Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
Как нам обустроить президентские выборы
Как нам обустроить президентские выборы // kоМоk №11 20 марта 1996
Как это ни прискорбно, в канун великих испытаний и, может статься, гибели, демократы ведут себя как кошка, которая знает, чье мясо съела. «... мечется кошка, невесело ей, чует она приближенье мышей». Ну, положим, зюгановско-жириновские рати похожи не столько на мышей, сколько на крыс, вернее, на крысосусликов. А демократические кошечки не только не ели чужого мяса, но исключительно благодаря им в России это мясо есть на прилавках, и россияне его лопают, сколько хотят. И при этом еще имеют наглость предаваться порочным мечтам о тех временах, когда совки видели мясо только в кинотеатрах или на рынках.
Однако метаться не следует. И ловить неводом кандидатов в президенты от демократических сил, пренебрегая вполне готовой на стол продукцией вроде Григория Явлинского, тоже не имеет смысла. Не факт, что вытащишь золотую рыбку. И где гарантия, что даже если вытащишь, золотая рыбка у тебя спросит: «Чего тебе надобно, демократче?» Борис Николаевич тоже много чего обещал, а как пустили его обратно в синее море в октябре 1993 г., так сразу все забыл: и дворец, и новое корыто... С кандидатами в президенты всегда так: Так что надо брать, что дают — а в ассортименте у демократов один Явлинский с рейтингом — и отходить от кассы, не задерживая честной народ. Однако невод продолжают забрасывать, и даже в те водоемы, где сроду президенты не ловились. Как бы при таком увлечении в президентский нерест, когда десятки кандидатов, жадно поводя жабрами, поплывут в Центризбирком, с демократами не вышла npopvxa типа той, что приключилась с героями одного пушкинского стихотворения: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!»
Одна из самых экстравагантных идей выборов-96, хэппенинг сезона, по праву принадлежит Льву Тимофееву, бывшему политзаключенному и почтенному обозревателю «Русской мысли». Ни писатель, ни газета до сих пор ни в каких фобиях замечены не были. А тут предложение: обустроить Россию с помощью кандидатуры Александра Исаевича Солженицына.
Позвольте, а когда это великая русская литература была адекватна грамотной концепции общественного развития и государственного строительства? Да и не только русская литература. Ни Флобер, ни Мопассан, ни Фолкнер, ни Хемингуэй не были президентами. И, по-моему, не рвались в эти сомнительные дела. Могу себе представить, какой канцлер или губернатор получился бы из гениального Достоевского.
Европа один пример уже знает: великий Жан-Жак (Руссо), кумир французов и русских. Кончилось, однако, тем, что попытки претворить в жизнь идеи великого Жан-Жака привели во Франции к большой беде, после чего всем обустраивавшим Францию стало ясно, что это идеи совершенно завиральные. Самой безобидной у Руссо была педагогика, но если пустить ее в массы, на поток, и не обучать ни Эмилей, ни Митрофанушек грамоте до 15 лет, пока они сами не захотят учиться (а они, кстати, в этом возрасте могут вместо учения захотеть жениться), то что же будет с прогрессом, мировой цивилизацией и всеобщим средним образованием?
Но перенесенные на общественный и государственный порядок идеи близости к природе оказались еще более разрушительными. Все эксцессы французской революции 1789 г. — от идей Жан-Жака. Близость к природе обернулась культом Разума и Высшего Существа, - после чего монахинь и священников стали казнить как еретиков, отрицающих государственную религию якобинцев-атеистов. Насильственное братство и равенство, насильственная добродетель, вылившаяся в казни проституток, уничтожение аристократии исключительно по сословному признаку, пренебрежение нормами цивилизации, искусственное выстраивание искусственного общества и, наконец, гильотина как единственный способ поставить всех с ног на голову, не говоря уже о поисках одной для всех Истины, ведомой только Комитету Общества Спасения, внедряемой тоже с помощью гильотины…
Это все наследие Жан-Жака, видно, глубоко подействовавшее на нашего российского гения Льва Толстого. Его стихийный социализм, менее научно «обоснованный», чем у Руссо; но зато более могучий, нам стоил достаточно дорого. Ленин был прав (а он всегда был прав в констатациях и всегда неправ в утопиях): Лев Толстой отражал русскую революцию, косматую, нечесаную, стихийную, неграмотную и с узловатой дубинкой в руках, революцию конокрадов, черни и разбойников. Не конфликт ли Толстого с Церковью привел к тому, что большевики с храмов сбивали кресты и сажали на кол пастырей? Не от его ли отношения к армии и государству охлос жарил в 1917 году на улицах околоточных и топил в нужниках боевых офицеров? Не от его ли отношения к земле как к «ничьей», «Божьей», произошли колхозы, комбеды, коллективизация и продразверстка? Не от кулаков, то есть зажиточных фермеров, купцов, нэпманов, фабрикантов? Ученый граф был на редкость безграмотным человеком, когда дело касалось нормального функционирования экономики и социальных структур Запада. Он посеял ядовитые зубы Дракона, и они взошли в виде ВЧК, КГБ, совхозов, агропрома, райисполкомов и научного атеизма. Так бывает всюду, когда легкомысленные гении пытаются заменить Жизнь Утопией.
И вот, от великого отчаяния, уповая на чудо (что очень характерно и типично для российской интеллигенции, «от Гостомысла до Тимашева»), Лев Тимофеев предлагает нам избрать вождем Жреца, который давно оторвался от нашей гнусной действительности и беседует лишь с Музами, Аполлоном и Петром Аркадьевичем Столыпиным.
Пифии, как правило, бывают плохими администраторами, зато склонны пренебрегать земными законами во имя райских кущ, Того Света, пятого измерения etc. В 60-е и 70-е годы Александр Исаевич, еще не мраморный, а из плоти и крови, соприкасался как-то с грешной землей: создавал свой великий «Архипелаг», исследовал русскую историю, защищал узников совести, писал романы, запускал их на Запад, создавал Фонд помощи политзаключенным. Правда, уже тогда у него были моменты типичной для пророка дезориентации. Его Матрена — праведница из «Матрениного двора» — не в состоянии была перешагнуть через монастырско-социалистический идеал, где даже занести себе поросенка — измена принципам. Да и «Письмо к вождям» просто пугало. Там обличитель Красного Колеса соглашался оставить у власти коммунистов, если обустроят Россию. Они обустроят... Ужо тебе, как говорится у классиков.
И вот наш непрактичный, не имеющий опыта нормальной, человеческой, свободной жизни великий писатель попадает в США, в это Эльдорадо свободы, блеска, ума, таланта, процветания. Что он там приобретает и какое производит впечатление?
Вот, положим, Артур М. Шлезингер в своих «Циклах американской истории» целую главу посвящает ему, и называется она «Вызов Солженицына». Оказывается, спасенный исключительно западным общественным мнением и западной прессой писатель явился в Америку как новый Иоанн Креститель и стал пророчествовать на традиционные ветхозаветные темы о вавилонской блуднице, тщете всего земного и о крайней актуальности на исходе XX века покаяний и умерщвления плоти. Шлезингер пишет: «Андрей Сахаров представляет демократическую веру в разум, свободу исследований и идеи самоуправления, Александр Солженицын представляет нечто совсем иное — веру, почти средневековую по ее характеру и силе, в органично устроенное общество, основанное на авторитете, иерархии и религии». Американцы должны бы устыдиться своей радости, своей сытости, своей свободы, облачиться во власяницы и подвергнуть друг друга бичеванию. Как еще понять высказывания Солженицына о бездне человеческого падения, отмеченного «отвратным нападком реклам, одурением телевидения и непереносимой музыкой».
Что до свободной прессы, сохранившей ему жизнь и свободу, то и ей достается ее доля розог: на людей обрушивается «избыточный, отягощающий поток информации и незрелых, заблудительных суждений». В университетах Александр Исаевич только и делал, что осуждал супермаркеты. Оказывается, коммерческий интерес склонен душить духовную жизнь. То есть «стимул к самоограничению еще никогда не существовал в буржуазной экономике... Именно в ответ на бесстыдство неограниченной наживы развился социализм». Словом, «у людей жизнь такая греховная, а у духов такая духовная». (Это уже из «Тиля» Г. Горина). Но таких призывов заменить материю духом, а потребление — системой йогов, которые, как известно, не нуждаются ни в еде, ни в одежде, встречала только у троих: у Савонаролы, у Солженицына и у Зюганова. В США великий писатель поочередно отрекся от политической многопартийности и демократии, зато хвалил подчинение авторитету и здоровый моральный климат Советского Союза, где его гоняли с нар на нары и едва не расстреляли. Теперь становится понятным странное поведение нашего Мессии по возвращении домой. Он не говорит о том, что для нас важно: о коммунистической угрозе, о рыночной экономике, о пути в Европу — просто потому, что этих ценностей в его обиходе нет. Борец с коммунизмом не стал протестовать ни против легальной деятельности коммунистов, ни против красных звезд на башнях Кремля, ни против скотомогильника на Красной площади. А речи по телевидению держал такие не ближе 1907 года — что все время хотелось спросить: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»
Так что не хотела бы я жить в стране, которой управляет мрачный средневековый инквизитор А.И. Солженицын. Если бы он стал настоятелем в нашем Монастыре, боюсь, что ключи от наших келий оказались бы в руках Строева, Зюганова и Юрия Власова.
