Письмо Владимира Соловьёва Льву Толстому.

О ВОСКРЕСЕНИИ ХРИСТА *)

Петербург, 28 июля – 2 августа 1894.

Оп.: "Путь".— 1926.— № 5 (октябрь-ноябрь).— С.97-99.

Петербург, 28 июля — 2 августа 1894.

Дорогой Л. Н.! Со времени моего последнего письма, отправленного через гр. Кр. я был дважды серьезно болен и не хочу долее откладывать важного разговора, который я Вам должен.

Все наше разногласие может быть сосредоточено в одном конкретном пункте — воскресении Христа. Я думаю, что в Вашем собственном миросозерцании (если я только верно понимаю Ваши последние сочинения) нет ничего такого, что мешало бы признать истину воскресения, а есть даже нечто такое, что заставляет признать ее. Сначала скажу об идее воскресения вообще, а потом о Воскресении Христа.

1) Вы допускаете, что наш мир прогрессивно видоизменяется, переходя от низших форм и ступеней бытия к высшим, или более совершенным, 2) Вы признаете взаимодействие между внутренней жизнью и внешней физической и 3) на почве этого взаимодействия Вы признаете, что совершенство духовного существа выражается в том, что его собственная духовная жизнь подчиняет себе его физическую жизнь, овладевает ею.

Исходя из этих трех пунктов, я думаю, необходимо придти к истине воскресения. Дело в том, что духовная сила по отношению к материальному существованию не есть величина постоянная, а возрастающая. В мире животном она вообще находится в скрытом потенциальном состоянии; в человечестве она освобождается и становится явной. Но это освобождение совершается сначала лишь идеально, в форме разумного сознания: я различаю себя от своей животной природы, сознаю свою внутреннюю независимость от нее и превосходство пред нею. Но может ли это сознание перейти в дело? Не только может, но отчасти и переходит. Как в миpe животном мы находим некоторые зачатки или проблески разумной жизни, так в человечестве несомненно существуют задатки того высшего совершенного состояния, в котором дух действительно фактически овладевает материальной жизнью. Он борется с темными стремлениями материальной природы и покоряет их себе (а не различает только себя от них). От степени внутреннего духовного совершенства зависит большая или меньшая полнота этой победы. Крайнее торжество враждебного материального начала есть смерть, т. е. освобождение хаотической жизни материальных частей с разрушением их разумной, целесообразной связи. Смерть есть явная победа бессмыслия над смыслом, хаоса над космосом. Особенно это ясно относительно живых существ высшего порядка. Смерть человека есть уничтожение совершенного организма, т. е. целесообразной формы и орудия высшей разумной жизни. Такая победа низшего над выс-

___________________

*) Мы воспроизводим это малоизвестное в широких кругах читателей интересное письмо Вл. Соловьева к Л. Н. Толстому. В собрание сочинений Вл. Соловьева оно не вошло.

шим такое обезоружение духовного начала показывает, очевидно, недостаточность его силы. Но ведь эта сила возрастает. Для человека бессмертие есть то же, что для животного разум: смысл животного царства есть животное разумное, т. е. человек. Смысл человечества есть бессмертный, т. е. Христос. Как животный мир тяготеет к разуму, так человечество тяготеет к бессмертию. Если борьба с хаосом и смертью есть сущность мирового процесса причем светлая, духовная сторона хоть медленно и постепенно, но все-таки одолевает, то воскресение, т. е. действительная и окончательная победа живого существа над смертью, есть необходимый момент этого процесса, который в принципе этим и оканчивается; весь дальнейший прогресс, строго говоря, имеет лишь экстенсивный характер, состоит в универсальном усвоении этой индивидуальной победы или в распространении ее следствий на все человечество и на весь мир.

Если под чудом разуметь факт, противоречащий общему ходу вещей и потому невозможный, то воскресение есть прямая противоположность чуду — это есть факт, безусловно необходимый в общем ходе вещей, если же под чудом разуметь факт, впервые случившийся, небывалый, то воскресение «первенца из мертвых» есть конечно, чудо совершенно такое же, как появление первой органической клеточки среди неорганического миpa, или появление животного среди первобытной растительности или первого человека среди орангутангов. В этих чудесах не сомневается естественная история, так же несомненно и чудо воскресения для истории человечества.

Разумеется, с точки зрения механического материализма, все это — nul et non avenu. Но я был бы очень удивлен, если б с Вашей точки зрения услышал какое-нибудь принципиальное возражение. Я уверен, что идея воскресения «первенца из мертвых» для Вас так же естественна, как и для меня. Но спрашивается, осуществилась ли она в том историческом лице, о воскресении которого рассказывается в Евангелиях. — Вот основания, которыми я подтверждаю свою уверенность в действительном воскресении этого лица, Иисуса Христа, как первенца из мертвых.

I. Победа над смертью есть необходимое натуральное следствие внутреннего совершенства; то лицо, в котором духовное начало забрало силу решительно и окончательно над всем высшим, не может быть покорено смертью; духовная сила, достигнув полноты своего совершенства, неизбежно переливается, так сказать через край субъективно психической жизни, захватывает и телесную жизнь, преображает ее, а затем окончательно одухотворяет, неразрывно связывает с собой. Но именно образ полного духовного совершенства я и нахожу в Евангельском Христе; считать этот образ вымышленным я не могу по множеству причин, приводить которые нет надобности, так как и Вы не считаете евангельского Христа мифом. Если же этот духовно-совершенный человек действительно существовал, то он тем самым был первенец из мертвых и другого такого ждать нечего.

II. Второе основание моей веры позвольте пояснить сравнением из другой области. Когда астроном Леверье посредством известных вычислений убедился что за орбитой Урана должна находиться еще другая планета, а затем увидал ее в телескоп именно так, как она должна была быть по его вычислениям, то едва ли он имел какой-нибудь разумный повод думать, что эта видимая нам планета не есть та, которую он вычислил, что она не настоящая, а настоящая еще может быть откроется впоследствии. Подобным образом, когда, основываясь на общем смысле мирового и исторического процесса и на последовательности его стадий, мы находим, что после проявления духовного начала в идейной форме — с одной стороны, в философии и художестве эллинов, а с другой стороны, в этическо-религиозном идеале пророков еврейских (понятие Царства Божия) — дальнейший высший момент этого откровения должен был представить явление того же духовного начала личное и реальное его воплощение в живом лице, которое не в мыслях только и художественных образах а на деле должно было показать силу и победу духа над враждебным дурным началом и его крайним выражением — смертью, т. е. должно было действительно воскресить свое материальное тело в духовное, — и когда вместе с тем у свидетелей очевидцев, неграмотных евреев, не имеющих никакого понятия о мировом процессе, его стадиях и моментах, мы находим описание именно такого человека, лично и реально вопло-

щающего в себе духовное начало, причем они с изумлением, как о событии для них неожиданном и невероятном рассказывают, что этот человек воскрес, т. е. представляют чисто эмпирически, как последовательность фактов, то, что для нас имеет внутреннюю логическую связь, — видя такое совпадение, мы решительно не вправе обвинять этих свидетелей в том, что они выдумали факт все значение которого для них не было ясно. Это почти то же, как если б мы предположили, что рабочие, строившие телескоп Парижской Обсерватории, хотя ничего не знали о вычислениях Леверье, однако, нарочно устроили так, чтобы он увидал в этот телескоп призрак несуществующего Нептуна.

III. О третьем основании моей веры в воскресение Христа я упомяну только в двух словах, т. к. оно слишком известно, что не уменьшает его силы. Дело в том, что без факта воскресения необычайный энтузиазм апостольской общины не имел бы достаточного основания и вообще вся первоначальная история христианства представляла бы ряд невозможностей. Разве только признать (как это иные и делали), что в христианской истории вовсе не было первого века, и что началось она прямо со второго, или даже с третьего.

Я лично, с тех пор как признаю, что история миpa и человечества имеет смысл, не имею ни малейшего сомнения, в воскресении Христа, и все возражения против этой истины своею слабостью только подтверждают мою веру.

Единственное серьезное и оригинальное возражение, которое мне известно, принадлежит Вам. В одном недавнем разговоре со мною, вы сказали, что, если признать воскресение и следовательно особое сверхъестественное значение Христа, то это заставит христиан более полагаться для своего спасения на таинственную силу этого сверхъестественного существа, нежели на собственную нравственную работу. Но ведь такое злоупотребление истиною в конце концов есть лишь обличение злоупотребляющих. Так как на самом деле Христос, хотя и воскресший, ничего окончательного для нас, без нас самих сделать не может, то для искренних и добросовестных христиан никакой опасности квиэтизма тут быть не может. Ее еще можно было бы допустить, если бы воскресший Христос имел для них видимую действительность, но при настоящих условиях, когда действительная личная связь с ним может быть только духовною, что предполагает собственную нравственную работу человека, только лицемеры или негодяи могут ссылаться на благодать в ущерб нравственным обязанностям. К тому же Богочеловек не есть всепоглощающее абсолютное восточных мистиков и соединение с ним не может быть односторонне-пассивным. Он есть «первенец из мертвых», указатель пути, вождь и знамя для деятельной жизни, борьбы и совершенствования, а не для погружения в Нирвану.

Во всяком случае, каковы бы ни были практические последствия Воскресения Христова, вопрос об истине его решается не ими.

Мне было бы в высшей степени интересно знать, что Вы скажете об этом по существу. Если Вам не охота, или некогда писать, то подожду свидания. Будьте здоровы, сердечно кланяюсь Вашим всем.

Искренно Вам преданный

Влад. Соловьев.