Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.

Валерия Новодворская

Бетономешалка

Бетономешалка // КоМок №1(Красноярск), 10 января 1996. С. 5.

 


На противоположных концах света, словно на двух полюсах, стоят две гигантские страны, словно две крепости: Мордор, над которым довлеет власть Саурона, и Минас Тирит, столица Гондора. Как хорошо все придумал Толкиен: Мордор – это, конечно, СССР и его правопреемница Россия, Черная Крепость – Кремль. А столица Запада – в Нью-Йорке, и Гондор – это, конечно, США.

Мир идей полярен, как миры Толкиена. И если взять один лепесток из цветка общества, скажем, национальные отношения, и сравнить достижения Мордора-России и Гондора-США, то и здесь мы найдем полные, абсолютные противоположности, воду мертвую у России и воду живую у США. Нет страны, где меньше говорили бы о межнациональной розни и дружбе народов, чем в США, и где в то же время больше бы осуществлялась великая формула христианства и гражданского мира: «Несть ни эллина, ни иудея». В СССР и России, словом, в Совдепии, мы жили и живем под неумолкающий мотив ежедневного шлягера о братстве и равенстве наций, но чаша фонтана «Дружба народов» заполнена слезами и кровью, а гром пушек, скрежет танков и вой авиабомб, уничтожающих чеченцев, – плохое музыкальное сопровождение как для «Союза нерушимого республик свободных», так и для «Широка страна моя родная». Моя страна – вечное поле брани, где постоянно происходит национальный Армагеддон.

США пережили формулу «Hospes, Hostis» (Иностранец – значит, враг) в XIX веке. Мы на ней застряли в конце XX. У двух крепостей разные пути и разные законы. Над ними развеваются разные флаги. Над Гондором на полосатом полотнище сверкают звезды, своим множеством утверждая богатство оттенков, терпимость, плюрализм, щедрость идейного, материального и этнического рога изобилия. Американский флаг подобен скатерти-самобранке, за которой хватает места всем своим, где всегда найдется тарелка для гостя, прибор и суповая миска для нового гражданина, где остается уйма качественных объедков, которые можно бросить «третьему миру» и России – со щедростью и небрежностью джентльмена, который готов иногда, по праздникам, покормить человечество, но и не подумает его спасать, справедливо рассудив, что утопленник – это тот, кто не хочет учиться плавать. Российский флаг более не трехцветен, цвет нашего времени с 11 декабря один – кровь, и, когда флаг снова сделался красным, мы поняли, что это все еще знамя врага.

Иногда межнациональная рознь является лишь эманацией суровой и неизбежной борьбы, которую два этноса должны вести за право дать имя и закон континенту. Когда-то, еще в XVIII веке, индейцы не были нацменьшинством. Их было больше. Это была честная война. Белые применяли артиллерию. Индейцы снимали скальпы. Решался вопрос: кто кого? Прерии или шоссе, вигвамы или небоскребы, вампумы или библиотека Конгресса, Совет Вождей или американская Конституция, раковины или биржа? Если бы это был аукцион, а не война, белые бы все равно выиграли. Они могли предложить этому континенту больше. За ними было бы право творца, созидателя. Но индейцам не на что жаловаться. Они приобщились к мощи завоевателей, принесли свои дары и получили дары взамен. Индейцы стали американцами, и каждый американец немножечко индеец, особенно в день Благодарения. Американцы унаследовали индейские имена «с их лесным благоуханьем, влажной свежестью долины, шумом рек и водопадов...» Доллары украшены портретом Вашингтона, но они зеленые, как леса, по которым бродил Гайавата. Гайавата и Вашингтон – они оба в равной степени отцы-основатели (founding fathers) США. К тому же белые не отнимали свободу. Они ее принесли. Традиционализм был брошен на дно каньонов. У индейцев было племя. У американцев племени нет. Там, где возвеличен индивидуализм свободного человека, там, где единица важнее множества, нет повода для межнациональной розни, ибо ты отвечаешь только за себя и получаешь только свое. Выиграв войну, белые стали относиться к индейцам, как курица к своему единственному цыпленку. Они не чают в них души. Ищут искупления. Платят долги предков. С афроамериканцами (которых сейчас даже не смеют в Америке неграми называть) было иначе. С ними не было войны. С ними была неприязнь по другому поводу. Они были рабы. Северяне хотели освободить рабов, но они их не любили. Почти все северные штаты принимали законы с запретом для негров селиться на их территориях. В свободной Америке не могли любить рабов. В гордой Америке никому не нравилось подобострастие невольников и их обращение «масса». Прошли годы и десятилетия, Америка воспитала своих негров, дала им гражданские права (ценой гражданской войны!), образование, чувство собственного достоинства. «Черные пантеры» с Анджелой Дэвис зря стараются: негры стали губернаторами, генералами, кинозвездами, миллионерами, и их перестали называть неграми. Они теперь «чернокожие американцы». Скандинавы, англосаксы, голландцы изваяли драгоценную чашу для американской цивилизации. Она прозрачна, как американская свобода слова, она играет лучами славы и ума Джефферсона, Рузвельта, Джека Лондона, Ростроповича и Иосифа Бродского, индейских вождей и Морганов, черных джазистов и белых скрипачей; она крепка, как американские законы, она чиста, как американская Конституция. В этот кубок вливаются итальянцы, китайцы, русские, евреи, латиноамериканцы, арабы, и этот дивный коктейль головокружительно прекрасен, как самое дорогое вино, а чаша не подвержена ни коррозии, ни времени с его гниением и тленом. Так решает национальные проблемы великодушная сила, мощный светильник разума, Дух Просвещения, широкая, как океан, терпимость. Так решает свои национальные проблемы Гондор, или Америка.

А как обстоят дела с национальным вопросом у нас, в Мордоре? СССР, да и Российская Федерация (Кавказ, Поволжье, Якутия, Башкирия) собирались Кольцом всевластья для темной и недоброй цели.


Чтобы всех созвать,

Воедино собрать

И единою черною волей сковать

В Мордоре, где вечная тьма.


Приема в СССР или РФ никто не домогался, как в США: черное кольцо насилия и страха сковывало пленников Империи, у которой не было никогда цивилизаторской миссии, а была одна колючая проволока для братских объятий с национальными меньшинствами. Россия тупо маршировала по необъятной Евразии, и даже до 1917 года ничего не могла дать подвластным народам. Кроме губернаторов, урядников и кабаков. Жизненного пространства тоже хватало. До сих пор в Восточной Сибири можно за день человека не встретить в тайге. Тогда зачем? Нести человечеству сначала урядников и кабаки, потом – концлагеря вместо автобанов и чистеньких американских городков со всеми благами цивилизации? Историческая клаустрофобия? Мания преследования? Или, вернее всего, первобытный промысел нашей Империи питекантропов: собирательство сырья, снимание пенок, выплескивание молока и разбивание крынки, подсечное земледелие за неумением разобраться с аграрными реформами – от Рюрика до Ельцина (отсюда вечное освоение целинных земель вместо грамотного культивирования своих собственных)...

А после 1917 года – еще хуже было, еще подлей, еще тюремней. Как объясняют комиссару старики в одной из повестей Лавренева: «Твой закон большак живет, наш закон шариат живет. Зачем мешаешь? Нехорошо!» Я не в восторге лично для себя от закона шариата, но уж лучше жить по нему, чем по закону «большак».

Все национальные проблемы в России возникли от тупости, злобы и бездарности (в человеческом и эмоциональном плане) титульной нации. То есть нас, русских. Мы создали не фиал для драгоценного напитка, а бетономешалку, где гибли, стертые в порошок варварской автократией или инфернальным тоталитаризмом и групкие национальные меньшинства, и забубенное национальное большинство...

Выход был. Надо было дать свободу так, чтобы ее можно было взять, и не отнимать назад. Надо было порадоваться за уходящих Украину, Балтию, Молдову, Грузию, Чечню. Дать приданое, завернуть пирогов на дорогу. Благословить. Как в песне КВН:


Я страна, я своих провожаю эстонцев,

Молдаван, латышей,

Заживете не хуже японцев,

Вермишель отряхнувши с ушей.


А дальше поступать, как умные родители со взрослыми детьми: не стеснять, не навязываться, деликатно помогать, делиться сырьем, любить, ходить друг к другу в гости. Но кому мы можем помочь – мы, страна кроликов, управляемая удавами? Что мы сами умеем, чему сможем научить, если все наше достояние, материальное и духовное, – это «летчики – пилоты, бомбы – пулеметы»? Есть только один способ решить национальный вопрос в России и около нее: объявить свободный выход на РФ для всех республик, краев, областей, городов – от Курил до Калининграда. Иначе уже нельзя. Пусть Курилы, Сахалин и Дальний Восток присоединяются к Японии. Им там будет лучше. Япония имеет то, что не имеем мы: цивилизацию, средства, демократию, доброту.

Мы обязаны сами бросить кольцо Саурона в огненное жерло горы Ородруин. Иначе над нами больше не взойдет Солнце, и тьма станет вечной. Эстония и Латвия боятся дать гражданство своим русским. Боятся из-за нашей мерзейшей мощи: а вдруг пятая колонна проголосует за присоединение к РФ, и танки опять придут? Мы мешаем всем: Беларуси, Украине, Молдове, Грузии, Азербайджану. Мы убиваем Чечню. Страна-маньяк должна быть обезврежена. Маленький исторический центр Руси имеет шанс стать добрым государством, потому что не будет сил причинять зло. Кавказ, наконец, будет свободен. От чеченского народа что-нибудь останется. Но мы должны сделать это добровольно, и за такую схиму Бог, может быть, нас простит, даст нам покой. Как Голландии, Дании и Норвегии.


 


Ко входу в Библиотеку Якова Кротова