Яков Кротов. Путешественник по времени Вспомогательные материалы.
Экономика должна быть вероломной
Экономика должна быть вероломной // koMok №37, 18 сентября 1996
У нас иногда и не поймешь, чья взяла. Потому что победитель, как правило, не получает ничего. Кроме того, что ему великодушно сохраняют жизнь. За что, конечно, большое спасибо «отцам Отечества». В Юго-Восточной Азии бывает иначе. Победит там на выборах более или менее приличная партия, положим. И сразу является военный диктатор и лидеров победившей партии под арест или «в штаб к Духонину». А мы, демократы, выиграли выборы (так, по крайней мере, в газетах написано нами же) и все еще живы. Есть повод для скромного торжества с фуршетом в узком демократическом кругу.
Но все-таки есть и странности. Егор Гайдар помогал президенту выиграть выборы, а его в правительство не пригласили. Аман Тулеев, заклятый враг новых идей, президента и демократии, изо всех сил добивавшийся погибели и того, и другого, и третьего, получает тепленькое министерское местечко.
Словом, наша взяла, но ей мало что дали. Это в смысле политическом. Опять Ленин валяется на самом видном месте, алые звезды его осеняют, на улице дождь, в Думе Зюганов, в огороде бузина, с Киевом договор не подписан, потому что черноморские шаланды, полные кефали, тридцать три богатыря из ВМФ Украины и ВМФ России никак не поделят...
Но это все в области высоких идеалов. А в экономическом ключе творятся вещи совсем уж непонятные. По-видимому, в спальню президента через окошко регулярно проникают агенты Коминтерна и подсовывают ему на подпись указы, которые могли бы порадовать даже И. В. Сталина.
Это я про знаменитый указ «восемнадцать восьмых», то есть подписанный 18 августа и свежеприостановленный для переписывания. Он сильно смахивал на сталинский указ «семь восьмых» от 7 августа 1932 года. Тогда вождь СССР запретил собирать колоски. А нам все время пытаются запретить зарабатывать себе на жизнь, не платя оброк барину, то есть государству. Именно не налог, а оброк!
Налог — необременительная, разумная сумма, которую гражданин добровольно выплачивает государству, своему ангелу-хранителю, для разумных целей, предполагающих его же благо. Оброк — это дикая, не сообразимая ни с чем сумма, которую из гражданина выколачивают палкой (по пяткам) орды капо и надсмотрщиков для государства-развратителя и разорителя и черт знает чего, в основном, гражданину же во вред (например, на войну в Чечне, на войну в Таджикистане, на войну в Абхазии не так давно, на войну пана Лукашенки с собственным народом, на содержание колхозов и «ЛогоВАЗа»). Я сознаю, что раньше было гораздо хуже. У коммунистов мы были на барщине 7 дней в неделю. Полстраны побывало «на картошке»; вся страна прогуливалась по осени на овощные базы; на субботники загоняли метлой, на политзанятия водили строем; Ленинские зачеты студентам устраивали; историю КПСС учить заставляли; на займы под страхом ареста подписывали; в октябрята, пионеры и в комсомол брали поголовно; да еще профсоюзные собрания; да на Красный Крест, на ДОСААФ! И еще посчитайте то, что в инязе заставляли «Малую землю» на иностранные языки переводить и на парады таскаться. Помню, как до ареста еще, после 1 курса, нас усиленно спроваживали в Астрахань на месяц помидоры собирать при сорокаградусной жаре; а тем, кто не хотел, угрожали, что за границу после окончания института они в таком случае не поедут. А на старших курсах был стройотряд. Салтычиха своих крестьян хоть на политзанятия не гоняла... За такую собачью жизнь господ коммунистов в России надо запретить лет на 200.
А сейчас у нас совсем онегинские времена: «Он бремя барщины старинной оброком легким заменил». Только оброк не такой уж легкий. Кажется, треть доходов государство хочет сдирать с будущего среднего класса, которому не дают выбраться из материнской утробы, потому что эмбрион еще не в состоянии платить, он развиваться должен.
А если совсем без крепостного права — так нельзя? Манифест подписан еще в 1861 году, революция в августе 1991 года была... А класс эксплуататоров из АПК, ВПК, все эти танкогерцоги, аграрные бароны, номенклатурные короли — все еще живут за счет трудового предпринимательского народа. Нынешняя система налогообложения такова, что ее создателей тоже хочется чем-то и как-то обложить. В ненормативной лексике. Поощряются бедность и леность; наказуется богатство, наказуется достаток, наказуется трудолюбие и способности. Это и есть «прогрессивное налогообложение», которое ведет человечество назад, в пещеры, в палеолит.
Сторонникам шведской модели стоило бы почаще вспоминать о своем идеале: все сидят в общей пещере, все едят добытого коллективного мамонта, на всех такие элегантные шкуры; и такие у всех изящные ножички из камня. А вместо люстры, между прочим, костер. Маркса надо читать, Маркса. И Фридриха Энгельса. Прогресс возникает там, где перестают делиться поровну, господин Лившиц. Я не знаю, где министр учился экономике, но, судя по смыслу и по стилю высказываний, скорее в ВПШ, чем в Оксфорде.
Прогресс возник в «классовом обществе», где уравниловка палеолита не наблюдалась. Шведская же модель, по-моему, еще более безнравственна, чем первобытный коммунизм. В первобытной Орде хоть все выходили на охоту, бездельников просто бы ликвидировали. Обломов бы там и недели не прожил. А в Швеции тот, кто «добыл мамонта», то есть что-то заработал своим умом и своим горбом, обязан половину (или даже 2/3) отдать тому, кто не умеет, не хочет или не может охотиться. Помню, как один заезжий шведский социолог хвастал, что у них профессор получает только в 2 раза больше, чем библиотекарь, подкатывающий ему книги на тележке. Не удивительно, что бизнес вместе с капиталами и профессорами перекочевал в более теплые края. Например, в США.
Но у Швеции было что делить. Во время Карла XII, приятеля Мазепы, о шведской модели никто и не слыхивал. Бюргеры честно вкалывали каждый на себя. Воевали только за кордоном. В степях Украины с паном гетманом против Петра, например. И накопили кругленький национальный продукт, который растратчики-социалисты, украшенные красными гвоздиками, промотали очень быстро, начав свои пасы уже после Второй мировой. Сейчас придется пересаживаться со шведской модели на какую-нибудь другую, попутную, которая не поощряет безработицу и бездельников. Выплачивать наркоманам пособие по безработице, как это делают в Швеции, — это значит грешить против добродетели, здравого смысла и экономического процветания.
А если бы шведы с этого начали, то им нечего вообще было бы делить, потому что они были бы бедны, как мыши в кирхе. Господин Лившиц же предлагает начать с дележки. Не с заработков, а с дележки! То есть зарезать курочку, которая будет нести золотые яички. Потому что хочется государству дармового бульончика уже сегодня, и нет ему горя, что из-за этой прихоти уничтожается возможность развития страны на века.
Когда министр финансов выступает в роли рэкетира и даже употребляет соответствующий сленг, надо смело ему отвечать: «Жадность фраера сгубила». Ай-яй-яй! А мы-то, лопухи, думали, что господин Лившиц — либерал. Знавали мы либералов с кистенем, которые в темных подворотнях задушевно спрашивали: «Кошелек или жизнь?» Но с экрана телевизора такое слышать — это уже перебор.
Зюганов требовал жизнь, господин Лившиц требует кошелек под страхом топора и плахи. На экономическое принуждение это не тянет. Скорее, это веселый налет махновцев на квартиру мелитопольского комиссара.
А с указом «восемнадцать восьмых» мы едва не попали обратно в Средневековье, когда были налоги и на дым из печи, и на тесто в квашне, и на проезд по мосту. Я понимаю положение власти: они на выборах столько кроликов вытащили из цилиндра, что сейчас непонятно, как за них расплачиваться, потому что бесплатных кроликов не бывает. Но либералы в этом цирке не участвовали, так почему мы опять нижние в пирамиде? Господину Лившицу я могу ответить: «Когда ж придет дележки час, калач ржаной не нас поманит». Я предпочитаю пшеничный калач, причем с маком. Я на него зарабатываю. Пусть остальные делают то же самое. Я же испрошу у господина Лившица поделиться со мной его машиной и окладом...
Почему у нас все время норовят закончить нэп и объявить всеобщую коллективизацию? Почему российская экономика все больше становится не экономной, а вероломной?
