Движение интеллектуального политического диссидентства, заявивший о себе на Украине в 1960-е годы, вызвало большой интерес среди исследователей-советологов. Однако западные учёные пока мало внимания уделяли содержанию идей, которые формулировали советские диссиденты. Чем объяснить такое невнимание? После полувека массовых и неослабевающих репрессий сам факт появления на Украине открытого оппозиционного движения казался почти чудом. Завороженность этим чудом, в определённом смысле, длится и по сей день. Большинство западных учёных удовлетворилось регистрацией факта украинского диссидентского движения, но не торопилось анализировать диссидентские заявления как документы политической мысли. [1]
Можно только сожалеть о таком невнимании, потому что идеологически направленное исследование украинского диссидентства ни в коем случае не может считаться чисто теоретическим занятием. Идеи имеют следствия. В условиях принудительного единодушия неортодоксальные идеи действуют как катализаторы сил обновления. Заявления диссидентов могут служить показателем брожения в глубине украинского общества. Они также указывают направление вероятного развития Украины в случае ослабления репрессий.
Предлагаемый мной подход заключается в том, чтобы поместить идеи диссидентов в историческую перспективу, связав их с направлениями украинской общественно-политической мысли, существовавшими прежде. Учитывая объём статьи, придётся ограничить обсуждение несколькими важнейшими темами и показательными примерами.
В одной из своих статей, напечатанных в 1963 г., я делал обзор состояния дел в советской Украине, это было ещё до того, как о возникновении диссидентского движения стало известно на Западе. Отметив множество примеров послесталинского культурного возрождения на Украине, я завершил статью двумя предсказаниями. Первое звучало так: «Можно предвидеть, что если этот процесс восстановления и развития продлится ещё несколько лет, он неминуемо вступит в фазу, в которой приобретёт характер политических требований». Вторым предвидением было: «Эти [политические] постулаты будут идти, вероятнее всего, по линии национал-коммунизма»: не потому, что коммунистические идеи своим содержанием близки и дороги украинскому народу, а потому, что политика должна исходить из чего-то реально существующего. В советских условиях реалистической исходной точкой для украинской политики является существование Украинской Советской Социалистической Республики, номинально наделённой правами суверенного государства».[2]
И действительно, первым выдающимся программным документом украинского диссидентства была работа Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация?», написанная в 1965 году, всего через два года после того, как был сделан упомянутый выше прогноз.[3] Как отмечал её американский рецензент, профессор Джон Армстсронг, «книга представляет собой большую профессиональную работу учёного-исследователя... Хотя выглядит... установленным, что рукопись принадлежит Дзюбе, похоже на то, что он развивал свои мысли (возможно, в течение многих лет), обмениваясь информацией и идеями с другими интеллектуалами в Советской Украине. Если эта гипотеза верна, это указывает на существование среди украинских интеллектуалов чрезвычайно утончённой и эрудированной оппозиции советской политике».[4]
Для нашего исследования важной чертой труда Дзюбы является то, что она написана с марксистско-ленинских позиций. Дзюба изобличает отклонения советской национальной политики на Украине от действительно ленинских принципов и призывает эти принципы возродить. Работа была адресована Петру Шелесту и Владимиру Щербицкому, которые в то время являлись, соответственно, первым секретарём Коммунистической партии Украины и председателем Совета Министров Украинской ССР. Последний раздел этой книги имеет программное название: «Правительство Украинской ССР как выразитель национальной целостности; его ответственность за нацию».
Поэтому справедливой является оценка Дзюбы как нового представителя национал-коммунистического течения, которое в 1920-е годы играло видную роль в украинской политической жизни не только в УССР, но и на Западной Украине, которая находилась тогда под властью Польши, и также в украинской диаспоре. Но необходимо отметить одно существенное отличие украинского национал-коммунизма двадцатых годов и его недавним возрождением в лице Дзюбы. Первый воодушевлялся настоящим революционным чувством, утопической верой в близкий всемирный социальный переворот и преображение человечества, или, используя поэтический образ Николая Хвылёвого, образом «загірної комуни». У Дзюбы нет и следа этого революционного хилиазма. Его сугубо рационалистические выводы скорее напоминают юридический документ. Не ставя под сомнение искренности марксистско-ленинских убеждений Дзюбы, в то же время можем с уверенностью утверждать, что интеллектуальная и эмоциональная сила его труда состоит именно в патриотическом призыве, а не в длинных цитатах из произведений Ленина и партийных резолюций.
Под сильным нажимом Дзюба, после некоторых колебаний, в 1973 году отрёкся от своей ереси.[5] Он единственный среди выдающихся украинских диссидентов (не учитывая некоторые менее значительные фигуры), кто капитулировал перед режимом. Отречение Дзюбы было горьким разочарованием для его многочисленных почитателей, как в Украине, так и за рубежом. Важно понять мотивы его поведения. Правдоподобное объяснение предложил Михаил Саварин. [6] Попытаюсь изложить его аргументы своими словами: Дзюба был выразителем настроений той части украинского аппарата, которая во время пребывания Петра Шелеста на посту первого секретаря ЦК КПУ (1963-1972 годы) стремилась к расширению автономии Украинской ССР и культурных прав украинцев. Требования Дзюбы были теоретической экстраполяцией того, что некоторые руководители советской Украины делали на практике во времена «возрождения контролируемого украинского автономизма».[7]
Возможно, эти круги поддерживали Дзюбу. Несомненно, они терпели его и на протяжении нескольких лет защищали от сурового наказания. Таким образом, оппозиция Дзюбы целиком была оппозицией в рамках системы. После устранения в 1972 году Шелеста и его сторонников такое положение стало невозможным, оно утратило политический смысл. Это и было причиной капитуляции Дзюбы.
Если Ивана Дзюбу можно рассматривать как продолжателя национал-коммунистического направления в украинской политической мысли, то другой видный украинский диссидент, Валентин Мороз, является прямым наследником интегрально-националистического движения, представленного Организацией украинских националистов (ОУН), которая процветала на западно-украинских землях в 1930-е годы.[8] В самиздатовских произведениях Мороз не мог открыто заявить о своей приверженности интегральному национализму, но проницательным читателям не трудно было обнаружить источник его вдохновения. Некоторые места у Мороза звучат как парафраз Дмитрия Донцова, идеолога украинского интегрального национализма. Мороза связывали с донцовско-оуновской традицией, его философский волюнтаризм, упорство в отстаивании чистоты национального идеала любой ценой, презрительный отказ от какого-либо прагматического приспособления к существующим условиям, культ сильной, героической, способной на самопожертвование личности и, в конечном счёте, антиинтеллектуализм и защита одержимости.
В парализованном страхом обществе дерзкий вызов Мороза должен был произвести глубокое эмоциональное воздействие. Леонид Плющ сравнивал эссе Мороза «Среди снегов» со знаменитым открытым письмом Виссариона Белинского к Гоголю. В 1847 г. Белинский остро критиковал духовное пресмыкательство Гоголя перед реакционным режимом Николая I, точно так же Мороз стыдит Дзюбу за его капитуляцию перед КГБ. Необходимо помнить, что Плющ представлял в диссидентском движении тенденцию, противоположную той, к которой принадлежал Мороз. Несмотря на это он дал Морозу такую заслуженную оценку: «Появилось новое письмо Белинского к Гоголю - и в тысячи раз более страшное для Гоголя-Дзюбы, в тысячу раз более убедительное и воспламеняющее душу. Это - «Среди снегов» Валентина Мороза. Мороз, объединяя логику фактов и идей со страстностью борца против каких бы то ни было уступок КГБ, доказал, что Дзюба нанёс удар по своим собственным идеям, по украинскому движению сопротивления».[9] Это свидетельство не следует забывать, особенно имея в виду более поздние события, омрачившие образ Мороза.
Нет ничего удивительного в том, что из всех диссидентов именно Мороз стал любимцем украинской диаспоры. Правые эмигрантские круги безошибочно почувствовали его близость к их собственной идеологии. Украинские студенческие группы в Северной Америке, хотя они большей частью и отошли от национализма оуновского типа, также сделали Мороза своим идеологом. Этот культ Мороза удовлетворял психологическую потребность молодых людей в обожествлении героя. Возглавляемые студенческими активистами, украинцы на Западе развернули широкомасштабную кампанию за освобождение Мороза. Но украинская диаспора оказалась неспособной понять, что взгляды Мороза ни в коей мере не представляют главного течения в украинской диссидентской мысли. Кроме того, она ничего не знала о серьёзных личных недостатках Мороза. Несколько известных диссидентов, честность которых не вызывает сомнений, имели неприятные стычки с Морозом в советских тюрьмах и трудовых лагерях и предупредили Запад о его эгоизме, заносчивости и вульгарности. Но эти послания не были своевременно опубликованы.[10]
То, что произошло позднее, общеизвестно. Отпущенный на Запад в апреле 1979 г. в ходе советско-американского обмена политических заключённых на советских шпионов, Мороз был встречен всей украинской диаспорой, как герой. Но очень скоро он ошеломил всех своим странным и скандальным поведением. Политически он вначале присоединился к наиболее реакционному и обскурантскому эмиграционному течению, так называемому Всемирному украинскому освободительному фронту, но вскоре поссорился даже с ними. К тому же, всё, что было написано Морозом и его публичные выступления после выезда за границу продемонстрировали крайнее интеллектуальное убожество.
Таким образом, два выдающихся украинских диссидента, Иван Дзюба и Валентин Мороз, пройдя каждый собственным трагическим путём, зашли в глухой угол. Их неудачу нельзя объяснить только личной моральной неустойчивостью - скорее она имеет более широкое, симптоматическое значение. Дзюба и Мороз воплощали возрождение в украинском диссидентском движении двух мощных течений - национал-коммунизма и интегрального национализма, доминировавших на украинской политической сцене в межвоенный период. Падение Дзюбы и Мороза иллюстрирует банкротство этих двух течений в современной украинской политической мысли.
Несмотря на то, что украинский коммунизм и интегральный национализм стоят на противоположных полюсах и жестоко враждуют между собой, они имеют много общих черт. Оба течения оправдывают революционное насилие и диктатуру одной партии, действующей от имени масс. Оба нетерпимы к гражданским правам, плюралистическому характеру государства, власти закона и представительному правительству западного типа, отбрасываю их. Оба руководствуются идеологией исключительности и манихейским видением общества, со всеми психологическими признаками воинственной, полу религиозной, секулярной веры. Историкам несложно будет идентифицировать их как украинский вариант всемирных тоталитарных движений ХХ в. - коммунизма и фашизма. Здесь не место обсуждать истоки и развитие украинского коммунизма и интегрального национализма (фашизма). Скажу, однако, что я признаю местный характер обоих направлений на Украине, и не буду отрицать, что в прошлом они сыграли для своей нации определённую положительную роль. Но я также считаю, что оба направления по их сути были историческими отклонениями и что они завели украинский народ в глухой угол. Опыт сталинизма, с одной стороны, и нацистская оккупация во время второй мировой войны, с другой, подорвали фундамент, на котором украинский национал-коммунизм и интегральный национализм были построены.
Но, впрочем, совершенно естественным было и то, что оттепель украинской политической мысли в 1960-е годы вынесла на поверхность эти атавизмы господствовавших идеологий межвоенного периода. Падение Дзюбы и Мороза свидетельствовало о том, что национал-коммунизм и интегральный национализм перестали быть - и в философском, и в политическом отношении - жизнеспособными альтернативами для украинского народа в поисках лучшего будущего.
Основное течение украинской диссидентской мысли представляли самиздатовский журнал «Український вісник», 8 выпусков которого появились между 1970 и 1974 годами,[11] а также Украинская общественная группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений (проще говоря - Украинская Хельсинкская группа), возникшая в 1976 г.[12] Отличие между этими двумя воплощениями украинской оппозиции состояла в том, что «Украинский вестник» был подпольным изданием с анонимными или скрытыми под псевдонимами издателями и авторами, в то время как Украинская Хельсинкская группа действовала открыто. Но есть основания предположить, что «Украинский вестник» зародился в тех самых кругах, к которым принадлежали учредители и члены Украинской Хельсинкской группы. Существует очевидная идейная преемственность между «Вестником» и более поздними документами Хельсинкской группы. Пытаясь определить философию современной украинской диссидентской мысли, можно использовать в качестве подходящего вступления цитату из воспоминаний её ветерана Данила Шумука: «Спасти человечество от опасности тирании, как правой, так и левой, может только демократия. Только неограниченное право, гарантированное законом для всех граждан - высказывать, распространять и отстаивать своё мнение - даст народу возможность контролировать и направлять политику правительства. Без наличия такого права не может быть и речи о демократии и о демократических парламентских выборах. Там где нет полноправной легальной оппозиции в парламенте и народе, там нет и демократии». Без оппозиции, никакого контроля над политикой правительства быть не может... Многолетние размышления, выводы и анализы привели меня к таким убеждениям и критически настроили как к коммунистам, так и к националистам, взлелеянных школой Донцова. [13]
Шумук, человек старшего поколения (род. 1914 г.), сам прошёл через коммунистический и интегрально-националистический этапы. Он был членом Коммунистической партии Западной Украины в предвоенной Волыни под властью Польши и вступил в националистическую Украинскую Повстанческую Армию во время немецкой оккупации. Большую часть своей жизни он провёл в польских и советских тюрьмах. Шумук заявил о своей принадлежности к Украинской Хельсинкской группе в 1979 г., находясь в советском лагере. Его демократические убеждения, за которые он дорого заплатил, - это и убеждения Украинской Хельсинкской группы в целом.
Таким образом, платформу современного украинского движения сопротивления можно правильно охарактеризовать как демократический патриотизм (я мог бы сказать «национализм», если бы этот термин не стал двусмысленным из-за фашистской коннотации). Самой характерной его чертой является соединение борьбы против национального угнетения с борьбой за демократические права человека. Это означает возвращение в обновлённых формах к самым благородным традициям украинского освободительного движения XIX - начала XX вв. с его основополагающей демократической и гуманистической направленностью, а также к традициям независимого украинского государства 1917-1920 годов. Это не означает полного отбрасывания достижений украинского коммунизма и интегрального национализма, а означает, скорее, их сублимацию, очищенную от тоталитарных искажений.
Например, диссиденты демонстрируют огромное уважение к героической борьбе Украинской Повстанческой Армии, которая была порождением ОУН, в военные годы, отбрасывая в то же время склонность ОУН к диктатуре и однопартийному правлению. Украинские диссиденты определили своей первоочередной задачей осуществление в их стране гражданских свобод, предусмотренных во Всеобщей Декларации прав человека 1948 г. и в Заключительном Акте Совещания по безопасности сотрудничеству в Европе (Хельсинки, август 1975 г.).[14] Их стратегической целью является «деколонизация» СССР путём проведения в Украине свободных выборов под наблюдением Организации Объединённых Наций.[15] В отличие от национал-коммунистов, современные украинские диссиденты не противопоставляют «хорошего» Ленина «плохому» Сталину. Они утверждают, что лицемерная политика Ленина по отношению к Украине по своей сути была идентична военной интервенции в Венгрию в 1956 г. и в Чехо-Словакию в 1968 г., которую тоже изображали как «братскую помощь народам этих стран».[16] «Украинский народ не желал идти за русскими большевиками 1917 г. и продемонстрировал сильную волю строить своё собственное государство». [17]/[18]
В отличие от ксенофобского национализма ОУН, страстный патриотизм современного диссидентства не означает враждебности к другим народам, даже к русским. Украинская Хельсинкская группа поддерживала дружеское сотрудничество с Московской Хельсинкской группой и демократическими русскими диссидентами. Пётр Григоренко, бывший генерал-майор Советской Армии и один из основателей Украинской Хельсинкской группы, получил международное признание за свою защиту национальных прав крымских татар. Принятое в 1980 г. программное заявление Украинского патриотического движения, самого нового побега украинской оппозиции, провозглашает: «Свобода Украины даст возможность освободиться русскому народу и другим народам, порабощённым нынешним режимом. Свободная Украина гарантирует все права народам, которые населяют Украину: русским и полякам, евреям и татарам, румынам и венграм. Мы слишком хорошо узнали, что такое подневольное колониальное существование, поэтому заявляем, что людям, которые населяют нашу Родину, мы предоставим самые широкие политические, экономические и социальные права. Все права национальных меньшинств и различных религиозных ассоциаций должны, безусловно, соблюдаться».[19]
Другим важным аспектом мышления украинских диссидентов является его правовая окрашенность. Действительно, украинское диссидентство известно под самоназванием правозащитного движения. Это можно рассматривать исключительно как тактическое средство, как попытку найти защиту в тех номинальных гражданских свободах, которые советская Конституция и законы предоставляют на бумаге. Не отрицая того, что такой тактический расчёт играет определённую роль, можно быть уверенными в том, что продекларированный легализм является принципиальным для украинских диссидентов. Все их произведения и заявления проникнуты идеей власти закона. Это - новый феномен в истории украинской политической мысли. Дореволюционное украинское национальное движение был, несомненно, движением за свободу, но из-за народнической ориентации его легалистское содержание было неразвито. (Михаил Драгоманов с его большой заинтересованностью конституционными проблемами был исключением, и не имел последователей в этом отношении). Кажется, длительный опыт жизни в условиях основанного на бесправии и искажении законности режима привёл современных украинских борцов за свободу к убеждению, что свобода может существовать только там, где правит закон.[20]
Таким образом, являясь интеллектуальными бунтарями по отношению к современной системе, они одновременно являются сторонниками закона и права. И я бы, без тени сомнения, назвал бы это консервативной, в хорошем смысле этого слова, краской в идеологии украинского диссидентского движения.
Необходимо отметить в украинском диссидентстве определённые философские расхождения. С одной стороны, Леонид Плющ и Юрий Бадзё заявляют о своей приверженности гуманистическому демократическому марксизму. [21] (Лично я считаю, что термин «демократический марксизм» внутренне противоречив. Поэтому я рассматриваю признание Плющем и Бадзё марксизма как признак интеллектуальной путаницы. Эта сложная проблема требует отдельного обсуждения). С другой стороны, среди отдельных групп современной украинской интеллектуальной элиты присутствуют симптомы религиозного возрождения. [22] Поэзия Николая Руденко, лидера Украинской Хельсинкской группы, свидетельствует о его новоприобретённой христианской вере. [23] Другой член-основатель группы, Олесь Бердник, испытал влияние эволюционного спиритуализма Тейяра де Шардена. Эти различия в мировоззренческих вопросах не уменьшает единства обязательств относительно двуединой цели - плюралистической демократии и национальной независимости
Этот короткий обзор идей украинской оппозиции стоит завершить цитатой из одного из недавних программных документов: «Моя социальная позиция - социалистическая, моя политическая позиция - демократическая. Формулирую её как концепцию демократического социализма - [Должен существовать] идеологический, культурный и политический плюрализм. Рабочий класс и крестьянство должны иметь своё отдельное классовое представительство в органах государственной власти: [должна быть] свобода, в соответствии с законом, создания демократических партий. Только в этом случае... партия будет партией, а не господствующим социальным слоем». [24] «Вот уже 60 лет этот так называемое правительство Украины осуществляет практику национального геноцида. Поэтому мы, жертвы политических репрессий в Украине, обращаемся к своему народу, к правительствам всех стран мира и к ООН и заявляем о своём желании выйти из состава СССР, вывести наш народ из коммунистического рабства».[25]
Пытаясь оценить сильные и слабые стороны украинского диссидентского движения, полезно сравнить его с соответствующим российским движением. Российские диссиденты разделены на несколько непримиримых фракций, коммунисты-реформаторы, либералы западного типа и нео-славянофилы разговаривают на различных политических языках. В отличие от них украинская оппозция выглядит намного более сплочённой. Общим знаменателем для всех украинских диссидентов выступает, вне всяких сомнений, национальный фактор. Можно также допустить, что украинское диссидентство способно значительно сильнее привлекать массы, чем русское. В России патриотизм или национализм по существу действует в пользу нынешнего режима, который поднял русское государство на вершину славы и престижа. Очевидно, русский патриотизм отделится от советского режима только в случае серьёзных неудач на международной арене. На Украине, которая страдает от явной национальной дискриминации и притеснений, патриотические чувства имеют тенденцию быть стихийно направленными против статус-кво. Это даёт украинскому диссидентскому движению широкий круг поддержки. Режим, осознавший эту опасность, преследовал украинских диссидентов более жестоко, чем русских.
В чём украинские диссиденты действительно уступают русским, так это интеллектуальной утончённостью. [26] Мы не обнаруживаем среди украинских диссидентов таких признанных в мире писателей, как Солженицын и Сахаров. Средний уровень литературного творчества украинских диссидентов ниже, а поле зрения - уже, невзирая на некоторые значительные интеллектуальные достижения, такие, как произведения Ивана Дзюбы, Гелия Снегирёва, Михаила Осадчего, Леонида Плюща, Юрия Бадзьо, Василия Лессового и некоторых других. Такое положение дел отражает общий провинциализм современной культурной жизни Украины: слабый контакт с внешним миром, недостаточное знание иностранных языков и ограниченный доступ к несоветским книгам. К тому же, из-за постоянных преследований, направленных на высшие слои украинского общества, современная украинская интеллигенция социологически очень молода и потому незрелая в культурном отношении. Изучая семейные корни украинских диссидентов, мы видим, что в большинстве случаев они являются интеллектуалами в первом поколении. Это создаёт культурный барьер, который тяжело преодолеть даже очень одарённым личностям.
«Экономические монологи» Николая Руденко могут служить иллюстрацией к сделанным выше замечаниям. [27] Руденко, возможно, самый типичный украинский диссидент. Сын шахтёра из Донецкого бассейна, член компартии с юных лет, отмеченный наградами ветеран Советской Армии и инвалид войны, позднее популярный писатель, редактор киевского литературного журнала «Днипро», секретарь партийной организации Союза писателей Украины и, наконец, член Украинской Хельсинкской группы, осуждённый в 1977 году к семи годам заключения и пяти годам ссылки. Первая часть книги Руденко - трогательное автобиографическое повествование о том, как он из аппаратчика превратился в диссидента. Вторая часть - это критика марксистской экономической теории, и она читается так, как будто её написал интеллектуальный Робинзон Крузо. Например, Руденко комментирует теорию стоимости Маркса, не имея ни малейшего представления о том, что эту тему экономисты рассматривают на протяжении последних ста лет, и их дискуссии породили горы научной литературы. Просто удивительно, в чём причины такого обидного незнания. Другое впечатление оставляет завершающая часть книги. Руденко предлагает практические меры для выхода из кризиса, в котором оказалась экономика Советского Союза. Он предлагает возвратиться к новой экономической политике 20-х годов, то есть восстановить рыночные отношения и высвобождать частную инициативу. Эти правильные рекомендации возникают не из наивного теоретизирования Руденко, а из его личных наблюдений и здравого смысла, их поддержал и автор предисловия к книге, член Украинской Хельсинкской группы Пётр Григоренко.
В завершение зададим себе вопрос: каковы шансы украинского диссидентства превратиться из движения идей (написание и распространение самиздатовской литературы, письма протеста к властям, «подрывные» разговоры и переписка) в реальную политическую силу? Тут мы оставляем пространство прошлого и настоящего, которое можно исследовать эмпирически. Историки крайне неохотно берутся за прогнозы, потому что они хорошо сознают, какую большую роль в человеческих делах играет случай. Вместе с тем, можно осмелиться сделать несколько осторожных предвидений, остерегаясь при этом выдавать желаемое за действительное.
Точное количество украинских диссидентов неизвестно, но в любом случае оно мизерное в сопоставлении с пятидесятимиллионным населением Украины. Богдан Кравченко составил список из 975 человек, известных как участники диссидентского движения в стране между 1960 и 1972 годами. [28] Украинская Хельсинкская группа насчитывала 37 членов. [29] Небольшая численность компенсируется настойчивостью деятельности Хельсинкского движения, которое продолжает вести борьбу за самоутверждение, несмотря на огромные препятствия, а также тем обстоятельством, что в этом движении представлены различные профессиональные группы и все географические регионы Украины - от Закарпатья до Донбасса и от Харькова до Одессы. Как уже отмечалось, мы имеем право утверждать, что потенциально украинская оппозиция имеет широкую поддержку. Но эти потенциальные силы обездвижены системой, в которой нет выхода для самостоятельной общественной активности, личное общение сведено к минимуму и всё общество сковывают страх и общий надзор - тот, кто делает шаг вперед из рядов, подвергает себя немедленному наказанию.
Чтобы преодолеть эту безысходность, первый импульс, очевидно, должен поступить извне, например в форме борьбы за власть в среде кремлёвской олигархии или большой неудачи Советского Союза в отношениях с другими странами социалистического блока. Вторым шагом будет создание организационных структур, способных соединить разрозненные сейчас силы народного недовольства. Представляется вероятным, что такая структура будет вначале представлять собой не отдельную политическую партию, а скорее ассоциации, которые будут представлять социальные интересы разных слоёв общества. Некоторые пробные шаги в этом направлении уже предпринимались. Так, в 1977 г. шахтёр из Донбасса Владимир Клебанов организовал независимый профсоюз, которая перед тем, как его подавили, насчитывал в своих рядах несколько сотен рабочих.[30] В ноябре 1980 г. находящийся в заключении киевский рабочий Николай Погиба разослал открытое письмо, в котором призывал свободных профсоюзов по польскому образцу. [31] При благоприятных условиях такие тенденции могут легко усиливаться, поскольку в Советском Союзе велико социально-экономическое недовольство, которое на Украине и в других нерусских республиках дополняется ещё и недовольством национальным.
Невозможно предвидеть когда и как эти возможности превратятся в реальность. Однако подтверждённая фактами значимость украинских диссидентов не вызывает сомнений. Жертвенность этих смелых мужчин и женщин свидетельствует о неодолимом духе украинской нации, их борьба за человеческие и национальные права согласовывается с тенденцией всемирного общечеловеческого продвижения в духе свободы. Украинские диссиденты верят в то, что правда свободы победит. Тем же, кому посчастливилось жить в свободной стране, не к лицу верить в это меньше.
[1]Библиографический указатель документов и произведений украинских диссидентов, а также исследований западных учёных на эту тему см:: Nonconformity and Dissent in the Ukrainian SSR, 1955-1975: An Annotated Bibliography /Сотр. by G. liber and A31ostovyeh. - Cambridge, Mass., 1978. Дві англомовні антології українських дисидентських документів і літератури див.: The Chornovil Papers. - New York-Toronto-London, 1968; Ferment in the Ukraine /Ed.M.Browne. - New York-Washington, 1971. Эти три публикации не включают в себя недавние проявления украинского диссидентства.
[2] Лисяк-Рудкицький І. Україна в еволюції радянської системи // Між історією й політикою. -Мюнхен, 1973. - С.ЗОЗ (см.. с. 307-317 єтого тома).
[3] Dzyuba [Dsiubaj I. Internationalism or Russification?: A Study in the Soviet Nationalities Problem. - London, 1968.
[4] Рецензию Дж. Армстронга на книгу Дзюбы см.: Slavic Review. -1969. - Vol.28. - N 3. (September). -P.504
[5] Отречение Дзюбы было напечатано в газете.: Літературна Україна. - 1973. - 9 листопада
[6] Why Capitulate?: Ivan Dziuba's Trauma // Journal of Ukrainian Graduate Studies.
-1977. - VoL2. - N 2. - P.64-61.
[7] Pelenski J. Shelest and His Period in Soviet Ukraine (1963-1972): A Revival of Controlled Ukrainian Autonomism // Ukraine in the Seventies /Ed-PJ.Potiehnyj. - Oakville, Ont.,1975.-P.283-305.
[8] Произведения В. Морозв доступны в двух параллельных английских изданиях: Boomerang: The Works of Valentyn Moroz /Ed. by Y.Bihun. - Baltimore, Paris and Toronto, 1974; Report from the Beria Reeerve /Ed. and transl. by JJfolasky. - Toronto, 1974.
[9] Из послесловия Л. Плюща к французскому изданию труда Дзюбы "Internationalisme or Russification" (Montreal-Paris, 1980). Цитату взято з української версії: Трагедія Івана Дзюби // Діалог. - 1977. - N L - С.56.
[10] См. выдержки из писем Вячеслава Черновола, Михаила Осадчего, Ирины Калинец, Зиновия Антонюка в статье: The Valentyn Moroz Saga: AConspiracy of Silence // Student -1980. - N 6L - PJL
[11]"Український вісник" был перепечатан издательством "Смолоскип" в нескольких томах в 1971 - 1975 годах. На английском языке вышли 6-й выпуск: Dissent in Ukraine: The Ukrainian Herald. - Issue 6 /Transl. and ed. by LJones and B.Yasen. - Baltimore-Toronto, 1977; последний сдвоенный выпуск: Ethnocide of Ukrainians in the USSR: The Ukrainian Herald. - Issue 7-8 /TraiH^nd ed. by O.Saciuk and B.Yasen. - Baltimore- Рагін-Toronto, 1979.
[12] The Human Rights Movement in Ukraine: Documents of the Ukrainian Helsinki Group, 1976-1980 /Ed. by LVerba and B.Yasen. - Baltimore-Washington-Toronto, 1980. 13. Шумук Д. За східнім обрієм. - Париж-Балтімор, 1974. - С.423-424.
[13] [Ссылка отсутствует.]
[14] "Декларація Української Громадської Групи сприяння виконанню Гельсінських угод" (9 листоп. 1976 р.) напечатана в кн..: The Human Rights Movement in Ukraine,- P.19-22.
[15] The Ukrainian Herald. - Issue 7-8. -P.160. См. также недавний документ «Деколнизация СССР - единственный гарант мира во всём мире»Ю датированный январём 1980 г., напечатанный в кн.: Documents of the Ukrainians Patriotic Movement. 1980 [додаток до]: Herald of Repression in Ukraine. - New York, 1980. - N 7. - P.3-8.
[16] The Ukrainian Herald. - Issue 7-8. - P.48-49. 17.Ibid,-P.47.
[17] [ в оригинале сноска отсутствует]
[18]
[19]Деколонізація CPCP-.." у кн.: Documents of Ukrainian Patriotic Movement. - P.7.
[20]Эта концепция с особой силой выражена в "Маніфесті українського руху за права людини 1977" (The Human Rights Movement in Ukraine. - P.117-135), который от имени Украинской Хельсинкской группы написал Олесь Бердник.
[21]Plyusheh L. History's CamivaliA Dissident's Autobiography. - New York-London, 1977 (см. особенно C.377); Ю.Бадзьо. Відкритий лист до Президії Верховної Ради УРСР та Центрального Комітету КПРС. - Нью-Йорк, 1980.
[22] Chernenko A. The Birth of a New Spiritual Awareness // Canadian Slavonic Papers.
- 1974. - Vol.16. - N1. - P. 73-88.
[23] Руденко M. Прозріння. - Торонто-Балтимор, 1978. Див. статтю-рецекзію О.Черненко в журн.: Canadian Slavonic Papers. -1980. - Vol.22. - N 2. - P.309-311.
[24] Бадзьо Ю. Відкритий лист-. - С54-25.
[25] Decolonization of the USSR. / / Documents of the Ukrainian Patriotic Movement. - P.6.
[26] Интеллектуальные изъяны украинских диссидентов рассмотрел И.П.Химка в статье: Leonid Plyushch: The Ukrainian Marxist Resurgent // Journal of Ukrainian Studies. -1980. - N 2. - P.61-79.
[27] Руденко M. Економічні монологи. - Нью-Йорк і Мюнхен, 1978.
[28] Krawchenko В. Social Mobilization and National Consciousness in Twentieth-Century Ukraine (рукопись не опубликована).
[29] Биографические данные всех членах Украинской Хельсинкской группы можно найти в кн.: The Human Rights Movement in Ukraine. - P.251-266.
[30] Workers Against the Gulag: The New Opposition in the Soviet Union / Ed, by VJIaynes and O.Semyonova. - London, 1979.
[31] Письмо Погибы было перепечатано в журнале: Український робітник (Нью-Йорк, Мюнхен). -1981. - N1. Оно также появилось в нескольких украинских газетах на Западе и на английском языке в: The Ukrainian Weekly (Jersey City). -1981. - 7 June |
