Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
Баллада о простоте
Баллада о простоте // "Огонек" №25-26, июнь 1993
А был ли дураком третий сын - Иванушка? Что-то берет меня сомнение. Да и два старших сына были ли умны? Уже во времена Ильи Муромца было понятно, что на Руси с умом и талантом делать нечего. И если «черт догадал» с этим уродиться, то придется драпать ко всем чертям: к варягам, к грекам, к ляхам, во фряжские земли, а то и вовсе за море-океан. Или дожидаться плахи, петли, костра в срубе. Книжники на Руси скоренько попадали в чернокнижники. И далее - согласно тогдашним УК. Ум был явлением инородным и непатриотическим.
Зря, конечно, Киевскую Русь понесло на Север и Восток. Мы не просветили самоедов — мы сами стали самоедами. После скандинавской метафизической гордыни и славянского непринужденного мужества готической Руси на Севере выковывался другой национальный характер: темный, как чаща леса, гармоничный, как бурелом, коварный, как полесские зеленые болота, дружелюбный, как у филина. С научным подходом, как у Бабы Яги, с философской концепцией, как у Кощея Бессмертного, с гостеприимством, как у Лешего. Жар-Птица, Василиса Премудрая и Иванушка (не дурачок!) вместе с Коньком-Горбунком и Серым Волком — вот все, что нам удалось вынести из щедрой и широкой когда-то общей, а сегодня по праву сохраненного наследия и характера уже только украинской-Киевской Руси. И не на кого пенять. Мы сами виноваты.
Нас никто не гнал из Дома. Мы сами ушли — покорять и топтать «чужой посев»: в Сибири, в Суоми, на берегах Янтарного моря. А рук-то только две. Хватая чужое, мы уронили свое. Экспансия — всегда Уход. Империя — всегда плевок на родной порог. На свой и на чужой. Украина — это та Русь, которая осталась дома. На ней нет ни греха, ни вины. И не ждите: мы не можем вернуться, и нам не заколют упитанного тельца. Блудный сын был просто туристом. Его-то приняли обратно. Нас не примут. Потому что мы уже возвращались: в 1918-м, в 1948-м. Мы возвращались арестовывать «Просвиту», гоняться за ОУНом, вешать родных русичей за мягкие согласные в нашем бывшем общем языке и за желто-голубое знамя; мы вернулись, чтобы убить в советских лагерях поэта Василя Стуса, Олексу Тихого, чтобы бросить в застенки Вячеслава Чорновила, Левко Лукьяненко, Степана Хмару. Наше возвращение было как половецкий набег. Не нас — мы предали. И домой возврата нет.
Так что не в уме было дело, а в утраченной традиции Дома, которой владел скромный Иванушка. Старшие братья жили, как все, а он не мог. Он был чудаком или, по-нашему, по-шукшински, чудиком. Изобретал вечный двигатель. Прилаживал крылья. Ловил Сивок-Бурок, якшался с Серыми Волками, хватал за хвост Жар-Птиц, обманывал Бабу Ягу, сражался с Чудом-Юдом и Кощеями. Никогда не думал о последствиях и о тактике. Пер напролом. Когда заедало — звал Сивку-Бурку. Давал задание. Кручинился. На сеновале всегда кто-то находился, кто мог помочь.
Иванушка не мог знать поэзию Андрея Вознесенского. Но, видно, они с Андреем Андреевичем черпали вдохновение в одном фольклоре, поэтому, не сговариваясь, поняли, что нашу шхуну зовут «авось». Кривая, то есть нелегкая, то есть Сивка-Бурка — наш Пегас — вывезет. Главное — начать, а там нам кто-нибудь поможет окончить. И ведь везло Иванушке! (Ивану- царевичу.) И врагов побеждал, и на красавицах женился. На Царь-Девицах!
Патриоты все время нас учат: «Демократы, припадите к национальным корням, и до вас дойдет». Ну что ж, я припала. И до меня дошло. Еще на VIII съезде нардепов дошло. Догадываетесь, что дошло? Не забудьте, что третий сын, Иванушка — положительный персонаж, что простота его от Бога и что он из сказки с хорошим концом. И хоть сказка — ложь… Впрочем, все это пока присказка.
Когда Борис Николаевич Ельцин после того съезда не на сеновал пошел кручиниться, а на московский завод, мне удалось наконец его разгадать. И до меня дошло, что Иванушка как раз не дурак, а вот я форменная дура! Мы все время жили в сказке, но не могли понять этого и не знали, в какой. С какой детской, недоступной плохим людям простотой Ельцин тогда сказал про Гайдара рабочим: «Подумайте, ведь у нас впервые такой умный премьер- министр!» Сказал с восхищением, но без зависти. Какой президент в мире вслух и прилюдно скажет такую вещь, признавая интеллектуала Гайдара умнее себя и не впадая по этому поводу в злобу? Наверное, Иванушка так же относился к мудрецам, если они водились в его царстве. Признавал же он превосходство Конька-Горбунка.... Что же до отношения Иванушки и Президента к капитализму, то оно у них вполне идентично: там текут молочные реки с кисельными берегами, там тридесятое царство. Там гнездятся Жар-Птицы и проводят бархатный сезон Василисы Премудрые, там страна вечных каникул (народ купается в молоке и ест мед пригоршнями), там Лукоморье и земля Обетованная, Потерянный Рай, Золотой Век, там даже водится кот ученый (МВФ) и говорит свои сказки про пятипроцентную инфляцию. Словом, «там тепло, там яблоки». «И на венчике из звезд — православный русский крест». Я не издеваюсь, я радуюсь, насколько вообще умеют радоваться нигилисты, что все так совпало. И в этот капитализм, на этот Запад надо попасть, как заповедано в сказках: сносив семь пар железных башмаков, через горы и синие моря...
Помните, Алексей Константинович Толстой в своей трагедии устами Шуйского говорит: «Простота твоя от Бога, Федор Иоанныч, — я не могу подняться на тебя!» Я не знаю, какой нелюдью надо быть, чтобы подняться на совершенно простодушного Ельцина, так и не научившегося лгать и лицемерить. Поэтому его и не вычислил вовремя проницательный Михаил Сергеевич, который сказок не читал и представить себе не мог, чтобы кто-нибудь говорил простую правду, не держал камня за пазухой и не думал о последствиях.
Думал ли Иванушка о том, что будет дальше, когда сжигал лягушачью кожу? Слава Богу, что не думал: а то бы не сжег. Можно ли было хитрому и изворотливому лицедею защищаться от танковых армий СССР несколькими десятками автоматов и бутылками с бензином в руках беспомощных интеллигентов? Это настолько невероятно, что потом были придуманы десятки теорий, вплоть до того, что сам Ельцин руководил ГКЧП. Поотвыкли мы и от чудес, и от своих сказок. Защита «Белого дома» — это было вполне в духе Иванушки. И Руси. Мальчик-с-пальчик, помнится, тоже никем не воспринимался как боевая единица. Однако в драку лез и выигрывал.
Все было просто. Умереть — но чтоб по совести.
Не читали сказок и ГКЧПисты. И не готовились к встрече ни с Русланом, ни с Людмилой. В реальной жизни все должны были разбежаться по домам, увидев хотя бы один танк. А в сказке остались стоять и даже стали кидаться на эти танки. Россия — сказочная страна. То-то американцы и англичане полезли на наши баррикады! Где еще такое встретишь? Своих сказок нет, так хоть чужими попользоваться... Трезвый и умный человек, думающий о последствиях, не освободил бы всех политзаключенных (даже «шпионов», о чем МБР до сих пор скрежещет зубами), не распустил бы по домам Союз в Беловежской пуще, не закрыл бы райкомы, не разогнал бы КПСС. Если думать о последствиях, никогда по совести не поступишь. После 1000 лет общинного, коллективистского, стадного бытия, после 75 лет тоталитаризма строить (именно сознательно строить, как метрополитен) капитализм? Это можно сделать, только уверовав. Я теперь думаю, что Ельцин был одним из немногих верующих коммунистов. Иванушка не действует из корысти. Он Правду ищет.
Некогда и римляне, и эллины, и иудеи веровали в своих старых богов. А потом пришел Христос, и, бросив прежнюю веру, самые чуткие и поэтические натуры уверовали в Христа. И пошли на арену на съедение львам, на костры, на дыбу. Если это было в человеческой истории, то почему я должна сомневаться в том, что, разуверившись в социализме, Ельцин поверил в капитализм, как в святое Евангелие? В Свердловске был один Ельцин, в Москве — другой. Он узнает новый мир, мир своего Нового Завета, и что у него в данный момент на уме и в душе, то и на языке. И сразу он идет на телевидение и выступает. Делится. Рассказывает про Руцкого, который отбился от рук, про зловредные Советы, про съезд, который вот-вот съест. Это не коварный расчет, не манипуляция общественным мнением, не игра. Это из нашей сказки: «...Иван заплакал и пошел на сеновал, где Конек его лежал». Вместо сеновала теперь — телевидение. В действиях Ельцина нет расчета, нет предвидения. Это не лукавый, злобный и прозорливый Борис Годунов. Видали мы Борисов... И детская непосредственность Ельцина победила там, где не прошла бы мудрость всех семи афинских мудрецов.
Может быть, голосуя за Ельцина, Россия голосовала за свою сказку? Иванушка «не котировался» в своем царстве, в доме своего отца. У скромного свердловского секретаря тоже не было шансов.
Окончательно я успокоилась, увидев, как под бдительной телекамерой Эльдара Рязанова Ельцин, который в пасхальную ночь выстоит, тяжко вздыхая, но крепясь, всю заутреню (я бы, ей-Богу, сбежала, больше часа не выдерживаю ни в праздники, ни в будни, хотя христианский стаж у меня побольше ельцинского), пытался поживиться то пасхальным яичком, то пасхальным куличиком, а поскольку у него все отбирали, в конце концов добрался до котлет.
Ну что стоило бы хорошему актеру разыграть гнусную комедию: сидит в Великий Пост благочестивый Президент и с постным видом ест минтай и винегрет. Но Ельцин абсолютно не актер! Выстоять заутреню с Лужковым — ладно, прорвемся, если так надо (и я думаю, что это усилие Богу угоднее всех выкрутасов схимников, потому что не для себя, а для страны, чтобы подать добрый пример). Но мои котлеты мне отдайте! Надо же человеку поужинать. Я думаю, что многим телезрителям в тот день захотелось пригласить Президента на ужин и накормить повкусней. Ибо окончательно ясно стало после этих котлет: не будет наш Президент врать, расстреливать, подавлять. Но будет путаться в трех соснах, усаживаться во все лужи (и мы с ним сядем), верить черт знает кому, слушать дурных советчиков, а потом говорить, что маху дал. Это уж продолжение Иванушкиных подвигов после свадьбы с Царь-Девицей. Ведь в тех же русских сказках добрые цари либо женятся на мачехах явно змеиного рода-племени, либо, наслушавшись клеветников, приказывают молодую жену с первенцем заколотить в бочку и бросить в океан...
Надо думать, что при Борисе Николаевиче состоят и ткачиха, и повариха, и сватья баба Бабариха.
И не только в русских сказках случается такой конфуз. Здесь и Андерсен («Дикие лебеди»), и французская Золушка, и братья Гримм (Гензель и Гретель, выгнанные на погибель в темный лес добрым отцом-дровосеком по требованию злой мачехи). В «Диких лебедях» таких добрых государей аж двое. Один допустил, чтобы злая королева изгнала из дворца его сыновей и дочку Элизу, другой, муж Элизы, послал ее на костер, поскольку злой епископ доказал ему, что она ведьма. Слава Богу, ее невинность и добродетель вовремя обнаружились, а то бы так и сожгли! И, заметьте, Элиза вернулась к этому самому доброму, но лопоухому королю: может быть, ей некуда было больше идти? Как и нам... Мы хотели бы перейти к более взрослой литературе, более трезвой, более рассудочной, более печальной. Но нам для этого придется извлечь Ельцина из сказки. Однако не раньше, чем он сработает за 33 богатырей. Меньшими силами нам на Запад не прорваться.
У Иванушки был свой потолок. И у каждого он есть. Естественно, есть и у Ельцина. Ему не быть светским, лощеным, безукоризненным интеллектуалом Тадеушем Мазовецким. Но когда я спросила у политизированных поляков, смог ли бы Тадеуш Мазовецкий взяться за реформирование России, то мне ответили: «Никто бы из наших не взялся, даже Валенса, хотя он круче». Разговор шел в Москве. Мимо нас с диким гиканьем, как туловище Змея Горыныча, неслась очередная фашистская демонстрация под красными и черно-бело-желтыми знаменами; мои поляки просто цепенели от ужаса. Никогда этого не было в Польше. Шли иностранные войска, оккупанты, Ярузельский интернировал своих, чтобы не пришли русские, но все мечтали, чтобы оккупанты скорее сгинули и можно было бы вернуться назад, к нормальной буржуазной Польше. Всем было куда возвращаться: и Латвии, и Эстонии, и Литве, и Молдове. А у нас позади вставала черная колючая проволока темного леса, к нам из прошлого простирали руки Баба Яга, Кощей Бессмертный, Змей Горыныч. Из леса нашего прошлого неслось нехорошее уханье, и против своего лома не было приема. Никто бы не взялся. А если бы взялся, сбежал. И хорошо, что Ельцин не знал броду. Только поэтому и он, и Иванушка храбро совались в воду.
А если бы они знали заранее, что ни в воде, ни в огне брода нет? Их амплуа исключает эти «проклятые» вопросы. Порадуемся за них. И за себя. Ельцин сжег тоталитарный уют, обжитое прошлое, и наше, и свое. Мы, кстати, подавали головню и кричали: «Вызываем огонь на себя!» Поэтому депутат Челноков и сидевшие в том августе в «Белом доме» Хасбулатов и Руцкой предатели вдвойне. Они хотят отмыться и сложить с себя ответственность. Их там не было.
Я представляю себе первую встречу Ельцина и Гайдара. «И роди богатыря мне к исходу сентября». То есть построй капитализм за 9 месяцев. Это похуже, чем задание злой мачехи по отделению мешка чечевицы от мешка золы...
Никто и никогда не заглядывал в послесловие сказок про Иванушку и Конька-Горбунка. Как правил Иванушка? Должно быть, в отличие от нашего его царство-государство было населено исключительно добрыми молодцами и красными девицами. А земля родила сам-пят. Его подданные просто не могли сказать «Иванушку — на рельсы»... Та сказка всегда кончалась свадьбой, а за медом не было видно никакого конституционного кризиса. Сусанина тоже, кстати, звали Иваном. А если бы он вел своих и просто сбился с дороги? Вот были бы митинги протеста...
Так какую же роль отвели нам в этой сказке, в нашем мультфильме в стиле «ретро» под названием «российская история»? Да, конечно же, Конька-Горбунка! Интеллигенция для Иванушки-Ельцина — Конек-Горбунок. Мы не можем не явиться на зов. Мы рождены, чтоб старую сказку сделать современной былью. Мы всегда будем реагировать на своего первого (и, может быть, последнего) Президента, как на мишку из детского стихотворения:
Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу,
Все равно его не брошу;
Потому что он хороший.
Мы кидаемся к мишке, когда ему отрывают лапу в очередной раз. Мы, конечно, западники, но мы русские, а потому вне логики и выгоды. Мы не можем сказать: «Так поди же попляши!» История про Стрекозу и Муравья как раз какая-то французская, импортная, лафонтеновская. Мы так не умеем. Мы встаем перед Иванушкой, как лист перед травой. Правда, если он и дальше будет тянуть кота (лукоморского) за хвост, то ему уже не лапу оторвут, а голову. И нам тоже. И всадник будет без головы, и Конек...
Нам не надо ни стойла, ни овса. Мы приходим даром. 25 апреля все явились как штык, и обиженный Гайдар в первых рядах. По канону Сивка-Бурка не может обижаться на Иванушку. Ему, видать, и во времена царя Гороха не было альтернативы. У нас больше никого нет для этой роли. Иванушка — он свой. Наши обиды на него кончаются, как у Галича:
Не зови вызволять тебя из огня,
Не зови разделить беду.
Не зови меня! Не зови меня...
Не зови — я и так приду!
Мы не можем оставить Иванушку наедине с Кощеями и Горынычами. Может быть, впервые в российской истории власть сделала интеллигенции добро и так же впервые власти больше некого просить о защите. Поэтому да здравствует союз Иванушки и Конька-Горбунка — двух субъектов российского революционного процесса!
Ельцин — самый большой успех российского народничества за два последних века. Наконец-то мы сагитировали! И кого! Аж самого царя! Когда не осталось надежд на либеральную революцию снизу, наше Несбывшееся переменило адрес, и мы положили глаз на революцию сверху. Ведь правда, мы уже успели наломать немало дров? Российская интеллигенция в совершенстве изучила это дело: ломать все, что построено не по ее проекту. А Ельцин у нас все-таки строитель. В некотором роде мы смежники...
Россия — наша извечная избушка на курьих ножках. Гипотетически Иванушка должен уметь ее развернуть. Надо просто гаркнуть: «Стань, избушка, к лесу задом, а ко мне передом!» Какие референдумы? Какие выборы? Это — когда мы захлопнем наши детские книжки и станем скучные, разумные, умеренные, рациональные. Это все будет в другой Ойкумене, в капитализме. А пока — переходный период.
В нашей сказке отношения выясняют не на референдумах, а с помощью меча-кладенца. Какие могут быть «круглые столы» со Змеем Горынычем и Соловьем-разбойником? И только издеваясь над понятиями, можно наше царство величать «президентским» или «парламентским», а все эти идолища поганые русского фольклора именовать «оппозицией». Змей Горыныч не может быть в оппозиции. Только в засаде. Ни Кощей Бессмертный, ни КГБ не подлежат перековке на «орала». Проще надо жить, проще: убить утку, достать яйцо, сломать иглу, закрыть ведомство Страха, снести здания... Написать на асфальте: «Здесь танцуют». Если бы конференция «КГБ вчера, сегодня, завтра» называлась как должно: «Кощей Бессмертный вчера, сегодня, завтра», то, надо полагать, обсуждение бы три дня не тянулось...
Ельцин в нашей сказке как дома и Конституцию представил соответствующую. Такую, чтобы с ней можно было дожить хотя бы до понедельника. С целой серией заговоров типа «Чур, меня!» в каждой главе (против социализма, против равенства, против идеологизации, против общины, против Руцкого, против нардепов, против Хасбулатова). Это-то хорошо. Хуже, когда Иванушка начинает путать жанры и приглашает на Конституционное Совещание Бабу Ягу, Змея Горыныча и Соловья-разбойника (даже если они зарегистрированы в Минюсте и имеют всероссийскую структуру).
В старину Иванушка был бессмертен. И Сивка-Бурка соответственно. Так сказать, пара гнедых... А сегодня все подвержено эрозии. Вы представьте себе на минуточку, что нас всех ждет, если с Ельциным, не приведи Господь, что-то случится. Простота простоте рознь, простота Руцкого — это простота неорганизованной материи, готовой со злобной агрессией уничтожить всякую высокоорганизованную жизнь, которая встретится ему на пути. Вы видели на телеэкране, как он взирал на Гайдара? Как шукшинский Змей Горыныч. Взирал и думал: «Лангет». Ему хватит месяца, чтобы обратить страну в Красную пустыню.
Революция сверху — это всегда подарок, которого не заслужили. Наша интеллигенция странно устроена: нам легче давать, чем брать. Отдавая, мы были счастливы. Даже когда отдавали жизнь... А сейчас, впервые за 200 лет, дают нам. И горек этот хлеб, и отравлена свобода. Мы берем даром. И поэтому кидаемся на изумленного благодетеля. Потому что нам всегда давали камень. Остановиться и понять, что дающий не виноват, было трудней всего.
Мы-то были не из этой сказки. Мы пришли из мира Кафки, Оруэлла, Достоевского, Фолкнера. Мы привыкли в каждом яблоке искать бритву. Наверное, со дня своего рождения российская интеллигенция, ровесница Радищева, издерганная, затравленная, мятежная, никогда не знала мира и покоя. Разве что на эшафоте. Два года Ельцин терпел нашу истерику, наши оскорбления, наш невроз. Может быть, ему повезло и он не читал Кафку и Достоевского? А вдруг читал? Тогда он просто ждал, чтобы нам стало стыдно... Мне уже стало.
Сивка-Бурка тоже не вечен. Укатали крутые горки. Уже заведено уголовное дело по ст. 70 части II против депутата Виктора Миронова за обращение к Президенту от 20 марта с требованием распустить Советы, ввести президентское правление и интернировать Зорькина, Хасбулатова и Руцкого... Кто выиграл референдум, если Кощеи таскают в Лефортово на допросы Сивок-Бурок, которые в марте явились на зов Иванушки? Был Сивка-Бурка, да изъездился. И шкуру с него сняли...
Но это не самое страшное. К живодерне мы все привыкли. И шли туда добровольно, начиная с декабристов и Радищева. Еще Камю говорил, что умереть от внутренних противоречий легче, чем жить с ними. Страшно другое. Впервые мы идем с властью (если у Президента есть еще власть) против народа (те, кто голосовал за либеральные реформы, эти 36 млн., — уже не народ, а личности, и их спасать уже не нужно: они спасены). Иванушка силен своей искренностью и простотой. А вот нам никогда уже не будет просто. Мы попрали свое прошлое, выбрав свободу, навеки несовместную со справедливостью. Чернышевский, Добролюбов, Желябов и Вера Засулич отрекутся от нас. Идеалы, мечты, иллюзии весело хрустят под нашим каблуком. 200 лет у нас проповедовали социализм. Мы войдем в историю Геростратами, сжегшими храм этой Веры. Впервые в истории России ее интеллигенция будет сознательно бороться за социальное неравенство, за массовую безработицу, за хозяев и батраков. Потому что мы проверили, поставив острый опыт на себе: выбора нет.
Мы слишком много читали, чтобы чувствовать себя счастливыми: «Гроздья гнева», «Дэвид Копперфилд», «Оливер Твист», Чехов, Достоевский. Все это нас ждет, и мы ведем в эти миры нашу страну. Ведем с открытыми глазами. Уже потом будут миры Брэдбери, Хеллера, Хемингуэя. Нам, может быть, придется пройти через ту сказку Андерсена, где девочка, продававшая спички, замерзла ночью на улице под окном богатого особняка...
Но самое ужасное — это то, что позади нас такой ужас, что все эти страсти не вызывают во мне никакого желания шарахнуться в сторону. Я никогда не говорила, что при капитализме будет лучше. Этой вины на мне нет. При капитализме будет иначе. Свободнее, интереснее, умнее, сложнее... Мы будем страдать, как молодой Вертер, но не как питекантроп, который тоже, говорят, страдал, но от других причин. Издержки свободы могут быть не меньше издержек рабства. Но это другие издержки. Счастья не будет. Счастлива только корова-стахановка в показательном стойле у Стародубцева. Свобода исключает счастье, ибо она не дает уверенности и гарантии. Свобода — это тоска ежедневного выбора. Так считал Сартр, сбежавший от такой свободы к маоистам. А если наше общество захочет сбежать? Я постараюсь дожить до следующих танков, чтобы загородить нам дорогу назад. Общество загнано в свободу. Это все наши с Иванушкой дела. И сбежать в тоталитаризм мы никому не дадим. «Вошедшие, оставьте упованья!» За 25 лет бесплодной деятельности по поднятию масс на либеральную революцию я здорово на массы обозлилась.
Я знаю, что мне положено колебаться, стыдиться, сомневаться. Такова уж должность «интеллигента на договоре». А я возьму и не буду! Мне не жаль никого. Ни себя, ни других. Ни одной слезинки не уроню над одичавшим ветераном с красным флагом, над совками, у которых отняли батоны по 13 коп. Недавно я получила письмо от бывшего члена ДС из Курской губернии: «Новодворская и Ельцин навеки будут прокляты на Курской земле». Не возражаю! Я не делила с Ельциным власть, лайнеры, лимузины, госдачи. Но проклятия и, в случае необходимости, виселицу я с ним с удовольствием разделю. «На веки вечные мы все теперь в обнимку»... А птичка давно вылетела.
Иванушка, бывает, сдает Сивку-Бурку. В архив или в отставку. Но Сивка-Бурка не может, по роду деятельности, сдать Иванушку.
Пусть Чернышевский и Степняк-Кравчинский на том свете со мной не здороваются.
От содеянного — не отрекусь!
