Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
Осень патриарха
Осень патриарха // «Столица» № 13, 1994 г.
Все наши блины выходят комом. То ли масло прогоркло, то ли сковородка отечественная, то ли кухарочки наши все никак родным государством управлять не научатся. Два парламентских блина, советский и думский, надо полагать, у всех приличных людей встали поперек горла. Если можно, конечно, назвать эти «собрания развратителей» парламентскими. Ну да мы же привыкли к новоязу и двоемыслию: обновленный Союз называем СНГ, позорный, черный день создания красных полчищ, погубивших страну, — Днем защитника отечества, свои оккупационные войска в Грузии, Таджикистане и Молдове — миротворческими силами, врагов — оппонентами, гражданскую войну — национальным примирением. Так что слово «парламент» в этом ряду смотрится нормально. Приятно, правда? И утешительно коротать дорогу к фонарю, после «амнистии» 23 февраля уже не такую длинную, рассуждениями о том, что все, что ни делается, к лучшему.
О, что за блаженство быть ослом!
Таких длинноухих сыном!
Со всех бы крыш кричать о том:
Рожден я в роде ослином.
(Г.Гейне)
Так что президентское послание к Федеральному Собранию тоже из ряда неудачных блинов. Начиная с обстоятельств образа действия, времени и места. После объявления амнистии нужно оно было нашему Совнаркому, как рыбке купейный вагон. Особенно если учесть, что обращался президент к своим злейшим врагам: которые накануне подпустили ему красного петуха в его курятник. Поскольку нормальные враги (а враги у нас нормальные, это мы ведем себя ненормально) должны подобные послания расценивать однозначно, как белое знамя в окошке, они и отказались его обсуждать. И что можно обсуждать в акте о капитуляции? Взять просто шпагу — и все. Как же не взять, когда дают?
О почетной капитуляции здесь говорить не приходится. Красные таких церемоний не понимают. Если враг не сдается, они, конечно, уничтожат его, если сумеют. Но если он сдается, то дальнейшее — дело времени. Пока телячьи вагоны не подадут (столыпинских на всех не хватит). Пока плахи не сколотят. Обращаться к Федеральному Собранию после переворота, произошедшего накануне, с таким посланием равносильно было бы тому, как если бы Врангель уже после взятия Красной Армией Перекопа вдруг стал бы произносить речи о повышении урожайности кукурузы в Крыму. Так что во время чтения сего послания президент сильно напоминал рассеянного с улицы Бассейной, который «отправился в буфет покупать себе билет». Кстати, после случившегося предлагать ликующим врагам, жаждущим мести победителям подписать документ о гражданском согласии с побежденными демократами — это еще хуже, чем «мчаться в кассу покупать бутылку квасу». Ну да ведь наш президент в самый неподходящий момент, когда отечество расколото гражданской войной, вообразил себя отцом этого самого Отечества. Pater, так сказать, patriae. Если уж Борису Николаевичу непременно надо было себя кем-то вообразить, то лучше бы он вообразил себя Наполеоном. Нам бы это дешевле обошлось. Помнится, Наполеон лихо подавил Тулонский мятеж, пустив в ход артиллерию для ликвидации уличных волнений. И тоже там волновались какие-то местные красные, сиречь якобинцы. Они всегда и везде волнуются, и пока они не научатся сами пить капли датского короля, их надо успокаивать государственными средствами. Так что светлый образ Бонапарта нам еще явится в сновидениях как некий укор.
Красно-коричневых думцев, думников, или, как их окрестила стоустая молва, «думаков», я понимаю. Они должны были слушать президента, как музыку сфер. У них, должно быть, слюнки потекли. Слушая такое послание, самое время проскрипционные списки составлять. А вот кого я совсем не понимаю, так это моих родных демократов из «Выбора России». Почему, слушая это послание, никто ни с какой платформы не крикнул президенту, что это все еще «город Ленинград»? Или встали бы все организованно и ушли. Авось президент после этого сам догадался бы, что он сел в отцепленный вагон. Для того чтобы открыто возмутиться, даже перед лицом смерти, нужно гражданское мужество. А советская интеллигенция будет опасаться, как бы хуже не было, даже идя на расстрел.
По содержанию послание президента сильно уступало тому письму, которое лихие запорожцы написали турецкому султану. Надо думать, что турецкий султан был далеко не так противен, как то думское агрессивное и непослушное большинство, голосовавшее за амнистию, отменившую на нашей злополучной территории вообще всякие законы. Несмотря на кажущуюся хаотичность, бессодержательность и противоречивость послания, кое-какие вещи там утверждаются достаточно однозначно. Недаром же после того Проханов возвел президента в авторы «Дня». Того и гляди гонорар предложит...
Для средней руки генсека эта речь была бы просто откровением. Но для «президента-реформатора», уже после 21 августа и 4 октября, она никуда не годится. Но самое худшее во всем этом — это то, что демократы, за исключением рискового и свободного от кресел, портфелей и прочих брачных политических уз Константина Борового, продолжают делать глазки и притворяются, что смысл этой речи им совсем не понятен. Хотя что уж там не понять... Подумаешь, бином Ньютона!
Тезис первый. Интересное утверждение о том, что десятилетиями мы шли в другую сторону, надо учесть и не пытаться быстро построить новую жизнь. Поскольку десятилетиями мы шли к пропасти, давайте еще прогуляемся по этой стежке-дорожке! До дна! Поскольку из болота неэтично выбираться в один прием (население привыкло гнить в болоте, пусть гниет дальше, чтобы не было дискомфорта), давайте не сниматься с насиженной трясины! Я думаю, что в этом месте президентской речи болото от наслаждения заквакало.
Тезис второй. Президент предложил прекратить конфронтацию в обществе, утверждая, что с обеих сторон есть люди, которые руководствуются чувством ненависти и мести по отношению к идейным противникам. Конечно, когда идейные противники сначала уничтожают 60 млн человек, а потом, под занавес, на закуску, в порядке мирного строительства, еще 150, идут брать штурмом телевидение и Кремль (не дошли, а то конфронтация бы уже прекратилась сама собой) и приговаривают полстраны к расстрелу за неповиновение «Сашке Отрепьеву» (тоже народный эпос, увековечивший недолгое президентство Руцкого), то таких идейных противников, видно, надо любить и беречь. В этом президентском шедевре его защитники, с голыми руками напавшие на вооруженных боевиков, приравнены к тем, кто шел убивать этого самого президента. Демократы обязаны были воспринять эти слова как плевок, но они не привыкли утираться, когда плюет Хозяин.
Третьим тезисом стали свежие и самобытные мысли о том, что в деле рыночной свободы не должно быть самотека и бесконтрольности, что экономика должна быть не только экономной, но и регулируемой благодетельным государством, что социальное расслоение неэтично и болезненно воспринимается народом, что надо бороться с безработицей (которой еще нет). Что из этого следует? Следует то, что самое время обобществлять «вольво» и «мерседесы», что все станут носить воду в решете и называть это работой, что поводов для конфронтации уже нет, потому что на платформе возвращения в 1984 год (с незапланированной остановкой в 1937 году) свободно разместятся и Проханов, и Зюганов, и Жириновский, и Анпилов, и Горбачев. А лишних можно убрать. Как Борового — гранатой. Как Бэллу Куркову и Евгения Прошечкина из Антифашистского центра — неправым судом. Демократы объявлены персоной нон грата. Их официально разрешено убивать. И официально объявлено, что никому за это ничего не будет. Думе и президенту остается только назначить награду за наши головы. Все остальное уже сделано.
Я уже не говорю о мелких тезисах, уже дежурных, о защите русских в странах СНГ до полного восстановления СССР; о проведении миротворческих операций в рамках СНГ до тех пор, пока горячие точки не сольются в один большой костер, на котором изжарятся миротворцы; об усилении гонки вооружений (это называется на новоязе «окончанием практики односторонних уступок в области расходов на оборону»), я думаю, можно не продолжать. Позорное, немотивированное здравым смыслом отступление, переход на сторону врага, брошенные позиции, оставленные раненые. Странная война 1940 года во Франции. Борису Ельцину не дает покоя слава Петена, маршала, сдавшего Францию Гитлеру, приговорившего де Голля к казни за измену (скоро ли это сделают с нами?). Сейчас наш режим поистине вишистский режим. В конце концов немцы пришли и на юг. Красно-коричневые тоже медлить не станут, ведь Москву им уже отдали. И то, что переворот произошел (вместо бархатной или поющей революции бархатный и поющий красный переворот), настолько очевидно, что г-н Никсон даже перепутал, кто здесь президент, и начал с Руцкого, Зюганова, оставляя Ельцина, как что-то бывшее и вчерашнее, на десерт. Свое президентство надо доказывать. Грустно видеть осень патриарха, да еще без сбора плодов: ничего вырасти не успело. Президентское послание — как желтые осенние листья, ложащиеся на мертвые поля. Амнистия — как белый снег, заносящий братскую могилу демократии. «Октябристов» нового созыва выпустили не от сознания своей силы (сила ведь может и помиловать), а от бессилия покарать, осудить, удержать в «Лефортове». Это еще один наш Тильзит. Результатом тильзитов бывает сожженная Москва.... Ни Егор Гайдар, ни ДемРоссия не вывели демократов на улицы, как в марте, как в октябре. Это означает, что, наконец, достигнуто некоторое национальное согласие: между людоедами и будущим содержанием их желудков... Об этом даже пишут уже некий документ. Что ж, в XV веке у Франции было не менее аховое положение и не менее слабый и забитый король — всенародно коронованный Карл VII. Его послания были в том же духе, он не давал своим сторонникам взять у англичан Париж, и было ясно, что его спасители пойдут на костер. Жанна д'Арк не состояла даже в ДемРоссии или в ее же «Выборе». Но она нашла в себе решимость сказать:
Потеряна милая Франция,
Проигран за боем бой,
Уже бесполезно драться,
Кто любит меня, за мной!
(В.Солоухин)
