История Троицкого подворья

Оглавление

Предисловие

Глава I. Возникновение подворья

Глава II. Троицко-Сухаревское подворье И митрополит Платон

Глава III. Сведения о насельниках подворья 60-х гг. XVIII — начала XIX столетия. Поставление Владыки Платона Архиепископом Тверским (1770 год) и его отъезд в Петербург

Глава IV. "Московское разорение" и последующее восстановление подворья

Глава V. Троицкое подворье и Митрополит Филарет

Глава VI. Строительная история подворья: от Митрополита Филарета до революции

Глава VII. История церкви Живоначальной Троицы, "Что в Троицкой"

Глава VIII. Троицкое подворье — резиденция Патриарха Тихона. Захват подворья "Высшим церковным управлением". Открытие на нем Московской Богословской академии

Глава IX. Возобновление подворья

Предисловие

В ряду московских достопримечательностей подворье Троице-Сергиевой Лавры вполне заслуженно могло бы занять одно из первых мест. На протяжении целого столетия с ним теснейшим образом была связана вся церковная жизнь "Третьего Рима": С 1815 по 1923 год оно являлось постоянной резиденцией московских митрополитов. Около 40 лет (с 1821 по 1867 год) прожил на подворье святитель Филарет (Дроздов), "природный Патриарх всероссийский", как называли его современники. Здесь совершал он свое доходившее до полного самоотвержения архипастырское служение, проходил сокровенный подвиг молитвенного делания.

Сюда 5 ноября 1917 года будущий священномученик митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский) принес митрополиту Московскому Тихону (Белавину) весть о избрании его на более 2-х веков вдовствовавший патриарший престол. И укрывшемуся в тишайшем уголке столичного града подворью суждено было на несколько лет стать центром духовной и церковной жизни уже не только Москвы, но и всей России. На несколько лет — в период, самый, пожалуй, сложный и трагический за всю историю Русской Православной Церкви. Здесь же в мае 1922 года святитель Тихон был арестован...

В современной отечественной литературе история Троицко-Сухаревского подворья подобающего отражения не нашла. Виной тому, скорее всего, более чем семидесятилетний общеисторический провал в памяти русского народа.

Наша цель — наверстать упущенное, рассказать об этом примечательном месте, о том, чем было оно в прошлом и чем, если будет на то Божие благоволение, сделается в недалеком будущем.

ГЛАВА I. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПОДВОРЬЯ

Земли на берегу реки Неглинной царь Василий Иванович Шуйский пожаловал Троице-Сергиевой Лавре еще в 1609 году — в самый разгар драматических событий времен польско-литовского разорения. Вероятно, обусловлено было пожалование немалыми заслугами обители в деле борьбы против захватчиков: в ту пору она выступала своего рода духовным центром сопротивления нашествию, из нее по всей Руси рассылались грамоты, призывавшие православный народ не покорятся под иго иноземцев.

"В Межевом архиве, — указывает в своем "Описании московской Троицкой церкви" ее священник о. Иоанн Орлов, — в писцовых книгах имеется дело об отводе загороднаго двора Троицкой Сергиевой Лавры от смежных владельцев, производившееся в 1755 году. При деле находятся копии с Данных на эту землю, из которых одна древнейшая сдесь от слова до слова помещается. "...По Государеву Цареву и Великаго Князя Василия Иоанновича всея Русии Указу, дано Троицы Сергиева монастыря Архимандриту Иоасафу с братиею, за деревянным городом, за Сретенскими вороты у Неглинной на берегу, от дороги, что подле городовыя стены, вверх Неглинной по левую сторону в длину сто семьдесят четыре сажени, а поперек восемьдесят сажен; а прежде сего то место было за переводчиком за Вельямином Стефановым, да за Кляусом Савосьяновым, а после их лежало впусте лет с семь. Да по другую сторону Неглинки от тояж дороги, что подле городовой стены, в длину сто шестьдесят сажен, а поперек сто двадцать три сажени, худыя земли с бугры, что в пашню не пригодятся". В 1613 году сия Данная подтверждена Царем Михаилом Феодоровичем особою Данною, в которой между прочим сказано: "Архимандриту Дионисию с братиею владеть по старым межам от городовыя стены по обе стороны реки Неглины по верхнюю плотину, как было до Литовского разоренья..."

Из сего видно, что Троицкий монастырь приобрел во владение сию землю при Царе Василие Иоанновиче в 1609 году; владение простиралось по обе стороны реки Неглинной, в длину с левой стороны 174, с правой 160 сажен, поперек с левой 80, а справой 123 сажен". (1).

Однако почти три десятилетия пожалованные Шуйским земли пребывали в совершенном запустении: на долю лаврского настоятеля архимандрита Дионисия выпал нелегкий труд восстановления обители после осады ее поляками в 1608 году. Братия работала не покладая рук, денно и нощно, заделывая пробоины в монастырских стенах, приводя в порядок пострадавшие храмы, исправляя нанесенный неудачливыми завоевателями ущерб. Сама Лавра превратилась милостью архимандрита Дионисия в место призрения больных и голодных, стала прибежищем для многих обездоленных. И потому вполне естественно, что дело благоустройства вновь пожалованной вотчины оказалось отложенным на неопределенный срок. Хотя, в конце концов, очередь дошла и до нее: с воцарением Михаила Феодоровича Смутное время закончилось, жизнь государства Российского понемногу стала входить в нормальное русло.

Было, правда, и другое препятствие, замедлявшее процесс освоения Лаврой полученных земель: "Во время Литовского разорения многие Князья и Бояре имели сдесь по речке Неглинке и Напрудной свои загородные домы; так в 1613 году в смежности с Троицким подворьем и на земле онаго имели дворы Князь Федор Телятевский, Князь Афанасий Козловский, Окольничий Федор Бутурлин, дворяне Никита Оладьин и Леонтий Погожев, на коих приносил жалобу Царю Михаилу Феодоровичу Троицкаго монастыря Архимандрит Дионисий в том, что означенные дворяне, после Литовского разорения завладели дворовыми местами огородами, монастырю принадлежавшими. ...Царь Михаил Феодорович подтвердил тоже, и дана сему Архимандриту новая Данная, с показанием тойже меры, и чтоб владеть им по обе стороны реки Неглинны по прежним их дачам". (1).

Но вот конец 30-х годов 17-го столетия — примерно в этот период сложилась здесь, за Земляным городом, на берегу Неглинки, лаврская слобода. Точнее сказать, не слобода, а слободка, которая, как свидетельствует переписная книга Москвы за 1638 год, насчитывала в то время всего "56 дворов монастырских тяглых крестьян, да 3 двора тяглых посадских людей разных сотен". (3). А вот другая перепись, уже за 1846 год: "129 дворов безпашенных бобылей, а кормятся на Москве работою". (4). Называлась слобода в официальных документах по своей принадлежности к Лавре и по расположению на берегу Неглинки "Троицкой Неглиненской".

"Центром" ее в далекие эти годы являлась деревянная церковь во имя Живоначальной Троицы с приделом преподобных Сергия и Никона, игуменов и чудотворцев Радонежских — приходской храм слободы. Непосредственно рядом с церковью располагалось и само лаврское подворье, первое упоминание о котором — в той же переписной книге Москвы за 1638 год: "...да на монастырском дворе прикащик, да два дворников, всего три человека; ружья у них: у одного человека пищаль, у дву человек две рогатины". (3).

Названный приказчик собственно и осуществлял все управление слободой: собирал налоги, разбирал тяжбы между ее жителями. А подначальные ему дворники призваны были следить за порядком на лаврском дворе, то есть попросту убирать его от мусора и охранять от лихих людей. "Две рогатины" составляли, надо полагать, их вооружение. "Пищаль" же, конечно, принадлежала приказчику.

Скорее всего, эти три человека являлись на тот момент единственными обитателями подворья. Власти и братия Лавры, приезжая по нуждам обители в столицу, останавливались в Кремле, на существовавшем ранее Троицком лаврском подворье при Богоявленской церкви (Богоявленского монастыря), где для них имелись специальные помещения. Там же постоянно проживали и лаврские стряпчие, ведавшие делами обители преподобного Сергия в первопрестольной. Ну а "Неглиненское" подворье, благодаря своему расположению за пределами Земляного города, носило статус "загородного". И хотя находилось на не весьма большом удалении от Кремля, в окрестностях его царили характерные для сельской местности тишина и покой. Впрочем, совершенно миновать его на своем пути из обители в столицу насельники Лавры все равно не могли: Троицкая дорога, соединявшая ее с Москвой, проходила в непосредственной близости от Троицкой слободы. (Здесь же, у самого начала этой дороги выстроена была в 1695 году знаменитая Сухарева башня, отчего уже в 18 веке подворье и получило свое окончательное наименование — Троицко-Сухаревское).

C каких пор начали останавливаться лаврские на "загородном" подворье, сказать точно уже нельзя, определенно только, что начало этому положено было до года 1650. В этом году по Указу царя Алексея Михайловича начали устраиваться так называемые "мещанские слободы" для переселения из города разных посадских людей, "взята на Государя" была и Троицкая Неглиненская. "Тогда Троицкого монастыря Архимандрит Адриан с братиею подали в Сыскной Приказ челобитную, в которой они объяснили, что по случаю взятой из владения их Троицкой слободки, они "терпят утеснение; что приезжавшие из монастыря в Москву слуги и служебники ставливались в той Троицкой слободке у крестьян, а ныне ставятся на "Монастырском дворе", — и просили в замен взятой слободки отдать им пустопорозжую землю позади монастырскаго двора их, которую они и получили, и которая составляет ныне часть огородной земли их, начиная от косогора до огородной земли крестьянина Графини Паниной Жиделева. Еще прежде, в 1638 году, монастырь приобрел большое пространство земли с правой стороны, окружаемое садами Красноглазова, Г.Скрибицкого и Мешкова, меною от Князя Телятевскаго, за что уступил ему собственную огородную землю у бывшаго Новинскаго монастыря, подле Патриарших житниц". (1).

О том же, как протекала жизнь на подворье в этот период — 17-ом — первой половине 18-го столетия — известно очень мало. Кто посещал его, кто именно "ставливался" на нем, мы, к сожалению, не знаем. Нельзя даже достоверно сказать, когда было приспособлено оно для проживания лаврских властей. Первое упоминание о наличии на его территории небольших "архи-мандричьих покоев о двух апартаментах" мы встречаем в описи подворья, датированной уже 1760 годом. Причем составитель ее горестно констатирует: и архимандричьи покои, и прочие деревянные подворские строения весьма обветшали. На этом основании весной того же года Духовный Собор Лавры принимает решение о постройке на подворье новых архимандричьих палат, более основательных — не деревянных, а каменных. На то высочайшего разрешения и одобрения испрашивает в поданной на имя императрицы Елисаветы Петровны челобитной лаврский стряпчий А.В.Чемодуров:

Высочайшее разрешение последовало вскоре — два дня спустя:

Строительство палат продолжалось около 4-х лет, работы были завершены лишь к началу 1764 года. Но и то — вчерне: для сносного проживания они еще не годились.

К слову сказать, в том же году, при секуляризации монастырского землевладения, когда многие обители лишились лучших своих вотчин и угодий, Сухаревское подворье было оставлено за Лаврой. А произведенное вслед за тем межевание окончательно закрепило его за обителью. (В ее архиве сохранился межевой план подворья 1773 года — на сегодняшний день это основной документ, подтверждающий права Лавры на него).

ГЛАВА II. ТРОИЦКО-СУХАРЕВСКОЕ ПОДВОРЬЕ И МИТРОПОЛИТ ПЛАТОН

В 1766 году настоятелем Лавры становится законоучитель наследника престола архимандрит Платон (Левшин) — будущий митрополит Московский. Человек неутомимо деятельный, он с ходу принимается за благоустройство не только самой обители, но и этой небольшой части нового вверенного ему — выражаясь языком современным — "хозяйства" — Сухаревского подворья. И здесь первым предметом заботы о. Платона становятся совсем еще не пригодные для поселения в них архимандричьи палаты.

"Всепресветлейшая Монархиня! всемилостивейшая Государыня! — пишет он в своем письме к Екатерине II, — Будучи уверен о Матернем Вашего Императорского Величества к подданным своим Благоутробии, имея притом всемилостивейшее дозволение, дерзаю Ваше Императорское Величество утруждать следующим моим прошением. В Москве имеется Троицкия Лавры подворье, на котором малое деревянное строение очень ветхо, а построенные вновь не малые каменные полаты хотя в черне каменною работою совсем отделаны, но по надлежащему не покрыты, также полов и печей нет, и другой внутреннюю и наружней работою не окончаны. И потому в оном подворье без достройки тех палат, или без немалой поправки ветхих деревянных покоев, жить не возможно.

Того ради прибегая к щедроте Вашего Императорского Величества всенижайше прошу, на достройку онаго Троицкия Лавры подворья Пожаловать высочайшею своею Милостию сколько Ваше Императорское Величество по премудрому своему изволению за благо-разсудите. Я проповедуя всемилостивейшее Вашего Императорского Величества к рабу Вашего Величества снисхождение, буду молить Преклоншаго Небеса и снисшедшаго к Человечеству, дабы Он из сокровищ Благости своея не преставал ... изливать щедроты свои на священную главу Вашу, которую Он Благоволил избрать орудием своим Благодетельствующим." (6).

При дворе законоучитель наследника пользовался величайшим почетом и уважением. Известно и личное расположение к архимандриту самой императрицы. А потому неудивительно, что по прошествии кратчайшего времени последовал

"Указ Нашей Коллегии Экономии", гласивший:

Таким образом — попечением архимандрита Платона и благодаря щедрости императрицы — все работы по отделке палат к следующему, 1767, году были благополучно завершены. Достоверные сведения об этом содержатся и в жизнеописании будущего митрополита Московского: "Оныя (каменные архимандричьи покои подворья) в черне были устроены Архимандритом Гедеоном; однако по отобрании вотчин, остались не окончанными. Но скоро, по производстве в Архимандриты, Императрица пожаловала Платону на отстройку тех палат 5000., которые он совсем окончил к Августу месяцу, и устроил домовую церковь, которую и освятил 18 Августа; и то освящение удостоил присутствием своим Государь Наследник, и его Обер-Гофмейстер Граф Никита Иванович Панин, с прочею придворною свитою; и соизволил в новых палатах взять обеденный стол". (2).

Проявление высочайшего внимания к такому событию, как освящение домовой церкви, явилось лишь очередным знаком того уважения к законоучителю при дворе, о котором говорилось уже выше. Однако и архимандрит Платон не преминул почтить своего августейшего ученика — цесаревича Павла: церковь освящена была им во имя Святых первоверховных апостолов Петра и Павла.

А за самими архимандричьими палатами, выстроенными по проекту московского архитектора Василия Яковлева в модном в те годы стиле "барокко", на долгие годы и десятилетия вперед утвердилось наименование "Главного дома". Представлял он собой характерный образец дворцовой постройки периода первой половины 18 века: симметричное здание в два этажа "на погребах", центральная часть и фланги которого подчеркивались ризалитами (выступающие части здания). Над центральными ризалитами южного и северного фасадов — треугольные фронтоны. Кроме того южный — главный — фасад украшал ряд пилястр (верти-кальных выступов в стене в виде части встроенного в нее четырехгранного столба). Оконные проемы обрамляли белокаменные на втором и кирпичные на первом этаже наличники. "Дворцо-вый" характер палат снаружи подчеркивала и балюстрада с тумбами, проходившая по краю кровли. А внутри — анфиладная пла-нировка комнат 2-го этажа с парадным залом в центре главной (южной) анфилады. Здесь же, на втором этаже, помещалась и домовая Петропавловская церковь.

С точки зрения планировки, место для возведения Главного дома было выбрано как нельзя лучше: он оказался расположенным практически в центре современной его постройке территории подворья, являвшего собою в те годы зрелище для постороннего взора весьма усладительное.

С юга к зданию архимандричьих палат примыкал сад с липовыми "прешпектами" и крохотным декоративным прудом. На севере, у подножия холма, на котором возведены были палаты, раскинулись обширные огороды, сдававшиеся в аренду местным жителям и таким образом служившие для подворья источником постоянного дохода.

Близ западного фасада палат располагались деревянные на каменных фундаментах жилые флигели и несколько подсобных строений, образовывавших небольшой хозяйственный двор, въезд на который осуществлялся через большие створчатые Святые ворота, выходившие в Троицкий переулок.

За двором лежал погост слободской церкви Живоначальной Троицы. А поблизости, на спускающемся к берегу Неглинки (а точнее — т.н. Самотечного пруда, устроенного путем искусственного запруживания реки) склоне холма прилепились дома церковного причта.

Словом, как следует из этого описания, в конце 60-х годов 18 столетия Троицко-Сухаревское подворье очень напоминало весьма обширную сельскую усадьбу, расположившуюся по соседству с сельскою же церковью.

ГЛАВА III. СВЕДЕНИЯ О НАСЕЛЬНИКАХ ПОДВОРЬЯ КОНЦА 60-Х гг. XVIII — НАЧАЛА XIX СТОЛЕТИЯ. ПОСТАВЛЕНИЕ ВЛАДЫКИ ПЛАТОНА АРХИЕПИСКОПОМ ТВЕРСКИМ (1770 ГОД) И ЕГО ОТЪЕЗД В ПЕТЕРБУРГ.

Сам архимандрит Платон на столь тщательно обустроенном его рачением подворье бывал, однако, нечасто: положение члена Синода (каковым он являлся с 1768 года) и по-прежнему возлагавшаяся на него должность законоучителя наследника престола и его невесты Натальи Алексеевны заставляли его проводить большую часть времени в Петербурге. Сведений же о насельниках лаврского подворья тех лет сохранилось совсем немного. Известно, впрочем, что находилось оно в ведении иеромонаха, присылавшегося из Лавры для служения в домовой Петропавловской церкви, и лаврского же канцеляриста. Проживали на подворье также инок, помогавший иеромонаху во время богослужения, и дворник, нанимавшийся из числа жителей Троицкой слободы.

До нас дошло достаточно подробное письменное предписание архимандрита Платона, адресованное им подворским насельникам иеромонаху Вениамину, монаху Иосифу и подканцеляристу Ивану Жукову, в котором настоятель Лавры в ясных чертах обрисовывает их обязанности и приличествующий им образ жизни.

Однако вскоре все трое — иеромонах Вениамин, монах Иосиф и подканцелярист Жуков навлекли на себя гнев архимандрита Платона и были заменены. Место о. Вениамина на подворье занял иеромонах Никодим (Бавленский).

При нем часть помещений Троицко-Сухаревского подворья, согласно сделанному ранее распоряжению настоятеля, была сдана внаем жильцам. Сменивший Ивана Жукова канцелярист Петр Туленин "репортует" годом позднее Учрежденному Собору Лавры относительно проживающих в Главном доме лиц:

В 1770 году архимандрит Платон поставляется архиепископом Тверским и покидает Москву уже надолго. Домовую церковь он велит "запереть и запечатать, и до служения в ней без собственного Его Преосвященства дозволения никого не допускать". Процесс сдачи внаем зданий и помещений подворья развивается в логической последовательности и вскоре арендованными оказываются даже сами архимандричьи покои. Мало что изменяется и в 1775 году — по переводе владыки Платона на Московскую кафедру: резиденция архиерея располагается в Кремле.

Таким образом Троицко-Сухаревское подворье и во второй половине 18-го, и в начале 19-го века остается тихим, не весьма приметным загородным владением Лавры. В его флигелях селится мастеровой люд, а в Главном доме по временам останавливаются приезжающие в Москву по той или иной надобности крупные петербургские чиновники и вельможи.

ГЛАВА 4. "МОСКОВСКОЕ РАЗОРЕНИЕ" И ПОСЛЕДУЮЩЕЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПОДВОРЬЯ

В новом своем, преображенном попечениями владыки Платона и трудами лаврской братии виде, подворье просуществовало недолго. В дни "московского разорения" в 1812 году оно было сожжено и разграблено. О том, в каком плачевном состоянии находилось подворье зимой 1812-1813 гг., свидетельствует письмо лаврского казначея иеромонаха Арсения, адресованное Учрежденному Собору Лавры:

Начаты были восстановительные работы без долгого отлагательства, в том же 1813 году. Руководил ими известный итальянский архитектор И.Д.Жилярди (впоследствии ему довелось перестраивать Екатерининский институт (ныне — Центральный Дом Российской Армии), восстанавливать здания Московского Университета, Опекунского Совета (ныне — Академия Медицинских наук) и многое другое.

Параллельно с восстановлением архимандричьих палат (в процессе его также пострадавшая домовая Петропавловская церковь была отремонтирована и переосвящена в честь преподобного Сергия Радонежского) на месте сгоревших флигелей отстраивались новые — деревянные. Добротные кирпичные флигеля при воротах и кирпичный конюшенный корпус, пострадавшие от огня, пришлось разобрать и также заменить деревянными зданиями. В целом, урон, нанесенный пожаром, на тот момент во многом так и остался не восполненным: даже позднейшая опись подворья (1829 года) свидетельствует о том, что единственным каменным и единственным 2-х этажным зданием на нем являлся Главный дом. Все остальные были деревянные, одноэтажные.

В таком вот ущербном состоянии Троицкое подворье в 1815 году, после "выселения" московских архиереев из их кремлевских покоев, неожиданно становится официальной резиденцией московских митрополитов (являвшихся одновременно и настоятелями Троице-Сергиевой Лавры). Первому выпало здесь поселиться архиепископу Августину (Виноградову) — замечательному духовному писателю и блестящему проповеднику, еще в сане епископа Дмитровского управлявшему московской епархией за старостью митрополита Платона. "Он (...) переехал в него 1815 г. на праздник Пятидесятницы, и имел сдесь пребывание до кончины своей, последовавшей 1819 года Марта 3 дня". (1).

Вслед за ним на кафедру Московскую был возведен митрополит Серафим (Глаголевский) — в апреле 1819 года. Владыка Серафим, впрочем, также пребывал на подворье крайне недолго: в мае 1821 он назначается митрополитом Новгородским, Санкт-петербургским, Финляндским и Эстляндским и первенствующим членом Святейшего Синода.

А архиепископом (с 1825 года — митрополитом) Московским и Коломенским становится Филарет (Дроздов). Один из замечательнейших людей своего времени, святитель, на протяжении своего почти полувекового архипастырского служения в первопрестольной неизменно оказывается в центре всех важнейших событий эпохи, и следовательно — в центре общественного внимания. А вместе с ним — и скромное его обиталище, Троицко-Сухаревское подворье Лавры, на котором суждено ему было прожить все 46 лет своего достопамятного пребывания на московской митрополичьей кафедре.

Что представляло собой Троицкое подворье к моменту поселения на нем святителя Филарета? Как протекала здесь его жизнь, как совершалось служение архипастыря? Каким был он в своих отношениях с окружающими? Ответить на эти вопросы и тем самым осветить знаменательнейший в истории подворья период позволяют архивные документы, а также — воспоминания людей, имевших честь и счастье знать митрополита Московского.

ГЛАВА V. ТРОИЦКОЕ ПОДВОРЬЕ И МИТРОПОЛИТ ФИЛАРЕТ.

Ко времени прибытия святителя Филарета в Москву будущая резиденция его, не много изменившаяся со дней митрополита Платона (за исключением "изменений", внесенных пожаром 1812 года), по-прежнему имела вид обширной усадьбы, расположившейся на левом берегу Неглинной и питаемых ею Самотечных прудов. Близ западной ограды подворья, над крутым берегом пруда возвышалась богато изукрашенная резным узором белокаменная Троицкая церковь. За восточной, в нескольких сотнях метров, над верхушками деревьев и крышами домов видна была увенчанная двуглавым орлом граненая вертикаль Сухаревой башни. Возобновленный после учиненного французскими войсками разорения сад с прудом, убогонькие бревенчатые флигели, арендованные окрестными жителями огороды... Тихий, укромный и очень, очень далекий от шума "большой жизни" уголок.

Поселился святитель на 2-м этаже бывших архимандричьих — а ныне уже архиерейских — палат. Личные покои его (планировка их и до настоящего времени сохранилась практически в неизмененном виде), небольшие, скромно обставленные, занимали восточное крыло здания. Моленная, спальня, рабочий кабинет, буфетная и гардеробная — ничего лишнего. "Простота и убожество его жилищ удивляли своим несоответствием с высотою его положения. Голыя деревянныя стены с простыми народными седалищами в Гефсимании, старинныя, простыя, не обширныя и не во вкусе нынешнего века убранныя келлии в Лавре и в Москве, сохранившия один неизменный вид едвали не со времен митрополита Платона и вся прочая обстановка, в высшей степени простая, все это представлялось загадочным и труднообъяснимым для многих, знавших, что кафедра Московская и Лавра Троицкая имели полную возможность без малейших затруднений уготовать своему предстоятелю и настоятелю жилище вполне соответствующее требованиям времени и его великому положению". (10).

Тут же, рядом со святительскими покоями, располагались канцелярия, две комнаты секретаря и комната келейника. Остальные — и наибольшие по площади — помещения: передняя, зала, гостиная и другие предназначались для приема многочисленных посетителей. В западном крыле находилась домовая церковь.

На 1-м этаже устроены были кельи насельников подворья (за всю историю его существования число их никогда не превышало 8 человек). А так же — кельи для приезжающей из Лавры братии, служебные помещения и канцелярия подворского эконома.

День владыки неизменно начинался утренним богослужением в домовой церкви. После утрени и обедни — чай. Затем служебные занятия, продолжавшиеся до 2 часов дня: ни одной бумаги митрополит Филарет не подписывал, не ознакомившись тщательнейшим образом с ее содержанием. В 2 подавали обед — очень легкий и неизысканный. "Трапеза его всегда скудная и убогая, всегда без вина. Мало рыбы, мало хлеба, мало простых земли произведений, мало воды с чаем — сие довлело к поддержанию его тела порабощеннаго духом", — вспоминает в своей книге о святителе архимандрит Григорий, часто посещавший его на подворье. (11).

"После обеда час, два отдыха, а отдыхом называется чтение. После такового отдохновения — опять дела, переписка, доклады. Два дня в неделю (вторник и пятница) работа с обоими викариями, независимо от частых с ними занятий... по другим дням. Если бы возможно было исчислить время, которое употребляется им на личные и письменные сношения (...), да если присовокупить к этому частое служение, соборное и домашнее, освящение церквей, приготовление проповедей, встречи царственных посетителей, испытание воспитанников академий и семинарий, посещение светских училищ и т.д., то сколько же останется досуга на успокоение от забот, на пищу, сон и редкия беседы с посетителями! Как полон его день трудов и подвигов, как коротка его ночь!" — пишет близко знавший архипастыря драматург и поэт Н.В.Сушков в своих "Записках о жизни и времени святителя Филарета, митрополита Московского". (12). "Являясь на Троицкое подворье с недельным рапортом, — вспоминал архиепископ Амвросий, — обыкновенно в пятницу в четвертом часу, я не каждый раз видел владыку, а когда видел, всегда заставал его в тихом одиночестве и за делом: лежа на диване в черном подряснике и скуфейке, опоясанный кушаком из белого крепа, он просматривал духовные журналы или епархиальные ведомости, делая в них разныя отметки карандашем; иногда писал письмо". (13).

Современники святителя единодушно поражались его работоспособности. Ежедневные и ежечасные труды прерывались лишь для богослужений. Их митрополит Филарет никогда не пропускал. Если был здоров, служил сам, когда болел, молился в алтаре при служении заменявшего его в таких случаях подворского эконома.

Казалось бы, при таком обилии дел по управлению епархией, при "таком долгом дне и такой короткой ночи", когда мог находить митрополит время еще и для приема посетителей, страждущих, "чающих исцеления", жаждущих слышать от него слово утешения и назидания, просто желающих получить от него благословение? Но время находилось (бывали случаи, когда владыка не отказывал в приеме даже в два часа пополуночи), и не было различия между знатными и простыми, богатыми и бедными. Приемы эти по своему характеру разделялись на официальные, посвященные решению различного рода деловых вопросов, и неофициальные — "домашние".

Официальные назначались, как правило, на первую половину дня — с 9 утра до 2 часов пополудни. Святитель встречал посетителей в приемном покое, одетый в рясу, голову венчал белый митрополичий клобук. По заведенному порядку дважды в неделю являлись к нему викарии Московской епархии с рапортами и отчетами, еженедельно — ректоры духовных школ. Приходили с отчетами благочинные, священники — с образцами проповедей, произнесению которых митрополит Филарет, сам прекрасный проповедник, придавал всегда большое значение.

Круг посетителей его, впрочем, был весьма широк и разнообразен и отнюдь не ограничивался людьми духовного звания. Политики, ученые, писатели и поэты — кто только не навещал "природного Патриарха" на Троицком подворье! Архимандрит Григорий, приехавший поздравить митрополита с днем его небесного покровителя 1 (14) декабря 1839 года, обнаружил что экипажи вельмож "запрудили Троицкую улицу и площадь подворья". (11). Не раз удостаивалась скромная митрополичья резиденция и посещения членов царской фамилии. "...Сретение Великих Князей (Николай и Михаил Николаевичи), — пишет святитель Филарет своему близкому и дорогому другу, наместнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Антонию в письме от 9.08.1850г., — затрудняет меня по времени и по моей немочи. ... Между тем добрый князь Сергей Михайлович вчера быв у меня, подал мне мысль, что я мог бы предложить Великим Князьям трапезу у меня, и, если нужно, предлагает своего кондитера. Вы знаете, что я невежда в делах сего рода. Напишите мне, что думаете обо всем, что теперь пишу. А о трапезе, думаю, напишите обстоятельное приказание здещнему эконому, или кого-нибудь для сего пришлите к надлежащему времени". (14). И в другом письме — ему же (от 7.12.1862г.): "В первый день декабря я получил от Их Императорских Величеств Евангелие и Крест в мою домовую церковь, которую Они за несколько дней пред тем благоволили посетить". (14).

Нередко случались визитеры и совсем иного рода. Так в мае 1866 года на подворье побывал приехавший в Москву по поручению комитета сближения англиканской и русско-греческой церквей епископ примас Шотландии лорд Морай Росс. Предметом разговора было миропомазание в англиканской церкви, беседа продлилась несколько часов. В течение ее епископ было заметил, что боится долее утомлять его преосвященство, но митрополит Филарет ласково возразил ему: "Мы более не увидимся: побудемте же вместе, сколько можем". "В своей брошюре о посещении России, лорд-епископ так отзывается о нашем святителе: "Я полагаю, что нет в целой русской империи более уважаемого, более справедливого и вообще более любимого человека, как почтенный Филарет". (15).

В своей оценке митрополита Филарета англиканский епископ оригинален не был — сходное впечатление выносили о нем едва ли не все, кому выпадало счастье разговаривать с ним либо - просто слушать его речи. Интересно замечание современного биографа святителя — почившего митрополита Иоанна (Снычева): зачастую, явившись на прием, посетитель вдруг испытывал какой-то, подчас прямо-таки рабский, страх и робость и даже... невольно становился перед московским владыкой на колени и кланялся ему в ноги.

"Архиепископ Симбирский Феодотий (20 авг. 1858 г.) в бытность в Москве по случаю коронации говорил: "Служил я в Петербурге, посещал вельмож, царей, все ничего; а когда вошел на Троицкое подворье, откуда взялась робость." А архимандрит Пимен, едва только вступил на ступеньки лестницы, ведущей в зал ожидания, почувствовал себя "ни живым, ни мертвым". Бывали, впрочем, и такие, что входили к святителю с "форсом", а после беседы с ним уходили смиренными. "Вошел павлином, — рассказывает о себе архимандрит Симеон, — а вышел вороной." (16). Нечто подобное произошло и с пастором Юнгом, приехавшим в Россию из Нью-Йорка и в марте 1864 года посетившим митрополита.

По воспоминаниям Н.В. Сушкова, самоуверенный в начале встречи пастор, прощаясь с владыкой, "смиренно опустился на колени, попросил его благословения и невольно поцеловал руку благочестивого старца." (12).

Впрочем первое чувство — страха — почти всегда сменялось у посетителей другим — восторга и умиления. После беседы с митрополитом человек невольно убеждался: "под личиной властной и строгой была сокрыта добрая, нежная и любящая душа."

Мы сказали, что четко разграничивались приемы официальные и неофициальные. Но это не совсем так: и официальные святитель нередко превращал по собственному произволению в "домашние". В таких случаях он, как правило, ожидал гостей в игравшей роль гостиной "долгой комнате", выходившей окнами на огороды северной части подворья. Попадавшие сюда, обычно заставали митрополита Филарета лежащим на диване и читающим духовную литературу. Некоторые удостаивались приглашения на чай или обед, которые подавались в галерее — узкой длинной комнате в северной анфиладе, сообщавшейся с долгой гостиной и парадным залом. И при том, что собственный стол владыки отличала граничащая с аскетизмом скромность, трапеза, подававшаяся гостям всегда была изысканной и изобильной — святитель умел быть добрым, радушным хозяином. "Для гостей, — читаем мы в "Записках о жизни и времени святителя Филарета митрополита Московского", составленных Н.Сушковым, — трапеза его всегда сытна и лакома. Мне случалось обедать у него по посвящении некоторых из викариев. Роскошь! все, что бывает лучшаго и дорогаго — на блюде; вина отличнейшия, десерт великолепный. Хозяин однако мало из этого вкушает; ему подают его обыкновенную пищу. Угощение сопровождается стройным пением духовного хора". (12). За столом митрополит, рассказывает архимандрит Григорий, был говорлив и весел, вел "речи отборныя, ясныя, округленныя, интересныя". (11).

* * *

Но, конечно, не это само по себе — радушие и умение вести "отборные речи" — привлекало к святителю множество наиразличнейших людей, не это стяжало ему славу "природного Патриарха"... Митрополита Филарета "звали мудрым отцем, то милостивым, то грозным, смотря по тому, чем легче достигалось благо Церкви и ея членов, — отцем доступным во всякое время дня и ночи." (17).

Перечислить все случаи его помощи, милости к пасомым, благотворного влияния на их судьбы, его попечения о них, отнюдь не возможно. Рука святителя щедро одаривала обездоленных, слово его целительным теплом врачевало скорбные души...

Священник Шаров вспоминает, как явившийся в неурочный час к митрополиту на подворье офицер обратился к нему с просьбой дать заимообразно две тысячи рублей. Не спросив причин, имени или хотя бы места службы просителя, владыка дал ему просимую сумму. Офицер вернул долг через два года, признался в растрате и в том, что спасен был владыкой от позора и смерти. (18).

"Увеличение смертности, увеличило и сиротство, безпомощность и бедность; а все это как взывало к благотворительности, так и вызывало усиление ея. И Москва, благотворительная и в обыкновенное время, в разсматриваемое скорбное время (холера 1830 — 1831 гг.) явила в этом отношении достоподражаемый пример для всех времен и городов. Пример благотворительности, как мы видели, подал сам Государь Император в бытность свою в Москве. Филарет также пожертвовал значительную сумму денег (1000 р.) на устройство благотворительного учреждения при Троицкой церкви, в приходе коей состоит Троицкое подворье". (19).

В 1841 г. священнику Бронницкого уезда, пострадавшему от пожара и пришедшему к нему за помощью в чужой старой рясе, святитель Филарет не только помог деньгами, но и подарил собственную шерстяную рясу, сказав: "Вот тебя ряса от меня, я вижу, на тебе чужая". (20).

Не менее интересный пример благотворительности святителя приводит в его жизнеописании митрополит Иоанн. Бедный дьякон приехал в Москву хлопотать по служебным делам. По мере хождения по различным церковным "инстанциям", не только деньги из тощего дьяконского кошелька перетекли в карманы мздоимцев, но и дело его, в общем-то пустяковое, оказалось раздутым до чрезвычайности, стало приобретать характер "неразрешимый". Митрополит Филарет, узнав об этом, взыскал со взяточников сумму вчетверо большую той, что была выманена у дьякона, и отдал ему со словами: "Это тебе, дьякон, за твое терпение. Ступай домой и оставайся на месте, в нуждах твоих обращайся прямо ко мне". (16).

Вообще, как характерную черту, владыка Иоанн отмечает обыкновение святителя отнюдь не считать своих денег и даже — не касаться до них. Финансами при нем заведывали частию Лавра, частию эконом подворья, частию секретарь. (16). Между тем, из собственных средств владыки "почти ежедневно ... выдавались пособия не только в Москве, но и разсылались повсюду. Кроме единовременных пособий, выдавались еще некоторым лицам как бы ежемесячные пенсии, благодетельствовавшие сотни весьма почтенных семейств, случайно впавших в бедность". (21)

"Когда митрополит возвращался откуда-нибудь, — вспоминает Н.Гиляров-Платонов, — его большею частию дожидались уже нуждающиеся во вспоможении, и Святославский (секретарь святителя) был обыкновенным раздателем милостыни". (16).

Но была и другая причина, побуждавшая людей постоянно прибегать к святителю Филарету в своих скорбях, телесных и душевных недугах: если подвиг внутренного делания его был в полном смысле этого слова тайным, то слава, слава замечательного молитвенника, — совершенно явной...

По свидетельству архимандрита Вениамина, "почитатели митрополита Филарета любили посещать крестовую церковь, в которой нередко служил и сам владыка. Здесь они обыкновенно говели и исповедовались, и приобщались, принимая св.Дары от самого святителя". (21). Таковых — почитателей — было немало. Увидев московского архипастыря, как писал архимандрит Григорий, "нельзя было не прославить Бога, дивного в рабах Своих; а потому и когда он служил, храмы наполнялись народом." (11).

"Митрополит Филарет читал канон пред царскими вратами смиренно, как монах пустынный,— повествует он же об одном из служений святителя на Сухаревском подворье, — читал ясно, но без экспрессии, монотонно, как читал бы простой неученый иеромонах. Меня это удивило. Сколько я слыхал ученых настоятелей, обыкновенно читают этот канон с выражением. Филарет ли не умел бы прочитать канон св. Андрея ораторски?" (11). "Простые", благоговейные молитвы святителя производили на людей действие удивительно сильное, благотворное. Многочисленны свидетельства о случаях явления чудесной помощи по молитвенному предстательству его, рассказы о них передавались из уст в уста, и часто звучали в трудные минуты и во дворцах вельмож, и в домах простолюдинов "заветные" слова: "На Троицкое подворье... К митрополиту Филарету..."

Вот лишь несколько примеров такого рода.

"Идя однажды на Троицкое подворье, Н.Н. встретила незнакомую ей женщину, которая очень горько плакала. На вопрос, о причине ее горести, она отвечала, что ее муж ужасно пьет запоем и что она ходила просить о нем святых молитв митрополита Филарета, но ее не допустили до него. Сжалившись над нею, Н.Н. говорит, чтобы она в то время, как владыка поедет на служение, подошла принять благословение и сказала владыке про своего мужа и попросила молиться о нем. Обрадованная таким советом, она исполнила его при первом же случае, и что же? В скором времени муж ее совершенно избавился от запоя."

"Девица А. имела обыкновение читать псалтырь, но в одно время она как-будто забыла свое правило и в продолжении нескольких дней не исполняла его. В скором времени она видит во сне, что владыка совершает божественную литургию в церкви Троицкого подворья и по окончании оной начинает благословлять народ, но когда А. подошла для принятия его благословения, владыка спрашивает ее: "Ты читаешь псалтырь Давида?" А., совестясь при народе открыть правду, отвечала, что читает, на что владыка говорит: "Полно, так ли?" А., удивленная прозорливостью владыки, призналась , что уже несколько дней не исполняет своего правила, тогда владыка сказал: "Ты должна читать без отлагательства каждодневно", при этом она и проснулась.

"В одном дворянском семействе брат с сестрою были разного мнения о владыке: сестра очень почитала его, но брат позволял себе говорить о нем без всякого уважения.

Однажды между ними зашел разговор о прозорливости владыки, и брат, нисколько не доверяя этому, вознамерился испытать оную обманом и, несмотря на просьбу сестры оставить это намерение, оставался непреклонным. Вот однажды, одевшись в самое бедное платье, он отправился в Троицкое подворье. Когда вышел владыка, брат говорит владыке, что его посетило несчастье: поместье сгорело и он находится в крайности. Выслушав это, владыка удалился во внутренние покои и вынес пакет с деньгами, который и отдал ему с сими словами: "Вот Вам на погоревшее имение". По возвращении домой он показывает полученные от владыки деньги и с восторгом рассказывает обо всем подробно, чем сестра его ужасно была огорчена. На другой день он получил известие, что в тот самый день и час, в который он был у владыки, в его поместье сгорела часть его имения, и именно на ту сумму, какую он получил от владыки. Это событие ужасно его поразило, и он немедленно поехал ко владыке, рассказал обо всем чистосердечно и со слезами просил простить. С этого времени он верил в прозорливость владыки и очень уважал его."

"Простудившись Н.Н. очень сильно заболела, ее уже особоровали и ожидали кончины. В это время брат ее был на Троицком подворье, просил владыку через секретаря помолиться о болящей. Владыка прислал ей масла и святой воды, но на другой день она пожелала непременно иметь образок от владыки, посему одна из ее родственниц отправилась на Троицкое подворье. Так как владыка в этот день никого не принимал по случаю болезни, то родственница просила секретаря владыки передать ему просьбу больной. Владыка выслал для больной образок преподобного Сергия, и как только одели оный на нее, больная заснула крепким сном, продолжавшимся шесть часов. Проснувшись, она почувствовала себя гораздо лучше и вскоре выздоровела." (22).

Таким образом, благодаря любви и почитанию народному, которые стяжал почитавшийся многими за святого еще при жизни митрополит, постепенно Троицкое подворье, тихое и укромное, становилось в Москве местом все более известным и посещаемым. Иными словами, отблеск славы "природного патриарха" падал и на его резиденцию...

И вряд ли стоит удивляться тому, что история подворья за период пребывания на нем святителя Филарета — по сути, не более, чем история жизни этого архипастыря: фигура его вполне естественно заслонила собой образы и судьбы всех немногочисленных подворских насельников.

* * *

Впрочем, жил на подворье, а точнее — в непосредственной близости от него и человек, не упомянуть о котором попросту невозможно — судьба святителя связана была с ним теснейшим образом. Речь идет о матушке митрополита — Евдокии Никитичне Дроздовой, перевезенной им в 1844 году из Коломны в Москву и поселившейся в специально купленном для нее деревянном домике за оградой подворья, почти напротив его ворот.

Жизнь она вела уединенную, почти монашескую, часто говела и всегда приобщалась в домовой церкви митрополичьих палат. Скоро правда, Евдокия Никитична занемогла и тогда нередко можно было видеть святителя спешащим через просторный двор к ее домику. 20 марта 1853 года она скончалась. По словам Н.В. Сушкова, святитель Филарет, мирно покорный судьбам Божиим, "без рыданий принял последний вздох усопшей, без рыданий отдал последний долг отшедшей из времени в вечность. Твердо бодрствуя на молитве поминовений и погребения, обрел в душе своей силы встретить гроб на кладбище, проводить до могилы, посыпать перстию персть, и кротко-сиротливо возвратиться в свою келлию к обычным трудам и подвигам". (12).

Между тем, не так долго оставалось нести бремя своего служения на земле и самому митрополиту Филарету. Бесконечные труды, бессонные ночи до чрезвычайности ослабили его, болезни сменяли одна другую. В январе 1866 года, за год до своей смерти, святитель пишет архимандриту Антонию:

"Много времени теряю в отдыхе; в пасмурный день и при огне многаго не могу читать, или читаю с трудом, так же и пишу. Между тем непокойный век умножает дела; происходят медленность, и может иногда быть пропущено время, благоприятное для успеха в деле, и невозвратимое для сего. Тяжелы иногда дела делаемыя: но еще тяжелее дела ожидающие и упрекающия за медленность"... (14).

В ночь на 17 сентября 1867 года, находясь в Лавре, митрополит Филарет чудесным образом был оповещен о приближающейся кончине. Явившийся ему во сне покойный его отец сказал: "береги девятнадцатое число". Воспринявший это предвестие как истинное, святитель там же, в Лавре, 19 сентября приобщается Святых Тайн. Вскоре вслед за тем он возвращается на Троицкое подворье и уже не покидает его до самой смерти. 19 октября он вновь приобщается Святых Тайн.

...Приближается 19 день следующего месяца — ноября. Незадолго до него святитель почувствовал себя бодрее обыкновенного и, улыбаясь, многим говорил: "Перед кончиной старые люди всегда чувствуют себя свежее и легче..." (16). На переданную ему просьбу одной почтенной дамы принять ее он ответил: "Пусть приедет, только прежде 19 числа". (24).

19-ое выпало на воскресенье. Святитель в этот день сам совершил литургию в домовой церкви подворья и служил, по свидетельствам присутствовавших, бодро и громогласно. После литургии он удалился в свои покои и принялся за дела. В половине второго часа, когда митрополит против обыкновения не вышел к обеду, его келейник иеродиакон о.Парфений, войдя в митрополичьи покои, увидел святителя в коридорчике, узком проходном помещении без окон рядом со спальней, как бы коленопреклоненным. Митрополит Филарет был мертв. (16).

Вскоре "удар большого кремлевского колокола, раздавшийся в необычное время, возвестил жителям первопрестольной столицы о кончине великой жизни (...). Печальная весть быстро огласилась, и население Москвы устремилось на поклонение почившему архипастырю". (26).

"По приезде на подворье, — пишет в своих воспоминаниях архиепископ Харьковский Амвросий, — введен был в кабинет в Бозе почившаго святителя и там я земно поклонился ему. На него ( он положен был на диван) надет был подрясник из материи муар-антик, скромнаго дикаго цвета, и пояс с шелковыми цветами по белому фону. Владыка казался необыкновенно мирен: вот истинный угодник Божий, столь славно и полезно потрудившийся для православной церкви! (...)

Честное тело его перенесено мною вместе с другими в большую залу, где облачено было во все архиерейское облачение — то самое, в котором он совершал тогоже дня (воскресенье) последнюю божественную литургию. (...)

Панихида была совершена преосвященными викариями в присутствии генерал-губернатора, а на другой день (20 число), по внесении тела маститого святителя в крестовую церковь, литургия и панихида в ней отслужены соборне мною с протоиереями, иеромонахами и священниками". (13).

Привезенный из Лавры архимандритом Антонием изготовленный заранее по просьбе самого митрополита Филарета кипарисный гроб был поставлен в домовой церкви подворья. И три дня в 1 час пополудни и в 8 часов вечера совершались здесь панихиды. Ежедневно несметные толпы москвичей заполняли подворье, оплакивая любимого святителя. А 23-го, в 10 часов утра, в присутствии всего московского духовенства в черных облачениях, началась Божественная литургия, совершавшаяся митрополитом Киевским Арсением. В полдень зазвонили колокола церкви преподобного Сергия: Троицко-Сухаревское подворье прощалось со своим великим насельником. И еще долго воспоминание о святителе вызывало у обитателей и посетителей сего места — у кого вздох, у кого слезы, у кого тихое и радостное умиление.

"В годовщину кончины его, — рассказывает в своей книге о святителе архимандрит Григорий, — то есть 19 ноября 1868 г., в крестовой подворской церкви совершена мной, по распоряжению преосвященнаго Игнатия, заупокойная литургия и панихида соборне. В ночь на это число почивший владыка, виденный мною в рясе и белом клобуке, благословил меня, а по сторонам его находились какие-то другие два иерарха, покрытые белым облаком.

Благословение его принял я, как залог Божия ко мне милосердия и как неложное знамение, что святая душа его во благих водворяется..." (11).

ГЛАВА VI. СТРОИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ПОДВОРЬЯ: ОТ МИТРОПОЛИТА ФИЛАРЕТА ДО РЕВОЛЮЦИИ

Весьма знаменателен в отношении строительном для подворья год 1832: в этом году на его территории появилось второе после Главного дома каменное здание. Проектировал его архитектор М.И.Бове 2-ой и выстроено оно было в стиле ампир. Все работы производились на средства трех монастырей: Лавры (40 832 рубля), Николо-Перервинского (16 000 рублей) и Чудова (10 000 рублей). Первоначально предполагали, что жить в нем будет архиерейская свита. Однако по отстройке в него вселились архиерейские певчие. Отсюда произошло и название дома: "Певческий". Впервые "обозначилось" оно в документах подворья за 1845 год. Певческому от подворской земли отвели особый участок для необходимых подсобных помещений, которые были со временем выстроены по периметру образовавшегося двора. Таким образом в отдаленной от Митрополичьих палат южной части подворья возник самостоятельный жилой комплекс с 2-х этажным домом, хозяйственными службами, оградой с отдельными въездными воротами.

В 1868 году на подворье поселился новый митрополит Московский и Коломенский — Иннокентий (Вениаминов), просветивший светом Христовой веры народы Восточной Сибири, проповедовавший слово Божие среди алеутов, добившийся перевода Священного Писания на алеутский, курильский и якутский языки.

Уже при нем к части южного и восточному фасадам Главного дома по проекту архитектора Корнеева пристраивается деревянная открытая галерея (в настоящее время на ее месте находится застекленная веранда). А чуть позднее — в 1873 — 1874 годах на средства благотворителя с восточной же стороны к домовой церкви, имевшей один придел, посвященный преподобному Сергию Радонежскому, — добавляется дополнительный двухэтажный объем. Нижний ярус его приспосабливают под жилье, а верхний — становится вторым приделом храма. 17 сентября (по старому стилю) 1875 года он освящается в честь Иверской иконы Божией Матери.

Развитие, а точнее, постепенная перестройка подворья продолжается вплоть до начала 20-го столетия. В 1879 — 1880-х годах реконструкции (на этот раз уже окончательной) подвергается Главный дом — вследствие уже не столько практической необходимости, сколько стремления обновить здание в соответствии с изменившимися художественными вкусами. Руководил работами архитектор Никитин.

Последнее — и самое высокое — на дореволюционном подворье здание возводится в 1913 — 1915 годах. Новый 3-х этажный доходный дом, завершающийся высокой 4-х скатной кровлей с островерхими шатрами (также дань "русскому" стилю), проездной аркой, расположенной на месте старых въездных ворот, придает подворью окончательно завершенный и весьма представительный вид.

ГЛАВА VII. ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ ЖИВОНАЧАЛЬНОЙ ТРОИЦЫ, "ЧТО В ТРОИЦКОЙ"

С церковью Живоначальной Троицы Сухаревское подворье связано было теснейшим образом. Во-первых, сам лаврский двор изначально образовался поблизости от нее. Во-вторых, на протяжении многих лет, до тех пор, пока не появились митрополичьи палаты с домовым храмом, церковь эта являлась приходской не только для лаврской слободы, но и для самого подворья.

Невозможно представить лаврское подворье без Троицкой церкви и сегодня: другой попросту нет и все богослужения совершаются в ней. И потому, рассказывая о подворье, нельзя обойти вниманием этот старый приходской храм.

* * *

"Прежде Церковь была деревянная на том самом месте, где ныне стоит крест на каменном столбе против южных дверей несколько влево, от церкви в трех саженях. Когда она была построена, точнаго времени определить невозможно; но можно полагать, что она должна быть современна поселению сдесь Троицкаго монастыря служек. И действительно, из дел Патриаршаго приказа видно, что в 1631 году она уже сдесь существовала, и, вероятно, построена была иждивением того монастыря. В 1688 году осенью от бывшаго большаго пожара, начавшагося от Ильинских ворот в Стремянном полку, эта деревянная церковь сгорела; вместо ея в то же время от Святейшаго Патриарха Иоакима получено дозволение построить церковь каменную, а для продолжения Божественной службы, по благословению сего же Патриарха, построена была в том же 1688 году временная деревянная церковь, которая и освящена Декабря 19 дня. В церковной ризнице хранится старый холстинный без святых мощей антиминс, относящийся точно к сему времени; на нем напечатано следующее, вверху: "Жертвенник Божественный и священный совершися чрез самое Божественное священнодействие, освящен Божественною благодатию Всесвятаго и Животворящаго Духа"; по сторонам: "имеет власть священнодействовати во храме "Святыя Троицы"; Священнодействован Преосвященным Иосифом Митрополитом Рязанским и Муромским"; внизу: "Сие же бысть при державе Благочестивейшего Великаго Государя Царя и Великаго Князя Феодора Алексеевича, всея великия и малыя и белыя России Самодержца, и при великом Господине Святейшем Кир Иоакиме Патриархе Московском и всея России". (1).

В сборнике исторических сведений о московских храмах о ней же (церкви) значится: "7154 г. (1646 г.): Живоначальныя Троицы Сергиева монастыря вотчинная Троицкая слобода, под Москвою, за Земляным городом, по обе стороны речки Неглинки, а в ней Церковь Живоначальныя Троицы, да придел Сергия и Никона Радонежских Чудотворцев, деревянная..." (4).

В каком точно году на ее месте возникла новая, каменная, сохранившаяся до наших дней, — ответить на этот вопрос можно лишь приблизительно. Клировая ведомость церкви за 1825 год сообщает, что каменный храм построен "по благословению Святейшего Иоакима Патриарха Московского в 1688 году тщанием прихожан вместо сгоревшей деревянной". (34). Но в то же время в челобитной троицкого священника Авксентия Филиппова, поданной на Высочайшее Имя в 1726 г., сообщается, что каменная Троицкая церковь построена "в прошлых годех лет стритцать", т.е. в 1696 году. (35). Поэтому вероятнее всего, что в 1688 году церковь была заложена, а к 1696 году отстроена окончательно. Хотя, есть и другие предположения на этот счет: "На малой иконе Благовещения в царских вратах есть надпись, что икона писана в 1708 году. По сему указанию с вероятностию положить можно, что и церковь освящена не ранее сего же года. - так рассуждает автор "Историческаго описания Московской Троицкой церкви, что в Троицкой", ее священник о.Иоанн Орлов, - К сему же предположению ведет и форма иконостаса с резными виноградными колоннами. Придел один, во имя Преподобнаго Сергия Радонежскаго Чудотворца, устроен по левую сторону трапезы в одно с церковию время". (1). "Церковь со внешней стороны не представляет ни великолепия и никаких особенных украшений, —продолжает он же, — простой Греческой архитектуры, о трех этажах, об одной главе. (...)

При входе в настоящую церковь представляется древний великолепный иконостас резной виноградной работы с резными же сквозными колоннами, имеющий четыре неравные яруса, и пятый над царскими вратами; венчается резным Господом Саваофом, седящим на облаке, над крестом, с таковым же Спасителем на кресте и предстоящими. Резныя украшения и колонны вызолочены, но от времени потемнели, как и самый грунт, бывший зеленаго цвета. Иконостас промыт, а царские врата вызолочены вновь в 1829 году. В приделе Преподобнаго Сергия и трапезе устроен новый иконостас в 1821 году". (1).

Строителем каменной церкви был, судя по всему, священник о. Иоанн Алексеевич — первый иерей ее, о котором мы встречаем какое-либо упоминание. "Известие о нем передано им самим в собственноручной подписи в Постной Триоди, печатанной в 1678 году. (...) К этой мысли приводит местный образ Св. Евангелиста Иоанна Богослова, вероятно написанный во имя Ангела сего строителя, и есть памятник трудов его в созидании храма. И если предположить, что он служил при сей церкви более 30-ти лет, то он может быть имел удовольствие видеть и освящение храма, которое долженствовало быть в 1708 году, как было сказано выше". (1).

С 1721 года настоятелем Троицкой церкви являлся Благочинный о.Авксентий Филиппович Малиновский. Прослужил он при ней 44 года и по кончине, последовавшей 17 декабря 1765 года был погребен в приделе подле столпа на западной стороне. Сохранилась уже упоминавшаяся выше челобитная о. Авксентия на Высочайшее Имя, которая не только показывает его пекущимся и радеющим о благоустроении своего храма настоятелем, но также и приоткрывает одну из страниц истории Троицкой церкви:

Указ из Синодального казенного приказа о разрешении работ последовал 27 мая 1726 года. (36).

Отца Авксентия сменил испрошенный им первоначально в качестве помощника сын — "Протоиерей Благочинный и Ордена Св. Анны 2го класса Кавалер Феодор Авксентьевич Малиновский". Пять с лишним лет прослужил он викарным при отце и затем без малого 33 года настоятелем. Впоследствии протоиерей Феодор был переведен в московский придворный Благовещенский Собор.

В составленном его потомком А.Ф.Малиновским "Обозрении Москвы" мы находим весьма любопытные сведения о Троицкой слободе и о прихожанах Троицкой церкви.

"О жителях слободы год за годом дают представление исповедальные книги церкви Живоначальныя Троицы Сретенского сорока, составленные протоиереем Федором Малиновским и дьячком церкви. Все население прихода, являвшееся в церковь на исповедь, расписано строго по принадлежности к сословию. Открываем одну из книг, пережившую столетия, чуть пожелтевшую, с выцветшими записями за 1790 год, и в разделе "Духовные и их домашние" читаем: "1. Протоиерей Федор Авксентьев — 57 лет. 2. Иностранной коллегии архивы переводчик Алексей Федоров Малиновский — 27 лет. Дочери — девицы Елизавета Федорова — 20 лет, Наталиа Федорова — 13 лет".

В разделе "Военные и их домашние" перечислены домочадцы И.А.Остермана и артиллерии подполковника Льва Александровича Пушкина, которому было в ту пору 67 лет, а его жене Ольге Васильевне — 50 (имение неподалеку от Троицкой церкви прадед великого поэта лейб-гвардеец Александр Петрович Пушкин унаследовал еще в 1718 году - прим. сост.): "Дети их: гвардии Преображенского полку сержант Василий Пушкин — 24 лет, Сергей Львов — 23, Анна Львова — 25, Елизавета Львова — 16".

В доме его высокопреосвященства митрополита Платона на Троицком подворье жили разночинцы, посадские люди, мещане, оброчные крестьяне и вдовы — обитательницы богадельни. Отдельно записаны раскольники — 5 купеческих семей и "цеховой плотошник".

Всего в приходе Троицкой церкви проживало 280 мужчин, 264 женщины; духовных — протоиерей, 3 дьякона, дьячок, пономарь и певчие; военные: штат-, обер- и унтер-офицеров, солдат — 13; дворовых людей — 99; поселян — 12; раскольников — 7 с семьями.

Здесь, на окраине Москвы, селились в основном люди среднего достатка, Так, в 1739 году, когда отцу Малиновского был всего один год, в слободе в основном жили ремесленники, крестьяне, сторожа "Неглинских прудов", "фабришные" люди и один обер-офицер. А к 1745 году среди населения слободы преобладали военные, рядом с сержантом Львом Александровичем Пушкиным и первой женой его Марьей Матвеевной жили гвардии Семеновского полку капитан Петр Викентьев, майор Борис Ярцов, отставной капитан Иван Бабрыкин, полевой артиллерии поручик Филипп Булгаков, драгуны, солдаты. (...) Священник Федор Малиновский провожал деда А.С.Пушкина в последний путь и сделал в метрической книге запись об этом печальном событии: "Умре по христианской должности в покоянии октября 24 дня артиллерии подполковник Лев Александрович Пушкин..." (37).

Приблизительно в 1759 году женою московского купца Василия Васильевича Суровщикова Татьяной Ильиничной при Троицкой церкви была устроена богадельня ( вероятно, та самая, о которой упоминает в своей книге А.Ф.Малиновский). В следующем, 1760, году, впервые упоминаются богаделенки в числе 19 человек "женскаго пола". Татьяна Ильинична часто посещала основанное ею заведение и своими щедрыми подаяниями весьма благодетельствовала его обитательницам. "В бедственный 1812 год богадельня выгорела и исправлена потом прихожанами от добровольных их приношений. Богаделенки занимают одну половину, а в другой устроена овощная лавочка, от отдачи которой получает ныне церковь 308 рублей ассигнациями в год. При богадельне имеется дворик, разделенный также на две половины, огороженный с левой стороны от погоста, а с задней от двора просвирни дощатым забором". (1).

В 1804 году при Троицкой церкви возникла еще одна богадельня — "Остермановская", называвшаяся так по имени устроителя и попечителя ее — графа Ивана Остермана. Задумав осуществить столь богоугодное дело, он испросил благословения митрополита Платона в следующих выражениях:

Построена "Остермановская" богадельня была каменной, одноэтажной, "мерою по улице на 5, а по погосту на 10 саженях, разделена кухнею на две половины, мужескую и женскую. Позади богадельни есть дворик, простирающийся до двора просвирни, в длину имеет 7, а в ширину 5 сажен". (1).

В 1812 году она так же, как и приходская, выгорела, но вскоре была восстановлена наследником фамилии и всего имения покойного Ивана Андреевича, его двоюродным внуком, генералом от Инфантерии графом Александром Ивановичем Остерман-Толстым. А впоследствии, об этом пишет уже в 40-х годах 19-го столетия священник Иоанн Орлов, "принял особенно попечение о богадельне, вместе с управлением всем имением Графа Остерман-Толстого, племянник его Камергер Статский Советник и Кавалер Князь Леонид Михайлович Голицын, и его попечением богадельня в 1842 году вся переделана внутри и исправлена в лучшем виде". (1). (В 1901 - 1902 гг. Остермановская богадельня была капитально перестроена, на втором этаже ее разместилась церковно-приходская школа. Проект перестройки богадельни хранится в фонде Строительного отделения Московского Губернского Правления ЦГИА, в деле: "Об утверждении плана и чертежей на строительные работы во владении церкви Св. Троицы в 1м участке Сущевской части").

(Позднее в приходе Троицкой церкви устроилась еще одна, третья по счету, богадельня: она была открыта в 1825 году в доме, который проживавший неподалеку от церкви "Коммерции Советник и Почетный Гражданин Андрей Петрович Петров" уступил несколько ранее Московскому Цеховому обществу. В 1825 году она была открыта. "При начале ея богаделенных было мужеска 40, женска 41. В 1837 году дом распространен еще прикупкою двух смежных домов мещан Сырова и Белкина, и главный корпус увеличен новою пристройкою, при Цеховом Главе Семене Печкине. Ныне находится богаделенных мужеска 93, женска 127, малолетних сирот мужеска 20, женска 20, а всех 284". (1)).

Сама же Троицкая церковь, хоть и не была в отличие от лаврскаго подворья, сожжена пожаром 1812 года, пострадала все-таки достаточно сильно.

"Она была разграблена и лишилась своих богатых сокровищ, приобретенных в продолжении многих лет ("До нашествия неприятельских войск в 1812 году церковь блистала внутри великолепными украшениями и имела довольно богатую утварь. (...) В особенности церковь блистала богатыми украшениями местных икон", - пишет в своей книге о.Иоанн. Тут же он перечисляет буквально попредметно все, что имелось в храме Живоначальной Троицы наиболее примечательного и драгоценного. А затем присовокупляет: "Вся утварь и все ризы, составляющие до 8 пудов серебра, сделались добычею хищнаго врага". И здесь же описывает, каким образом это произошло: "Все это имущество при наступлении угрожавшей опасности убрано и спрятано было в настоящей церкви в вырытой на правой стороне под деревянным помостом яме, где и сохранялось долго и с большой надеждою, по причине лежавших над тою ямою разных изломанных вещей и сору. Но перед выходом неприятеля очистили храм и лещадь подле помоста нехорошо положенная по закрытии ямы, обнаружила тайну сокрытого сокровища..."), но спасена была от поругания и осквернения, какому подверглись многия другия церкви, которыя неистовыми врагами обращены были в конюшни. В приделе Преподобного Сергия оставшимся Священником отправляема была служба с дозволения Французского начальства; а в трапезе жили многие разоренные, которые по причине сгоревших домов их находили сдесь убежище от холода. Настоящий храм, по изгнании неприятеля освящен Августа 30 дня 1813 года; а придельный по причине совершавшейся в нем службы освящен не был, и таких храмов в Москве находится немного". (1).

Этим "оставшимся священником" был благочинный о.Георгий Легонин, в прошлом учитель Московской Академии: он не пожелал покинуть церкви и таким образом явился свидетелем ее разграбления французами. Поскорбеть довелось ему немало, но зато он "имел утешение, для утешения и других, отправлять священнослужение, крестить младенцев и напутствовать святыми таинствами болящих своего прихода и других. За сие и за все претерпенныя поругания от врагов он, вместе с некоторыми другими, награжден был золотым наперсным крестом в 1814 году. В 1817 году в Мае месяце он выпросил себе увольнение от должности, с предоставлением места сыну своему Казанскаго Собора Диакону Димитрию Георгиеву, который и произведен был, и не служив ни однажды, скончался Июня 4-го дня. Отец же его скончался 1823 года Февраля 2-го дня, от роду 65 лет, послужив церкви сей 18 лет с половиною и прожив по увольнении 5 лет и 9 месяцев". (1).

"В настоящее время (то есть в 20-х — 30-х — 40-х годах 19 века - прим. Сост.), при помощи Божией, усердием и благочестием прихожан, храм приводится в первобытную красоту, и в продолжении 30 лет после претерпеннаго опустошения обогатился многими драгоценными вещами. В настоящем храме иконостас и стенное писание промыты и в некоторых местах исправлены в 1829 году. (...)

Церковь великолепною обогатилась утварью, и это богатство состоит не во множестве, но в драгоценности вещей". (1). Особо необходимо упомянуть о чудотворной иконе Спасителя, исцеляющего при овчей купели разслабленнаго; она стояла в трапезе в иконостасе на правой стороне, украшена была серебряною вызолоченною ризою, драгоценными камнями и жемчугом. "Многие в различных недугах притекают к сему образу, — пишет о. Иоанн Орлов, — и по мере веры получают исцеление от болезней. Довольно упомянуть об одном из таковых, это купец Павел Немков, который страдал долговременным разслаблением, многия по совету врачей испытал средства, и все безуспешно. Но после долговременнаго страдания получил неожиданно исцеление в тот день, когда с горячею верою и молитвою совершил пред сею иконою молебствие в своем доме; это было в 1811 году. В благодарность за исцеление, он до конца своей жизни совершал молебствие сему образу в неделю разслабленнаго, что и было причиною установившагося в этот день сей иконе празднования". (1).

А немногим позднее, в начале 50-х годов 19-го столетия, попечением святитетеля Филарета и настоятеля ее о. Иоанна Орлова Троицкая церковь обогатилась помимо утвари и новым приделом — в честь Владимирской иконы Божией Матери.

Сохранилось:

Также дошло до нас:

Кроме того, к делу приложена метрика, выдержки из которой дают возможность составить представление о том, как выглядела Троицкая церковь в начале 10-х годов нашего столетия:

"На церкви три главы: одна большая над настоящей церковью и две малыя над придельными алтарями, все покрыты листовым железом - позолоченныя, и еще одна четвертая над колокольнею из белой жести некрашенная."

"Кресты железные четырехконечные с полулунием на подножии вызолоченные. На главной церкви у креста есть цепи."

"Пол во всей церкви плитяной из подольскаго мрамора."

"Алтарь. До 1865г. помост алтаря возвышался от храма на 5 ступеней, а в 1865г. при возобновлении церкви и устройстве новаго иконостаса помост алтаря опущен на две ступени и в тоже время расширены окна, дабы сделать алтарь более открытым и светлым."

"Престол деревянный от помоста не возвышен; в ширину и длину 1 арш. 8 верш.; а в вышину 1 арш. 6 верш. никакими металлическими листами не обложен."

"Горнее место открытое без ступеней под полукруглым сводом. В небольшом углублении на месте заделаннаго окна устроена икона Спасителя седящего на престоле."

"Алтарь без разделения. Жертвенник деревянный, устроен на открытом месте; в вышину и ширину 1 арш. 6 верш. (квадратный)."

"Иконостас устроен весь вновь в 1865 году, столярной резной работы с колоннами, сплошь позолоченный, о пяти ярусах. Царския двери из створов одинаковой резьбы с иконостасом; в них шесть клейм (...) форма верхушек дверей полукруглая."

"Все иконы в иконостасе, кроме 4 икон Свв. Пророков и Апостолов, написанных в 1865г., - XVIIв. Писаны, как некоторые заключают, знаменитыми иконописцами, известными под названием "Бароновских" или "Строгановских".

Две иконы: "Нерукотворенный Убрус" и "Казанская икона Божией Матери" писаны, как полагают знатоки, Симоном Ушаковым. Все иконы в ризах и в деревянных рамах; надписей на них невидно.

Дальнейшее их сохранение обезпечено.

Есть местночтимая, как чудотворная, икона Спаса Исцелителя или Спасителя, исцеляющаго при овчей купели разслабленнаго."

"Стены настоящей церкви в 1865г. вновь оштукатурены и расписаны живописью худ. Мячковым и Колесовым. Фресок не было. Снаружи на восточной стороне церкви в верхнем ярусе вместо окна живописное изображение Св. Троицы."

"(Колоколов) Семь. На первом надпись: "1826го отлит сей колокол к церкви Живоначальныя Троицы что в Троицкой из прежняго болшаго разбившагося колокола весу 159 пудов литаго 1768 года из придаче малаго разбившагося колокола весу 8 пудов перелил завода содержатель и мастер купец Михаил Астраханцев вес 193 пуда 37 фунтов."

На втором: "1783 году апреля 12 дня 86 пудов".

На третьем: "вылит сей колокол в Москве в заводе маиорши Анны Петровны Венкович весу 33 пуда 15 ф."

На остальных 4х малых колоколах надписей нет."

"Церковь имеет наружное сходство с церковью Св. Иоанна Воина, что на Божедомке."

Священник. Сергей Иоаннов Любимов. Моск. Духов. Семинария. 56 лет. Служит здесь в сане Диакона и Священника 34 года.

Диакон. Андрей Павлов Ласкин. 33 года. Служит при сей церкви 8 лет. (40).

ГЛАВА VIII. ТРОИЦКОЕ ПОДВОРЬЕ — РЕЗИДЕНЦИЯ ПАТРИАРХА ТИХОНА. ЗАХВАТ ПОДВОРЬЯ "ВЫСШИМ ЦЕРКОВНЫМ УПРАВЛЕНИЕМ". ОТКРЫТИЕ НА НЕМ МОСКОВСКОЙ БОГОСЛОВСКОЙ АКАДЕМИИ

"Торжественная делегация членов Собора направилась на Самотеку, в церковь Троицкого подворья, где в этот день молился владыка Тихон, и митрополит Владимир торжественно благовестил:

— Преосвященнейший митрополит Тихон, Священный и Великий Собор призывает твою святыню на патриаршество богоспасаемого града Москвы и всея России.

— Понеже Священный и Великий Собор судил мене, недостойного, быти в такове служении, благодарю, приемлю и нимало вопреки глаголю, — ответил владыка Тихон, низко поклонившись своему народу". (28).

Так 5 ноября 1917 года, в самый разгар революции, лишь летом того же года вступивший на московскую митрополичью кафедру святитель Тихон (Белавин) становится первым после более чем двухвекового перерыва Патриархом Всероссийским. И так открывается одна из последних и безусловно — ярчайшая — страница истории Троицко-Сухаревское подворья. На 5 лет оно превращается в резиденцию Патриарха Московского и Всея Руси, становится центром церковной и духовной жизни страны — в годы для Русской Православной Церкви самые трудные, самые скорбные. Сюда обращаются взоры всех ее верных чад : сегодня, пожалуй, уже и невозможно представить, какие чувства испытывали, какие надежды питали люди, чудом обретя посреди охваченной огненной рекой революционного безумства России, Святейшего Отца и Господина... "В кровавом ноябре 1917 года, — пишет М.Вострышев в своей книге о патриархе Тихоне, — когда рушились основы многовекового православного государства, патриарх Тихон стал для России Великим Господином, вокруг которого — надеялись — еще соберется воедино Русская земля, Заступником и Печальником за Святую Церковь и верных ее чад, попираемых безбожной властью, Мучеником, жертвующим собою ради спасения православия и Отечества, Дивным Старцем, чьими молитвами простятся грехи народа. Тысячи поздравлений с избранием получил Святейший Тихон, в которых — боль за Россию, надежда на искупление грехов, желание быть полезным Отечеству, упование на Русскую Православную Церковь и ее Патриарха". (28).

Но надежды разбились о жестокую реальность. На смену им вскоре пришел страх за святителя. "(...) Уже с 1918 года жизни Патриарха стала угрожать опасность, в связи с чем было предпринято следующее: "19 февраля 1918 года на заседании Совета приходских союзов приняты меры по охране Патриарха ввиду участившихся арестов и нападений на служителей церкви. Охрану будут нести 24 человека, от 18 лет, ежедневно избираемые прихожанами, из них 12 человек будут оставаться на Троицком подворье от 8 часов вечера до 8 часов утра. Стража невооруженная, будет постоянно окружать и сопровождать Патриарха. Если кто-то попытается захватить его, ее задача немедленно разгласить это по всей Москве". Так писали "Московские церковные ведомости" в №4 за 1918 год. (29).

Воспоминания современников святителя Тихона воссоздаются картину его жительства на Троицком подворье. Жительства краткого, неспокойного, предшествовавшего аресту и долгим, изнуряющим допросам на Лубянке.

"Летом 1918 г., покидая Москву, в которую мне уже не суждено было вернуться, я пошел к Патриарху проститься. — рассказывает князь Григорий Трубецкой, — Он жил тогда еще на Троицком подворье. Меня провели в старый, запущенный сад. Патриарх в простом подряснике и скромной скуфейке имел вид простого монаха. Это были короткие минуты его отдыха, и он видимо наслаждался солнечным днем и играл с котом "Цыганом", который сопровождал его в прогулке". (30).

"Доступность Святейшего и его простота в общении были у всех на виду и на слуху, поэтому на Троицкое подворье никогда не прекращался поток духовенства и мирян со всех концов России, обращавшихся к своему заступнику и врачевателю за помощью и советом. И никто не уходил от него без успокоения и благословения. Нередко Патриарх приглашал приходивших разделить с ним скудную трапезу, нуждавшимся помогал деньгами и продуктами (как "буржуй", он не получал пайка, зато рыбники и зеленщики Сухаревского рынка наотрез отказывались брать плату за продукты для кухни Патриарха). (...)

Шел 1920 год. Гражданская война, голод, холод...

На Введение, в день вступления своего на патриаршество, Святейший служил на Троицком подворье литургию, в своей обычной, домашней, скромной обстановке.

Тогда, в голодные годы, было обычаем среди прихожан и некоторых постоянных богомольцев Троицкого подворья приносить иногда от скудости что-либо из съестного Святейшему. Святейший, конечно, не голодал, но люди, желая хоть чем-нибудь выразить ему свою любовь, несли, кто что мог. Кто нес домашний пирог с рыбой или вареньем, кто — печенья, кто — еще что-нибудь из несложной гастрономии того времени.

Все принимал Патриарх с благодарением и улыбкой.

В этот день, как и всегда после литургии, он вышел на солею благословлять народ, который любил и ценил этот момент личного общения с архипастырем и отцом.

В конце благословения, среди других, подошла к нему одна старая, бедно одетая женщина и, прежде чем принять благословение, подала ему на бумажке кусок колотого сахара и два соленых огурца и сказала:

— Прими, отец, не погребуй...

Святейший принял подарок, передал его стоявшим тут же возле него иподиаконам, а сам, нагнувшись с солеи, обнял старуху и поцеловал ее в лоб". (28).

А вот любопытная запись из дневника москвича Никиты Окунева, посетившего весной 1922 года ту же домовую подворскую церковь: "Пошел сегодня за всенощную на Патриаршее подворье. Прекрасная, "правильная" служба, как в небольшом монастыре незабвенного старого обихода. Служил простой иеромонах с одним иеродиаконом, но на правом клиросе звучное и умелое пение любителей церковного пения обоего пола, по-видимому, из духовного звания (поют, а вместе с тем молятся), на левом — знаменитейший чтец, молодой человек с редким по красоте голосом и изумительной дикцией. Когда ему приходилось петь, ему вторит патриарший архидиакон Автоном, не ахти какой басище, но певец складный и умеющий. В общем, очень хорошо, но и очень грустно. В алтаре всю всенощную стоял сам Патриарх, как простой богомолец. Его можно было видеть, став за левым клиросом, в те моменты, когда открывались царские врата. Он стоял направо, в сторонке от престола, в простой рясе.

Так вот он и на суде предстал, "высокий и стройный". Грустно было смотреть на такое, может быть, и любезное его сердцу, но теперь, безусловно, вынужденное смирение главы Российской Церкви. А паства? "Боголюбивая" Москва, где же она? Отчего она не потянулась в эти дни именно сюда, в этот русский Ватикан? Ведь все знают, все читают, что на Патриарха спущена вся свора спецов по богохульству. Все смутно ждут крайнего утеснения Святейшего отца. Ясно, что ему подготавливают всякие поношения и лишения, вплоть до "высшей меры наказания". Так чего же не шли взглянуть на патриарха в такие черные и тяжелые для него дни? Разве мало в Москве стариков и вообще почтенных людей, обязательно посещающих воскресные церковные службы? Ну и шли бы, или на трамвае ехали со своих Плющих, Хамовников, Серпуховок, Таганок, Бутырок или Грузин на Троицкое подворье. Шли хоть бы поочередно от каждого прихода по одному приличному пожилому человеку. Тем самым поспорили бы с неверующими, которые теперь очень кричат, да и не без основания, что кончено дело Церкви — распадается она, редеет, вырождается!" (28).

О жизни Патриарха Тихона на подворье, о его насельниках, рассказывает в своей книге "Новые мученики российские" о. протоиерей Михаил Польский. "Жил Патриарх в прежнем помещении московских архиереев в Троицком подворье Сергиевской Лавры, "у Троицы на Самотеке". Этот скромный, хотя и просторный дом имел крестовую церковь, где монахи Сергиевской Лавры ежедневно совершали положенное по уставу богослужение. Рядом с алтарем помещается небольшая моленная, уставленная иконами; в ней Патриарх и молился во время богослужения, когда не служил сам. Но служить он любил и часто служил в своей крестовой церкви. Дом окружен небольшим садиком, где Патриарх любил гулять, как только позволяли дела. Здесь часто к нему присоединялись и гости, и близко знакомые посетители, с которыми лилась приятная, задушевная беседа, иногда до позднего часа. Садик уютный, плотно отделенный от соседних дворов, но детишки-соседи взбирались иногда на высокий забор, и тогда Патриарх ласково оделял их яблоками, конфетами. Тут же и небольшой фруктовый садик, и огород, и цветник, и даже баня, — но все это было запущено за время революции.

Конечно, и стол Патриарха был очень скромный: черный хлеб подавался по порциям, часто с соломой, картофель без масла. Но и прежде преосвященный Тихон был совсем невзыскателен к столу, любил больше простую пищу, особенно русские щи и кашу.

Кто бывал в приемной Патриарха Тихона в Троицком подворье на Самотеке, отлично помнят огромного, тучного, размашистого и быстрого в походке патриаршего эконома архимандрита Анемподиста Телегина, который при изъятии ценностей церкви этого подворья, облачившись, заявил свой протест комиссии, а потом разоблачился и вышел из храма. Такой земной и плотяной по виду монах совсем не казался героем духа и нравственной силы. Однако Патриарх знал своего эконома, этого простого, малообразованного человека. Когда из суда приходили и сообщали о его поведении, Патриарх с улыбкой говорил: "Ну, мой Анемподист не сдастся, на него я надеюсь".

Газета "Правда" (30 апр. 1922 года) дала описание его допроса, далеко не полное, опустив многое неприятное для советской власти, о чем рассказывали слушавшие процесс.

"— Я по убеждению монархист, — заявляет иеромонах Чудова монастыря Телегин.

— К партии принадлежите?

— Нет, я беспартийный... служитель престола.

Трибунал заинтересовался столь неожиданно вынырнувшим монархистом.

— Как же вы монархист, когда монарха нет? Ведь апостол Павел говорит: повинуйтесь существующей власти.

— Я и повинуюся: живу тихо, смирно, как все смертные, власти не касаюсь.

— Где же вы служите?

— Был штатным священником первой Донской казачьей бригады. Теперь служу в домовой церкви патриаршего подворья.

— Это вы там оскорбили комиссию?

— Да, я назвал членов ее грабителями и насильниками. Я служитель престола и мне очень тяжело, когда отбирают священные предметы".

Священник, сидевший с ним в одной камере, рассказывал, как он нетерпеливо ждал казни. "Жду, не дождусь, — говорил он, — встречи с Господом моим Христом". Веселый, он принял в свои руки приговор над собой. "Наконец-то вы пришли за мной!" — сказал он. — "Распишитесь"... — "С удовольствием", — ответил он и особенным росчерком украсил свою подпись на бумаге". (31). (Согласно последнему описанию драгоценностей Оружейной палаты, в ней ныне находится среди прочего: "№83. Панагия с цепочкой VII века. Серебро, золото, эмаль, драгоценные камни. Поступила из Троицкого подворья в 1918 году". — "Русское серебро XIV — начала XX века из фондов Гос. музеев Московского Кремля". Москва, 1984. С. 224.).

Вскоре вслед за архимандритом Анемподистом был арестован и сам Святейший. "На следующий день после допросов в Московском ревтрибунале и ГПУ, в субботу третьей недели по Пасхе, 23 апреля/6 мая, в шесть часов пополудни, когда в церквах благовестили к всенощной, отряд красноармейцев появился на Троицком подворье и объявил Святейшему Тихону, что отныне он находится под домашним арестом. (...)

26 апреля/ 9 мая 1922 года в Москву из Петрограда прибыли главари обновленчества — протоиерей Александр Введенский, священники Владимир Красницкий и Евгений Белков, псаломщик Стефан Стадник. Несколько дней они вели переговоры в "различных инстанциях", а ночью с 29 апреля/12 мая на 30 апреля/13 мая начальник охраны беспрекословно пропустил их в сопровождении двух сотрудников ГПУ к уже легшему почивать Святейшему Тихону. Непрошенные гости подняли с постели Патриарха и повели с ним беседу.

— На днях, владыка, — первым заговорил хладнокровный Красницкий, растягивая слова, словно на церковной службе, — объявлено 11 смертных приговоров. И кровь этих страдальцев лежит на вас, распространившем прокламацию о сопротивлении изъятию церковный ценностей.

— Это очень тяжелое обвинение, и я его уже слышал на суде. Но не ожидал, что духовные лица тоже осуждают меня.

— Ваше послание, — вспылил элегантный Введенский, у которого крест на тоненькой цепочке напоминал импозантный брелок, явилось сигналом к гражданской войне Церкви против Советской власти.

— Вы, наверное, не читали его, если так полагаете, — горько вздохнул Святейший. — Кто же, по-вашему, если не я, должен защищать права Церкви?

— Мы! — выкрикнул Красницкий. Это было похоже на ленинское: "Есть такая партия!" — Ибо мы готовы сотрудничать с Советской властью, а вы ее враг. Вы демонстративно анафематствовали большевиков, призывали к сокрытию церковного имущества, вы выступали против декрета "о свободе совести", посылали через епископа Ермогена арестованному Николаю Романову благословение и просфоры. Вы именем Церкви решили свергнуть Советскую власть...

— Зачем вы пришли ко мне? — перебил увлекшегося перед сотрудниками ГПУ "священника" Патриарх.

— Мы хотим, — вступил в бой Введенский, — чтобы вы отошли от церковной власти, отдав распоряжение о созыве Собора, а до тех пор мы, по распоряжению ВЦИКа, будем управлять вашей канцелярией.

— Но иереи не имеют права заменять Патриарха.

— Но надо передать власть, дела стоят без движения, а вы арестованы и будете преданы суду, — наконец внес свою лепту в апокалипсическую беседу и псаломщик. — Неужто вас не беспокоит дальнейшая судьба Церкви? Да и товарищ Калинин ждет, о чем мы с вами договоримся...

Делегация столпов обновленчества предложила Патриарху снять сан, сложить с себя обязанности по управлению Церковью и передать канцелярию, печать, и прочее имущество им, представителям "Живой Церкви", ведь они с Советской властью и ее карательными органами живут в ладу.

— Патриаршество — тяжелый крест, который меня тяготит, — ответил Святейший, — но ни вы, ни я, а лишь грядущий Собор может лишить меня сана. Я напишу председателю ВЦИКа и объявлю своего заместителя на время заточения. Идите с Богом, — и Патриарх, благословив незванных гостей, выпроводил их за порог. (...)

Последнюю литургию на Троицком подворье в своем любимом храме преподобного Сергия Радонежского арестованный Патриарх Тихон совершил 1/14 мая...

Это было воскресенье, — вспоминает В.М. Миронова. — Здесь, в маленьком храмике, в присутствии немногочисленных молящихся, Патриарх в сослужении подворской братии совершил Божественную литургию — просто, без особой помпы и, как всегда, молитвенно. По окончании богослужения молившийся в алтаре, пребывающий на покое престарелый архиепископ Владимир (Соколовский), замечательный старец, в прошлом ревностный архипастырь-миссионер, объехавший в свое время чуть ли не весь свет, проповедуя Слово Божие (включая Америку и Австралию), приблизился к Святейшему, только что разоблачившемуся, чтобы приветствовать и одновременно проститься...

Взглянув в глаза друг друга и поняв в этом взаимном взоре более того, что смогли бы выразить обильные слова и длинные речи, они облобызались, обнялись и непрошеные слезы оросили их глаза, выражая взаимную любовь, уважение и сострадание. Присутствующие в алтаре сослужащие потупились и отвернулись в стороны... После сего, безмолвно и поспешно архиепископ Владимир покинул алтарь и вышел с подворья, чтобы более никогда здесь уже не появляться. (28).

Машина, доставившая святителя Тихона к месту его заточения в Донской монастырь, подъехала к Главному дому в ночь с 18 на 19 мая... А уже наутро подворье оказалось в полном смысле этого слова оккупировано "Высшим Церковным Управлением" (ВЦУ) обновленцев-живоцерковников.

"Днем 19 мая члены Высшего Церковного Управления, или, как его начали сокращенно называть, ВЦУ — рассказывают в своих "Очерках по истории русской церковной смуты" А.Левитин и В.Шавров, — переехали в Троицкое подворье. Здесь их ждал сюрприз: в розовой гостиной — в той самой, в которой их принимал накануне Патриарх, их встретил Антонин Грановский* (нужна сноска), который безапелляционно заявил, что он решил возглавить новое Высшее Церковное Управление, открыл первое заседание и сразу начал всем распоряжаться, ведя себя так, точно он находился в завоеванной стране. Инициаторы церковного переворота не решились возражать, а А.И.Введенский даже выразил по этому поводу свою радость. Так начал функционировать новый высший орган Русской Церкви". Его устройство, быт, по замыслу "живоцерковников" были максимально приближены к устройству и быту советских учреждений 20-х годов. Такое отнюдь не чудесное "преображение" бывшей резиденции московских архиереев, не могло не привлечь внимания молодой коммунистической прессы, чуткой и внимательной по отношению ко всему "новому и прогрессивному". "Вот зарисовка, сделанная в стенах Троицкого подворья корреспондентом одной из провинциальных газет:

"Вдали от суетного мира, в глухом переулке стоит Троицкое подворье, — пишет пензяк А.Зуев, — покои последнего Патриарха. В соседнем саду все так же шумят дубы и клены. В тихих залах все так же хмуро смотрят со стен портреты давно умерших князей церкви. Все так же ярко блестит навощенный пол. Все в том же чинном порядке стоят кресла. Переменились лишь люди и за их спокойной внешностью невольно чувствуется кипучее биение нашей жизни. Ушел из покоев великий господин всея великия, малыя и белыя Руси Патриарх Тихон. За ним ушли тихие, бесшумные слуги — келейники. Пришли новые, с новыми думами. Принесли в тихие покои новые, такие чуждые слова. На двери приемной висит вывеска: Центральный Комитет. Это Комитет группы "Живая Церковь". На дверях следующей комнаты, где восседал сам Патриарх, значится: "Президиум"; по лестнице поднимается священник, подмышкой у него "Правда" и "Известия". На площадке лестницы, под развесистым фикусом наряду с книжками "Живой Церкви", продаются "Атеист", "Наука и Религия". Тут же висит рукописная стенная газета Съезда — "Известия". В ней имеется отдел: "О контрреволюции в приходах". В приемную идут просители. Вот вылощенный иерей с академическим значком на груди. Вот старенький попик из Олонецкой губернии хочет вступить в группу "Живая Церковь". Все спрашивают у секретаря форму, по которой писать заявление. Секретарь подсовывает только что поданное предыдущим просителем заявление и попик долго без помарок его переписывает" (Пензенская газета "Трудовая правда", 1922. 18 авг. №189.С.2)." (32).

Тут же, на подворье, под руководством одного из идеологов "обновления" протоиерея Красницкого состоялся и Московский Епархиальный Съезд для избрания членов Всероссийского Поместного Собора 1923 года.

Размещалась здесь некоторое время и "краса и гордость" обновленческой Церкви - Московская Богословская Академия.

"Официальное открытие Московской Богословской Академии, занимавшей в Троицком подворье две комнаты, состоялось 6 декабря 1923 г. Это открытие вряд ли могло бы произойти, если бы не щедрая помощь американского епископа Нильсена, собравшего средства со своей паствы — несколько десятков тысяч долларов — в пользу Московской Академии. Ректором Академии был епископ Георгий (Добронравов). Вскоре его сменил сам А.И.Введенский". (32).

Просуществовала она, впрочем, недолго: вместе с бесславным концом обновленческого движения "замерла" и ее жизнь.

Затем история резиденции московских святителей развивается уже совсем прозаически - по типичному для тех горьких лет "сценарию": в 1929 году она передается под детский сад: домовая церковь разоряется, ее купол и шатровый верх звонницы сносятся. Храм Живоначальной Троицы превращается в склад, затем в него вселяется Мюзик-холл, Московский академический симфонический оркестр...

Также под различные "бытовые нужды" приспосабливаются при советской власти и принадлежавшие подворью строения.

ГЛАВА IX. ВОЗОБНОВЛЕНИЕ ПОДВОРЬЯ

О сегодняшнем дне Московского Подворья Свято-Троице-Сергиевой Лавры сказать пока можно очень немного: слишком недавно было оно возобновлено. Вкратце же "новейшая история" его такова.

В 1992 году Моссоветом был подготовлен список столичных "памятников архитектуры и культовых зданий", которые предполагалось в ближайшем будущем возвратить Церкви. Вошли в этот список и здание Митрополичьих палат вкупе с храмом Живоначальной Троицы. Осенью того же года Духовный Собор Лавры ходатайствовал пред Святейшим Патриархом об открытии Подворья. Ходатайство Собора Патриарх запечатлел одобрительной резолюцией, и уже вскоре был назначен настоятель возобновляемого лаврского владения. Впрочем, "владения" — это, пожалуй, слишком громко сказано: расположившиеся в относящихся к нему постройках организации освобождать "памятники архитектуры и культовые здания" не торопились. И потому первоначально все "подворье" вынуждено было разместиться в 17-ти метровой комнате в здании бывшей богадельни, принадлежавшей скончавшейся незадолго до его открытия старушке — внучке последнего пономаря Троицкой церкви. Вычистив и отремонтировав ее, настоятель с несколькими помощниками оборудовал временную часовенку. Там установили престол и на Пасху 1993 года в ней была отслужена первая литургия. С этого момента богослужения по воскресным и праздничным дням совершались здесь уже регулярно. И к середине лета, Троице, Подворье имело около 20 человек постоянных прихожан — ровно столько народу могла вместить в себя комната.

Что же до Троицкой церкви, то хотя постановление правительства Москвы в отношении ее передачи Подворью (вышедшее в мае 93-го) находилось у настоятеля на руках, до реального его выполнения было еще далеко. Если снаружи здание выглядело как - пусть в плачевном состоянии, пусть нуждающийся в серьезной реставрации — но храм, то внутри оно менее всего было похоже на нареченную "домом молитвы" Церковь Божию. В алтаре находился кабинет руководителя разместившегося тут Московского академического симфонического оркестра Павла Когана. Сам же храм был разделен перекрытиями на три этажа со множеством комнат, гардеробом и туалетами.

Начались затяжные переговоры. В конце концов руководство оркестра удалось все же убедить в необходимости передачи церкви, и после того как для музыкантов было подобрано удовлетворявшее их помещение, они вынуждены были оставить ее.

Примерно тогда же было возвращено Подворью здание Остермановской богадельни (ныне - братский корпус). А ХОЗУ МВД ( к которому относился устроенный в бывшей резиденции московских митрополитов детский сад) согласилось передать ему Митрополичьи палаты...

...За прошедшее с той поры время, многое уже изменилось. Тот, кто видел Троицкую церковь в пору ее "запустения",сегодня, пожалуй, может ее и не узнать: реставрация храма с внешней стороны уже завершена. Близки к окончанию восстановительные работы и внутри него: богослужение совершается во всех приделах — во имя Живоначальной Троицы, в честь Владимирской иконы Божией Матери и преподобных Сергия и Никона Радонежских и всея Руси Чудотворцев. Благоустраивается и украшается прилегающая к храму территория: разводятся цветы, уже рассажены специально доставленные сюда молодые деревца (в том числе — весьма редких нехарактерных для московского пейзажа пород).

Насельников сегодня не Подворье едва ли не более, чем когда-либо за всю историю его существования — порядка 15 человек. Службы совершаются в соответствии с монастырским уставом каждый день.

Дело обозримого будущего — благоустроение и приведение в надлежащий порядок Митрополичьих палат, где сейчас размещается приемная настоятеля, подворская "гостиница", воскресная школа и действующий при Подворье магазин "Троицкая книга".

Литература:

1. Священик Иоанн Орлов. Историческое описание Московской Троицкой Церкви, что в Троицкой, с ея приходом. Москва, в Университетской Типографии. 1844 г.

2. Записки о жизни Платона, Митрополита Московскаго, им самим писанныя, и окончанныя Самуилом Костромским Епископом. в Кн.: Снегирев И.М. Жизнь Московскаго Митрополита Платона. Москва, 1890 г. Ч. 1, С. 222 — 223.

3. Переписная книга г. Москвы. 1638 г. Москва, 1881. С. 245 — 246.

4. Холмогоровы В.И. и Г.И. Материалы для истории, Археологии и Статистики Московских церквей... Москва, 1884 г.

5. ЦГАДА, ф.931, оп.2, д.2579, л.1, л.2.

6. ЦГАДА, ф.1204, оп.1, д.199, л.11 — 11об.

7. РГАДА, ф.1204, оп.1, д.260, л.5 — 6об.

8. РГАДА, ф.1204, оп.1, д.260, л.33.

9. ЦГАДА, ф.1204, оп.1, д.3291. — 1816 г., л.71 — 73об; д.3100 — 1813 г., л.173 — 174, 213 — 213об.

10. Очерк жизнеописания Высокопреосвященнаго Филарета, митрополита Московскаго и Коломенскаго. Москва, 1875 г.

11. Григорий архимандрит. Воспоминания о высокопреосвященном митрополите Московском Филарете. // Прав. Обозрение. 1888, Декабрь.

12. Сушков Н.В. Записки о жизни и времени святителя Филарета, митрополита Московского.

13. Амвросий, архиепископ. Воспоминания о приснопамятном святителе Филарете, митрополите Московском Преосвященнаго Амвросия, архиепископа Харьковского. Харьков. 1897 г.

14. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию (1831 — 1867). Москва, 1877 — 1884.

15. Пономарев С.И. Высокопреосвященный Филарет, митрополит Московский и Коломенский. Киев, 1863 г.

16. Иоанн (Снычев) митрополит. Жизнь и деятельность Филарета, митрополита Московского. Тула, 1994 г.

17. Флоринский И.Н., протоиерей. Филарет, митрополит Московский и "Записки" о нем С.Соловьева. Москва, 1896 г.

18. Шаров И.С., священник. К воспоминаниям о святителе Филарете // Душеполезное Чтение. 1898 г. Ч. 3.

19. Корсунский И. Святитель Филарет, митрополит Московский. Его жизнь и деятельность на московской кафедре, по его проповедям, в связи с событиями и обстоятельствами того времени (1821 — 1867). Харьков, 1904 г.

20. Орлов И., священник. Благоговейное воспоминание о Филарете, митрополите Московском. // Душеполезное Чтение. 1898 г. Ч. 3.

21. Вениамин, архимандрит. Домашняя записка о служениях митрополита Филарета и о разных случаях. // Две могилы в Покровском Миссионерском монастыре в Москве. Историко-биографические очерки священно-архимандритов о.Филарета и о.Вениамина. Сост. Н.Бочаров. Москва, 1889 г.

22. Чудеса митрополита Московского Филарета. Общество ревнителей Православной культуры. Братство Во имя Всемилостивого Спаса. Москва, 1994 г.

23. Лебедев А.П. Черты нравственного облика покойного митрополита Московского Филарета. // ЧОИДР. 1887. Кн. 2 / Цит. по сб. М.Д.А. Филарет, митрополит Московский в воспоминаниях.

24. РГАДА, ф. 1204, оп. 1, д. 10435, л. 153об.

25. Современник о кончине митрополита Филарета. По письмам профессора П.С.Казанского. // Христианин. б.м. и г.

26. Кончина и погребение в Бозе почившаго архипастыря, митрополита Мсоковского Филарета. // Заметки Православного Обозрения. 1867. Ноябрь. / Цит. по сб. М.Д.А. Филарет, митрополит Московский в воспоминаниях разных авторов. б.м. и г.

27. Московские церковные ведомости. 1899 г. N 36. С.446; ср. за тот же год N 33. С.408.

28. М.Вострышев. Патриарх Тихон. Москва, "Молодая Гвардия", 1995 г.

29. Московские церковные ведомости. 1918. N 4.

30. Путь. Орган русской религиозной мысли. N 1 (сентябрь 1925 г.). Князь Г.Н.Трубецкой. — Памяти Святейшаго Патриарха Тихона. Москва, Иформ-Прогресс. 1992 г.

31. Польский Михаил, протоиерей. Новые мученики Российские. Джорданвиль, 1949. С. 99 — 102, 195 — 196.

32. Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Кюснахт. 1978. Т. 1, С. 132 — 133; Т. 3, С. 58.

33. Путь. Орган русской религиозной мысли. N 1 (сентябрь 1925 г.). П.К. Иванов. — Епархиальный съезд в Москве. Москва, Иформ-Прогресс. 1992 г.

34. ЦГИА, М., ф. 203, оп. 744, д. 1722, л. 11.

35. ЦГАДА, ф. 235, оп. 1, д. 1156, л. 1.

36. ЦГАДА, ф. 235, оп. 1, д. 1156, л. 1 — 1об, л. 3об — 4.

37. А.Ф.Малиновский. Обозрение Москвы. Москва, "Московский рабочий", 1992 г.

38. ЦГИА, М., ф. 2126, оп. 1, д. 1047.

39. РГИА, СП.б., ф. 218, оп. 3, д. 1364. - 1850/51гг.

40. ЛОИА, ф.1, д. 195 (1911г.).