Джованни Реале и Дарио Антисери
ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ
ОТ ИСТОКОВ ДО НАШИХ ДНЕЙ
От Возрождения до Канта
К оглавлению
Часть восьмая
РАЗУМ В КУЛЬТУРЕ ПРОСВЕЩЕНИЯ
Глава восемнадцатая
РАЗУМ В КУЛЬТУРЕ ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ
Девиз эпохи просвещения: "имей мужество пользоваться собственным
умом"
В работе "Ответ на вопрос: Что такое Просвещение?" (1784) Иммануил
Кант пишет: "Просвещение - это выход человека из состояния несовершеннолетия,
в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие - это неспособность
пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-нибудь другого.
Несовершеннолетие по собственной вине имеет причиной не недостаток рассудка,
а недостаток решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны
кого-то другого. Sapere aude! Имей мужество пользоваться своим собственным
умом! - таков девиз эпохи Просвещения". Ее характеризует твердая,
хотя временами и наивная вера в человеческий разум; необходимость его освобождения
от предрассудков и метафизических догм путем критического пересмотра интеллектуальных
ценностей; освобождения от религиозных суеверий и морально-нравственных
предрассудков; вера в изменение негуманного характера отношений между людьми
и избавление от политической тирании. Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно в
книге "Диалектика Просвещения" писали: "...несмотря на то,
что и сегодня полностью просвещенная земля живет под знаком торжествующего
зла, Просвещение пропагандировало постоянное развитие мышления в самом
широком смысле, всегда преследовало цель вырвать людей из состояния страха
и превратить их в хозяев своей судьбы. <...> Программой просветителей
было избавление мира от чар; они намеревались развеять мифы и с помощью
научных знаний полностью изменить человеческое воображение". Немецкий
юрист и просветитель Христиан Томазий (1655-1728) в своих "Лекциях
о предрассудках" (Lectiones de praeiudiciis) (1689-1690) разделил
предрассудки на обусловленные авторитетом и вызванные непродуманностью
или поспешностью. Подобно армии во время действий, просветители широким
фронтом выступают против всех предрассудков: у истины нет иных источников,
кроме человеческого разума. Просветители превращают "традицию в объект
критики таким же образом, как наука [делает] природу объектом анализа ее
внешних проявлений. <...> Не традиция, а разум является последним
источником авторитета" (Гадамер).
593
Хотя Просвещение было не единственным культурно-идеологическим движением,
философия просветителей в Европе XVII в. заняла господствующее положение.
Это выразилось в четко обозначенном философском, педагогическом и политическом
движении, постепенно охватывавшем разные страны, а также в усиливающемся
росте буржуазных отношений в наиболее развитых европейских странах: Англии,
Франции, Голландии, Италии, Германии, частично в России и даже Португалии.
Просвещение формируется на почве различных традиций не в виде теоретической
системы, а, скорее, в форме идеологического движения, носящего в каждой
отдельной стране специфический характер, но с общей основой: верой в человеческий
разум, призванный обеспечить прогресс человечества, избавление от тупиков
и нелепостей традиций, освобождение от оков невежества, суеверий, мифов,
угнетения. Культ Разума у просветителей подразумевает защиту научного и
технического познания как орудия преобразования мира и постепенного улучшения
условий материальной и духовной жизни человечества; это и религиозная и
этическая терпимость; защита неотъемлемых естественных прав человека и
гражданина; отказ от догматических метафизических систем, не поддающихся
фактической проверке; критика суеверий, воплощенных в позитивных религиях
и защита деизма (но также и материализма); борьба против сословных привилегий
и тирании. Именно эти черты роднят между собой различные направления Просвещения,
сложившиеся в разных странах.
Просветители о разуме
Просвещение - оптимистическая философия крепнущей буржуазии, философия,
целиком посвятившая себя прогрессу. Вольтер любил говорить: "Однажды
все станет лучше - вот наша надежда". Без стараний просветителей эта
надежда могла и не осуществиться, многое было бы потеряно. Во всяком случае,
прогресс был и есть, хотя он и не является, как считали некоторые позитивисты,
неизбежным законом поступательного развития.
594
А в основу этого отнюдь не прямолинейного, духовного, материального и
политического прогресса просветители ставят конструктивно-критическое применение
разума. Однако здесь возникает центральный и вместе с тем неизбежный вопрос:
о каком разуме идет речь? Вот ответ в изложении Э. Кассирера: "...для
крупных метафизических систем XVII в., для Декарта и Мальбранша, Спинозы
и Лейбница разум - это территория "вечных истин", общих как для
человеческого духа, так и Божественного. Все, что мы познаем и предчувствуем
благодаря разуму, мы интуитивно воспринимаем "в Боге": всякое
действие разума подтверждает нам участие в Божественной сущности, открывая
для нас царство умопостигаемого, сверхчувственного". Однако в XVIII
в. разуму придается другое значение, более скромное. Он уже не является
больше комплексом "врожденных идей", "осадком" от абсолютной
сущности вещей. Теперь разум - не столько обладание, сколько завоевание.
Он не является ни сокровищем духа, ни казной, в которой надежно хранится
истина (вроде отчеканенной монеты); напротив, разум - это движущая сила,
порождающая духовное богатство, ведущая к раскрытию истины, а она и есть
зародыш и необходимая предпосылка всякой подлинной уверенности".
Самой важной функцией разума является его способность устанавливать связь
одного факта с другими и решать проблемы. Он определяет любые простые фактические
данные, все, что лежит в основе Откровения, традиции и авторитета; он без
устали раскладывает все на простые компоненты, в том числе и причины религиозной
веры и уверенности в ком-то или в чем-то. Но после того как все по порядку
разложено, он начинает новую работу, не может остановиться, disjecta membra
(опустив руки), он должен воздвигать новое здание. Только таким двойным
духовным движением можно определить понятие разума: теперь это - не концепция
бытия, а концепция дела, образа действия. Лессинг говорил, что типично
человеческим качеством является не обладание истиной, а, скорее, страсть
или стремление к истине. Монтескье, со своей стороны, будет утверждать,
что человеческая душа никогда не сможет остановиться в своем страстном
желании расширить знание: вещи как бы сплетены в цепь, и нельзя узнать
причины чего-либо или получить какое-нибудь представление, не преисполнившись
желания познать все.
595
Дидро был убежден, что "Энциклопедия" ставила одной из своих
целей задачу "изменить обычный образ мышления".
Просветители создавали культ Разума, наследуя идеи Декарта, Спинозы и
Лейбница. Но в отличие от них концепция разума у просветителей ближе понятию,
сформулированному Локком, черты Просветителя (у него они выступают наиболее
выпукло) объединены разумом, анализирующим идеи и сводящим их к опыту.
Значит, речь идет об ограниченном разуме: он ограничен рамками опыта и
контролируется опытом. Образцом для создания понятия разума просветителям
послужила физика Ньютона: она не упирается в сущности, не спрашивает, что
это такое, - например, в чем причина или сущность силы тяготения, не строит
предположений и не теряется в догадках о последней природе вещей, но исходя
из опыта, в постоянной связи с опытом ищет законы их функционирования,
а затем подвергает их проверке. Применение разума у просветителей - действие
публичное: "Публичное применение разума должно быть свободным в любое
время. <...> Под публичным применением разума я понимаю подобное
тому, что дает ученый перед целой аудиторией", - говорил Кант. В "Метафизическом
трактате" Вольтер пишет: "Мы не должны больше опираться на простые
гипотезы; не должны больше начинать с изобретения принципов, с которыми
затем пускаемся объяснять все вещи. Наоборот, мы должны начинать с точного
изложения наблюдаемых явлений. И если мы не прибегнем к помощи математики
компаса и светоча опыта, мы не в состоянии будем сделать и одного шага".
Вольтер часто говорил, что, "когда человек хочет проникнуть в суть
вещей и познать их, он скоро оказывается в положении слепого, которого
просят высказаться о сущности цвета. Однако доброжелательная природа вложила
в руки слепого палку - анализ; с ее помощью он может наощупь продвигаться
вперед в мире явлений, замечать их последовательность, удостоверяться в
их порядке, - и все это благодаря его духовной ориентации, благодаря образованию,
получаемому от жизни и науки" (Э. Кассирер).
596
"Просветительский разум" против метафизических систем
Разум в понимании просветителей - как Локка, так и Ньютона - это разум,
не зависимый от истин религиозного откровения, не признающий и врожденных
истин. Следовательно, речь идет об ограниченном опытом и им же контролируемом
разуме. Неопределенный в своих возможностях и прогрессирующий разум просветителей,
тем не менее не ограничивается фактами природы, как у Ньютона, не заперт
в определенную область исследования; он внимательно наблюдает за природой
и одновременно за человеком.
В "Опыте об элементах философии" (1759) Д'Аламбер пишет, что
Возрождение характеризует XV век; Реформация - наиболее значительное явление
XVI века; в XVII веке картезианство дало новое видение мира. Грандиозное
движение Д'Аламбер видит в XVIII веке - "веке философии": "Как
только мы начинаем внимательно изучать столетие, в середине которого живем,
то немедленно замечаем значительные изменения во всех наших представлениях:
своей скоростью эти изменения заставляют предполагать еще более масштабную
революцию в будущем. Только со временем станет возможно точно определить
предмет этой революции и указать ее природу и границы... потомки смогут
узнать лучше нас ее достоинства и недостатки". Далее Д'Аламбер отмечает,
что людям нравится называть наше время Эпохой философии: "Действительно,
если непредвзято рассмотреть нынешнее состояние нашего познания, то нельзя
отрицать, что философия у нас достигла значительных успехов. С каждым днем
растут богатства, приобретаемые естествознанием; расширяет свои владения
геометрия, проникая даже в некоторые наиболее близкие к ней области физики;
наконец, развита и усовершенствована система устройства вселенной. Переходя
от изучения Земли к Сатурну, от истории небес к истории насекомых, естественные
науки изменили свой облик. А вместе с ними приобрели новый вид и все остальные
науки. <...> Этот процесс брожения, действовавший во всех направлениях,
бурно, как поток, прорывающий плотины, захватывал все на своем пути. От
принципов науки до откровения, от проблем метафизики до вкусов, от музыки
до морали, от теологических разногласий до вопросов экономики и торговли,
от политики до прав народов и гражданской юриспруденции - все обсуждалось,
анализировалось, все было возбуждено, приведено в движение. Новый свет,
распространившийся на многие темы и
597
области знания, и новые, вызванные им неясности были результатами этого
всеобщего брожения умов: подобный результат получается при приливе и отливе,
когда море выносит на берег одно и уносит другое". Человека нельзя
свести только к разуму, но все, что имеет к нему отношение, можно исследовать
с помощью разума: основы познания, этику, политические институты и структуры,
философские системы, религиозные верования.
Просветительский разум критичен и - эмпиричен, а значит, связан с опытом.
Именно поэтому "экспериментальный" и "индуктивный"
просветительский рационализм в Англии и Франции нарушает, а затем разрушает
прежнюю форму философского познания - метафизические системы. Он больше
не верит в право и эффективность "духа системы", считая его не
силой, а препятствием, ограничивающим философское мышление. Не запирать
философию в пределах одного задания доктрины, связанной определенными аксиомами,
установленными раз и навсегда, или с дедукцией, которую невозможно вывести,
- просветители предлагают, чтобы философия свободно развивалась и включила
в себя основную форму действительности - форму любого бытия, как естественного,
так и духовного. В книге "Философия Просвещения" (1932) Кассирер
продолжает эту тему: "Таким образом, философия - это не массив познаний,
находящихся над или в стороне от всего остального знания: философию нельзя
отделить от естествознания, истории, права, от политики". Если подытожить,
то Просвещение не слишком оригинально по содержанию. Философская оригинальность
просветительского мышления заключается в тщательном критическом отборе
частей и деталей для усовершенствования мира и человека: "Не... второстепенные
и подражательные достоинства, но воля и обязанность формировать жизнь.
Это означает необходимость не только выбирать и приводить в порядок, но
и стимулировать, выдвигать и осуществлять порядок, который она [философия]
сочтет целесообразным, продемонстрировав именно этим свою реальность и
истинность" (Э. Кассирер). С полной ясностью философия Просвещения
проявляется не в отдельных теориях или совокупности аксиом, "а там,
где происходит ее становление, где она сомневается и ищет, разрушает и
строит".
598
Атака на "суеверия" "позитивных" религий
Связанный с опытом и направленный против метафизических систем просветительский
рационализм представляет собой светское движение, и просветители часто
с презрительным сарказмом высмеивали "мифы" и "суеверия"
"позитивных" религий. Скептическое, а чаше откровенно непочтительное
отношение к церкви является главной отличительной чертой Просвещения, философии,
которую можно назвать секуляризацией мысли". Как мы можем убедиться,
английское и немецкое направления Просвещения были более сдержанными в
неуважении к религии. Несмотря на материалистическую и даже атеистическую
окраску, просветительская мысль связана с деизмом, а деизм - составная
часть Просвещения - рациональная и естественная религия - это самое большое,
что может допустить человеческий разум (в локковском понимании). Деизм
признает: 1) существование Бога; 2) творение Богом мира и управление им
(в то время как английские деисты - Толанд, Тиндаль, Коллинз, Шефтсбери
- приписывали Богу управление жизнью природы и общества, Вольтер придерживался
мнения о полном божественном безразличии к делам человечества); 3) будущую
жизнь, в которой каждому воздается за добро и зло. Вольтер писал: "Мне
представляется очевидным, что существует необходимое Безличное разумное
начало, вечное, высшее; оно... не истина религиозного верования, а истина
разума". Становится ясно, что если разум может постичь, принять и
утвердить только эти религиозные истины, то обрядность, священные истории,
все содержание и учреждения так называемой "позитивной" религии
или "религии Откровения" представляет собой только суеверия -
плод страха и невежества. Отсюда задача осветить тьму, окутывающую "позитивные"
религии, показать их разнообразие, проанализировать истоки и связанные
с ними общественные нравы и традиции, а затем разоблачить их нелепую бесчеловечность.
"Раздавите гадину!" - таков был боевой клич Вольтера; конечно
же, не против веры в Бога (как говорил сам философ), а против суеверия,
нетерпимости и нелепости "позитивных" религий.
Тем не менее после Вольтера часто и вера в Бога, и религия становятся
предметом нападок, изображаются препятствием на пути прогресса, орудием
угнетения и возбудителем нетерпимости, как причины ошибочных и бесчеловечных
этических принципов, как основы порочного общественного устройства. В работе
"Естественная политика" (1773) Гольбах обвиняет религию в том,
что, воспи-
599
тывая человека в страхе перед невидимыми тиранами, она в действительности
воспитывает в нем низкопоклонство, угодливое малодушие перед лицом видимых
тиранов, подавляя в нем способность к самостоятельности и независимости.
В "Трактате о терпимости" Дидро пишет, что деисты отрубили гидре
религии дюжину голов, но осталась та единственная, из которой вырастут
все остальные. Именно природа, по мнению Дидро, должна вытеснить Божественность:
одним словом, придется набраться смелости и освободиться от пут религии,
отвергнуть всех богов и признать права природы, которая говорит человеку:
"Откажись от богов, присвоивших себе мои прерогативы, и вернись к
моим законам. Когда ты снова вернешься в лоно природы, откуда убежал, она
утешит тебя и изгонит из твоего сердца все угнетающие тебя тревоги и все
терзающее тебя беспокойство. Всецело доверься природе, человечеству, самому
себе - и вдоль всей тропы своей жизни ты повсюду найдешь цветы". Следовательно,
в общем потоке Просвещения есть атеистическое и материалистическое течения.
Однако это не может заставить нас забыть, что Просвещение пронизано деизмом,
иными словами, рациональной, естественной, светской религиозностью, с которой
соединяются светская, мирская мораль: "Обязанности, которые мы должны
выполнять по отношению к себе подобным, относятся главным образом и исключительно
к сфере разума, поэтому они единообразны у всех народов". Так утверждал
Д'Аламбер; такого же мнения придерживался и Вольтер: "Под естественной
религией следует понимать совокупность нравственных принципов, общих для
всего человеческого рода".
Естественные обязанности - как, например, терпимость, свобода - рациональны,
носят гражданский характер, независимы от откровения. Э. Кассирер утверждает,
что в эпоху Просвещения "царит поистине творческое чувство; господствует
безусловная уверенность в обновлении и обустройстве мира. Обновления требуют
и ждут и от самой религии. <...> Чем больше ощущается неполнота ответов,
данных религией на основные вопросы познания и нравственности, тем более
интенсивной и страстной становится постановка таких вопросов. Борьба идет
уже не вокруг отдельных догм и их толкований, а вокруг самой религиозной
убедительности: это относится не только к вопросам верования, но и способу
и направлению, к функции веры как таковой. Формируется стремление, главным
образом в области немецкой просветительской философии, уже не к разложению
религии, а к ее "трансцендентальному" обоснованию
600
и, соответственно, трансцендентальному углублению. Этим стремлением и
объясняется специфический характер религиозности в эпоху Просвещения; объясняются
отрицательные и положительные тенденции в философии, вера и неверие. Только
соединив эти два элемента, признав их взаимозависимость, можно действительно
понять в его подлинном единстве процесс исторического развития философии
XVIII столетия".
"Разум" и естественное право
Просветительский разум лежит в основе юридических норм и концепции государства.
И если можно говорить о естественной религии и естественной нравственности,
то таким же образом можно говорить и о естественном праве. Естественное
означает рациональное, не-сверхъестественное. Дух критицизма, заставляющий
внимательно взвешивать каждое мнение, представление и верование из наследия
прошлого, проникает повсюду и встречается также в трудах по юридической
и политической философии, внушая реформаторские проекты; эти проекты иногда
разрабатываются самими монархами, многим из которых хотелось прослыть "просвещенными",
оставаясь при этом абсолютными властителями; временами такие проекты, наоборот,
были направлены против абсолютистского государства; во Франции политико-юридическое
течение Просвещения вылилось в революцию, одним из первых шагов которой
стала типичная для естественного права Декларация прав человека и гражданина.
В работе "Дух законов" Монтескье утверждает: "Законы в
своем более широком значении суть необходимые связи, происходящие из природы
вещей". Развивая эту тему в "Персидских письмах", он разъясняет,
что хотя мы освобождены от цепей религии, но все же должны подчиняться
юстиции: ее законы объективны и неизменны, как и законы математики. Вольтер,
в свою очередь, хотя и констатировал великое разнообразие обычаев и даже
признавал, что "то, что в одной местности называется добродетелью,
в другой может считаться пороком", тем не менее, полагал что "существуют
определенные естественные законы, с которыми должны соглашаться люди всех
частей света. <...> Как [Бог] дал пчелам сильный инстинкт, согласно
которому они сообща работают и вместе добывают себе
601
пропитание, так он дал и человеку определенные чувства, от которых тот
никогда не сможет отказаться, - это вечные узы и первые законы человеческого
общества". Веру в неизменную природу человека, складывающуюся из склонностей,
инстинктов и чувственных потребностей, мы встречаем также у Дидро, не упустившего
возможности опровергнуть точку зрения Гельвеция, согласно которой нравственные
инстинкты представляют собой не что иное, как замаскированный эгоизм. Для
Дидро между людьми существуют естественные узы; именно их пытаются уничтожить
разные религиозные морали.
Выделим следующие общие характеристики просветительской доктрины: 1)
рационалистический подход к естественному праву; 2) волюнтаристский подход
к позитивному праву. Рациональность и всеобщность закона, перевод неизменных
правил естественного права в позитивные законы, осуществляемый законодателем,
неоспоримость права могут считаться важнейшими моментами просветительской
доктрины. Речь идет о концепции, появившейся в рамках просвещенного деспотизма,
чтобы позднее отойти от него с теоретическими и практическими политическими
предложениями либерального толка и, наконец, превратиться в революцию или
же в реформы, подорвавшие устои и оказавшиеся решающими для созидания современного
правового государства. По мнению Дж. Тарелло, юридическое просветительство
в Германии представляло собой "действующую идеологию монархов и чиновников,
тогда как юридическая мысль во Франции, отчасти и в Италии, представлена
рядом оппозиционных и фрондерских идеологий, в принципе не разделявшихся
ни монархами, ни (еще длительное время) их чиновниками". Идеологии
сами по себе не были революционными, но стали такими, когда под давлением
исторических событий буржуазия превратила их в "механизм, способный
разрушить политические и юридические учреждения". Различие между реформаторским
Просвещением и революционным важно особенно на первом этапе "для описания
формирования некоторых юридических доктрин и их результатов во Франции
и на германских территориях на протяжении XVIII столетия".
602
Именно на основе естественного права была разработана теория прав человека
и гражданина, нашедшая свое наиболее яркое воплощение в "Декларации
прав человека и гражданина", выработанной и принятой в 1789 г. Учредительным
собранием, где определены принципы политического манифеста Французской
революции. Права человека, которые Учредительное собрание считает естественными
(а также священными и неотчуждаемыми), следующие: свобода, равенство в
правах, собственность, безопасность и сопротивление угнетению. Закон одинаков
для всех и устанавливает точные рамки полномочий исполнительной власти
с целью защиты свободы личности, вероисповедания, образа мысли, слова.
Закон есть выражение общей воли народа, он выработан при непосредственном
участии (либо через представителей) всех граждан. Собственность объявлена
"священным и неотчуждаемым" правом.
Французская "Декларация" 1789 г. подражает американской 1776
г., т.е. "Декларации прав, принятой представителями доброго народа,
собравшимися в полном и свободном согласии в Вирджинии", где в статье
1 читаем: "Все люди рождаются и остаются свободными и равными в правах,
которые не могут быть ни отчуждены, ни отняты ни при каких условиях (ни
в настоящем, ни в будущем) у граждан общества, а именно: право на жизнь
и собственность, право добиваться и достигать благополучия и безопасности".
Статья 2 гласит: "Вся власть находится в руках народа и вследствие
этого исходит от народа". И далее, статья 3: "Правительство учреждается
и должно учреждаться для общей пользы, защиты и безопасности народа";
статья 4: "Ни один человек или группа людей не имеют права на особые
выгоды или привилегии"; статья 5: "Законодательная и исполнительная
власть государства должны быть отделены друг от друга, а также и от судебной
власти". И так далее, с изложением и пояснением прав, которые впоследствии
станут считаться принципами государственного устройства либерально-демократического
правового типа. Критиковавшиеся справа и слева принципы, установленные
в доктрине о правах человека и гражданина, лежат в основе конституционного
строя демократических государств западного типа, став теорией и практикой
правового государства. Что касается рационализации законодательства, достаточно
напомнить, что, например, для Франции "унификация субъекта права означала
упразднение многочисленных юридических статусов (дворянин, духовное лицо,
торговец, католик, протестант, еврей, мужчина, женщина и т.п.), имевших
большое процессуальное значение и соответствовавших делению на сословия
при старом режиме. И если идеи естественного права о "свободе"
и "равенстве в правах" "индивидуума" рассматривались
марксистскими интерпретаторами как надстроечная систематизация структурно-базисного
экономического процесса, то философ Джоэле Солари в 1911 г. писал: "Разработка
Свода зако-
603
нов (кодексов) подводит итог вековым усилиям юристов, философов по приведению
гражданского законодательства к формальному и материальному единству...
требуемое единообразие гражданских законов влекло за собой отмену всех
видов юридического неравноправия, связанного с рождением, общественным
сословием, профессией, богатством, местожительством". И если естественными
являются этические и юридические принципы, то естественны также и демократические
принципы физиократов Франсуа Кенэй (1694-1774), Мерсье де ла Ривьер, Дюпон
де Немур и др. Суть этой концепции заключена в формуле либерализма, отстаивающего
свободу торговли: Laissez faire, laissez passer ("He мешать и пропустить
вперед"). "Естественными" являются частная собственность
и свобода конкуренции, тогда как противным "естественному порядку"
представляется любое вмешательство государства, препятствующее нормальному
действию естественных законов. Задача государства и его главы, по сути,
является противоположной: они должны устранять препятствия, мешающие нормальному
развитию "естественного порядка".
Просвещение и буржуазия
Выдвижение буржуазии, характерное уже в предыдущем столетии для значительной
части наиболее цивилизованных европейских стран, в XVIII в. привело к заметному
перераспределению богатства и накопления в ее руках значительных средств,
росту торговли, новых предприятий; реорганизуется и усиливается эксплуатация
колониальных народов. Новые предприниматели вошли в конфликт с силами,
державшими монополию на власть во все предшествующие времена. Несмотря
на то что в XVIII в. землевладение было важным источником богатства, кустарное
ремесленничество постепенно, но решительно преобразуется в промышленность,
а наука и технология, объединяясь, говорят об осуществлении мечты Бэкона
о преобразовании мира. Вместе с промышленностью растет число коммерческих
предприятий. Вот что пишет Вольтер в десятом из своих "Английских
писем" по поводу значения британской торговли: "В Англии торговля
обогатила граждан, помогла им стать свободными, а свобода, в свою очередь,
расширила торговлю, от которой происходят величие и богатство государства.
Именно торговля способствовала постепенному созданию сил, благодаря кото-
604
рым англичане стали хозяевами морей". Внутренняя стабильность и
экспансия в другие страны, поддержанная политической изворотливостью, обеспечили
английской буржуазии развитие, свободное от препятствий, стоявших на пути
развития французской буржуазии. Во Франции абсолютистская политика Людовика
XIV все больше увеличивала разрыв между политически господствующим классом
и активно растущими силами нации. Последствия несостоятельности внешней
политики Людовика XIV оказались тяжелыми и опасными: длительные войны серьезно
истощили государственные финансы. В результате отмены Нантского эдикта
1685 г. королю удалось укрепить политическое единство страны, однако за
это Франция заплатила потерей неоценимых ресурсов и, кроме того, третье
сословие, (выходцами из которого были гугеноты), разочаровавшись в абсолютизме,
решается на борьбу: постоянные волнения и восстания будоражат страну.
Вот что пишет Дидро в "Энциклопедии" относительно крупных мастерских:
"Высокое качество материалов - это вопрос внимания, тогда как скорость
и совершенство работы зависят от числа занятых рабочих. Когда на фабрике
большое число рабочих, каждым этапом обработки занимаются разные люди.
Каждый рабочий выполняет и всю жизнь будет выполнять одну-единственную
операцию; другой - иную; поэтому каждая из них выполняется хорошо и быстро,
и лучшее выполнение совпадает с меньшей себестоимостью. Кроме того, вкус
и профессиональная сноровка, несомненно, совершенствуются при большом числе
рабочих, так как трудно предположить, чтобы не нашлось нескольких людей,
способных размышлять, сочетать наблюдения и, наконец, находить тот единственный
способ, который поможет им превзойти товарищей по работе: это может быть
экономия материала, сокращение времени операции или даже рывок вперед всего
предприятия благодаря какому-то новому способу работы". Энтузиазм
Дидро по поводу промышленной революции, которая за несколько десятилетий
перевернет жизнь большинства европейских стран, искренен, но на взгляд
человека наших дней по меньшей мере наивен. "Социальные проблемы трудящегося
класса в XVIII в. не вызывают большого интереса даже у самых прогрессивных
мыслителей; в то время главной заботой была другая: оказать содействие
инициативам новых предпринимателей.
605
Как просветители распространяли "свет"
Народные массы остались чужды просветительскому движению, в то время
как больших успехов просветители добились в деле распространения новых
идей в кругах интеллектуалов и среди передовой буржуазии Европы, заинтересовав
с культурной и политической точек зрения совершенно различные нации. Популяризаторские
способности просветителей вызывают восхищение. Они не создавали крупных
теоретических систем, однако все их считали естественными наставниками
крепнущего среднего сословия. Понятно, что они поставили целью популяризацию
собственных мнений, чтобы сделать их эффективными. А средствами, избранными
для распространения просветительских идей, были академии, масонские ложи,
салоны, "Энциклопедия", письма, очерки.
Академии, зародившиеся в XVI столетии и распространившиеся в XVII, в
XVIII в. возросли числом. Просветители, заняв критическую позицию по отношению
к академиям, слишком часто поглощенным абстрактно-литературными занятиями,
сумели добиться, чтобы в них уделяли больше внимания естественным наукам,
физике и математике, изучению аграрных наук и т.п. В Италии группой миланцев
под руководством Пьетро Верри была основана в 1762 г. "Академия деи
Пуньи". Членами этой академии были молодые люди, решившиеся критиковать
культуру и обычаи предков в качестве распространителей "света";
молодые миланцы устраивали столь оживленные дискуссии, что в шутку стали
называть свои собрания "Академией кулаков" (по-итальянски pugno
- кулак). Они начали издавать журнал "Кафе" (между 1764 и 1766
гг.), в котором публиковалось все что угодно: от галилеевской физики до
прививок оспы и от астрономических тем до проблем историографии, лингвистики
и политики.
Масонские общества были вторым эффективным средством Просвещения. Возникшие
в 1717 г. в Лондоне, они стали модными в Европе. Масонами были Гёте и Моцарт,
Вольтер и Дидро, Франклин и... Казанова. Первая масонская ложа в Лондоне
стремилась к миру и терпимости, необходимым Англии, только что пережившей
политические и религиозные потрясения. В романском мире, напротив, масонство
было более агрессивным и антиклерикальным; во всяком случае, оно развивалось
на основе глубоко просветительских принципов, таких как недогматическая
вера в единого Бога (именно
606
просветители распространили неприязненное отношение к слову "догма"),
воспитание гуманности, дружеской терпимости. Первые "Конституции"
масонства, опубликованные Джеймсом Андерсом в 1723 г., гласили: "Масон
в силу своего звания обязан подчиняться моральному закону; и если он хорошо
разбирается в искусстве, то никогда не будет ни тупым атеистом, ни развратником
без религии". К этому добавляется: "В давние времена масоны (средневековые
каменщики, относившиеся к гильдии ремесленников) были обязаны в любой стране
исповедовать религию своей родины или народа, какой бы она ни была; но
сегодня, не принимая во внимание частных мнений, считается более уместным
обязать их следовать той религии, с которой согласятся все: она заключается
в том, чтобы быть добрыми, искренними, скромными и честными людьми, каким
бы ни было личное кредо каждого". Церковь в 1738 г. осудила масонство,
увидев в нем отказ от тех догматических утверждений (понимаемых как истины
веры), которые церковники считали определяющими для христианства; но папское
осуждение не принесло ощутимых результатов.
Салоны представляли собой еще один путь распространения просветительской
культуры. Место встреч литераторов и ученых, высокопоставленных иностранцев,
салоны стали гибким средством интеллектуального обмена. Образцы для подражания
создал Париж, который в этом столетии стал как бы зеркалом, отражающим
в себе весь европейский интеллектуальный мир. Именно салоны позволили женщинам
с воодушевлением включиться в культуру столетия, спорить о философии и
интересоваться научными открытиями.
Французская "Энциклопедия" (которую мы подробнее рассмотрим
позднее), объединившая в 17 томах всю просветительскую ученость, имела
шумный издательский успех. Прибыль издателей составила 500 %. Вольтер отметил,
что это невиданный прежде ни в едином другом виде коммерческой деятельности
доход. Так "Энциклопедия" стала еще одним мощнейшим средством
популяризации идей Просвещения.
Европа второй половины XVIII в. смогла насладиться долгим периодом мира,
интенсивная переписка превратила просветителей в почти наднациональный
класс, активно сообщающийся через границы. В письмах чаще всего сообщали
о впечатлениях и знаниях, полученных во время путешествий (в XVIII столетии
люди путешествовали намного больше, чем в XVII), и передавали информацию
научного характера (это принесло заметную пользу естественным наукам и,
в большей степени, историографии).
607
Орудием просветительской популяризации стали очерки. Вольтер так выразил
отношение к написанным нудным высокопарным языком сочинениям, со множеством
трескучих фраз: "Они скучны и вызывают только досаду". Просветители
предпочитали жанр очерка или эссе, т.е. сочинение краткое, красочное, по
возможности живое и остроумное, желательно полемичное. Очерк легко превращался
в ироничный и насмешливый памфлет. Французы были великими мастерами жанра
эссе. В Италии пользовалось потрясающим успехом эссе "О преступлениях
и наказаниях" (Dei delitti е delle репе), принадлежавшее перу известного
теоретика права Чезаре Беккариа.
Периодические издания, уже существовавшие в XVII столетии, в XVIII стали
более многочисленными и оперативными, показав себя мощным средством распространения
той или иной идеологии. "В 1782 г. в Лондоне публиковались восемнадцать
ежедневных газет; десятью годами позже там выходили уже сорок две",
- отмечает с изумлением историк Андерсон. Тем не менее, несмотря на большие
возможности популяризации своих идей, "Просвещение было скорее интеллектуальным
подходом или духовной позицией, чем научно-философским направлением. Немногие
принимали участие в интеллектуальных дискуссиях в Лондоне и в Париже, и
еще меньше было тех, кто соглашался со всеми выводами наиболее революционно
настроенных мыслителей. Но, невзирая на индивидуальные противоречия и местные
особенности движения, новые духовные ценности медленно распространялись
по Европе" (Н. Хэмпсон).
Просвещение и Неоклассицизм
Просвещение оказало влияние и на неоклассическое искусство, прежде всего
на архитектуру. Поэтому понимание неоклассицизма зависит от интерпретации
Просвещения, и наоборот. Бином: Просвещение-неоклассицизм в Италии получил
весьма интересное, опередившее свою эпоху, выражение в так называемой теории
функциональной архитектуры. Уже в 1756 г. о ней пишет Ф. Альгаротти в "Очерке
об архитектуре": "...ученый и опытный человек (намек на францисканца
Карло Франческо Лодоли) из любви к архитектуре взялся в наши дни за дело,
подобное тому, какое уже брал на
608
себя Сократ из любви к философии... высказав требование, чтобы ничто,
без всякого исключения, не воздвигалось (из архитектурных проектов), если
оно не соответствует своему предназначению, т.е. функции, а все то, что
так или иначе отдаляется от этого принципа, должно называться своим настоящим
именем - излишеством". Значит, согласно мнению Лодоли и Альгаротти,
архитектура должна быть функциональной, т.е. рационально соответствовать
той цели, для которой предназначена. Альгаротти также пишет, что Лодоли
был тверд в своем мнении: "Хорошая архитектура должна формировать
среду, украшать и показывать, для чего она создана, поэтому ее предназначение
и воплощение должны гармонично сочетаться". Это означало приговор
стилю барокко и рококо; разум старается избегать архитектурных излишеств,
стремится привести к согласованности красоту и пользу.
Однако бином Просвещение-неоклассицизм не принес счастливой судьбы неоклассическому
искусству, всю свою историю безжалостно терзаемому критикой. Часто неоклассицизм
оценивался как холодное и второстепенное по художественным качествам искусство
с редкими примерами счастливых исключений. В реальной жизни всякое обесценение
Просветительства влекло за собой и обесценение неоклассицизма. Лишь относительно
недавно было достигнуто верное понимание неоклассического искусства благодаря
работе Э. Кауфманна "Архитектура в Эпоху Разума" (1955).
Символичен пример неоклассического миланского зодчего Джузеппе Пьермарини
(1734-1808). Несомненно, он был самым одаренным архитектором Италии эпохи
неоклассицизма. Здание миланского оперного театра "Ла Скала",
королевский дворец в Милане, королевская вилла в городе Монца свидетельствуют
о его таланте. И все-таки почти на протяжении двухсот лет искусствоведы
давали творчеству Пьермарини скандально противоречивые оценки: то он эпигон
Ванвителли, то подражает Палладио, то якобы все еще не отошел от барокко
и т.п. Только недавно теоретики и историки искусства пришли, наконец, к
согласию: "Рациональный подход Пьермарини напрямую связан с функциональной
организацией архитектурного пространства. Просветительские тенденции Пьермарини
нашли выражение в простых и человечных чертах его зодчества, приятных и
одновременно функциональных". Театр "Ла Скала" - яркое подтверждение
архитектуры, вдохновленной идеями Просвещения, где нет сложных, тяжелых,
полных преувеличенной экспрессии барочных форм, с преобладанием логичной
и функциональной
609
прямой линии, портиком, удобным для въезда карет, залом, обладающим великолепной
акустикой и т.п. (проект Пьермарини сыграл большую роль в реформе театрального
здания и декораций вообще). Одним словом, Пьермарини сумел выразить в архитектурных
формах идеи самой значительной итальянской просветительской шкоды - Беккариа
и братьев, Парини и Фризи. Искусство Пьермарини в урбанистических пространствах
и архитектурных решениях воплотило и дух реформ императрицы Австрии Марии-Терезии,
которая пожелала, по миланскому образцу, сделать рациональными школы и
кадастр, финансы, сельское хозяйство и всю бюрократическую систему.
Чувство меры, уравновешенность форм и объемов делает Пьермарини уникальным
представителем Просвещения и Неоклассицизма. Обладавший обширными познаниями
в разных областях математики и в механике, он наслаждался изобретением
инструментов и приспособлений, открывал мастерам-строителям бесценные секреты
ремесла. Одним словом, он не отделял искусство от науки и техники. "Вечером,
после работы он чувствовал огромное удовольствие, собирая вокруг себя лучших
мастеров и расспрашивая о текущей работе каждого, рассказывая о достижениях
в различных областях механики и искусства, направляя своими советами определенные
работы, которые он им доверял. Он сам... обтачивал на токарном станке самые
разные предметы и развлекался их тщательной отделкой... делал механические
плуги, монтировал насосы для садовых фонтанов и даже высекал из мрамора
небольшие камины для гостиных". Как пишет известный биограф зодчего
Э. Филиппини, похожие сведения мы можем встретить и в биографиях французских
архитекторов Леду и Булле, английского зодчего Р. Адама или художника Давида.
Ремесленная серьезность периода Неоклассицизма и Просвещения обобщает
"идеалы гражданской и хозяйственной этики, которым следовал век света
в ходе своего развития", принципы, с помощью которых мыслители XVIII
столетия отстаивали теоретическую легитимность прикладных искусств и разных
видов художественной техники.
610
Просвещение, истории и традиции
Гиперкритицизм (а часто и нигилизм) по отношению к философским, религиозным
и политическим традициям; защита разума, который возносится на уровень
надисторического суда над любым историческим событием; представления о
человеческой природе, о естественном состоянии и естественных правах -
все это обусловило обвинения со стороны романтиков в том, что XVIII в.,
как ни один другой, был антиисторическим. Отсюда логически следовало, что
Просвещение было философией абстрактного разума (природы, закона и т.п.)
без истории, иными словами, что в разуме (просветителей) нравственные ценности,
философские теории, теологические принципы или юридические нормы лишены
исторического измерения. И если представители Романтизма считали просветительскую
мысль абстрактной, то Гегель в "Феноменологии Духа" уже характеризует
Просвещение как "поверхностное, скучное, абстрактное понятие ни о
чем". Для марксизма "Просвещение - это прогрессивное движение
за освобождение человека, постольку поскольку буржуазия является революционной
силой, но это движение - консервативный и идеологический компромисс, постольку
поскольку буржуазия входит в фактический сговор с влиятельными феодальными
группировками (как в Германии), или потому, что она не идет дальше достижения
собственных, исключительно классовых интересов и привилегий". Абстрактное
для представителей Романтизма, поверхностное и неспособное понять истинный
смысл истории, по мнению Гегеля, просветительское "царство разума"
представляется марксисту Г. Лукачу "царством буржуазии". Всегда
очень критично относились к Просвещению традиционалисты, как, например,
Бональд и де Мэстр, а в более позднюю эпоху - неоидеалисты. Джованни Джентиле
постоянно полемизировал по поводу века революции.
И только в тридцатых годах нашего столетия появились признаки адекватной
оценки важнейшего события XVIII в. Наиболее видными представителями новой
историографии были Л. Сальваторелли ("Политическая мысль Италии с
1700 по 1870 год", 1935), Н. Валери ("Пьетро Верри", 1937),
Ф. Вентури ("Молодость Дидро", 1939). Кассирер "Философия
Просвещения". Австрийский историк А. Вандрушка считает, что решительный
поворот в переоценке Просвещения произошел в Европе после Второй мировой
войны: американские солдаты "в своих вещевых мешках привезли назад
в
611
Европу, хотя и в несколько измененном виде, часть европейского духовного
наследия, доставшегося им от XVIII в., эпохи разума, в ней они увидели
истоки американской цивилизации и истории". Американская революция
вдохновлялась, как известно, европейскими просветительскими идеями. Возвращение
через Атлантический океан старых просветительских идей воплотилось и в
победе над тоталитарными государствами. Новейшая историография XVIII в.
и Просвещения освободилась от трактовки его как пред-Романтизма, но тем
не менее оценка, данная когда-то романтиками Просвещению как абстрактной
философии, лишенной чувства истории и даже "антиисторичной",
пока еще существует. Однако, по мнению Кассирера, она не является ни исторически
обоснованной, ни могущей иметь серьезную мотивировку: это только "боевой
клич и надуманная фраза, используемая представителями Романтизма для борьбы
против философии Просвещения". Но все же именно просветительская философия
завоевала тот исторический мир, которым так гордился - и вполне справедливо
- сам Романтизм. Эту мысль мы встречаем в таких теперь уже знаменитых сочинениях,
как "XVIII век и исторический мир" В. Дильтея (1901), "Философия
Просвещения" Э. Кассирера (1932), "Начала историзма" Ф.
Мейнеке (1936). Например, как пишет Дильтей, именно благодаря Просвещению
"стала возможной беспристрастная критика истории, которая не останавливается
даже перед самыми священными реликвиями прошлого, и метод сравнения, распространяющийся
на все стадии развития человечества".
Просветительская мысль хочет установить связь между "общим"
и "частным", "представлением" и "действительностью",
"законами" и "фактами", обозначить надежные границы
между первыми и вторыми. По мнению Кассирера, в действительности "есть
странная ирония в том факте, что Романтизм, обвиняя Просвещение от имени
истории, впадает именно в ту же самую ошибку, в которой упрекает своего
противника".
612
Пьер Бейль: задача историка - в выявлении ошибок
Философия XVIII в. рассматривала исторические проблемы как природные.
Важным здесь представляется творчество Пьера Бейля (1647-1706). В 1682
г. Бейль публикует "Мысли по поводу кометы", а в 1697 - "Исторический
и критический словарь". Появление в 1681 г. кометы было поводом, который
Бейль решил использовать для критики поверья, что кометы являются предвестниками
несчастий и "угрожают миру бесчисленными бедами". Бейль заявил,
что не может допустить, чтобы "какой-нибудь доктор наук, духовной
пищей которого должны быть не домыслы, а исключительно чистые плоды разума
и который не обязан упражняться в убеждении народа, мог бы с уважением
отнестись к столь необоснованным представлениям и довольствоваться традицией
и цитатами из поэтов и историков". Бейль предпринимает фронтальное
наступление на мнимый авторитет традиций: "Считать, что мнение, передаваемое
из поколения в поколение в течение столетий, никогда не может быть абсолютно
ложным - чистейшая иллюзия. Какой бы глубины ни была проверка причин, лежащих
в основе определенных мнений, и тех мотивов, которые их увековечивают в
целых поколениях, она непременно покажет, что подобное убеждение не имеет
никакой опоры в разуме". Бейль критикует не только представление о
влиянии комет на дела человеческие, но и не принимает отождествления атеизма
с безнравственностью.
Но еще более радикален Бейль в своем "Историческом и критическом
словаре", 2038 словарных статей которого представляют собой реестр
ошибок. Бейль не боится обвинения в том, что он является minutissimarum
rerum minutissimus scrutator (ничтожнейший исследователь самых незначительных
вещей), и не дает себя обмануть миражом системы. Мы видим главным образом
целую коллекцию преступлений и бедствий. Задачей историка в первую очередь
является установление исторического факта посредством выявления и постепенного
устранения ошибок. "Историческому и критическому словарю" Бейля
придает "непреходящую ценность то обстоятельство, что в нем заложено
понятие "факта" во всей его проблематичности и глубине; Бейль
больше не рассматривает отдельные факты как камни, из которых историк должен
построить здание; его привлекает сам интеллектуальный труд, работа мысли,
ведущая к завоеванию этого строительного материала" (Э. Кассирер).
В центре внимания Бейля - условия, от которых зависит оценка факта, логика
истории: "Для него "факт" уже не есть источник исторического
познания, но представляет собой, в определенной степени, цель познания,
т.е. является terminus ad quern (предел, к которому), а не terminus a quo
(предел, от которого). Он хочет расчистить путь, который может привести
к "фактической истине".
613
<...> До Бейля никто не критиковал традицию с такой скрупулезной
точностью, с такой непреклонной строгостью. В поисках и исследовании белых
пятен истории, темных, малопонятных моментов, противоречий Бейль неутомим.
Здесь и выявляется его действительная гениальность как историка. Она состоит,
как ни парадоксально, не в открытии истинного, а в обнаружении ложного"
(3. Кассирер). Таким образом, Бейль стал основоположником метода исторической
акрибии (acribes - точный, строгий), т.е. точности изложения. Именно поэтому
его заслуги в истории, возможно, не менее значительны, чем заслуги Галилея
в познании природы. Вот императив Бейля: "Тот, кто знает законы истории,
согласится со мной в вопросе, касающемся непредвзятости: историограф, верный
своей задаче, должен избавиться от духа лести и злословия. Он должен, насколько
это возможно, поставить себя на место историка, которого не волнуют никакие
страсти. Не обращая внимания на посторонние вещи, он должен быть предан
только интересам истины и из любви к ней пожертвовать своими чувствами,
если это необходимо, - благодарностью за услугу или обидой за нанесенный
ему ущерб, и даже любовью к Родине. Он должен забыть, из какой он страны,
что воспитывался в данной вере, что надо быть благодарным за то или за
это, что те или иные люди являются его родителями либо друзьями. Историк
как таковой - одинок как перст, у него нет ни отца, ни матери, ни потомства.
И если его спросят, откуда он родом, историк должен отвечать: "Я не
француз, не англичанин, не немец, не испанец; я - космополит. Я на службе
не у императора, не у короля Франции, а исключительно у истины; она моя
единственная королева, которой я дал клятву повиноваться". Бейль,
по утверждению Кассирера, становится духовным вождем Просвещения. Мы не
должны забывать, что в период между публикациями первой и второй работ
Бейля в 1688 г. появилось сочинение Шарля Перро "Параллели между древними
и новыми в вопросах искусства и наук", в котором античные авторы уже
не представляются "гигантами", на плечах которых сидят "карлики",
т.е. современные писатели; подлинная античность находится рядом с современными
авторами, сумевшими накопить знания и опыт. Вольтер назовет его "бессмертный
Бейль - украшение и слава человеческого рода"; позже, когда исторические
факты начнут втискивать в несуразные теоретические схемы, с тем чтобы увидеть
в них некий смысл, историческая акрибия и анализ отдельных событий останутся
настолько важными моментами, что не обращать на них внимания будет невозможно.
614
Мы убедимся в этом, когда поговорим об отношении к истории (к идеям,
обычаям, к цивилизации вообще) Вольтера или Монтескье. Об этом свидетельствуют
труды английского историка Эдварда Гиббона (1737-1794), автора "Истории
упадка и разрушения Римской Империи" (1776-1787) и шотландского историка
Уильяма Робертсона (1721 -1793), написавшего "Историю Шотландии"
(1759), "Историю царствования Карла V" (1769) и одну из "Историй
Америки" (1777).
615
|
