|
ПИСЬМА К ДРУЗЬЯМ
К оглавлению
ПИСЬМО ВОСЬМОЕ
6 августа 1923 г.
Преображение Господне
Дорогие друзья мои!
Всегда было и есть теперь не мало людей, которые, стремясь проникнуть в будущее,
пытаются определять точные сроки грядущих событий. И как ни многочисленны были
самообманы и разочарования искателей сроков, жажда этого искания продолжает жить
во многих человеческих душах, которые ни опытом прошлого, ни собственными пережитыми
ошибками в этой области не вразумляются и не отрезвляются. Мне совершенно чужда
потребность знать времена и сроки. Чужда, так сказать, органически. Я не имею
вкуса к этим изысканиям. Но относительно этого предмета мы имеем авторитетнейшие
наставления и в Слове Божием: "Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец
положил в Своей власти", – сказал Господь Иисус апостолам пред Своим Вознесением,
в ответ на их вопрос: "не в сие ли время. Господи, восстановляешь Ты царство Израилю"
(Деян. 1, 6–7).
"О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия, ибо сами вы достоверно
знаете, что день Господень так придет, как тать ночью. Ибо когда будут говорить:
"мир и безопасность", тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами
постигает имеющую во чреве, и не избегнут" (1 Фес. 5, 1–3).
Но тот же Господь, Который воспретил апостолам интересоваться "временами и
сроками", сказал однажды фарисеям и саддукеям: "Лицемеры! различать лице неба
вы умеете, а знамений времен не можете" (Мф. 16, 3).
Значит, одно дело стремиться к определению "сроков", другое – различать "знамения
времен". Если первое воспрещается, то второе заповедуется: не внимающие знамениям
времен заслуживают суровый упрек от Господа.
И вот, во исполнение заповеди Господней о знамениях, я хочу привести вам ряд
пророческих новозаветных глаголов, которые, выявляя "знамения времен", должны
заставить нас серьезнее и глубже вдумываться в нашу современную действительность.
Начну с глаголов Господних.
"Когда же сидел Он (Иисус) на горе Елеонской, то приступили к Нему ученики
наедине, и спросили: скажи нам, когда это будет? и какой признак Твоего пришествия
и кончины века? Иисус сказал им в ответ: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас,
ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: "я Христос", и многих прельстят.
Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит
всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство
на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; все же это – начало
болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы
всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать,
и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих;
и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же
до конца спасется. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной,
во свидетельство всем народам; и тогда придет конец" (Мф. 24, 3–14) (Ср.
Мк. 13 и Лк. 21 - прим. М. Новоселова).
Итак, ПРЕД КОНЦОМ Евангелие Царствия будет проповедано по всей вселенной, и,
однако, "Сын Человеческий, пришед, найдет ли веру на земле" (Лк. 18, 8).
На этот вопрос дает ответ боговдохновенный "апостол языков" в первом и втором
посланиях своих к Тимофею:
"Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая
духам обольстителям и учениям бесовским, через лицемерие лжесловесников, сожженных
в совести своей" (1 Тим. 4, 1–2).
"Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы,
сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы,
недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра,
предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид
благочестия, силы же его отрекшиеся... К сим принадлежат те, которые вкрадываются
в домы и обольщают женщин, утопающих во грехах, водимых различными похотями, всегда
учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины (2 Тим. 3, 1–7).
По поводу этих слов апостола один современный писатель замечает: "Женщин, "утопающих
в грехах, водимых различными похотями", во все времена было много, но женщин,
"всегда учащихся", не было ни в одно время видимого торжества греха – этот признак
есть исключительный признак одной нашей эпохи" [1].
Не следует забывать характерного для нашей эпохи и второго признака, указанного
апостолом в словах: "никогда не могущих дойти до познания истины". Излишне говорить,
что апостол под словом "истина" разумеет не научные гипотезы, поспешно выдаваемые
за бесспорные истины, быстро сменяющие одна другую, а абсолютную, непреходящую
истину Христова благовестия.
Желая "возбудить" в современных ему христианах "чистый смысл", ап. Петр напоминает
"слова, прежде реченные святыми пророками, и заповедь Господа и Спасителя, преданную
Апостолами... Прежде всего знайте, что в последние дни явятся наглые ругатели,
поступающие по собственным своим похотям и говорящие: где обетование пришествия
Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы, от начала творения, все остается так
же" (2 Пет. 3, 1–4).
Вразумив затем своих читателей относительно этих нечестивых, скептических мыслей,
св. апостол предостерегает их: "Итак, вы, возлюбленные, будучи предварены о сем,
берегитесь, чтобы вам не увлечься заблуждением беззаконников и не отпасть от своего
утверждения, но возрастайте в благодати и познании Господа нашего и Спасителя
Иисуса Христа" (2 Пет. 3, 17–18).
Едва ли можно сомневаться в том, что это предостережение и увещание апостольское
гораздо пригоднее для современных христиан, чем для тех, к которым оно направлялось
непосредственно.
Как бы повторяя и восполняя вышеприведенные слова ап. Петра, св. ап. Иуда так
заключает свое краткое послание: "вы, возлюбленные, помните предсказанное Апостолами
Господа нашего Иисуса Христа. Они говорили вам, что в последнее время появятся
ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям. Это люди, отделяющие себя от
единства веры, душевные, не имеющие духа" (Иуд. 17–19).
Из века апостольского продвинемся к началу эпохи святоотеческой и прислушаемся
к некоторым пророчественным голосам великих подвижников этой эпохи, начиная со
святого основателя пустынного подвижничества Антония Великого.
Св. Антоний открыл своим ученикам, как от умаления ревности расслабеет монашество
и померкнет слава его. Некоторые ученики его, видя бесчисленное множество иноков
в пустыне, украшенных такими добродетелями и с таким жаром ревнующих о преуспеянии
в святом житии отшельническом, спросили авву Антония: "Отче, долго ли пребудет
этот жар ревности и эта любовь к уединению, нищете, смирению, воздержанию и всем
прочим добродетелям, к которым ныне так усердно прилежит все это множество монахов?"
Человек Божий с воздыханием и слезами ответил им: "придет время, возлюбленные
дети мои, когда монахи оставят пустыни и потекут вместо них в богатые города,
где вместо этих пустынных пещер и тесных келий воздвигнут гордые здания, могущие
спорить с палатами царей; вместо нищеты возрастет любовь к собиранию богатств;
смирение заменится гордостию; многие будут гордиться знанием, но голым, чуждым
добрых дел, соответствующих знанию; любовь охладеет; вместо воздержания, умножится
чревоугодие, и очень многие из них будут заботиться о роскошных яствах не меньше
самих мирян, от которых монахи ничем другим отличаться не будут, как одеянием
и наглавником; и, несмотря на то, что будут жить среди мира, будут называть себя
уединенниками (монах – собственно "уединенник"). Притом они будут величаться,
говоря: я Павлов, я Аполлосов (1 Кор. 1, 12), как бы вся сила их монашества состояла
в достоинстве их предшественников: они будут величаться отцами своими, как Иудеи
– отцом своим Авраамом. Но будут в то время и такие, которые окажутся гораздо
лучше и совершеннее нас; ибо блаженнее тот, кто мог преступить и не преступил,
и зло сотворить, и не сотворил (Сир. 31, 11), нежели тот, кто влеком был к добру
массою стремящихся к тому ревнителей. Почему Ной, Авраам и Лот, которые вели ревностную
жизнь среди злых людей, справедливо так много прославляются в Писании" [2].
"Настанет некогда время, и человеки вознедугуют, – изрек тот же Антоний Великий
[3]. – Увидев неподверженного общей болезни, восстанут
на него, говоря: "ты по преимуществу находишься в недуге, потому что не подобен
нам" (К этим словам ев. Антония Великого еп. Игнатий Брянчанинов
делает такое примечание: "Здесь весьма не лишним будет заметить, что этому
одному надо очень остеречься помыслов ложного смиренномудрия, которые не преминут
быть предъявлены ему демонами и человеками - орудиями демонов. Обыкновенно в таких
случаях плотское мудрование возражает: "неужели ты один - прав, а все или большая
часть людей ошибаются!" Возражение - не имеющее никакого значения! всегда немногие,
весьма немногие шествовало по узкому пути; в последние дни мира этот путь до крайности
опустеет" [4]. Это разъяснение и предостережение еп.
Игнатия следует очень запомнить нам. Разве не испытали мы на себе правды его слов
в период недавнего распространения дерзкого живоцерковничества? В будущем несомненно
предстоят еще большие искушения подобного рода - прим. М. Новоселова).
Несколько веков спустя после Антония Великого раздается пророчественный глагол
о грядущих судьбах христианства блаженного Нифонта Цареградского. Некоторый брат
вопросил его: "Как ныне святые умножились во всем мире, будет ли так же и при
кончине века сего". Блаженный сказал ему:
"Сын мой, до самого скончания века сего не оскудеют пророки у Господа Бога,
равно как и служители сатаны. Впрочем, в последнее время те, которые поистине
будут работать Богу, благополучно скроют себя от людей и не будут совершать среди
них знамений и чудес, как в настоящее время, но пойдут путем делания, растворенного
смирением, и в царствии небесном окажутся большими отцов, прославившихся знамениями;
потому что тогда никто не будет делать пред глазами человеческими чудес, которые
бы воспламеняли людей и побуждали их с усердием стремиться на подвиги. Занимающие
престолы священства во всем мире будут вовсе неискусны и не будут знать художества
добродетели. Таковы же будут и предстоятели монашествующих, ибо все будут низложены
чревоугодием и тщеславием и будут служить для людей более соблазном, чем образцом,
посему добродетель будет пренебрежена еще более; сребролюбие же будет царствовать
тогда, и горе монахам, богатеющим златом, ибо таковые будут поношением для Господа
Бога и не узрят лица Бога живаго... Посему, сын мой, как я уже сказал прежде,
многие, будучи одержимы неведением, падут в пропасть, заблуждаясь в широте широкого
и пространного пути" [5].
Из отдаленных времен христианского Востока перенесемся мыслию к последним векам
нашей эры и прислушаемся к духовным глаголам, звучавшим в эти века на Святой Руси.
Великий угодник Божий – святитель Тихон Задонский, смотря проницательно на
направление, принимаемое современниками его, сказал: "Должно опасаться, чтобы
христианство, будучи жизнь, таинство и дух, не удалилось неприметным образом из
того человеческого общества, которое не умеет хранить этот бесценный дар Божий"
(Почти современный нам писатель-подвижник еп. Игнатий Брянчанинов,
из печатных писем которого я заимствовал эти строки святителя Тихона [6],
сам пишет в одном из своих писем: "Времена чем далее, тем тяжеле. Христианство,
как Дух, неприметным образом для суетящейся и служащей миру толпы, очень приметным
образом для внимающих себе, удаляется из среды человечества, предоставляя его
падению его" [7] - прим. М. Новоселова).
Мягко высказывая это жуткое опасение относительно русского общества, св. Тихон
обнаруживает как будто некоторую нерешительность, словно боится испугать своими
опасениями русского православного человека. Но, несколько десятилетий спустя,
в начале следующего столетия другой великий святой русской церкви ясно и определенно,
как откровение Божие, возвещает печальное будущее этой церкви.
"Господь открыл мне, – сказал однажды в глубокой скорби преп. Серафим, – что
будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от
сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три
дня стоял я, просил Господа помиловать их и просил лучше лишить меня, убогого
Серафима, царствия небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на
просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить "учениям
и заповедям человеческим, сердца же их будут стоять далеко от Меня" [8].
Это грозное пророческое слово "убогого Серафима" начало сбываться давно, а
в последнее время правда его сказалась с потрясающей очевидностью (См.
мое первые 'Письмо к друзьям", а также мое "Открытое письмо" к А. Г. Куляшеву
[9] - прим. М. Новоселова). Следует
ожидать, что впоследствии печальное предсказание преподобного будет находить для
себя еще большее оправдание в событиях церковных.
От святых Божиих, духоносность которых во всеуслышание засвидетельствована
в единой, святой, соборной и апостольской Церкви, обратимся к людям, хотя и не
имеющим такого свидетельства, однако несомненно причастным помазанию свыше.
Вот пред вами богатый "внешним любомудрием" и в то же время прошедший строгую
школу православного подвижничества, проникновенный епископ Игнатий Брянчанинов
(1807–1867), с жизнью и богомудрыми писаниями которого вы, дорогие мои, надеюсь,
более или менее знакомы. Недавно я прочитал более трехсот его писем, изданных
(в качестве приложения к обширному исследованию о нем) в 1915 г. [10]
У меня до пятидесяти выписок из этих назидательных писем. Главные предметы этих
выписок – современное еп. Игнатию и прозреваемое им в недалеком будущем состояние
Церкви, христианства, монашества и монастырей.
В следующем письме к вам я предполагаю поделиться с вами большей частью этого
ценного материала, а пока из писем богопросвещенного пастыря я приведу лишь несколько
цитат, имеющих ближайшее отношение к предмету настоящего моего письма.
Как бы в подтверждение того, что печальное пророчество преп. Серафима о духовном
падении русского пастырства начинает сбываться, подвижник-епископ пишет своему
брату [11]:
"Знакомство с пр. И. показало и тебе и мне положение Церкви. В высших пастырях
ее осталось слабое, темное, сбивчивое, неправильное понимание <христианства>
по букве, убивающей духовную жизнь в христианском обществе, уничтожающей христианство...
И. откровеннее других – только. Искать ни в ком нечего!" [12]
В письме к другому лицу еп. Игнатий говорит:
"Волки, облеченные в овечью кожу, являются и познаются от дел и плодов своих.
Тяжело видеть, кому вверены или кому попались в руки овцы Христовы, кому предоставлено
их руководство и спасение" [13].
"Весьма благоразумно делаешь, – пишет еп. Игнатий тому же брату, – что не сводишь
близкого знакомства ни с одним духовным лицом: такое знакомство может очень легко
послужить ко вреду и <...> весьма редко к пользе. Советуйся с книгами Святителя
Тихона, Димитрия Ростовского и Георгия Затворника, а из древних – Златоуста; говори
духовнику грехи Твои – и только. Люди нашего века, в рясе ли они, или во фраке,
прежде всего внушают осторожность" [14].
"В религиозном отношении, – читаем мы в другом письме пр. Игнатия, – наше время
– очень трудно: разнообразное отступничество от православной веры приняло обширный
размер и начало действовать с необыкновенною энергиею и свободою" [15].
"Отступничество, – заключает одно письмо преосвященный, – предсказано со всею
ясностию Св. Писанием и служит свидетельством того, сколько верно и истинно все,
сказанное в Писании" [16].
Преосвященного Игнатия сменяет авторитетный современник его, умерший в один
год с ним, митрополит московский Филарет (1782–1867). Извлекаю несколько цитат
из его писем к его викарию, епископу Иннокентию [17].
"Ах, Преосвященнейший! Как время наше походит на последнее! Соль обуявает [18].
Камни святилища падают в грязь на улицу [19]. С горем
и страхом смотрю я в нынешнюю бытность мою в Синоде на изобилие людей, заслуживающих
– лишения сана" [20].
"Видно, грехи наши велицы пред Богом. Не от дома ли Божия начинается суд? [21]
Не пора ли от служащих в доме сем начаться покаянию? Между степеньми олтаря воскланяться
священникам?" [22]
"Что за время, Преосвященнейший? Не то ли, в которое ведомо стало диаволу,
яко время мало имать? [23] Ибо по людям искушаемым
видно, что он имеет ярость великую" [24].
"Вообще дни сии кажутся мне днями искушений, и я боюсь еще искушений впереди,
потому что люди не хотят видеть искушений окружающих, и ходят между ими,
как будто в безопасности" [25].
Перехожу к другому, младшему современнику еп. Игнатия и почти нам современному
еп. Феофану Затворник) (1815–1894), хорошо нам известному.
"Вот мы часто хвалим себя: святая Русь, православная Русь, – пишет еп. Феофан
в 1863 г. – О когда бы навсегда остаться нам святыми и православными, – по крайней
мере любящими святость и православие! – Какой верный залог несокрушимости имели
б мы в титлах сих! Но осмотритесь кругом! Скорбно не одно развращение нравов,
но и отступничество от образа исповедания, предписываемого Православием. – Слышана
ли была когда – на русском языке – хула на Бога и Христа Его?! А ныне не думают
только, но и говорят, и пишут, и печатают много богоборного. – Думаете, что это
останется даром? – Нет, – Живый на небесех ответит нам гневом Своим, и яростию
Своею смятет нас" [26].
Следующие мысли высказаны святителем Феофаном в 1871 году:
"Господь много знамений показал в Капернауме, Вифсаиде и Хоразине; между тем
число уверовавших не соответствовало силе знамений. Потому-то Он строго и обличил
эти города и присудил, что в день суда отраднее будет Тиру и Сидону, Содоме и
Гоморре, нежели городам тем [27]. По этому образцу
надо нам судить и о себе. Сколько знамений показал Господь над Россиею, избавляя
ее от врагов сильнейших и покоряя ей народы! Сколько даровал ей постоянных сокровищниц,
источающих непрестанные знамения, – в св. мощах и чудотворных иконах, рассеянных
по всей России! И, однако ж, во дни наши россияне начинают уклоняться от веры:
одна часть совсем и всесторонне падает в неверие, другая отпадает в протестантство,
третья тайком сплетает свои верования, в которых думает совместить и спиритизм
[28], и геологические бредни [29]
с Божественным Откровением. Зло растет: зловерие и неверие поднимают голову; вера
и Православие слабеют. Ужели же мы не образумимся?.. Господи! спаси и помилуй
Русь православную от праведного Твоего и належащего прещения!" [30]
"В школьное воспитание, – пишет в том же 1871 г. еп. Феофан, – <у нас>
допущены нехристианские начала, которые портят юношество; в общество вошли нехристианские
обычаи, которые развращают его, по выходе из школы. И не дивно, что если, по Слову
Божию, и всегда мало избранных, то в наше время оказывается их еще меньше: таков
уж дух века противохристианский! Что дальше будет? Если не изменят у нас образа
воспитания и обычаев общества, то будет все больше и больше слабеть истинное христианство,
а наконец и совсем кончится; останется только имя христианское, а духа христианского
не будет. Всех преисполнит дух мира" [31].
А вот и дальнейшие плоды отступления от пути Христова, усматриваемые и предусматриваемые
в будущем еп. Феофаном:
"И будете ненавидими от всех имене Моего ради" (Лк. 21, 17). Кто вдохнет в
себя, хоть мало, духа мира, тот становится холодным к христианству и его требованиям.
Равнодушие это переходит в неприязнь, когда долго в нем остаются, не опамятываясь,
и особенно когда при этом захватят откуда-либо частицу превратных учений. Дух
мира с превратными учениями есть дух неприязненный Христу: он есть антихристов;
расширение его есть расширение враждебных отношений к христианскому исповеданию
и христианским порядкам жизни.
Кажется, вокруг нас деется что-то подобное. Пока ходит повсюду только глухое
рыкание; но не дивно, что скоро начнется и прореченное Господом: возложат на
вы руки… и ижденут... преданы будете... и умертвят вас (Лк. 21, 12–16). Дух
антихристовский всегда один: что было вначале, то будет и теперь, в другой, может
быть, форме, но и том же значении" [32].
Заслуживают внимания мысли знаменитого оптинского старца Амвросия (1812–1891),
высказанные им по поводу одного знаменательного сна. Я затрудняюсь приводить целиком
и этот интересный, но слишком сложный сон, и пространную попытку разъяснения его,
предложенную старцем по просьбе лица, видевшего сон. Я приведу только немногие
отрывочные мысли старца, идущие к теме настоящего письма.
"Обширная пещера, слабо освещенная одною лампадою, может означать настоящее
положение нашей церкви, в которой свет веры едва светится; а мрак неверия, дерзко-хульного
вольнодумства и нового язычества <...> всюду распространяется, всюду проникает.
Истину эту подтверждают слышанные слова: "мы переживаем страшное время" <...>
Слова "мы доживаем седьмое лето" могут означать время последнее, близкое ко времени
антихриста, когда верные Чада Единой Святой Церкви должны будут укрываться в пещерах
<...> Настоящему времени особенно приличны апостольские слова: дети, последняя
година есть. И якоже слышасте, яко антихрист грядет, и ныне антихристи мнози быша:
от сего разумеваем, яко последний час есть (1 Ин. 2, 18)" [33].
Продолжая высказывать свои мысли по поводу сновидения, старец Амвросий говорит:
"Если и в России, ради презрения заповедей Божиих и ради ослабления правил
и постановлений Православной Церкви, и ради других причин, оскудевает благочестие,
тогда уже неминуемо должно последовать конечное исполнение того, что сказано в
Апокалипсисе Иоанна Богослова" [34].
Таково мнение о современном состоянии христианского мира одного из величайших
столпов Православной Церкви, и, как нетрудно видеть, мнение, свидетельствующее
о близости "исполнения времен", угрожающего миру пришествием антихриста в не столь
уже отдаленном времени.
Как ни отлично "помазание" Владимира Соловьева от духовного устроения предшествующих
лиц, тем не менее и его голос, присоединенный к голосам Игнатия, Филарета, Феофана
и Амвросия, не расстроит их гармонического хора, а, напротив, усилит его звучность
и придаст ему своеобразный колорит. В своем ответе князю С. Н. Трубецкому
на его критику "Повести об антихристе" Владимир Сергеевич говорит, между прочим,
следующее:
"Что современное человечество есть больной старик, и что всемирная история
внутренне кончилась – это была любимая мысль моего отца, и когда я, по
молодости лет, ее оспаривал, говоря о новых исторических силах, которые могут
еще выступить на всемирную сцену, то отец обыкновенно с жаром подхватывал:
"Да в этом-то и дело, говорят тебе: когда умирал древний мир, было кому его
сменить, было кому продолжать делать историю: германцы, славяне. А теперь где
ты новые народы отыщешь? Те островитяне, что ли, которые Кука съели? Так они,
должно быть, уже давно от водки и дурной болезни вымерли, как и краснокожие американцы.
Или негры нас обновят? Так их хотя от легального рабства можно было освободить,
но переменить их тупые головы так же невозможно, как отмыть их черноту".
А когда я, с увлечением читавший тогда Лассаля, стал говорить, что человечество
может обновиться лучшим экономическим строем, что вместо новых народов могут выступить
новые общественные классы, четвертое сословие и т.д., то мой отец возражал с особым
движением носа, как бы ощутив какое-то крайнее зловоние. Слова его по этому предмету
стерлись в моей памяти, но, очевидно, они соответствовали этому жесту, который
вижу как сейчас".
"Историческая драма, – заключает свой ответ князю Трубецкому Владимир Сергеевич,
– сыграна, и остался еще один эпилог, который, впрочем, как у Ибсена, может сам
растянуться на пять актов. Но содержание их в существе дела заранее известно"
[35].
В. Л. Величко в своей монографии "Владимир Соловьев – жизнь и творения"
пишет следующее: "Приблизительно за месяц до смерти, во второй половине июня 1900
года, сидя вечером у меня, он <Соловьев> вдруг отвел меня в сторону и высказал,
что в последнее время он охвачен особенно напряженным религиозным настроением;
что ему хотелось бы при этом помолиться не в одиночестве, а присутствовать с другими
людьми на богослужении. Я ему ответил, конечно, что надо радоваться этому приливу
высокого чувства – и пойти в церковь. Ответ его мне показался, странным в ту минуту:
"Боюсь, что я вынес бы из здешней церкви некоторую нежелательную неудовлетворенность.
Мне было бы даже странно видеть беспрепятственный, торжественный чин богослужения.
Я чую близость времен, когда христиане будут опять собираться на молитву в катакомбах,
потому что вера будет гонима, – быть может, менее резким способом, чем в нероновские
дни, но более тонким и жестоким: ложью, насмешкой, подделками, – да мало ли еще
чем! Разве ты не видишь, кто надвигается? Я вижу, давно вижу!.."
Еще лет восемь тому назад он говорил о предстоящем пришествии антихриста,
– сперва коллективного (Какое блестящее подтверждение этой мысли
проницательного религиозного мыслителя представляет современная русская действительность:
коллективный антихрист у всех перед глазами - прим. М. Новоселова),
а затем воплощенного в отдельном лице, – с тем чисто научным спокойствием, с каким
геолог говорил бы о смене формаций, или метеоролог о неизбежных климатических
переменах. Он об этом не только говорил, но и писал, причем сперва у него проскальзывали
указания на факты, которых он открыто не называл еще антихристовыми; затем он
употреблял это слово, как нарицательное для группы характерных явлений, и, наконец,
написал в известных Трех разговорах" прямо уже "Повесть об антихристе"...
Для характеристики почившего мыслителя вопрос о конце мира представляет особый
интерес. Уже несколько лет тому назад, он высказывал мне глубокое убеждение в
том, что последние времена близки. Главным признаком этого он считал современный
фазис философской мысли, которой, будто бы, мудрено сказать что-либо действительно
новое. В остальном, – в головокружительном техническом прогрессе, наряду с успехами
анархии и буржуазным очерствением человечества, он усматривал признаки, предсказанные
Апокалипсисом.
Ему возражали, что Евангелие еще не принято всеми народами, а потому человечество,
очевидно, не созрело до конца времен. Он отвечал, что условием этого последнего
согласно Писанию, будет не принятие, а лишь проповедание Евангелия веем
народам, – а это, мол, уже почти завершено, так как нет неизведанных уголков земного
шара, где бы не побывали миссионеры. < ...>
Мысль о близости всеобщего конца с каждым годом все более охватывала почившего
мыслителя, и высказывал он се все более резко и нервно" [36].
Заканчивая письмо это, друзья мои, несколькими мыслями величайшего светильника
наших дней – о. Иоанна Кронштадтского, который, подобно орлу, парил по поднебесью,
уходя в непроглядную заоблачную высь, и, подобно кроту, опускался в земные недра
человеческих душ, полных немощей, страстей и пороков. Вот что говорит нам он,
созерцавший и горняя и дольняя:
"Талант вселенского Православия мы приняли от Бога для славы Божией и нашего
спасения. Как мы этот талант употребляем и умножаем? Как благодарим Господа? Каково
наше покаяние? Какие добрые дела творим? Нет делающего добро, нет ни одного.
Все уклонились и сделались непотребными (Пс. 13, 1–3). Не относятся ли эти
слова Писания и к нам?"
"Ужасно, невообразимо растлена природа человеческая всякими грехами, такими,
о которых и говорить стыдно, и больно, и страшно. Мы, священники-духовники, знаем
это больше, чем кто-либо другой, особенно те из нас, которые своею близостию и
духовною ласковостью и сочувствием, своею горячей верою и искренностью отношений
к духовным болячкам своих духовных чад заслужили их доверие... Нет такой греховной
нелепости и мерзости греха, в какую бы не впал человек. Иной или иная грешница
смесились со всякими близкими, самыми родственными людьми, со своими домашними
скотами и животными, с птицами, с кошками, собаками, свиньями, лошадьми, коровами,
тельцами. Боже мой! Что же это такое? До чего упал человек!.."
"Люди в смятении, стихии в смятении, воздух, вода земля, огонь в смятении –
по грехам людей стихии сжигаемые разорятся, земля и вся еже на ней сгорят [37].
Грехи умножились до края. Нет больше возможности жить спокойно. Церковь Божия,
Невеста Христова, – украшайся, чтобы предстать светло Жениху Твоему прекрасному,
нетленному, вечному" [38].
Пусть это чудное, трогательное, душу пронизывающее обращение боговдохновенного
пастыря к Невесте Христовой, которую он возлюбил от юности и которой с изумительным
самоотвержением служил до последних дней многолетней (1829–1908) жизни своей,
– будет заключительным словом нынешней моей беседы с вами мои дорогие.
Усердно, как и всегда, прошу молитв ваших, в коих весьма нуждаюсь и пользу
которых ощущаю.
Ваш брат о Господе...
Р. S. Думаю, что разъяснять связь настоящего письма с предыдущим нет надобности:
она очевидна или, по крайней мере, легко усматривается при некотором размышлении.
Для внимательного очевидна и связь его с современностью.
Письмо это, начатое в августе, пролежало неоконченным вследствие моей болезни,
до ноября, и только сегодня, в день св. великомученицы Екатерины [39]
были написаны последние его строки.
29 октября/12 ноября 1925 г.
г. Петроград
[1] Установить источник
цитаты не удалось.
[2] Св. Антоний Великий. М., 1906. С. 121-122.
[3] Изречения Антония Великого, 41 // Отечник. Избранные
изречения святых иноков и повести из жизни их, собранные епископом Игнатием (Брянчаниновым).
4-е изд. СПб., 1903. С. 21.
[4] Там же.
[5] Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна
руководство к духовной жизни в ответах на вопрошения учеников, 4-е изд. СПб.,
1905. С. 496.
[6] Соколов Л. А. Епископ Игнатий Брянчанинов. Его
жизнь, личность и морально-аскетические воззрения. Ч. 2-я, Приложения. Киев, 1915.
С. 117.
[7] Там же. С. 118.
[8] Душеполезное чтение. 1912. С. 242-243 (из воспоминаний
Елены Ивановны Мотовиловой).
[9] В архиве семьи Флоренских хранится письмо М. А. Новоселова
к некоему члену Миссионерского Совета NN (в настоящее время готовится к публикации),
в котором причины церковных нестроений того времени связываются им с "глубочайшим
отступлением от православного мудрования", выразившемся в так называемом "имяборчестве"
(см. прим. VI, 31). Предположительно этим NN и является А. Г. Куляшев,
пермский миссионер, участник Собора 1917-1918 гг., на котором он был избран членом
Высшего Церковного Совета.
[10] Соколов Л. А. Цит. соч. Ч. 1 (417 с.),
ч. 2 (407 с.), приложения (290 с.); в приложениях опубликовано 303 письма епископа
Игнатия.
[11] Братом святителя Игнатия был Петр Александрович
Брянчанинов (1809-1891), ставропольский губернатор.
[12] Соколов Л. А. Цит. соч. Т. 2. приложения.
С. 242 (письмо 236).
[13] Там же. С. 254 (письмо 257).
[14] Там же. С. 174 (письмо 129).
[15] Там же. С. 255 (письмо 259).
[16] Там же. С. 257 (письмо 261).
[17] Письма митр. Филарета еп. Иннокентию (Сельно-Кринову)
печатались в журнале "Прибавления к изданию творений святых отцев в русском переводе"
(ч. 24, 1871. С. 394-512; ч. 25, 1872. С. 1-70, 167-212, 427-458, 537-580; ч.
37, 1886. C. 307-374; всего опубликовано 281 письмо).
[18] Т. е. теряет силу; ср.: "Вы есте соль земли:
аще же соль обуяет, чем осолится" (Мф. 5, 13).
[19] Ср.: "камни святилища раскиданы по всем перекресткам"
(Плач. 4,1).
[20] Письмо 55, январь 1828 // Прибавления к изданию
творений святых отцов. Ч. 24. С. 483
[21] 1 Пет. 4, 17.
[22] Письмо 137, 13 марта 1829 // Прибавления...
Ч. 25. C. 210.
[23] Ср.: "Сниде диавол к вам, имея ярость великую,
ведый, яко время мало имать" (Откр. 12, 12).
[24] Письмо 232, 8 марта 1830 // Прибавления...
Ч. 37. С. 335.
[25] Письмо 73, 28 февраля 1828 // Прибавления...
4.25. С. 14.
[26] Еп. Феофан. О православии, 2-е изд. 1902.
С. 84.
[27] Перечислены города Нового и Ветхого Заветов.
[28] Спиритизм - вера в возможность непосредственных
обнаружений душ умерших людей в мире физическом через специальных посредников
- медиумов; спиритами св. Феофан называет также верящих в переселение душ и множественность
рождений.
[29] Резкость выражений св. Феофана объясняется
характерной для XIX в. претензией со стороны секуляризованной науки (а точнее
- ее восторженных популяризаторов) "опровергнуть" Откровение; в действительности
в силу единства истины вера и знание в глубине своей не могут противоречить друг
другу: демонстрация этого единства составляет предмет христианской апологетики;
новейшие научные достижения в XX в. (в том числе и в геологии) доставили новые
подтверждения удивительной согласованности между Божественным и "естественным"
откровением.
[30] Еп. Феофан. Мысли на каждый день года по
церковным чтениям из слова Божия. 4-е. изд. М., 1904. С. 187-188.
[31] Там же. С. 425-426.
[32] Там же. С. 427-428.
[33] Письмо св. Амвросия к графу А. П. Толстому
(бывшему в 1856-62 гг. обер-прокурором Синода). Писано в конце 1866 г // Жизнеописание
оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Ч. 2, приложения. М., 1900. С. VII.
[34] Там же. С. XI; данная цитата взята из другого
письма св. Амвросия тому же лицу (графу А. П. Толстому), писанного пятью годами
позже (в 1871 г.) и содержащего объяснение другого сновидения.
[35] Соловьев Вл. С. По поводу последних событий
// Собр. соч. 2-е изд. Т. 10. СПб., б.г. С. 225-226.
[36] Величко В. Л. Владимир Соловьев. Жизнь и
творения, 2-е изд. CПб., 1903. С. 170-173.
[37] 2 Пет. 3, 10.
[38] В сочинениях св. Иоанна Кронштадтского нам
не удалось найти приведенные Новоселовым цитаты; возможно, они представляют собой
фрагмент записей устных высказываний великого пастыря.
[39] Т. е. 24 ноября по старому стилю. |
