Петр Бицилли

«Тридцатые годы». Утверждение евразийцев

Бицилли П.М. «Тридцатые годы». Утверждение евразийцев. Журнал "Новый Град" №2

Последний евразийский сборник открывается статьей П. Н. Савицкого «В борьбе за евразийство». Статья имеет целью подвести итоги «полемике вокруг евразийства в 20-х годах». Автор прав, указывая на неосновательность многих критических нападок на евразийство, как научное направление. Все же статья его в некотором отношении — ошибка. Евразийство отпугивало и отталкивало прежде всего своими двумя чертами: учением о «правящем отборе» и отожествлением «русскости» (евразийское слово) с абсолютной Истиной. Позитивно-научная база, которую евразийство подводило под свою идеологию и программу, бралась под подозрение именно поэтому. В самых научно ценных утверждениях евразийцев критики чуяли заднюю мысль и допустили немало несправедливостей. Но поскольку удары направлялись на эту заднюю мысль, критики были правы. Теперь, насколько можно судить по содержанию сборника, интерес евразийцев все более направляется от идеологии к научному ее обоснованию. Как раз в этой области — сила евразийства. Мне уже нередко приходилось высказываться о значении евразийской теории «месторазвития». Строго говоря, только с усвоения этой идеи, впервые приложенной гениальным Мишле к истории Франции, история становится конкретной наукой. В России у евразийцев был только один предшественник, Щапов, 1) которому, однако, недостаток дисциплины, в первоначальном и в общепринятом значении этого слова, помешал стать русским Сили. В стремлении представить русский культурно-исторический процесс, как функцию месторазвития, заслуга опытов обзора русской истории, принадлежащих Г. В. Вернадскому. В последнем евразийском сборнике, в статье П. В. Логовикова («Научные задачи евразийства») намечается программа работ по исследованию России с этой точки зрения. Очень ценна статья П. Н. Савицкого «Главы из Очерка Географии России», дающая общую характеристику русской экспансии и устанавливающая ее ритмику. Замечу кстати, что геополитические и историко-географические идеи Савицкого нашли себе недавно разительное, хотя и косвенное, подтверждение в работе Р. О. Якобсона, выяснившего на-

1) Назначение Щапова в этом отношении я указал в моей статье «Geopolitical conditions of the evolution of Russian nationality», в The Journal of Modern History, 1930, т. II.

личность одного весьма существенного языкового признака, общего всем языкам «евразийской» группы и только этим языкам, — признака, который автор считает вторичным, приобретенным, результатом языкового взаимодействия в пределах «евразийского» мира; причем замечательно, что границы распространения этого признака почти всецело совпадают с географическими границами Евразии, установленными Савицким еще тогда, когда исследования Якобсона ему не были известны. 2)

Не раз, но поводу научных взглядов «евразийцев», высказывались мнения, что никаких открытий евразийцы не делают, что они выдают за новые факты всем давно известные. Техника исторической науки приучила историков придавать особое значение тому, что вычитывается из «документов». Если мерить этой меркой, то выйдет, что и Сили не произвел никакого переворота в английской исторической науке, ибо о деятельности Клайва и Гастингса англичане знали и до него. Увидеть по-новому значение всем известных фактов и их соотношение — это тоже открытие и иной раз более существенное, нежели открытие новых архивных данных. В каждой новой научной концепции есть еще одна сторона, всегда положительная, хотя бы даже новая концепция была ложной: она приучает увлеченных ею вообще видеть вещи по новому.

Ничего специфически евразийского нет в двух остроумнейших статьях В. Н. Ильина, посвященных идеологии марксизма: «Эйдо-кратическое преображение науки» и «Под знаком диалектики». В первой автор исследует природу марксизма, как идеи-силы, с большой глубиной вскрывая различие между двумя категориями идей: идеями-силами и «чистыми» идеями, лишенными действенности продуктами теоретизирования, и убедительно показывает, что победа марксизма была обусловлена именно тем, что из всех после-кантовских идеологий, марксистская оказалась единственной, способной оформиться в миф—пусть внутренне порочный. Замечательны вообще соображения автора о значении мифа (они не так уж новы, восходят еще к Вико, но современные «scientistes» обычно относятся к мифу с пренебрежением). Во второй статье исключительно ценна мысль, что марксизм с его теорией концентрации капитала и «Verelendung» есть продукт не капиталистическо-машинного режима вообще, а свойственной этому режиму в данное время техники паровых двигателей, и что происходящая ныне революция техники — переход к «децентрализованному типу двигателя» — должна перестроить все будущее хозяйство и вместе с тем положить конец всей теории марксизма. Нельзя, однако, не сделать одного замечания. Утверждая, что в новой эпохе, а которой «предвидится ограничение и, может быть, исчезновение вращения, вала и трансмиссии» и что

2) См. Р. Savicky, L'Eurasie rélévée par la linguistique, в Le Monde Slave, 1931, I итамже: R. О. Jakobson, Les Unions phonologiques de langues.

вместе с этим и, очевидно, по его мысли, в связи с этим, «вновь намечается господство религии и этики над социологией, автор сам впадает в марксистскую ересь о примате бытия над сознанием. Не есть ли это плод евразийского умонастроения? У евразийства с марксизмом есть нечто общее: вера в безусловную зависимость культуры от «месторазвития» — не есть ли это по существу «исторический материализм»?

Отчасти по недостатку места, отчасти по некомпетентности, я не могу коснуться других статей сборника. Моя цель была на нескольких примерах показать, в каком направлении движется евразийство, и насколько и чем оно содействует обогащению я обновлению научной мысли вообще. 3)

3) Дополню изложение еще одним примером — превосходной статьи П. Н. Савицкого «Литература факта в Слове о полку Игореве» (Прага, 1930), соприкасающейся с историко-географическими исследованиями автора, в которой он вскрыл целый ряд замечательно точных географических указаний в описаниях природы, рассеянных в Слове, и тем самым установил новые точки зрения для эстетической оценки этого памятника.

П. Бицилли.