Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

МОНСЕНЬОР РУА: "ЦЕРКОВЬ РИСКУЕТ ПРЕВРАТИТЬСЯ В СУБКУЛЬТУРУ"

Архиепископ Пуатье (Франция), монсеньор Альбер Руэ отвечает на вопросы.

http://www.21rs.es/news/view/6953. Пер. с испанского из: jacopone-da.livejournal.com. Cм. библиографию.

Уже несколько месяцев Католическую церковь в Европе сотрясают педофильские скандалы. Вас они застали врасплох?

Мне бы хотелось сначала отметить вот что: для педофилии необходимы два условия – глубокая извращенность и власть. Это значит, что опасность существует в любой закрытой, идеологизированной, сакрализованной системе. Пока любой институт – включая церковь – основан на праве сильного, там будут происходить финансовые и сексуальные скандалы. Это урок нынешнего кризиса, и это возвращает нас к Евангелию: слабость Христа необходима и Церкви.

Во Франции у Церкви уже нет такой власти, так что у нас бывают ошибки, пороки, падения отдельных людей, порой серьезные и всеми осуждаемые, но система работает уже по-другому.

Эти разоблачения пришли после целой серии кризисов во время понтификата Бенедикта XVI. Что случилось с Церковью?

Уже некоторое время Церковь страдает от испытаний изнутри и извне. Наш Папа – скорее теоретик, чем историк. Он все еще думает, как профессор: если вопрос правильно поставить, он уже наполовину разрешен. Но в жизни всё не так; бывают сложности, реальность сопротивляется. Это видно и по нашим епархиям, но мы делаем, что можем. Церкви трудно найти свое место в сегодняшнем мире, это сердцевина проблемы. Сейчас меня волнуют две вещи. В Церкви сейчас слово как бы заморожено, окаменело. Любое экзегетическое или моральное сомнение считают кощунством. Обсуждение не происходит свободно и спонтанно, вот что печально. В то же время в Церкви царствует атмосфера нездоровой подозрительности. Римский централизм, целая сеть доносчиков... Люди проводят время, обвиняя того или иного епископа, строча доносы и собирая компромат. И это еще удесятеряется в Интернете.

С другой стороны, Церковь берет пример с общества. Обществу нужна безопасность, новые законы – и Церковь тоже умножает декреты и регламенты. Мы защищаемся, мы закрываемся. Это признаки закрытого мира, и это настоящая катастрофа.

Монсеньор Андре Вен-Труа сказал в Лурде 26 марта, что в Церкви Франции наблюдается кризис призваний, неумение передать свою веру, размывание присутствия христиан в обществе. Как вы справляетесь с этой ситуацией?

Мне кажется, что мы находимся в конце эпохи. Мы перешли от христианства привычки к христианству убеждения. Раньше христианство было сильно монополией на священные обряды. С появлением новых религий и секуляризацией этой монополии уже нет.

Можно ли сказать, что бабочка – это больше или меньше, чем куколка? Это просто другое существо. Поэтому я не рассуждаю в терминах упадка и кризиса: мы в процессе изменений. Нам нужно понять масштаб этих изменений.

Вот моя епархия: 60 лет назад в ней было 800 священников. Сейчас их только 200, но кроме них есть 45 диаконов и 10 000 мирян, работающих в 320 местных общинах, которые мы создаем уже 15 лет. Это лучше, чем было раньше. Надо от чего-то отказываться, что-то новое создавать. Когда Церковь слушает и приспосабливается к людям, к их образу жизни, режиму дня, люди начинают приходить в церковь, даже на занятия катехизисом. И Церковь может измениться, может приспособиться.

Каким образом?

У нас уже не хватает работников на 36 000 приходов. Так что или мы посчитаем это несчастьем, попытаемся любой ценой выйти из него, вновь возведем священника на сакральный пьедестал, или же придумаем что-нибудь другое. Бедность Церкви – это возможность изобрести что-нибудь новое. На кого опирается Церковь – на клир или на всех крещеных? По-моему, надо больше доверять мирянам и покончить со средневековой территориальной организацией. Это важнейшее изменение. И это вызов.

Не пора ли открыть священство для женатых мужчин?

И да, и нет! Нет, потому что представьте себе, завтра я рукополагаю десятерых женатых (и мог бы, я их знаю, они вполне готовы), дело не в этом. Я не смог бы платить им зарплату. Так что им пришлось бы работать где-то еще, и в церкви они бывали бы лишь в воскресенье, служили бы мессу. Так у нас снова появились бы священники «только для обрядов». Какая уж тут современность...

Но если мы изменим само понятие священнического служения, если место священника в общине будет другим, тогда можно будет и женатых рукополагать. Священник не должен быть «отцом-покровителем» прихода; он должен помогать крещеным возрасти в вере, учить их, не давать им замкнуться в себе.

Священник должен напоминать им, что они христиане для других, а не для себя. Тогда служение Евхаристии будет проявлением братства. Если мирян считают беспомощными младенцами, никто не будет доверять Церкви. Надо говорить с людьми как взрослые со взрослыми.

Вы считаете, что слово Церкви непонятно миру. Почему?

Сейчас сформировалось что-то вроде «духовного пузыря», в котором плавают слова. Начиная с самого слова «духовный». Поэтому надо дать христианам возможность определять и выражать свою веру. Не надо снова и снова повторять официальную доктрину, дайте людям самим высказать, к чему они склоняются и что любят.

Наши речи уже не работают. Надо бы спуститься с гор на равнину и быть смиреннее. Нужно многому научиться, потому что о вере в обществе христиан уже давно не говорят.

Каковы, по вашему мнению, опасности для Церкви?

Опасность вполне реальна. Церковь рискует превратиться в субкультуру. Мое поколение воодушевляла идея инкультурации, открытости людям и обществу. Сейчас христиане стремятся закрыться и затвердеть, потому что им кажется, что их не понимают. Но обвиняя окружающих во всех смертных грехах, ничему не сможешь их научить. Наоборот, от нас требуется бесконечное милосердие к этому миру, где миллионы людей умирают с голоду. Мы должны смягчить этот мир, научить его любить, а для этого и сами должны стать мягче и любовнее.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова