Александр Мень

ЧИТАЯ АПОКАЛИПСИС

Об авторе * Текст Апокалипсиса и другие комментарии к нему.

Книга оп.: Москва, Фонд имени Александра Меня, 2000. 262 с.

К оглавлению

1 И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца.

2 Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов.

3 И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему.

4 И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их.

Двадцать вторая глава, как и предыдущая, — это словно икона грядущего, картина преображенного мира, видение человечества и всего космоса, которое вновь описано красками древних пророчеств. Оно действительно похоже на прекрасную икону с яркой радугой красок, с многочисленными символами, которые несут в себе очень глубокий смысл.

22, 1–3. В первых главах Книги Бытия мы видим древо жизни как символ богообщения. Это единственное древо жизни, которое возвышалось посреди рая. Здесь уже вместо одного древа — ряды деревьев, растущие вдоль реки жизни. Древо жизни — это бессмертие. Как вы помните, согласно рассказу Книги Бытия, человек лишился как духовного, так и физического бессмертия. А здесь, в последней главе последней книги Библии, человек вновь обретает и древо жизни, и реку жизни. И не будет ничего проклятого (в греческом тексте стоит слово анафема, этим словом переводится еврейское херем — «извергнутое, выделенное, отлученное»). Так вот, ничего такого больше не будет.

Возникает вопрос: а как же в это бытие входят люди, в которых, как очень хорошо сказал о. Сергий Булгаков, «внутри живут и овцы, и козлища»? Разделение проходит внутри каждого человека, и этот суд — обоюдоострый меч, который разделяет сердце и вычленяет из него все нечистое. Ничто, преданное анафеме, ничто нечистое не должно войти в Град. И чем больше остается у человека подлинного, чистого, тем в большей мере он будет приобщен к древу жизни, а чем больше в нем нечистого, тем ущербнее будет его личность в момент разделения.

22, 4. Бог открывается неявно, тайно — об этом говорится в Книге Иова: Иов сомневался, страдал, вопил, но все разрешилось для него только тогда, когда он узрел лицо Божье. По существу человек всегда только об этом и мечтает. Вот тут-то и возникает разделение между понятиями Страшного Суда и Парусии*. Для тех, кто ждет Христа, Парусия — радостное событие, но она может обернуться и событием страшным, потому что люди «узрят лице Его», а как сказано у пророков: «приготовься увидеть Бога, Которого ты прогневал».

--------------------------------------------------------------------------------------------

* Парусия (греч. parousia) — явление Иисуса Христа во славе при конце времен.

5 И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков.

6 И сказал мне: сии слова верны и истинны; и Господь Бог святых пророков послал Ангела Своего показать рабам Своим то, чему надлежит быть вскоре.

7 Се, гряду скоро: блажен соблюдающий слова пророчества книги сей.

8 Я, Иоанн, видел и слышал сие. Когда же услышал и увидел, пал к ногам Ангела, показывающего мне сие, чтобы поклониться ему;

9 но он сказал мне: смотри, не делай сего; ибо я сослужитель тебе и братьям твоим пророкам и соблюдающим слова книги сей; Богу поклонись.

10 И сказал мне: не запечатывай слов пророчества книги сей; ибо время близко.

22, 5. Здесь ясно говорится о том, что теневая сторона жизни исчезнет. Конечно, могут прийти на память слова Воланда из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова: как может быть свет без тени, без контраста? Но это посюстороннее рассуждение. В этом бытии, конечно, так не может быть. Но рассуждающие, как Воланд, подобны саддукеям, которые предлагали Христу парадокс о женщине, без конца выходившей замуж за умиравших братьев (Мк 12,19-23). В том, ином мире — все иначе. В ином бытии все строится на других основах, контраст там рождается иным образом. Но мы иначе и мыслить не можем, поэтому нам совершенно бессмысленно это представлять.

22, 6–7. «Се, гряду скоро» — эти слова часто повторяются у пророков, и Иоанн говорит то же. Следует вспомнить, что это «скоро» — в божественном смысле, а не в человеческом. Оно вовсе не означает «завтра», ведь для Бога «скоро» может оказаться и через миллион лет, и это тоже будет «скоро». В сравнении с историей развития Земли это будет секунда.

22, 8–9. Сцена, когда Иоанн пал перед Ангелом и Ангел сказал «не делай сего», имеет отношение к представлениям той эпохи, о которых говорилось и выше (см. Откр 19,10). В то время появилось много различных оккультных учений, придававших огромное значение поклонению духовным существам, духам самых различных иерархий, поклонению звездам и т. п. Против этого оккультного понимания и выступает здесь апостол. Ангел говорит ему, что в сущности они братья, и это правильно: вся тварь — наши братья. Может быть, Ангел в чем-то выше человека, но в чем-то и нет. «Я сослужитель тебе», потому что и пророк, и Ангел — служители.

22, 10. Этот стих направлен против тех, кто, как мы уже говорили, считает Апокалипсис запечатанной книгой: «Не запечатывай слов пророчества книги сей; ибо время близко». Это написано для нас. Апокалипсис — это не просто какой-то ребус или иероглиф, который кто-то прочтет через миллион лет. Как можно увидеть в процессе чтения, очень многое тут ясно и непосредственно адресовано нам.

11 Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще.

12 Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его.

13 Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний.

14 Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами.

15 А вне — псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду.

22, 11. Вмешательство Божье, или Божественное вторжение, если можно употребить этот термин, вовсе не должно немедленно все преобразить. «Неправедный пусть еще делает неправду», то есть в мире все идет так, как позволяет человеческая свобода. Параллель к этому — в притче о сеятеле: когда сеятель сеял, враг подмешал ему сорняков, и когда он засеял все поле, то выросли и сорняки, и пшеница. Слуги ему говорят: «хочешь ли, мы пойдем выберем их?», а он ответил: «Оставьте расти вместе то и другое до жатвы» (Мф 13,29–30). Здесь говорится о том же самом. Пусть жизнь идет своим чередом, а в конце все завершится и Творец своей силой и красотой осенит мироздание. В этом основа нашей веры, и все, что есть прекрасного во всех других мировоззрениях, является лишь осколком, отголоском этого глобального ожидания.

22, 13. «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец». Альфа — это Господь-Создатель, Омега — Господь-Освятитель и Примиритель. Он уже сейчас действует в этом мире, именно поэтому мы должны еще раз отбросить как нехристианское чувство страха перед концом мира. Апокалипсис заканчивается словами: «Ей, гряди, Господи Иисусе». Христиане ждали Христа, хотя и сознавали себя грешниками. Но почему-то у современных христиан вошло в моду считать, что пришествие Христа будет чем-то настолько ужасным, что от этого можно получать даже какое-то мстительное удовольствие. При всех своих ужасах Апокалипсис — книга бесспорно светлая. Видите, к чему приходит вся история — ко Граду. Она приходит к нему через ряд катаклизмов, и это неудивительно, так как все время возрастали оба царства.

Тейяр де Шарден, Н. Федоров и некоторые другие считали, что переход в будущее будет гладким. Это некоторая иллюзия, так как история полна катаклизмов, и Царство Божье тоже приходит через катастрофы. Но все-таки духу Апокалипсиса ближе религиозный оптимизм Тейяра и Федорова, чем апокалиптический ужас, свойственный скорее дохристианским апокалипсисам, страшным пророчествам Сивиллы, языческим ожиданиям конца всего или даже древнегерманской вере в гибель богов и смерть мироздания.

22, 14–15. Идти к древу жизни — значит идти к богопознанию.

16 Я, Иисус, послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах. Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя.

17 И Дух и невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет прииди! Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром.

18 И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей;

19 и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей.

20 Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!

21 Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь.

22, 16. Возможно, здесь идет речь об Иоанне, ведь «ангел» значит «посланник».

22, 17–21. Это начало эпилога: «И Дух и невеста говорят: прииди!» Невеста — это Церковь, а Дух — та божественная сила, которая действует в Церкви, то есть Дух Церкви. Они говорят «прииди», так как Парусия — самый вожделенный момент истории. Если человек умирает, переживая смерть как величайшую радость, и по ту сторону жизни открывает какие-то бесконечные сверкающие миры, то все равно это еще не полнота, это ущербное существование. Ведь мы ждем большего, безмерно большего: возрождения, реального бытия творения, бытия каждого человека, как об этом говорится в Символе веры — «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». И как бы подтверждая это желание Церкви, желание свершения, апостол заканчивает возгласом: «Гряди, Господи Иисусе!» Апокалипсис, несмотря на свои грозные страницы, несмотря на страшные картины, бесспорно является книгой самой светлой надежды, отвечающей на все чаяния и воздыхания Ветхого Завета. «О, если бы Ты расторг небеса и сошел!» — восклицает пророк Исайя, а Псалмопевец говорит: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже». Эти два возгласа Ветхого Завета, важнейшие, идущие из глубины сердца слова, находят ответ, во-первых, в явлении Христа и, наконец, в том Царстве, которое Он основал и созидание которого Он завершит. «Ей, гряди Господи Иисусе!»

Далее