Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.

Валерия Новодворская

Мертвая зона

Мертвая зона // КоМок №44 (Красноярск), 08 ноября 1995. С. 5.

 

Станислав Говорухин утверждает, что он потерял Россию. Интересно, какую Россию он имел в виду: дооктябрьскую, исполненную христораднической спеси, имперского жлобства и квасного патриотизма, или советскую, которую он так любовно запечатлел, с большим вкусом снимая подвиги милиционера Жеглова? Так жить было можно? А в 1986 году стало жить нельзя? Карточек? Мобилизация девушек-студенток в МВД? Порядки казармы или шталага? Комсомольского энтузиазма на Петровке, 38? Или, чтобы опять «Все для фронта, все для победы»? И чтобы в каждом кабинете висел портрет вождя... По-моему, пусть уж лучше «менты» берут взятки, только бы не верили «отцу народов» и не ходили на политзанятия с конспектами из Владимира Ильича подмышкой.

Уж лучше разнузданные страсти латиноамериканцев, их вечный кайф в гамаках, их врожденное государственное плутовство и наркобизнес, путчи пополам с карнавалами, полицейские режимы, которые охотятся, однако, за левыми, а не за апологетами капитализма, чилийские стадионы пополам с чилийским либерально-экономическим чудом, мертвый романтик светловского толка Виктор Хара (но ведь и Че Гевара в конечном итоге нарвался на пулю)... А поверх всего этого пестрого и яркого фона из нищеты, сельвы, партизан, диктаторов – Стресснеров и Пиночетов – злых полицейских и индейцев Амазонки будут выситься небоскребы с банками и шикарными отелями, рынки и магазины будут ломиться от продуктов, пляжи – от туристов, университеты – от студентов (которых никто не тронет, если они не станут требовать равенства и братства для всех), проспекты – от иномарок; и будет частная собственность на землю, и капиталисты, и банкиры, и будут запрещены все компартии, и сажать станут не за портрет Сахарова, Солженицына или Рейгана, а за «фотку» Фиделя... А на бидонвилли можно не смотреть. Вытянуть бы на Аргентину, Чили, Бразилию!

Только бы не красное и коричневое, не красное и черное, только бы не идиотский экстаз народа Северной Кореи в дни всенародных праздников, только бы не Ким Ир Сен или товарищ Мао, только бы не порядок аппельплаца и газовой камеры, которые и составляют два полюса тоталитаризма, между которыми он гоняет своих граждан словно подопытных крыс – полюс кары и страдания и полюс ликования и слияния в нирване с массами себе подобных. Словом, хочу в Америку, если не в Северную, так хотя бы в Южную. Там творил Маркес, там тепло, там если не капитализм, то хотя бы и не социализм. Скажем так: протокапитализм, или помесь из феодализма, либерализма и анархии. Меняю одного Фиделя на десяток Пиночетов и пяток Стресснеров...

Вот до чего наш возлюбленный народ, собирающий подписи за коммунистов и ЛДПР, бегающий под нашими окнами с красными флагами и портретами Ленина и Сталина, довел свою несчастную интеллигенцию. Ложиться в куропатские рвы, подыхать на Колыме и в Лефортовских камерах пыток нам надоело. Были народники, да все вышли.

Еще одно такое голосование, как в 1993 году, еще одна большевистская Дума – и благо народное окончательно перестанет интересовать нас, бьющихся за него с 60-х годов: то на этапе, то на Лубянке, то в Потьме, то в Перми, то в Казани. И тогда мы согласимся и на Стресснера, и на Пиночета. Лишь бы не угодить обратно в коммунизм. Серьезно предупреждаю, как честный человек. (Другие не станут утруждать себя предупреждениями). Эти выборы – последний тест. И если тестирование покажет крепчающий маразм ЛДПРовцев, баркашевцев, зюгановцев и анпиловцев, то мы можем согласиться с тем, что больше свободных выборов в России не будет.

Но мы отвлеклись от господина Говорухина. Свою Россию он действительно потерял. Она была традиционалистской, верующей, благостной и эстетной. В ней был малиновый звон колоколов, монастыри, протопопы, «Боже, царя храни», гимназистки румяные и калашный ряд. Было, правда, и свиное рыло империализма, колониальных польско-кавказских войн, еврейских погромов и охотнорядцев с черносотенцами, но оно не так уж лезло в глаза. Оно подрывало забор на заднем плане. Делать нечего. Умерла так умерла.

А вот Никита Михалков со своей Россией никак не может расстаться, потому что она к нему приклеилась насмерть, как туника Деяниры к Алкиду, и это горящее, напитанное ядом платье ему уже не сорвать с себя, да и нам тоже. Яд проник в кровь, и на каком костре русская интеллигенция найдет себе пристанище, чтобы спастись от невыносимых мук раба, праведного гуляки, мыслящего тростника, изгоя и пораженца, не способного выстоять под зимним ветром российской истории?

Три-четыре фильма Никиты Михалкова или с Никитой Михалковым. «Утомленные солнцем». «Анна от 6 до 18». «Несколько дней из жизни Ильи Ильича Обломова». Экранизация «Бесприданницы» Эльдара Рязанова, где все определяет одна роль – сыгранный Михалковым Паратов, который нанизывает весь фильм на лениво пущенную стрелу своего мощного, опасного, энтропийного магнетизма. «Полюби эту вечность болот...» – российскую историю, русскую судьбу. Бездарная, блаженная идиотическая неспособность той России, которую потеряли Говорухин и Маруся с Дмитрием и всеми своими родственниками, запечатлена в грустном внимательном взоре командарма Котова, героя «Утомленных солнцем» и той России, которую не сбросить с себя Никите Михалкову. Красный командир Котов прав: какого черта говорухинская Россия не смогла себя защитить?

 

Прохожу я робко мимо.

Красота лежит в гробу...

В ливадийские камины

Пролетела Русь в трубу.

 

Почему меня предал мой прадед, который основал в Смоленске первую там социал-демократическую типографию и сел в острог (в Илимский острог) вместе с разночинцами-экстремистами, хотя он был дворянин древнего рода и из богатой семьи, а от его художеств мой прапрадед, Владимир Новодворский, тайный советник и помещик Смоленской губернии, сошел в безвременную могилу... Зачем моя бабушка, дочь богатых предпринимателей, просвещенных купцов, владевших ювелирными магазинами, доходными домами, мукомольнями на Волге, пошла замуж в 20-е годы за деда, красного командира? Да она должна была снести ему голову, как Юдифь Олоферну! Почто Маруся пошла за Котова, убившего ее Россию? Почему белые войска, десятки тысяч опытных офицеров, сдавались Фрунзе (чтобы быть расстрелянными), переставали драться (чтобы быть утопленными на баржах в Белом море), сваливали в Константинополь? Профессионалы, специалисты по защите России... Корнет Оболенский явно наливал вино чаще, чем поручик Голицын подавал патроны. Кто дал им право бежать? Ведь каждый мог убить по десятку красных! Они могли спасти себя и нас... Барчуки, лодыри, неврастеники! Митяй из фильма, завербованный в ГПУ... Мужества перерезать вены хватило, а всадить обойму в Сталина – нет? Марусины бабушки и тетушки, дядя – эстет, суетящиеся возле «черного ворона», не понимающие, что это смерть, а не прогулка; словно элои, они резвятся, не ведая, что пойдут на живодерню к морлокам... Даже курица и та бежит от повара с ножом! Русская интеллигенция оказалась глупее курицы, пойдя к палачу с игривым «ко-ко-ко».

И все ведь от Илюши Обломова, которому дано было любить и чувствовать, но не дано было действовать и бороться – хотя бы за свое счастье. Так и будем бежать через поле михалковского фильма, в слезах и с криком: «Маменька!»? Маменьки нет. Маруся через 4 года загнется в лагере для жен «врагов народа», Илюша и Наденька Котова попадут в спецдетдом для детей «врагов народа»... Но разве герой гражданской войны Котов защищает свою Советскую страну? Он отдает ее без боя Сталину, и ее, и жизнь, и честь, и семью. Узнав об аресте, он не душит Митяя-чекиста, не бежит вместе с семьей, не пытается взбунтовать войска, а просто ждет машину и делает вид, что едет на службу. Сам к ним садится, отдает пистолет (а мог бы всех перестрелять) и ждет покорно наручников, побоев, пыток, казни.

Да и куда могли бежать советские кролики от советских удавов? А над михалковским полем поднимается огромный транспарант с портретом Сталина, словно гигантский удав Каа встает над землей. «Вы слышите меня, Бандерлоги? Ближе! Ближе!» И поэтому старшая дочка Михалкова Анна в 7-8 лет хотела больше всего, чтобы народы всей земли помнили покойного Леонида Ильича Брежнева. Она росла не в детдоме, и не в 30-е годы, а в 80-е нормальные дети даже не знали, кто у нас генсек (до ВЛКСМ), но в ее семье ей боялись сказать правду даже в ванной комнате, и воспитанный в рабстве отец отдал душу дочери советскому Молоху.

Рабы воспитывают рабов для господина-государства. Для великой Совдепии. Для великой России. Анна – это Ифигения в Авлиде. Никита Михалков принес ее в жертву, как Агамемнон, на алтарь Отечества. Чему он научит маленькую Надю? Она будет у него «хотеть больше всего», «чтобы в Чечне были разоружены незаконные бандформирования и восстановлен конституционный порядок»? Он, ее отец, всегда был рядом с властью. Это у него наследственное, от придворного поэта, «допущенного к столу» – от Сергея Михалкова. Друг Руцкого, пока он не вышел в тираж. Второе лицо в списке Черномырдина, в «домовой» книге, пока премьера не «ушли» в отставку. Гений и холопство вполне совместимы. Как сказал Паратов, «у меня ничего святого нет». Ларисе Огудаловой изменим, женимся на деньгах. «Ласточку» продадим. А цыганские романсы, жестокие романсы» про то, что надо идти «и на край земли, и за край» – это только кинематограф, цветное кино. Это только великое искусство, вплавленное в нашу жалкую жизнь, в жалкую судьбу Никиты Михалкова, которому дано Богом запечатлеть наш и свой позор со стороны.

Российская действительность – это мертвая зона, Диснейленд, стеклянный зверинец, музей восковых фигур.

 

Ау, либералы! Займитесь раскопками

Самих же себя, бодрячки-мертвецы,

Ведь все вы давно потихоньку растоптаны,

Но этого вам не понять, мудрецы.

 

Еще один донос. Донос любимого блудного (но недалекого) дитяти эпохи Евтушенко на себя и на шестидесятников. Покойтесь с миром!


 


Ко входу в Библиотеку Якова Кротова