Публикации: ж-л "Истина и жизнь", №1, 2005. Мы идём к Тебе: Общие исповеди 1988 года"
Мы идём к Тебе, к Твоей Святой Чаше, к Твоей Тайной Вечере. Всем своим сердцем мы должны ощутить важность этого
момента, когда Сам Господь незримо и в то же время зримо, в Святой трапезе, к нам приходит, нас к Себе приближает,
нас с Собой соединяет, нас этим освящает. Это великий праздник, особенно если мы с вами можем так настроить
своё сердце, чтобы услышать голос Божий, почувствовать близость Христа Спасителя.
Господи Иисусе Христе, Ты призвал не людей сильных, не людей мудрых, не людей, у которых сердце открыто ко
всем, а Ты призвал нас всех, без разбора, какие мы есть. Всё — как в той притче, когда господин собрал по улицам
всякий сброд, кто только ни шёл, и всех пригласил к себе [на пир]. Вот это мы и есть. Так мы и должны себя чувствовать:
что мы избраны и призваны, потому что Господь нас призвал и избрал, а не потому, что мы того заслужили.
Что же Он хочет сделать с нами? Он хочет нас исцелить, исцелить от главной болезни. Болезнь эта называется
себялюбие. Она коренится в самых глубинах сатанинских, потому что, как говорит нам Новый Завет, "сначала
дьявол согрешил" (1 Ин 3. 8. — Ред.). Что значит "согрешил"? Что, он какую-нибудь заповедь нарушил? Нет.
Он себя противопоставил Богу. Вот это и есть себялюбие, когда душа замыкается в себе, хочет жить для себя и
в себе, и это — начало демонского, чёрного, сатанинского восстания против Бога. Отсюда пошло всё остальное зло,
и человек легко ему поддался. И мы с вами в своей малой, может быть — жалкой жизни повторяем это падение сатанинское,
потому что себялюбие стоит у нас в основе всего.
Вот давайте подумаем: молимся — даже молимся! — и для себя всегда просим что-нибудь; общаемся, дружим, имеем
семью, близких — и всё опять "я" и "я" и "для себя". Делаем даже что-то нужное — и опять на первом месте "я"
и "для себя". Когда нам приходится решать, как поступить, мы прежде всего делаем выбор в пользу того, как [это]
будет для меня. Себялюбие постепенно делает человека слепым и глухим к окружающему миру, сердце его черствеет,
в его душе становится сумрачно и смрадно, как в комнате с забитыми ставнями, которая долго была заперта, где
никогда не проветривали, где всегда было душно, темно, пустынно.
Вот что значит себялюбие. И так трудно из этого вырваться, что многие из нас даже привыкают к этому, как человек,
который работает в какой-либо мастерской, где всегда отвратительно пахнет: краской, бензином, ещё чем-нибудь,
— он привыкает, и ему кажется уже — так и надо. Так мы к этой затхлой комнате своей души, запертой со всех сторон,
закрытой от всего мира, начинаем привыкать. И не только привыкать — мы начинаем испытывать некоторого рода удовольствие
оттого, что мы спрятались в себя, как улитка в раковину, и там сидим. И так привыкаем, что нам становится уже
трудно оттуда вылезти, и малейшее столкновение с миром вызывает у нас съёживание, желание опять заползти в свою
раковину.
Несовершенная, жалкая картина. Не так ведь создал нас Господь, не этого хотел Он от нас. Мы как бы прячемся,
скорчиваемся, мы становимся подобны нерождённому младенцу, который, как вы знаете, находится в утробе матери
в скрюченном состоянии, пригнувши свою головку. Но ведь он — младенец в утробе матери, а мы — родившиеся и тоже
ходим, подобно этим нерождённым младенцам, скрючив спину, нагнув голову, ничего вокруг себя не видя, не слыша.
Вот уж поистине плохое детство, плохое возвращение к самому своему началу. Господи, вот такими мы приходим [к
Тебе].
Проверьте своё сердце, проверьте свою совесть, вспомните все свои отношения, и вы увидите, что всюду впереди
нас идёт, движется тяжело как бы такая машина, подобная танку, на которой написано: "Я! Я должна, я должен себя
утверждать", и это на первом месте. Мы должны признать с вами, что это, конечно, уродство. Это уродство, это
болезнь души, в этом мы как будто копируем сатану. А ведь нам Господь сказал, чтобы мы подражали Ему,
потому что мы не по образу и подобию дьявола созданы, а по образу и подобию Божию. Понимаете? Вот с этим мы
сегодня и пришли [в храм].
Смотрите, какая разница: вот Господь, Который отдаёт Своё сердце, Который живёт в каждом из нас, Который хочет,
чтобы каждая душа жила и получила спасение, чтоб каждая душа к Нему пришла, Который забыл о Себе, Который говорит:
"Я творю не Свою волю, но волю Отца" (ср. Ин 6. 38. — Ред.). Значит, Он как Человек открыт Отцу Небесному,
как Бог — открыт нам. И вот перед Ним стоим мы, занятые только собой, своими мыслями, думами о себе, любованием
собой, превозношением себя, поиском того, как спокойней, удобней [прожить]. Какая тут разница! Как не похожи
мы, действительно, на нашего Господа, на нашего Небесного Отца… И это не только горе нашей жизни и души, но
и позорное свидетельство перед миром.
Есть известная история, как один человек, большой любитель музыки, узнал, что где-то живёт сын Моцарта, знаменитого
композитора, приехал с ним познакомиться — и нашёл серого, бездарного человека. И он сказал: "Нет, не похоже
на отца…" Ну, тут уж вины нет: какой родился, такой есть. Но мы-то должны быть похожи на своего Отца Небесного,
и это от нас как-то зависит. И люди-то на нас смотрят, что мы — дети Небесного Отца, Который любит мир, Который
так возлюбил мир, что Сам Себя отдал, чтоб мы были живы; а мы вопреки Его любви находимся в болоте самолюбия,
в болоте себялюбия, в болоте эгоизма.
Можно ли из этого вырваться? Кажется, что невозможно. Посмотрите, как это происходит у нас каждодневно. Ещё
раз повторю: молитва у нас — чаще всего "дай… защити… огради… сохрани…". Это не плохо, конечно. Но у нас получается
так, что, кроме этого, ничего нет.
Рассказывали про одного человека, который забыл "Отче наш" — всё забыл, только одно прошение помнил: "Хлеб
наш насущный даждь нам днесь". Вот это "даждь нам" он запомнил. Но мы-то должны видеть, что молитва "Отче наш",
которую Господь нам заповедал, начинается вовсе не с "дай", а с прославления имени Божьего, с желания нашего
глубокого, чтобы Его воля исполнилась, а не наша: да будет воля — Твоя, да придёт Царство — Твоё,
да святится имя — Твоё… А потом уж — "дай". Значит, это проникает и в молитву.
Это проникает и в нашу веру, которая иногда смутно так (ясно об этом не говорят), но всё-таки полна корысти.
Что Ты мне, Господи, пошлёшь? Как мне это — удобно, неудобно? Всё — для меня. Я — и Бог, Который мне помогает.
Мгновенные существа, живущие на земле секунду по сравнению с вечностью, мы делаем себя центром мира. Господи,
прости нас, грешных…
Всегда нужно помнить, что это — безнадёжный тупик, что это — вход, из которого нет уже никакого выхода, что
это — тюрьма, что это — глубокая духовная и душевная болезнь, ведущая к извращению образа и подобия Божия в
человеке.
|
