Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы: Россия в XXI в.
ТАЩИТЕСЬ, ТРАУРНЫЕ КЛЯЧИ
(Рецензия на спектакль С. Кургиняна "Конь вороной" и на его последствия)
Тащитесь, траурные клячи // Хозяин. №26, ноябрь 1991.
Было совершенно очевидно, что упряжка из савинковских коней - бледного и вороного - не прельстит смирных московских театралов даже в качестве временного средства передвижения. Савинков был профессионалом террора и гражданской войны, свои ведущие произведения ("Конь бледный", "Конь вороной", "То, чего не было", "Записки террориста") он написал для знатоков, опаленных тем же профессионализмом. Немудрено, что режиссер интеллектуального театра "На досках" решил поставить спектакль для нынешних профессионалов-неформалов, которым, видно, придется участвовать в гражданской войне не в качестве зрителей или, на худой конец, стать объектами террора (белого, красного и далее - по цветам спектра). Но поскольку режиссер все-таки интеллектуал более, чем это позволено в юдоли слез, называемой СССР, то им после спектакля была запланирована дискуссия со зрителями, что и привело к тому, что вместо одного спектакля получилось два, и второй даже поучительнее первого.
Вообще, кургиняновский стиль только на первый взгляд похож на стиль Таганки. Оба театра резкие, угловатые, жесткие, крутые. Без сантиментов и мелодрам. Но Таганка работает в стиле символизма и акмеизма, она почти всегда предметна и музыкальна, Таганка - это Берлиоз, Вагнер, Рахманинов. Театр "На досках" - это сюр, это абстракции, синтаксис, больше, чем семантика, это Шнитке, тяжелый рок и Стравинский. Общее впечатление - дисгармония, хаос, бездна.
И вот этот театр берется за Савинкова, ненавидя его как идейного врага, как Разрушителя, как того, кто декларировал, что все дозволено. Повесть насилуется прямо на сцене. Очень интересно видеть театр, который ненавидит свой материал.
Вот так был бы поставлен Степняк-Кравчинский (нашедший в своем "Андрее Кожухове" для террористов и народовольчества и живые краски, и человеческое тепло, и восторг, и романтику, облекший все это в правоту) театром, который решил бы "Андрея Кожухова" в стиле "Бесов" Достоевского: с гадливостью, с глумлением, с насмешкой.
У Савинкова гражданская война возвышенна, печальна, осмысленна. Это великая античная трагедия, сам факт создания которой оправдывает все издержки.
У Кургиняна - совсем не то. У него война - кошмар, причем кошмар бессмысленный и бездарный, которым мы обязаны не вере и неистовству разно верующих, а глупости и слепоте неандертальцев, не знающих никаких других аргументов, кроме дубин. На бессмыслицу 1919 года С. Кургинян наложил бессмыслицу съездов и митингов 1990-х годов с их штампами, самомнением и злобой, украсив этот сандвич всеобщим соусом "За Россию!"
Я не стала бы защищать Савинкова. Он был немного позер, он не умер от своей идеи, но всегда бросал дело на полпути, разочаровываясь в нем. Его жизнь - сплошные поражения. Он не взошел с Каляевым на эшафот, а уехал разочаровываться в эмиграцию; он бежал из Севастопольской крепости, оставив там товарищей, он бежал за границу после поражения в гражданской, хотя мог честно погибнуть. И главное и последнее поражение его жизни - это капитуляция перед чекистами в застенках Лубянки в 1924 году, и жалкие 10 лет, и темный конец (то ли выбросили из окна, то ли выбросился сам). Не было гордыни, наконец. Кони Апокалипсиса несут в Аид, это обручение со смертью, это быть с ней на равных и на "ты". Савинков пытался покататься, как в зоопарке, на смертельных конях, и они его сбросили, оскорбившись ("мы вам не пони!").
Так что ему дано было описать, увидеть, но слабо было этим жить и в этом умереть. Я оскорбилась не за Савинкова, а за гражданскую войну. В конце концов, за 74 года нашего жалкого рабского житья-бытья 2 года гражданской - самый чистый и возвышенный период, когда люди полагали жизнь свою на алтарь своей идеи, когда дрались за крупную ставку, не за барахло, когда большевикам кто-то противостоял с оружием в руках, а большевики еще рисковали жизнью, а не просто стреляли в затылок. В 20-м году кончается наша "Илиада", наши Софокл, Гомер и Эсхил и начинается наш Зощенко - жалкая жизнь описанной им "дрожащей советской твари".
Но и С. Кургиняна можно понять. Ненавидя гражданскую войну, которую он, как и я, считает неизбежной, он заранее попытался ее обезвредить единственным доступным художнику образом: развенчав, снизив ее звучание, лишив ее ореола, не дав ей побеждать умы и сердца, пытаясь вызвать идиосинкразию. Что ж, это право творца, это право художника. Бог создал мир из хаоса, художник создает свой мир из любого подсобного материала. И Савинков не вправе жаловаться, он воспел "минуты роковые", но не скрепил ноты своей достойной смертью. Не знаю, как в жизни, но в зале гражданская война началась немедленно по окончании спектакля, лишний раз подтвердив наши с режиссером совместные предчувствия.
К своему удивлению, я обнаружила, что советские "демократы" даже из неформалитета почему-то считают С. Кургиняна путчистом. Какие у них на это основания? Во-первых, он не из их карасса, да еще и не побежал на виду у всех из КПСС, отметившись в ближайшей газете. (Позиция, гораздо более достойная, чем позиция тех, кто сбежал с тонущего корабля, кормчими которого они ранее числились.)
Во-вторых, он не пинает лежачего (арестованных гэкачепистов). Ну, а в-третьих, у советского человека всегда есть основания подозревать ближнего своего во вредительстве, троцкизме, шпионаже, лево-правом уклоне, космополитизме и путчизме. Один очень известный и честно отстрадавший свои более чем солидные сроки диссидент, захлебываясь, сообщил мне в антракте, что режиссера должны на днях арестовать, ибо он составлял план заговора (кстати, в зале С. Кургинян справедливо заметил, что если бы он составлял план ГКЧП, то он составил бы его умнее, при его-то данных). Такое доброе чувство из глубины души товарища по борьбе, ждущего ареста одного из немногих интеллектуалов, еще живых в этой стране, испугало меня больше, чем колонна танков ГКЧП. Мне давно не приходилось спорить с оппонентом, наделенным столь острым умом при общей высокой культуре, как С. Кургинян. Такой современник - уже наслаждение, изысканное пиршество. Мы спорили с ним через головы зала, как два белых, встретившихся в лагере индейцев сиу (не напоминают ли индейцев наши "демократы", в боевой раскраске и при томагавках?).
Общее впечатление от аудитории: такая вот неумная краснокожая свирепость по отношению к инакомыслию. Один известный консервативный антикоммунист произнес пламенную речь против Ленина, музея Ленина и ленинцев, которых встретил по дороге; при этом он о спектакле и теме дискуссии совершенно позабыл и ревел, как ледокол в тумане. Второй оппонент (прекрасная дева из какой-то "пропамятной" организации) решила прочесть собранию свой трактат на 40 страницах о спасении Отечества, и полное нежелание аудитории слушать целый час этот кошмар ее не остановило.
Все рвались на сцену, чтобы "прозвучать" на свою излюбленную тему, даже если она никакого отношения не имела к теме собрания. Словом, классическая тусовка демократов-нигилистов, впервые зафиксированная Достоевским в "Бесах" ("Я хочу рассказать о страданиях несчастных студентов и возбудить их повсеместно к протесту"), дополненная и нашим типичным демрейтингом, где 10-й оратор уже забыл о том, зачем собирались, и понес свое, заветное, а 15-й уже просто просит квартиру, работу или защиту от супостатов.
Один участник дискуссии сразу взял быка за рога и предложил сдать хозяина вечера и режиссера спектакля в милицию за нелюбовь к советской "демократии".
С. Кургинян на три головы превосходил собравшихся "демократов": умом, иронией, тактом, вкусом, образованностью. И мне стало за него страшно. Сергея Кургиняна не любили коммунисты, потому что он был умнее коммунистов. Сейчас его не любят "демократы" за то, что он умнее демократов. Кому нужны умные люди в Стране дураков? К тому же он создает центр по исследованию чего-то, какие-то анализы составляет. Подозрительно! ("Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали на кострах".) Кони Апокалипсиса не для советской аудитории, нам больше пристали разбитые клячи.
А к гражданской войне зал отнесся на уровне черного рынка, когда полиция проводит облаву - с воплями негодования и попыткой разбежаться. Уровень постижения проблемы был как у курицы, когда ее застигли на насесте и тащат на кухню для бульона. Если неформалы в подобной ситуации так по-куриному реагируют, закатив глаза, то чего же ожидать от других?!
Нравственного протеста у большинства не было, был животный страх. То есть когда это начнется, большинство опять забьется под печку и будет покорно ожидать своей участи...
Тогда могу заранее поздравить с победой будущих большевиков: в такой среде выигрывают они. Последнее кудахтанье из курятника последовало от "Независимой газеты". Со свойственной ей мощью анализа и глубиной трактовки она заявила, что ДС и лично В. Новодворская призывают к гражданской войне и намерены ее развязать не сегодня-завтра.
А ведь только страшная сила коня бледного и коня вороного могла бы вырвать нас из трясины и перевезти через Стикс гражданской войны на берег жизни и свободы. Но не с такими же седоками... Так или иначе, советское общество не очень убедительно доказывает необходимость своего выживания.
Достойнейшие, Боже, Боже,
Да узрят царствие твое.
(Блок)
