ТИПИКАЛ ЭСПАНИШ КУВШИН
Оп.: "Приходская газета храма св. бесср. Космы и Дамиана в Шубине".
№20. Июль- август 2000 г. с. 1 5
Недавно я почти два месяца лежала в больнице. Что говорить, дома скорби - места
очень высокие - и тебя буквально несут на руках (Бог или ангел), и люди намного
лучше, чем в суете мира. Добавочная радость: здешние, российские люди вообще стали
лучше - с последней моей больницы (лето 96-го), особенно с предпоследней (ноябрь
92-го), почти исчез невыносимый коллективизм с его удушающей заботой, всезнанием
и т.п. Конечно, заученную запись типа "то ли дело раньше!.." повторяет примерно
половина, мгновенно переходя к обсуждению, кто ездил на Кипр, а кто на Крит, сколько
долларов надо на то-то и то-то, и так далее. Правда, завершает это обычно цифра
номинальной зарплаты или чего-нибудь в этом роде. Экономическая тайна России остается
нераскрытой; но речь теперь не о ней.
Отделение наше было не из легких, молились практически все. Особую любовь снискала
замечательная молитва Всецарице. Для ясности (и по просьбе наших барышень) я перевела
ее на русский, и только перед самым уходом (моим) появилась женщина, сообщившая,
что в таком виде она недействительна, а без акафиста - и подавно. Заметьте: одна
такая женщина за пятьдесят дней. Народ перепугался, но мигом успокоился - хватило
простого довода, что в подлиннике она не на церковнославянском, все ж Афон.
Льюис пишет в одном из своих очерков, что "религиозное возрождение" совсем
не значит "христианское". Есть какие-то языческие культы, есть чистое за-конничество.
Сейчас, в больнице, поразила меня распространенность и притягательность язычества.
Ходят какие-то книжки, часть - про всякие диеты, просветления и магические
гирьки, а часть - просто неправдоподобная, даже описывать не буду. Этот опыт знают,
им охотно обмениваются. Месяц рядом со мной пролежала женщина и очень мужественная
(вот уж кто отсчитывал от "стакан наполовину полон") и делающая много реальнейшего
добра - помогает инвалидам, у нее такая работа. Ее склонность к космистам нимало
меня не смущала, пока я, когда меня выпустили на уикэнд, не пошла купить для нее
запахи в трубочках. Магазин этот очень близко от нас. Когда я входила, я услышала,
что "остры стрелы у варягов", еще до этого увидела статуи Рерихов, внутри немного
подождала, судорожно читая розарий, но окончательно паладу-хом, когда на стене
оказались Сергий и Серафим. Справедливости ради скажу, что покупали красивые восточные
палочки, запахи и камни отнюдь не варяжские гости, а какие-то обычные молодые
женщины, в самом худшем случае отдающие дань популярной магии.
Вернувшись в больницу, я немного поспорила - не о камнях и благовониях, а о
том самом, чему посвящен честертоновский рассказ "Око Аполлона". Даже не столько
поспорила, сколько рассказала, что мысль "буддизм и христианство одинаковы, особенно
буддизм" (опять Честертон) все-таки не совсем верна. Не знаю, как буддисты, но
космисты радуются своей просветленности, замыкаются в своих медитациях и так далее,
а мы (говорила я) больше похожи на блудного сына у Рембрандта. Но бедный блудный
сын успеха не имел, да и отец не понравился, какой-то жалкий, ослепший от горя,
а главное - несправедливый. И впрямь, чего так радоваться непросветленному сыну?
Потерпев поражение все на том же месте, я спорить перестала, мы дальше помогали
друг другу, а женщины из других палат списывали все исцеляющие рецепты Валентины
Травинки и разные молитвы. Довольно быстро выяснилось, что неправдоподобные притчи
и советы Христа принимают (сильно удивляясь - но радуясь) только и точно те, кто
не считает себя ни сильным, ни особенно добрым. Да уж, это врата адовы не одолевают
никак.
Однако пишу я о другом. Разговаривая с теми, кто учит "не давать сесть себе
на голову", охотно хвалит себя за доброту и силу, очень заботится о себе - словом,
с людьми вполне мирскими, по-мирски тянущимися к сакральному, мучительно думала:
кого они мне так напоминают? Нет, не всегда, не в беде, не в минуту слабости,
а только тогда, когда начинаются все эти просветления. И вдруг поняла: да нас
же, с нашими экстатическими молитвами, "оскорбительным оптимизмом за чужой счет"
(снова Честертон), непробойным эгоизмом, полным разделением двух слоев - "мистического"
(о. Господи!) и предельно прагматического.
Да, примерно таковы сейчас мы, прихожане либеральных приходов. Судить прихожан
"а 1а Радонеж" - не наше дело. Если они суровы к себе и догадались, что
"искусство" или там "творчество", тем более "мое-е-о! творчество" и вообще дикое
слово "я" - уж никак не кумир, честь им и слава. Если они немилостивы, можем ли
мы показать пример милости (не к себе, а к другим)?
Искаженная религиозность - очень опасная штука, Христос это непрестанно повторяет.
Вычтите из христианства милость и смирение, и уж двух вещей вы добьетесь: 1) привлекать
мы сможем только магией - лучше тогда там ее и брать, где она есть; 2) никакого
"покоя душам нашим" мы не обретем. Заметьте, почти стало правилом: чем экстатичней
виду верующей дамы (барышни), тем больше она жалуется на то, что ей-то хуже всех.
Многие лечатся от депрессии, и без толку - это не почти физическая болезнь, а
упорный отказ взять на себя "иго и бремя".
Получается как-то очень серьезно, не смешно, разве что название - оно из Камило
Хосе Селы, продавец керамики кричит эти слова английским туристам. Ну, хорошо,
не смешно, а может - и не слишком горько. Отец-то все равно примет, как только
мы к Нему повернемся; что там, даже без этого. Речь не о миге, изображенном Рембрандтом,
он когда-нибудь будет, а о том, что сейчас "человек религиозный" куда ближе к
честным последователям Рериха, чем к нелепым ученикам Христа. А вот на кого мы
похожи-на жену пастора из фильма "Старая дева". Помните? То у нее стигматы, то
она просит повезти ее в горы, и хотя герой борется как может, умильно говорит:
"А мне такх-о-о-чется!". Следующий кадр - едут в молчании по горам. Поистине,
сама жизнь!
|
