Джованни Реале и Дарио Антисери
ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ
ОТ ИСТОКОВ ДО НАШИХ ДНЕЙ
Книга 1
Античность
К оглавлению
Глава четвертая
Сократ и младшие сократики
1. СОКРАТ
И ОСНОВАНИЕ ФИЛОСОФИИ ЗАПАДНОЙ МОРАЛИ
1.1. Жизнь Сократа и проблема источников
Сократ родился в Афинах в 470/469 и умер в 399 г. до н.э., казненный
по обвинению в богохульстве, неверии и непочитании местных богов, в растлении
молодежи. Впрочем, за всем этим стояли причины другого характера. Он был
сыном каменотеса и повивальной бабки. Он не основал своей школы, как другие,
а преподавал где придется (в гимназиях, на площадях), подобно мирскому
проповеднику, он обладал необычайным обаянием и влиянием не только на молодых,
но и на людей разного возраста, что вызвало со стороны властей неприязнь
и даже вражду.
Представляется, что в жизни Сократа могут быть выделены две фазы. Первая
отмечена влиянием на него физиков, в особенности Архелая, учение которого
немало походило на доктрину Диогена из Аполлонии (где эклектически соединялись
взгляды Анаксимена и Анаксагора). В этот же период с досадой и негодованием
он полемизирует с софистами, с тем решением проблем, которое они предлагали.
Если все это так, то нам уже не кажется странным, что в своей знаменитой
комедии "Облака" Аристофан в 423 году выводит Сократа (которому
около 46 лет) в образе, не похожем на тот, что выводят Платон и Ксенофонт.
Вместе с тем важно указать, помимо фактов индивидуальной жизни, на два
исторических момента, которые проходят через жизнь Сократа: "Нельзя
даже приблизиться к пониманию Сократа, пока мы не уясним себе ту пропасть,
что отделяет его молодость и первую пору зрелости, протекшие в социальной
атмосфере довоенной Европы, от событий послевоенного времени" (А.Е.
Taylor). Сократ ничего не писал, полагая, что лишь живое слово может донести
его мысль посредством устного диалога. Его учениками была записана некая
серия
64
поучений, которые приписывают Сократу, однако они часто не согласуются,
более того, противоречат друг другу. Аристофан, иронизирующий над Сократом,
как мы видели, знал его лишь молодым. Платон в большей части своих диалогов
идеализирует учителя, часто вкладывая в его уста собственные идеи. Отсюда
предельно сложная задача установить собственное учение Сократа, отделив
от него то, что примыслено Платоном. Ксенофонт в своих сочинениях дает
нам редуцированный образ Сократа, соскальзывая подчас в банальности: решительно
неясно из его описаний, каким образом афиняне могли послать на смерть человека,
образ которого дает нам Ксенофонт. Аристотель также упоминает Сократа,
и его суждения кажутся более объективными. Однако Аристотель не был его
современником. Он, безусловно, имел возможность документальной сверки источников
и ссылок, однако не имел прямого контакта, что в случае с Сократом было
особенно важно и незаменимо. Школа же так называемых младших сократиков
не оставила много сведений.
Коль скоро все это так, кто-то поторопится сделать вывод о невозможности
реконструкции исторической фигуры Сократа и его учения; но сегодня не стоит
вопрос выбора среди различных источников и их возможных комбинаций. Скорее
важно то, что можно было бы определить как "перспективу до и после
Сократа". Поясним это. Мы констатируем, что с момента появления в
Афинах Сократа как проповедника литература вообще и философская в частности
отмечены целым рядом новаций, сразу всеми замеченных, необратимых в контексте
греческой жизни, на что постоянно необходимо ссылаться. Даже более того:
источники, о которых шла речь выше, согласны в том, что именно Сократ был
автором этих новаций, как эксплицитно, так и имплицитно. Вес и значение
сократической философии в развитии греческой культуры и западной философии
сопоставимы с этапом подлинной духовной революции.
1.2. Открытие сущности человека (человек - это его душа)
Неудовлетворенный изысканиями последних философов физиса, Сократ сконцентрировался
на проблематике человека. В решении проблемы первоначала натуралисты не
были единодушны: бытие есть единое, бытие - это многое; ничто не движимо,
- все движется; ничто не возникает и не преходит, - все рождено и все разрушимо.
Это означало, что проблема представляет неразрешимую для человека загадку.
Поэтому, подобно софистам, Сократ сосредоточился на человеке, но, углубив
проблематику, на человеке познающем: "По правде сказать, афиняне,
мной не руководит ничто другое как если только искание мудрости. И что
же это за мудрость? Это в точном смысле мудрость человеческая (т.е. знание,
какое человек может иметь по поводу человека же), относительно такого знания
я, возможно, и мудрец".
65
Натуралисты пытались найти решение проблемы: "Что такое природа
и последняя реальность вещей?". Сократа мучает проблема: "В чем
природа и последняя реальность человека?", "Что есть сущность
человека?".
Ответ, в конечном счете, получен точный и недвусмысленный: человек -
это его душа, с того момента, когда она становится в действительности таковой,
т.е. специфически отличает его от какого бы то ни было другого существа.
А под "душой" Сократ понимает наш разум, мыслящую активность
и нравственно ориентированное поведение. Душа для Сократа - это "я
сознающее", т.е. совесть и интеллектуальная и моральная личность.
"Благодаря этому открытию, Сократ создал моральную и интеллектуальную
традицию, которая питает Европу по настоящее время" (Taylor). "Слово
"душа" для нас, благодаря потокам, проникавшим сквозь толщу веков,
звучит всегда с этическим и религиозным оттенком, как слова "раб божий"
или "попечение о душе". Но этот возвышенный смысл слово приобрело
впервые в устах и проповедях Сократа" (Jaeger).
Если сущность человека - это его душа, то в особой заботе нуждалось не
столько его тело, сколько душа, и высшая задача воспитателя - научить людей
взращиванию души. "Что это - повеление Бога, - читаем мы в "Апологии",
- я убежден, и не мог бы большей услуги оказать я своему городу, чем приняв
эту обязанность, возложенную на меня Богом. Нет другой истины, которой
я гляжу в лицо, и в которую вы не можете не верить, юноши и старцы, что
не о теле вашем должны вы заботиться, ни о богатстве, ни о какой другой
вещи прежде чем о душе, которая должна стать лучшей и благороднейшей; ведь
не от богатства рождается добродетель, но из добродетели - богатство и
все прочее, что есть благо для людей, как для каждого по отдельности, так
и для государства".
Одно из фундаментальных обоснований этого тезиса Сократа состоит в следующем:
одно дело - это инструмент, который используют, но совсем другое - "субъект",
который пользуется инструментом. Человек пользуется своим телом как инструментом,
что означает: в нем различимы субъективность, которая есть человек, и инструмен-тальность,
средство, которым является телец Стало быть, на вопрос "Что есть человек?"
невозможен ответ, что "это тело", скорее, это "то, чему
служит тело". Но то, чему служит тело, есть душа (понимающая, интеллигибельная),
"psyche". Вывод неизбежен: "душа руководит в познании тем,
кто следует призыву познать самого себя". Такова критическая рефлексия
Сократа, из которой логически вытекают все следствия, что мы и увидим.
66
1.3. Новый смысл "добродетели" и новая шкала ценностей
По-гречески добродетель звалась "arete" [41], что означало
то, что делает нечто благим и совершенным, или, скорее, некую активность,
или способ бытия, который ведет к совершенству любое существо, создавая
из него то, чем оно должно быть. Грек, таким образом, говорил и о некоей
добродетели различных инструментов, о добродетели животных, как, например,
добродетель собаки в том, чтобы она была хорошим сторожем, лошади - быть
быстрым скакуном и т.п. Добродетель, по Сократу, не может быть ничем иным
как тем, что делает душу благой и совершенной, т.е. тем, что она есть по
природе. А это - знание и познание, в то время как порок - лишенность знаний,
а значит, невежество.
Сократ в определенном смысле совершает переворот в традиционной системе
ценностей. Истинные ценности не те, что связаны с вещами внешними, (как
то: богатство, сила, слава), еще менее с телесными, (жизнь, физическое
здоровье, красота, мощь), но лишь сокровища души суть ценности, которые
вместе составляют "познание". Это не значит, что традиционные
ценности вмиг обесценены, а значит лишь то, что "сами по себе они
больше не имеют ценности". Станут они ценностями или нет, зависит
от того, используются ли они со знанием или без него.
Значит, богатство, власть, слава, здоровье, красота "не могут быть
по собственной природе благами как таковые, но, скорее, выходит так: если
они ведомы невежеством, то способствуют злу наибольшему, противному им
самим, ибо более действенны в дурном направлении; если же, напротив, управляемы
рассуждением, наукой и познанием, то становятся благами наибольшими; сами
по себе ни одни, ни другие, цены не имеют".
1.4. Парадоксы сократовской этики
Из тезисов Сократа следуют выводы, часто называемые "парадоксами",
которые здесь уместно будет прояснить.
1) Добродетель (мудрость, справедливость, постоянство, умеренность) есть
всегда знание, порок - это всегда невежество. 2) Никто не грешит сознательно,
а кто совершает зло, делает это по незнанию. Эти два положения получили
название "сократовского интеллектуализма", который сводит моральное
благо к факту сознания, из чего еще не ясно, почему можно знать добро и
не делать его. Сократовский интеллектуализм значительно повлиял на всю
греческую мысль как классической эпохи, так и эллинистической.
67
1) До Сократа общепринятым было представление о различных добродетелях
в их множественности (софисты претендовали быть учителями добродетели).
Одна - справедливость, другая - честность, третья - воздержанность, четвертая
- умеренность, пятая - мудрость и т.д. Связаны ли они между собой, это
никем не обсуждалось. Более того, добродетели воспринимались как основанные
на привычках, обычаях и как принятые в обществе. Сократ же попытался подчинить
все, относящееся к человеческой жизни и ее ценностям, власти разума. Натуралисты
подобным же образом хотели видеть космос и его проявления подчиненными
законам разума. И поскольку, для Сократа сама природа человека - это его
душа, т.е. разум, а добродетели суть то, что совершенствует природу человека,
то очевидно, что добродетели становятся формой познания, назначение которых,
как уже говорилось, - совершенствовать душу и разум.
2) Более сложные мотивации лежат в основе второго парадокса. Сократ хорошо
видел, что человек по своей природе ищет всегда собственного блага и, когда
делает зло, то делает это не ради зла, а потому, что хочет извлечь выгоду,
т.е. благо. Сказать, что зло не осознано, означает, что человек склонен
обманываться в ожидании добра для себя, что ведет к ошибке в расчете, и
в конечном счете, он - жертва ошибки, т.е. невежества, незнания.
Теперь ясно, что познание, по Сократу, есть необходимое условие благого
дела, доброго поступка, ибо, если не знаешь блага, то и не знаешь, как
действовать во имя добра. Однако мы видим, что, полагая знание необходимым
условием, Сократ считает его и достаточным. И это, конечно, издержки рационализма.
Творить добро, в действительности, можно лишь при соучастии воли. Впрочем,
на проблеме воли греки не акцентировали слишком свое внимание, она станет
центральной лишь в христианской этике. Сказать: "вижу и одобряю лучшее,
но, действуя, придерживаюсь худшего" - решительно невозможно для Сократа.
Кто видит и понимает необходимым образом лучшее, тот его реализует. Грех,
не только для Сократа, но и для всей античной философии, есть ошибка разума,
непонимание истинного блага.
1.5. Открытие Сократом понятия свободы
Наиболее замечательным проявлением превосходства разума, или "psyche"
[240], Сократ называет "самообладание", "enkrdteia"
[129]; т.е. в состояниях радости, печали, изнеможения, подстрекаемый страстями,
человек должен добиваться власти над собой, основываясь на своих добродетелях.
Самообладание - это власть рациональности над витальностью, разумного начала
над животным. Душа - госпожа и хозяйка тела, а также инстинктов, связанных
с телом. Это господство рациональности над витальностью и есть свобода.
Истинно свободный человек есть тот, кто знает, как управлять своими инстинктами,
поистине тот человек - раб, который не знает, как подчинить инстинкты,
и который поэтому становится их жертвой.
68
Есть тесная связь между понятиями самообладания и свободы и понятием
"автаркии", или автономии. Бог не нуждается ни в ком и ни в чем.
Вот и мудрец - лишь тот, кто приближается к этому состоянию, т.е. нуждается
в минимальном. Тот, кто победил свои инстинкты и избавился от всего ненужного,
может считать себя счастливым.
Таким образом, здесь мы находим источник нового понимания героя. Герой
традиционно был победителем на поле брани, противостоял превратностям судьбы,
внешним тяготам. Новый образ героя связан с умением побеждать врагов внутренних.
Мудрец лишь тот, кто изгнал диких монстров страстей из своего тела, он
достигает максимальной божественности в полной самодостаточности, не нуждаясь
ни в чем внешнем.
1.6. Новое понимание счастья
Начиная с Сократа, большая часть греческих философов предлагала миру
свое понимание счастья. По-гречески счастье, эвдаймония [151], означало
наличие некоего демона-хранителя и покровителя, который гарантировал процветание
и наслаждение жизнью. Однако уже Гераклит отмечал, что истинный демон человека
обладает особым моральным характером, что счастье - далеко не наслаждение
жизнью. Демокрит говорил о том, что "счастье не надо искать во внешних
благах, и что лишь душа дает пристанище нашей судьбе".
Сократ углубляет и систематизирует эти понятия. Счастье проистекает не
из тела, или чего-то внешнего, но из души. Душа счастлива тогда, когда
она упорядочена, виртуозна, добродетельна. "По мне, - говорит Сократ,
- лишь добродетельный, женщина ли, мужчина ли, счастлив; неправедный и
злонамеренный - несчастлив всегда". Как болезнь и страдание физическое
- беспорядок и дисбаланс тела, так духовный порядок и внутренняя гармония
души составляют ее счастье.
И если все так, то, по Сократу, добродетельный человек не может страдать
от зла, "ни в жизни, ни в смерти". В жизни потому, что другие
могут нанести вред его телу, но никто не может разрушить внутреннюю гармонию
его души. Ни также после жизни, ибо, если за ее пределами есть нечто, то
он будет награжден, если ничего нет, то, познав благо в этом мире, за его
пределами его ждет ничто. А если так, то человек, по Сократу, может быть
счастлив лишь в этой жизни, какой бы ни была потусторонняя реальность,
он - зодчий собственного счастья и несчастья.
69
1.7. Революция ненасилия
Обстоятельства осуждения и казни Сократа обсуждались бесчисленное множество
раз. С точки зрения юридической ясно, что ему вменялось в вину преступление,
состоявшее в "непочитании местных богов" (ибо он верил в Бога
высшего) и в "подстрекательстве молодежи", поскольку он проповедовал
свое учение. Настойчиво защищаясь в трибунале, пытаясь доказать свою правоту,
Сократу все же не удалось выиграть процесс, ему пришлось признать приговор,
и он отказался от побега из тюрьмы, готовившегося для него друзьями. Побег
означал бы попрание вердикта, а значит, насилие над законом. Между тем
единственно правое оружие, каким располагает человек, это его разум и убеждение.
Если, употребив все силы своего разума, человек не достигает цели, произвол
есть бесчестие при любых обстоятельствах. Устами Сократа Платон говорит:
"Не следует ни избегать, ни удаляться, ни оставлять своего места,
но в войне и в трибунале, в любом другом месте следует подчиняться приказу
своего города и отечества, или же убеждать, в чем состоит справедливость;
использование же насилия кощунственно". Ксенофонт также пишет: "Предпочти
умереть, оставшись верным закону, нежели жить в насилии".
Уже Солон, афинский законодатель, провозглашал: "Хочу черпать силу
не в насилии тирана, но лишь в справедливости". Революция ненасилия,
таким образом, не только теоретически обоснованная, но и фактом смерти
превращенная Сократом в завоевание под знаком вечности, немеркнущим светом
выделяет его имя.
1.8. Теология Сократа
Так каково же было понятие Бога у Сократа, проповедь которого вступала
в противоречие с Богами государства и стала причиной его смерти? Это понятие
косвенным образом было предуготовано философами физиса, среди которых были
Анаксагор и Диоген из Аполлонии, - понятие Бога как упорядочивающего разума.
Впрочем, это понятие подверглось дефизикализации и отсечению от него, насколько
это было возможно, натуралистических атрибутов.
По этому поводу не так уж много мы знаем от Платона, зато с завидной
полнотой нас информирует Ксенофонт. Первое рациональное доказательство
бытия Бога находим мы в его записках "О памятном", а) Все, что
не есть простое порождение случая, есть продукт провидящего разума, имеет
цель и конец; наблюдая человека, мы видим, что каждый вид и все его органы
организованы таким образом, что нельзя полностью объяснить их действием
случая, напротив, они понятны лишь как разумно и идеально выраженные, б)
Против такого аргумента напрашивается возражение, что привычно рядом с
творениями видеть их творцов, эта же интеллигибельная сила не наглядна.
Но ведь, - доказывает Сократ, - и душа наша (она же разумна) не наблюдаема,
однако никому не приходит в голову утверждать, что все, что мы ни делаем,
происходит лишь благодаря случаю, в) Наконец, по
70
Сократу, можно утверждать, что человек, по сравнению с другими существами,
наделен привилегиями, в особенности, душой и разумом, которые сближают
его с божественным творением, во всем ему свойственном.
Аргументация, как видим, вращается вокруг одной точки: мир и человек
созданы таким образом, что они могут быть объяснены лишь одной адекватной
причиной (силой упорядочивающей, финально определяющей и потому разумной).
Своим оппонентам Сократ, с присущей ему иронией, замечал, что мы, люди,
наделены лишь частью элементов, из тех, что есть в универсуме в огромном
количестве, чего нельзя отрицать; и как могут люди понять и вынести из
мира всю разумность, что в нем существует? Нелепость, даже логическая,
такого предположения очевидна.
Бог Сократа - это разум, который понимает все без исключения, это упорядочивающая
активность и Провидение. Провидение, что обнимает весь мир и, особенно,
человеческое общество, выделяет в нем человека добродетельного. Естественно
для древних было полагать коммуникацию подобного с подобным, и Бог, стало
быть, структурно был в близости с лучшим в человеке, но не с индивидом
как таковым. Провидение, занятое индивидом как таковым, знакомо лишь христианскому
мироощущению.
1.9. "Даймонион" Сократа
Среди главных пунктов обвинения Сократу был вменен умысел введения новых
демонов, новых божественных существ. В "Апологии" Сократ говорит:
"Причина та, что... часто в разных обстоятельствах мне был слышен,
голос, знакомый с детства, божественный и демонический, который мне запрещал
делать то, что я уже почти готов был сделать". "Даймонион"
[101] Сократа, стало быть, это божественный голос, который запрещал определенные
вещи, из чего можно заключить, что речь идет о некой привилегии, которая
спасает в случае опасности, предохраняет от негативного опыта.
Исследователи часто в нерешительности останавливаются перед этим "даймониом",
и на этот счет существуют толкования самые что ни на есть разноречивые.
Кто-то предположил, что Сократ иронизировал, говоря о демонах, другие склонны
считать его голосом совести, третьи говорят о демоническом чувстве, спутнике
гения. Можно также потревожить психиатрию и интерпретировать "божественный
голос" в категориях психоанализа. Ясно, однако, что это делается достаточно
произвольно. Если же придерживаться фактов, то надлежит сказать следующее.
71
Во-первых, необходимо видеть, что "даймон" никак не связан
с проблемным полем философской истины. Внутренний "божественный голос"
ничего не говорит Сократу по поводу "мудрости человеческой",
философских принципов, которые получают вес и значение исключительно в
силе логоса, а не в божественном откровении.
Во-вторых, Сократ не связывает с "даймоном" также и своего
морального выбора, который, скорее, идет от божественного распоряжения:
"Занятия эти (философией и научению заботе о душе) мне предписаны
Богом в пророчествах и снах". "Даймон", напротив, ничего
ему не приказывает, но только запрещает.
Исключив сферу философии и основания этического выбора, остается предположить
сферу особых событий и действий. В распоряжении "даймона" находятся
Сократ как индивид и особенность некоторых событий его жизни: это его знак,
стигма, которая препятствует некоторым действиям, за которыми воспоследствовал
бы ущерб или вред. К последствиям явно относится участие в активной политической
жизни. "Вы хорошо знаете, о, афиняне, - взывает Сократ, - что если
б хоть на ничтожную толику я занялся бы государственными делами, то от
этой малости и помер бы, не принеся пользы ни вам, ни себе, от чего меня
мой демон предостерегает".
В конечном счете, "даймона" можно назвать стражем исключительной
во всем личности Сократа, особенно, в моменты интенсивной концентрации,
экстатических проникновений, о которых весьма выразительно повествуют наши
источники.
1.10. Диалектический метод Сократа и его цель
Диалектика как метод Сократа связана с его открытием сущности человека
как "психэ", ибо замечательным образом был найден способ освободить
душу от иллюзий знания, обиходив ее, привести ее к должному состоянию принятия
и приятия истины. По целям метод Сократа фундаментальным образом имеет
этическую природу (воспитание души), и лишь во вторую очередь он логический
и гносеологический. Беседовать (быть в диалоге) с Сократом означало держать
"экзамен души", подвести итог жизни, и как уже заметили современники,
выдержать именно "моральный экзамен". По свидетельству Платона
"Всякий, кто был рядом с Сократом и вступал с ним в беседу, о чем
бы ни шла речь, пропускался по виткам спирали дискурса и неизбежно оказывался
вынужденным идти вперед до тех пор, пока не отдаст себе отчета в самом
себе, как он жил и как живет теперь, и то, что даже мельком однажды проскальзывало,
не могло укрыться от Сократа".
72
Именно в этом самоотчете по поводу собственной жизни и в указании на
истинный смысл жизни, придающий ей ценность, и заключалась специфическая
цель сократического метода. Заставить Сократа молчать (хотя бы и мертвого)
для многих означало положить конец этому принуждению испытывать свою душу.
Однако процесс, начало которому положил Сократ, уже набрал силу, став необратимым,
пресечь его физической расправой было невозможно. Имея это в виду, Платон
вкладывает в уста Сократа пророчество: "Говорю вам, сограждане, что,
меня убивая, на себя ниспосылаете месть, что уже идет сразу же после моей
смерти, куда более тяжкая, чем та, что вы посылаете мне, убивая меня. Сегодня
вы это делаете в надежде освободиться от необходимости отдавать отчет в
собственной жизни, но все произойдет наоборот: я вам предсказываю. Не я
один, а многие потом спросят вас об этом и предъявят счет: все те, кого
я до сих пор опекал, кого не замечаете вы. И столько же строптивцев объявится,
сколько сейчас видите молодых, коими вы пренебрегаете. А ежели, полагаете
вы, убивая меня, помешаете кому бы то ни было разглядеть весь срам вашей
неправедной жизни, то подумайте лучше. Да не избавиться вам от них таким
путем: невозможно это, да и не хорошо это; другой путь есть наипростой
и наилучший, не затыкайте рты чужакам, а внимайте им, дабы совершенствоваться
вечно в добродетели".
Теперь, когда мы установили целенаправленность сократического метода,
выделим особенности его структуры.
Диалектика Сократа совпадает с диалогом (диа-логос), который состоит
из двух существенных моментов: "опровержения" и "майевтики".
Чтобы осуществить это, Сократ применяет маску "незнания" и наводящее
страх оружие - иронию.
1.11. Сократическое "незнание"
Софисты прославили себя тем, что перед лицом слушателя принимали позу
всезнаек. Сократ, напротив, принял образ ничего не ведающего, всему лишь
научающегося.
Однако вокруг этого пресловутого "незнания" немало существует
двусмысленностей, в Сократе видят едва ли не зачинателя скептицизма. В
действительности, можно лишь говорить о переломе: а) в отношении к знанию
натуралистов, в котором обнаруживался момент суетности! б) в отношении
к знанию софистов, которое часто было всего лишь манерностью; в) в отношении
политиков и служителей различных культов, знание которых почти всегда отличалось
непостоянством и некритичностью. Но есть и нечто большее. Утверждение Сократа
- знаю, что ничего не знаю - нужно поставить в связь не столько с человеческим
знанием, сколько со знанием божественным. Именно в сравнении себя с Богом
всеведущим, очевидной становится вся хрупкость и ничтожность человеческого
познания, в том числе его, Сократа,
73
мудрости. В "Апологии" по поводу сентенции Дельфийского Оракула
о том, что нет мудрее человека, чем Сократ, мы находим такое разъяснение:
"Единственно лишь Бог всеведущ, и об этом хотел сказать Оракул, говоря
о малоценности знания человека; и, говоря о мудром Сократе, не просто ссылался
на меня, Сократа, а использовал мое имя как пример; он как бы хотел сказать:
даже о мудрейшем среди вас, люди, о Сократе, должно быть по правде признано,
что и его мудрость не многого стоит".
Противоположность между "божественным знанием" и "человеческим
знанием" была излюбленным мотивом всей предшествующей греческой мысли,
ее-то и закрепляет вновь Сократ.
Наконец, заметим сильный иронический эффект, эффект благотворного потрясения
слушателя, производимый заявлением об изначальном незнании. Из него высекалась
искра, рождавшая пульсацию диалога.
1.12. Ирония Сократа
К числу особенных характеристик сократовой диалектики принадлежит ирония.
Вообще говоря, ирония [197] означает "симуляцию". В нашем особом
случае это некая игра, или шутка, или военная хитрость, среди множества
функций которой было намерение со стороны Сократа вынудить собеседника
обнаружить себя. Шутя, при помощи слов или фактов, Сократ надевает на себя
маску страстно преданного друга своего собеседника, восхищается его способностями
и заслугами, испрашивая у него совета или просит обучить чему-нибудь. В
то же время, при более глубоком подходе становится прозрачной уловка. Ясно,
что за шуткой стоит серьезная и всегда методичная цель. Ясно также, что
под разными масками Сократа, за функциональностью иронии, можно разглядеть
одну наиболее существенную - притворство в незнании, невежестве.
1.13. "Опровержение" и сократическая "майевтика"
"Опровержение", приведение в замешательство, "elenchos"
[85], было деструктивным элементом метода. Заставив собеседника признать
его, Сократа, невежество, он понуждал его определить объект исследования,
затем различными путями делал выводы и подчеркивал их неполноту и противоречивость,
затем шел процесс их критики и опровержения до того момента, пока слушатель
не признавал самого себя невеждой.
74
Очевидно, что всезнаек и посредственностей это раздражало, не говоря
уже о реакциях агрессивных. Однако на лучших людей действовал эффект очищения
от фальшивых самоочевидностей, от невежества, о чем Платон писал: "Мы
должны признать, что именно опровержение есть наиболее значимое и наиболее
основательное очищение, а кто не знал его благотворного воздействия, даже
если это великий Царь, тот не стоит и упоминания. Даже от нечестивых пороков
и недостатков воспитания можно очиститься и достичь максимальной высоты
и стать воистину счастливым человеком".
Перейдем ко второму моменту диалектического метода.
По Сократу, душа не может постичь истину, если только она "не беременна".
Себя же он полагал, как мы видели, невеждой, т.е. не считал себя вправе
нести другим знание, по крайней мере, знание об определенных вещах. Подобно
женщине, что при родах нуждается во вспомоществовании, ученик, душа которого
беременна истиной, нуждается в помощи со стороны своего рода повивальной
бабки, духовного повивального искусства, для высвобождения истины на свет,
- вот это и есть "майевтика" Сократа.
Завораживающее описание ее мы находим у Платона: "Теперь мое повивальное
искусство, во всем похоже на акушерское, отличаясь от него лишь тем, что
я принимаю роды у мужей, а не у жен, роды души, а не тела. Мое главное
умение состоит в правильном распознании и отделении рождающихся фантазмов
и лживостей в молодых душах от вещей живых, здоровых и реальных. По обычаю
акушерок и я должен быть стерильным... от знания; попреки, что мне многие
делают, в том, что я влияю на других, несправедливы, ибо никогда я никак
не обнаруживал своего невежественного знания ни по одному из вопросов,
ведь это вправду хула. Правда в том, что сам Бог вынуждает меня к этому
повивальному делу, запрещая мне рожать самому. По сути я во всем не то,
что есть мудрец, из меня не родилось ни одного мудрого открытия, что было
бы детищем моей души. Те же, коим нравилось быть со мной, пусть поначалу
лишь видимым образом, некоторые вовсе несведущие, следуя за мной, действительно
нечто производили, по благости необычайной Бога, который им это разрешал.
И ясно, что от меня они не получили ничего, и лишь у себя самих нашли нечто
замечательное, что и произвели; но и помогая им в этом деле, я награжден
- я и Бог".
1.14. Сократ и обоснование логики
Продолжительное время считалось, что Сократ с помощью своего метода открыл
фундаментальные принципы западной логики, т.е. понятие, индукцию и технику
обоснования. Сегодня ученые более осторожны. Сократ привел в движение процесс,
благодаря которому стало возможно открытие логики, однако систематизация
последней состоя-
75
лась после него. Вопрос - "Что это такое?", - с которым Сократ
стучался к своим собеседникам, не составлял всего теоретического содержания
логики универсальных понятий. Ему важно было запустить процесс иронико-майевтики,
но установление логических дефиниций в его задачу не входило. Впрочем,
дорога к понятию как таковому, к дефинициям сущности в платоновском понимании
была открыта, но вопросы о структуре понятия и дефиниции еще не стояли.
Сократ часто использовал индуктивные умозаключения, ведя своего собеседника
через аналогии и примеры, но на рефлексивном уровне теоретизации индукции
у него не было. Выражение "индуктивное обоснование" восходит
к Аристотелю, его "Аналитикам", но ни к Сократу, ни даже к Платону.
В диалектике Сократа мы находим зерна всех наиболее важных логических
открытий, которые все же не интересовали его как сознательно сформулированные
и технически обработанные.
Это объясняет, почему многочисленные последователи Сократа пошли в разных
направлениях: одни сосредоточились только на этике, пренебрегая логическими
импликациями; другие, как Платон, развивали логику и онтологию; третьих
увлекал эвристический потенциал в диалектическом дискурсе.
Общие замечания
Сократический дискурс со всеми его завоеваниями и новизной оставлял целую
серию открытых проблем.
Во-первых, его исследование души и ее функций (душа есть то, благодаря
чему мы хороши или дурны), требовало дальнейших углублений: если тело служит
душе, и душа повелевает, значит, она отлична от тела, т.е. онтологически
она есть другое? Так что же это? Каково ее бытие? В чем ее отличие от тела?
Аналогичные вопросы возникают относительно Бога. Его Бог, по сравнению
с мыслью-воздухом Диогена из Аполлонии, есть нечто более чистое, явно возвышающееся
над горизонтом философов физиса. Так что же это - умопостигающее Божество?
Об апориях сократовского интеллектуализма мы уже говорили. Необходимо
теперь дополнить уже сказанное. Очевидно, что сократовское знание-добродетель
не есть нечто пустое, или стерильное, душа - объект знания, она нуждается
в уходе, в избавлении от иллюзий, что ведет, в конце концов, к признанию
незнания. При этом остается впечатление некоторой капитуляции или остановки
посреди пути. Так или иначе, но сократовский дискурс сохраняет свое звучание
только в
76
устах самого Сократа, поддерживаемый неподражаемой силой личного обаяния.
В устах учеников неизбежно происходило снижение общего уровня, элиминация
фундаментальных посылок, потеря метафизических оснований. Против упрощений
и вульгаризаций, в которые впадали младшие сократики, выступил Платон,
наполнив содержанием принцип познания, дополнив его понятием блага как
высшего объекта и придав последнему онтологический статус и метафизические
основания.
Безграничная вера Сократа в познание и логос в широком смысле слова безосновательна.
Логос, в конечном счете, не есть то, что способствует порождению любой
души, но лишь тех, что уже плодоносят. Признание, из коего следует множество
недоразумений: логос и диалектический метод, на логосе основанный, продуцируют
без ограничений пути к познанию, пути жизни по правде. Но от сократовского
логоса многие отворачивались: значит, они бесплодны, - выносит приговор
философ. Но ведь всякий, кто наделен душой, может принять в себя плод,
зачать? Вопрос, на который Сократ не дает ответа. И если лучше посмотреть,
то это затруднение той же природы, что и поведение человека, который "видит
и знает лучшее", но все же "делает наихудшее". Пытаясь обойти
это затруднение, Сократ вводит образ "беременности", красочный,
выразительный, но мало что разрешающий.
Последнее обстоятельство показывает нам сильное внутреннее напряжение
мысли Сократа. Его послание Афинянам как бы размыкает тесные границы его
города. И хотя он не обращался ко всей Греции и, тем более, ко всему человечеству,
социополитическая ситуация определяла границы его обращения ко всему миру
как целому.
Указание на душу как сущность человека, на познание как истинную добродетель,
на самообладание как внутреннюю свободу: все эти положения его этики прокламировали
автономию индивида как такового. Младшие сократики и философы эллинистической
эпохи эксплицитно сформулировали это положение.
Двухфронтальная герма могла бы отразить заслуги Сократа: с одной стороны
принцип незнания как будто ведет к отрицанию науки, с другой, мы видим
путь ведущий к подлинно высшему знанию; с одной стороны, его послание может
читаться как простая моральная проповедь, с другой, - как введение в платоновскую
метафизику; с одной стороны, его диалектика внешне выступает как софистика
и эристика, с другой, - это основание логики как науки; с одной стороны,
его учение как бы очерчено стеной афинского полиса, с другой, открывается
космополитическое пространство целого мира.
Младшие сократики являют собой одну сторону этой гермы, Платон - другую.
77
|