Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы: Россия в XXI в.
ГИМН ВЕЛИКОМУ ГОРОДУ
Когда поезд «Россия», следующий по маршруту «Петербург – Владивосток», отходит от перрона, звучит мелодия композитора Глиэра «Гимн великому городу». Холодные, совершенные, серебряные звуки. И невольно вспоминаешь пушкинского «Медного всадника»: «Тяжело-звонкое скакаканье по потрясенной мостовой». Потрясенная Русь, потрясенная Московия, потрясенная трясина азиатчины. Самодержавие, атеизм, вестернизация.
Городу минуло 310 лет, 310 лет этой строгой европейской красоте среди свойской, милой, расхристанной Московии, и 300 лет не утихают споры: не отринуть ли нам этот город, построенный, безусловно, тираном и сыноубийцей, не прокляты ли эти реформы и не будет ли, как случилось однажды, по Есенину? Не вернутся ли еще раз закопанные, замученные каторжным трудом, согнанные со всей России крестьяне на место своей Голгофы, на невские берега? И «Мы придем, придем! Мы возьмем свой труд. Мы сгребем дворян да по плеши им, на фонарных столбах перевешаем!»
Может, Петербург – это такая разновидность Беломорканала XVIII в.? Но вот канал никому не был нужен, канала нет, остались одни папиросы, и дворян нет, истребили почти всех. А Петербург стоит, и, «светла Адмиралтейская игла», и кровь смыта холодной Невой. И если это Северная Венеция, то та самая Венеция, Южная, тоже не всегда была туристическим раем. Кто еще помнит Байрона, «Марино Фальеро, дож венецианский» и «Двое Фоскари»? Я постояла под Мостом Вздохов, и мне вспоминались не карнавала, а битвы, казни и перевороты. И на площади Сан-Марко не всегда паслись голуби, бывало и воронье.
Петербург вечен, и даже когда станут рассыпаться камни, он останется на страницах Достоевского, Пушкина, Гоголя и Мандельштама. Это единственный европейский город России, позолоченный временем, и это самое зримое свидетельство грубой, поспешной, жестокой, поверхностной, но такой насущной вестернизации страны.
Так он и живет между Сенатской площадью, где восставали, и Семеновским плацем, где вешали; между Екатерининским каналом и Спасом-на-Крови, где убивали и поминали в камне царя Александра II Освободителя. Скачут кони Клодта, несет вахту стойкий ангел с Александрийского столпа, ухмыляется Двуликий Янус и мрачно притаился Инженерный замок. Как в стихотворении Галины Букаловой, этаком городском резюме:
Честь, тебе, Петербург чародейный,
Порожденье гранита его.
Стройный, дивный, булыжный, питейный,
С мокрой тумбой у каждых ворот.
Честь тебе, налегающий небом
На фонарный, дегтярный, мучной,
Сладко пахнущий утренним хлебом
И кромешной тоскою ночной...
Честь тебе, ты велик и бескраен,
Под покровом ночной темноты,
Где парят над пустыней окраин
Тени тех, кого высосал ты…
Принять Петербург – значит принять и Петра с его наследством, от Европы до Преображенского пыточного Приказа. Больше переименовывать некуда, Петр создал и город, и грубо мощеный то ли булыжниками, то ли черепами европейский путь, слабо блистающий сквозь туманы «холодного прошлого» и «горячий туман» прозрения, заставивший Анатолия Собчака провести референдум в 1991 г., а 54% ответить «да» возвращению исторического имени.
И честь и хвала выжившим блокадникам, которые не попросили к 70-летию снятия блокады переименовать их город обратно в Ленинград. Ни на 6 дней, ни навечно.
Отказаться от вестернизации мы не сможем, здесь правы Мережковский и Алексей Константинович Толстой. Значит, придется нам то скакать Медным всадником, то бегать от него бедным Евгением.
Одно хорошо: это последние муки. От путинского «наследия» легко будет отказываться. Ибо эта диктатура грязна, анекдотична и бесплодна.
