Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы

Татьяна Таирова-Яковлева

Книги о Мазепе.

Рец. на кн.: Бабулин И. Б. Князь Семен Пожарский и Конотопская битва. Санкт-Петербург: Общество памяти игумений Таисии , 2009. 168 с. ISBN 978-5-91041-047-7.

См. работы Бабулина.

Оп.: Петербургские славянские и балканские исследования. 2012. № 2 (12). Июль - декабрь

Попытки вытащить из небытия забытые события далекого прошлого и превратить их в поле боя современных историков — лично у меня вызывают искреннее удивление. Как может человек XXI века воспринимать своей личной обидой или радостью сражения, победы или поражения более чем трехвековой давности? Тем не менее, стоило одним отметить нелепый юбилей битвы, которая не имела никакого глобального значения для исторических судеб Украинского гетманства и России, как вторые яростно бросились в бой, находя нелицеприятные аргументы для своих оппонентов.

В таком личностно-эмоциональном подходе тонет научная составляющая исследо­ваний — и это явно видно на примере рецензируемой работы И. Б. Бабулина.

Любая историческая работа начинается с обзора историографии и источников. В небольшой книге, представляющей собой, по сути, брошюру, сделать развернутый анализ работ предшественников, разумеется, невозможно. Однако хотя бы дать пред­ставление об основных школах и истории развития исторической науки рассматривае­мого периода — необходимо. Тогда вряд ли бы возникло впечатление, что украинские исследователи записаны в огульные «враги». И. Б. Бабулин заявляет, что русскую армию украинские историки называют «оккупационной» — но такая лексика присутствует в политизированной публицистике, но вовсе не в академической украинской науке.

Бабулин пишет: «В 90-е годы прошлого века, на волне националистической исте­рии в украинской исторической науке, многие видные исследователи (В. А. Смолий, В. С. Степанков, Ю. А. Мыцык, О. М. Апанович и др.) ранее прилежно освещавшие события с марксистко-ленинских позиций, вдруг неожиданно изменили свои взгляды и стали украинскими самостийниками и "патриотами"» (С. 45). Честно говоря, мне не ясно, почему у И. Б. Бабулина слово патриоты взято в кавычки. Или он не считает возможным существование украинского патриотизма? Вообще, человеку не самого

258 Петербургские славянские и балканские исследования

Рецензии

юного возраста, не подобало бы упрекать коллег в следовании «марксистко-ленинским позициям». Как известно, не было ни единого историка от студента до академика, кото­рый не был бы вынужден им следовать в советские времена. Но в отношении светлой памяти Олены Апанович такое обвинение звучит особенно некорректно, и я не могу не вступиться за ее честь.

Следует напомнить, что еще в 1972 г. О. М. Апанович, известная исследовательница казацкой эпохи, была уволена из института истории АН УССР с формулировкой «за пропаганду буржуазно-националистических идей и дружеские отношения с репрессиро­ванными диссидентами», вместе с такими выдающимися историками, как О. С. Компан и Я. И. Дзира. Карьера ее была навсегда сломана, она писала только «в стол». Восстанов­лена она была в институте только в 1994 г., незадолго до смерти, и упрекать ее в «при­лежном следовании марксистко-ленинским позициям» — как минимум нелепо. ^

Вообще, если обращаться к историографии, то представление о Конотопской битве, £ как серьезном поражении русского оружия, создали вовсе не украинские историки, в но выдающийся русский исследователь С. М. Соловьев. Он писал: «В печальном ©" платье вышел Алексей Михайлович к народу, и ужас напал на Москву... в августе по государеву указу люди из всех чинов спешили на земляные работы для укрепления Москвы. Сам царь с боярами часто присутствовал при работах; окрестные жители с семействами, пожитками наполняли Москву, и шел слух, что государь уезжает за Волгу, за Ярославль»1. Бабурин, правда, вскользь упоминает, что «Соловьев не понял», что траур был вызван не числом погибших, а скорбью по гибели молодых дворян, и упре­кает выдающегося историка в отсутствии «должного исследования документальных источников» (С. 140). Позволю себе однако согласиться с Соловьевым — траур (не важно, из-за количества или «качества» погибших), паника в Москве и личное участие царя в строительстве укреплений в столице — явления крайне редкие для царствования Алексея Михайловича и свидетельствующие, что современники видели в поражении под Конотопом печальное, серьезное и опасное событие.

Думается, что слишком категоричным звучит и следующее заявление: «Анализ работ Костомарова приводит к выводу о том, что он часто грешил простым переписыванием (компиляцией) малодостоверных источников без должного критического анализа» (С. 45). Историческая наука конечно не стоит на месте, и историки XIX в. иначе относились к источникам, чем это принято в XXI в. По сравнению с В. Н. Татищевым Костомаров был уже образцом источниковеда. Бабулин не учитывает и тот факт, что Костомарову были доступны многие источники, которые к настоящему моменту утрачены — напри­мер, казацкое собрание Публичной библиотеки, частные собрания Киева, многие фонды московских архивов и др. Наконец, Бабулин почему-то пользовался современным научно-популярным изданием произведения Н. И. Костомарова, в котором отсутствуют ссылки на источники, имеющиеся в прижизненных изданиях трудов ученого2.

Вообще, заметно слабое знание Бабулиным историографии вопроса, особенно иноязычной. Он ссылается на статьи П. Кролля и А. Бульвинского, а их монографии3

1 Соловьев С. М. Сочинения. Книга VI. История России с древнейших времен. М., 1991. Т. 11. С. 50.

2 Костомаров Н. И. Гетманство Выговского // Костомаров Н. И. Монографии и исследования. СПб., 1872. Т. П. ъКгой P. Od ugody Hadziackiej do Cudnowa. Kozaczyzna miedzy Rzeczapospolita^ a Moskwa^ w latach 1658-1660.

Warszawa, 2008; Булъвтсъкий А. Г. Украшсько-росшсыа взаемини 1657-1659 pp. в умовах цивш1зацшного розмежування на сход1 Свропи. Кшв, 2008.

2012. № 2 (12). Июль - декабрь 259

Studia Slavica et Balcanica Petropolitana

посвященные данному вопросу и раскрывающие его значительно шире, обходит молчанием.

Автор демонстрирует также весьма странный и выборочный подход к источникам. Он считает наиболее достоверными сведения о потерях русской армии, сохранившиеся в материалах Разрядного приказа в фондах РГАДА, где, по его мнению, «зафиксированы действительно реальные потери каждого воинского соединения» (С. 146). Однако эти данные должны быть подкреплены другими, нередки случаи, когда воеводы искажали информацию в своих отчетах. Они часто преувеличивали собственные успехи или наоборот - сглаживали неудачи. Яркий тому пример — отписки В. Б. Шереметева из-под Чуднова, буквально накануне капитуляции. Из них можно предположить, что воеводе удавалось добиться значительных успехов в стычках с татарами и поляками. К тому же в РГАДА документы, к сожалению, сохранились отрывочно, часто не хватает отдельных листов или они рассыпаны по разным фондам. Только привлечение всего комплекса источников и их критический анализ может позволить восстановить более-менее объективную картину событий.

При этом Бабулин очень пренебрежительно относится к польским источникам и малороссийским летописям. На протяжении всего текста Бабулин заочно спорит с С. Величко, автором известной казацкой летописи. При этом он дает такую характеристику данного источника: «Речь идет о Летописи Самойло Величко, который сам не мог быть очевидцем данного происшествия, поскольку в то время еще не родился. Добавим также то, что его летопись была написана не ранее начала XVIII века» (С. 45-46). Однако первый том летописи С. Величко, в котором содержится описание битвы под Коното-пом, является переводом на украинский язык знаменитого польского произведения С. Твардовского «Wojna domowa». Об этом прямо говорит сам С. Величко, а пользовался он этим источником (с дополнениями различных документов и казацких летописей) именно потому, что не жил во времена Б. Хмельницкого и «Руины»4. Поэтому критика Бабуриным Летописи Величко как исторического источника некорректна («Красивая сказки Величко о казаках, взятых Пожарским в ходе погони... скорее всего, сочинены самим летописцем. Напомним, Величко не был свидетелем данного события и писал свою историю, добавляя вымышленные эпизоды, вымышленных лиц и вымышленные речи спустя шестьдесят лет после сражения» — С. 85).

Строго относясь к украинским и польским нарративным источникам, Бабулин почему-то доверяет литературному сочинению Эвлии Челеби, которое представляет собой описание путешествий, полное фантазий и художественных вымыслов автора.

Изучая исключительно военный аспект событий и не затрагивая социально-политические процессы, Бабулин, тем не менее, предлагает собственную концепцию происходивших событий. Он пишет: «События на Украине 1658-1659 гг., связанные с изменой гетмана Войска Запорожского И. Выговского, следует расценивать как казацкий мятеж подданных русского царя — гетмана и части старшины Войска Запорожского». В качестве аргумента Бабулин ссылается на летопись С. Величко (С. 42), о которой он ранее столь пренебрежи­тельно отзывается. Давайте разберемся в самом понятии «казацкий мятеж».

Кто были сторонники И.Выговского? Старшина, казаки большинства полков (за исключением полтавского и миргородского), мещане, шляхта, духовенство. Значит,

4 Величко С. Летопись событий в Юго-Западной России в XVII. Киев, 1848. Т. 1. С.449-450.

260 Петербургские славянские и балканские исследования

Рецензии

мятеж уже не только «казацкий». Какими были требования «мятежников»? Они про­сили увеличения жалования или «вольностей» казакам? Нет, они пытались создать «Княжество Руськое» в качестве равноправной части «триединой» Речи Посполитой, с собственным сеймом, монетой и т.д. Они добивались от поляков права создавать академии и школ, уничтожения церковной унии (Гадячскии договор). На переговорах с русскими они пытались добиться отмены воеводского правления, самостоятельной церкви, права на внешнеполитические контакты и на Белоруссию (Жердовские статьи 1659 г.)5. Так как же можно говорить о казацком мятеже? Вообще, достаточно прочитать обращение к европейским народам Ивана Выговского6, чтобы понять, что термин Бабу-лина «казацкий мятеж» не имеет ничего общего с реалиями данных событий XVII в.. Пренебрежительное отношение к польским нарративным источникам и трудам своих

предшественников приводит в работе Бабулина к ошибкам и неточностям. Например,

я

говоря об одном из эпизодов битвы, он отвергает возможность существования Стефана £

Гуляницкого, и заявляет об его участии в битве: «Фантастический рассказ В. Кохов- в ского, повторенный Н. И. Костомаровым». Между тем у В. Коховского, современника и официального историка польского короля Яна Казимира, располагавшего уникальными документами и свидетельствами очевидцев, речь идет о «полковнике Гуляницком»7 (но не Стефане!), а в Войске Запорожском действительно имелся Иван Гуляницкий — в разное время полковник нежинский, корсунский и стародубский8.

Отбрасывая возможность появления достоверных фактов у Коховского, Бабулин без колебания приводит цифру казацкого войска как 16 000 человек (С. 70) — ссылаясь на А. Бульвинского. Но тот в свою очередь цифру взял у Н. И. Костомарова9, а послед­ний — у В. Коховского10.

Главный упор в своем исследовании Бабулин делает на уточнении цифр погибших в сражении (с русской стороны). Для начала, он подсчитывает силы, принимавшие участие в сражении, и приводит цифру: 28 600 русских войск под командой А. Н. Трубецкого (С. 69). Группа Куракина — три полка Ф. Ф. Куракина, С. Р. Пожарского и С. П. Львова, по его данным, «вряд ли могла превышать 5 тыс. человек» (С. 66). В сводном отряде Пожарский, попавший в окружение, имел «не более 6 тыс. человек» (С. 88).

Итак, в окружение попало 6 тыс. человек (берем цифры, которые Бабулин считает достоверными), из них примерно 3,5 тыс. — из полков Пожарского и Львова. Из раз­личных источников мы знаем, что из окружения «мало насилу кто ушел». Большинство пленных, включая весь командный состав, были перебиты по приказу хана. Как пишет сам Бабулин, «лишь считанные единицы из пленников смогли позднее вернуться в Рос­сию, большинство умерли в тяжелых условиях крымской неволи» (С. ПО).

Теперь берем те цифры потерь, которые приведены в списках Разрядного приказа, и которые Бабулин считает «точными данными». Потери полков Пожарского и Львова

5 Яковлева (Таирова) Т. Г. Гетьманщина в другш половит 50-х роюв XVII столгггя. Причини i початок Руши. Кию, 1998. С. 341-343.

6 Архив Юго-Западной России, изданный Временной комиссиею для разбора древних актов. Ч. III. Т. VI. Киев, 1877. № CXXVII. С. 361-369.

1 Kochowski W. Historyapanowania JanaKazimierza. Т. П. Poznan, 1859. S. 24. Gajecky G. The Cossack Administration of the Hetmanate. Cambridge, 1978. P. 613; Кривошия В. В. Украшська козацька старшина. Кию, 1997. С. 48 и др.

Булъвтсъкий А. Конотопська битва 1659 р. // Украшський юторичний журнал. 1998. № 3. С. 81. Kochowski W. Historyapanowania JanaKazimierza. Т. П. S. 22.

2012. № 2(12). Июль - декабрь 261

Studia Slavica et Balcanica Petropolitana

(«побито и в полон поймано») составляют там (по двум разным копиям списков) соответ­ственно 256 (289) и 191 (277) человек. Итого 566. Возникает вопрос: а где еще 3,5 тысячи человек, которые тоже, как мы знаем, погибли или попали в плен? Данные Разрядного приказа явно не соотносятся с известными нам потерями Пожарского. Кроме того, общие потери в битвах под Конотопом и при дальнейшем отступлении русских войск указаны в Разрядном приказе как 4179 (4769) человек, а только в разъезде Пожарского погибло или попало в плен около пяти с половиной тысяч. Становится очевидно, что перед нами не «точные сведения», а лишь фрагментарные, относящиеся к каким-то отдельным периодам Конотопской эпопеи и явно не учитывающим разгром отряда Пожарского.

Очень много усилий Бабулин тратит на доказательства того, что «именно крымские татары, а не казаки Выговского разгромили отряд Пожарского». (С. 93). Следует заме­тить, что такая постановка вопроса неверна. Украинские казаки и их старшина не были во время Конотопской битвы «неактивными» и «неэффективными», они, напротив, предпринимали серьезные меры для прекращения кровопролития. В разгар сражения вся старшина во главе с «гетманом северским» Г. Гуляницким, генеральным обозным Т. Носачем, генеральным судьей Г. Гапановичем, знаменитыми полковниками И. Богу-ном, П. Дорошенко, М. Ханенко, О. Гоголем и др. призвали союзного с А. Н. Трубецким И. Беспалого остановить военные действия. Они писали: «дивуемся тому не по малу», что «доброволне в неволю поддаетесь и с нами, братьею своею, с которыми вместе хлеб ели есте и против всякого неприятеля стояли, войну ведете и на своих же кровных ближних наступаете»11. Две недели позже аналогичные послания были направлены стар­шиной уже Трубецкому и царю с открытым заявлением: «мы, православными будучи... не желаем кровопролития»12. И ведь эти последние послания были уже после поражения армии Трубецкого! Именно это группа старшины затем свергнет И. Выговского с гет­манства и начнет переговоры с царем. Об этих политических перипетиях Т. Г. Таирова (Яковлева) подробно писала еще 14 лет назад13.

На наш взгляд, следует спорить не о том кто кого победил и сколько при этом погибло, но о причинах, почему началось кровопролитие — всего через пять лет после Пере­яславской рады, какие ошибки лидеров обеих сторон привели к этому и какие из этого можно сделать исторические выводы.

Данные о статье:

Автор: Таирова-Яковлева Татьяна Геннадьевна, доктор исторических наук, профессор кафедры истории стран народов СНГ исторического факультета Санкт-Петербургского государственного уни­верситета tatyak@webplus.mail.ru

Заголовок: Бабулин И. Б. Князь Семен Пожарский и Конотопская битва. Санкт-Петербург: Обще­ство памяти игумений Таисии , 2009. 168 с. ISBN 978-5-91041-047-7.

Резюме: В рецензии приводится анализ книги И. Б. Бабулина «Князь Семен Пожарский и Коно­топская битва», критикуется источниковедческий подход автора, ведется полемика по ряду концеп­туальных и фактологических выводов автора, в частности, о численности русских войск в битвах под Конотопом, достоверности польских источников и др.

Ключевые слова: Украина, Украинское гетманство, история казачества.

11 Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные Археографическою комис-сиею. Т. 15. СПб., 1892.№ 9. С. 405.

12 Там же. № 10. С. 417.

13Яковлева (Таирова) Т.Г. Гетьманщина в другш половит 50-х роюв XVII стол1ття. С. 337-339.

262 Петербургские славянские и балканские исследования

Рецензии

Литература, использованная в статье:

Бабулин Игорь Борисович. Князь Семен Пожарский и Конотопская битва. Санкт-Петербург.: Обще­ство памяти игумений Таисии, 2009. 168 с.

Булъвтсъкий Андрш. Конотопська битва 1659 р. //Украшський юторичний журнал. 1998. № 3. С. 76-83.

Булъвтсъкий Андрш. Украшсько-росшсью взаемини 1657-1659 pp. в умовах цившзащйного роз-межування на сход1 Свропи. Кшв: без издательства, 2008. 680 с.

КостомаровН. И. Гетманство Выговского // Костомаров Н. И. Монографии и исследования. Т. П. Санкт-Петербург: Тип. Т.Т.Стасюлевича, 1872. 367 с.

Кривошия Володимир Володимирович. Украшська козацька старшина. Кшв: Укртиппроект, 1997. 103 с.

Соловьев Сергей Михайлович. Сочинения. Книга VI. История России с древнейших времен. Т. 11. Москва: Мысль, 1991. 672 с.

Яковлева (Таирова) Татьяна Геннадьевна. Гетьманщина в другш половиш 50-х роюв XVII стол1ття. ?0 Причини i початок Руши. Кшв: Основи., 1998. 448 с. г>

Gajecky George. The Cossack Administration of the Hetmanate. Cambridge: Harvard university press, S

1978. 789 p.

Kroll Piotr. Od ugody Hadziackiej do Cudnowa. Kozaczyzna miedzy RzeczajJospolita^ a Moskwa^ w latach 1658-1660. Warszawa: Wydawnictwo Warszawskiego Uniwersitata, 2008. 452 p.

Information about the article:

Author: Tairova (Yakovleva) Tatiana Gennadievna, Doctor of History, professor of the Historical Depart­ment, St. Petersburg State University, tatyak@webplus.mail.ru

Title: Babulin I. B. Knyaz' Semen Pozharskii i Konotopskayabitva. Sankt-Peterburg: Obshestvo pamyati igumenii Taisii , 2009. 168 s. ISBN 978-5-91041-047-7 (review).

Abstract: In the article there is the analyses of the book by I. B. Babulin «Kniaz Semen Pozharskij i Konjtopskajabitva", of its main mistakes (to author's opinion), particularly in the approach to the sources (the quantity of losses during the battle, authentic Polish sources, etc.).

Key words: Ukraine, Ukrainian Hetmanate, Cossack's history.

References:

Gajecky, George. The Cossack Administration of the Hetmanate. Cambridge: Harvard university press, 1978. 789 p.

Kroll, Piotr. Od ugody Hadziackiej do Cudnowa. Kozaczyzna mitdzy Rzeczipospoliti aMoskwe w latach 1658-1660. Warszawa: Wydawnictwo Warszawskiego Uniwersitata, 2008. 452 p.

Babulin, Igor' Borisovich. Knyaz 'Semen Pozharskii i Konotopskaya bitva [Prince Semen Pozharskk and Konotop battle]. Sankt-Peterburg.: Obshestvo pamyati igumenii Taisii, 2009. 168 s.

Bul'vins'kii,Andrii. Konotops'kabitva 1659 r. [Konotopbattle of 1659], in Ukrains'kiiistorichniizhurnal. 1998. Nr. 3. S. 76-83.

Bui'vins'kii, Andrii. Ukrains'ko-rosiis 'ki vzaemini 1657-1659 rr v umovah civilizacijnogo rozmezhuvannya na shodi Evropi [Ukrainian-Russia relations in 1657-1659 in the terms of civilization division in the Eastern Europe]. Kiev: S. N., 2008. 680 s.

Kostomarov, Nikolaj. Getmanstvo Vygovskogo [The Vyhovsky's hetmanate], in Kostomarov, Nikolaj. Monografii i issledovaniya. T. II. Sankt-Peterburg: Tip. Т. T. Stasyulevicha, 1872. 367 s.

Krivoshiya, Volodimir Volodimirovich. Ukrains 'ka kozac 'ka starshina ["The Ukrainian Cossack elite"]. Kiev: Ukrtipproekt, 1997. 103 s.

Solov'ev, Sergei Mihailovich. Sochineniya. Kniga VI. IstoriyaRossii s drevneishih vremen. [The History of Russia from the ancient times] T. 11. Moskva: Mysl', 1991. 672 s.

Yakovleva (Tairova), Tat'yana Gennad'evna. Get'manshina v drugiipolovini 50-h rokiv XVII stolittya. Prichini ipochatok Ruini [The Ukrainian hetmanate in the second part of 50th of the XVII century. The reasons and the beginning of Ruin}. Kiev: Osnovi., 1998. 448 s.

о s

2012. № 2 (12). Июль - декабрь

 

* * *

ISSN 2308-4286

MILHIST

W---------------------------------------------------------€

NFO

Бабулин И.Б. Ответ рецензенту (Таирова-Яковлева Т.Г. Рецензия на книгу: Бабулин И.Б. Князь Семен Пожарский и Конотопская битва. СПб.,

2009)

Ответ кандидата исторических наук И.Б. Бабулина на рецензию доктора исторических наук Т.Г. Таировой-Яковлевой, в контексте современной полемики историков вокруг событий "Руины" - гражданской войны на Украине во второй половине XVII в. и участия в них Российского государства.

Ссылка для размещения в Интернете:

http://www.milhist.info/2014/03/13/babvlin 3

Ссылка для печатных изданий:

Бабулин И.Б. Ответ рецензенту (Таирова-Яковлева Т.Г. Рецензия на книгу: Бабулин И.Б. Князь Семен Пожарский и Конотопская битва. СПб., 2009) [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2014. — Т. IV. — С. 483-498. <http://www.milhist.info/2014/03/13^abylin_3> (13.03.2014)

www.milhist.info

2014г.

www.milhist.info

483 БАБУЛИН И.Б.

ОТВЕТ РЕЦЕНЗЕНТУ

(ТАИРОВА-ЯКОВЛЕВА Т.Г. РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ: БАБУЛИН И.Б.

КНЯЗЬ СЕМЕН ПОЖАРСКИЙ И КОНОТОПСКАЯ БИТВА. СПб., 2009)

Как известно, петербургский исследователь, доктор исторических наук Т.Г. Таирова-Яковлева, имеет достаточно оригинальные взгляды на историю русско-украинских отношений. Некоторое время назад объектом ее критики стала моя научно-популярная работа «Князь Семен Пожарский и Конотопская битва», посвященная биографии забытого русского военачальника, павшего в бою с врагами и изменниками1. Рецензия озадачила весьма поверхностными суждениями касательно ряда важнейших вопросов по означенной теме и может вызвать недоумение у тех, кто хоть немного знаком с рассматриваемыми событиями.

С первых строк Т.Г. Таирова-Яковлева выражает удивление попыткам, по ее словам, «вытащить из небытия забытые события далекого прошлого и превратить их в поле боя современных историков» (С. 258). Думаю, ни для кого не является секретом, что одна из важнейших задач историка и состоит в том, чтобы исследовать незаслуженно «забытые события далекого прошлого» и устанавливать истину, нередко невидимую из-за множества лживых и фантастических сочинений мифотворцев различных эпох. Однако иногда, стоит лишь попытаться «рассеять туман», как находятся исследователи, начинающие не только рьяно отстаивать легенды и заблуждения прошлого, но и превращать историю в «поле боя» по политическим и идеологическим мотивам.

В любом случае, вина за начавшуюся, по выражению харьковского историка В.Б. Яценко, — «битву после битвы»2, полностью лежит на украинских историках3. Именно они, весьма слабо изучив Конотопское сражение, провозгласили его грандиозной «битвой народов»4. Российским историкам ничего в данном случае не оставалось, как выступить против

www.milhist.info

484

непрофессионализма, а иногда и явной фальсификации, пытаясь по возможности разоблачить откровенную ложь и фантастические измышления, заполонившие «научные труды» их украинских коллег.

В этой связи удивляет риторический вопрос Т.Г. Таировой-Яковлевой: «как может человек XXI века воспринимать своей личной обидой или радостью сражения, победы и поражения более чем трехвековой давности?» (С.258). Неизбежно возникает встречный вопрос — как может человек равнодушно относиться к очернению памяти его предков, родной истории? Во всем мире принято с уважением относиться к истории своего народа и остро реагировать на попытки извратить события прошлого в угоду тем, кто больше заплатит.

Судя по всему, Т.Г. Таирова-Яковлева совершенно не понимает, какое важное значение сыграла Конотопская битва в судьбе русско-украинских отношений середины XVII столетия. Демонстрируя неуважение к истории своей страны, рецензент называет 350-летие этой трагедии «нелепым юбилеем» (С. 258). Несмотря на то, что основным объектом научных интересов Т.Г. Таировой-Яковлевой является именно эпоха Гетманщины, она весьма смутно представляет себе характер и ход военных событий, происходивших на

Украине в 1658—1659 гг., в гетманство И. Выговского. Конотопская битва-----

отнюдь не малозначительный и недостойный внимания эпизод в истории русско-украинских отношений. Именно это событие «запустило механизм» инкорпорации Украины в состав Русского государства и значительно ускорило процесс ликвидации особого статуса Гетманщины, в конечном счете превративший Украину в рядовую провинцию Российской империи. Подробнее о роли и значении этого сражения можно прочитать в моей диссертации5.

Рецензент упрекает меня в отсутствии обзора историографии (С. 258). Но рассматриваемая книга — не академическая монография, а научно-популярная работа. Более того, фактически это биография князя Семена Романовича Пожарского, про которого ранее не было написано ни одного специального исследования. Поэтому развернутый анализ литературы, где ранее

www.milhist.info

485

затрагивались все рассматриваемые в книге темы, вряд ли был бы здесь уместен.

По утверждению Т.Г. Таировой-Яковлевой, действовавшую в 1659 г. на Украине русскую армию именуют в наше время «оккупационной» только политизированные авторы публицистических произведений, но не представители академической украинской науки (С.258). Увы, вероятно уважаемый рецензент плохо знает украинскую историографию по означенной теме, в частности работы своего собственного одиозного учителя, идейного вдохновителя празднования «нелепого юбилея» — доктора исторических наук Ю.А. Мыцыка, сравнивающего Конотоп с Грюнвальдом, Ватерлоо и Седаном6. Он, в частности, прямо пишет, что «украинская армия наголову разгромила оккупационные российские войска... украинская армия ведет борьбу против российских захватчиков («загарбншав»), которые не останавливаются перед кровавыми репрессиями», называет русских «иноземными колонизаторами»»7.

Кроме Мыцыка, подобные оценки можно встретить в работах таких видных представителей современной украинской академической науки, как доктор исторических наук Я.Р. Дашкевич, отмечавший, что Конотоп — это «яркое проявление освободительной борьбы украинского народа с чужеземной оккупацией и чужеземными поработителями»8. Или доктор исторических наук В.Н. Горобец, который писал об «интервенции российских войск во главе с Ромодановским в Украину»9, а также доктор исторических наук Т.В. Чухлиб, употреблявший, в частности, термин «оккупация»: «войска Г. Ромодановского оккупируют в начале ноября 1658 г. Миргород и Лубны... »10.

Ярким примером «национальной историографии» такого сорта является недавно вышедшая на Украине книга кандидата исторических наук О.М. Корниенко, специально посвященная истории Сумского слободского полка. Касаясь периода гетманства Выговского, автор называет слобожан «изменниками» и «дезертирами» из Запорожского войска, забывая о том, что казаки вынужденно уходили с Гетманщины от «разоренья и гоненья ляхов и татар Крымских»11. Но при всем этом сам гетман, утверждает СМ. Корниенко,

www.milhist.info

486

«искренне хотел добра своему Отечеству»12. Кандидат исторических наук называет русские войска «оккупационными», а их походы на Украину, на защиту малороссийского населения от набегов крымских татар, — «провокационными»13. Русское государство для него «азиатская тирания»14, царские войска действуют «по-звериному жестоко»15. Большие потери сумских казаков в боях под Варвой исследователь называет не иначе как «расплатой за походы на Гетманщину»16. СМ. Корниенко явно негодует на своих предков-земляков за то, что они верно служили русскому царю, считая его своим.

Т.Г. Таирова-Яковлева пишет, что мне, как «человеку не самого юного возраста, не подобало бы упрекать коллег в следовании «марксистско-ленинским позициям». Как известно, не было ни единого историка от студента до академика, который не был бы вынужден им следовать в советские времена» (С. 258—259). Однако удивляет не то, что историки изменили собственные политические взгляды в угоду новой правящей элите Украины, а невиданные активность и энергия, с которой они принялись «отрабатывать свой хлеб» — отстаивать в своих работах вдруг появившиеся с начала 1990-х годов «национальные убеждения». Ранее заявлявшие о вековой украинско-российской дружбе, теперь они пишут о «вековой вражде». Такие «обновленные» взгляды на историю свидетельствуют не о патриотизме и независимой гражданской позиции, а об элементарном приспособленчестве. Любой из нас имеет право высказать свое мнение о моральных и нравственных качествах другого человека в том случае, если имеет необходимые доказательства его лицемерия. Доказательств же достаточно, стоит лишь почитать статьи некоторых украинских историков до развала СССР и после. Впрочем, на эту тему можно говорить много и она, на мой взгляд, заслуживает отдельного исследования.

Рецензент считает, что «представление о Конотопской битве, как серьезном поражении русского оружия, создали вовсе не украинские историки, но выдающийся русский исследователь СМ. Соловьев», цитируя далее его текст (С. 259). При этом Т.Г. Таирова-Яковлева не считает нужным указать или

www.milhist.info

487

не знает, на основании какого документа историк сделал такой вывод. Конотопская битва действительно была серьезным поражением русской армии, этого никто из российских исследователей не отрицает. Но паника в Москве и возведение укреплений в столице были связаны не непосредственно с результатом Конотопской битвы, произошедшей 28 июня (ст. стиля) 1659 г., а с прорывом татарских отрядов в Тульский уезд в начале августа того же года. Царский указ о строительстве земляного вала вокруг Москвы и укреплении Засечной черты последовал лишь 4 августа, то есть более месяца спустя после Конотопского сражения17.

Рецензент пытается защитить давно пошатнувшийся авторитет Н.И. Костомарова как «образца источниковеда», ссылаясь на якобы доступные ему «источники, которые к настоящему моменту утрачены» (С.259). Т.Г. Таирова-Яковлева также полагает, что, поскольку я пользуюсь научно-популярным изданием работы Костомарова «Гетманство Выговского», то не знаю ссылок на документы, которыми оперировал историк. Между тем, источники его хорошо известны и их перечень строго ограничен: летописи Самовидца и С. Величко, «летучие листки», сочинения В. Коховского и С. Твардовского. При описании конотопских событий Костомаров использовал исключительно указанные материалы, поэтому если у него и были какие-то, позднее утраченные документы, то к теме Конотопской битвы они явно не имели никакого отношения. Анализ текста работы Костомарова позволяет сделать вывод о том, что в ней нет даже намека на некий неизвестный, не дошедший до нас, достоверный источник.

Более чем странно упрекать меня в «слабом знании» украинской и польской историографии, ссылаясь на неиспользование мною обобщающих работ А.Г. Бульвинского и П. Кроля (С. 259—260). Они вышли, соответственно, в Киеве и Варшаве в 2008 г., в том же году была окончена и моя книга, изданная в начале 2009 г. Естественно, в то время я физически не мог ознакомиться с трудами вышеуказанных авторов и учесть их в своей работе.

www.milhist.info

488

Из рецензии непонятно, в чем выражается мой якобы «странный и выборочный подход к источникам» (С. 260). Очевидно, что каждый исторический источник может содержать как достоверные сведения, так и ошибки либо домыслы его автора. Я критически оцениваю любой документ на предмет достоверности, независимо от того, «отписка» ли это воеводы, казацкая летопись либо польская хроника. Никто огульно не «записывает» тот или иной материал в негодные для использования. Именно проверка достоверности содержащейся в нем информации другими документами, комплексный анализ материалов разного происхождения, дают нам представление об истинном положении дел. Ничего «странного» в таком подходе к источникам нет. Например, там, где сведения Самойло Величко не противоречат другим источникам, поддаются проверке и заслуживают внимания, я принимаю и цитирую их. Но там, где Величко дает волю воображению, — отмечаю эти моменты и критикую его за художественный вымысел. Я ни в коей мере не отношусь «пренебрежительно» к польским источникам и малороссийским летописям, как утверждает рецензент, а лишь оцениваю их достоверность по тому или иному вопросу.

Т.Г. Таирова-Яковлева пишет, что «первый том летописи С. Величко, в котором содержится описание битвы под Конотопом, является переводом на украинский язык знаменитого польского произведения С. Твардовского «Wojna domowa». Об этом прямо говорит сам С. Величко, а пользовался он этим источником (с дополнениями различных документов и казацких летописей) именно потому, что не жил во времена Б. Хмельницкого и «Руины» (С. 260). Создается впечатление, что рецензент просто не сопоставляла описание Конотопского сражения в текстах С. Твардовского и и С. Величко18. Твардовский не был участником Конотопской битвы, он очень кратко и образно пишет об этом сражении. В своем произведении польский поэт изображает битву как столкновение двух стихий, чего стоит хотя бы поэтическое сравнение с боем Зефира и Аквилона. Какие полезные для исследователя сведения по теме может дать такой источник, если Твардовский

www.milhist.info

489

утверждает, например, что Пожарский был пленен под Путивлем (!) при отступлении разбитого русского войска? Величко же, напротив, дает очень подробное описание хода Конотопского сражения, из чего можно заключить, что его основным источником могла быть какая-нибудь не сохранившаяся казацкая летопись, но никак не сочинение Твардовского, из которого нельзя почерпнуть какой-либо значимой для историка информации по Конотопской битве.

Я полностью согласен с Т.Г. Таировой-Яковлевой в том, что только «привлечение всего комплекса источников и их критический анализ может позволить восстановить более-менее объективную картину событий» (С. 260). Это и было сделано мной в последующем, при работе над диссертацией. В то же время как раз сама Татьяна Геннадьевна, к сожалению, игнорирует комплексный подход к источникам, не представляя, насколько хорошо в Российском государственном архиве древних актов сохранились документы, имеющие отношение к военным событиям на Украине в 1658—1659 гг.

Так, рецензент заявляет, что в отписках В.Б. Шереметева из-под Чуднова, буквально накануне капитуляции, якобы содержится информация, исходя из которой «можно предположить, что воеводе удавалось добиться значительных успехов в стычках с татарами и поляками». Однако это не подкреплено никакими документами с соответствующими датами, и выглядит лишь умозрительным заключением. Между тем, на таком основании делается вывод, что «нередки случаи, когда воеводы искажали информацию в своих отчетах» (С. 260). Увы, Т.Г. Таирова-Яковлева не потрудилась привести ни одного примера, подтверждающего ее тезис.

По словам рецензента, я якобы всецело доверяю «литературному сочинению Эвлии Челеби, которое представляет собой описание путешествий, полное фантазий и художественных вымыслов автора» (С. 260). Но из какого фрагмента моей работы это следует? Во-первых, сочинение Эвлии Челеби отнюдь не является литературной фантазией его автора. Он находился при дворе крымского хана вскоре после конотопских событий, описал военное

www.milhist.info

490

дело, нравы и обычаи крымцев, дал интересную характеристику ханским приближенным. Во-вторых, на его работу я сослался только в одном случае, имеющем косвенное отношение к теме, — когда писал, что капыкулу насчитывали 3000 чел., а Караш-бей Перекопский командовал 3000 воинов19. Неужели одна-единственная ссылка способна уменьшить научную ценность всей работы и именно эти слова Эвлии Челеби являются литературной фантазией? Возможно, Т.Г. Таирова-Яковлева перепутала Эвлию Челеби с Наимой Челеби — известным турецким историком, писавшим о Конотопской битве по победной реляции крымского хана. Однако и хронику Наймы назвать исключительно «литературным сочинением» никак нельзя.

Совершенно не изучая военный аспект вооруженного выступления Выговского, рецензент заочно не соглашается с моим определением его как «казацкого мятежа», на том основании, что сторонниками гетмана, по ее мнению, были «старшина, казаки большинства полков (за исключением полтавского и миргородского), мещане, шляхта, духовенство. Значит, мятеж уже не только «казацкий» (С. 260—261). Полагаю, Т.Г. Таировой-Яковлевой прекрасно известно, что в указанное время старшина — это командный состав казацкого войска, а часть оставшейся после 1648 г. на Украине шляхты органично вошла в формирующуюся старшину. Поэтому, рассматривая чисто военный аспект, я не вижу смысла выделять шляхту в казацком войске в особую группу, которая бы имела свои, отличные от остальной старшины интересы. Мещане же и духовенство, напротив, в значительной степени, где активно, где пассивно, поддерживали сторонников московской ориентации. Выговскому сочувствовали, как правило, только представители верхушки духовенства и мещан, которые, за редким исключением, не брали в руки оружие. Таким образом, если говорить именно о вооруженном выступлении, о тех, кто непосредственно сражался против русских войск, то это были исключительно казаки во главе со старшиной. Исходя из последнего определение «казацкий мятеж» я и считаю наиболее удачным для определения характера рассматриваемого военного конфликта.

www.milhist.info

491

Нельзя также согласиться с утверждением рецензента о том, что противники Выговского были только в Полтавском и Миргородском полках. Указанные полки, наряду с забытой Т.Г. Таировой-Яковлевой Запорожской Сечью, стали лишь наиболее активной, пассионарной частью вооруженной оппозиции Выговскому. Сопротивление в других полках было подавлено гетманом, о чем свидетельствуют его репрессии в отношении всех неугодных лиц, в том числе из круга высшей старшины.

Проект создания «княжества Руского» был идеей кучки интеллектуалов из круга Выговского, не имевшей популярности даже в среде его вооруженных сторонников. Они воевали за свои казацкие привилегии, а не за эфемерное, несуществующее «государство». Далее, как казаки могли требовать «отмены воеводского правления» на Украине (С. 261), если в указанное время там был только один воевода — в Киеве, причем по соглашению с Богданом Хмельницким? Обращение же Выговского к «европейским народам» — лишь демагогическая прокламация гетмана с целью снять с себя вину за начало военных действий. Таким образом, прежде чем делать вывод о несостоятельности термина «казацкий мятеж», Т.Г. Таировой-Яковлевой следовало бы более детально изучить социальный состав и движущие силы изучаемого вооруженного выступления.

Рецензент находит в моей работе «ошибки и неточности», которых на самом деле нет. Я отвергал не «возможность существования Стефана Гуляницкого» (С. 261), а отсутствие каких-либо достоверных документов об участии лица с таким именем в Конотопской битве. Как верно отмечено, в сочинении Коховского нет имени полковника «Гуляницкого», и нет никаких оснований называть его «Стефаном», как сделал это Костомаров, или же «Иваном», как делает это Т.Г. Таирова-Яковлева. Версия Коховского о ходе Конотопского сражения и роли в ней некоего неизвестного «полковника Гуляницкого» (затопление поля битвы посредством постройки плотины) давно отвергнута как несостоятельная в исследованиях А. Бульвинского и П. Кроля20.

www.milhist.info

492

Выходит, рецензент невнимательно читала работы этих двух уважаемых авторов, на которые сама же ссылается.

В источниках и исторической литературе действительно упоминается полковник Иван Гуляницкий, который неизвестно кем приходился бывшему в осаде в Конотопе Григорию Гуляницкому21. В 1653—1656 годах Иван являлся Корсунским полковником, в 1656—1657 - наказным Нежинским, в 1657—1659 гг. — наказным Стародубским полковником22. В конце 1658 — начале 1659 гг. он находился в Стародубе и нет никаких свидетельств о пребывании Ивана под Конотопом во время сражения. Но какие же тогда основания у Т.Г. Таировой-Яковлевой отводить именно ему решающую роль в Конотопской битве, если ни в одном документе о сражении это имя не упоминается?

Рецензент упрекает меня в том, что я якобы «отбрасываю возможность появления достоверных фактов» у Коховского, тогда как сам привожу его данные о численности войска у Выговского под Конотопом в 16000 чел. (С. 261). Однако я ни в коей мере не отрицал значение исторического труда Веспасиана Коховского в целом, но лишь показал, что версия битвы, приведенная историком в его работе, не имеет ничего общего с действительностью. Повторю, что с данным утверждением полностью согласны и украинский историк А.Г. Бульвинский, и польский историк П. Кроль. Что касается численности войска Выговского, то вышеуказанная цифра практически единственная в сохранившихся документах. Естественно, что на нее, за неимением других данных, ссылаются все исследователи. Учитывая, что эта численность может быть весьма близка к истине, я также посчитал необходимым и целесообразным ее привести.

Вызывает удивление мнение Т.Г. Таировой-Яковлевой о том, что сделанный мною на основании документов Разрядного приказа подсчет потерь русского войска ошибочен. Из рассуждений рецензента следует, что она совершенно не разобралась в данном вопросе. Так, указывая, что, согласно моим расчетам, потери полков князей Пожарского и Львова составили 566 человек, исследовательница пишет: «Возникает вопрос: а где еще 3,5 тысячи

www.milhist.info

493

человек, которые тоже, как мы знаем, погибли или попали в плен? Данные Разрядного приказа явно не соотносятся с известными нам потерями Пожарского. Кроме того, общие потери в битвах под Конотопом и при дальнейшем отступлении русских войск указаны в Разрядном приказе как 4179 (4769) человек, а только в разъезде Пожарского погибло или попало в плен около пяти с половиной тысяч. Становится очевидно, что перед нами не «точные сведения», а лишь фрагментарные, относящиеся к каким-то отдельным периодам Конотопской эпопеи и явно не учитывающим разгром отряда Пожарского» (С. 261—262). Между тем, Т.Г. Таирова-Яковлева попросту не обратила внимания на то, что в книге сказано — отряд Пожарского и Львова включал не только собственно их полки, но и войска, переданные под начало двух князей из полков Трубецкого, Куракина и Ромодановского23. Весь этот сборный передовой отряд составлял около 6 тыс. чел., в том числе около 4 тыс. русских ратных людей и 2 тыс. казаков. Утверждение рецензента о том, что «только в разъезде Пожарского погибло или попало в плен около пяти с половиной тысяч» не подтверждено источниками и является голословным. В то же время общие потери русской армии в 4179 (4769) чел., не исключают того, что большая часть погибших и пленных относилась к сборному отряду под командованием Пожарского и Львова, сформированному из частей всех воеводских полков. Поэтому, при внимательном отношении к цифрам, вопрос о якобы пропавших 3,5 тысячах погибших отпадает сам собой. Документы Разрядного приказа дают полный расклад по потерям каждого из полков, и в бою, и при отступлении русской армии к Путивлю24.

По мнению рецензента, я трачу много времени на доказательство того, что «именно крымские татары, а не казаки Выговского разгромили отряд Пожарского» (С. 262). Т.Г. Таирова-Яковлева пишет, что украинские казаки и их старшина не были во время Конотопской битвы «неактивными» и «неэффективными», они, напротив, предпринимали серьезные меры для прекращения кровопролития. Так, в разгар сражения вся старшина во главе с «гетманом северским» Г. Гуляницким, генеральным обозным Т. Носачем,

www.milhist.info

494

генеральным судьей Г. Гапановичем, знаменитыми полковниками И. Богуном, П. Дорошенко, М. Ханенко, О. Гоголем и другими, призвали союзного с А.Н. Трубецким И. Беспалого остановить военные действия» (С. 262). По словам рецензента выходит, что во время битвы казаки вместо того, чтобы сражаться, писали письма «турецкому султану», уговаривая сторонников Беспалого прекратить войну. В таком случае их роль в сражении была даже меньше той, что отвожу им я. Не говоря уже, что вышеуказанное обращение старшины к Беспалому датировано 1 июля25, тогда как сама битва была 28 июня 1659 года. Очевидно также, что подобное обращение преследовало цель не «прекратить кровопролитие», как пишет Т.Г. Таирова-Яковлева, но отколоть казацкое войско Беспалого от русского войска Трубецкого. Если бы старшина действительно хотела мира, она бы обращалась не к подчиненному воеводы, а непосредственно к нему самому.

В заключение рецензент высказывает мнение, что следует «спорить не о том кто кого победил и сколько при этом погибло, но о причинах, почему началось кровопролитие — всего через пять лет после Переяславской рады, какие ошибки лидеров обеих сторон привели к этому и какие из этого можно сделать исторические выводы» (С. 262). В ответ обратимся к аналогии: что произойдет, если следователь, расследуя преступление, будет изучать только его причины и последствия, но проигнорирует роли каждого из соучастников, способ совершения, характер и размер причиненного вреда и тому подобное? Будет ли такое расследование полным и объективным? Споры возникают не на пустом месте. Если спорят историки, то это значит, что какие-то важные вопросы требуют разрешения, в том числе о победе и потерях, — исследователю обязательно необходимо установить истину, иначе реконструкция хода события будет неполной, что в целом даст неверную оценку и ошибочные общие выводы. Более того, недооценка военного фактора, его значения и последствий, может привести к прямо противоположным выводам, что мы как раз и наблюдаем в работах Т.Г. Таировой-Яковлевой.

www.milhist.info

495

Разумеется, о причинах казацкого мятежа и ошибках лидеров тоже следует говорить, но с учетом решения проблемных военных вопросов. Тогда это будет действительно комплексный подход в изучении истории, а не выборочный, избирательный, исключительно с польско-украинской стороны, который отстаивает рецензент, демонстрируя отсутствие критического анализа нарративных источников. Безгранично доверяя информации из казацких летописей и польских хроник, Т.Г. Таирова-Яковлева высказывает ничем не обоснованные сомнения в достоверности русских делопроизводственных материалов.

Касаясь собственных работ рецензента26, надо отметить следующее: пытаясь объяснить мотивы действий Выговского, Т.Г. Таирова-Яковлева представляет его невинной жертвой обстоятельств, что входит в полное противоречие с большинством характеризующих гетмана материалов как с русской, так и с польской стороны. В этом «личностно-эмоциональном» и трепетном отношении к превозносимому Татьяной Геннадьевной Выговскому, погрузившему Украину в пучину гражданской войны — «Руины», она значительно упрощает русско-украинские отношения, отстаивая тезис об имперской экспансии Москвы как решающем факторе в процессе ликвидации Гетманщины.

В заключение хочется сказать, что прежде, чем оценивать полноту или фрагментарность сохранившихся в РГАДА материалов, относящихся к Конотопской эпопее, рецензенту следовало бы изучить этот комплекс. Результатом моей работы с неопубликованными архивными документами Разрядного приказа по указанной теме стала более, чем 400-страничная диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук, основу которой составили как российские источники, большей частью ранее не использовавшиеся исследователями, так и все имеющиеся к настоящему времени польские и украинские публикации.

www.milhist.info

496

1 Таирова-Яковлева Т.Г. Рец. на: Бабулин И.Б. Князь Семен Пожарский и Конотопская битва. СПб., 2009 // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. Петербургские славянские и балканские исследования. — 2012. — № 2. Рецензии. — С. 258-263.

<http://history.spbu.ru/index.php?chpu=studia_slavica_et_balcanica_petropolitana/15 30/3222/3240>

2 Яценко В.Б. Битва после битвы: казацко-московская война 1658-1659 гг. в изображении современной российской и украинской историографии // Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в Средние века и раннее Новое время (к 600-летию битвы при Грюнвальде/Танненберге). Материалы международной научной конференции. — СПб., 2010. — С. 382-387.

3 Конотопська битва 1659 року. 36ipKa наукових праць. — Khib, 1996.

4 Чухл1б Т.В. Конотопська битва 1659 року в контекст1 м1жнародюл ситуацп у Схидтй Еврот // Конотопська битва 1659 року. 36ipKa наукових прац. — Khib, 1996. — С. 90; Мицик Ю.А. Конотопська битва 1659 року // Там же. — С. 14.

5 Бабулин И.Б. Борьба за Украину в гетманство И. Выговского: военные события 1658-1659 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — М., 2013.

6 Мицик Ю.А. Конотопська битва 1659 року // Конотопська битва 1659 року. — С. 14.

7 Там же. —С. 14, 17,21.

8 Дашкевич Я.Р. Передне слово. Традици непереможност1 украшьско! збро1 // Там же. — С. 10.

9 Горобец В.Н. Конотопська битва 1659 р.: Причини та наслещки (у пошуках передумов руши) // Там же. — С. 120.

10 Чухл1б Т.В. Конотопська битва 1659 року в контекст1 м1жнародюл ситуацп у Схидтй Еврот // Там же. — С. 91.

www.milhist.info

497

11 Кортенко О. М. Нариси вшськово1 1стори Украши. Сумський слобщьський козацький полк 1659-1765 pp. — Khib, 2008. — С. 38.

12 Там же. — С. 98.

13 Там же. — С. 46, 96.

14 Там же. — С. 96.

15 Там же. — С. 107.

16 Там же. — С. 99.

17 Дополнения к тому Ш-му Дворцовых разрядов. — СПб., 1854. — Стб. 194— 195.

18 Twardowski Samuel: Wojna domowa z Kozaki i Tatary, Moskwa, potym Szwedami i z Wegry przez lat dwanascie za panowania Najjasniejszego Jana Kazimierza toczaca sie, na cztery podzielona czesci oyczysta^ muza^ od Samuela z Skrzypny Twardowskiego; Opus posthumum. — Typis Collegii Calliensi (Kalisz), 1681. — P. 269; Величко С. Сказание о войне козацкой з поляками. — Кигв, 1926.— Т. 1. —С. 206.

19 Бабулин И.Б. Князь Семен Пожарский и Конотопская битва. — М., 2009. — С. 73.

20 Бульвшський А. Г. Украшсько-росшсыа взаемини 1657-1659 pp. в умовах цивтзацшного розмежування на cxoni Свропи. — Khib, 2008. — С. 379; Kroll P. Od ugody hadziackiej do Cudnowa. Kozaczyzna miedzy Rzeczapospolita a Moskwa w w latach 1658-1660. — Warszawa, 2008. — P. 249—257; Kroll P. Iwan (Jan) Wygowski hetman Zaporoski (ok. 1616-1664) // Hetmani zaporosci w sluzbie krola I Rzeczipospolitej. — Zabrze, 2010. — S. 271—273.

21 Кривошея В.В. Генеалогия украшского козацтва. Нариси ieropii козацьких полшв. — Khib, 2004. — С. 142.

22 Российский государственный архив древних актов. Ф. 210. Книги Приказного стола. № 3. Л. 1об.

23 Бабулин И.Б. Князь Семен Пожарский и Конотопская битва. — С. 77.

www.milhist.info

498

24 Подробнее см.: Бабулин И.Б. Состав и численность русского войска в Конотопском походе 1659 г. // Единорогъ. Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени. — М., 2011.—Вып. 2.—С. 80—ПО.

25 Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные Археографической комиссией. — Спб., 1892. — Т. 15: 1658—1659. — Стб. 405^06.

26 Яковлева Т.Г. Гетьманщина в другш половит 50-х рок XVII столигя. Причини i початок Руши. — Кш'в, 1998; Яковлева (Таирова-Яковлева) Т.Г. Иван Выговский // Единорогъ. Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени. — М., 2009. — Вып. 1. — С. 239—253; Таирова-Яковлева Т.Г. Гетманы Украины. — М., 2011. — С. 128—183.

www.milhist.info