Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Александр Медведев

 

 РУССКАЯ МИССИЯ В КИТАЕ 1685-1745 ГГ.

 

Впервые православные русские люди появляются в пределах нынешнего Китая в Xlll столетии, когда по сожжении монголами Киева несколько десятков тысяч пленных было уведено в глубинные районы Азии. Но уже к середине следующего столетия они, не имея связи с родиной и духовной поддержки, совершенно ассимилируются и растворяются в местных племенах. Сношения России с Китаем делаются более частыми с середины XVll века, совпадая со сменой в Китае минской династии на маньчжурскую: правительство, не быв в состоянии подавить самостоятельно шедшие около 20 лет крестьянские бунты пригласило для этой цели маньчжурскую армию, но оказав такую услугу китайцам сами маньчжуры не пожелали уходить. Трехсоттысячной армии новой династии было недостаточно для содержания в покорности народа уже тогда насчитывавшего около 100 миллионов человек, почему маньчжуры занялись насильственным переселением из Приамурья всех родственных себе племен на территорию Срединной империи. Таким образом течение реки Амур к 50-м годам столетия, времени, когда впервые русские поселения появляются на тихоокеанском побережье, было искусственно опустошено. Восторженные рассказы о богатстве страны и ее обитателей, поведанные казаком Поярковым, впервые проехавшим по Амуру в 1643 году с партией охочих людей, вызвали прилив новых пионеров. К этому времени енисейский воевода Пашков окончательно проникает за Байкал, в страну тунгусов и бурят. "Старый оптовщик Ерофейко Павлов Хабаров, со служилыми и охочими, с промышленными людьми, во 1650 году на государеву службу шел на спех и пришел в новую даурскую землю, на великую на Амур-реку, в княж Лавкаево княжение, к их даурскому городу. И они, даурские люди, подсмотря и не допустив до того их даурского города, вышли на вылазку, и в том месте с ними бой поставили и билися с ними с половины дня до вечери. И на том бою их даурских людей многих побили, а у него Ярофея в полку ни одного человека до смерти не убили, только переранили двадцати человек. И те даурские князья и со своими улусными людьми против того бою стоять не могли и, покиня тот свой град и с хлебными запасы, пометався на кони, все побежали вниз по Амуру-реке... И он Ярофей с тем войском занял тот Албазин даурской город и в нем засел." Заручившись поддержкою нескольких сот человек Хабаров Хабаров весной 1651 года отправился вниз по реке, где разузнал что там жили тунгусы , чючеры, гиляки, платившие дань амурскому владельцу Ламкаю и царю богдойскому Шемшахану. Ярко же собрал с них дань и для русского царя. В 1651 году Албазин уже представлял из себя острог обнесенный палисадом, и служил казакам исходным пунктом для поамурских вылазок: "казаки плавали по Амуру, дрались с даурскими людьми, отбивали у них скот, брали ясак соболями, расспрашивали о жителях по Амуру и другим рекам". Вот как пишет сибирское начальство о житье казаков в Албазине: "А Ярофей Хабаров с служилыми и с охочими с промышленными людьми...живут в Албазине городе, в самом крепком месте, и за помощию-де, Государь, Божиею чают милости Божиея, что их даурским людем из того места выжить будет ничем не мочно. А хлеба-де, Государь, у них служилых людей хоть на пять лет, ино будет запасного, что взято в городе у даурских людей". Реакцией на такие походы стало отправление первым императором новой династии Шунь-чжи в том же году к Албазину тысячной армии, но разогнав некоторых беспокойных людей китайцы не тронули крепости так как она стояла на нейтральной формально территории.

"Такие с российской стороны поступки китайского богдыхана в сумнение и опасение привели. И для того оный велел объявить российским комендантам Нерчинска и Албазина, чтобы они не только поданным его никакого беспокойства чинить не дерзали и ясаку не собирали, но тако-бы, разоря Албазин и прочие от них построенные крепости, ретировались. Однакож коменданты на то ответ учинили, что они того без указу Государя чинить не могут". Дело закончилось разрушением крепости, но не остановило колонизационных намерений русских землепроходцев. "Во 1661 году собрався в илимском остроге пятидесятник Никифорко Черниговский с товарищи человек со ста, из илимского острога ушли в даурскую землю и на Амуре-реке построили снова острог албазинский и завели пашню. Из албазинского острогу присылалось в Москву ясаку до прихода китайских людей по пятидесяти, по сороку сороков соболей, по московской цене по девяти, по осми и по семи тысяч рублев". Уйдя на Амур ради возможной опалы со стороны правительства за убийство им илимского воеводы, Никифорко захватил с собою строителя киренского монастыря, старца Гермогена, который в 1771 году с согласия всех албазинцев заложил близ острога монастырь во имя Всемилостивого Спаса, его же стараниями была построена в крепости и церковь Воскресения Христова. В 1672 году сюда было переведено несколько крестьян из Нерчинска и началось правильное земледелие. Устроив дела Черниговский послал в Москву челобитную с просьбою о прощении за убийство воеводы. Виновные были прощены, а основатель поселения на Амуре награжден 2000 рублей. К 1681 году весь приамурский край составлял владение России, главными пунктами здесь были Албазин и семь других острогов, кроме того по Амуру было еще несколько слобод и деревень. В 1684 году в Москве решили устроить в Албазине воеводство в ответ на многочисленные просьбы казаков, теснимых инородцами, о присылке помощи. Город получил герб: орел с распростертыми крыльями, с луком в левой ноге и стрелой в правой, и подкрепление в виде полка казаков и сибирских охочих людей. Воеводой был назначен Алексей Толбузин. С восшествием на престол нового императора Канси (1662-1723 гг.) китайцы начали укреплять северную маньчжурию острогами и крепостями и теснить русских поселенцев, так они разорили в 1682 году долонский и селембинский остроги, жители которых ушли, а в 1683 году - зейский и тугирский, взяв на этот раз жителей в плен. Затем началось стягивание сил уже против Албазина, но прежде решительных действий китайская сторона предпринимает попытку склонить русских поселенцев на свою сторону. "Богдойской славной великой земли, богдойский славный великий царь-богдыхан царский свой указ послал в Албазин приказному человеку. Во всю вселенную славен и велик, до всяких людей добр и милостив, как отец до детей, и на своей земле живу смирно и не трону никого. И вы пришли на мою землю и моих ясачных людей изгоняете, у промышленных людей соболей и запасы отнимаете... и я, богдойский царь, на вас послал большое войско, - убить и погубить вас желаю..., и велел делать выше Амура и на Амуре и ниже Амура и на Зее и ниже Зеи города, и не дам вам по-прежнему по Амуру и по Зее повольно дуровать. И прежде того велел-было где вас не увидят, тут и велел бить и имать, а ныне велел вас добром призывать на свое имя и жаловать. А которые ваши русские в прошлом 1683 году по Амуру реке вниз на Быструю встретили мое войско, и те ваши люди вдалися на мое имя 29 человек, и я их много пожаловал и не единого человека не казнил. Прежде сдатья ушли 4 человека, и тех всех переимали. И вы, албазинские и нерчинские люди, всякого дурна покинтеся : Гантимура с товарищи назад отдайте и вы сами назад пойдите, а мы всякие дела меж собою покинем, и между собою в любви жить добро. И вы того не разумеете, и на моем рубеже станете жить, и в те поры вы ни небом ни землею не закроетеся. Убить вас не желаю, и вам назад идти далеко. И вы подумайте, и придите ко мне на мое имя, и я вас много пожалую. А которые человеки ушли и поиманы, и я из тех людей двух, Михаила и Ивана, пожаловал и назад к вам послал, и с теми двумя послал свой царский указ - русскую грамоту и богдойскую и мунгальскую, и вам бы про то было ведомо. А буде от вас будут какие речи и письмо, и вы с теми двумя человеки пришлите, или сами приидите, не бойтеся ничего. Посла держать веры нет. Албазинскому приказному человеку ведомо чиним. Кан-хи, 22 лета, октября 9 числа". Албазинцы не впечатлились сей грамотой послали в Нерчинск за помощью. Убедившись в невозможности взять крепость малыми силами Канси предпринял много усилий для выдворения русских с исторической родины: С сухого пути были построены станции, - на Сунгари, впадающей в Амур, был выстроен целый флот; на самом Амуре, ниже Албазина выстроили крепость. Сделаны были огромные запасы провианта для действующих войск. По недостатку земледелия в той стране и запасных магазинов, провиант и военные снаряды придумали сплавить по реке Ляохэ, чтобы доставить их на Сунгари. При множестве пушек, отлитых католическими миссионерами, особенно Вербье, набрали солдат не только в Манчжурии, но и внутри собственного Китая. Всего войска собрано было 15000 человек, со 100 пушками и 50 осадными орудиями, под предводительством генерала Лантаня и католических миссионеров. И вся эта армия шла против небольшого острога, в котором, кроме пашенных людей и женщин с детьми, сидело всего 450 казаков, с 3 пушками и 300 ружьями. На требование о сдаче Толбузин ответил отказом после чего 14 июня начались приготовления к штурму. Сорок русских замеченных на лодке и желавших подплыть к Албазину после отказа о сдаче были все перебиты, женщины и дети взяты в плен. Начавшийся после штурм продолжался 24 часа и был отбит. Тогда китайцы приступили к обстрелу крепости огненными снарядами. Гарнизон потерял около ста человек и оборонялся каменьями за выходом всего запаса пороха и снарядов. Во время осады старец Гермоген (V 1690), старец Соловецкого монастыря Тихон и священник Максим Леонтьев уговорили воеводу, видя безуспешность неравной борьбы, сдаться. Китайцы выпустили всех жителей из Албазина, оставив у себя лишь иноземок. Опасаясь обвинения в начатой войне Канси наперед приказал обращаться с русскими пленными как можно мягче, не делать им никакого вреда, а предложить или вернуться в Яку (Якутск) и Нерчинск или поступить к нему в подданство. На такой вызов откликнулось только 45 человек с несколькими женщинами и детьми. Остальные (около 300 человек) стали свидетелями разорения города, и, обобранные до чиста были отпущены китайцами в Нерчинск. За неимением припасов они вынуждены были питаться кореньями, китайцы наблюдали за русскими верст 200, до последних албазинских деревень. На другой день казаки встретили опоздавшее подкрепление, посланное Иваном Власовым, нерчинским воеводою - 100 человек с 300 ружьями и 3 пушками. Впрочем на том история Албазина не закончилась, в следующем же году Толбузин вновь отстроил крепость и она еще два года осаждалась китайцами, пока не была разорена в соответствии с договором от 27 августа 1689 года по которому Россия уступала амурские земли Китаю. 

Канси принял вдавшихся на его милость казаков милостиво, ему было лестно похвалиться пред народом такими отчаянными храбрецами. Император поселил их на берестовом урочище (хоа-пичан), в северо-восточном углу столицы, у самой городской стены. Находящуюся по близости буддийскую кумирню Канси предоставил казакам в пользование и они устроили в ней часовню в честь святителя Николая, икону которого они вместе с другой церковной утварью захватили с собою из разрушенного Воскресенского храма, увлекли они в Пекин также и попа Максима. Все они были причислены к потомственному военному сословию. По законам Китая, первое место в ряду сословий поднебесного государства было предоставлено гражданским чиновникам, второе - военным, третье - земледельцам, четвертое - ремесленникам, пятое - купцам и последнее, шестое - рабам и другим людям низшего разбора (актерам, пролетариям и т.п.)... Находя главную опору для себя в солдатах, Маньчжурская династия постаралась обеспечить их значительным содержанием. Оно дало военному сословию казенные квартиры, а каждому рядовому назначило ежемесячно по 3 ланы серебра (5 с лишним русских рублей) и по 22 мешка рису в год, что составляет до 110 пудов ежегодно. Сверх того, подростки из солдатских детей, от 10 до 15 лет, получали половину из солдатского жалования, то есть 1 1\2 ланы в месяц и часть рисового пайка. Затем правительство выдавало солдатам единовременное пособие: на обзаведение по случаю женитьбы 20 руб., по случаю смерти отца или матери - 25 руб. Наконец, во внимание к трудам, новая династия пожаловала знаменным князьям, офицерам и солдатам в вечное потомственное владение участки пахотных земель по близости столицы. Пожалованные земли были навсегда избавлены от подати в казну. В предотвращение же утраты этих земель и для обеспечения будущности знаменных поставлен был закон, которым строго воспрещалось владельцам продавать, а китайцам покупать такие земли, под опасением суда над продавцом с покупщиком и отобрания запроданной земли вместе с полученной за нее суммой в казну. Полупленные Албазинцы были записаны в роту Гудэи, организованную в 1649 году из пленных русских и их потомков (возможно это были крещеные калмыки или буряты мигрировавшие по разным причинам из Сибири в XVll веке), наравне с другими солдатами они получили все причитавшееся, место под кладбище за северо-восточной городской стеной, а кроме того и жен из разбойничьего приказа (син-бу) - казненных преступников. Последняя мера очень быстро сказалась на нравственном состоянии казаков: языческие развращенные жены внесли полную дисгармонию в их семейную жизнь. Вся обстановка влияла на них, вытесняя в их ближайшем потомстве родное наследие и православный дух, с чем уже во втором поколении вынужден был малоуспешно бороться престарелый о. Максим. Из таких взаимодействий к половине XVlll столетия сложился интересный тип пекинского албазинца, не знавшего никакого ремесла и по службе в императорской гвардии, считавшего всякое другое занятие недостойным себя. От этого он по примеру своих языческих сослуживцев обеднел, несмотря на большое жалованье, доходившее в иных семействах до 15 рублей в месяц, несмотря на готовое содержание и удобные квартиры. Нерасчетливый, занятый собой и своим благородством, грубый, необразованный, суеверный, вероломный, лукавый, не знавший чем избавиться от тяготевших над ним свободного времени и несносной скуки, постоянно слонявшийся по улицам, гостиницам и театрам, куривший подчас опиум, пускавшийся в азартную игру и другие преступления, больной душой и телом, он скоро очутился в неоплатных долгах у столичных ростовщиков, стал в конце концов притчей во языцех. Замечательно, что такой тип албазинца удержался во все протяжение истории Миссии. Это указывает на постоянство неблагоприятных условий жизни в Пекине для православного человека и на силу языческого влияния. 

Но все же поселение албазинцев в Китае не прошло для России бесполезно. Со времени их поселения в Пекине начинаются усиленные дипломатические и торговые отношения между государствами. Со стороны России торговлю с китайцами начали сибирские промышленники, к ним вскоре присоединились управители сибирских городов, а с 1698 года начали отправляться и казенные караваны. До середины XVlll века почти при каждом посольстве был отправляем в Пекин караван с товарами. Главный груз караванов составляла сибирская пушнина или "мягкая рухлядь", именно около 85 % всего промена. В то время она играла роль денег. Остальные 15 % приходились на долю кожевенных и мануфактурных товаров. Из русской мягкой рухляди больше всего шла белка (от 2 до 4 миллионов штук в год), потом горностаи (от 140 до 400 тыс. штук), кошачьи шкурки (100 - 200 тыс. штук), соболи (от 6 до 16 тыс. штук), хорьки, выхухоль, лисицы, песцы, куницы, выдры и бобры. Кроме того из мехов значительное количество шло мерлушки и овчин (до 1 миллиона шкур). В числе мануфактурных и заводских русских произведений имели значительный сбыт в Китае кожевенные товары (юфть, козловые и опойковые шкуры), разные льняные произведения, простые сукна, ковры, половики, затем разные железные товары. От китайцев в XVll и XVlll столетии русские выменивали главным образом китайку и дабу (холст), шелковые материи и шелк в сырце (камни, голи, кафны), некоторые пряности и другие лекарственные вещества. Чай же тогда вывозили сравнительно в небольшом количестве, так как употребление его в России еще не было распространено. С активизацией торговли для албазинцев, знакомых с китайским языком открылось новое поприще деятельности - они стали выполнять различные драгоманские повинности как в сугубо торговых делах так и в дипломатических, а равно обучать китайских детей из лучших семейств русскому языку для чего в 1758 году китайское правительство организовало школу.

До открытия богослужения в албазинской часовне и храме русские ходили к богослужению в один из католических храмов (южный). По свидетельству российского посланника Спафария, бывшего в Пекине в 1676 г., католические миссионеры выпросили у него один православный образ и поставили у себя в храме, чтобы молящиеся русские могли взирать на него. После же пополнения русской сотни пленными казаками отправление службы легло на о. Максима, которому, за неимением помощников, прислуживали сами албазинцы. Уже к 1699 году о. Максим был, по одному свидетельству, стар и плохо видел, тем не менее смены для него из России не присылалось. Правда при караванах бывали командированы священники, но ходить в албазинский храм с посольского двора китайцы разрешали русским лишь под стражей из трех человек. О. Максим прослужил до 1711 ил 1712 года. В 1695 году Тобольский митрополит Игнатий (1692-1700) отправил в Пекин верхотурского священника Григория и тобольского диакона Лаврентия с антиминсом, св. Миром, богослужебными книгами и церковной утварью. Для подкрепления митрополит написал о. Максиму письмо: "О святом Духе сыну и сослужителю нашего смирения, проповеднику святого Евангелия в китайском царствии, благоговейному иерею Максиму Леонтьеву и всем православным христианом, обитающим в китайском царствии, архипастырское благословение... Радуюся аз о твоем исправлении; аще и в плене прибываеши, но сам, с Божиею помощию, пленяеши человеки неведущия в познание евангельския правды: и сего ради, возлюбленне, да не смущается, ниже да оскорбляется душа твоя и всех плененных с тобою о вашем таковом случае, понеже Божии воле кто противитися может ? А пленение ваше не без пользы китайским жителем, яко Христовы православныя веры свет им вами открывается, и вам спасение душевное и небесная мзда умножается". Перечислив затем лиц, о которых свящ. Максим должен был молиться за литургией, митр. Игнатий приказал прилагать прошение и о китайском императоре: "Молитися сице после государских ектений: еще молимся Господу Богу нашему помиловати раба своего имя рек богдыханова величества, как его в титулах пишут, умножити лета живота его и даровати ему благородная чада в наследие рода их, и избавити его и боляр его от всякия скорби, гнева и нужды и от всякия болезни душевныя и телесныя, и открыти им свет евангельского просвещения, и простити ему всякое прегрешение, вольное и невольное, и соединити его святей Своей соборней и апостольской церкви, яко да получит и царствие небесное". Освятив в 1696 году с присланными священнослужителями часовню в честь Софии Премудрости Божией о. Максим начал неопустительное совершение Божественной Литургии. Кроме своих обязанностей по храму о. Максим выполнял и роль "полкового" священника ходив вместе со своими пасомыми в поход против калмыков, обрив предварительно голову по-маньчжурски. Приезжавшие в Пекин с караванами русские видели падение нравов среди казаков и их потомков, каковые известия доходили и до Тобольского митрополита Филофея (Феодора), написавшего к ним в 1711 году обличительное письмо после которого они, по свидетельству о. Максима в его ответе митр. Иоанну Максимовичу, пришли в сознание и снова стали слушаться своего престарелого пастыря. О. Максим умер, как говорилось выше, в 1711 или 1712 году и был отпет, видимо, католическими миссионерами не равнодушными к судьбам русского закона людям оказавшимся в Китае. 

В 1698г. Виниус, думный дьяк, писал из Тобольска Петру Великому за границу, что в Пекине построена русская церковь, и что многие китайцы крестились. Петр отвечал ему: "То дело зело изрядно. Только, для Бога, поступайте в том опасно и не шибко, дабы китайских начальников не привесть в злобу, также иезувитов, которые там от многих времен гнездо свое имеют. К чему там надобны попы не так ученые, как разумные и подкладные, дабы чрез некоторое кичение оное святое дело не произошло в злейшее падение, как учинилось то в Епании". Новости из Пекина о положении там китайских подданных российского благочестия людях были, без сомнения переданы Петру, который уже 18 июня 1700 года издал замечательный указ, обеспечивший будущность Православной Миссии в Пекине: "Для утверждения и приумножения в православную веру и проповедь св. Евангелия в идолопоклонных народах (Китая), також для приведения ясачных народов в веру христианскую и св. Крещение, которые близ Тобольска и иных сибирских городов живут, Великий Государь, говоря о том со святейшим патриархом (Адрианом U 15 октября 1700г.), указал писать к киевскому митрополиту (Варлааму Ясинскому), чтоб он, подражая о том святом и богоугодном деле, поискал в малороссийской своей области в городах и монастырях из архимандритов и игуменов или иных знаменитых иноков доброго и ученого и благого жития человека, которому бы в Тобольске быть митрополитом, и мог бы Божией помощью в Китае и в Сибири в слепоте идолослужения и в прочих неверствиях закоснелых человек приводить в познание и служение истинного, живого Бога, и привел бы с собою добрых и ученых не престарелых иноков двух или трех человек, которые бы могли китайскому и мунгальскому языку и грамоте научитись, и их суеверие познав, могли твердыми св. Евангелия доводами многие души области темныя сатанинския привести во свет познания Христа Бога нашего и тамо (в Пекине) живущих и приезжих христиан от прелести всякой идолослужения их отвадити, и тако могли бы жити, и у той построенной церкви (албазинской) служити, чтоб своим благим житием хана китайского и ближних его людей и обще их народ привести бы к тому святому делу и к российского народа людям, которые по вся годы с караваны для торга и для всяких посылок порубежных ездят, ученить себя склонительных". Петр Первый повторял указ в 1703 году, напоминал о том и в 1706 и в 1710 годах, но по интригам иезуитов и потому что велось не надлежащим образом дело смогло сдвинуться лишь к 1711 году, когда выполняя планы светского и духовного правительств купец Григорий Осколков, бывший на тот год комиссаром каравана, заручившись поддержкой католических миссионеров, повел дело как того желали китайские министры, подкрепив свое прошение просьбою и самих албазинцев. В следующем году, по смерти о. Максима, албазинцы вновь просили тогдашнего комиссара Худякова хадайствовать о присылке к ним пастыря. На тот год Канси отправлял к калмыкам в прикаспийские степи посольство, с позволения российских властей, почему отнесся к прошению благосклонно и только просил Худякова, долженствовавшего сопровождать китайских посланников, чтобы с Миссией был отправлен в Китай лекарь, искусный в лечении наружных болезней. Резолюция Канси была немедленно доложена Князем Гагариным, губернатором Тобольска, императору Петру, который повелел митр. Иоанну подобрать для сей Миссии достойных людей. По распоряжению митрополит в конце 1712 или в начале 1713 года был и утверждены следующие лица: 

  1. Арх. Илларион Лежайский (малоросс, родом из Чернигова, воспитанник Киевской Духовной Академии. Он был сотрудником черниговского архиепископа Иоанна Максимовича, переведенного потом в Тобольск, затем с митр. Филофеем переехал в Тобольск (1702 г.) и в сане иеромонаха состоял некоторое время при архиерейском доме в качестве проповедника или эконома. В 1709 г. он был произведен в сан архимандрита и начальника Якутского Спасского монастыря, а также в заказчика (управителя) Киренского и Илимского острогов с уездами. В 1713 г. митр. Иоанн избрал его в начальники первой Пекинской Духовной Миссии.
  2. Священник Лаврентий. Вероятно он был в Пекине в сане диакона в 1696 г. при освящении Никольской часовни в Храм Св. Софии.
  3. Диакон Филимон. Его биография неизвестна. Оба эти лица были назначены членами миссии. К ним присоединено было семь церковников, вероятно, из учеников тобольской славяно-русской школы, открытой митр. Филофеем в 1704 г. Это были:
1.Иосиф Дьяконов (U в Пекине около 1736 года).

2.Никанор Клюсов (U в Пекине в 1737 году).

3.Петр Максимов Якутов. (U в Пекине в 1737 году). 

4.Григорий Смагин (выехал в Россию в 1718 году).

5.Феодор Колесников (выехал в Россию в 1717 году).

6.Иосиф Афанасьев (выехал в Россию в 1717 году). 

Первая Миссия снабжена была прилично. Ей были даны иконы, ризница, утварь и богослужебные книги. Митрополит Иоанн сначала затруднялся дать начальнику Миссии митру, считая эту жертву очень убыточною для тобольской архиерейской ризницы, и уступил ее только после того как князь Гагарин обещался взамен уступаемой сделать за свой счет иную. В содержание Миссии было отпущено:

  1. "Арх. Иллариону на подъем 300 рублев.
  2. Священнику и диакону, с ним посланным, по 60 рублев на персону.
  3. Семерым человекам певчим и служителем 80 рублев на подъем же.
  4. Сорок ведер вина, которое в четырех городех имелось, по 10 ведер.
  5. От архиерея тобольского указ дан был везде по монастырех, на пути приключившихся, давать, что надобно, к проживлению до самой границы".
  6. Жалованье архимандриту Иллариону выдано было в количестве 160 рублей из Иркутска на два года. По этой статье штат определен был на первый раз в таком виде: Начальнику Миссии 100 рублей в год, священнику и диакону по 20 рублей в год, певчим по 10 рублей на человека. Деньги было определено вызывать из Иркутска "повсягодно с караваном". 
Кроме того, Начальнику Миссии было вручено: 28 ложек серебряных, поднос, да 6 чашек серебряных, два кафтана суконные, да ряса атласная коричневая. Организовавшись Миссия ждала прибытия послов к калмыцкому Аюке-хану, дабы на обратном пути отправиться с нею в Китай. Послы выехали из Пекина 15 июня 1712 года и прибыли в Тобольск 14 августа 1713 года, после 6 месяцев ожидания сенатского указа о пропуске их в Россию. При приеме их князем Гагариным послы передали согласие со стороны пекинской коллегии на прошение комиссара Осколкова "который объявлял нашей пекинской коллегии, что в нашем столичном городе, для отправления по их русской вере службы Божией ламов не имеется, а остался де только из русских людей один Дмитрей, но и тот весьма стар, что ежели де он умрет, то уже никого не останется после него, кто было их русской вере отправлял службу, что русские ламы присланы быть имеют, ежели де только соблаговолено будет. А о сем его (Осколкова) прошении вельможи наши Его Величеству нашему Святейшему хану, доклад учинили, и Его Величество, во удовольствие того прошения, ламов прислать повелел. Да оному их комиссару также было приказано, чтобы прислать к нам одного доктора, в излечении наружных болезней искуснаго, ежели имеется в их Российской земле. И то нам (Послам) повелено взять их русских ламов и доктора, буде они пошлются с нами, тогда как мы назад отойдем. Обо всем оном деле сказал нам на то Гагарин (Тобольский губернатор), что попы находятся у него в готовности, а доктора искусного у него не находится, но он писал о том в Москву, и уповает, что к тому времени приедет, как мы назад поедем". Выехав из Тобольска 21 августа 1713 года послы прибыли в кочевье Аюки-хана 1 июля 1714 года и через две недели отправились в Тобольск. Из Тобольска основная часть посольства вместе с членами Миссии отбыли 3 февраля 1715 года и прибыли в Пекин в начале 1716 года. Первая Православная Миссия из России была принята в Пекине с особенным почетом и вниманием. Богдыхан зачислил членов ее в высшие сословия государства, а именно: архимандрита пожаловал мандарином 5-й степени, священника с диаконом - мандаринами 7-степени, а учеников причислил к сословию солдат. Всем членам миссии были отведены казенные квартиры подле албазинской церкви и, вероятно, участки земли, а также временное пособие: архимандриту 800 лан серебра (1500 руб.) и ему же на служителей 600 лан (1100 руб.), священнику и диакону по 600 лан каждому и на служителей по 400 лан, церковникам по 300 лан и на служителей по 200 лан каждому. Сверх этого от трибунала определено было производить им ежемесячное жалованье : священнослужителям по 41\2 ланы серебра (офицерский оклад), церковникам по 11\2 лана, да из казенных магазинов рису на каждого по три мерки. Через три года положено было выдавать на платье: архимандриту по 40 лан (70 руб.), священнику и диакону по 30 лан, церковникам по20 лан. Всего на Российскую Миссию отпускалось китайским правительством 428 руб. 70 коп. По тогдашнему курсу. К довершению благоволения богдыхан дал некоторым из церковников жен, без сомнения крещеных ими, а изучивших китайский с маньчжурским языки пристроил к трибуналу внешних сношений для перевода грамот, получавшихся от Российского сената и посылавшихся в сенат китайской коллегией иностранных дел. О деятельности первой Миссии сохранилось мало сведений, известно что благодаря хорошему составу она привлекла к русской церкви ряд местных жителей ходивших на стройное богослужение заведенное арх. Илларионом. Богдыхан каждый месяц посылал чиновника справляться о здоровье начальника Миссии (тогда как после он делал это лишь дважды в год, что по туземным понятиям было великой честью). Вскоре трое служителей были отправлены в Сибирь по причинам болезней и тоски по родине. Вслед за их отправкой начал болеть и арх. Илларион, для облегчения страданий он ездил на целебные воды в 22 верстах от Пекина, но на обратном пути он 26 апреля 1718 года скоропостижно скончался. По смерти начальника члены Миссии обратились в Пекинский требунал внешних сношений, который послал к князю Гагарину лист, вручив его еще двум членам Миссии поделавшим вернуться домой (диакону Филимону и Григорию Смагину): "Ты прежде просил от императора, чтобы русские, находящиеся в нашем великом царстве, могли молитвы творить в церкви и просить от Бога вечного между обоих государств мира. И для того с нашим второго класса мандарином Имьяном послал ты арх. Иллариона, свящ. Лаврентия, диакона Филимона, с семью русскими, о коих приходе в сие государство как скоро доложили мы нашего преудивительного Государя, то он архимандрита пятой степени, а священника и диакона седьмой степени мандаринства достоинством учинил: домы, иждевение и кормы и все потребное им дал; и дабы Осип Дьяконов и прочие семь могли жениться, снабдил их деньгами, и с нашими русскими для молитвы в церкви соединил. В нынешнем же году архимандрит ваш Илларион, болезновав, умер. А как от времени постановления границ между обоими государствами (в 1689г.) жили мы в великом согласии, - того ради послали мы диакона Филимона и служивого Григория, которые вам объявят о смерти онаго архимандрита. Ты же, Гагарин, определи, хочете ли сюда прислать второго архимандрита, или к вам возвратить и остальных, здесь находящихся. И о сем к нам ответ пришли". Получив известие о кончине о. Иллариона митр. Филофей, снова управлявший тогда сибирской епархией по кончине митр. Иоанна Максимовича, писал Князю Гагарину 4 апреля 1719 года: Письмо митр. Филофея князю Гагарину от 4 апреля 1719 г.: "Мы благодарим Бога, что расширяется христианская вера, имя Божие славится во языцех, и впредь есть надежда на прославление имени Божия среди китайцев... Аще ваше сиятельство приимеши по Бозе ревность, с преосвященным Стефаном Яворским посоветовав, доложите его Царскому Величеству, и избрав доброго и мудрого человека, туда в царство китайское пошлете не замедля. Аще хоть бы и чином архиерейским почтите, и клиру с ним человек 15 послати, понеже то они китайцы разумеют, что Его Царское Величество для укрепления вечного мира таких людей пришлет". Мысль святителя о учреждении в Китае епископской кафедры была с сочувствием воспринята членами Правительствующего Сената и Св. Синода. По мнению начальника восьмой Миссии арх. Софрония Грибановского поводом к тому послужил слух распущенный вернувшимся из Пекина диаконом Филимоном о том будто бы пожелал креститься сам богдыхан, хотя в действительности и горячее желание сего католиками не достигло успеха несмотря на то, что иезуит Вербье (V 1687), находясь почти неотлучно при императоре во время его малолетства, истощал все свое красноречие для обращения Канси, который оказывал большое уважение к "религии Владыки неба", не возбранял даже принимать ее своим подданным, но сам остался и умер в язычестве. В 1719 году Петр 1 отправил чрезвычайным посланником в Пекин гвардии капитана Льва Измайлова, по указанию митр. Филофея тот взял с собою арх. Иркутского Воскресенского монастыря Антония Платковского "для ради служения божественных литургий". Престарелый император благосклонно принял посланника, позволив ему "запросто есть пить и веселиться", но перговоры с китайскими министрами не дали особых результатов ни по торговым вопросам ни по проблемам Миссии - ревниво оберегая свои вольности представители католической пропаганды в Пекине постарались затормозить требования российского посланника в пользу православия и подставить Измайлову ногу при дальнейших сношениях его с трибуналом. В результате чего чрез три месяца посол выехал не решив вопроса о присылке подмены выбывшим миссионерам, выехал с ним и арх. Антоний. Тогда в столице срединной империи находилось не мало иезуитов, вслед за которыми с 1631 года прибыли доминиканцы и францисканцы из Италии, Франции, Португалии (иезуиты появляются в Китае в начале XVl столетия). Двадцати французским миссионерам Людовик XlV назначил пансион в 9200 ливров папские эмиссары получали субсидии и от китайского богдыхана, за что, кроме других работ, с 1708 по 1718 г. составили географический атлас китайской империи, над обработкой которого трудилось 9 иезуитов. К 1723 году они насчитывали в Китае свыше 300 000 прозелитов , были отлиты 450 пушек, а также к XVlll веку перевели на китайский язык до 500 книг религиозно-нравственного содержания, в том числе Ветхий и Новый Завет. Представители различных католических конгрегаций добыли себе в Пекине участки земли и на них к 1721 году воздвигли 4 храма. Один из них, северный, находился даже в "красном городе" , подле дворца. Это место иезуиты получили от Канси в благодарность за излечение его от опасной лихорадки. Но при таком выгодном положении в это время в среде католических миссионеров шли сильные раздоры (с 1655 г.) из-за послаблений иезуитов китайским обычаям2 и подрывали силу и значение католиков в Пекине. Перед приездом Льва Измайлова в столице Китая был папский легат Меццабарба с неудавшеюся миссиею по спорным вопросам.

Мысль митр. Филофея о посылке в Поднебесное царство епископа нашла полное одобрение у Петра 1 и на это служение был избран иеромонах Иннокентий Кульчитский. По сказанию иркутского летописца Пежемского, он был вызван с юга России в числе других "доброжительствующих" монашествующих для пополнения только что основанной тогда Невской Лавры. Здесь он вскоре был назначен флотским обер-иеромонахом. А так как по морскому уставу, начертанному рукою самого Петра, на обер-иеромонахе лежала обязанность в течении недели посетить каждый корабль, управлять судовыми иеромонахами и разрешать их недоумения, то по этому одному о. Иннокентий не мог не быть хорошо известным преобразователю России. 14 февраля новоучрежденный Синод докладывал Государю: "Определенного в Хинское государство иером. Иннокентия Кульчитского архиереем Иркутским и Нерчинским для близости к оному государству посвятить ли? И для удобнейшего обхождения от сибирской епархии отделить ли?" Государь отвечал: "В архиереи посвятить, но лучше б без титула городов, понеже сии города порубежные к Хине, чтобы иезуиты не перетолковали инако и бедства б не нанесли". 25 февраля о. Иннокентий спрашивал о том же: "Аще возможно отделить ко мне пограничные городы, яко Иркутск, Якутск и Нерчинск; а ради поставления, аще нужда позовет, можно будет с караваном в Китай ставленником приходить. Аще же сего нельзя зделать, то учредить достойным трактаментом, дабы мне и вышеозначенным чинам, живучи тамо, у татар милости не жебрать и России безчестия не чинить". 4 марта новоизбранный был наречен, а на следующий день хиротонисан во епископа Переяславского (по силе Vl правила Халкидонского собора). 19 апреля он выехал из Петербурга. Вслед за ним Св. Синодом была послана ему грамота (12 мая), содержащая в себе инструкции к епископу: "Святейший правительствующий Синод Преосвященному Иннокентию, епископу переславскому, мира, здравия и в намеренном благочестия деле Божия благопоспешения. В правительствующий духовный Синод правительствующий Сенат сего апреля 27 дня прислали, за продписанием рук своих, лист, с копиями славено-российскую и латинскою, государственною посольскою печатию запечатанный, которой о персоне вашей имеет послан быть его величества богдойского и китайского хана к верховным министрам и государства его дел управителем, и со оных словено-российской и латинской копий посылаем к вашему архиерейству копии.

Между сим ведомо вам быти хощем, дабы вы, по прибытии своем в Хину, не гласили тамо о себе, что вы архиерейский имеете сан, понеже правительствующий Сенат правительствующего Синода обер-секретарю говорили, чтобы вы того чинить не дерзали, о чем можете вы разуметь из посланной к хинским сенаторам грамоты, чтобы не ученилося каковое препятие от противников православной российской нашей веры, а паче от главных врагов иезуитов, которые издревле обычай имеют сеяти посреде пшеницы православия плевелы раздоров и поношений для препятия доброму намерению: да не како и зде произнесется оное Христа Спасителя нашего слово к вопросившему Его: Господи! Не доброе ли семя сеял еси, откуду убо имать плевелы?,-реченное: враг человек сотвори сие. А ежели кто по случаю от тамошних знатных и высоких персон о чине вашем вас вопросит: то можете сказать, что имеете чин епископства того ради, что можете рукоположить священника или диакона, когда их надобно будет на место умерших, а не другого ради чего, - и то с немалым опасением. 

Впротчем от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа паки и паки всякого блага и в проповеди православия и в получении полезных благопоспешений вашему преосвященству всеусердно желаем". А на другой день была послана рекомендательная грамота или " лист, подписанный руками правительствующего Сената, к сенату хинского хана о отправленном в хину епископе Иннокентии Кульчитском с служителми" между прочим содержащая такие слова: "Его Царское Величество рассудил запотребно повелеть отсюда отправить в Пекин на место помянутого умершаго архимандрита, для отправления тамо божественные службы и всех тамо принадлежащих по закону нашему духовных дел, духовную особу, господина Иннокентия Кулчитского и с ним двух иеромонахов и двух диаконов и несколько служителей. И тако мы, учрежденный от Его Царского Величества правительствующий государственных дел Сенат, по всемилостивейшему повелению, ваших сиятельств и превосходительств просим дружелюбно, дабы по вашему представлению его ханово величество помянутому господину Кулчитскому... позволил не токмо в Пекине пребывать и службу божественную в церкви, по обыкновению нашему христианскому, отправлять, но и в прочие места государства.., где есть люди нашего закона, для посещения оных, невозбранно ездить, а особливо, чтобы его заново ханское величество, по имеющейся своей дружбе с Царским Величеством, изволил содержать нашего закона церковь и помянутого господина Кулчитского, со всеми служители и прочим нашея христианския веры людьми, в своей протекции и милости, за что взаимно..., что его ханову величеству благоугодно явиться, к удовольствию его охотно исполнено будет". Путешествие святителя до Иркутска длилось с лишком 11 месяцев, по прибытии он писал СВ. Синоду в донесении 2 сентября 1722 года: "Прибыл я в Иркутской город в 1722 г. марта в первых числех. И по прибытии, не медля ни мало, господин Иван Иванович Полуектов, воевода иркутской, послал письмо в Ургу, ознаймующее о моем в Китай странствования, к Тушетухану, владельцу мунгальскому, которое бы он, яко и прежде бывало, тамо переслал. Я же тым временем в Троицко-селингинской перебился монастырь и тамо ждал ответу. Но оной Тушетухан писма не принял, с таковым отговором: "для чего воевода не писал ко мне, о чом тое писмо посылается в Китай?" и тако той посланец тощ возвратился. Посылал и в другое той же воевода в апреле, ясно объявляя ему в его грамотке, о чем тое писмо посылается; но уже посланный не получил Тушетухана в Урге, отшел бо в полки ханские. Посылал и в третие; и хотя посланный и застал его в Урге, но и тогда ничего не сделал: прочел бо грамотку, от воеводы к нему писанную, бросил, и другия писма назад в Селенгинск отослал. Наконец, хотя я сам подлинно уведомитися, приймет ли оной Тушетухан лист, о мне писанный и пошлет ли в Китай, или вовсе откажет, переведши список с грамоты, с Пекинга к Гагарину писанный о другом начальнике, с русского на мунгальский язык, посылал своего диакона Филимона в Ургу в июле месяце. И заледво тако принял и послал в Пекинг тогож июля 18 числа, откуда и по сие еще число ответу не бывало, а будет ли впредь, не ведаю, и того ради в Селингинску сидети принужден есмь". Иезуиты, узнавши вскоре о намерениях российского правительства и опасаясь встретить в лице православного епископа опасного соперника, посоветовали китайским министрам недопускать преосв. Иннокентия в Пекин. 24 сентября Тушетухан все же прислал туманный ответ, который святитель приложил к своему донесению: "о приеме этого господина со означенным числом людей в Пекин, хотя, по указу царского величества, иркуцкого города начальник писал, а от сибирской губернии от губернатора никакого писма нет; и что Измайлов увез от нас знаки на листах печатных и того нет. Однакож се не причина. А понеже о наших мунгальских беглецах и о делах их против посланного писма отповеди и по ныне нет, и того для и этот господин пусть поумедлит ехать в Пекин. А когда об наших беглецах и об отдачи их будет именно розыск, тогда и о приеме помянутого господина будет совет и договор". В ответ преосвященному было указано прибывать в Селенгинске неотложно. В начале 1723 года достиг слух о кончине хана Канси и вступлении на престол его четвертого сына Юн-чжена. С новым государем началась в империи сильная реакция против католиков: христианское богослужение было запрещено (русских это не касалось), храмы в большинстве отобраны и превращены в общественные здания, миссионеры высылались на юг - в Кантон и Макао, оказывавшие сопротивление были сажаемы в заточение, а некоторые казнены. Множество католиков отреклось от веры. Опасаясь раздражать Россию Юн-чжен отправил посольство на другой же год. Святитель Иннокентий Св. Синоду писал по этому предмету 14 августа1724 года:

"В сем настоящем 1724 году были из хинского государства полномочные послы... для договору о выходцах из мунгальской землицы и иных ради претензий, которым г. агент Ланг изволил говорить о том, дабы приняли мене в Пекин, предлагая им тое, что от них было писано в российское империум, дабы был послан другой начальник Миссии на место умершаго, такожде, что и их Сенату российского к ним есть великолюбовная грамота, и что духовное дело к беглецам не надлежит; аще же бы и за кормом, который прежде тамо бывшим от них даван был, или за домами дело стало, и того-де он не требует: имеет бо трактамент от императорского величества, а домы может нанять. И на то оные тако ответствовали: мы-де теперь не можем его принять, пока не доложимся его богдыханова величества; а когда будет от самодержца российского некая персона, таковую ж, яко и мы, полную мочь имеющая, и договор сделается о всем, за чим мы присланы были и паки будем: тогда и о этом господине, получив резон от нашего милостивейшего государя, изъявится, принят ли будет, или нет". По смерти 25 января 1725 года императора Петра 1 и воцарении императрицы Екатерины дело подвинулось вперед. Вопрос о монгольских перебежчиках был решен в пользу китайской стороны и было повелено агенту Лангу, оставшемуся в Сибири после посольства Льва Измайлова, доложить при китайском дворе о посылке вскоре полномочного министра для решения некоторых спорных статей Нерчинского трактата (1689 г.) и других вопросов. Посланником был назначен Иллирийский граф Савва Владиславич, о чем Синод уведомила 28 июля коллегия иностранных дел, в ответ на прошение графа выделить ему для отправления церковной службы в пути священника и походную церковь, Синод постановил: "Ежели препятствия никакого от стороны китайское не воспоследует, со оным графом ехать туда обретающемуся в сибирской губернии, в Иркутском монастыре, Иннокентию, епископу переяславскому. А ежели ево, архиерея, туда не допустят, то ехать с ним, графом, онаго Иркутского монастыря архимандриту Антонию Платковскому, и в бытность тамо годовое ему для пропитания и протчих потреб жалованье получать от иностранной коллегии, по разсмотрению, без оскудения, о чем в ту коллегию и указ августа 26 послан". Прибыв в Селенгинск Владиславич послал гонца с просьбою принять его как назначенного чрезвычайного посланника. 25 мая 1726 года пришло известие о том что для его принятия были отправлены на границу две знатные особы."И как он, чрезвычайный посланник.., из Селенгинска в Китай поднялся писал преосвященный Иннокентий Синоду (21 августа 1726 года), и я ездил к нему в Стрелку и, по приказу ево, вручил ему копию с писма Тушетуханова (от 24 сентября 1722 года)... И он граф обещался, будучи при ханском дворе, о приеме моем тщаться, и приказал мне ожидать в Селенгинску от себе из границы известия, как его китайцы примут и что о моем пропуске они учинят: буде пропустят, то б мне ехать немедленно, а буде того неучинят; то бы мне ожидать от него известия из Пекина". После свидания Савва Владиславич доносил в Петербург: Савва Владиславич 31 августа в Петербург: "китайские министры (Лонготу и Секи), которые ево на границе принимали, епископа Иннокентия Кулчитского.., с ним, графом, в Китай без указу ханского не пропустили. И не чает он, чтобы ево (святителя) китайцы приняли, для того, как он, Владиславич, слышал, что при дворе китайском персона ево, епископа, в великом градусе почитается: понеже он из Сибири писан "великим господином", из чего китайцы взяли суспицию, что будто он превеликая особа. И министры их агенту Лангу и посыланному к ним курьеру (Давиду Граве) говорили, что богдыхан такую превеликую особу никогда принять не повелит: понеже у них великой господин, называется их папа или кутухта. И что по ево (Саввы) старанию в бытность при китайском дворе, куда уже он из Сибири поехал, может быть, паки архимандрит и священники приняты будут, а епископ никогда не допустится. И ежели вместо ево, епископа Иннокентия, за далностию из Санктъ-питербурха послать иную духовную особу трудно: то представляет он, граф Владиславич, Вознесенского архимандрита Антония, который при Иркутском монастыре живет и учит несколко детей языку мунгалскому, и бывал в Пекине, и человек трезв, и не без ума". 21 октября 1726 года граф Владиславич въехал в столицу Срединной империи с барабанным боем и музыкой, встреченный ружейной пальбой восьмитысячного отряда китайской армии. В течении переговоров он не раз поднимал вопрос о бытии в Пекине российского епископа, но "О духовной особе китайцы слышать не хотели и вовсе отказали", "По многому его домогательству, обещали принять трех священников, когда прочия дела окончатся, а четвертого, который в Пекине обретается, - для отправления службы Божией. А ежели б более требовать, писал граф в коллегию иностранных дел, то б и в тех отказали. И он, Владиславич, принужден был на то склониться, как то и в проекте (трактата) его написано, также, что упомянуто, в Пекине россияном двор отдать и на оном церковь строить вольно, вспоможением китайских министров. И в том словесно обещали с клятвою, что церковь будет построена их иждивением, хотя в трактат того внесть не хотели". Вопрос о православном епископе в Китае был таким образом закрыт, и разрешился лишь в начале XX века, когда после восстания ихэтуаней начальник Миссии арх. Иннокентий Фигуровский был посвящен в 1902 году во епископа Переяславского, в память святителя Иннокентия Кульчитского. 

16 января 1727 года в протоколе Св. Синода было постановлено: "Во исполнение Ея Императорского Величества имянного указу, св. Правительствующий Синод приказали: о бытии преосв. Иннокентию, епископу переславскому, ныне в Иркуцку настоящим епископом и о титуловании себя по той епархии, как и прежде было". Святитель не долго еще трудился для своей паствы и почил о Господе 26 ноября 1731 года, его мощи, открытые 28 октября 1804 года оказались нетленными. 

Переговоры затянулись до 20 августа 1727 года, а генеральный Кяхтинский трактат был заключен 21 октября того же года. Подписание же его состоялось в Пекине лишь 14 июня 1728 года. Этот трактат составил более чем вековую эпоху в русско-китайских отношениях, для Миссии же с этого времени получила особое значение пятая статья трактата, гласившая следующее: "Коен или дом, который ныне для российских в Пекине обретается, будет для россиян и впредь приезжающих, оные сами будут жить в сем доме. А что российской посол Ильлирийский граф Савва Владиславич представлял о строении церкви, зделана в сем доме вспоможением вельможей, которые имеют надсмотрение в делах российских. В сем доме будет жить один лама (священник), ныне в Пекине обретающийся, и прибавятся другие три ламы (священника), которые прибудут, как решено. Когда прибудут, дастся им корм, как дается сему, который прежде приехал и при той же церкви поставлены будут. Россияном не будет запрещено молитися и почитати своего бога по своему закону. Кроме того, четыре мальчика учеников, и два побольшаго возраста, которые по-русски и по-латыне знают и которых посол российской Ильлирийской граф Савва Владиславич хощет оставить в Пекине для обучения языков, будут жить также в сем доме, и корм дастся им из царского иждивения. А когда выучатся, по своей воле да возмутся назад." 

В соответствии с сим Св. Синод по представлению императрицы определил 9 января 1727 года: "Помянутого Вознесенского монастыря арх. Антония Платковского и при нем церковных служителей и обучающихся мунгальского языка учеников отправление учинить преосвященному Антонию митрополиту Тобольскому и Сибирскому...", 17 февраля митр. Антоний отправил указы свят. Иннокентию сопроводив своими предписаниями: "обождав возврату графа Владиславича, и ежели о приеме духовной персоны, а имянно архимандрита, а не иного кого (епископа) позволение письменное от хана китайского будет, тогда ему, архимандриту, и указ объявивши вручить и отправление чинить...". на основании указов Св. Синода, преосв. Антония и свят. Иннокентия состав Миссии был утвержден в таком виде: 

  1. Начальник миссии архимандрит Антоний Платковский, настоятель иркутского Вознесенского монастыря.
  2. Священник Иоанн Филиппов Филимонов, настоятель забайкальской Тресковской Архангельской церкви.
  3. Иеродиакон Иоасаф Ивановский.
Ученики:
  1. Герасим Шульгин (U 28 февраля 1735 г. в Пекине), сирота Новодевичья монастыря; с 1725 года ученик монгольской школы арх. Антония.
  2. Михаил Афанасьев Пономарев (U 18 октября 1738 г. в Пекине), по памятнику, рода иерейского, из Ялуторовского Рогатовского посада. Тоже ученик монгольской школы арх. Антония.
  3. Илларион Россохин (U в 1761 г. в С-Петербурге), из г. Селенгинска, сын священника. С 1725 г. ученик школы арх. Антония.
С караваном в сентябре 1727 года Владиславич отправил в Пекин еще трех учеников, назначенных еще в 1725 году из славяно-греко-латинской академии. 6 октября он писал в реляции следующее: "Как Антоний Платковский приехал в Селенгинск уже по отпуске каравана и с собою привез только одного попа, и того пьяницу, ктомуж Иркутский епископ Иннокентий жаловался на него в забрании им из монастырской казны больше 300 руб. и в разорении им до конца монастыря, - архимандрит же меня слезно просил не посылать его ныне в Пекин, дабы в небытность его неприятели честь его не нарушили, поелику он монастырю ничем не виновен, а желает сам в монастырь возвратиться и противу присланных пунктов от епископа Иннокентия ответствовать, а когда оправдается, на весну с охотою порядком в Пекин поедет, - в уважение сих причин оный архимандрит от поездки в Китай был уволен". В июле 1728 г. Владиславич вернулся из Кяхты в Иркутск и занялся отправкой арх. Антония с другими членами Миссии еще не отосланными в Китай, но из-за разных проволочек они прибыли в Пекин лишь в июне следующего 1729 года. В соответствии с новоподписанным трактатом Миссия поселилась на территории отведенного для русских посольского двора. Российский посольский двор (Вэй-тун-гуань) с церковью лежал в самой оживленной части внутреннего города и расположен был на крайней поперечной улице Дун-цзяо-ми-сян. На этом месте находилось прежде русское торговое подворье, и здесь останавливались прежние русские посланники, агенты и гонцы. Как выгодное по местоположению, подворье это избрано было посланниками Измайловым и Владиславичем для посольского двора и монастыря. Оно находилось вблизи императорского дворца, присутственных мест и торгового китайского города. Русский посольский двор заслонялся с восточной стороны обывательскими строениями, тянувшимися вдоль набережной императорского канала (Чжун-юй-хэ). С запада и отчасти севера место, уступленное русским, граничило с площадью, сборным пунктом монголов, приезжающих в Пекин. С другой части северной стороны русское место было окружено обывательскими домами и (на северо-востоке) большим садом маньчжурского князя третьей степени (Бэй-лэ). Обширный посольский двор, отстроенный вполне к 1735 году, мог свободно вместить в себя более 50 человек. Но в 1729 году во время прибытия второй Миссии, для духовенства не имелось особенного помещения при церкви, и члены Духовной Миссии должны были расположиться в посольском дворе. Испытывая стеснение, арх. Антоний 11 февраля 1733 года в письме своем к Лангу заявил, что для Миссии требовались три стоявшие близ церкви двора, которые продавались за 600 лан. Эти дома, купленные потом, по мысли Антония, должны были служить келиями архимандриту церковникам и причетникам. Впоследствии, в 1735 году, Антоний приобрел еще один дом (на запад от посольского двора) у маньчжура Хоу-минбия и заплатил за него 120 лан серебра (200 руб.). К приезду в Пекин второй Миссии была отстроена в черне и церковь при посольском дворе. По свидетельству агента Ланга, на русское подворье 28 декабря 1727 г. были привезены материалы для стройки церкви: дерево, камни и кирпич, "и уже января с 12 числа (1728г.) начали люди приходить, которые дикие каменья на фундамент тесать стали, и плотники, и столяры, для изготовления, что к оному строению из дерева принадлежит, и можно надеяться, писал Ланг 11 марта 1728 г., что помянутая церковь в два месяца, кроме того, что до нутренних уборов касается, в свое совершенство придет. Модель взята будет с французской (северной ) церкви: наша о половину величиной против той будет". В ноябре 1730 г. Владичлавич сообщал в коллегию иностранных дел что церковь богдыханским коштом построена и только не имеется в ней антиминса. При этом Владиславич находил нужным прислать арх .Антонию 1000 руб. денег или отправить из Москвы иконописца. После того (16 января 1731 г.) в коллегии получено было доношение самого Антония, просившего указа Синода о наименовании церкви и просившего на постройке колокольни и приобретение утвари 3500 руб.. В одном из своих донесений арх. Антоний сообщал Св. Синоду, что в 1733 году он имел разговор с китайскими господами о новопостроенной церкви на посольском дворе. И те китайцы предъявили Антонию свое мнение, чтобы в 6-ом белом китайском месяце, т. Е. В феврале, был бы праздник в новопостроенной церкви. Также и новокрещенные китайцы советовали Антонию быть празднику в феврале месяце. Вследствие этого он просил освятить церковь во имя Сретения Господня. Этот вопрос был решен уже при третьей Миссии. Что касается до албазинской церкви, то она рухнула во время землетрясения и утварь с нее была перенесена в новопостроенную. В промемории от5 июля 1732 года агент Ланг, находясь в Пекине писал арх. Антонию следующее: "Пекинскому арх., честнейшему о. Антонию Платковскому: сего 1732 года, мая 15 дня, в просительном доношении церкви свят. Николая старосты Дмитрия Нестерова, пятидесятника Козмы, переводчика Якова Савина и всех прочих оной церкви прихожан написано: понеже-де тому назад третий год в восьмом месяце (т. е. Августе), в 19 числе оная церковь от великого землетрясения вся развалилася, и служить было не возможно, того-де ради они, староста с прихожаны, по желанию своему оную церковь своим иждивением из старых и новых материалов вновь построили и потом просили священников, чтобы оную церковь освятить и по христианскому закону службу отправить. Но оная церковь и по сие время стоит без освящения. И чтобы де повелено было ныне оную церковь освятить и по-прежнему в оной служить. Того ради, ваше преподобие, писал Ланг, да благоволите об священии вышепоказанной церкви приложить свое старание, дабы в оной служба Божия по-прежнему отправлялась, и о том ученить, как повелевают Ея Императорского Величества указы". На эту промеморию Антоний отвечал, что без указу от Св. Синода он не смеет освятить албазинский храм. Вероятно по благословению преосв. Иннокентия Иркутского церковь была освящена во имя Успения Божией Матери (15 августа), но по-прежнему именовалась Никольскою. По современному описанию (от1736 г.), "церковь Никольская была каменная, одноглавая, глава малая позолочена, колокольня при церкви на четырех деревянных столбах с 1 колоколом, 2-мя китайскими чашами и 4-мя чугунными колоколечками". Царские двери были резные, ветхие (вероятно, из прежней церкви), находились и иконы с образом Николая чудотворца можайского типа. Община албазинцев к тому времени состояла из примерно 50 дворов, не причисляя к ним прибывавших постепенно обращенных из китайцев. Арх. Антоний доносил Св. Синоду 3 декабря 1732 года, что 25 марта 1731 года девять китайцев приняли русскую православную веру, а всех крещенных китайцев мужеска пола было 25 человек, да готовилось ко крещению еще 8 человек. "И от того числа во вся месяцы приходят по одному и по два человека ко крещению и в том числе есть богатые и честные люди, а иные скудные. И богатые торговые сами себе ко крещению рубахи, чулки, башмаки сделав, приносят, только кресты сребреные он, архимандрит , от себя дает, которые он из России еще привез с собою (1 1\2 десятка), а скудным рубахи, чулки, башмаки он, архимандрит, покупает за свои келейные деньги и кресты дает и все роздал. В Китае крестов не умеют делать, а нужда была в них. Поэтому Антоний просил выслать ему крестов с 500, также немного денег на покупку рубах, чулков, башмаков, вместо милостыни. "От такой милостыни лучшую охоту китайский народ иметь будет и приходить ко крещению". При этом он просил выслать и "с 500 икон Спасителя и Богоматери, мерою в три вершка, для раздачи в домы и богомоления новокрещенным". Во времена второй Миссии при албазинском храме жили священник Лаврентий и трое причетников, прибывшие еще с арх. Илларионом Лежайским, да один китаец служивший во псалмопении без трактамента. Арх. Антоний в коллегию иностранных дел о священнике Лаврентие из албазинской церкви от16 января 1731 года:

он "ему чинит ослушание понеже от старой церкви к новой не переходит, и наустил китайского толмача (Якова Савина), чтоб ево архимандрита понуждать, дабы он перешел от новой церкви к старой, и чтоб о переходе к старой церкви подал он, Платковский, хану и министрам доношение. А он, Платковский, сохраняя честь государства и трактат, а наипаче без указу Ея Императорского Величества и благословения Св. Синода переходить к старой церкви не смеет". В 1732 г. арх. Антоний снова жаловался на священника Лаврентия: "В трактате с китайцами (1728 г.) положено было, чтоб на посольском двору старому попу Лаврентию с нами вместе жить при новопостроенной церкви Ея императорского Величества, и для того жалованье большое по 130 рублей в год определено. А при старой церкви ему, попу, жалованья давалось в год только по 20 рублей. А Лаврентий Ланг, неведомо для какого случая, трактат уничтожил и священнику Лаврентию при старой церкви жить своим писмом заручным утвердил. И то сделал Ланг собою, без указу Ея Императорского Величества, и так на дворе посольском церковь (тогда еще не освященная) без пения и без священников и причетников осталась уничтожена". Арх. Антоний в это время нуждался в помощнике вследствие своей ссоры со священником Иваном Филимоновым, поранившим руку Антонию в 1731 году (22 июня). За это Филимонов был выслан в Россию, Антоний же с больной рукой остался без помощника. Священнику Лаврентию трудно было переходить с насиженного гнезда к посольской церкви за 6 верст. При албазинском храме у Лаврентия был свой дом и полное хозяйство, даже с тремя рабами. Лаврентий же был и землевладельцем. Все это он получил от богдыхана как мандарин 7-ой степени. 

Учеников в Пекине при второй Миссии было шесть человек. Все ученики помещались в устроявшемся тогда русском подворье. От русского правительства они получали по 130 рублей в год, а о китайского - по три ланы в месяц (около 6 рублей) и одинаковое с прочими членами Миссии натуральное содержание. Этого жалованья было недостаточно при дороговизне жизни в Пекине. По свидетельству курьера, капитана Петрова, ученики просили раз в мунгальском приказе по 50 лан серебра взаймы, но им было отказано с выговором за их дерзость. Впрочем, определенное от китайского правительства жалованье и содержание выдавалось ученикам аккуратно, но из России приходило не всегда вовремя. Для обучения учеников языкам, богдыхан 3 августа 1729 г. определил к ним учителей китайского и маньчжурского языков. Ученик Рассохин, скоро познакомившись с китайским языком, был определен в Пекинскую Коллегию Иностранных дел для перевода листов между российским и китайским правительствами, а также и для обучения молодых китайских учеников переводу и российской грамоте. По выезде его в Россию (в 1741 г.), место его заступил, по указу богдыхана, ученик Владыкин с ежегодным жалованьем по 40 лан. Ко времени пребывания в Пекине этих первых учеников относится начало составления лексикона на 4 языках - русском, латинском, китайском и маньчжурском, что, вероятно, было коллективным трудом всех учеников. Вторая Миссия не оправдала многих забот о ней российского правительства : своими промахами в нравственной жизни они испортили первое хорошее впечатление китайцев о представителях православия. Членам ее, не имевшим прочного нравственного фундамента, подвиг жизни среди замкнутых, презиравших европейцев китайцев и между дичавшими потомками албазинцев был очень тяжел, а порою и не выносим. Современные той эпохе документы указывают на косвенное участие в делах православной Миссии католических миссионеров, вмешивавшихся в эту сторону, извлекавших из этого свои выгоды и радовавшихся безобразиям творимым широкими русскими натурами. С первой поездки положение православной Миссии не понравилось арх. Антонию, обладавшему крутым нравом. В своем прошении на имя императора Петра Второго от 31 октября 1728 г. он поставил на вид, что "умерший арх. Илларион Лежайский и прочие церковные служители в Китаях для малого от хана жалованья все записаны с их подданными в службу, что зело зазорно пред иезуитами нам, великороссиянам", прибавлял Антоний, причем просил жить по вольности, подобно католическим миссионерам. Это стремление к житию по вольности и служит характеристическою чертою поведения членов второй Миссии. По показаниям Ланга, иерод. Иоасафа и учеников Воейкова и Россохина арх. Антоний, по прибытии своем в Пекин 16 июня 1729 года, в тот же день в мунгальском приказе заявил свое желание вернуться в Россию. Подобную просьбу он повторял 9 июня 1730 года, 14 января 1731 года, 20 и 31 июля 1732 года, 11 мая 1733 года. Он жаловался в Синод, что алегамба (председатель) мунгальского приказа ни в чем ему ни помогает по прошениям, но паче допускает делать в новопостроенной церкви всякие воровства, с совета иезуитов причиняет поругание церкви и укоризну ему, архимандриту, а также не дает сторожей для охранения церкви. По отзыву курьера Петрова, "сия духовная особа, к стыду отечества, неоднократно подавая в мунгальском приказе прошения - или уволить его в Россию, или дать ему всю церковную утварь (поелику оная взята из другого монастыря, а потому требуют с него ныне денег за оную, коих ему взять негде), наскучил домогательствами мандаринам, повелевшим, наконец, принесть ему опись всей церковной утвари с показанием цены. Архимандрит, сообщая 11 мая 1733 года оную опись, требовал на издержки 20000 рублей. Тогда ему приказано было принесть образцы церковнаго одеяния; облачили его в трибунале во все облачение; ризы и шапку(митру) заказали сделать, но отказали в бриллиантовом перстне, которого он, по словам Петрова, безстыдным образом домогался, уверяя министров, будто бы без онаго ему служить нельзя". В своих доношениях Синоду и журнале арх. Антоний жаловался на придирки Ланга, на ослушание о. Лаврентия, на бесчинства учеников, которые показывали китайцам свою богатырскую силу в драках друг с другом. В 1731 году пекинское министерство внешних сношений отправило через иркутскую канцелярию лист в российский сенат по поводу дела бывшего между арх. Антонием и священником Иоанном Филимоновым, в котором говорилось следующее: "Поп имянем Иван Антония попа поколол ножем. Мы однажды супостатно стали. Всем жить в одном месте никак не возможно, и Ивана назад в вашу сторону выслать бы - так подано. Затем попа Ивана к вашему пограничному правителю отвезли. И школьники меж себя не в совете супостатно...". 20 сентября 1730 года иеродиакон Иоасаф как мандарин 7-ой степени навеселе забрался в богдыханский дворец, нашумел там в палатах и был обвинен даже в том, что перебил министров, за что отделался суточным только арестом. В 1734 году архиеп. Феофан Прокопович расспрашивал агента Ланга об этом курьезном факте. Ланг защитил Иоасафа тем, что иеродиакон проник во дворец в состоянии невменяемости, но в палатах не был, а что он перебил министров, это на него затеяно напрасно. Иоасаф - обхождения хорошего и у китайцев пришел в нарочитую знаемость; токмо временно (а не всегда) придерживается хмельного напитку, но и от того воздержать его небезнадежно". Благодаря сему свидетельству Лоренца Ланга иеродиакон стал единственным членом второй Миссии оставшимся в Пекине и по ее роспуске. Духовное начальство отнеслось строго к поведению членов второй Миссии. Еще 4 декабря 1732 г. указ Св. Синода: вместо арх. Антония Платковского должна быть избрана особа достойная; также вместо обретавшихся в Пекине свящ. Лаврентия, свящ. Ивана Филимонова и иерод. Иоасафа, непослушных и непотребно там живших, свары и драки там деявших, было определено отправить новых членов Миссии. Агенту Лангу было поручено произвести следствие над архимандритом в Пекине и вывести его в Россию. Следствие, в духе времени было весьма жестоко: Ланг подверг архимандрита телесному наказанию и затем в цепях, под стражей на его коште провез Антония по всему пути от Пекина до Петербурга (в 1737 г.). последний был судим , лишен архимандричьяго сана и послан под надзор в число братства Троице-Сергиевой лавры. В таком положении он оставался до 1744 года. В этом году Елизавета Петровна предприняла путешествие в означенную лавру. Вместе с прочиею братией Антоний был представлен государыне, которая обратила на него внимание и, узнав о его участи, повелела возвратить ему прежний сан. Согласно с ее волей Антоний был назначен настоятелем Переяславль - Залесского Данилова монастыря, где и умер 15 июня 1746 года.

9 сентября 1734 года Ее Императорское Величество, по докладу Феофана, архиеп. Великоновоградского (Прокоповича), словесно повелела произвести во архимандрита бывшего при Пекинском караване иеромонаха Иллариона Трусова.

 

Малоросс, иером. Илларион, 12 лет служивший до того на Камчатке в звании корабельного иеромонаха, а потом состоял при тобольском архиерейском доме. В 1727 году его назначили караванным священником. Состоя в Пекине при Миссии, он бал обвинен арх. Антонием в том, что нарочно замарал чернилами "печатную о возношении в священнослужениях Императорской фамилии форму". За что он был отправлен в Россию и привезен в Москву (14.09.1733), где ему удалось оправдаться. По произведении в сан (14.09.1734) он был назначен настоятелем иркутского забайкальского Преображенского монастыря и "наказным" архимандритом пекинского Сретенского монастыря. По произведении в сан арх. Илларион просил определить к новой церкви причетником курильца Якова Иванова, восприемлемого его сына, которого он вывез из "камчатской землицы". Затем новый Начальник возобновил просьбу о. Антония об иконах и ризах. Точно также была нужда в митре, круге церковных книг, регламенте, кадилах, паникадиле, двух подсвечниках. Для литья колоколов в Пекине были потребны люди. Не было крестов для новокрещенных и денег им на рубахи, порты, чулки и башмаки. В конце донесения арх. Иллариона выражалась нужда в покупке двоих человек для караула церкви. 6 ноября состоялось определение Св. Синода: 

1.арх. Иллариону взять с собой обретающихся в Иркутске двух иеромонахов Чудова московского монастыря присланных ранее (Лаврентий Уваров и Антоний Льховский).

2.По прибытии в Пекин освятить новопостроенную церковь во имя Сретения Господня.

3.Объявить российским ученикам, чтобы они "живучи в Пекине, не пьянствовали и без учения в праздности дней своих не теряли и никаких безчиний не делали, а к архимандриту были послушны без всякого прекословия".

4.При новой церкви на посольском дворе быть архимандриту, одному иеромонаху, иеродиакону, двоим причетникам (курильцу и китайцу, пребывавшему в псалмочтении прежде при Никольской церкви (без трактомента)) и сторожу трапезнику, который также состоял прежде при албазинской церкви. При старой же церкви: одному иеромонаху и двум старым причетникам.

5.В торжественные и викториальные дни служение совершать соборне в Сретенской Церкви, куда призывать неотменно учеников и увещаниями - китайских российского благочестия обывателей.

Караван с которым прибыли члены новой Миссии вступил в китайские пределы 9 июня 1736 года и лишь 10 ноября прибыл в Пекин. В это время произошло важное событие - после 13 лет правления умер император Юн-чжен (27.09.1736) и на престол вступил его 4-ый сын Абкай Вехехе (манчж.: небом вознесенный), правивший как и его дед 60 лет до 1796 года. Арх. Илларион почти сразу приступил к освящению храма и совершил его при участии всех обретавшихся в Пекине священнослужителей (как миссийских так и караванных), лишь находящийся под следствием арх. Антоний не был допущен к участию. При храме был основан Сретенский монастырь. После чего караванные священник Иван и иерод. Виктор приступили к написанию образов в новоосвященную церковь, с каким расчетом и были они посланы в Китай. Привлекались для писания и местные католики, одному из них Ланг уплотил за иконописание 160 лан. Перед отъездом Лоренц Ланг выпросил у китайского трибунала, в соответствии с просьбой арх. Антония от 1728 г. к императору Петру Второму, "дабы как вышереченный главный священник Трусов, так и прочие под его властию при обеих церквах священники и причетники...ни в каких других чинах не были поверстаны, ниже в сотне российской были ведомы: священникам и всякого звания церковникам, по христианскому обыкновению, других чинов иметь никогда не дозволяется". На что получил полное согласие. 

Но и с членами третьей Миссии происходили те же проблемы что и с предыдущими: тяжесть столичного климата понуждала проситься в Россию, так иеромонах Лаврентий Уваров первым послал прошение о возвращении по болезненному состоянию(7 июля 1740 г.), протоколом Синода от 23 февраля 1741 г. он был переведен в иркутскую епархию. В 1742 г. и второй иеромонах подал прошение на отъезд, но решение по его делу пришло только в 1745 г. и еще год спустя он покинул Миссию. Сам архимандрит стал выказывать признаки нравственной усталости и попал в конце концов под суд как и его предшественник : в 1740 году иеромонахи Лаврентий и Антоний, иерод. Иоасаф и причетник Петр Ивлиев написали на него лист в Св. Синод где сообщали что "в бытность свою в Пекине оный архимандрит, не храня должность звания своего, по данной ему инструкции, и забыв страх Божий, всегда обращается в безвременном пьянстве и священнослужения церковные отправляет мало... Чего ради мы о всем его неслужении ... ему архимандриту неоднократно соборне при всех и объявляли... На то он оговаривался: я де сюда прислан не для того...". Далее члены Миссии обвиняли Иллариона в том, что он шатался пьяным и в женском платье по монастырю, чем возбуждал смех в китайцах, из казны Никольской церкви растратил 158 лан. По представлению караванного директора Фирсова на место Иллариона был назначен наместник того же забайкальского монастыря, в котором настоятельствовал арх. Илларион - иером. Лаврентий Бобровников. Синод постановил директоры вместе с о. Лаврентием допросить о. Иллариона, устроив ему очные ставки с обвинителями и ежели он окажется виновным то и вывезти его в Иркутск; но архимандрит Илларион не дождался суда над собою: караван Фирсова прибыл в Пекин 24 сентября 1741 г., а о. Илларион умер 22 апреля. Разбирательство учиненное все же подтвердило обвинительные пункты. Иеромонах же Лаврентий живя в монастырских келиях без языка и без сношений с китайцами, не мог долго вынести своего уединения, учиться же китайскому языку чувствовал себя неспособным. Поэтому вскоре после отъезда Фирсова, он послал прошение в св. Синод об увольнении от пекинской службы, представляя, что там для проповеди Слова Божия нужен настоятель из ученых, с такими же иеромонахами. Четвертая Миссия не застала в живых иеромонаха Лаврентия, который скончался незадолго до ее прибытия в Пекин 24 апреля 1745 года.

Снято  в авг. 2000 г. с сайта: http://www.chinese.orthodox.ru/RUSSIAN/chinaR.htm
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова