Наталья Трауберг

28 мая в Каунасе в возрасте 79 лет умер
Винцентас Сладкявичус — второй в истории Литвы епископ,
назначенный кардиналом

Сейчас почти не помнят, какими ужасными были 70-е годы. Здесь, в Москве, кое-кто знал, что в литовской деревушке служит алтарником удивительный архиепископ. Общаться с ним не разрешалось, чтобы его не загнали еще куда-нибудь, и к его молитвенной мощи прибегали так: отсюда, а лучше — из Вильнюса, посылали  письмо одному из его друзей, а тот отвозил и, если надо, получал устный ответ. Помню, как проделывали все это ради мальчика, отец которого (надо сказать, человек исключительного благородства) в Бога не верил.

Начало 80-х было еще хуже, но как-то живей, хотя не дай Бог такой живости! Жила я уже в Литве, молились мы о Польше. Конечно, много о чем молились, но Польша была просто рядом, почти тут же. Папа Иоанн Павел II присылал литовским священникам и монахам (тайным) приветы и особый розарий. Много было слез, много чудес. Когда я читаю слова об этих годах в энциклике "Centessimus annus", то испытываю чувства, о которых и не напишешь.

Осенью 1983 года жизни уже практически, не было. Однако, как ни странно, монсиньор Сладкявичюс незадолго до этого получил старинную архиепископскую кафедру на полпути между Вильнюсом и Каунасом, туда к нему ездили. Поехала и я, чтобы не сойти с ума, а может — попросить об экзорцизмах.

Архиепископ сказал тогда вещи, в которые было очень трудно поверить. Тихо, даже спокойно он сообщил (именно "сообщил"), что никаких экзорцизмов не надо, такое состояние нормально, потому что советское зло достигло апогея и очень скоро кончится. Почти деловито он предложил посвятить этому какие-нибудь страдания, а позже, уже в обычной, не советской жизни, — никогда не гневить Бога, поскольку это будет не рай — просто падший мир, — но уже и не ад. Много раз за последующие годы я вспоминала об этом и рассказывала другим.

Судя по словам тех, кто знал его близко, владыка Викентий почти или совсем не мог жить в мирских измерениях. Не видя других измерений, многие считали его слишком нервным и даже "ненормальным". А вот в измерениях Царства — другое дело, там он жил, и, как всегда в таких случаях, мысли и память о нем легко нас туда переносят. Сейчас мои дочь и внучка случайно задержались в Литве — значит, проводят его. Как говорил Шарль Пеги и сказал бы Винцентас Сладкявичюс: "Ну, конечно!"

НАТАЛЬЯ ТРАУБЕРГ

Москва
 

12 апреля 2005 г. Памяти Иоанна-Павла II

В день, когда сообщили о том, что умер Папа, я разговаривала с двумя священниками и сторожем из нашего храма. Сторож известен тем, что апостат. То есть он ушел, перекормившись ложным православием ? абсолютно ложным, которое выдумал сам, или какие-то подобные ему лица, и теперь… Теперь все мы его очень любим, потому что он очень добрый. Кроме того, он стал поэтом и воспевает скинхэдов, но все равно очень хороший человек, и такие странные наклонности у него, видимо, оттого, что сам выдумал ? сам и осудил. Так вот, он сказал, что как же это может вообще быть такой Папа, который везде ездит?.. Как же это так, и разве можно ТАК христианину поступать ? всюду бегать?

В ответ кто-то из священников произнес, в том числе и такие ключевые слова: надо же нам когда-то халкидонскими становиться…

Не знаю, насколько понятным будет здесь читателю слово "халкидонский", но если кто-то, вдруг, не знает, то можно пояснить, что я имею в виду. Все-таки наше монофизитство не подлежит никаким сомнениям. Если такой поразительный, умнейший и живейший человек, как Розанов, окруженный верующими людьми, теми самыми, которые и меня воспитывали ? мои бабушка и дедушка, если даже Розанов мог считать христиан людьми лунного света, то это значит, что дело зашло уже далеко. Если он считал, что Христос хотел убить всякую радость, хотя и непрестанно ходил по знакомым, пил, что-то еще там делал, со всеми общался и жалел людей, ? что само по себе немаловажно! – это уже просто за пределом! Я до сих пор не могу утешиться: как же так, что мой любимый Розанов и такую чушь мог писать?

... Но сейчас, после этого Папы, во всяком случае, в нормальном мире, так думать уже никто не может. Кто-то может, конечно, но только в таком случае, если будет говорить, что Папа ? это поп-звезда! То есть, как и положено, обвинять христианина либо в том, что он ненавидит весь мир, что неверно, либо, наоборот, в том, что он купился у мира. Но Папа ? это как раз тот редкий и яркий случай, когда и не купился, и не ненавидит. Когда христианин себя совершенно дочиста роздал миру ? раздал во всех смыслах, кроме греха.

Ведь, действительно, он был представителем Бога и полностью человеком.

Я знала замечательных и, вероятно, святых людей ? покойного кардинала Сладкявичуса или прелата Василяускаса. Но один на гнома был похож, слабенький такой, а Василяускас – вроде Ратцингера, с милым, уютным лицом. А Папа – именно мужчина. Как говорят англичане, he-man. И все это, всего себя он отдал Богу, даже не женился.

Помню, как еще при железном занавесе, пишет мне Томас Венцлова, как они с Чеславом Милошем (польский писатель – М.С). были у Папы. Сын Милоша стал придираться: как, Вы контрацепции не признаете?! и так далее. Тогда Папа ответил ему что-то очень смешное, вроде, я же тебя не трогаю, а говорю это для тех, кто назвал себя христианином. Ты таким не назвался – и на здоровье. А мы, раз пошли на такое серьезное дело, так потерпим уж, как-нибудь...

Папа совершенно не делил людей на верующих и неверующих. Для него все были ? люди. И очень подходят ему слова Лакордэра, что христианин не тот, кто спасается, а тот, кто спасает. Не было человека такой конфессии, даже веры, которого он искренне не хотел бы видеть. Это же такая простота отношений... при том, когда сейчас все только и делают, что ссорятся – идет какой-то радиоактивный распад.

Поэтому ставить в вину такие вещи, что он всюду с людьми... При чем тут вообще "поп-звезда"? Просто сейчас таковы наши средства коммуникации. При Христе можно было пойти в гости или встать во дворе храма, а сейчас – телевидение, интернет, уйма другой техники. Но она же нейтральна! И ничего страшного в ней самой нет. Доминиканские генералы советуют ею пользоваться, и помнить лишь о том, что контекст вокруг страшноватый... Но ? в мире всегда страшноватый контекст. Даже если ты сидишь на полянке и не знаешь, что такое трамвай, то и тут мир предоставит тебе такой контекст, что не соскучишься...

Поэтому после Папы нельзя, или, во всяком случае, очень трудно не быть с людьми и не есть с мытарями и грешниками. Он делал так, не являя при этом никакого тяготения к грехам ? во всяком случае, мы ничего подобного заметить не могли.

Еще очень много значит, что всю жизнь Папа не шел за "этим миром". Вся его эта суровость ? с контрацепцией, с браками… В этом смысле – да, он суров.

В нашем мире хотят, чтобы все было тут же, под рукой. Чтобы не двум господам служить, а сразу всем (одна моя крестница, свежекрестившись, присылала фотографии каких-то молодых людей и писала, "вот мои иконы"…) – так, вот это, думаю, после Иоанна Павла, после его Евангельской строгости ? для христиан стало невыполнимым. Двадцать семь лет печальной и тихой строгости, которая никоим образом не противоречит человеческому. Тоже как в Евангелии: очень серьезно, а людей – очень любит и жалеет.

Но все это надо было увидеть, заметить. Если твоя установка ругать ? с одной стороны, что он по свету мотается, а с другой, что он мракобес, ? тогда вообще ничего нельзя понять ни о христианстве, ни о Папе.

Еще мне очень хочется о нем сказать, что он, как-никак, свалил советскую власть. Благодаря ему мы живы. Даже те, кто сейчас умиляется насчет того, как тогда было сердечно – хотя, где они такое видели, я просто не знаю… Но, даже если им было и "сердечно", то и они погибли бы во второй половине 80-х годов. По-моему, ни для кого не тайна, что Папа остановил мир на краю. Конечно, если кому-то очень хочется, чтобы все случилось иначе, чтобы не было ни детей, ни внуков ? никого, то здесь они пусть отвечают. Но таких людей очень мало, я думаю... Это сумасшедшими надо быть.

…Как раз в то время я была в Литве, где поголовно все молились вместе с Папой. От него приходили люди, приносили розарий. Через Польшу, где тогда было военное положение, проникали доминиканцы. Я была там и изнутри всего этого видела, что молится вся страна. Молится не от нечего делать, даже не оттого, что ранен любимый Папа, а потому что мы все понимали, что это единственный столп, который удерживает мир. И то, что Папа посвятил Россию Сердцу Девы Марии ? это тоже не просто так.

Если кто-то не верит, что же сделаешь ? пусть не верит. Мы верующие люди – отчего же нам говорить, как неверующим?