Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы.

Новый град, вып. 5. 1932.

Петр Савицкий

ПЯТИЛЕТНИЙ ПЛАН И ХОЗЯЙСТВЕННОЕ РАЗВИТИЕ СТРАНЫ

Савицкий П. Пятилетний план и хозяйственное развитие страны // Новый град. №5. 1932.

Ход экономической эволюции России в последние десятилетия отмечен своеобразной ритмикой, сводящейся к чередованию семилетних периодов подъема с десятилетними периодами депрессии. Эпохи подъемов представляют собою время усиленного развития тяжелой промышленности (т.-е. производящей средства производства). Оно особенно наглядно прослеживается по истории выплавки чугуна. Меньше внимания уделяется в эти эпохи развитию легкой промышленности (т.-е. производящей средства потребления). Наоборот, периоды депрессии представляют собою время застоя или даже прямого упадка (иногда весьма значительные) тяжелой промышленности. Если есть в эти периоды движение вперед в промышленной области, то сказывается оно, по преимуществу, в отраслях легкой промышленности.
Переход от подъема к депрессии бывает иногда очень резким. Наоборот, депрессии всегда изживаются постепенно. В пределах народного хозяйства, потрясенного депрессией и связанным с нею кризисом, мало по малу скопляются силы и средства для новая подъема. Согласно формуле, общепринятой в политической экономии, его можно считать наступившим в тот момент, когда в основных показателях, относящихся к тяжелой промышленности, максимальные величины, характеризовавшие предыдущий период подъема, оказываются превзойденными.
Наиболее замечательной чертой новейших русских конъюнктур является та, что Революция уложилась в их рамки, но не нарушила их хода. В новейшей русской истории революционные события приурочены к периодам депрессии. Связь аграрных волнений 1902-1905 гг. на юге России с экономическим кризисом начала века —
43


очевидна. Инициаторами волнений явились «шахтеры», т.-е. рабочие, вернувшиеся в свои места с пораженных кризисом предприятий Донецкого бассейна и южной металлургии. Сложной связью спаяны с изменениями конъюнктуры и революционные события 1917 г. Тот промышленный подъем, который коренная Россия переживала в годы войны, прошел чрез свой апогей в ноябре 1916 г. Февральская революция произошла в начальной фазе депрессии. С своей стороны революционные события в огромной степени способствовали тому, что депрессия эта приобрела катастрофические размеры. Нет сомнения, что депрессия, которой предстоит разразиться в ближайшие годы, а может быть и в ближайшие месяцы в Советской России, тоже будет сопровождаться революционными событиямитого или иного рода.
Общая ритмика развертывания русских конъюнктур не была нарушена социальным переворотом, происшедшим в 1917 г. Даже сроки не оказались смещенными. Депрессия, начавшаяся почти одновременно с первыми революционными событиями, продолжилась десять лет, т.-е. столько же, как и русская депрессия начала века. На грани 1926 и 1927 гг. по основным промышленным показателям, был превзойден уровень 1916 г. 1927 г. можно считать первым годом нового промышленного подъема. Иными словами, к настоящему моменту (сентябрь 1932 г.) истекает шестой год очередного русского промышленного расцвета. И множатся признаки, что поворот к депрессии уже недалек. Есть основания думать, что с большей или меньшей точностью окажется соблюденной и та правильность, которая указывает на семилетнюю длительность русских промышленных подъемов.
Мы отнюдь не хотим увековечить этих наблюдений. Мы вовсе не думаем, что России навеки суждено переживать чередование семилетних периодов «расцвета» с десятилетними периодами депрессии. Мы не выходим за пределы предлежащего нам материала.
Поскольку дело идет о прогнозах, стремлениях и чувствах, мы предвидим, что наступающая в СССР депрессия окажется
44


изжитой в срок, который будет короче десяти лет, и мы желаем скорейшего ее изживания.
В конкретном виде чередование в новейшей истории России конъюнктур разного характера определяется следующим образом:

Можно считать, что «плановое хозяйство», в той форме, в какой оно существовало до сих пор и существует в настоящее время, не отменило явления конъюнктуры. В частности, внимательное изучение истории пятилетнего плана управомачивает к заключению, что план этот представляет собою не что иное, как организацию промышленного подъема, наметившегося без связи с ним. Не подъем был создан планом, но самый план стал реальностью потому, что с очевидностью обнаружились признаки подъема. Плановые наметки на 1927/28 операционный год были превзойдены. К моменту составления пятилетнего плана для всех хозяйственников сделалось несомненным наличие в экономике СССР резервов, о существовании которых они и не подозревали перед тем. В порядке констатирования факта нужно установить следующее: пятилетний план еще не знаменует собою преодоления стихийных начал хозяйства. Он сам в значительной степени порожден стихией.
Это не значит, что плановое хозяйство вообще бессильно воздействовать на стихию. Нет, оно может на него воздействовать. Но чтобы воздействие это было действительным, руководители планового хозяйства должны в полной мере отдать себе отчет в том, что конъюнктура отнюдь не отменена провозглашением «планового хозяйства». В ней есть некоторые не-
45


преходящие элементы. С ней нужно считаться, и задача заключается в том, чтобы влиять на нее. Руководители же нынешнего советского планового хозяйства очередной русский промышленный подъем приняли за переход в царство социализма, которому не будет конца. Страна дорого заплатит за эту ошибку.
Представители «генеральной линии», в своем увлечении волною подъема, уже сейчас бросили в дело все хозяйственные резервы, включая и ресурс инфляции, и тем самым обезоружили себя и страну перед лицом надвигающейся депрессии. Но из всего этого можно вывести и положительный урок. Разумно поставленное плановое хозяйство, способствуя промышленному подъему в момент стихийного его нарастания, должно, в то же время, сохранять в руках государства такие резервы, введение которых в дело в момент перехода к депрессии могло бы ослабить остроту этой последней.
Нельзя отрицать значения речи Сталина, произнесенной 23 июня 1931 г. с ее известными 6-ью пунктами, как попытки упорядочить стихийные явления промышленная подъема в том виде, как они развертывались в этот момент в стране. Факты бесхозяйственности, полного забвения начал экономии и учета, безудержного оптимизма, которые описывал Сталин, отличительны и для капиталистических периодов подъема. Описание, данное Сталиным, лишний раз свидетельствует, насколько много общего в эпохах подъема, без отношения к тому, в капиталистических или социалистических формах они протекают. В такой момент «капитаны» государственной промышленности проявили, в условиях СССР, те же свойства, которые до них, в подобных обстоятельствах, проявляли капитаны промышленности капиталистической. И та же речь Сталина ярко свидетельствует о том, что руководители советского хозяйства начинают ощущать ограниченность ресурсов инвестиции, которыми они располагают. Депрессия в СССР наступит в тот момент, когда они дойдут до пределаэтихресурсов.
Уже к настоящему моменту трудности, на которые наталкивается коммунистическая власть, огромны. Но строительство
46


еще не приостановлено. Депрессия не началась. Промышленный подъем продолжается.
И возникает вопрос, как могло случиться, что эпоха широчайшего русского промышленного строительства развернулась как раз в то время, когда на всем романо-германском Западе возобладал жесточайший кризис.И он же явился начальным моментом кризиса в Европе и Америке,
Если до сих пор у того или иного беспристрастного наблюдателя еще могли быть сомнения в истинности основного Евразийского тезиса, характеризующего Россию, как особый экономический мир, тоныне сомнения эти рассеяны полностью. Совпадение глубокой депрессии на Западе со временем усиленного строительства в России даже не говорит, а кричит о том, что пути России (на этот раз пути движения ее экономических конъюнктур) пролегают по своей, особой линии. В этом совпадении с небывалой четкостью кристаллизуются обстоятельства, которые и ранее не могли не остановить на себе внимания экономиста. И до эпохи пятилетнего плана русские конъюнктуры проявляли некоторые черты независимости от конъюнктур Запада. Еще в условиях капиталистического хозяйства, европейский денежный кризис 1909 г. совсем не отразился в России. Перед тем Россия не знала подъема, отвечающего европейско-американской эпохе расцвета 1904- 1907 г. Почти не отозвался в ней и закончивший эту эпоху кризис 1907 г. Наоборот, сказавшийся в России в 1895-96 гг. денежный (не обще-промышленный) кризис не имел соответствия на Западе. Число примеров можно было бы умножить. Существенно подчеркнуть тот факт, что именно в эпоху пятилетки независимость русских конъюнктур от западных выступила на поверхность с особой ясностью. Давно намеченная Евразийцами характеристика России, как особого экономического мира, обогатилась новой и важной составной частью.
Русский промышленный подъем эпохи пятилетки куплен дорогою ценою. Промышленные расцветы, во многих случаях, обходятся не дешево тем странам, в которых они происходят. Иногда этой ценой является закабаление страны иностранному капиталу. Элемент доставления русской промышленности
47


в финансовую зависимость от заграницы, несомненно, присутствовал в русском промышленном подъеме 1893-1899 гг. В меньшей степени он чувствовался в расцвете 1910-1916 гг. Ценой осуществления пятилетнего плана является сильнейшее сокращение народного потребления. В масштабах нашего времени, тот миллиард — другой золотых рублей, которые коммунистическая власть, получила для осуществления своих целей в виде заграничных кредитов, не могут быть признаны решающими. Гораздо существеннее тот нажим на народное потребление, с которым связан финансовый план пятилетки, и о котором, в некоторых случаях, весьма откровенно говорят официальные документы. Величие строительства в стране и грандиозность лишений, ей переживаемых — эти факты не противоречат друг другу, но, наоборот, обуславливают друг друга. Средства для строительства небывалых в России размеров получений путем возложения на страну такого же масштаба лишений. Здесь действуют и рычаги налогового пресса, и принудительные займы, и политика высоких цен на промышленные изделия, диктуемых стране государством, выступающим в качестве производителя-монополиста.
Положительную цель пятилетки с максимальной точностью можно определить, как строительство особого мира России-Евразии. Коммунизм окрасил по-своему осуществление этого замысла. Им создано то обстоятельство, что строительство протекает в формах исключительно государственной промышленности. Он связал развертывание его со «сплошной коллективизацией» деревни и «ликвидацией кулачества, как класса». Эта политика вызвала огромные потрясения в русской деревне. В смысле опустошений, причиненных русскому животноводству, она стоила хорошей войны. Всем этим, лишения, выпавшие на долю страны, усугублены до чрезвычайной степени. Но коренная магистраль, по которой идут события, вырисовывается четко: СССР оборудовается, как самодовлеющее государство, слова о России, как особом экономическом мире, наполняются реальным, жизненным содержанием.
Автор этих строк много лет проработал над проблемой
48


русской автаркии. В предреволюционный период названный вопрос был центральным в научном моем мировоззрение. Ему были посвящены мои статьи, как 1916, так и 1921 гг. («Проблема промышленности в хозяйстве имперской России» и «Континент — океан»). На этом вопросе складывались Евразийские мои убеждения. Он и сейчас кажется мне одним из существеннейших в построении русской экономической системы. Тем живее я ощущаю безмерность той страсти, которая обращена к этим вопросам некоторыми группами людей в современной России. Под псевдонимом «социалистического строительства» обосновывается русская автаркия. И именно ее пафосом живут кадры «строителей социализма». В этом заключается знаменательная уловка истории. Она заставляет коммунистов делать Евразийское дело.
Строительство России, как самодовлеющего мира, гораздо непосредственнее и прямее связывается с Евразийской, чем с коммунистической миросозерцательной системой. Для коммунизма-интернационализма постановка такой задачи случайна. В чисто экономической сфере, осуществление лозунга «догнать и перегнать Европу и Америку» привело бы к многостороннему превосходству России над романо-германским Западом. Коммунисты с настойчивостью, граничащей с одержимостью, повторяют этот лозунг. Но только что намеченный результат, как таковой, собственно говоря, не может входить в их цели. Если бы они теоретически ее признали, своим, тем самым они перешли бы от интернационализма к крайнему экономическому национализму, к особого рода «самобытничеству» в хозяйственной области. Между тем, практически, они ему служат. Другой вопрос — успешно ли это служение, не покупаются ли достижения слишком дорогой ценой, правильны ли применяемые методы. В частности, методы коммунистического действия решительно отвергаются Евразийцами. Но самый факт служения коммунистов задаче достижения Россией автаркии, т.-е. задаче своеобразно националистической, остается вне сомнений. В коммунистической практике обнаруживается значительный Евразийский элемент, т.-е. такой, который легче и проще
49


всего связывается с системой обще евразийского национализма.
В духовной обстановке СССР эпохи пятилетки слышатся мотивы, созвучные установкам 1916 г. И в тот момент страна была охвачена идеей автаркии. Деятели русского капиталистического хозяйства с таким же увлечением служили ей, как сейчас ей служат «строители социализма». Ни в один, ни в другой момент, личная и материальная заинтересованность не являлась и не является определяющим фактором. И в том, и в другом случае ей можно приписать всего лишь подсобное значение. Увлекала и увлекает организационная идея, капиталистически-националистическая в первом случае, коммунистически-националистическая во втором.
Тот факт, что руководители «генеральной линии» зарвались, создали ситуацию, возникновения которой они не предполагали и со многими трудностями которой они бессильны бороться, заключает всебе большую национальную опасность. Срывом ряда начатых мероприятий ставится под угрозу не только чисто коммунистическая сторона замысла, но и многие моменты, существенные в плане строительства особого мира России-Евразии, В неудачах может поблекнуть пафос утверждения русской автаркии.
Но и это уже бывало. В первые революционные годы звучали горькой иронией слова о достижении самодостаточности русского мира, столь популярные в 1916 г. Это не помешало им, на несколько лет позже, возродиться к новой власти и силе. Есть, видимо, у этой идеи способность внедряться в историю. Социалистическими и тяготеющими к социализму формами жизни она способна овладевать ни как не в меньшей степени, чем формами капиталистическими. Даже крупные неудачи, как и временные провалы, не могут предотвратить жизненного ее воплощения. Рано или поздно, под одним лозунгом или под другим, Россия станет самодовлеющим миром, гармонической полнотой, во всей совокупности отраслей, определительных для человеческого хозяйства.
На организационную идею, намечающую строительство этого мира, Евразийство может претендовать, как на специ-
50


фически свою, неотъемлемо принадлежащую к утверждаемому им кругу представлений. Конечно, дело идет не об авторском приоритете. Здесь Евразийство имеет множество предшественников. Вопрос касается внутренней связи понятий. Именно в Евразийской системе русская автаркия целиком обосновывается внутренне, именно в ней она существенна и необходима. Она вытекает из учения о России-Евразии, как особого рода «симфонической личности», она полностью соответствует Евразийскому тезису о России, как особом географическом, историческом, этнографическом, лингвистическом и т. п. мире. Евразийство имело мужество провозглашать эту идею и тогда, когда внешние обстоятельства максимально, казалось, ей противоречили (мы разумеем начало 1920-х годов). Евразийство показывает, почему идея автаркии применима к русскому миру в такой степени, в какой она не применима ни к какому другому географическому и историческому миру нашей планеты (исключительная трудность широких сношений с мировым океанским хозяйством, указывающая на необходимость экономической самостоятельности; предельная многогранность природного одарения по промышленной, а отчасти и сельскохозяйственной отрасли и т. д.). В Евразийстве, и только в нем, идея русской автаркии находит достойное ее окружение.
Но идея эта, в Евразийской системе, отнюдь не направлена на изоляцию России от мира. Наоборот, ей присущи в этой системе вселенские элементы. Евразийцы уверены, что именно в качестве само-утвержденной экономической личности Россия-Евразия, в хозяйственной области, способна дать наибольшее остальному миру. Ведь, идея самодостаточности отнюдь не противоречит возможности и факту значительной внешней торговли. Но торговля эта направляется здесь на такие пути, на которых и отпадение ее по той или иной причине, не могло бы угрожать гибелью Евразийскому государству. Не об изоляции, но о внутренней самостоятельности идет речь. Евразийцы не сомневаются, что Россия, как самодовлеющий мир, представит собою для остального человечества гораздоболее интересного
51


контрагента, чем представляла бы в виде «задворков» мирового хозяйства. Между тем на такую роль она была бы обречена в том случае, если бы не удалась ее попытка прорваться к автаркии.
Способствует ли удаче этой попытки осуществление пятилетнего плана? В некоторых отношениях, несомненно, способствует. Здесь можно назвать расширение ранее существовавших производств, постановку новых, промышленное включение новых районов (переоборудование Урала, развитие Кузбасса, приступ к использованию естественно-промышленных богатств Хибинских гор и т. д.). Но на всем этом лежит тень неустойчивости, в силу тех перенапряжений, которыми куплены названные достижения. Коммунисты не отдали себе отчета в том, что в условиях нашей эпохи прочное экономическое строительство возможно исключительно в формах государственно - частной систем ы. Этим термином мы обозначаем организационную идею, которая во главу угла ставит общее дело, но на служение ему привлекает также и частные интересы хозяйствующих лиц. В своем порыве к интегральному обобществлению авторы «генеральной линии» далеко отопили от норм и формул государственно-частной системы. Они думали, что, собрав крестьянство в колхозы, они могут заставить его работать одним принуждением. Они отбирали и отбирают колхозный хлеб по ценам, эквивалентным отдаче его даром. Они полагали, что, при наличии технической базы, принуждения достаточно и для организации других (помимо зерновой) отраслей сельского хозяйства. Они слишком понадеялись на себя. Они забыли, что и для планового хозяйства необходим свободный, хотя бы до известной степени, рынок. Мощно вооруженное государство может влиять на этот рынок, но оно должно и проверять чрез него свои наметки. Они упустили из виду, что и вольный рынок труда необходим в интересах самого же планового хозяйства. Он давал бы государству-монополисту указания на то, какой уровень заработной платы может обеспечить нормальное состояние рабочего снабжения, а, следовательно, и бесперебойную жизнь предприятий. Иными сло-
52


вами, также и в области промышленности, в интересах самого же государственного сектора, нельзя обойтись и без некоторого сектора частного.
Всем этим пренебрегли вожди «генеральной линии». Экономическая действительность продовольственными трудностями и расстройство жизни предприятий мстит им за это пренебрежение. Вожди бросаются, если не к лозунгам, то к практике государственно-частной системы, В сельскохозяйственной области, вместо прежних единоличников, основным субъектом ее они стремятся сделать колхозы; но на этот раз колхозы понимаются не только как форма повинности, но и как особый частно-хозяйственный субъект, как приобретательная единица, хозяйствующая в интересах своих сочленов. Пока что, это не более как теория, еще жива инерция предшествующего периода, власть еще требует от крестьянства из урожая 1932 г. более, чем миллиард пудов хлеба — по существу, бесплатно. Но, несомненно, этой теории предстоит, с течением времени, все более осязательно воплощаться в жизни. В виде «добавочного» (усадебного) хозяйства колхозников возрождается и нечто подобное прежнему хозяйству единоличников, В форме артелей промысловой кооперации, обладающих хозяйственной автономией, восстанавливается частный сектор и в промышленной области. И что всего важнее — реабилитирован вольный рынок, цена, на нем складывающаяся. Пока что, реабилитирован частично, робко. Твердые цены, заготовки и распределение «в централизованном порядке» еще сохраняют за собой обширное поле. Но брешь уже сделана. По этому поводу можно печалиться, можно радоваться, нужно констатировать факт. Чрез эту брешь элементы вольной цены сначала постепенно, затем быстрее хлынут в советское хозяйство. Уже сейчас часть рабочего снабжения официально отдана в удел вольному рынку. Это обстоятельство, рано или поздно, вызовет стихийное повышение заработных плат. В промышленности наметится острейшая нужда в деньгах. Лишь до известного момента можно будет покрывать ее расширением выпуска бумажных денег.Ведь, есть предел, на котором это средство перестает действовать. Вновь выпускаемые деньги

53


теряют покупательную способность. Всем предприятиям, для которых это доступно, придется разрешить продажу своей продукции по вольным ценам. На больший или меньший срок возобновится плановое хозяйство, основанное на существовании рынка.
Евразийцы утверждают, что только такое плановое хозяйство и возможно в нашу эпоху, в качестве устойчивого и длительного порядка. Они вовсе не обольщают себя мечтами о том, что русское народное хозяйство уже сейчас находится на путях к такому порядку. Они ясно понимают, что коммунисты способны еще много раз бросаться и в одну, и в другую сторону. Развертывающийся на наших глазах пример, они рассматривают, как яркое доказательство необходимости применять в народном хозяйстве автоматический контрольный аппарат, в виде рынка, и автоматически действующие силы, в форме частно-хозяйственных импульсов. В то же время грандиозность сделанного и СССР по строительству автаркии так же, как и весь опыткапиталистических стран (в качестве доказательства «от обратного»), свидетельствуют им о значении планового хозяйства и государственного сектора,как руководящих и господствующих принципов экономической жизни. Евразийская государственно-частная система и есть организационная идея, которая учитывает факты и одного и другого порядка.
Следующее обстоятельство имеет здесь чрезвычайную важность. В целях обезврежения и регулирования стихийных начал, менее всего целесообразно их игнорировать. Учет и сознательное воздействие на них являются здесь единственно правильным методом. Это общее положение может быть специально применено к отношению планового хозяйства к конъюнктуре. Пятилетний план, в его осуществлении «генеральной линией», вместо того, чтобы поставить конъюнктурные факторы в определенный рамки, поплыл по течению конъюнктуры. Тем самым стала, для определенного момента, неизбежной и его авария на подводных камнях конъюнктуры. Цикличность экономической жизни нужно осознать, как весьма существенный ее элемент. Корни его заложены в отличительных чертах
54


социальной психологии, знающей, подобно психологии отдельного человека, свои особые приливы и отливы. Здесь мы встречаемся со столь же общим началом, как то, о котором в физике рассказывает теория квант. Отмахнуться от него не возможно. Социальная революция и переход к обобществлению — конъюнктуры, как таковой, не отменяют. Только сознательным усилием можно преодолеть конъюнктуру. Лишь собирая в руках государства средства, достаточные для выравнивания ее провалов, можно с успехом бороться с ее опасностями.
Преодоление конъюнктуры составляет неотъемлемую часть Евразийской государственно-частной системы. Оно существенно для нее, как организационной идеи.
Нужно подчеркнуть, что идея эта осуществима только при некоторых политических предусловиях. Теоретически вопрос ставится так. Преодоление конъюнктуры невозможно без устойчивого действия направленной на такое преодоление организационной идеи. Устойчивость экономической системы не возможна без устойчивости политической. Это означает, что в условиях современности обязательной предпосылкой преодоления конъюнктуры является введение идеократического строя. В нем константа политической жизни преобладает над ее переменными, а тем самым действие организационной идеи обеспечено на длительный срок. Только в этих условиях, собирая заблаговременно силы и маневрируя ими, можно добиться действительной победы над бедствиями кризиса и депрессии.
П. Савицкий.
ПРИМЕЧАНИЕ. — Давая место ла своих страницах интересной и талантливой статье П. Н. Савицкого, вождя чуждого нам течения, редакция «Нового Града» делает это отнюдь не потому, что соглашается с его утверждениями. Мы ценим в ней прежде всего четкость в самой постановке вопроса о пятилетке. Близкую редакции точку зрения читатель найдет в печатаемой ниже статье С. О. Гессена.
Редакция.