Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

А. МЕЛЬКОВ, Коломенская Духовная семинария

 

Развитие церковно-исторической науки в России

до начала XX века

ЖУРНАЛ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ

02-2003

 

При оценке состояния русской церковно-исторической науки необходимо учитывать, что по своему развитию и успехам она с самого начала своего существования стояла на незначительной высоте, оставаясь далеко позади церковно-исторической науки Запада. Одной из главных причин этого нужно признать слишком позднее включение церковно-исторической науки в состав прочих богословских наук, преподававшихся в русских Духовных школах. А между тем церковно-историческая наука, как и всякая другая серьезная наука, может достигнуть надлежащего развития только тогда, когда она надлежащим образом поставлена и изучается в соответствующих научных школах.

Первые попытки ввести церковно-историческую науку в русских Духовных школах относятся лишь к началу ХVIII века. Но эти попытки имели мало успеха не только в начале, но и в продолжение всего ХVIII века. В Духовном Регламенте, составленном сподвижником Петра I архиепископом Феофаном (Прокоповичем), выражается забота о распространении и устройстве Духовных школ в России, но так как Регламент, в традициях своей эпохи, покоится на схоластической почве, то в его проекте Духовных школ почти совсем не отведено места для истории церковной и гражданской.

Историю, ту и другую, проектировалось преподавать в течение только одного года и притом в cвязи с изучением языков. История должна была увеселять юношей, поглощенных скучным делом изучения классиков. По мнению составителя Регламента, ученики охотнее будут учиться, «когда невеселое языков учение столь веселым осознанием мира и мимошедших в мире дел растворено им будет»1. История, по Регламенту, представлялась веселой забавой для скучающих юношей. Едва ли это хоть как-то могло располагать к серьезному занятию наукой. Изучению церковной истории не было отведено самостоятельного места в школах, проектированных архиепископом Феофаном. Изучение ее сливалось и смешивалось с изучением гражданской истории.

Дальнейший ход русского духовного просвещения показывает, что исторические и церковно-исторические науки долгое время оставались в полном пренебрежении. Через сорок лет после издания Регламента Екатерина II в одной инструкции Святейшему Синоду замечает, что «семинаристы не знают ни истории церковной, ни истории гражданской»2.

Однако во второй половине ХVIII века некоторые более просвещенные русские архиереи стали заводить в семинариях классы истории. Так, митрополит Московский Платон (Левшин) в шестидесятых и семидесятых годах сделал попытку ввести общую историю, то есть церковную и гражданскую, в круг наук очень важной по своему научному значению Троицкой семинарии, помещавшейся в Троице-Сергиевой Лавре. Ему удалось открыть необязательные курсы истории для всех семинаристов, решивших по доброй воле изучать эту науку. Но дух времени не благоприятствовал успеху. Желавших слушать и изучать историю оказалось очень мало: трое – из богословия, пятеро – из философии и пятеро же – из риторики (богословие, философия и риторика – это названия высшего, среднего и низшего классов тогдашней семинарии). Да и преподаватели, отдавая большую часть времени изучению обязательных предметов, не соблюдали предписаний митрополита, и история была в забросе3.

Так дело шло до самого конца ХVIII века, до времени царствования Павла I, когда, наконец, обратили внимание на печальное положение церковно-исторической науки в Духовных школах. Синодом предписано было в богословском классе тогдашних семинарий и академий, которые почти нисколько не отличались одни от других по своей программе преподавания, изучать «краткую церковную историю с показанием главных эпох»4.

Очевидной стала необходимость создания сочинения по общей церковной истории, написанного русским православным человеком. Им стал Мефодий Смирнов (впоследствии архиепископ) – питомец Славяно-греко-латинской академии, затем ректор Троицкой семинарии. Как профессор, этот ученый человек пользовался большой славой и популярностью5. Частью по собственной инициативе, а частью по побуждению со стороны духовного начальства архиепископ Мефодий, отвечая нуждам времени, решился составить сочинение по общей церковной истории, которое должно было служить пособием при ее изучении.

Труд был напечатан в 1805 году и введен в качестве учебного пособия по церковной истории в Славяно-греко-латинской академии. Написанный на латинском языке, он имеет заглавие «Liber Historicus» c пояснением, что книга обнимает историю христианской Церкви первых трех веков. Это был первый опыт в отечественной науке по созданию общей церковной истории.

Замечательно, что Владыка Мефодий, бывший в то время архиепископом Тверским, за свой труд получил разом две монаршие награды: звезду Александра Невского и бриллиантовый крест на клобук. Этот факт свидетельствует о том, что верховная власть поощряла развитие церковно-исторической науки.

Книга архиепископа Мефодия написана, несомненно, очень научно. Автор перечитал все лучшее, что можно было найти в то время в иностранной литературе по периоду истории Древней Церкви, но, к сожалению, фактический материал был заимствован со стороны, составив лишь внешнюю принадлежность, внешнее украшение сочинения. Ученость автора мало оживила книгу: налицо была сжатость изложения, переходящая в сухость стиля. Неудивительно, что и в Духовной школе, и у публики, и в науке труд архиепископа Мефодия не пользовался особой популярностью. Не было ни одной попытки перевести «Liber Historicus» на русский язык.

Параллельно с архиепископом Мефодием митрополит Московский Платон предпринял собственную попытку написания церковно-исторического сочинения. Его «Краткая церковная российская история» вышла в Москве в 1805 году. По своему построению она схожа с летописью. Читающая публика высоко оценила этот труд. И как объясняет сам митрополит Платон, его «История» была создана главным образом не для научных и учебных задач, а в связи с необходимостью защитить историю Русской Церкви от чересчур светского ее освещения Щербатовым и Татищевым.

Таким образом, к началу XIX века в России так и не удалось в достаточной мере привить изучение церковной истории. Первая попытка насадить церковно-историческую науку на русской почве оказалась не очень удачной.

Следующей эпохой в развитии церковно-исторической науки в России является время действия Устава семинарий и академий, выработанного в царствование Александра I и утвержденного в 1814 году. С того времени церковная история как наука получила большую самостоятельность и заняла более прочное положение среди других богословских наук. В академиях положено было тогда преподавать церковную историю в последние два года обучения.

Сохраняя основу, Устав 1814 года более чем в полустолетний период времени претерпевал очень существенные изменения. Такие изменения коснулись и постановки церковно-исторической науки в академиях, притом в благоприятном для этой науки направлении. Чем далее шло время, тем более чувствовалась нужда в расширении академического преподавания этой науки. И вот, в 40–50-х годах XIX века церковно-историческая кафедра постепенно разделилась на четыре самостоятельные кафедры. Кроме кафедры по древней церковной истории, этой важнейшей отрасли церковно-исторической науки, появились кафедры библейской истории, русской церковной истории и новой церковной истории Запада. В то время в академии все более появлялось ученых, разрабатывавших церковно-историческую науку.

Здесь необходимо отметить архимандрита Филарета (Гумилевского), преподававшего в 30-х годах XIX века в Московской Духовной академии, впоследствии архиепископа Черниговского. Именно ему принадлежит заслуга создания первого самостоятельного труда по отечественной церковной истории, написанного на русском языке. Его «История Русской Церкви» часто сравнивается с «Историей Государства Российского» Н. М. Карамзина. «Впервые вся русская церковная история была рассказана и показана как живое целое, рассказана ясно и вдумчиво»6.

Это история государственной Церкви, история, описывающая подвиги иерархов, что придает всему сочинению назидательный характер. Недаром этот труд был позже переработан в учебник (издан в пяти выпусках в 1847–1849 годах)7. Профессор Гумилевский разделяет историю Русской Церкви на периоды, основываясь на фактах внутренней жизни самой Церкви и Русского государства, рассматривая как важнейшие явления истории четыре события: монгольское нашествие (1237), разделение Русской митрополии на Северную и Южную (1410), установление патриаршества (1589), учреждение Святейшего Синода (1721). Каждый период «Истории» был разбит на подразделы: распространение веры, учение, образование, церковное управление, богослужение, жизнь христианская.

И именно с этого начинает зарождаться новое критическое направление при работе с источниками, продолжателем которого явился протоиерей А. В. Горский – выдающийся церковный историк, впоследствии ректор Московской Духовной академии. В начале профессорской деятельности на нем одном лежала обязанность излагать с кафедры всю церковную историю, начиная с библейских времен до нашего времени: и греческую, и западную, и русскую. При его живом участии из общей сферы церковно-исторической науки постепенно выделились в качестве самостоятельных наук библейская история, русская церковная история, новейшая церковная история Запада.

Горскому принадлежит заслуга создания первой школы отечественных церковных историков. «Именно он навел Е. Е. Голубинского на мысль исходить в реконструкции устройства и быта древней Русской Церкви из византийского материала, образцы такого сравнительного анализа он и сам давал в своих лекциях. Горский подсказал Н. Каптереву метод, примененный последним в работах по истории патриаршества Никона, Каптерев использовал подобранные уже Горским материалы»8.

Но несмотря на внутренне творческое движение, книги церковно-исторического содержания появлялись крайне редко. Богословские журналы, которых в течение этого периода было очень немного, не проявляли интереса к статьям по вопросам церковно-исторической науки. А если такого рода статьи и появлялись, то церковная история преподносилась в них для общего назидания, а не рассматривалась сообразно требованиям науки и научной критики.

Однако можно смело утверждать, что во время действия Устава 1814 года церковная история заняла прочное место в ряду других богословских наук, было положено начало ее научной обработке в нашей тогда очень небогатой духовной печати.

Качественно новым этапом в развитии церковно-исторической науки в России стало введение в действие нового Устава Духовных академий в 1869 году. Это так называемый Макариевский Устав, именуемый в честь его инициатора и главного редактора архиепископа Макария (Булгакова), впоследствии митрополита Московского. Устав 1869 года оказал положительное воздействие на положение церковно-исторической науки, значение которой значительно возросло. По этому Уставу все науки академического курса были распределены по трем отделениям, в их числе появилось и отделение церковно-историческое.

Студенты, записавшиеся на это отделение, в течение четырех лет стали заниматься почти исключительно историческими науками. И вскоре это отделение сделалось самым популярным и переполнилось слушателями.

Но важнее всего то, что рассматриваемым Уставом было введено правило, чтобы степень магистра богословия давалась только за печатное сочинение, публично защищенное по принятому тогда порядку. Таким образом, в Духовных академиях для приобретения ученых степеней были введены совершенно такие же требования, какие существовали тогда в русских университетах. Это сильно продвинуло церковно-историческую науку. Появилось значительное число как магистерских, так и докторских диссертаций по вопросам церковной истории.

Необходимость печатать диссертации привела к тому, что они стали известными широкой публике и, по словам А. П. Лебедева, «церковно-историческая наука вышла из стен учебных заведений и стала явлением общественного значения»9. Расширению круга лиц, занимавшихся церковной историей, способствовал также Университетский устав 1863 года, по которому на историко-филологическом отделении университета открылась кафедра церковной истории.

В духовных журналах, число которых в то время значительно увеличилось10, стало появляться много церковно-исторических статей, иногда очень ценных. Публика, читавшая духовные журналы, стала отдавать этим статьям заметное предпочтение перед статьями по другим отраслям богословских знаний, вследствие чего в журналах стали отводить все больше места статьям церковно-исторического содержания.

Следует обратить внимание и на сам характер церковно-исторической монографической литературы, которая появилась под влиянием академического Устава 1869 года, и на характер тех церковно-исторических статей, которыми, главным образом с того же времени, стали наполняться духовные журналы.

Появились разнообразные направления в разработке тех или иных церковно-исторических вопросов. Сделалось возможным по самому автору, независимо от предмета, о котором он пишет, угадывать, с каких сторон он станет освещать рассматриваемый им вопрос и куда склонятся его симпатии и антипатии. Появилось то, что в науке принято называть направлением. Но что еще важнее, в разработке церковно-исторической науки появился также скепсис, столь редко встречающийся в богословских науках даже в наши дни, – не тот скепсис, который является выражением недоверия к собственным силам, а тот, который не самообольщается. Скепсис, который известный писатель того времени Преосвященный Порфирий (Успенский) назвал «здравым, а не чахотным», то есть тот скепсис, который должен расшифровать церковно-исторические легенды и отыскивать здесь зерно истины11.

Олицетворением данного периода стала «История Русской Церкви» Е. Е. Голубинского12. Этот обширный труд знаменовал расцвет отечественной церковной истории. Автор выделяет три характерных периода: Киевский, Московский и Санкт-Петербургский, в которых рассматриваются не столько церковная организация, сколько развитие самой религии. Главное достоинство труда – критический метод работы с источниками, взятый Голубинским от своих учителей – архиепископа Филарета (Гумилевского) и протоиерея А. В. Горского. В исследовании широко применяются сравнительный метод, элементы психологического анализа. Благодаря этому история Русской Церкви у Е. Е. Голубинского становится логически и психологически обоснованной.

Одной из наиболее значительных работ данного периода стала многотомная «История Русской Церкви» митрополита Московского Макария (Булгакова). Первое издание макариевской «Истории» выходило в свет с 1857 по 1883 год13. По своему пафосу и объему она сравнима с «Историей России с древнейших времен» С. М. Соловьева, которая появлялась параллельно с макариевским трудом. К достоинствам работы митрополита Макария следует отнести богатство источниковедческой базы, фактическую полноту, до сего дня оставшуюся непревзойденной. Принцип группировки исторических фактов здесь основан на изменениях внутрицерковных отношений между Русской Церковью и Константинопольским Патриархатом.

Поражает эрудиция автора: нет практически не только ни одного древнего источника, который не был бы им использован, но и ни одной русской или зарубежной книги или статьи, затрагивающей вопросы гражданской и церковной истории, которые ускользнули бы от пристального взгляда исследователя. Фактическая обстоятельность – важное достоинство этого многотомного труда. «Это памятник изумительного трудолюбия и благородной любознательности. И на известной ступени ученой работы фактическая обстоятельность есть действительный и важный шаг вперед»14.

Подытоживая все вышеизложенное, можно сделать вывод, что в рассматриваемый период проявилась тенденция в изменении проблематики сочинений церковно-исторического характера. Ее можно определить как тенденцию к разгосударствлению русской церковной истории. В этом она проходит сходный путь с общероссийской: через политические истории Н. М. Карамзина и архиепископа Филарета (Гумилевского), С. М. Соловьева и митрополита Макария (Булгакова) – к «человеческой» истории В. О. Ключевского и Е. Е. Голубинского. С появлением работ такого рода началась новая эпоха в жизни русской церковно-исторической науки.

Новый академический Устав 1884 года произвел глубокие изменения в порядках и жизни Духовных академий, ужесточил цензуру, но это почти не коснулось положения церковно-исторической науки, которая продолжала развиваться и крепнуть. В Уставе даже было заявлено, что рядом с высшей ученой академической степенью доктора богословия учреждается новая степень доктора церковной истории, которую определено было присуждать за церковно-исторические сочинения. Такой степени не было даже на богословских факультетах на Западе.

Среди выдающихся ученых, заявивших себя трудами по части так называемой общей церковной истории в рассматриваемое время, следует упомянуть профессора Московской Духовной академии А. П. Лебедева, который в последние годы жизни трудился в должности профессора кафедры истории Церкви Московского университета. В 1870 году Лебедев был избран экстраординарным профессором МДА, опередив при баллотировке В. О. Ключевского. В 1879 году он защитил докторскую диссертацию «Вселенские Соборы IV и V века. Обзор их догматической деятельности в связи с направлениями школ Александрийской и Антиохийской».

А. П. Лебедев оставил после себя большое количество сочинений. Его перу принадлежит ряд статей, опубликованных в церковной печати. Первый и единственный из русских церковных историков, Лебедев предпринял издание полного собрания своих трудов, которое составило 11 томов. Он же написал единственное в своем роде и доныне сочинение по истории церковно-исторической науки «Церковная историография в главных ее представителях с IV века до ХХ» (СПб., 1903)15. Его работа не рассказ, не апология, но исследование. Рассматривая вопросы историографии, Лебедев остается неизменно критичным. И нет ни одного изученного им историка Церкви – от Евсевия Кесарийского до протоиерея А. В. Горского, который избежал бы критического разбора со стороны исследователя. Но его критика, его замечания всегда аргументируются и подтверждаются фактами. Главная задача ученого – дать взвешенную, беспристрастную характеристику каждому церковному историку или группе историков (школе). Именно поэтому он никогда не остается в поле отрицательных оценок, но всегда ищет и находит рациональное зерно. И это ему блестяще удается. Огромной заслугой А. П. Лебедева является и то, что он постоянно стремится выяснить, в какой степени та или иная позиция, тем или иным историком выясненная, подтверждается приводимым им историческим материалом и насколько широка сфера воздействия данного воззрения на характер изложения. Такой подход к историческому тексту остается актуальным и поныне.

Еще одним выдающимся ученым рассматриваемой эпохи является профессор Санкт-Петербургской Духовной академии В. В. Болотов. Его «Собрание церковно-исторических трудов»16 и поныне не потеряло своей актуальности и научного качества. Можно сказать и больше: односторонность и ограниченность исторической позитивистской методологии XIX века была В. В. Болотовым преодолена и восполнена. Прежде всего это касается познавательных возможностей историка в области источниковедческой практики. Эти возможности напрямую проистекают из специфики самого исторического знания, предусматривающей первостепенную роль познающей личности в процессе познания. Этим В. В. Болотов предвосхитил выводы передовых научных направлений XX века, плодотворная методика которых была построена на критике традиционных представлений о взаимоотношении историка и источника. А система богословского знания предстает у В. В. Болотова как необходимая предпосылка любого церковно-исторического исследования.

В итоге к ХХ веку русская церковно-историческая наука подошла с уже вполне сформировавшимся научным аппаратом. Она в значительной степени обогатилась работами русских ученых, труды которых благодаря изданию монографической литературы и церковной периодики стали общедоступными. Были созданы первые научные школы, через развитую сеть Духовных и даже светских учебных заведений (Духовных академий и семинарий, а также университетов) церковная история преподавалась на достойном уровне, в том числе благодаря изданию учебников и лекционных курсов видных деятелей этой науки. Были накоплены богатые источниковедческие и фактические материал по различным направлениям церковной истории, обозначились ключевые проблемы ее изучения. Все это свидетельствует о всевозраставшем потенциале русской церковно-исторической науки. Трагические испытания, которые принес России страшный XX век, прервали ее развитие, но в веке XXI, можно надеяться, она снова начнет успешно и плодотворно развиваться.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Цит. по: Лебедев А. П. Церковная историография в главных ее представителях с IV века до ХХ. СПб., 2000. С. 397.

2 Знаменский П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. Казань, 1881. С. 471.

3 Смирнов С. К. История Троицкой лаврской семинарии. М., 1867. С. 332–333, 335.

4 Лебедев А. П. Указ. соч. С. 399.

5 Смирнов С. К. Указ. соч. С. 279.

6 Флоровский Георгий, протоиерей. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 365.

7 Филарет (Гумилевский), архиепископ. История Русской Церкви в пяти периодах. СПб., 1894.

8 Мельков А. С. Ректор Московской Духовной академии А.В. Горский и его вклад в развитие русской церковно-исторической науки // Платоновские чтения: Сборник научных трудов / Под ред. П. С. Кабытова. Самара, 2002. С. 199.

9 Лебедев А. П. Краткий очерк хода развития церковно-исторической науки у нас в России // Богословский вестник. 1895. № 7. С. 289–321.

10 Наиболее популярные духовные журналы: Душеполезное чтение. М., 1860–1917; Киевская старина. Киев, 1882–1906; Православное обозрение. М., 1860–1891; Православный собеседник. Казань, 1855–1917; Прибавления к творениям святых отец. М., 1843–1891; Странник, СПб., 1860–1917; Христианское чтение. СПб; Пг. 1821–1918; Чтения в Московском Обществе любителей духовного просвещения. М., 1863, 1867–1916.

11 Труды Киевской Духовной академии. Киев, 1874. Июнь. С. 443.

12 Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. Т. 1. М., 1997; Т. 2. Ч. 1. М., 1900; Ч. 2. М., 1917.

13 Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской Церкви. В 7 кн. М., 1995.

14 Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 366.

15 Лебедев А. П. Указ. соч.

16 Болотов В. В. Собрание церковно-исторических трудов. В 8 т. М., 1994.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова