцом. Согласно обращению, он – отец особого рода, святой отец, и тем самым выделяется из отцовства любого иного рода. Неблаженные и несвятые отцы составляют контраст с этим единственным в своем роде «святым отцом» в Риме. Латинский язык еще больше возвеличивает это обращение, говоря «беатиссимус». И латинский, и немецкий титулы выражают особенность, избранность этого отца. В то же время это обращение является исповеданием, признанием. Всякий, называющий так римского епископа или говорящий о нем таким образом, высказывает тем самым исповедание. Он признает, что епископ Римский является отцом в особом смысле, и как таковой этот избранный отец является святым.

 

С обращением и титулом «святого отца» связана и другая языковая привычка. Римские епископы издавна называют католических христиан «возлюбленными сынами и дочерьми». Дело в том, что и взрослых христиан называют «детьми». Обыкновенны такие формулировки как «детское (сыновнее) послушание». Такого послушания требуют по отношению к римским епископам и к поместным епископам.

 

 

 

28 июня 1940 года Пий XII писал германским епископам:

 

«Со всеми нашими молитвами, заботами и надеждами Мы ежедневно и ежечасно с нашими сынами и дочерьми Германии, и не в последней степени с нашими чадами в северогерманской диаспоре» .

 

После разрушения Гамбурга он писал епископу Бернингу в Оснабрюк: «Мы поминаем умерших и переживших в молитве и при жертвоприношении. Мы призываем наших сыновей и дочерей с отческой любовью: пусть они не сомневаются в Божественном Провидении, когда теперь карающая десница Господа столь страшно поразила их родной город, и пусть склонятся перед неисповедимыми решениями Всевышнего, со смирением» .

 

 

 

Обыкновенной является речь, исповедующая отеческую любовь епископа Римского. Часто употребляется образ «отчего дома»; под ним епископ Римский понимает римско-католическую Церковь под свом руководством. Этот отчий дом широко раскрыт  и для некатолических христиан.

 

Отец, отчий дом, любовь отца, сыны, дочери, дети: вот элементы картины, в которой обретаются или должны обретаться епископ Римский и католические христиане.

 

Мы можем представить себе и другие папские послания. В них папа может обсуждать нападки на христианскую веру, может ссылаться на Библию и на те образы веры, которым нам знакомы по Библии. Однако в нынешних обычных папских посланиях речь идет не о вере, а о послушании, которое может быть «смиренным и сыновним (детским)».

 

Епископ Римский как отец называет свое отношение к верующим любовью. Его сыны и дочери должны с благодарностью и  послушанием отвечать на его любовь. Он стоит над ними, они стоят под ним. Это отношение является одновременно и господством. Если скажут, что эти пустые фразы способны причинить боль, то тем самым передается лишь всеобщее ощущение от них. Однако такое обращение есть «политика» духовного господства, хотя при этом всячески подчеркивается, будто отдельные епископы не являются функционерами епископа Римского. Кто захочет противиться этому ежедневно повторяющемуся ритуалу отца, сыновей и дочерей? Ведь папа есть также и отец епископов, они – тоже его «возлюбленные сыновья». До тех пор, пока употребляется это обращение и эта титулатура, будет иметь место духовное господство, будет предъявляться притязание на то, что папа является отцом-властелином христианских или католических подданных.

 

Примечательным является добавлением «возлюбленные». Следует особенно подчеркнуть, что «отец», хотя и не знает всех своих «сынов» и «дочерей», тем не менее любит их. Какого рода любовь имеется в виду? Никто не сможет предположить, что папа-отец может любить каждого из наличествующих. Тем не менее, «сыны» и «дочери» должны знать, что им любимы. Некоторые подумают: стоит ли принимать всерьез такую фразеологию? По меньше мере, именно в тех масштабах, в которых высказывается данное притязание. Ведь в патриархальной семье сыновья и дочери подчинялись отцу, их отношения состояли из господства с одной стороны, и послушания, подчинения с другой. «Возлюбленным сынам и дочерям» этим обращением явно напоминают, что они обязаны повиноваться отцу всех людей. Они не равны ему, он – отец-господин, перед которым они простираются на колени, чтобы принять его «благословение».

 

Процитированные папские послания отстоят от нас на три десятилетия или больше. Некоторые могут подумать, что они подходили к изжитому самодержавному стилю правления Пия XII. Однако обращение «святейший отец» до сих пор употребляется без раздумья, как само собой разумеющееся. Да и епископ Римский продолжает называть католических христиан «сыновья и дочери».

 

В воскресенье 1 февраля 1970 года Павел VI из окна своей приватной библиотеки держал речь к собравшимся на аудиенцию на площади св. Петра. Он призвал церковный народ на помощь для сохранения целибата. Присутствующих он назвал «дорогими чадами»: «Нам нужны ваши молитвы, дорогие чада! Среди великих, нуждающихся в помощи Божией задач, к которым мы направляем всех добрых и верных христиан, которые, как нам известно, и известно почему, приводят нас и в наших интересах к Господу, есть одна, которая особенно близка сердцу нашему и о которой в настоящее время много говорят: это – освященный Богом целибат священников» .

 

В день своей речи папа написал кардиналу-статс-секретарю письмо. С первых дней понтификата Пия XII такая форма обращения более не избиралась. В этом письме Павел VI говорит об «отцовской любви», которую он все-таки питает к тем, которые из-за обязательства сохранять целибат покидают священническое служение: «Однако глубокое понимание, которое мы хотим сохранить в духе отцовской любви к людям этим, не мешает нам сожалеть о позиции, которая столь мало совпадает с той, которую законно ожидает Церковь от людей, окончательно посвятивших себя исключительно ее служению» .

 

Прямо не говорится, что священники, не берущие на себя обязанности целибата, считаются почти «отступниками». Тем не менее, папа ощущает «глубокое понимание» и любит этих сыновей «отцовской любовью». С психологической точки зрения, можно было спросить, каким же образом он в состоянии «по-отцовски» любить столь многих, ему неизвестных людей, и прежде всего тех, которые не отвечают его ожиданиям.

 

Кроме того, письмо, которое по своей решительности, граничащей с упрямством и твердолобием, не оставляет желать ничего лучшего, пытается создать картину отцовской любви. Папа просит кардинала-статс-секретаря завязать контакт с епископскими конференциями. Последние должны заверить священников, «что мы следим за их апостольским заботами и проблемами с отцовской склонностью и будем следить, одновременно напоминая им о красоте благодати…»

 

Вопреки таким заверениям, следует напомнить простые факты: давай            те подумаем о постоянно замалчиваемой половой необходимости, о влечении к встрече с настоящей любовью, о многочисленных пресвитерах, страдающих из-за обязательства соблюдать целибат. Давайте подумаем о конфликтах, возникающих из этого небиблейского закона. И сравним с этими словами речи об «отцовской любви». В самом деле, они не обращают никакого внимания на истинную необходимость, не вдаются в нее. Здесь важны две вещи: закон целибата должен соблюдаться – и в этой ситуации епископ Римской хочет явиться в роли любящего отца; он стилизован под «любящего отца» по высшей степени политическим и тактическим мотивам.

 

Непосредственно перед только что процитированным текстом находится обращение, говорящее о «братьях» и «сыновьях»: «Многие наши братья и сыновья умоляют нас ничего не менять в столь уважаемой традиции…»

 

Братьями, видимо, названы епископы; а сыновья – это, конечно, священники и «миряне». Они умоляют отца в Риме строго придерживаться обычного обязательства целибата священников. Даже если бы оно было обосновано Библией, чего на самом деле нет, этот стиль и притязание на отцовство делают сказанное невероятным. Как может епископ Римский перед лицом такой прискорбной ситуации говорить и писать таким образом от отце и сыне? А он может, и он делает это для того, чтобы вместе с обязательством целибата укрепить державную позицию папской и иерархической структуры.

 

Обращение «святейший отец» точно так же, как обращение «возлюбленные сыны и дочери» еще далеко не  ___. Насколько оно необходимо епископу Римскому, показывает мнение Павла VI, высказанное им в беседе с Жаном Гиттеном.

 

В этом разговоре Павел VI понимает папскую должность прежде всего как вселенское отцовство. Оно для него – самое главное в должности, которую исполняет епископ Римский.

 

«Я думаю, что из всех задач папы наиболее завидно быть отцом. Ранее случалось, что я сопровождал Пия XII во время крупных церемоний. Он нырял в толпу, словно в купальню Вифезда. Его теснили, давали. А они сиял и оживлялся. Но большая разница испытывать переживания отца и быть отцом» .

 

«Сознание того, что я отец, наполняет сердце и душу, не оставляя меня ни один час дня. Оно не уменьшается, а, напротив, углубляется по мере того как число детей растет; оно растет, и его нельзя перенести на другого. Оно настолько сильное и настолько незаметное, как и сама жизнь, которая угасает только в смерти. Не принято, чтобы папа уходил в отставку перед своим концом; и это как раз потому, что речь идет не о должности, а об отцовстве. Он не перестает быть отцом. Это отцовство является всеобъемлющим и простирается на всех людей. Я ощущаю, как оно концентрическими кругами распространяется на всех людей, далеко за зримые границы Церкви. Я чувствую себя отцом всей семьи человечества».

 

 

 

Папа признает, что каждое мгновение живет сознанием того, что он – отец. Это отцовство обусловливает ту исключительность, которая не в состоянии передаваться на другого человека. Сознание отцовства постоянно углубляется. Задачу быть отцом папа оставить не может. Эта задач распространяется не только на немногих, «она является всеобъемлющей и распространяется на всех людей». Поэтому епископ Римский – не только отец христиан своей Церкви, но и отец всех живых людей. Папа особо подчеркивает, что это отцовство «распространяется далеко за пределы границ Церкви». Вследствие этого, он понимает себя как «отец всей семьи человечества». А это означает: епископ Римский является отцом и Церкви Англии, и всех свободных Церквей. Римский епископ – отец магометан, буддистов, он же – отец атеистов и коммунистов. Он – отец людей любого континента и любой нации. Миллионы людей, в том числе и те, которые его не знают, – это «дети» отца, восседающего на епископском престоле Рима.

 

Следовало бы предположить, что ответственность за это безграничное отцовство отягощает и чрезмерно перегружает одного человека. Папа подчеркивает, что никогда не устает от него. Это отцовство… благословения и прощения. В той же беседе он говорит об этом так:

 

«Даже тогда, когда дети совсем не знают своего отца, он все же им является. Однако знание этого отцовства «партикуляризирует». Этим я хочу сказать: оно «фиксирует» себя на каждом отдельном человеке, делает его целым миром, даже если встречаешь его всего лишь один-единственный раз или это – ребенок. Это сознание папы всегда ново, молодо, свежо как роса, свободно и изобретательно. Поверите ли? Это сознание – совсем не в тягость, оно никогда не удручает; напротив! Я никогда, ни одного мгновения не уставал поднимать руку для благословения. Нет, я никогда не перестану благословлять или прощать».

 

Правда, слова епископа Римского об отцовстве являются языком образным. Однако эту образность не следует понимать как аллегорию. Епископ Римский не ведет себя «как» отец, по его же толкованию он и есть отец. Павел VI не только убежден в этом значении своей должности, которой он обладает; он одновременно пронизан этим прообразом «отца». Поэтому он совершенно не замечает непомерности своих притязаний, говоря о лицах разных континентов, народов и рас как о «детях», отцом которых является римский епископ. «Фиксация» на каждого отдельного человека продумана совершенно серьезно; но она фактически невозможна. Если она подвергается испытанию – а мы можем быть убеждены, что Павел VI испытывает ее, – то проявится колоссальная перегрузка, под которой должен жить тот, который считает себя вселенским отцом всего человечества.

 

 

 

Павел VI рассказывает о своем путешествии в Индию:

 

«Когда я приземлился на аэродроме Бомбея, нам пришлось пройти до места, где состоялся конгресс, двадцать километров. Огромная, бесчисленная масса людей молча запрудила этот путь; неподвижно стояли благочестивые и бедные люди, голодные, угнетенные, полуголые, но такие внимательные, каких можно увидеть только в Индии. Я должен был благословлять их беспрестанно. Один любезный священник, стоявший сбоку от меня, кажется, в конце концов поддержал мою руку, как известный раб – руку Моисея. Тем не менее, я не чувствовал сомнений в том, что не превосхожу их ничем, а являюсь братом их: ниже, чем все, потому что на мне лежит ответственность за всех».

 

 

 

Итак, он не чувствовал, что превосходит их, а является «ниже», чем все, потому что за всех несет ответственность. Уникальность этой роли становится еще яснее от этой формулировки, чем если бы все выражалось в старых формулах господства. В самом деле, превосходство теперь выражено только негативно. Но чувствуется оно, тем не менее, причем как универсальная ответственность якобы служащего отцовства. При этом широковещательно не досказывается, чего стоит такой визит папы отцам семейств, отцам городов и парламентам, и всё это лишь для того, чтобы папа смог продемонстрировать себя как прообраз отцовской ответственности и утвердиться в этом.

 

 

 

«Я думаю, что сознание быть отцом есть главное у папы. Рассматривая самого себя, он считает себя ничтожным. Жизнь моя до сих пор представляется мне тайной. Всё, что со мной произошло в ней, объясняется тем, что потребовалось от меня в конце концов; нищета моя осталась той же, сознание моих границ возросло. Но сила, исходящая не от меня, поддерживает меня ежечасно. Я постигаю, что святой Павел не хотел освободиться от нищеты своего бытия. Это вселенское отцовство есть тяжелое, но сладкое ярмо, являющееся каждый день по-другому, как боль или свет, которые точно так же ежедневно обновляются».

 

 

 

В другой беседе Павел VI отмечает разницу того, когда говорит глава государства и когда говорит папа. Все, что делает и говорит папа, он всегда делает и говорит «как вселенский отец». Павел VI полагает, что народ чувствует это. Потому народ и приходит на аудиенцию, чтобы увидеть «вселенского отца» и – мы можем добавить – чтобы «воспринять наставительное слово и благословение отца всей семьи человеческой». В этой связи поучительно следующее замечание: «Вы, конечно, заметили, что за три Наших путешествия Мы ни разу не посетили католическую страну. Можно было подумать, что первые путешествия Папа совершит прежде всего в страны древнего католицизма, к великим местам католической молитвы. А Папа выехал в открытое море и преодолел волны. Для этого понадобились вера, доверие, мужество и смелость. Он не обманулся».

 

 

 

Самопонимание Павла VI в качестве универсальной фигуры спасения определяются различными про-образами.

 

Папа использует образ «открытого» моря и волн. По-видимому, различные образные элементы в этом случае напоминают следующее: Иисус спит, а потом позволяет буре утихнуть; Петр идет по волнам к своему Учителю; рулевой, направляющий штурвалом корабль Церкви через шторм и волны. В последней картине следует обратить внимание на то, что в молитвах римской литургии рулевой Церкви есть сам Бог. В каком смысле следует понимать тогда картину смелости и мужества, которую он хочет отобразить ею, остается неясным.

 

Сложнее библейские прообразы: точно так же, как Моисея во время молитвы за победу лиги Яхве в борьбе против амалекитян поддерживали под руки, папу поддерживают при благословении народных масс в Индии. Так же, как Павел не хотел «освободиться от нищеты своего бытия», Павел VI не желает освобождаться от бремени своей ответственности.

 

 

 

Как обосновывается понимание этого вселенского отцовства? Легко предположить, что папа извлек его из обращения к Новому Завету. Поскольку он считает себя «наместником Иисуса Христа», стоит спросить, понимал ли себя Иисус как отец рода человеческого. Свидетельства Евангелий ни одним словом не подкрепляют таких представлений. К Иисусу обращаются словом «Равви», но никогда не называют Его «Отец». Епископ Римский учит, что он является наследником «князя Апостолов» Петра. Тогда надо посмотреть, толкует ли, понимает ли Новый Завет Петра как «вселенского отца». Но и на это так же нет никаких указаний. Правда, мы можем «испытать» весь ход подобной мысли. Давайте перенесем высказывания, которые Павел VI произнес о самом себе, на Петра. Тогда следовало бы сказать: Петру принадлежит отцовство; оно является «всеобъемлющим» и относится ко всем людям. Тогда императоры, цари и короли были только «детьми» Петра, как и все люди Римской империи. Петр был бы тогда «отцом всей семьи человечества». Самое главное в должности Петра, дарованной Петру Иисусом, было бы «отцовство». Итак, Петр был первым «вселенским отцом», а значит, и епископы Римские были все «отцами всей семьи человеческой». В качестве наследника в их роду таковым является и Павел VI. Всё, что бы он ни делал, он делает – как Петр и его предшественники – «в качестве вселенского отца».

 

Сравнение показывает: Новый Завет не дает никакой основы для того, чтобы епископа Римского можно было понять как отца такого рода. Кем бы ни был Петр в историческом отношении, такое отцовство представляет собою необоснованное преувеличение его образа.

 

 

 

Итак, мы можем констатировать: епископ Римский превышает свою епископскую должность не только в виде вселенского епископа Церкви, но и в отношении отцовства всего человечества. Он убежден в том, что он – отец всех людей. В мифическом смысле это превышение является благочестивым, но оно – не библейское. Епископ Римский стилизует себя под спасительный образ вселенского отца. С точки зрения новозаветного благовествования, обе беседы, несмотря на высокие критические возможности папы, совершенно некритичны. Он не замечает, насколько небиблейским является это отцовство, которое он рассматривает как основную часть папской должности.

 

 

 

Чем питается это притязание? Мощью образного понятия «святейший отец».

 

В обращении «святейший отец» заключается первообраз отцовства. Чем менее это обращение и его формирующий образ корректируются новозаветным благовестием об Отце Иисуса Христа, тем больше в этом образе преобладают мифические элементы. В этом всеобъемлющем смысле только Бог Иисуса может быть Отцом «семьи человечества». Епископ Римский выводит свою задачу из мифического понимания отцовства. Она еще более усиливается задачей благословлять и прощать. «Вселенский отец» приносит ожидающим его людям Индии благо точно так же, как и тем, кто хочет видеть, хватать, теснить его во время аудиенции. Епископ Римский как вселенский отец становится спасительным образом. Незаметными шагами римские епископы повысили себя до такой стилизации.

 

Это представление и его притязание питаются также из собственного опыта, из собственной подсознательности. Можно спросить, не подавлен ли папа, понимающий свою должность как вселенское отцовство над своими людьми, прообразом спасительного отцовства. Несмотря на критические осмысления, эта подавленность может сделать невозможной корректуру со стороны Нового Завета тем более, что эти высказывания действительно благочестивы. Но их благочестие является благочестием мифа, а не новозаветного понимания норм.

 

Давайте отвлечемся от углубленного психологического рассмотрения; с богословской точки зрения мы можем сказать: отчуждение от Нового Завета полнейшее. Мы оказались перед идеологизацией петринской должности и перед возвышением носителя епископского сана до степени спасителя.

 

Эта стилизация епископа Римского до степени вселенского отца превышает догмы I Ватиканского собора точно так же, как и нота превиа II Ватиканского собора об отношении примата к епископам. Наряду с твердо установленными догмами образовалась новая «догма», которая заходит еще дальше, «догма» о том, что епископ Римский есть «отец всей семьи человечества». Правда, это положение нигде не догматизировано, однако на практике оно оказалось сильнее, чем некоторые сформулированные догмы. Гипертрофия папской абсолютности, произведенная Павлом VI, вытекает из этой «догмы» о вселенском отцовстве римского епископа.

 

Некоторые могут и протестовать против притязания царя священников, однако многие католические христиане хотят иметь этого отца. Как отец, так и мать – это судьба. А сколько отцов живут не по-отцовски, сколько сыновей и дочерей разочаровались в своих отцах, не имеющих подлинных черт отца и мужчины. Они не смогли отождествить себя со слабым или тираническим отцом и навредили себе этим на всю жизнь. Однако стремление к тому, чтобы иметь отца, неискоренимо. В священническом отцовстве римского епископа должны исполниться несбывшиеся тоскования по образцовому отцу. Сколько неизбывного стремления к отцу приходит в Рим и бессознательно хочет найти в папской аудиенции то, чего невозможно было найти в собственном отце. Ворчлив и банален был собственный отец, а в Риме появляется «святейший» отец в блеске трона, в праздничном ореоле. Неутоленная страсть обращается к нему и надеется через его благословение и слово утешения получить то благо, которого столь многим не хватает.

 

Они этого ждут от него, а он постоянно обещает им это торжественными аудиенциями, своим папским, отцовским благословением, титулатурами, которые, родившись из страсти, страсть и вызывают

 

Католических христиан постоянно называют «сыны», «дочери», «чада». Почему они позволяют называть себя таким образом? Разве это допущение не есть уже акт подчинения, от которого взрослому христианину следовало бы отказаться?

 

Может ли «святейший» отец требовать что-нибудь иное, кроме безусловного послушания и беспрекословного подчинения? Даже если он совершенно безупречен. Опасность состоит в том, что он сам становится пленником этих представлений о святом и об отце.

 

До тех пор пока сила, излучающаяся от этого отца на троне, столь могущественна, католические христиане лишь с трудом будут противиться ей. Кто отважится выступить против «святейшего отца»? Разве это отцовство и его притязание не являются отличными средствами утверждения папской власти или даже её расширения? Принадлежит ли это священное отцовство к сущности петринского сана? Разве епископ Римский не исполнял бы свою должность лучше и послушнее по отношению к Священному Писанию, если бы он отказался от этого отцовства?

 

Конечно, многие и представить себе не могут, чтобы епископ Римский не был больше «святейшим отцом», а стал бы братом среди братьев своих, отказавшимся от своей духовной власти.

 

Тот, кто называет римского епископа «святейший отец», подчиняется его могуществу, сконцентрированному в образе отцовства и обновляющемуся в назывании этого имени. Тот, кто обращается к епископу Римскому, называя его отцом, тем самым говорит: для меня он отец в святости. То же самое происходит тогда, когда папы обращаются к католическим христианам, называя их сынами, дочерьми, чадами, или таким образом говорят о них. Следует только удивляться, почему католические христиане давно не восстали против этой «опеки». До какой ступени «низости» по отношению к «святейшему отцу» «низводятся» христиане таким обращением? Точно так же удивительно, что, по-видимому, римским епископам не хватает ощущения проблематики взаимного обращения. Если нам скажут, будто благоговение перед высоким саном вынуждает к такому обращению, то можно ответить: всё поведение в Церкви, в том числе и сан римского епископа, следует всё снова и снова испытывать, исходя из Нового Завета. Но эти титулы и притязания, связанные с ними, не выдерживают подобного испытания.

 

Стилизация, возвышающая епископа Римского до степени «вселенского отца», снижает всякое отцовство отдельного человека. При этом образном представлении вступает в действие дуалистическая философия. Настоящее отцовство оказывается «духовным», и это – прежде всего отцовство епископа Римского. Этому главному представлению соответствует множество «духовных» отцов в католическом христианстве: это – епископы, аббаты, главы орденов, учителя послушников, исповедники. Повсюду мы встречаем это «духовное» отцовство, величайшим отцом которого является римский епископ. Наряду с этим «биологическое» отцовство оказывается униженные и обесцененным. Правда, его значение не отрицается. Но в конечном счете, оно всего «лишь» биологическое. Небиблейская метафизика даёт почву этому притязанию на «духовное» отцовство вплоть до «вселенского отца». Питается эта метафизика из – ныне более сокрытой, а ранее открытой – враждебности христианства к сексу, из его половой боязни; прежде всего она питается пока еще неопределенным половым страхом неженатых священников. Перемена в концепции пола в среде римско-католического христианства вырвала бы почву из под ног псевдо-духовного отцовства. Двойственное разделение на духовное и биологическое отцовство, разрыв человека на дух и чувственность, Библия не знает. Если исходить из библейского понимания человека, то притязания на духовное отцовство, вплоть до «вселенского» отцовства, были идеологическим превышением со стороны определенных господствующих институтов. Чем же лучше епископ Римский обеспечит свой сан как не притязанием этим и не торжеством своего «вселенского отцовства»?

 

Разве притязание, будто он является отцом нас всех, не есть своего рода духовная навязчивость? Те католические христиане  поддерживают притязание и эту навязчивость до тех пор, пока бездумно говорят о «святейшем отце». Такие рассуждения могут задеть некоторых читателей или неприятно затронуть определенную сферу их чувства. Однако из этого не следует отказ в уважении к епископу Римскому, если мы оспариваем, что не являемся сыновьями или дочерьми этого «отца».

 

В истории Израиля только позднее и нерешительно назвали Яхве, Святого для Израиля, Отцом. Прямо таки революционно звучит обращение Иисуса: Авва, Отче.

 

Благодаря молитве Иисуса, обращение «Отче наш» стало обращением к Богу, которое по своей смелости было  тогда совершенно новым словом и целым открытием. Может ли человек обращаться к Святому и Непостижимому, «имя которого обитает среди нас», или к Отцу? Мы смеем делать это при общении с прославленным Иисусом. Смелость эта давно уже забыта, уступив место доверительности и бездумию. В сфере этой доверительности и могло укорениться обращение к епископам со словами «папа», отец.

 

По мере того как забывалась смелость, благодаря которой Иисус взывал к Богу Израиля Авва, на его место должен был заступить ощутимый образ. Ощутимым становится «святой отец» на аудиенции, ощутимым делается он и на многочисленных портретах, которые его показывают, будучи развешаны в квартирах. Заменяется ли незримый Отец Иисуса Христа ярким Святейшим Отцом?

 

Дело обстоит так, словно мягкая сила с колоссальной целеустремленностью называет христиан детьми (чадами) и усматривает их насущную задачу в послушании. «Отчая» любовь вызывает притязание на «отцовство», которому «дети» за все благодарны. Можно ли вообще этот образ отцовства применить к человеку, если мы вспомним, как Иисус пользовался обращением «Авва – Отче»? Не возникает ли при этом неизбежная опасность, что человек, к которому применяются библейские понятия «отец» и «святой», обожествляется, деифицируется? При этом речь идет не о сознательных процессах, а о таких событиях, которые не поддаются контролю.

 

В патриархальном представлении о «вселенском отце семьи человеческой» отцовство подчеркивается настолько сильно, что, по-видимому, забывается материнство. Ну а Предание давно имеет представление о Церкви как Матери. Еще более значительным является учение о Марии как «Матери Божией». В своей речи в конце четвертой сессии Второго Ватиканского собора Павел VI провозгласил Марию «Матерью Церкви». Догматическая конституция о Церкви «Лумен Гентиум» заходит в своих высказываниях о Марии еще дальше. В главе 8 там о Марии говорится: «Поэтому Священный синод осветит в рамках учения о Церкви… обязанности и долг искупленных людей по отношению к Богородице, Матери Христовой и Матери людей – прежде всего, верующих людей». Павел VI назвал в упомянутом обращении главу о Марии «апогеем и венцом конституции о Церкви».

 

Мария объявляется Матерью Церкви, собор называет ее «Матерью людей».

 

Из библейского богословия эти высказывания обосновать невозможно. Ну так пусть это покоится на своих собственных основах. Однако ошеломляет напряженность, когда папа оказывается «вселенским отцом всей семьи человеческой», а Мария – «матерью Церкви и всех людей». И обоим подобает универсальность – епископу Римскому и Марии, Матери Иисуса.

 

Эта напряженность между вселенским отцом и вселенской матерью увеличивается еще больше, если мы приведем некоторые мысли о Марии, высказанные в беседе Павла VI с Гиттоном: «Не исключено, что приближается время Пресвятой Девы… Пресвятая Дева есть предвосхищенное сияющее конечное состояние творения… Таким образом, Пресвятая Дева суммирует всё течение времен и тем самым – символ "Альфы" и "Омеги"».

 

Тот, кто прошел процесс воспитания библейским мышлением, крайне удивлен тем, насколько бесконтрольно здесь нагромождаются христологические высказывания на Марию. Однако в подсознательной глубине нашей мысли мифически понятый вселенский отец и мифически истолкованная «Пресвятая Дева» соответствуют друг другу.

 

5. Священный год

 

То, что происходит при массовых аудиенциях, еще больше раздувается посредством установления «священного года», в течение которого сотни тысяч людей приезжают в Рим и созерцают папу на аудиенциях.

 

Рим и епископ Римский делаются целью паломничества. Правда, официально это называется паломничеством к могилам Апостолов; их посещением можно добиться юбилейного отпущения грехов. Но на самом деле, наивысшая цель этой поездки состоит в папской аудиенции .

 

Первый Священный год был назначен Бонифацием VIII на 1300 год. Разнесся слух о том, что 1 января даруется якобы «полное отпущение грехов». Следствием этого было устремление в Рим многочисленных паломников. 22 февраля Бонифаций особой буллой «Антикворум хабет фидем» провозгласил об этом отпущении.

 

Священный год полагалось сначала справлять каждые 100 лет. Но Климент VI назначил второй Священный год на 1380 год. Третий был в 1390 году; затем был установлен промежуток времени в 33 года. Павел II установил промежуток в 25 лет. Реформатские соборы, состоявшиеся в Пизе и Констанце, резко критиковали Священный год прежде всего из-за алчности пап, связанной с отпущением грехов во время этого юбилея. Это отпущение можно было сначала получить только в Риме, к тому же не на пятнадцатом посещении храмов Петра и Павла. Туземные жители должны были посетить эти храмы 30 раз.

 

Лев XIII в 1900 году возобновил обычай справлять Священный год. Следующий Священный год состоялся в 1925 году при Пие XI; 1933 год был также объявлен священным в связи с датой 1900 лет со дня смерти Иисуса. 1950 был последним из них при Пие XII. Священный год начинается с того, что открывают Порта санкта . Эту священную дверь открывают перед рождественской всенощной в соборе св. Петра папа и одновременно легаты – в Латеранской базилике, в храмах Мария Маджиоре и св. Павла.

 

Такое открытие Порта санкта, святой двери, впервые произошло в 1500 году. Двери остаются открытыми целый год и охраняются пресвитерами.

 

Сомнительной в Священном году является прежде всего его «священность». Определение этой святости звучит так: «В богословском смысле это год, долженствующий служить особым образом освящению верующих путем дарования полного отпущения грехов и других духовных даров» .

 

Об отпущении грехов, которое, согласно этому тексту, придаёт Священному году качество особой «святости», говорится: «Условия юбилейного отпущения грехов точно изложены в Отпускной булле, которая издается со времени Григория XIII в праздники Христова Вознесения перед началом Священного года. Она обычно содержит особые полномочия для исповедника, в том числе – освобождение от так называемых резерватных грехов и иные церковные мер» .

 

Сомнительное установление отпущения грехов, которое следовало бы давно отменить, находится в центре Священного года. Сначала юбилейное отпущение грехов могло совершаться только в Риме. Но уже в XV веке было установлено, что это можно получить и дома, не совершая паломничества.

 

Хотя при этом определении Священного года речь идет об «освящении», бросается в глаза следующее: отсутствует решающее библейское определение: обращение на путь истины. Можно подумать, что Священный год – это призыв ко всему католическому христианскому миру обратиться на путь истинный. Однако больше речь идет о «делах», устанавливаемых для получения отпущения грехов и благодати. Особым же делом является «паломничество» в Рим.

 

Кроме того, напрашивается вопрос, как можно год объявить «священным»? (За ним последовали, конечно, многие секулярные прокламации, объявляющие «год всемирного здоровья» и другие). Сомнение меньше затрагивает то, что в течение священного года дела в Риме могут быть подчас весьма несвященными и в основном носить светский характер. Опасаться следует прежде всего недоразумения, возникающего при испытании святого; мы имеем в виду то, что святое низводится до мифически-магического. Отпущение грехов как средство «освящения» – какая это опасность для уклона в магию! Чтобы характеризовать Священный год, прежде всего называется юбилейное отпущение грехов. Разве не ощущается при этом замешательство богословия, которое при таком установлении не знает, что же с ним делать в дальнейшем?

 

Да простят нам нашу настойчивость: не есть ли это рационализация иного содержания всех этих действий? В центре внимания без конца находятся торжества, совершаемые вокруг Рима и папы. Конечная цель Священного года – это торжество масс ради папы. На этом строится рационализация паломничества, получение отпущения грехов и духовных даров. Мы не говорим уже об экономических сторонах, связанных с установлением Священного года. Об этом высказывались соборы. Библейский опыт святости никак не вяжется с тем, что епископ Римский может объявить тот или иной год «священным».

 

Священный год служит повышению власти римского престола. Уже само торжественное объявление юбилейного отпущения грехов и дарование полномочий отцам-исповедникам является актом величия верховного владыки Церкви. Эта власть и полномочия являются на протяжении всего года особо подтвержденными благодаря толпам паломников. Средоточием Священного года является триумф папства как центра Церкви, «вечного Рима» в качестве «священного места» католического христианства.

 

Зрелище паломничества в Рим есть главное и выдающееся в этом мероприятии. Триумф верховного епископа, «отца» всех католических христиан – это центральное событие такого года. Можно утверждать: речь идет о духовном пропагандистском предприятии, о пропаганде Рима и папства средствами духовной благодати, прежде всего – отпущением грехов и римским паломничеством. Светский характер этого предприятия всякому бросается в глаза, и прежде всего тому, кто хоть раз «проделал это вместе со всеми».

 

Если мы отвлечемся от идеологической надстройки, которая является слабой по своему богословскому содержанию, то остаются в наличии добывание престижа и власти папы. Так что же общего у «Священного года» с самой сущностью христианской жизни? Разве он служит укреплению веры, обращению на путь истинный? Возможно, что кое-кто таким образом и придет к переосмыслению своей жизни. Но в целом это – учреждение недуховной игры, служащей прежде всего тому, чтобы выделить посильнее папскую власть и представить её как необозримую. Епископ Римский всегда есть цель паломничества ы Рим. Именно он всегда провозглашает Священный год, открывает и заканчивает его, дарует отпущение грехов и полномочия.

 

Не в последней степени этим «священные годы», становящиеся все более частыми, помогли тому, что в сознании католического христианина епископ Римский приобрел самое большое место.

 

Именно в Риме происходили первые скопления огромных масс народа в новое время. В Риме организовывались массовые манифестации, которым стали подражать государства и партии, а прежде всего – диктаторы. Из этого можно увидеть силу внушения подобных представлений. Массы, которые ежегодно, прежде всего в «священные годы» устремляются в Рим, получали сильное впечатление от «священности» города и его епископа. С этой точки зрения, эти мероприятия суть надежное средство обуздания масс, связывания их минимальными средствами; массы устраивают апофеоз царя священников. Но если спросить, насколько отдельный человек из этих масс вынес для себя истинное вероисповедное решение, то можно задуматься и опечалиться. Такие отдельные люди есть, но отдельные люди по сравнению с массами в расчет не идут. Паломничества в Рим сделали Церковь массовой, причем речь шла о числе верующих, которых удалось направить в нужное русло. Для программы-минимум паломничества в Рим есть одно из наиболее действенных средств духовной пропаганды и повышения власти епископа, считающего себя верховным первосвященником (суммус понтифекс) этих масс.

 

6. Вечный Рим (Рома этерна)

 

В сознании католического христианина город Рим имеет особое значение. Это тем более удивительно, что «святыми местами» являются в конечном счете Иерусалим, Вифлеем и Назарет. Бесчисленное множество христиан в течение двух тысячелетий совершали паломничества в Иерусалим. Однако и сегодня все эти места всё еще находятся на заднем плане; гегемонией по отношению к ним обладает Рим.

 

Не патриарх Иерусалимский, а епископ Римский стал средоточием Римско-католической церкви. Первым «епископским престолом» Петра был Иерусалим, а потом по легенде – Антиохия и, наконец, Рим. При этом мы не обращаем внимания на то, что ни римская община, ни тем более общины Антиохи и Иерусалима не были основаны Петром. Кроме того, в начале в Риме не было монархического епископата, а была коллегия пресвитеров.

 

Тем не менее, католические христиане не говорят ныне о «Вечном Иерусалиме», а говорят о «Вечном Риме» . У подножия Семи Холмов еще паслись козы, когда Иерусалим – уже в VII веке до христианской эры – имел за своей спиной долгую историю. Рима еще не было на свете, когда в бывшем ханаанском городе жили Давид и Соломон. Еще задолго до того. как был основан Рим, на горе Сион возвышался храм, построенный по повелению Соломона. Когда израильские племена направились из Египта через пустыню в Ханаан и объединились у Сикема с другими племенами в «лигу Яхве», Иерусалим уже существовал. Постепенно Ханаан стал владением амфиктионии племен; непокоренным оставался ханаанский город Иерусалим. Иоав, полководец Давида, сумел наконец захватить город. Давид сделался наследником царей этого города и стал трижды коронованным царем: северных племен, южных племен и царем Иерусалимским.

 

Несмотря на то, что история Иерусалима на 100 лет старше римской, мы говорим о «Вечном Риме». Конечно, Рим сделался центром огромной империи. Иерусалим и государство Иуды никогда не имели счастье завоевать империю. Римские легионы в 67 году до Р.Х. под руководством Помпея завоевали Иерусалим; с тех пор Иерусалим и Иудея стали частями римской провинции Сирии.

 

Великое царство Давида распалось, попытка Ирода провалилась; в 70 году Тит захватил город, который до нынешнего дня считается «святым». На барельефах арки Тита в Риме можно видеть предметы культа из ироиданского храма. Рим был счастливым городом, создавшим империю; Иерусалим был несчастливым городом, который каждые двадцать лет завоевывался, осаждался или разрушался чужеземными завоевателями. Конечно, Иерусалим стал символом и надеждой спасения вплоть до «нового Иерусалима», который сойдет с небес. И все-таки Рим стал «Вечным Римом» – все-таки! Разве что в качестве заменителя того, что постоянно не удавалось?

 

Произошел своеобразный сдвиг: Иерусалим был местом, где образовалась первая Община. Иудео-христианские общины отделились от рождающейся Церкви. От их традиции мало что осталось и сохранилось. Церковь могла стать более «иудейской». Но она стала эллинистической, а по своей правовой конституции – римской, до сегодняшнего дня. «Вечный Рим» заступил место Иерусалима.

 

Понятие «Вечный Рим» проистекает из благовестия римской империи.  Два поэта – Тибулл и Овидий – впервые прославили Урбс как «Вечный Рим». Тибулл говорит: «…этерна… урбис мёния…», т.е. «стоны вечного города». Рим явился подлинной столицей земного шара. «Урбс Ром этерна», – так написано на монетах императора Адриана (117-138). И еще чаще такая надпись встречается в IV веке.

 

В мифической картине мира столицы империй были центрами блага их государств. Вавилон, так же как и Иерусалим, как и Дельфы, был центром и пупом земли. «Вечный Рим» был не просто столицей могущественной империи, где находились императоры и высшие правительственные учреждения. Рим для Римской империи был городом блага, исходящим от благой вести в евангелии «Августа», возвышенного и священного. Буду республикой или империей, Рим все равно нес спасение и благо всей вселенной.

 

 «Второй Рим» – Византий – во все время своей истории, вплоть до завоевания его турками, постоянно старался стать таким благодатным городом. Когда Карл Великий короновался как римский император, Византия не признала этой коронации. Это коронование императора сочли узурпацией. Византий обладал тем преимуществом, что за его стенами был император. Соперничество продолжается между Римом и Византием в обоих патриархатах. Сначала выгодно было византийскому патриарху. Ибо епископ Римский был вассалом восточно-римского императора вплоть до пеппинова дара.

 

В упорной борьбе епископы Римские добились вступления в традицию благодатного города Рима. Правда, огромной ценой – ценой раскола с Востоком. Этим было вызвано сужение Церкви; католическая Церковь стала теперь всего лишь латинской. Городом благодати Рим продолжал оставаться и далее: место римского императора заступил епископ Римский. Папский Рим унаследовал достояние благодати. своего апогея этот процесс достиг в идеологии, учившей: блаженным может стать только тот, кто принадлежит к римской Церкви.

 

Два приведенных далее текста, разделенные столетиями, тем не менее говорят о той же самой римской идеологии. Оба понимают католическую Церковь как римскую Церковь. Церковь города Рима есть не только глава, но и вообще отождествляется с Церковью как таковой. латинская Церковь под руководством Рима – это единственная католическая Церковь. Вне этой «парциальной» Церкви нет спасения.

 

В своей булле «Кантата Домине» Евгений IV (4 февраля 1441 года) учил, что римско-католическая Церковь – единственная, которая дарует блаженство:

 

«Пресвятая Римская Церковь верит, исповедует и твердо (фирмитер) провозглашает, что никто, не принадлежащий к этой Церкви, то есть не только язычники, но и иудеи, еретики и схизматики, не могут приобщиться к жизни вечной, а будут ввергнуты в вечный огонь, уготованный диаволу и аггелам его, если они до конца своей жизни не присоединятся к Церкви (фуэрунт аггрегати). И настолько крепким (тантумкве валере) является единство тела Церкви, что церковные таинства служат во благо только её членам и что только им через посты, милостыню, священные обязанности и христианские упражнения даруется жизнь вечная. И никто, как бы он ни раздавал милостыню, даже если прольет кровь свою во имя Христово, не сможет спастись, если он не пребывает в лоне и единстве католической Церкви .

 

Благодатный город Рим в качестве центра Империум Романум сделался благодатным городом Церкви. Во многих текстах трудно распознать, что точно они имеют в виду, когда говорят о «пресвятой Римской Церкви». Да и в отношении этой буллы возникает вопрос: является ли эта Римская церковь поместной церковью Рима, поскольку она – руководительница всей Церкви, или же Римская церковь уже идентичная Церкви вообще? Евгений IV учил: кто не принадлежит к этой Церкви, не может добиться спасения. Даже свидетельство, запечатленное пролитием крови за Христа, не может обеспечить спасения, если умирающий испускает дух, будучи отделено от «Рима». В Новом Завете верующий получает спасение и прощение своей верой в Бога Иисуса Христа и в искупительные деяния, совершенные Иисусом. Не ставит ли это письмо Церковь над Богом и Иисусом?

 

Если допустить, что отождествление идет дальше, то мы должны сказать: центром Церкви Рима является её епископ – папа. Значит, общение с Римской Церковью обеспечивает спасение лишь тогда и постольку, когда христианин живет в единстве с епископом Римским. Так что же: епископ Римский и Римская Церковь выше единственного Спасителя Иисуса?

 

Через 440 лет это учение было повторено и подтверждено. Пий IX учил, что Римская Церковь – единственно спасающая (1854): «Согласно вере, следует считать, что вне римской апостольской Церкви никто не может добиться спасения… Тем не менее, следует считать столь же верным, что те, которые не знают истинной религии, если это незнание непобедимо, не имеют вины пред очами Господа. Но кто же столь дерзок, чтобы определить границы этого неведения пред лицом (юкста) мировоззрений, многообразия народов, местностей, мнений и многих иных вещей?» .

 

Этот текст тоже говорит о Римской Церкви, называя её «римской апостольской Церковью». Как бы ни понимать это обозначение, вне этой церкви никто не может иметь спасения. Поскольку это название обозначает всеобщую Церковь, им охвачены только латинский Запад и его миссионерские церкви. А как быть с восточными Церквами? Разве в них христианин не может получить спасение? Как быть с реформатскими Церквами, со свободными Церквами?

 

Фактически имеется в виду тождество: Римская Церковь = Церковь = Папа. Епископ Римский стал универсальным вселенским отцом и царем священников; он сделал Рим новым благодатным городом христианской империи. Учение о римском епископе как дарующем спасение особенно ясно стало высказываться в период позднего Средневековья. Нынешний «вечный Рим» – это благодатный город спасителя, который, будучи епископом Римским, есть Суммус Понтифекс.

 

Учение о епископе Римском как о дарующем спасение распространялось в течение столетий.

 

В середине XIII века законоучитель Бонгвида из Ареццо высказывает следующую концепцию примата: «Он выше любого собора и любого установления, он – тот, над которым нет никого, он может распоряжаться небом, а на Земле обладает полнотою власти. Он – наместник Иисуса Христа и занимает место истинного Бога. Он тот, кому никто не может сказать: зачем ты делаешь так, а не иначе? Он тот, у которого воля стоит вместо причин, ибо все, что он решает, обладает силой закона».

 

Эб Роберт Килуордби в 1274 году обращается в Лионе в Григорию Х следующим образом: «Святейший отец, я – дело и творение рук твоих, моя Церковь – это твоя Церковь, моя собственность – твоя…»

 

В произведении Фомы Аквинского «Контра эррорес грекорум» («Против заблуждений грехов») есть предложение, относящиеся к необходимости спасения через папу: «субессе Романо понтифици эссе нецесситате салутис» .

 

В простом переводе это предложение означает: «непременным условием спасения является подчинение Римскому Первосвященнику». Но разве есть второе непременное условие наряду с необходимостью доверить себя Богу и носителю спасения Его, Иисусу, веруя в Него? А оно к тому же обозначается не как «вера», а как «субессе» – «подчинение».

 

Римские епископы неоднократно заявляли свое притязание на посредничество для всех верующих. Пий IX формулирует это притязание в письме к кайзеру Вильгельму I: «Всякий, принявший крещение, в каком-то отношении или каким-то образом, о чем здесь не место говорить подробнее, принадлежит папе, утверждаю я» . Кайзер в своем ответе отверг это папское притязание: «Как должно быть известно вашему святейшеству, евангелическая вера, которую я исповедую подобно моим предкам вместе с большинством моих подданных, не позволяет нам в отношении к Богу признавать иного посредника, кроме Господа нашего Иисуса Христа» .

 

6 ноября 1949 года Пий XII держал речь перед Объединением католических итальянских юристов. Это Объединение собралось на свой первый национальный конгресс в Риме: «Поздравляя вас с законченной работой, мы должны подчеркнуть, что вашим долгом и заботой было, в качестве истинных и подлинных католических юристов, окружить колыбель вашего Объединения двойным ореолом славы, один из которых сияет от Вечного Рима, а другой – соответствующий названию его, – которым вы украшаетесь… Рим прославлен тем, что является великой матерью права».

 

Римлянин Пий XII с понятной гордостью говорит о своем родном городе. Он и двигается в кругу мифа о «Вечном Риме». Не в последней степени этот миф обусловливал папскую власть, и наоборот, последняя использовала миф о Риме.

 

Ссылка на «Вечный Рим» выдает опасный подтекст: всё должно оставаться вечным, как есть. Этот Рим есть ныне папский Рим, и он должен пережить все времена неизменным. В этом слове «вечный» может заключаться опасность того, что любая настоящая реформа в Церкви наткнется на отказ. Рим «вечен», а это означает, что он неисчерпаем силами своего собственного обновления.

 

Трудность заключается не просто в централизации Церкви Рима. То, за что – сознательно или бессознательно – борется Рим, против чего выступают многие в Церкви, это тот факт, что Рим хочет быть городом спасения. Одни защищают это притязание, другие оспаривают и противятся ему.

 

С падением централизации пал бы и Рим как город благодати. Поддержание центрального управления Церкви в Риме является оправданием притязания, будто из Рима исходит спасение всему миру. Наряду с официальным символом веры, у католического христианина есть «сверхвера»: «вера» в спасительного отца и царя священников, и не просто в ватиканские догмы, а вера в то, что Рим есть город спасения. О чем же и говорит Священный год и паломничество в Рим, как не о том, что именно в этом городе даруется благодать?

 

В католическом христианстве постепенно образовался новый миф о Риме, который столь же бездумно относится к католической «вере», что мы с трудом осознаем его.

 

Давайте посмотрим еще раз, какое значение в истории иудейства и христианства имеет Иерусалим. С Иерусалимом связано обетование спасения. И все же не Иерусалим стал центром Церкви, хотя именно там находится тот камень, на котором совершилось Спасение.

 

В то время, когда жил и умер Иисус, возник «спор» между двумя обетованиями спасения. Слово «Евангелион» говорит нам: из Рима вышел Евангелион от императора, который есть сотер, несущий спасение, дающий земле благодать. Вопреки этому, явился другой Евангелион, Распятого, Который есть единственный, несравненный Сотер. Ради своего внутреннего религиозного посланничества Рим вынужден был бороться с этим обетованием, чтобы спасти состав Римской империи, Империум Романум.

 

Пусть святые места в Израиле очень высокочтимы, но всё же Рим стал центром латинской Церкви. Тот самый Рим, который был сердцем империи, является теперь средоточием Церкви. Там, где правил август, где он возвещал свое благовествование, располагается теперь в «Апостолическом дворце» Суммус Понтифекс, епископ Римский и наследник Петра. Всё это может быть весьма складно. Но во всяком случае, давно не само собой разумеется, что место Иерусалима заступил Рим.

 

Один историк описывает удаление на задний план Иерусалима и выступление на первый план Рима следующим образом: «Будучи городом могил Апостолов, Рим на Западе имел притягательную силу уже в доконстантинову эпоху, и эта сила возросла после победы Церкви благодаря почитанию мучеников… Поминальные храмы Санта Кроме тг Джерузалемме и Санта Мария Маджоре соединили традиции «Иерусалима» и «Вифлеема» с понятием кадут орбис христиани, который тем самым получил двойное освящение» .

 

Итак, два храма в Риме заступили место Иерусалима. Появилось к этому еще и нечто иное: «Только юбилейный год при Бонифации VIII, даровавший Риму полноту отпущения грехов, обеспечил городу Петра /…/ первенствующее положение .

 

Не раз уже указывалось на следующее: христианство удаляется от духа Библии, бесконтрольно наживались магия и миф. Для такой наживы в римско-католическом христианстве есть немало уязвимых мест: почитание Марии и святых, превышение священнического служения до степени посредничества, завышение власти римского епископа как универсального отца и царя священников. Сюда же относится оттеснение на задний план Иерусалима и родины Иисуса и выдвижение императорского «Вечного Рима». Если историк полагает, что именно отпущения грехов создали Риму такое гегемонистское положение, то он совершенно прав. Злоупотребление отпущениями грехов, из-за которого вспыхнула Реформация, было магическим. магические недоразумения и магическое злоупотребление отпущением грехов объединились с мифическим отчуждением должности Петра от ее новозаветной харизмы.

 

В как обзывается Рим в Новом Завете? В тот период Римская империя вела смертельную борьбу против Церкви. Откликом на это является «Книга утешения», книга Тайного Откровения. Этот Апокалипсис называет Рим определенным числом, шифром. Рим – это Вавилон.

 

Вавилон, символ безбожной, враждебной Израилю силы, сделался псевдонимом Рима, когда один Евангелион стал против другого Евангелиона: благая весть императора-сотера против благовестия распятого и прославленного Мессии Иисуса.

 

Тайное Открвоение рисует будущее как будущее победителя-Бога. Он преодолевает безбожные силы, он побеждает Рим. Посланец Божий провозглашает будущую победу: «Пал, пал Вавилон, великая блудница, жилищем бесов…;  яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею…»

 

Каким же образом Вавилон Тайного Откровения , под которым подразумевался Рим, стал Рома этерна, городом спасения католического христианства? Это указание не следует извращать так, , будто всё, что говорит Рим, надо проклинать или презирать. После Константинова переворота, когда Церковь стала Церковью государственной, когда римские епископы основали своё священническое царство, они выступили наследниками Рома этерна.