Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы: Россия в XXI в.
"Свободное слово" №18 (96), июнь 1991 г.
Ночные портье человечества и их клиентура
История знает два фашизма: идеологический и религиозный. Оба они и «моно», и «стерео», не терпят диссонансов и ценят стройное, вселенское, мощное симфоническое исполнение. Из всех муз Аполлона они явно облюбовали себе Полигимнию (музу торжественной поэзии, парадных од и напыщенных ямбов). А где Полигимния, там и три парки. Кто не желает играть в оркестре, кто претендуют на альтернативный блоковский Балаганчик, на бродячую труппу и одинокую скрипку, тот скоро знакомится с парками, и Атропос охотно перережет его нить своими золотыми ножницами.
Религиозный фашизм идеологизирован. Он и в святейшей инквизиции, и в решении милых, демократических афинян покарать смертью Сократа и Анаксагора за неверие в богов или казнить кого-нибудь безвестного за неучастие в литургиях или ущерб, нанесенный священной оливе. Это и наши горящие срубы, где сжигали за двуперстное крещение, это участь наших раскольников – от Аввакума до боярыни Морозовой, это казнь тамплиеров во Франции, это Варфоломеевская ночь, это кальвинистская Женева, это извечное аутодафе, которое ортодоксы устраивали еретикам; это, наверное, началось еще в неолите: казни за нарушение табу и оскорбление родовых тотемов. И самое страшное и ужасное во всех этих пытках, застенках и кострах было то, что инквизиторы всех мастей и фасонов действовали не из корысти, а искренне желая блага человечеству и даже – не смейтесь – искренне любя еретиков. Ведь как ни длительны были мучения в застенке, как ни страшно было пламя костра, вечность адских мук за гробом была намного ужаснее! Инквизиторы были гуманистами и выбирали наименьшее зло.
Дорога в настоящий ад всегда вымощена самым благим из всех намерений: желанием спасти человечество от самого себя.
Вы все помните Великого Инквизитора Достоевского, исповедовавшегося в любви к бедному, слабому человечеству и во имя этой любви готового сжечь самого Христа.
А каким ритуалом обставлялось уничтожение еретиков в Испании! Там был доминиканский орден – своего рода ВЧК или, скорее, НКВД. Сначала еретика «ласково» увещевали. Если не помогало, предлагали подписать бумагу, где говорилось, что те увечья и даже смерть, которые могут быть ему причинены во время пыток, будут на его совести, а не на совести святейшей инквизиции, которая пыталась такого варианта избежать. После этого упрямцев истязали (часто – отмечают очевидцы – со слезами на глазах). Если человека ломали, то он считался спасенным и заключался в тюрьму пожизненно. Если еретику удавалось выстоять – его спасали дальше. Предавая милосердной казни «без пролития крови» (формула средневековья), то есть заживо сжигая на костре. А как это было заботливо организовано!
В последнюю ночь инквизиторы утешали приговоренных и щедро снабжали их шоколадом, пирожными и прохладительными напитками. Наутро сколько было беготни, чтобы раздать перед костром все завтраки! Как радовались испанцы своему национальному празднику – аутодафе. Дословно – это «свидетельство веры». Како веруешь, тако и сжигаешь. Разносчики разносили сласти и напитки, зрители лезли на трибуны, чуть ли не в самый костер, иногда погибая от своего любопытства и суетности. Это было нормой жизни долгие столетия. Но идеологические фашисты – нацисты и большевики – любили ближнего не меньше, к тому же с привлечением последних достижений НТР. Любовь к ближнему в XX веке была ознаменована крематориями, газовыми камерами, пытками электротоком, лагерями смерти на Западе и на Востоке. Нацисты искренне считали, что делают добро: уничтожают недочеловеков, создают великую расу арийцев. Гестаповцы служили стабильности и порядку, они защищали третий рейх от деструктивных элементов.
Чекисты требовали «разоружиться перед партией». При несогласии – тоже пытали. А попытки «вылечить» от инакомыслия с помощью нейролептиков и физических истязаний химическими средствами! Самые гуманные в мире советские врачи и… советские психиатрические застенки.
Но что достойно удивления – это наше отношение к палачам.
Недавно на наши экраны вышла великая лента «Ночной портье» Лилиан Кавани – о патологической, мрачной, жуткой любви садистов-эсэсовцев и их жертв.
Прошли годы – узники на свободе. Но сознание их навеки изуродовано, оно в вечном застенке, и они не могут жить без своих палачей. Им нравится битое стекло, и боль, и унижение. Это вечная тоска собачьей натуры холопа по Хозяину, который утопит щенков, и накормит, и погладит, и выдрессирует, и шкуру обдерет. Мы все «бедные Русланы» Владимова, бедные, верные, глупые. Отсюда недалеко до Орвела, до желания замученного узника забыться на руках своего О’Брайена, который один поймет и посочувствует.
В Министерстве Любви – такая же ломка человека, как все 74 года в СССР, как во времена святейшей инквизиции, как в гестапо и в коммунах Полпота.
У нас комплекс овцы перед мясником-пастухом в одном лице (мы блеем и любим по дороге на бойню). Право хозяина резать и стричь неоспоримо. Советский человек так и норовит пасть на грудь родному государству и зарыдать, как блудный сын, успевший в скитаниях постичь тщетность свободы и питательность и сладость приготовленного ему в награду упитанного тельца. Государство в лице Горбачева, Ельцина и Совета Федерации ждет на крыльце, отечески улыбаясь. Старший послушный сын (Полозков и иже с ним) ревниво вопрошает о причинах такой радости и такого снисхождения. А государство отвечает: эта блудная овца (вахтер, либерал, демократ, бывший дээсовец) только сегодня нашлась, вернулась в стадо, и душа наша радуется о ней больше, чем о своем стаде, которое тихо щипало травку. Действительно, сломленный и побитый, поджавший хвост пес, ползущий на брюхе к Хозяину, признавший, что не может без Хозяина (наши бывшие бастующие шахтеры, продавшие за 7% угля, за эту жалкую человеческую похлебку свое политическое и человеческое первородство; «Демроссы», проглотившие и Горбачева пополам с малиновым вареньем Ельцина и покорно выдвигающие царя Бориса в региональные диктаторы; либеральный официоз, купающийся в блаженстве от мира с фашизмом) – этот пес стоит дорого, он сам посадит себя на цепь и будет служить Хозяину не по принуждению, а добровольно. Советский народ сейчас ведет себя подобно такому верному псу. Он слепо влюбляется во всех хозяев по очереди: в Ельциных, Горбачевых, Калугиных, Гдлянов, Собчаков, Поповых. Лозунг советской перестройки таков: больше хозяев, хороших и разных!
Они – ночные портье человечества, мы – их вечная клиентура.
Перестройка – это «Приглашение на казнь» Набокова. Вежливое, с виньетками, с палачом, который живет в соседней камере и становится своим в доску, близким и родным. 12 июня в эрэсэфэсэрии, возомнившей себя Россией, будет праздник с тортами и салютом: праздник обручения советского народа с его будущим палачом – Ельциным. Отче Горбачев, прежний палач, с благостным смирением правопреемственности и легитимности, в ореоле законности и конституционности передаст нас, новых и перестроившихся с рабства вынужденного на рабство по сердечной склонности, новому диктатору и новому палачу – Ельцину. Еще немного – и советский народ опять будет кричать в концлагерях, как в 30-е годы: «Хорошо, что меня арестовали тогда, когда меня еще можно было спасти!» Кайтесь, господа советские демократы, в нечестивом стремлении к свободе. Вас накормят, накажут, простят, пригреют и успокоят. Вы опять не будете ничего решать сами – за вас решат другие. Хозяева.
Выдавайте уголь на-гора! Голосуйте! Вы получите перевод в другую, российскую, камеру и нового начальника тюрьмы – Ельцина. А больше ничего вам не надо.
Перестройка – это была святейшая инквизиция XX века, вам ломали душу вместо ребер и говорили: полюбите нас! За 20-е, за 30-е, за 40-е, за 70-е, за ВЧК, за Баку, за Тбилиси, за Вильнюс.
И вот все кончено. Вас не пошлют на костер. Вы раскаялись, ваша душа сломана. Вы заработали себе жизнь в пожизненном заключении. Туда вам и дорога.
Кто в клетке зачат –
Тот по клетке плачет.
И с ужасом я понял, что люблю
Ту клетку, где меня
за сетку прячут,
И звероферму – Родину мою.
(Е. Евтушенко)
Держава прибирает души к рукам. Она добралась до наших бывших товарищей – Игоря Царькова, Эдуарда Молчанова, Владимира Данилова, спросивших: доколе? Сколько еще быть нам внесистемными? Не пора ли успокоиться в тенистых объятиях советского государства, в лоне Учредилки или «независимой России».
Я верю в любовь к нам И. Царькова и Эдуарда Молчанова. Их требования отречься от «экстремизма» и непримиримости, их дымные статьи против нас, от которых тянет паленым мясом грешников («По ту сторону добра и зла», «Дорога в ад», 16 номер) – это все свидетельства любви ночных портье к потенциальным жертвам. Они снова желают нам добра и через уничтожение (попытка разорить партию, попытки помешать печатать наши газеты) спасают нас от вечных мук.
И в конце короткая конструктивная программа: разлюбить палачей. Возненавидеть их чисто и пламенно. Не сдаваться. Подохнуть с голоду – но на воле. Умереть – но ничего не брать из рук хозяина. Не каяться, а пойти на костер. Там легче, чем в перестроечном бедламе. А на вопрос «Доколе быть нам вне Системы, Социума, Государства и Стойла?» уже отвечено, отвечено сожженным за внесистемность протопопом Аввакумом. Жена его, Марковна, спросила, доколе им брести крестным путем.
Вот его и наш ответ: «До самой смерти».
