ПРАВОСЛАВИЕ И ГРЯДУЩИЕ СУДЬБЫ РОССИИ
К оглавлению
Наш Православный катехизис говорит, что в "Слове Божием открыты некоторые признаки близкого пришествия Христова, а именно: уменьшение веры и любви между людьми, умножение пороков и бедствий, проповедание Евангелия всем народам, пришествие антихриста". А на вопрос: "Скоро ли придет Иисус Христос на Суд? Катехизис отвечает: "Сие неизвестно, и потому надобно жить так, чтобы мы всегда были к тому готовы".
Наблюдая все, что вокруг нас, да и во всем мире, совершается, внимательные к судьбам Церкви Христовой и к делу своего спасения сыны Церкви со страхом помышляют: не близок ли уже последний страшный час Суда Божия? В самом деле: примите во внимание хотя только последние 20 - 30 лет: как оскудела вера наша! Сколько отпадений от Церкви Православной! Какое дерзкое издевательство над нею и в печати, и в обществе, и в безбожных выходках против всего святого и священного, и опять-таки больше всего против Церкви со стороны потерявших и стыд, и совесть, и страх Божий, и страх человеческий разных хулиганов - не уличных только пьяниц, но и носящих приличную одежду, якобы интеллигентов, считающих признаком прогресса - издевательство над святынями нашего верующего сердца! А любовь... никогда столько не говорили о любви, как в наше время всякого либерализма и гуманности, и - никогда так не попирались те начала, на коих зиждется истинная любовь! Любовь на устах, а корысть в сердце требуют любви к себе - и равнодушны к другим; "любят", то есть ласкают и льстят только тому, кто полезен, и отвращаются от того, кто истинно нуждается и заслуживает помощи и любви... Пороки же так умножились, что стали общим тоном жизни, заурядным явлением, тогда как добродетель, даже самая легкая, как помощь брату и соседу, становится как бы исключением. А за пороками следуют Судом-Божиим и бедствия: нужно ли говорить о них? Их тяготу волею-неволею ощущает каждый из нас. Остается проповедание Евангелия всем народам. Еще ветхозаветный пророк сказал: "Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их", - и эти слова сами св. Апостолы применяют к себе. Мы, люди позднейших времен, воочию видим поразительное исполнение этих словес пророческих. Перенеситесь мыслию за две почти тысячи лет: вот рыбаки с озера Галилейского уверенно говорят, что их проповедь распространится до пределов известного и даже неизвестного тогда мира: что думали тогда, слушая их, гордые фарисеи, а потом - греческие мудрецы-философы, могли ли они принять и вместить сии глаголы рыбаков? Наверное, признавали сих благовестников или невеждами, мечтателями или же прямо помешанными на идее величия. Но пронеслись положенные Богом времена и сроки, и немыслимое стало делом: есть ли теперь хоть один город, который не слышал вовсе о Христе, Спасителе мира? Есть ли уголок земли, куда не донеслось бы Слово Евангелия? Правда, далеко не все народы обратились ко Христу, хотя и слышали о Нем, но о таком обращении пророчества Христовы прямо и не говорят: сказано только, что будет проповедано Евангелие всем народам. Но следует прислушаться и к голосу тех, кто несомненно, ближе нас к Богу, кто не только любит Церковь Божию, но и сам участвует в ее жизни, сам является орудием промысла ее Главы и другом ее Жениха Небесного.
Более тридцати лет я имел счастие быть в дружественной переписке с почившим в Бозе равноапостольным мужем нашего времени Архиепископом Николаем Японским. В своих письмах поведал я ему свои скорби о положении православия на Руси, об опасностях, ему угрожающих, словом, о всем том, чем болит наше пастырское сердце. И вот что писал он мне от 10 ноября 1909 года:
"Опечалился я очень, прочитавши теневую часть Вашего письма: "Грозные тучи ходят над бедною Россией. Не без причины многие думают, что близок конец мира" и т.д. Но не устояла во всей силе печаль моя против дальнейших размышлений. В пылу битвы воин видит кровь, много крови; но не прав будет он, если скажет: "Вот только и есть кровь, нет больше мира, рушится мир!" Вы в самом центре разгоревшейся битвы и сами получаете раны. Как не страдать Вам, не исходить кровью Вашему сердцу и как удержаться от крика боли! Но окиньте взором пространство мировой истории от Адама до ныне: -когда же были времена вполне утешительные? Дохристианский мир задыхался в беспросветной атмосфере зла до того, что лучшие тогдашние люди прибегали, как к последнему утешению, к самоубийству. Лишь только блеснул на земле небесный свет, подана людям чаша утешения, люди, вошедшие в полосу этого света и принявшие чашу, тем не менее, видя окружавший их внешний мрак, страдали до того, что свое время считачи концом мира. Вспомните, как апостол Павел убеждал Солунян "о пришествии Господа не спешить колебаться умом", что хотя тайна беззакония уже деется, но кончина не теперь. А когда? "Проповестся сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем языком, и тогда придет кончина". На что яснее и вернее, а также и утешительнее сего указания! Еще большая половина языков вселенной не слышала Евангелия Царствия. А и слышавшая разве достодолжно усвоила его? Разве у европейских народов Евангелие проникло до глубины сердца? Нет, оно еще на поверхности их душ. И это потому, что западные народы слушают Евангелие, затемненное извращениями католичества и протестантства; Россия слушает всесветлое Евангелие непросветленным, невежественным, неразвитым умом и неуглубленным сердцем. Разве для того Бог сходил на землю и Сам изрек людям учение, чтобы оно вскорости же явилось в потемненном виде католичества и протестантства, а там, где сияет полным своим светом, только немногие до дна их умов и сердец были просвещены и претворены им, - каков сонм святых Православной Церкви, масса же более по влечению сердца шла в сем свете, ясно не давая себе отчета, каким сокровищем она обладает?.. Жизнь и отдельного человека, тем более каждого народа и, несомненно, всего человечества проходит периоды, назначенные ей Творцом. В каком же возрасте теперь человечество со времени рождения его в новую жизнь? О, конечно, еще в юном! Две тысячи лет для такого большого организма совсем небольшие годы. Пройдут еще многие тысячи лет, пока истинное Христово учение и оживотворяющая Благодать Святого Духа проникнут во все члены этого организма, пока все народы и в них все отдельные личности усвоят Христово учение и подвергнутся благодатному действию его: правда Божия сего требует. Истина Христова и Благодать Святого Духа всею своею силою должны войти в человечество и произвести полное свое действие. Тогда только настанет зрелый возраст человечества: этот великий организм станет во весь свой рост/и станет столько добра творить, насколько способна созданная Богом Творцом и оплодотворенная Богом Спасителем природа человеческая. Еще древние пророки провидели и в восхитительных чертах изображали это время, когда "не будет пути нечистого и не заблудят люди, и не будет льва и никакого зверя лютого, а волки и агнцы будут пастись вместе"; тогда "будет едино стадо и един пастырь", по вожделенному слову Самой воплощенной Истины. Далеко-далеко еще человечеству до этой вершины! А потом оно пойдет вниз и опустится до таких глубин зла, до которых и пред потопом не достигало; жизненные сипы света и добра почти вконец иссякнут в одряхлевшем человечестве, - тогда-то, и не раньше как тогда, настанет конец мира. Вот мысли, успокоившие мое, взволнованное Вашим письмом сердце. Они не больше мои, чем Ваши; но да перельются они из Вашей головы в сердце, и да послужат облегчением и Вашей душевной боли, которой я вполне сочувствую и которую сам, вероятно, так же остро чувствовал бы, если бы не стоял несколько в стороне от поля битвы".
Так утешал меня святитель Японский. Нарисованная им художественным словом картина грядущих судеб рода человеческого давала надежду видеть в будущем еще отрадное: дело Христово еще не завершено на земле: еще немало народов ждут своей очереди, когда придет к ним Царствие Божие и Благодать Божия заложит в них свою закваску. А чтобы закваска возымела свое действие, нужно время; если она сделала свое дело среди народов, уже покончивших свое историческое призвание, то в нас это призвание еще не исполнено, а такие великие народы, как Китай и Индия, еще ждут своего, Богом предназначенного дела в Царстве Божием, где нет разницы между иудеем и эллином, между европейцем и азиатом. Святитель Феофан Затворник также пишет, что пока Благодать Божия не выберет из всех народов земных всех способных ко спасению, хотя бы то был один-единственный человек, дотоле нельзя ждать пришествия Христова и кончины мира. В тоже время нельзя не принять во внимание и той истины, что Господь никогда не отнимает свободы у человека: благодать-то всем и всегда готова помочь во спасение, да мы-то не всегда приемлем своею свободною волею и разумом ее помощь. Чудная картина, начертанная апостолом Японии, основная мысль его письма, что "все народы и в них отдельные личности усвоят Христово учение л подвергнутся благодатному действию его", едва ли может быть принята безусловно. История не дает права думать гак. Она знает много народов, и народов великих, от коих не осталось теперь потомства, или же едва прозябают жалкие остатки, как, например: сирохалдейцы, копты, сирийцы и др. Где слава древнего Египта, Карфагена, Финикии? Да и Греция, и Рим - эти владыки мира когда-то, не кончают ли свое историческое дело? Но можно ли о них сказать, что "все отдельные личности" в них "усвоили учение Христово"? Ясно, кажется, что мысль в Бозе почившего святителя Николая Японского требует оговорки или поправки: конечно - все отдельные личности, "способные восприять Благодать спасения", принадлежавшие к сим народам, восприяли ее и вошли в состав сынов Царствия Божия, и относительно их дело Божие завершено. Но в целом ни об одном народе нельзя сказать, чтоб он проникался вполне идеалом учения Христова, а только в сих избранниках Благодати. Само собою понятно, что тут разумеются не одни Богом прославленные и Церкви известные лица, записанные в святцах церковных: если во дни пророка Илии, когда нечестие народа Израильского достигло крайнего предела и пророку Божию казалось, что он остался один, Господь знал Своих верных и считал их более семи тысяч, то, конечно, в каждом народе Он знал и спасал в Царство Свое вечное множество избранных. И если оглянуться назад и обозреть историю Церкви, то мысль святителя Николая в исторической перспективе окажется исполняющеюся, только не в общем, не во всем человечестве "сразу", а постепенно, в его отдельных членах, отдельных народах. Невольно вспоминаются слова притчи Христовой в их буквальном смысле: "Царство небесное подобно купцу, ищущему доброго бисера" - дорогой жемчужины: Благодать Божия как бы обходит все народы и ищет дорогой жемчужины - человеческого свободного произволения ко спасению и отбирает сии жемчужины в кошницу свою, и очищает их, и соделывает силою Христовою носителей сих жемчужин сынами Царствия Божия. Царствие Божие растет и совершает свое дело в человечестве, но, по слову Христову, творится сие незаметно, не - "с соблюдением". И когда оно кончит свое дело, тогда и миру конец. Между прочим, потому и неизвестно, когда это будет, что людям неизвестны в точности успехи дела Божия, ибо сие дело не может входить в круг их наблюдений. Сие ведомо только единому испытующему сердца и утробы, единому Сердцеведцу, Который знает все и всему сроки уставляет. Что касается ветхозаветных пророчеств, изображающих в светлых чертах царство Мессии, то ведь известны толкования на эти места Священного Писания у святых отцов: "вершины совершенства" человечество достигнет не на этой грешной земле, а на земле новой, на небе новом, где живет правда, по слову Апостола Христова.
Я написал свои мысли святителю Николаю, и от него получил такой ответ:
"Я не говорю и не думаю, что "каждый народ должен достигнуть высшей степени христианизации". Моя мысль и твердое мое убеждение, основанное на Слове Божием, то, что все народы в мире и каждый народ в отдельности непременно должны услышать Евангелие: а какой степени христианизации достигнет каждый народ, это зависит от свойств его, от того, широко или узко он отверзает свое сердце для принятия Благодати Божией. Но отдельных святых личностей, "достигших высшей степени христианизации", непременно должен дать каждый народ, хотя бы он в массе не был высоко достоин пред Богом. Так мы имеем почти недостижимых по обилию благодатных даров Ефрема из Сирии, Антония из Египта, Павла Фивейского из Африки и под. Что до родимого нашего русского народа, к которому мы имеем честь и счастье принадлежать, то я тоже твердо убежден, что он еще на пороге своей исторической жизни, и что сомневаться в его будущем, и тем более отчаиваться за него просто грех. Разные болезни нападают на юное тело: корь, оспа, скарлатина, но если оно не хило от природы, то благополучно переносит их и продолжает расти и развиваться. И насекомые любят нападать на мягкое юное тело, - тоже времен ная и переходящая напасть, пока тело окрепнет, мускулы сделаются более твердыми. В Японию, например, не сунутся евреи, потому что японскому народу от роду более 25 столетий, - это неюный и мягкий организм, а взросший и окрепший; японцы сами могут поучить евреев деловитости и практичности во всем мирском обиходе, а не наоборот: скорее сами могут сделать натиск на евреев, а не терпеть от них натиска. Ну а русский народ на 15 столетий моложе японского, оттого отношение к нему евреев иное. И это весьма понятно и едва ли устранимо до более зрелого возраста русского организма. И много-много других еще насекомых точит и будет точить мягкое и рыхлое тело (инородцы, иноверцы, сектанты, атеисты); но по течению времени они будут сбрасываться, тело очищаться, и оно заживет, наконец, всеми своими силами, и Бог весть потом сколько веков пройдет, пока страшный червь могильный нападет на великий, уже одряхлевший, русский организм и свалит его в могилу. Таковы мои искренние убеждения, немало одушевляющие и ободряющие меня. Если Ваше Преосвященство в письмах моих найдете что-либо пригодным для "Троицкого Слова", то я могу быть только благодарен Вам за эту честь". (Письмо от 2 апреля 1910 года. Я просил разрешения некоторыми местами из его писем воспользоваться для своего издания).
Не могу без глубокого волнения и молитвенного чувства благодарности к почившему святителю, великому труженику Божию не поделиться с читателями и еще несколькими утешительными строками из писем незабвенного старца Божия. Бот что писал он мне от 16 октября того же 1910 года:
"Крайне прискорбно, что Вы болеете телом. Укрепи вас, Господи, на пользу Всероссийской Церкви Православной! Об этом и усердно молюсь. Не менее прискорбно что болеете духом: но здесь нужно советовать Вам подкрепиться самому, почерпнув силы и в Вашем произволении. Печальны духовные обстоятельства в России? Нет спора. Но от этого они не улучшатся, что Вы до болезни духовной печалитесь? Нимало! Напротив, излишний печаль, несомненно, атрофирующая некоторую часть духовной энергии у Вас, и делу вред от потери этой части поддержки с Вашей стороны, и врагу настолько же прибавка радости. У христиан времени апостольского разве меньше было врагов веры, меньше борьбы? А что им внушали Апостолы? "Всегда радуйтесь", - писал Апостол Навел к Солунянам: "Радуйтесь всегда о Господе, и паки реку: радуйтесь", - писал он Филиппийцам. Почему так? Да потому, что мы - рядовые воины, а военачальник у нас Христос, Всемогущий Бог; Он знает, как управлять обстоятельствами, и ведет дело к победе. Каждый на своем месте, мы должны, не покладая оружия, бороться и биться бодро, с сердцем, полным радостного упования, а не печати, всегда более или менее расслабляющей; общее же распоряжение битвой должны предоставлять Господу, делая это с спокойным духом. Еще царь Давид взывал: "Возверзи на Господа печаль твою..." Последуйте же всем сим святым внушениям. Вы их знаете лучше меня и братски простите, что я как будто собрался учить вас: не учить, а братски ободрить, - любящее вас сердце то велит.
Так умел утешать святитель Божий, сам всегда жизнерадостный, всегда благостный. Он не только заботился о моем добром настроении, но и о моих читателях. Получив от меня первые 37 номеров "Троицкого Слова'', он благодарит за них и снова обращается к современному тяжелому положению России в духовном отношении, снова ободряет, что Россию ждет светлое будущее, что она еще не стара, что посему самые обличения надобно срастворять некоторым утешением.
В письме от 10 июня 1911 года он говорит: "Примите сердечную благодарность за "Троицкое Слово". Ваши дневники писаны кровью Вашего сердца и вызывают скорбь и боль сердца, когда читаешь их; они точно анатомическим ножом вскрывают нагноения, которыми страдает наше бедное отечество. Весьма желательно, чтобы они изданы были отдельною книгою и получили возможно широкое распространение. Польза будет великая: благочестивых они будут возбуждать к подобным же иеремиадам, каждого в своем кругу, колеблющихся утверждать, отчаянных, наподобие юноши 8 номера, спасать от гибели, равнодушных возбуждать и научать ратованию... Хотелось бы одного, именно, чтобы Вы, нисколько не умаляя силы Ваших обличений, растворяли их некоторым утешением. Такой пример подают пророки. Они свои грозные и громовые прещения всегда оканчивают утешениями. Правда, им, за нависшими тучами современных им пороков, всегда виделся Свет Христов, и на него именно они указывали, как на утешение. А нам разве не видится вдали или, по крайней мере, не грезится светлое будущее России? Ужели Господь создал такой многочисленный народ и вместе такое необъятное тело Церкви только для того, чтобы отдать его на съедение червям? Разве Россия развила все свои силы на таланты, заноженные в ее организме, и изжила их? Нет: по всем признакам она молодое историческое тело, возрастающее на смену стареющих организмов. Думать иначе было бы хулою на Промысел Божий. Тогда отчего же и мрачно смотреть? Молодому организму свойственны разные болезни: и корь, и оспа, и расстройство желудка от незрелых или несвежих плодов, и ушибы, и поранения, и разное другое. Все это и есть ныне с Россиею. А прежде этого не было? Или было меньше? Полноте! Несколько в другом роде, но, пожалуй, было и побольше. Припомните так близкие к нам еще времена барщины, с ее жестокостями, ее безнравственностью, ее бесшабашным произволом; бросьте взор дальше, когда собак называли именем патриарха, и дальше - до беспросветной татарщины и беспрерывной эгоистической распри князей. Когда же было лучше? Никогда. Если сложить сумму добра, теперь, под лучами Божией Благодати, разлитого по всему миру России, и сравнить с сумою такого же добра какого хотите периода прежних времен, то, наверное, окажется теперь значительный перевес, как и подобает в возрастающем организме. Я отнюдь не веду речь к тому, чтобы теперь не следовало обличать пороки. Напротив, непременно нужно строго обличать, беспощадно греметь прещениями, вот так, как Ваше Преосвященство делаете, и нужно, чтобы во всех концах России явились такие строгие обличители с огненными речами и прещениями. Пусть иеремиады гремят неумолчно, и по всей России, но пусть они, как у Иеремии, Исайи и иных, растворяются и словом утешения. Пусть каждое прочтение этих иеремиад сопровождается не поникновением головы с печалью и унынием, а бодрым поднятием ее и решимостью при Божией помощи исправиться, обновиться, выйти на полный свет Божий..."
Так светло смотрел в будущее России почивший святитель Японский Николай. А из такого взгляда на судьбы России и других народов делал вывод, что кончина мира еще далеко-далеко, может быть, на несколько тысяч лет отдалена от нас...
Можно разделять или не разделять его взгляд, но нельзя отказать ему в обоснованности: это не поверхностный взгляд обыкновенного образованного человека, а продуманное, строго проверенное слово того, кто всю свою жизнь отдал великому делу Царствия Божия среди одного из тех народов, которые давно ждут пришествия к ним Царствия Христова. 52 года тому назад пришел он в языческую Японию, где тогда преследовали христиан, научился японскому языку, стал переводить Священное Писание, а потом и богослужебные книги на этот язык, - через десять лет у него уже был сотрудник японец, а через 53 года 35000 православных христиан, сердечно ему преданных, веру свою в делах являющих, истинных сынов Царствия Божия. Но и этого мало: даже среди язычников он заслужил не только уважение, но и любовь: в столице этих "селящих во тьме" сынов мира сего лукавого стоило произнести его имя: "Никорай" (японцы не могут выговорить буквы "л"), как японец улыбался и готов был к услугам русского, чтобы указать ему путь к русскому святителю...
Нередко люди, даже искренно верующие, пытаются проникнуть в тайны, от них глубоко сокровенные, прикрываясь как бы покровом веры. Они должны бы потверже запомнить то, что о таких сокровенных тайнах говорит Господь и Его святые Апостолы. В самый день вознесения Своего на небо Господь сказал ученикам Своим на их вопрос: "Аще в сие лето устроиши царствие Израилево? - Несть наше" - не ваше дело - "разумети времена и лета, яже Отец положи во Своей власти" (Деян. 1, 6, 7). А еще раньше, во дни земного служения своего и проповеди, на такой же вопрос ответил, к удивлению, может быть, своих Апостолов, что даже "Сам Он", яко ' человек, конечно, не знает, когда Его Отцу благоугодно будет послать Его на Суд: "О дни же том и часе никто же весть, ни ангели, иже суть на небесах, ни Сын, токмо Отец" (Мр. 13, 32). Не сказал: "чей Сын", но говорил здесь о Себе, яко Сыне Человеческом только, а не яко Богочеловеке, А если чистые духи, святые Ангелы, не ведают сего, если даже Он, по человечеству Своему безгрешному, не знает дня н часа Своего Второго пришествия, то нам ли, грешным, смертным, дерзать приоткрывать завесу сей тайны Божией своими гаданиями? Мы знаем некоторые признаки, по коим можем судить о близости сего страшного дня, и довольно с нас. Но признаки, указанные Самим Господом, относятся не только к кончине мира, но и к разрушению Иерусалима: по крайней мере, некоторые из них не строго отделяют одно событие от другого. Дело в том, что разрушение Иерусалима было прообразом кончины мира. И в том и другом событии видны законы правды Божией, карающей зло и венчающей добродетель. Эти законы вечны и неизменны и прилагаются правдою Божией ко всем народам земным, Что применено ею в отношении богопротивного народа еврейского, то применено может быть и к народу русскому, - если, сохрани Боже, его беззакония превзойдут меру долготерпения Божия. Естественно, что непосредственным свидетелям и невольным участникам сих событий кажется, что исполняются пророчества, относящиеся ко Второму пришествию Господа и страшному Всемирному Суду Его, тогда как на самом деле совершается только частный суд над тем или другим народом. Так первенствующие христиане, видя суд Божий над Иерусалимом, могли думать, что настает время Суда всемирного - последнего. Вот почему и Апостол Павел, в своем послании к Фессалоникийцам, счел нужным предупредить их и успокоить - "не спешить колебаться умом и смущаться, ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день Христов" (2 Сол. 2, 2). Нет сомнения, что мы, люди двадцатого века ближе к сему страшному дню, чем первенствующие христиане, тем не менее и мы можем думать, что скорбные явления нашего времени представляют собою признаки близкого пришествия Христова на Страшный суд, тогда как на самом деле они только относятся к нашему грешному народу и зовут нас к покаянию, угрожая Судом Божиим. Всемирное событие, каково и есть грядущий Страшный суд, должно и признаки иметь всемирного характера, а не местного. Но можно ли сказать это о тех знамениях времени, какие мы видим в наше время? Правда, о некоторых признаках и Господь сказал, что они будут иметь местный характер, как, например, землетрясения, но вообще сказано, что будет скорбь великая, какой не было на земле никогда. И сие должно помнить, что у Господа нашего "день един яко тысяча лет и тысяча лет яко день един" (2 Петр. 3, 8). Мы должны смирять свой пытливый ум в послушание вере: аще Господу неугодно было открыть сию тайну, то грешно и пытаться своим умом постигать ее. Стало быть, это - нам не полезно. Ведь для нас, для каждого из нас гораздо ближе час смертный; однако же Господь и сие открывает лишь немногим Своим избранникам, которые тщательно приуготовляли себя к часу сему в продолжение всей своей жизни, а от нас премудро сокрывает, дабы мы, зная, что еще не скоро наступит сей час, не стали нерадивыми, а если уже близок - не предались унынию и отчаянию; Бог хочет, чтобы мы всецело предавали себя во Святую Волю Его. Он хочет, чтобы мы всецело предавали себя во Святую Волю Его. Он хочет, чтобы мы всегда были готовы к страшному часу смертному к Суду Божию. Час смертный отнимает у нас возможность покаяния после нашей смерти; судьбы своей там мы сами переменить не можем уже, а потому должны готовиться заранее, пока живем здесь, на земле. Правда, верующие надеются на молитвы Церкви и по смерти, но не следует забывать, что Дающий молитву молящемуся Бог располагает сердца верующих к молитве так, что о недостойном и не будет пламенной, отверзающей небеса молитвы, хотя бы имя его и произносилось в храме... Поведал мне один в Бозе почивший Афонский старец, иеросхимонах Михаил (в монашестве Малахия): "Имею я, грешный, обыкновение поминать на молитве всех известных мне усопших братии, но одного из них как-то забыл; и вот, прошло много лет, как покойник является ко мне во сне и просит поминовения. Я сказал об этом покойному батюшке о. Иерониму. Тот сказал мне: стало быть, пришло время молиться за него, Бог вот и вразумляет любовь твою не забывать его: видно, он нуждается вообще в молитве".
Да и тяжкий грех - грешить в надежде на молитвы Церкви: это значит искушать Божие долготерпение. Столь же грешно пытаться приоткрывать тайну Богом сокровенную: приоткрыть ее все равно человек не может, а за дерзновенную попытку к сему, при сознании ясно выраженной воли Божией сокрыть ее, неминуемо понесет наказание...
Пусть примут сие во внимание все те, которые решаются вычислять не только год, но и день пришествия Христова на Суд последний...
Что есть молитва в духовной жизни христианина? В сущности, она есть дыхание души, живущей с Богом, постоянное возношение ума и сердца к Богу, являемое благоговейным словом к Богу - или гласно, или же внутренне, сердечно.
Умеем ли мы "дышать молитвою", возносить свое сердце, свой ум к Богу так, как подобает, как научил нас Господь, как учат святые угодники Божий? Умеем ли мы молиться?
Как ни скорбно, но должно сказать, что мы, нынешние христиане, или разучились, или вовсе не научились молиться. И не потому ли, что мы в молитве уходим от Бога, сердцем далече отстоим от Него, гаснет в нас и жизнь духовная, и многие из нас даже понятия не имеют о том, что такое есть сия жизнь духовная, и мы живем только жизнию плоти и души, вовсе забывая, что в нас есть еще дух, существенно отличающий нас от других живых существ, духа не имущих?.. Не потому ли так быстро прививаются к нам такие учения, как дарвинизм, производящий человека от обезьяны? В самом деле, если человек вовсе не ощущает в себе начал духовной жизни, жизни духа, то он живет жизнию только животною, душевною, с миром духа не соприкасается, дух в нем как бы замер, не дышит, и ему становится как бы естественно уже и ощущать себя - только животным, а остаток неизгладимого в нем образа Божия, последние следы его всячески стирать под давлением греховных страстей, заглушая голос совести хитросплетаемыми софизмами лженаук естественных... Человек постепенно погружается опять в ту тьму богозабвения, в какой он находился несколько тысяч лет до Рождества Христа Спасителя и уподобляется снова скотам несмысленным.
Молитва есть великий дар Божий, но подается он только тому, кто за ним простирает к Богу руки, кто идет к Богу с произволением молиться. Являем ли должное произволение, стремимся ли мы к Отцу небесному, яко елень к источникам водным, ищет ли, просит ли наше сердце молитвы?
Не умеем мы, разучились мы молиться, но - слава Богу: есть среди нас еще жаждущие молитвы, взывающие к Богу сердцем: Господи, научи нас молиться! На мой дневник, под заглавием "Нечто о молитве и смиренномудрии", получил я от читателей новые письма с вопросами и недоумениями, показывающими, какие мы младенцы в делании молитвы. Настало время святого поста и покаяния; без молитвы невозможно покаяние; побеседуем же о молитве в ответ на письма моих читателей, в коих слышатся запросы духовной жизни.
"Вы пишите, владыко, - говорит один из моих читателей, - что отнюдь не следует своей фантазии позволять представлять себе того, кому молишься. Простите, я не понимаю вашего указания. О. Иоанн Кронштадтский сказал: "В молитве с Отцом небесным живо представляй Его стоящим пред Тобою и с любовию внимающим каждому твоему слову". К чему же нам тогда образа, которые служат нам для нашего настроения и представления того, к кому обращена наша молитва: ведь не самой же доске мы молимся. Да как же не воображать и не ощущать при молитве Господа Бога нашего? Он - вездесущий".
Надо быть осторожным, чтоб не смешивать слов и понятий между собою сходных, но не тождественных. "Живо представлять" еще не значит: "рисовать в воображении". В дневниках о. Иоанна везде, где говорится о таком представлении, разумеется стояние благоговейною мыслию пред вездесущим, всевидящим и всеведущим Богом и святыми Его, когда человек сознает себя в присутствии незримого существа, как бы ощущает сие присутствие, не допускает и мысли о том, чтоб оно его не слышало, - тем не менее - не дерзает вторгаться своим грубым воображением в область незримого мира и сохраняет ум свой "безвидным", по выражению святых подвижников. На вопрос моего читателя относительно значения святых икон полстолетия тому назад ответил покойный автор "Аскетических опытов", известный подвижник епископ Игнатий Брянчанинов. "Святые иконы, - пишет он, - приняты святою Церковию для возбуждения благочестивых воспоминаний и ощущений, а отнюдь не для возбуждения мечтательности. Стоя пред иконою Спасителя, стой как бы перед Самим Господом Иисусом Христом, невидимо вездесущим и иконою Своею присутствующим в том месте, где она находится; стоя пред иконою Божией Матери, стой как бы пред Самою Пресвятою Девою, но ум твой храни безвидным: величайшая разница быть в присутствии Господа и предстоять Господу, или - воображать Господа. Ощущение присутствия Господня наводит на душу спасительный страх, вводит в нее спасительное чувство благоговения, а воображение Господа и святых Его сообщает уму как бы вещественность, приводит его к ложному, гордому мнению о себе, - душу приводит в ложное состояние - состояние самообольщения".
Вот что говорит муж высокого опыта духовного и говорит не от себя, хотя мы не сомневаемся, что и сам он на опыте все это изведал, - но говорит на основании опыта и писаний святых и богоносных отцов. "Самый опасный, неправильный образ молитвы, - пишет он в другом месте, - заключается в том, когда молящийся сочиняет мечтательные картины (а начинается это именно с мечтательного воображения Господа и святых Его), заимствуя их, по-видимому, из Священного Писания, в сущности же из своего состояния падения и самообольщения; этими картинами льстит своему самомнению, своему падению, своей греховности, обманывает себя. Очевидно, что все, сочиняемое мечтательностию нашей падшей природы, не существует на самом деле, есть вымысел и ложь, столь сродные и свойственные падшему ангелу. Мечтатель с первого шага на пути молитвенном исходит из области истины, входит в область лжи, страстей, греха, сатаны. Св. Симеон Новый Богослов описывает молитву мечтателя и плоды ее так: "Он воздымает к небу руки, глаза и ум, воображает в уме своем божественные совещания, небесные блага, чины святых ангелов, селения святых, короче, собирает все, что слышал в Божественном Писании, в воображении своем, рассматривает это во время молитвы, взирает на небо и всем этим возбуждает душу свою к божественному желанию и любви; иногда проливает слезы и плачет. Таким образом, мало-помалу кичится сердце его, не понимая того умом; он мнит, что совершаемое им есть плод Божественной благодати к его утешению, и молит Бога, чтобы сподобил его всегда пребывать в этом делании. Это - признак прелести. Такой человек, если и будет безмолвствовать совершенным безмолвием, не может не сойти с ума и не сделаться сумасшедшим. Если же и не случится с ним этого, однако ему невозможно никогда достигнуть духовного разума и добродетели или бесстрастия. Таким образом прельстились видевшие свет и сияние этими телесными очами, обонявшие благовония обонянием своим, слышавшие гласы ушами своими. Одни из них возбесновались и переходили умоповрежденными с места на место; другие приняли беса, преобразившегося во ангела светлого, прельстились и пребыли неисправленными даже до конца, не принимая совета ни от кого из братии; иные из них, подучаемые диаволом, убили сами себя; иные низверглись в пропасти, иные удавились... Вот какой вред происходит от этого образа молитвы", - заключает св. Симеон.
Вот что значит давать волю своему воображению во время молитвы, скажем и мы.
Достойно внимания вот что: в нашей Православной Церкви, милостию Божией, еще хранится священное предание о том, как творить Богу угодную и спасительную молитву; а отпадшей от единения с нею церковью западной, латинской, по-видимому, оно совсем утрачено и подменено мечтательною молитвою и состоянием прелести, как это видно из жизнеописаний всех западных святых после отпадения Запада от Востока. Прочтите, например, сказания о жизни Франциска Ассизского: там сплошь - все состояния прелести, принимаемые и самим Франциском, и его почитателями за состояния благодатные. Это отобразилось даже в религиозном искусстве: в то время, как православная икона, особенно написанная в духе древних преданий церковных, не увлекает воображение в область мечтательного натурализма: эти тонкие линии, прямые черты, высокие темные фигуры, как бы только условно напоминающие живых людей, почти не способны увлечь воображение, разжечь фантазию, - живопись латинская пленяет красотою внешних, телесных форм и быстро овладевает воображением, способствуя тем мечтательной молитве. Это, конечно, отображается и в литературе, особенно духовной, в латинской церкви. Даже такие, уважаемые у нас книги, как "Подражание Христу" Фомы Кемпийского, по отзыву опытных в духовной жизни писателей наших, каков затворник епископ Феофан, написаны из "мнения", то есть в состоянии мечтательности, близкой к состоянию прелести.
В житиях святых можно видеть много примеров погибельного состояния прелести от неправильной молитвы; встречаются они и теперь как в монастырях, так и среди мирян. Епископ Игнатий Брянчанинов приводит такие же примеры из современной жизни. Он рассказывает об одном чиновнике, который при молитве постоянно видел свет от икон, слышал благоухание, чувствовал во рту необыкновенную сладость и т.д. Когда этот молитвенник рассказал об этом монаху, то монах спросил его: "Не приходила ли вам мысль убить себя?" - "Как же, - отвечал чиновник,- я уже был кинувшись в Фонтанку, да меня вытащили". Оказалось, что чиновник употреблял упомянутый способ молитвы, разгорячал свое воображение и кровь, при чем человек делается очень способным к усиленному посту и бдению. К состоянию самообольщения, избранному произвольно, диавол присоединил свое, сродное этому состоянию, действие, и человеческое самообольщение перешло в явную бесовскую прелесть. Монах стал уговаривать чиновника, чтобы он оставил употребляемый им способ молитвы. С ожесточением воспротивился чиновник совету его. "Как мне отказаться от явной благодати?" - говорил он. "Когда чиновник ушел, я, - пишет преосвященный Игнатий, - спросил монаха: с чего пришла ему мысль спросить чиновника о помысле самоубийства? Монах отвечал: "Как среди плача по Богу приходят минуты необыкновенного успокоения совести, в чем заключается утешение плачущих, так и среди ложного наслаждения, доставляемого бесовскою прелестию, приходят минуты, в которые эта прелесть как бы разоблачается и дает вкусить себя так, как она есть. Эти минуты ужасны! Горесть их и производимое этою горестию отчаяние - невыносимы! По этому состоянию, в которое приводит прелесть, всего бы легче узнать ее прельщенному и принять меры к исцелению себя. Но увы! начало прелести - гордость, и плод ее - преизобильная гордость. Прельщенный, признающий себя причастником божественной благодати, почти всегда презирает совет ближних, как это заметил св. Симеон".
Рассказывает также епископ Игнатий об одном афонском иеросхимонахе, которого он просил научить его молитве. "Иеросхимонах немедленно согласился быть моим наставником, - говорит он, - и - о ужас! с величайшим разгорячением начал мне передавать способ восторженной мечтательной молитвы. Вижу: у него разгорячены и кровь, и воображение, - он в самодовольстве, в восторге от себя, в самообольщении, в прелести! Дав ему высказаться, я начал понемногу, в чине учащегося, предлагать ему учение св. отцов о молитве, указывая его в "Добротолюбии" и прося объяснить мне это учение. Афонец пришел в совершенное недоумение. Вижу: он вовсе незнаком с учением св. отцов о молитве. В беседе говорю ему: "Смотри, старец: будешь жить в Петербурге, никак не квартируй в верхнем этаже, квартируй непременно в нижнем". - "Отчего так?" - спросил афонец. "Оттого, - отвечал я, - что если вздумается ангелам, внезапно восхитив тебя, перенести из Петербурга на Афон и они понесут тебя из верхнего окна да уронят, то убьешься до смерти; если же понесут из нижнего, то только ушибешься". - "Представь себе, - отвечал афонец, - сколько раз, когда я стоял на молитве, приходила мне живая мысль, что ангелы восхитят меня и поставят на Афоне!" Оказалось, что иеросхимонах носит вериги, почти не спит, мало вкушает пищи и чувствует в теле такой жар, что зимою не нуждается в теплой одежде. Я стал просить афонца, чтоб он испытал способ, преподанный св. отцами, заключающийся в том, чтобы ум во время молитвы был совершенно чужд всякого мечтания, погружался весь во внимание словам молитвы, заключался и вмещался, по выражению св. Иоанна Лествичника, в словах молитвы, причем сердце обыкновенно сочувствует уму душеспасительным чувством печали о грехах, как сказал преподобный Марк подвижник: "Ум, неразвлеченно молящийся, утесняет сердце: сердце же сокрушенно и смиренно Бог не уничижит". Когда же ты испытаешь над собою, сказал я афонцу: то и мне сообщи о плоде опыта, потому что самому мне предпринять такой опыт неудобно по развлеченной жизни, мною проводимой. Афонец с охотой согласился. Чрез несколько дней приходит он опять ко мне и говорит: "Что ты со мною сделал"? - "А что?" - "Да как я попробовал молиться со вниманием, заключая ум в слова молитвы, то все мои видения пропали, и уже не могу возвратиться к ним". Далее в беседе с афонцем я не увидел той самонадеянности и дерзости, которые были заметны в нем при первом свидании. Я посоветовал ему не отличаться наружностию от других, потому что это ведет к высокоумию, и он снял с себя вериги и отдал их мне. Чрез месяц он еще раз был у меня и сказывал, что жар в теле его прекратился, что он нуждается уже в теплой одежде и гораздо более спит. Искушение таким образом кончилось".
Случалось и мне встречать примеры такой прелести среди самочинных подвижников неправильной молитвы. Лет двадцать пять тому назад, в Троицкой Сергиевой Лавре был послушник, слепец от рождения, звонарь по послушанию. Он и жил на колокольне, под колоколами. Ходил он ко всем, службам исправно, жил крайне воздержанно, утрени никогда не просыпал, словом - был усердным послушником. Однажды он открылся духовнику, что "видит все, что совершается в монашеских кельях по ночам". - "Как же ты видишь, когда ты слеп, и притом живешь на колокольне?" - спросил духовник. "Сижу в келье, - говорит послушник, - и брожу мыслию по кельям и вижу, кто что делает". - "А как ты молитву творишь в келье? Какое исполняешь правило?" - "Кладу каждую ночь по тысяче поклонов", - отвечал тот и рассказал способ молитвы мечтательной. Тогда старец строго запретил ему творить поклоны самочинно, разъяснил опасность того способа, какой он употреблял, и дал заповедь: творить не больше десятка поклонов сверх положенного ему от духовного правила. Прошла неделя какая-нибудь, и послушник является к духовнику. "Отче, - говорит, - что со мною сталось? Я уже не вижу ничего, что по кельям монахи делают, я не могу себя принудить положить те поклоны, какие ты заповедал". Так закончилось искушение сего брата. Но не всегда кончается дело так благополучно. Иные и с ума сходят, и видения видят, и самоубийством кончают...
Вот почему следует строго держаться правила молитвы, которое епископ Игнатий выражает такими словами: "Ум во время молитвы должно иметь и со всею тщательностью сохранять безвидным, отвергая все образы, рисующиеся в способности воображения, потому что ум в молитве предстоит невидимому Богу, Которого невозможно представить никаким вещественным образом. Образы, если их допустит ум в молитве, соделаются непроницаемою завесою, стеною между умом и Богом". - "Те, которые в молитвах своих не видят ничего, видят Бога", - сказал преподобный Мелетий Исповедник.
"Самый простой закон для молитвы, - пишет святитель-затворник Феофан, - ничего не воображать, а, собравшись умом в сердце, встать в убеждение, что Бог близ, что Он видит и внимает, и в этом убеждении припадать к Нему, страшному в величии и близкому в благоснисхождении к нам".
Мой добрый читатель пишет мне: "Вы говорите: "Не должно гоняться за умилительными слезами при молитве". Да ведь когда раскрываешь свою грешную душу на молитве пред Вседержителем, слеза умиления невольно изойдет. В чем же тут опасность для человека? Зачем же думать, что если я прослезился при молитве, то молитва стала уже угодна Богу? Нужно сознавать свою духовную немощь: это-то и может вызвать у сокрушенного сердца покаянную слезу и сознание своей греховности. Какая же будет молитва, когда я, не настроя себя молитвенно, не смогу вообразить, что я стою пред Господом, Которого только по греховности моей не могу видеть, но Он видит меня и душу мою..."
Не знаю, что смущает писавшего сии строки. Ведь большая разница сказать: "гоняться за умилительными слезами", то есть искусственно как бы выжимать их из своих очей, и сказать: "Слеза умиления невольно изойдет". В последнем случае, конечно, нет опасности, если при такой слезе человек скажет себе: "Вот как непостоянно мое молитвенное настроение: сейчас будто слезинка канула из грешных очей, а час назад полонили и через час потом опять заполонят грешные мысли мою душу... Минутное, только минутное движение сердечного чувства - как же я духовно немощен, грешен, непостоянен!"... Да, при таком настроении сокрушенного сердца - пусть льются эти сладкие невольные слезы! Блаженны такие плачущие! Хорошо и то, если грешник при этом "стоит пред Господом", - стоит, но не воображает, не рисует себе в фантазии Его лик, Его образ. Вот этого воображения, как я писал в предыдущем дневнике моем, надо остерегаться. И смущаться тем, что говорят св. отцы, а согласно с их благодатным словом и мы, грешные пастыри Церкви, не подобает. Если не все понятно - надо смиряться, а не смущаться, ибо смущение святые отцы называют "вражескою колесницей". Оно свидетельствует о недостатке смирения в душе смущающегося: смиренный, говорят св. отцы, не смутится, если и небо упадет на землю...
Теперь о слезах. Всякие бывают слезы. Бывают слезы благодатные: это роса благодати Божией, на смиренное сердце сходящая. Само собою понятно, что это - слезы спасительные. Кто познал свою нищету духовную, кто видит пред собою грехи свои, тот не может не плакать над сим духовным мертвецом своим. Такими слезами плакал Адам у дверей потерянного рая; такими слезами плакала блудница у ног Христовых и Петр после минутного отречения от Христа Спасителя в ночь спасительных страданий Господних... Такими слезами оплакивали свои грехи все грешники кающиеся, в покаянии к Богу обращающиеся. О, если бы Господь послал и нам эти слезы - жемчужины, собираемые нашими Ангелами-хранителями и приносимые к престолу Божию, как благоуханный фимиам, как чистая жертва любви к Тому, Кто не только слезы, но и кровь Свою пролил за спасение наше! И были такие рабы Божий, которые всю жизнь проводили в таких слезах покаяния, которые говорили себе: пред тобою лежит мертвец - душа твоя, умерщвленная грехами, она дороже для тебя всего мира: как же не плакать о ней? И плакали, и одному из таких плачущих явился Сам Господь в сонном видении и сказал: "О чем ты плачешь и скорбишь?" - "Как же мне не плакать, Господи, - отвечал он, - когда я столько оскорбил Тебя?" Тогда Спаситель положил руку Свою на сердце его и сказал: "Не скорби; поелику ты сам оскорбил себя, за это Я не оскорблю тебя. Ради тебя Я кровь Мою пролил, а потому и помилую тебя, как всякую душу кающуюся". Но эти слезы - дар Божий душе кающейся, дар от Того, от Кого всякое даяние благое. Кто дает и молитву молящемуся, и покаяние ищущему истинного покаяния. Никогда смиренный сердцем и не припишет таких слез своему настроению, никогда не станет ставить их себе в какую-либо заслугу, он просто не будет и думать о том, что он воздухом дышит. Послал Бог слезинку - поблагодари Его мысленно за сие утешение; не посылает - благодари Его паки за Его благое промышление, ибо, по словам преподобного Иоанна Лествичника, есть и богоугодный плач, "с которым часто сплетается гнуснейшая слеза тщеславия", конечно, тонкого, для неопытных в духовной жизни неприметного но тем не менее душевредного и опасного. У сего великого учителя покаяния, в его Богом вдохновенной "Лествице", есть большое слово, состоящее из 70 глав, в которых он подробно говорит о плаче во всех его видах. Между прочим, он пишет: "Благий и праведный наш Судия, как во всем, "так, без сомнения, и в плаче судит по мере сил естества; ибо я видел, что иные источают малые слезные капли, как капли крови, а другие без труда проливают целые источники слез. Но я судил о труждающихся более по труду, а не по слезам. Думаю, что и Бог так же судит". Преподобный Иоанн называет покаянный плач матерью добродетелей, но тут же говорит: "Велика злоба врагов наших, так что они матерей добродетелей делают матерями зол и средства к достижению смирения превращают в источник гордыни. Я видел, что у некоторых и в городах, и среди молвы возбуждаются слезы. Это бывает по злоумышлению лукавых бесов, чтобы мы подумали, будто никакого вреда не получаем от этой молвы, и чтобы сближались с миром". Конечно, тут речь у св. отца о монахах, но опасность есть и для мирян: "Сие на опыте узнаем, - говорит он, - когда увидим, что плачем и в то же время предаемся гневливости". Вот почему и должно остерегаться слез, искусственно в себе возбуждаемых: не самые слезы приятны Богу, а наше покаянное настроение, наше сердце сокрушенное и смиренное, которое Он никогда не отринет. "Не верь слезам твоим, - говорит св. Лествичник, - прежде совершенного очищения от страстей; ибо то вино еще не надежно, которое прямо из точила заключено в сосуд". "Не выжимай из себя искусственно слез", - писал некогда святитель Филарет своему другу архимандриту Антонию.
Такие слезы могут привести к самообольщению. Глубоко сердце человеческое, говорит св. Писание, и незаметно подкрадывается к нему враг и скрадывает его. Всегда есть опасность принять явление простой слабонервности за благодатные слезы: так лучше, безопаснее принять иногда и благодатную слезу умиления, считая себя недостойным такого прикосновения благодати, за слезу естественную, чем наоборот. А главное: побольше смотреть на грехи свои, не мерять себя, не думать о том, до какой степени ты дошел в духовном устроении, а задняя забывая, в передняя простираться, свое сердце очищая от тех мерзостей, какие въелись в него, как ржавчина в железо, и помнить, что в очах Божиих кающийся грешник - мытарь неизмеримо выше самодовольного праведника - фарисея, любующегося на свои мнимые совершенства. Если бы и было что у тебя доброе, то поскорее постарайся забыть это, а тем более что и это ведь не твое, а все Божие, от Бога, Богом же через тебя соделанное. Богу и предоставь помнить это, а смотри на свои грехи, вот это - твое, твоя собственность, от которой надо всячески отделаться. Ведь если иметь храбрость, не давая воли своему самооправданию, взглянуть в лицо всем безобразным формам своих беззаконий, то какая печальная картина представится пред тобою! До того ли будет, чтоб любоваться теми ничтожными искорками добра, вроде слезинки умиления во время молитвы? До того ли, чтоб замечать грехи твоего ближнего? Самая мысль о чужих грехах будет противна тебе, как о чужом тяжком бремени, когда у тебя нет сил нести свою тяжелую ношу! А чтобы такое настроение было прочнее, молись Господу: даруй ми зрети моя прегрешения и покрой от очей моих лукавых грехи братии моих! Чаще беседуй с отцом твоим духовным, старайся достигнуть такой степени самоосуждения, чтоб последний злодей, влекомый на казнь, казался тебе святым в сравнении с тобою. Углубляй в себе, как говорит святитель Феофан-затворник, чувство и убеждение в своем непотребстве и безответственности пред Богом. Когда почувствуешь себя проникнутым таким убеждением, как бы растерзанным в сознании своего беззакония, тогда поймешь, что такое раскаяние. Раскаяние настойчиво потребует от тебя очищения совести спасительным таинством покаяния и исповеди. "Искреннее сокрушение Бог подает, - говорит епископ Феофан, - и молить Его надобно о сем всеусердно, не переставая однако же и своими усилиями вызывать сокрушительные чувства. Устыди себя пред людьми, ангелами и святыми, подосадуй на себя за оплошность, поскорби за себя ради потерь, причиненных грехом, поболей, что оскорбил Бога, не престававшего изливать на тебя Свои милости и тогда, когда ты работал греху, устраши себя горькою участию, ожидающею тебя в будущем и тогда - поплачь обо всем, если Бог подаст слезы. Сокрушение слагается изо всех этих чувств, из коих каждое, в настоящей силе, то же для сердца, что удар молота для камня. Сокрушился? Благо тебе, но надобно же подумать и о том, чтоб поправить свое горькое состояние. Это производится решимостью - не ходить более теми путями, которые довели до него. Все тут в двух словах: "Согрешил, не буду". Но во всех видах раскаяния надо доходить до причин уклонения от правоты и придумывать: как чего избежать вперед, чтобы, когда будет произноситься: "Согрешил, не буду", ясно было, что и как будет делаться потом.
Вот истинный путь к покаянным слезам! Но опять скажу: все дело, вся цель деяния сего - не в стяжании собственно слез, а в покаянном настроении, в сокрушении кающегося сердца. А слезы суть лишь проявление сего сокрушения. Пошлет Бог сей сладостный источник - слава и благодарение Ему, приими рукою смирения, а не пошлет - укори себя, яко недостойного, за черствость сердца твоего и сие самоукорение Господь примет яко источники слез.
Пьянство - исконный порок русского человека. Нет нужды говорить о том, как оно губит, отравляет, развращает и душу и тело, нет нужды доказывать, что от него может в конец погибнуть и Русское государство. Слава Богу, хотя и поздно, но на все это обращено внимание: в высших государственных учреждениях вот уже пять лет, даже больше, обсуждаются меры борьбы с пьянством, а с высоты Престола последовало властное указание - изменить всю финансовую политику так, чтоб она не строилась на доходах от этого порока. Слава Богу: заря занимается, начало полагается; дал бы только Бог мужества и духа разума составителям законов пойти прямолинейно навстречу народному горю, избежать гипноза лживого либерализма, фальшивой гуманности, понять психологию и логику простого русского человека и не допустить к святому делу отрезвления народа его тайных и явных врагов, которые могут отравить его, взамен алкоголя, духовным ядом - похуже алкоголя...
К сожалению, внимательно наблюдая за ходом суждений по вопросу о борьбе с пьянством, нельзя не заметить, что все такие пожелания и опасения имеют свои основания. В самом деле: мне кажется, что в своих рассуждениях о борьбе с пьянством составители законов как будто ходят вокруг да около этого большого вопроса, а прямолинейно подойти к самой сути его как будто боятся. Обсудили, например, "Законопроект об изменении и дополнении некоторых, относящихся к продаже крепких напитков, постановлений"; приступили к обсуждению "Законопроекта о преобразовании попечения о народной трезвости", - что все это, как не хождение вокруг и около вопроса о пьянстве? Деревня тревожно прислушивается к этим суждениям, проверяет их по-своему, прилагая к жизни своей, и решает: "Нет, это вовсе не то!.." Вот что пишет мне один священник, внимательно наблюдающий деревню и все, что она говорит: "Сыплются у вас там, в Питере, трескучие речи, указываются разные виды борьбы с пьянством, но ни один голос не указал на более целесообразную меру, а если и указал, то не договорил и вопрос этот долго-долго еще будет вращаться в беличьем колесе. Если причины такой неудачи в решении его не понятны жителям столицы и губерний (губернских городов), то они весьма понятны жителям деревни, которые стоят лицом к лицу с этим злом. Невольно думаешь, что столичные ораторы или не русские люди, или вовсе незнакомы с укладом русской жизни и русского духа. Вопрос же этот решает сам простой русский человек. Почему русский человек от мала до велика пьянствует? Потому, что можно пить безнаказанно. Я хочу и пью, а тебе и кому другому до этого дела нет. Так, а если ты пьяный безобразничаешь, оскорбляешь жену, семью, стариков родителей, задеваешь проходящих по улице - зачем ты это делаешь?.. В этом-то и вся суть дела: если я выпью и лягу спать, меня никто не видит; если я пойду на улицу и площадь - меня все увидят, и уже повеличаюсь я тогда!.. Я "свободен", и никто мне не указ, а кого хочу разделать, так уж берегись! А если бы за безобразия, чинимые на улице, строго наказывали, тогда и пить охоты не было бы, да не будет резона пить и дома. Таково глубокое убеждение, высказываемое откровенно простым русским человеком".
Такова уж психология русского человека. Он пьет, чтобы развернуться во всю ширь своей натуры, чтобы дать волю своей удали, чтобы снять с себя некоторым образом те нравственные узы, какими он чувствует себя связанным в трезвом виде, хотя бы эти узы были и не особенно высокого нравственного качества: например - страх полиции и стыд человеческий. В пьяном виде в нем просыпается животный инстинкт, теряется духовное равновесие и он, по слову псалмопевца, действительно, уподобляется скотам несмысленным. Ему нравится не вкус водки: ведь он морщится, когда пьет ее, - нравится ему состояние опьянения и вот это "ослабление задерживающих центров", как говорят врачи, когда он воображает, что "ему все можно"... Понятно, что отсюда и хулиганство во всех его видах: что у трезвого на уме, говорит пословица, то у пьяного на языке. Что в трезвом состоянии таится на дне грешной души, что сдерживается совестью, стыдом, страхом Божиим и человеческим, с чем человек борется и, при помощи благодати Божией, побеждает, то все у пьяного прорывается наружу и проявляется в самых уродливых формах пьяного безобразия и всевозможных преступлений. Пьяный человек - безоружный пленник пороков. А между тем пьянство захватило все сословия, оба пола, все почти возрасты, кроме разве младенческого. "Пьет интеллигент, студент, гимназист, ученик городского и сельского училища, пьет мещанин, рабочий, крестьянин"...
Невольно восстает вопрос: можно ли ограничиться в борьбе с таким губительным пороком такими средствами, какие предлагаются в законопроектах, касающихся пьянства, какие рассматриваются в Г. Совете? Все эти чайные, читальни, дешевые столовые, ночлежные дома, так называемые развлечения: театр, гимнастика, световые картины, кинематографы, разные чтения и пр. - все это, в сущности, сводится к отвлечению от водки, но на слабую волю человека, уже поработившегося страсти, едва ли подействует в должной мере: слишком уж вошел в плоть и кровь нашего народа этот порок, чтоб можно было много надеяться на столь "благородные" средства борьбы с ним. Надо прежде всего воспитать в народной душе представление об опьянении, как о позорном деянии, как о преступлении против закона, строго караемом не только общественным мнением, но и самим законом. Вот чего ждет, вот чего просит деревня. Мне пишет тот же священник: "Если бы законодательные учреждения сказали бы: пей, сколько угодно, а пьян не бывай!" - получилась бы иная картина. Каждый скажет: "Коли пить только дома, а на людях не порисоваться, то не стоит овчинка и выделки, - лучше совсем ее, проклятую, не пить!" Я исключаю больных запоем, пьющих в большинстве случаев скрытно и украдкой. Положение дела говорит само за себя. Необходим закон, строго карающий поведение пьяных и их появление в публичных местах: площади, улицы, вагоны, станции, волостные и сельские правления, аптеки и пр. Мне знакомы такие факты. В деревне есть известный пьяница и хулиган, никогда не отходящий от монопольки. Хвативши изрядно, он идет домой и проходит мимо зажиточного мужика, имеющего четырех взрослых сыновей. Проходя мимо, хулиган начинает костить его отборною бранью за то, что тот не дает ему на "магарыч". Надоело мужику выслушивать ежедневно оскорбления, засел он с четырьмя своими молодцами в укромном местечке, подстерег хулигана, - и всыпал ему и в зубы, и в губы. Проходит после того день, другой, неделя, - не видно и не слышно хулигана. Поинтересовался мужик о его судьбе у соседей, а те и говорят ему: "Спасибо, родимый, что поучили: как сто бабок пошептали: идет каждый день пьяный, да только ругается уж тогда, когда отворит в своем дворе калитку". Другой хулиган, не дававший всей деревне покоя, как-то вечером догнал своего родственника, повалил его на землю и начал душить, сдавливая ему горло и пичкая в рот землю. Родственнику удалось кое-как освободиться, и он убежал домой. Минут чрез десять явился к нему и хулиган с топором и стал рубить тому спину и плечи. Хозяин схватил попавшиеся под руку железные вилы и, обороняясь, всадил их в грудь хулигану... К истекающему кровью был приглашен священник, который, со скорбию, спросил его: зачем он напал на хозяина? Хулиган спокойно ответил: "Если бы я знал, что он заколет меня вилами, то и топора в руки не взял бы".
Ясно, что деревня просит закона, усиливающего наказание за преступления, совершаемые в пьяном виде, закона, карающего самое появление пьяницы вне своего дома. Что делать? Приходится прибегать к мерам строгости там, где бессильно нравственное воздействие. Надо воспитывать народ, особенно молодежь, в новых понятиях относительно самого состояния опьянения. Ныне говорят: "Пьян да умен - два угодья в нем"; надо, чтоб говорили: "Умен, но пьян: никуда не годен".
Мне могут сказать: не дело архиерея возбуждать вопросы о строгостях закона; он - представитель Церкви, а Церковь должна проповедовать всюду любовь, и только любовь, а не кары закона.
В ответ на это я напомню, что еще 900 лет тому назад именно Церковь, а не кто другой, ходатайствовала о восстановлении даже смертной казни пред мягкосердым князем Владимиром, который уничтожил было смертную казнь. Тогдашние святители не убоялись сказать правду властителю Русской земли, что такая отмена преждевременна. Усилились-де разбои на земле, и житья не стало честным людям.
И в наши дни усилились беззакония на Русской земле от пьянства; надо пожалеть тех, кто невинно страдает от пьяниц, особенно жен и детей. В защиту этих-то невинных страдальцев и возвышаю я свой голос: если меры нравственного воздействия не в силах сократить пьяный разгул и преступность от пьянства, то надобно усилить строгость закона против сего зла. Я напоминаю слово одного мудреца: "Чем мягче законы, тем грубее нравы". Пусть лучше будут законы построже, только бы нравы были помягче!
Все мысли, все сердца русского народа теперь сосредоточены на том великом испытании, какое было благоугодно Господу ниспослать нам для нашего вразумления, для нашего наказания, для нашего очищения от всех тех духовных нечистот, какими пропиталась духовно-нравственная атмосфера нашей жизни. Последние годы мы жили как бы окруженные каким-то ядовитым туманом: чтобы рассеять, разогнать этот туман, Господь и попускает нам скорбь велию - эту ужасную общеевропейскую войну. И верится, что она сделает свое дело, что туман рассеется и над Русской землей снова засияет яркое солнце Божией правды, Божия благословения и православного смирения, как это было встарь!
Газета "Вечернее Время" запросила меня, что я думаю о современных событиях, о смысле войны и пр. Я ответил кратко: "Совершается суд Божий над народами земли".
Немцы согрешили гордынею - грехом сатаны. Много согрешили и мы пред Богом. Но грянул гром, и мы ограждаем себя крестным знамением. В народе заметно заговорила совесть. Он вспомнил Бога. Те нравственные начала, которые глубоко заложены в основу народной души родною Церковью, несмотря на сильный на них натиск со стороны темных сил, еще живы, еще могут вспыхнуть ярким пламенем и очистить народ от греха. И вот Бог посылает народу великий крестоносный подвиг: полагать душу свою за страждущих братий по вере и по крови. Подвиг очистит и обновит народ. Это - общий нравственный закон.
Народ чувством сердца понимает это и с преданностью в волю Божию возлагает на свои плечи тяжелый крест. Дал бы Бог, чтобы поняли наши передовые люди великий смысл грядущего подвига! В помощи Божией мы не сомневаемся: славянские народы, доселе порабощенные тевтонам, будут освобождены от тяжкого нравственного ига. Сице верую, сице уповаю!
Моя мысль, откровенно говорю, сосредоточивается не столько на ходе внешних событий, сколько на проявлении внутренних настроений в разных слоях народной массы. Все дело теперь в том, чтобы народ оглянулся на себя, на свои немощи, на свои грехи и постарался исправиться, покаявшись пред Богом. И не один простой народ, нравственно опустившийся, но и его верхние слои, начиная с средних классов. Бога забыли, от Церкви отвращаются, заветы предков осмеивают. А в верхних слоях господствует практическое язычество... И вот, наблюдая из тишины своей кельи, с отрадою я замечаю, что как будто есть некоторый поворот к лучшему, есть признаки некоторого отрезвления, просветления. И слава Богу. И сказать ли?.. Если бы Богу было благоугодно ввести нас в больший подвиг временным над нами успехом врага, то и на сие мы должны быть готовы: да будет воля Твоя, Господи милосердый! Но не попусти нас впасть в уныние и сотвори со искушением и скорое избытие. Так бывало в нашей истории, в; достопамятных годах 1612 и 1812. Тут приложим физический закон: чем сильнее пламень, тем лучше закаляется сталь; чем бедственнее, до степени, Богу ведомой, всенародное испытание, тем более очищается народная душа. Бог лучше нас ведает, какое врачество потребно для нашего очищения и духовного обновления. Наше дело предать себя Богу, внимать Его гласу в грядущих событиях, каяться, просить помилования и идти к выполнению того великого подвига, на какой Он зовет нас. Предавая себя всецело воле Господней, веровать должно, что непреложно слово Христово: "Елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам. Просите и приимете". (Иоан. 16, 23, 24.) А совесть наша свидетельствует, что просим у Господа не худого: просим мира всему миру, просим Его помощи в борьбе с врагами Его Церкви святой, просим нашим братьям свободы от гонений за веру православную, за любовь к родному своему народу. Мы просим у Бога милости, но тогда и сами должны широко оказывать милость нуждающимся в милости. Таков у Господа закон: просишь прощения? Прежде сам прости. Просишь милости? Прежде сам помилуй, смилуйся, окажи милость. Сжалься над теми, которые изранены, изуродованы на поле брани: помоги, чем можешь, святому делу забот о раненых воинах. Смилуйся над их беспомощными семьями: сколько вдов и сирот теперь будет оплакивать своих отцов и мужей, душу свою положивших на поле брани! Сколько матерей, оставленных воинами без пропитания, может быть, без приюта! О, поистине, различен милования образ, по слову святого Златоуста, и широка заповедь сия!
И сие широкое поле благотворения открывается пред нами милостию Божией, дабы мы сами заслужили сию милость, Самому Богу подражая в милосердии. "Блажени милостивии, яко тии помиловани будут". И - суд без милости не сотворшему милости!
Притча Христова говорит, что хозяин сеял пшеницу, а среди пшеницы появились и плевелы. Слуги предлагали ему выполоть плевелы, но он не позволил, жалея пшеницу, которую легко было вырвать с плевелами.
Господь щадит и грешников ради праведных и готов был пощадить преступные города Содом и Гоморру, если бы там нашлось хотя десять праведников. Пока грех порабощает себе отдельные личности, пока он не становится характерною чертою целого народа, дотоле Господь терпит грешникам, дотоле не губит их со беззакониями их. Но когда грех становится стихией народной жизни, когда им заражаются, ему порабощаются, им хвалятся, как каким-то достоинством, как национальной добродетелью, уже не только отдельные лица, но и массы народные, тогда - наступает час суда Божия и изливается на народ пламенный фиал гнева Божия.
И прежде всего над таким народом исполняется древнее изречение: кого Бог хочет наказать, у того отнимает ум. Он теряет способность здраво рассуждать, он смотрит на все в те очки, какие подставляет ему его национальный порок он все явления окружающей его жизни видит, оценивает, старается истолковать и использовать как средство служения обуревающей его страсти. И ему кажется, что он думает и действует разумно, законно, что лучше нельзя и действовать. А со стороны изумляешься его ослеплению, его помешательству на своей страсти.
Пример такого всенародного греха у нас пред глазами. Народы германского племени помешались на идее всемирного господства, и вот, в наши дни, весь мир возмущен их гордынею, и нет уголка на земле, где эта гордыня не заставляла бы, по крайней мере, говорить о себе, а десять держав, великих и малых, уже составили союз, чтобы смирить буйного помешанного тевтона, и к сим державам, возмущенным высокомерием немцев, шлют свое сочувствие, а может быть, в потребную минуту и примкнут содействием многие не только, христианские, но и языческие народы: так всем стала ненавистна гордыня немецкого народа, обуянного сатанинским грехом!
И вот мы являемся свидетелями поразительного явления. Мы как будто переживаем события, предсказанные в апокалипсическом откровении: так все необычно, так все неожиданно и непредвиденно!
С одной стороны два государя, один, считающий себя преемником преданий благородного рыцарства, честности, лучших заветов средневекового западноевропейского христианства; другой, носящий титул "апостолического величества", величающий себя "христианнейшим" среди христианских государей, - два государя и их - в сущности один, с ними единомысленный народ немецкий, гордящийся своею наукою, своим просвещением, считающий себя носителем культуры и цивилизации, - государи, как представители сего народа, и народ, как исполнитель их воли, объединились ненавистию к разрозненным, ими же угнетаемым народам только за то, что эти народы не принадлежат к их роду-племени, исповедуют христианскую веру не в том виде, как исповедуют они, хотят говорить на родном языке, не хотят, да и не могут превратиться в немцев... Но за этими народцами стоит великий их старший брат, исполин - народ Русский, и вот вся сила злобы, ненависти обрушивается на этого могучего заступника угнетенных народностей, и начинается война... Страшная, едва ли в летописях мира бывалая война.
Много и мы, русские, согрешили пред Богом. Быть может, мы, как мытари времен Христовых, и поделом заслужили Божие наказание: в нашей истории, подобно истории древнего избранного народа Божия, так часто проявлялись судьбы промысла Божия, то наказующего, то милующего, что самая история народа неразрывно сплетается с судьбами Церкви Божией на земле. И народ наш привык смотреть на все бедствия очами веры: то нашествие татар, то - поляков и литовцев, то - французов, а теперь - немцев - все это народ принимает, как Божие наказание за народные грехи: за уклонение от заветов отцов, от заветов матери - Церкви, за пьянство, нравственную распущенность; и, сознавая это, народ кается, подобно ниневитянам, подобно евреям лучших времен их исторической жизни; и Господь внемлет всенародному покаянию и, по ходатайству родных нам не только по вере, но и по крови угодников Своих, милует нас и паки возвращает нам Свое благоволение, и Русь паки обновляется и народ паки служит Богу отцов своих. Но есть грех, так сказать трудно поддающийся покаянию как в личной, так особенно в государственной жизни, это - грех гордыни. Наш Русский народ - дети православия, а основная стихия православной жизни есть смирение. Русскому народу чужда национальная гордыня: для русского человека и немец, и француз, и всякий другой иностранец, даже и некрещеный еврей, татарин и даже - язычник - все люди, все по образу Божию созданы, и обижать их без крайней нужды, когда они не обижают, не следует - грешно, не по-божьи. Вот почему даже с пленными врагами - турками и японцами - наши русские люди всегда обходились миролюбиво, сохраняя достоинство христианина, и это миролюбивое настроение русской души не только проявлялось, например, в добрых отношениях русского солдата к врагу во время перемирия или в отношении к пленным, когда солдат делился с пленным последним куском своего хлеба, но и в тех крайностях, с которыми нельзя мириться, когда, например, наши интеллигенты брали пленных французов в гувернеры к своим детям или наши дамы подносили цветы пленным туркам: это уже уродство какое-то! Мы знаем и помним, ибо этому учит нас мать наша Церковь православная, - что всякая гордость есть грех, - мы радуемся, мы счастливы, мы благодарим Бога, что мы - русские, но не гордимся этим: это милость Божия, за которую, мы и благодарим Господа. Внимая судьбам Божиим, проявляемым в истории нашей Руси православной, мы с благоговением и смирением видим, что Господь зовет наш народ и ныне на святое дело - не только освободить наших братьев славян от духовного порабощения немцам, от пленения их неправославною культурой Запада, от вытравления в них тех начал, какие заложены были нашими первоучителями Кириллом и Мефодием равноапостольными, - но и самому Западу показать, если только он захочет познать, сокровище православной духовной культуры нашей, всю красоту ее, всю ее животворность для человеческого духа. Все это задачи будущего, может быть, очень и очень не близкого, и ко всему этому мы должны еще готовиться и готовиться не покладая рук: до гордости ли нам? До того ли, чтобы мерить себя и высоко о себе мудрствовать? Помог бы Бог, хотя в некоей малой мере, выполнить поставленную нам промыслом Божиим задачу.
В целях народных, в их жизни и истории, повторяются законы духовной жизни отдельных лиц. Известно, что святые Божии, чем выше поднимались по ступеням духовной жизни, чем более приближались к Богу, тем более смирялись, считали себя как бы полными нулями в среде людей, и за то Бог избирал их орудиями Своей Божественной жизнедеятельности в человечестве и даже облекал их силою свыше творить чудеса. Прилагая этот закон к жизни народов, можно сказать: чем более наш народ будет смиряться, всецело вручая себя Богу, сознавая, что без Божией помощи, без Божия благословения он не может исполнить возложенного на него промыслом Божиим дела, тем скорее придет к нему эта помощь Божия. Такие великие праведники, как покойный отец Иоанн Кронштадтский, совершая своею молитвою чудо исцеления, всячески гнали от себя самую тень мысли, будто они тут "при чем-то": все - Бог, все Его сила благодатная да вера тех, кто просил их молитв. А они - они ничто, только свидетели сей чудотворящей веры, привлекающей силу Божию. Не то же ли бывает и с народами - исполнителями судеб Божиих? Когда Моисей воздевал руки в своей пламенной молитве во время битвы евреев с амаликитянами в пустыне, тогда евреи брали верх; когда же опускал руки, то брали верх амаликитяне. Поднятие рук - символ крепкой, всепобеждающей веры, возносящей к Богу ум и сердце молящегося пророка и низводящей от Бога чудотворящую силу Божию, поражающую врагов. Подобно Моисею и святая Церковь ныне непрестанно воздевает свои руки, простирает к Богу свои горячие молитвы в то время, когда Русский народ, в лице своих воинств, выступает против нового Амалика, в гордыне своей возносящегося превыше облак небесных и беспощадно, зверски истребляющего беззащитных жителей и даже детей, имевших несчастие быть застигнутыми в своих местах пребывания. Сердце обливается кровью, когда читаешь об этих зверствах. Справедливо говорит один публицист: "Ничем иным, кроме поразительного безбожия и потери совести (без Бога - какая уж совесть!), нельзя объяснить чудовищных случаев насилия, проявленного немцами над несчастными нашими соотечественниками, среди мира захваченными ими в плен. Исчерпаны все виды издевательства, брани, побоев, лишения свободы, томления голодом, оплеваний, истязаний. Исчерпано воровство, ложь, клевета, ограбление церквей и икон, изнасилование женщин и, наконец, самое циническое человекоубийство. Все заповеди христианской веры растоптаны немцами и осмеяны".
Не перечислишь всех видов зверства, каким подвергали немцы русских людей, случайно оказавшихся в их владениях во время объявления войны. Тем хуже для них. Бог все видит и воздаст каждому по делам его. А так как в преступлениях сих повинен не один человек, а, как это видно из сообщений очевидцев, весь немецкий народ, наущаемый своим кейзером, то и ответит Богу весь немецкий народ. "Мне отмщение, Аз воздам", - глаголет нелицеприятный Судия! И чем глубже падает он в гордыне своей, тем выше должен стать наш народ, носитель Божией правды в душе своей, тем дальше должен он поставить себя от сих извергов рода человеческого, открещиваясь, по своему русскому обычаю, от всякого подражания немцам-безбожникам. И чем выше станет он, наш родной народ, в нравственном подвиге, тем скорее привлечет к себе благословение и благоволение Божие, тем скорее Господь простит ему грехи его и совершит чрез него дело Свое, как чрез избранное орудие Свое. Выступление немцев - дело гордыни сатанинской; наш подвиг - есть подвиг любви в защиту православия, в защиту братьев по крови, в защиту родной земли, которой грозит нашествие воистину безбожных тевтонов, потерявших образ человеческий.
Предоставляя все дело, всю судьбу Русского народа и народов славянских суду Божию, будем крепко вопиять к Богу: "Господи Сил! С нами буди! Иного бо разве Тебе помощника в скорбех не имамы: Господи Сил, помилуй нас! Суди, Господи, обидящия нас и братьев наших, побори борющия нас! Приими оружие и щит и востани в помощь нашу! Не помяни беззаконий наших, но призри на нас милостивым оком ради пречистыя Матери Твоея и всех святых Твоих, наипаче же присных нам по плоти угодников Твоих! Аминь".
Много крови льется на полях битв; еще больше льется слез по лицу родной земли. И собирают эти слезы Ангелы Божии, наши хранители бесплотные, и несут их, как дорогие жемчужины, к престолу Царя царей Господа Бога, и приемлет их Господь как жертву чистую, благоуханную, от любящих сердец приносимую во искупление и очищение многих грехов много пред Богом согрешившей Руси, когда-то святой. О, Господи, Боже милосердый! Да будут эти слезы купелью, очищающей наши сердца, загрубевшие в нерадении и духовном разленении!..
Немного на Руси семейств, которые не имели бы в рядах христолюбивого воинства родных людей. И нет сомнения, что всюду льются больше всего именно женские слезы. Плачут матери, проводив на войну сыновей - надежду и опору их старости; плачут жены, оставаясь с малыми детьми, без хозяина-кормильца; плачут дети, расставаясь с горячо любимыми отцами... Плачут, но вот что достойно особенного внимания, вот что трогает и умиляет: все эти плачущие матери, жены, сестры прекрасно сознают, что их дорогие родные исполняют святой долг послушания Царю, Помазаннику Божию, что идут они на святое дело - защищать родину и братьев-славян от лютого врага - немца нечестивого, что, следовательно, удерживать сих защитников веры, Царя и Отечества, если бы и можно было - нельзя, грешно, позорно, а стало быть, надобно от всего сердца благословить их в дальний путь - на бранное поле: "Идите, дорогие наши, сердцу нашему милые: стойте крепко за святую нашу Русь-матушку, за веру нашу православную, за Царя нашего батюшку... Благослови нас Господь, помоги нам Матерь Божия и святые угодники. Идите, а мы будем целым сердцем молиться за вас, делайте свое дело святое, а о нас не тревожьтесь: Бог, да Царь-батюшка, да добрые люди нас не покинут. Знайте, что каждый день, каждый час мы сердцем нашим будем с вами, что детки ваши будут усердно молиться за вас Царице небесной, чтоб Она покрыла вас Своим честным покровом, чтоб помогла вам и на всякого врага и супостата". И в таком святом настроении, прощаясь с грядущими на бранный подвиг, эти истинно русские женщины мужественно отрекаются от самих себя, от своих личных чувств, всецело предавая и присных своих, и самих себя воле Божией, и осеняют их крестным знамением дотоле, пока скроется из виду уносящий их поезд...
Не видите ли вы пред собою, как совершается великое добровольное святое жертвоприношение этих смиренных русских женщин на алтарь любви за веру православную и Русь-матушку? Не вспоминается ли вам при этом отец верующих Авраам, приносящий в жертву своего сына за послушание Богу? И что особенно ценно в очах Божиих: им, этим подвижницам любви, и на мысль не приходит, что они совершают великий подвиг, напротив, они готовы при этом упрекнуть себя, что не имеют достаточно мужества сдержать эти слезы, которые так неудержимо льются из их очей, что ведь это - малодушие... О, добрые русские матери, жены, сестры! Пусть льются эти слезы - жемчужины; повторяю: их собирают ваши ангелы-хранители в сосуды златые и относят к престолу Божию как жертву чистую, жертву вашей любви к родине; там эти слезы смешаются с кровью дорогих вам воинов - страдальцев за веру православную, смешаются с молитвами Церкви, святой нашей матери, с молитвами вашими и детей ваших, и услышит Господь эти молитвы веры, молитвы любви, и благословит оружие русское победою на врагов!
Была одна великая страдалица - единственная в мире: это - Пресвятая Дева, Матерь Божия. Кто измерит всю глубину скорбей, в какую Она была погружена, когда стояла под крестом Сына Своего, Господа нашего Иисуса Христа? Что испытывало, какие муки переживало Ее чистое, беззаветною любовию преисполненное сердце! Потоками струилась Пречистая Кровь из язв гвоздинных - из рук и ног Божественного Страдальца Ее Сына; тяжелыми каплями падала на землю эта Кровь с Его чела, изъязвленного тернием колючим; и каждая капля ее падала на Ее материнское сердце и жгла его нестерпимою болью, больнее каленого железа. Прочитайте, русские женщины, в минуты жгучей скорби вашей, канон на плач Пресвятой Богородицы, который читается в Великую Пятницу на повечерии: вы почерпнете в этом излиянии неизмеримой скорби Пресвятой Девы себе великое утешение. Сколько самых нежных, самых трогательных чувств выражено в словах канона, которые влагает святая Церковь в уста Матери Богоневестной! "Свет Мой сладкий, надежда Моя, радость, жизнь - Чадо Мое возлюбленное! Ты один был светом очей Моих, и вот Я лишилась Тебя, Чадо Мое любимое! С Тобою хотела бы Я умереть, ибо не могу видеть Тебя бездыханным мертвецом... Не скажешь ли хотя одно словечко Рабе Твоей, Слове Божий! Увы, не услышу Я больше сладкого Твоего голоса, не увижу красоты лица Твоего, как прежде было: Ты сокрылся от очей Моих! Возьми же Меня с Собою, Чадо Мое, не оставляй Меня здесь одинокою"!.. Чье сердце не тронется от таких излияний многоскорбного плача Пренепорочной Матери? И ужели сия Преблагословенная всемирная Страдалица, собственным сердцем пережившая такую невыносимую, казалось бы, муку, муку матери, у которой отняли единственного сына, ужели Она, Матерь милосердия, не услышит сердечных воздыханий, не увидит слез русских матерей, жен, сестер наших воинов, ужели не согреет Своею матернею лю-бовию сих подвижниц любви, изливающих пред Нею свои пламенные молитвы за родных своих, там, на полях битв, мужественно подвизающихся? О, русские православные женщины! Как счастливы вы, что имеете такую всесильную Заступницу и Ходатаицу пред Господом: много бо может Ее молитва, как молитва матерняя, ко благосердию Владыки! Ведь и Сам Он Ей поручил всех истинно верующих в Него, когда изрек Ей со креста, указуя взором на любимого Своего ученика Иоанна: "Жено, се - сын Твой". А ученику сказал: "Се - Мати твоя". Он Сам, по неизреченной благости Своей, называет верующих братиями Своими, а если так, то все мы - дети Матери Божией, для всех нас раскрыто Ее бесконечно любящее сердце: приходите, припадайте Ее стопам, поведайте Ей, в простоте детской души, свои скорби, изливайте свое горе в слезах любви и веруйте: Она утешит, Она прикроет наших близких в страшную минуту опасности смертной. Она сама примет их души, если Богу благоугодно будет, чтоб они положили сии души за веру, Царя и Отечество, Сама увенчает их венцом мученическим, а вашему израненному сердцу прольет такое утешение, что вы будете считать себя счастливейшими из русских женщин, и расположит добрые сердца позаботиться о вас и малютках ваших. Дивны пути Промысла Божия, нередко так располагающего делами человеческими, что люди и не подозревают, а между тем исполняют то, чего хочет Бог. Слава Богу, на Святой Руси еще много добрых людей, сердцами которых управляет Бог. Пошлет Бог таких людей и для ваших детей, если осиротеют они: они станут тогда сугубо детьми всего Русского народа, родными всем нам, русским людям. Грешно будет нам не позаботиться о них. И уже заботится о них прежде всего - Сам Царь-батюшка: Он учредил особый Всероссийский Верховный Совет, чтоб иметь попечение о семьях воинов наших христолюбивых. Сам Бог внушил Ему такую святую мысль. Он поможет Ему и исполнить ее, в жизнь провести. А во главе Сама Матушка Царица, наша народная Печальница.
Но не всем же Господь судил умереть на поле брани: несравненно больше таких, которые вернутся оттуда в добром здоровье, вернутся, мы твердо верим милости Божией, победителями, на радость всей родной нашей матушке Руси православной, наипаче же, русские женщины, на радость вам. Будем же молить Царицу небесную, чтобы помогла Она Царю-батюшке и воинству православному скорее победить всех врагов и супостатов, скорее избавить братьев наших славян и родных нам русских людей, которых бесчеловечно истязуют немцы, подвергая всевозможным пыткам не только мужчин, но и женщин и детей и истребляя их поголовно.
Мати Божия, Мати милосердия! Заступница наша усердная! Утешь скорбящих, исцели болящих душою, помоги воинам, на поле брани подвизающимся, согрей Твоею любовию стариц - их матерей, их жен, их детей: всем буди помощь и покров, печалей утоление, от злых избавление и скорое заступление!..
Как милосерд Господь наш Иисус Христос!. Что может быть грознее, что ужаснее праведного Суда Его, когда придет Он во славе со всеми ангельскими силами судить всему миру в последний день мира? Но и в этом, воистину страшном, суде Своем Он будет судить, не требуя великих подвигов, не взыскуя строгого поста, всенощных стояний на молитве, непосильных трудов: нет. Он потребует только дел милосердия, дел любви к ближнему: "Аминь, глаголю вам, - речет Он подсудимым, - елика сотвористе или не сотвористе единому сих братий Моих меньших - Мне сотвористе или не сотвористе!.." При таком милосердии, в самом суде праведном, - кто и в чем может найти себе оправдание? В обычных немощах человеческих? Но заповедь о милосердии - самая легкая из всех заповедей Христовых, и нет человека, который не мог бы ее исполнить. Если нет у тебя средств для дел милости телесной, не можешь ты так или иначе помочь бедняку в нужде его, то кто может воспрепятствовать тебе помолиться за него, утешить его добрым участливым словом в скорби его, помочь его страждущей душе в деле спасения его? Воистину, различен милования образ, как говорит святый Златоуст, и широка - воистину, неизмеримо широка заповедь сия!
Мы переживаем дни, когда заповедь о милосердии и может, и должна исполняться во всей ее широте и глубине. Там, на границах нашего отечества, реками льется кровь наших христолюбивых воинов: тысячи раненых подбираются с полей сражений и направляются к нам, во внутреннюю Россию, и распределяются по лазаретам. Они нуждаются в уходе, в лечении, в добром христианском утешении. Какой простор для тех, кто хочет оказать им помощь посильным приношением на эти, лазареты, на лекарства, на содержание врачей, сестер милосердия, прислугу, пищу, белье. Жертвуйте все, кто что может и чем может: у кого денег нет - может жертвовать вещами, провизией для лазаретов, бельем: и старое белье, чисто вымытое, пригодно будет для перевязок ран наших страдальцев-воинов. Жертвуйте книгами, пригодными для чтения больным воинам, жертвуйте чаем, сахаром и чем вам Бог на душу положит, что у вас найдется полезного и пригодного для госпиталей и для раненых. Все Бог примет как свечу трудовую, как жертву от любящего сердца, как дело милосердия. Кто умеет, кто может - приди и послужи болящим, ради Господа, посети их, утешь доброю беседою, помолись, почитай больному у постели его хорошую книжку, хорошую газетку: о, как он будет рад узнать, что там, на поле брани, без него делается! Ведь его сердце и в лазарете - туда рвется, чтоб снова стать в ряды защитников родной земли, снова поражать врагов отечества, не щадя жизни своей. А если ему тяжело, если видишь,. что не встать ему с одра болезни, то постарайся осторожно направить его мысли к тому, чтобы он мирно готовился в вечную жизнь, чтобы всецело предавал себя в волю Божию, чтоб почаще обращался с молитвою к Матери Божией, к Ангелу-хранителю, к святым Божиим. Любовь к ближнему нелицемерная, молитвою о сем ближнем возгреваемая, подскажет тебе, как расположить его к таинству Божественного причащения, как рассеять в его душе страх смертный, возбудить в сердце его чувство покаянное и надежду на Божие милосердие. И это будет величайшая милостыня, какую только ты можешь сделать в сей жизни, ибо, по слову святого Апостола Иакова, брата Господня, спасешь душу от смерти и покроешь множество грехов - и его, и своих собственных.
Из больниц и лазаретов пойдем в домы наших христолюбивых защитников веры. Царя и отечества. Там плачут матери и жены, плачут дети сих воинов, плачут, открывая Богу свое скорбящее сердце, Его несказанному милосердию предавая себя и дорогих своих, там, где-то далеко-далеко, на поле брани сражающихся, или в лазаретах страдающих, или же уже в могилах, на чужой земле, упокоившихся...
Что мы можем сделать для утешения сих плачущих и сердцем болезнующих? Спроси каждый у своей совести, и она, а лучше сказать - твой Ангел-хранитель подскажет тебе, что надо сделать. Имеешь средства - помоги их нужде деньгами, одеждою, обувью, пропитанием; нет средств - прииди на помощь трудом: обработай поле того, кто за тебя, за веру, Царя и отечество пошел на поле брани и, может быть, уже душу свою там положил: он - своей жизни не щадит ради тебя, а ты - ужели не можешь его бедной семье поле вспахать, ниву засеять, дров привезти, снопы убрать с поля? Постоянно напоминай себе об этих семьях многоскорбных. Чего один не в силах сделать - проси других, зажигай в них огонек любви к несчастным, собирайтесь вместе, целым миром делать им добро, работать на них: помните, Бог с вас, ближайших соседей их, взыщет прежде всего, если они будут лить слезы безутешно, если будут Богу жаловаться на то, что их люди забыли... Эти семьи - наши родные семьи, их дети - наши кровные дети.
Слава Богу: мы видим, мы читаем, что и без наших пастырских поучений, увещаний добрые души уже делают такое добро. Недавно до слез трогательно было читать, как одна старушка сделала великое доброе дело: она видела, как на одной Волжской пристани мать и трое малюток провожали на войну запасного: женщина в минуту прощанья не выдержала, ее сердце не выдержало гнетущего горя: оно разорвалось при последнем прощании с кормильцем семьи, и она тут же упала мертвою. Можно себе представить, как потрясен был муж... Он только обвел скорбным взором окружающих, не зная, что делать. Но вот из толпы выступает старушка: "Не беспокойся, родимый, - говорит она, - хоть у меня и своих пятеро, но и твоим деткам место будет, с голоду не умрут, я возьму их к себе. Иди, с Богом, куда тебя Царь посылает". И воин со слезами благодарности перекрестился и в последний раз перекрестил своих деток-малюток и пошел на пароход... Другой случай. На молебне напутственном для воинов один воин обращается к провожающим: "С радостью иду, куда Царь-батюшка велит, да только вот забота: у меня четверо детишек, жена умерла, в доме женщины нет: позаботьтесь о них, православные". И опять из толпы провожающих выходит женщина, которая берет троих детишек, а местный священник берет убогую девочку, не владеющую ногами, четырех лет, берет себе в дочки... Так, в простоте сердца, делают добро православные русские люди: благослови их, Господи!..
И много-много творится такого добра теперь на Святой Руси. И будто проснулась она, наша матушка, от сна греховного, и кается, и молится, и спешит делать добро в покаянном подвиге, обновляя свое сердце делами милосердия. И сбывается воочию пред нами мудрое слово святителя Иоанна Златоустого: "Добродетель милосердия делает сердце наше милующим". Она смягчает наше черствое сердце, согревает его, растворяет умилением и вносит в него чувство неземной радости, той радости, какою будут радоваться на небе праведники, всю свою жизнь добро делавшие. И для верующего христианина открывается возможность еще здесь, на земле, сердцем ощутить то райское блаженство, куда зовет нас Господь наш, ради нашего спасения кровь Свою на кресте пролиявший. И не для того ли попустил Господь эти ужасы настоящей войны, чтобы пробудить в нас чувство жалости, чтоб расположить нас к делам милосердия - к исполнению той легкой заповеди, по коей Он будет нас судить на страшном суде Своем... И кто знает судьбы Его? Времена и лета положил Он во Своей власти и не позволил нам вопрошать о дне Своего страшного пришествия; но признаки указал ясно: восстанет, сказал Он, народ на народ, и царство на царство... и иссякнет любовь, и оскудеет вера, и будет скорбь великая, какой не было от создания мира... и если бы не было избранных, то не спасалась бы всякая плоть на земле...
Не видим ли мы все сие уже сбывающимся пред нашими очами? И мысль невольно вопрошает: не близок ли день Христов? Не готовит ли нас Господь на сей день грозный сим призывом к делам милосердия, ибо Его святой закон говорит: "Суд без милости несот-воршему милости, и хвалится милость на суде..."
"В чем застану, в том и сужу", - глаголет Господь. Застанет Он в духовной беспечности, в делах угождения плоти и миру, во грехах и беззакониях, и судить будет по правде Своей и произнесет над нами грозный Свой приговор. Застанет - в делах любви и милосердия, и суд Его будет преисполнен милосердия. И всеконечно Он хощет застать всех нас в делах милующего сердца, чтобы и нам оказать милость. Он всем хочет спастися и в разум истины прийти. Он готов помиловать весь род человеческий. Он всем напоминает и в совести, и в обстоятельствах жизни, чего Он хочет от людей. Но люди-то не все внемлют Его призыву. Его напоминаниям. Он и в войне зовет к делам любви и милосердия. И воинство наше творит дело любви к страждущим братиям нашим, славянам, исполняя волю Помазанника Божия, Который хочет освободить сих братий от ига немецкого. И мы все, русские люди, призваны Богом в сие наипаче тяжкое время являть дела милосердия - и к страдальцам раненым воинам, и к бедствующим семьям их. Широка заповедь милосердия, братия мои, много дела пред нами: не упустим случая исполнить свой долг, поблагодарим Господа, что случай нам подает делать добро, смягчать свое черствое сердце, согревать его делами любви и дать ему счастье - порадоваться радостию Ангелов Божиих, всегда радующихся пред лицом Отца нашего небесного о всяком деле добром, какое творится людьми на земле. Аминь.
Православному Христолюбивому воинству на поле брани против полчищ немецких подвизающемуся от обители Живоначальной Троицы и Преподобного Сергия-чудотворца
Божие благословение
Братья - воины христолюбивые!
Вы знаете, что все заповеди Спасителя нашего, Господа Иисуса Христа, заключаются в слове: "Люби". Люби Бога, люби ближнего. И нет больше той любви, как кто душу свою положит за ближнего. Это - слова Самого Господа. Кто же во всей полноте может показать такую любовь на деле, как не вы? Христолюбивый воин есть верный слуга Помазанника Божия, Царя Православного; Он - грудью стоит, он каждую минуту кровь свою готов пролить за веру, Царя и Отечество - три заветные святыни его верующего, любящего сердца.
И вы, братья-воины, в эти великие дни испытания для родной Руси нашей матушки с честью, с достоинством, мужественно отстаиваете эти святыни. На то благословил вас Царь-батюшка, на то послала вас родина-мать; и святая Церковь православная во всех святых храмах своих каждый день, каждый час молит Господа: да укрепит вас в день брани, да благословит оружие ваше, да покорит под ноги ваши всякого врага и супостата. Молимся и мы, смиренные иноки обители Преподобного Сергия; молимся у самого гроба сего великого печальника и молитвенника земли Русской; как солнце среди звезд, так и он, угодник Божий, среди родных нам по плоти угодников Божиих сияет своею любовию к родной земле. Еще при жизни своей он благословил великого князя Димитрия Иоанновича Донского на бой с полчищами злочестивого Мамая и предрек ему победу: "Гряди, княже, победиши враги твоя". Он дал Димитрию из своей братии и двух бояр-схимников - Пересвета и Ослябю, из коих один, Пересвет, и пал в битве с татарским великаном Челибеем. И в самый день битвы Куликовской, пред самым началом ее, явились от Преподобного Сергия к Великому Князю два посланца-инока с просфорою и грамоткой, в которой угодник Божий еще раз ободрял Князя надеждою на милость и помощь Божию: наши летописи сохранили последние трогательные слова этой грамотки:
"А поможет ти Бог и Троица".
И сильна была у Бога молитва Сергиева, и победил Димитрий Иоаннович злого татарина Мамая, и разбил его полчища, положил начало освобождению Руси от ига татарского. И много бед пронеслось с той поры над родною землей, а Преподобный Сергий стоял на страже ее, и даже тогда, когда самое сердце России - матушка Москва бывала в руках вражиих, его обитель, его святая Лавра, оставалась неприкосновенною, нога вражья не переступала порога ее, и отсюда, из обители Сергиевой, исходило спасение для самой Москвы, для всей Русской земли, в самые смутные и трудные времена.
Жив он, угодник Божий, жив и поныне. Он предстоит престолу Божию и с высоты небесной смотрит и на вас, братия наши, воины христолюбивые, видит он ваш подвиг святой за братьев наших славян, от немцев страждущих за веру православную, видит все преподобный и благословляет вас на битвы с потерявшими совесть христианскую нашими соседями - немецкими народами. И тем дерзновеннее наша надежда на его помощь молитвенную, тем крепче наша вера в его заступление пред Богом, что ведь он возлюбленный избранник Самой Царицы Небесной, Матери Божией: ему обещала Она неотступно пребывать в его обители, а Она - кто же этого не знает из православных русских людей - Она наша теплая Заступница усердная пред Богом за землю Русскую, наша Воевода возбранная, наш покров и щит от всех супостатов. Ни один народ не получил столько милостей от Матери Божией, ни один не видел столько знамений Ее покрова и заступления, как народ Русский православный. Вы - сыны родной земли, вы сами знаете: точно звездочки на небе благодатном - по всей Русской земле сияют иконы Ее чудотворные: одних чудесами прославленных насчитывают больше трехсот, но нет града, нет веси, нет, можно сказать, храма, где не было бы особо чтимой иконы Владычицы мира.
Вот наша надежда непостыдная! Не в оружии, не во множестве людей наша сила, а в крепкой надежде на помощь небесную. Сии на колесницах и сии на конех: враги наши вооружены всеми страшными средствами для ожесточенного боя; они кипят злобою, ненавистью к самому имени нашему, а мы - все упование наше на Господа возлагаем и в помощь Его и Царицу небесную и святых Божиих призываем. С нами Бог! "Не в силе Бог, а в правде", - говорил еще вечно незабвенный наш герой, боровшийся с теми же немцами, Благоверный Великий Князь Александр Невский. И в уповании на эту правду крепкий верою преемник его, Благочестивейший Государь наш Николай Александрович посетил обитель великого печальника Русской земли Преподобного Сергия и склонился там, у его гроба, до праха земного, горячо испрашивая его молитвенного заступления за землю Русскую и за вас, воины - сыны родной земли. И благословил Его небесный воевода и чудотворец предивный на великий подвиг защиты правого дела, и видимым знаком его благословения служат святая икона явления ему Царицы Небесной, икона, писанная на его гробовой доске и бывшая во всех походах нашего воинства со времен Царя Алексия Михаиловича и до последней японской войны. Сия икона и ныне пребывает среди вас, в действующей армии, приосеняя вас, братья наши, небесным благословением угодника Божия. Дерзайте убо, дерзайте, воины Божии! Господь Сил, Бог воинств, крепкий во бранех - с вами! Той победит враги яко всесилен!
Дорогие братья! С вами сердцем - вся Русская земля. На вас с любовью, с надеждой, с пламенной молитвой о вас взирают ваши отцы, ваши матери, ваши жены, ваши дети, братья и сестры. Нет нужды напоминать вам о мужестве - всему миру известны доблести нашего христолюбивого воинства. Еще отец нашего славнодержавного князя Владимира Равноапостольного, язычник Святослав говорил: "Ляжем костьми за родную Русь, победим или умрем: мертвым срама нет!" И этот завет древнего вождя, завет, освященный заповедию Христовою о любви, полагающей душу свою за други своя, стал неизменным священным заветом для каждого русского воина. И свято соблюдали этот священный завет наши воины на протяжении целых, тысячи лет, и охотно полагали души свои за родную землю в битвах кровавых - и с печенегами, и с половцами, и с татарами, и с немцами, и со шведами, и с японцами. Их кровью полита вся родная земля из края в край; этою святою кровью да беззаветной к ней любовью спаялась она и выросла в великое царство, занимающее шестую часть света. Теперь воюет с нами немец, который исстари хвалится своею честностью, гордится своею образованностью; один из воюющих с нами императоров носит даже титул "апостолического величества" и "христианнейшего" императора. Но увы! Куда девалась и их честность, и образованность, и все их хваленые добродетели? Лишь началась война, как они показали себя хуже дикарей, хуже турок и татар, хуже всяких неверующих в Бога язычников. Ужас сжимает сердце, когда читаешь, что творили они в Калише, например, и в других местах, коими удавалось им овладеть. Они прикалывали раненых русских воинов, бесчестили девушек, резали ремни из тела их, выкалывали глаза старикам, топтали ногами на смерть детей, вырезали груди женщинам... Язык немеет, отказывается перечислять все их жестокости. К небу вопиют их издевательства над нашими святынями. Совесть строго запрещает подражать этим неистовым дикарям, потерявшим и стыд человеческий, и страх Божий, и всякую совесть. Сохрани вас, Боже, дорогие братья, русские воины, в минуты гнева справедливого увлечься чувством мщения и обижать мирных жителей тех областей, которые Бог поможет вам завоевать от неприятеля. "Мне отмщение, - глаголет Господь. - Аз воздам!" И мы веруем, что воздаст - так воздаст, что будут враги наши помнить свои злодеяния навеки. А вы стоите за правое дело. Вы готовы и умереть за это дело. Но кто стоит за правду, тот и сам должен любить правду, носить ее в душе своей, как сокровище, и беречь себя от всякой неправды. Того требует закон самой правды Божией. Слово Божие говорит, что правда и от смерти избавляет (Пр. 11, 4). Смерть щадит тех, кто отдает себя в руки Божии, кто боится сотворить неправду и не боится умереть за правду.
Мы, смиренные иноки обители Сергиевой, ваши богомольцы у гроба сего великого чудотворца, мы умоляем вас именем преподобного Сергия: помните, что звание воина - святое звание, что в лике святых Божиих немало и святых воинов, таковы: Лонгин-сотник, стоявший у креста Господня, Корнилий-сотник, упоминаемый в книге Деяний Апостольских, Георгий-победоносец, Евстафий Плакида, Феодор-стратилат, Иоанн-воин и многие другие. Воинское звание не воспрепятствовало им получить венец мученический. Сего же венца просит у Господа св. Церковь и тем воинам, коим Бог судит душу свою положить на поле брани. Христолюбивый воин есть земной ангел-хранитель всех беззащитных - и малых деток, и старцев беспомощных, и всего своего отечества. Вот почему Сам Господь, по слову св. Писания, "научает руки верных Своих на ополчение и персты их на брань" (Пс. 14, 31). Он благословил оружие кроткого праотца Авраама, который воевал за освобождение из плена племянника своего Лота; Он повелел завоевать народу Своему землю обетованную; Он помогал и кроткому Давиду на иноплеменников, помогал и другим святым мужам и нашим предкам благочестивым защищать св. веру и отечество от неверных и нечестивых врагов. Так высоко звание воинское! Не напрасно же бывали случаи, что иной, находясь в великой скорби и желая привлечь на себя милость Божию, давал обещание идти в военную службу, подобно тому как дают обещание идти в монастырь или совершить какой другой подвиг, и Бог видимо принимал от него такой обет и благословлял его Своею милостию. Так один старец-воин рассказывал о себе, что в молодости у него болели глаза; года два лечили их, но он все же ослеп. И вот он дал обещание - охотою пойти в солдаты, и - он в тот же день прозрел, и 25 лет служил Царю и Отечеству, и никогда глаза у него не болели. Предтеча Господень Иоанн давал воинам особое наставление, как Царю служить, чтобы и Богу угодить. "Никого не обижайте, - говорил он, - ни на кого не клевещите и будьте довольны своим жалованьем" (Лук. 3, 14). Не обижайте врага бегущего, врага лежащего, истекающего кровью, лежачего не бьют, учит родная пословица. Излишнею обидою врагу не оскорбляйте поборающего по вас Ангела-хранителя вашего. К чужому добру не прикасайтесь. Сейчас ты осквернил совесть грабежом, а минуту спустя твое тело, уже бездыханное, с горстью золота в кармане будет уложено в могилу: а в могиле червонцы чему помогут? Да в могилу-то они и не попадут: оберут другие... А пред Богом целыми горами золота душу не искупишь. Не обижайте же никого! Не прикасайтесь к тому, что запрещено врачами: известно, что во все наши войны мы теряли людей во много раз больше от болезней, чем от вражеских пуль. А болезни бывают от того, что не хотят слушаться врачей, когда приходится жить в чужой стране, в чужом климате.
Берегите свою совесть, братья воины, как зеницу ока, и Бог вас сохранит. Наши предки, идя на войну, хранили себя в чистоте; собираясь в бой, говели, исповедовались, с Господом в пречистых Тайнах Его соединялись и в час битвы осеняли себя крестным знамением, имели на устах пресвятое имя Божие. Так поступали и святые Божии, например Георгий-победоносец. Святой Никон был сын язычника, а мать его была христианка. Отпуская сына на войну, мать умоляла его ограждать себя в минуту смертной опасности крестным знамением. И вот в пылу жаркой битвы вспомнил он завет матери, взглянул на небо и, ограждая себя крестным знамением, сказал: "Христе Боже всесильный, покажи на мне силу креста Твоего, и я отныне буду Твоим рабом вместе с моею матерью". И вдруг почувствовал он в себе такое мужество, такую силу, что бросился на врагов и переколол их столько, что и сам невольно в изумлении воскликнул: велик Бог христианский, столь дивно побеждающий врагов крестным знамением. И Никон стал христианином, обратил ко Христу многих товарищей, а потом принял монашество и пострадал за веру Христову. А как Бог хранит на войне тех, кто сам себя хранит в чистоте и целомудрии, вот тому пример. Один греческий воин шел на войну против болгар. По пути ему случилось ночевать в селении. Прельстилась его красотою одна легкомысленная девица и ночью стала на грех соблазнять. Но юноша удержался и три раза от себя ее прогонял. Потом он заснул и видится ему поле, и на том поле видит он много греков убитых: все поле покрыто трупами, а посреди их порожнее место - так, как можно лечь одному человеку. И было ему сказано: "Лежать бы тебе на этом месте, но за то, что три раза боролся ты со змеем - ты не будешь убит". Так хранит Бог того, кто сам хранит себя от греха. Великое дело и молитва. Лет 30 назад хоронили в Одессе одного почтенного старца - генерала Петрова. Отпевал его известный проповедник архиепископ Никанор. И поведал святитель Божий в надгробном слове своем, что покойный участвовал в 160 боях, под градом пуль и всяких смертоносных снарядов, пред лицом тысячи смертей, и ни разу не был ранен. Вспомнил тогда святитель и о другом герое, графе Остене-Сакене, который также участвовал в ста почти боях и также ни разу не был ранен. Отчего? Откуда это чудо? А известно, что эти герои, становясь лицом к смерти, всегда с верою читали про себя дивный псалом: "Живый в помощи Вышняго..." И что это за чудный псалом! Какая сила веры и крепость упования на помощь и охрану Божию слышится в нем! Заучите его и вы, воины православные, на память, читайте его каждый день и утром и вечером. В этом псалме верующая душа всю себя отдает в волю Божию и говорит Господу: "Заступник мой еси, и прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него". И Царь пророк Давид успокаивает эту верующую душу дивными обетованиями; он говорит ей: "Господь избавит тебя от сетей ловца" - от незримых козней диавола, от клеветы и злобы человеческой. "Плещма Своима" - своими крылами "осенит" тебя. Как орел защищает от врага свое детище, так и Он покроет тебя Своею силою всемогущею, и ты, как птенец, "под криле Его надеешися" - будешь в полной безопасности. "Оружием окружит тебя истина Его и не убоишься ты ни страха нощнаго, ни стрелы, летящей во дни". Пусть градом сыплет враг на тебя ядовитые стрелы свои и справа и слева - Бог защита твоя; падет от шуей страны твоей тысяча пуль или стрел, и тьма - десятки тысяч - одесную тебя, к тебе же ни одна из них не приближится. Ты сам своими очами увидишь, что враги твои не останутся безнаказанными: "Воздаяние грешников узриши. Вышняго положил еси прибежище твое": за то и "не приидет к тебе", не повредит тебе никакое "зло, и рана не приближится телеси твоему", ибо Ангелам Своим Господь заповедает охранять тебя во всех путях твоих. В минуту опасности они на руках поднимут, поддержат тебя, да не "преткнеши о камень ногу твою...". И все это непременно сбудется на тебе, ибо слышишь: Сам Господь вещает о тебе: "Яко на Мя упова, избавлю его, покрыю его" от всякой беды, "яко позна имя Мое", потому что знает Меня одного, исполняет благую волю Мою: "Воззовет ко Мне и услышу его, с ним есмь во всякой скорби" и беде, и Я не только избавлю его от скорбей, но и прославлю его, и скорби на радость ему преложу. "Долготою дней исполню его и явлю ему спасение мое" как в сей временной, так и в будущей жизни.
Вот вам, дорогие наши защитники, воины христолюбивые, крепкий щит и ограда в час битвы. Оградите себя крестным знамением, возложите на себя крестики или образки - ваше родительское благословение: нередко бывали случаи, что от такого образка или крестика отлетала и пуля вражеская, и - с Богом - за святую веру, за родную Русь, за Царя-батюшку - Божия Помазанника. Ведайте, что за вас молится вся Русь православная, вся Церковь Божия, за вас молятся все святые угодники Божии - печальники родной им Русской земли. Ведайте, что на вас смотрит с высоты небесной Сама Заступница рода христианского - Матерь Божия. Она приосенит вас Своим честным омофором в минуту смертной опасности; Она Сама воспримет души ваши, если Бог кому судит лечь костьми за Святую Русь. И жизнь, и смерть - в руках Божиих; но разве не великое счастие отдать жизнь за святую веру, за Царя и родную землю? Церковь просит у Бога за такой подвиг венца мученического, вот почему наши предки шли на битву с священными песнопениями их победным кличем было: "С нами Бог!"
"Господи Сил, с нами буди, иного бо разве Тебе помощника в скорбях и не имамы: Господи Сил, помилуй нас..."
Свято-Троицкой Сергиевой Лавры Священно-Архимандрит, Макарий, митрополит Московский и Коломенский.
Троицкие иноки:
Редактор-цензор всех Троицких изданий Член Святейшего Синода Архиепископ Никон,
Наместник Троицкой Сергиевой Лавры Архимандрит Товия,
Казначей Лавры Архим. Досифей.
Соборные старцы: Экклес. Архим. Аполлос.
Архимандрит Нил, Игумен Анания, со всею о Христе братиею.
(Ответ вопрошающему)
Истина только одна.
Истинная вера только одна. Это - вера православная.
Всякая неправославная вера имеет в себе или примесь лжи, или вся ложна.
Отец лжи есть диавол, а Бог ненавидит ложь.
Кажется, все это для православного христианина самые простые, самые неоспоримые истины. Если он верует во святую, соборную и- апостольскую Церковь, то он должен веровать и в то, что она одна есть столп и утверждение спасительной истины, что в нее, как в сокровищницу, Апостолы и богоносные мужи - учители Церкви вложили все, что православному христианину нужно для спасения. А стало быть: слушайся Церкви, пользуйся ее таинствами, делай то, что она тебе заповедует, и спасешься. А заповедует она соблюдать и исполнять заповеди Божии. Вот и все...
К чему же после этого православному христианину еще вопрошать: "Угодны ли Богу другие веры: лютеранство, латинство и прочия, им же несть числа?" Ответ ясен сам по себе. Не говорю уже об язычестве, магометанстве, иудействе с его талмудом. Даже о христианских исповеданиях верный сын Церкви скажет то, что говорил незабвенный святитель Феофан: "Не хочу входить в суждение: спасутся ли католики, - одно знаю: если я оставлю православие и уйду в латинство, то - несомненно погибну". Бог всем хочет спастись и в разум истины прийти; Его пути неисповедимы; кто не мог познать истины чистой, какова истина нашего святого православия, с того меньше и взыщется, а все же взыщется, кто же и имел к тому полную возможность и познал сокровище православной истины, но изменил сей истине, тому нет прощения: он погибнет, аще не покается.
Казалось бы: ясно, как Божий день: "Высших себе не ищи и крепльших не испытуй: яже ти поведена суть - в сих пребывай" и - довлеет тебе! Кто ты, что хочешь знать неиспытуемые суды и судьбы Божии? Знай себе, и будет с тебя.
Но вот есть такие пытливые люди, которые не довольствуются такими бесспорными истинами и готовы спорить даже против них. Они хотят проникнуть в суды Божии и как бы возражать Самому Господу Богу. Забывают мудрое слово Апостола: "Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого?" (Рим. 9, 21). Или ты недоволен, что ты являешься сосудом для "почетного употребления"? Смирись в уме своем, возблагодари, что обладаешь чистым сокровищем истины, молись, да пребудеши во истине, и предоставь Богу судьбы тех людей, которые не принадлежат к твоей матери Церкви, хотя бы они и родные тебе по плоти. Тебе тяжело это слышать? Но ужели думаешь, что ты милостивее Господа Бога, премудрее Церкви, сей таинницы мудрости Божией? Укоряй себя, что ты не хочешь, не умеешь, нерадишь о том, чтобы родных своих делать соучастниками сокровищ благодати, столь преизобильно изливаемой от Церкви в ее таинствах, в ее богослужении, в ее учении о спасении нашем. Это твой долг, ты должен озаботиться присоединить к Церкви наипаче присных тебе по крови, но еще чуждых по духу людей. А ты как будто хочешь, чтобы Церковь насилием привлекла их к себе, в свои недра, помимо их воли и соизволения, и притом уже после их смерти? Ты хочешь, чтобы Бог, Господь наш Иисус Христос, создавший Церковь Свою для хранения чистой истины, допустил пребывать в ней сознательной, упорной лжи в виде тех заблуждений, коих держатся латины, лютеране и другие инославцы, держатся столь крепко, что считают православную Церковь причастною какой-то ереси: возможно ли это? Конечно, един Ведущий сердца человеческие знает, насколько сознательно кто из неправославных отстоит от православной истины и держится лжи: ожесточенный фанатик иезуит, называющий православие "песьей верой", ставящий ложь в ряд нравственно-допустимых понятий чрез свое правило: "Цель оправдывает средства", или же простой французский крестьянин, едва умеющий читать и вовсе незнакомый с тонкостями богословских споров, верующий в простоте сердца, как его учит духовный отец и с верою принимающий таинства своей церкви? Известно слово Господа, что ведевый волю господина своего и несотворивый биен будет много, а неведевый и несотворивый по воли его биен будет мало. Кто ведает пути Господни? Пути милосердия Его? Вот, может быть, для таких-то простецов, почти неповинных в своем уклонении от православия, "земные перегородки", по выражению митрополита Киевского Платона, "и не доходят до неба", но это уж дело Божие, а не наше, и надеяться на сие рассуждение православному, и в этой надежде искать оправдания измене православию для себя - было бы преступно... Это ведь не общецерковное учение, а лишь мнение одного святителя; его могут разделять многие, но это еще - не Церковь. Для православного христианина нет и нужды углубляться в исследования: можно ли спастись в неправославии? Если бы было можно, то Церковь и принимала бы инославных в свои недра без всякого отречения от лжеучений, которые она считает еретическими, неправославными. Не было бы и разницы исповеданий. Очевидно, Церковь уклоняется от общения в молитве и таинствах с инославными, как чуждыми ей, как не- чадами ее. И чада ее не имеют права мудровать по своему и должны склоняться пред ее божественным авторитетом. Спасение было бы возможно даже и для сатаны, но Бог не насилует свободы Своих созданий, а сатана, по своей богопротивной гордыне, никогда не склонит свою волю к смиренному признанию своего богоотступничества. Люди - не бесы, не духи злобы, они имеют полную возможность смириться, и прочтите поучительную повесть в житии преподобного Антония Великого о том, как два беса приходили к нему с вопросом: возможно ли для них покаяние? Ангел Божий возвестил угоднику Божию, что Господь не отвращается никого, кто приходит к Нему в покаянии, хотя бы и сам сатана пришел, но "злоба древняя не может быть новою добродетелью". Люди - не бесы, не духи злобы: они имеют полную возможность смириться и принести покаяние, но надо, чтоб это они приняли своим произволением, открыли свое сердце для благодати, которая всегда готова помочь нам в деле спасения нашего. А мы, любя их, должны все меры употреблять, чтоб содействовать им в сем деле, располагая их к общению с Церковию, раскрывая им, если, конечно, не станут отвергать, все сокровища благодати, Церковью хранимые. И сие будет бесконечно благотворнее пытливых вопрошений о том: угодны ли Богу веры, в коих, по свидетельству нашей матери Церкви, ложные мудрования примешаны к чистой истине православия. Надо жалеть заблуждающихся, а не потворствовать им в заблуждениях. Тем паче беречь себя от заражения сими заблуждениями. Ереси, конечно, Богу не угодны: это плевелы среди пшеницы чистого учения, и, как вредные семена, примешанные к пшенице, делаются отравою, когда пшеница обратится в хлеб, так и ложные учения, воспринятые в сердце вместе с чистим учением Церкви, вредят душе христианина. Можно ли даже и спрашивать: угодны ли Богу такие, отравленные ложным учением, исповедания веры? Ясно, что неугодны. На вопрос о возможности спасения в сих исповеданиях общий ответ: только в Церкви православной обрести можно спасение. Так учит сама Церковь. Так и должно быть. Ибо спасение только в истине, а истина только в Церкви, только одна, как и Церковь - одна: верую во едину святую соборную и апостольскую Церковь, говорит наш символ веры.
"Мои дневники"
|
